В Калифорнию, Ядринцев Николай Михайлович, Год: 1875

Время на прочтение: 3 минут(ы)

ВЪ КАЛИФОРНІЮ!

(ФЕЛЬЕТОНЪ).

Игнашинская Калифорнія продолжаетъ приводить въ смущеніе лицъ, ищущихъ легкой наживы. Народъ, очертя голову, идетъ туда. Движеніе охватило весь край и дошло до того, говорятъ, что многіе изъ служащихъ въ одномъ областномъ правленіи оставили коронное поприще и бросились за поисками счастья. Золотая лихорадка росла. Невольно являлось сознаніе, что все это разразится страшнымъ бдствіемъ… Какъ бурный потокъ, молва о богатствахъ увлекала вс сословія: крестьянъ, казаковъ, мщанъ и чиновниковъ… Жалли народъ: онъ бросалъ пашню, оставлялъ на голодовку семью, самъ шелъ въ какой-то омутъ! Но не слышно было сожалній, когда въ путь двинулись гг. ‘областнуховцы’ (такъ величаютъ на окраин областныхъ канцеляристовъ), вчно ищущіе въ жизни какой бы то ни было Калифорніи… ихъ не останавливали, а какой-то шутникъ даже предложилъ подписку — проводины имъ устроить. Однако, извстіе объ отъзд областнуховцевъ меня крайне заинтересовало, и я отправился узнать, правда ли это? Прихожу я въ зданіе правленія, и представьте, какъ я уди вился… нтъ никого! Везд все поразбросано, все покинуто — и входящія, и исходящія! Кое-какъ розыскалъ я одного писца, задаю ему вопросъ: гд?…
— Старшіе на пирог у именинника, эскулапа Шмулярокова, а остальные вс въ Калифорнію ухали!..
— Вотъ теб разъ!.. Такъ-таки и ухали, побросали дла, бумаги?
— Нтъ-съ, бумаги немного захватили…
— По позвольте, какъ же старшіе-то сегодня на именинахъ, вдь въ прошломъ году у него именины были въ ма?..
— Точно-съ что въ ма, а въ позапрошломъ въ сентябр. Они не православные… у нихъ именины приходятся какъ-то предъ торгами на медикаменты…
И эти Калифорніи захотли… невольно хотлъ я воскликнуть, но остановился. Словомъ Калифорнія всхъ и вся взволновала, страсти закипли и явились глупыя комедіи и тяжелыя драмы… Вотъ одна изъ послднихъ.
Жилъ въ одномъ город ‘добрый, малюсинькій’ исправникъ {Нельзя ли безъ господъ исправниковъ и засдателей, г. фельетонистъ? Право, подвергаемся за это упрёкамъ со стороны столичныхъ Обозрвателей. Примч. Редактора. Приписка фельетониста. Намъ безъ этого невозможно!}, съ привлекательной, миловидной исправницей. Жили хорошо, хотя мерзости и большія за ними водились, но граждане, видя его маленькую, ничтожную фигурку, жалли его и оставляли въ поко. А кто бывалъ у нихъ въ дом, то семейное счастье рисовалъ всегда въ розовыхъ краскахъ. Пьетъ, бывало, рюмочку исправникъ и поглядываетъ умильно на супругу:— все, говоритъ, думаю, цензура позволитъ ли,— это онъ исправницу цензурой называлъ. Словомъ жили хорошо.
Сидитъ однажды исправникъ въ кабинет и подводитъ счеты своей Калифорніи. Калифорнія у него была не эфемерная и не Игнашинская, а самая обыкновенная въ нашихъ краяхъ: на пріискахъ ввреннаго округа рабочихъ въ настоящую операцію было столько-то, помножилъ исправникъ эту цифру на ‘три рубля съ рабочаго рыла’, и въ исправничьемъ карман получилась своя Калифорнія… Такъ онъ сидитъ и провирлетъ одинъ отчетъ за другимъ, иногда улыбнётся, иногда тихонько подлеца пошлетъ, что рабочихъ мало поставлено.. А въ это время исправница бесдуетъ съ засдателемъ Сашкинымъ. Сашкинъ слылъ за ухаря. Не даромъ говорили о немъ, что видли его разъ… утренней зимней зарей бгущимъ по улиц въ польдекоковскомъ костюм… Исторія осталась темной: кто говоритъ объ этомъ случа, какъ о несчастномъ rendez-vous, а кто какъ о простомъ побоищ, о скандал въ прекрасномъ мст. Но такъ или иначе, случай этотъ запалъ въ сердце любящихъ романы. По то было давно. Въ послднее же время съ мимъ замтно сдлался переворотъ. Онъ измнился къ лучшему, о похожденіяхъ его забыли, слухи о мерзостяхъ попритихли. Вс считали причиной ту простую двушку, которая приняла предложеніе раздлить съ нимъ жизненный путь и силою добраго своего сердца удерживала отъ безчестныхъ поступковъ. По ничто не вчно, прежній огонекъ вспыхнулъ и увлекъ Сашкина на прежній путь. Засдатель въ ухарской поз крутитъ усъ и устремляетъ пронзительный взоръ въ томно закатывающіеся глазки красавицы-исправницы. Та таетъ. Вздохъ за вздохомъ раздается. Происходитъ безмолвная сцена. Ничего не подозрваетъ нерчинскій Отелло. Глубокая драма совершается въ сердцахъ влюбленныхъ, является уже мысль, какъ у Юліи и Ромео покончить съ собой. Вдругъ счастливая всть и счастливая мысль. Открыта Калифорнія.
— Бжимъ!— говорить онъ.
— Бжимъ!— говоритъ она.
И вотъ пока Отелло корпитъ за бумагами, лихая тройка уноситъ засдателя и исправницу къ новой Калифорніи. Синютъ горы, уходя въ чарующую даль, раздаются звонкіе поцлуи… Скоро, скоро граница и тамъ, въ покой Калифорніи, уже никто, никто не помшаетъ, тамъ свобода любви и кучи золота. О сколько золота!.. а золото любви никогда не помшаетъ.
Въ оставленномъ город, между тмъ, убивается несчастная женщина, потерявшая неисправимаго мужа, рветъ и мечеть Отелло, и полицейскія бумаги летятъ подъ столъ.
Счастливцы — любовники уже близь границы, и вдругъ навстрчу казачій объздъ.
— Что такое?!
— Пожалуйте назадъ, начальникъ приказалъ никого не пропускать! {Говорять, со времени этого печальнаго происшествія особенно усилены разъpды и задержки на пути въ Калифорні., а то ране было свободно.}
Скрылись волшебные замки, скрылись золотыя горы!.. Надо возвратиться назадъ… проштрафившемуся ухарю засдателю — къ свирпому начальнику, а исправниц — къ ужасному ‘малюсенькому’ Отелло.
О новая Калифорнія, сколько длъ ты натворила!

Затуранскій.

‘Восточное Обозрніе’, No 18, 1885

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека