В гетто
В гетто
В гетто, Юровский Леонид Наумович, Год: 1914
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Продолжим путешествие в Одессу Л.Н.Юровского. Ниже размещена его статья ‘В гетто’. Опубликована она газетой ‘Русские Ведомости’ (11 апреля 1914 года, No 83, с.3). Л.Н. напечатал её под псевдонимом ‘Юр. Лигин’ в разделе ‘Провинциальная почта’, в подразделе ‘Письма из Одессы’.
Два небольших пояснения перед прочтением. Упоминаемый в тексте Пеликан — городской голова Одессы Борис Александрович Пеликан. Слово ‘союзники’ означает — сторонники ‘Союза Русского Народа’ и, шире, сторонники взглядов, выражавшихся этой организацией.
Приезжий, которого врачи послали полечиться на лимане, проезжий, решивший пропутешествовать через Одессу в Константинополь или Крым, турист, который ограничит свой осмотр города прогулкой по Дерибасовской и Николаевскому бульвару, сходит в красивый театр между площадью и Пале-Роялем, послушает маленького, но знаменитого де Лукку и посмотрит большого, но незнаменитого Марьяшеса, — эти господа приезжие, проезжие и туристы легко могут счесть преувеличением, что город болен тяжкой болезнью и что население его, по крайней мере значительная часть населения, стонет и скорбит.
Вид с бульвара на порт, на море и на далёкий берег бухты так же очарователен, как и тогда, когда Одесса процветала. В конце Надеждинской (теперь ул. Гоголя, — в Одессе через каждые несколько лет переименовывают улицы) всё так же высится строгий и серьёзный готический замок, когда-то построенный на крутом берегу каким-то польским магнатом. В конце Николаевского бульвара по-прежнему стоит грациозный дворец графов Воронцовых, окружённый садом, который спускается до улиц шумного порта, — ещё, кажется, ‘неоткрытый’ памятник русско-итальянской архитектуры. Толпа имеет тот же пёстрый и оживлённый вид, что и в лучшие годы. Дамы нарядны и даже элегантны. Нет г-жи Бланжино, властительницы женских дум и закройщицы дамских платьев, но есть зато г. Берзон, который привозит из Москвы новейшие ‘французские’ шелка, а из Парижа привозит модели последних портновских ‘достижений’. Кофейни Робина и Фанкони полны. Соперничество заставляет владельцев этих учреждений, которым нет равных в России, вводить всё новые и новые улучшения: над устройством отделения Фанкони на углу Екатерининской и Ланжероновской интенсивно и успешно работала мысль архитектора, декоратора и ресторатора. В городе проведён электрический трамвай, и исчезла старая конка с пятью скамьями на двадцать человек (лишь генералы пользовались когда-то привилегией садиться на скамью, где уже поместились четыре пассажира). Некоторые улицы заново вымощены. На Соборной площади вырублены старые тенистые деревья (в Одессе любят рубить), но зато площадь приведена в образцовый порядок, и на ней по ночам не находят приюта хулиганы. Не пострадали, впрочем, и хулиганы, так как они обзавелись теперь собственными квартирами. На первый взгляд, всё в городе благополучно.
Но лишь на первый взгляд. В действительности же нет города в России, судьба которого была бы столь печальна и нелепа, как судьба Одессы.
Не нужно быть статистиком, чтобы по приезде в город полюбопытствовать, сколько в нём жителей. Я не имел досуга навести более точные справки, но достаточно осведомлённые лица говорили мне, что по последним полицейским сведениям, население Одессы превышает 600.000 человек. А по данным переписи 1897 года оно составляло несколько более 400.000. Оно возросло за это время в полтора раза. Город должен был богатеть и развиваться, чтобы с такой силой привлекать к себе людей, ибо ясно, что никакой плодовитости не хватит, чтобы в 17 лет увеличить население в этой пропорции.
