Крещенский сочельник. В церквах освятили воду. Купец Однодворов и супруга его вернулись из церкви и принесли с собой целый полштоф освященной воды.
— Ну, сподобил Господь!.. — сказал купец. — Ведь я до воды-то ни-ни… Ни Боже мой… Даже чаю не вкушал.
— И я от кофеища грешного удержалась, — отвечала жена. — А уж как тянуло! Просто ужасти. Думаю: выпью хоть черненького, по немощам моим, но как вспомнила, что бесы-то возликуют, а ангелы слезами зальются, глядя на мое малодушество, так вот меня словно кто опалил под сердце. Сейчас надо крестов богоявленских на дверях мелом наставить, — прибавила она.
— Ты обед-то вели подавать прежде, а уж кресты потом расставим… Есть до того хочу, что даже тошно.
— Нет, нет. Кресты надо прежде всего… Сначала очистим дом от бесовщины, а потом уж и за обед примемся.
— Да откуда у нас бесовщине-то было набраться?
— Как откуда? Дети маски надевали и беса тешили. А уж если его тешат — он тут, он радуется. Сама я под Новый год гадала, и воск лила, и бумагу жгла, — а это тоже бесу потеха. Значит, дом наш нечистый и его надо освятить крестом. Где мел? Дети! Сыщите мне мел!
— Да вели ты подавать хоть мне-то щи!
— А вот только у детей маски отниму да под плитой сожгу. Ребятишки! Где у вас маски? Давайте сюда.
— Мы, мамашенька, их до будущих святок…
— Нет, нет… Все под плиту. Не желаю я, чтоб дом наш харями погаными осквернялся.
Дети заревели.
— Цыц! — крикнул отец. — А то я, голодный, всех как Сидоровых коз перепорю!
— Оставьте нам хоть арапскую-то маску…
— Где у меня ремень? Где у меня подтяжки? Где веревка?
Мальчик принес маски. Мать схватила их и потащила в печку. Вернувшись, она стала ходить по комнатам и ставить на дверях мелом кресты. Отец бродил сзади и потирал желудок.
— Что у нас сегодня к обеду? — спрашивал он.
— Да уж известное дело, что в сочельник бывает… Лишь бы как-нибудь поесть… на то он и сочельник. Святые-то, вон, акридами да диким медом питались. Суп грибной будет.
— Суп грибной — это хорошо. Послушай… Кресты можно расставить и после обеда. Вели ты подавать на стол. Видишь ли, даже слюна бьет — вот как есть хочется.
— Погоди. Не умрешь. Сначала изгоним беса, а потом и за обед…
— Ну, делай, как знаешь, а я буду водку пить и рыжиками закусывать. Что у нас еще к обеду, кроме грибного супу?
— Да уж известно, что в постные дни. Надо воздерживаться. В постные дни разносолов не бывает. Пирогов с груздями и с кашей велела испечь.
Купец выпил рюмку водки, прожевывал рыжик и говорил:
— Пирог с груздем и кашей я даже обожаю. У тебя там в буфете кочанная капуста была… Дай-ко мне ключ…
Я достану.
— Эдакое нетерпение! Дай кресты-то расставить…
— Да ты, может быть, еще на чердак пойдешь кресты расставлять?
— А ты думал как? И на чердаке надо поставить крест, чтоб беса выгнать. Ведь мы на чердак-то за бельем ходим. Ну что за радость, если нечистая сила нас пугать будет? Черкни-ка ты мелком вон на том косяке — ты повыше меня. Мне не достать.
— Матушка! Руки не действуют. Я совсем ослаб, не евши. Так что же у нас еще-то к обеду будет?
— Да уж известно, что в сочельник многого не стряпают. Так, чуть-чуть… Кисель клюквенный велела сделать.
— С миндальным молоком? Это, брат, чудесно. Этим я могу до отвалу нажраться.
— Сыт будешь, а только уж известно — сочельник, пост… Быть бы живу.
— Ну а больше ничего?
— Как ничего! Аладьи будут с патокой.
— Ну, вот за это совсем мерси. За это повезу тебя завтра на набережную около Иордани прогуливаться. Вели только поскорее на стол подавать.
— Сейчас, сейчас… — отвечала жена, но вдруг вскрикнула: — Ах я дура, дура! Вот дура-то полосатая!
— Что такое? — искренно спросил муж.
— Да как же… Печем постный пирог, а сковородцы-то от скоромного масла я и забыла с кухаркой выжечь! Ну что теперь делать? Ведь после этого мы все должны оскоромиться со скоромного-то противня. Батюшки! И аладьи ведь на скоромной сковородке пекутся. Вот грех-то! Ну что тут делать?!
Купчиха стояла и разводила руками. Муж плюнул.
— Фу ты! А я думал и не ведь что… только попусту меня-то перепугала. Акулина! Подавай скорей на стол! — крикнул он кухарке.