Уссурийский край, Пржевальский Николай Михайлович, Год: 1870

Время на прочтение: 80 минут(ы)

УССУРЙСКЙ КРАЙ
Новая территорія Россіи1).

1) Статья эта составляетъ нсколько главъ изъ приготовляемаго въ печати полнаго описанія Уссурійскаго края, гд авторъ провелъ около двухъ лтъ, занимаясь различными (преимущественно естественно-историческими) изслдованіями.
Уссурійскій край, пріобртенный нами окончательно по пекинскому договору 1860 года, составляетъ южную часть нашей Приморской Области. Онъ заключаетъ въ себ бассейнъ правыхъ притоковъ Уссури {Лвая сторона Уссури принадлежитъ китайцамъ. См. ниже прилагаемую карту Уссурийскаго края.} и ея верхняго теченія, кром того сюда же, въ обширномъ смысл, можно отнести весь за-Уссурійскій край, до границъ съ Манчжуріею и Кореею, а также побережье Японскаго моря, до широты устья Уссури.
Эта страна лежитъ между 42 и 48 св. шир., слдовательно подъ одною широтою съ сверною Испаніею, южною Франціею, сверною и среднею Италіею и южною Россіею, но подъ вліяніемъ различныхъ неблагопріятныхъ физическихъ условій иметъ климатъ совершенно иного склада, чмъ вышеназванныя европейскія мстности. Съ другой стороны, растительный и животный міръ Уссурійскаго края, при своемъ громадномъ богатств, представляютъ, въ высшей степени оригинальную, смсь формъ, свойственныхъ, какъ далекому Сверу, такъ и далекому Югу. Наконецъ, по отношенію въ удобству колонизаціи, описываемая страна, въ особенности въ своихъ южныхъ частяхъ, составляетъ наилучшее мсто изъ всхъ нашихъ земель на берегахъ Японскаго моря.
Такимъ образомъ, Уссурійскій край, независимо отъ своего научнаго интереса, важенъ еще и относительно той будущности, которую онъ можетъ имть, конечно, при условіяхъ правильной колонизаціи.
Обращаясь къ устройству поверхности этого края, можно сказать, что топографическій его характеръ опредляется положеніемъ главнаго хребта, который извстенъ подъ именемъ Сихоте-Алиня, начинаясь въ манчжурскихъ предлахъ, тянется невдалек и параллельно берегу Японскаго моря, отъ южной части за-Уссурійскаго края, до самаго устья Амура. Средняя высота его 3—4,000, и только въ нкоторыхъ точныхъ своихъ южныхъ частей онъ поднимается до 5,000′.
Восточные отроги этого хребта коротки, но притомъ гораздо выше западныхъ и, направляясь перпендикулярно берегу Японскаго моря, оканчиваются здсь высокими, отвсными утесами.
Западныя же отрасли Сихотэ-Алиня носятъ боле мягкій характеръ, и наполняютъ собою все пространство, между главною осью этого хребта съ одной стороны, Уссури и Амуромъ — съ другой.
Вслдствіе того, принадлежащая намъ часть Уссурійскаго бассейна {Наша государственная граница съ Китаемъ идетъ сначала по Уссури, потомъ по Сунгари, а отъ истока этой рки изъ озера Ханка къ устью р. Туръ, или Беленъ-Хэ, и дале вверхъ по этой рк. Лотомъ, направляясь по нсколькимъ горнымъ хребтамъ и рчкамъ, выходитъ на р. Тумангу (Гаоли-дзянъ) въ двадцати верстахъ выше ея устья, и по ней спускается къ Японскому морю.}, представляетъ собою страну гористую, въ которой, однако, горы достаютъ лишь средней высоты и, при мягкости своихъ формъ, везд могутъ быть удободоступны.
Относительно орошенія слдуетъ сказать, что оно здсь весьма обильно, и что Уссури составляетъ главную жилу всей страны.
Небольшимъ горнымъ ручьемъ, въ нсколько футовъ ширины, вытекаетъ эта рка изъ южныхъ частей Сихотэ-Алиня, всего верстахъ въ семидесяти отъ берега Японскаго моря: затмъ, съ характеромъ горной рчки, течетъ она въ узкой долин, до принятія слва р. Лифудинъ, и на всемъ этомъ протяженія извстна подъ именемъ Сандогу.
Дале, отъ устья Лифудина, Уссури принимаетъ имя Ула-хэ {Слово ‘хэ’ по-китайски собственно означаетъ вода и часто прикладывается и собственному имени рки.}, но все еще сохраняетъ характеръ горной рки, до впаденія въ нея справа р. Дауби-хэ, откуда уже, соединенная рка, несетъ манчжурское названіе Уссури, или китайское Има-Хузе.
По принятіи Дауби-хэ, Уссури иметъ саженъ семьдесятъ ширины, но, по причин своей быстроты и частыхъ мелей, можетъ быть удобна для плаванія небольшихъ пароходовъ только во время высокой воды.
Къ постоянному же пароходному сообщенію, эта рка длается годною, лишь по впаденіи въ нея слва, которая составляетъ стокъ озера Ханка.
Начиная отсюда, Уссури сохраняетъ постоянно меридіональное направленіе съ юга на сверъ, и принимаетъ нсколько большихъ ркъ: справа Има, Бикинъ, Хоръ, а слва Муренъ и Норъ.
Вс эти боковыя рки негодны для пароходнаго плаванія, и притомъ еще почти совершенно неизслдованы.
Съ принятіемъ большихъ вышеназванныхъ притоковъ, Уссури длается многоводною ркою и, при впаденіи своемъ въ Амуръ, иметъ боле полутора верстъ ширины.
Къ за-Уссурійскому, или такъ-называемому, Южно-Уссурійскому краю, слдуетъ отнести бассейнъ озера Ханка {Озеро Ханка иметъ въ окружности около 250 верстъ, а поверхность его занимаетъ 8,400 кв. верстъ, притомъ же оно чрезвычайно мелко, такъ что наибольшая глубина, хо сихъ поръ найденная, равняется только 24 футамъ.} и южное побережье Японскаго моря.
Характернымъ отличіемъ первой мстности является преобладаніе равнинной формы поверхности, которая, на южной, восточной и сверной сторон озера состоитъ изъ обширныхъ колотъ, а на юго-запад и частію запад представляетъ волнистую степь, чрезвычайно удобную для земледлія и скотоводства. Побережная же полоса наполнена восточными отрогами Сихотэ-Алиня, которые вообще выше западныхъ его отраслей и заключаютъ въ себ узкія долины быстрыхъ береговыхъ ркъ, изъ коихъ наиболе замчательны по величин: Седеми, Мангучай, Суйфунъ, Цыму-хэ, Сучанъ, Пхусунъ и Тазуши. При томъ же море образуетъ здсь нсколько большихъ заливовъ: св. Владиміра, св. Ольги и обширная впадина, извстная подъ общимъ именемъ залива Петръ Великій.
Послдній состоитъ изъ нсколькихъ меньшихъ частей, каковы заливы: Америка, Уссурійскій, Амурскій и Поссьета {У иностранцевъ вс эти заливы имютъ свои собственныя названія, данныя имъ французами и англичанами, открывавшими и описывавшими ихъ во время крымской войны.}.
Между двумя средними изъ нихъ, т.-е. Амурскимъ и Уссурійскимъ заливами, лежитъ полуостровъ Муравьевъ-Амурскій, на южной оконечности котораго находится портъ Владивостокъ, выстроенный на берегу прекрасной бухты, извстной подъ именемъ Золотой Рогъ.
Въ растительномъ мір Уссурійскаго края мы встрчаемъ замчательное богатство, а вмст съ тмъ оригинальную смсь, сверныхъ и южныхъ формъ.
Дремучіе лса, сплошь покрывающіе вс горы, состоитъ, главнымъ образомъ, изъ лиственныхъ деревьевъ: ильма, дуба, черной березы, ясени, клена, липы, тополя, грабба, акаціи, черешни, грецкаго орха и пробковаго дерева, вмст съ которыми, въ особенности ближе къ горнымъ вершинамъ, растутъ к хвойный породы: ель, пихта, лиственница, кедръ, изрдка сосна и тиссъ.
Многій изъ этихъ деревьевъ достигаютъ весьма большихъ размровъ, но всего громадне разрастаются ильмъ и кедръ, которыя иногда имютъ 80—100 футовъ вышины и стволъ. толщиною 3—5 фут. на высот груди человка.
Подлсокъ образуетъ непроходимыя зарости, и состоитъ изъ различныхъ кустарниковъ, каковы: лещина, леспедеца, бузина, сирень, жасминъ, колючая азалія и элейтерококкусъ, шиповникъ, валина, боярка и др.
Такая древесная и кустарная растительность всего роскошне развивается на западной сторон Сихотэ-Алиня по горнымъ скатамъ, защищеннымъ отъ втра и въ невысокихъ падяхъ, орошаемыхъ быстрыми ручьями. Здсь растительная жизнь является во всей своей сил и часто, на небольшомъ пространств, тснятся самыя разнообразныя породы деревьевъ и кустарниковъ, образующихъ густйшіе заросты, переплетенные различными вьющимися растеніями. Въ особенности роскошно развивается въ такихъ мстахъ виноградъ {Ягоды уссурійскаго винограда весьма мелки (не крупне обыкновенной клюквы) и притомъ кислы, такъ что для ды почти негодны. Впрочемъ въ Южно-Уссурійскомъ кра, въ особенности на побережья моря, вкусъ дикаго винограда становится нсколько лучше.}, который, то стелется по земл и покрываетъ ее сплошнымъ ковромъ зелени, то обвиваетъ, какъ ліаны тропиковъ, кустарники и деревья, и свшивается съ нихъ самыми роскошными гирляндами.
Невозможно забыть впечатлнія, производимаго, въ особенности въ первый разъ, подобнымъ лсомъ.
Правда, онъ также дикъ и недоступенъ, какъ и вс прочія сибирскія тайги, но въ тхъ однообразіе растительности, топкая, тундристая почва, устланная мхами, или лишаями, навваютъ на душу какое-то уныніе, наоборотъ здсь, на каждомъ шагу, встрчаешь роскошь и разнообразіе, такъ что не знаешь, на чемъ остановить свое вниманіе. То высится передъ вами громадный ильмъ съ своею широко-втвистою вершиною, то стройный кедръ, то дубъ и липа съ пустыми, дуплистыми отъ старости стволами, боле сажени въ обхват, то орхъ и пробка, съ красивыми перистыми листьями, то пальмовидный диморфантъ, довольно впрочемъ рдкій.
Какъ-то странно, непривычному взору, видть такое смшеніе формъ Свера и Юга, которые сталкиваются здсь, какъ въ растительномъ, такъ и въ животномъ мір. Въ особенности поражаетъ видъ ели, обвитой виноградомъ, или пробковое дерева и грецкій орхъ, растущіе рядомъ съ кедромъ и пихтою. Охотничья собака отыскиваетъ вамъ медвдя или соболя, но тутъ же, рядомъ, можно встртить тигра, неуступающаго, въ величин и сил, обитателю джунглей Бенгаліи.
И торжественное величіе этихъ лсовъ не нарушается присутствіемъ человка: разв изрдка пробредетъ по нимъ звроловъ, или раскинетъ свою юрту кочующій дикарь, но тмъ скоре дополнитъ, нежели нарушитъ, картину дикой, двственной: природы…
Животное царство Уссурійскаго края также весьма богато, и въ немъ мы, опять, находимъ формы, свойственныя, какъ далекому Сверу, такъ и далекому Югу.
Медвдь и соболь живутъ здсь вмст съ тигромъ и барсомъ, гималайская куница истребляетъ сибирскую блку. Кром того, въ лсахъ водится множество соболей, изюбрей, пятнистыхъ оленей, косуль и кабановъ. Рже попадаются: лось, дикая кошка, рысь, антилопа, кабарга, выдра, барсукъ и енотовидная собака.
Среди f птицъ, встрчается еще боле представителей южныхъ, даже тропическихъ странъ.
Такимъ образомъ здсь живутъ: японскій ибисъ, японскій журавль, китайская или мандаринская утка, австралійскій куликъ, кохинхинская иволга, бенгальскій зимородокъ, въ тоже время, какъ зимою, съ далекаго Свера, прилетаютъ: свиристель, подорожникъ и блая сова.
Водныя и голенастыя породы гнздятся, во множеств, по болотамъ и озерамъ этого края, а во время весенняго и осенняго пролета, являются здсь безчисленными стаями.
Наконецъ, воды Уссурійскаго края полны всякою рыбою, между которою чаще попадаются: осетръ, калуга (боле 30 пудовъ всу), таймень, сигъ, сазанъ, чебакъ, лещъ, блая рыба, щука, сомъ, касатка и налимъ, здсь же водится и черепаха особаго вида.
Словомъ, естественныя богатства Уссурійскаго края весьма велики, и еще совершенно не тронуты человкомъ.
Климатъ этой страны представляетъ особенныя, оригинальныя свойства, и, несмотря на близость моря, иметъ гораздо боле континентальный, нежели морской характеръ.
Такимъ образомъ, зимою морозы доходятъ здсь до — 29 Р. {Наибольшій морозъ, наблюдавшійся мною въ март, былъ 4-го числа этого мсяца и равнялся — 21, 8 Р.}, а снгъ часто покрываетъ землю на три фуга толщины.
Ледъ, не только на Уссури, но даже на озер Ханка, достигаетъ трехъ футовъ толщины, и на озер окончательно уничтожается только въ конц апрля, или даже въ начал мая.
Весною, мартъ характеризуется частыми сильными холодами {Такой морозъ я наблюдалъ 2-го января 1868 г. при усть р. Дауби-Хэ, слдовательно подъ 45 св. шир.}, между тмъ какъ, въ апрл, днемъ бываетъ очень тепло, даже жарко, а по ночамъ термометръ падаетъ на нсколько градусовъ ниже нуля {Весною 1869 г., изъ 30 дней апрля, термометръ minimum 28 раза показываетъ морозъ, доходившій до — 6о Р.}. Даже въ начал мая еще случаются ночные морозы, но потомъ разомъ наступаетъ жара, и растительность, которая съ половины апрля едва начинаетъ прогибать, теперь станетъ развиваться вдругъ необыкновенно быстро, и чрезъ недлю, много дв, является во всемъ блеск обновленной юности.
Лто Уссурійскаго края проявляетъ уже свойства морского климата, и хотя жары достигаютъ здсь до +24,4 Р. въ тни, но тмъ не мене это время года характеризуется обиліемъ водныхъ осадковъ, являющихся внутри страны въ вид дождей, къ которымъ на побережьи моря присоединяются еще сильные туманы.
Дождливый періодъ, въ описываемой стран, бываетъ обыкновенно въ іюл, рдко въ август, и продолжается 3—4 недли. Въ это время, дождь идетъ иногда сутокъ по трое и боле безъ перерыва, такъ что Уссури прибываетъ боле чмъ на дв сажени, противъ обыкновеннаго уровня, и затопляетъ всю свою долину. Тоже самое происходитъ въ это время и во всхъ другихъ ркахъ. Такимъ образомъ, лтніе дожди (а на побережьи моря и туманы), совпадающіе съ періодомъ сбора жатвы, составляютъ одинъ изъ важнйшихъ тормазовъ для развитія земледлія въ Уссурійскомъ кра.
Что же касается до осени, то она, въ особенности на побережьи моря, можетъ считаться лучшимъ временемъ года, такъ какъ въ этотъ періодъ погода стоитъ постоянно ясная и притомъ умренно теплая, хотя на самой Уссури ночные заморозки случаются уже въ первой половин сентября.
Таковъ въ общихъ краткихъ чертахъ характеръ природы ш климата Уссурійскаго края. Обратимся теперь къ его населенію, образующему дв группы: населеніе русское и инородческое.

