УРОЖЕНЕЦЪ ВИРГИНІИ
УРОЖЕНЕЦЪ ВИРГИНІИ
РОМАНЪ.
— The Virginian. А Horseman of the plains, by Owen Wister. London — New-York. 1903.
I.
I.
II.
II.
Уроженец Виргинии, Уистер Оуэн, Год: 1902
Время на прочтение: 17 минут(ы)
Мы могли бы назвать этотъ вашъ романъ историческимъ, такъ какъ такое названіе примнимо во всякому роману изъ жизни нашихъ колоній. Одна изъ такихъ колоній, Вайомингъ, еще недавно, въ 70-хъ и 80-хъ годахъ, была такою же дикою мстностью, какъ Виргинія, за сто лтъ передъ тмъ.
Если вы отправитесь сегодня изъ Нью-Іорка или Санъ-Франциско въ десять часовъ утра, то посл-завтра въ полдень прибудете въ Чейенну и очутитесь въ самомъ центр изображаемаго нами міра. Но тщетно вы будете осматриваться, желая сравнить извстныя вамъ отношенія съ современной дйствительностью. Тотъ міръ исчезъ безслдно,— и остаются одни воспоминанія о немъ. Горы, конечно, остались все т же, далекія и сіяющія, тотъ же свтъ солнца и безконечныя пространства земли, тотъ же воздухъ, вчный источникъ юности,— но гд же буйволы и дикія антилопы, гд же табунщикъ со своими безчисленными спадами? Прэріи остались до такой степени нетронутыми, что вы невольно ждете откуда-нибудь появленія табунщика. Но онъ никогда больше сюда не покажется, онъ принадлежитъ невозвратному прошлому.
Что же сталось съ этимъ табунщикомъ, съ погонщикомъ буйволовъ, съ этой послдней интересной фигурой, рожденной на здшней почв? Все, чего онъ добивался,— онъ добивался собственной силой и ловкостью. Хлбъ свой онъ заработаютъ своими руками, и также тратилъ свой заработокъ, иногда прокучивая полу-годовую плату въ одну ночь. Но тмъ не мене онъ останется въ нашей памяти навсегда.
Необузданная жизнь табунщика не лишала его человческаго достоинства. Если онъ, бывало, дастъ слово, то и держитъ его. Потомъ этотъ типъ табунщика сталъ перерождаться въ иноі типъ, и въ переходномъ состояніи производилъ уже непріятное впечатлніе, какъ природа, когда зима какъ будто ушла, а весна еще не появилась.
Какое-то интересное зрлище привлекло къ окну всхъ пассажировъ, и мужчинъ, и женщинъ, и я также всталъ и перешелъ на другую сторону вагона, желая посмотрть, что случилось. Я увидалъ возл полотна желзной дороги огороженное мсто. Вокругъ него стояли люди и смялись, а внутри вздымалась пыль, и въ облак пыли скакали, толкались и изъ стороны въ сторону бросались лошади. Это была ловля кобылицъ въ загон, и одну изъ нихъ невозможно было поймать, кто бы ни забрасывалъ арканъ. Поздъ, который долженъ былъ насъ доставить на станцію Медисинъ-Боу, опоздалъ на шесть часовъ, и мы были очень рады неожиданному для насъ развлеченію.
Пони отличалась умомъ я проворствомъ. Какъ искусный и опытный боксеръ, она не спускала ни на мгновеніе тревожныхъ главъ со всякаго, кто брался за арканъ. Конюхъ могъ притворяться, что любуется мстностью, которая была очень хороша, или длать видъ, что занятъ серьезнымъ разговоромъ съ однимъ изъ зрителей — ничто не помогало. Лошадка все видла и наврное отлично знала свтъ и людей. Арканъ взвивался и падалъ, но она была уже далеко, и еслибы лошади умли хохотать, то въ загон раздавался бы самый веселый смхъ. Сквозь оконныя стекла нашего ‘пульманскаго’ вагона, до насъ доносился подзадоривающій, злорадный гулъ копытъ и крпкія словца конюховъ. Тутъ я въ первый разъ замтилъ человка, сидвшаго на высокой изгороди загона и глядвшаго внизъ. Я обратилъ на него вниманіе, потому что онъ вдругъ соскользнулъ на землю мягкимъ движеніемъ, напоминающимъ тигра, такъ плавно и легко, какъ будто вс мускулы свободно скользили у него подо кожей. Когда его товарищи забрасывали лассо, видно было, какъ они свертывали его въ рукахъ. Движенія его рукъ и не замтилъ. Казалось, онъ спустилъ лассо вдоль своей ноги. Но вдругъ неожиданнымъ зминымъ движеніемъ петля вытянулась во всю длину, упала какъ разъ туда, куда было нужно — и дло было, сдлано. Въ ту минуту, когда пойманная лошадь остановилась со смиреннымъ видомъ, съ какимъ ханжи входятъ въ церковь, нашъ поздъ медленно двинулся, и одинъ изъ пассажировъ замтилъ:— Вотъ, этотъ знаетъ свое дло!