Урезки в ‘Борисе Годунове’ Мусоргского, Стасов Владимир Васильевич, Год: 1876

Критика
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Скачать в PDF

В. В. Стасов.

Урезки в ‘Борисе Годунове’ Мусоргского

(Письмо в редакцию)

В. В. Стасов. Избранные сочинения в трех томах
Том первый. Живопись. Скульптура. Музыка
Редколлегия: Е. Д. Стасова, С. К. Исаков,
М. В. Доброклонский, А. Н. Дмитриев, Е. В. Астафьев
Государственное издательство ‘Искусство’, Москва, 1952
OCR Ловецкая Т. Ю.
Скажите, не все ли равно роман, драма или опера? Если нельзя уродовать драму или роман, то нельзя уродовать и оперу. И когда дело идет о творчестве и создательстве, нельзя чувствовать меньше негодования и злобы, видя, как у нас до сих пор еще расправляются с лучшими созданиями нашего музыкального таланта. Наши оперы нечто вроде беззащитных цыплят перед всемогущим поваром. Какой-нибудь Терентий или Пахом имеет все право, в любой день или час, словить талантливейшую русскую оперу за крыло, отхватить ей лапы или хвост, перерезать горло и потом стряпать из нее какое только ему взбредет на ум фрикассе. Я помню, когда еще речь шла о постановке ‘Бориса’ Мусоргского, разные глубокие доки с очень важным видом и приличным апломбом толковали о том, что весь пятый акт оперы — лишний, ненужный, что его следует просто-напросто урезать прочь, а в крайнем случае перестановить, поставить раньше четвертого. О боже, точь-в-точь на кухне! Там точно так же надо спрятать пупок под крыло, нос птичий под ногу, ногу под хвост, что-нибудь да ‘перестановить’, как следует, как прилично, как учит их ‘опытность’. Да пусть нелегкая побрала бы всю эту ‘опытность’, которой мы и верим-то плохо, потому что в ней ни складу, ни ладу нет, и которой нам вовсе не надо! Бедный Глинка горько платился всю свою жизнь за знаменитую ‘опытность’ лиц, его окружавших. ‘Граф Виельгорский, — говорит он в своих ‘Записках’, — нещадно выкраивал ‘Руслана’ (после первых представлений) и часто лучшие места, приговаривая с самодовольным видом: ‘Не правда ли, что я мастер делать купюры’. И самодовольный вид, и безжалостное варварство продолжаются до сих пор, еще и до сих пор самые гениальные места этой великой оперы спрятаны под спудом, никто их никогда не слышит — так велел целых 35 лет назад сам великий знаток и мастер какой-то, еще бы не исполнять его безумные капризы, — но эта самая система продолжается еще и теперь. На днях весь Петербург мог видеть, с изумлением, как у оперы ‘Борис’ взяли да выбросили целый пятый акт, никого не спросивши, никого не предваривши. Да ведь каждый идет слушать оперу, как ее задумал и создал автор, а не так, как это вздумается каким-то распорядителям! Мне, пожалуй, возразят: ‘Да у нас есть согласие самого автора, он сам апробовал урезку’. Ах, не говорите мне про ‘согласие’! Что нам в согласии автора! Всякий автор у вас в тисках, во власти, он, пожалуй, на что хотите согласится, у него нет ни защиты, ни протеста, и поневоле согласишься, когда могут просто вычеркнуть вон всю твою оперу, со всеми ее представлениями. Не всякий способен быть мужествен, как Бетховен, как Франц Шуберт, и скорее взять свое создание назад, чем согласиться на изуродование своего произведения. Но подумайте только, что это за варварство, что это за непозволительное своевольство, вдруг выкинуть вон, ни с того ни с сего, целый акт из пяти!! После этого редактор журнала возьмет да выкинет глав 6—7 из проданного ему романа в 30 глав, если они не заслужат его благоволения, не удостоятся апробации его высокого вкуса? После этого Академия художеств возьмет да отрежет аршина два из картины, которая, по ее премудрости и ‘опытности’, покажется ей не вся хороша от низу и до верху? И заметьте себе, урезывание почти никогда не распускает свою безобразную лапу над вещами плохими, посредственными. О нет! Урезывателю подавай все только самые крупные, самые талантливые, самые оригинальные куски — только над ними ему любо насытить свою кастраторскую ярость. Ему надо здоровое, чудесное, животрепещущее мясо, полное силы и бьющей крови! В ‘Руслане’, например, урезали первую картину, интродукцию с баяном, лезгинку, квартет, хор ‘Погибнет’, финал — т. е. все, что только есть самого гениального не то что уже у Глинки, но в целой музыке. Что же касается до частей слабых, бледных, неудачных — о, те застрахованы против урезок, до них никто не дотронется, они навеки свободны гулять по сцене и в наших ушах, наравне со всем, что только создала итальянская бездарность или антимузыкальность. ‘Лучия’, ‘Сила судьбы’, ‘Сомнамбула’ и прочая дребедень — тех никто никогда не думал урезывать. Так вот и нынче: у Мусоргского был пятый акт в его опере венец всего создания, выше и глубже всего по концепции, по национальности, по оригинальному творчеству, по силе мысли — так поскорее долой его, этот ненавистный акт, которого мы, дескать, не понимаем по нашим кухонным привычкам, который до того выходит, по своей самобытности и новизне, из театральных привычек! Что за дело, что тут выражена с изумительным талантом вся ‘Русь пододонная’, поднявшаяся на ноги со своею мощью, со своим, суровым, диким, но великолепным порывом в минуту навалившегося на нее всяческого гнета, что за дело, что тут с чудным вдохновением и мастерством представлены разнородные исторические элементы тогдашней Руси, взрытой до самого сердца и издавшей стон ужаса и просыпающейся силы, что за дело до всего, что Мусоргскому удалось тут представить,— вон его, вон его, этот пятый акт, он слишком талантлив!
В своих расправах над художественными произведениями г. Катков, бывало, не только урезывает, но еще много и своего прибавляет: так, дескать, будет лучше! Ну, вот, теперь мы должны кланяться и благодарить, что гг. музыкальные доки ничего своего не прибавляют при ‘мастерских своих купюрах’, перещеголявших даже самого графа Виельгорского. И то — выигрыш, слава богу!
1876 г.

