А. В. Дружинин (1824—1864) и его дневник. (По семейным воспоминаниям).
А. В. Дружинин. Повести. Дневник.
Серия ‘Литературные памятники’
Издание подготовили Б. Ф. Егоров, В. А. Жданов
М., ‘Наука’, 1986
А. В. Дружинин родился в 1824 г. Родителями его были: Василий Федорович и Мария Павловна, которая первым браком была за офицером Ширяем, получившим рану в Итальянском походе Суворова, вскоре после этого умершим и оставившим вдове своей сына, который тоже был военным, но рано умер. Как была урожденной Мария Павловна, из документов не видно. Она родилась в 1774 г., была с первым мужем в Итальянском походе1. Овдовев, Мария Павловна вышла вторично замуж за Василия Федоровича, служившего в Московском почтамте экзекутором2. Сведения о рождении и службе Василия Федоровича имеются в его формуляре, сохранившемся в бумагах Ал<ександра> Вас<ильевича>. Во время службы Василий Федорович был оклеветан, арестован, отставлен от службы и находился некоторое время в заключении. В чем он был оклеветан, не видно из его документов. Но ему удалось оправиться, и он вновь был принят на службу. Они, жили в Москве, где их застал. 1812 г. При бегстве из Москвы Василию Федоровичу удалось спасти денежный ящик Почтамта со значительной суммой денег и представить его по принадлежности. В Москве они потеряли все движимое имущество. Впоследствии Василий Федорович перевелся в Петербургский почтамт чиновником особых поручений с чином действительного статского советника. За доставление денежного ящика ему было пожаловано имение в 1100 десятин в Гдовском уезде Петербургской губернии, в 80 верстах на юг от г. Нарвы, в 5 верстах от с. Заянья по дороге от деревни Малафьевки, именовавшееся Чертово Жилье, с некоторым количеством крестьян и переименованное им в сельцо Мариинское. Мыза была построена им рядом с деревней на берегу озера, имевшего около одной версты в длину и около полуверсты в ширину, без имени.
По озеру шла граница с соседним имением, принадлежавшим баронессе Е. П. Вревской, урожд<енной> Шмит, которое именовалось Чертово Пустое, оба эти названия происходили от уездной черты, т. е. границы, шедшей в давние времена мимо этих деревень. На возвышенном берегу озера Василий Федорович построил усадьбу, хозяйственные постройки — скотный двор, службы и проч., развел два фруктовых сада, построил грунтовые сараи для вишен и слив. В усадьбе были три постройки: двухэтажный дом, рядом с ним поодаль кухня и далее еще флигель, все построено было в одну линию. В этом-то последнем флигеле любил проводить лето Александр Васильевич. Во флигеле была одна большая комната, сбоку было крыльцо, в нем лестница, рядом с комнатой был коридор с печью, а за коридором две небольшие комнаты. Из коридора был также ход во двор. В большой комнате было три окна с двух сторон. Кругом стен были диваны, на которых можно было спать. При жизни Василия Федоровича случился в деревне пожар, после которого из деревни были сделаны два выселка, в 2-х верстах расстояния от Марьинской: на север — Лотохово и на юг — Васильевская.
Жили Дружинины на Васильевском острове. В 1824 г. их постигло наводнение, и они опять потеряли всю движимость. После этого они переехали на Владимирскую улицу. У них было три сына: Андрей, Григорий (мой отец, родившийся в 1818 г.) и Александр. Василий Федорович и Мария Павловна обладали достаточными средствами и дали сыновьям хорошую домашнюю подготовку. Старшие два брата поступили в Первый кадетский корпус, хотя имели вакансии в Пажеский корпус, но не хотели воспользоваться привилегированным учебным заведением. По окончании курса они вышли в л<ейб>-гв<ардии> Финляндский полк. Ал<ександр> Вас<ильевич> поступил в Пажеский корпус и тоже вышел в тот же полк. Он учился хорошо, знал языки. Ко времени пребывания в Пажеском корпусе относятся первые наброски дневника на французском языке, которые имеются в его бумагах: они писаны на листах синей бумаги.
