Года полтора тому назад, когда шла речь о сдаче городского театра не г. Никулину, а г. Багрову, мне пришлось писать о quasi-аристократизме театральной комиссии, от которой исходила знаменитая фраза: наш театр был дворянином, а Никулин сделал его мещанином1.
Мещане во дворянстве из театральной комиссии плакали над своим театром — дворянином в мещанстве. И эта пошлость заслуживала всестороннего осмеяния.
Но с течением времени театральная комиссия истосковалась по шлепкам критики и старается снова их заслужить.
Поводом послужили ей гастроли в городском театре ‘Кривого зеркала’ и ‘Театра смеха и сильных ощущений’2. Не имея основания протестовать с точки зрения аристократизма — ибо подобные зрелища предназначены для ‘избранной’ публики, а следовательно, ‘аристократичны’,— комиссия выступила на бой… за общественную нравственность.
Не смейтесь, господа, это дело вполне серьезно. Если Разуваевы и Колупаевы могут хранить заветы аристократии, то с таким же правом и успехом могут они предписывать обществу правила нравственности.
Репертуар ‘Кривого зеркала’ и ‘Театра смеха’ — безнравственен, т.е. он, собственно говоря, не просто безнравственен, а безнравственен лишь поскольку ставится на сцене городского театра.
Поставьте те же вещи — или даже худшие — в Сибиряковке3, а еще лучше в ‘Северном ресторане’4 — и ничего не будет безнравственного. Напротив, сами же члены комиссии охотно пойдут смотреть и получать истинное наслаждение.
Но в том-то и дело, что ‘место человека красит’ — по месту и человек, по театру и репертуар. Все относительно и условно, как доказывал еще Гегель. То, что нравственно в ‘Северном’, безнравственно в городском. То, что нравственно в городском, безнравственно (только там это называется: скучно) в ‘Северном’.
В этом делении отражается весьма характерная черта того самого общества, нравственность которого блюдет комиссия.
Собственно говоря, общество (просят не смешивать с толпой) едино и нераздельно. Оно одно и то же и в городском, и в Сибиряковском театрах, и в ‘Северном ресторане’. Это платежеспособная, а потому почтенная, а потому аристократическая, а потому блюдущая нравственность публика.
Но дело в том, что эта публика живет двойной жизнью. С одной стороны, она соблюдает хороший тон, нравственность, являет пример семейной и гражданской добродетели и посещает строгого стиля драму и оперу в городском театре. С другой стороны, она проводит ночи в кафешантанах и домах свиданий, имеет любовниц и любовников, развратничает, безобразничает, прожигает жизнь.
И каждое из этих положений требует своего антуража. Для первого — Ибсен, Л. Андреев или классик, для второго — ‘Ночь любви’, ‘Пансион м-м Серафэн’ или этуали.
А теперь представьте, что произошло бы, если бы строгая сцена городского театра допустила фарсы, оперетки и т. п.? Ведь совершенно исчезла бы раздельная линия между официальной и сокровенной эстетикой, а тем самым между нравственностью и безнравственностью.
Не права ли театральная комиссия, когда гонит безнравственные вещи со сцены театра-‘аристократа’?
Фавн
‘Одесское обозрение’,
13 июня 1909 г.
Перепечатывается впервые.
Поводом к фельетону явилось выступление товарища городского головы В. И. Масленникова на заседании городской управы, где он высказался против постановки на сцене городского театра таких фривольных зрелищ, какие демонстрировал ‘Театр сильных ощущений’.
11 июня 1909 г. ‘Одесское обозрение’ за подписью ‘П. О.’ в разделе ‘Театр и музыка. Городской театр’ опубликовало отклик Воровского на спектакль этого театра. Приводим его целиком:
‘Если бы ‘Петербургский театр смеха и острых ощущений’ не приехал вслед за ‘Кривым зеркалом’ и если бы он скромно приютился под названием фарса в ‘Сибиряковке’,— о нем, пожалуй, можно было бы просто промолчать. Но он претендует на нечто большее, и следует указать ему подобающее место. Это самый дюжинный фарс с самыми дюжинными силами, покусившийся под шумок ‘Кривого зеркала’ скормить одесситам свою сомнительную эстетическую пищу. Поскольку эта труппа ставит простой фарс, она дает не больше, даже несомненно меньше знакомых нам фарсовых трупп. В других же областях она переходит в балаганного пошиба шарж.
Вчерашний спектакль, очевидно, должен был служить ‘смеху’. Судя по программе, ‘сильные ощущения’ оставлены на сегодня. Но качество их можно было предвидеть еще и вчера’.
Воровский решительно отвергал спектакль как ‘сомнительную эстетическую пищу’. Участники же заседания городской управы, на котором обсуждалось заявление Масленникова, наоборот, защищали ‘новый жанр’, ссылались на его ‘большой успех в столицах’, но утверждали при этом, что в городском театре это зрелище недопустимо.
1 См. прим. к фельетону ‘Мещане умные и мещане неумные’ (No 7).
2 Столичные эстрадные театры, гастролировавшие в Одессе.