— Дальнйшихъ замчаній по поводу видннаго я не могъ слышать, потому что очень скоро поздъ подошелъ въ станціи Медисинъ-Боу. Я простился съ моими спутниками, вышелъ изъ вагона и очутился среди чуждой мн обширной страны, славившейся скотоводствомъ. И тутъ, черезъ какія-нибудь десять минутъ, я узналъ новость, заставившую меня почувствовать всю глубину моего одиночества. Мой багажъ былъ потерянъ. Онъ не попалъ на мой поздъ, и по вол случая застрялъ въ одномъ изъ пунктовъ, на протяженіи двухъ тысячъ миль, остававшихся позади меня. Кондукторъ, завдывавшій багажемъ, объявилъ мн въ вид утшенія, что пассажиры часто разъзжаются со своими вещами, но по большей части вещи находятъ своихъ владльцевъ по прошествіи нкотораго времени. Ободривъ меня такимъ образомъ, онъ принялся за свое дло, а я какъ былъ, такъ и остался въ той же поз среди багажнаго отдленія станціи. Я стоялъ среди чужихъ корзинъ и ящиковъ, смущенно держа въ рукахъ свою квитанцію, разсерженный и растерянный, я равнодушно глядлъ въ дверь на небо и равнину, и не видлъ, какъ проносились до преріи антилопы и какъ величественно садилось солнце въ Вайоминг. Раздосадованный, я ничего не. замчалъ вокругъ себя, и все думалъ о случившейся со мной непріятности. Я помнилъ только одно то, что потерялъ вещи. Вдругъ со стороны платформы раздался тихій голосъ:
— Собираетесь опять жениться? Ахъ, зачмъ!— Произношеніе было южное, мягкое, и протяжное. Тотчасъ же прозвучалъ отвтъ, произнесенный надтреснутымъ голосомъ:
— Совсмъ не ‘опять’. Кто говоритъ ‘опять*? И кто вообще могъ это вамъ сказать?
Первый голосъ отвчалъ ласковымъ тономъ:
— Я вижу это по вашему праздничному костюму, дядя Югей.
— Отстань, не приставай во мн!— отрзалъ съ раздраженіемъ дядя Югей, но первый голосъ продолжалъ ласково:
— Это у васъ т же самыя перчатки, что вы надвай, когда внчались въ послдній разъ.
— Не приставай ко мн! Надоло! Не смй ко мн приставать!— закричалъ дядя Югей. Я совершенно забылъ о своемъ чемодан, и желалъ только, чтобы этотъ разговоръ продолжался. Въ жизни своей я не слыхалъ ничего подобнаго. Я подошелъ въ двери и выглянулъ на платформу. Тамъ, небрежно упернись въ стну, стоялъ стройный молодой гигантъ, въ полномъ смысл красавецъ. Его мягкая широкополая шляпа была сдвинута на затылокъ. Темнокрасный платокъ свободно облегалъ шею, и концы его свшивались на грудь, а большой палецъ одной руки билъ засунутъ за широкій поясъ съ лядункой, застегнутый въ таліи. Было видно, что онъ только-что прохалъ много миль: сапоги его были сры отъ пыли, куртка тоже, а смуглое лицо просвчивало сквозь слой пыли, какъ сплый персикъ въ сухое лто выглядываетъ изъ запыленной листвы. Но ни слды далекаго пути, ни неряшливость костюма не могли помрачить сіянія его юности и могучей красоты. Старикъ, котораго привели въ такое раздраженіе замчанія молодого человка, былъ тщательно прячесанъ и разодтъ, какъ настоящій женихъ, но, на мст невсты, я все-таки предпочелъ бы молодого, съ его пылью и загаромъ лица.
— Чего вы только не навсили за себя!— продолжалъ между тмъ молодой человкъ съ восхищеніемъ.— Могу я узнать нма новой счастливицы?
Старикъ весь задрожалъ отъ гнва.
— Я вамъ говорю, что никакой новой счастливицы нтъ! За мормона вы меня, что-ли, принимаете? Въ такомъ случа назовите моихъ женъ. Двухъ назовите. Ну, хоть одну. Попробуйте!
— А вдова изъ Ларами, согласившаяся стать…
— Это вздоръ!
— И только докторъ предписалъ ей южный климатъ и…
— Пустяки! Выдумщикъ вы.
— Только ея слабыя легкія и явились препятствіемъ. А потомъ вы бы соединились узами брака съ Кеттль Кэтъ, но только…
— Я говорю вамъ, что вы выдумщикъ!
— Но только она повсилась.
— Но гд же мои жены? Укажите мн женъ!
— А эта откормленная толстуха, которой вы подарили канарейку…
— Я не женился же на ней. Никогда бы не женился…
— Но вы были такъ близки къ этому, дядя! Еще она оставила вамъ письмо съ извщеніемъ, что выходитъ замужъ за молодого картежника, какъ разъ наканун вашей предполагавшейся свадьбы, и что она никогда, никогда не будетъ забывать кормить канарейку.