I.
Русское населеніе.

Русское населеніе въ Уссурійскомъ кра составляютъ: казаки, поселенные по р. Уссури, и крестьяне, пришедшіе изъ Россіи {Слово ‘Россія’ во всей Сибири употребляется въ смысл Европейской Россіи.} и поселившіеся въ Южно-Уссурійскомъ кра, а также за побережья Японскаго моря.
По всему правому берегу Уссури, отъ ея устья до впаденіи р. Сунгари, поселенъ уссурійскій пшій баталіонъ амурскаго казачьяго войска. Онъ занимаетъ 28 станицъ {Собственно на Уссури 27 станицъ и дв почтовыхъ станціи: 28-я станица, расположена на берегу Сунгари, въ десяти верстахъ отъ ея устья.}, которыя расположены въ разстояніи 10—25 верстъ одна отъ другой, и вс выстроены по одному и тому же плану. Он вытянуты, вдоль по берегу Уссури, иногда за версту длины, и состоятъ изъ одной улицы, но которой, то въ одну линію, то въ дв — справа и слва — расположены жилые дома. Эти послдніе имютъ обыкновенно одну, рдко дв комнаты, въ которыхъ помщается хозяинъ-казакъ съ своимъ семействомъ.
Сзади дворовъ лежатъ огороды, но особыхъ хозяйскихъ угодій не имется, такъ какъ казаки держатъ свой скотъ постоянно подъ открытымъ небомъ, а хлбъ, посл сбора, складываютъ въ скирды на поляхъ.
Въ трехъ станицахъ имются церкви, а въ боле обширныхъ живутъ торговцы, занимающіеся, главнымъ образомъ, продажею водки казакамъ и покупкою соболей у китайцевъ.
Вообще, наружный видъ казачьихъ станицъ далеко не привлекателенъ, но еще боле незавидно положеніе ихъ обитателей.
По вдомости 1868 г., въ уссурійскомъ баталіон считалось 2,933 души мужского пола и 2,325 женскаго, слдовательно 5,258 человкъ.
Вс эти казаки были переселены сюда, въ періодъ 1858—1862 г., изъ Забайкалья, гд они выбирались по жребію, волею, или неволею должны были бросить свою родину и идти въ новый, невдомый для нихъ край. Только богатые, на долю которыхъ выпадалъ жребій переселенія, могли отдлаться отъ этой ссылки, нанявъ вмсто себя охотниковъ, такъ какъ подобный наемъ былъ дозволенъ мстными властями.
Разумется, продавать себя въ подобномъ случа соглашались только одни бобыли, голь, которые явились нищими и въ новый край. Притомъ, даже и т, которые были побогаче, забрали съ собою достаточно скота и разнаго имущества, и т, большею частію, лишились всего этого отъ различныхъ несчастныхъ случаевъ въ продолженіи трудной и дальней дороги.
Такимъ образомъ, казаки съ перваго раза стали смотрть враждебно на новый край, а на себя самихъ какъ на ссыльныхъ.
Дальнйшее десятилтнее житье нисколько не перемнило такихъ воззрній, и не улучшило ихъ положенія. Какъ прежде, такъ и теперь, везд на Уссури слышны горькія жалобы на разныя невзгоды и тоскливое воспоминаніе о прежнихъ, покинутыхъ мстахъ. ‘Какое тутъ житье, обыкновенно говорятъ казаки, зимою сть нечего, съ голоду умирай, а лтомъ отъ гнусу {Общимъ именемъ ‘гнусъ’ казаки называютъ комаровъ, мошекъ и оводовъ, которые бываютъ лтомъ на Уссури, въ несмтномъ количеств, и дйствительно невыносимо мучатъ какъ животныхъ, такъ и человка.} ни самому, ни скотин дться некуда. Вотъ въ Забайкал было хорошо, не одинъ разъ вспомнишь про тамошнее житье. У меня, добавлялъ иной, тамъ водилось головъ пятьдесятъ рогатаго скота, а здсь есть только дв коровенки, да и за нихъ слава Богу, у другихъ того даже нтъ. Теперь возьмемъ про хлбъ: съ весны всегда онъ ростетъ хорошо, высокій, густой, просто сердце радуется, глядишь, лтомъ, или водою зальетъ, или дождемъ сгноитъ, червякъ постъ, и не соберешь ты почти ничего за вс свои труды.
‘Или напр. купить что-нибудь, тутъ отдай въ два, въ три раза дороже, да и то еще такого товару не возьмешь, какъ въ Забайкаль, купцы здшніе рады содрать съ тебя послднюю шкуру. Вотъ и лонись {Казаки на Уссури, да и въ Забайкаль, употребляютъ довольно много особенныхъ мстныхъ словъ, ‘лонись лонской’ значитъ въ прошлый разъ. Притомъ же каждому новому человку, какъ на Уссури, такъ и на Амур, бросается въ глаза безпрестанное употребленіе жителями слова ‘однако’. О чемъ бы вы ни заговорили’ везд вклеютъ это ‘однако’. Бывало спросишь у казака: это твоя мать? ‘Однако да’ отвчаетъ, подумавъ онъ, какъ будто сомнвается даже въ этомъ случа.}, дабы кусокъ купила, четыре рубля отдала, а что такъ: всего 16 аршинъ, разв дв юпки выйдетъ, да старику выгадаю на рубашку, добавляла съ своей стороны, хозяйка, вздыхая при этомъ и приговаривая: ‘пришлось на старости лтъ горе мыкать и нужду во всемъ терпть’.
‘Теперь возьмемъ про всякое хозяйское снадобье, продолжала словоохотливая баба. Бывало за Байкаломъ всего было вдоволь: масла цлую кадку за лто наготовливала, квасъ былъ непереводный, говядины тоже въ волю, ягоды всякія…. а здсь что? въ свтлый праздникъ не видишь того, что прежде имлось каждый будній день. Пропади она совсмъ эта Уссури, такъ бы все и бросили, пшкомъ бы назадъ пошли въ Забайкалье’.
Эти, и тому подобные, разсказы можно услышать на Уссури въ каждой станиц, везд недовольство, жалобы, тоска о прежнемъ жить за Байкаломъ.
Дйствительно, бытъ казаковъ, за весьма немногими исключеніями, крайне незавидный.
Не говоря уже про какое-нибудь довольство жизни, большая часть изъ нихъ не иметъ куска хлба насущнаго и каждый годъ, съ половины зимы до снятія жатвы, казна должна кормить большую часть населенія, чтобы хотя сколько-нибудь спасти его отъ голода. Обыкновенно въ это время выдаютъ заимообразно неимущимъ казакамъ по 30 фунтовъ муки въ мсяцъ, но такъ какъ этой дачи для многихъ семействъ недостаточно, и притомъ же она не вдругъ выдается всмъ голодающимъ, то казаки, къ получаемому провіанту, подмшиваютъ смена различныхъ сорныхъ травъ, а иногда даже глину. Испеченный изъ этой смси хлбъ иметъ цвтъ засохшей грязи, и сильно жжетъ во рту посл ды.
Главнымъ подспорьемъ къ этому, и то далеко не у всхъ, служитъ кирпичный чай, завариваемый съ солью, или такъ-называемый бурдукъ, т.-е. ржаная мука, разболтанная въ теплой вод.
За неимніемъ того и другого, казаки приготовляютъ изъ высушенныхъ гнилушекъ березы и дуба особый напитокъ, называемый шульта, и пьютъ его въ огромномъ количеств вмсто чаю.
Рыбную и мясную пищу, зимою, имютъ весьма не многіе, едвали двадцатая часть всего населенія, остальные же довольствуются шультой и бурдукомъ, т.-е. такими явствами, на которыя нельзя, безъ омерзнія, и взглянуть свжему человку.
Результатами такой ужасающей нищеты являются съ одной стороны различныя болзни, а съ другой — крайняя деморалиція населенія, самый гнусный развратъ и апатія ко всякому честному труду.
Дйствительно, небывалому человку трудно даже поврить, до какой степени доходитъ развратъ среди уссурійскаго населенія. Здсь везд мужья торгуютъ своими женами, матери дочерьми и длаютъ это, не задумываясь, часто публично, безъ всякаго зазрнія совсти. Въ нсколько минутъ, обыкновенно, слаживается дло, и невинная двушка, иногда едва достигшая пятнадцатилтняго возраста, продается своею же матерью много, много за 25 рублей, а часто и того мене.
Не только мстные, но даже прозжіе жители обыкновенно запасаются такимъ товаромъ, нисколько не думая о будущей судьб несчастной жертвы. Для послдней исходъ, въ подобномъ случа, всегда бываетъ одинъ и тотъ же: наскучивъ, чрезъ годъ или два, своему первому владльцу, она идетъ къ другому, потомъ въ третьему, четвертому, наконецъ пускается на вс стороны и гибнетъ безвозвратно.
Во многихъ станицахъ можно видть подобныя личности, для которыхъ стыдъ, совсть и другія лучшія стороны человческой природы не существуютъ. Мало того, развратъ до такой степени проникъ все населеніе, что нисколько не считается порокомъ и на зимнихъ вечернихъ сходбищахъ, или такъ-называемыхъ ‘вечеркахъ’, постоянно разыгрываются такія сцены, о которыхъ даже и неудобно говорить въ печати.
Съ другой стороны, не мене рзко бросается въ глаза совершенное равнодушіе казаковъ къ своему настоящему положенію, и полная апатія ко всякому необязательному труду, Конечно, съ перваго раза кажется весьма страннымъ: какимъ образомъ населеніе можетъ умирать съ голоду въ стран, гд воды кишатъ рыбою, а лса полны всякаго звря? Вдь здсь стоитъ только пойти съ ружьемъ, чтобы убить козу или изюбря, а не то забросить сть, или какой-нибудь другой снарядъ, чтобы наловить сколько угодно рыбы. Къ тому же передъ глазами каждаго живой примръ инородцы, обитающіе рядомъ съ казаками, несющіе даже хлба, но тмъ не мене умющіе прокормить и себя, и свою семью круглый годъ.
При ближайшемъ знакомств съ казаками, эта загадка разршается довольно легко. Тысячи примровъ, встрчаемыхъ на всякомъ шагу, вскор убждаютъ каждаго новичка, что независимо отъ другихъ постороннихъ причинъ, уссурійское населеніе много и само виновно въ томъ безъисходномъ положеніи, въ моторомъ оно находится въ настоящее время.
Всеобщая лнь и апатія — вотъ т дв язвы, которыя глубоко проникли все это населеніе и довели его до подобнаго грустнаго, если только не сказать, отчаяннаго положенія.
Дйствительно, можно указать, изъ десяти разъ на девять, что голодный казакъ скоре будетъ сидть не вши, но сложа руки, нежели отправится на промыселъ, или на работу, если только она не доставляетъ уже черезъ чуръ большіе барыши. Апатичное бездйствіе составляетъ для него высшее благо жизни, и въ этомъ отношеніи онъ не уступаетъ итальянскимъ лаццарони, съ тою только разницею, что послдніе пользуются, по крайней мр, благодатнымъ климатомъ, а наши казаки, вдобавокъ ко всему, еще мерзнутъ зимою въ тхъ нищенскихъ лохмотьяхъ, которыми они прикрываютъ свое гршное тло.
Борьба съ нуждою, голодомъ и различными невзгодами, отражается не только на нравственной сторон, но даже и на самой физіономіи уссурійскихъ казаковъ. Блдный цвтъ лица, впалыя щеки, выдавшіяся скулы, иногда вывороченныя губи, по большой части невысокій ростъ и общій болзненный видъ — вотъ характерныя черты физіономіи этихъ казаковъ. Не увидите вы здсь красиваго, великорусскаго мужика, съ его окладистою бородою, или молодого, краснощекаго парня. Нтъ! самыя дти казаковъ живой типъ своихъ отцовъ, какія-то вялыя, безжизненныя. Ни разу не слыхалъ я на Уссури русской псни, которая такъ часто звучитъ на берегахъ Волги, не запоетъ ямщикъ, который васъ везетъ, про ‘не блы снги’ или про что-либо другое въ этомъ род, нтъ даже здсь обычнаго русскаго покрикиванія на лошадей, а какое-то особенное, въ род цоши, цсшги, цсши….. которое произносится тихо, въ полголоса, и такъ звучитъ непріятно, что иногда морозъ деретъ по кож.
Вообще все, что вы видите на Уссури, и казаковъ и ихъ бытъ, все дйствуетъ крайне непріятно, въ особенности на свжаго человка. Везд встрчаешь грязь, голодъ, нищету, такъ что невольно болетъ сердце при вид всхъ этихъ явленій.
Но помимо лни и апатіи, есть также и другія причина, которыя поставили казаковъ въ такое неутшительное положеніе, насильственность переселенія занимаетъ первое мсто между такими причинами.
Мы уже замтили что уссурійскіе казаки выбирались, по жребію въ Забайкаль, что богатымъ былъ дозволенъ наемъ вмсто себя охотниковъ, и что казаки съ перваго шагу стали враждебно смотрть на новый край, куда явились не по собственному желанію, а по приказу начальства. Притомъ большая часть изъ нихъ лишилась во время трудной дороги и послдняго имущества, которое они забрали-было съ собою. Скотъ передохъ во время плаванія на баржахъ внизъ по Амуру, хлбъ и смена подмокли, или совсмъ потонули на тхъ же самыхъ баржахъ, много добра пропало при перегрузкахъ, или, просто безъ всти, на казенныхъ транспортахъ, однимъ словомъ, казаки являлись на Уссури въ полномъ смысл голышами.
Къ такому населенію подбавлено было еще въ слдующіе года около 700 штрафованныхъ солдатъ {Въ 1867 году такихъ солдатъ считалось 680.}, которые зачислены въ казачье сословіе и живутъ, или отдльными дворами {Отдльными домами живутъ только 110.}, или большею частію между другими казаками. Мало можно сказать хорошаго и про казаковъ-то, а про этихъ солдатъ — ршительно ничего, кром дурного. Это самыя грязныя подонки общества, сбродъ людей со всевозможными_ пороками, приведенныхъ изъ Россіи, и поселенныхъ здсь на вчныя времена. Даже сами казаки недружелюбно смотрятъ на этихъ солдатъ, которые извстны на Уссури подъ общимъ именемъ ‘гольтепаковъ’, между ними много типичныхъ и весьма интересныхъ личностей. Здсь можно видть и лакея прежнихъ временъ, сданнаго бариномъ въ солдаты за какія-нибудь художества, а на служб опять накуралесившаго, и мастерового съ казеннаго завода, и поляка, пытавшагося дезертировать за границу, но пойманнаго на дорог, проворовавшагося жида, петербургскаго мазурика, недоучившагося семинариста и т. д., словомъ, между этими солдатами встрчается всевозможный сбродъ.
Понятно, что люди съ такими нравственными задатками всего мене способны сдлаться хорошими земледльцами, особенно въ стран дикой, нетронутой, гд всякое хозяйское обзаведеніе требуетъ самаго прилежнаго и постояннаго труда. Только какъ исключительную рдкость, можно встртить между ними человка, хотя сколько-нибудь работящаго, остальные же живутъ какъ придется, и шатаются по разнымъ мстамъ не только на Уссури, но даже по Амуру до Николаевска. Однако отъ гольтепаковъ есть и небольшая польза въ томъ, что между ними и встрчаются разные мастеровые, которые полезны здсь своими знаніями. Но во всякомъ случа, эта малая выгода далеко не искупаетъ зла, которое внесъ собою въ уссурійское населеніе этотъ безпардонный людъ.
Среди уссурійскаго населенія число совершеннолтнихъ мужескаго пола, т.-е. такихъ, которымъ свыше 18 лтъ, равняется 1812. Однако эта цифра далеко не выражаетъ собою количество здоровыхъ работниковъ, какими можно считать только тхъ, которые признаются годными на службу, и имютъ не мене 50 лтъ отъ роду. Число такихъ казаковъ (940) равняется только половин общей суммы совершеннолтнихъ и ясно говоритъ о той, сравнительно весьма малой, рабочей сил, которую можетъ доставить населеніе Уссурійскаго края. Вслдствіе же ежегоднаго наряда на службу, эта цифра сокращается еще боле, такъ какъ поступающіе въ нарядъ казаки исполняютъ только служебныя обязанности по станицамъ и въ штаб баталіона {Поступающіе въ нарядъ получаютъ продовольствіе отъ казны по два пудъ щуки въ мсяцъ.} и, по истеченіи годичнаго срока, возвращаются домой.
Теперь, если возьмемъ цифру всей обработанной на Уссури земли (2,350 десятинъ), то увидимъ, что, среднимъ числомъ, приходится только около 1/2 десятины на каждую душу,— количество малое, въ особенности если принять во вниманіе, что большая половина этихъ пашень лежитъ на мстахъ затопляемыхъ, гд, слдовательно, сборъ хлба подверженъ весьма большимъ случайностямъ. Чтобы избжать такихъ случайностей, казаки должны обработывать землю на мстахъ возвышенныхъ, а такія мстности везд покрыты здсь дремучими лсами, разчистка которыхъ требуетъ много времени и труда. Поэтому можно судить насколько дорогъ для семьи каждый работникъ, и насколько малое количество здоровыхъ рабочихъ рукъ въ сред уссурійскаго населенія вредно отзывается на самомъ ход здшняго земледлія.
Какъ относительно здоровыхъ работниковъ, такъ и относительно животно-рабочей силы казаки находятся въ весьма невыгодныхъ условіяхъ. Число содержимаго ими рабочаго скота очень невелико сравнительно съ населеніемъ, и притомъ же есть много такихъ хозяевъ, которые не имютъ ни одной скотины, слдовательно только руками могутъ обработывать землю. Кром того, гоньба почты и провозъ прозжающихъ составляютъ весьма тяжелую повинность казаковъ, которые, ради этой цли, ведутъ очередь отдльно по станицамъ, и каждая смна стоитъ, съ обоими лошадьми, по одной недл.
Поэтому выходитъ, что въ станицахъ бдныхъ лошадьми, при сильномъ разгон, казакамъ приходится здить почти безсмнно цлую зиму, тогда какъ въ станицахъ, гд лошадей довольно, тяжесть почтовой гоньбы мене ощутительна.
За гоньбу почты казаки ничего не получаютъ отъ казны, кром прогоновъ, а каждый знаетъ, какъ ничтожно такое вознагражденіе, тмъ боле въ стран, гд прокормъ лошадей очень дорогъ, такъ какъ пудъ овса стоитъ здсь, обыкновенно, около рубля, а иногда и того боле.
Притомъ, даже прогоны казаки получаютъ далеко не сполна, такъ какъ за провозъ почты имъ выдаютъ только квитанціи, по которымъ еще ни разу не платили денегъ, по словамъ тхъ же самыхъ казаковъ, и во-вторыхъ, такъ какъ лошади обыкновенно плохи, то казаки, для облегченія, запрягаютъ подъ прозжающихъ одною лошадью боле противъ числа, положеннаго закономъ. Изъ этого выходитъ, что запрягая, напр., трехъ лошадей, они получаютъ прогоны только за двухъ, а такъ какъ лошади берутся по одной у разныхъ хозяевъ, то, посл длежа прогонной платы, каждый изъ нихъ получаетъ только нсколько десятковъ копекъ.
Между тмъ почтовая гоньба до того изнуряетъ лошадей, что большая часть изъ нихъ, къ концу зимы, едва волочитъ, ноги, и не можетъ быть употреблена для весеннихъ работъ.
Кром того, почти ежегодно на Уссури бываютъ значительные падежи скота, всего чаще отъ безкормицы, и вообще скотоводство идетъ здсь весьма плохо. Причины этому заключаются: во 1) въ самомъ характер пастбищъ, покрытыхъ громадною, неудобною для корма травою, во 2) въ чрезвычайномъ обиліи наскомыхъ, отъ которыхъ скотъ бжитъ какъ бшеный къ дымокурамъ, и не стъ ничего, такъ что за лто худетъ, а неотъдается, наконецъ, въ 3) главнымъ образомъ, отъ небрежности самихъ казаковъ, которые всякое хозяйское дло ведутъ спустя рукава, и совершенно апатичны ко всякому труду. Въ подтвержденіе этихъ словъ можно указать на то, что у китайцевъ, живущихъ рядомъ съ казаками, скотъ превосходный, потому что китаецъ постоянно заботится о томъ, когда выгнать, его на пастбище, когда загнать въ хлвъ отъ наскомыхъ, гд разложить дымокуры, и т. д., а наши казаки выгонятъ скотину въ поле, и по русскому обыкновенію, предоставляютъ ее на волю Божію.
Одна изъ важнйшихъ причинъ, препятствующихъ развитію земледлія во всемъ Уссурійскомъ кра, есть излишняя сырость климата, которая, насколько способствуетъ развитію богатой растительности, настолько же препятствуетъ успхамъ земледлія. Проливные дожди идутъ здсь обыкновенно въ іюл, слдовательно въ періодъ сбора жатвы, такъ что хлбъ гніетъ на корню, и нтъ возможности, убрать его, какъ слдуетъ. Кром, того, вода затопляетъ вс долины, а вмст съ ними и пашни, лежащія на низкихъ мстахъ. Такія наводненія случались два раза на моихъ глазахъ, именно въ іюл 1867 и август 1868 года. Въ послднемъ случа, вслдствіе проливныхъ дождей, вода, прибывая чрезвычайно быстро, поднялась боле чмъ на дв сажени противъ своего обыкновеннаго уровня {По измреніямъ, произведеннымъ г. Лопатинымъ въ ст. Буссе, вода подниммалась здсь на 2 1/2 сажени надъ уровнемъ зимняго льда.}, и не только затопила большую часть казацкихъ пашень, но даже и нкоторыя станицы, такъ что жители принуждены были, въ это время, жить на чердакахъ. Кром того, вслдствіе излишней сырости въ дождливый періодъ появляется множество гусеницъ, которыя: подаютъ на корню хлбъ, въ особенности же огородныя овощи. Вс эти исторій повторяются изъ года въ годъ, то въ большей, то въ меньшей степени, и сильно тормозятъ развитіе земледлія на Уссури, отбивая у казаковъ всякую охоту къ труду, который часто не даетъ никакого вознагражденія. Однако, если поближе всмотрться въ дло, то можно видть, что неблагопріятныя для земледлія климатическія условія далеко не такъ страшны, какъ они кажутся съ перваго раза. Правда, всегдашніе іюльскіе дожди много мшаютъ сбору поспвшаго хлба, но мн кажется, нтъ никакой надобности сять его такъ рано, чтобы созрваніе приходилось именно въ дождливое время. Тмъ боле, что въ август во всемъ Уссурійскомъ кра, по большей части, стоитъ превосходная погода, которая вполн можетъ благопріятствовать и созрванію и сбору хлба. Поэтому весенній посвъ долженъ быть здсь производимъ съ такимъ разсчетомъ, чтобы во время дождей происходило не созрваніе, а только ростъ хлба, которому эти дожди будутъ тогда скоре полезны, нежели вредны. Мстные китайцы съумли примниться къ такимъ условіямъ климата: они засваютъ свои поля довольно поздно, и получаютъ превосходную жатву, которую собираютъ въ сентябр, а въ Южно-Уссурійскомъ кра, даже въ начал октября. Затмъ, вредныя послдствія наводненій, истребляющихъ большую часть казацкихъ хлбовъ, не только можно, но даже должно устранить разработкою земли на мстахъ возвышенныхъ, на что, конечно, потребуется много труда, но за то этотъ трудъ принесетъ уже не гадательные, а врные результаты.
Кром всхъ вышеизложенныхъ причинъ, не малую долю вліянія на настоящее грустное положеніе казаковъ имли ошибки тхъ дятелей администраціи, которые руководили какъ самымъ переселеніемъ, такъ и дальнйшею судьбою уссурійскихъ казаковъ. Безъ сомннія, слишкомъ крута, уже сама по себ, мра — вырвать человка изъ его родины и бросить въ неизвстный край, но еще боле непохвально деморализировать его, въ конецъ, на зовомъ мст жительства. Съ уссурійскими казаками случилось именно то и другое: силой, по приказу велли имъ бросить родину, а затмъ, поселивъ на Уссури, цлымъ рядомъ неудачныхъ административныхъ мръ, иногда прямо одна другой противоположныхъ, довели это населеніе до полнаго моральнаго упадка, заставили его махнуть на все рукою и апатично покориться своей злосчастной участи.
Такимъ образомъ, съ перваго раза не было обращено достаточно строгаго вниманія на правильную систему земледлія, принаровленную къ условіямъ новой страны, на разработку земли въ мстахъ незатопляемыхъ, на снабженіе казаковъ необходимыми земледльческими орудіями, сменами и рабочимъ скотомъ, который хотя многіе изъ нихъ взяли съ собою изъ Забайкалья, но потеряли вслдствіе различныхъ случайностей, во время труднаго плаванія на баржахъ внизъ по Амуру.
Между тмъ, при недостатк земледльческихъ орудій и животно-рабочей силы, казаки, конечно, не могли заняться, какъ слдуетъ, трудною разработкою земли на новыхъ мстахъ своего поселенія, а принимались пахать тамъ, гд было полегче, т.-е. на лугахъ, гд разлитіе ркъ, на первыхъ же порахъ, уничтожало иногда уже поспвшую жатву.
