Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во ‘Дмитрий Сечин’, 2015.
УГРОЗА
Господин, очень оборванный, покрытый заплатами, как заграничное письмо — штемпелями и марками, пришел в редакцию.
— Позвольте представиться, — с достоинством сказал он. — Я — глухонемой нищий. Можно с вами поговорить по делу?..
— Я бы с удовольствием, — замялся редактор. — Но я, к сожалению, не понимаю азбуки глухонемых на пальцах.
— А вы думаете, я ее понимаю? — грустно вздохнул глухонемой. — И не у кого научиться, живешь как в лесу. Но вы сейчас-то меня понимаете?
— Великолепно! Для глухонемого вы говорите совсем прилично.
— Как и вы — для редактора газеты. Я, верите ли, раньше был слепым, но потом раздумал.
— Однако я вижу у вас большая сила воли.
— Да! Настолько большая, что я могу вас поразить до глубины души. Знаете, что? Я думаю бросать нищенство!!
— Серьезно? Это очень опасный шаг. Надо подумать да и подумать. Я тоже этак вот знал одного очень почтенного железнодорожного вора. Решил он переменить свою деятельность… И, знаете ли, чем кончил? Сделался, в конце концов, учредителем меняльной конторы!
— Да уж действительно… Променял кукушку на ястреба. Но что касается меня, то увы… Я должен бросить нищенство, столкнувшись с неумолимой жизнью!.. Во все эры существования мира наше время, кажется, единственное, когда нищенство сделалось совершенно бездоходным!
— Это ужасно! Неужели ваши клиенты перестали верить вашей глухонемоте?
— Как он может в ней усомниться, когда я и слушать его не хочу и разговаривать не желаю! Дело не в том. А вот скажите вы мне: вам случалось последнее время подавать нищим милостыню?
— Да, я ведь очень добрый. Если он, каналья, пристанет, как с ножом к горлу со своим нытьем — ну, на — подавись, собака, — заткнешь ему глотку бумажкой!
— Какой? Какого достоинства?
— Ну. Три рубля… или пять.
Глухонемой прищелкнул пальцами и вскричал торжествующе:
— Вот тут собака и зарыта! А сколько вы давали нищему в дореволюционное время?
— Ну… пятак. Либо гривенник.
— Гривенник? Вот то-то и оно! Так как теперь наша тысяча рублей стоит сорок копеек, то сколько вы должны мне дать, чтобы вышла подачка мирного времени? Ага! 250 рублей!! А вы даете пятерку. Значит, мы стали зарабатывать в 50 раз меньше! Ведь это же, господа, несправедливо! Если цена мяса увеличилась в тысячу раз, если сахар дороже в 20 тысяч раз, костюм в 600 раз, почему же мы получаем только в 50 раз больше! Это убыток! Так нельзя! Мы нищие — и вдруг принуждены жить впроголодь! Раньше, когда умирал нищий, у него оставалось на главной улице два-три дома или в соломенном тюфяке находили 100 тысяч, а теперь? Мы разорены! Мы должаем!
— Чего же вы хотите от газеты?
— Напишите об этом! Разбудите общество! А если оно не прислушается к нашему воплю — мы пустимся на самое последнее радикальное средство!
— Вы пугаете меня. На какое?
— Устроим свой профессиональный союз. Тогда пусть население трепещет! Теперь мы — единственные люди в России — работаем сдельно, не считаясь с количеством рабочих часов, у нас предоставлена широкая возможность совершенствования, мы даем дорогу всякому таланту, всякой гениальной инициативе! А тогда?! Восьмичасовой рабочий день, сто праздников в год. Тогда мы кое-как — тяп да ляп — отработаем свои восемь часов, а вы нам пожалуйте и продовольствие, и обеспечение залогом, и обеспечение семейств, и черта в стуле! Вот что я вам устрою! И будете вы стоять да кланяться мне, а я развалюсь и буду выламываться, как свинья на веревке!! Этого вы хотите, да?
Нищий был страшен в своем гневе…
Все лохмотья его стали дыбом, как щетина на затравленном кабане.
На счастье редактора в кабинет вошел секретарь.
Увидев новое лицо, нищий сразу успокоился и все лохмотья его пригладились. Он сложил руку горсточкой и захныкал:
— Подайте, барин, слепенькому!
— Не слушайте его, — сказал редактор. — Он уже прозрел. Теперь он глухонемой.
— Да я и забыл, — поправился нищий. — Простите… Так недавно оглухонемел, что никак не могу привыкнуть!
— Сколько же вам дать? — спросил секретарь.
— Рублей сто, что ли?.. А если сорганизуемся в союз, то и все пятьсот отдадите!
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Юг России, 1920, 29 апреля, No 25 (218). Печатается впервые по тексту газеты.