— Щенокъ вы и больше ничего!— сердито заявилъ старикъ.
— А какъ здоровье той несчастной…— продолжалъ его мучитель, не измняя серьезнаго выраженія лица и тономъ нжнаго состраданія.
— Великолпно! Оскорбляйте! Оскорбляйте бдную больную женщину!
— Оскорблять! О, нтъ, дядя Югей, я былъ такъ радъ, когда къ ней стала возвращаться память. Послдній разъ мн говорили, что она поправляется, вспомнила своего отца, мать, братьевъ и сестеръ, и свое счастливое дтство, и все вообще, кром вашего лица.
— Это доказываетъ, какъ вы много знаете!— закричалъ дядя Югей своимъ рзкимъ, трескучимъ голосомъ.— Вотъ! Вотъ извольте посмотрть! Вотъ кольцо, которое она мн отослала, такъ какъ слишкомъ слаба, чтобы выходить замужъ. А по вашему она меня не помнитъ? Не правда ли? Ха, ха! Я всегда говорилъ, что вы выдумщикъ.
Въ голос южанина послышалась тревога.
— Такъ, значитъ, вы отдадите это кольцо слдующей!— воскликнулъ онъ.— О, не женитесь опять, дядя Югей! И къ чему вамъ жена!
— Къ чему жена?— повторилъ презрительно женихъ.— Гм! Когда вы выростете, то заговорите другое.
— Конечно, съ годами взгляды мняются. Я думаю, какъ двадцати четырехъ-лтній, а вы — какъ шести десяти-лтній.
— Пятидесяти-лтній!— выкрикнулъ, подпрыгнувъ, дядя Югей.
— Какъ это я могъ забыть, что вамъ пятьдесятъ лтъ!— пробормоталъ южанинъ, обращаясь какъ бы съ упрекомъ къ самому себ.— Вдь вы цлыхъ десять лтъ твердите это нашимъ ребятамъ!
Въ эту минуту подошелъ восточный поздъ, и Югей вскочилъ въ вагонъ. Онъ могъ бы и раньше избавиться отъ своего мучителя, но въ его возраст всякіе разговоры о любовныхъ длахъ льстятъ самолюбію, и онъ готовъ былъ бы продолжать его до безконечности, хотя видимо раздражался и сердился.
Восточный поздъ ушелъ по тому направленію, откуда я пріхалъ. Я смотрлъ ему вслдъ. Онъ сталъ уменьшаться, сдлался совсмъ маленькимъ въ безконечной бездн пространства, пока совсмъ не исчезъ, оставивъ за собою только легкую полоску дыма на вечернемъ неб. Мн опять вспомнился потерянный чемоданъ, и Медисинъ-Боу показался одинокимъ и неуютнымъ мстомъ. Какимъ образомъ могъ я найти помстье судьи Генри? Въ какой части этой неприглядной пустыни находилась ‘Глубокая Рчка’? Насколько я могъ замтить — никакой рчки и даже вообще никакой воды кругомъ не было. Мой знакомый написалъ мн, что встртитъ меня на станція и отвезетъ въ свое помстье. Но его не было, а его помстье почти наврное находилось такъ далеко, что невозможно было отправляться туда вечеромъ. Я стоялъ въ печальномъ раздумья, и вдругъ почувствовалъ, что высокій молодой человкъ смотрятъ на меня съ той же серьезностью, съ какою онъ смотрлъ на дядю Югейя во время ихъ замчательнаго разговора. Мн даже стало непріятно отъ этого пристальнаго взгляда, потому что я не имлъ ни малйшаго желанія очутиться въ положеніи дядя Югейя.
— Мн думается, я посланъ именно васъ встртить, сэ {Вмсто ‘сэръ’. Смягченное южное произношеніе.}?— произнесъ наконецъ высокій молодой человкъ.
Мы не можемъ видть самихъ себя со стороны, и поэтому я не знаю, что за лицо я состроилъ, услыхавъ обращенныя ко мн слова.
— Думается мн, я высланъ именно вамъ на встрчу, сэ!— повторилъ высокій молодой человкъ вжливо.
— Я жду судью Генри,— отвтилъ я, наконецъ.
Онъ направился во мн, и я увидалъ, что въ дйствительности онъ не былъ такимъ гигантомъ, какимъ казался. Въ немъ было не боле шести футовъ. Это рядомъ съ дядей Югейемъ онъ казался каланчой. Но во всей его вншности было нчто внушительное, что должно было дйствовать одинаково и на мужчинъ, и на женщинъ.
— Судья послалъ меня за вами, сэ,— пояснилъ онъ и подалъ мн письмо. Еслибъ я самъ не былъ свидтелемъ его шутовскихъ продлокъ съ дядей Югейемъ, то ни за что не поврилъ бы, что онъ способенъ на подобныя выходки. Вся его вншность свидтельствовала о глубоко-серьезномъ характер. Но такъ какъ я присутствовалъ при его шуткахъ, и, слдовательно, узналъ его по существу, а не такимъ, какимъ онъ казался по вншности, то я ршилъ допустить нкоторую свободу въ обращеніи съ нимъ. Было такъ пріятно принять нсколько фамильярный тонъ съ огромнымъ незнакомцемъ, который, вмсто того, чтобы преслдовать васъ выстрлами, любезно передаетъ вамъ письмо.
