В. Крестовоздвиженский
В. Крестовоздвиженский
Заметка
Заметка
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
В. Крестовоздвиженский. Заметка, Бухарев Александр Матвеевич, Год: 1860
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Серия ‘Русский путь’
Архимандрит Феодор (А. М. Бухарев): Pro et contra
Личность и творчество архимандрита Феодора (Бухарева) в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология
Издательство Русского Христианского гуманитарного института, Санкт-Петербург, 1997
Читая в No 62 ‘Моск<,овских>, вед<,омостей>,’ рассказ г. Глаголя о гонении, воздвигнутом семинарским начальством на Гоголя и Пушкина, мы припомнили другую историю, смысл и значение которой понятны без объяснений. Дело вот в чем.
Не знаем, как теперь, но в пятидесятых годах (1848—1852), студенты М<,осковской>, Д<,уховной>, академии с особенною любовию читали и перечитывали сочинения Гоголя, многие выдержки из его повестей, особенно из ‘Мертвых душ’, учили наизусть, а ‘Ревизора’ и ‘Женитьбу’ несколько раз даже играли в своих комнатах, хотя без всякой почти сценической обстановки, зато без помощи суфлера. Словом, произведения Гоголя были в то время постоянным предметом суждений и занятий воспитанников. При таком настроении, при этом дружном увлечении Гоголем, весьма естественно в каждом из воспитанников проявлялось желание видеть Н<,иколая>, В<,асильеви>,ча лицом к лицу. Что, если бы он встретился где-нибудь? Что, если бы вошел сюда? и т. д. Зная, что Н<,иколай>, В<,асильевич>, нередко бывает в Лавре, студенты в встречавшихся лицах, напоминающих какими-нибудь чертами портрет Гоголя, воображали, что видят самый оригинал. Как бы то ни было, но счастие видеть Н<,иколая>, В<,асильевича>, казалось несбыточным, хотя Троицкая лавра не слишком далеко отстоит от Москвы, куда уже возвратился Гоголь. Но судьба ли сжалилась над бедными студентами, или, как говорят, сердце сердцу весть подало, только настал и для студентов счастливый день, в который они увидели наконец желанного Гоголя. Это было 1 октября 1851 года. В послеобеденное время, часа в 4 или в 5, студенты пользовались по-своему свободным от учебных занятий временем, одни гуляли по посаду, другие, оставшиеся в комнатах, или читали, или ходили и курили, или покоились на диванах и столах, положив под головы огромные фолианты классиков и отцов Церкви. Один, помнится, играл на скрипке. Вошедший в это время в комнаты старших студентов профессорский слуга, по физиономии и приемам лучший тип гоголевского Петрушки, объявил, что сейчас придет отец Ф<,еодор>, с Голицыным. — ‘Так что ж?’ — спрашивают студенты. — ‘Только-с! так приказано сказать’, — и с этими словами он вышел из студенческих комнат, где в ожидании гостя порядок нисколько не изменился. Через несколько минут показался в дверях почтенный наставник студентов в сопровождении псевдо-Голицына. Студенты встали. Некоторые, видя в незнакомом посетителе знакомые черты, заметили вполголоса: ‘Это Гоголь!’ О<,тец>, Ф<,еодор>,, подходя к группе студентов, сказал: ‘Вы, гг., просили меня (полновесное спасибо тому товарищу, который передал почтенному наставнику единодушное желание студентов) представить вас Н<,иколаю>, В<,асильевичу>, Гоголю — я исполняю ваше желание’. Обращаясь потом к дорогому гостю, он прибавил: ‘Они любят вас и ваши произведения’. Не берусь, да и мудрено слишком передать, что чувствовали в это время воспитанники, смотревшие прямо в лицо Гоголю, которым грезил каждый из них, как грезят пансионерки черными усами и эполетами. Очень естественно, что при такой неожиданности студенты не сказали ни слова. Молчал и Н<,иколай В<,асильеви>,ч. Он казался нам скучным и задумчивым. Это обоюдное молчание продолжалось несколько минут. Наконец один из студентов, собравшись с мыслями, сказал за всех: ‘Нам очень приятно видеть вас, Н<,иколай>, В<,асильевич>,, мы любим и глубоко уважаем ваши произведения’. Н<,иколай>, В<,асильевич>,, сколько можем припомнить, так отвечал приветствовавшим его духовным воспитанникам: ‘Благодарю вас, гг., за расположение ваше. Мы с вами делаем общее дело, имеем одну цель, служим одному Хозяину… У нас один Хозяин’. Начав говорить несколько потупившись, Н<,иколай>, В<,асильевич>, произнес последние слова, устремив глаза к небу. Заметно в нем было какое-то смущение, он хотел сказать еще что-то, но как будто не нашелся и вслед за тем навсегда раскланялся с студентами, произнеся последнее ‘Прощайте!’ Только теперь очнулись воспитанники от тупого чувства, в которое повергла их неожиданность появления Н<,иколая>, В<,асильевича>,, и он вышел из дверей академических комнат при дружном, но отрывистом рукоплескании студентов. Спустя месяцев пять после посещения Гоголем Духовной академии, в тех же комнатах и при той же обстановке, безвестные читатели Гоголя тяжело вздыхали при вести о смерти его, последовавшей так же неожиданно, как неожиданно было посещение 1 октября. В ближайшее каникулярное время многие из них, проезжая через Москву, не миновали Даниловаго1 <,так!>,, чтобы не остаться в долгу у покойного за посещение Академии.
Вот как любили во время оно Гоголя воспитанники Московской Д<,уховной>, академии!
Если в свидетелях рассказанного нами случая не только не сохранилась любовь к Гоголю, но они еще воздвигают гонения на тех, которые читают произведения Гоголя, то или чересчур держатся они пословицы: ‘Honores mutant mores’… {Почести изменяют нравы (лат.).}2
Впервые: Московские ведомости. 1860. 26 мая. No 114. С. 901-902.
Василий Васильевич Крестовоздвиженский — москвич, служил по ведомству народного просвещения. Образование получил в Вифанской сем. и МДА (1848—1852), которую окончил со степенью кандидата богословия.
Мемуарная заметка о посещении Н. В. Гоголем в сопровождении о. Ф. Духовной академии 1 октября 1851 написана автором с полемической целью. В одном из предыдущих номеров ‘Московских ведомостей’ (1860. No 62. 18 марта.) была помещена заметка Глаголя о ректоре семинарии, запрещавшем воспитанникам читать светские произведения и решившем сжечь книги Пушкина и Гоголя из семинарской библиотеки. Крестовоздвиженский противопоставляет этому сообщению свои воспоминания о литературных интересах студентов начала 50-х годов, о благоговейном почитании ими Гоголя.
1 Гоголь был похоронен на кладбище Данилова монастыря в Москве.
2 Крылатая фраза, источник — очерк Плутарха ‘Жизнь Суллы’.