— Нет, вы подумайте, человек долгие годы служил и нашим и вашим.
— И никто не знал, что он — правительственный агент или революционер.
— Исполнял ответственные функции в департаменте полиции…
— Перебрал уйму казенных денег!
— И в то же время, оказывается, был членом центрального комитета ужасной подпольной партии!
— Членом-учредителем, ибо он ведь там с самого начала партии орудовал!
— Организатором боевой дружины, задачи которой — истреблять влиятельных и опасных для революционеров должностных лиц!
— Мало того, организатором целого ряда ужаснейших покушений!
— Правительство было уверено, что он честно служит делу, следя за происками революционных изуверов…
— А он в это время сообщал этим самым революционерам служебные тайны и подготовлял покушения!
— Революционеры же думали, что он предан им душой и телом и повиновались ему, как вождю…
— А он в то же время предавал их, служа департаменту полиции!
— Это, знаете ли, прямо из сказки какой-то…
— Из ужасного уголовного романа!
— Что в сравнении с подобной эпопеей все Шерлоки Холмсы?
— Что все Наты Пинкертоны?
— Но какое самообладание у человека: целые годы играть гнусную двойную роль и спокойно жить, посещать знакомых, появляться в публичных местах!
— Каждую минуту ожидать страшного разоблачения…
— Не быть уверенным, что где-нибудь в тиши уже готовится роковой приговор преданного правительства…
— Или преданной революционной партии…
— Думать, что может быть уже палач готовит виселицу…
— Или что кровожадный революционер уже точит нож…
— И спать спокойно, и есть, и позволять себе всякие развлечения…
— Нет, это, знаете ли, преопасная личность!
— Этот человек страшнее целой партии бомбометателей!
— О, да — это ведь ‘душа бомбы’, говоря языком Метерлинка.
— Совершенно верно — именно душа бомбы!
— Бррр…
— Но какое счастье, что правительство решилось на энергичные меры…
— То есть, какие собственно?
— Что оно арестовало это чудовище и сразу рассекло Гордиев узел интриги.
— Арестовало? Но вы заблуждаетесь. Он вовсе не арестован, он бежал — по одним сведениям в Южную Америку, по другим — в Японию.
— Да что вы, батенька, проспали? Вы газет, должно быть, не читаете!
— Оставьте неуместные шутки. Еще три дня тому назад сообщалось в газетах, что Азеф скрылся неизвестно куда.
— Азеф? Причем тут Азеф?
— Как причем? Да о ком же вы все время говорили!?
— Известно о ком — о Лопухине!
— ??!??
Фавн
‘Одесское обозрение’,
23 января 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Поводом к его написанию послужило нашумевшее дело Евно Азефа и Алексея Лопухина, приковавшее к себе внимание русской и зарубежной общественности. Один из руководителей ЦК партии эсеров и ее террористических групп, Азеф был тесно связан с царской полицией. Дело Азефа приняло особенно скандальный оборот после того, как бывший директор департамента полиции Лопухин, находившийся долгое время в контакте с Азефом, подтвердил, что разоблачения в адрес Азефа — подлинная правда. Лопухина арестовали, обвинили в сношениях с заграничным центром эсеров и приговорили к поселению в Сибирь. ‘Еще до недавнего времени,— писал по этому поводу Воровский в статье ‘Из записной книжки публициста’,— органы правительства энергично открещивались от прямой связи с провокационной агентурой. Опубликованное теперь официальное сообщение по делу Лопухина должно произвести… впечатление грома среди ясного неба. Ибо в этом сообщении правительство официально подтверждает факт организации провокатуры как государственного института и разоблачение провокатора (т. е. Азефа) приравнивает к государственному преступлению’ (‘Одесское образование’, 21 января 1909 г.).