Такая неудача съ перваго раза охлаждала послднее рвеніе лниваго казака, который безъ того уже недружелюбно относился къ новому краю, а теперь потерялъ всякую надежду на пригодность его для земледлія: вмсто того, чтобы съ усиленною энергіею работать, вновь выбирая мста безопасныя отъ наводненій, онъ предавался полной лни, хорошо зная, что, за неимніемъ собственнаго, получитъ казенное продовольствіе. Такое продовольствіе выдавалось, заимообразно, изъ казенныхъ складовъ, всмъ желающимъ казакамъ, которые рады были лзть въ долгъ по горло, лишь бы только не работать дома.
Подобная дармовая прокормка, производившаяся притомъ безъ всякаго строгаго разбора дйствительно нуждающихся отъ лнивыхъ, была одною изъ тхъ ошибочныхъ мръ, вліяніе которыхъ иногда чувствуется очень далеко.
Правда, въ первые годы заселенія выдача казеннаго продовольствія, для большей части казаковъ, пришедшихъ сюда голышами и не успвшихъ еще достаточно обзавестись хозяйствомъ, являлась необходимостію, но такая выдача должна была производиться съ самымъ строгимъ разборомъ, чтобы населеніе видло въ ней не потворство своей лни, а только временную помощь дйствительной нужд. Нсколько лтъ сряду дли шли подобнымъ образомъ: казаки работали мало, у казны брали очень много, и перебивались черезъ это съ году на годъ.
Наконецъ, видя несостоятельность подобнаго порядка, съ 1866 года круто повернули въ другую сторону. Везд, по станицамъ, былъ учрежденъ строгій надзоръ, требовали, чтобы каждый непремнно работалъ, задавали даже работу по урокамъ, а за невыполненіе ихъ наказывали немилосердно.
Такія суровыя мры, правда, имли результатомъ, что земли было разработано боле противъ прежняго, но все-таки он нисколько не улучшили положенія казаковъ, которые большую часть своихъ заработковъ должны были отдавать теперь въ уплату прежде сдланнаго долга.
Принудительная, барщинная система и суровыя мры, ея сопровождавшія, достигли своего апогея въ 1867 году. У казаковъ забирали не только хлбъ, но даже продавали коровъ и лошадей, однимъ словомъ, ‘выбивали’ казенный долгъ, какъ довольно мтко они сами выражались. У многихъ брали хлбъ еще въ снопахъ, обмолачивали его обществомъ и отдавали въ казну, такъ что иные казаки украдкою молотили свои хлбъ на поляхъ, и потихоньку приносили его домой, слдовательно воровали у самихъ себя.
Подобныя крайнія мры, въ особенности посл прежнихъ послабленій, конечно, не могли выгодно отозваться ни на матеріальной, ни на нравственной сторон населенія, среди котораго, въ половин зимы 1867 года, по прежнему, оказалось боле тысячи душъ голодныхъ и, въ добавокъ, появилась сильная возвратная горячка, такъ что казна, волею или неволею, должна была выдавать, обратно, забранный съ осени хлбъ.
Слдующій 1868 годъ прошелъ для казаковъ не лучше прежнихъ лтъ. Правда, излишнія строгости и наказанія были уничтожены, но въ быт самого населенія не произошло никакихъ благопріятныхъ перемнъ. Сильные дожди и разливы, въ август, уничтожили боле чмъ на половину собранный хлбъ и сно, такъ что зимою на Уссури опять начался сильный голодъ, а вмст съ нимъ, въ большей части станицъ, снова появилась возвратная горячка.
Чтобы избжать крайнихъ послдствій голода, бднйшимъ казакамъ, по прежнему, начали отпускать по 30 фунтовъ муки въ мсяцъ на каждую душу. Но все это въ долгъ и въ долгъ! когда же онъ будетъ выплаченъ? Если уссурійское населеніе, съ самаго своего появленія, не было въ состояніи ни одинъ круглый годъ прокормить само себя, то какимъ же образомъ оно станетъ платить казенные долги? Или, быть можетъ, все еще надются на лучше будущее для казаковъ. Но увы! едвали это будущее можетъ быть лучшимъ. Безъ коренныхъ измненій въ самомъ устройств населенія, нтъ никакой вроятности надяться на что-либо боле отрадное противъ настоящаго. Десятилтній опытъ убждаетъ въ этомъ, какъ кажется, довольно сильно. Деморализованное, апатичное и развратное населеніе не можетъ воскреснуть вдругъ, ни съ того ни съ сего. Искусственныя, временныя средства не направятъ его на прямой путь. Худая закваска слишкомъ сильна, и нужны слишкомъ рзкія мры, чтобы повернуть дло въ другую, лучшую сторону. Пусть не надются мстные администраторы, что новое поколніе, выросшее въ новой стран, будетъ лучше стараго. Нтъ! Оно растетъ при тхъ же самыхъ условіяхъ, видитъ тже самые примры разврата и всякихъ мерзостей, какія совершаютъ его отцы и, воспитываясь въ такой сред, конечно, осуждено, современемъ, быть ни чуть не лучше, если только не хуже того, которое сойдетъ въ могилу.
Посл всего вышесказаннаго является вопросъ: какія же мры могутъ быть приняты, чтобы вывести уссурійское населеніе изъ того безнадежнаго положенія, въ которомъ оно находится въ настоящее время? Положительный отвтъ на подобный вопросъ, конечно, весьма затруднителенъ, тмъ боле, что для его ршенія должно быть принято въ соображеніе множество побочныхъ обстоятельствъ, недоступныхъ или ускользнувшихъ отъ частнаго наблюдателя. Поэтому, говоря о мрахъ, могущихъ способствовать улучшенію, или даже совершенному измненію настоящаго положенія уссурійскихъ казаковъ, я выскажусь въ общихъ чертахъ.
Прежде всего, необходимо дозволить всмъ желающимъ казакамъ вернуться обратно въ Забайкалье, и перевезти ихъ туда на казенный счетъ. Нтъ сомннія, что три четверти всего населенія, если только не боле, изъявятъ желаніе на обратное переселеніе, но все это будетъ самая голь, дрянь, которая и безъ того составляетъ язву здшней страны. Пустъ лучше останется вмсто пяти тысячъ одна тысяча, даже нсколько сотъ, но за то людей, дйствительно, работающихъ и зажиточныхъ. Они составятъ основу, зачатки будущей культуры Уссурійскаго края, и конечно эта основа будетъ далеко прочне, хотя и малочисленне той, которая посажена въ немъ въ настоящее время. Если же по какимъ-либо соображеніямъ, или наконецъ по принципу, обратное переселеніе не можетъ бытъ допущено, то лучше будетъ разселить желающихъ уссурійскихъ казаковъ по наиболе зажиточнымъ станицамъ амурской конной бригады. Нсколько семействъ такихъ казаковъ, приписанныхъ къ каждой станиц, могли бы, въ случа нужды, получить поддержку со стороны своихъ собратій безъ особеннаго отягощеніе для послднихъ, а кром того, имя постоянно добрый примръ передъ глазами, быть можетъ, исподволь сдлались бы и сами боле энергичными и трудолюбивыми.
Необходимо также удалить изъ края, всхъ до единаго, штрафованныхъ солдатъ, которые вносятъ только одни пороки, и безъ того уже проявляющіеся во всевозможныхъ формахъ среди уссурійскаго населенія, и простить вс казенные долги, которые и безъ того никогда не получатся, а между тмъ, даже прилежные казаки работаютъ неохотно, зная, что если будетъ лишній хлбъ, то его возьмутъ въ счетъ прежде забраннаго.
Всмъ бднымъ, оставшимся здсь, казакамъ, слдуетъ дать вспомоществованіе лошадьми, рогатымъ скотомъ, сменами, земледльческими орудіями, и притомъ объявить, чтобы они впредь не ожидали никакой помощи отъ казны, а заботились бы сами о себ.
Такъ какъ безопасность прочнаго владнія нами Уссурійскимъ краемъ уже достаточно установилась, то, мн кажется нтъ никакой необходимости заселять Уссурію непремнно казачьимъ населеніемъ, тмъ боле, что здсь граница вполн обезпечена безлюдностью и непроходимостью прилежащихъ частей Манчжуріи. Опытъ 1868 года показалъ, что если и можетъ намъ грозить какая-либо опасность, то всего скоре въ пространств между озеромъ Ханка и заливомъ Поссьета, гд наша граница везд удободоступна и совершенно открыта. Притомъ, съ учрежденіемъ конной казачьей сотни, которая будетъ постоянно содержать разъзды въ Южно-Уссурійскомъ кра, подобная опасность и здсь уже достаточно гарантирована.
Принимая въ соображеніе вс эти обстоятельства, мн кажется возможнымъ обратить въ крестьянъ тхъ казаковъ, которые пожелаютъ остаться на Уссури, и которые, будучи, танинъ образомъ, освобождены отъ всякой службы и всякаго военнаго значенія, могутъ успшне сдлаться хорошими земледльцами,
Наконецъ, слдуетъ стараться привлечь на Уссури крестьянское населеніе, конечно боле пригодное, нежели казаки, къ первоначальной колонизаціи страны. Пусть оно разселится между оставшимися станицами, займетъ мста, гд угодно, и своимъ добрымъ примромъ внесетъ благіе зачатки туда, гд въ настоящее время процвтаютъ одни пороки и апатія ко всякому честному труду.
Поселенія крестьянъ раскинута въ бассейн озера Ханка и на побережья Японскаго моря.
Такихъ поселеній 12 {Поселеніе, въ которомъ также живетъ нсколько крестьянскихъ семействъ, есть постъ Камень-Рыболовъ, на юго-зап. берегу озера Ханка, мсто расположенія 3-го линейнаго баталіона.} и въ нихъ живетъ 214 семействъ въ числ 1,259 душъ обоего пола {Въ томъ числ собственно крестьянъ 1,160 человкъ обоего пола, 633 мужч. 1 517 женщинъ, поселенцевъ 64 души и отставныхъ солдатъ 34 съ 21 женщиною.}.
Эти крестьяне пришли сюда изъ Россіи, въ различное время и изъ различныхъ губерній, преимущественно Астраханской, Воронежской, Тамбовской, Пермской и Вятской. Нкоторые изъ нихъ прямо попали на свои настоящія мста, другіе жили первоначально нсколько лтъ на Амур, а потомъ уже перекочевали въ Южно-Уссурійскій край.
Самыя обширныя и лучшія, по своему благосостоянію, деревни лежатъ на западныхъ берегахъ озера Ханка, и въ степной полос, которая широко раскинулась между юго-западною оконечностію этого озера и р. Суйфуномъ.
Первая изъ этихъ деревень, какъ по давности своего основанія, такъ и по благосостоянію жителей, есть Typiй-Рогъ или Воронежская, расположенная въ сверо-западномъ углу озера Ханка, въ двухъ верстахъ устья отъ пограничной рки Селенъ-Хэ {Въ этой деревн считается 32 двора, въ которыхъ обитаетъ 241 душа обоего пола.}.
Эти крестьяне пришли на Амуръ, въ 1860 году, изъ губерній Воронежской, Тамбовской и Астраханской, и были первоначально поселены на лвомъ его берегу, верстахъ въ двадцати ниже устья Уссури. Затмъ, когда это мсто оказалось негоднымъ, потому что его заливаетъ водою, тогда черезъ годъ ихъ перевели на правую сторону Амура, но когда и здсь разлитіе рки затопило вс пашни, тогда, уже въ 1862 году, этихъ крестьянъ поселили на сверо-западномъ берегу озера Ханка, тамъ гд они живутъ въ настоящее время.
Мстность, на которой расположена ихъ деревня, представляетъ собою холмистую степь, съ суглинистою и черноземною почвою, покрытою чрезвычайно разнообразною травою. Благодаря такой удобной мстности, крестьяне распахали уже достаточное количество земли (239 десят.), на которой засваютъ различные хлба, и получаютъ хорошій урожай, такъ что даже имютъ возможность продавать ежегодно небольшой излишекъ.
Кром того въ самой деревн находятся обширные огороды, а на поляхъ устроены бакчи, на которыхъ сются арбузы и дыни. Послднія родятся довольно хорошо, но арбузы далеко не даютъ такихъ великолпныхъ плодовъ, какъ напримръ, въ. Астраханской губерніи, откуда крестьяне принесли съ собою смена.
Кром того, бурундуки, которыхъ на озер Ханка безчисленное множество, сильно портятъ вс плоды вообще, а арбузы и дыни въ особенности. Они прогрызаютъ въ нихъ съ боку дырки и достаютъ смена, до которыхъ чрезвычайно лакомы. Такая операція обыкновенно производится передъ самымъ созрваніемъ, плода, и никакіе караулы не помогаютъ, потому что зврекъ, пробирается тихомолкомъ, ночью, и въ то время, когда сторожъ, ходитъ на одномъ конц огорода или бакчи, онъ спокойно работаетъ на другомъ.
Скотоводство у жителей деревни Турій-Рогъ развивается также довольно обширно, благодаря степной мстности, представляющей на каждомъ шагу превосходныя пастбища.
Изъ скота крестьяне всего боле содержатъ быковъ, на которыхъ здсь производится обработка полей. Сверхъ того быкъ, служитъ какъ упряжное животное, такъ что лошадей здсь сравнительно немного. Наконецъ, овцеводство также начинаетъ развиваться, находя на здшнихъ степяхъ вс выгодныя условія, которыхъ нтъ на самой Уссури. Вообще, принявшись съ энергіею за устройство своего быта, жители деревни Турій-Рогъ уже достигли того, что имютъ почти вс необходимыя домашнія обзаведенія, живутъ довольно хорошо, и въ будущемъ могутъ надяться еще на большее довольство.
Дв другія деревни, расположенныя на западномъ берегу Ханка — Троицкая и Астраханская {Дер. Троицкая расположена возл устья р. Сіянъ-хэ, а дер. Астраханская перстахъ въ десяти дале къ югу. Въ первой 20 дворовъ и 120 душъ обоего пола, во второй же 30 дворовъ и 205 душъ.} гораздо моложе Турьяго-Рога, по времени своего существованія. Первая изъ нихъ основана въ 1866 году, а вторая только въ начал 1868 года, крестьянами изъ губерній Астраханской и Воронежской.
Обитатели деревни Троицкой жили первоначально на Амур, верстахъ въ двухъстахъ ниже г. Благовщенска и уже, вторично, перекочевали на Ханка, соблазнившись разсказами о плодородіи здшнихъ мстностей.
Вообще громкіе, и часто преувеличенные, слухи о богатствахъ Южно- Уссурійска то края заставляютъ крестьянъ, поселенныхъ на Амур, бросать уже обсиженныя мста и ежегодно, но нскольку десятковъ семействъ отправляться на озеро Ханка. Но этотъ переходъ не представляетъ и сотой доли тхъ трудностей, которыя приходилось терпть имъ, идя на обтованный Амуръ изъ Россіи. Теперь, при переселеніи на Ханка и вообще по Амуру, крестьянъ обыкновенно перевозятъ на баржахъ, буксируемыхъ пароходами, такъ что переселенцы могутъ брать съ собою скотъ, телги, плуги и прочія хозяйственныя принадлежности.
Постъ Камень-Рыболовъ, единственное мсто, гд пристаютъ пароходы, плавающіе по озеру Ханка {Одно изъ важныхъ неудобствъ, представляемыхъ озеромъ Ханка, для плаванія, заключается въ отсутствіи заливовъ, удобныхъ для пристанища пароходовъ, что особенно невыгодно при извстной бурливости этого озера.}, есть вмст съ тмъ и пунктъ Высадки новыхъ поселенцовъ.
Обыкновенно, по прибытіи сюда, нсколько человкъ изъ нихъ отправляются розыскивать удобныя для поселенія мстности.
Хотя вся степная полоса, раскинувшаяся въ длину на цлую сотню верстъ, между озеромъ Ханка и ркою Суйфуномъ, представляетъ на каждомъ шагу такія мста, до уже по привычк, сродной русскому крестьянину, вновь прибывшіе долго затрудняются выборомъ новаго пункта. Въ одномъ мст кажись и хорошо, луговъ, полей много, да мало воды, въ другомъ до лса далеко и т. д., перебирая подобнымъ образомъ, долго колеблются крестьяне въ выбор мста, долго совтуются между собою и наконецъ ршаютъ, или поселиться въ одной изъ деревень, уже существующихъ, или основать новую.
Замчательно, что даже здсь, гд на квадратную милю едвали придется три, четыре человка осдлаго населенія, и здсь уже крестьяне начинаютъ жаловаться на тсноту и на то, что прибывшіе ране ихъ заняли самыя лучшія мста.
Возвращаясь затмъ въ деревнямъ Астраханской и Троицкой, слдуетъ сказать, что первая изъ нихъ почти не уступаетъ Турьему-Рогу по благосостоянію своихъ жителей. Въ особенности богато живутъ нсколько семействъ молоканъ, которые принесли сюда, изъ Россіи, свое трудолюбіе и свои религіозныя убжденія.
Въ тоже время у крестьянъ дер. Троицкой, основанной еще такъ недавно, сразу замтно меньшее довольство, нежели у обитателей деревни Астраханской или Турьяго-Рога. Впрочемъ, нтъ сомннія, что черезъ нсколько лтъ и эти крестьяне обстроятся какъ слдуетъ и заживутъ ничуть не хуже своихъ сосдей, которые также много потерпли при первоначальномъ обзаведеніи.
Кром хлбопашества и скотоводства, рыбный промыселъ можетъ доставить большія выгоды крестьянамъ, живущимъ по берегамъ озера Ханка, чрезвычайно богатаго различною рыбою. До сихъ поръ этотъ промыселъ начинаетъ появляться только въ дер. Астраханской, жители которой, будучи рыбаками еще на родин, успли уже обзавестись большимъ неводомъ. Нужно замтить, что для ловли этимъ снарядомъ лучшаго мста, какъ озеро Ханка, трудно даже и представить, такъ какъ, при небольшой глубин, оно везд иметъ дно песчано-илистое и гладкое какъ полъ, притомъ постоянно мутная вода также много помогаетъ успху ловли. Крестьяне занимаются ею во всякое свободное отъ полевыхъ работъ время, всего чаще по праздникамъ, или наканун ихъ.
Ловъ всегда производится на одномъ и томъ же мст, возл дер. Астраханской, и способъ его самый простой. Обыкновенно завозятъ на лодк неводъ на полверсты въ озеро, потомъ спускаютъ его тамъ, и на веревкахъ тянутъ полукругомъ къ берегу.
За одну такую тоню вытаскиваютъ обыкновенно 3—7 пудовъ разной рыбы, а при счастіи пудовъ десять, или даже того боле.
Самое лучшее время для ловли неводомъ бываетъ, по разсказамъ крестьянъ, весною и осенью, когда рыба во множеств приближается къ берегамъ. Зимою рыбной ловли вовсе не производится.
Въ самой южной части степной полосы расположены еще дв нашихъ деревни: Никольская и Суйфунская. Впрочемъ, послдняя составляетъ не боле какъ выселокъ изъ первой, и лежитъ отъ нея въ разстояніи пяти верстъ на берегу рки Суйфуна.
Суйфунское селеніе весьма, небольшое и состоитъ изъ 5-ти дворовъ, между тмъ какъ въ Никольскомъ считается 47 дворовъ, и въ обихъ деревняхъ 313 душъ обоего пола. Какъ Никольская, такъ и Суйфунская основаны, въ 1866 году, одновременно съ селеніемъ Астраханскимъ и выходцами изъ тхъ же самыхъ губерній, т.-е. Астраханской и Воронежской. Но здшнимъ крестьянамъ съ перваго раза не повезло, и въ ма 1868 года, об деревни были сожжены партіею китайскихъ разбойниковъ (хунъ-хузовъ), ворвавшихся въ наши предлы.
Однако, несмотря на недавній погромъ, Никольская и Суйфунская уже успли немного оправиться и даже расшириться, такъ какъ въ томъ же 1868 году сюда перекочевали крестьяне, жившіе, первоначально на верхней Уссури и Дауби-хэ {Въ деревняхъ Романовк и Сысоевк.}.
Во всякомъ случа, нтъ сомннія, что Никольское селеніе въ скоромъ времени достигнетъ полнаго благосостоянія, чему лучшимъ ручательствомъ служитъ трудолюбивая энергія ея обитателей съ одной стороны, и прекрасная мстность съ другой.
Дйствительно, обширная, немного всхолмленная степь съ весьма плодородною черноземною и суглинистою почвою, представляетъ здсь, на каждомъ шагу, отличныя луга и пашни, дв небольшія рчки: Чагоу и Тундагоу и наконецъ въ пяти верстахъ рка Суйфунъ, кром того, обиліе лса возл послдней рки — все это такія выгодныя условія, что нтъ сомннія въ быстромъ развитіи Никольской, даже въ недалекомъ будущемъ, въ особенности если состоится предполагаемое передвиженіе сюда, изъ поста Камень-Рыболовъ, штаба 3-го линейнаго баталіона.
Вблизи описываемой деревни находятся замчательные остатки двухъ старинныхъ земляныхъ укрпленій, которыя, впрочемъ, попадаются изрдка и въ другихъ частяхъ нашего Южно-Уссурійскаго края.
Первое изъ этихъ укрпленій лежитъ верстахъ въ трехъ отъ деревни и представляетъ правильный четыреугольникъ, бока котораго расположены по странамъ свта. Каждый изъ этихъ боковъ иметъ около версты длины, и состоитъ изъ земляного вала, сажени дв съ половиною вышины, со рвомъ впереди.
Внутреннее пространство укрпленія представляетъ мстность совершенно ровную, и только съ западной стороны здсь придлана небольшая земляная насыпь. Сверхъ того, саженяхъ въ пятидесяти впереди южнаго бока, устроенъ небольшой земляной квадратъ, вроятно для боковой обороны.
Другое укрпленіе лежитъ всего въ полверст отъ деревни, и не представляетъ правильнаго четыреугольника, хотя въ общемъ своемъ очертаніи все-таки напоминаетъ подобную фигуру. Валъ этого укрпленія иметъ три сажени вышины, но рва впереди его нтъ вовсе. Какъ бы взамнъ этого рва, въ самомъ валу сдлано много выдающихся частей.
Внутри второго укрпленія находится много небольшихъ возвышеній, въ род кургановъ, на которыхъ иногда лежатъ остатки кирпичей, а въ одномъ мст стоятъ дв каменныя плиты съ нсколькими продланными въ нихъ дырками.
Кром того, по дорог къ дальнему укрпленію, въ полуверст отъ нашего селенія, на небольшомъ бугорк, лежитъ высченное изъ красноватаго гранита грубое изображеніе черепахи, имющее семь футовъ въ длину, шесть въ ширину, и три въ толщину. Рядомъ съ нею, валяется каменная плита, которая, какъ видно по углубленію въ спин черепахи, была вставлена сверху.
Эта плита сдлана изъ мрамора и иметъ около восьми футъ длины, тутъ же лежитъ отбитая ея верхушка, съ изображеніемъ дракона.
Въ самой деревн стоятъ, найденныя въ лсу, два каменныхъ грубыхъ изображенія какихъ-то животныхъ, величиною въ большую собаку.
Кому принадлежали вс эти обдланные камни и укрпленія? Нкоторые относятъ ихъ къ XII вку по P. X., ко временамъ династіи Нюжчень, которая въ то время владычествовала въ Южной Манчжуріи, но мн кажется, что такое предположеніе не боле какъ гадательное. Позднйшія археологическія изысканія, вроятно, прольютъ большій свтъ на этотъ предметъ, и разъяснятъ намъ темную исторію этой страны, которая долго была мстомъ кровавыхъ столкновеній, сначала корейскихъ (гаолійскихъ), а потомъ манчжурскихъ племенъ съ китайцами, и здсь, нсколько разъ, смнялось владычество тхъ и другихъ.
Во всякомъ случа, съ большею достоврностію можно предполагать, что нкогда на этихъ, теперь пустынныхъ мстностяхъ, были не одни военные лагери, но и пункты постоянной осдлости, быть можетъ даже города.
Подтвержденіемъ такому предположенію служатъ изсченія изъ камня, которыя конечно не были бы сдланы въ мстахъ временной стоянки, тмъ боле что гранитъ, изъ котораго высчена черепаха, приходилось везти издалека, такъ какъ этотъ камень, сколько извстно, не встрчается въ ближайшихъ частяхъ Суйфуна.
Но давно, очень давно совершилось все это, такъ что между ныншнимъ скуднымъ населеніемъ не осталось даже никакихъ положительныхъ преданій о тхъ временахъ….
Остальныя крестьянскія поселенія нашего Южно-Уссурійскаго края расположены по самому берегу Японскаго моря, въ слдующемъ порядк: Шкотова на усть р. Цыму-хэ, въ вершин Уссурійскаго залива {Дер. Шкотова также была сожжена китайскими разбойниками весною 1868 г., но потомъ опять возобновлена.}, Александровская и Владимірская на рк Сучан {Въ двнадцати верстахъ отъ ея устья. } впадающей въ заливъ Америка, наконецъ, Фудинъ Арзамасовка и Пермская 1) возл гавани Св. Ольги.
1) Число дворовъ и жителей въ этихъ деревняхъ слдующее:

Число дворовъ.

Мужч.

Женщ.

1. Шкотова

6

25

16

2. Александровская

7

8

8

3. Владимірская

5

15

12

4. Новинки

26

68

68

5. Фудинъ

15

28

23

6. Арзамасовка

5

21

13

7. Пермская

8

21

13

Изъ всхъ этихъ деревень только одна, Новинки, лучшая какъ по своей величин, такъ и въ особенности по благосостоянію своихъ жителей. Остальныя же, вообще, не могутъ похвалиться, въ этомъ отношеніи, частію пр неудобству мстности, на которой расположены, боле же всего по безпечности и лни своихъ обитателей, среди которыхъ встрчается много поселенцевъ, т.-е. каторжниковъ, выслужившихъ срокъ своихъ работъ, и отставныхъ солдатъ, добровольно оставшихся на жительство въ здшнемъ кра.
Бытъ собственно крестьянъ здсь, на далекой чужбин, тотъ же самый какъ и въ Россіи, откуда переселенцы принесли съ собою вс родимыя привычки, поврья и примты.
Вс праздники, съ различными къ нимъ приложеніями, исполняются ими также аккуратно, какъ бывало на родин, и каждое воскресенье, въ деревняхъ, можно видть наряженныхъ парней и двокъ, которые спшатъ къ обдни въ церковь, тамъ гд она уже выстроена {Церкви находятся въ Турьемъ-Рог и на посту Камень-Рыболовъ возл дер. Астраханской, кром того во Владивосток и гавани св. Ольги.}.
Затмъ, въ праздничные дни, посл обда, въ хорошую погоду, какъ т такъ и другія, нарядившись, прогуливаются по улиц, или сидятъ на завалинахъ у своихъ домовъ. Однако псни случается слышать очень рдко, видно, крестьяне еще дичатся на чужой сторон.
Что же касается до воспоминаній о родин, то крестьяне теперь уже нисколько объ ней не тоскуютъ.
‘Правда, сначала, особенно дорогою было немного грустно, а теперь Богъ съ нею, съ родиною’ обыкновенно говорятъ они: ‘что тамъ? земли мало, тснота, а здсь видишь какой просторъ, живи гд хочешь, паши гд знаешь, лсу тоже вдоволь, рыбы и всякаго звря множество, чего же еще надо? А дастъ Богъ обживемся, поправимся, всего будетъ вдоволь, такъ мы и здсь Россію сдлаемъ’, говорятъ не только мужчины, по даже и ихъ благоврныя хозяйки.
Что же касается до самого переселенія сюда изъ Россіи, то дальняя дорога, въ которой крестьяне бываютъ обыкновенно отъ 2-хъ до 3-хъ лтъ, вообще весьма, сильно отзывается на ихъ матеріальныхъ средствахъ.
Вспомоществованіе, даваемое заимообразно отъ казны {Впрочемъ, такое вспомоществованіе дается, въ Южно-Уссурійскомъ кра, только тмъ крестьянамъ, которые пришли сюда прямо изъ Россіи, т же, которые перекочевываютъ съ Амура, не получаютъ означеннаго пособія, такъ какъ они уже пользовались имъ по приход на Амуръ.} (деньгами по сту рублей на каждое семейство и продовольствіемъ въ теченіи перваго года) какъ нельзя боле необходимо. Оно помогло многимъ изъ нихъ обзавестись хозяйствомъ и зажить довольно порядочно, даже хорошо. Правда, нкоторыя деревни еще не оправились до сихъ поръ, но въ этомъ виноваты частію’ сами ихъ обитатели, частію же невыгодныя условія мстностей, на которыхъ они поселились.
Такимъ образомъ, во всхъ деревняхъ, расположенныхъ ни побережья Японскаго моря, сильные лтніе туманы, обыкновенно господствующіе здсь въ іюл, вмст съ дождями, много вредятъ созрванію раннихъ хлбовъ. Впрочемъ, такіе туманы всего сильне бываютъ въ самой береговой полос, замтно слабютъ съ удаленіемъ внутрь страны, и еще рже показываются на западномъ склон Сихотэ-Алиня.
Количество всей обработанной, собственно-крестьянами, земли составляетъ 962 десятины, слдовательно около 0,8 на каждую душу вообще. Хотя, конечно, такое число ничтожно въ сравненіи съ громаднымъ пространствомъ цлаго края, но это зачатки будущей культуры, которая широко можетъ развиться, въ особенности въ степной полос Южно-Уссурійскаго края.
Во всякомъ случа, вся будущность этого края, какъ страны земледльческой, заключается, насколько уже показываетъ опытъ, не въ поселенныхъ тамъ казакахъ, или тмъ мене инородцахъ, а исключительно въ крестьянахъ, отъ большаго или меньшаго прилива которыхъ изъ Россіи будетъ зависть и самый ходъ колонизаціи.
Но для привлеченія такихъ переселенцевъ, мн кажется, прежде всего слдуетъ улучшить самый способъ передвиженія ихъ съ родины на новыя мста.
Въ настоящее время, крестьяне, идущіе изъ Россіи на Амуръ бываютъ въ пути обыкновенно два, даже три года, терпятъ всевозможныя невзгоды и, уже окончательно истощившись въ своихъ матеріальныхъ средствахъ, являются, наконецъ, на избранныя мстности.
Между тмъ, еслибы доставка на Амуръ этихъ переселенцевъ происходила путемъ водянымъ, т.-е. кругомъ свта, то на проздъ тратилось бы только шесть или семь мсяцевъ, такъ какъ судно, выводящее изъ Кронштадта въ сентябр или октябр, является здсь обыкновенно въ ма. Притомъ же, вс пожитки, забранныя съ собою крестьянами, могли бы благополучне достигать новаго мста, а вмст съ тмъ переселенцы сохраняли бы значительное количество собственныхъ денегъ, которыя они теперь тратятъ на продовольствіе во время пути, такъ какъ отпускаемыхъ отъ казны порціоновъ {Порціоны всмъ переселяющимся крестьянамъ выдавались прежде но время пути различно, по губерніямъ, также какъ, напримръ, безсрочно-отпускнымъ солдатамъ. Въ настоящее время, кажется, порціоновъ уже не выдаютъ и крестьяне продовольствуются на собственный счетъ.} не везд бываетъ достаточно.
Наконецъ, если по какимъ бы то ни было соображеніямъ, о морской перевозк не можетъ быть и рчи, то слдуетъ, по крайней мр, хотя на Амур имть пароходъ, спеціально предназначенный для буксировки баржъ съ переселенцами, отъ г. Сртенска, вдоль по Амуру и по Уссури на озеро Ханка.
Правда, въ настоящее время переселенцы также возятся здсь на пароходахъ, но, при отсутствіи правильныхъ рейсовъ, они часто подолгу ждутъ то въ одномъ, то въ другомъ мст, и тратятъ на перездъ отъ Сртенска на озеро Ханка почти цлое лто. Притомъ же, являясь сюда осенью, они не имютъ уже времени ни распахать земли для посва, ни заготовить сна для норма скота въ наступающую зиму, а черезъ это, обыкновенно, бываютъ поставлены въ самое затруднительное положеніе.
Между тмъ, еслибы имлся на Амур пароходъ, спеціально предназначенный для перевозки переселенцевъ, то они совершали бы весь свой перездъ мене чмъ въ мсяцъ, и, отправляясь изъ Сртенска, напримръ, въ начал мая, въ іюн были бы уже на мст, слдовательно могли бы тотчасъ же приступить въ различнымъ работамъ.
Вмст съ крестьянами, въ деревняхъ нашего Южно-Уссурійскаго края, живутъ еще, какъ земледльцы, такъ-называемые поселенцы, т.-е. каторжники, выслужившіе срокъ своихъ работъ, и отставные солдаты, или матросы, оставшіеся здсь добровольно на вчныя времена.
Число первыхъ, т.-е. поселенцевъ равняется 54 {Эта цифра была къ 1-му января 1868 г., впрочемъ посл того она едвали увеличилась, разв на нсколько человкъ.} (27 мужчинъ и 27 женщинъ), они живутъ особою деревнею Александровскою на Сучан, и между крестьянами въ деревняхъ Швотова, Новинки и Пермская. Немного можно сказать утшительнаго про этихъ людей вообще. Будучи, по большей части, нравственно испорченными, привыкшіе, въ теченіи долгихъ лтъ своей ссылки, къ самому строгому присмотру и требованіямъ, но, увидавъ теперь себя свободными, они, обыкновенно, даютъ полный просторъ своимъ порочнымъ склонностямъ и, за весьма немногими исключеніями, длаются тми же, какими были прежде.
Разумется, при такихъ условіяхъ невозможно быть хорошимъ земледльцемъ и, дйствительно, между всми поселенцами очень рдко можно, встртить хотя сколько-нибудь трудолюбиваго человка. Большая же чаетъ изъ нихъ перебивается кое-какъ, и весьма мало заботятся о завтрашнемъ дн.
Не лучшій отзывъ можно сдлать, и объ отставныхъ солдатахъ, или матросахъ, добровольно оставшихся на жительство въ этомъ кра и поселившихся, частію во Владивосток, гаваняхъ Новгородской и си: Ольги, частію же между крестьянами въ деревняхъ: Турій-Рогъ, Никольская, Шкотова, Фудинъ, Арзамасовка, на пост Камень-Рыболовъ. Къ счастію, число солдатъ, живущихъ между крестьянами, не велико, всего 34 человка съ 21 женщинами, да изъ этого числа, только 18 живутъ отдльными дворами, октальные же или нанимаются въ работники, или просто шатаются безъ всякой опредленной цли.
Хотя закономъ и положено, чтобы ближайшіе начальники ручались за поведеніе остающихся на жительство солдатъ, но такой законъ одна мертвая буква, которая никогда не исполняется, потому что изъ числа этихъ солдатъ, по крайней мр дв трети отъявленные негодяи, оставшіеся здсь только затмъ, чтобы получить и промотать 130 руб., которые выдаютъ всмъ имъ на первоначальное обзаведеніе хозяйствомъ. Многіе изъ нихъ, тотчасъ же по полученіи, проматываютъ эти деньги до послдней копйки, являются на избранное мсто жительства нищими, и, такимъ образомъ, вносятъ одинъ развратный пролетаріатъ въ наши, только-что начинающія возникать, колоніи.
Что же касается вообще до способности отставныхъ солдатъ къ земледлію, то объ этомъ, конечно, нечего и распространяться. Дло слишкомъ ясно само по себ. Скажу только, что, за исключеніемъ четырехъ или пяти, хотя сколько-нибудь, прилежныхъ солдатскихъ семействъ, остальные воздлываютъ обыкновенно по одной десятин земли, или даже того мене, а. нкоторые не имютъ ни одного распаханнаго клочка ‘по непривычк къ такой работ’, какъ они сами выражаются.
Изъ числа солдатъ, живущихъ вн деревень, боле всего поселилось во Владивосток {Цифру солдатъ, обитающихъ вн деревень, я не могъ узнать положительно. По всему вроятію, это число, если не боле, то уже никакъ не мене того, которое показано для деревень.}. Немногіе изъ нихъ занимаются различнымъ мастерствомъ, большая же часть ничего не длаетъ, и ничуть не лучше своихъ собратій, поселившихся въ деревняхъ. Такимъ образомъ, въ посту св. Ольги заходится пять солдатскихъ дворовъ (четыре съ 1862 года и одинъ съ 1864 года), обитатели которыхъ поселились, какъ земледльцы, но всми ими, къ 1-му января 1868 года, было разработано только 3/4 десятины земли.
Такіе факты, мн кажется, ясно указываютъ, что поселеніе отставныхъ солдатъ въ кра приноситъ для него одно зло, но никакъ не пользу, тмъ боле, что оно дорого стоитъ правительству, выдающему, какъ сказано выше, 130 руб. каждому, остающемуся здсь солдату. Это-то пособіе и составляетъ главную приманку для всхъ негодяевъ, готовыхъ за деньги про, дать себя на какое угодно дло.
Можно утвердительно сказать, что когда выдача денегъ прекратится, то гораздо мене будетъ оставаться здсь солдатъ на’ жительство, но за то, если, въ данномъ случа, правительство проиграетъ въ количеств, такъ наврное выиграетъ въ качеств, потому что будутъ оставаться только люди, дйствительно желающіе трудиться и заработать себ кусокъ хлба. Пособіе имъ можно давать не деньгами, а различными предметами, необходимыми для первоначальнаго обзаведенія хозяйствомъ, какъ-то: скотомъ, сменами, земледльческими орудіями, или наконецъ выдавать тже самыя деньги, но только въ вид преміи за разработку извстнаго количества земли, за усердное занятіе какимъ-либо промысломъ или мастерствомъ и т. п.
Притомъ же, есть еще одно, весьма важное обстоятельство, препятствующее благосостоянію многихъ солдатъ и поселенцевъ — это ихъ безсемейная жизнь. Дйствительно, можетъ ли хорошо идти хозяйство у человка одинокаго, даже при всемъ желаніи съ его стороны? Кром того, семейная жизнь всегда благодтельно дйствуетъ и на нравственную сторону человка. Придя съ тяжелой работы домой, семьянинъ можетъ свободно вздохнуть въ кругу жены и дтей, любовь къ которымъ заставляетъ его трудиться цлые дни. Одинокій же солдатъ, или поселенецъ не знаетъ ничего этого, не для кого ему особенно трудиться, нтъ у него семейства, съ которымъ онъ могъ бы подлить радость, или горе и, поневол, бросается такой горемыка въ крайность, изъ которой для него уже нтъ возврата. Жениться же здсь, при большомъ недостатк женщинъ, весьма трудно, да притомъ крестьянинъ и не отдастъ свою дочь за человка, пользующагося въ его глазахъ самою дурною репутаціею.
Въ заключеніе, обращаясь къ мстностямъ, удобнымъ для будущихъ поселеній, я могу сказать, что въ этомъ отношеніи на первомъ план, должны стоять Ханкайскія степи и Сучанская долина.
Первыя, т.-е., степи, раскинулись между юго-западною оконечностію озера Ханка и р. Суйфуномъ, боле чмъ на ста верстъ въ длину и отъ 25—40 въ ширину. На восток он ограничиваются болотистыми равнинами рки Лэфу, а на запад, мало-по-малу, переходятъ въ гористую область верхняго теченія pp. Mo и Сахэзы.
На всемъ, вышеозначенномъ пространств, только дв болотистыя долины, средняго и нижняго теченія этихъ ркъ, нсколько нарушаютъ однообразіе мстности, представляющей или обширные луга, или холмы, покрытые мелкимъ дубнякомъ и лещиною, съ рощами дуба и черной березы.
Въ нкоторыхъ мстахъ, какъ напримръ, на водораздл Mo и Сахэзы, мстность принимаетъ даже гористый характеръ, но вскор степь опять беретъ свое, и на десятки верстъ разстилается широкою, волнистою гладью {Замчательно, что въ южной части степной полосы, на водораздл, между бассейномъ озера Ханка и р. Суйфуна, впадающаго уже прямо въ Японское море, проходящій здсь хребетъ Сихотэ-Алинь до того не высокъ, что почти совершенна не измняетъ характера степи, лежащей по об его стороны. Вообще, сколько до сихъ поръ извстно, главная ось этого хребта много ниже боковыхъ его отроговъ.}.
Травяной покровъ всей этой степи являетъ чрезвычайное разнообразіе, совершенно противоположное тому однообразію растительности, которая покрываетъ болотистыя равнины на Уссури и Сунгач. Достигая невысокаго (1—2 фут.) роста, и не представляя тхъ громадныхъ, непроходимыхъ зарослей, которыя характеризуютъ уссурійскіе и сунгачинскіе луга, эта трава въ высшей степени удобна для корма скота, такъ что здсь современемъ, кром земледлія, обширно можетъ развиться и скотоводство.
Вообще, Ханкайскія степи есть самое лучшее, во всемъ Уссурійскомъ кра, мсто для нашихъ будущихъ поселеній. Не говоря уже про плодородную черноземную, или суглинистую почву, не требующую притомъ особеннаго труда для первоначальной разработки, про обширныя прекрасныя пастбища, важная выгода заключается въ томъ, что степи не подвержены наводненіямъ, которыя везд на Уссури длаютъ такую огромную помху земледлію. Правда, есть одинъ недостатокъ этихъ степей — именно малое количество воды,— но его можно устранить, копая колодцы, или запрудивъ небольшіе, часто пересыхающіе, ручейки въ лощинахъ и чрезъ то образовать тамъ пруды.
Долина Сучана, по своему плодородію, едвали не превосходитъ степную полосу. Эта долина иметъ верстъ шестьдесятъ въ длину, при средней ширин 2—4 верстъ, и почву черноземную, чрезвычайно плодородную. Однако и у нея есть недостатокъ, общій, впрочемъ, всему морскому побережью, — именно обиліе лтнихъ тумановъ, препятствующихъ правильному вызрванію раннихъ хлбовъ, такъ что земледліе боле успшно кометъ здсь идти въ верхнемъ и среднемъ теченіи рки, гд! вредъ отъ тумановъ гораздо мене ощутителенъ.
Что же касается до другихъ мстностей, удобныхъ для заселенія, то хотя долины береговыхъ ркъ Японскаго моря, каковы: Седеми, Манчугай, Суйфунъ, Цыму-хэ, Ta-Уху, Пхусунъ и Тазуши имютъ почву весьма плодородную, но, за исключеніемъ только немногихъ, боле возвышенныхъ пространствъ, эти долины подвержены затопленію въ періодъ сильныхъ дождей, такъ что для значительныхъ поселеній он негодны. Здсь могутъ быть раскинуты, современемъ, только небольшія деревни, подобно тому, какъ и нын стоятъ, то въ одиночку, то по нсколько вмст, земледльческія фанцы китайцевъ. Впрочемъ, въ окрестностяхъ залива Поссьета есть много мстъ удобныхъ и для большихъ поселеній.
Внутри Уссурійскаго края, кром самой Уссури, удобныя для заселенія мстности лежатъ разбросанными оазисами по долинамъ Лифудина, Сандагу, Ула-хэ, Суду-хэ, а еще боле по Дауби-хэ, на обширныхъ пологихъ скатахъ, окаймляющихъ эту рку слва, и не подверженныхъ затопленію, даже въ самую высокую воду.
Кром того, хорошія для земледлія мста находятся, какъ, говорятъ, по нижнему теченію Има, Викина и Хора, т.-е. большихъ правыхъ притоковъ Уссури.
Конечно, при дальнйшемъ заселеніи и лучшемъ разслдованіи Уссурійскаго края, можетъ быть найдется много и другихъ благопріятныхъ мстностей, но, во всякомъ случа ныншнія поселенія должны осдаться на мстахъ, уже извданныхъ относительно своей пригодности для земледлія.
Такими мстностями слдуетъ считать, прежде всего, Ханкайскія степи, съ ихъ широкимъ просторомъ и благодатною почвою. Много тысячъ семействъ умстится здсь совершенно свободно, и если только новые поселенцы примутся съ энергіею за устройство своего житья-бытья, то можно ручаться, что черезъ нсколько лтъ они станутъ жить въ полномъ довольств и не пожалютъ о томъ, что рискнули бросить свою родину.