— Вы изъ старой Виргиніи, я полагаю?— началъ я.
— Ваше предположеніе вполн основательно, сэ,— отвтилъ онъ не спша.
Я почувствовалъ, что моя развязность какъ будто поубавилась, но продолжалъ, все еще не унывая, свой допросъ:
— Много здсь такихъ чудаковъ, какъ дядя Югей?
— Да, сэ, кругомъ повсюду множество чудаковъ. Они являются сюда съ каждымъ поздомъ.
Тутъ ужъ я совсмъ бросилъ свою методу свободнаго обращенія.
— Было бы желательно, чтобы чемоданы также приходили съ каждымъ поздомъ,— сказалъ я, и сообщилъ ему о моемъ приключеніи. Нельзя было ожидать, чтобы моя потеря произвела на него глубокое впечатлніе, но во всякомъ случа онъ отвтилъ вполн вжливо:— ‘мы подождемъ вашъ чемоданъ въ город ‘. То понятіе, какое я усплъ составить себ объ этомъ ‘город’, для моихъ непривычныхъ глазъ было такъ ужасно, что я, конечно, предпочелъ бы провести ночь въ помсть судьи.
— А мы не можемъ выхать сегодня же вечеромъ?— спросилъ я.— Я могу обойтись день или два безъ чемодана. Можетъ быть, мы не слишкомъ запоздаемъ, если выдемъ немедленно…
Я остановился, замтивъ, съ какимъ удивленіемъ онъ на меня смотритъ.
— Намъ нужно сдлать двсти-шестьдесятъ-три мили,— проговорилъ уроженецъ Виргиніи и, не обращая вниманія на мои восклицанія, продолжалъ:— Ужинъ теперь ужъ врно готовъ.— Онъ взялъ мой ручной чемоданчикъ, и я молча послдовалъ за нимъ въ ресторанъ. Я былъ пораженъ. Дорогой я прочелъ письмо судьи. Онъ жаллъ, что не могъ встртить меня лично, такъ какъ его задержали по длу, и посылалъ за мною врнаго человка, которому и было поручено меня доставить. Вс они задали меня съ большимъ удовольствіемъ. Вотъ и все.
Да, я былъ пораженъ. Какимъ образомъ измрялись разстоянія въ этой стран? Създить въ сосдній городъ — это значило путешествовать Богъ всть сколько дней. Сколько же миль считалось у нихъ дальнимъ разстояніемъ? Но я воздержался и не сталъ разспрашивать ‘врнаго человка’. Мн не везло съ разспросами. Что, собственно, я сдлалъ такого, что вызвало замчаніе о чудакахъ, прізжающихъ съ каждымъ поздомъ? Такъ какъ его выслали меня встртить, то онъ и исполнилъ порученіе, и даже несъ мой чемоданчикъ, но не допускалъ шутокъ съ моей стороны. Своею холодной вжливостью онъ поставилъ преграду между мною и собою, и никакой утонченно-свтскій человкъ не съумлъ бы сдлать это лучше, чмъ это красивое, не вполн грамотно выражавшееся дитя природы. Въ чемъ же тутъ было дло? Я поглядлъ за него, и вдругъ мн стало ясно. Если бы онъ попробовалъ быть со мною фамильярнымъ въ первыя минуты нашего знакомства, это разсердило бы меня. По какому же праву я позволилъ себ это по отношенію къ нему? Въ этомъ былъ оттнокъ покровительства, и въ этомъ случа изъ насъ двухъ онъ поступилъ боле по-джентльменски. Въ этомъ заключалась правда, которой я врилъ на слово, но которую до тхъ поръ мн не случалось проврять на практик. Качества, необходимыя по нашему мннію для джентльмена, глубоко заложены въ сердцахъ тысячи людей, лишенныхъ возможности, благодаря условіямъ своего рожденія, пріобрсти вншніе признаки этого типа.
То, что у нихъ называлось ‘городомъ’, нравилось мн тмъ мене, чмъ больше я смотрлъ на него. Впослдствіи мн пришлось видть и проводить ночи во многихъ подобныхъ городахъ. Они разбросаны на огромномъ пространств по границ отъ Колумбіи до Ріо-Гранде и отъ Миссури до Сіерри. Вс они удивительно похожи другъ на друга. Ихъ дома, тсныя лавки и всякая рухлядь — все это создано по одному и тому же безобразному образцу. Кажется, что втеръ занесъ ихъ сюда, и они ждутъ, когда онъ сдуетъ ихъ опять. Но надъ всмъ ихъ безобразіемъ и грязью разлитъ чистый и спокойный свтъ, какого никогда не найдешь на Восток, они купались въ воздух перваго дня творенія, и подъ солнцемъ и звздами проходили ихъ дни и ночи, дивные и чистые.
Медисинъ-Боу былъ первый подобный городъ, какой мн пришлось увидать, и я замтилъ его величину и то, что весь онъ состоялъ изъ двадцати-девяти построекъ, одного угольнаго склада, одного водоема, станціи, одного магазина, двухъ гостинницъ и одного стойла для кормежки скота. И эта-то жалкая грязная дыра еще заботилась о своей вншности. У многихъ домовъ былъ сдланъ фальшивый фронтонъ, чтобы придать имъ видъ двухъ-этажныхъ. Они выставляли на показъ свои стны и крыши съ торчащими оловянными трубами, а тутъ же возл ихъ дверей начинались цлые потоки хрустальнаго свта, тянулись безконечныя пространства земли. Среди необъятныхъ пространствъ вилась дорога, взбгала на холмъ, сбгала съ него, теряясь изъ вида, и снова появлялась, сдлавшись отъ разстоянія тоненькой чертой, исчезала опять и опять показывалась, едва замтная для глаза, и, наконецъ, исчезала совсмъ.
Кто-то обратился съ привтствіемъ къ моему провожатому. Человкъ этотъ появился въ дверяхъ одного изъ домовъ и сдлалъ движеніе рукой по направленію шапки южанина. Молодой человкъ увернулся отъ руки, я опять увидалъ плавное движеніе, напоминающее тигра, и понялъ, что мой провожатый былъ не кто иной, какъ человкъ, такъ ловко накинувшій лассо на шею лошади въ загон.
— Какъ поживаешь, Стивъ?— спросилъ онъ появившагося товарища свободнымъ дружескимъ тономъ. Съ нимъ онъ допустилъ бы взаимную фамильярность въ обращеніи.
Стивъ взглянулъ на меня, отвернулся и ничего не сказалъ. Но и этого было достаточно. Никогда еще я не чувствовалъ себя до такой степени чужимъ среди окружающихъ меня людей. Но они мн нравились, и мн хотлось, чтобъ и я имъ нравился.
— Только-что пріхалъ въ городъ?— спросилъ Стивъ.
— Съ полудня здсь. Дожидался позда.
— Узжаешь сегодня вечеромъ?
— Нтъ, думаю, завтра.
— Вс кровати заняты,— сказалъ Стивъ. Это замчаніе относилось во мн.
— Вотъ теб разъ!— произнесъ я.
— Но я думаю, что одинъ изъ прізжихъ уступитъ вамъ половину своей кровати.— Мн казалось, что Стивъ надсмхается надо мной. У него самого было сдло и одяло, такъ что для него отсутствіе кровати ничего не значило.
— А кто эти прізжіе?— спросилъ виргинецъ.
— Два еврея, продавцы сигаръ, одинъ американецъ, торгующій средствомъ отъ чахотки, и одинъ голландецъ, продающій драгоцнные камни. Американецъ-то, кажется, всхъ чаще моется.
— Это мн все равно, мн нужно цлую кровать.
— Ну, тогда смастери ее себ самъ.
— Вотъ еще!— произнесъ увренно виргинецъ:— я добуду себ его кровать безъ всякихъ хлопотъ. Хочешь держать пари на выпивку для всей компаніи?
— А пожалуй что я и проиграю!— сказалъ Стивъ, ласково улыбаясь ему.— Ты вдь мастеръ штуки откалывать, этакій ты… Ну, до скораго свиданья! Мн нужно пойти подковать мою лошадь.
Я ждалъ, что виргинецъ свалитъ его ударомъ на землю. Стивъ обозвалъ его самымъ оскорбительнымъ словомъ, но, очевидно, онъ ничего дурного не думалъ и никакого оскорбленія не было,— скоре даже былъ сказанъ комплиментъ. Я попалъ въ совершенно неизвстный для меня міръ, и всевозможныя неожиданности сыпались на меня со всхъ сторонъ.
— Не хотите ли прежде всего умыться, сэръ?
Мы подошли къ дверямъ ресторана, и онъ поставилъ моі чемоданчикъ на полъ. Съ истинно младенческой наивностью я сталъ оглядываться, ища принадлежностей умыванья.
— Умыванье здсь, снаружи,— замтилъ онъ мн серьезно, но съ сильнымъ южнымъ акцентомъ. Внутренняя веселость, казалось, усиливала и подчеркивала мстныя особенности его рчи. Въ другихъ же случаяхъ грамматическія неточности въ его произношеніи становились едва замтными.
Справа отъ меня стояло корыто, все осклизлое отъ мыльной воды, а надъ нимъ на валикахъ висла тряпка самаго непривлекательнаго свойства. Виргинецъ потянулъ ее, но, не находя ни одного сухого и чистаго мстечка, снялъ шляпу и просунулъ голову въ дверь.
— Сударыня,— произнесъ онъ:— ваше полотенце пользовалось слишкомъ большимъ успхомъ.
Въ намъ вышла хозяйка, прехорошенькая женщина. Она устремила взоръ сначала на него, потомъ на меня — съ неодобреніемъ — и потомъ снова на его черные волосы.
— Полотенца мняются разъ въ день,— сказала она,— но когда гости слишкомъ брезгливы. — Она довершила своя слова тмъ, что взяла грязное полотенце и замнила его чистымъ.
— Благодарю васъ, сударыня,— вжливо сказалъ табунщикъ.
Она еще разъ взглянула на его черные волосы и, ни слова не говоря, вернулась къ своимъ ужинающимъ гостямъ.
Онъ налилъ мн изъ колодца воды въ почти пуетое ведро, стоявшее въ корыт. Въ томъ же корыт валялось скользкое мыло, но я досталъ собственное. Смывъ съ себя по возможности слды путешествія, я занялъ свое мсто за общимъ столомъ.
Ужинъ состоялъ изъ солонины. По поводу нея одинъ изъ моихъ сосдей сдлалъ слдующее врное замчаніе:
— Когда жуешь ее, то кажется, что зубы ударяются о деревянную койку.
Намъ подали какой-то странной кофе и сгущенное молоко, а такого количества мухъ я еще никогда не видывалъ. Я не длалъ попытокъ заводить разговоръ, не замчая ни въ комъ особаго сочувствія, и не зналъ, что мое молчаніе и сосредоточенное вниманіе къ солонин было вполн оцнено табунщиками, по сравненію съ излишней болтливостью остальныхъ путешественниковъ. Когда появился за столомъ виргинецъ, наступило небольшое молчаніе. Онъ совершилъ чудеса въ корыт, почистилъ свой костюмъ щеткой и былъ опрятне насъ всхъ. Кивнувъ головой другимъ табунщикамъ, онъ спокойно услся за ужинъ. Но молчаніе несвойственно странствующимъ торговцамъ. Одинъ изъ нихъ, присмотрвшись въ южанину, сдлалъ опрометчивое заключеніе, что понимаетъ, съ кмъ иметъ дло:
— Добрый вечеръ,— произнесъ онъ весело.
— Добрый вечеръ,— отвчалъ виргинецъ.
— Только-что прибыли въ городъ?— продолжалъ торговецъ.
— Только-что прибылъ въ городъ,— вкрадчиво подтвердилъ южанинъ.
— Шибко ли идетъ у васъ торговля скотомъ?
— Ничего!— Виргинецъ положилъ себ еще солонины.
— Дла во всякомъ случа развиваютъ въ васъ аппетитъ,— находчиво сказалъ торговецъ. Южанинъ выпилъ свой кофе, и хозяйка, не дожидаясь, чтобъ онъ попросилъ, налила ему вторично.
— Я соображаю, что я васъ раньше встрчалъ,— заявилъ торговецъ.
Южанинъ на одно мгновеніе поднялъ на него глаза.
— Ну что, не узнаете? Вы не бывали въ Чикаго? Не припоминаете?
— Нтъ, не припоминаю.
— Ну вотъ! Я знаю, что вы были въ Чикаго. Четыре или пять лтъ тому назадъ. А можетъ быть и два года. Я всегда путаю время. Но на лица у меня память удивительная. Да-съ, мы съ нимъ встрчались,— прибавилъ онъ, обращаясь уже ко всей компаніи.— Удивительно, какъ свтъ малъ! Разъ видлъ человка, и можешь быть увренъ, что гд-нибудь опять его встртишь.
Южанинъ не выказывалъ ни малйшаго интереса къ его болтовн, и былъ всецло поглощенъ дой. Торговецъ бросилъ черезъ столъ сигару къ тарелк виргинца.
— Продаете?— спросилъ тотъ.
— Да, и недурно идетъ, дружище. Гаванскій табакъ и самыя толстыя сигары, которыя можно имть за пять центовъ… Возьмите ее, попробуйте, закурите, посмотрите, какъ горитъ,— и онъ протянулъ ему коробочку спичекъ.
Виргинецъ бросилъ ему черезъ столъ монету въ пять центовъ.
— О, нтъ, другъ мой! Отъ васъ — ни за что! Вдь я же помню отлично ваше лицо. Вдь мы же встрчались въ Чикаго.
— Можетъ быть,— произнесъ южанинъ.— Я иногда совсмъ не обращаю вниманія на то, что у меня передъ глазами,— и при этомъ онъ сталъ внимательно присматриваться къ другому американскому торговцу, у котораго хотлъ отобрать кровать въ свое безраздльное пользованіе. Это былъ боле умный и не такой болтливый человкъ. Я заране былъ увренъ въ успх предпріятія, задуманнаго виргинцемъ, во меня очень интересовало узнать, какъ онъ доведетъ дло до конца. Любезно глядя на свою будущую жертву, южанинъ сдлалъ нсколько замчаній относительно патентованныхъ средствъ. Въ рукахъ умлаго человка они должны были, по его мннію, приносить большую выгоду. Жертва его была польщена. Никто изъ сидвшихъ за столомъ не удостоился столькихъ замчаній отъ южанина. У нихъ завязался разговоръ. Я не зналъ, что это входило въ его сатанинскій умыселъ, но Стивъ вроятно догадался, въ чемъ дло. Онъ просунулъ голову въ столовую, взглянулъ на говорившихъ и, произнеся громко: ‘я проигралъ!’, снова захлопнулъ дверь.
— Что это онъ проигралъ?— спросилъ торговецъ.
— О, не обращайте на него вниманія!— протянулъ южанинъ.— Онъ большой шутникъ, но вполн безобидный. Однако, я пойду покурить,— прибавилъ онъ:— здсь не разршается?— съ послдними словами онъ любезно обратился къ хозяйк. Она отрицательно покачала головой и прослдила за нимъ глазами, пока онъ не скрылся за дверью.
Предоставленный самому себ, я пошелъ обозрвать окрестности. Стивъ былъ правъ,— вс кровати были заняты, но когда я заглянулъ въ то помщеніе, гд находились постели, то пересталъ сокрушаться о томъ, что ни одна изъ нихъ мн не достанется. И одному-то спать на ней не представлялось особенно соблазнительнымъ, а ужъ вдвоемъ!..
— Передъ самымъ носомъ отняли у насъ кровати,— сказалъ, подходя ко мн, виргинецъ,— и вотъ, поглядите, доказательства ихъ правъ.
На каждой кровати лежала какая-нибудь принадлежность туалета. Вошелъ желзно-дорожный чиновникъ и сталъ раздваться, хотя еще не стемнло. Все его раздванье состояло въ томъ, что онъ снялъ сапоги, а куртку положилъ себ подъ голову. Его занятія начинались въ три часа утра, и подъ нашъ разговоръ онъ уже захраплъ.
— Содержатель здшняго магазина мой пріятель,— сказалъ южанинъ,— вы отлично устроитесь у него на прилавк.
— Что, ищете себ кровать?— спросилъ, подходя, американскій торговецъ.
— Да, вотъ онъ ищетъ себ кровать,— раздался сзади голосъ Стива.
— Только, кажется, напрасно время теряю,— замтилъ южанинъ. Онъ задумчиво и озабоченно переводилъ глаза съ одной кровати на другую.
— Вотъ эта моя,— сказалъ торговецъ и слъ на кровать,— съ меня довольно и половины.
— Вы, конечно, очень добры,— произнесъ табунщикъ,— но я не хочу васъ стснять.
— Ничего,— настаивалъ торговецъ,— вы меня избавите отъ неизвстнаго сосда: вдь это настоящая лотерея,— не знаешь, на кого попадешь.
— Ну, разв что такъ,— произнесъ виргинецъ съ мастерски разыгранной неувренностью и смущеніемъ.
— Именно такъ. Вы такой чистоплотный! Можете лечь, когда захотите, старина!
Послднее слово было фамильярно и безтактно. Торговецъ этого не понималъ, но обитатели прэрій — народъ гораздо боле чуткій.
Однако южанинъ и виду не показалъ, что ему непріятенъ этотъ фамильярный тонъ его жертвы.
— Ну, я вамъ очень благодаренъ,— произнесъ онъ ласково,— и черезъ нсколько времени воспользуюсь вашимъ любезнымъ предложеніемъ.
Посл этого вся компанія отправилась въ магазинъ, и здсь я устроилъ себ все на ночь. Магазинъ былъ самымъ чистымъ мстомъ въ Медисинъ-Боу, а его обладатель оказался очень любезнымъ человкомъ и предоставилъ въ мое распоряженіе оба прилавка. Съ той стороны, гд находились бакалейные товары, лежалъ сыръ, слишкомъ большой и слишкомъ ароматный, чтобы по близости удобно было спать, и поэтому я выбралъ прилавокъ, находившійся возл колоніальныхъ товаровъ. Чтобы было мягко лежать, мн разостлали толстыя одяла и единственнымъ условіемъ поставили, чтобы я, ложась, снялъ сапоги, такъ какъ одла были новыя, чистыя и предназначались для продажи.
— Будутъ сегодня играть въ карты?— спросилъ виргинецъ.
— Да,— отвчалъ Стивъ,— прізжіе собираются играть.
— Я тоже пойду, немного поиграю,— сказалъ южаоинъ, но, прежде чмъ идти, сдлалъ нкоторыя приготовленія для игры въ покеръ, а именно: вынулъ изъ футляра пистолетъ, сунулъ его между поясомъ и курткой и застегнулъ жилетъ. Между тмъ возл дверей собрались вс странствующіе торговцы. Они покончили вс свои дла и пришли поболтать.
— До скораго свиданья, старина,— сказалъ американецъ, обращаясь къ проходившему мимо южанину.
— Да, да,— подтвердилъ его будущій сосдъ по постели я прошелъ дальше.
Торговецъ съ торжествующимъ видомъ подмигнулъ своимъ товарищамъ, указывая запрокинутымъ большимъ пальцемъ иа удалявшагося.
— Отлично мы съ нимъ поладили,— замтилъ онъ:— съ нимъ легко, надо только знать, какъ за него взяться. Вотъ и все.
— А какъ ее зовутъ?— спросилъ кто-то, возобновляя прерванный разговоръ.
— Кого?
— Да эту женщину, содержательницу ресторана?
— Глэнъ, м-съ Глэнъ. Она мсяцъ какъ пріхала сюда съ мужемъ. Онъ служитъ кондукторомъ на товарныхъ поздахъ.
— А она довольно привлекательна.
— Ну, я такую привлекательность люблю въ чужихъ женахъ, а не въ своей.
— Такъ, значитъ, она такая?
— Кажется, нтъ. Она пріхала съ такой репутаціей, что вс были разочарованы.
— Значитъ, во вздыхателяхъ недостатка не было?
— Недостатка! Вы же знаете, что такое табунщики?
— И она ихъ разочаровала? Можетъ быть, она любить своего мужа?
— Кстати о кондукторахъ,— сказалъ торговецъ, и передалъ одинъ анекдотъ, имвшій большой успхъ у слушателей, но когда онъ началъ второй, я ушелъ. Мн было, совстно, что я смялся и надъ первымъ. Я зашелъ въ таверну. Тамъ царили тишина и порядокъ. Я прошелъ мимо батарей пивныхъ бутылокъ и лосиныхъ головъ, украшавшихъ стны, въ довольно обширное помщеніе, уставленное всевозможными столами. Я увидлъ, какъ одинъ человкъ вытаскивалъ изъ ящика карты, а другой, сидвшій противъ него, раскладывалъ жетоны. Рядомъ игрокъ распечатывалъ колоду картъ, а противъ него степенный старикъ разбиралъ и размнивалъ деньги.
Вдругъ изъ угла комнаты раздался голосъ, отвлекшій мое вниманіе отъ этихъ игроковъ.
— Отчего вы не остались въ Аризон?
Повидимому совершенно невинныя слова, но я замтилъ, какъ при звук произнесшаго ихъ голоса вс глаза обратились въ тотъ уголъ, откуда онъ раздался.
Отвта я не разслышалъ и не видлъ говорившаго. Потомъ раздались слдующія слова:
— Ну да, Аризона — не подходящее мсто для новичковъ въ стрльб {Аризона славится буйнымъ характеромъ и смлостью своего населенія. Тамъ вс прекрасно стрляютъ и при малйшемъ повод хватаются за оружіе.}.
Вс смотрли на говорившихъ, и я послдовалъ общему примру. Въ углу, за круглымъ столомъ, сидло пять или шесть игроковъ. Вс они смотрли въ свои карты и длали отъ времени до времени ставки, а одинъ сдавалъ карты каждому посл каждой ставки. Среди играющихъ находились виргинецъ и Стивъ, остальные были неизвстны мн.
— Да, не подходящее мсто для новичковъ въ стрльб,— повторилъ голосъ, и я увидалъ, что онъ принадлежалъ человку, сдававшему карты. Вншность его вполн соотвтствовала его непріятному, грубому голосу.
— Кто это говоритъ?— спросилъ я тихо у стоявшаго рядомъ со мною человка.
— Трампасъ.
— Кто онъ такой?
— Табунщикъ, кутила, мдный лобъ и все, что вамъ угодно.
— А кому онъ это говоритъ?
— Кажется, этому черноволосому малому.
— Повидимому, у нихъ добромъ не кончится?
— А вотъ сейчасъ увидимъ.
— Они и раньше не ладили?
— До сихъ поръ имъ не приходилось сталкиваться. Трампасъ не любитъ проигрывать чужимъ.
— Этотъ малый изъ Аризоны, вы говорите?
— Нтъ. Изъ Виргиніи. Онъ недавно вызжалъ въ Аризону, такъ, для разнообразія. Онъ работаетъ въ ‘Глубокой Рк’.
У стола въ углу наступало молчаніе, и потомъ опять раздался голосъ Трампаса.
— И десять,— проговорилъ онъ, отодвигая рукой кроши со стола. Страннымъ казалось его стараніе придать вызывающій оттнокъ своему голосу. Виргинецъ смотрлъ въ свои карты. Онъ точно оглохъ.
— И двадцать,— сказалъ сидвшій съ нимъ рядомъ игрокъ и сбросилъ карту.
Теперь былъ чередъ южанина длать ставку или бросить игру, но онъ медлилъ, и поэтому заговорилъ Трампасъ:
— Да ставьте, что-ли, карту, этакій вы…
Въ то же мгновеніе рука виргинца съ пистолетомъ легла за столъ, и онъ произнесъ, прицливаясь и обращаясь въ Трампасу голосомъ еще боле мягкимъ, чмъ когда-либо, и только немного боле обыкновеннаго растягивая слова, такъ что между каждымъ словомъ была пауза:
— Если вы хотите обозвать меня этимъ словомъ,— улыбнитесь только.
Да, голосъ былъ мягкій, но въ моихъ ушахъ онъ прозвучалъ похороннымъ звономъ, и въ огромной комнат наступила гробовая тишина. Вс присутствовавшіе сразу почувствовали, что должно что-то произойти, и иные замерли на своихъ мстахъ, а другіе безпокойно зарзали на стульяхъ.
— Може