В. В. Воровский
В кривом зеркале
УСЛУЖЛИВЫЙ ОКТЯБРИСТ
Фавн
В кривом зеркале, Воровский Вацлав Вацлавович, Год: 1909
Время на прочтение: 2 минут(ы)
В. В. Воровский. Фельетоны
Издательство Академии наук СССР, Москва, 1960
‘Хотя услуга нам при нужде дорога, но за нее не всяк умеет взяться’.
Это лучше всего доказал депутат и адвокат Шубинский, кандидат на освободившийся после смерти Плевако пост московского златоуста.
Решив выступить на защиту председателя Совета министров по запросу об Азефе, он пошел по стопам пресловутого крыловского медведя.
Есть люди, которые очень умело владеют своей речью, направляя ее как верное и сильное оружие.
Хитрейший из таких людей изобрел поговорку, что речь дана человеку для скрывания своих мыслей.
И есть другой сорт людей, которые сами подчиняются своей речи, поддаются ее неудержимому, стихийному ходу и — как бы в каком-то трансе — уже не в силах отдавать себе отчет в том, что они говорят.
К этому счастливому разряду ораторов милостью своего языка относится и депутат Шубинский.
Начав ограждать премьера от нападавших на него, он так увлекся независимой от него логикой своей речи, что к концу ее запустил премьеру ‘камнем в лоб’.
Одно слово — ‘услужливый октябрист’.
Как читатель еще помнит, в речи своей П. А. Столыпин старался доказать, что Азеф в качестве агента департамента полиции занимался в партии эсеров одним лишь ‘внутренним освещением’.
В подготовлении преступлений, в подстрекательстве к таковым других он де неповинен.
Напротив, он именно предупреждал преступления, осведомляя о них своевременно департамент.
Такова была основа речи главы правительства.
Но вот входит на трибуну деп<,утат>, Шубинский.
Он хочет защитить П. А. Столыпина от несправедливых нападок.
— Запрос идет об Азефе,— говорит он,— а искры мечут в председателя Совета министров.
И он с жаром начинает доказывать, что все доводы интеллигентов не обоснованы, что их документальные данные сомнительного происхождения, что они вовсе не доказали, что Азеф играл роль провокатора, подстрекал революционную молодежь на преступления.
Все сильнее и сильнее звучит голос оратора, все больше и больше возбуждается он, горячится, входит в азарт.
А бес болтливости уже сел верхом на его язык и управляет его речью, а речь управляет всем Шубинским, и нет уже контроля логики, нет задерживающей силы ума.
Дорвавшись до молодежи, которую хитрые революционные руководители посылают на преступления и смерть, оратор превосходит самого себя, подобно птице Сирин, сам себя позабывает.
— Посмотрите,— кричит он, потрясая кулаками,— кто совершает террористические акты? Те ли, кто заседает в революционном трибунале? Нет, они отравляют русскую молодежь: Сазонова, Каляева1. Кто посылал совершать преступления и предавал одинаково? Типы, как Азеф…
При этих словах в центре и в некоторых ложах произошло неловкое замешательство.
— Коллега,— шептал сосед Шубинского, дергая его за полу,— что вы говорите? Ведь вы сами доказывали, что Азеф никого на преступления не посылал! Ведь вы теперь опровергаете всю речь премьера! Пощадите! Остановитесь!
Но языком Шубинского овладел бес болтливости, он не мог остановиться…
Когда после этого его встретил тот, кому он пустил в пылу услужливости камнем в лоб, он только покачал головой и сказал:
— Ну, брат, и защитил! — и, махнув рукой, ушел.
А Шубинский отер платком вспотевший от усердия лоб и меланхолически заметил:
— Не понимаю. Я ли не старался?
‘Одесское обозрение’,
17 февраля 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
14 февраля 1909 г. Воровский резко критиковал выступление Столыпина а думе, указывая, что тот старается ‘обосновать’ отличие ‘хорошей’ провокации от ‘скверной.’ ‘Как ни крутить,— провокация остается провокацией’,— писал Воровский (‘Одесское обозрение. Из записной книжки публициста’).
1 Сазонов, Каляев — эсеры-террористы.