II.
Инородческое населеніе.

Изъ инородческихъ племенъ, обитающихъ въ Уссурійскомъ кра, первое мсто, по числу, принадлежитъ русскимъ китайцамъ или ‘манза’ {О значеніи слова ‘Манза’ я много разъ допытывался у китайцевъ, но никогда не могъ получить удовлетворительнаго отвта. Обыкновенно они говорятъ, что это слово есть настоящее названіе китайцевъ.}, какъ они сами себя называютъ.
Это населеніе встрчается, какъ на самой Уссури, такъ и по ея большимъ правымъ притокамъ, но всего боле скучено въ Южно-Уссурійскомъ кра, по долинамъ Сандогу, Лифудинъ, Ула-хэ, Дауби-хэ, затмъ въ западной части Ханкайскаго бассейна и по всмъ, боле значительнымъ, береговымъ рчкамъ Японскаго моря, въ особенности на Шгипо-хэ, Сучан, Та-Судухэ, Ta-Уху, Пхусунъ и Тазуши.
Трудно съ точностью объяснить историческое происхожденіе этого населенія, и сами манзы на этотъ счетъ ничего не знаютъ. Всего вроятне, что съ тхъ поръ, какъ, въ половин XVII вка по P. X., манчжуры овладли Китаемъ, восточная часть ихъ родины, скудно населенная туземными племенами орочей и гольдовъ, сдлалась мстомъ ссылки различныхъ преступниковъ. Съ другой стороны, естественныя богатства этой страны, въ особенности соболь и дорогой корень жень-шень, цнимый въ Кита на всъ золота, привлекали сюда цлыя толпы бездомныхъ скитальцевъ, неимвшихъ дла на родин и приходившихъ въ Новый край, съ надеждою на скорое и легкое обогащеніе. Наконецъ, морское побережье, гд, у скалистыхъ выступовъ, въ изобиліи растетъ морская капуста (особый видъ морской водоросли Fucus), представляло обширное поприще для промысла, не мене выгоднаго, чмъ ловля соболя и исканіе женьшеня. Такимъ образомъ, въ зависимости отъ всхъ этихъ условій и сложилось мстное китайское населеніе края, которое можно раздлить на постоянное, или осдлое, и, или приходящее.
Въ первому, относятся т китайцы, которые поселились здсь на вчныя времена, занялись земледліемъ и живутъ на однихъ и тхъ же мстахъ.,
Это населеніе образовалось, вроятно, изъ бглыхъ и ссыльныхъ, а частію и изъ временно-приходящихъ, которымъ нравилась дикая, свободная жизнь, вн всякихъ условій цивилизованнаго общества.
Главнйшее занятіе всхъ осдлыхъ манзъ есть земледліе, которое доведено у нихъ до совершенства. Поля, находящіяся при ихъ жилищахъ, или фанзахъ, могутъ служить образцами трудолюбія, такъ что урожай хлба, въ особенности проса, составляющаго главную пищу, бываетъ чрезвычайно великъ, и обезпечиваетъ годичное существованіе хозяина фанзы, съ его работниками. Кром проса, манзы засваютъ также сорго, бобы, фасоль, кукурузу, ячмень и пшеницу, а по огородамъ различныя овощи, какъ-то: огурцы, дыни, капусту, рдьку, чеснокъ, лукъ, красный перецъ и табакъ. Лукъ и чеснокъ составляютъ для нихъ любимую овощъ и употребляются какъ въ сыромъ вид, такъ и въ различныхъ кушаньяхъ.
Сверхъ того, нкоторые китайцы — правда очень немногіе — занимаются воздлываніемъ жень-шеня (Panax ginseng). Это растеніе, принадлежащее въ семейству аралій, встрчается въ дивомъ состояніи въ южной Манчжуріи и въ Уссурійской стран, приблизительно до 47 сверн. шир. Оно растетъ въ глубокихъ тнистыхъ лсныхъ падяхъ, но везд очень рдко. Съ давнихъ временъ китайская медицина приписываетъ корню жень-шеня различныя цлебныя свойства, даже въ такихъ болзняхъ, какъ истощеніе силъ, чахотка и т. п., поэтому въ Кита платятъ за него громадныя цны. Оставляя даже въ сторон преувеличенныя, въ этомъ случа, показанія прежнихъ писателей, которые, какъ напр. миссіонеръ Вероль, увряютъ, что фунтъ дикорастущаго жень-шеня стоитъ въ Пекин до 50-ти тысячъ франковъ, все-таки цна на него въ Кита громадная и по разсказамъ манзъ простирается до двухъ тысячъ серебрянныхъ рублей, на паши деньги, за одинъ фунтъ корня. Воздлываемый же на плантаціяхъ жень-шень стоитъ несравненно дешевле, и продается только 40—50 серебрянныхъ рублей за фунтъ.
Исканіемъ дикаго жень-шеня, въ южной Манчжуріи, ежегодно занимаются нсколько тысячъ человкъ, получающихъ на такой промыселъ дозволеніе и билеты отъ правительства. Въ прежнія времена, промышленники приходили и въ Южно-Уссурійскій край, но теперь этотъ промыселъ прекратился здсь совершенно, хотя существовалъ не такъ давно въ размрахъ довольно обширныхъ. Еще миссіонеръ де-ла Брюньеръ, постившій Уссури въ 1846 году и бывшій на ней первымъ изъ европейцевъ, въ своихъ запискахъ разсказываетъ объ этомъ промысл и описываетъ исполненную трудовъ и опасностей жизнь искателей жень-шеня. Въ настоящее время, въ нашемъ Уссурійскомъ кра вовсе нтъ подобныхъ искателей {Только иногда, и то очень рдко, мстные манзы ищутъ жень-шень въ окрестностяхъ своихъ фанзъ.} и вс манзы единогласно говорятъ, что причиною тому занятіе нашими края и распространеніе въ немъ русскаго населенія, котораго боятся промышленники.
Между тмъ, искусственное разведеніе жень-шеня идетъ по прежнему, и его плантаціи изрдка встрчаются въ Южно-Уссурійскомъ кра на Дауби-хэ, Сандогу, Сучан и на нкоторыхъ рчкахъ морского побережья. Разведеніе и воспитываніе этого растенія требуетъ особеннаго, тщательнаго ухода. Обыкновенно его садятъ сменами, или корнями (послдній способъ разведенія гораздо лучше) въ гряды, которая имютъ одну сажень въ ширину и около десяти въ длину. Земля для этихъ грядъ должна быть чистый черноземъ, который осенью сгребаютъ въ кучи, затмъ, весною просиваютъ сквозь особыя рдкія сита и только посл подобной обдлки кладутъ въ гряды. Для защиты отъ солнечныхъ лучей, которыхъ не любитъ это растете, надъ каждою грядою устраивается навсъ изъ холста, иногда же изъ досокъ. Кром того, съ сверной стороны, также длается защита отъ холоднаго втра. Съ наступленіемъ 8имы навсъ снимается, и открытая гряда заносится снгомъ. Въ первый годъ посл посва корень выростаетъ очень небольшой, но съ каждымъ годомъ толщина его увеличивается, хотя и при глубокой старости онъ достигаетъ величины только указательнаго пальца человческой руки. Черезъ три года можно уже имть довольно порядочные корни, но, обыкновенно, здшніе китайцы держатъ ихъ большій срокъ. Затмъ посл сбора они приготовляютъ корень особеннымъ образомъ, посредствомъ обчистки и вывариванія въ вод, а потомъ отправляютъ на продажу въ Китай, черезъ Нингуту и иногда моремъ прямо въ Шангай. Хотя искусственно разводимый корень, какъ сказано выше, цнится гораздо ниже дикаго, но все-таки цна его довольно высока, такъ что китаецъ отъ продажи своей плантаціи получаетъ цлое состояніе.
Кром земледльческихъ фанзъ, располагающихся преимущественно въ долинахъ ркъ, есть еще другія, такъ-называемыя звровыя, обитатели которыхъ занимаются звринымъ промысломъ. Эти фанзы устраиваются въ лсахъ, гд обиліе всякихъ зврей обусловливаетъ возможность правильной и постоянной за ними охоты. Впрочемъ число звровыхъ фанзъ, принадлежащихъ собственно манзамъ, невелико и этимъ промысломъ занимаются исключительно орочи, или тазы, и гольды, незнающіе земледлія.
Фанзы, въ которыхъ живутъ китайцы, располагаются большею частью въ одиночку, иногда же по нскольку вмст, и въ такомъ случа образуютъ поселенія или деревни. Притомъ, вс эти фанзы выстроены на одинъ и тотъ же образецъ. Обыкновенно, каждая изъ нихъ иметъ четыреугольную форму, боле протянутую въ длину, чмъ въ ширину, съ соломенною крышею, круто покатою на об стороны. Стны фанза около четверти аршина толщины, и длаются изъ глины, которою обмазанъ плетень, служащій имъ основаніемъ. Съ солнечной стороны продланы два-три ршетчатыхъ окна и между ними двери для входа. Какъ окна, такъ и верхняя половина дверей всегда заклеены пропускною бумагою, промазанною жиромъ. Внутреннее пространство фанзы бываетъ различно по величин. Это зависитъ отъ состоянія хозяина и числа живущихъ. Обыкновенно же фанзы имютъ 6—7 саженъ въ длину и сажени 4 въ ширину. Кром того, въ богатыхъ фанзахъ есть, перегородка, которая отдляетъ мсто, занимаемое хозяиномъ, отъ его работниковъ.
Внутри фанзы съ одной стороны, а въ нкоторыхъ и съ двухъ, придлываются глиняныя нары, которыя возвышаются немного боле аршина надъ поломъ, состоящимъ прямо изъ земли. Эти нары покрыты соломенниками, искусно сплетенными изъ тростника и служатъ для сиднья, главнымъ же образомъ для спанья. Съ одной ихъ стороны придлана печка, закрытая сверху большою чугунною чашею, въ которой приготовляется пища. Труба отъ этой печки проведена подъ всми нарами, и выводится наружу, гд оканчивается большимъ деревяннымъ столбомъ, внутри пустымъ. Дымъ отъ печки проходитъ по труб подъ нарами, нагрваетъ ихъ и затмъ выходить вонъ.
Кром печи, посредин фанзы всегда находится очагъ, въ которомъ постоянно лежатъ горячіе уголья, засыпанные сверху золою, чтобы подольше сохранить жаръ. Очагъ у бдныхъ длается просто на земляномъ полу, у богатыхъ же на особенномъ возвышеніи, и въ немъ иногда горитъ каменный уголь. Надъ такимъ очагомъ зимою, въ холодные дни, манзы сидятъ по цлымъ часамъ, даже днямъ, грются, курятъ трубки и попиваютъ чай, или просто теплую воду, которая всегда стоитъ здсь въ чайник. Потолка въ фанз нтъ, а вмсто его, сажени на полторы отъ земли, положено нсколько поперечныхъ жердей, на которыхъ вшается равная мелочь: кукуруза, оставленная на смяна, старые башмаки, шкуры, одежды и т. п. Около же стнъ, незанятыхъ нарами, разставлены деревянные ящики и разная домашняя утварь.
Вонь и дымъ въ фанз бываютъ постоянно частію отъ очага, частію отъ разной, развшенной на жердяхъ, дряни, которая ежедневно коптится въ дыму въ то время, когда топится печка, потому что трубы подъ нарами рдко устроены такъ хорошо, чтобы въ нихъ выходилъ весь дымъ, большая его часть всегда идетъ въ фанзу. Кром того и прямо на очаг часто разводится огонь, дымъ отъ котораго выходитъ въ растворенную дверь.
Замчательно, что во всхъ фанзахъ внутри подъ крышею устроены гнзда ласточекъ, которыхъ манзы очень любятъ и берегутъ, такъ что даже подвшиваютъ доски, чтобы различныя нечистоты не падали на полъ и на нары. Иногда такое гнздо сдлано мене чмъ на сажень отъ земли, и доврчивая птичка спокойно сидитъ на яйцахъ, нисколько не пугаясь людей.
По наружнымъ бокамъ фанзы обыкновенно находятся пристройки, въ которыя загоняется скотъ, складываются вещи, хлбъ и проч. Кром того, при нкоторыхъ богатыхъ фанзахъ въ особомъ помщеніи устроены бываютъ жернова, для выдлки муки и крупы, эти жернова приводятся въ движеніе быками, которые ходятъ по кругу.
Пространство вокругъ фанзы, незанятое пристройками, обносится частоколомъ, съ воротами для входа. Кром всего этого, при нкоторыхъ фанзахъ находятся молельни, которыя ставятся саженъ на десять въ сторон и имютъ форму часовенки, около сажени въ квадрат. Входъ въ такую часовенку закрытъ бываетъ ршетчатыми дверями, а внутри ея приклеено изображеніе божества, въ образ китайцевъ. Передъ этимъ изображеніемъ лежатъ разныя приношенія: полотенцу съ какимъ-то писаніемъ, желзная чаша для огня, палочки, ленточки и т. п.
Таковы наружная форма и внутреннее устройство фанзъ.
Обитатели ихъ, манзы, живутъ ршительно вс безъ семействъ, которыя они должны были оставить въ своемъ отечеств при отправленіи въ этотъ край.
Безсемейная жизнь какъ нельзя боле отражается на самомъ характер манзъ и длаетъ его мрачнымъ, эгоистичнымъ. Рдко-рдко можно встртить сколько-нибудь привтливаго манзу. Вообще грубость, неряшество, страшная жадность къ деньгамъ — вотъ качества, которыя характеризуютъ всхъ представителей небесной имперіи, живущихъ въ нашихъ предлахъ’ Вс помыслы и заботы манзы вертятся только на томъ, чтобы насытить свой желудокъ да пріобрсть нсколько лишнихъ рублей, вн этого онъ ничего не знаетъ.
Въ каждой фанз живетъ одинъ, два, а иногда и боле хозяевъ и нсколько работниковъ, и везд, гд только случалось мн видть, образъ жизни манзъ одинъ и тотъ же. Обыкновенно, утромъ, на разсвт, они топятъ печку, и въ чугунной чаш, которою она сверху закрыта, приготовляютъ свою незатйливую пищу, состоящую, главнйшимъ образомъ, изъ варенаго проса. Въ тоже время разводится огонь и на очаг, такъ что вскор вся фанза наполняется дымомъ, для выхода котораго растворяется дверь, даже зимою, несмотря на морозъ. Холодъ съ ниву и дымъ съ верху заставляютъ наконецъ подняться и тхъ манзъ, которые заспались подольше другихъ. Когда вс встали, то, не умываясь, тотчасъ же садятся на нарахъ около небольшихъ столиковъ и приступаютъ къ д проса, которое для этого накладывается въ глиняныя чашки, и подносится во рту двумя тоненькими деревянными палочками. Какъ приправу въ вареному просу, часто длаютъ особый дкій соусъ изъ стручковаго перцу. Кром того, въ богатыхъ фанзахъ приготовляютъ и нкоторыя другія кушанья, какъ-то, пильмени, булки, печеныя на пару, а также козье, или оленье мясо. Утренняя да продолжается около часу, манзы дятъ непомрно много, и притомъ пьютъ изъ маленькихъ чашечекъ, величиною немного боле наперстка, нагртую водку (сули), которую приготовляютъ сами изъ ячменя.
Посл обда работники обыкновенно отправляются на работы: молотить хлбъ, убирать скотъ и прочее, сами же хозяева остаются въ фанз и, по большей части, ничего не длаютъ. Въ холодное время они по цлымъ днямъ сидятъ передъ очагомъ, грются, курятъ трубки и распиваютъ чай, заваривая его прямо въ чашкахъ, изъ которыхъ пьютъ. Такъ проходитъ цлый день до вечера. Передъ сумерками, опять варится куда и опять дятъ ее манзы тмъ же порядкомъ, а затмъ, съ наступленіемъ темноты, ложатся спать, или иногда сидятъ еще недолго, употребляя для освщенія лучину, чаще же ночникъ, въ которомъ горитъ сало или травяное масло. Вечернее время часто посвящается истребленію собственныхъ паразитовъ, которыхъ манзы отвратительно казнятъ на переднихъ зубахъ. Во избжаніе вроятно тхъ же враговъ, на ночь манзы снимаютъ съ себя все платье и снятъ нагишомъ, прикрывшись только съ верху, на теплыхъ нарахъ, нагрваемыхъ во время топки печи. Привычка длаетъ такую постель весьма удобною, но для европейца не совсмъ пріятно спать въ то время, когда одному боку очень жарко, а другому очень холодно, потому что фанза, во время мороза, сильно выстываетъ за ночь.
Такъ однообразно проходитъ день за днемъ въ теченіи цлой зимы, лтомъ же манзы, съ образцовымъ трудолюбіемъ, занимаются разработкою своихъ полей.
Одежда манзъ до того разнообразна, смотря по времени года, состоянію и вкусу каждаго, что, право, трудно ее точно описать. Въ большей части случаевъ преобладаетъ длиннополый халатъ изъ синей дабы, такого же, а иногда и сраго цвта панталоны и башмаки, съ очень узкими и загнутыми вверхъ носками. Эти башмаки длаются изъ звриной или рыбьей шкуры и въ нихъ, зимою, манзы накладываютъ для мягкости и теплоты сухую траву ула-цао {Эта трава принадлежитъ къ роду ситовниковъ (Cyperus) и есть та самая, которую манчжуры считаютъ въ числ трехъ благъ (соболя, жень-шеня и травы ула) дарованныхъ небомъ ихъ родин.}. Головной уборъ состоитъ изъ низкой шляпы, съ отвороченными вверхъ полями, за поясомъ манзы постоянно носятъ длинный и узкій кисетъ съ табакомъ и трубкою.
Зимняя одежда состоитъ изъ короткой мховой куртки, шерстью вверхъ, и такой же шапки съ широкими мновыми наушниками. Все это длается изъ шкуры енотовъ, рдко изъ мха антилопы.
Волосы свои манзы, какъ и вс китайцы, брютъ спереди и сзади, оставляя только на затылк длинный пучекъ, который сплетаютъ въ косу. Бороду также брютъ, оставляя одни усы, а иногда и клочекъ бороды, въ вид эспаньолки.
Вс осдлые манзы имютъ свое собственное, организованное управленіе. Въ каждомъ поселеніи находится старшина, который разбираетъ мелкія жалобы своихъ подчиненныхъ. Если же фанза стоитъ отдльно, то она всегда приписана къ другому какому-нибудь мсту. Вс старшины выбираются самими манзами на извстный срокъ, по прослуженіи котораго могутъ быть или уволены, или оставлены на вторичную службу. Въ случа же дурного поведенія, или какихъ-нибудь проступковъ, они смняются и ране срока, по приговору манзъ.
Кром того, извстный раіонъ иметъ одного главнаго, также выборнаго старшину, которому подчинены вс прочіе. Этотъ старшина судитъ важныя преступленія, какъ напр., воровство, убійство, и власть его такъ велика, что онъ можетъ, наказывать смертью.
Приведу одинъ рзкій случай такого суда, совершеннаго въ 1866 году и разсказанный мн очевидцами русскими. Виновный манза совершилъ убійство во время картежной игры, которая происходила въ фанз Кызенъ-Гу {Не далеко отъ вершины Уссурійскаго залива.}. Онъ игралъ здсь вмст съ другими манзами и замтивъ, что одинъ изъ нихъ сплутовалъ, всталъ, не говоря ни слова, взялъ ножъ, какъ будто для того, чтобы накрошить табаку, и этимъ ножемъ поразилъ прямо въ сердце того манзу, который смошенничалъ въ игр. Убійцу тотчасъ же связали и дали объ этомъ знать главному старшин, который явился на судъ, вмст съ другими манзами. Посл долгихъ разсужденій приговорили, наконецъ, заковать виновнаго живымъ въ землю, и для боле удобнаго исполненія такого приговора, ршили напоить его сначала пьянымъ. Волею или неволею долженъ былъ осужденный пить водку, уже въ виду выкопанной ямы, но хмль не бралъ его, подъ вліяніемъ страха смерти. Тогда манзы, видя, что онъ не пьянетъ отъ маленькихъ чашечекъ, которыми они обыкновенно пьютъ, стали насильно лить ему въ горло водку большими чашками и наконецъ, когда привели въ совершенное безпамятство, то бросили въ яму и начали закапывать. Когда насыпали ужо довольно земли и несчастный, задыхаясь, сталъ ворочаться въ ям, тогда нсколько манзъ бросились туда, ногами и лопатами стали утаптывать плотне землю, и наконецъ совсмъ закопали виновнаго.
Однако, въ настоящее время, принимаются мры къ ограниченію такого самоуправленія. Старшины хотя по прежнему будутъ выбираться манзами, но утвержденіе ихъ будетъ зависть отъ русскихъ начальниковъ, и власть ихъ суда будетъ простираться только на преступленія маловажныя.
Число осдлаго китайскаго населенія трудно опредлить съ точностью, такъ какъ до сихъ поръ еще не сдлано полной переписи. Приблизительную же цифру этого населенія можно полагать отъ четырехъ до пяти тысячъ душъ.
Временное, или приходящее, китайское населеніе является въ Южно-Уссурійскій край для ловли морской капусты и трепанговъ, кром того, прежде много китайцевъ приходило сюда ради грибнаго промысла и для промывки золота.
Ловля капусты производится на всемъ нашемъ побережья Японскаго моря, начиная отъ залива Поссьета до гавани си. Ольги. Самыя лучшія мста для этой ловли — утесистые берега заливовъ, гд нтъ сильнаго волненія и гд глубина не боле двухъ, или трехъ саженъ. Въ чистой, совершенно прозрачной морской вод, на такой глубин видны мельчайшія раковины и между прочимъ водоросли, которыя прикрпляются къ камнямъ, раковинамъ и т. п.
Въ одномъ и томъ же мст, ловля производится черезъ годъ для того, чтобы водоросли могли вновь вырости. Китайцы достаютъ ихъ со дна длинными деревянными вилами, ‘ушатъ на солнц, связываютъ въ пучки 1—2 пудовъ всомъ, а затмъ везутъ во Владивостокъ и Новгородскую гавань, гд продаютъ, среднимъ числомъ, на наши бумажныя деньги по одному руб. за пудъ.
Покупкою этой капусты занимаются нсколько иностранныхъ купцовъ, живущихъ во Владивосток и Новгородской гавани, откуда они отправляютъ ея, на иностранныхъ же корабляхъ, въ Шангай, Чу-Фу и другіе китайскіе порты.
По словамъ тхъ же самыхъ купцовъ, изъ трехъ вышеназванныхъ пунктовъ въ 1868 году было вывезено 180,000 пудовъ {Вывозъ 1868 г. былъ не великъ, вслдствіе безпорядковъ произведенныхъ въ Южно-Уссурійскомъ кра китайскими разбойниками (хунъ-хузами).} капусты, а въ 1869 году 360,000 пудовъ.
Промыселъ морской капусты увеличивается съ каждымъ годомъ, чему причиною служитъ возможность промышленникамъ сбывать свою добычу во Владивосток, гаваняхъ Новгородской и св. Ольги, слдовательно въ пунктахъ, лежащихъ возл самаго мста лова, а не отправлять ея, какъ прежде, трудною вьючною дорогою, въ ближайшіе манчжурскіе города Санъ-Синь и Нингуту. Благодаря удобству сбыта и дешевой морской перевозк, наша капуста стала весьма выгодно конкуррировать на китайскихъ рынкахъ съ капустою, привозимою изъ Японіи, и запросъ на нее увеличивается съ каждымъ годомъ, а вслдствіе этого развивается самый промыселъ и принимаетъ боле правильную, противъ прежняго, организацію. Теперь уже немного одиночныхъ ловцовъ, которые промышляютъ сами отъ себя. Богатые купцы изъ Хунъ-Чуна и Нингуты нанимаютъ обыкновенно зимою работниковъ, снабжаютъ ихъ всмъ необходимымъ и отправляютъ на лто въ море, подъ надзоромъ довренныхъ отъ себя лицъ. Первые, т.-е. хунъ-чунскіе купцы, отправляютъ своихъ рабочихъ въ Новгородскую гавань, гд на мыс Чурухада зимуютъ ихъ лодки, иногда въ числ боле тысячи. Сюда въ апрл приходятъ эти работники, садятся отъ двухъ до трехъ человкъ въ каждую лодку, и пускаются въ море на выгодный промыселъ.
Такимъ образомъ, одна, большая, часть ловцовъ капусты слдуетъ черезъ Новгородскую гавань, другая же, меньшая, избираетъ иной путь. Для этого изъ Хунъ-Чуна они поднимаются вверхъ по рк того же имени, переходятъ черезъ невысокій перевалъ на р. Манчугай и отсюда слдуютъ двумя дорогами: или черезъ постъ Раздольный {На р. Суйфун.}, мимо вершинъ Амурскаго и Уссурійскаго заливовъ на рр. Цыму-хэ и Сучанъ, или же, если Амурскій заливъ еще покрытъ льдомъ, то прямо отъ устья Манчугая, черезъ полуостровъ Муравьевъ-Амурскій, также на Сучанъ и Цыму-хэ. Здсь, въ веншинахъ этихъ и нкоторыхъ другихъ ркъ, мстные китайцы строютъ лодки, выдалбливая для этой цли стволы огромныхъ ильмовъ, и этими лодками снабжаютъ ловцовъ капусты. Наконецъ, часть этихъ же промышленниковъ изъ Хунъ-Чуна спускается внизъ по рк того же имени въ р. Тумангу, и уже по ней выплываетъ прямо въ море.
Число ловцовъ капусты, приходящихъ изъ Нингуты, мене нежели изъ Хунъ-Чуна, и они слдуютъ сухопутною дорогою на вершину р. Сунфуна, потомъ, мимо нашей деревни Никольской, по р. Чагоу, и наконецъ, переваломъ на р. Май-хэ, а по ней къ Цыму-хэ и Сучану. Собравшись, такимъ образомъ, изъ разныхъ мстъ въ числ приблизительно отъ трехъ до четырехъ тысячъ, китайцы, съ наступленіемъ весны, выходятъ въ море на ловлю капусты и продолжаютъ этотъ промыселъ до наступленія осени. Когда дни бываютъ сильно втряные, то они укрываются гд-нибудь въ заливахъ, и отправляются на охоту за оленями, ради ихъ молодыхъ роговъ, которые весьма дорого цнятся въ Кита.
Осенью, въ сентябр, китайцы свозятъ свою добычу во Владивостокъ, въ гавани св. Ольги и Новгородскую, продаютъ ее тамъ, а затмъ отправляются во-свояси. Часть идетъ сухимъ путемъ, которымъ пришла, большее же число направляется моремъ въ Новгородскую гавань, гд они оставляютъ до слдующей весны свои лодки, подъ надзоромъ особыхъ надсмотрщиковъ.
Однако не вс китайцы узжаютъ на зиму домой. Нкоторые изъ нихъ, вроятно промышляющіе сами отъ себя, или приходящіе изъ дальнихъ мстъ, какъ напр. изъ Нингуты, остаются въ нашемъ кра и, большею частію, на зиму нанимаются въ работники у богатыхъ манзъ. Въ особенности много такихъ китайцевъ на Сучан, гд, чрезъ это, зимнее населеніе по крайней мр вдвое боле лтняго.
Рядомъ съ ловомъ капусты производится и ловля трепанговъ (Holoturia edulis?), но только въ размрахъ несравненно меньшихъ. Въ сушеномъ вид, они также сбываются въ Хунъ-Чунъ и китайскіе порты.
Другой промыселъ, ради котораго къ намъ ежегодно приходило значительное число китайцевъ изъ Манчжуріи, состоялъ въ собираніи и сушеніи грибовъ, растущихъ на дубовыхъ стволахъ, подверженныхъ гніенію. Этотъ промыселъ всего боле былъ развитъ въ западной, гористой части Ханкайскаго бассейна. Для подобной цли китайцы ежегодно рубили здсь десятки тысячъ дубовъ, на которыхъ черезъ годъ, т.-е. на слдующее лто, когда уже начнется гніеніе, являются слизистые наросты, въ вид безформенной массы. Тогда манзы ихъ собирали, сушили въ нарочно для этой цли устроенныхъ сушильняхъ и затмъ отправляли въ Санъ-Синъ и Нингуту, гд продавали, среднимъ числомъ, на наши деньги по 10—12 серебрянныхъ. рублей за пудъ.
Грибной промыселъ настолько выгоденъ, что имъ, до послдняго времени, занималось все китайское населеніе западной части Ханкайскаго бассейна какъ мстное, такъ и приходящее. Послднее обыкновенно нанималось въ работники у богатыхъ хозяевъ. Каждый владлецъ фанзы, истребивъ, въ теченіи пяти или шести лтъ, вс окрестные дубы, перекочевывалъ на другое, еще нетронутое, мсто, опять рубилъ здсь дубовый лсъ и, въ теченіи нсколькихъ лтъ, занимался своимъ промысломъ, посл чего переходилъ на слдующее мсто.
Такимъ образомъ прекрасные дубовые лса истреблялись методически, и теперь даже грустно видть цлые скаты горъ оголенными и сплошь заваленными гніющими остатками прежнихъ дубовъ, уничтоженныхъ китайцами. Мстная администрація, сознавая весь вредъ отъ подобнаго безобразнаго истребленія лсовъ, пыталась нсколько разъ запретить этотъ промыселъ, но вс запрещенія оставались мертвою буквою, такъ какъ мы не имли ни средствъ, ни желанія фактически поддержать наши требованія. Во многихъ, даже очень многихъ мстахъ Уссурійскаго края китайцы знали русскихъ только по наслышк, и конечно смялись надъ всми нашими запрещеніями, передаваемыми, вдобавокъ, черезъ китайскихъ же старшинъ.
Военныя дйствія съ хунь-хузами въ 1668 г. повернули это дло въ другую сторону, и мстные манзы, поплатились за свои симпатіи къ разбойникамъ разореніемъ не одного десятка фанзъ, сознали, наконецъ, надъ собой нашу силу и начали иначе относиться къ вашимъ требованіямъ. Теперь уже нтъ прежняго безобразнаго истребленія лсовъ ради сбора грибовъ, да и едва-ли это можетъ повториться въ будущемъ, такъ какъ, съ учрежденіемъ въ Южно-Уссурійскомъ кра конной казачьей сотни, везд будутъ являться разъзды и наблюдать за китайскимъ населеніемъ.
Третій родъ промысла, привлекавшій, и весьма недавно, въ наши владнія также значительное число китайцевъ — была промывка золота, розсыпи котораго находятся преимущественно въ пространств между Уссурійскимъ заливомъ, рр. Цыму-хэ и Сучаномъ. Этотъ промыселъ существовалъ здсь уже давно, потому что въ вышеозначенномъ пространств, на нкоторыхъ береговыхъ рчкахъ видны несомннные слды прежде существовавшихъ разработокъ, на которыхъ теперь растутъ дубы боле аршина въ діаметр. Для промывки золота китайцы приходили изъ тхъ же мстъ откуда и для ловли капусты, или по одиночк, чтобы работать каждый для себя, или также небольшими партіями, снаряжаемыми отъ различныхъ хозяевъ. Пути, по которымъ они слдовали, были тже самые, какъ и для ловцовъ капусты, только нужно замтить, что большая часть ихъ шла сухопутною дорогою. Работая на пріискахъ, эти китайцы, также какъ и ловцы капусты, получали все продовольствіе отъ богатыхъ манзъ-земледльцевъ (преимущественно съ Цыму-хэ и Сучана), которые отъ поставки провизіи, конечно, имли хорошіе барыши. На зиму, когда промывка золота превращается, часть китайцевъ, занимающихся этимъ промысломъ, отправлялась во-свояси, другая же оставалась виноватъ, преимущественно на рр. Цыму-хэ и Сучан.
Такимъ образомъ, на обихъ этихъ ркахъ, въ особенности же на первой, къ зим каждаго года сбиралось значительное число всевозможныхъ бродягъ, готовыхъ за деньги и добычу на всякое дло. Неспособные ни къ какому честному и постоянному труду, они вели праздную, разгульную жизнь и большую часть своего времени проводили за картежною игрою, которая вообще весьма сильно распространена между всми здшними китайцами. Въ нкоторыхъ мстахъ для этой цли устраиваются особыя фанзы, въ которыхъ игра идетъ цлые дни и ночи. Многіе китайцы приходятъ недалека собственно для того, чтобы играть, и часто случается, что богатый хозяинъ за одну ночь проигрываетъ все свое состояніе, даже фанзу, и идетъ въ работники.
До послдняго времени промывка золота, производившаяся по различнымъ, преимущественно береговымъ, рчкамъ и, вроятно, доставлявшая не слишкомъ большіе барыши, не привлекала на себя особеннаго вниманія. Когда же лтомъ 1867 года на о. Аскольд {Аскольдъ, или Маячный, лежитъ верстахъ въ пятидесяти на юго-востокъ, отъ Владивостока и въ семи верстахъ отъ берега материка. Этотъ островъ, вмст съ пространствомъ между р.р. Сучаномъ, Май-хэ и Уссурійскимъ заливомъ (всего 466,000 десятинъ), поступилъ, въ 1868 г., въ удльное вдомство.} были случайно открыты золотыя розсыпи, тогда на этотъ островъ устремились цлыя толпы всевозможныхъ китайскихъ бродягъ. Однако они были вскор прогнаны оттуда нашимъ военнымъ судномъ, привезшимъ съ собою небольшой отрядъ солдатъ. Китайцы не оказали никакого сопротивленія и добровольно убрались во-свояси.
Между тмъ молва объ открытіи золота на о. Аскольд быстро пронеслась по сосдней Манчжуріи, Китаю, даже цлому міру и, какъ обыкновенно, слухи преувеличивались по мр своего распространенія. Понятно, какъ должны были дйствовать эти слухи на всхъ прежнихъ искателей золота и на тхъ бездомныхъ бродягъ, которыми такъ обильна сосдняя Манчжурія, и которые извстны тамъ подъ именемъ хунъ-хузовъ {Слово ‘хунъ-хузъ’ въ буквальномъ перевод значитъ ‘красная борода’. О происхожденіи такого названія я не могъ узнать обстоятельно.}.
Эти люди, по большей части, различные преступники, бжавшіе изъ Китая, чуждые всякихъ семейныхъ связей, живущіе сегодня здсь, а завтра тамъ, конечно, всегда были и будутъ готовы на предпріятіе, хотя и опасное, но, въ случа успха, общающее скорое и легкое обогащеніе. Они-то и ршились, несмотря на неудачу первыхъ золотоискателей, прогнанныхъ съ Аскольда, вновь попытать счастія на этомъ остров и, въ случа вторичнаго появленія русскихъ, отражать уже силу силою.
Въ теченіе зимы 1867—68 года, въ пограничной Манчжуріи и преимущественно въ г. Хунъ-Чун, сформировались вооруженныя партіи, которыя, пополнившись прежними золотоискателями, явились въ апрл 1868 года въ числ пяти и шестисотъ человкъ на о. Аскольдъ и начали промывку золота. Однако эти хунъ-хузы дйствіемъ нашего военнаго суда вскор принуждены были очистить островъ, перешли на материкъ, гд значительно усилились приставшими къ нимъ мстными китайцами, сожгли три нашихъ деревни {Шкотову (на р. Цыму-хэ), Суньфунскую и Никольскую.} и два поста, но вскор были разбиты подоспвшими войсками, частію уничтожены, а частію ушли за границу.
Военныя дйствія съ хунъ-хузами, и симпатія, оказанная имъ мстными китайцами, выяснили истинныя отношенія къ вамъ этого населенія и ясно указали на необходимость какъ военныхъ, такъ и гражданскихъ мръ, для предупреждена на будущее время подобныхъ явленій.
Въ первомъ отношеніи, т.-е. въ военномъ, учрежденіе конной казачьей сотни, которая будетъ содержать постоянные разъзды въ Южно-Уссурійскомъ кра, составляетъ мру вполн раціональную, такъ какъ теперь является возможность фактически наблюдать за мстнымъ и пограничнымъ китайскимъ населеніемъ. Что же касается до мръ гражданскихъ, то, мн кажется, слдуетъ произвести самую точную перепись, по крайней мр китайскаго населенія и обложить его, хотя самою ничтожною податью, за право пользованія нашею землею, на которой, нужно замтить, манзы заняли и занимаютъ самыя лучшія мста.
Послдняя мра можетъ быть выгодна въ томъ именно отношеніи, что заставитъ китайское населеніе смотрть на себя, какъ на подданныхъ русской земли, а на насъ, какъ на хозяевъ этого края, но не наоборотъ, какъ то было и есть до настоящаго времени. Въ самомъ дл, теперь всякій китайскій бродяга, приходя къ намъ изъ Манчжуріи, длается совершенно независимымъ человкомъ: выбираетъ землю для своей фанзы гд хочетъ, занимается чмъ угодно, переходитъ туда или сюда когда вздумается и т. д., словомъ, никому не подчиняется.
Правда, съ прошедшаго года каждый вновь приходящій манза долженъ брать билетъ на жительство у мстнаго (окружнаго) русскаго начальства, но, при обширности края и при полномъ его незнаніи съ нашей стороны, наконецъ, при неимніи средствъ,— есть ли какая-нибудь возможность фактически наблюдать, что пришедшій за билетомъ манза тотъ именно, или другой, и что нкоторые вовсе не берутъ такихъ билетовъ, или мняются ими по произволу.
Казачья сотня, о которой было упомянуто выше, много кометъ помочь въ этомъ отношеніи, такъ какъ ея главною обязанностью будетъ наблюденіе за мстнымъ китайскимъ населеніемъ.
Обложеніе поземельною податью этого населенія можетъ принести намъ еще и ту пользу, что уменьшитъ приливъ новыхъ манзъ изъ Манчжуріи въ наши предлы, а можетъ быть, даже заставитъ нкоторыхъ, изъ живущихъ уже здсь, уйти обратно восвояси. Послдняя выгода едвали не будетъ самая важная, такъ какъ безсемейное китайское населеніе, занимающее лучшія мста вашего Уссурійскаго края, притомъ одушевленное полною ненавистью въ русскимъ, врядъ ли подаетъ какія-либо отрадныя надежды въ будущемъ и, конечно, при всякомъ удобномъ случа можетъ стать на сторону нашихъ враговъ, какъ то уже показалъ опытъ 1868 года.

