Углекопы, Берте Эли, Год: 1875

Время на прочтение: 197 минут(ы)

УГЛЕКОПЫ

РОМАНЪ
ЭЛИ БЕРТЭ.

ИЗДАНІЕ
Е. Н. АХМАТОВОЙ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ПЕЧАТАНО ВЪ ТИПОГРАФІИ Е. Н. АХМАТОВОЙ, ДМИТР. ПЕР. Д., No 17.
1875

I.
ПРИГОТОВЛЕНІЕ УГЛЯ.

Путешественникъ, отправляющійся изъ Франціи въ Бельгію, не можетъ не замтить обширныхъ равнинъ, простирающихся отъ Валенсьены до Мона, и даже дале. Это не потому, чтобы страна заслуживала вниманія по своему живописному мстоположенію: она плоская и совершенно обнаженная. Болота, покрывавшія ее, когда Цезарь завоевалъ Галлію, огромные лса, по которымъ римскіе солдаты должны были прокладывать себ путъ съ топоромъ въ рук и гд жители защищались такъ энергично — эти болота и эти лса, говоримъ мы, исчезли давно. На мст ихъ виднются только рдкія группы деревьевъ, потомъ ручьи, старательно сдерживаемые плотинами и сдлавшіеся рабами промышленности.
Увряютъ, что страна эта плодоносна, что поля производятъ превосходный табакъ, рпу перваго сорта, ленъ, цнимый всми ткачами во Франціи и въ Англіи, это можетъ быть, но кто занимается, Боже мой! тмъ, что собирается съ поверхности земли подъ лучами солнца? Мы находимся въ Баринаф, въ центр угольнаго бассейна Гэно, одного изъ богатйшихъ въ свт по численности и сил угольныхъ слоевъ. Не на равнин находится богатство, а на четыреста метровъ ниже, въ глубин одной изъ тхъ страшныхъ шахтъ, гд работаетъ ночь и день цлое народонаселеніе. Поэтому все принадлежитъ углю въ этой странной стран, предметы и люди. Въ деревняхъ живутъ углекопы, среди которыхъ землепашцы составляютъ незначительное меньшинство. Заводы, колоссальныя трубы, которыми усыпана мстность, кажутся храмами, воздвигнутыми во славу бога Угля. Тяжелыя барки, скользящія на поверхности каналовъ, нагружены только каменнымъ углемъ, маленькія желзныя дороги, по которымъ лошади тащатъ вагоны, служатъ единственно къ перевозк угля. Уголь проникаетъ повсюду, просачивается везд, какъ воздухъ и свтъ. Дома черны, вода въ ручьяхъ, пыль на дорог — все черно. Листья деревьевъ покрыты тонкой и блестящей пылью каменнаго угля. Даже самое солнце приняло оттнокъ угля, когда безчисленныя трубы, о которыхъ мы говорили, обдаютъ атмосферу густымъ дымомъ, продуктомъ каменнаго угля.
Въ центр этой промышленной страны, недалеко отъ французской границы, находятся угольныя копи, гд будутъ происходить событія этой исторіи.
Угольныя копи эти называются Полиньи, по имени деревни, находящейся въ трехъ стахъ шагахъ отъ главныхъ зданій разработки угля. Это не самыя значительныя въ этомъ кантон, однако ея концессія обнимала большое пространство, и кром зданій, упомянутыхъ нами, виднлись тамъ-и-сямъ въ окрестностяхъ печи для обжиганія угля, шахты для добыванія его и освженія воздухомъ. Никакого судоходнаго канала не находилось возл этой копи, что было чрезвычайно невыгодно для ея продуктовъ, лишенныхъ такимъ образомъ способа экономической перевозки, зато маленькая желзная дорога, которыхъ такъ много въ томъ краю, шла отъ главной копи къ Шельд, откуда полиньискій уголь могъ расходиться по всему свту.
Впрочемъ, окрестности не были лишены очарованія, несмотря на свое однообразіе. Между зданіями, широко раскинутыми, разстилались прекрасныя поля, колыхались изящныя вершины деревьевъ. Особенно деревня имла живописный видъ съ своими низкими домами, крытыми черепицей, съ площадью, усаженною старыми вязами, подъ которыми углекопы приходили играть въ шары по воскресеньямъ, съ старинной церковью, съ ветхой и странной колокольней, наконецъ съ многочисленными садиками, гд хозяйки сажали овощи и цвты за изгородями изъ бузины и бирючины. Но мы должны заниматься не деревней, заводъ, надменно возвышающійся надъ нею, требуетъ нашего вниманія, и на заводъ мы отправимся.
Ничего не можетъ быть величественне для глазъ большого двора, куда свободно входили въ ворота, отворенныя и день и ночь. Налво находилось тяжелое кирпичное зданіе съ огромными окнами безъ стеколъ и съ колоссальной трубою. Въ этомъ зданіи были главная шахта угольная и паровая машина. Напротивъ шли безконечные сараи съ грудами угля, строящіяся машины, а особенно кучи досокъ всякаго рода, которыя постоянно употребляются въ колодезяхъ и въ углекопныхъ галереяхъ. Направо возвышался павильонъ, въ которомъ жили хозяинъ и главныя лица, этотъ корпусъ, такъ же какъ и вс другія зданія, былъ черенъ, пропитанъ углемъ и сливался вмст съ ними въ мрачномъ однообразіи.
Дворъ, въ ту минуту, какъ начинается наша исторія, былъ полонъ движенія и шума, работали и люди, и машины. Паръ свистлъ, колеса дйствовали, глухіе правильные звуки выходили изъ глубины земли, которая какъ будто дрожала подъ ногами. Вода, выбрасываемая насосами, рокотала на дн трубъ и разливалась по окрестностямъ грязными ручьями, которыхъ не скрывалъ ни одинъ болотистый цвтокъ и безплодные берега которыхъ не осняли ни одно дерево, ни одинъ кустъ.
Подъ навсами, въ мастерскихъ, господствовали та же суета, тотъ же шумъ. Плотники и кузнецы длали свое дло.Тамъ молоты опускались на раскаленное желзо, ослпительныя искры брызгали словно изъ огненнаго источника. Дале оглушалъ визгъ пилъ, стукъ топоровъ. Женщины, дти, мужчины работали наперывъ, и воображеніе смущалось, когда думалось, что эта дятельность, этотъ лихорадочный пылъ обнаруживались также энергично не только на поверхности земли, но и въ глубин копи, гд работало нсколько сотъ человкъ.
Одно особенное обстоятельство развлекало въ этотъ день всхъ работниковъ. Разговаривали шепотомъ и очень горячо, переходили отъ одной группы къ другой, какъ бы сообщая новости, и вс смотрли съ пылкимъ любопытствомъ на павильонъ хозяина. Даже работы были бы прерваны, еслибъ подмастерья не бранили своихъ подчиненныхъ, поэтому пилы и молотки продолжали шумть, но озабоченность работниковъ не прекращалась и каждую минуту становилась очевидне.
Молодой человкъ, стоявшій у входа на большой дворъ, смотрлъ на это оживленное зрлище, безъ сомннія, новое для него. Этотъ молодой человкъ, дйствительно, былъ прізжій, хотя по костюму его можно было принять за одного изъ тхъ углекоповъ, которые ходятъ съ одного завода на другой искать работы. На немъ были панталоны изъ толстаго сукна и блуза, стянутая кожанымъ поясомъ, поярковая шляпа, а на спин солдатская сумка съ небольшими пожитками. Однако, разсмотрвъ его внимательне, въ немъ можно было угадать не простого работника. Лицо у него было красиво и правильно, черты нжныя и тонкія, борода шелковистая, глаза, голубые, чистосердечные и свтлые, сверкали умомъ, словомъ — во всей его наружности виднлось что-то изящное и благородное, говорившее въ его пользу. Даже его костюмъ, несмотря на простоту, представлялъ нкоторыя замчательныя особенности: рубашка на немъ была очень блая и воротникъ отворачивался на шелковый галстухъ, небрежно завязанный около шеи. Вся его одежда казалась новою, и хотя онъ былъ силенъ, руки его не сдлались жестки отъ ежедневнаго употребленія кирки. Словомъ, этотъ молодой человкъ былъ самымъ щеголеватымъ углекопомъ, какого когда-либо видали во Франціи и Бельгіи.
Мы уже сказали, что онъ стоялъ у входа на заводъ и смотрлъ на все съ любопытствомъ, а можетъ быть и съ замшательствомъ. Наконецъ, онъ ршился, вошелъ на дворъ и направился къ павильону хозяина. Едва сдлалъ онъ нсколько шаговъ, какъ привратникъ, безрукій старикъ, очевидно, углекопъ искалченный несчастнымъ случаемъ, вышелъ изъ ближней коморки и спросилъ его по-фламандски что ему нужно. Молодой человкъ не понималъ этого языка и привратникъ повторилъ по-французски, тогда незнакомецъ сказалъ ему пріятнымъ и гармоническимъ голосомъ:
— У себя ли господинъ Ван-Бестъ?
— Да, да, пріятель, отвтилъ привратникъ, которому костюмъ незнакомца внушалъ не очень большое уваженіе: — вы найдете господина Ван-Беста въ контор, вонъ тамъ, въ нижнемъ жиль. У него теперь депутаты отъ работниковъ… Но что они говорятъ хозяину, печально прибавилъ старикъ: — не составляетъ тайны ни для кого, и я думаю, что онъ васъ все-таки приметъ.
Незнакомецъ поблагодарилъ, кивнувъ головой, и хотлъ пройти дальше, когда привратникъ продолжалъ, возвысивъ голосъ:
— Если вы пришли искать работы, не стоитъ безпокоить господина Ван-Беста, вы можете обратиться къ инспектору или…
— Я желаю говорить съ самимъ господиномъ Ван-Бестомъ.
— Это другое дло, ступайте въ контору.
Незнакомецъ поспшилъ войти въ залу нижняго жилья, которая служила конторой управленію завода. Зала эта раздлялась перегородками и ршетками на равныя отдленія, занятыя служащими низшаго разряда. Кассиръ, контролеры, счетчики находились на своихъ мстахъ за ршетками, но мы должны сказать, что въ эту минуту занятія не поглощали ихъ вниманія. Они слушали оживленный разговоръ, происходившій на конц залы, въ той комнат, гд обыкновенно находился хозяинъ. Этотъ разговоръ былъ такъ для нихъ интересенъ, что никто не примчалъ присутствія незнакомца. Тотъ подошелъ къ одному писарю и робко спросилъ господина Ван-Беста.
— Хорошо… сейчасъ, отвтили ему съ нетерпніемъ: — господинъ Ван-Бестъ занятъ, подождите.
Писарь указалъ на грязную скамейку возл перегородки. Молодой человкъ, не обижаясь этой рзкостью, слъ на скамейку, снялъ сумку и, повидимому, безропотно ршился ждать очереди. Потомъ, такъ какъ дверь той комнаты, гд находился хозяинъ, была отворена и позволяла видть все, что тамъ происходило, и такъ какъ притомъ тамъ говорили громко, не заботясь, что услышатъ, онъ не посовстился тоже смотрть и слушать.
Кабинетъ Ван-Беста не имлъ другихъ украшеній, кром огромныхъ плановъ копей и рисунковъ различныхъ машинъ. Мебель состояла изъ такихъ же столовъ и полокъ сосноваго дерева, какъ въ контор, картоновъ съ ярлыками и большихъ книгъ съ мдными застежками. Управленіе угольныхъ копей немногимъ жертвовало для наружнаго вида и роскошь тмъ боле была изгнана, что металлическая пыль угля, этотъ мстный бичъ, непремнно испортилъ бы въ нсколько часовъ роскошную мебель.
Но незнакомецъ прежде всего сталъ разсматривать самого Ван-Беста, который сидлъ въ кожаномъ кресл за массивной конторкой. Этотъ всемогущій начальникъ нсколькихъ сотъ работниковъ не имлъ ничего величественнаго, это былъ толстый фламандецъ, лтъ пятидесяти, съ простымъ обращеніемъ и разговоромъ, небрежно одтый. Его широкое лицо выражало бы только добродушіе, еслибъ морщины, показывавшіяся на лбу, около рта и глазъ, не обнаруживали заботъ, иногда возмущавшихъ его спокойный темпераментъ. Словомъ, Ван-Бестъ представлялъ точный типъ промышленника сверныхъ странъ, и видя его, машинально искали глазами трубку и кружку пива, непремнныя принадлежности этого извстнаго типа. Огромную трубку Ван-Бестъ держалъ въ эту минуту въ рук, кружка же съ пивомъ была недалеко и красовалась на стол съ огромной яндовой, еще на половину наполненной пнистой жидкостью.
Депутаты отъ работниковъ, которые возбуждали такое волненіе во всемъ завод, были только двое. Одинъ, высокій и красивый двадцатипятилтній молодой человкъ, принарядился для этого случая. На немъ былъ короткій черный плисовый сюртукъ съ посеребренными пуговицами, панталоны изъ той же матеріи, а въ рукахъ онъ вертлъ новую фуражку, которая должна была придавать ему ухорскій видъ, когда онъ надвалъ ее на-бекрень.
Его лицо, съ открытымъ и улыбающимся выраженіемъ, было выбрито въ тоже утро деревенскимъ цирюльникомъ. Этотъ молодой углекопъ, называвшійся Антоанъ Робенъ, былъ одинъ изъ лучшихъ подмастерьевъ и представлялъ между полиньискими работниками трудолюбивую, разумную и прогрессивную партію.
Товарищъ его, напротивъ, депутатъ бурливой и безразсудной партіи, думалъ, что собственное достоинство не позволяетъ ему принарядиться для этого случая. Онъ остался въ своемъ рабочемъ костюм, въ холстинномъ камзол и такихъ же панталонахъ, въ кожаномъ пояс и такой же фуражк. Неизбжная угольная пыль покрывала все это. Такъ какъ его руки и лицо также были совершенно черны, человкъ этотъ, съ своимъ огромнымъ ростомъ, казался олицетвореніемъ чернаго дьявола, представляемаго въ картинахъ среднихъ вковъ. Красныя шишки на лбу, такъ же какъ хриплый и жесткій голосъ, показывали привычку къ пьянству, даже въ эту минуту онъ былъ отчасти пьянъ, хотя старался сохранить свою самоувренность и важность. Его звали Леопольдъ Бюнеръ, но товарищи называли его фамильярно Высокій Леопольдъ. Въ копи онъ занималъ должность развдчика.
Кром Ван-Беста и депутатовъ, въ кабинет хозяина было еще четвертое лицо, которое было не видно и оставалось неподвижно и безмолвно, однако должно быть пользовалось нкоторой властью, потому что оба углекопа и самъ Ван-Бестъ часто обращались къ нему съ видомъ уваженія, какъ бы спрашивая его одобренія.
Антоанъ Робенъ, молодой работникъ въ плисовой жакетк, имлъ во сто разъ боле здраваго смысла и общежитія, чмъ его дюжій товарищъ, однако, онъ предоставлялъ говорить развдчику, вліяніе котораго на товарищей онъ зналъ и опасался, еслибъ порученіе, данное имъ, неудалось. Высокій Леопольдъ, стоя предъ Ван-Бестомъ, говорилъ своимъ хриплымъ голосомъ, прислушиваясь къ своимъ словамъ:
— Намъ поручено всми работниками сообщить вамъ кое-что. Можетъ быть, вамъ уже извстно, о чемъ будетъ рчь, но все-таки надо вамъ разсказать все подробно, чтобъ недоразумній никакихъ не было, не такъ ли?
— Хорошо! лаконически отвтилъ хозяинъ, посылая къ потолку большіе клубы табачнаго дыма.
— Ну, вотъ Робенъ скажетъ вамъ, что ремесло углекопа тяжелое. Вчно работать подъ землею, рискуя быть раздавленнымъ обваломъ или утонуть въ вод, которая вдругъ разольется по галереямъ, или сгорть отъ рудничаго газа! Еслибъ еще, когда поднимешься на верхъ, было что перекусить, было чмъ одть малыхъ и старыхъ, иногда выпить даже, куда бы не шло, но вдь этого нтъ, и если внизу находишь трудъ, наверху находишь нищету… Вотъ оно что… Вы понимаете, сударь, что такъ продолжаться не можетъ.
— Хорошо!.. дальше что? заворчалъ хозяинъ.
— Если мы согласились на счетъ этого, продолжалъ ораторъ.— дло пойдетъ скоро. Нельзя, чтобы одни имли все, а другіе ничего. Вы получаете милліоны изъ этой копи и дйствительно въ нкоторые дни деньги льются сюда какъ дождь. Для насъ же, напротивъ, времена ставятся тяжеле, все дорожаетъ, хлбъ, пиво, одёжа, квартиры, чортъ знаетъ на чемъ остановится! Стало быть, мы не можемъ работать при настоящихъ условіяхъ, этакъ, пожалуй, и шкуру съ себя сдерешь. Сосдніе углекопы получаютъ больше насъ, почему же съ нами не поступаютъ какъ съ ними? Мы пришли просить васъ прибавить плату всмъ полиньискимъ рабочимъ… О! только нсколько сантимовъ въ день, для васъ это составитъ бездлицу, а намъ будетъ хорошо. Если вы не согласитесь на нашу просьбу, дло будетъ плохо, предупреждаю васъ.
Высокій Леопольдъ остановился, восхищаясь самъ собою, и съ торжествомъ осмотрлся вокругъ.
— Ты не говоришь мн, Высокій Леопольдъ, сказалъ Ван-Бестъ: — какой прибавки просятъ работники?
— Бездлицы, десять процентовъ съ настоящей цны… Намъ будетъ этого довольно… по-крайней-мр теперь.
— Десять процентовъ! повторилъ хозяинъ.
— Десять процентовъ! прошепталъ нжный голосъ печальнымъ тономъ.
Высокій Леопольдъ переминался съ ноги на ногу, между тмъ какъ насмшивая улыбка виднлась изъ-подъ его угольной маски.
Выпустивъ нсколько клубовъ дыма, Ван-Бестъ обратился къ другому углекопу.
— А ты, Антоанъ Робенъ, спросилъ онъ:— ничего не прибавишь?
— Нечего прибавлять, скромно отвтилъ Антоанъ.— Развдчикъ объяснилъ вамъ просьбу товарищей, однако, онъ могъ бы говорить вамъ потише, извстно, какой вы хорошій человкъ, вы добры къ намъ какъ родной отецъ… такъ же какъ и барышня Амелія, ваша дочь, которую мы вс любимъ. Она каждый день посылаетъ лакомства и вино моей больной матери, она даетъ работу Гертруд, моей родственниц, и на счетъ этого можетъ быть уврена…
Антоанъ умилялся, Высокій Леопольдъ бросилъ на него взглядъ насмшливый и такой грозный, что бдный Робенъ преодоллъ свое волненіе и продолжалъ боле твердымъ тономъ:
— Итакъ, господинъ Ван-Бестъ, вы видите, для чего мы пришли. Работники страдаютъ и за это на нихъ сердиться нечего. Если это возможно, мы надемся, что вы намъ прибавите.
Ван-Бестъ, прежде чмъ отвтилъ, подошелъ къ аспидной доск, висвшей на стн, и быстро написалъ мломъ нсколько цифръ.
— Если вамъ нужно день или два, поспшно продолжалъ Антоанъ: — не стсняйтесь. Мы уговоримъ товарищей немножко потерпть.
— Что о томъ говорить? съ гнвомъ перебилъ Высокій Леопольдъ: — разв ты не знаешь, что вс другіе хотятъ покончить? Господинъ Ван-Бестъ долженъ ршить сейчасъ… Разв такъ трудно сказать да или нтъ?
— Мн не нужно думать, спокойно возразилъ Ван-Бестъ, садясь на свое мсто: — все пересмотрно и все обдумано… Послушайте, я долженъ бороться на всхъ рынкахъ противъ французскаго и англійскаго угля, который теперь продается очень дешево, стало быть, я не могу увеличивать цны, иначе не продастся ни одинъ бочонокъ моего угля. Съ другой стороны всмъ извстно, какъ дорого намъ обходится обработка. Притомъ, наши копи безпрестанно заливаются водой или сгораютъ отъ рудничнаго газа: это принуждаетъ насъ къ значительнымъ издержкамъ. Я не получаю и трехъ процентовъ съ огромнаго капитала, употребляемаго на эти копи. Я не хотлъ прекратить работы, что было бы бдствіемъ для всего края, но Богу извстно, цною какихъ усилій и какихъ жертвъ могъ я собирать въ дни платы деньги, такъ ослпившія Высокаго Леопольда. Вотъ каково положеніе длъ, и оно не блистательно. Теперь, если заработная плата будетъ увеличена на десять процентовъ, я не буду въ состояніи выдерживать конкуренціи съ иностраннымъ углемъ и буду принужденъ продавать въ убытокъ. А продавать въ убытокъ значитъ раззоряться, вы не можете же требовать отъ меня раззоренія, потому что чрезъ то пострадаете и вы.
Онъ откинулся на спинку своего кресла и началъ пускать дымъ, какъ движущійся локомотивъ.
Антоанъ совершенно понялъ отвтъ хозяина, но Высокій Леопольдъ, повидимому, сомнвался насчетъ ршимости Ван-Беста.
— Объяснимся… продолжалъ онъ: — хотите вы или нтъ увеличить плату?
— Не могу, отвтилъ Ван-Бестъ.
— Сдлайте милость, сударь, сказалъ Антоанъ тономъ безпокойства: — подумайте еще… Работники волнуются и они способны… Послушайте, если прибавка велика, не можете ли вы согласиться на пять процентовъ пока? Мы постараемся уговорить товарищей удовольствоваться этимъ.
— Ни пяти, ни трехъ, ни одного су, ни одного сантима, отвтилъ Ван-Бестъ ршительнымъ тономъ: — я даже не знаю, долго ли продержусь при настоящей плат. Еще разъ повторяю вамъ, что принявъ ваши условія, я только ускорю свое раззореніе.
Антоанъ глубоко вздохнулъ. Вздохъ этотъ слабо былъ повторенъ на другомъ конц комнаты.
Высокій Леопольдъ нахмурилъ брови и глаза его казались совершенно блыми на черномъ лиц.
— А! такъ вотъ какъ! закричалъ онъ дерзкимъ тономъ:— и вы воображаете, что мы, работники, позволимъ богачамъ, не длающимъ ничего, пользоваться такимъ образомъ нашими трудами. Насъ считаютъ врно дураками! Денегъ у васъ куча, вы живете въ изобиліи, а у насъ едва есть кусокъ хлба на пропитаніе. Такъ продолжаться не можетъ, ни здсь, ни въ другихъ мстахъ. Бдняки расплатятся съ тми, кто наживается ихъ потомъ, и тогда старые счеты будутъ кончены вс за одинъ разъ!
Онъ, казалось, не расположенъ былъ умолкнуть о предмет, который былъ его любимой темой въ деревенскихъ кабакахъ, но ему не позволили дать волю краснорчію. Ван-Бестъ, до-сихъ-поръ такой холодный и сдержанный, вскочилъ и разбилъ свою трубку объ столъ.
— Гнусный негодяй! вскричалъ онъ:— цлый часъ слушаю я твои дерзости и не поддавался искушенію переломать теб кости. Но неужели ты думаешь, что у меня достанетъ терпнія слушать твои оскорбленія? Вонъ отсюда и не показывайся мн на глаза!
Высокій Леопольдъ, безъ сомннія, этого не ожидалъ, однако старался выказать твердость.
— Я депутатъ работниковъ, сказалъ онъ, выпрямлясь:— и если со мною обращаются такимъ образомъ…
— Ты больше ничего, какъ негодный пьяница, говорунъ и плутъ, возразилъ Ван-Бестъ съ глубокимъ гнвомъ желчныхъ людей:— ты слышалъ мой отвтъ на просьбу этихъ бдныхъ людей, которыхъ ты сбиваешь съ толку твоими высокопарными словами. Теперь порученіе, данное теб, исполнено… Убирайся, или я разобью теб голову!
Онъ схватилъ со стола огромную яндову съ пивомъ и хотлъ бросить ее въ голову дерзкаго углекопа. Лицо, до-сихъ-поръ остававшееся невидимымъ и безмолвнымъ въ углу кабинета, бросилось и удержало ее за руку съ умоляющими словами.
Это была молодая двушка, такая прелестная и трогательная въ своемъ испуг, что незнакомецъ, ожидавшій аудіенціи, былъ пораженъ восторгомъ. Она была высока, стройна, блокура и въ ея очаровательныхъ чертахъ ангельская кротость соединялась съ необыкновенной твердостью. Шелковое платье темнаго цвта обрисовывало чудныя формы ея стана, а отъ этой темной матеріи отдлялись воротничокъ и манжетки снжной блины, рдкая и дорогая роскошь среди угольной атмосферы. Но никакія вещицы, никакія украшенія не виднлись въ ея одежд. Волосы были просто зачесаны на гладкомъ лбу и вся ея наружность отличалась изяществомъ, добротой, умомъ, которые внушали уваженіе и сочувствіе. Въ этой граціозной двушк читатели угадали Амелію Ван-Бестъ, единственную дочь владльца угольныхъ копей.
Но хотя Амеліи приписывали большое вліяніе на отца, это вліяніе на этотъ разъ оказалось безполезнымъ. Ван-Бестъ вырывался изъ рукъ дочери и говорилъ запыхавшимся голосомъ:
— Оставь меня, дитя мое… Неужели я долженъ позволить такому негодяю идти мн наперекоръ? Злодй, уйдешь ли ты?
Огромная яндова все раскачивалась въ воздух, несмотря на усилія Амеліи. Высокій Леопольдъ упрямился изъ самолюбія, но его товарищъ, Антоанъ Робенъ, не раздражалъ хозяина безполезнымъ упорствомъ, притомъ конторщики зашевелились, какъ бы приготовляясь вступиться за хозяина. Все это заставило Высокаго Леопольда отретироваться съ почетомъ, пока возможно.
— Хорошо! хорошо! возразилъ онъ:— мы уйдемъ. Не оттого, чтобы я боялся, но больше нечего говорить… Работники узнаютъ, какъ приняли ихъ депутата… Потерпимъ! Я откровененъ, но наверстаю свое, кто доживетъ, увидитъ… Ну, Антоанъ, прибавилъ онъ, обращаясь къ другому углекопу:— идешь ты или нтъ?
Антоанъ сдлалъ знакъ, что онъ еще желаетъ остаться съ Ван-Бестомъ.
— Трусъ! пробормоталъ Высокій Леопольдъ.
Онъ наконецъ вышелъ, надвинувъ на глаза кожанную фуражку.
Была пора, толстый Ван-Бестъ задыхался отъ гнва, ему угрожалъ апоплексическій ударъ. Какъ только Высокій Леопольдъ исчезъ, Ван-Бестъ опустился на кресло и оставался какъ бы въ изнеможеніи, между тмъ какъ Амелія, наклонившись къ его плечу, шепотомъ говорила ему нжныя слова.

II.
ДВА НЕОЖИДАННЫХЪ ДРУГА.

Ван-Бесту понадобилось нсколько минутъ, чтобы оправиться отъ волненія, наконецъ онъ выпрямился, крпко поцловалъ дочь и сказалъ своимъ обыкновеннымъ голосомъ:
— Теперь прошло… Не терзай себя… Съ какой это стати я разсердился на пьяницу! Хуже всего то, что я сломалъ свою трубку… трубку чудесную, которая служила мн два года… А! это ты, Антоанъ Робенъ… что ты тутъ длаешь? продолжалъ онъ, обращаясь къ углекопу, который стоялъ безмолвно и задумчиво:— ты еще что-нибудь хочешь мн сказать?
— Нтъ, нтъ, отвтилъ Антоанъ печально:— вы знаете теперь въ чемъ дло, но видите ли, еслибъ я вышелъ съ Высокимъ Леопольдомъ, онъ непремнно сталъ бы уврять, что вы прогнали насъ, и это произвело бы самое дурное дйствіе на углекоповъ, тогда какъ если я останусь здсь, вс поймутъ, что одного Леопольда выгнали за его дерзость.
— Благодарю, Антоанъ, теб пришла умная мысль, отвтилъ хозяинъ дружелюбнымъ тономъ:— неужели работники раздражены до такой степени?
— Имъ подаютъ дурные совты, у насъ слушаютъ не тхъ, кто честне, а кто отважне да уметъ лучше говорить. У васъ есть друзья и вашу милую барышню обожаютъ вс хорошіе люди, только, къ несчастью, хорошіе люди не смютъ выступать вперёдъ… Поврите ли, что сегодня хотли къ вамъ послать одного Высокаго Леопольда. Съ трудомъ нсколько смирныхъ работниковъ успли назначить и меня. Вы видли, какъ онъ исполнилъ порученіе, теперь онъ станетъ разглагольствовать противъ васъ, а можетъ быть и противъ меня, станетъ обвинять, что я плохо ему помогалъ.
— Скажи мн, Антоанъ, продолжалъ Ван-Бестъ, понизивъ голосъ:— если я не соглашусь на требуемую прибавку, осмлятся ли мои работники сдлать стачку?
— Это непремнно.
— Но когда такъ, съ испугомъ прошептала Амелія:— наше положеніе сдлается ужасно!
Ван-Бестъ старался скрыть безпокойство, возбужденное въ немъ положительнымъ увреніемъ Антоана.
— Этого не надо допускать, мой милый, сказалъ онъ:— поговори съ работниками разсудительно. Если они помшаютъ мн продолжать, они пострадаютъ вмст со мною. Какое бдствіе будетъ для края, если работы въ этихъ копяхъ прекратятся! Какимъ образомъ будутъ жить они съ женами и дтьми? Я не могу исполнить ихъ требованій, но если, какъ вс думаютъ, уголь возвысится въ цн, мы постараемся уладить дло… Скажи имъ это… Не отправишься ли ты сейчасъ въ шахту?
— Работники вс работаютъ по разнымъ мстамъ, господинъ Ван-Бестъ, и трудно ихъ собрать, не прерывая работъ. Вечеромъ еще я успю передать имъ ваши общанія. Самое важное — смотрть за Высокимъ Леопольдомъ, можетъ быть, онъ уже ходитъ по мастерскимъ и толкуетъ ложь или разглагольствуетъ въ кабак старухи Бишетъ съ тми работниками, которые должны работать въ слдующую ночь.
— Постарайся, любезный Антоанъ, ты наврно успешь.
— И если вы успете, мосьё Антоанъ, прибавила Амелія съ жаромъ:— мы будемъ вчными вашими должниками… Какъ здоровье вашей матушки сегодня?
— Недурно, отвтилъ углекопъ, вздыхая:— безъ васъ и вкусныхъ кушаньевъ, которыя вы ей присылаете, безъ утшительныхъ словъ, которыя вы ей говорите, бдной старухи давно не было бы на свт.
— ‘Хорошія кушанья’ присылаетъ мой отецъ, сказала Амелія, улыбаясь и положивъ свои тонкіе пальчики на руку Ван-Беста:— отъ меня идутъ только дружескія слова… Я вечеромъ, когда приведу въ порядокъ мои книги, приду навстить вашу мать и отнесу работу вашей кузин Гертруд.
— Ахъ, вы благодтельница всего нашего семейства!
— И такъ до вечера. Съ вашей стороны хорошо, еслибъ вы могли дать намъ хорошія извстія о нашихъ работникахъ, притязанія которыхъ, признаюсь, внушаютъ мн смертельное безпокойство.
Послдняя часть разговора происходила шепотомъ и Ван-Бестъ, погруженный въ размышленія, не принималъ въ ней участія. Незнакомецъ, давно уже ждавшій въ контор, счелъ минуту благопріятною, чтобы представиться, взявъ сумку подъ мышку и держа шляпу въ рук, онъ скромно вошелъ въ кабинетъ хозяина, дверь котораго, какъ намъ извстно, осталась отворенною.
Его неожиданное появленіе возбудило нкоторое удивленіе. Амелія спряталась за отцомъ, а Антоанъ Робенъ бросилъ на пришедшаго недоврчивый взглядъ. Ван-Бестъ сказалъ съ досадой:
— Чего ему нужно? Врно работы въ копи?
Незнакомецъ поклонился съ робкой вжливостью и молчалъ. Но, очевидно, не рзкій тонъ Ван-Беста смущалъ его: глаза его были устремлены на Амелію и яркій румянецъ покрылъ его щеки.
— Папа, прошептала молодая двушка, которую стсняло это вниманіе:— замтьте… этотъ господинъ наврно не… не можетъ быть…
Незнакомецъ поблагодарилъ ее улыбкой, потомъ отвтилъ безъ нершимости:
— Дйствительно, я желаю найти работу въ полиньискихъ копяхъ.
— Я это зналъ, сказалъ Ван-Бестъ:— ну, пріятель, ты выбралъ странное время!
Амелія, узнавъ, что пришедшій боле ничего какъ работникъ, вдругъ приняла холодный и сдержанный тонъ.
— Ну, мальчикъ, продолжалъ Ван-Бестъ:— ты какое знаешь ремесло? Вдь у насъ здсь работники разные. Ты углекопъ, развдчикъ, плотникъ, механикъ? Гд ты работалъ? Откуда ты? Есть у тебя аттестатъ?
— Вотъ это отвтитъ на вс ваши вопросы, отвчалъ незнакомецъ, вынимая изъ бумажника письмо, которое онъ отдалъ Ван-Бесту.
— Письмо! сказалъ тотъ, медленно надвая на носъ очки:— отъ кого?
— Отъ господина Р., директора желзной дороги ***.
— Чортъ побери! сказалъ Ван-Бестъ.
Онъ разсмотрлъ письмо, на конверт котораго было нсколько административныхъ штемпелей, и распечаталъ его съ очевиднымъ нетерпніемъ. Прочитавъ бгло письмо, Ван-Бестъ позвалъ къ себ дочь и сказалъ съ чрезвычайнымъ удовольствіемъ:
— Вотъ какія новости, дитя мое. Господинъ Р. спрашиваетъ у меня дв тысячи тоннъ угля, чрезъ два мсяца, по биржевой цн и на наличныя деньги… Дло выгодное… и позволитъ намъ, прибавилъ онъ, понизивъ голосъ:— расплатиться въ будущемъ мсяц по векселямъ, которые насъ такъ пугаютъ.
— Дйствительно, папа, сказала Амелія:— это все могло бы спасти, еслибъ наши работники отказались отъ своихъ непомрныхъ требованій.
Отецъ и дочь какъ будто забыли подателя письма, который смиренно ожидалъ результата этого разговора. Наконецъ Ван-Бестъ снова обратился къ нему.
— Я не вижу въ этомъ ничего касающагося тебя, сказалъ онъ.
— Продолжайте, господинъ Ван-Бестъ, тамъ должно быть что-нибудь.
— А! правда, приписка! сказалъ Ван-Бестъ, опять надвая очки.
Онъ прочелъ вслухъ:
‘Я пользуюсь этимъ случаемъ, чтобы рекомендовать вамъ подателя этого письма, господина Леонара, искуснаго и разумнаго работника, который былъ бы радъ найти работу въ вашей копи. Я буду лично васъ благодарить за то, что вы сдлаете для него, и ручаюсь за него какъ за самого себя.’
— Чортъ побери! сказалъ Ван-Бестъ:— это называется горячей рекомендаціей, и еще со стороны такого важнаго человка, какъ господинъ Р. Посмотримъ, мой милый… Леонаръ — такъ вдь тебя зовутъ?— чего ты ждешь отъ меня. Къ какой категоріи работниковъ хочешь ты принадлежать?
— Съ вашего позволенія, отвтилъ Леонаръ:— я не желаю быть причисленъ къ особенной категоріи, или лучше сказать, намренъ пройти вс постепенно. Цль моя пріобрсти опытность въ различныхъ отрасляхъ добыванія каменнаго угля, чтобы сдлаться распорядителемъ работъ. У меня уже есть нкоторыя теоретическія познанія, но мн нужно дополнить ихъ практикой.
— Хорошо! понимаю, отвтилъ Ван-Бестъ съ легкой гримасой:— теб хочется работать у меня какъ любителю, но знаешь ли, что такимъ образомъ твоя заработная плата окажется не очень велика.
— У меня есть нкоторыя средства и я буду доволенъ вознагражденіемъ, какое заслужу.
Это не очень понравилось Ван-Бесту.
— Право, мой милый, продолжалъ онъ:— твое положеніе будетъ, кажется мн, не совсмъ правильное и многіе владльцы копей не ршились бы, можетъ быть, нанять работника при такихъ условіяхъ… Но ты кажешься молодымъ человкомъ честнымъ и разумнымъ, и потомъ я не могу отказать ни въ чемъ тому, кого мн рекомендуетъ господинъ Р. Ты можешь работать какъ хочешь, я сдлаю распоряженія на этотъ счетъ. А пока вотъ Антоанъ Робенъ, помощникъ мастера, покажетъ теб все. Слышишь, Робенъ? прибавилъ Ван-Бестъ:— Леонаръ здсь чужой, онъ не знаетъ никого, ты будешь для него хорошимъ товарищемъ, не правда ли?
— Да, да, отвтилъ Антоанъ, которому, можетъ быть, это порученіе не очень нравилось.
— Въ такомъ случа, сказалъ Леонаръ, кланяясь: — мн остается поблагодарить васъ, господинъ Ван-Бестъ за вашу доброту, и если Антоанъ Робенъ укажетъ мн, гд я найду квартиру со столомъ въ деревн…
— Какъ же! отвтилъ Антоанъ: — только не будьте разборчивы.
— Я буду не разборчиве моихъ будущихъ товарищей, для меня будетъ достаточно того, чмъ довольны они.
— Пойдемте же со мною. Я возвращаюсь въ деревню и васъ легко будетъ помстить.
— Вотъ и устроено, сказалъ Ван-Бестъ: — надюсь, Леонаръ, что ты не присоединишься къ разряду дурныхъ углекоповъ… А, ты Антоанъ, не забудь своего общанія.
Отпущенные такимъ образомъ, оба работника почтительно поклонились. Леонаръ, прежде чмъ вышелъ, бросилъ бглый взглядъ на Амелію, но она удалилась въ уголъ кабинета, на свое обыкновенное мсто, и разбирала кучу писемъ. Однако, какъ только молодые углекопы ушли, она задумчиво вернулась къ отцу.
— Этотъ Леонаръ, сказала Амелія съ нкоторымъ замшательствомъ: — иметъ что-то особенное. Его обращеніе, его разговоръ показываютъ человка образованнаго, и я не могу понять…
— Полно, дурочка, перебилъ Ван-Бестъ, пожимая плечами: — ужъ не подозрваешь ли ты въ этомъ молокосос русскаго князя или англійскаго лорда, который выдалъ себя за уклекопа, для того, чтобы узнать тайны моихъ копей? Леонаръ французъ и, можетъ быть, воспитанъ нсколько лучше нашихъ работниковъ, но это не доказываетъ… Словомъ, мы увидимъ его на дл, и если поведеніе его покажется намъ подозрительнымъ, мы примемъ мры… Но оставимъ это, двочка, продолжалъ Ван-Бестъ совсмъ другимъ тономъ: — у насъ есть другія заботы поважне. Надо узнать, какимъ образомъ мы выйдемъ изъ ужасныхъ затрудненій, которыя окружили насъ со всхъ сторонъ. Я очень боюсь, что не вынесу ихъ.
Отецъ и дочь продолжали разговаривать шепотомъ.
Леонаръ и Антоанъ вышли изъ павильона хозяина. Они шли на одной линіи, но не рядомъ и не показывали желанія сблизиться. Они были оба озабочены, хотя разными предметами, и каждый какъ-будто забылъ о своемъ спутник.
Когда они прошли дворъ завода, появленіе Робена произвело нкоторое волненіе между работниками, занимавшимися подъ навсами. Нкоторые подошли и сдлали ему по-фламандски краткій вопросъ, на который онъ отвтилъ такими же лаконическими словами и на томъ же язык. Однако, удостоврившись, что Высокій Леопольдъ не усплъ еще распространить между углекопами зловредныя извстія, Антоанъ пошелъ съ Леонаромъ въ деревню.
Первую половину пути тоже молчаніе и таже холодность господствовали между ними. Но потомъ Леонаръ вдругъ вышелъ изъ задумчивости и, обратившись къ своему новому товарищу, сказалъ дружелюбнымъ тономъ:
— Ты меня не знаешь, Антоанъ Робенъ, и какъ будто не довряешь мн, но послушай: я сейчасъ слышалъ, что ты говорилъ господину Ван-Бесту на счетъ прибавки, требуемой работниками, ты мн показался человкомъ честнымъ, здравомыслящимъ и очень привязаннымъ къ тмъ, кто доставляетъ теб средства къ жизни… Хочешь, чтобъ мы были друзьями? Ты въ этомъ не раскаешься.
Онъ протянулъ руку молодому углекопу. Тотъ остановился, посмотрлъ прямо въ лицо Леонару и глаза ихъ встртились.. Въ глазахъ Леонара было что-то такое привлекательное и чистосердечное, что Антоанъ не могъ устоять противъ этого.
— Хорошо! отвтилъ онъ, опустивъ свою жесткую и черную руку въ руку Леонара: — будь ты десять разъ французикъ, парижанинъ и баринъ, ты можетъ быть хорошій человкъ!
— Французикъ и парижанинъ, отвтилъ Леонаръ смясь: — этого я не опровергаю, потому что я дйствительно французъ и жилъ въ Париж, но съ чего ты взялъ, что я баринъ?
— Хорошо! отвтилъ Антоанъ, мигая и удерживая въ своихъ рукахъ блую руку Леонара: — неужели ты хочешь меня уврить, что этою рукою ты справлялся съ киркой углекопа, съ топоромъ плотника или молоткомъ кузнеца? Эта рука годится только разв вараксать перомъ по бумаг или трепать по щек хорошенькую двушку.
— Въ-самомъ-дл? сказалъ Леонаръ, все улыбаясь.
Этой блой и нжной рукой онъ пожалъ руку углекопа безъ видимаго усилія, но такъ сильно, что бдный Антоанъ подпрыгнулъ на три фута отъ земли и вскрикнулъ отъ боли.
— Что ты объ этомъ думаешь? спросилъ Леонаръ.
— Экой кулакъ! сказалъ Антоанъ, махая своей придавленной рукой: — настоящіе тиски!.. Даже Высокій Леопольдъ не сожметъ такъ крпко. Силенъ же ты… Кой чортъ могъ это вообразить? Я принялъ бы тебя за молодого веловка, только что разставшагося съ маменькой.
— Послушай, товарищъ, на тебя положиться можно, и я признаюсь теб въ томъ, въ чемъ не признаюсь здсь никому. Я воспитанъ въ художественной и ремесленной школ, слдовательно, прежде чмъ сталъ работать на заводахъ, а учился у профессоровъ и учителей. Поэтому я не кажусь зачерствлымъ, какъ ты, отъ ручной работы, хотя я трудился довольно.
— А! ты былъ въ школ? спросилъ Робенъ, вытаращивъ глаза.
— Да, но не разсказывай этого другимъ, они станутъ дуться на меня и скоро мн здсь оставаться будетъ невозможно.
— Ты правъ, ты правъ, они не давали бы.теб покоя, но они не узнаютъ ничего, даю теб слово… А! ты былъ въ школ? Ты очень счастливъ, а я умю только читать, писать и немножко считать, этого было для меня достаточно, чтобъ сдлаться подмастерьемъ… Хорошо! Ты найдешь во мн добраго товарища. Прежде я помщу тебя въ деревн, потомъ приходи къ намъ, ты увидишь мою мать и Гертруду… Однако, мн пришло въ голову, вдругъ сказалъ Антоанъ, снова остановившись: — ты вдь не влюбишься въ Гертруду?
— Надюсь, что нтъ.
— Ты надешься… этого недостаточно, надо общать.
— Хорошо, я общаю, потому что, кажется, я уже влюбился въ другую женщину.
Леонаръ подавилъ вздохъ.
— Прекрасно, видишь ли, Гертруда хорошенькое, кроткое и добрйшее существо… При этомъ искусна какъ волшебница и такъ ухаживаетъ за моей бдной больной матерью! Я ее люблю, и если другой станетъ увиваться около нея, предупреждаю тебя, что я раздлаюсь съ нимъ по-свойски.
— Она, кажется, твоя родственница? разсянно спросилъ Леонаръ.
— Да, и хотя я называю ее кузиной, она мн родственница въ дальнемъ колн. Когда она осиротла, она не знала, куда ей укрыться, и мать моя взяла ее къ намъ… Она намъ не въ тягость, потому что она искусная кружевница, потомъ она шьетъ платья, чинитъ тонкія вещи, но въ такой бдной деревн, какъ наша, много ли можно заработать?…
— Зачмъ же ты не женишься на Гертруд, Антоанъ, если любишь ее?
— Мн хотлось бы, и можетъ быть, съ своей стороны она не отказала бы мн, но моя мать не соглашается. Матушка говоритъ, что это значило бы нищему жениться на нищей, и если пойдутъ дти… Словомъ, надо ждать боле счастливыхъ временъ.
— Они придутъ, отвтилъ Леонаръ ободрительнымъ тономъ:— рано или поздно такимъ славнымъ людямъ какъ ты приходитъ чередъ счастья!

