Иван Александрович Хлестаков осушил пятый бокал шампанского, и глаза его сразу посоловели.
Он удобно вытянулся в кресле и, сладострастно окинув взглядом городничиху и ее дочку, продолжал рассказывать:
— Да-с. Как же — это все я. Я и на Плеве покушение организовал, и на Сипягина1… Это я и есть Азеф.
У городничего последние волосы стали дыбом, а городничиха вся зарделась от трепетного восторга.
— Я и не только это,— продолжал Хлестаков.— Однажды вздумал проехать в Галицию изучить контрабанду на нашей австрийской границе. Вдруг идея — надо устроить покушение на наместника гр. Потоцкого. И устроил!
— Ах!
— Как же-с! Я и военные восстания организовал!
— Ну??
— Да-с, жил я, видите ли, в Финляндии, в Териоках, на даче. Ну, там у меня маленькая интрижка завязалась… Хе-хе-хе. А на это нужны деньги. Я и телеграфирую в департамент: готовится военное восстание, необходимы 50 000 р., переведите в Париж.
— И что же?
— Перевели. У меня все было налажено, и деньги я тотчас же получил. Послал в Кронштадт и Свеаборг2 по агитатору — расходов было только на билет 3-го класса. Восстания были устроены, а я с дамой моего сердца махнул в Норвегию в тихие фиорды!
— А как же вам-то ничего за это не было? — робко спросил городничий, бледный от ужаса.
— Мне-то? Хе-хе-хе. Я и не такие вещи проделывал.
— Ах, Иван Александрович, расскажите еще что-нибудь страшное…
— Еще? А вот, например, 9 января. Это ведь тоже я…
— Как? И 9 января вы устроили? Да не вы ли Гапон?3
— Я самый.
— Ах, я так и подумала сразу.
— Но, мама, ведь Гапон был поп, а Иван Александрович — коллежский регистратор.
— Да, то есть, конечно, разумеется… Да, я ведь тоже был попом. 9 января. Да, я переоделся попом…
— Ах, как это интересно!
— Я и ‘Князем Потемкиным’ управлял.
— Не может быть? Так вы и моряк?
— Ах, как я люблю моряков. У них такая красивая форма…
— Да-с, как же. Вы, может, слыхали — лейтенант Шмидт!4 Это — я.
— Вы? Вы лейтенант Шмидт?
— Но ведь лейтенанта Шмидта казнили, мама!
— Да-с, конечно, казнили. Разумеется, казнили. Но это другого казнили, который потом в думу был выбран5.
— Ну, понятно! Я сразу заметила, что вы ужасно похожи на лейтенанта Шмидта.
— Что за глупые вопросы, Антоша? Ведь Иван Александрович не революционер какой-нибудь, он честно служил своему начальству…
— Да-с, для меня, сударыня, долг службы прежде всего. Скажут, например: Хлестаков, организуй покушение на Сквозника-Дмухановского — и организую!
— Бббатюшка, ннне губите! — завыл городничий и опустился на колени.
— Не могу-с, я стою на страже государственной целости. Если пощажу вас, меня обвинят в соумышлении. Не могу-с.
— Бббатюшка…
— Я своего приятеля Гершуни отравил,— лепетал Хлестаков все более заплетающимся языком,— я убил Гапона… т. е. я сам Гапон, я велел убить себя самого, потому это для меня благо отечества, департамент, Рачковский6, Лопухин…
Тут он ссунулся с кресла на пол и захрапел, как самый благонамеренный обыватель. Все замерли.
Фавн
‘Одесское обозрение’,
29 января 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Написан в связи с делом Азефа.
1Плеве, министр внутренних дел, был убит 15 июля 1904 г. террористом Сазоновым. Организатором убийства царского министра Сипягина был один из руководителей партии эсеров, Гершуни, Г. А.
2В 1906 г. в Кронштадте и Свеаборге произошли крупные восстания войск против царизма.
3Гапон, агент царской охранки, инициатор предательского плана шествия рабочих Петербурга, 9 января 1905 г. к царю, закончившегося массовым расстрелом демонстрации (в марте 1906 г., после разоблачения, повешен рабочими в Озерках, под Петербургом).
4Лейтенант Шмидт, Петр Петрович (1867—1906), один из руководителей восстания моряков и солдат в Севастополе в ноябре 1905 г. По приговору царского суда расстрелян 6 марта 1906 г. на о-ве Березань.
5 Автор имеет в виду чертосотенца Шмида — члена Государственной думы.
6Рачковский — сподвижник Лопухина, один из руководителей охранного отделения, поддерживавший непосредственную связь с Азефом.