——

Другое инородческое племя нашего Уссурійскаго края — гольды, обитаютъ по берегу Уссури и ея притока Дауби-хэ, сверхъ того они встрчаются и по Амуру, отъ Бурейнскихъ горъ (Матаго Хин-гона) до устья р. Горыни и даже нсколько дале.
Цифра этого населенія неизвстна, но во всякомъ случа по Уссури гольдовъ живетъ боле нежели китайцевъ, отъ которыхъ они переняли очень многое какъ въ одежд, такъ и въ постройк своихъ жилищъ. Это тже самыя фанзы, безъ измненія, какъ во внутреннемъ, такъ и во вншнемъ устройств. Вся разница состоитъ только въ томъ, что при нихъ всегда находится устроенный на деревянныхъ стойкахъ (для защиты отъ крысъ) амбаръ, въ которомъ складываются запасы сушеной рыбы.
Фанзы гольдовъ расположены на берегахъ Уссури и Дауби-хэ, обыкновенно по нскольку (3—10) вмст, и въ каждой фанз живетъ отдльное семейство, впрочемъ, иногда вмст съ родителями, помщаются и ихъ семейные сыновья.
Вообще, добродушный отъ природы нравъ этого народа ведетъ въ самой тсной семейной связи: родители горячо любятъ своихъ дтей, которыя, съ своей стороны, платятъ имъ такою же любовью.
Мн лично много разъ случалось давать гольду хлбъ, сахаръ и т. п., и всякій разъ, получивъ лакомый кусокъ, онъ длилъ его поровну между всми членами своего семейства, большими и малыми. Притомъ нужно самому видть ту искреннюю радость всего гольдскаго семейства, съ какою оно встрчаетъ своего брата или отца, возвратившагося съ промысла или какой-нибудь другой отлучки. Старый и малый бросаются къ нему на встрчу и каждый спшитъ поскоре поздороваться.
Кром того, старики гольды, неспособные уже ни къ какой работ, прокармливаются своими дтьми, которыя всегда оказываютъ имъ полное уваженіе.
На долю женщинъ у этого племени выпадаютъ вс домашнія работы и ухаживанье за малыми дтьми. На ихъ же попеченіи остается фанза со всмъ имуществомъ въ то время, когда зимою мужчины уходятъ на соболиный промыселъ.
Въ семейномъ быту женщины, какъ хозяйки фанзъ, пользуются правами почти одинаковыми съ мужчинами, хотя все- таки находятся въ подчиненіи у послднихъ. Он не участвуютъ въ совщаніяхъ мужчинъ объ общихъ длахъ, напр. объ отправленіи на звриный промыселъ, рыбную ловлю и т. п. Словомъ, женщина у гольдовъ прежде всего мать и хозяйка дома, вн фанзы она не иметъ никакого круга дйствій.
Каждый взрослый мужчина, въ особенности если онъ хозяинъ фанзы, есть вмст съ тмъ господинъ самого себя и своего семейства, такъ какъ вс дла, у гольдовъ ршаются не иначе, какъ съ общаго согласія и только голосъ стариковъ, людей боле опытныхъ, иметъ большее значеніе въ подобныхъ совщаніяхъ.
При миролюбивомъ характер гольдовъ, большихъ преступленій у нихъ почти вовсе не случается, даже воровство бываетъ очень рдко, какъ исключеніе.
Въ своихъ религіозныхъ врованіяхъ гольды преданы шаманству, но, какъ кажется, шаманы пользуются у нихъ меньшимъ вліяніемъ, нежели у другихъ инородцевъ Амурскаго края.
Вообще, гольды — добрый, тихій и миролюбивый народъ, которому отъ души можно пожелать лучшей будущности, хотя, къ сожалнію, наше вліяніе на нихъ до сихъ поръ еще совершенно незамтно.
Хлбопашества гольды вовсе не знаютъ, только изрдка у тхъ, которые лтомъ, во время рыбной ловли, не покидаютъ свои фанзы, можно видть огороды, гд, кром разныхъ овощей, боле всего засвается табакъ. Его курятъ не только вс мужчины, но даже женщины и малыя дти.
Рыболовство лтомъ и звриный промыселъ зимою составляютъ главное занятіе этого народа и обезпечиваютъ все его существованіе. Рыбный промыселъ начинается весною, лишь только вскроется Уссури и по ней начнетъ идти сплошною массою мелкій, перетертый ледъ, или такъ-называемая шуга, отъ которой рыба прячется по заливамъ.
Такъ какъ въ это время вода бываетъ высока, слдовательно ловля неводомъ неудобна, то гольды употребляютъ особую круглую сть, устроенную такимъ образомъ, что она можетъ ‘мыкаться, если потянутъ за прикрпленную къ ней веревку. Бросивъ эту сть на дно, рыбакъ тащитъ ее за собою, двигаясь по тихоньку въ лодк, и когда попавшаяся рыба начнетъ дергать, то онъ смыкаетъ сть и затмъ вытягиваетъ свою добычу. Говорятъ, что при такомъ способ ловли можно въ счастливый день поймать сотню и даже боле крупныхъ рыбъ.
Осенью, когда повторяется таже самая исторія, т.-е. передъ замерзаніемъ Уссури по ней идетъ шуга, ловля рыбы по заливамъ бываетъ несравненно прибыльне, такъ какъ въ это время вода всегда почти мала, слдовательно въ дло можно употреблять неводъ. Иногда уловы въ это время бываютъ баснословно удачны, и вмст съ тмъ свидтельствуютъ о великомъ изобиліи въ Уссури всякой рыбы вообще.
Такимъ образомъ осенью 1867 г., въ залив возл станицы Нижне-Никольской, за одну тоню неводомъ въ 90 саженъ длины было поймано 28,000 рыбъ, боле всего блой — сазановъ и тайменей. Когда подвели въ берегу крылья невода, который, нужно при томъ замтить, захватывалъ еще не весь заливъ, то не могли его вытащить и, оставивъ въ такомъ положеніи, вычерпывали изъ него рыбу въ теченіи двухъ дней.
Если положить круглымъ числомъ по двадцати рыбъ на пудъ, то приблизительный всъ всей этой рыбы былъ около полутора тысячи пудовъ. Впрочемъ, это не единственный примръ такой удачной ловли, нсколько разъ случалось на Уссури, въ прежніе годы, что за одну тоню вытаскивали семь, девять и даже двнадцать тысячъ рыбъ.
Лишь только весною окончится ходъ льда и шуги, какъ вверхъ по Уссури идутъ для метанія икры множество осетровъ и калугъ, ловъ которыхъ производится гольдами и немногими нашими казаками, посредствомъ такъ-называемыхъ
Каждая такая снасть состоитъ изъ длинной, толстой веревки, къ которой, на разстояніи 2—3 футовъ, привязаны небольшія веревочки длиною около сажени, съ толстыми желзными крючьями на свободныхъ концахъ. Къ послднимъ придланы поплавки изъ бересты, сосновой коры или чаще изъ пробки, тамъ гд она растетъ. Къ общей толстой веревк прикрплены камни для того, чтобы она лежала на дн, концы же ея привязываются въ толстымъ кольямъ, вбитымъ въ берегъ или на дно рки.
Подобный снарядъ ставится на мстахъ наиболе посщаемыхъ рыбою. Главная веревка лежитъ на дн, крючья же съ поплавками поднимаются къ вверху на длину веревочекъ, за которыя они привязаны. Для того, чтобы удобне осматривать поставленную снасть, въ общей веревк привязывается большой поплавокъ, всего чаще обрубокъ дерева, который держится на поверхности воды.
Ловъ подобнымъ снарядовъ производится на томъ разсчет, что большая рыба, идущая вверхъ по рк, любитъ, какъ говорятъ мстные жители, играть съ встртившимися ей поплавками и задваетъ въ это время за крючекъ. Почувствовавъ боль, она начинаетъ биться, задваетъ за другіе сосдніе крючки, и окончательно запутывается. Впрочемъ, иногда сильная калуга отрываетъ даже нсколько крючковъ и уходитъ, но случается также, что впослдствіи, даже черезъ нсколько лтъ, она попадается вторично. Зажившія раны на бокахъ ясно свидтельствуютъ тогда, что эта рыба уже и прежде попадалась на крючья.
Небольшіе осетры обыкновенно удерживаются на одномъ крючк и вытащить ихъ изъ воды очень легко.
Совсмъ другое бываетъ дло, когда попадется калуга пудовъ въ двадцать, тридцать и боле. Тогда нужно много ловкости и умнья, чтобы совладать съ подобною громадою. Въ такомъ случа попавшуюся рыбу захватываютъ еще другими, такъ-называемыми, подъемными крючьями и тащатъ на веревкахъ къ берегу.
Ловъ вышеописаннымъ снарядомъ распространенъ по всему Амуру и его притокамъ, но все-таки способъ его самый несовершенный и можетъ быть употребляемъ съ успхомъ разв только при здшнемъ, баснословномъ обиліи рыбы.
Мало того, что, конечно, одна изъ многихъ тысячъ проходящихъ рыбъ попадается на крючекъ, необходимо нужно, чтобы она задла за него заднею частью тла, иначе ей удобно сорваться. Притомъ же ловить можно только рыбъ непокрытыхъ чешуею, такъ какъ чешуйчатые виды обыкновенно оставляютъ только одну чешуйку, за которую задлъ крючекъ.
Въ продолженіи всего лта, гольды промышляютъ рыбу преимущественно острогою, которая иметъ форму трезубца и усажена на древк длиною отъ двухъ до трехъ саженъ и толщиною около дюйма. Самый трезубецъ сдланъ изъ желза и надтъ неплотно, такъ что легко можетъ соскакивать и держится, въ это время, на длинной тонкой бичевк, которая укрплена также въ начал древка. Завидвъ мсто, гд рябитъ вода отъ рыбы, или самую рыбу, гольдъ бросаетъ въ нее свое копье, и желзо, вонзившись въ мясо, соскакиваетъ съ дерева. Рыба, въ особенности большая, метнется какъ молнія, но никогда не въ состояніи порвать крпкую бичеву, за которую и вытягаютъ ее изъ воды. Гольды чрезвычайно ловко владютъ подобнымъ оружіемъ и, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, очень рдко даютъ промахъ.
Проводя на вод большую часть своей жизни, гольдъ придумалъ для себя и особую лодку, такъ-называемую оморочку. Эта лодка иметъ 2 1/2—3 сажени длины, но не боле аршина ширины и оба носа ея высоко загнуты надъ водою. Остовъ оморочки длается изъ тонкихъ, крпкихъ палокъ и обтягивается берестою, такъ чту эта лодка послушна малйшему движенію весла, но нужно имть большую сноровку, чтобы безопасно управлять ею.
Подъ искусною рукою гольда, который однимъ весломъ гребетъ по об стороны, эта лодка летитъ какъ птица, если же нужно потише, то онъ бросаетъ длинное весло и взявъ въ об руки два маленькихъ, сдланныхъ на подобіе лопатокъ, изрдка гребетъ ими и неслышно скользитъ по зеркальной поверхности тихаго залива. Впрочемъ гольды, съ малолтства привыкшіе къ вод, смло здятъ въ этихъ лодкахъ по Уссури даже и въ сильный втеръ.
Самая горячая пора рыбной ловли для всего уссурійскаго населенія бываетъ осенью, когда, въ половин сентября, идетъ здсь вверхъ по рк красная рыба (Salmo lagocephalus) въ безчисленномъ множеств. Эта рыба, извстная въ здшнихъ мстахъ подъ именемъ каты, входитъ въ конц августа Изъ моря въ устье Амура, поднимается вверхъ по этой рк, проникаетъ во вс ея протоки до самыхъ вершинъ {Красная рыба совсмъ не заходитъ въ оз. Ханка, вроятно по причин его мутной воды.} и мечетъ икру въ мстахъ боле удобныхъ для ея развитія.
Ходъ красной рыбы по Уссури продолжается недли дв — съ половины до конца сентября — и въ это время вс спшатъ на берегъ рки съ неводами, острогами и другими снарядами. Даже блохвостые орланы слетаются во множеств въ рк, чтобы сть убитую, или издохшую и выброшенную на берегъ рыбу. Гольды въ это время длаютъ весь годовой запасъ для себя и для своихъ собакъ, которыхъ они держатъ очень много какъ для звринаго промысла, такъ и для зимней зды.
Приготовленіемъ рыбъ въ прокъ занимаются гольдскія женщины, которыя для этой дли разрзываютъ каждую рыбину пополамъ, и сушатъ ее на солнц. При этомъ вовсе не употребляютъ соли, такъ что подобная сушеная рыба, извстная здсь подъ именемъ ‘юколы’, издаетъ самый невыносимый запахъ.
Наши казаки хотя также занимаются ловлею красной рыбы, но далеко не съ такимъ рвеніемъ какъ гольды, и притомъ большая часть изъ нихъ вовсе не длаетъ себ запасовъ въ зиму на случай голодовки. Русскіе обыкновенно не сушатъ, но солятъ красную рыбу, въ такомъ вид она очень похожа вкусомъ на семгу, только нсколько погрубе ея. Впрочемъ на усть Амура, гд эта рыба ловится еще не исхудавшая отъ дальняго плаванія, ея вкусъ ничуть не уступаетъ самой лучшей европейской семг.
Обратный ходъ красной рыбы неизвстенъ. Гольды и казаки говорятъ, что она не ворочается, но вся погибаетъ. Въ этомъ, вроятно, есть своя доля правды, такъ какъ уцлваетъ и возвращается назадъ, можетъ быть, одна изъ многихъ тысячъ рыбъ, поэтому ея обратный ходъ и незамтенъ.
Какъ ни много идетъ красной рыбы по Уссури, но все-таки гольды говорятъ, что прежде ея бывало гораздо больше. Можетъ быть, этому причиною развивающееся по Амуру пароходство, а можетъ быть, въ этихъ разсказахъ играетъ, общая многимъ людямъ, страсть хвалить прошлое, старину.
Когда замерзнетъ Уссури, рыбные промыслы гольдовъ почти превращаются, и тогда вс здоровые мужчины отправляются въ это время въ лса, на соболиный промыселъ. Только оставшіеся старики и женщины ловятъ еще рыбу на удочку, длая для этого проруби во льду Уссури. На крючекъ, для приманки, привязывается кусочекъ красной матеріи, или клочекъ козьей шкуры. Сидя на льду и держа удилище въ рукахъ, гольдъ безпрестанно дергаетъ имъ вверхъ и внизъ, чтобы приманка не стояла неподвижно. На такую удочку попадаются преимущественно сазаны и таймени. Въ счастливый день, говорятъ, можно поймать отъ двухъ до трехъ пудовъ, но только нужно имть терпніе и здоровье гольда, чтобы отъ зари до зари просидть открыто на льду во время втра, и иногда при мороз въ 20 Р.
Въ то время, когда гольды ловятъ зимою рыбу на удочку, казаки добываютъ ее посредствомъ такъ-называемыхъ заздковъ. Для этой цли перегораживаютъ какой-нибудь рукавъ или глубокое мсто на главномъ русл рки, посредствомъ плетня, который опускается до дна и тамъ вколачивается. Въ этомъ плетн, на разстояніи 1—2 саженъ, оставляютъ свободные промежутки, въ которые вставляютъ сплетенные изъ тальника морды. Эти морды иногда бываютъ сажени дв длины и около сажени вышины, такъ что для поднятія ихъ изъ воды тутъ же на льду устраиваются особые рычаги въ род тхъ, какими достаютъ изъ колодцевъ воду въ нашихъ русскихъ деревняхъ.
Рыба, которая обыкновенно идетъ противъ теченія, встрчая плетенъ, ищетъ прохода и попадаетъ въ морду. Эти морды осматриваютъ каждый день утромъ, и сначала зимы, когда уловъ бываетъ всего прибыльне, на 10 или 15 мордъ каждый разъ вынимаютъ отъ 10—15 пудовъ рыбы, т.-е. среднимъ числомъ, по одному пуду на каждую морду.
Сначала зимы боле всего добываютъ такимъ образомъ налимовъ, которые въ это время мечутъ икру, потомъ начинаютъ попадаться сазаны, таймени, блая рыба, и къ концу зимы, т.-е. въ феврал, уловъ бываетъ уже весьма незначителенъ, такъ что многіе заздки въ это время совсмъ бросаются.
Кром рыбной ловли, другой важный промыселъ, обезпечивающій существованіе гольдовъ, есть звроловство, въ особенности охота за соболями, которая начинается съ ноября и продолжается почти всю зиму.
Лишь только замерзнетъ Уссури и земля покроется снгомъ, гольды оставляютъ свои семейства и, снарядившись, какъ слдуетъ, отправляются въ горы, лежащія между правымъ берегомъ Уссури и Японскимъ моремъ, преимущественно въ верховья ркъ Бивина, Ина и ея притока — Бака. Многіе изъ нихъ, даже большая часть, для того чтобы не терять времени и начать охоту съ первымъ снгомъ, идутъ на мсто ловли еще ране замерзанія воды и поднимаются въ верховья названныхъ ркъ на лодкахъ, т же, которымъ идти поближе, отправляются уже зимою. Для этой цли они снаряжаютъ особенныя легкія и узкія сани, называемыя норты, кладутъ на нихъ провизію и все необходимое, и тащатъ эти норты собаками, которые служатъ для охоты.
Обыкновенно, добравшись до мста промысла, каждая партія раздляется на нсколько частей, которыя расходятся по различнымъ падямъ и избираютъ ихъ мстомъ своей охоты. Прежде всего устраивается шалашъ, въ которомъ складывается нровивія и который служить для ночевокъ.
Къ этому шалашу каждая отдльная партія собирается всякій вечеръ, между тмъ какъ днемъ вс ходятъ особо, или только вдвоемъ.
При этомъ гольды никогда не забываютъ взять съ собою своихъ боговъ, или бурхановъ, которые представляютъ изображеніе человка китайскаго типа, сильно размалеваннаго красною краскою на бумаг, или на дерев. Устроивъ шалашъ, каждая партія вшаетъ тутъ же на дерев и своего бурхана. Отправляясь на промыселъ, гольды молятся ему, прося хорошаго лова, и, въ случа дйствительной удачи, т.-е. поймавъ хорошаго соболя, убивъ кабана или изюбря, опять приносятъ своему бурхану благодарственныя моленія, при чемъ брызгаютъ на него водкою, мажутъ саломъ или варенымъ просомъ и вообще стараются всякимъ образомъ выразить свою признательность.
Сначала зимы, т.-е. въ теченіе ноября и декабря, когда, снгъ еще малъ, охота производится съ собаками, которыя отыскиваютъ соболя и, взогнавъ его на дерево, начинаютъ лаять До тхъ поръ, пока не придетъ промышленникъ. По большей части, соболь, взбжавъ на дерево, начинаетъ перепрыгивать съ одного на другое чрезвычайно быстро, но хорошая собака никогда не потеряетъ зврка изъ виду и, слдуя за нимъ съ лаемъ, всегда укажетъ охотнику дерево, на которомъ наконецъ онъ заслъ.
Случается, что иной соболь пускается на уходъ по земл и залзаетъ въ дупло дерева, въ нору, или подъ камни. Въ первомъ случа, обыкновенно, дерево срубается, во второмъ копаютъ нору, если только это позволяетъ грунтъ земли и, наконецъ, въ третьемъ — выкуриваютъ зврка дымомъ. Охотясь за соболями, гольды бьютъ и другихъ зврей, если только они попадаются. Весьма большою помхою для всхъ этихъ охотъ служатъ тигры, которыхъ довольно много на Уссури и которые часто ловятъ охотничьихъ собакъ, а иногда приходятъ и къ самымъ шалашамъ спящихъ промышленниковъ.
Гольды страшно боятся тигра и даже боготворятъ. Завидвъ тигра, хотя издали, гольдъ бросается на колни и молитъ о пощад, мало того, они поклоняются даже слду тигра, думая этимъ умилостивить своего свирпаго бога
Впрочемъ, съ тхъ поръ какъ на Уссури поселились русскіе и начали, почти каждый годъ, бить тигровъ, многіе гольды видимо сомнваются во всемогуществ этого божества, и уже мене раболпствуютъ передъ нимъ. Нкоторые даже совсмъ перестали поклоняться тигровымъ слдамъ, хотя все еще не отваживаются прямо охотиться за страшнымъ звремъ. Здсь кстати замтить, что гольды охотно замняютъ свои прежніе фитильныя ружья нашими сибирскими винтовками, которыя хотя по виду не стоятъ и двухъ копекъ, но въ искусныхъ рукахъ здшнихъ охотниковъ безъ промаха бьютъ всякаго звря, и большого и малаго.
Когда выпадутъ большіе снга и охота съ собаками сдлается крайне затруднительною, тогда гольды промышляютъ соболей инымъ способомъ. Нужно замтить, что въ это время, т.-е. въ январ, у соболей начинается течка, и каждый изъ нихъ, напавъ на слдъ другого, тотчасъ же пускается по этому слду, думая найти самку. Другой, третій длаютъ тоже самое, такъ что наконецъ протаптывается тропа, по которой уже непремнно идутъ вс, случайно попавшіе на нее, соболи. На такихъ тропахъ гольды настораживаютъ особенные луки, устроенные такимъ манеромъ, что когда соболь заднетъ за приводъ, то стрла бьетъ сверху внизъ и пробиваетъ его насквозь. Такой способъ охоты гораздо добычливе и не требуютъ особенныхъ трудовъ отъ охотника, который только однажды въ сутки обходитъ и осматриваетъ свои снаряды, а остальное время сидитъ, или спитъ своемъ шалаш.
Кром того есть еще одинъ способъ добыванія соболей, который также употребляется съ успхомъ. Этотъ способъ основанъ на привычк соболя бгать непремнно по всмъ встрчнымъ колодамъ. Не знаю, чмъ объяснить такую привычку, но я самъ, видвши не одну сотню соболиныхъ слдовъ въ хвойныхъ лсахъ, покрывающихъ главный кряжъ Сихотэ-Алиня, всегда замчалъ тоже самое: соболь непремнно влзетъ и пробжитъ по верху’ каждой встрчной колоды.
Зная такое его обыкновеніе, въ тхъ мстахъ, гд много соболиныхъ слдовъ, устраиваютъ на колодахъ особенныя проходныя загородки, въ которыхъ настораживаютъ бревна и иногда даже кладутъ какую-нибудь приманку: кусочекъ рыбы или мяса. Соболь, взбжавъ на колоду и схвативъ приманку, или просто пробгая сквозь загородь, трогаетъ за приводъ бревна, которое падаетъ и давитъ зврка. Такой снарядъ употребляется всми инородцами на Уссури и нашими казаками, у которыхъ называется слопцомъ. Подобные слопцы употребляются также для ловли енотовъ и зайцевъ.
Между всми соболиными промышленниками, какъ инородцами, такъ и русскими, развита чрезвычайная честность относительно добычи охоты, запасовъ и т. п. Часто случается, что промышленникъ набредетъ на чужой шалашъ, въ которомъ никого нтъ, но гд лежитъ вся провизія и добытые соболи, однако онъ никогда ничего не украдетъ. Только, по существующему обычаю, онъ можетъ сварить себ обдъ и пость сколько хочетъ, но ничего не смемъ брать въ дорогу. Примровъ воровства никогда не бываетъ, и я нсколько разъ, разспрашивая объ этомъ у казаковъ и гольдовъ, всегда получалъ одинъ отвтъ, что если бы, случайно набредшій на чужой шалашъ, промышленникъ укралъ изъ него что-нибудь, то хозяинъ украденной вещи непремнно нашелъ бы его по слду и убилъ изъ винтовки. Вроятно такая острастка сильно дйствуетъ даже и на тхъ изъ охотниковъ, которые, при случа, не прочь стянуть чужое.
Съ соболинаго промысла гольды возвращаются въ конц зимы, т.-е. въ феврал и март, другіе же остаются въ лсахъ до вскрытія ркъ, и вызжаютъ уже на лодкахъ. Число соболей добываемыхъ каждымъ охотникомъ не одинаково изъ года въ годъ, и измняется отъ 7—15, даже до 20-ти штукъ Это зависитъ отъ большаго или меньшаго счастія, главнымъ же образомъ отъ количества соболей, которыхъ въ одинъ годъ бываетъ много, въ другой на тхъ же самыхъ мстахъ — мало.
Подобное явленіе происходитъ отъ того, что соболи, также какъ блки, хорьки, а въ Уссурійскомъ кра даже кабаны и дикія козы, предпринимаютъ періодическія переселенія изъ одной мстности въ другую. Эти переселенія обусловливаются различными физическими причинами. Такъ, напр., когда снгъ ляжетъ на замерзшую землю, слдовательно кабанамъ не удобно копаться, они тотчасъ же перекочевываютъ на другія, боле удобныя мста. Точно также урожай кедровыхъ орховъ, въ данномъ мст, привлекаетъ туда множество блокъ, за которыми слдуетъ и соболь, ихъ главный истребитель.
Всхъ добытыхъ соболей гольды отдаютъ китайцамъ за порохъ, свинецъ, просо, табакъ, соль и другіе продукты, которые они забираютъ напередъ, въ долгъ, и за это обязываются доставлять весь свой уловъ. Заплативъ за прежде взятое, гольдъ снова забираетъ у китайца, опять несетъ ему, на будущій годъ, всхъ добытыхъ тяжкимъ трудомъ соболей, и такимъ образомъ никогда не освобождается отъ кабалы. Эта кабала такъ велика, что гольдъ не сметъ никому продать своихъ соболей, даже за цну гораздо большую, а обязанъ всхъ ихъ доставить своему заимодавцу китайцу, который назначаетъ цну по собственному усмотрнію. Я думаю, что каждый соболь обходится китайцу гораздо мене рубля.
Этихъ соболей китайцы, въ свою очередь, отдаютъ русскимъ купцамъ, большею частію за товаръ взятый въ долгъ, или свозятъ на продажу на устье Уссури въ с. Хабаровку, гд лтомъ, въ іюн и іюл, скопляется до двадцати тысячъ соболиныхъ шкурокъ. Средняя цна соболя бываетъ здсь въ это время 6—8 рублей за штуку.
Мхъ уссурійскаго соболя незавидный, по большей части коротко-пушистый и свтлаго цвта, такъ что далеко уступаетъ въ цнности мху соболей амурскихъ, особенно добываемыхъ въ маломъ Хингон и на пизовьяхъ Амура.
Соболинымъ промысломъ занимаются и наши казаки, но только въ размрахъ несравненно меньшихъ, чмъ гольды.
Русскіе охотятся на этихъ зврковъ только съ собаками, и уходятъ изъ станицъ въ горы по первому снгу недли на дв, на три, или уже много на мсяцъ.
Кром охоты за соболями, гольды промышляютъ и другихъ зврей: блокъ, куницъ, рысей, изюбрей, медвдей, кабановъ и проч. Вотъ еще одна въ высшей степени оригинальная охота гольдовъ за дикими козами на вод.
Прежде всего нужно замтить, что эти козы ежегодно, весною и осенью, предпринимаютъ переселенія изъ нашего Уссурійскаго края въ южныя части Манчжуріи и обратно. Причиною такихъ переселеній служатъ глубокіе снга, которые въ иную зиму выпадаютъ на Уссури фута на три и изъ-подъ которыхъ козуля, конечно, не можетъ доставать себ пищи.
Какъ осенній, такъ и весенній ходъ продолжается, каждый, недли по три, но самый сильный бываетъ не боле шести или семи дней.
Козы идутъ стадами 5—10—30, иногда даже до 100 штукъ, и пути ихъ слдованія, изъ года въ годъ, одни и тже. Мстные охотники, русскіе и инородцы, устраиваютъ на такихъ путяхъ засадки и бьютъ козъ множество.
Но самая выгодная звриная охота производится гольдами, если коза идетъ въ то время, когда Уссури еще не замерла, или уже очистилась отъ льда. Зная мста, гд вври переправляются черезъ рку, гольды устраиваютъ засадки и ждутъ, пока начнется переправа. Долго ходятъ старые вожаки по берегу, тщательно нюхая воздухъ и осматривая, нтъ ли опасности на противоположной сторон рки. А тамъ все спокойно: густою стною нависли ивы съ берега и въ ихъ темной чащ, повидимому, нтъ ничего подозрительнаго, дикія утки полощутся въ вод, цапли расхаживаютъ по песчанымъ откосамъ, словомъ, нтъ никакой опасности. И вотъ, помявшись еще немного, передовые самцы бросаются въ воду, за ними самки и наконецъ все стадо.
Трудно плыть по быстрой, широкой рк, тяжело фыркаютъ молодыя, не привыкшія къ подобнымъ трудностямъ! Однако все стадо довольно быстро подвигается впередъ, вотъ на середин рки,— еще немного, и достигнетъ желаннаго берега… Вдругъ какъ будто изъ воды выростаетъ гольдская лодка-оморочка, за нею другая, третья…. со всхъ сторонъ, изъ заливовъ, изъ-подъ тальника, отовсюду несутся быстрые, легкіе челноки и, досел безмолвный, берегъ оглашается теперь радостными криками гольдовъ, ожидающихъ себ уже врную добычу. Озадаченное сразу, все стадо останавливается не зная куда дться, не повернуть ли назадъ. Еще мгновеніе, и оно ршается на такое, повидимому, единственное средство спасенія: длаетъ крутой поворотъ и стремится въ прежнему берегу, но быстре птицы летятъ гольдскія оморочки, и путь отступленія отрзанъ. Видя со всхъ сторонъ лодки и людей, пораженное ужасомъ, все стадо бросается въ разсыпную: одн возы силятся идти на проломъ, другія бросаются въ противоположному берегу, внизъ, вверхъ по рк, словомъ во вс стороны — и тутъ-то начинается главная бойня. Съ копьемъ въ рукахъ, несется гольдъ къ плывущей коз и, однимъ ударомъ, пронзаетъ ее насквозь въ шею, немного ниже позвоночнаго столба для того, чтобы убить не на повалъ, иначе она утонетъ и пропадетъ для него, получивъ же только рапу, правда смертельную, коза долго еще, въ предсмертной агоніи, держится на поверхности воды, а подплывающія тмъ временемъ жены и дти гольдовъ тащатъ свою добычу въ берегу. Пронзивъ одну возу, гольдъ бросается за другою, третьею, четвертою и т. д., пока еще онъ видитъ въ рк свою добычу.
Голоса людей, предсмертные криви раненыхъ возъ, вода обагренная кровью, лодки гольдовъ, несущіяся какъ птицы по волнамъ — все это представляетъ дикую, оригинальную картину. Наконецъ все стихаетъ. Только немногія, счастливыя козы успли, въ суматох, выплыть изъ рки и исчезнуть въ кустахъ. Убитыхъ и раненыхъ свозятъ къ берегу, начинаютъ снимать съ нихъ шкуры, потрошатъ и сушатъ на солнц мясо, которое вмст съ рыбою служитъ главною пищею для бднаго, неприхотливаго гольда.