А<лександр> В<асильевич> недолго оставался в полку: служба его не удовлетворяла, и, выйдя в отставку, он поступил чиновником в канцелярию Военного министра. Будучи офицером, А<лександр> В<асильевич> много читал и быстро. С тех пор он вошел в соглашение с книгопродавцем известным М. О. Вольфом, который давал ему читать все новинки по русской и иностранной литературе. Ал<ександр> В<асильевич> заслужил название ‘книжной мыши’. Нужно заметить, что в то время полковые библиотеки гвардейских полков обладали прекрасным подбором книг, и, по рассказам моего отца, в них были новейшие сочинения на иностранных языках по политической экономии и др. наукам, хотя и были запрещены к обращению в публике, но благодаря содействию того же М. О. Вольфа поступали без цензуры в библиотеки. Этим способом офицеры получали возможность пополнять скудное образование, полученное в корпусах. Но и чиновничья служба не удовлетворила Ал<ександра> В<асильевича>, он вышел в отставку. Связь с Финляндским полком, однако, не прекратилась. Он бывал в офицерском собрании полка, и многие из его однополчан остались его друзьями на всю жизнь. В полку он познакомился с художником Федотовым, которого поддерживал. Сохранились писанные Федотовым масляной краской портрет М<арии> Павловны, сидящей в кресле во весь рост, эскиз, на котором изображен А<лександр> В<асильевич>, идущий зимой по 11 линии Васильевского острова, и акварель: портреты Ан<дрея>, Гр<игория> и Ал<ександра> Вас<ильевича> сидящих за столом, исполненная по выходе А<лександра> В<асильевича> из полка, так как он уже в штатском платье. Кроме того, рисунки Федотова,— все это находится теперь в Русском музее, в Ленинграде. Акварель же издана в красках в истории Финляндского полка3. По смерти отца Ал<ександр> В<асильевич> поселился с матерью до своей смерти, жил в одной с ней квартире. В это время А<лександр> В<асильевич> стяжал себе имя в литературе, и его посещали литераторы, которые любили обедать у него и Марии Павловны, которую тоже почитали и любили.
В 1850 г. женился его брат Григорий и А<лександр> В<асильевич> любил бывать у него, часто обедал. С его женой, а моей матерью, Ольгой Петровной они были друзьями. Он звал ее ‘Олинькой’ (см. Дневник). Нас, детей, он также любил. Мне было всего 5 лет, когда он скончался но мне рассказывали родители, что он любил над нами подшучивать. Так, когда меня остригли под гребенку, он научил меня говорить, когда спрашивали: ‘Для чего тебя так коротко остригли?’ Я должен был отвечать: ‘Чтобы вша не завелась’.
Вторая шутка была следующая. Он спрашивал: ‘Что ты делаешь?’ Я должен был отвечать: ‘Пишу письма за границу’.— ‘Кому?’ — ‘Герцену’.— ‘О чем?’ — ‘О том, что наш царь помешался’. Приходит к нам как-то Д. В. Григорович, и вот ему говорят, чтобы он спросил меня, чем я занят. Он спросил, а я ответил по-заученному. Он замахал руками, запрещая, чтобы я никогда так не говорил, потому что за это могут посадить в тюрьму. Этим и закончилась ‘политическая’ шутка.
Дневник свой, на листах писчей бумаги, не сшитых между собой, А<лександр> В<асильевич> начал писать в половине 40-х гг. Каждую весну М<ария> П<авловна> и Ал<ександр> Вас<ильевич> уезжали на лето в Марьинское. М<ария> П<авловна> хозяйничала в имении, а А<лександр> В<асильевич> поселялся в своем флигеле и там продолжал заниматься литературой, редакцией ‘Библиотеки для чтения’, книги же получал из Петербурга, продолжал ведение своего дневника, в который вносил впечатления деревенской жизни, о посещении соседей, о приезжавших к нему и к матери его гостях. В хозяйство он не входил, только по освобождении крестьян он увеличил им земельные наделы против положенной нормы.
К нему приезжали Григорович, Некрасов и Тургенев — последние два ярые охотники. Они помещались в большой комнате флигеля, но бывали дома только утром и вечером, а весь день (кроме Григоровича) пропадали на охоте. Об этих посещениях есть сведения в Дневнике. Вечером они беседовали и занимались ‘чернокнижием’, т. е. сочинением нецензурных стихотворений порнографического характера, писанных рукой Некрасова и Тургенева. В некоторых из них упоминаются приятели их: В. П. Боткин, Д. В. Григорович, М. Н. Лонгинов и др.4 Есть предание, что Григорович написал в Марьинском часть своих ‘Рыбаков’5.
В 1853 г. Григорович нарисовал карандашом портрет А<лександра> В<асильевича>, Тургенева и Боткина. Этот рисунок находится теперь в Толстовском музее в Москве.