Комментарии

Общие замечания

Все статьи и исследования, написанные Стасовым до 1886 года включительно, даются по его единственному прижизненному ‘Собранию сочинений’ (три тома, 1894, СПб., и четвертый дополнительный том, 1906, СПб.). Работы, опубликованные в период с 1887 по 1906 год, воспроизводятся с последних прижизненных изданий (брошюры, книги) или с первого (газеты, журналы), если оно является единственным. В комментариях к каждой статье указывается, где и когда она была впервые опубликована. Если текст дается с другого издания, сделаны соответствующие оговорки.
Отклонения от точной передачи текста с избранного для публикации прижизненного стасовского издания допущены лишь в целях исправления явных опечаток.
В тех случаях, когда в стасовском тексте при цитировании писем, дневников и прочих материалов, принадлежащих разным лицам, обнаруживалось расхождение с подлинником, то вне зависимости от причин этого (напр., неразборчивость почерка автора цитируемого документа или цитирование стихотворения на память) изменений в текст Стасова не вносилось и в комментариях эти случаи не оговариваются. Унификация различного рода подстрочных примечаний от имени Стасова и редакций его прижизненного ‘Собрания сочинений’ 1894 года и дополнительного IV тома 1906 года осуществлялась на основе следующих принципов:
а) Примечания, данные в прижизненном издании ‘Собрания сочинений’ Стасова с пометкой ‘В. С.’ (‘Владимир Стасов’), воспроизводятся с таким же обозначением.
б) Из примечаний, данных в ‘Собрании сочинений’ с пометкой ‘Ред.’ (‘Редакция’) и вообще без всяких указаний, выведены и поставлены под знак ‘В. С.’ те, которые идут от первого лица и явно принадлежат Стасову.
в) Все остальные примечания сочтены принадлежащими редакциям изданий 1894 и 1906 годов и даются без каких-либо оговорок.
г) В том случае, когда в прижизненном издании в подстрочном примечании за подписью ‘В. С.’ расшифровываются имена и фамилии, отмеченные в основном тексте инициалами, эта расшифровка включается в основной текст в прямых скобках. В остальных случаях расшифровка остается в подстрочнике и дается с пометкой ‘В. С.’, т. е. как в издании, принятом за основу, или без всякой пометки, что означает принадлежность ее редакции прижизненного издания.
д) Никаких примечаний от редакции нашего издания (издательства ‘Искусство’) в подстрочнике к тексту Стасова не дается.
В комментариях, в целях унификации ссылок на источники, приняты следующие обозначения:
а) Указания на соответствующий том ‘Собрания сочинений’ Стасова 1894 года даются обозначением — ‘Собр. соч.’, с указанием тома римской цифрой (по типу: ‘Собр. соч.’, т. I).
б) Указание на соответствующий том нашего издания дается арабской цифрой (по типу: ‘см. т. 1’)
в) Для указаний на источники, наиболее часто упоминаемые, приняты следующие условные обозначения:
И. Н. Крамской. Письма, т. II, Изогиз, 1937 — ‘I’
И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. I, ‘Искусство’, 1948 — ‘II’
И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. II, ‘Искусство’, 1949 — ‘III’
И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. III, ‘Искусство’, 1950 — ‘IV’
Указание на страницы данных изданий дается арабской цифрой по типу: ‘I, 14’.