Однако город не богател. Города даже оскудевал. Хозяйственное значение Одессы упало, и, может быть, упало безвозвратно. Об этом писали уже многие. Благосостояние Одессы покоилось, как известно, на вывозе хлебов. Наряду с ним ввоз различных продуктов из-за границы, вывоз сахара, спирта, муки и других изделий на ближневосточные рынки, местная обрабатывающая промышленность и местная торговля по снабжению большого района Одессы машинами, тканями и всякими другими товарами, — всё это имело второстепенное значение. Одесса переживала хороший год, когда небо посылало сельским хозяевам хороший урожай, а здравый смысл диктовал экспортёрам правильные расчёты, и они торговали с прибылью. Около хлеба сосредоточены были все интересы, на нём покоилась вся жизнь. А хлебная торговля Одессы сократилась. В 80-х гг. экспорт иногда доходил почти до 100 милл. пуд. в год, в 90-х гг. он поднимался до 150-ти милл. пудов, ещё в годы до войны он достигал высоких цифр. Теперь он в среднем составляет миллионов 60-70, а остальное отбили Николаев благодаря удачной рельсовой сети и Херсон, чрез который вывозит Днепровский район. Теперь появились мелкие самостоятельные порты на побережье, и в близком будущем Одессу ожидает новый несомненный удар: проведение железной дороги в южной Бессарабии и эмансипация Аккермана.
Но мало того, что уменьшился экспорт. Значительно меньший заработок с каждого пуда зерна остаётся в настоящее время в городе. Торговля ‘демократизируется’ всё более и более. Экспортные фирмы увеличиваются в числе, но сила каждой из них уменьшается. Конкуренция обострилась, и экспортёр довольствуется заработком в Ќ коп. с пуда и даже ещё меньшей прибылью. А если банки, в руки которых перешла большая часть хлебной торговли, и извлекают из неё какие-либо барыши, то и от этого городу мало пользы. Это — барыши акционеров, а не одесских обывателей.
Дела сократились, город стал беднеть, а население возрастает. В этом есть противоречие, как будто необъяснимое. Однако в условиях русской действительности оно объясняется просто. Одесса растёт благодаря наплыву еврейского населения. А еврейское население приливает по мере того, как репрессии становятся всё более строгими вне черты оседлости и вне местечек и городов. Выселяемые из Николаева тянутся в Одессу. Изгоняемые из Киева избирают то же направление. Выдворенные из сёл и деревень южной России чаще всего переезжают туда же. Одесса — самый большой из городов, в котором имеют право жить евреи. Варшава не в счёт для евреев, не знающих по-польски. Естественно поэтому, что выселяемые еврейские семьи эмигрируют в Одессу: в большом городе хоть впроголодь, но как-нибудь проживёшь.
В Одессе всё больше становится евреев и всё более обостряются в то же время национальные отношения. Нигде не культивируется так сильно, как здесь, антисемитизм и в самой тесной связи с этим союзническая реакция. Победа Пеликана была окончательным закреплением власти за союзниками. Город субсидирует листки явно уголовного характера. Управа набрала служащих, обладающих исключительно цензом союзнических убеждений. Хозяйничанье новых людей только началось, но в один голос все говорят, что времена Толмачёва и Моисеева представляются райскими днями по сравнению с временами Пеликана и его клики. Все учреждения, стоящие в зависимости от городского управления, не исключая даже мирового суда, проникнуты союзническими тенденциями. Администрация и полиция заботятся только о том, чтобы не отстать от движения.
Конечно, страдает всё население города. Но так как главный козырь Пеликана и его друзей — антисемитизм, то страдают в первую очередь евреи. Их нигде не преследуют так, как в Одессе, и в то же время они никуда не стремятся так, как в Одессу. Трудно сказать, случайность ли это, или же здесь осуществляется определённый план. Всё совершается так последовательно, что скорее можно предположить последнее. И если бы в России было не 5 милл., а 500.000 евреев, то, может быть, такой план имел бы успех. План согнать их всех в одно место, а затем, отдав это место на ‘поток и разграбление’ союзникам, заставить евреев эмигрировать из страны. Но так как их не 500 тыс., а 5 милл., то в этом плане нельзя найти ничего, кроме бесцельной жестокости, которая даёт совсем иные плоды, чем те, которые ожидают от неё, — плоды нищеты, озлобленности и вражды.
Оригинал здесь