Нужно заметить, что А<лександр> В<асильевич> очень любил Марьинское. По этому поводу острил Григорович, что летом в Марьинском растут мох и богородицына травка, но зато зимой цветут на воздухе розы.
Поздней осенью в начале октября М<ария> П<авловна> и А<лександр> В<асильевич> возвращались в город, но ехали отдельно. М<ария> П<авловна> — в большой карете, запряженной четверкой, в которой помещалась она сама и три ее прислуги, на козлах сидел ее лакей. В карету складывался разный домашний скарб. Ехала М<ария> П<авловна> через усадьбы знакомых ей помещиков и останавливалась на день — на два в каждой усадьбе.
А<лександр> В<асильевич> прожил с матерью до своей смерти. У него была небольшая библиотека, которая погибла после его смерти и только впоследствии жалкие ее остатки, по преимуществу отдельные номера французских и английских журналов попали к моему отцу. После смерти А<лександра> В<асильевича> мой отец поместил М<арию> Пав<ловну> в тот же дом, где жил сам с семьей, на Моховую, в д. No 8. У ней была отдельная квартира, сообщавшаяся с квартирой отца через чистую черную лестницу. Она продолжала жить своим хозяйством и ездила каждую весну в Марьинское. В 1870 г. пришлось переменить квартиры, и отец купил дом No 23 по Сергиевской улице и в нижнем этаже поселил М<арию> П<авловну>. Ее квартира сообщалась внутренней винтовой лестницей. В декабре 1871 г. М<ария> П<авловна> тихо скончались на 97 г. жизни. Она заснула.
После смерти А<лександра> В<асильевича> все его бумаги и Дневник были переданы моему отцу. При издании сочинений А<лек-сандра> В<асильевича> архив с Дневником были переданы для чего-то Гаевскому, в бумагах которого случайно остались первые листы Дневника6. Теперь они находятся в б<ывшем> Пушкинском Доме в бумагах В. П. Гаевского. Потом архив и Дневник вернулись к отцу моему, и он сохранял их у себя в кабинете до своей смерти (1889 г.), но никому их не давал. Только при 25-летнем юбилее Литературного фонда он дал Л. Н. Майкову письма В. П. Боткина. Кое-какие из этих писем были им изданы в юбилейном сборнике7. После смерти отца я нашел весь этот архив, но тоже не разрабатывал его, занятый другими делами и литературными работами. Незадолго до своей кончины академик Л. Н. Майков просил меня разрешить ему ознакомиться с архивом А<лександра> В<асильевича>, чтобы издать его. Я передал ему бумаги, но без права снятия с них копий. Но он вскоре умер, ничего не сделав, и я получил архив уже после его смерти от его вдовы. С тех пор прошло несколько лет. Акад. Н.А. Котляревский и Б. Л. Модзалевский задумали издать бумаги и Дневник А<лександра> В<асильевича> в изданиях Академии наук. Издание, как и предполагалось, должно было занять до 40 печатных листов. Но это издание тоже не состоялось. Я только дал для печати письма И. А. Гончарова — в собрание Пушкинского Дома8 и письма Щедрина — в собрание писем последнего9. На выставке ‘Пушкин и его современники’ в Академии наук были выставлены: литературная группа и листы Дневника, на которых о ней говорится. Когда был юбилей Л. Н. Толстого, К. И. Чуковский купил для ‘Красной газеты’ право использовать письма Толстого к А<лександру> В<асильевичу>, но самих писем не опубликовал10. В то же время Цявловский получил от меня разрешение ознакомиться с теми листами дневника, где говорится о Толстом, но выкопировать эти листы я не позволил. Я принес Дневник в Археографическую комиссию, и там Цявловский читал эти листы. Никакой речи о втором экземпляре дневника не было. К. И. Чуковский, которому я разрешил ознакомиться с дневником для доклада в Пушкинском Доме о литературной деятельности А<лександра> В<асильевича>, тоже ничего о втором экземпляре Дневника не упоминал. Доклад остался ненапечатанным.
В 1916—1917 гг. редактор-издатель журнала ‘Библиография’11 Соловьева-Трефилова через проф. Шляпкина предложила издать архив А<лександра> В<асильевича>, в том числе и Дневник при журнале под редакцией проф. Шляпкина. Было об этом напечатано объявление в журнале и заключено условие. Живя у меня, пр<офессор> Шляпкин написал введение к бумагам биографического характера, я ему помогал, сообщая сведения о лицах, которых знал. Введение было сдано в типографию ‘Скорпион’, где и пропало в 1917 г. при закрытии типографии. Несколько листов (два-три) Дневника были уже скопированы на машинке. Издание не осуществилось.