——

Племя орочей, или тазовъ {Слово ‘таза’, какъ объяснили мн манзы, есть мстная передлка китайскаго названія Ю-пи-да-цзы, что значатъ, въ буквальномъ перевод, ‘рыбокожіе инородцы’. Этимъ именемъ китайская географія издавна называетъ обитателей восточной Манчжуріи, употребляющихъ, для обуви и одежды, выдланная шкура рыбъ.}, по числу, вроятно неуступающее гольдамъ, обитаетъ по береговымъ рчкамъ Японскаго моря, начиная отъ устья Суйфуна до устья р. Тазуши и даже нсколько дале въ сверу, сверхъ того оно встрчается внутри страны, по большимъ правымъ притокамъ Уссури: Бикину, Има и др.
По образу своей жизни, орочи раздляются на два класса: бродячихъ и осдлыхъ.
Первые изъ нихъ представляютъ, въ полномъ смысл, типъ дикарей-охотниковъ и цлую жизнь скитаются съ своими семействами съ одного мста на другое, располагаясь въ шалашахъ, устраиваемыхъ изъ бересты.
Это жалкое убжище ставится обыкновенно тамъ, гд можно добыть побольше пищи, слдовательно на берегу рки, когда въ ней много рыбы, или въ лсной пади, если тамъ много зврей. Часто случается, что ороча, убивъ кабана или оленя, перекочевываетъ сюда и живетъ, пока не състъ свою добычу, посл чего идетъ на другое мсто.
Во время своихъ странствованій по Уссурійскому краю, мн нсколько разъ случалось встрчать одинокія становища этихъ бродягъ, и я всегда съ особеннымъ любопытствомъ заходилъ къ нимъ.
Обыкновенно, вся семья сидитъ, полуголая, вокругъ огня, разложеннаго посредин шалаша, до того наполненнаго дымомъ, что, съ непривычки, почти невозможно открыть глаза. Тутъ же валяются звриныя шкуры, рыболовные снаряды, различная рухлядь и, рядомъ съ малыми дтьми, лежатъ охотничьи собаки. При появленіи незнакомца цлое общество разомъ забормочетъ, собаки залаютъ, но черезъ нсколько минутъ все успокоится: собаки и дти, по прежнему, улягутся въ сторон, взрослые орочи и ихъ жны опять начнутъ продолжать ду или какую-нибудь работу, словомъ, появленіе неизвстнаго человка производитъ на этихъ людей впечатлніе не большее, чмъ и на ихъ собакъ.
Какая малая разница между этимъ человкомъ и его собакою! Живя какъ вврь въ берлог, чуждый всякаго общенія съ себ подобными, онъ забываетъ всякія человческія стремленія и, какъ животное, заботится только о насыщеніи своего желудка. Постъ мяса или рыбы, полуизжаренной на угольяхъ, а затмъ идетъ на охоту, или спать, пока голодъ не принудитъ его снова встать, развести огонь и въ дымномъ, смрадномъ шалаш, вновь готовить себ пищу.
Такъ проводитъ этотъ человкъ свою цлую жизнь: сегодня дя него тоже что вчера, завтра — тоже что сегодня. Ни чувства, ни желанія, ни радости, ни надежды, словомъ, ничто духовное, человческое для него не существуетъ. На дл убдился я теперь въ истин того, что гораздо большая пропасть лежитъ ввиду цивилизованнымъ и дикимъ человкомъ, нежели между этимъ послднимъ и любымъ изъ высшихъ животныхъ.
Другая часть орочей поднялась ступенью выше своихъ собратій и достигла уже нкоторой степени осдлости. Хотя, они, также какъ и гольды, не знаютъ земледлія, но подобно послднимъ живутъ въ фанзахъ, которыя какъ по своему наружному, такъ и по внутреннему устройству ничмъ не отличаются отъ китайскихъ. Лтомъ орочи покидаютъ эти фанзы и переселяются на берега ркъ, обильныхъ рыбою, но съ наступленіемъ зимы снова возвращаются въ нихъ. Здсь остаются тогда жены, старики и малыя дти, вс же взрослые мужчины уходятъ въ лса на соболиный промыселъ, съ котораго возвращаются въ началу весны. За забранныя у сосдняго или какого-нибудь другого манзы просо, табакъ, водку и проч., орочи несетъ ему всхъ добытыхъ соболей, отдаетъ ихъ по цн, назначенной китайцемъ, и затмъ опять, въ теченіи года, беретъ у него въ долгъ все необходимое для себя, такъ что остается въ постоянной кабал.
Женщины орочей, если и не. отличаются красотою, то, тмъ не мене, имютъ большую претензію на щегольство, хотя конечно, по собственному вкусу. Прежде всего, у каждой изъ нихъ въ правой ноздр и въ ушахъ продты довольно толстыя кольца, на которыхъ висятъ мдныя или серебрянныя бляхи, величиною въ двугривенный. Кром того, на всхъ пальцахъ надты, иногда по нсколько штукъ на одномъ, мдныя и серебрянныя кольца, а на кистяхъ рукъ такіе же, или рже, стеклянные браслеты. Наконецъ голова и все платье украшено множествомъ различныхъ побрякушекъ — бубенчиковъ, мдныхъ или желзныхъ пластинокъ и т. п., такъ что при малйшемъ движеніи такой красавицы издаются самые негармоническіе звуки.
Однако ‘о вкусахъ не спорятъ’, и безсемейные манзы часто берутъ себ этихъ женщинъ въ наложницы. Мужья и отцы орочи, Дакъ видно, смотрятъ на такое дло весьма хладнокровно, потому что за-частую сами живутъ вмст съ китайцемъ, у котораго находится ихъ дочь или жена, въ обоюдномъ владніи. Здсь же кстати замтить, что вс инородцы нашего Уссурійскаго края совершенно свободно объясняются по-китайски, такъ что этотъ языкъ въ здшнихъ мстахъ въ такомъ же ходу, какъ и французскій въ Европ.
Къ числу замчательныхъ явленій, совершающихся въ послднее время на крайнемъ восток Азіи, слдуетъ отнести также миграцію корейцевъ въ предлы Россіи, и образованіе ими тамъ новыхъ поселеній. Густая населенность Корейскаго полуострова и развившіеся тамъ, вслдствіе этого, нищета и пролетаріатъ, грубый деспотизмъ, оковавшій собою вс лучшія силы народа, наконецъ близость нашихъ владній обильныхъ плодородною, нетронутою почвою — все это было сильною пружиною, достаточною даже для того, чтобы заставить и неподвижныхъ жителей Востока отречься отъ преданіи прошлаго и, бросивъ свою родину, искать себ, при новыхъ условіяхъ и новой обстановк, лучшей и боле обезпеченной жизни. И вотъ, боязливо, какъ будто еще не ршаясь покончить вдругъ со всмъ прошлымъ, начали, мало-по-малу, жители ближайшихъ къ намъ владній Кореи изъявлять свою готовность на переселеніе въ русскіе предлы. Съ нашей стороны подобное заявленіе было встрчено съ полнымъ сочувствіемъ, и еще въ 1863 г. къ намъ переселилось 12-ть семействъ.
Затмъ, переселеніе повторялось каждый годъ, такъ что въ настоящее время въ нашихъ предлахъ образовались три корейскія деревни, Тызенъ-хэ, Янчи-хе и Сидеми {Первыя дв деревня, т.-е. Тызенъ-хэ и Янчи-хэ лежатъ вблизи залива Поссьета, а Сидеми верстахъ въ 80-ти сверне его.}, въ которыхъ считается 1,800 душъ обоего пола.
Примръ всхъ этихъ переселенцевъ сильно дйствуетъ на пограничное корейское населеніе, такъ что и теперь, есть еще иного желающихъ переселиться къ намъ.
Съ своей стороны, корейское правительство всми средствами старалось и старается пріостановить такое переселеніе, и употребляетъ самыя строгія мры, разстрливая даже тхъ корейцевъ, которыхъ удается захватитъ на пути въ наши владнія. Однако, несмотря на это, корейцы бросаютъ свои фанзы, тихомолкомъ ночью переправляются черезъ пограничную рку Тунангу (Гаоли-дзянъ), и уже тамъ, иногда даже подъ прикрытіемъ нашихъ солдатъ, безопасно слдуютъ въ Новгородскую гавань. До чего корейское правительство чуждается всякихъ сношеній съ русскими, можно судить уже изъ того, что начальникъ пограничнаго города Кыгенъ-Пу запретилъ жителямъ, подъ страхомъ смерти, продавать что-либо русскимъ, и приказалъ уничтожить вс лодки, находящіяся въ город для того, чтобы никто изъ корейцевъ не могъ перезжать на лвую сторону рки, гд стоитъ нашъ пограничный постъ. Однако несмотря на строгое запрещеніе своего начальника, жители Кыгенъ-Пу, виною, когда замерзнетъ рка, приходятъ ночью на этотъ постъ въ гости въ солдатамъ.
Корейскія деревни состоятъ изъ фанзъ, расположенныхъ въ разстояніи 100—300 шаговъ одна отъ другой. Своимъ наружнымъ видомъ и внутреннимъ устройствомъ, эти фанзы ничмъ не отличаются отъ китайскихъ. Только въ тхъ изъ нихъ, гд находится нсколько женатыхъ, нары раздлены перегородками на части, служащія отдльными спальнями для каждой пары.
Въ пространствахъ между фанзами находятся поля, въ трудолюбивой и тщательной обработк которыхъ корейцы нисколько не уступаютъ китайцамъ. Вс полевыя работы производятся на коровахъ и быкахъ, но плуги весьма дурного устройства, такъ что работа ими тяжела какъ для скотины, такъ и для человка.
Изъ хлбовъ корейцы боле всего засваютъ просо (буды), которое составляетъ для нихъ, также какъ и для китайцевъ, главную пищу, потомъ бобы, фасоль и ячмень, въ меньшемъ же количеств сютъ кукурузу, картофель, гречиху, коноплю и табакъ, а также огородныя овощи: огурцы, тыквы, рдьку, салат, красный перецъ и проч.
Хлбъ свой корейцы жнутъ небольшими серпами, въ род нашей косы, и затмъ связываютъ въ снопы, которые молотятъ колотушками на особыхъ токахъ, находящихся возл фангъ.
Табакъ, посл сбора, вшаютъ подъ навсъ для просушки, курятъ вс, даже и женщины. Для обработки конопли сначала варятъ самый стебель часа два въ горячей вод, а потомъ уже руками обдираютъ волокно.
Кром того корейцы, также какъ и китайцы, приготовляютъ для себя масло изъ смянъ кунжута (Sesam um orientale). Для этого они сначала мелютъ смена въ жернов, потомъ наливаютъ на нихъ немного воды и варятъ, наконецъ кладутъ въ мшокъ подъ тяжелый камень. Масло, вмст съ водою, вытекаетъ въ подставленный сосудъ, вкусомъ оно похоже на подсолнечное.
Кром хлбопашества, корейцы занимаются скотоводствомъ, въ особенности разведеніемъ рогатаго скота, который служитъ имъ для работъ. Коровъ своихъ они никогда не доятъ и также, какъ китайцы, вовсе не употребляютъ молока.
Въ своемъ домашнемъ быту корейцы отличаются трудолюбіемъ, особенно чистотою, совершенно противоположно китайскимъ манзамъ, грязнымъ до-нельзя. Самое одяніе ихъ, благо цвта, уже указываетъ на любовь къ чистот.
Обыкновенная одежда мужчинъ состоитъ изъ верхняго платья, въ род халата, съ чрезвычайно широкими рукавами, блыхъ панталонъ и башмаковъ, на голов носятъ они черныя шляпы, съ широкими полями и узкою, верхушкою. Шляпы эти сплетены въ вид стки изъ волосъ съ ободками изъ китоваго уса. Кром того, старики носятъ постоянно, даже и дома, особый волосяной колпакъ.
Одежда женщинъ состоитъ изъ блой кофты и такой же блой юпки, съ разрзами по бокамъ.
Волосы свои корейцы не брютъ, какъ китайцы, а собираютъ въ въ кучу на верху головы, и сплетаютъ здсь въ вид столба, женщины же обвиваютъ волосы кругомъ головы и тутъ ихъ связываютъ. Вообще, красота волосъ считается главнымъ щегольствомъ, такъ что щеголихи, обиженныя въ этомъ случа природою, носятъ искусственныя косы, работа которыхъ доведена у корейцевъ до высшей степени совершенства.
Въ общемъ — физіономіи корейцевъ довольно пріятны, хотя станъ ихъ, въ особенности женщинъ, далеко не можетъ назваться стройнымъ. Здсь прежде всего бросается въ глаза очень узкая, какъ будто, сдавленная грудь. Лица корейцевъ, большею частію, круглыя, въ особенности у женщинъ, но притомъ блыя, и вс они ршительно, какъ мужчины, такъ и женщины, брюнеты съ черными глазами.
Мужчины носятъ бороды, которыя, впрочемъ, очень не велики и рдки. Роста мужчины большею частію средняго, женщины же нсколько меньше. Послднія носятъ маленькихъ дтей же на рукахъ, какъ это обыкновенно длается у насъ, но привязываютъ ихъ полотенцемъ за спину, возл поясницы.
Замчательно, что женщины у корейцевъ не имютъ именъ, а называются по родн, напри мать, тетка, бабушка и проч., у мужчинъ же сначала пишется и говорится фамилія, а потомъ имя.
Каждый кореецъ можетъ имть только одну жену, но этотъ законъ не строго соблюдается, и богатые держатъ иногда до трехъ женъ.
Корейскій властитель Наранъ-Ними или Нараи иметъ девять женъ и живетъ во дворц Пуханъ, изъ котораго есть подземный ходъ въ сосднюю крпость Сеулъ или Сяури, столицу государства. Онъ считается меньшимъ братомъ китайскаго Богдыхана и совершенно не зависимъ отъ него, хотя по заведенному изстари обычаю однажды въ годъ отправляетъ въ Пекинъ подарки, въ отплату за которые получаетъ новый календарь.
Каждый изъ подданныхъ, являющихся передъ лицо своего царя, долженъ пасть ницъ на землю. Этотъ обычай соблюдаетъ также простой народъ относительно чиновниковъ, въ особенности важныхъ по чину.
Вообще деспотизмъ у корейцевъ развитъ до крайней степени, и проникъ вс составы государственнаго организма. Самый видъ чиновника приводитъ въ трепетъ простого человка. Когда отъ насъ былъ пославъ офицеръ съ какимъ-то порученіемъ въ пограничный городъ Кыгенъ-Пу, то бывшій съ нимъ переводчикъ изъ корейцевъ, перешедшихъ къ намъ, трясся какъ листъ, увидавъ своего бывшаго начальника, хотя теперь былъ отъ него въ совершенной безопасности. До того сохранилось въ немъ прежнее обаятельное вліяніе страха передъ начальствомъ.
Въ Коре каждый городъ и деревня имютъ школу, гд вс мальчики обучаются корейскому языку, а боле способные, сверхъ того, и китайскому, на которомъ ведется вся высшая, дипломатическая переписка съ Китаемъ.
Въ своихъ нравственныхъ воззрніяхъ, корейцы имютъ понятіе о высшемъ существ, душ и загробной жизни, Бога они называютъ Путэ-ними, душу — Хони, а небо или рай — Ханыри.
У нихъ также есть служители религіи, т.-е. священники, которыми могутъ быть не только мужчины, но даже и женщины.
Замчательно, что у корейцевъ сохранились преданія, какъ-бы заимствованныя изъ Ветхаго Завта, напр. о потоп.
Однажды во время пребыванія въ д. Тызенъ-хэ, мн случилось быть свидтелемъ поминокъ по умершему. Обрядъ этотъ совершался слдующимъ образомъ.
Когда я пришелъ въ фанзу, гд происходили поминки, то вс корейцы просили меня ссть на солому, разостланную на двор, и тотчасъ же поставили передъ мною небольшую деревянную скамейку, на которой стояло глиняное блюдцо, съ тонко нарзанными кусочками свинины и сушеной рыбы. Въ тоже время мн предложили самаго лакомаго напитка — нагртой водки съ медомъ, я нарочно попробовалъ одинъ глотокъ — мерзость ужасная.
Между тмъ началась самая церемонія поминокъ, для чего сначала принесли нсколько выдланныхъ собачьихъ шкуръ и разостлали ихъ на двор. Два, три человка присутствующихъ, по-очередно, ложились ницъ на эти шкуры и что-то бормотали, шопотомъ. Въ тоже время двое сыновей умершей матери, по которой совершались самыя поминки, стояли подл лежащихъ и напвали самымъ плачевнымъ голосомъ.
Полежавъ минуты три, гости вставали, замняясь новыми к, отойдя немного въ сторону, садились, большею частью, на корточки, при этомъ получали свинину и рыбу, также какъ и я, садились на скамейку и выпивали чашку водки. Эта чашка нсколько разъ обходила всхъ присутствующихъ, которые, въ антрактахъ между дою и питьемъ, наклонялись другъ къ другу и что-то тихо бормотали. Каждый вновь приходящій продлывалъ также всю церемонію, отъ которой не увернулся даже и мой крещеный спутникъ — старшина деревни Тызенъ-хэ. Женщины находились отдльно отъ мужчинъ внутри фанзы, даже съ завшеннымъ окномъ, и голосили тамъ во время церемоніи.
Вс присутствующіе были одты въ свою обыкновенную блую одежду, а на голов имли черныя шляпы съ широкими полями, только одяніе обоихъ сыновей умершей матери было сраго цвта, и вмсто шляпъ у нихъ были надты срые колпаки.
Такая одежда считается признакомъ траура, который, по закону корейцевъ, долженъ носиться три года. Самыя поминки совершаются, какъ и у насъ, однажды въ годъ, въ день смерти и продолжаются съ утра до глубокой ночи. Другихъ праздниковъ у корейцевъ очень мало,— всего четыре въ году, да и изъ тхъ только одинъ продолжается трое сутокъ, остальные же празднуются по одному дню.
Переселясь къ намъ нкоторые изъ корейцевъ приняли православную вру, такъ что теперь въ д. Тызенъ-хэ есть нсколько десятковъ христіанъ мужчинъ и женщинъ, и въ томъ числ старшина деревни. Его прежняя фамилія и имя были Цуи-унъ Кыги, теперь же онъ называется Петръ Семеновъ, по имени и отчеству своего крестнаго отца, одного изъ нашихъ офицеровъ.
Этотъ старшина пожилой человкъ, 48 лтъ, уметъ, хотя и плохо, говорить по-русски и, кром корейскаго языка, знаетъ немного по-китайски, ходитъ онъ въ русскомъ сертук, обстриженъ по-русски и даже при своей фанз выстроилъ большую русскую избу.
Любознательность этого человка такъ велика, что онъ нсколько разъ высказывалъ мн свое желаніе побывать въ Москв и Петербург, чтобы посмотрть эти города. Притомъ же этотъ старшина человкъ весьма услужливый и честный. Въ продолженіи двухъ сутокъ, которыя я пробылъ въ д. Тызенъ-хэ, онъ находился неотлучно при мн, везд ходилъ со мною, разсказывалъ и когда, на прощаньи, я предложилъ ему деньги за услугу, то онъ долго отказывался отъ нихъ и взялъ только посл настоятельной просьбы съ моей стороны.
Вообще услужливость, вжливость и трудолюбіе составляютъ, сколько я могъ замтить, отличительныя черты характера корейцевъ, которые, въ этомъ случа, стоятъ безконечно выше своихъ сосдей китайцовъ — манзъ, грубыхъ и до нельзя жадныхъ на деньги.
Сами себя корейцы называютъ — каули. Въ настоящее время трудно сказать что либо опредленное относительно нашихъ корейскихъ колоній, которыя существуютъ еще такъ недавно. Во всякомъ случа, до выясненія положительныхъ результатовъ, мн кажется, слдуетъ пріостановить дальнйшій пріемъ новыхъ переселенцевъ изъ Кореи, такъ какъ во вновь заселяемой русской стран гораздо естественне считать десять русскихъ на одного корейца, чмъ наоборотъ.
Съ другой стороны, поселеніе перешедшихъ къ намъ корейцевъ, въ такой близи отъ ихъ границы {Деревня Янчи-хэ лежитъ въ 25 верстахъ, а д. Тиченъ-хэ въ 40 верстахъ отъ пограничнаго китайскаго города Кыгенъ-Пу.}, есть немалая ошибка. Какъ ни тяжка была жизнь на родин, но все-таки съ ней связаны для нихъ воспоминанія, самыя дорогія для каждаго человка. Слишкомъ врутъ былъ переходъ въ настоящему отъ прошедшаго для того, чтобы они могли его сразу позабыть и изъ корейцевъ сдлаться русскими. Нтъ, нужно много времени и много вліяній съ нашей стороны, чтобы обрусить ихъ хотя сколько-нибудь.
Для успшнаго достиженія подобной цли, необходимо окружить ихъ такой обстановкой, которая нисколько не напоминала бы о прошломъ, но заставляла бы, мало-по-малу, и совсмъ его позабыть. Въ настоящее время для корейцовъ нтъ и тни ничего этого. Они живутъ отдльною, своею общиною на разстояніи, по крайней мр, двухъ сотъ верстъ отъ нашихъ крестьянъ, про которыхъ разв только слышали, а видть наврно не видали. Притомъ же близость границы даетъ имъ возможность знать и интересоваться тмъ, что длается на родин, даже самый видъ родныхъ горъ, синющихъ вдали за берегами Туманги — все это сильно напоминаетъ имъ о быломъ, и устраняетъ возможность всякаго активнаго вліянія съ нашей стороны.
Другое дло, еслибы эти корейцы были поселены гд-нибудь подальше, наприм. на среднемъ Амур, или даже хотя къ степной полос, между оз. Ханка и р. Суйфуномъ. Здсь бы они жили вдали отъ родины, и притомъ среди нашихъ крестьянъ, съ которыми могли бы поближе познакомиться и перенять отъ нихъ кое-что новое. Затмъ, исподволь, стали бы проникать къ нимъ, вмст съ православною религіею, русскій языкъ и русскіе обычаи и, быть можетъ, со временемъ свершили-бы еще невиданное до сихъ поръ чудо, переродивъ на новый ладъ этихъ выходцевъ племени, столь же упорныхъ и неподвижныхъ, какъ и вс прочіе народы азіатскаго Востока.
Конечно, первымъ шагомъ къ подобному обрусенію какъ корейцевъ, такъ и прочихъ инородцевъ нашего Уссурійскаго края, должна явиться православная пропаганда, которая, къ сожалнію, далеко не можетъ похвалиться здсь своими представителями.
На все огромное протяженіе края есть только два миссіонера — одинъ монахъ и одинъ священникъ — да и т не отличаются особеннымъ рвеніемъ и безукоризненною жизнью.
При такихъ условіяхъ, дло обращенія въ христіанство инородцевъ идетъ весьма туго и далеко не можетъ быть сравнено ‘ъ успхами въ другихъ странахъ иноврческой пропаганды, представители которой люди съ широкимъ образованіемъ и при томъ люди, до фанатизма преданные своему длу.
Безкорыстное служеніе на подобномъ поприщ есть дло честное, святое и не даромъ миссіонерскія общества хранятъ, макъ святыню, портреты миссіонеровъ, погибшихъ во время ихъ проповдей. Эти люди, бросающіе свою родину и съ нею все что есть для нихъ дорогого,— безстрашно идущіе къ народамъ дикимъ и варварскимъ проповдывать имъ слово Божіе и, большею частію, мученическою смертію запечатлвающіе тамъ свое поприще — эти люди достойны полнаго уваженія каждаго человка, каковы бы ни были его личныя воззрнія.
Понятно, что и успхъ дла при такихъ условіяхъ громадный. На человка неразвитаго всегда боле дйствуетъ вншность, чмъ внутреннее содержаніе, а потому-то примръ строгой жизни и безстрашное служеніе своему длу суть самые сильные мотивы, обусловливающіе собою успхъ иноврческой пропаганды.
Можно ли же найти хотя тнь всего этого у вашихъ миссіонеровъ Уссурійскаго края? Къ сожалнію, отвтъ на подобный вопросъ будетъ только отрицательный. Утвердительно же можно сказать лишь то, что докол личности, подобныя настоящимъ, будутъ вести тамъ православную пропаганду, дотол успхъ ея будетъ больше чмъ сомнительный, въ особенности среди такихъ грубыхъ и закоснлыхъ въ невжеств народовъ, каковы корейцы и китайцы.