III.
СЕМЕЙСТВО РОБЕНЪ.

Два новые пріятеля скоро дошли до деревни и Антоанъ не вернулся домой прежде чмъ помстилъ Леонара въ приличной квартир. Квартира эта состояла изъ одной комнаты въ нижнемъ жиль, у честныхъ земледльцевъ, она была не роскошна и вся мебель состояла изъ узенькой кровати, двухъ соломенныхъ стульевъ, стола, чугунной печки, но все было мелочно-опрятно, какъ вообще во всемъ фламандскомъ краю. Сверхъ того, окна комнаты выходили въ садикъ, о которомъ мы говорили, гд цвты смшивались съ овощами и огородными растеніями. Посл быстраго осмотра, Леонаръ остался доволенъ, потомъ, не торгуясь, къ великому удивленію своего товарища, заплатилъ впередъ за первыя дв недли. Легко уговорился онъ также съ своими хозяевами насчетъ пищи, которая, судя по небольшой цн, общала быть очень умренной. Условившись во всемъ, пріятели разстались. Леонаръ остался свободенъ отдохнуть или устроиваться въ своей новой квартир. Робенъ же долженъ былъ немедленно отправиться къ ночнымъ работникамъ, на которыхъ Высокій Леопольдъ могъ употребить свое пагубное вліяніе, но они условились сойтись, нсколько часовъ спустя, въ комнат Антоана, возл той, гд жили его мать и Гертруда.
Какъ Леонаръ употребилъ время въ своемъ скромномъ убжищ, это все-равно, только въ назначенный часъ онъ явился на свиданіе. Комната Антоана была не удобне и не роскошне его комнаты. Но стны были украшены модными гравюрами, возл которыхъ красовалось нсколько отвратительныхъ картинокъ, расписанныхъ красной и синей краской, представлявшихъ Вчнаго Жида и Женевьеву Брабантскую. Среди этихъ жалкихъ образцовъ народнаго искусства отдлялась большая карта полиньискихъ копей. Бывшій распорядитель работъ скопировалъ этотъ планъ съ того, который находился въ кабинет Ван-Беста, и, узжая подарилъ его Антоану, очень гордившемуся подобнымъ сокровищемъ. Наконецъ на кирпичномъ камин съ каждой стороны фаянсоваго горшка виднлось нсколько кусковъ чернаго сланца, на которыхъ обрисовывались окаменлости, принадлежащія къ палеонтологической эпох, это, очевидно, были рдкости, собранныя Антоаномъ въ копи.
Когда Леонаръ вошелъ, Антоанъ сидлъ задумавшись и опустивъ голову на об руки.
— Для господина Ван-Беста это негодится, а слдовательно, и для насъ, сказалъ онъ печально: — я сейчасъ изъ кабака старухи Бишетъ, гд много собралось работниковъ. Высокій Леопольдъ насказалъ уже имъ разныхъ ужасовъ: будто хозяинъ не хотлъ насъ выслушать, будто онъ насъ разругалъ, потомъ постыдно прогналъ. Я старался объяснить все какъ слдуетъ, они чуть не проглотили меня, я едва не подрался съ Высокимъ Леопольдомъ, который назвалъ меня лжецомъ… Если я не буду имть лучшаго успха съ тми углекопами, которые выдутъ изъ копи вечеромъ, Богъ знаетъ что случится.
— Полно, Антоанъ, не мучься такимъ образомъ, пока бда еще не настала. Много я видлъ стачекъ, но работники долго раздумываютъ, пока ршатся перестать работать, подвергнуть нищет жизнь свою и своей семьи. Право, судя по тому, что я слышалъ утромъ, господинъ Ван-Бестъ не могъ въ настоящихъ обстоятельствахъ согласиться на прибавку, такъ грубо требуемую. Конечно, работники будутъ откладывать до послдней минуты… Хочешь, я пойду съ тобою вечеромъ къ старух Бишетъ? Я поговорю съ ними, можетъ быть…
Антоанъ покачалъ головой.
— Это невозможно, возразилъ онъ: — они тебя не знаютъ, они не видли тебя на работ, ты покажешься имъ подозрителенъ.
— Это правда, они будутъ мн недоврять… Лучше подождать, пока мы проведемъ вмст нсколько дней.
— Дадутъ ли теб время познакомиться съ ними? Но ты правъ, Леонаръ, не будемъ стовать, пока не придетъ бда, можетъ быть, мы выпутаемся какъ-нибудь.
Антоанъ оставался въ задумчивости. Леонаръ всталъ и началъ прохаживаться по комнат. Онъ наконецъ остановился предъ каминомъ и съ любопытствомъ осматривалъ куски сланца.
— Въ тхъ копяхъ, гд ты работалъ, разсянно спросилъ Антоанъ: — встрчалъ ли ты подобныя вещи? Это отпечатокъ растеній, неизвстныхъ никому.
— Неизвстныхъ никому? Полно! Вотъ кора допотопнаго дерева Sigillaria loevigata, потомъ папоротникъ, растущій деревомъ, Neoropteris heterophilla, потомъ Lepidodendron…
— Боже! ты говоришь по-латыни…
— О! только нсколько словъ, отвтилъ Леонаръ, нсколько смутившись:— надо же называть эти растенія по-латыни, такъ какъ у нихъ нтъ французскаго названія. Подобные отпечатки часто встрчаются въ копяхъ Сент-Этьенскихъ, Авейронскихъ и даже Анзенскихъ, гд я работалъ мимоходомъ, и я слышалъ, какъ инженеръ ихъ называлъ.
Эти объясненія очаровали Антоана, который наивно продолжалъ:
— Какой ты ученый! Никто здсь не могъ сказать мн именъ этихъ угольныхъ цвтовъ… Но пойдемъ къ моей матери, прибавилъ онъ, вставая въ свою очередь:— ты познакомишься съ нею и съ Гертрудой, потомъ я вернусь въ кабакъ, гд собираются углекопы. Я слышу колоколъ, люди поднимутся наверхъ, мн надо первому ихъ увидать, а то Высокій Леопольдъ опять все испортитъ.
— Я готовъ, поспшно сказалъ Леонаръ.
Имъ только надо было пройти довольно темный корридоръ и они вошли въ комнату, занимаемую вмст старухой Робенъ и Гертрудой.
Дв кровати съ саржевыми занавсками стояли рядомъ. На одной лежала старуха, подпираемая подушками, она чинила блье, это была мать Робена. Нсколько лтъ уже страдая параличомъ въ ногахъ, она не вставала никогда, ея молодая родственница и сынъ оказывали ей самыя нжныя попеченія.
Гертруда работала у стола, на которомъ стояли подушки для плетенья кружевъ съ коклюшками и булавками. Гертруда была невысока, но полна и стройна, ея свжее и румяное лицо имло выраженіе пріятное и веселое. Вкусъ и изящная простота ея одежды возбуждали зависть во всхъ деревенскихъ женщинахъ, а между тмъ Гертруда не прибгала къ посторонней помощи во всемъ, что касалось ея тоалета. Она сама кроила и шила свои платья, стирала и гладила манишки и чепчики. Она находила еще время держать въ порядк домъ, приготовлять обдъ, не неглижируя вмст съ тмъ кружевной работой, которой было достаточно для ея скромныхъ потребностей. Съ утра до вечера слышалось брянчанье ея коклюшекъ, и между тмъ какъ ея пальцы порхали съ изумительной легкостью, сплетая брюссельское кружево, она смялась, пла, она была радостью этой смиренной семьи.
Веселость эта тмъ была похвальне, что старуха Робенъ не всегда была въ дух. Не будучи зла, мать Антоана иногда бывала ворчлива, немножко взыскательна, какъ вс больные, и разумется ея деспотизмъ сказывался на сын и Гертруд. Однако бдная кружевница не унывала и не жаловалась никогда, предупредительная и внимательная, она терпливо выносила ворчливость родственницы, которая впрочемъ иногда сознавалась въ своей несправедливости и расточала ей изъявленія любви.
Когда вошли оба углекопа, разбитая параличомъ старуха сдлала видъ, будто не примчаетъ, что сынъ ея не одинъ, и сказала ему брюзгливымъ тономъ, переставъ работать:
— Какъ это, Антоанъ, ты еще не снялъ праздничнаго платья! О чемъ это ты думаешь?
— Матушка, отвтилъ Антоанъ съ замшательствомъ:— это правда, но такъ какъ барышня Амелія должна прійти сюда сегодня…
— А! барышня придетъ сегодня, повторила старуха, лицо которой просіяло:— она врно мн принесетъ… Добрая и милая барышня!.. Однако, лнтяй, ты не былъ сегодня въ шахт и потерялъ день. Все это скажется, когда придетъ срокъ жалованью.
— Что же длать? Меня выбрали вмст съ Высокимъ Леопольдомъ говорить съ господиномъ Ван-Бестомъ на счетъ прибавки жалованья.
— Да, да, хорошее дло поручили теб! А заплатятъ ли булочнику и пивовару, которые грозятъ перестать давать намъ въ долгъ? Да сжалится надъ нами святая Два!
Антоанъ, для отвлеченія, поспшилъ представить Леонара, какъ новичка, котораго ему рекомендовалъ самъ господинъ Ван-Бестъ, и какъ искуснаго работника, который зналъ разныя разности и даже по-латыни.
— По-латыни? повторила больная угрюмымъ тономъ:— а за это будутъ ли ему платить дороже?
Однако новый знакомецъ не слишкомъ не нравился старух Робенъ, потому что она сказала ему нсколько вжливыхъ словъ. Леонаръ съ своей стороны узналъ о здоровьи доброй женщины, терпливо выслушалъ подробности о томъ, какъ сдлалась съ нею болзнь, и такимъ образомъ чрезъ нсколько минутъ сошелся прекрасно съ матерью своего товарища.
Въ это время Антоанъ и Гертруда разговаривали шепотомъ. Молодая двушка смялась по обыкновенію, проворно переберая коклюшками. Скоро углекопъ отвелъ Леонара къ веселой кружевниц.
— Дай мн руку, кузина Гертруда, сказалъ онъ: — Леонаръ добрый малый и общалъ мн… все-равно, что бы тамъ ни было… Это мой другъ, дай ему руку.
— Пожалуй, отвтила безцеремонно Гертруда, положивъ свою маленькую руку въ руку Леонара:— но одинъ разъ не въ счетъ, и когда твой пріятель выйдетъ изъ шахты, надюсь, что онъ не станетъ требовать отъ меня этого.
— Почему же?
— Ваше ремесло черное, а мое блое… Антоанъ вамъ скажетъ, какъ я его прогоняю, когда онъ приходитъ изъ копи и хочетъ подойти ко мн на три шага… Для такой работы надо опасаться угольной пыли!
Съ наивной гордостью она показала кружевную полосу, которая казалась достойною украшать герцогиню. Леонаръ сталъ хвалить богатую работу.
— Надо очень стараться, чтобы успть такимъ образомъ, продолжала Гертруда съ торжествомъ, торопясь однако сложить свою работу:— даже достаточно дыханія нкоторыхъ работницъ, чтобы загрязнить кружево. Жмите же посл этого руку углекопамъ!
Она прибавила, опять зашевеливъ коклюшками:
— У меня уже полметра готово, а если я успю кончить, мы разбогатемъ и многое, невозможное теперь, сдлается возможнымъ тогда.
— Ахъ, да! сказалъ Антоанъ съ глубокимъ вздохомъ.
— А пока, продолжала старушка Робенъ своимъ ворчливымъ тономъ:— ты заработываешь только двадцать су въ день и знаешь, куда ихъ тратить… Только бы не вздумали длать кружева машинами, какъ прядутъ шерсть и ленъ, что раззорило много двушекъ, работавшихъ прялкой и веретеномъ.
— Ужъ пробовали, да не удалось, тетушка! вскричала Гертруда:— пока знатныя городскія дамы будутъ носить хорошія кружева, надо будетъ обращаться къ кружевницамъ.
Разговоръ продолжался весело. Антоанъ, услыхавъ на улиц громкіе голоса, всталъ съ своего мста.
— Вотъ углекопы возвращаются изъ шахты, сказалъ онъ поспшно:— они врно соберутся у старухи Бишетъ. Надо идти туда скоре… Ты, Леонаръ, оставайся, если хочешь, побесдовать съ матушкой и Гертрудой.
Это приглашеніе, повидимому, согласовалось съ тайнымъ желаніемъ Леонара, который поспшилъ принять его. Когда Антоанъ направлялся къ двери, мать закричала ему:
— Не трать деньги на вино у Бишетъ!
— Не бойтесь… у меня есть хорошія причины ничего не тратить, отвтилъ Антоанъ съ улыбкой и убжалъ.
Отсутствіе его было довольно продолжительно, но старушка Робенъ и Гертруда не успли этого примтить. Леонаръ съ непринужденностью и тактомъ, необыкновенными въ человк его званія, нашелъ способъ разговаривать съ обими о томъ, что могло быть для нихъ пріятне. Между тмъ какъ своими остротами онъ смшилъ Гертруду, старуху онъ очаровывалъ своими понятіями о порядк и экономіи, а также и уваженіемъ, которое ей оказывалъ. Къ вечеру тихо постучались въ дверь. Леонаръ вздрогнулъ и замолчалъ.
— Это должно быть барышня, сказала Гертруда, переставъ работать.
Дйствительно, вошла Амелія Ван-Бестъ.
На ней былъ извстный уже намъ костюмъ, она прибавила къ нему только соломенную шляпку и легкую мантилью. На рук у ней вислъ бархатный мшокъ, въ которомъ лежала провизія.
— Здравствуйте, мадамъ Робенъ, здравствуй, Гертруда, сказала она, положивъ на стулъ мантилью и мшокъ.— Какъ! Антоанъ, вы уже воротились?
Она тотчасъ примтила, что темнота въ комнат обманула ее: предъ нею почтительно стоялъ не Антоанъ.
— А! это мосье Леонаръ! сказала она съ замшательствомъ:— но гд же Антоанъ?
Ей сказали, почему углекопъ былъ въ отсутствіи.
— Въ такомъ случа я подожду его.
Она раскрыла свой мшокъ и вынула оттуда бутылку стараго вина, банку съ вареньемъ и холодную дичь. Она все это положила возл больной, говоря:
— Это для васъ, мадамъ Робенъ.
Потомъ, поискавъ въ другомъ отдленіи бархатнаго мшка, она вынула оттуда свертокъ тонкаго блья.
— А вотъ это работа для Гертруды, прибавила она.
Пока больная благодарила, Гертруда сказала съ своей обыкновенной веселостью:
— Право, барышня, вы одн даете мн гладить въ Полиньи, я всегда подозрвала, что вы носите воротнички и рукавчики только для того, чтобы давать мн стирать и гладить.
— Кто знаетъ, моя бдная Гертруда, отвтила Амелія Ван-Бестъ меланхолически:— долго ли еще мн будетъ позволительна эта роскошь.
Дружескій разговоръ начался между нею и обими женщинами, когда вернулся Антоанъ. Бдный молодой человкъ запыхался, однако Амелія не дала ему времени перевести духъ.
— Ну что же было? спросила она.
— Ничего хорошаго, этихъ работниковъ также уговорить нельзя… Если господинъ Ван-Бестъ не согласится на требуемую прибавку, они ршились прекратить работы.
— Возможно ли это? съ уныніемъ сказала Амелія.— И вы знаете, когда они хотятъ привести въ исполненіе этотъ планъ?
— Боже мой! многіе, между которыми находился Высокій Леопольдъ, хотли, чтобы завтра же ни одинъ углекопъ не спускался въ шахту. Не будучи въ состояніи добиться другого, я выпросилъ, чтобы продолжали по-крайней-мр нсколько дней, чтобы дать господину Ван-Бесту время подумать. Сначала-было раскричались, но Николай и старикъ Топферъ пришли ко мн на помощь и растолковали другимъ, что необходимо не торопиться, наконецъ ршили не останавливать роботы до конца второй недли, потому что предъ началомъ стачки работники не прочь получить какъ можно больше денегъ. Стало быть, намъ остается еще десять дней и, можетъ быть, до-тхъ-поръ господинъ Ван-Бестъ придумаетъ какой-нибудь способъ удовлетворить углекоповъ.
— Ахъ! никакого способа нельзя придумать, печально сказала Амелія:— мы теперь находимся въ кризис, еслибъ наши работники захотли потерпть, все еще можно бы поправить, но стачка ихъ непремнно доведетъ насъ до раззоренія. Отецъ мой имлъ однако прекрасные планы, онъ хотлъ выстроить для своихъ работниковъ образцовыя деревни, какія уже существуютъ въ нкоторыхъ окрестныхъ копяхъ, гд семейства будутъ прекрасно помщаться за самую умренную плату. Кром того, выстроили бы магазины, откуда работники могли бы имть по настоящей цн провизію и самые необходимые предметы, такимъ образомъ положеніе всхъ участвовавшихъ въ полиньинскихъ копяхъ сдлалось бы гораздо счастливе… И не думайте, чтобы это были воздушные замки, планы и смты составлены, если положеніе длъ сдлается благопріятне, чрезъ годъ, а можетъ быть и чрезъ нсколько мсяцевъ, все это приведется въ исполненіе… А пока заклинаю васъ, Антоанъ, не пренебрегайте ничмъ, чтобы заставить работниковъ отказаться отъ ихъ пагубнаго намренія. Повидайтесь съ Николаемъ, повидайтесь съ Топферомъ, если они благопріятно расположены… Я надюсь также, продолжала Амелія Ван-Бестъ, бросивъ на Леонара робкій взглядъ: — что вашъ новый товарищъ захочетъ вамъ помогать.
Леонаръ повторилъ, для успокоенія, что стачки такого рода не всегда удаются и что обыкновенно въ послднюю минуту работники ссорятся между собою.
— Къ несчастью, продолжалъ Антоанъ:— я боюсь, что на этотъ разъ дло будетъ не такъ, слово дано, кто откажется, будетъ разорванъ на части.
— Ты однако, Антоанъ, сказала его мать строгимъ тономъ: — не шевелись, хотя теб бы пришлось одному спуститься въ шахту. Помни милости господина Ван-Беста и его дочери, помни въ особенности, что твоей матери нужна твоя работа и что если этой работы у тебя не будетъ, то намъ останется только умереть съ голода.
— Матушка, отвтилъ Антоанъ съ уныніемъ: — еслибъ я и пренебрегъ угрозами, какую пользу сдлаетъ это господину Ван-Бесту? Можетъ ли онъ продолжать работы съ пятнадцатью или двадцатью работниками, которые можетъ быть останутся ему врны? Если даже половина работниковъ отстанетъ, то останется только погасить огни и остановить машины, потому что разработка сдлается во сто разъ убыточне.
— Это правда, прошепталъ Леонаръ.
— Да, это истинная правда, сказала Амелія.
— Что же тогда длать? Боже мой, продолжала старушка Робенъ, поднявъ руки къ небу: — нуждаться въ необходимомъ въ мои лта!
Наступила минута молчанія, было уже такъ темно, что дйствующія лица этой сцены могли съ трудомъ видть другъ друга. Амелія Ван-Бестъ встала и надла мантилью.
— Папа ждетъ меня, сказала она: — и врно съ большимъ нетерпніемъ желаетъ знать, какъ работники приняли его отказъ… Ну, Антоанъ, продолжала она:— не забудьте моихъ просьбъ и воспользуйтесь съ усердіемъ и настойчивостью тою отсрочкою, которую намъ оставляютъ. Я буду приходить сюда каждый вечеръ, узнавать что происходитъ. Если вамъ неудастся, я сама намрена сдлать попытку, которая, можетъ быть, произведетъ хорошія послдствія.
— Вы? спросилъ Антоанъ съ удивленіемъ: — какой же у васъ планъ?
— Узнаете, когда придетъ время, потому что мн понадобится ваша помощь.
Не желая объясняться подробне, она простилась съ больною Гертрудой, потомъ сдлала дружескій знакъ обоимъ углекопамъ и вышла.
Посл ея ухода, Леонаръ также скоро ушелъ. Онъ казался очень озабоченъ, но вжливо попросилъ позволенія у старушки Робенъ навстить ее, насказалъ, любезныхъ словъ Гертруд и оставилъ ихъ обихъ въ восторг отъ новаго друга дома.
Антоанъ проводилъ Леонара до его квартиры, находившейся на другомъ конц деревни. Настала ночь и тамъ-и-сямъ виднлись огни паровыхъ машинъ, какъ маяки разбросанные по полю. Проходя мимо кабака старухи Бишетъ, оба углекопа услыхали горячій споръ.
— Вотъ крикуны и пьяницы справляютъ свой шабашъ, сказалъ Антоанъ съ унылымъ видомъ:— какъ это кончится? Очень дурно, я боюсь… Ахъ, Леонаръ, ты выбралъ дурную минуту искать работы въ полиньинскихъ копяхъ!
Леонаръ молчалъ и продолжалъ идти.
— Не правда ли, сказалъ онъ наконецъ, какъ будто не слыхалъ замчанія своего товарища: — что Амелія Ван-Бестъ самая красивая, самая умная и въ тоже время самая добрая и мужественная двушка на свт?
Антоанъ съ удивленіемъ посмотрлъ на него, но Леонаръ, не ожидая отвта, пожалъ ему руку и поспшно прибавилъ:
— До завтра, Антоанъ, мы увидимся въ шахт.
Онъ поспшно вошелъ въ свою квартиру.

IV.
ПЛАНЪ АМЕЛІИ.

Прошло нсколько дней и таинственный Леонаръ сдлалъ въ полиньиской копи самый блистательный дебютъ. Онъ соединялъ съ необыкновенною силой изумительную ловкость, дятельность и глубокое знаніе всего, что касалось его профессіи. По инструкціямъ Ван-Беста, его не опредлили къ особенной работ, его считали волонтеромъ и, по выраженію самого хозяина, какъ бы ‘любителемъ’. Онъ могъ выбирать дло какое хотлъ, и мы должны прибавить, что онъ всегда выбиралъ самое трудное и самое нужное. Онъ съ одинаковой ловкостью управлялся киркой, топоромъ и зондомъ. Часто онъ указывалъ своимъ товарищамъ способы проще и быстре употребляемыхъ ими и всегда былъ готовъ подать примръ. Онъ исполнялъ работу четырехъ обыкновенныхъ работниковъ и Антоанъ Робенъ гордился успхами своего друга.
Каждый вечеръ Леонаръ и Антоанъ вмст выходили изъ копи. Т, которые видли ихъ такими щеголями въ тотъ день, когда началась эта исторія, не могли бы ихъ узнать, когда они шли по деревн, возвращаясь домой. Руки ихъ, лица и одежда были черны отъ угля, но на сколько другіе углекопы по привычк были равнодушны къ этому, на столько Леонаръ, по окончаніи работы, спшилъ снять эту профессіональную ливрею. Воротившись, онъ тотчасъ запирался въ своей комнат и чрезъ четверть часа выходилъ въ скромномъ костюм, извстномъ намъ, съ такими чистыми руками, волосами, бородой, лицомъ, какъ будто никогда не бывалъ въ шахт. Каждый вечеръ отправлялся онъ къ мадамъ Робенъ, куда и Амелія приходила въ свою очередь, и можетъ быть онъ былъ не прочь показываться со всми своими преимуществами предъ очаровательной дочерью владльца копи.
На другой день посл его прізда въ Полиньи большой чемоданъ съ ближайшей станціи желзной дороги былъ привезенъ къ нему. Чемоданъ этотъ оставался постоянно запертъ, пріятель Антоанъ, немножко любопытный, подмтилъ, что это какія-то большія книги, непонятныя для него какъ тарабарщина. Антоанъ не могъ сомнваться, что Леонаръ такой же углекопъ, какъ т, труды, грубую пищу и суровый образъ жизни которыхъ онъ раздлялъ, однако, этотъ чемоданъ, такъ герметически запертый, заставилъ его призадуматься. Что могло заключаться въ немъ? Изъ всхъ таинственностей, окружавшихъ страннаго Леонара, ни одна такъ не занимала честнаго углекопа.
Въ такомъ положеніи находились дла наканун дня, назначеннаго работниками для прекращенія работъ. Вечеромъ Амелія пришла ране обыкновеннаго къ старушк Робенъ, она была очень взволнована, глаза ея имли лихорадочный блескъ. Она знала, что днемъ Антоанъ и Леонаръ должны были попытаться на послднее усиліе, чтобы уговорить углекоповъ, и она съ безпокойствомъ ждала результата этого ршительнаго шага. Когда явились оба углекопа, она поспшила ихъ разспросить.
— На этотъ разъ все погибло, печально отвтилъ Антоанъ: — работники, взволнованные краснорчивыми рчами развдчика, не хотли уступить, вс дали формальное обязательство бросить работы въ воскресенье вечеромъ, посл расплаты, если господинъ Ван-Бестъ не согласится на прибавку.
— Вы однако объясняли имъ…
— Антоанъ ничмъ не пренебрегъ, что могло бы ихъ убдить и тронуть, сказалъ Леонаръ. въ свою очередь: — но они непріятно возбуждены… Нкоторые между ними показались мн убждены, но скованные солидарностью, господствующей между работниками, они съ сожалніемъ послдуютъ примру другихъ. Притомъ, большая часть убждена, что посл трехъ дней всеобщей остановки господинъ Ван-Бестъ по необходимости приметъ ихъ условія.
— Онъ не приметъ ихъ, сказала Амелія горячо:— онъ не можетъ ихъ принять, повторяю вамъ, эта стачка насъ раззоритъ. Отецъ мой умретъ отъ этого… Подъ своей холодной наружностью это человкъ съ сердцемъ, и когда это великолпное заведеніе, которое устроилъ мой ддъ, которымъ онъ самъ управлялъ такъ почетно столько лтъ, въ которомъ лежитъ огромный капиталъ, перейдетъ въ другія руки, онъ не захочетъ пережить… Вотъ награда цлой жизни, трудовой и честной!
Рыданія прервали ея слова, у всхъ присутствующихъ были слезы на глазахъ. Скоро Амелія отерла глаза и продолжала съ твердостью:
— Пора привести въ исполненіе задуманный мною планъ. Можетъ быть, онъ неудастся, но я обязана для моего отца и для себя самой ршиться на испытаніе… Друзья мои, вы согласны мн помогать?
— О чемъ идетъ дло? спросилъ Антоанъ Робенъ.
— Мн часто говорили, что я имю вліяніе на работниковъ и что многіе привязаны ко мн изъ признательности. Дйствительно, съ-тхъ-поръ какъ я вышла изъ монастыря, чтобы помогать моему отцу въ его тяжелыхъ трудахъ, я имла случай оказать услугу многимъ нашимъ работникамъ или ихъ семействамъ. Всякій больной или ушибенный видлъ меня у своего изголовья, я помогала, по мр моихъ силъ и средствъ, ихъ женамъ и дтямъ. Теперь мн надо потребовать награды за эти благодянія, которыя я разливала вокругъ себя безъ тайной мысли, слушаясь только вдохновеній моего сердца. Завтра я сама спущусь въ копь, въ то время, когда тамъ соберутся работники, и постараюсь растолковать имъ, какъ опасно ихъ упорство. Я напомню имъ мои прошлыя услуги, я постараюсь ихъ смягчить, я буду ихъ умолять… Они должны быть очень упрямы или злы, если не согласятся на мои просьбы.
Глубокое молчаніе послдовало за этимъ признаніемъ, каждый разсчитывалъ возможность на успхъ, представляемую планомъ Амеліи.
— Барышня, наконецъ робко сказалъ Антоанъ:— ваша мысль можетъ быть недурна, васъ дйствительно очень любятъ углекопы, не многіе изъ нихъ не обязаны вамъ чмъ-нибудь. Но, къ несчастью, нкоторые, какъ напримръ Высокій Леопольдъ, очень раздражены, они способны…
— Какого оскорбленія можетъ бояться двица Ван-Бестъ со стороны работниковъ своего отца? съ жаромъ вскричалъ Леонаръ:— по моему мннію, самые глупые и самые запальчивые не будутъ въ состояніи сопротивляться ей ни минуты, когда она будетъ съ ними говорить, какъ говорила сейчасъ съ нами, когда она обратится къ ихъ разсудку, къ ихъ правосудію, къ ихъ признательности. Работники люди добрые, они легко воспламеняются и въ хорошемъ, и въ дурномъ, я увренъ, что трогательный голосъ мадмоазель Ван-Бестъ будетъ услышанъ… А если неравно найдутся какіе-нибудь негодные и смлые, которые забудутъ должное къ ней уваженіе, разв не будетъ тамъ тебя и меня, Антоанъ, чтобы образумить дерзкихъ?
— Конечно! конечно!
— Если мосье Леонаръ одобряетъ мой планъ, сказала Амелія съ удовольствіемъ, которое не старалась скрывать: — я надюсь на успхъ… Ну, друзья мои, я разсчитываю, что вы спуститесь вмст со мною въ шахту… Но это еще не все, прибавила она съ нкоторымъ замшательствомъ: — было бы непріятно одной женщин находиться между углекопами, еслибы Гертруда согласилась идти со мною…
— Охотно, поспшно отвтила Гертруда:— мн не въ первый разъ спускаться въ шахту… Да, я пойду съ вами, хоть бы мн пришлось посл того три дня не трогать кружевъ… Вы увидите, какъ я храбра… Потомъ, я немножко знакома съ Высокимъ Леопольдомъ, который по воскресеньямъ на танцахъ вчно шатается около меня, если онъ осмлится возвысить голосъ въ вашемъ присутствіи, я беру на себя отвтить ему…
— О! ужъ этому-то не бывать, кузина Гертруда, сказалъ Антоанъ:— Высокій Леопольдъ такой грубіянъ…
— А со мною кто же останется? застонала больная: — пока Гертруда отправится въ шахту, разв меня бросятъ одну?
Амелія поспшила сказать старух Робенъ, что она пришлетъ къ ней свою ключницу посидть съ нею до возвращенія Гертруды.
— Благодарю, добрая барышня, сказала больная.— Ахъ! я даю общаніе поставить свчу святой Бодрю въ тотъ день, когда хозяинъ и работники согласятся.
Условились еще въ нкоторыхъ распоряженіяхъ для завтрашняго дня и Леонаръ прибавилъ:
— Конечно, вы сообщили о вашихъ намреніяхъ господину Ван-Бесту и онъ одобряетъ ихъ?
— Онъ? Боже милосердый! онъ не знаетъ ничего, и если догадается о моемъ намреніи, онъ воспротивится всми силами. Одна мысль, что его возлюбленная дочь можетъ унизиться… Къ счастью, завтра днемъ онъ долженъ хать въ городъ, чтобы взять у банкира деньги на расплату. Во время его отсутствія мы можемъ дйствовать, а когда онъ воротится, мы давно выйдемъ изъ шахты… Итакъ, до завтра, мои друзья… Не говорите никому, на что я ршилась, но я разсчитываю на васъ… Можетъ быть, впослдствіи я буду имть случай доказать вамъ мою признательность.
Она ушла. Скоро и оба углекопа простились съ Гертрудой и старухой Робенъ. Леонаръ пошелъ съ Антоаномъ въ его комнату и сказалъ ему:
— Когда я пораздумалъ, мн не совсмъ нравится намреніе Амеліи Ван-Бестъ спуститься въ шахту. Сначала рыцарская ршимость этой благородной двушки прельстила меня, но теперь я не могу преодолть нкоторыхъ опасеній…
— Какихъ же, Леонаръ?
— Мало ли какихъ? Въ угольныхъ копяхъ случается столько несчастій…
— Въ ум ли ты? Уже полгода въ нашихъ галереяхъ не было ни обваловъ, ни наводненій, ни пожаровъ. Странно было бы, чтобъ именно въ ту минуту, какъ эти бдныя двушки спустятся въ шахту, случилось несчастье…
— Ты правъ, вполн правъ, однако я не могу прогнать нкоторыхъ мыслей… Антоанъ, продолжалъ Леонаръ, сжимая руку своего друга: — готовъ ли ты на все, даже пожертвовать своей жизнью, если нужно, чтобы защитить Амелію Ван-Бестъ, когда она будетъ подъ нашей защитой?
— Конечно, вдь Гертруда будетъ вмст съ нею и одна не можетъ подвергнуться опасности безъ того, чтобы въ этомъ не участвовала другая.
— Правда, а ты любишь Гертруду, какъ… Ну, Антоанъ, у насъ вдвоемъ достанетъ силъ, чтобы защитить ихъ отъ всхъ случайностей, оставимъ же все на волю Божію, Онъ поможетъ намъ!
Разговаривая такимъ образомъ, Леонаръ остановился предъ планомъ копей, прибитымъ къ стн.
— Антоанъ, спросилъ онъ:— вренъ этотъ планъ?
— Совершенно вренъ, хотя немножко старъ, нсколько новыхъ галерей не обозначено тутъ, но работы, брошенныя давно, старательно обозначены.
— Въ такомъ случа, я возьму, если ты позволишь, этотъ планъ, чтобы изучить его, и общаю теб отмтить новыя галереи, извстныя мн.
— Какъ! ты умешь также чертить планы? съ восторгомъ спросилъ Антоанъ.
Его товарищъ только улыбнулся и, навернувъ планъ на ту палку, къ которой онъ былъ прибитъ, взялъ его съ собой. Почти всю слдующую ночь въ его комнат виднлся огонь и по этому случаю его хозяйка разсказывала съ гордостью, что никто въ деревн не сожигалъ столько масла и свчей, какъ Леонаръ.
Утро прошло спокойно и насталъ часъ, когда работники подземныхъ галерей, также какъ и т, которые работали на поверхности земли, имли привычку отдыхать, часъ назначенный Амеліей Ван-Бестъ для исполненія своего плана. Когда колоколъ въ копи подалъ сигналъ къ прекращенію работъ, Леонаръ и Антоанъ отправились къ зданію, въ которомъ находилась большая шахта и гд Амелія съ Гертрудой должны были присоединиться къ мимъ.
Зданіе это, очень высокое и кирпичное, имло полукруглыя окна, какъ въ нкоторыхъ церквахъ. Кром шахты, въ немъ находились машины. Внутри все было черно, мрачно, безпрерывно слышался шумъ колесъ, шипніе пара, брянчанье колокольчиковъ, отъ которыхъ у небывалаго постителя закружилась бы голова. Но вниманіе боле всего привлекала большая яма, изъ глубины которой раздавался еще боле странный шумъ, и куда опускались съ брянчаніемъ машины съ вагонами для угля или для самихъ углекоповъ.
Зрлище это было такъ знакомо Леонару и Автоану, что они не обращали на него ни малйшаго вниманія, притомъ большая часть машинъ не дйствовала въ эту минуту и относительная тишина господствовала въ этомъ преддверіи копи. Молодые люди подошли къ машинисту, который, сидя на толстыхъ дубовыхъ доскахъ, лъ свой скромный полдникъ, и шепотомъ разспросили его. Безъ сомннія, отвты его были удовлетворительны, потому что они скоро отошли нсколько поодаль, чтобы уклониться отъ вниманія незанятыхъ работниковъ, составлявшихъ живописныя группы около шахты.
Антоанъ былъ въ рабочемъ плать, почернвшемъ отъ угля, по обыкновенію. Леонаръ тоже былъ въ костюм углекоповъ, изъ толстаго холста, кожаной шляпы и съ такимъ же поясомъ, но костюмъ этотъ былъ опрятенъ, какъ-будто былъ надтъ въ первый разъ. Эта опрятность возбуждала удивленіе и отчаяніе бднаго Антоана, который говорилъ себ:
‘Какъ же это онъ длаетъ? Ахъ! еслибъ я могъ явиться такимъ образомъ предъ Гертрудой, какъ она полюбила бы меня! Точно будто онъ перемняетъ платье каждый день… Должно быть, оно лежитъ въ томъ большомъ чемодан, который у него постоянно подъ замкомъ… Чортъ меня побери, если я понимаю этого человка!’
Скоро явились Амелія Ван-Бестъ и Гертруда. Амелія присоединила къ своей обыкновенной одежд крошечную шляпку изъ черной соломы, форма которой напоминала шляпу углекоповъ, и шелковую кофту, которая могла защитить ее отъ водяныхъ каплей, часто просачивающихся въ галере. Гертруда закрыла свое лукавое личико шерстяной мантильей въ род испанской, употребляемой фландрскими крестьянками. И та и другая казались нсколько взволнованы, но между тмъ какъ волненіе Амеліи Ван-Бестъ обнаруживалось умноженіемъ сдержанности и серьезности, кружевница, напротивъ, какъ-то странно и нервно хохотала. Леонаръ и Антоанъ пошли на встрчу Амеліи.
— Вы все-таки ршаетесь? спросилъ Леонаръ.
— Почему же нтъ? Этотъ поступокъ предписываетъ мн крайняя необходимость.
— Хорошо.
Леонаръ занялся послдними приготовленіями.
— Вы знаете, барышня, продолжала Гертруда: — что намъ въ шахт надо будетъ пойти къ стату изъ угля, которую углекопы называютъ Черной Двой. Обыкновенно т, которые спускаются въ шахту, ходятъ читать Отче нашъ и Богородица предъ Черной Двой, и углекопы не простятъ намъ, если мы этого не исполнимъ.
— Это правда, барышня, прибавилъ Антоанъ, который былъ наивно набоженъ, какъ вс уроженцы того края: — вы дурно расположите углекоповъ, если не выкажете набожности къ Черной Дв… Увряютъ, что она длала чудеса.
— Конечно, мы пойдемъ помолиться покровительниц копей, отвтила Амелія Ван-Бестъ, вздыхая: — и пусть ее исполнитъ горячую мольбу, съ которою я намрена обратиться къ ней!
Во время этого разговора Леонаръ поставилъ на рельсы маленькій вагонъ, довезъ его до отверзтія и, по данному знаку, зацнщики поспшили прикрпить его къ цпи. Вагонъ этотъ, повидимому, старательно былъ вычищенъ для этого случая и въ него положили дв дощечки, чтобы Амеліи Ван-Бестъ и ея подруг было удобно ссть.
— Благодарю, Антоанъ, сказала Гертруда своему кузену: — на этотъ разъ вы любезны… Теперь не такъ, какъ въ тотъ день, когда мн пришлось спускаться въ вагон, до такой степени наполненномъ угольной пылью, что я кашляла цлую недлю.
— Признаюсь, это придумалъ не я, а Леонаръ, отвтилъ Антоанъ, немножко сконфузившись: — онъ цлое утро приготовлялъ этотъ вагонъ.
— Благодарю, Леонаръ, прошептала Амелія Ван-Бестъ.
Оба углекопа пошли въ уголъ зданія, гд находились фонари. Тамъ въ пыльной ниш виднлась грубая деревянная статуэтка, первоначальный цвтъ которой исчезъ подъ слоемъ угля. Эта статуэтка представляла святую Варвару, внушавшую углекопамъ особенное благоговніе. Предъ этой статуэткой день и ночь горла лампада, у которой зажигали фонари работниковъ, когда они спускались въ шахту.
У этого-то священнаго пламени человкъ, особенно занимавшійся этимъ дломъ, зажегъ четыре фонаря, старательно закрывъ металлическую оболочку, чтобы не было взрыва, очень часто случающагося въ угольныхъ копяхъ. Антоанъ и Леонаръ воткнули свои фонари въ ремень, окружавшій ихъ шляпы, два друrie фонаря были отданы Амеліи и Гертруд, которыя должны были держать ихъ въ рук во время подземной прогулки.
Окончивъ эти распоряженія, Леонаръ и Антоанъ притянули къ себ вагонъ, уже качавшійся надъ ямой, и помогли молодымъ двушкамъ ссть. И та и другая нсколько дрожали и были очень блдны, хотя не смли выразить своего опасенія. Глаза ихъ машинально поднялись, чтобы взглянуть еще разъ сквозь широкія окна зданія на дневной свтъ, съ которымъ они разставались, и они перекрестились.
Леонаръ тихо говорилъ что-то машинисту, когда по данному сигналу раздался свистокъ и цпь пришла въ движеніе. Молодыя двушки, испугавшись, что покровители не находятся возл нихъ, вскрикнули, но тотчасъ Леонаръ и Антоанъ, прицпившіеся къ цпямъ, очутились на краю вагона, готовясь спускаться въ этомъ опасномъ положеніи. Амелія и Гертруда хотли умолять ихъ ссть возл нихъ, голосъ измнилъ имъ и они быстро стали спускаться въ шахту.

V.
ВЪ ШАХТ
.

Сначала у Амеліи и ея спутницы закружилась голова, однако, такъ какъ движеніе, уносившее ихъ, было очень легко и не тряско, хотя постоянно быстро, он скоро успокоились и осмлились осмотрться вокругъ.
Чрезъ нсколько секундъ исчезъ дневной свтъ, онъ виднлся какъ звздочка на огромной высот. Свтъ фонарей позволялъ однако видть на бокахъ шахты, совершенно гладкихъ, доски, вдоль которыхъ шли огромныя трубы, посредствомъ которыхъ паровая машина вытягивала воду, накоплявшуюся въ копяхъ. Вода клокотала со всхъ сторонъ, и за досками, и въ трубахъ, и на глубин колодезя, и этотъ глухой, постоянный шумъ имлъ что-то страшное.
Слдовательно, безпокойство Амеліи и кружевницы было понятно, хотя эти подробности не были новы для нихъ. Глаза ихъ обращались на обоихъ углекоповъ, которые помогали имъ въ этомъ быстромъ спуск, чтобы узнать, чего он могутъ опасаться или надяться. Леонаръ и Антоанъ, все стоя на узкой закраин вагона, сохраняли совершенное спокойствіе и улыбались. Слдовательно, все шло хорошо и не о чемъ было безпокоиться. Однако ни та, ни другая не находили силы произнести слова или сдлать движеніе, чтобы обнаружить свои мысли. Он оставались блдны, неподвижны, безмолвны, и способности ихъ какъ-будто оцпенли.
Нсколько минутъ прошло такимъ образомъ, бднымъ женщинамъ казалось, что он спустились на нсколько миль перпендикулярной глубины, а между тмъ все еще спускались, наконецъ движеніе замедлилось, послышался новый шумъ. Къ рокотанью воды примшивались теперь человческіе голоса, хохотъ отдаленной толпы. Амелія имла мужество наклониться изъ вагона и примтила на дн мрачной бездны отблескъ красноватаго свта. Почти тотчасъ вагонъ наткнулся на крпкую доску и остановился не безъ сильнаго толчка.
Это былъ входъ въ пещеру, довольно обширную, отъ которой шла длинная галерея. Въ ней были проведены рельсы, а на этихъ рельсахъ стояли вагоны съ углемъ. Фонари висли на стнахъ и нсколько человкъ въ костюмахъ углекоповъ небрежно закусывали, сидя на каменныхъ скамьяхъ. Но говоръ человческихъ голосовъ особенно раздавался изъ галереи, въ которой горло множество огней.
Изъ этой галереи вс вагоны, наполненные углемъ, направлялись къ выходу и привязывались къ машин, поднимавшей ихъ на поверхность земли. По желобку подъ досками, составлявшими платформу, текъ ручеекъ, производя каскадъ, громкое журчаніе котораго показывало громадную глубину копи.
Работники очень удивились прибывшимъ и отъ удивленія позабыли о своемъ дл. Леонаръ, спрыгнувшій на земь съ Антоаномъ, закричалъ имъ нетерпливымъ голосомъ:
— Ну, зацпщики!
Они прибжали и отцпили вагонъ. Когда они узнали дочь хозяина, изумленіе ихъ увеличилось.
— Это барышня, говорили они, переглядываясь.
Амелія, которая съ помощью Леонара также спустилась на земь, между тмъ какъ Антоанъ безцеремонно взялъ Гертруду на руки, возвратила свое присутствіе духа.
— Друзья мои, сказала она кротко:— я должна объяснить вамъ кое-что, для всхъ васъ интересное, а такъ какъ только въ шахт можно найти васъ всхъ вмст, я спустилась сюда. Я пойду на работы, т, которыя не обязаны оставаться здсь, могутъ идти со мною.
Работники окружили Амелію съ почтительной поспшностью.
— Барышня, спросилъ одинъ:— не хотите ли вы прежде помолиться Черной Дв? Вы знаете, такъ ужъ водится.
— Святая статуя находится въ отдаленной галере, а я спшу поговорить съ углекопами. Когда повидаюсь ними, я пойду помолиться Черной Дв.
Только два работника остались въ пещер, другіе, воткнувъ свои фонари въ шляпы, пошли за Амеліей Ван-Бестъ.
Вошли въ первую галерею, ширина которой позволяла только проходить двумъ полосамъ рельсъ, по одной шли полные вагоны, по другой пустые, тамъ-и-сямъ группы работниковъ отдыхали, разговаривая или завтракая, это были люди, возившіе вагоны взадъ и впередъ. Имъ помогали дти, которымъ поручалось приносить работникамъ щепки для подставокъ.
Амелія знала почти всхъ и хотя не легко было различить ихъ черты подъ однобразною маскою угля, она дружески заговаривала съ ними или освдомлялась о ихъ семействахъ. Они отвчали съ смсью уваженія и простоты и вс, узнавъ, что Амелія Ван-Бестъ пришла къ нимъ за дломъ, шли за нею, что произвело длинную процесію факеловъ въ подземной галере.
Галерея была очень низкая, часто занята вагонами или кучами матеріаловъ, что длало труднымъ проходъ. Время отъ времени встрчались направо и налво другія галереи, уходившія въ неизвстныя глубины.
Такимъ образомъ прошли шаговъ триста и повернули въ боковой проходъ, въ глубин котораго виднлся свтъ, и еще шаговъ чрезъ пятьдесятъ дошли до мста, въ которомъ сосредоточивалась вся дятельность полиньискихъ углекоповъ. Этотъ прокопъ былъ довольно обширенъ, но столбы и огромныя бревна, поддерживавшіе крышу, прерывали линію перспективы и не позволяли видть ея пространства. Это былъ центръ угольной копи, все тутъ блестло чернотой. Тяжелымъ и жаркимъ воздухомъ можно было дышать съ трудомъ.
Однако углекопы были веселы и шумны, какъ всегда бываютъ работники въ часы отдохновенія. Одни, сидя на лсахъ и кучахъ угля, разговаривали, завтракая, другіе играли въ карты въ пустомъ вагон, дти гонялись другъ за другомъ и дрались. Инструменты, кирки, лопаты валялись на земл, но живописный эфектъ производили безчисленные фонари, разбросанные за столбами на блестящихъ стнахъ копи и составлявшіе причудливое освщеніе.
Тутъ опять неожиданное присутствіе Амеліи Ван-Бестъ и ея многочисленной свиты возбудило сильное удивленіе. Амелія продолжала выказывать любезность и доброту ко всмъ знакомымъ ей. Она говорила съ ними ласково, вызывая трогательныя воспоминанія. Примтивъ старика Топфера, старйшину углекоповъ, она разговаривала съ нимъ дружелюбне и доле, нежели съ другими. Старикъ казался тронутъ этой добротой, но на физіономіи его выказывалось нкоторое замшательство, какъ будто онъ боялся въ эту минуту предаться побужденіямъ своего сердца.
Высокій Леопольдъ вышелъ изъ угла, гд пилъ водку съ такимъ же шелопаемъ, какъ и онъ. Онъ былъ пьянъ по обыкновенію.
— Я побьюсь объ закладъ, сказалъ онъ громкимъ голосомъ и съ насмшкой:— что барышня принесла намъ согласіе своего отца на наше требованіе… Я вдь говорилъ, ничего не можетъ быть лучше, какъ показать зубы богачамъ…
Эти слова были внушены вроломнымъ чувствомъ. Леонаръ понялъ опасность и поспшилъ вскричать:
— Товарищи, двица Ван-Бестъ желаетъ говорить съ вами… замолчите и слушайте ее!
Углекопы тотчасъ собрались около Амеліи. Высокій Леопольдъ, чувствовавшій къ Леонару инстинктивное отвращеніе, сказалъ опять громко:
— Съ какой стати этотъ-то вмшивается не въ свое дло? Онъ, кажется, здсь распоряжается.
Онъ прислонился къ столбу напротивъ Амеліи, между другими углекопами, которыхъ онъ былъ выше цлой головой.
Наступила такая глубокая тишина, что ясно слышалось медленное и правильное паденіе водяныхъ капель въ сосдней галере. Углекопы собрались театрально, кто на бревна, кто на груды угля, кто на вагоны. Еслибъ не фонари на шапкахъ, ихъ можно было бы смшать съ угольными столбами, поддерживавшими сводъ.
Амелія, съ своей стороны, встала на толстую дубовую доску, для того чтобы ея голосъ могъ возвышаться надъ этимъ многочисленнымъ собраніемъ, ея нжное личико мраморной близны казалось ангельскимъ среди этихъ эбеновыхъ лицъ. Немножко ниже ея, Гертруда, закутанная въ свою мантилью, выказывала только кончикъ своего розоваго носика и глаза, сверкавшіе лукавствомъ. Контрастъ этихъ двухъ очаровательныхъ личиковъ, ярко освщенныхъ гирляндою огней на темномъ грунт угля, съ окружавшими ихъ тнями, составлялъ картину достойную кисти Рембрандта.
Амелія казалась нсколько взволнована, когда начала говорить, но она нечувствительно оживилась и скоро ея свжій голосъ возвратилъ всю свою звучность.
— Мои добрые друзья, сказала она среди всеобщаго вниманія:— я знаю, на какомъ прискорбномъ намреніи остановились вы — намреніи, которое хотите привести въ исполненіе сегодня вечеромъ. Конечно, такой молодой двушк, какъ я, не слдовало бы мшаться въ подобныя дла, но я знаю многихъ изъ васъ и многіе изъ васъ знаютъ меня, поэтому безъ вдома и въ отсутствіе моего отца я пришла къ вамъ дружески поговорить о нашихъ общихъ интересахъ и показать вамъ, какія пагубныя послдствія будетъ имть ваше намреніе и для васъ и для насъ.
Начало это было довольно ловко, одобрительный говоръ пробжалъ по собранію. Однако, Высокій Леопольдъ опять сказалъ громко:
— Скажите пожалуйста! двочк не поручено объявить намъ, что папа принимаетъ наши условія!
Амелія оставила безъ вниманія эти слова и начала очень кротко и умренно разбирать притязанія работниковъ. Она согласилась, что заработная плата въ Полиньи не такъ высока, какъ въ окрестныхъ копяхъ, но она объяснила причину нкоторыми мстными затрудненіями, хорошо извстными углекопамъ и которыя ея отецъ серьезно думалъ преодолть. Какъ только положеніе сдлается благопріятне, Ван-Бестъ поспшитъ дать возможность своимъ работникамъ воспользоваться этимъ. Она набросала блистательную картину домовъ, которые построятъ для нихъ, удобствъ, которыя имъ доставятъ имть дешево необходимыя для жизни потребности, пенсіонную кассу, которую устроятъ для обезпеченія ихъ старости. Возл этихъ обольстительныхъ надеждъ, она показала страданія и отчаяніе бездйствія, нищету, бывающую послдствіемъ стачки, слезы женщинъ и дтей, нуждающихся въ хлб. Она выражалась съ жаромъ, но тмъ простымъ, фамильярнымъ тономъ, который легко трогаетъ сердца. Исключая нкоторыхъ углекоповъ, для которыхъ стачки составляли дло самолюбія, присутствующіе съ замтнымъ одобреніемъ слушали свою молодую госпожу.
Амелія, подстрекаемая своимъ успхомъ, продолжала съ большей силою:
— Друзья мои, до-сихъ-поръ я говорила только о васъ и о вашемъ положеніи, столь достойномъ участія, позвольте мн теперь поговорить съ вами о насъ. Эту угольную копь основалъ мой ддъ, употребившій на нее все свое состояніе и всю свою жизнь. Уже двадцать лтъ отецъ мой работаетъ здсь, не имя ни отдыха, ни покоя, боле удрученный усталостью и работами, нежели кто-нибудь изъ васъ. Благодаря столькимъ усиліямъ и пожертвованіямъ, полиньиская копь цнится, какъ вамъ извстно, въ два милліона… Ну, друзья мои, врьте слову, которое я даю вамъ предъ Богомъ: если вы прекратите работы только на дв недли, отецъ мой обанкротится, насъ выгонятъ отсюда. Изъ этого двухмилліоннаго состоянія, пріобртеннаго полувковыми трудами, намъ не останется ничего… Неужели вы захотите отплатить такимъ образомъ за благодянія, которыми мы осыпали васъ?.. Теперь я прибавлю только одно слово и пусть оно убдитъ васъ въ моей искренности. Вы думаете, конечно, что исполненіе моихъ общаній долго заставитъ себя ждать, что я хочу только отклонить ваши требованія. Ну, назначимъ срокъ, посл котораго, если обстоятельства не перемнятся, вы будете свободны бросить насъ. Назначимъ три мсяца, и я ручаюсь, что отецъ мой согласится на этотъ срокъ… чрезъ три мсяца, или дла наши совершенно поправятся, или наше раззореніе будетъ довершено. Согласитесь на эту отсрочку… Я у васъ прошу трехъ мсяцевъ терпнія!
Это предложеніе согласовало различные интересы и просительниц, отличавшейся такою граціозностью, красотой, симпатичнымъ голосомъ, слезами, орошавшими ея щеки, эти простые и честные люди, составлявшіе большинство, ни въ чемъ отказать не могли. Когда Амелія остановилась, снова послышался одобрительный говоръ. Гертруда поцловала руку Амеліи, наивно прошептавъ:
— Ахъ, какъ много хорошаго вы наговорили! Меня такъ всю и перевернуло.
Антоанъ тоже выразилъ восторгъ. Леонаръ, хотя слушалъ каждое слово Амеліи съ очевиднымъ умиленіемъ, былъ занятъ изученіемъ впечатлнія, которое ея краснорчіе произвело на работниковъ.
Никто не смлъ высказаться первый, они только переглядывались. Леонаръ понялъ, что ему надо начать первому, и сказалъ ршительнымъ тономъ, выходя на средину собранія:
— Товарищи, мы не можемъ отказать мадмоазель Ван-Бестъ въ томъ, о чемъ она проситъ такъ основательно и такъ справедливо. Каждый изъ насъ будетъ свободенъ чрезъ три мсяца дйствовать по-своему, если не будетъ общанныхъ улучшеній.
— Это правда, прибавилъ старикъ Топферъ, у котораго намренія всегда были прекрасныя, но недоставало ршимости: — три мсяца скоро пройдутъ и до-тхъ-поръ мы можемъ потерпть, какъ желаетъ милая барышня.
— Подождемъ три мсяца! закричало нсколько голосовъ въ толп.
Это мнніе, повидимому, должно было одержать верхъ, и уже Амелія собиралась благодарить углекоповъ, но Высокій Леопольдъ вызвался быть истолкователемъ дурныхъ страстей, скрытыхъ въ сердц нкоторыхъ изъ присутствующихъ.
Можетъ быть, удивятся, что Высокій Леопольдъ не былъ прогнанъ изъ копи, какъ онъ того заслуживалъ, за дерзкія слова, сказанныя хозяину. Но Ван-Бестъ, когда проходилъ его гнвъ, не былъ злопамятенъ, и слушаясь всегда снисходительныхъ совтовъ дочери, не хотлъ принять подобной мры, которая могла раздражить работниковъ въ этомъ опасномъ, кризис. Онъ сдлалъ видъ, будто забылъ проступки Высокаго Леопольда, и такимъ образомъ человкъ этотъ находился въ копи, чтобы противостать благодтельному вліянію Амеліи.
— А! сказалъ онъ: — такъ вы стало быть мокрыя курицы, на которыхъ положиться нельзя? Вы вчно станете поддаваться на хитрости богачей, которые наживаются потомъ вашего лица. Хитрецъ Ван-Бестъ посылаетъ къ вамъ дочь хныкать и насказать вамъ съ три короба, и вы съ перваго слова готовы бросить вашихъ друзей! Да, ждите еще три мсяца! Тогда хозяинъ, у котораго уже есть два милліона, пріобртетъ третій: я вдь знаю, что получены большіе заказы, а потомъ какъ получатъ денежки, васъ и отпустятъ, если вы будете недовольны… Не довряйте женщинамъ, товарищи, не слушайте ихъ. Когда женщина вмшивается въ какое-нибудь дло, она вчно испортитъ… Вотъ почему я остался холостымъ.
— А можетъ быть потому, что за васъ никто не пошелъ, сказалъ насмшливый голосъ: — вы такъ не думали прошлымъ лтомъ.
Послышался смхъ. Леонаръ примтилъ тогда лукавое личико Гертруды подъ мантильей, скрывавшей его отчасти.
— А! вы здсь, кружевница? сказалъ онъ съ насмшкой.— Хорошо! хорошо! Мы увидимся въ другомъ мст!
— О, ужъ этого-то не будетъ! вскричалъ Антоанъ, изъ ревности забывшій свою обычную осторожность: — если ты осмлишься подойти къ моей кузин, я тебя приму.
Прежде чмъ Высокій Леопольдъ усплъ отвтить, Леонаръ сказалъ съ твердостью:
— Я не имю намренія мшать Высокому Леопольду высказать свое мнніе объ интересахъ работниковъ, только прошу его выражаться почтительне и приличне о мадмоазель Ван-Бестъ.
— Это справедливо, сказалъ старикъ Топферъ.
— Это очень справедливо, повторили многіе другіе.
Весь гнвъ развдчика обратился на Леонара.
— Этотъ еще куда суется? закричалъ онъ: — онъ свалился къ намъ съ облаковъ, никто здсь его не знаетъ. Онъ не нашъ. Онъ корчитъ изъ себя барина, а хотите знать, что думаю о немъ я? Это шпіонъ!
— Шпіонъ! повторилъ Леонаръ, покраснвъ отъ гнва.
Чья-то рука дотронулась до его плеча и ему сказали умоляющимъ тономъ:
— Леонаръ, милый Леонаръ, перенесите это для меня, заклинаю васъ… Ссора въ эту минуту можетъ имть самыя непріятныя послдствія.
Леонаръ вдругъ утихъ и, презрительно улыбнувшись развдчику, повернулся къ нему спиной. Высокій Леопольдъ принялъ это презрніе за страхъ и дерзость его вышла изъ предловъ.
— Пусть намъ не говорятъ о томъ, что мы ршили, продолжалъ онъ: — никто не можетъ этого перемнить. Мы мужчины и молодцы. Мы дали слово другъ другу, мы пили вмст, жали руки — это все-равно, что скрплено нотаріусомъ. Тотъ, кто теперь нарушитъ свое общаніе, будетъ дурной товарищъ, трусъ, и другіе будутъ имть право отвалять ему бока, гд бы его ни встртили. Мы условились отказаться сегодня отъ работы, откажемся, я больше ничего знать не хочу. А эти три мсяца, которыхъ у васъ выпрашиваетъ хитрячка…
На этотъ разъ Леонаръ не могъ воздержаться, онъ бросился въ середину собранія и закричалъ:
— Молчи, негодяй! Ты опять оскорбляешь мадмоазель Ван-Бестъ и я этого не допущу.
Амелія поспшила подойти къ нему.
— Мосье Леонаръ, сказала она тихо, съ испугомъ:— повторяю вамъ, не начинайте ссоры изъ-за меня… Ни слова боле, приказываю вамъ. Я заране знала, чему подвергаюсь, прямо обращаясь къ работникамъ моего отца.
— Извините меня, сказалъ Леонаръ громко и съ энергіей:— но честь предписываетъ мн и всмъ порядочнымъ людямъ, находящимся здсь, не допускать, чтобы васъ оскорбляли, когда вы пришли съ словами примиренія. Я не знаю, что думаютъ мои товарищи, изъ которыхъ многіе столько вамъ обязаны, но я сочту себя подлецомъ, если позволю этому Леопольду оскорбить васъ въ моемъ присутствіи.
— Леонаръ правъ, смло сказалъ Антоанъ: — мы будемъ подлецы, если позволимъ это.
— Конечно, сказалъ старикъ Топферъ осторожно: — двица Ван-Бестъ добрая и честная барышня, и развдчику надо было бы поудержать свой языкъ,
Однако, боле никто ничего не сказалъ, хотя присутствующіе не одобряли дерзкихъ возраженій развдчика, они опасались мщенія этого негодяя.
— Ужъ не хотятъ ли зажать мн ротъ? гордо вскричалъ Высокій Леопольдъ: — мы, однако, не рабы и рано или поздно отмстимъ богачамъ. Я не боюсь ни шпіоновъ, ни другихъ… Леопольдъ Бюнеръ — такъ меня зовутъ — никогда не боялся никого, потому что онъ человкъ свободный… Вотъ мое мнніе, я его не скрываю. Что касается жеманницъ, которыя хотятъ вскружить голову бднымъ работникамъ…
— Я теб запретилъ оскорблять мадмоазель Ван-Бестъ! перебилъ Леонаръ.
Прежде чмъ успли понять, какъ это случилось, развдчикъ повалился къ ногамъ Леонара. Ничто не можетъ выразить изумленія углекоповъ. Высокій Леопольдъ считался непобдимымъ, а между тмъ былъ сшибенъ съ ногъ съ ловкостью, казавшейся чудесной. Онъ самъ не былъ далекъ отъ мысли, что въ этомъ было колдовство, потому что лежалъ на земл, отупвъ отъ удивленія. Однако чувство это продолжалось не долго, онъ скоро всталъ и кинулся на Леонара, крикнувъ хриплымъ голосомъ:
— Ты вроломно на меня напалъ… Теперь моя очередь, я разсчитаюсь съ тобою.
Видя, что онъ подходитъ сжавъ кулаки и съ сверкающими глазами, Амелія задрожала, но напрасно боялась она за своего защитника. Тотъ избгнулъ нападенія, прыгнувъ въ сторону, и съ неимоврной быстротой снова опрокинулъ великана на черную пыль, покрывавшую землю.
Нкоторые углекопы не могли удержаться отъ рукоплесканій, и хотя многіе еще колебались изъ осторожности, однако послышались голоса, говорившіе:
— Браво, французикъ!
Высокій Леопольдъ всталъ съ разбитымъ лицомъ, онъ хотлъ схватить подпорку, чтобы дйствовать ею какъ палицей, но все собраніе воспротивилось этому.
— Нтъ… нтъ! деритесь честно! закричали со всхъ сторонъ: — кончите ссору на-кулачкахъ!
Вн себя отъ бшенства, Высокій Леопольдъ сдлалъ третье нападеніе, оно удалось не больше прежнихъ. Его противникъ безъ очевиднаго усилія и съ улыбкой опрокинулъ его еще разъ. Побжденный изгибался на земл какъ змя и бормоталъ, скрежеща зубами:
— О, зачмъ у меня нтъ ножа!
Онъ хотлъ сдлать четвертое нападеніе, но шатался какъ пьяный и едва переводилъ духъ. Только бшенство и оскорбленное самолюбіе дали ему силы стать на ноги.
— Довольно, мосье Леонаръ, умоляю васъ! кричала Амелія вн-себя:— онъ раненъ, онъ не можетъ боле драться!
Леонаръ все-таки долженъ былъ остерегаться, когда противникъ бросился на него, опустивъ голову, но вмсто того, чтобы ловко опрокинуть развдчика, какъ прежде, онъ схватилъ его за воротъ и заставилъ упасть на колна предъ Амеліей, говоря:
— Проси прощенія у мадмоазель Ван-Бестъ, негодяй! проси у ней прощенія, или я переломаю теб вс кости!
Высокій Леопольдъ оставался на минуту въ этомъ положеніи, потому что всякое сопротивленіе сдлалось безполезно. Ои, пролепеталъ нсколько безсвязныхъ словъ. Извиненія ли были это? Казалось сомнительно, однако Леонаръ удовольствовался этимъ и, выпустивъ развдчика, сказалъ ему презрительнымъ тономъ:
— Ступай и не возвращайся!
Высокій Леопольдъ приподнялся съ трудомъ, опираясь на руки, а потомъ повернулся на мст, точно отъ головокруженія. Наконецъ онъ сталъ предъ Леонаромъ, который недоврчиво наблюдалъ за его движеніями, и пролепеталъ:
— Я утверждаю, что ты поступилъ вроломно… Ты мн поплатишься за это… и ты, и другіе!
Онъ протолкался сквозь толпу, разступавшуюся предъ нимъ съ большимъ презрніемъ, чмъ состраданіемъ, и исчезъ за лсами.
Чувство, преобладавшее въ эту минуту между углекопами былъ восторгъ къ сил и ловкости защитника Амеліи.
— Мои товарищи свидтели, сказалъ скромно Леонаръ:— что я не вс мои силы употребилъ противъ Высокаго Леопольда. Я его не ударилъ, потому что могъ его убить. Я только заставилъ его унизиться предъ доброй и достойной двицей, которую онъ очень оскорбилъ и которая, пожаловавъ сюда, отдала себя подъ защиту нашей чести.
— Да, да, хорошо! закричало нсколько присутствующихъ, которымъ побгъ ихъ свирпаго товарища придалъ смлости:— Высокій Леопольдъ слишкомъ загордился, никто не смлъ при немъ пикнуть.
— Чтобъ не было боле рчи объ этой ссор, сказала Амелія:— я охотно прощаю несчастному, такъ жестоко наказанному за его дерзость… А вамъ, друзья мои, легко загладить его вину предо мною… откажитесь отъ предположенной стачки.
Работникамъ очень хотлось согласиться, но таковъ былъ ихъ договоръ между собою, что никто не осмлился выразить своего тайнаго желанія.
— Почему же углекопамъ не согласиться на то, о чемъ такъ настоятельно проситъ мадмоазель Ван-Бестъ? съ жаромъ вскричалъ Леонаръ.— Почему не положиться на ту, которую они считаютъ своею благодтельницей?
— Я начинаю думать, нершительно сказалъ старикъ Топферъ:— что было бы благоразумно подождать три мсяца. Мы ничмъ не рискуемъ, а время будетъ всегда… Что вы думаете? обратился онъ къ углекопамъ.
Можетъ быть мнніе, выраженное старйшиной, одержало бы верхъ, когда въ галере раздался звукъ колокола, это былъ сигналъ продолжать работы. Тотчасъ работники, уступая сил привычки, побжали за инструментами. Часъ отдыха прошелъ и вс возвращались къ труду.
Это непредвиднное обстоятельство очень раздосадовало бдную Амелію, которая тшила себя надеждой на немедленный успхъ.
— Друзья мои! вскричала она:— еще минуту!.. Вы не отвчали на мой вопросъ. Что вы ршаете? Что я должна сказать моему отцу? Оставьте вашу работу, говорю вамъ, дайте мн еще нсколько минутъ, я беру все на себя.
Но ея слабый голосъ не могъ предолть шума, поднявшагося въ галереяхъ. Одинъ старикъ Топферъ остался съ нею, съ Леонаромъ и Антоаномъ, онъ сказалъ печально:
— Сегодня ничего нельзя сдлать, машины начали дйствовать, работники на своихъ мстахъ. Сегодня вечеромъ у старухи Бишетъ будетъ разговоръ, и такъ какъ развдчикъ теперь присмирлъ, мы можемъ уладить… А пока ступайте помолиться Черной Дв, и можетъ быть вамъ слдовало бы этимъ начать… Черная Два такъ могущественна!
— Я сейчасъ туда иду и мы вернемся въ шахту, такъ какъ съ работниками говорить невозможно.
— Воротиться въ шахту легко сказать, барышня, но въ такомъ случа надо прекратить работы на полчаса, а работа спшная.
— Мы воротимся по лстницамъ, ршительно сказала Амелія.
— Такимъ образомъ не надо будетъ прекращать работъ, сказалъ старый Топферъ, формалистъ и рутинеръ.
— Что вы это? сказалъ Леонаръ: — надо подняться по-крайней-мр на тридцать или сорокъ лстницъ… Вы слишкомъ надетесь на ваши силы.
— Разв мн въ первый разъ подниматься на эти лстницы? съ гордостью возразила Амелія: — я буду отдыхать на платформахъ. Если только бдная Гертруда…
— Куда вы, туда и я, сказала кружевница съ обиженнымъ видомъ: — у меня ноги хорошія и я меньше боюсь усталости, нежели угольной пыли, которая все пачкаетъ въ шахт.
Это намреніе не понравилось ни Леонару, ни Антоану, однако они замолчали и приготовились провожать двушекъ въ ту часть копи, гд находится статуя Черной Двы. Когда разставались съ Топферомъ, добрый старикъ шепнулъ на-ухо Леонару:
— Остерегайтесь развдчика… это лукавецъ. Онъ такъ злобно на васъ посмотрлъ, когда убжалъ… Берегитесь, онъ можетъ сыграть съ вами какую-нибудь штуку.
Старый углекопъ, не желая говорить боле, поспшно воротился къ своей работ.