Несколько лет спустя московский издатель Сабашников тоже хотел предпринять издание бумаг, выпросил у меня копию с листов (двух-трех), сделанную для ‘Библиофила’, чтобы ознакомиться с содержанием Дневника, обещая вернуть ее. Я послал ему эту копию, но, несмотря на повторные напоминания, почтенный издатель копии мне не вернул. После этой попытки бумаги А<лександра> В<асильевича> оставались у меня, а теперь перешли к моему сыну, тоже Александру Васильевичу. Из наследия А<лександра> В<асильевича> я продал в Толстовский музей в Москву подлинную группу литераторов, поясной фотографический портрет А<лександра> В<асильевича> работы Деньера, с которого сделан гравированный снимок, приложенный к изданию сочинений А<лександра> В<асильевича> (значительно уменьшенный), рисунок карандашом Григоровича, изображающий А<лександра> В<асильевича>, Тургенева и В. П. Боткина, сделанный в Марьинском в 1853 г.12 Письма В. П. Боткина были мною переданы И. А. Шляпкину в Белоостров, где он постоянно жил, для работы по введению. Он забыл мне их вернуть, а в архиве его я их не нашел, очевидно, опытная рука извлекла их оттуда13.
В. Дружинин.
Ростов, май, 29 число, 1933 г.
Умер А<лександр> В<асильевич> в 1864 г. и похоронен на Смоленском кладбище, рядом с ним похоронена его мать Мария Павловна. Могила окружена цоколем, над каждым положена плита из черного гранита и между ними такой же крест.
КОММЕНТАРИИ
Публикуется впервые по рукописи: ЦГАЛИ, ф. 167, оп. 1, No 3, лл. 1—11 об. Воспоминания племянника писателя Василия Григорьевича Дружинина (1859—1937), этнографа, члена-корреспондента АН СССР, содержат уникальные сведения о семье, о быте Д. в имении Мариинское, о судьбе архива Д. после его смерти. Из приводимых сведений вызывает сомнение год рождения матери Д.— 1774 (она родила Д. в 50-летнем возрасте?). Но если она с мужем-офицером участвовала в Итальянском походе 1799 г., то родилась она никак не позже 1780—1781 гг., так что ошибка могла быть допущена не более чем на 6—7 лет.
1 Имеется в виду Итальянский поход суворовской армии в 1799 г.
2экзекутор — чиновник, ведавший в канцелярии хозяйственными делами и надзором за порядком.
3 Акварельный рисунок П. А. Федотова, изображающий трех братьев Дружининых (см. в наст. томе), опубликован в кн.: Гулевич С. А. История лейб-гвардии Финляндского полка. СПб., 1907, ч. 4, отд. 2, с. 16.
4 В. Г. Дружинин сильно преувеличивает ‘нецензурность’ этих стихотворений, см.: ‘Дружинину’, ‘Загадка’, ‘Послание к Лонгинову’ (Некрасов, I, 413, 424—427).
5 Предание ошибочное: роман Григоровича ‘Рыбаки’ печатался в С 1853 г., а поездка его в Мариинское состоялась в 1855 г.
6 Эти листы неизвестны.
7 Имеется в виду сб.: XXV лет, 1859—1884: Сб., изданный комитетом Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым. СПб., 1884.
8 Неточно, опубликовано было только одно письмо Гончарова к Д. в кн.: Временник Пушкинского дома, 1914. Пг., 1915.
9Салтыков-Щедрин М. Е. Письма, 1845—1889. Л., 1924. В. Г. Дружинин передал для публикации 5 писем.
10 Неточно, большинство из них (7) уже было опубликовано в ст.: Чуковский К. И. Молодой Толстой — Звезда, 1930, No 3—5, еще одно письмо появится в свет уже после 1933 г., когда были написаны воспоминания В. Г. Дружинина, см.: Чуковский К. И. Люди и книги шестидесятых годов. Л., 1934, с. 75.
11 Журнал ‘Библиография’ неизвестен, В. А. Соловьева-Трефилова издавала журнал ‘Русский библиофил’ (1911—1916), объявление об издании Дневника Д. не обнаружено.
12 К Мариинскому этот рисунок не имеет отношения: Тургенев жил там в 1854 г., Григорович — в 1855, Боткин вовсе никогда не был, рисунок был сделан, вероятно, в Петербурге (или в Мариинском по памяти).
13 В настоящее время письма Боткина к Д. находятся в архиве Д. (ЦГАЛИ).