——

Въ заключеніе моихъ замтокъ объ инородческомъ населеніи, я считаю умстнымъ помстить разсказъ о посщеніи мною, въ октябр 1867 г., пограничнаго корейскаго города Кыгенъ-Пу.
Этотъ городъ находится въ 25-ти верстахъ отъ Новгородской гавани, и расположенъ на лвомъ берегу р. Туманги, которая иметъ здсь около ста саженъ ширины.
Весь городъ, состоящій изъ трехъ или четырехъ сотъ фанзъ, налпленныхъ какъ гнзда ласточекъ подъ крышей, выстроенъ на довольно крутомъ южномъ склон горы, которая упирается въ рку отвснымъ утесомъ. Самая большая часть, приблизительно три четверти города, расположена внутри стны, сложенной изъ камня, и имющей сажени полторы вышины и толщины, около сажени. Стна эта, въ общемъ своемъ очертаніи, представляетъ форму квадрата. Одной стороной она примыкаетъ въ обрыву берега, а отсюда тянется вдоль, горы, заключая внутри себя пространство, съ версту длины и около полверсты ширины.
Впрочемъ большая часть этого пространства остается пустымъ, такъ какъ фанзы, внутри стны находящіяся, скучены въ подошв горы.
Въ самой стн вдлано нсколько пушекъ безъ лафетовъ, такъ что эти грозныя орудія могутъ стрлять только по одному направленію — внизъ по Туманг.
Вообще своимъ наружнымъ видомъ, городская стна сильна напоминаетъ каменныя ограды, которыми обыкновенно обносятся кладбища большихъ городовъ. На юго-западномъ углу ея находится вышка, гд постоянно стоитъ часовой, и тутъ же устроена комната, въ вид каземата, въ которую садятъ преступниковъ.
Въ средину крпости, если только можно употребить здсь подобное названіе, ведутъ трое воротъ и тамъ живетъ самъ начальникъ города, вн ея находится немного, только нсколько десятковъ фанзъ, да и т жмутся какъ можно ближе къ самой крпости. Таковъ наружный, весьма непривлекательный видъ г. Кыгенъ-Пу, который мн предстояло постить.
Обождавъ до девяти часовъ утра, чтобы дать какъ слдуетъ проспаться тамошнимъ жителямъ, въ особенности ихъ начальнику, я взялъ лодку, находящуюся на нашемъ пограничномъ посту, трехъ гребцовъ и поплылъ, вверхъ, по рк, къ городу, до котораго разстояніе отъ нашего караула не боле версты. Со мною былъ также переводчикъ, одинъ изъ солдатъ, живущихъ на посту, и хотя онъ весьма плохо говорилъ по-корейски, но все-таки, съ помощію пантомимъ, могъ передать обыкновенный разговоръ.
Въ то время, когда наша лодка плыла по рк, нсколько разъ показывались, около фанзъ внизу и въ крпости на верху горы, блыя фигуры корейцевъ и, пристально посмотрвъ, куда-то быстро скрывались. Но лишь только мы вышли на берегъ, я направились къ городу, какъ со всхъ концовъ его начали сбгаться жители, большіе и малые, такъ что вскор образовалась огромная толпа, тсно окружившая насъ со всхъ сторонъ. Въ то же время явилось нсколько полицейскихъ и двое солдатъ, которые спрашивали, зачмъ мы пришли. Когда я объяснилъ черезъ переводчика, что желаю видться и переговорить съ начальникомъ города, то солдаты отвчали на это ршительнымъ отказомъ, говорили, что ихъ начальникъ никого не принимаетъ, потому что боленъ и что если пойти доложить ему, то за это тотчасъ же отржутъ голову. Впрочемъ все это была только одна уловка со стороны солдатъ, не желавшихъ пустить насъ въ городъ, вмст съ тмъ они требовали, чтобы мы тотчасъ же уходили на свою лодку и узжали обратно.
Зная характеръ всхъ азіатцевъ, въ обращеніи съ которыми слдуетъ быть настойчивымъ и даже иногда дерзкимъ, для достиженія своей цли, я началъ требовать, чтобы непремнно доложили начальнику города о моемъ прізд.
Между тмъ толпа увеличивалась все боле и боле, такъ что полицейскіе начали уже употреблять въ дло свои палочки, которыми быстро угощали самыхъ назойливыхъ и любопытныхъ.
Дйствительно, становилось уже несноснымъ это нахальное любопытство, съ которымъ васъ разсматриваютъ съ ногъ до головы, щупаютъ, берутъ прямо изъ кармана или изъ рукъ вещи и чуть не рвутъ ихъ на части. Впрочемъ, въ толп были только одни мужчины, женщинъ я не видалъ ни одной во все время своего пребыванія въ Кыгенъ-Пу. Не знаю, дйствовало ли здсь запрещеніе ревнивыхъ мужей, или корейки, въ ихъ чести, мене любопытны, чмъ европейскія женщины.
Между тмъ солдаты опять начали повторять свое требованіе, чтобы мы убирались обратно, и наконецъ, видя наше упорство, спросили: имю ли какую либо бумагу въ ихъ начальнику? безъ чего уже никакимъ образомъ нельзя его видть. Хотя со мной не было никакого документа въ этомъ род, но, по счастію, оказалось въ карман открытое, изъ Иркутска, предписаніе на полученіе почтовыхъ лошадей, и я ршился пустить въ дло эту бумагу, на которой сидла большая красная печать, самая важная вещь для корейцевъ. Взявъ отъ меня это предписаніе, одинъ изъ солдатъ началъ разсматривать печать, и потомъ вдругъ спросилъ: почему же бумага написана не по-корейски. На это я ему отвчалъ, что корейскаго переводчика теперь нтъ въ Новгородской гавани, что онъ куда-то ухалъ, а безъ него некому было писать.
Убдившись такимъ аргументомъ и помявшись еще немного, солдатъ ршился наконецъ доложить обо мн начальнику города. Для этого онъ сдлалъ рукою знавъ, чтобы слдовать за нимъ, и повелъ насъ въ особый домъ, назначенный для пріема иностранцевъ, которые, до послдняго времени, состояли только изъ пограничныхъ китайскихъ властей.
Домъ, назначенный для такого пріема, находится съ краю города, шагахъ въ пятидесяти отъ крпости, и состоитъ изъ простого навса, обнесеннаго тремя деревянными стнами съ такимъ же поломъ, на который ведутъ нсколько ступенекъ. Внутри зданія, въ средней стн, придлано еще небольшое отдленіе, въ род маленькой комнаты, съ ршетчатыми дверями. Надъ этими дверями виситъ доска съ какимъ-то писаніемъ, вроятно заключающимъ правила? какъ должны вести себя иностранцы, удостоенные великой чести видть начальника города Кыгенъ-Пу. Однако едвали кто изъ немногихъ иностранцевъ, здсь бывшихъ, могъ читать наставленія относительно своего поведенія, такъ какъ он написаны только по-корейски.
Оставивъ насъ въ пріемномъ дом и сказавъ, чтобы мы здсь ждали, солдаты пошли съ докладомъ въ начальнику города. Между тмъ толпа, неотстававшая ни на минуту и все боле увеличивавшаяся, опять окружила насъ со всхъ сторонъ и биткомъ набилась даже подъ навсъ. Мальчишки начинали уже школьничать, дергали васъ, изъ-подтишка, за фалды или за панталоны, а сами скрывались. Взрослые же корейцы, по прежнему, ощупывали, обнюхивали, или стояли неподвижно, не спускали съ насъ глазъ.
‘Погань мордва, одно слово’, сказалъ, плюнувши въ сторону, бывшій со мною унтеръ-офицеръ, которому уже сильно надоли корейскіе мальчишки.
Минутъ черезъ десять посл ухода солдатъ, принесли нсколько сплетенныхъ изъ травы цыновокъ, которыя разостлали на полу, и одну изъ нихъ покрыли небольшимъ ковромъ, все что было знакомъ, что начальникъ города согласился на свиданіе.
Спустя еще немного, въ крпости вдругъ раздалось пніе,— знакъ шествія начальника, котораго несли четыре человка, на деревянныхъ носилкахъ. Впереди ихъ шло нсколько полицейскихъ, которые своими длинными и узкими палочками, или скоре линейками разгоняли народъ, потомъ четыре мальчика исполняющіе должности прислужниковъ, за ними халъ на плечахъ своихъ подчиненныхъ самъ начальникъ города и, наконецъ, человкъ десять солдатъ заключали шествіе. Все это пло, или лучше сказать кричало во всю глотку, что вроятно у корейцевъ длается всегда, когда только куда-нибудь несутъ начальника. Самъ онъ сидлъ, сложа руки и совершенно неподвижно, на деревянномъ кресл, покрытомъ тигровою шкурою и придланномъ къ носилкамъ.
Вся толпа до сихъ поръ шумная, лишь только увидала шествіе, мигомъ отхлынула прочь и, образовавъ проходъ, почтительно стала по бокамъ дороги, нсколько человкъ даже поверглись ницъ.
Взойдя на ступеньки у пріемнаго дома, носильщики опустили свои носилки, тогда начальникъ всталъ съ нихъ, сдлалъ нсколько шаговъ внутрь зданія и, поклонившись мн, просилъ ссть на тигровую шкуру, которую сняли съ кресла и разостлали на циновкахъ.
Самъ онъ довольно красивый, пожилой человкъ лтъ сорока, по фамиліи Юнь-Хабъ и въ чин капитана — сатти по-корейски.
Въ одежд начальника не было никакихъ особенныхъ знаковъ отличія. Какъ обыкновенно у корейцевъ, эта одежда состояла изъ благо верхняго платья, панталонъ, башмаковъ и шляпы съ широкими полями.
Прежде чмъ ссть на коверъ, разостланный рядомъ съ тигровой шкурой, назначенной собственно для меня, Юнь-Хабъ снялъ свои башмаки, которые взялъ и поставилъ въ сторон одинъ изъ находящихся при немъ мальчиковъ. Въ тоже время возл насъ положили бумагу, кисточку, тушь для писанія и небольшой мдный ящикъ, въ которомъ, какъ я посл узналъ, хранится печать. Наконецъ принесли ящикъ съ табакомъ, чугунный горшокъ съ горячими угольями для закуриванія и дв трубки, которыя тотчасъ же были наложены и закурены. Одну изъ нихъ начальникъ взялъ себ, а другую предложилъ мн, но когда я отказался, потому что не курю, тогда эта трубка была передана переводчику солдату, который, по моему приказанію, услся рядомъ со мною. Вс же остальные присутствующіе, даже адъютантъ начальника и много другихъ корейцевъ, вроятно самыхъ важныхъ обитателей города, стояли по бокамъ и сзади насъ.
Наконецъ, когда мы услись, Юнь-Хабъ прежде всего обратился ко мн съ вопросомъ: зачмъ я пріхалъ къ нему?
Желая найти какой-нибудь предлогъ, я отвчалъ, что пріхалъ собственно для того, чтобы узнать, спокойно ли здсь на границ и не обижаютъ ли его наши солдаты. На это получилъ отвтъ, что все спокойно, а обиды нтъ никакой.
Затмъ онъ спросилъ: сколько мн лтъ и какъ моя фамилія? То и другое веллъ записать своему адъютанту, который скоро написалъ цифру лтъ, но фамилію долго не могъ выговорить и, наконецъ, изобразилъ слово, даже непохожее на нее по звукамъ.
Однако, чтобы отдлаться, я утвердительно кивнулъ головою и, въ свою очередь, спросилъ о числ лтъ и фамиліи начальника. Этотъ послдній принялъ меня за американца, и долго не хотлъ врить тому, что я русскій.
Затмъ разговоръ свелся на войну, недавно бывшую у корейцевъ съ французами, и Юнь-Хабъ, какъ истый патріотъ, совершенно серьезно уврялъ меня, что эта война теперь уже кончилась ножнымъ торжествомъ корейцевъ, которые побили нсколько тысячъ враговъ, а сами потеряли, за все время, только шесть человкъ.
Потомъ принесли географическій атласъ корейской работы и Юнь-Хабъ, желая блеснуть своею ученостью, началъ показывать мн части свта и различныя государства, называя ихъ по-имени, но какъ видно имлъ весьма скудныя географическія свднія, потому что часто сбивался въ названіяхъ и справлялся въ текст, приложенномъ въ каждой карт. Я же нарочно притворился ничего незнающимъ, а потому корейскій географъ могъ врать, не смущаясь. Вс карты были самой топорной работы и хотя очертанія нкоторыхъ странъ нанесены довольно врно, но въ тоже время попадались и страшно грубыя ошибки. Такъ, напр., полуостровъ передней Индіи урзанъ до половины, а на мст нашей Камы показана какая-то рка, безъ истова и устья, въ род длиннаго узкаго озера.
Перебирая одно за другимъ различныя государства и часто, невообразимо, искажая ихъ названія, Юнь-Хабъ наконецъ добрался до Европы, гд тотчасъ же отыскалъ и показалъ Францію съ Англіею. Потомъ, пропустилъ все остальное, перешелъ къ Россіи, гд также показалъ Петербургъ, Москву и, не знаю почему именно, Уральскія горы. Познанія его относительно Россіи оказались настолько обширны, что онъ даже зналъ о сожженіи Москвы французами. Когда эту фразу мой переводчикъ никакъ не могъ понять и передать, то Юнь-Хабъ взялъ пеплу, изъ горшка, въ которомъ закуриваютъ трубки, положилъ на то мста карты, гд обозначена Москва, и сказалъ: ‘французы’.
Затмъ разговоръ перешелъ опять на Корею. Здсь начальникъ высказалъ большую осторожность, даже подозрительность и давалъ только самые уклончивые отвты. Такъ, напр., когда я спрашивалъ у него: сколько въ Кыгенъ-Пу жителей? далеко ли отсюда до корейской столицы? много ли у нихъ войска? то на все это получалъ одинъ и тотъ же отвтъ: много.
На вопросъ, почему корейцы не пускаютъ въ свой городъ русскихъ и не ведутъ съ ними торговли, Юнь-Хабъ отвчалъ, что этого не хочетъ ихъ царь, за нарушеніе приказаній котораго, безъ дальнйшихъ разсужденій, отправятъ на тотъ свтъ. При этомъ наивно просилъ передать нашимъ властямъ, чтобы выдали обратно всхъ переселившихся къ намъ корейцевъ, и онъ тотчасъ же прикажетъ отрзать имъ головы.
Между тмъ принесли для меня угощеніе, состоявшее изъ большихъ, довольно вкусныхъ, грушъ, чищенныхъ кедровыхъ орховъ и какихъ-то пряниковъ. Во время ды всего этого, начальникъ, оказавшійся не мене любопытнымъ, чмъ и его подчиненные. разсматривалъ бывшія со мною вещи: штуцеръ, револьверъ и подзорную трубу. Все это онъ, вроятно, видлъ еще прежде, потоку что зналъ, какъ обращаться съ револьверомъ и подзорною трубою.
Между тмъ, бывшіе со мною солдаты бесдовали въ сторон, какъ умли, съ корейцами, даже боролись съ ними и показывали разные гимнастическіе фокусы. Все это очень нравилось окружавшей ихъ толп, и наконецъ, когда одинъ изъ солдатъ проплясалъ въ присядку, то это привело въ такой восторгъ корейцевъ, что они ршились доложить о подобной потх своему начальнику. Послдній также пожелалъ видть пляску, а потому солдатъ еще разъ проплясалъ передъ нами, къ полному удовольствію всхъ присутствующихъ и самого Юнь-Хаба.
Въ это время привели на судъ трехъ виновныхъ, уличенныхъ въ покраж коровы. Представъ передъ лицо своего начальника, подсудимые поверглись ницъ и что-то бормотали минутъ съ пять. Выслушавъ такое, вроятно, оправданіе, Юнь-Хабъ сказалъ отрывисто нсколько словъ, и полицейскій, схвативъ виновныхъ за чубы,— что весьма удобно при корейской прическ — потащилъ ихъ куда-то въ городъ.
Посл суда разговоръ продолжался не долго и, наконецъ, когда я объявилъ, что желаю уйти, то Юнь-Хабъ тотчасъ же всталъ и вжливо раскланялся. На прощаніи онъ только пожелалъ, чтобы я выстрлилъ изъ штуцера, для чего приказалъ поставить небольшую доску на разстояніи около ста шаговъ. Когда я выстрлилъ и пуля, пробивъ эту доску, далеко еще пошла рикошетами по полю, то вся толпа издала какой-то громкій, отрывистый звукъ, вроятно знакъ одобренія, а Юнь-Хабъ тонко улыбнулся и вторично раскланялся со мною. Затмъ, усвшись на носилки, съ прежнею церемоніею и пніемъ, онъ двинулся въ крпость, я же съ своими солдатами, въ сопровожденіи всей толпы, направился къ берегу рки, переплывъ черезъ которую, похалъ обратно въ Новгородскую гавань, я вскор предпринялъ экспедицію для изслдованія Южно-Уссурійскаго края.

Н. Пржевальскій.

‘Встникъ Европы’, NoNo 5—6, 1870

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека