В лесу
В лесу
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
В лесу, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1938
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
Декабрь уже, зима, морозы. Снежный наст. Ходить можно только в валенках.
Звездные декабрьские ночи. Воздух прозрачный.
Любил я ездить декабрьскими ночами. Теплый полушубок, меховая шапка. Еще надо шарфом закутаться да поверх надеть армяк.
Едем в розвальнях за двенадцать верст в гости к лесничему. Едем по лесу, а с еловых веток снег сыплется. Проезжаем место, где ходили летом. Переехали реку. Большой сосновый лес. В лунном свете искрится снег. Таинственен и даже страшен лес в своей тишине.
— А ты знаешь ли, Яшка, дорогу-то?— спросил Василий Сергеевич возчика.
— Знаю,— отвечает Яшка,— только надо бы брать от реки-то поправее, а Феоктист влево взял.
— Ну вот опять напутаете. ‘Правей, левей’. Черт вас возьми.
— Стой, Феоктист!— кричит Василий Сергеевич.
Феоктист остановился.
— Ты чего от реки-то влево взял?
— А что?— кричит Феоктист.
— А то, что дороги не знаешь.
— А кто ее знает, дорогу-то занесло.
— Занесло!.. черти путаные!— надрывается Василий Сергеевич.
— Вернемся лучше… — робко предлагает Коля Курин,— а то замерзнем, у меня ноги застыли… и шапка стала примерзать ко лбу.
— Что стали?— закричал с первой подводы Павел Александрович. Подошел Феоктист.
— А кто говорит ‘влево взял’?
— Яшка говорит.
— Ты чего еще, молоко на губах не обсохло, а еще учишь. Казенником надо. Межевую проедем и спускаться будем опять к реке, где дорога. Дорога-то не езжена. Зимой-то не ездят туда.
И Феоктист, опять сев на первую подводу, крикнул:
— Трогай, грех неровный…
— До чего есть хочется!.. — вздохнул сидевший сзади меня Юрий Сергеевич.
— Подождем,— сказал Василий Сергеевич,— это ты выдумал к леснику-то ехать. Вот заблудимся еще, замерзнешь, тогда узнаешь…
— Вот и межевая,— закричал Феоктист.
Четко выделялся освещенный луной столб, на котором чернел орел. Быстро скользили розвальни, раскатываясь под гору от края леса.
— Что-то долго едем,— сказал Василий Сергеевич.
— Вот Большая Медведица-то,— заметил Коля,— кверх ногами стоит.
— Это совсем не Медведица,— сказал Юрий.
— А что же?
— Колька-то, астроном! Все знает… Это созвездие Близнецов.
— Эвона видать,— закричал впереди Феоктист,— огонек.
Переехав реку по мосту, мы подъехали к дому лесничего. Во дворе собаки лаяли непутем. Огня в доме не было.
Мы вылезли из розвален и постучали в калитку. Но никто не отвечал.
— Чего это?— удивлялся возчик Феоктист. — Знать, дома, что ли, нет? Огонек-то светил в окне.
Опять стучали в калитку и ворота. Никого. Собаки неистовствовали. Вдруг внутри двора резкий голос крикнул:
— Чего надоть? Эк безобразно стучите! Чего вам?
— Елычев дома?— крикнул зычно Василий Сергеевич.
— Елычев боле не находится в должности.
— Откройте, мы охотники здешние, надо погреться.
— Ночь, есеныт, какая охота. Место казенное, пускать не велено. Кто вас знает!— отвечал голос со двора.
— Ишь, уперся,— кричал Феоктист,— я старовский, свои люди. Ишь, дурака ломает — кто я, подумаешь…
Сердитый человек подошел к воротам и, сопя, отодвинул засов. Ворота отворились.
Возчики провели лошадей в ворота. В доме зажглась лампочка, мы вошли вовнутрь.
Перед нами, хмуро оглядывая нас, стоял небольшого роста сторож.
— Мы ведь не разбойники, дорогой,— казал Коля Курин.— Хорошо бы самовар поставить.
— Елычев уехал, все увез, а я-то тут — покуда новый лесничий приедет. Ежели в котелке, воду согреть можно,— сказал сторож. — Тоже вот это самое, в прошлый вторник к Елычеву также днем пришли охотники, да его за ноги да за руки связали, да револьвертом по голове. Молчи, говорят, а то убьем. Ну, это самое, конечно, деньги взяли. Казенные деньги. Охотники — говорили, а оно вона что вышло. Елычев-то опосля говорил:
— Я боле здесь не останусь. Их четверо было. Ну, в Переславе и пымали их. Парнишки молодые, с завода, вот ведь что.
— Пускай-ка теперь придут,— расхрабрился Василий Сергеевич,— мы им покажем.
— С меня чего возьмешь?— сказал сторож. — Шиш с маслом.
Раскладывая из корзинки на стол закуски, ставя бутылки, Павел Александрович спросил у сторожа рюмки или чашки.
— Нет ничего,— сказал сторож. — Вот постой, сейчас мисочку достану, да кружка есть.
В единственный нашедшийся у нас стакан Павел Александрович наливал каждому водки. Пили по очереди. А сторожу налил в кружку. Сторож, выпив и вытирая рот рукой, сказал:
— Опасно, лес… Я думаю — отпереть ворота, а вдруг опять это самое. У меня семитки нет денег-то, а уж беспременно бить будут: ‘Давай деньги!’ А вот вы приехали, я думаю, батюшки, опять разбойники. Перед вами-то тут тоже поглядывал какой-то. Морда такая бабья, противная. А тут вы, значит, стучать начали.
Приятель Вася тотчас же зарядил ружье и крикнул:
— Только вот пускай он в окно посмотрит, как я его по морде картечью умою.
— Постой,— сказал Юрий Сергеевич,— когда вы стучали в ворота, это я смотрел в окно…
— И я смотрел,— сказал Павел Александрович.
— То-то и дело, что здесь дорога в лес, эти самые-то лезут,— невпопад сказал сторож.
На всякий случай Василий Сергеевич завесил все же окна шубами. Тогда поставили стол посреди комнаты и в котелке заварили чай.
После ужина все расположились на ночлег на разложенном на полу сене.
Вдруг в ворота раздался стук. Сторож, слушая, мигал. Что-то было жуткое в доме лесника.
— Слышите?.. — с беспокойством спросил Василий Сергеевич.
Опять раздался стук.
— Пущай стучат,— сказал сторож.
Павел Александрович поднялся, взял ружье и вышел на крыльцо. Раздался выстрел.
— А собаки-то не лают,— тихо сказал приятель Коля. — Странно…
— Колька прав,— заволновался Василий Сергеевич, надевая валенки. — Да… приехали, здесь не поспишь…
— Да ведь это-то всегда тута,— сказал сторож.
— Да, странно… — заметил, входя, Павел Александрович. — Выстрелил — кто-то от ворот убежал.
— Ежели стрелять, есеныть, конечно, убегут,— успокаивал сторож. Вскоре мы все заснули.
Утром радостно освещало солнце огромный лес.
— Вот что,— входя и ставя крынку молока на стол,— сказал сторож. — Ведь ночью Анка, дочь моя, стучала в ворота. Из деревни крынку принесла да хлебушка. А мы-то думали, и что… Потому место такое — лес и лес. Всего ждать надоть.
В лесу — Впервые: Возрождение. 1938. 9 декабря. Печатается по газетному тексту.