Урезки в ‘Борисе Годунове’ Мусоргского. Письмо в редакцию

Опубликовано впервые в 1876 году (‘Новое время’, 27 октября, No 239).
‘Урезки в ‘Борисе Годунове’ Мусоргского’ — одна из самых смелых статей Стасова, имеющая значение не только протеста художественного, но и политического.
Выступая против изъятия V акта ‘Бориса Годунова’ (точнее: второй картины IV акта — сцены под Кромами), Стасов тем самым отстаивал возможность существования той части оперы, в которой наиболее сильно обнаруживался ее острый политический характер.
Известно, что еще Пушкин, в своей трагедии ‘Борис Годунов’ (1825) поднявший проблему взаимоотношений власти и народа, показал, что правитель потерпит крах, если его не поддержит ‘мнение народа’. Поэтому в атмосфере последекабрьских настроений это произведение считалось в официальных сферах весьма опасным. Первоначальный запрет издания пушкинского ‘Бориса’, исходивший лично от Николая I (‘Бориса’ опубликовали лишь в 1831 году), еще в те годы предопределил сценическую судьбу не только трагедии, но и оперы.
Борьба за постановку ‘Бориса’ Мусоргского на сцене имп. театров оказалась с самого начала крайне напряженной. Первую редакцию оперы отвергла театральная дирекция. Мусоргский вынужден был пойти на уступки, изъяв сцену народного протеста у собора Василия Блаженного и сделав, кроме того, ряд других существенных изменений. Однако и в таком виде опера была нежелательна. Потребовался дальнейший нажим со стороны ряда лиц, в том числе ведущей артистки театра Ю. Ф. Платоновой, соглашавшейся подписать свой контракт лишь при условии постановки ‘Бориса’ в ее бенефис, чтобы опера увидела, наконец, свет рампы (см. об этом статью ‘Памяти Мусоргского’, т. 3).
Но и после постановки ‘Бориса Годунова’, восторженно приветствуемого радикально настроенной молодежью, гонения на ‘Бориса’ не прекратились. Ходили слухи, что опера не нравилась царской фамилии, что к ней крайне настороженно относилась цензура. Вследствие этого театральная дирекция, не имея возможности снять сразу ‘Бориса’ с репертуара из-за его исключительного успеха, пошла по линии ‘охранных’ мероприятий, выразившихся в изъятии наиболее политически острых мест оперы, которые в то же время были и наиболее совершенными. Под предлогом якобы несвязанности сцены под Кромами с предшествующими действиями оперы и тем, что будто бы после сцены смерти Бориса опера логически завершена, вторая картина IV акта была изъята.
Что касается Мусоргского, то измученный театрально-цензурными преследованиями, он не протестовал, боясь окончательного снятия ‘Бориса’ с репертуара. Но не мог не протестовать Стасов. Он не побоялся того, что в условиях политически напряженной ситуации протест против купюр в ‘Борисе’ будет рассматриваться как защита революционного произведения, к тому же забракованного двором, а смело выступил в защиту его в печати. Он защищал ‘Бориса’ не только потому, что исключительно высоко оценивал эту оперу, в которой с предельной образностью и силой была дана вся ‘Русь пододонная’, он вступался и за авторские права русских композиторов, постоянно ущемляемые театральной дирекцией. Считая недопустимыми любые изменения и купюры, вносимые посторонней рукой в чьи-либо произведения, он неоднократно выступал с горячим протестом против существующих безобразий. Еще в статье ‘Мученица нашего времени’, 1859 года (Собр. соч., т. III), говоря о ‘Руслане и Людмиле’ Глинки, Стасов писал: ‘В построении музыкального сочинения царствуют свои законы, точно так же, как в построении всякого вообще художественного произведения, отрывать или обрезывать части этого организма, то же самое, что, например, у живого человека отрезывать руку или от руки пальцы’.
Защита Стасовым ‘Бориса Годунова’ Мусоргского не достигла, однако, желаемых результатов. В Мариинском театре оперу продолжали ставить без сцены под Кромами, сохранив в то же время и ранее внесенные купюры: изымалась сцена в келье, запрещенная духовной цензурой, фрагмент ‘с курантами’, сцена с попугаем и др. Лишь в постановке 1904 года сцена под Кромами была восстановлена.

М. П. Блинова

Стасов Владимир Васильевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Об исполнении одного неизвестного сочинения М. И. Глинки, Стасов Владимир Васильевич, Год: 1857
  2. ‘Жизнь за царя’ в Праге, Стасов Владимир Васильевич, Год: 1866
  3. Русская музыка в Париже и дома, Стасов Владимир Васильевич, Год: 1877
  4. Первый концерт концертного общества, Стасов Владимир Васильевич, Год: 1856
  5. Опера Глинки в Праге, Стасов Владимир Васильевич, Год: 1867
  6. По поводу ‘Князя Игоря’ Бородина на Мариинской сцене, Стасов Владимир Васильевич, Год: 1890
  7. Заметка на статью П. И. Чайковского, Стасов Владимир Васильевич, Год: 1869
  8. Слово современника в ответ на два изречения цукунфтистов, Стасов Владимир Васильевич, Год: 1859
Электронная библиотека