VI.
ЧЕРНАЯ Д
ВА.

Переходъ былъ довольно длинный. Извстно, что уголь расположенъ слоями боле или мене правильными, раздляемыми довольно толстыми скалами. Поэтому копи имютъ часто нсколько этажей, сообщающихся между собою посредствомъ колодезей или галерей. Уважаемая статуя находилась въ истощенномъ сло, брошенномъ давно, и шли туда по галере, поднимающейся вверхъ.
Посл многихъ изворотовъ путники дошли до этой галереи. Подъемъ былъ довольно крутъ, обломки и вода, протекавшая со всхъ сторонъ, длали ходьбу трудной, и по мр того, какъ шли, воздухъ, не достаточно возобновлявшійся въ этой части, становился гуще и трудне для дыханія. Впрочемъ, эти мста были пусты и печальны, не виднлось уже мелькающихъ огоньковъ на конц галереи, не слышалось боле пнія веселыхъ рудокоповъ. Кром рокотанья воды, все было безмолвно.
Пока поднимались на этотъ крутой подъемъ, Амелія, воспользовавшись той минутой, когда ширина галереи позволила Леонару приблизиться къ ней, сказала ему дружескимъ тономъ:
— Благодарю васъ, мосье Леонаръ, за то, что вы такъ мужественно заступились за меня, однако, можетъ быть, было бы лучше для интереса всхъ пренебречь, какъ пренебрегла я, оскорбленіями Высокаго Леопольда.
— Моя цль не только была наказать его за дерзость къ вамъ, отвтилъ Леонаръ:— я также чувствовалъ необходимость уничтожить дурное вліяніе его на другихъ работниковъ. Грубая сила всегда внушаетъ уваженіе людямъ нашего класса, я хотлъ разрушить обаяніе, которое Высокій Леопольдъ имлъ въ глазахъ нашихъ товарищей. Теперь они не считаютъ его непобдимымъ и не такъ будутъ расположены слушаться его совтовъ.
— Ахъ, Леонаръ правъ! сказалъ Антоанъ въ свою очередь:— теперь развдчикъ упалъ въ глазахъ углекоповъ. Когда впослдствіи онъ захочетъ возвысить тонъ, его бояться не станутъ. Я самъ прежде его боялся, а теперь не позволю ему расшевелить мн желчь.
— Не думай объ этомъ, кузенъ Антоанъ, возразила Гертруда:— ты и то уже порядочный забіяка, притомъ разв Высокій Леопольдъ недовольно отдланъ?
— Если однако, продолжалъ Антоанъ съ фанфаронскимъ видомъ:— онъ будетъ имть дерзость шататься около тебя, какъ угрожалъ… Однако, Леонаръ, продолжалъ онъ наивно:— какимъ образомъ ты, такой ученый, былъ въ школ, похожъ на барышню, а усплъ четыре раза одолть Высокаго Леопольда?
Леонаръ улыбнулся.
— Эта побда, возразилъ онъ: — объясняется самымъ простымъ образомъ. Я предназначенъ жить среди работниковъ… такъ же, какъ и я… и если есть работники честные, всегда готовые слушаться разсудка, то-есть забіяки и глупцы, противъ которыхъ приходится защищаться. Зная это, я захотлъ, прозжая чрезъ Парижъ, взять уроки боксернаго искусства, въ которомъ сдлалъ нсколько успховъ, какъ вы видли сейчасъ. Если хочешь, Антоанъ, я научу тебя основнымъ правиламъ этого искусства и дамъ возможность защищаться противъ развдчика или всякаго другого плута, способнаго употреблять во зло свою силу.
— Принимаю твое предложеніе, Леонаръ, любезный Леонаръ! съ восторгомъ вскричалъ Антоанъ:— я избавляю тебя отъ преподаванія мн плановъ и вычисленій, какъ ты мн общалъ, научи меня, какъ приколотить Высокого Леопольда, я больше ничего не желаю. Да, я хочу приколотить его, отвалять…
— Ахъ, какой хорошій христіанинъ кузенъ Антоанъ! сказала Гертруда, сдлавъ гримасу:— уже, кажется, бдняга находится въ печальномъ состояніи… Право мн начинаетъ становиться его жалко.
— Тмъ боле это придаетъ мн охоты переломать ему кости.
Разговаривая такимъ образомъ, они шли по наклонной галере, которая вела къ верхнему этажу копи. Галерея эта часто составляла изгибы и видъ не могъ далеко простираться ни впередъ, ни назадъ. Уже нсколько минутъ Леонаръ, который шелъ позади, слышалъ шаги, пробиравшіеся украдкой. Онъ вдругъ остановился и обернулся, но ничего не могъ различить въ темной галере, и шумъ прекратился. Убдившись въ своей ошибк, онъ опять пустился въ путь и скоро догналъ своихъ спутниковъ, не примтившихъ его кратковременнаго отсутствія.
Однако, по причин труднаго пути, Амелія и Гертруда часто принуждены были останавливаться, чтобы перевести духъ. Во время одной изъ этихъ остановокъ Леонаръ, всегда осторожный, опять услыхалъ шаги позади себя.
— Не трогайтесь съ мста, прошепталъ онъ.
Онъ бгомъ пробжалъ галерею. У перваго поворота онъ остался неподвиженъ и прислушался. Въ нкоторомъ разстояніи находилось очень старое углубленіе, сдланное неизвстно для чего, сводъ котораго опирался о сгнившія бревна. Леонару показалась въ той сторон человческая фигура и онъ продолжалъ пристально смотрть туда, но ничто не двигалось боле, глубокая тишина господствовала повсюду. Какъ предположить, чтобы человкъ осмлился войти безъ огня въ это опасное мсто? Посл минутнаго размышленія углекопъ предположилъ, что отблескъ его фонаря, падая на столбы, произвелъ движущуюся тнь, которая привлекла его вниманіе. Онъ поспшилъ вернуться назадъ, немного стыдясь, что поднялъ тревогу безъ причины.
Амелія и Гертруда вопросительно взглянули на него.
— Это ничего, сказалъ онъ съ замшательствомъ: — какой-нибудь камешекъ, свалившись съ крыши галереи, заставилъ меня призадуматься… Пойдемъ.
Отправились дальше.
— Ба! чего же ты боялся? продолжалъ Антоанъ:— неужели ты думаешй, что развдчикъ способенъ слдовать за нами, чтобы опять начать драку? Вотъ хорошо бы онъ придумалъ! Приди сюда, негодяй, продолжалъ онъ, обернувшись и грозя кулакомъ:— приди, если смешь! Я въ свою очередь хочу раздлаться съ тобою!
Онъ захохоталъ тмъ громче, что его врагъ, какъ онъ предполагалъ, не могъ его слышать и никогда не узнаетъ этого вызова. Хохотъ Антоана слабо повторился вдали. Бдный молодой человкъ не могъ удержаться отъ движенія ужаса.
— Слышите вы? сказалъ онъ.
— Что такое? возразилъ Леонаръ: — неужели ты испугался эха? Почему бы теб не побжать за нимъ, какъ я сейчасъ бгалъ за тнью?
— Молчите, сказала Амелія задыхающимся голосомъ: — мы приближаемся къ Черной Дв.
Дйствительно путники находились у входа въ угольноломню, ветхій и разрушенный видъ которой могъ внушить серьезное безпокойство. Потолокъ, столбы, бока прокопа — все было въ глубокихъ трещинахъ, все грозило разрушеніемъ. Работники, часто приходившіе молиться Черной Дв, старались укрпить это мсто, но работы эти, исполненныя наскоро, не представляли никакой безопасности. Подпорки сгибались подъ тяжестью громадныхъ массъ, наваленныхъ на нихъ, перекладины треснули, камни, глыбы угля, свалившіеся со свода, показывали, что неизбжный обвалъ уже начался.
Леонаръ замтилъ вс эти подробности.
— Неблагоразумно входить въ эту старую копь, сказалъ онъ вполголоса: — и я сожалю…
— Полноте, мосье Леонаръ! перебила Амелія:— она находится въ такомъ вид уже двадцать лтъ и я всегда видла ее въ такомъ положеніи. Какъ это ни ветхо, а не обрушится. Пока мы здсь, насъ защититъ Черная Два.
Копь, служившая капеллой покровительниц работъ, была сдлана въ жил, слдъ которой былъ потерянъ и которую называли Королевской по ея богатству. Въ то отдаленное время, когда ее разработывали, крыша поддерживалась столбами, высченными изъ самаго угля, но впослдствіи ихъ сняли и замнили или насыпью, или подставками, теперь сломанными и сгнившими. Въ одномъ толстомъ столб, сохранившемся въ цлости, въ центр копи, находилась нишъ, въ которой стояла статуя, столь уважаемая углекопами.
Черная Два была статуэтка въ два фута вышины, сдланная изъ одной глыбы угля. А такъ какъ уголь не пластическое вещество, то потребно было много соображенія, чтобы различить лицо, руки и ноги въ этой стату. Хотя можно было тамъ-и-сямъ различить слды грубой работы, увряли, что ее нашелъ въ такомъ вид одинъ набожный углекопъ и что никогда человческія руки не обдлывали ее. Вроятно, для того, чтобы скрыть погршности скульптуры и сдлать иллюзію полне, мадонну одли въ бархатное платье, усыпанное серебряными блестками, а на голову корону изъ позолоченной бумаги. Предъ нишей огромный угольный кубъ составлялъ алтарь, на которомъ стояли фаянсовыя вазы съ искусственными цвтами. Свчей не виднлось, не потому чтобы набожные углекопы не хотли приносить Черной Дв это жертвоприношеніе, но было бы чрезвычайно опасно зажечь свчу въ этомъ подземельи, гд было столько горячихъ газовъ, и пилигримы только ставили предъ святой статуей фонари, которые приносили съ собою.
Пришедшіе сообразовались съ этимъ обычаемъ и скоро четыре фонаря освтили нишу Черной Двы. Амелія, Гертруда и Антоанъ Робенъ стали на колна у подножія алтаря и начали тихо читать обычныя молитвы.
Леонаръ снялъ шляпу и хотлъ послдовать ихъ примру, когда новый шумъ, на этотъ разъ очень внятный, послышался у входа въ капеллу, точно будто топоромъ ударили въ балку или она затрещала, сломавшись.
— Вставайте! закричалъ Леонаръ, бросаясь къ алтарю схватить свой фонарь: — вставайте, говорю вамъ… Слдуйте за мною вс, или мы погибнемъ!
Об женщины и Антоанъ вскочили.
— Боже мой! что это такое? вскричала испуганная Амелія.
Леонаръ не усплъ отвтить, но то, что случилось, было довольно ясно:
Раздался другой трескъ или другой ударъ топоромъ, точно будто вся копь готова была обрушиться. Балки сломались съ шумомъ, похожимъ на выстрлы, потомъ тяжелая масса земли и скалъ упала на землю, которая задрожала. Воздухъ, сильно потрясенный обваломъ, погасилъ фонари, кром того, который схватилъ Леонаръ и который онъ защитилъ инстинктивно противъ этого сильнаго натиска воздуха. Однако, этого единственнаго свта не было достаточно, чтобы позволить понять всю обширность несчастья, черная и сплошная пыль составляла тучу, сквозь которую не могли проникнуть слабые лучи фонаря.
Углекопы и об женщины, прислонившись къ алтарю Черной Двы, машинально вздрагивали при каждомъ потрясеніи. Нсколько разъ наставала глубокая тишина, можно было подумать, что обвалъ прекратился, но скоро трескъ возобновлялся, новыя массы обрушивались на колеблющуюся землю и камни подкатывались къ ногамъ дрожащей Амеліи.
Наконецъ однако все смолкло, туча, поднятая паденіемъ высшихъ слоевъ, медленно разсялась. Подождавъ еще нсколько минутъ, присутствующіе осмлились перевести духъ и пошевелиться. Леонаръ, поднявъ фонарь, старался узнать совершившуюся перемну. Вс стойки у входа въ капеллу обрушились, груда обломковъ загромождала входъ. Только огромный угольный столбъ съ нишей Черной Двы не допустилъ обвалу распространиться и, можетъ быть, покрыть всю капеллу.
Об женщины упали на колни предъ алтаремъ.
— Благодарю, милосердая Два! набожно вскричала Амелія Ван-Бестъ:— Ты чудомъ спасла насъ отъ смерти!.. Да будетъ благословенно имя твое!..
Леонаръ и Антоанъ ничего не сказали и только горестно переглянулись. Они знали, что не только опасность не прошла, но что даже никогда не была она такъ велика…

VII.
Л
СТНИЦЫ.

Положеніе четырехъ лицъ, находившихся въ капелл Черной Двы, дйствительно было отчаянное. Обвалъ былъ такъ значителенъ, что вс работники, трудясь нсколько дней сряду, не успли бы разсчистить его, несмотря на страшный шумъ, можетъ быть, углекопы, работавшіе въ нижнемъ этаж, еще ничего не знали. Съ другой стороны, только одна заваленная галерея сообщала эту часть копи съ лстницами, служившими для провтриванія, а извстно, какъ вентиляція важна въ угольныхъ копяхъ и съ какою быстротой воздухъ тамъ портится, если его не возобновляютъ. Умереть отъ голода или отъ заразительныхъ испареній газа, такова была страшная перспектива, представившаяся жертвамъ этого обвала.
Размышленія эти занимали Леонара и Антоана, хотя они не смли выразить ихъ, а въ особенности сообщить своимъ спутницамъ. Об бдныя двушки, все стоявшія на колнахъ предъ святой Двой, набожно молились. Гертруда встала первая.
— Теперь, сказала она задыхающимся голосомъ:— какъ мы выйдемъ отсюда?
Леонаръ и Антоанъ не отвчали, и при слабомъ свт единственнаго зажженнаго фонаря нельзя было видть разстройства, изображавшагося на ихъ лицахъ. Испугавшись этого безмолвія, Амелія поспшно перекрестилась и тоже встала.
— Къ намъ придутъ на помощь? спросила она:— нашихъ работниковъ много: они преданы и, несмотря на ихъ вины, они наперерывъ будутъ способствовать нашему освобожденію.
— Дай-то Богъ! сказалъ Леонаръ со вздохомъ и отвернувшись:— Господь не позволитъ, безъ сомннія, чтобъ гнусное преступленіе удалось злодю.
— Преступленіе! Что вы хотите сказать, Леонаръ? Неужели этотъ обвалъ былъ сдланъ человкомъ?
— Какъ! разв вы не слыхали два удара топоромъ предъ катастрофой?
— Я только слышала, какъ обваливались стойки.
— А ты, Антоанъ, тоже думаешь, что случай причиною этого несчастья?
— Я слышалъ два удара топоромъ, о которыхъ ты говоришь, и если Высокій Леопольдъ пошелъ за нами, если, чтобы отмстить… А! злодй, чудовище! Зачмъ ты не убилъ его, когда держалъ его въ твоей власти?
— Не будемъ обвинять никого, пока не удостовримся… Виновникъ этого злодянія, безъ сомннія, погибъ жертвою своей слпой ненависти или свирпаго мщенія, но подобные вопросы не должны занимать насъ въ эту минуту, подумаемъ лучше о томъ, какъ бы намъ себ помочь.
— Къ чему? спросила Гертруда:— если придутъ насъ освободить.
— Можетъ быть, благоразумне будетъ не ждать, лаконически возразилъ Леонаръ.— Ты думаешь, что опасно зажечь фонари? спросилъ онъ Антоана.
Объяснимъ этотъ вопросъ столь простой по наружности, а въ сущности столь важный.
Въ угольныхъ копяхъ испаренія водородно-углероднаго газа иногда очень сильны и смшеніе ихъ съ воздухомъ въ галереяхъ производитъ въ соприкосновеніи съ огнемъ страшные взрывы, убивающіе людей. Для предупрежденія этой опасности, углекопы, какъ говорили мы, снабжены особенными фонарями которые изобрлъ знаменитый Дэви и которые были усовершенствованы другими учеными филантропами. Въ этихъ фонаряхъ, называемыхъ безопасными, пламя защищено стекляннымъ цилиндромъ и металлической тканью, совершенно его окружающей. Металлическая ткань иметъ свойство, пропуская воздухъ, необходимый для горнія, не допускать взрыва, но понятно, что когда пламя не заперто въ этой клтк, взрывъ можетъ произойти и быть причиною неизчислимыхъ несчастій.
Стало быть, опасно было зажечь спичку въ этомъ воздух, пропитанномъ газомъ вслдствіе недавняго обвала угля, и Антоанъ, прежде чмъ отвтилъ своему другу, внимательно осмотрлъ фонарь, еще горвшій. Пламя все удлиннялось и принимало синеватые оттнки — врное доказательство, что воздухъ не былъ чистъ. Однако Антоанъ, очень опытный въ подобныхъ вещахъ, не счелъ опасность неизбжной, потому что отвчалъ:
— Теперь пока можно, только надо поторопиться… Чрезъ нсколько минутъ будетъ слишкомъ поздно.
Они поспшили открыть сложный механизмъ, запиравшій фопари, и зажечь спички, которыя позаботились взять съ собою. Послышался легкій трескъ вокругъ этого дрожащаго пламени, однако, оба углекопа исполнили свое намреніе безопасно.
Мы знаемъ, что обвалъ закрылъ не только галерею, но и половину капеллы. Все составляло значительную массу, сквозь которую прокладывать путь было бы безумствомъ, слдовательно, спасенія надо было искать съ другой стороны, если только оно было возможно.
— Антоанъ, спросилъ Леонаръ тихо: — ты долженъ знать эту часть копи, есть ли здсь галерея, которая ведетъ къ лстницамъ?
— Я никогда не ходилъ дале капеллы Черной Двы, съ уныніемъ отвтилъ Антоанъ: — работы здсь оставлены лтъ тридцать или сорокъ. Говорятъ, что подставки везд сняли и что галереи вс обрушились… Мы погибли!
Къ несчастью, Антоанъ не могъ сдержать своего ужаса и об двушки услыхали его послднія слова.
— Что ты говоришь, кузенъ Антоанъ? вскричала Гертруда.
— Неужели мы похоронены заживо?
Съ своей стороны Амелія подняла глаза и руки къ небу, прошептавъ:
— Ахъ, мой бдный отецъ, кто его утшитъ?
Обернувшись къ Леонару, она прибавила боле твердымъ тономъ:
— Не скрывайте отъ насъ истины, мы будемъ имть силы выслушать ее. Неужели нтъ никакой надежды? Неужели мы должны уже приготовиться умереть по-христіански?
— Надежда есть, отвтилъ Леонаръ ободрительнымъ тономъ:— наврно въ этомъ этаж существуетъ другой выходъ, кром извстнаго намъ. Вы на столько опытны во всемъ, что относится къ угольнымъ копямъ, что поймете причины моего мннія. Когда разработывали этотъ слой, дв шахты по-крайней-мр были необходимы для освженія его воздухомъ, а то газъ скоро прогналъ бы отсюда работниковъ. Слдовательно, если обвалъ преградилъ намъ путь къ большой шахт, здсь долженъ находиться проходъ къ лстницамъ.
— Но вы забываете, что при жизни моего дда, когда разработывали этотъ слой, называемый Королевскимъ, довольствовались иногда одною шахтой.
Леонаръ зналъ это очень хорошо, однако онъ упорно стоялъ на-своемъ и уврялъ, что отыскивая старательно, наконецъ найдутъ второй проходъ.
— Не видалъ ли ты этого на томъ план, который взялъ вчера въ моей комнат? спросилъ Антоанъ.
Леонаръ долженъ былъ сознаться, что въ план очень неопредленнно обозначался этой слой, однако продолжалъ одушевленнымъ тономъ:
— Не теряйте мужества, мы выпутаемся изъ этой бды… По милости какого-то предчувствія, я принялъ предосторожности, которыя будутъ намъ очень полезны. Въ холстинной сумк, которую я ношу на спин, есть кой-какая провизія, масло для фонарей и разныя другія вещи, въ которыхъ окажется надобность, сверхъ того, мы съ Антоаномъ взяли на всякій случай нсколько инструментовъ.
Онъ указалъ на топоръ, заткнутый за кожанный поясъ, а за поясомъ Антоана была заткнута кирка.
— Богъ защититъ насъ, продолжалъ Леонаръ съ энтузіазмомъ.— Онъ не допуститъ, чтобы драгоцнная жизнь невинныхъ людей погибла въ этомъ ужасномъ мст!
— Я безропотно покорюсь смерти, сказалъ Антоанъ: — съ условіемъ, чтобы моя бдная Гертруда и барышня Амелія очутились въ безопасности на двор завода.
Гертруда украдкой пожала руку своему кузену, но говорить не могла. Амелія сказала съ излініемъ душевной полноты:
— Мы вс подвергаемся одному и тому же, если мы съ Гертрудой спасемся, почему не спастись и вамъ?
— За дло! вскричалъ Леонаръ: — надо пользоваться тою минутой, когда…
Онъ остановился.
— Когда наши силы еще не истощились, не правда ли? спросила Амелія вполголоса.
— Иногда воздухъ, которымъ мы дышемъ, не испорченъ нашимъ дыханіемъ и испареніями угля.
Тотчасъ вс двинулись отыскивать проходъ, существованіе котораго подозрвалъ Леонаръ.
Капелла Черной Двы была очень неправильна, наполнена изворотами и извилинами, наполненными обломками и развалинами. Среди всхъ этихъ препятствій, всхъ этихъ причудливыхъ углубленій, легко было пройти мимо галереи, не примтивъ ее, поэтому углекопы и об молодыя двушки разсматривали съ фонарями въ рукахъ малйшія неровности на земл, за столбами и подставками. Но напрасно обходили они вокругъ капеллы, ничто не показывало существованія галереи.
Результатъ этого осмотра испугалъ несчастныхъ молодыхъ людей, мрачное отчаяніе изображалось на ихъ лицахъ. Амелія и Гертруда сли на сгнившее бревно, между тмъ какъ Антоанъ сталъ поодаль съ огорченіемъ. Одинъ Леонаръ продолжалъ поиски съ неутомимымъ постоянствомъ.
Вниманіе его теперь не обращалось боле на крышу и бока капеллы. Онъ внимательно наблюдалъ за легкими слдами, виднвшимися на земл. Опустивъ фонарь, онъ медленно шелъ по этимъ слдамъ и они довели его до края капеллы, но тамъ они вдругъ прекращались и уходили подъ груду обломковъ.
Однако Леонару удалось наконецъ открыть между вершиной насыпи и крышей капеллы узкое отверзтіе, показывавшее можетъ быть впадину. Онъ сходилъ за полусгнившею подставкой, которыми была усыпана земля, и ею измрилъ глубину впадины. Подставка, вся воткнутая въ отверзтіе, встртила только пустоту.
— Подите сюда! вскричалъ онъ съ восторгомъ:— я нашелъ проходъ, котораго мы ищемъ!
Амелія и Гертруда прибжали, но каково было ихъ разочарованіе, когда они очутились предъ непроходимою стной!.. Антоанъ осмотрлся вокругъ, говоря съ досадой:
— Гд же твой проходъ? Теб врно пригрезилось.
— Разв ты не видишь, возразилъ Леонаръ:— эти колеи? Это очевидно слды тачекъ, на которыхъ перевозили уголь до изобртенія рельсовъ, стало быть, мы находимся въ перевозной галере старой разработки. Ты можешь примтить также, что колеи исчезаютъ вдругъ подъ этими обломками — врное доказательство, что предъ нами обвалъ. Попробовавъ моимъ топоромъ, я удостоврился, что обвалъ неглубокъ, мы съ тобой чрезъ нсколько часовъ прочистимъ входъ въ галерею, которую этотъ обвалъ закрылъ.
Антоана изумила проницательность его товарища.
— Это правда, говорилъ онъ съ восторгомъ, при каждомъ замчаніи Леонара:— ты правъ… Какъ ты могъ это угадать?
— Мосье Леонаръ, сказала Амелія съ волненіемъ: — если предположить, что вы не ошибаетесь, куда приведетъ насъ эта новая галерея?
— Не знаю, къ спасенію, я надюсь… Ну, Антоанъ, время не терпитъ, за работу! Такъ какъ мы не можемъ работать въ одно время по недостатку инструментовъ, мы будемъ смняться… Я начинаю… Дай мн твою кирку.
Онъ съ жаромъ началъ расчищать обломки. Амелія дружески сказала ему.
— Если сила, мужество и умъ могутъ сдлать что-нибудь, мы вс увидимъ дневной свтъ. Друзья мои, будьте уврены, что мой отецъ щедро вознаградитъ вашу преданность.
Леонаръ выпрямился.
— Вознаградитъ? возразилъ онъ съ горечью.
Онъ началъ дйствовать киркой. Амелія медленно удалилась и вернулась на свое мсто возл Гертруды.
Оба углекопа работали съ жаромъ цлый часъ. Леонаръ не ошибся въ своемъ разсчет. По мр того какъ работа подвигалась, крыша и бока галереи обрисовывались ясне и отверзтіе быстро увеличивалось,
Уже Леонаръ, вложивъ фонарь въ отверзтіе, узналъ, что галерея была свободна и продолжалась такъ далеко, какъ только могло простираться зрніе, когда Гертруда вдругъ вскрикнула. Амелія, ослабвъ отъ усталости, дурного воздуха, а въ особенности отъ душевнаго волненія, лишилась чувствъ на рукахъ кружевницы.
Леонаръ отдалъ своему товарищу кирку, которою работалъ.
— Продолжай, сказалъ онъ:— каждая минута драгоцнна.
Онъ побжалъ къ Амеліи, лежавшей въ обморок. Гертруда поддерживала ее, но сама, ослабвъ и страдая, чувствовала, что силы ей измняютъ, когда подошелъ Леонаръ. Онъ сталъ на колна и вмсто кружевницы сталъ поддерживать очаровательную головку съ закрытыми глазами, неподвижными чертами. Пока онъ исполнялъ эту деликатную заботу, Гертруда пошла намочить носовой платокъ въ луж воды, составившейся изъ капель, падавшихъ со свода, и примочила лобъ Амеліи. Та мало-по-малу оживилась, и когда наконецъ раскрыла глаза, они устремились на Леонара, который, наклонившись къ ней, наблюдалъ за нею съ безмолвнымъ любопытствомъ. Прежде чмъ она опомнилась совершенно, улыбка заиграла на ея посинлыхъ губахъ и она прошептала:
— Благодарю… другъ мой… мн лучше… мн хорошо.
Она усиливалась приподняться. Леонаръ, боясь новой слабости, а можетъ быть не желая освободиться отъ своей пріятной ноши, не удалялся, но его тихо оттолкнули и въ то же время, иллюзія это была или дйствительность, онъ почувствовалъ, какъ холодная рука пожала его руку.
Это тайное доказательство признательности, это слово ‘другъ мой’, пророненное прекрасной и цломудренной двушкой, глубоко взволновали его. Въ это время Антоанъ вскричалъ:
— Леонаръ, пройти можно!
Леонаръ не шевелился, онъ, казалось, даже не слыхалъ этого счастливаго извстія.
— Пойдемте же скоре, сказала Гертруда: — мн хочется поскоре выйти изъ этого ужаснаго мста… Вы въ состояніи идти, барышня?
— Да, да, я хочу идти, пролепетала Амелія.
Но, несмотря на ея желаніе, ноги подкашивались подъ нею. Леонаръ робко предложилъ ей свою помощь, она отказалась и, взявъ за руку кружевницу, направилась на край капеллы.
Дйствительно, входъ въ галерею былъ расчищенъ и Антоанъ, побуждаемый любопытствомъ, проскользнулъ туда, чтобы осмотрть. Воздухъ тамъ испорченъ не былъ, особенно въ сравненіе съ капеллой Черной Двы, пламя въ фонар, этотъ непогршимый признакъ, только немножко поблднло. Можно было войти туда безопасно и об молодыя двушки вошли въ галерею.
Галерея эта была вырыта не въ угл, а въ скал довольно жесткой, которая, несмотря на просачивавшуюся воду, устояла и обвала никакого видно не было.
Путники пошли такъ скоро, какъ позволила слабость Амеліи. Часто галерея становилась такъ узка, что тамъ двое не могли стать рядомъ, тогда Амелія была принуждена опираться руками о плечо кружевницы, которая шла впередъ. Разъ она спросила съ безпокойствомъ:
— Куда мы идемъ?
— Мн кажется, отвтилъ Леонаръ: — что эта галерея ведетъ къ лстницамъ. Чрезъ нсколько минутъ, можетъ быть, вы будете вн опасности.
— Имйте довріе къ Леонару, сказалъ Антоанъ:— это хитрецъ. Вы видли, какъ онъ нашелъ галерею, существованія которой никто не подозрвалъ.
— Мы вс будемъ ему обязаны вчной признательностью, прошептала Амелія.
Несмотря на свою наружную самоувренность, Леонаръ вовсе не былъ убжденъ, что опасности не существуетъ, и шелъ первый, нахмуривъ брови, стараясь угадать, куда ведетъ этотъ таинственный ходъ.
Такимъ образомъ сдлали еще шаговъ сто, воздухъ все былъ очень густъ и тяжелъ для дыханія, что не показывало прямого сообщенія съ атмосферой. Безпокойство Леонара возрастало, когда вдругъ предъ нимъ явилось новое препятствіе.
Галерея кончалась дверью, немножко ветхой, но еще прочной и герметически запертой. Вс остановились и Леонаръ старательно осмотрлъ эту дверь. Когда онъ постучался въ нее рукояткой топора, она издала продолжительный и торжественный звукъ, какъ-будто находилась предъ пустотой.
— Эта дверь, служившая для воздуха, радостно сказалъ Антоанъ:— наврно мы найдемъ лстницы по ту сторону.
— Это дйствительно дверь для впуска воздуха, отвтилъ Леонаръ:— но не думаю, чтобы она вела къ лстницамъ, она скоре ведетъ въ старую копь… Смотри!
Дйствительно черная линія на бокахъ галереи показывала, что въ этомъ мст свойство почвы перемнилось и что галерея опять шла по угольному слою. Антоанъ согласился, что замчаніе это врно.
— Что намъ за дло? продолжалъ онъ: — твоимъ топоромъ мы выбьемъ эту дверь, а если дальше найдемъ другую, какъ это вроятно, мы выбьемъ и ее. Во всякомъ случа лстницы не могутъ теперь быть далеко.
Чтобы дать понять читателямъ положеніе нашихъ дйствующихъ лицъ, мы должны войти въ нкоторыя подробности о томъ, какъ производилась вентиляція въ полиньиской копи.
Дв шахты, неравной величины, находившіяся на каждомъ краю копи, служили къ возобновленію воздуха. Воздухъ входилъ въ большую шахту, пробгалъ по галереямъ и копямъ, потомъ, привлекаемый огромнымъ костромъ, который горлъ день и ночь въ одной изъ шахтъ, поднимался на поверхность земли, унося съ собою вредные газы, безпрерывно испаряющіеся изъ каменнаго угля.
Циркуляція воздуха была устроена точно такъ въ этой части копи, когда тутъ производились работы. Но впослдствіи, когда верхній слой истощился, хотли помшать воздуху безполезно входить въ это пустое мсто, между тмъ, какъ венциляція была бы недостаточна въ нижнемъ этаж, гд работало такое большое количество работниковъ. Для этого въ брошенныхъ галереяхъ сдлали нсколько крпкихъ дверей, не пропускавшихъ теченія воздуха и принуждавшихъ его врываться въ новыя копи.
Все это казалось просто и естественно Антоану и его спутницамъ, давно ознакомившимся съ подробностями такого свойства. Поэтому эта дверь подтверждала ихъ надежды на спасеніе. Только одинъ Леонаръ оставался озабоченъ.
— Чего ты ждешь? съ нетерпніемъ сказалъ ему Антоанъ: — надо отворить эту дверь, если она не отворится, мы ее выбьемъ. Или ты усталъ? Дай мн твой топоръ… Я сдлаю это мигомъ.
— Постой! Надо принять предосторожности.
— Какія? Чего ты боишься?
— Если за этой дверью окажется рудничный газъ?
— Какъ! ты полагаешь?…
— Антоанъ, ты такой же углекопъ, какъ и я, ты видлъ сейчасъ въ капелл Черной Двы, куда воздухъ до обвала входилъ свободно, какъ этотъ воздухъ былъ нечистъ, что же будетъ въ копи, брошенной такъ давно? Можетъ быть, тамъ столько рудничнаго газа, что мы задохнемся и упадемъ мертвые, какъ только войдемъ туда…
— Это возможно… Ты все предвидишь, ты думаешь обо всемъ.
Разговоръ этотъ происходилъ почти шепотомъ, однако Амелія и Гертруда угадывали, что дло шло не по желанію ихъ покровителей. По приглашенію Леонара, он снова сли, а оба углекопа начали отворять дверь со всми предосторожностями, требуемыми благоразуміемъ.
Сначала они сняли киркой родъ запора изъ жесткой земли, который помшалъ бы двери повернуться на петляхъ, потомъ, удостоврившись, что ничто не будетъ стснять ея движеній и что, отворивъ ее, легко будетъ затворить, они топоромъ стали ломать замокъ. Замокъ былъ массивный и крпкій, но гвозди, заржаввшіе, уступили при первомъ усиліи и онъ упалъ къ ногамъ углекоповъ.
Тогда Леонаръ просилъ товарища стать нсколько поодаль и остерегаться, потомъ медленно сталъ отворять дверь. Какъ только отверзтіе сдлалось довольно велико, чтобы вложить руку съ безопаснымъ фонаремъ въ подозрительное мсто, онъ быстро осмотрлъ его.
Пламя фонаря въ этой новой атмосфер приняло вдругъ темный оттнокъ и такъ значительно увеличилось, что какъ будто хотло растопить свою металлическую оболочку. При этомъ зловщемъ блеск Леонаръ примтилъ копь довольно обширныхъ размровъ, съ сломанными подставками, гд раззореніе казалось ужасне, чмъ въ капелл Черной Двы. Леонара особенно поразило одно обстоятельство: наверху виднлись блые и прозрачные шарики, приходившіе въ движеніе отъ малйшаго колебанія воздуха. Въ тоже время Леонаръ почувствовалъ въ глазахъ легкое ощущеніе, которое можно сравнить съ ощущеніемъ, производимымъ прикосновеніемъ паутины. Это ощущеніе, большое пламя въ фонар, эти шарики имли ужасное значеніе: копь эта была наполнена рудничнымъ газомъ и пройти по ней было невозможно, не подвергаясь величайшимъ опасностямъ.

VIII.
РУДНИЧНЫЙ ГАЗЪ.

Нсколькихъ секундъ наблюденія было достаточно для Леонара, чтобы узнать правду, тогда отодвинувъ назадъ фонарь, пламя котораго приняло опять нормальные рззмры и цвтъ, онъ поспшилъ затворить дверь.
Но онъ уже почувствовалъ дйствіе смертоносныхъ міазмовъ, которые вдохнулъ. У него закружилась голова и онъ долженъ былъ прислониться къ стн галереи. Однако, когда Антоанъ подбжалъ поддержать его, головокруженіе прошло и Леонаръ поблагодарилъ своего друга, разсянно кивнувъ головой.
— Итакъ, печально спросилъ Антоанъ:— ты опять угадалъ справедливо… Тамъ рудпичный газъ?
Леонаръ отвелъ его на нкоторое разстояніе, чтобы мене подвергаться дйствію газа, который вырывался сквозь суставы двери.
Не было возможности скрыть отъ молодыхъ двушекъ ужасную истину. Узнавъ ее, Гертруда вскричала:
— Ахъ! еслибъ, по-крайней-мр. мой милый Антоанъ былъ здравъ и невредимъ, чтобы ухаживать за своей бдной больной матерью!
— Какъ отецъ мой перенесетъ это огорченіе? сказала Амелія въ свою очередь.— Боже мой, пошли мн хорошую смерть!
— Не все еще погибло, съ волненіемъ сказалъ Леонаръ: — умоляю васъ, мадмоазель Амелія, не раздирайте мн сердца, когда мн нужно все мое хладнокровіе и все мое мужество, чтобы дйствовать… Антоанъ, продолжалъ онъ, обращаясь къ своему другу: — не слышалъ ли ты объ одномъ способ, который употребляли прежде въ подобныхъ обстоятельствахъ, когда средства, употребляемыя нын для вентиляціи, не были еще извстны? Каждое утро человкъ въ мокрой одежд и съ зажженнымъ фителемъ спускался въ копь, ложился ничкомъ и сожигалъ газъ, образовавшійся ночью, потомъ работники могли безопасно заниматься своими работами.
— Да, да, я слышалъ объ этомъ, но прибавляли, что очень часто несчастный углекопъ, которому поручалось это дло, погибалъ отъ взрыва, и давно уже отказались отъ этой опасной методы.
— Однако, это единственный способъ выйти отсюда и, принявъ нкоторыя предосторожности… я ршился на этотъ опытъ.
Въ тоже время онъ разскъ на-двое шестъ, которымъ измрялъ обвалъ, и въ разслину вложилъ фитиль, вынутый изъ мшка.
Смлость его плана поразила изумленіемъ его товарищей, по несчастью Амелія пролепетала:
— Подумайте, Леонаръ, умоляю васъ… Вы подвергнетесь почти врной смерти!
— Но если не подвергнусь, то мы все-таки погибнемъ чрезъ часъ. Въ томъ мст, гд мы находимся, воздухъ не возобновляется и портится съ ужасною быстротой… Посмотрите, какъ вы съ Гертрудой уже блдны, какъ вы тяжело дышете… Надо поторопиться, а то будетъ слишкомъ поздно!
— Ты правъ, отвтилъ Антоанъ: — у меня также жужжитъ въ ушахъ и мн кажется… Но если кто-нибудь изъ насъ долженъ подвергнуться смерти для спасенія другихъ, почему же не сдлать этого мн? Здсь моя родственница и невста Гертруда, которую я люблю всей душой, здсь Амелія Ван-Бестъ, благодтельница моя и моего семейства, зачмъ же мн позволять другому жертвовать для нихъ жизнью?
— Нтъ, нтъ, Антоанъ! вскричала Гертруда, обнимая его:— не ходи туда, умоляю тебя… Лучше умремъ другъ возл друга, рука объ руку, молясь Богу, чтобы онъ принялъ насъ въ свой рай!
— Я вижу, милый Антоанъ, что ты любимъ! сказалъ Леонаръ съ меланхолическою улыбкой: — сохрани же себя для твоей матери и Гертруды.
— А вы, Леонаръ, сказала Амелія, схвативъ за руку молодого углекопа: — неужели васъ не любитъ никто? Разв у васъ нтъ родныхъ… любимой женщины, для которыхъ ваша жизнь была бы мила и драгоцнна?
Леонаръ пристально посмотрлъ на нее, она отняла свою руку и потупила глаза.
— Дйствительно, продолжалъ Леонаръ: — у меня есть родственникъ, который всегда показывалъ ко мн родительскую любовь… Небо защититъ его и дастъ ему мужество!
Онъ оставался съ минуту въ задумчивости, потомъ прибавилъ ршительно:
— Выслушай меня, Антоанъ, и помни мои инструкціи. Я одинъ войду въ копь, чтобы зажечь газъ. Тотчасъ посл взрыва, если я не ворочусь, ты опрометью пробги копь. На другомъ конц ты наврно найдешь другую дверь и она, безъ всякаго сомннія, ведетъ въ шахту. Безъ всякой нершимости руби эту дверь топоромъ, руками изъ всей силы, не отдыхая ни минуты. Если ты не можешь ее сломать, постарайся по-крайней-мр выбить нсколько досокъ, чтобы впустить чистый воздухъ. Особенно, что ни случилось бы, не заботься обо мн, если ты увидишь меня мертвымъ или раненымъ, или умирающимъ, я запрещаю теб останавливаться. Ты долженъ стараться спасти этихъ бдныхъ двушекъ, и ты достигнешь этого, доставивъ имъ какъ можно скоре воздухъ, котораго здсь нтъ… Хорошо ли ты меня понялъ? Общаешь ли ты мн въ точности послдовать моимъ наставленіямъ?
— Общаю теб, Леонаръ, однако, я надюсь…
— Довольно… Все готово, но надо принять еще предосторожность.
Онъ подошелъ къ луж и намочилъ свою холстинную одежду, чтобы она не загорлась отъ взрыва, онъ намочилъ также носовой платокъ, которымъ долженъ былъ закрыть себ лицо. Кончивъ это, онъ вернулся къ своимъ товарищамъ по несчастью.
— Отойдите подальше, сказалъ онъ:— взрывъ, безъ сомннія, выбьетъ дверь, обломки которой могутъ васъ ушибить, не считая пламени, которое вырвется какъ изъ горнила… Вамъ надо стать вонъ тамъ, въ этомъ углубленіи, гд вы будете въ безопасности.
Онъ указалъ на впадину въ боку галереи въ тридцати шагахъ отъ двери. Гертруда хотла послдовать этому совту, но усталость, страхъ, а безъ сомннія также вліяніе вреднаго газа заставили ее упасть безъ силъ.
— Я не могу! застонала она.
— Отнеси ее, Антоанъ, сказалъ Леонаръ.
Антоанъ осторожно взялъ кружевницу на руки. Леонаръ хотлъ оказать ту же услугу Амеліи, но хотя она была такъ же слаба и такъ же нездорова, какъ Гертруда, только оперлась о руку молодого углекопа и пошла шатаясь.
Леонаръ казался очень взволнованъ, наконецъ онъ сказалъ тихимъ голосомъ, пожимая, можетъ быть самъ того не примчая, руку Амеліи:
— Я не обманываю себя, предпріятіе, на которое я ршаюсь, даетъ мало возможности на успхъ и, должно быть, чрезъ нсколько минутъ меня не будетъ на свт… Въ этотъ торжественный часъ я не могу удержать въ моемъ сердц тайны, которая противъ моей воли срывается съ моихъ губъ…
Онъ остановился, едва переводя духъ.
— Тайны… пролепетала Амелія Ван-Бестъ.
— Тайны, которую вы безъ сомннія уже угадали, продолжалъ Леонаръ, одушевляясь:— еслибы не были самой невиной женщиной на свт, а въ особенности еслибы васъ не поглощала ваша дочерняя нжность… Амелія, несмотря на раздляющее насъ разстояніе, Амелія… я васъ люблю!
Амелія не отвчала.
— Я васъ оскорбляю, печально продолжалъ Леонаръ:— вы, безъ сомннія, находите очень самонадяннымъ бднаго углекопа, который осмливается длать вамъ подобное признаніе. Можетъ быть, когда-нибудь вы узнаете… Но повторяю вамъ, эта смлость внушаетъ мн увренность умереть сейчасъ, и не будете ли вы когда-нибудь вспоминать о смиренномъ друг, который отдалъ за васъ свою жизнь?
Амелія все молчала. Дошли до указаннаго мста и Амелія сла на скамью, куда Антоанъ уже посадилъ Гертруду. Леонаръ истолковалъ въ смысл мене благопріятномъ для себя молчаніе Амеліи.
— Я вижу, что вы не хотите мн простить моей виновной смлости, сказалъ онъ съ горечью.— Стало быть, мн нечего боле ждать на свт, потому что мое присутствіе будетъ теперь для васъ докучливо и непріятно… Прощайте!
Онъ уходилъ. Амелія удержала его.
— Останьтесь, Леонаръ, заклинаю васъ, сказала она вн себя.— Мы не должны принимать вашей преданности… Останьтесь и, какъ сейчасъ сказала Гертруда, мы умремъ вмст.
— Гертруда любитъ Антоана, а вы…
— Останьтесь, останьтесь, Леонаръ, продолжала Амелія замирающимъ голосомъ: — если мы не можемъ быть соединены въ жизни, гд столько препятствій разлучаютъ насъ, мы соединимся въ вчности.
Леонаръ страстно поднесъ къ губамъ руку молодой двушки и покрылъ ее поцлуями.
— Благодарю, сказалъ онъ:— но я не хочу, чтобы вы умерли, я хочу, чтобъ вы жили для того, чтобы вспоминать… Теперь, если умру, я заране найду въ вашихъ нжныхъ словахъ награду за мою преданность. Не объясняйте вашихъ словъ, они представляютъ мн сомнніе, которое одно уже есть великая радость. Благодарю еще разъ… и прощайте!
Онъ побжалъ къ двери, не слушая Амеліи и Гертруды, которыя звали его. Антоанъ какъ будто совсмъ потерялъ голову и хотлъ стать предъ нимъ. Леонаръ оттолкнулъ его.
— Не забудь моихъ инструкцій, сказалъ онъ:— особенно береги фонари, потому что взрывъ можетъ ихъ погасить.
Свой фонарь онъ не взялъ и ощупью поднялъ шестъ, на конц котораго онъ прикрпилъ фитиль. Слышали, какъ онъ выскалъ огонь. Когда зажегъ трутъ, онъ положилъ его такъ, чтобы фитиль загорлся не сейчасъ, такъ чтобы онъ могъ войти въ опасную копь. Леонара не было видно, только трутъ сіялъ въ темнот какъ свтлякъ. Вдругъ изъ этихъ потемковъ раздался голосъ:
— Прощайте, мадмоазель Ван-Бестъ!.. Прощайте, мои друзья!
— Прощайте, Леонаръ… бдный Леонаръ! отвтили печальные голоса.
Потомъ наступила зловщая тишина, об молодыя двушки закрыли лицо руками. У Антоана достало мужества смотрть, но сердце его билось такъ, что грудь готова была разорваться.
Дверь повернулась на заржавленныхъ петляхъ, искра на трут исчезла, дверь снова заскрипла, запираясь, минута кризиса настала.
Антоанъ инстинктивно бросился въ углубленіе, стараясь предохранить фонари отъ быстраго взрыва.
Такимъ образомъ прошла минута, все оставалось безмолвно. Безпокойство углекопа и его спутницъ дошло до крайней степени. Что же длалъ Леонаръ?
Храбрый молодой человкъ съ необыкновеннымъ присутствіемъ духа не пренебрегалъ мелочными предосторожностями, требуемыми благоразуміемъ, чтобы благополучно совершить свое предпріятіе. Проскользнувъ въ копь, онъ затворилъ за собою дверь какъ можно плотне, потомъ закрылъ лицо мокрымъ носовымъ платкомъ, оставивъ открытыми только глаза, закрытые впрочемъ кожаной фуражкой. Тогда, поднявъ шестъ, началъ ползти на колнахъ и на рукахъ и подвинулся, на сколько могъ судить, къ средин копи. Тутъ онъ легъ на земь и ждалъ.
Но взрыва не было, можетъ быть, трутъ былъ сыръ, можетъ быть также зловредный газъ, смшанный съ воздухомъ, погасилъ его. Леонаръ тмъ боле считалъ основательнымъ это предположеніе, что дыханіе его было судорожно, а виски сильно бились. Онъ поднялъ голову и посмотрлъ. Трутъ все горлъ, хотя медленно, и Леонаръ, пошевеливъ шестомъ, добился наконецъ желаемаго результата. Отъ фитиля поднялось маленькое пламя, быстро увеличивавшееся, при этомъ свт, еще тускломъ, онъ примтилъ надъ собою одинъ изъ тхъ блыхъ и прозрачныкъ шариковъ, которые образуетъ иногда углеродный газъ, къ къ этому-то шарику, удерживая дыханіе и закрывъ глаза, направилъ онъ зажженный фитиль.
Послышался взрывъ, похожій на выстрлъ изъ пушки большого калибра. Копь наполнилась огнемъ и какъ-будто готова была обрушиться. Дверь свалилась, ея огромныя петли разорвались. Хорошо, что Антоанъ и об молодыя двушки спрятались, потому что пламя ворвалось далеко въ галерею, а камни и деревянные обломки разлетлись на большое разстояніе.
Но все это продолжалось не доле блеска молніи, эхо повторило шумъ взрыва, нсколько обваловъ загрохотало внутри капеллы Черной Двы, потомъ тишина возстановилась снова на всемъ пространств подземелья.
Воздухъ погасилъ два фонаря, несмотря на предосторожность Антоана. При свт двухъ другихъ виднлись клубы бловатаго пара, вырывавшіеся изъ копи.
Прошла минута, никто не произнесъ ни слова, не сдлалъ ни малйшаго движенія. Наконецъ Антоанъ всталъ.
— Леонаръ! Леонаръ! цозвалъ онъ изъ всхъ силъ.
— Леонаръ! повторили Амелія и Гертруда.
Но напрасно они прислушивались: они не получали никакого отвта.
— Онъ это предвидлъ! сказалъ Антоанъ съ отчаяніемъ: — онъ умеръ… Теперь я долженъ исполнить инструкціи, которыя онъ мн далъ.
Онъ схватилъ въ одну руку фонарь, а въ другую топоръ Леонара и обратился къ сломанной двери. Об молодыя двушки послдовали за нимъ.
— Нтъ, нтъ, сказалъ онъ поспшно: — дайте разсяться дыму, можетъ быть, еще остался смертоносный газъ… Останьтесь, говорю я вамъ, до-тхъ-поръ, пока я приду за вами.
Но Амелія и Гертруда, въ особенности Амелія, схватившая другой фонарь, не обращали вниманія на эти предостереженія. Он прошли вслдъ за Антоаномъ чрезъ обломки двери въ опасную копь.
Тамъ былъ хаосъ камней, обломковъ, развалинъ. Вс деревянныя подставки исчезли или обрушились отъ ветхости, осталось только немного угольныхъ столбовъ, изъ которыхъ многіе угрожали обрушиться каждую минуту. Уже въ нкоторыхъ мстахъ крыша обвалилась, между тмъ какъ дале — обстоятельство странное, но которое замчается въ угольныхъ копяхъ — земля приподнялась и доходила почти до потолка. Столбы, своды, обломки — все было облито водою, или отъ недавняго взрыва, или отъ просачиванія. Густой дымъ наполнялъ эти грязныя развалины, запахъ былъ такой вонючій, что мутился мозгъ.
Но не этими подробностями занялись Антоанъ и его спутницы. Они продолжали звать Леонара и съ безпокойствомъ отыскивали его. Они нашли его подъ мусоромъ. Вс съ жаромъ принялись снимать съ него тяжелые обломки, давившіе его. Даже Амелія Ван-Бестъ употребила на это свои деликатныя ручки. Когда Леонара освободили, Антоанъ снялъ мокрый платокъ, закрывавшій ему лицо.
Лицо это было мертвенно блдно, глаза зажмурены, ни одинъ мускулъ не трепеталъ. Испуганный Антоанъ приложилъ руку къ сердцу своего несчастнаго друга, сердце перестало биться. Леонаръ казался мертвъ.
Три крика горести раздались въ одно время. Амелія и Гертруда стали на колна возл тла, молились и горько плакали, между тмъ какъ Антоанъ, опустивъ безжизненную руку Леонара, говорилъ восторженно:
— Все кончено для него… Мн остается только исполнить его послднюю волю.
Онъ взялъ фонарь и топоръ, проворно перепрыгнулъ чрезъ обломки и сталъ отыскивать другую дверь, о которой говорилъ Леонаръ. Отыскать ее было не легко. Однако, эта дверь, если и дйствительно существовала, должна была находиться на одной линіи съ первой. Дйствительно, посл нкоторой нершимости, возбужденной потрясеніемъ земли, Антоанъ нашелъ новую дверь, которая, такъ же какъ и первая, казалась довольно крпка.
Куда она вела? Это было неизвстно. Можетъ быть, во вторую копь, тоже наполненную газомъ, и тогда пережившіе эту катастрофу должны были умереть, а можетъ быть въ шахту, и тогда спасеніе ихъ становилось возможнымъ. Эти открытіе, однако, имло чрезвычайную важность и Антоанъ вскричалъ:
— Сюда… Не теряйте мужества, идите сюда!
Не ожидая отвта, онъ началъ выбивать дверь топоромъ. По совтамъ Леонара, онъ неистово колотилъ.
Амелія и Гертруда остались возл безжизненнаго тла. Несмотря на безполезность попеченій, Амелія Ван-Бестъ не могла врить, чтобы храбрый и великодушный молодой человкъ пересталъ существовать. Когда посл новыхъ усилій призвать его къ жизни не оставалось боле сомннія въ печальной истин, она пришла въ отчаяніе.
— Леонаръ, говорила она, наклоняясь къ умершему: — Леонаръ, я васъ люблю… Я могла сомнваться до этой минуты, потому что свтъ поставилъ между нами слишкомъ многочисленныя и слишкомъ высокія преграды для того, чтобы было возможно ихъ переступить, но благородство вашей души, ваша неустрашимость, ваша негограниченная преданность объяснили мн мои собственныя чувства… Я люблю тебя, Леонаръ, и если чрезъ нсколько минутъ мы не соединимся въ другой жизни, прими клятву, которую я даю не принадлежать никому другому!
Амелія говорила очень тихо и шумъ, производимый Антоаномъ, мшалъ слышать ея слова. Притомъ съ Гертрудой сдлалась дурнота, которую можно было приписать вредному воздуху.
Рудничный газъ исчезъ вслдствіе взрыва, но образовалась угольная кислота. Этотъ газъ, опасный не мене перваго и будучи, какъ извстно, тяжеле воздуха, скопился на земл копи. Пламя фонаря, вмсто того, чтобы удлинняться и принимать синеватый оттнокъ, какъ въ водородно-угольномъ газ, теперь блднло и грозило погаснуть.
Этотъ страшный признакъ долженъ былъ бы предупредить двушекъ объ опасности оставаться на колнахъ, но он не знали его важности. Только когда Гертруда хотла встать и когда почувствовала, что непреодолимая сила приковываетъ ее къ земл, стала она подозрвать, какъ велика опасность.
— Боже мой! прошептала она: — что со мною? Я задыхаюсь… Берегитесь, барышня!
Потомъ, собравъ вс свои силы, она закричала:
— Антоанъ, Антоанъ, помоги мн!
Но стукъ топора покрывалъ ея слабый голосъ и она упала безъ чувствъ возл тла Леонара. Хотя экзальтація ума не допустила Амелію примтить этого, но она сама находилась подъ тмъ же зловреднымъ вліяніемъ. Не одна нравственная горесть тснила ея грудь, леденила кровь въ жилахъ. Увидвъ, что кружевница лишилась чувствъ, она хотла приподняться и помочь ей, но мысли ея помутились, голова закружилась и она въ свою очередь повалилась на земь.
— Богу такъ угодно, прошептала она съ послднимъ проблескомъ разсудка: — пусть совершится наша судьба!
Она машинально взяла руку Леонара. Въ эту минуту фонарь погасъ.
Антоанъ на другомъ конц копи ничего не видалъ и не слыхалъ, онъ продолжалъ колотить съ неистовствомъ въ дверь. Онъ самъ находился подъ вліяніемъ смертоносныхъ испареній, онъ чувствовалъ, что силы его быстро истощаются, хотя и не понималъ этому причины, и холодный потъ началъ выступать на его лбу. Онъ сопротивлялся этой непреодолимой слабости, но съ минуты на минуту удары его длались слабе, притупившійся топоръ выскользалъ изъ его дрожащихъ рукъ. Еще нсколько минутъ, и эти дв прекрасныя четы превратились бы въ трупы…

IX.
БЕЗПОКОЙСТВО ОТЦА.

Пока происходили эти страшныя происшествія въ Полиньиской топи, скажемъ, что происходило на поверхности земли.
За часъ до того, какъ работники должны были уйти изъ шахты, Ван-Бестъ воротился изъ города въ маленькомъ тильбюри, которымъ правилъ самъ. Онъ вышелъ у входа на дворъ и, отдавъ свою лошадь безрукому привратнику, вынулъ изъ экипажа тяжелый кожанный мшокъ и пошелъ къ контор. Несмотря на свою драгоцнную ношу, Ван-Бестъ имлъ печальный видъ и лобъ его былъ озабоченъ.
Онъ прошелъ мимо конторщиковъ, не отвчая на ихъ безмолвные поклоны, и вошелъ въ то отдленіе, гд занимался Майеръ, старый кассиръ, пользовавшійся всмъ его довріемъ. Майеръ, не, уступавшій своему хозяину въ флегм и въ медленности въ обыкновенное время, какъ не уступалъ ему въ толщин, вздрогнулъ однако, когда появился хозяинъ, и глаза его прежде всего обратились на мшокъ Ван-Беста. Улыбка засіяла на его лиц, а глаза прищурились подъ зелеными очками.
— А! вамъ-таки удалось? сказалъ онъ кроткимъ голосомъ, составлявшимъ контрастъ съ его толстой фигурой.
— Да, да, любезный Майеръ, отвтилъ Ван-Бестъ, садясь на табуретъ и отирая лобъ, омоченный потомъ:— но не безъ труда. Братья Геренъ, наши банкиры, становятся все несговорчиве… Но все таки мы можемъ расплатиться съ нашими работниками на этотъ разъ.
— А сколько вы привезли? спросилъ кассиръ, оцнивая наглядно то, что находилось въ мшк.
— Пятнадцать тысячъ… и насилу можно было вырвать эту сумму у этихъ проклятыхъ Геренъ!
— Пятнадцать тысячъ! Но вдь намъ надо заплатить работникамъ сегодня же шестнадцать тысячъ пятьсотъ.
— А разв у тебя нтъ денегъ въ касс, Майеръ?
— Конечно есть, но ихъ надо поберечь для непредвиднныхъ издержекъ… Притомъ, продолжалъ кассиръ, понизивъ голосъ:— вы не брали себ въ этомъ мсяц, а вы должны подумать и о себ, и о вашей дочери.
— Я не возьму ничего, отвтилъ Ван-Бестъ:— у меня остается еще франковъ сто, а эта милая двушка такъ экономно ведетъ мое хозяйство… Важне всего расплатиться съ рабочими.
— Да, а они приготовляются хорошо расплатиться съ вами за вашу доброту! сказалъ Майеръ съ горечью:— однако, продолжалъ онъ, опять понизивъ голосъ:— если случится то, что предвидишь, вы не должны тратить вашихъ денегъ…
— Не говори объ этомъ, Майеръ, не длай подобныхъ предположеній, я запрещаю теб, возразилъ хозяинъ мрачнымъ тономъ:— то, чего ты боишься, не случится. Скоро цна на уголь возвысится, заказъ въ дв тысячи тоннъ для желзной дороги дастъ мн средство поправиться. Мои работники усмирятся, работы не прекратятся…
— Не полагайтесь на это и послушайте, можетъ быть, слдовало бы принять благоразумныя мры. Многіе работники получили уже впередъ, потому что ваша дочь и вы, по доброт своей, не позволяете отказывать просьбамъ такого рода, не дадите ли вы мн позволенія вычесть изъ ихъ платы т суммы, которыя они вамъ должны? Въ моей касс такимъ образомъ накопится нсколько тысячъ, которыя можетъ быть очень намъ пригодягся.
— А чмъ будутъ жить эти бдняки до слдующей расплаты? Не хочу, во-первыхъ, это ихъ разсердитъ, а во-вторыхъ, это огорчитъ мою дочь… Кстати, гд Амелія? Зачмъ она нейдетъ поцловать меня?
Должно быть, Ван-Бестъ былъ очень озабоченъ, если еще не спросилъ о своей дочери, хотя воротился уже минутъ десять.
Майеръ сказалъ, что Амелію цлый день не видали въ контор.
— Это странно, прошепталъ Ван-Бестъ.
Онъ съ безпокойствомъ обошелъ весь домъ. Не найдя Амеліи, онъ вышелъ на дворъ, узнать отъ привратника, не вышла ли она. Направляясь къ каморк привратника, онъ примтилъ въ мастерскихъ и надъ навсами необычайное волненіе, но предположивъ, что дло идетъ о вечерней расплат и о замышляемой стачк, хотлъ продолжать путь, когда увидлъ углекопа въ рабочемъ костюм, выбжавшаго изъ шахты къ контор. Ван-Бестъ остановился подождать его. Это былъ старикъ Топферъ, чрезвычайно разстроенный.
— Эй, дядя Топферъ! сказалъ хозяинъ ршительнымъ тономъ:— за коимъ чортомъ ты не на работ?
— Я сейчасъ вамъ скажу… только позвольте узнать, вернулась ли къ вамъ барышня Амелія и другіе?
— Дочь моя? Я ее не видалъ еще и ищу… Какое отношеніе между моей дочерью и твоимъ присутствіемъ здсь въ такое время?
— Ахъ! вы не знаете? отвтилъ старый углекопъ въ чрезвычайномъ смущеніи:— въ копи случилось кое-что.
— Кое-что… Несчастье, можетъ быть? спросилъ испуганный Ван-Бестъ.
— Да, мы услыхали большой шумъ въ старой копи. Туда побжали и нашли, что сдлался обвалъ у входа въ капеллу Черной Двы.
Ван-Бестъ успокоился.
— Ну что-жъ такое? отвтилъ онъ: — я велю поправить, и вотъ еще издержки, на которыя я не разсчитывалъ… Но не къ чему торопиться, туда никто не ходитъ.
— Нтъ, ходятъ, продолжалъ старикъ Топферъ, на лбу котораго выступилъ потъ: — время-отъ-времени ходятъ молиться доброй Дв… Притомъ, когда я сейчасъ поднимался въ пустомъ вагон, мы услыхали такой глухой шумъ, что все задрожало, точно будто взрывъ рудничнаго огня…
— Съ которой стороны?
— Все въ капелл Черной Двы, но ближе къ шахт лстницъ, чмъ къ большой шахт.
— Надо узнать, кто могъ ходить въ такую старую копь.
— Какъ! разв вы не знаете? Разв вамъ не сказали?
Ван-Бестъ началъ серьезно безпокоиться и хотлъ пристать съ разспросами къ старику Топферу, когда другой углекопъ, въ сопровожденіи толпы испуганныхъ работниковъ, подошелъ къ нему. По его огромному росту легко было узнать Высокаго Леопольда.
У противника Леонара вся одежда была изорвана, на лиц еще виднлись слды недавняго пораженія, но онъ, казалось, въ эту минуту забылъ свой гнвъ, свое униженіе, свою ненависть и выказывалъ признаки искренней горести.
— Ахъ! господинъ Ван-Бестъ, сказалъ онъ, подходя:— какое ужасное несчастье! Такая хорошенькая барышня, благодтельница всхъ бдныхъ работниковъ! А эта восхитительная Гертруда, у которой такой бойкій язычокъ!.. И этотъ бдный Леонаръ!.. Не надо думать, чтобы а сердился на него за ныншнее! Мы ршили ссору при всхъ, и онъ оказался искусне меня, но я человкъ чистосердечный, я кротокъ какъ курица. Леопольдъ Бюнеръ извстенъ… А этотъ несчастный Антоанъ Робенъ хорошій углекопъ, хотя ужъ слишкомъ простенькой! Я никакъ не могу вбить себ въ голову, не могу поврить… Вс умерли, вс раздавлены, вс сгорли!.. Къ чему же служитъ молиться? Если Черная Два такъ могущественна, не должна ли была она спасти ихъ всхъ или, по-крайней-мр, добрую, милую барышню?
Ванъ-Бестъ былъ не глупъ, но понятіе у него было медленное и ничто не приготовило его къ катастроф, жертвою которой была его дочь. Однако нкоторыя слова Высокаго Леопольда были такъ значительны, что онъ наконецъ понялъ — и поблднлъ.
— Что ты тамъ поешь? спросилъ онъ, задыхаясь: — какимъ образомъ моя дочь примшана ко всему этому?
— Какъ! вы еще ничего не знаете? сказалъ Высокій Леопольдъ, въ блыхъ глазахъ котораго блеснула злая радость: — въ капелл Черной Двы во время обвала находились ваша дочь, Гертруда, Леонаръ и Антоанъ.
Ван-Бестъ схватилъ его за-воротъ и сталъ трясти.
— Негодяй! закричалъ онъ съ бшенствомъ: — ты насмхаешься надо мною что ли? Разв Амелія спустилась въ копь? Разв она могла?..
Онъ выпустилъ Высокаго Леопольда и началъ дрожать всми членами. Развдчикъ поправилъ свое платье и продолжалъ съ досадой:
— Вы не имете права налагать на меня руки, но я вамъ прощаю, потому что вы достойны сожалнія… А! такъ вы не знаете? Топферъ ничего вамъ не сказалъ? Вы не знаете, что ваша дочь спустилась сегодня утромъ въ копь съ Гетрудой, Антоаномъ Робеномъ и съ этимъ французомъ, котораго зовутъ Леонаръ, чтобы говорить съ углекопами о прибавк платы?.. Посл всхъ рчей они пошли помолиться Черной Дв, и тогда-то случилось несчастье неизвстно какимъ образомъ.
Ван-Бестъ смотрлъ на присутствующихъ, ожидая опроверженія этихъ ужасныхъ извстій, теперь вс работники изъ мастерскихъ столпились около него и ихъ разстроенный видъ нисколько не опровергалъ увреній Высокаго Леопольда, которому онъ недоврялъ. Однако старикъ Топферъ старался смягчить ужасный ударъ, который получилъ прямо въ сердце этотъ бдный отецъ, онъ робко замтилъ, что можетъ быть еще есть надежда.
Ван-Бестъ, сначала мрачный и неподвижный, вдругъ вышелъ изъ оцпеннія.
— Моя дочь! моя Амелія! вскричалъ онъ вн себя: — возможно ли это… Моя дочь въ опасности… можетъ быть умерла! Надо поспшить къ ней на помощь, я спущусь въ копь… Вс за мною! Я запрещаю всмъ работать, вс должны заняться освобожденіемъ этого несчастнаго ребенка. Пусть приготовятъ вагонъ… О, моя дочь, моя возлюбленная Амелія!
Она бросился къ большой шахт, въ сопровожденіи всхъ работниковъ. Извстно, какую преданность обыкновенно выказываютъ углекопы въ подобныхъ обстоятельствахъ, и никто изъ нихъ не хотлъ остаться. Высокій Леопольдъ выказывалъ усердіе не мене другихъ. Онъ бжалъ возл Ван-Беста, говорясь жаромъ:
— Да, пойдемте вс… Не думайте, чтобы въ копи сидли сложа руки, какъ только несчастье сдлалось извстнымъ, они принялись за работу, но у нихъ столько дла! Если будетъ гд-нибудь опасное мсто, отдайте его мн, господинъ Ван-Бестъ. Я такъ любилъ добрую барышню! И у этой маленькой Гертруды была такая плутовская рожица! Притомъ, могутъ подумать, будто я сержусь на Леонара… Леопольдъ Бюнеръ душа-человкъ и преданъ друзьямъ.
Отецъ Амеліи разсянно слушалъ эту болтовню, когда прошелъ первый припадокъ горести, онъ возвратилъ всю свою энергію. Онъ отдалъ приказанія машинисту съ ясностью и точностью. Въ ту минуту, какъ онъ слъ съ нсколькими работниками въ большой вагонъ, онъ сказалъ Топферу, собиравшемуся также хать съ нимъ:
— Бги скоре въ контору, скажи Майеру, что случилось, и вели ему послать сейчасъ за инженеромъ Бернье и за докторомъ Боагаромъ… Ступай скоре, можетъ быть, они оба намъ понадобятся.
Онъ прыгнулъ въ вагонъ, не примчая, что Высокій Леопольдъ уже уцпился за цпи, и поспшилъ подать обычный сигналъ. Вагонъ, съ такимъ количествомъ людей, какое только могло умститься въ немъ, сталъ опускаться въ огромную бездну.
Минуты, проходившія во время спуска, показались очень продолжительны Ван-Бесту. Наконецъ, однако, добрались до нижней галереи и тотчасъ работники, съ неблагоразуміемъ и беззаботностью къ опасности, отличающей ихъ, прыгнули на земь прежде чемъ остановилась машина.
Многихъ зацпщиковъ не было на мстахъ, они работали для спасенія несчастныхъ, находившихся въ опасности. Т, которые оставались, смотрли внутрь галереи и вовсе не думали о своей обязанности. Ван-Бестъ сдлалъ имъ строгій выговоръ. Обязанность зацпщиковъ дйствительно была очень важна въ эту минуту кризиса, когда нсколько сотъ человкъ находились въ копи. Удостоврившись, что это нарушеніе правилне возобновится, Ван-Бестъ пошелъ дальше со всми сопровождавшими его.
Галерея, столь оживленная нсколько часовъ тому назадъ, была теперь пуста, но галерея, которая вела къ капелл Черной Двы, прдставляла неожиданное зрлище.
Мы уже говорили, какъ эта галерея была узка, и для спасенія это представляло боле трудности. Только два человка могли работать рядомъ и разсчищать обвалившіеся матеріалы, а такъ какъ эти обломки некуда было класть, то надо было составить цпъ и передавать ихъ изъ рукъ въ руки до одной истощенной копи, куда ихъ сваливали. Работники составляли огромную цпь, извивающуюся живописно, и фонари ихъ по милости наклонности галереи, представляли огненную пирамиду.
Печальные, разстроенные люди эти изрдка размнивались словами между собою. Когда появился Ван-Бестъ, по всей линіи пробжалъ говоръ и симпатичные взоры устремились на него. Но никто изъ работниковъ не заговорилъ съ нимъ, что сказали бы они ему? Они длали все, что только возможно было сдлать, чтобъ поправить совершившееся несчастье, какія утшенія могли сравниться съ ихъ дятельностью и съ ихъ усердіемъ?
Одинъ Ван-Бестъ проскользнулъ между ихъ тсными рядами. Онъ былъ мраченъ, безмолвенъ и дошелъ, какъ будто не узнавая ни одного углекопа, до того мста, гд случился обвалъ. Какъ мы уже сказали, работа подвигалась съ страшной медленностью. Ван-Вестъ, прислонившись къ стн галереи, смотрлъ съ минуту на двухъ работниковъ, расчищавшихъ обломки, наконецъ онъ сказалъ печально:
— Да сжалится надъ нами Господь! Вы въ три дня и три ночи не успете расчистить это.
— Извините, возразилъ углекопъ Николай, распоряжавшійся этимъ дломъ и самъ не щадившій трудовъ: — мы врно скоро доберемся до капеллы Черной Двы и тогда будемъ работать по восьми и десяти человкъ, а можетъ быть и больше.
— Если даже вы будете работать по двадцати, возразилъ Ван-Бестъ: — вы не можете разобрать этихъ обломковъ прежде двухъ сутокъ… и тогда будетъ слишкомъ поздно… Можетъ быть, слишкомъ поздно и теперь!
Онъ опять впалъ въ уныніе.
— Николай, продолжалъ онъ посл новаго молчанія: — ты хорошо знаешь копь, не извстенъ ли теб выходъ со стороны шахты лстницъ? При жизни моего отца, когда разработывали Королевскую копь, кажется, была галерея, сообщавшаяся съ этой шахтой.
— Правда, но эту галерею давно забыли и теперь трудно будетъ найти въ нее ходъ… Притомъ, вс прежнія подставки обрушились, и когда бывало ходишь въ капеллу Черной Двы, не видишь никакого прохода. Однако, вы заставили меня подумать… Если дйствительно говорили правду, что былъ взрывъ… Но тогда несчастье, можетъ быть, еще врне.
Николай принялся снова съ жаромъ работать киркой, какъ бы не желая отвчать на другіе вопросы.
Вдругъ между работниками началось волненіе и вся линія зашевелилась. Человкъ, полунагой, потому что на немъ были только холстинныя панталоны, быстро подошелъ къ галереи и старался протолкаться. Скоро онъ очутился возл Ван-Беста, который узналъ въ немъ кочегара, находившагося возл костра, служащаго для провтриванія копи.
— Хозяинъ, сказалъ онъ, запыхавшись: — въ шахт лстницъ слышенъ большой шумъ. Точно будто кто стучится молоткомъ, намъ послышались даже голоса… Ничего не видать, но можетъ быть тамъ случилось какое-нибудь несчастье.
— Въ шахт лстницъ! закричалъ Ван-Бестъ: — стукъ и человческіе голоса! Нтъ боле сомннія, они нашли выходъ съ той стороны… Побжимъ туда скоре… Неужели Господь возвратитъ мн мою дочь?
Большой шумъ поднялся между работниками, вс хотли бжать къ шахт лстницъ.
— Чтобы никто не трогался съ мста! закричалъ Ван-Бестъ громкимъ голосомъ:— ну если это фальшивая тревога! Продолжайте вашу работу и думайте, что каждая минута можетъ стоить жизни моей… тмъ, кого мы хотимъ спасти.
Углекопы почувствовали благоразуміе этого приказанія и продолжали свою работу. Ван-Бестъ взялъ съ собою только кочегара и Николая, и поспшилъ выйти изъ галереи.
Дорогою онъ сказалъ кочегару:
— Никто изъ васъ не спускался въ шахту посмотрть, откуда происходитъ этотъ шумъ?
— Какъ же! товарищи поспшили броситься къ лстниц и врно они намъ разскажутъ, что тамъ случилось.
Въ конц длиннаго ряда работниковъ Ван-Бестъ нашелъ людей, спустившихся съ нимъ, между которыми былъ Высокій Леопольдъ. Онъ горячо спорилъ съ однимъ изъ своихъ товарищей.
— Повторяю теб, что у меня твоего топора нтъ, говорилъ Высокій Леопольдъ вполголоса: — я развдчикъ, для чего мн топоръ плотника?
— А я видлъ, какъ ты его взялъ посл того, какъ французикъ Леонаръ отдлалъ тебя. Ты его взялъ украдкой и я думалъ, что ты хочешь употребить его на какое-нибудь дурное дло, я побжалъ за тобой, но ты уже исчезъ… Теперь, когда ты здсь, я хочу, чтобъ ты отдалъ мн мой топоръ.
— Убирайся къ чорту! Нтъ у меня твоего топора, говорю теб опять… Ты врно хочешь, чтобы я переломалъ теб ребра.
Этотъ аргументъ былъ неотразимъ и бдный плотникъ, оробвъ, отошелъ бормоча:
— Хорошо, хорошо… мы опять поговоримъ объ этомъ, долженъ же топоръ найтись.
Ван-Бестъ не обратилъ ни малйшаго вниманія на обстоятельство такое обыкновенное, какъ ссора между работниками за потерявшійся инструментъ. Высокій Леопольдъ, довольный, что заставилъ своего противника замолчать, присоединился къ провожатымъ хозяина.
— Побжимъ скоре къ шахт лстницъ, сказалъ онъ торжествующимъ тономъ:— мн хотлось бы найти случай оказаться полезнымъ, еслибъ даже пришлось рискнуть моей шкурой… Я человкъ откровенный и преданъ друзьямъ.
Но его не слушали. Ван-Бестъ, выйдя въ перевозную галерею, которая шла отъ одной шахты къ другой, бросился бжать и вс, слдовавшіе за нимъ, послдовали его примру. Большой шумъ голосовъ со стороны шахты лстницъ показывалъ, что тамъ случилось какое-то важное происшествіе. Бдный отецъ побжалъ еще скоре и скоро достигъ съ своей свитой того мста, откуда раздавались крики.
Они находились теперь въ шахт провтриванія, и когда поднимали голову, то видли на значительной высот бловатый и ослпительный свтъ, это былъ свтъ дневной. Ярко пылавшій костеръ, который оставался невидимъ, но жаръ котораго чувствовался, установлялъ въ этой гигантской отдушин теченіе воздуха, безъ котораго невозможно было бы оставаться нсколько часовъ сряду въ копяхъ и галереяхъ. Во всю длину шахты было расположено тридцать или сорокъ лстницъ, отдленныхъ одна отъ другой небольшой дощечкою, тутъ поднимались и спускались углекопы, когда не употребляли вагоновъ большой шахты. Но эти лстницы не были видны въ темной шахт, виднлась только самая нижняя, напротивъ перевозной галереи.
Нсколько кочегаровъ, занимавшихся поддержаніемъ огня въ костр и также мало одтые, какъ и гонецъ, собрались внизу лстницы, на которой одинъ изъ нихъ укрплялъ доску. На сорокъ фута выше виднлось какое-то отверзтіе, а въ этомъ отверзтіи мелькалъ свта.
— Ну, друзья мои, что тутъ такое? что случилось? спросилъ Ван-Бестъ запыхавшись.
— Они нашлись, сказалъ одинъ кочегаръ: — они отыскали прежній проходъ въ капеллу Черной Двы… А все-таки трудно вытащить ихъ оттуда… Вонъ тамъ стоитъ Антоанъ Робенъ…
— Но моя дочь?… Кто-нибудь можетъ ли мн сказать…
Ванъ-Бестъ сдлалъ изъ рукъ руперь и закричалъ изъ всхъ силъ:
— Антоанъ! Антоанъ! съ тобою ли Амелія?
Отвчать не спшили, наконецъ слабый голосъ раздался изъ середины шахты:
— Кто меня зоветъ? Господинъ Ван-Бестъ, это вы?
— Да, это я, Антоанъ… Выведи меня изъ безпокойства… гд моя дочь?
— Здсь… возл меня, господинъ Ван-Бестъ, если вы не слышите ея голоса, это оттого, что ей и Гертруд, сдлалось дурно… Но съ-тхъ-поръ-какъ я перенесъ обихъ на воздухъ, он начинаютъ приходить въ себя. Пришлите скоре помощь, потому что я самъ выбился изъ силъ…
— Да, да, идутъ… Заботься хорошенько объ Амеліи…
Въ своемъ отцовскомъ эгоизм, Ван-Бестъ не думалъ освдомляться о Леонар, это сдлалъ другой вмсто него.
— Антоанъ, спросилъ новый голосъ: — а что сдлалось съ нашимъ Леонаромъ?
— Онъ умеръ, мрачнымъ голосомъ отвтилъ углекопъ.
— Неужели?… Какое несчастье!… Вотъ однимъ хорошимъ человкомъ меньше, можно сказать!
Это замчаніе сдлалъ Высокій Леопольдъ, и пока онъ выражалъ свои лицемрныя сожалнія, на его губахъ мелькала отвратительная улыбка.
Оставалось докончить спасеніе жертвъ катастрофы, но какъ сказалъ кочегаръ, дло это было не легкое. Дверь, выбитая Антоаномъ, находилась въ боку шахты, противоположномъ лстницамъ. Слдовательно, между отверзтіемъ и ближайшей лстницей было пространство футовъ въ пять. Какимъ же образомъ Антоанъ, изнуренный усталостью, задыхавшійся, едва державшійся на ногахъ, перескочитъ это пространство, а въ особенности какимъ образомъ перескочатъ его дв бдныя, умирающія двушки? Однако, необходимо было спшить. Хотя посл того, какъ дверь была выбита, Антоанъ и его спутницы дышали боле чистымъ воздухомъ, они еще подвергались вліянію вредныхъ газовъ, скопившихся въ верхнихъ галереяхъ, и можетъ быть это вліяніе, продолжившись, наконецъ разбило бы послдніе остатки жизни въ ихъ истощенныхъ организаціяхъ.
Самый естественный и быстрый способъ спасенія казался тотъ, который приводили въ исполненіе кочегары въ ту минуту, когда явился Ван-Бестъ. Планъ этотъ состоялъ въ томъ, чтобы прикрпить толстую доску съ одной стороны на полу нижней галереи, а съ другой на ближайшую лстницу, и составить такимъ образомъ летучій мостъ. Дятельно продолжали эту работу, которая была кончена въ нсколько минутъ.
Все-таки оставалось самое главное затрудненіе: какимъ образомъ перейдутъ по узкой и шатающейся доск, положенной на сорокъ футовъ надъ землей, несчастные, находившіеся въ старыхъ прокопахъ? Ван-Бестъ, слушаясь только отцовской преданности, хотлъ самъ идти за Амеліей и принести ее на рукахъ, вс возстали противъ этого.
— Извините, сказалъ Николай: — у васъ нтъ ни привычки, ни необходимаго хладнокровія для этого… Предоставьте это мн и я ручаюсь за все.
— Да, да, предоставьте намъ, повторилъ Высокій Леопольдъ: — мы въ этомъ опытны и высвободимъ ихъ оттуда, ручаюсь вамъ.
Ван-Бестъ, понимая благоразуміе этихъ причинъ, ненастаивалъ, однако, онъ поднялся на первую лстницу и добрался до небольшой деревянной платформы, отдлявшей эту лстницу отъ той, на которую опирался летучій мостъ. Николай, въ сопровожденіе Высокаго Леопольда, добрался до вершины второй лстницы и, ршительно перейдя по доск, очутился возл Антоана Робена.
Первымъ движеніемъ обоихъ углекоповъ было броситься на шею другъ другу, хотя до-сихъ-поръ короткости между ними не было. Однако, какъ люди дятельные, они не теряли на умиленіе драгоцнныхъ минутъ и Николай осмотрлся вокругъ, чтобы отдать себ врный отчетъ въ положеніи дла.
Мы знаемъ, что онъ увидалъ при свт фонаря, который Антоанъ усплъ сохранить зажженнымъ: разрушенный прокопъ и три человческія фигуры, безъ движенія распростертыя на земл. Антоанъ, выбивъ дверь, поспшилъ перенести обихъ двушекъ и бднаго Леонара къ отверзтію, въ надежд, что воздухъ, относительно чистый, непремнно оживитъ ихъ, если это еще возможно. Этотъ счастливый результатъ оказался для Амеліи Ван-Бестъ и для Гертруды. Он пришли въ себя, но не могли ни двигаться, ни говорить, и лежали другъ возл друга въ совершенной неподвижности.
Даже Антоанъ, несмотря на свою энергію и свое мужество, не могъ теперь оказывать большой помощи своимъ подругамъ по несчастью. Блдный, изнемогающій, съ слабымъ голосомъ, онъ совсмъ лишился силъ. Николай понялъ это.
— Здсь не надо мшкать, сказалъ онъ: — воздухъ здшній ни къ чорту негодится, стой спокойно и мы сейчасъ тебя освободимъ… Съ кого мн начать? Гд барышня?
Антоанъ указалъ ему на бдную Амелію, которая не совсмъ ясно понимала, что происходитъ, и Николай осторожно поднялъ ее. Когда онъ проходилъ съ нею въ выбитую дверь, молодая двушка вышла изъ своей летаргіи.
— Леонаръ!.. Не забудьте Леонара! пролепетала она.
— Да, да, отвтилъ Николай, переступая по опасному проходу:— его не забудутъ… Эй! ты, Высокій Леопольдъ, обратился онъ къ развдчику, который ждалъ его на лстниц:— бери барышню и ступай осторожне.
Высокій Леопольдъ подходилъ уже взять Амелію, когда Антоанъ Робенъ, слдившій за каждымъ движеніемъ Николая, вдругъ закричалъ, съ бшенствомъ стиснувъ кулакъ:
— Какъ! развдчикъ здсь? Какъ онъ сметъ показываться? Мы почти уврены, что онъ причиною этого несчастья!.. Не позволяйте ему дотрогиваться до барышни, прогоните его или случится какое-нибудь новое несчастье.
Высокій Леопольдъ, несмотря на свое обычное безстыдство, совсмъ растерялся.
— Возможно ли это? пролепеталъ онъ: — обвинять меня въ подобной гнусности!.. Ты поплатишься мн за это, Антоанъ Робенъ!
— Никто, кром меня, не дотронется до моей возлюбленной дочери, ршительно сказалъ Ван-Бестъ.
Онъ проворно поднялся на лстницу и взялъ Амелію. Она обвилась рукою вокругъ его шеи, прошептавъ едва внятнымъ голосомъ:
— Папа! добрый папа!
Ван-Бестъ, трепеща отъ счастья, поцловалъ ее и началъ спускаться чрезвычайно осторожно.
Въ эту минуту работники столпились со всхъ сторонъ и многіе изъ нихъ, такъ же какъ и кочегары, собравшіеся внизу лстницъ, слышали серьезныя обвиненія противъ Высокаго Леопольда. Развдчикъ понялъ по ихъ наружности, что дерзость ему неудастся, онъ тоже спустился, говоря съ видомъ оскорбленнаго достоинства:
— Если не хотятъ моихъ услугъ… Но надо доказать то, что говорятъ, и тогда мы увидимъ.
О немъ уже не думали среди такихъ событій. Николай опять появился на доск, неся Гертруду. У кружевницы осталось на столько сознанія, чтобы чувствовать новую опасность, которой она подвергалась, и видя себя такимъ образомъ висящею на огромной высот надъ пустымъ пространствомъ, она не могла удержаться отъ слабыхъ криковъ. Къ счастью, у Николая были такіе крпкіе нервы, что онъ не смутился, онъ передалъ молодую двушку на руки одному углекопу, который успокоилъ ее ласковыми словами и наконецъ благополучно донесъ до низу.
Оставалось перенести Леонара, и вс работники уже знали, что онъ погибъ. Когда Николай показался съ этимъ безчувственнымъ тломъ, съ закрытыми глазами, съ висящими руками, говоръ состраданія пробжалъ между присутствующими. Они думали, что рано или поздно могутъ умереть такою же смертью, и мысль эта внушала имъ сочувствіе къ главной жертв этой катастрофы. Пока два сильныхъ работника несли Леонара и медленно спускались съ лстницъ, Антоанъ, поддерживаемый Николаемъ, благополучно спустился внизъ.
Большое волненіе поднялось между углекопами. Одни пожимали руку Антоану, другіе предлагали ему водку и длали вопросы, на которые онъ отвчать еще не могъ. Многіе стали на колна возл Леонара и оттирали его, обливая холодною водой его прекрасное, блдное лицо. Что касается двушекъ, то свжій воздухъ, свободно проходившій въ этомъ мст, окончательно привелъ ихъ въ чувство. Ван-Бестъ и Амелія обнимались со слезами и произносили безсвязныя слова.
Однако, необходимо было избавить жертвъ несчастнаго случая отъ вреднаго вліянія копи. Такъ какъ он не были въ состояніи подняться на лстницы, то не оставалось ничего другого, какъ вернуться въ большую шахту, гд въ нсколько минутъ он поднимутся на машин. Ршили, что Амелію и Гертруду посадятъ въ маленькій вагонъ и по перевозной галере, по рельсамъ, довезутъ до главной шахты.
Пока побжали за вагономъ, люди, окружившіе Леонара, не переставали оказывать ему помощь, внушаемую имъ опытностью. Все казалось безполезно.
— Ахъ! товарищи, я уже длалъ всевозможное, печально сказалъ Антоанъ:— но нтъ боле средствъ… Однако никогда въ полиньиской копи не бывало боле честнаго человка.
— Ты правъ, прибавилъ Высокій Леопольдъ лукавымъ тономъ: — и какой у него былъ кулакъ! Останься Леонаръ живъ, мы были бы друзьями на жизнь и на смерть… Дружба, начинающаяся тумаками, самая прочная, знаете ли вы?
Антоанъ былъ возмущенъ этимъ лицемрствомъ, но такъ какъ въ сущности только подозрвалъ развдчика, онъ не смлъ повторить обвиненія. Ободренный этимъ молчаніемъ, Высокій Леопольдъ продолжалъ:
— Товарищи, понимаете ли вы теперь, какъ смшно ваше суевріе? Вотъ эти бдные люди пошли молиться Черной Дв и что же изъ этого вышло? Одинъ умеръ, а другіе чуть живы.
— Прикуси себ языкъ, Высокій Леопольдъ, строго сказалъ старикъ Топферъ, который только-что подошелъ.— Ты говоришь словно язычникъ… Кто знаетъ, не погибли бы также барышня, Гертруда и Антоанъ безъ заступничества Черной Двы?
Старикъ набожно перекрестился. Высокій Леопольдъ расхохотался.
— Извстно, что ты старый дуралей, сказалъ онъ Топферу: — а ваша знаменитая Черная Два…
— Молчи! перебилъ Антоанъ торжественнымъ тономъ:— не богохульствуй и помни, что рано или поздно Черная Два накажетъ тебя за нечестивость!
Въ эту минуту пріхалъ вагонъ, Ван-Бестъ поспшилъ посадить туда свою дочь и Гертруду. Когда хотли хать, Амелія опять вскричала:
— А Леонаръ? Я не хочу оставлять его такимъ образомъ… Милый папа, если я еще жива, если Гертруда и Антоанъ избавились ужасной опасности, мы этимъ обязаны мужеству и преданности Леонара. Помстите его возл насъ… Мы не можемъ не оказать уваженія останкамъ нашего спасителя.
Крупныя слезы текли изъ ея глазъ. Углекопы казались очень тронуты этой данью признательности, оказанной очаровательной дочерью хозяина памяти ихъ товарища.
По знаку Ван-Беста, они стали переносить Леонара въ вагонъ, по желанію Амеліи. Вдругъ Николай, бывшій въ числ тхъ, кто исполнялъ это дло, радостно вскрикнулъ.
— Онъ пошевелился, сказалъ онъ вн-себя:— клянусь вамъ, онъ пошевелился!
Это неожиданное извстіе возбудило чрезвычайное волненіе, вокругъ тла столпились и при свт нсколькихъ фонарей подсматривали малйшее содроганіе мускуловъ въ этомъ разстроенномъ лиц.
Дйствительно, Леонаръ сохранилъ остатокъ жизни. Извстно, что въ нкоторыхъ случаяхъ удушенія тло можетъ сохранять видъ смерти нсколько часовъ сряду, а не прошло еще и получаса посл взрыва рудничнаго газа въ капелл Черной Двы. Сверхъ того, помощь, оказанная несчастному человку Антоаномъ и углекопами, можетъ быть, была не безполезна, хотя дйствіе ея не было немедленное. Однако, если Леонаръ еще былъ живъ, существованіе его держалось на волоск, потому что боле минуты взоры всхъ, устремленные на него, не могли примтить этого успокоительнаго признака.
Наконецъ одинъ изъ присутствующихъ, приложивъ руку къ груди молодого человка, объявилъ, что чувствуетъ слабое біеніе сердца. Когда еще сомнвались въ этомъ, губы Леонара полураскрылись и изъ нихъ вырвался вздохъ.
— Онъ живъ! онъ живъ! вскричала Амелія.
Углекопы, ободренные этими благопріятными признаками, столпились снова около своего бднаго товарища. Пока они продолжали тереть его, одинъ изъ нихъ усплъ влить въ ротъ умирающаго нсколько капель водки. Эта помощь прекрасно удалась. Дыханіе, хотя медленное и неправильное, скоро пошло своимъ порядкомъ. Леонаръ не раскрывалъ еще глазъ, но не было никакого сомннія на счетъ возможности возвратить его къ жизни. Амелія была вн себя отъ радости. Ван-Бестъ сказалъ углекопамъ:
— Этого довольно, оставьте его въ поко теперь… Онъ не умеръ, это главное, докторъ ожидаетъ насъ наверху, а въ особенности свжій воздухъ оживитъ его. Важне всего увезти его отсюда.
— Да, да, помстите его возл насъ! вскричала Амелія: — ну поторопитесь… Боже мой! только бы это была не пустая надежда!
Топферъ и Николай осторожно положили Леонара въ вагонъ, Амелія и Гертруда поддерживали его дрожащими руками, потомъ быстро, но безъ толчковъ, покатили вагонъ къ выходу. Работники, задумчивые и молчаливые, стояли въ рядъ вдоль галереи и. почтительно смотрли, какъ прозжали жертвы ихъ суроваго и опаснаго ремесла. Дохавъ до большой шахты, Ван-Бестъ и Антоанъ тоже помстились въ вагон, который тотчасъ былъ прицпленъ къ машин. Николай и Топферъ ухватились за цпи, подали сигналъ, и вс вернулись къ дневному свту, котораго чуть-было не лишились навсегда многіе изъ нихъ.
Въ ту минуту, какъ Ван-Бестъ соскочилъ на земь внутри зданія, два человка, собиравшіеся спуститься въ копь, приблизились къ нему. Одинъ былъ инженеръ, другой докторъ Боагаръ, искусный врачъ, которому не одинъ углекопъ былъ обязанъ здоровьемъ и жизнью. Пока Ван-Бестъ разговаривалъ съ инженеромъ, докторъ, повинуясь великодушнымъ инстинктамъ своей профессіи, разсматривалъ Леонара, котораго Топферъ и Николай положили на земь.
Амелія съ безпокойствомъ слдила за каждымъ движеніемъ доктора. Не будучи въ состояніи ничего прочесть на этомъ безстрастномъ лиц, она спросила:
— Не правда ли, вы ручаетесь за него… еще не слишкомъ поздно спасти его?
— Я не могу ручаться ни за что, сначала необходимо удостовриться, нтъ ли какого серьезнаго внутренняго поврежденія…
Амелія казалась въ отчаяніи отъ этого двусмысленнаго отвта. Боагаръ прибавилъ:
— Къ чему пугаться такъ скоро? Мы имемъ дло съ субъектомъ здоровымъ, сильнымъ, богатое сложеніе котораго представляетъ большіе рессурсы… Но куда мы его перенесемъ?
— Ко мн, въ мою комнату, на мою постель, сказалъ Ван-Бестъ: — я не могу не сдлать этого для мужественнаго молодого человка, который спасъ жизнь моей дочери.
— Благодарю, благодарю, добрый папа! вскричала Амелія, бросаясь къ нему на шею.

X.
ШАБАШЪ У РАБОТНИКОВЪ.

Черезъ дв недли посл разсказанныхъ нами происшествій многія и печальныя перемны произошли въ Полиньи.
Все было безмолвно и пусто въ мастерскихъ подъ навсами. Молотки молчали, могучія машины отдыхали, горны погасли, высокія трубы, обыкновенно выбрасывавшія къ небу клубы дыма, высились теперь какъ обгорлыя балки зданія, уничтоженнаго пожаромъ. Дверь завода оставалась отворенной, но никто не переступалъ боле за ея брошенный порогъ и вагоны, наполненные углемъ, неподвижно стояли на рельсахъ, уже начинавшихъ ржавть.
Въ копи таже пустота и таже печаль. Ея дятельное народонаселеніе бросило прокопы, гд царствуетъ зловщая тишина, печальное спокойствіе. Вода и зловонные газы, эти драконы, поставленные оберегать промышленныя сокровища, спрятанныя природою въ ндрахъ земли, одни остались властелинами въ этихъ громадныхъ пещерахъ.
Если веселье, и одушевленіе исчезли изъ копи и мастерскихъ. они не нашли пріюта въ деревн, гд живутъ работники. Тамъ также все мрачно и печально, улицы пусты, въ отворенныя окна не видать многолюдныхъ семействъ, спокойно обдающихъ, не слышно веселаго пнія, хохота молодыхъ двушекъ, дтскихъ игръ, которыя очаровывали глаза и сердце прохожаго. Если какой-нибудь житель отваживается выйти изъ своей квартиры, походка его нершительная, видъ праздный и задумчивый. Женщины съ красными глазами проходятъ быстро, чтобы не примтили ихъ бдной одежды. Мужчины и женщины исхудалы и унылы. Кабакъ старухи Бишетъ остается отворенъ и тамъ въ постителяхъ недостатка нтъ, но веселыхъ питуховъ, страстныхъ игроковъ больше не бываетъ. Только остались скучающіе бдняги, уныло переговаривающіеся нсколькими словами.
Это оттого, что отвратительный демонъ праздности распростеръ свои крылья надъ Полиньиской деревней, влача за собою свою обыкновенную свиту — нищету, голодъ, ненависть, это потому, что предостереженій людей благоразумныхъ, трогательныхъ просьбъ Амеліи Ван-Бестъ не послушались. Несмотря на соображенія всякаго рода, которыя могли бы измнить ихъ ршимость, углекопы, въ часъ, условленный между ними, бросили работу съ пагубной точностью. Одни поддались дурнымъ совтамъ интригановъ, другіе повиновались чувству братства и солидарности, которое соединяетъ работниковъ одного ремесла, чувству благородному и великодушному, которое не должно было бы имть подобныхъ результатовъ. Другіе опять должны были отказаться отъ работы, потому что недоставало рукъ и одни они не могли успвать заниматься работою. Но вс теперь подвергаются одной нужд, одному страданію, можетъ быть даже одному сожалнію, хотя самолюбіе и недовріе мшали имъ роптать.
Таково было несчастное положеніе работниковъ Ван-Беста въ тотъ день, когда мы продолжаемъ этотъ разсказъ. По насмшк судьбы день этотъ былъ именно праздничный въ деревн. Но большая часть жителей сидла запершись дома. Молодыя двушки, слывшія самыми хорошенькими и самыми страстными танцорками, и не думали выходить на площадь.
Въ половин дня нашъ пріятель Антоанъ Робенъ пробирался вдоль домовъ, какъ-будто боясь, что его узнаютъ, къ своему дому. Старая кожанная шляпа и блуза составляли весь его нарядъ. Можетъ быть, эта одежда была причиною его смиреннаго и угрюмаго вида. Однако, когда онъ проходилъ мимо кабака старухи Бишетъ, онъ не могъ устоять отъ желанія заглянуть украдкой въ нижнюю залу, окна и дверь которой были отворены. Кабакъ былъ украшенъ зеленью и, хотя былъ наполненъ народомъ, пьющихъ, какъ мы сказали, было гораздо меньше, чмъ любопытныхъ и праздныхъ.
Антоанъ хотлъ продолжать путь, когда звукъ знакомаго голоса, а также нсколько словъ, имвшихъ для него особенный интересъ, привлекли его вниманіе. Онъ сдлалъ видъ, будто смотритъ на выставку разнощика, помстившагося на улиц, и сталъ прислушиваться къ разговорамъ, происходившимъ въ кабак.
Боле всхъ говорилъ Высокій Леопольдъ, сидя за кружкой пива, онъ по-своему разглагольствовалъ кружку работниковъ, которые съ сухимъ ртомъ и пустымъ брюхомъ разсянно слушали его.
— Я утверждаю, друзья мои, что это отвратительно! кричалъ онъ, ударяя кулакомъ по столу.— Каждый годъ въ этотъ праздникъ Ван-Бестъ давалъ намъ награжденіе, чтобы мы могли выпить чарочку и забыть на минуту нищету. Этотъ годъ. онъ не далъ намъ на копейки, и если бы тетка Бишетъ, женщина добрая, не согласилась отпускать мн въ долгъ, мн пришлось бы пить водицу въ праздничный день. Хоть изржь меня въ куски, а я мысль свою не скрою. У меня что на душ, то и на язык.. Ван-Бестъ скряга, безсердечный человкъ.
Высокій Леопольдъ опорожнилъ стаканъ пива.
— Да вдь заводъ закрытъ и мы работать не хотимъ, сказалъ старикъ Топферъ.
— Мы работать не хотимъ, потому что богачи на насъ вызжаютъ и жирютъ нашимъ потомъ. Ты старикъ, Топферъ, и я тебя уважаю, но ты чертовски глупъ, старикашка! Мы вдь весь годъ работали для Ван-Беста, и если онъ принуждаетъ насъ оставить работу, разв онъ долженъ лишать насъ обычной награды? Въ такой день, какъ сегодня, намъ нечего пить и сть, не на что даже выкурить трубочки! Кстати, кто-нибудь изъ васъ не можетъ ли дать мн табаку?
Одинъ изъ, присутствующихъ подалъ ему кисетъ, изъ котораго Высокій Леопольдъ захватилъ безъ церемоніи.
— Не надо однако быть жестокимъ къ бдному Ван-Бесту, сказалъ Николай, сидвшій въ углу:— говорятъ, что онъ совершенно раззорился, что онъ обанкротится. Я видлъ здсь надняхъ полицейскихъ, и Богу извстно, когда наши бды кончатся!
Горестный говоръ поднялся въ собраніи.
— Неужели вы врите этимъ розсказнямъ? Ван-Бестъ раззорился! Хотлось бы мн раздлить между нами то, что у него осталось, мы вс могли бы разъзжать въ каретахъ! Разв вы не слыхали, какъ барышня говорила, что у отца ея два милліона? Если она сказала два, значитъ у него по-крайней-мр четыре. Жалйте же о немъ! Ужъ, стало быть, притсняли бдныхъ людей, если нажили такое богатство! Притомъ вспомните, сколько денегъ было въ касс въ послдній разъ, какъ расплачивались. И бленькихъ и желтенькихъ было вдоволь, не считая банковыхъ билетовъ. Бдные барашки, васъ всегда будутъ стричь до-тхъ-поръ, пока… до-тхъ-поръ, пока все приведется въ порядокъ.
Антоанъ съ негодованіемъ слушалъ эти розсказни, которые, повидимому, производили большое впечатлніе на несчастныхъ работниковъ, раздраженныхъ страданіемъ. Чрезъ нсколько минутъ развдчикъ продолжалъ съ своей обычной самоувренностью:
— Еще одно, товарищи: Ван-Бестъ и его дочь имли намреніе сыграть съ нами гадкую штуку, сидя у себя взаперти въ праздничный день. Въ прошлые года они всегда ходили въ деревню, давали призы за стрльбу изъ лука и ружья, покупали что-нибудь у разнощиковъ. Но ныншній годъ они дуются на насъ и не удостаиваютъ показаться на праздник….
— Держи языкъ за зубами, перебилъ Николай, который началъ приходить въ нетерпніе отъ злыхъ рчей развдчика: — еслибъ господинъ Ван-Бестъ и его милая барышня пришли на праздникъ, ты непремнно сталъ бы уврять, что они приходятъ намъ наперекоръ… Держи языкъ за зубами, говорю теб. Твое краснобайство надлало намъ много вреда. Ты холостъ и заботиться теб не о чемъ, будь у тебя, какъ у меня, жена и четверо дтей, умирающихъ съ голода дома… А что касается господина Ван-Беста и его дочери, я не знаю, богаты они или бдны, могли или нтъ прибавить плату, но они были къ намъ добры, и я не люблю, когда о нихъ дурно говорятъ.
— Добры къ намъ, добры къ намъ! презрительно повторилъ Высокій Леопольдъ: — говори за себя. Ты и многіе другіе на лапкахъ стояли предъ ними, но люди, уважающіе себя и свободные… Что и говорить-то о ихъ доброт! Какъ они поступили съ французикомъ Леонаромъ, который такъ отдлалъ меня тамъ въ копи?.. Я на него за это не сержусь, напротивъ, я готовъ выпить чарочку вмст съ нимъ… За его здоровье отецъ и дочь должны бы поставить свчу, говорятъ, что онъ спасъ жизнь барышн, безъ него, и дура Гертруда, и дуралей Антоанъ Робенъ тоже отправились бы на тотъ свтъ… Ну, какъ же хозяинъ и его дочь обошлись съ бднымъ французикомъ? Сначала, признаюсь, все шло хорошо, они помстили Леонара у себя и увряютъ, что кормили его пирогами, конфектами, поили виномъ. Но врно хотли этимъ привлечь насъ. А когда чрезъ три дня увидали, что мы не возвращаемся на работу, притворствовать надоло — и Леонара выгнали. Когда уходилъ съ завода, онъ былъ похожъ на мертвеца. Куда двался товарищъ нашъ Леонаръ? Онъ врно умеръ отъ нищеты и горя въ город, потому что съ-тхъ-поръ ничего о немъ неизвстно… Хвалите посл этого доброту богачей! Они вс бездушные и безсердечные… Эти выгнали нашего бднаго Леонара, прежде чмъ онъ выздоровлъ.
— Ты безстыдно лжешь! вскричалъ съ бшенствомъ новый голосъ:— самъ Леонаръ захотлъ ухать… Я это знаю, онъ самъ мн говорилъ!
Антоанъ Робенъ съ раскраснвшимся лицомъ появился вдругъ у окна. Глаза всхъ обратились на него, развдчикъ, узнавъ его, пожалъ плечами.
— Ты очень громко поешь, мальчикъ, сказалъ онъ презрительно:— но ты не посмлъ бы говорить такимъ образомъ, еслибъ не стоялъ далеко отъ меня.
— Куда не шло! вскричалъ Антоанъ:— вотъ и я здсь!
Онъ прыгнулъ въ окно въ нижнюю залу. Высокій Леопольдъ гордо выпрямился.
— Я тебя не боюсь, сказалъ онъ: — ни тебя, ни другихъ… ты, кажется, подслушиваешь у дверей.
— Во-первыхъ, я былъ у окна, отвтилъ Антоанъ, нсколько смутившись отъ этого упрека: — я смотрлъ на товаръ вонъ того купца, когда невольно услыхалъ клеветы противъ господина Ван-Беста и его достойной дочери. И я не могъ удержаться, чтобъ не сказать, что вс слова твои ложь.
— Ты хочешь поссориться со мною, Антоанъ, но мои друзья знаютъ, что я могу однимъ ударомъ кулака раскромсать тебя на-четверо, и этого для меня достаточно. Всмъ извстно, почему ты защищаешь Ван-Бестовъ: они завалили васъ подарками, твою семью и тебя, каждый день приносятъ что-нибудь для твоей матери и для Гертруды. Вы отдльная шайка, вы поживаете въ изобиліи въ то время, какъ у другихъ подтягиваетъ животъ.
— Вотъ это опять ложь, печально сказалъ Антоанъ:— посл этой несчастной стачки барышня Амелія у насъ не была, мать моя и Гертруда ничего отъ нея не получали, такъ что я сейчасъ отъ… Но до того, гд я былъ сейчасъ, никому нтъ дла кром меня.
— А! вы не видали ее дв недли? Стоило же такъ унижаться предъ отцомъ и дочерью! Можетъ быть, теперь вы лучше будете умть держать себя… Я умю себя держать и не поізаю у ногъ богачей.
— Дло идетъ не объ умньи себя держать, а о томъ, что барышня все больна посл приключенія въ капелл Черной Двы и у нея докторъ бываетъ каждый день. Отецъ не отходитъ отъ нея, притомъ бдный господинъ Ван-Бестъ очень огорченъ своимъ раззореніемъ… Право, Высокій Леопольдъ, теб стыдно бы говорить такъ дурно о твоемъ бывшемъ хозяин. А что касается Амеліи, Леонара и насъ, я спрашиваю тебя, какъ у тебя достаетъ смлости произносить ихъ имена.
— А почему не произносить ихъ? съ наглостью спросилъ развдчикъ.
— Потому что если мы еще на этомъ свт, то вина не твоя.
— Какъ! ты смешь повторять эту гнусность? закричалъ Высокій Леопольдъ, поблднвъ:— обвинять въ низости меня, честнаго человка, у котораго что на душ, то и на язык!
— Ужъ какъ не отпирайся, а въ ту минуту, какъ мы входили въ капеллу Черной Двы, мы вс слышали два удара топоромъ, отъ нихъ-то и сдлался обвалъ, отъ котораго мы чуть не погибли.
— Дйствительно, въ тотъ самый день, сказалъ плотникъ, уже имвшій споръ съ развдчикомъ:— Высокій Леопольдъ взялъ мой топоръ и съ-тхъ-поръ такъ и не отдалъ.
— Я васъ обоихъ отколочу! закричалъ Высокій Леопольдъ, вн-себя отъ бшенства.
Но на этотъ разъ онъ понялъ по физіономіи присутствующихъ, что слдуетъ оправдаться.
— Обращаюсь ко всмъ честнымъ людямъ, слушающимъ меня, продолжалъ онъ съ видомъ оскорбленной добродтели: — найдется ли на свт безумный человкъ, чтобы колотить топоромъ въ балки, уже сгнившія? Многіе изъ васъ видли этотъ обвалъ. По чистой совсти скажите, возможно ли человку сдлать это, не подвергая опасности свою жизнь?
Присутствующіе единогласно подтвердили, что увренія Высокаго Леопольда очень правдоподобны.
— Слышали трескъ балокъ, продолжалъ развдчикъ, одобренный этимъ успхомъ: — это былъ трескъ балокъ и больше ничего. А что касается топора Паскаля, я не помню, чтобы его бралъ, и онъ безъ сомннія найдется, а если не найдется, я дамъ ему другой, я не хочу, чтобы меня обвиняли въ томъ, что я затерялъ вещи товарища. А теперь, друзья, найдутся ли между вами такіе, которые захотятъ сказать что-нибудь противъ моей чести? Пусть говорятъ… Если кто сомнвается, тотъ долженъ прямо признаться.
Можетъ быть, кто-нибудь и сомнвался, но никто не смлъ этого сказать. Одинъ Антоанъ закричалъ:
— Все это не значитъ ничего! Очень можетъ быть…
Высокій Леопольдъ не далъ ему времени кончить.
— Ты мн поплатишься за твою глупость и злость, сказалъ онъ, смотря на Антоана сверкающими глазами.
Прежде чмъ Антоанъ усплъ стать въ оборонительное положеніе, развдчикъ кинулся на него и сталъ бить его кулаками съ необыкновенною силой. Антоанъ сначала отороплъ, но потомъ поспшилъ отвтить тмъ же.
— Негодяй! закричалъ онъ: — напрасно ты чванишься, Леонаръ отколотилъ тебя и я въ свою очередь отколочу.
Къ несчастью, у Антоана не было ни силы, ни ловкости Леонара, несмотря на свою неустрашимость, онъ не могъ надяться побдить этого колосса. Чрезъ минуту противникъ повалилъ его.
Однако онъ еще не считалъ себя побжденнымъ и приподнимался, чтобы опять приняться за драку, когда одно неожиданное обстоятельство измнило положеніе дла. Когда онъ упалъ, бутылка съ виномъ и холодная дичина, завернутая въ бумагу, выпали изъ его кармана. Бутылка разбилась, вино пролилось, а дичь такъ скомкалась въ этой рукопашной драк, что негодилась къ употребленію. Антоанъ этого не примтилъ, но Высокій Леопольдъ закричалъ насмшливымъ тономъ:
— Эй! товарищи, видите, какъ Антоанъ Робецъ съ своей семьей приготовлялся пировать на праздник? Когда у насъ куска хлба нтъ и пивомъ освжить ротъ не можемъ, у него дятъ дичь и попиваютъ французское вино! Будете вы теперь сомнваться, что это шпіонъ Ван-Беста?.. Однако, онъ сейчасъ уврялъ, что не иметъ съ ними никакихъ сношеній.
Жалкая человческая натура! Провизія въ карман молодого углекопа въ эту минуту общей нищеты отвлекла отъ него всякое сочувствіе. Лица нахмурились, въ собраніи поднялся ропотъ. Антоанъ при коварныхъ увреніяхъ Высокаго Леопольда обернулся.
— Боже мой, какое несчастье! закричалъ онъ, съ отчаяніемъ смотря на раздавленную дичь:— бутылка разбилась вдребезги, я это купилъ для моей бдной больной матери, чмъ она теперь пообдаетъ?
— Купилъ! вскричалъ Высокій Леопольдъ:— стало быть, у тебя есть деньги? Посмотрите, у него есть деньги!
— А если и такъ, разбойникъ? возразилъ Антоанъ, съ которымъ сдлался новый припадокъ бшенства.
Онъ хотлъ броситься на развдчика, но присутствующіе не допустили.
— Довольно! сказалъ Николай повелительно:— у тебя силъ не хватитъ. Притомъ, ты неправъ, людей нельзя обвинять безъ доказательствъ. Уходи, это будетъ лучше всего.
— Да, да, улепетывай скоре, прибавилъ Топферъ:— у тебя можетъ быть намреніе хорошее, но языку воли давать нельзя.
Напрасно раздраженный Антоанъ хотлъ возражать, общественное мнніе возстало противъ него. Шумный говоръ покрылъ его голосъ и толпа работниковъ, между которыми находились Топферъ и Николай, толкала его къ дверямъ. Убжденный въ невозможности образумить этихъ предубжденныхъ людей, Антоанъ ршился отступить. Онъ не думалъ даже о томъ, чтобы потребовать остатки дичи, которую этотъ неразборчивый и гододающій людъ оспаривалъ другъ у друга, и вышелъ изъ кабака, дверь котораго шумно затворилась за нимъ.
Бдный молодой человкъ былъ въ самомъ жалкомъ положеніи. Все лицо его было разбито, одежда разорвана, блуза замочена виномъ, пролившимся изъ разбитой бутылки. Стыдясь своего безпорядка, онъ боле прежняго уклонялся отъ глазъ прохожихъ и даже боялся, чтобы шумъ его шаговъ не привлекъ вниманія на него.
Однако дурное обращеніе, униженіе, которому онъ подвергнулся, не были единственною причиной его печали. Чмъ боле онъ приближался къ своему дому, тмъ очевидне становилось его безпокойство.
Въ ту минуту, какъ онъ входилъ къ себ, онъ остановился поправить одежду и вытереть кровь съ лица, потомъ робко проскользнулъ въ комнату матери.
Больная, по обыкновенію, сидла на постели. Голова ея и плечи были покрыты красной мантильей, которыя носятъ крестьянки въ Гено. Въ ту минуту, когда вошелъ ея сынъ, глаза ея были полны слезъ, но она тотчасъ отерла эти слезы.
— А! вотъ ты явился наконецъ! сказала она тономъ, въ которомъ негодованіе смшивалось съ горестью:— какъ быть на свт такому бдному существу, какъ я? Вс бросили меня, три битыхъ часа мой сынъ и моя племянница оставляютъ меня одну, безъ пищи, безъ помощи, и веселятся на этомъ проклятомъ праздник… Плачь, плачь, бдная старуха! Для чего ты не умерла въ одно время съ твоимъ мужемъ? Ты не зависла бы теперь отъ неблагодарныхъ дтей, которымъ надола твоя жизнь.
Антоанъ ожидалъ упрековъ, но не предполагалъ, чтобы они приняли такую колкую форму. Взявъ руку больной, онъ сказалъ умоляющимъ тономъ:
— Ради Бога успокойтесь, матушка, можете ли вы говорить такимъ образомъ, когда я такъ люблю васъ? Я выходилъ по дламъ и думалъ, что Гертруда осталась съ вами.
— Она также вышла ‘по дламъ’, иронически отвтила старуха Робенъ:— но она надла лучшее платье, прадзничную мантилью, и не трудно угадать, по какимъ дламъ отправилась она въ такой день… Безъ сомннія, она танцуетъ съ такими же другими дурами, какъ и она. Какое ей дло, что тетка сохнетъ здсь отъ скуки!
— Матушка, клянусь вамъ, Гертруды нтъ на праздник, отвтилъ Антоанъ съ жаромъ:— она и не думаетъ о танцахъ, бдняжка! Я скоре подозрваю… На танцахъ ее нтъ, я прошелъ чрезъ площадь и не видалъ кузины.
— Ты прошелъ чрезъ площадь? Да гд же ты былъ? Господи! ты дрался… У тебя избиты руки и лицо, платье изорвано, отъ тебя пахнетъ виномъ… О, какая же я несчастная! Пока я здсь одна и умираю. съ голода, ты напивался въ кабак и поссорился съ какимъ-нибудь такимъ же негодяемъ, какъ и ты! Не касайся меня, не подходи… Ты мн противенъ!
Антоанъ растерялся отъ этого незаслуженнаго обвиненія и молчалъ.
— Матушка, пролепеталъ онъ наконецъ:— вы знаете, что я не напиваюсь никогда. Я дйствительно заходилъ къ старух Бишетъ и поссорился съ Леопольдомъ, но…
— Ты признаешься! Святая Два! онъ признается! закричала больная съ отчаяніемъ:— Ахъ, я слишкомъ долго прожила… Возьми меня, Боже мой, возьми меня!
Она упала отъ изнеможенія. На этотъ разъ Антоанъ совершенно растерялся, онъ началъ бгать по комнат и билъ себя по лбу кулаками.
— Ахъ! это ужъ чрезчуръ, говорилъ онъ:— мое мужество истощилось… и я также хотлъ бы умереть!
Однако, онъ скоро возвратилъ присутствіе духа и поспшилъ оказать попеченія матери. Несмотря на свое усердіе, онъ довольно неловко исполнялъ это, когда вернулась Гертруда.
У молодой кружевницы была улыбка на губахъ. Закутавшись въ мантилью, она держала въ рук небольшую корзину, которую поставила на столъ. Она казалась очень утомлена и съ лица ея струился потъ.
Когда она узнала душевное состояніе тетки, выраженіе ея физіономіи перемнилось.
— Боже мой! Антоанъ, что случилось? спросила она, подбгая къ больной.
— Ахъ! Гертруда, сказалъ углекопъ тономъ упрека.— Я. поручилъ теб мою мать, зачмъ ты ее оставила? Видишь, до чего довело ее твое отсутствіе!
— Я просила нашу сосдку Женни посидть съ тетушкой и она мн общала, но дура вроятно предпочла пойти на праздникъ, чтобы показать свою новую наколку… Хорошо, я поблагодарю ее за одолженіе!
— Лучше было бы не обращаться къ ней.
Гертруда сдлала гримасу, у Антоана былъ мрачный и недовольный видъ. Больная, по милости расточаемыхъ ей попеченій, мало-по-малу пришла въ себя.
— Антоанъ, сказала Гертруда не оборачиваясь: — откупорь бутылку, которая тамъ въ моей корзин, и принеси капельку вина твоей матери… Это отъ истощенія… Можетъ быть, этотъ припадокъ произошелъ отъ голода.
Антоанъ сначала остался неподвиженъ, какъ-будто не слыхалъ, потомъ бросился къ корзин и раскрылъ ее. Онъ нашелъ тамъ бутылку стараго вина, холодную курицу, какъ та, которая погибли въ его драк съ развдчикомъ, и нсколько другой провизіи, мене деликатной. Онъ налилъ вина въ рюмку и подалъ Гертруд, говоря съ волненіемъ:
— Прости меня, кузина… Я начинаю понимать, зачмъ ты выходила.
Гертруда не отвчала и дала старух выпить подкрпляющаго напитка. Старуха Робенъ совсмъ оживилась и, устремивъ на Гертруду признательный взглядъ, сказала ей:
— Благодарю, малютка, но для чего ты оставила меня? Куда ты ходила?
— Куда я ходила, тетушка? отвтила кружевница развязнымъ тономъ: — я ходила въ городъ и право не мшкала дорогой.
— Въ городъ! А зачмъ ты ходила въ городъ?
— Послушайте, тетушка, сегодня вы намъ говорили, Антоану и мн, что вы истощились, что отъ хлба и пива, вашей единственной пищи съ нкотораго времени, у васъ слабетъ желудокъ, что вы чувствуете приближеніе смерти… Вы ни въ чемъ насъ не упрекали, это только была жалоба, но у меня разорвалось сердце… Я вдругъ ршилась, отрзала кусокъ кружева и пошла въ Монъ, чтобы продать его.
— Возможно ли это? сказала старуха Робенъ съ умиленіемъ: — и ты продала?
— Очень дурно, тетушка. Въ Мон я пошла къ Стобену, для котораго работаю. Стобенъ былъ дома, но не хотлъ меня принять, говоря, что не занимается длами по воскресеньямъ. Я такъ его просила, что онъ согласился взглянуть на мое кружево. Работа старательная, могу смло это сказать, къ несчастью, посл нашего спуска въ копь, гд я наглоталась угольной пыли, мое кружево неизвстно какимъ образомъ приняло рыжеватый оттнокъ. Стобенъ тотчасъ это замтилъ, притомъ, онъ мн сказалъ, что предпочитаетъ большіе куски и не иметъ привычки покупать кружево полосами. Я оцнила мое кружево въ тридцать франковъ, а онъ предложилъ мн пятнадцать, да еще уврялъ, что длаетъ мн этимъ одолженіе. Надо было согласиться. Купивъ провизію, я вернулась въ Полипьи бгомъ… Посмотрите, тетушка, вотъ что мн осталось.
Дв серебряныхъ монеты забрянчали на постели больной, она поспшила ихъ спрятать въ старый мшокъ (увы, совершенно пустой!), который лежалъ за ея изголовьемъ.
— Бдняжка! сказала она дружескимъ тономъ: — какъ ты должно быть устала. Такой жаръ! Ахъ, ты добрая! Ты не похожа на этого дурного сына, прибавила она, бросивъ яростный взглядъ на Антоана: — на этого лнтяя, который бросаетъ меня, чтобы напиваться и драться въ кабак.
— Я никогда этому не поврю, тетушка, съ живостью сказала Гертруда.
— Посмотри на него… Посмотри, въ какое состояніе его привели… Притомъ онъ этого не скрываетъ.
Тогда только Гертруда примтила разбитое лицо и разорванную одежду своего кузена.
— Матушка, сказалъ бдный молодой человкъ печальнымъ. и смущеннымъ тономъ: — не браните меня… Все, что я предпринимаю, не удается мн… Послушайте, что случилось со мною сегодня.
Онъ разсказалъ, какимъ образомъ былъ утромъ сильно тронутъ, такъ же какъ и Гертруда, жалобами матери. Онъ пошелъ, взявъ съ собою нсколько вещей, къ закладчику, который жилъ въ сосднемъ мстечк. Вернувшись, онъ сдлалъ нсколько покупокъ для больной и шелъ домой, когда, проходя мимо сосдняго кабака, услыхалъ клеветы Высокаго Леопольда, которыя раздражили его. Онъ кончилъ разсказомъ о ссор, послдствія которой были такъ пагубны для него.
Эти объясненія были даны тономъ истины, суровыя черты старухи Робенъ разгладились.
— Конечно, если все было такъ… сказала она: — но что же ты положилъ въ залогъ, чтобы достать денегъ?
— Мое праздничное платье никчему мн не служило…
— Какъ! горестно сказала Гертруда: — бархатный сюртукъ, который такъ къ теб шелъ…
— Сюртукъ и панталоны, отвтилъ Антоанъ: — хотя они были почти новы, еслибъ вы слышали, какъ закладчикъ ихъ поносилъ!.. Онъ далъ мн сущую бездлицу. Половину я употребилъ на покупку провизіи для матушки, которая пропала, а вотъ остальное.
Онъ положилъ на постель серебряную монету. Старуха также спрятала и ее.
— Я одна не права, сказала она.— Поцлуй меня, Антоанъ, вы съ Гертрудой честные дти… Знаете ли, что всего печальне въ нищет? Не столько лишенія и страданія, а раздраженіе другъ противъ друга, все видишь въ черномъ цвт… Я соглашусь на вашъ бракъ только когда буду уврена, что вамъ не предстоятъ подобные кризисы, никакая любовь не устоитъ противъ бдности и голода. Да поможетъ намъ святая Водрю!
Молодые люди вздохнули и украдкой переглянулись, какъ бы увряя другъ друга, что эти опасенія не имли ничего основательнаго. Гертруда поспшила придвинуть къ кровати столикъ, на который положила принесенную провизію. Больная принялась сть съ аппетитомъ, а сынъ и племянница услуживали ей съ довольнымъ видомъ. Вдругъ она сказала имъ:
— А вы почему же не дите?
— Мн не хочется, отвтилъ Антоанъ:— горе отняло у меня весь аппетитъ.
— А мн жарко, продолжала Гертруда: — я чувствую отвращеніе къ пищи.
Однако, тотъ и другая отвернулись, какъ будто видъ и запахъ кушаньевъ произвели на нихъ необыкновенное впечатлніе, и на лбу ихъ выступилъ холодный потъ.
— Правду ли вы говорите? продолжала старуха: — если вы непремнно хотите для меня оставить эти вкусныя вещи, то кажется въ шкапу есть немножко хлба.
— Хлба? вскричалъ Антоанъ, вздрогнувъ:— стало быть, бдная Гертруда не завтракала?
— Это ты, Антоанъ, вышелъ сегодня утромъ не вши…
Они вмст побжали къ шкапу, въ которомъ дйствительно лежалъ большой кусокъ черстваго хлба. Они опять посмотрли другъ на друга, глаза ихъ были наполнены слезами, однако они улыбались.
— Это дурно, Гертруда, сдлать четыре лье пшкомъ въ страшный жаръ и съ пустымъ желудкомъ!.. Хлбъ этотъ былъ оставленъ для тебя. Я мужчина и могу выдержать лишенія.
— Онъ былъ оставленъ для тебя, Антоанъ, ничего не сть цлое утро, а у тебя всегда былъ такой хорошій аппетитъ! Я женщина и мн не нужны силы.
— Это глупости, Гертруда, скушай этотъ хлбъ, или я разсержусь.
— Онъ принадлежитъ теб, и если ты откажешься, я никогда больше не увижу тебя.
Старуха Робенъ печально наблюдала за ними.
— Я говорила, что нищета всегда производитъ ссору, сказала она.— Антоанъ, принеси мн этотъ хлбъ, до котораго вы не хотите дотрогиваться.
Антоанъ повиновался. Старуха взяла хлбъ и разрзала его на-двое.
— Каждому своя доля, сказала она твердымъ голосомъ:— теперь кушайте, я приказываю вамъ. Сверхъ того, вы раздлите этотъ кусокъ холодной говядины и выпьете по рюмк вина, которое вы достали для меня съ такимъ трудомъ… Не спорить со мною!
— Тетушка, разсудите…
— Матушка, увряю васъ, нтъ никакой надобности…
— Понимаю, бдныя дти, ты, Гертруда думаешь, что не всегда будетъ у тебя кружева на продажу, а у тебя, Антоанъ, платья, чтобы отдавать въ закладъ, и что наши послднія средства истощились… Нужды нтъ! Кушайте и ввримся милосердію Господа!
Когда она кончала эти слова, въ дверь тихо постучались.

XI.
ШАБАШЪ У ХОЗЯИНА.

Пока это происходило въ деревн, въ дом Ван-Беста также не было спокойствія и радости. Контора была заперта, конторщики, прежде занятые даже въ праздничные дни, исчезли. Съ другой стороны, такъ какъ вся прислуга Ван-Беста состояла изъ безрукаго привратника, извстнаго намъ, и старой кухарки, служившей также горничной Амеліи, то понятны тишина и уединеніе, господствовавшія у владльца Полиньискихъ копей.
Въ первомъ этаж павильона Ван-Вестъ и дочь его занимали дв смежныя комнаты, которыя съ скромною гостиной и маленькою столовой составляли всю ихъ квартиру. Мы поведемъ читателя въ комнату Амеліи. Посл прекращенія работъ, отецъ и дочь почти не выходили изъ этой комнаты, гд обсуждались вс домашнія дла.
Ничто не напоминало тутъ роскоши и удобствъ, приличныхъ единственной дочери богатаго промышленника. Занавси и обои были темнаго цвта, хорошенькая кровать краснаго дерева стыдливо пряталась за широкими занавсками изъ коричневой саржи. Стулья и диванъ были обиты волосяной матеріей, единственной, которая не портилась отъ пыли каменнаго угля. Все въ этой двственной комнатк имло серьезный, почти печальный видъ, даже старая картина испанско-фламандской школы, представляющая мученичество какой-то святой. Картина эта, вися напротивъ кровати, въ рзной стараго дуба рам, придавала комнат аскетическій характеръ, совершенно непохожій на характеръ прекрасной и кроткой двушки, жившей въ ней.
Растянувшись на диван, Амелія была закутана въ широкую шерстяную блузу, голова ея лежала на черномъ волосяномъ изголовья, которое выставляло близну ея лица, запечатлннаго печалью и страданіемъ. Предъ столомъ, заваленномъ реестрами, отецъ и старый кассиръ Майеръ разсматривали счеты, провря ли столбцы и изрдка размнивались короткими словами.
Работа эта продолжалась уже нсколько часовъ, когда Ван-Бестъ отодвинулъ стулъ и сказалъ, закрывъ лицо руками:
— Ахъ! ты не ошибся, Майеръ, все тотъ же печальный результатъ… Раззореніе, полное раззореніе… банкротство… стыдъ!
Онъ не могъ удержаться отъ рыданій. Майеръ также отошелъ отъ стола, и видя, что плачетъ хозяинъ, обыкновенно такой серьезный и холодный, онъ чувствовалъ, что и на его глазахъ выступаютъ слезы за большими зелеными очками. Однако, онъ не трогался съ мста и не смлъ произнести ни одного слова. Амелія встала съ дивана, побжала къ отцу и, повиснувъ у него на ше, сказала ему тономъ, исполненнымъ нжности:
— Не теряйте мужества. У васъ осталась дочь, ваша Амелія, которой вы чуть-было не лишились такимъ трагическимъ образомъ и которая поможетъ вамъ переносить несчастье… Не теряйте мужества, говорю вамъ, я возвращаюсь къ жизни, къ здоровью… Что ни случилось бы, мы будемъ любить и поддерживать другъ друга… и, можетъ быть, лучшіе дни засіяютъ для насъ.
— Милое дитя, отвчалъ Ван-Бестъ:— разв ты не понимаешь, что я огорчаюсь за тебя?.. Но если ты хочешь, я буду мужчиной и мужественно перенесу этотъ ударъ.
Ван-Бестъ принудилъ Амелію опять занять мсто на диван, поцловалъ ее въ лобъ, потомъ, вернувшись къ кассиру, продолжалъ съ усиліемъ:
— Довольно, любезный Майеръ, твои счеты одобрены, нельзя опровергнуть ни одной цифры. Теперь оставь мн эти реестры, а завтра утромъ я самъ отнесу ихъ въ канцелярію. Завтра весь край узнаетъ, что впрочемъ онъ долженъ уже подозрвать, что Поль-Ансельмъ Ван-Бестъ презрнный банкротъ…
— Опять? сказала Амелія съ упрекомъ.
— Какъ же иначе назвать то, чмъ я буду теперь? Банкротъ… да, банкротъ… Мы должны привыкнуть къ этому названію… И какъ подумаешь, что еслибъ эти глупые работники потерпли только два мсяца, я могъ бы выпутаться изъ затрудненія! Дв тысячи тоннъ угля, заказанныя для желзной дороги ***, вложили бы въ мою кассу порядочную сумму наличныхъ денегъ, я справился бы съ долгами ныншняго мсяца и братья Геренъ не отказались бы поддерживать меня. Съ другой стороны, цна на уголь должна возвыситься. И я жду этого повышенія съ минуты на минуту… Какая гибельная судьба! Съ такой возможностью на успхъ пасть такъ постыдно! Ахъ, да будутъ прокляты упрямые и слпые люди, которые своимъ безуміемъ были причиною этой катастрофы!
— Будьте къ нимъ снисходительны, батюшка, я не могла это время ходить въ деревню и собрать свднія объ этихъ бдныхъ людяхъ, но я уврена, что многіе изъ нихъ достойны сожалнія больше насъ.
— Тмъ лучше, отвтилъ Ван-Бестъ суровымъ тономъ:— разв они не заслужили этого? Я хотлъ бы, чтобъ они боле страдали, чтобъ они были доведены… Но къ чему эта запальчивость? продолжалъ онъ совсмъ другимъ тономъ, бросаясь на стулъ:— что сдлано, того не воротишь… По-крайней-мр, ты Майеръ, имющій въ рукахъ кассу тридцать лтъ, знаешь, съ какой честностью, съ какой экономіей, съ какимъ благоразуміемъ управлялъ я заведеніемъ, оставленнымъ мн моимъ отцомъ, и можешь засвидтельствовать, когда дураки и злые будутъ обо мн судачить. Ты знаешь, какъ просты были мои привычки, какъ безкорыстно поступалъ я съ моими работниками. Ты знаешь все это и можешь это сказать, когда гнвъ, ненависть и презрніе будутъ преслдовать меня… Твоя обязанность въ копи, мой бдный Майеръ, кончилась пока. Ты всегда былъ для моего отца и для меня врнымъ слугою, надежнымъ другомъ, и я сожалю, что не могу наградить тебя, какъ ты заслуживаешь. Но посл меня нуженъ же будетъ кассиръ для Полиньиской копи, и если мои преемники удостоятъ посовтоваться со мною, ты можешь быть увренъ…
— Не говорите этого, господинъ Ван-Бестъ, перебилъ Майеръ, заплакавъ.— Разв въ Полиньиской копи можетъ быть другой владлецъ? Ее открылъ вашъ отецъ шестьдесятъ лтъ тому назадъ, съ-тхъ-поръ сначала онъ, а потомъ вы не переставали распоряжаться работами, употребляя на это все ваше знаніе, всю вашу энергію, все ваше стараніе… И вотъ до чего это васъ довело!.. Я не стану признавать здсь другого хозяина кром васъ.
— Полно, любезный Майеръ, ты передумаешь… Т, которые заступятъ мое мсто, будутъ имть надобность въ твоихъ услугахъ, и для чего же, повинуясь пустой совстливости, теб отказываться?.. Прощай, Майеръ, обними меня, старый другъ и дай теб Богъ быть счастливе меня!
Они дружески обнялись.
Въ ту минуту, какъ Майеръ уходилъ, онъ молча положилъ на столъ ключъ, который вынулъ изъ кармана.
— Это что такое? спросилъ Ван-Бестъ.
— Ключъ отъ большой кассы, вы знаете, что замокъ отпирается по слову Парижъ.
— На кой чортъ мн этотъ ключъ? Оставь его у себя, онъ уже мн не принадлежитъ. Отдай его моимъ кредиторамъ. Твои счеты проврены, теперь я уже не могу распоряжаться здсь ничмъ.
Майеръ неохотно взялъ ключъ назадъ, онъ какъ будто хотлъ что-то сказать, но не зналъ, какъ приступить къ трудному вопросу. Наконецъ онъ прошепталъ смиренно и потупивъ глаза:
— У васъ, должно быть, осталось мало денегъ, вы отказывались упорно послднее время брать изъ кассы, боясь уменьшить нашъ скудный запасъ… Однако жить надо, и вамъ и барышн нельзя нуждаться въ необходимомъ. Почему же бы вамъ изъ суммы, находящейся на-лицо теперь…
— Чтобъ я взялъ деньги, уже мн не принадлежащія! рзко сказалъ Ван-Бестъ.— Нтъ, все, находящееся теперь здсь, принадлежитъ моимъ кредиторамъ… Когда они вступятъ во владніе копью, мы увидимъ, какую долю они назначатъ мн, пока я ршусь на что-нибудь.
— Но до-тхъ-поръ вы не должны нуждаться… а я знаю, я увренъ, что у васъ въ дом недостатокъ въ деньгахъ.
Майеръ говорилъ съ увренностью, показывавшей, что онъ собралъ свднія на этотъ счетъ, и смотрлъ на Амелію, какъ бы призывая на помощь.
— Право, папа, сказала Амелія, вздыхая:— Гудула говорила мн вчера насчетъ домашнихъ издержекъ…
— Гудула мотовка и я давно отказалъ бы ей, еслибъ она не была къ намъ такъ привязана… Но у тебя разв ничего не осталось?
— У меня остается франковъ пятьдесятъ и я намревалась на эти деньги купить вамъ хорошую пенковую трубку, которую вы сломали намедни при депутатахъ отъ работниковъ.
— Мн не нужно пенковой трубки, теперь для меня будетъ достаточно трубки копеечной. Отдай твои пятьдесятъ франковъ Гудул, чтобъ ей достало ихъ надолго… Впередъ, вроятно, не придется давать ей такихъ суммъ.
Когда онъ произносилъ эти послднія слова, имъ овладло горестное воспоминаніе.
— Вотъ до чего я теперь доведенъ! продолжалъ онъ съ горечью:— а между-тмъ по смерти моего отца у меня было недвижимаго имнія на милліонъ-восемьсотъ-тысячъ франковъ, и цнность этого имнія еще увеличилась съ-тхъ-поръ.
Онъ опять слъ и, опираясь локтемъ о столъ, впалъ въ глубокую задумчивость. Майеръ хотлъ вернуться къ прежнему, Амелія, молча плакавшая, сдлала ему знакъ не настаивать. Однако онъ продолжалъ:
— Хорошо, я остаюсь отвтственнымъ лицомъ въ касс, но послушайте меня. Съ молоду я служу у васъ и кое-что отложилъ. Я прошу васъ взять взаймы эту сумму. Если не хотите быть обязаннымъ безжалостнымъ кредиторамъ, вы не откажете старому слуг въ милости, о которой онъ проситъ васъ… Я вамъ обязанъ всмъ, не позволите ли вы мн помочь вамъ въ несчастьи, когда вы были такъ великодушны, благосклонны ко мн, когда вы были счастливы?
Честный человкъ, длая это предложеніе, согнулся вдвое и сложилъ руки, какъ будто обращался съ просьбой къ своему хозяину. Ван-Бестъ схватилъ его за руки и крпко ихъ пожалъ.
— Благодарю, Майеръ, сказалъ онъ: — у насъ пока деньги есть, но въ случа надобности я вспомню о твоемъ предложеніи, общаю теб. Я вовсе не буду считать унизительнымъ, если буду теб обязанъ, потому что уважаю тебя и люблю.
— Такъ почему же вамъ не принять сегодня же?
— Ничего не приму, вдь ты слышалъ, что по милости экономіи моей дочери въ дом есть еще пятьдесятъ франковъ.
Угрюмое молчаніе, прерываемое только рыданіями Амеліи, царствовало нсколько минутъ въ комнат. Майеръ не могъ ршиться оставить это огорченное семейство и стоялъ со шляпою въ рук.
Вдругъ раздался трескъ ракетъ. Это былъ сигналъ къ началу праздника. Ван-Бестъ задрожалъ.
— Слышите? закричалъ онъ съ новымъ порывомъ гнва: — они веселятся!.. Они могутъ еще веселиться! Если въ кабак согласятся въ послдній разъ отпустить имъ въ долгъ, они станутъ искать въ пніи, въ танцахъ и въ оргіи вознагражденія за вчерашнія и сегодняшнія страданія… Какое имъ дло до завтрашняго дня? Беззаботные и веселые, они заснутъ крпкимъ сномъ, не заботясь о пробужденіи, не больше ли ихъ достоинъ сожалнія я, хотя они мн завидуютъ?
— Ахъ, папа! сказала Амелія: — не вмняйте имъ въ преступленіе беззаботность, всегда такъ жестоко искупаемую. Притомъ, не можетъ ли случиться, что въ самую неожиданную минуту тотъ, кто управляетъ свтомъ, вдругъ превратитъ въ радость ихъ печаль и въ богатство нищету?
Когда Амелія кончала эти слова, дверь отворилась и Гудула доложила по-фламандски, что какой-то господинъ желаетъ сейчасъ говорить съ Ван-Бестомъ по важному длу.
— Ты его знаешь, Гудула? спросилъ Ван-Бестъ на томъ же язык.
— Нтъ, онъ не здшній.
— Какое-нибудь новое несчастье! съ испугомъ сказала Амелія.
— Какой-нибудь приставъ изъ города, который захотлъ воспользоваться случаемъ и повеселиться на праздник, продолжалъ Ван-Бестъ.
— Приставъ! повторилъ Майеръ съ живостью: — приставу нечего здсь длать въ воскресный день, онъ не иметъ права являться сюда въ праздникъ. Мы можемъ его прогнать. Господинъ Ван-Бестъ, прикажете вытолкать его въ дверь или выбросить въ окно? Я чувствую потребность выместить мой гнвъ на комъ-нибудь!
Честный кассиръ, обыкновенно такой же спокойный, какъ его хозяинъ, принялъ задорливую позу.
— Я не зналъ, что ты такой забіяка, сказалъ Ван-Бестъ съ проблескомъ веселости:— но однимъ приставомъ боле или мене разница не велика, и все-равно, въ воскресенье или въ другой день явится онъ. Узнаемъ, что ему нужно… Впусти его, Гудула… А ты, Майеръ, привыкай принимать вжливо приставовъ.
Несмотря на этотъ совтъ, кассиръ застегнулъ сюртукъ и поправилъ очки, какъ-будто приготовляясь къ борьб, въ ту же минуту Гудула ввела постителя.

XII.
НЕОЖИДАННАЯ ПЕРЕМНА.

Вошедшій человкъ дйствительно походилъ на пристава или, по-крайней-мр, на стряпчаго низшаго разряда. Онъ былъ высокъ, худощавъ, одтъ опрятно, хотя съ очевиднымъ равнодушіемъ къ современнымъ модамъ. Онъ явился съ добродушнымъ видомъ, однако, легкое подергиванье губъ придавало его лицу что-то лукавое, способное внушить недовріе внимательному наблюдателю.
Пріемъ, сдланный ему, не имлъ ничего лестнаго. Амелія только кивнула ему головой, не приподнимаясь съ мста. Майеръ окинулъ его взглядомъ съ ногъ до головы, плохо скрывая свое непріязненное расположеніе, а Ван-Бестъ сдлалъ ему поклонъ, исполненный сдержанности и любопытства.
— Господинъ Ван-Бестъ, владлецъ Полиньиской копи? холодно спросилъ поститель.
— Это я, могу узнать?..
— Я долженъ говорить съ вами о важномъ дл, продолжалъ незнакомецъ, снова кланяясь:— угодно вамъ, чтобъ я при присутствующихъ изложилъ вамъ цль моего посщенія?
— Это моя дочь, отъ которой я не имю тайнъ, а это мой другъ и кассиръ, знающій мои дла такъ же хорошо, какъ и я… Вы можете говорить.
Поститель поклонился въ третій разъ. Можетъ быть, онъ ожидалъ, что ему предложатъ садиться, но Ван-Бестъ безстрастно стоялъ.
Насмшливая улыбка незнакомца сдлалась замтне.
— Если такъ, продолжалъ онъ:— я долженъ прежде всего сообщить вамъ, кто я и кмъ присланъ.
Онъ вынулъ изъ кармана бумагу, которую подалъ владльцу Полиньиской копи. Тотъ взялъ эту бумагу какъ-будто дотрогиваясь до раскаленнаго желза, потому что считалъ эту бумагу какимъ-нибудь исполнительнымъ приговоромъ. Онъ ошибался, ему подали письмо, запечатанное большой красной печатью.
— Стало быть вы не… сказалъ онъ, пристально смотря на таинственнаго постителя.
— Читайте и вы узнаете, что я не… тотъ, за кого вы меня принимаете…
Ван-Бестъ поспшилъ распечатать письмо, оно было коротко, и едва онъ прочиталъ его, какъ сказалъ со всей вжливостью, къ какой только былъ способенъ:
— Садитесь, садитесь, сдлайте одолженіе. Слишкомъ много чести для меня. Я никакъ не предполагалъ. Вы здсь дорогой гость.
Бдный Ван-Бестъ, совершенно растерявшись, самъ подалъ стулъ, потомъ сказалъ измнившимся голосомъ дочери и кассиру:
— Прочти, Майеръ… Прочти и ты, мое дитя… Какъ можно ошибаться!
Письмо, которое Майеръ и Амелія прочли въ свою очередь съ большимъ удивленіемъ, заключалось въ слдующемъ:
‘Господинъ Ван-Бестъ, господинъ Туссенъ, мой домашній секретарь, который вручитъ вамъ это письмо, изложитъ вамъ отъ имени моего и общества, котораго я служу представителемъ, нкоторыя идеи, которыя, можетъ быть, послужатъ къ нашей общей польз. Врьте всему, что онъ вамъ скажетъ, какъ будто я самъ говорилъ вамъ это.
‘Кланяюсь вамъ.

‘Р***,
‘Директоръ желзной дороги****.

Глаза всхъ обратились на Туссена, недоврчивость перемнилась, но все еще существовала. Съ какимъ порученіемъ пріхалъ секретарь Р***? Привезъ ли онъ спасеніе или новое разочарованіе владльцу копи? О безкорыстной ли помощи шло дло, или о такой, которая сдлаетъ раззореніе еще глубже и полне?
Туссенъ понималъ очень хорошо безпокойство, возбуждаемое имъ, и для того, можетъ быть, чтобъ отмстить за полученный пріемъ, онъ продолжалъ это безпокойство. Онъ скрестилъ ноги, взялъ щепотку табаку изъ серебряной табакерки и не торопился сообщать о предмет своего посщенія. Ван-Бестъ вышелъ изъ терпнія и сказалъ:
— Господинъ Туссенъ, вы пріхали говорить со мною о двухъ тысячахъ тоннъ угля, который я обязался поставить для вашего общества, но неожиданная стачка моихъ работниковъ помшала мн исполнить этотъ заказъ.
— Конечно, мы будемъ объ этомъ говорить, но сначала я долженъ говорить съ вами о длахъ боле важныхъ, какъ вы увидите.
Палачъ продолжалъ растирать табакъ, не переставая лукаво улыбаться. Однако, у него было столько такта, что онъ не могъ продолжать чрезъ мру этого тягостнаго положенія, и наконецъ ршился объяснить причину своего посщенія.
— Милостивый государь, сказалъ онъ протяжно и пріискивая слова:— благородные люди, у которыхъ я служу, узнали по слухамъ такія затрудненія въ вашихъ длахъ, что финансовая катастрофа кажется неизбжна… Обманули ли насъ слухи?
— Нтъ, отвтилъ Ван-Бестъ, потупивъ голову.
Туссенъ подмигнулъ, какъ бы показывая, что отпирательство было бы безполезно и что онъ иметъ на этотъ счетъ очень твердое убжденіе.
— Стало быть, вамъ не покажется дурнымъ, продолжалъ онъ лукавымъ тономъ:— если я передамъ вамъ нкоторыя предложенія, которыя могутъ поправить ваше положеніе и обезпечить Полиньисской копи новое благосостояніе?
Это вступленіе могло возбудить интересъ присутствующихъ и они слушали сдерживая дыханіе.
— Мы знаемъ, продолжалъ Туссенъ:— что настоящій кризисъ былъ произведенъ стачкою вашихъ работниковъ, требовавшихъ на десять процентовъ прибавки къ заработной плат. Вы не могли согласиться на эту прибавку, не сдлавъ вашего раззоренія неизбжне и ужасне. Съ другой стороны рабочіе не совсмъ были не правы, требуя такой же платы, какую получали углекопы окрестныхъ копей. Такимъ образомъ начался антагонизмъ интересовъ, результатъ котораго мы видли. Но этотъ кризисъ иметъ много другихъ, старыхъ причинъ, позвольте мн исчислить ихъ.
Въ то же время съ ясностью и увренностью, которыя доказывали совершенное знаніе Полиньиской копи, Туссенъ выставилъ разныя невыгоды этого заведенія. Главная невыгода состояла въ дурномъ качеств машинъ и неэкономическихъ способахъ, употребляемыхъ тутъ. Ван-Бестъ, несмотря на свою дятельность и умъ, былъ немножко рутинеръ. Мене знающій теорію, чмъ практику, онъ не усвоивалъ постоянныхъ усовершенствованій и обыкновенно говорилъ, что ‘его отецъ составилъ прекрасное состояніе безъ этихъ современныхъ утонченностей’.
Притомъ у него не было денегъ для возобновленія матеріаловъ и мало-по-малу онъ отсталъ отъ своихъ конкуррентовъ, которые могли продавать уголь дешевле его.
Туссенъ показалъ эти причины съ большимъ тактомъ и очень осторожно, чтобы не оскорбить промышленника, потомъ доказалъ, какимъ образомъ можно бы уменьшить издержки. Ван-Бестъ длалъ изрдка робкія возраженія, но дловой человкъ побдоносно ихъ опровергалъ, и слушатели, то-есть Амелія и Майеръ, одобряли его разсужденія очень ясными знаками.
— Изъ этого выходитъ, продолжалъ Туссенъ:— что въ этой копи находятся громадные рессурсы и что разработка при новыхъ условіяхъ можетъ дать прекрасные барыши, даже если согласиться на плату, требуемую работниками. Но это еще не все. Въ вашей копи тонина слоевъ требуетъ вырывать много дорого стоящихъ галерей. А оказывается, что слой въ нсколько метровъ толщины, разработываемый прежде съ успхомъ и вдругъ исчезнувшій, можетъ быть найденъ…
— Кто это говоритъ? перебилъ Ван-Бестъ: — вы говорите о Королевскомъ сло? Онъ былъ засыпанъ обваломъ и, несмотря на поиски самыхъ искусныхъ инженеровъ при жизни моего отца, этотъ слой найти не могли. Это дйствительно былъ самый богатый слой въ нашей копи, и еслибъ можно найти его…
— Думаютъ, что это возможно и если вы начнете поиски по даннымъ ныншней науки, можетъ быть, вамъ удастся найти этотъ кладъ.
Ван-Бестъ сдлалъ движеніе, выражавшее недовріе.
— Словомъ, куда же вы метите? сказалъ онъ съ нетерпніемъ.— Вы расхваливаете Полиньискую копь, какъ будто хотите ее продать, и я могу только предположить, что вы имете намреніе купить ее…
— Еслибъ я хотлъ купить, господинъ Ван-Бестъ, возразилъ Туссенъ смясь: — я не сталъ бы расхваливатъ ее. Нтъ, все, что я сказалъ о выгодахъ и неудобствахъ этой копи, иметъ только цлью дать вамъ понять необходимость радикальнаго преобразованія въ вашихъ способахъ разработки, мн поручили предложить вамъ не уступку копи, а товарищество…
— Товарищество! Съ кмъ же и на какихъ условіяхъ?
— Съ Обществомъ той желзной дороги, гд директоромъ г. Р***. Общество будетъ брать по биржевой цн весь уголь, который вы станете разработывать. Сверхъ того, оно обязуется заплатить братьямъ Геренъ и другимъ кредиторамъ вс ваши долги и доставить необходимыя суммы для важныхъ перемнъ въ матеріалахъ разработки. Наконецъ, немедленно составитъ актъ товарищества и впередъ барыши будутъ длиться пополамъ между вами и представителемъ компаніи, власть котораго будетъ равняться вашей.
Ван-Бестъ подумалъ, какъ-будто боясь, что не такъ понялъ предложеніе Туссена.
— Это безподобно! вскричалъ онъ наконецъ: — я лишался всего, а теперь сохраню хоть половину!
— И увряю васъ, что эта половина принесетъ больше выгоды, чмъ до-сихъ-поръ приносила вамъ вся копь.
Майеръ пробрался къ своему хозяину и сказалъ ему шепотомъ:
— Берегитесь, это дло слишкомъ хорошо… Можетъ быть, тутъ скрывается засада.
Это предостереженіе умрило энтузіазмъ Ван-Беста. Повренный ничего не слыхалъ, но угадалъ въ чемъ дло и молча улыбнулся.
— Могу я теперь узнать, продолжалъ Ван-Бестъ: — какого товарища назначаетъ мн Общество?
— Молодого инженера, племянника господина Р***, нашего уважаемаго директора. Онъ вышелъ первымъ изъ политехнической школы, а потомъ изъ инженернаго училища, и представляетъ своими познаніями, зрлостью своего ума и своимъ любезнымъ характеромъ такое ручательство, какого вы можете только пожелать.
— Понимаю, сказалъ Ван-Бестъ, все сохранявшій къ теоретикамъ, закоренлую непріязнь практическихъ людей: — это одинъ изъ тхъ юношей, пропитанныхъ алгеброй, которые говорятъ только уравненіями и формулами, а не умютъ отличить желза отъ чугуна. Но это все-равно! Если господинъ Р*** разсчитываетъ, что я сформирую его племянника, что я покажу ему всю разницу, существующую между тмъ, чему научаются изъ книгъ, и тому, что встрчается въ дйствительности, онъ правъ, и моя опытность къ услугамъ вашего молодого инженера…
— Онъ не совсмъ новичокъ, возразилъ Туссенъ не безъ нкоторой ироніи: — однако, господинъ Р*** будетъ вамъ благодаренъ за снисходительность къ его племяннику… Ну, продолжалъ Туссенъ совсмъ другимъ тономъ: — мы кажется сошлись: если такъ, не угодно ли вамъ подписать временное условіе, уже одобренное господиномъ Р*** и вашимъ будущимъ товарищемъ. Впослдствіи это условіе будетъ замнено формальнымъ актомъ.
Онъ вынулъ изъ портфеля гербовую бумагу, покрытую каракулями. Когда Ван-Бестъ протягивалъ руку, Майеръ опять сказалъ шепотомъ:
— Не подписывайте ничего, заклинаю васъ. Вы требуете важныхъ вещей, обратился онъ къ Туссену: — мой хозяинъ не можетъ вступить въ обязательство безъ размышленія. Почему бы вамъ не оставить этой бумаги до завтра, чтобъ онъ на свобод разсмотрлъ ее?
— Очень хорошо, господинъ кассиръ, возразилъ Туссенъ нсколько насмшливымъ тономъ: — вы исполнены усердія къ интересамъ вашего хозяина. Только преслдованія противъ дома Ван-Бестъ продолжаются, неблагопріятные слухи ходятъ въ публик, и необходимо какъ можно скоре прекратить настоящій кризисъ… Вы еще боле убдитесь въ этомъ, если господинъ Ван-Бестъ согласится прочесть другую бумагу, которую я привезъ.
Онъ вынулъ изъ своего бумажника распечатанное письмо, хотя оно было адресовано Ван-Бесту. Оно было отъ братьевъ Геренъ, монскихъ банкировъ, и собщало, что если владлецъ Полиньиской копи согласится на товарищество, копія съ условія котораго была имъ сообщена, они обязуются не только немедленно прекратить преслдованія противъ Ван-Веста, но даже откроютъ товариществу новый кредитъ въ триста тысячъ франковъ. Въ противномъ случа они ршились немедленно предъявить свои права.
Это письмо не уничтожило недоврія честнаго кассира, за то для Ван-Беста было какъ бы ударомъ шпоръ, подстрекающихъ благороднаго коня. Онъ поспшно взялъ отъ Туссена условіе и жадно пробжалъ его глазами.
Въ этомъ условіи не заключалось ничего, кром извстныхъ уже пунктовъ: оно было написано въ простыхъ и точныхъ выраженіяхъ, за которыми не могла скрываться тайная мысль. Дойдя до подписи, Ван-Бестъ вдругъ спросилъ:
— Кто этотъ Шарль де-Бокуръ, имя котораго стоитъ посл имени господина Р***?
— Вы не угадываете? Де-Бокуръ инженеръ, вашъ будущій товарищъ.
— Хорошо, кончимъ же, въ окончательномъ акт я выговорю кое-что, а пока могу принять эти условія.
Онъ пошелъ къ столу взять перо, Майеръ удержалъ его за руку.
— Господинъ Ван-Бестъ, прошепталъ онъ: — остерегайтесь перваго движенія, выговорите себ время, чтобы разсмотрть… Умоляю васъ, не подписывайте.
Ван-Вестъ остановился въ нершимости. Предостереженія Майера возбудили въ немъ тысячи неопредленныхъ опасеній. Онъ взглядывалъ поперемнно на своего кассира и Туссена. Тотъ принялъ холодный, равнодушный видъ и барабанилъ пальцами по столу. Въ отчаяніи, Ван-Бестъ взглянулъ на дочь, которая, полулежа на диван, не проронила ни одного слова изъ этого разговора и не переставала наблюдать за разговаривавшими.
— Ну, а ты, дочь моя? спросилъ онъ:— что ты думаешь объ этомъ? Я никогда не раскаивался, когда слдовалъ твоимъ совтамъ… Какъ ты думаешь, долженъ я подписать эту бумагу?
— Да, папа, съ твердостью отвтила Амелія, приподнимаясь: — конечно у меня недостаетъ опытности въ длахъ, но я чувствую, угадываю, что намренія имютъ къ вамъ благопріятныя.
— И вашъ деликатный инстинктъ не обманываетъ васъ, сказалъ Туссенъ, саркастическій голосъ котораго принялъ ласковое выраженіе: — ваша женская проницательность оказалась боле полезна вамъ, чмъ опытность этимъ господамъ… Я не говорю, прибавилъ онъ улыбаясь: — чтобы благородныя особы, представителемъ которыхъ я служу, не имли надежды сдлать выгодную сдлку, одно личное доброжелательство не могло заставить ихъ рисковать такимъ большимъ капиталомъ. Но выгоды новаго товарищества будутъ такъ значительны и такъ справедливо раздляемы, что об стороны найдутъ въ нихъ пользу.
— Этого довольно, сказалъ Ван-Бестъ.
Онъ подошелъ къ столу и ршительно подписалъ свое имя внизу условія, между-тмъ какъ Майеръ съ отчаяніемъ возвращался на свое мсто.
Туссенъ съ очевиднымъ удовольствіемъ взялъ условіе, подписанное Ван-Бестомъ, и подалъ ему дубликатъ, уже подписанный его хозяевами, потомъ всталъ и приготовился къ отъзду. Ван-Бестъ, съ своей стороны, едва скрывалъ радость, возбужденную въ немъ этой неожиданной развязкой, и дружелюбно пригласилъ Туссена раздлить скромный семейный обдъ, повренный отказался.
— Мой кабріолетъ ждетъ меня у възда въ деревнй, сказалъ онъ:— и я сейчасъ поду въ городъ. Мн хочется поскоре сообщить господину Р*** результатъ даннаго мн порученія, и притомъ надо немедленно предупредить братьевъ Геренъ, потому что они способны прибгнуть къ самымъ непріятнымъ крайностямъ… Да и у васъ, господинъ Ван-Бестъ, много дла, надо, чтобы работы начались у васъ какъ можно скоре. Я оставилъ для васъ одно извстіе въ заключеніе: уголь поднялся въ цн на бельгійскихъ и иностранныхъ рынкахъ, и ожидаютъ еще большаго повышенія въ конц мсяца… Вы должны воспользоваться этимъ.
— Я сейчасъ объявлю въ деревн, что на прибавку, требуемую работниками, я согласенъ, найму работниковъ и заставлю ихъ работать въ копи и въ мастерскихъ. Работъ не было дв недли, можетъ быть, мы потеряемъ сутки на выкачиванье воды и уничтоженіе газа, накопившихся въ копи во время этой пагубной остановки, но надюсь, что завтра работники могутъ спуститься въ шахту.
Туссенъ одобрилъ это распоряженіе и, условившись съ Ван-Бестомъ о разныхъ другихъ подробностяхъ, опять хотлъ уйти. Амелія, которая встала съ дивана, удержала его.
— Извините, пролепетала она, между-тмъ какъ яркая краска покрыла ея исхудалыя черты: — довріе, оказываемое вамъ господиномъ Р***, заставляетъ меня думать, что вы можете вывести насъ изъ безпокойства на счетъ одного, молодого углекопа, которому покровительствуетъ господинъ Р*** и котораго зовутъ Леонаръ.
— Леонаръ? повторилъ Туссенъ, какъ бы припоминая.
— Ахъ! да, разсянно прибавилъ Ван-Бестъ: — славный работникъ, степенный, понятливый трудолюбивый, онъ оказалъ большую услугу моей милой дочери въ несчасть, недавно случившемся… Я назначаю Леонару важную должность, если онъ опять придетъ просить у меня работы.
— Папа правъ, сказала Амелія, становясь смле: — мосье Леонаръ спасъ мн жизнь наканун стачки работниковъ и находился въ самомъ опасномъ положеніи, когда его перенесли сюда, онъ еще не совсмъ выздоровлъ, когда какой-то человкъ, казавшійся его родственникомъ, пріхалъ за нимъ и увезъ его. Такъ какъ въ то время я сама была больна, я не могла съ нимъ проститься и поблагодарить его. Посл своего отъзда онъ не сообщалъ намъ извстій о себ и мы не знаемъ, что сдлалось съ нимъ.
— Кажется, я понимаю, о комъ вы говорите, сказалъ повренный съ своей хитрой улыбкой:— этому Леонару дйствительно покровительствуетъ нашъ директоръ, и господинъ Ван-Бестъ хорошо сдлаетъ, если дастъ ему повышеніе. Я могу прекратить ваше безпокойство о Леонар: онъ здоровъ и я не буду удивляться, если даже онъ уже вернулся въ Полиньи.
— Онъ вернулся? вскричала Амелія, почувствовавшая сильное потрясеніе въ сердц и поспшившая опять вернуться на диванъ.
Но никто не примтилъ ея волненія и Туссенъ ушелъ.
Толстякъ Ван-Бестъ посл его ухода сдлалъ антрша, отъ котораго чуть оыло не обрушился потолокъ.
— Поцлуй меня, дочка! вскричалъ онъ:— я думалъ, что обрушился на самое дно шахты, а вмсто того поднялся выше трубы!
— Дай Богъ, чтобы вамъ не пришлось упасть еще ниже! отвтилъ кассиръ.
— Полно! Разв я не выигрываю отъ этого условія? Я совершенно раззорился, и можетъ быть теперь разбогатю больше прежняго… Но надо увдомить работниковъ объ этой неожиданной перемн. Какъ это сдлать, Майеръ? напиши крупными буквами объявленіе, которое я подпишу, и прибей къ воротамъ завода. Но вдь они не прочтутъ… Они врно веселятся въ деревн и никто не думаетъ идти сюда, веселости вскружили имъ головы!
— Веселость этихъ бдныхъ людей не можетъ быть велика, сказала Амелія съ живостью:— она сдлается чистосердечне, когда они узнаютъ извстіе, которые вы сообщите имъ… Почему бы вамъ нейти самому въ Полиньи, какъ вы ходите каждый годъ въ этотъ день. Вы скажете работникамъ нсколько добрыхъ словъ.
— Ты права, я однусь и пойду въ Полиньи.
— Въ такомъ случа, позвольте мн пойти съ вами. Мн будетъ пріятно видть радость этихъ бдныхъ людей, когда имъ сообщатъ, что время праздности и нищеты прошло, а пора труда и благоденствія начинается. Притомъ, я хочу навстить Гертруду и старушку Робенъ, послднее время я совсмъ у нихъ не была и он должно быть очень страдали, такъ же какъ и я.
— Пойдемъ со мною, если хочешь, дитя мое, однако можетъ быть теб не слдовало бы выходить. Ты еще такъ слаба! Сейчасъ теб было трудно сдлать четыре шага по комнат…
— Счастье возвратило мн силы, милый батюшка, и уже вчера докторъ позволилъ мн выходить. Опираясь о вашу руку, я дойду до деревни, притомъ, если устану, я отдохну гд-нибудь.
— Хорошо, поспши приготовиться и чрезъ четверть часа я приду за тобою… А ты, Майеръ, напиши скоре объявленіе и убери на мсто эти счеты, на этотъ разъ они не поступятъ въ судъ. А! послушай, принеси мн изъ кассы тысячу франковъ… Мн теперь нечего совститься.
— Да, да, поспшно отвтилъ кассиръ.
— Изъ этой тысячи, продолжалъ Ван-Бестъ:— пятьсотъ назначаются Амеліи и ея неумолимой кухарк, а пятьсотъ остальныхъ принеси золотомъ и серебромъ, чтобы я могъ положить ихъ въ карман, тамъ между голодными я съумю ихъ употребить.
Ван-Бестъ громко захохоталъ, и вышелъ, потирая-себ руки.
— Превосходный человкъ! говорилъ Майеръ, отправляясь въ контору исполнить полученныя приказанія:— но что выйдетъ изъ всего этого? Я ничего не понимаю, наврно тутъ таится что-нибудь… Но что же могу я сдлать, кром того, чтобъ старательно наблюдать и предостеречь, когда наступитъ опасность? Я буду наблюдать.
Чрезъ нсколько минутъ Амелія въ свжемъ наряд вышла подъ руку съ отцомъ, который одлся весь въ черное, они шли медленно, но весело, къ деревн, гд праздникъ былъ въ полномъ разгар.

XIII.
ВОЗВРАЩЕНІЕ.

Читатели помнятъ, что въ ту минуту, какъ Гертруда и Антоанъ Робенъ хотли начать свой скудный обдъ, кто-то постучался въ дверь комнаты. Антоанъ поспшилъ отворить и тотчасъ три крика удивленія и радости встртили пришедшаго: это былъ Леонаръ.
Молодой углекопъ былъ все въ томъ, же опрятномъ костюм, который возбуждалъ восторгъ и зависть въ его товарищахъ. Онъ былъ еще немножко блденъ, но казался здоровъ и чистосердечная улыбка сіяла на его лиц.
Антоанъ сжалъ его въ своихъ объятіяхъ.
— Ты возратился? вскричалъ онъ:— гд же ты былъ? Гд ты скрывался? Зачмъ ты не увдомлялъ насъ о себ?.. У насъ столько было несчастій посл твоего отъзда! Поцлуй Гертруду, поцлуй матушку!.. Мы очень рады тебя видть!
Гертруда не заставила себя просить, чтобы подставить щеку пришедшему, а старуха Робенъ подставила ему свой сморщенный лобъ. Леонара растрогалъ этотъ дружелюбный пріемъ.
— Мои добрые друзья, простите мн мое продолжительное молчаніе, дружески сказалъ онъ, садясь на стулъ: — когда за мною пріхали на заводъ, я находился въ весьма жалкомъ состояніи, я довольно долго лежалъ больной въ город… Выздороввъ, я долженъ былъ заняться важными длами… Вотъ я теперь крпокъ и бодръ, и готовъ опять приняться за работу въ копи.
— Въ копи? повторилъ Антоанъ, вытаращивъ глаза:— разв ты не знаешь? Или ты не слыхалъ, что съ того дня, какъ мы вышли изъ шахты, работа прекращена? Господинъ Ван-Бестъ раззорился, работники умираютъ съ голода, мы сами вотъ сейчасъ… Однако, не надо огорчать тебя. Только если надешься найти работу въ Полиньи, любезный Леонаръ, ты очень ошибаешься… Ты найдешь здсь только нищету.
— Это переходная минута, все устроится… Я увренъ, что для всхъ насъ наступятъ лучшія времена.
— Да услышитъ васъ Господь и Святая Водрю, господинъ Леонаръ! сказала старуха Робенъ съ глубокимъ вздохомъ:— мы не знаемъ, какъ прожили эти дв недли, и я дала общаніе, что сынъ мой пожертвуетъ внокъ Черной Дв, когда сойдетъ въ копь работать… Не закусите ли вы съ нами, господинъ Леонаръ?
Мы съ сожалніемъ должны сказать, что это приглашеніе было сдлано довольно холоднымъ тономъ. Но Гертруда и Антоанъ горячо стали упрашивать.
— Охотно, отвтилъ Леонаръ:— но такъ какъ вы меня не ждали и не разсчитывали на лишняго голоднаго человка, я распорядился, чтобы сюда принесли мой обдъ.
Въ эту минуту снова постучались въ дверь и вошла служанка изъ гостинницы съ огромной корзиною. Она поставила на столъ холодную дичь, пирогъ, огромный хлбъ, нсколько бутылокъ вина и пива, потомъ ушла, оставивъ Антоана и обихъ женщинъ въ великомъ изумленіи.
— Это ты называешь обдомъ? сказалъ наконецъ Антоанъ, жадно смотря на аппетитныя кушанья, почти неизвстныя въ этомъ жалкомъ жилищ:— тутъ могутъ насться десять человкъ!
— Можно позволить себ лишнее въ праздничный день… Теперь сядемъ за столъ.
— Стало быть, вы богаты, мой милый? спросила старуха.— Болзнь и шабашъ не раззорили васъ, какъ другихъ?
— Болзнь дала мн только большій аппетитъ, а что касается шабаша, я кажется говорилъ вамъ, что имю кое-какія средства.
— Должно быть, продолжалъ Антоанъ:— потому что ты оставилъ въ твоей квартир въ деревн большой чемоданъ, набитый платьемъ… или чмъ-нибудь другимъ…
— Антоанъ долженъ быть недоволенъ мною, сказалъ Леонаръ, длая видъ, будто не слышалъ замчанія своего друга:— за мое наружное равнодушіе къ нему во время этихъ непріятныхъ обстоятельствъ, но долго сердиться на меня онъ не станетъ и чистосердечно приметъ мои услуги.
— Не будемъ говорить объ этомъ, Леонаръ, если займу, какъ я отдамъ?
— Отдашь посл… когда захочешь. Видишь ли, товарищъ, мы провели непріятные часы, которые не забудешь, если придется прожить хоть сто лтъ. Давъ взаимно другъ другу такія доказательства привязанности, что не можемъ остаться чужими другъ для друга, поэтому я разсчитывалъ, что вы съ мадмоазель Гертрудой позволите мн вмшаться въ ваши дла, и я имю нкоторые планы, для которыхъ попрошу согласія госпожи Робенъ.
Антоанъ крпко пожалъ тонкую и сильную руку Леонара.
— Но въ капелл Черной Двы ты одинъ сдлалъ все, сказалъ онъ измнившимся голосомъ:— а теперь ты хочешь…
— Полно, полно! мы посл поговоримъ о длахъ… За столъ, потому что посл обда я не прочь посмотрть на праздникъ.
Вс повиновались этому приглашенію и обдъ начался.. На этотъ разъ самое искреннее дружелюбіе господствовало на этомъ праздник и лица всхъ сіяли. Однако Леонаръ, объявившій, что у него громадный аппетитъ, лъ очень мало и очевидно боролся съ тайной озабоченностью. Наконецъ онъ спросилъ, потупивъ глаза и съ дурно-скрываемымъ замшательствомъ:
— Объясни мн, Антоанъ, почему мадмоазель Ван-Бестъ, которая принимала такое сильное участіе въ твоемъ семейств, не помогала вамъ въ настоящемъ кризис? Разв вы перестали видться съ нею?
— Нтъ, господинъ Леонаръ, отвтила старуха съ горечью:— она насъ бросила. Говорятъ, что отецъ ея очень раздраженъ противъ работниковъ и, можетъ быть, запретилъ ей…
— Не то, матушка, не то! съ живостью перебилъ Антоан:— мадмоазель Амелія больна, я это знаю, потому что вижу, какъ докторъ Боагаръ каждый день здитъ на заводъ, но только она дйствительно не была у насъ посл начала стачки.
— Она больна? спросилъ Леонаръ, вздрогнувъ: — больна… Опасно?
— Нтъ, докторъ увряетъ, что она скоро будетъ въ состояніи выходить.
— Въ такомъ случа, продолжалъ Леонаръ, повидимому, внимательно смотря на цвты, разрисованные на его фаянсовой тарелк:— какимъ образомъ никто изъ васъ, мадмоазель Гертруда, напримръ, не ходили освдомляться о ней?
— Это правда, сказала кружевница: — нсколько разъ мн приходило это въ голову, но я не смла. У насъ бывали непріятныя минуты, и барышня должна была это знать… Она подумала бы наврно, что я прихожу изъ интереса.
— Я понимаю эту совстливость, но были же способы… А я, съ своей стороны, очень бы желалъ положительно узнать о здоровьи этой бдной двицы, которая раздляла наши опасности въ капелл Черной Двы.
— Ну. Леонаръ, сказалъ Антоанъ:— когда мы кончимъ обдать, почему бы теб не явиться самому на заводъ? Твое посщеніе показалось бы естественнымъ, ты оказалъ такую услугу барышн и намъ, что можешь быть увренъ въ хорошемъ пріем.
— Ты думаешь, Антоанъ? возразилъ Леонаръ мрачнымъ голосомъ:— присутствіе человка, избавившаго насъ отъ опасности, когда этотъ человкъ принадлежитъ къ такому смиренному сословію, какъ наше, не можетъ ли быть докучливо? Ты способствовалъ столько же, какъ и я, къ спасенію Амеліи Ван-Бестъ, и между-тмъ видишь, въ какомъ забвеніи оставили тебя… Скажутъ, что мы исполнили только нашъ долгъ, подвергая опасности нашу жизнь для защиты двухъ молодыхъ двушекъ, ввренныхъ нашимъ попеченіямъ, и безъ сомннія, правы. А я въ одну изъ тхъ страшныхъ минутъ, когда общественныя различія изглаживаются, когда душа изливается при вид врной смерти, высказалъ слишкомъ смлыя слова… Теперь, когда опасность далека, когда каждый занялъ свое мсто, я долженъ ожидать холодности, равнодушія.
Антоанъ Робенъ слушалъ съ изумленіемъ. Въ чувствахъ, выраженныхъ его другомъ, было что-то превосходившее его понятія. Зато Гертруда отвчала:
— Мосьё Леонаръ, не судите такъ дурно о мадмоазель Ван-Бестъ, я знаю, что она не способна къ неблагодарности. Она не можетъ забыть такъ же, какъ и я, услуги вашей и Антоана, особенно вашей, и вы должны разсчитывать на ея признательность и на ея покровительство. Что же касается тхъ словъ, какія были сказаны въ ту несчастную минуту, можно ли сохранить о нихъ ясное воспоминаніе? Мы вс были чуть живы, и часто мн кажется, что въ этомъпечальномъ приключеніи не было ничего дйствительнаго, что мн только привидлся дурной сонъ.
— И мн также кажется, сказалъ Антоанъ.
Леопаръ устремилъ на обоихъ проницательный взглядъ, потомъ снова потупилъ голову и задумался.
По окончаніи обда онъ вдругъ всталъ.
— Антоанъ, спросилъ онъ: — не хочешь ли ты пойти на праздникъ вмст со мною? Потомъ мы пойдемъ побродить около завода и постараемся узнать, что тамъ происходитъ… О! мы не войдемъ, я не посмю войти.
— Я не отказываюсь, Леонаръ, но… посмотри, какъ я одтъ.
— Наднь праздничное платье.
Антоанъ, смутившись, долженъ былъ признаться, что онъ сдлалъ нсколько часовъ тому назадъ съ своимъ бархатнымъ платьемъ.
— Вотъ до чего ты дошелъ, печально возразилъ Леонаръ: — это моя вина… Я долженъ былъ подумать… Мы завтра выкупимъ твое платье отъ закладчика, а пока, такъ какъ мы почти одного роста, ступай со мною на мою квартиру, и мы врно найдемъ что-нибудь для того, чтобы теб прилично одться.
— Ахъ! да, ты пороешься въ этомъ знаменитомъ чемодан, изъ котораго вынимается столько разныхъ разностей!
Леонаръ улыбнулся.
— Этотъ чемоданъ всегда тебя занималъ, сказалъ онъ весело: — поэтому я общаю теб, что ты увидишь когда-нибудь все, что въ немъ заключается. Дружеская предупредительность дйствительно положила туда вс мелочи, какія мн могутъ понадобиться.
— Предупредительность чья? спросила старуха.
— Моихъ родныхъ, лаконически отвтилъ Леонаръ.
Оба молодые человка вышли.
Прошло четверть часа посл ихъ ухода, кружевница приводила въ порядокъ маленькое хозяйство, когда дверь отворилась и вошла Амелія Ван-Бестъ.
— Милосердый Боже! вскричала Гертруда, всплеснувъ руками.
— Я такъ молилась святой Бодрю и Черной Дв, сказала больная:— что ршительно къ намъ возвращается счастье… Сейчасъ началось, а теперь вотъ и барышня!
— Дйствительно я слишкомъ неглижировала вами послднее время, отвтила Амелія дружескимъ тономъ: — я должна признаться, что кром моей болзни, такъ была раздражена и опечалена. Но я заставлю теперь забыть мои вины.
Она сообщила имъ, что на другой же день начнутся работы въ копи.
— Папа пошелъ со мною въ деревню, продолжала Амелія:— чтобы предупредить работниковъ, но я сама хотла лично сообщить вамъ объ этой счастливой перемн.
Невозможно изобразить радость тетки и племянницы.
— Слава Богу! вскричала Гертруда съ восторгомъ: — наши страданія и наше смертельное безпокойство наконецъ приходятъ къ концу, у нашего Антоана будетъ работа!
— Благодарю, святая Бодрю! благодарю, Черная Два! говорила старуха Робенъ, крестясь:— стало быть, я права… Счастье вернулось къ намъ съ той минуты, когда этотъ превосходный человкъ Леонаръ опять вошелъ къ намъ.
— Леонаръ! повторила Амелія, вспыхнувъ:разв онъ воротился? Разв вы его видли?
Гертруда разсказала ей, что Леонаръ пошелъ съ Антоаномъ на праздникъ.
— А! если онъ думаетъ о праздник, сказала Амелія Ван-Бестъ съ легкой ироніей: — это значитъ, что онъ совершенно выздоровлъ. Однако, ему слдовало бы узнать сначала… Ну, Гертруда, продолжала она, вставая: — почему бы и вамъ не пойти на праздникъ? Я иду къ папа, пойдемте со мною.
— Я уже отлучалась сегодня утромъ, и мн нельзя оставить тетушки.
Но, къ великому удивленію Гертруды, больная сказала ей ласково:
— Ступай малютка, я позволяю теб. Теперь я могу остаться одна, потому что мысли у меня веселыя. Ступай же, съ барышней. Антоанъ приведетъ тебя назадъ.
Гертруда пролепетала еще нсколько возраженіи, основанныхъ на простот ея костюма въ такой торжественный день, но Амеліи безъ сомннія удалось ихъ опровергнуть, потому что кружевница, сдлавъ нсколько измненій въ своемъ тоалет, объявила, что готова идти, и скоро об молодыя двушки полетли какъ птички, которымъ отворили клтку.
Он шли быстро къ той части деревни, гд слышались голоса и музыка, когда Гертруда сказала Амеліи съ замшательствомъ:
— Не правда ли, барышня, если мы встртимъ этого бднаго Леонара, вы хорошо примете его?
— Къ чему этотъ вопросъ, душа моя?
— Леонаръ сейчасъ говорилъ о васъ и боялся, что вы примете его не съ удовольствіемъ… не знаю почему, но я ему отвтила, что вы неспособны на такую неблагодарность.
Амелія задумалась.
— Гертруда, спросила она наконецъ: — вы знаете, съ намреніемъ ли работать въ копи вернулся Леонаръ въ Полиньи?
— Конечно, по какой причин вернется онъ сюда, еслине изъ желанія заработывать пропитаніе трудомъ?
— Одновременность его возвращенія съ другимъ происшетвіемъ заставила меня подумать… Конечно, это безумство… Однако, если встрчусь съ этимъ молодымъ человкомъ, я непремнно должна съ нимъ говорить.
Амелія Ван-Бестъ, безъ своего вдома можетъ былъ, выражала размышленія, занимавшія ее, и Гертруда посмотрла на нее съ изумленнымъ видомъ.Однако, такъ какъ волненіе, въ которомъ она находилась во время катастрофы въ копи, не дало ей примтить, что произошло между Амеліей и Леснаромъ, кружевница вообразила, что Амелія хочетъ только поблагодарить своего избавителя, можетъ быть, даже отдать ему денежную награду, и желаніе ея спутницы показалось ей очень естественнымъ.

XIV.
ПРАЗДНИКЪ.

Ван-Бестъ, разставшись съ дочерью, выказавшей сильное нетерпніе постить своихъ протежэ, старуху Робенъ и Гертруду, пошелъ по большой полиньиской улиц. Добрякъ застегнулъ свой широкій черный сюртукъ, который едва прикрывалъ его огромный животъ, и съ тростью т рук, съ слегка надвинутой на ухо шляпой съ широкими полями, шелъ съ веселымъ и торжествующимъ видомъ. Гуляющихъ было немного въ этой сторон и, какъ мы сказали, дома по большей части были заперты. Однако, нсколько дверей и оконъ отворились, когда проходилъ Ван-Бестъ, и показались блдныя лица, выражавшія какое-то отупніе. Ван-Бесту молча кланялись, только точно будто спрашивали, не оскорбленіемъ ли служитъ это посщеніе для несчастныхъ деревенскихъ жителей.
Ван-Бестъ не хотлъ, безъ сомннія, чтобы продолжалось такое заблужденіе. Примтивъ знакомаго ему работника, онъ позвалъ его и въ короткихъ словахъ увдомилъ о томъ, что работы начнутся. Работникъ не врилъ своимъ ушамъ и въ эту минуту жена одного углекопа, вся въ лохмотьяхъ, подошла поклониться владльцу коли. Тотъ повторилъ извстіе и серебряныя монеты, которыя онъ подарилъ обоимъ, не оставили въ нихъ никакого сомннія относительно этого неожиданнаго возвращенія счастливыхъ обстоятельствъ.
Съ этой минуты счастливое извстіе распространилось съ быстротой пороховой дорожки. Шумная толпа вышла изъ домовъ, недавно столь мрачныхъ и безмолвныхъ. Хотя извстіе это уже повторялось всми, Ван-Бестъ долженъ былъ сообщать его каждому отдльно. Безумные восторги раздавались со всхъ сторонъ. Одни смялись, другіе плакали, но вс высказали хозяину самую чистосердечную признательность. Его осыпали благословеніями, хватали его руки, цловали одежду. Его смущала эта овація и крупныя слезы текли по его полнымъ щекамъ.
Наконецъ, однако, ему удалось проложить себ путь сквозь эту восторженную толпу, вс спшили сообщить радостную всть отцамъ, братьямъ, мужьямъ, и вс разбжались въ разныя стороны отыскивать ихъ. Только небольшое число составило свиту Ван-Бесту, продолжавшему свой путь, но чмъ боле подвигался Ван-Бестъ впередъ, тмъ боле увеличивалась свита и тмъ шумне становилась.
На площади, работники всякаго сорта, плотники, углекопы, механики, собирались группами совщаться. Веселости были прерваны, танцы прекратились, акробаты остались неподвижны на подмосткахъ, прекративъ свою варварскую музыку. Слышенъ былъ только страшный шумъ и одна радость была причиною этого народнаго волненія.
Скоро Ван-Бестъ былъ окруженъ всми полиньискими работниками и ихъ семьями. Это фламандское народонаселеніе, обыкновенно столь степенное и молчаливое, точно будто опьянло въ эту минуту, однако, оно могло быть пьяно только отъ воды.. Самые старшіе работники въ копи, наиболе преданные хозяину, между которыми находились старикъ Топферъ и Николай, стали около Ван-Беста, чтобы защитить его на сколько возможно отъ слишкомъ шумныхъ демонстрацій.
Для Ван-Беста сдлалось необходимо сказать рчь толп и услужливые тотчасъ принесли скамью, на которую просили его стать. Ван-Бестъ не былъ ораторомъ и очень недоврялъ своему краснорчію. Однако, уступая просьбамъ окружающихъ, увлеченію обстоятельствъ, онъ влзъ на скамью и показалъ движеніемъ руки, что хочетъ говорить.
Тотчасъ водворилась глубокая тишина, нсколько женщинъ и’ дтей, замолчавшихъ недовольно скоро, получили грубый выговоръ отъ своихъ ближайшихъ сосдей.
— Друзья мои, началъ Ван-Бестъ, весь красный и въ поту:— вы знаете уже, въ чемъ дло… Я согласенъ на требуемую прибавку и завтра же работы начнутся въ копи.
Продолжительныя рукоплесканія приняли это извстіе. Толстякъ Ван-Бестъ продолжалъ гораздо непринужденне:
— Видите ли, друзя мои, если вы нужны мн, то и я нуженъ вамъ, и намъ не надо быть слишкомъ требовательными другъ къ другу. Теперь, когда мы сошлись, если нкоторымъ изъ васъ нужно что-нибудь впередъ, они могутъ завтра пойти въ кассу и Майеръ дастъ имъ кое-что впередъ. Сверхъ того, такъ какъ каждый годъ я имю привычку давать вамъ награду въ этотъ праздникъ, я отдамъ деньги Николаю и Топферу, чтобы они раздали ихъ вамъ сейчасъ.
Новый взрывъ рукоплесканій прервалъ его. Онъ прибавилъ громкимъ голосомъ:
— Если вы напьетесь сегодня, постарайтесь протрезвиться къ завтрему.
Потомъ, истощивъ все свое краснорчіе, онъ слзъ съ скамьи и исчезъ между зрителями.
Эта родительская рчь имла самый блистательный успхъ, громкіе ура раздались со всхъ сторонъ. Хотли тріумфально нести Ван-Беста на рукахъ и, можетъ быть, привели бы въ исполненіе это намреніе, еслибъ раздача денегъ, порученная Топферу и Николаю, не отвлекла отъ этого. Высокій Леопольдъ, пробравшійся въ самую средину толпы, говорилъ своимъ сосдямъ съ значительнымъ видомъ:
— Ну, товарищи, справедливо я говорилъ, что Ван-Бестъ согласится? Видите ли у меня есть чутье, хотя я человкъ чистосердечный… Хозяевамъ надо зубы показать, тогда они образумятся, а угождайте имъ и говорите любезности, они станутъ насмхаться надъ вами… Однако, друзья, разв намъ ничего не достанется въ этомъ денежномъ дожд? Я презираю богачей, которые жирютъ отъ нашихъ трудовъ, но было бы глупо не воспользоваться этимъ, я хочу моей доли.
Онъ началъ работать локтями, прокладывая себ путь, безжалостно толкая бдняковъ послабе его, и по милости своего высокаго роста и геркулесовской силы подвигался быстро и скоро добрался бы до раздавателей, какъ вдругъ остановился. Между нимъ и той группой, центръ которой занималъ Ван-Бестъ, появились Леонаръ и Антоанъ Робенъ.
Антоанъ взялъ для этого случая изъ гардероба своего друга очень приличный костюмъ, выгодно замнившій его разорванную блузу и даже столь оплакиваемый бархатный сюртукъ. Шляпа съ широкими полями скрывала, на сколько возможно, угрозы, которыми было испещрено его лицо.
У Высокаго Леопольда было много причинъ для избжанія этой встрчи. Однако его обычное безстыдство не измнило ему. Принявъ веселый видъ, онъ подошелъ къ обоимъ углекопамъ.
— Здравствуй, Леонаръ, сказалъ онъ тономъ искренняго дружелюбія:— вотъ ты выздоровлъ и вернулся къ намъ. Ты подосплъ въ счастливую минуту. Не очень-то бодръ былъ ты въ тотъ день, когда мы подняли тебя изъ шахты, и порядочныхъ трудовъ стоило намъ вытащить тебя изъ проклятаго прокопа Черной Двы. Не думай, старикашка, что я сержусь на тебя за то, что мы побранились и подрались, я незлобиве цыпленка! Вотъ и Антоанъ поссорился со мною сегодня, а я и на него не сержусь. Вотъ теб моя рука, Робенъ!
Онъ протянулъ Антоану руку. Тотъ отступилъ на шагъ.
— А! а! сказалъ онъ гордымъ тономъ:— ты начинаешь вилять. Леонаръ воротился, а онъ не боится тебя. Онъ не позволитъ теб поносить господина Ван-Веста, какъ ты длалъ это сейчасъ при мн. Совтую теб не поднимать хохла такъ высоко! Леонаръ слышалъ также какъ и я два удара топоромъ…
— Молчи, Антоанъ, молчи! перебилъ Леонаръ повелительнымъ тономъ:— о вещахъ такихъ важныхъ нельзя говорить такъ легкомысленно, но если когда-нибудь наши подозрнія подтвердятся, виновный долженъ держать ухо остро. Мн не нужны ни твоя дружба, ни твоя ненависть, Высокій Леопольдъ, я не забочусь о первой и не опасаюсь второй. Ты сдлалъ много вреда полиньискимъ работникамъ и, можетъ быть, мн слдовало бы разсказать о теб все господину Ван-Бесту, но ты такой же углекопъ, какъ и мы, ты долженъ жить работой и мн было бы непріятно заставить выгнать тебя, какъ ты этого заслуживаешь. Только будь остороженъ впередъ въ словахъ и поступкахъ, потому что если ты опять примешься за свои происки, если опять дашь волю твоимъ дурнымъ побужденіямъ, я заставлю тебя раскаяться… Ты хорошо меня понялъ, не правда ли?.. Прощай же. Вотъ все, что я хотлъ теб сказать…
Развдчикъ, обыкновенно столь дерзкій, былъ пораженъ. Не говоря ни слова, онъ потупилъ голову и исчезъ въ толп. Въ ту же минуту Ван-Бестъ, задыхаясь отъ доказательствъ привязанности, которыми его осыпали, усплъ наконецъ высвободиться и очутился лицомъ къ лицу съ обоими друзьями.
Онъ встртилъ Леонара съ фамильярнымъ добродушіемъ, пожалъ ему руку и съ участіемъ освдомился о его здоровья. Леонаръ отвтилъ очень скромно на эти благосклонныя заявленія и Ван-Бестъ громко продолжалъ:
— Ты пришелъ опять работать въ копи?
— Непремнно, если только вы имете надобность въ моихъ услугахъ.
— Твои услуги будутъ мн полезне прежняго и я намренъ осуществить важные планы, для исполненія которыхъ разсчитываю на тебя. Я хочу дать теб особенную должность, я назначаю тебя распорядителемъ работъ. Ты будешь получать приказанія отъ инженера или отъ меня… Ты внушаешь мн полное довріе и я увренъ, что ты не обманешь его.
Эта милость, оказанная такъ торжественно самому младшему работнику въ копи, не возбудила ни неодобренія, ни зависти въ другихъ углекопахъ, вмсто того, чтобъ удивить ихъ или оскорбить, она внушила имъ восторженное удовольствіе.
— Леонаръ это заслужилъ, сказалъ старикъ Топферъ:— онъ искусенъ во всемъ. Конечно, онъ учился по книгамъ, не наберешься учености, когда всю жизнь выкапываешь уголь или ставишь подставки.
— Да, онъ ученый, сказалъ Николай въ свою очередь:— къ тому же онъ честенъ и хорошо совтуетъ… Не говоря о томъ, какъ онъ спасъ барышню изъ капеллы Черной Двы, многіе несчастные ли въ это время черствый хлбъ, когда могли бы сть другое, еслибъ послушали его… Теперь, господинъ Ван-Бесіъ, въ копи дло пойдетъ славно, предсказываю вамъ!
— Я думаю, что пойдетъ! вскричалъ Антоанъ съ наивной радостью:—Леонаръ одинъ знаетъ больше всхъ… Онъ уметъ считать, рисовать, чертить планы… Ну, Леонаръ, теперь ты нашъ начальникъ, ты не будешь гордиться предъ нами? И когда ты будешь любить меня по прежнему? прибавилъ онъ съ безпокойствомъ.
Леонаръ казался очень взволнованъ. Хотя до-сихъ-поръ онъ не выказывалъ никакого особеннаго честолюбія, онъ тмъ не мене былъ польщенъ блистательнымъ отличіемъ, оказаннымъ его услугамъ. Радость сіяла на его лиц, онъ осматривался вокругъ, какъ будто искалъ какого-нибудь свидтеля его торжества. Можетъ быть, его ожиданіе не было обмануто, потому что въ эту минуту Амелія Ван-Бестъ, подъ руку съ Гертрудой, подошла къ своему отцу.
Амелія, узнавъ Леонара, очень покраснла и прижалась къ своей спутниц. Однако она тотчасъ оправилась и съ необыкновеннымъ присутствіемъ духа поздравила съ выздоровленіемъ и съ возвращеніемъ. Узнавъ отъ отца, на какой важный постъ былъ возведенъ молодой углекопъ, она выразила удовольствіе, но въ ея словахъ были очевидная сдержанность и холодность. Горделивое выраженіе на лиц новаго распорядителя работъ скоро пропало и онъ могъ только, безсвязно отвчать на поздравленія Амеліи.
Впрочемъ, обстоятельства не позволяли разговоровъ боле короткихъ. Отца и дочь продолжали окружать, они оба не знали кого слушать. Бургомистръ, пріятель Ван-Беста, отвлекъ ихъ вниманіе, узнавъ, что хозяинъ копи удостоилъ своимъ присутствіе полиньисскій праздникъ, онъ прибжалъ просить его присутствовать при стрльб изъ лука и ружья, которая будетъ происходить нсколько минутъ спустя на сосднемъ пол. Наконецъ, музыка акробатовъ, оправившихся отъ изумленія, раздалась теперь съ новой силой и какъ-будто хотла своей разладицей сдлать невозможнымъ частные разговоры.
Ван-Бесту не хотлось не исполнить желанія бургомистра: притомъ политика требовала его присутствія на праздник, гд находились его работники съ своими семействами. Эти веселости, въ которыхъ участвовали вс вмст, должны были утвердить ихъ примиреніе. Ван-Бестъ принялъ приглашеніе, только онъ отказался идти съ муниципальнымъ судьей между двумя рядами стрлковъ съ барабаннымъ боемъ и съ разввающимся знаменемъ на мсто стрльбы, общая находиться тамъ въ одно время съ шествіемъ, онъ пошелъ подъ руку съ дочерью въ одну сторону, между-тмъ какъ бургомистръ съ своей шумной свитой удалялся въ другую.
Во время этихъ переговоровъ и всей этой суматохи Леонаръ былъ забытъ и предавался печальнымъ размышленіямъ, которыя возбудилъ въ немъ холодный пріемъ Амеліи. Онъ не отвчалъ на вопросы, предлагаемые ему, и не думалъ слдовать за Ван-Бестомъ, когда тотъ сказалъ ему дружелюбнымъ тономъ:
— Пойдемъ съ нами, Леонаръ, я долженъ поговорить съ тобою кое-о-чемъ, мы будемъ разговаривать дорогой.
Онъ молча повиновался, а такъ какъ Амелія съ другой стороны просила кружевницу не оставлять ее, Гертруда и Антоанъ шли рядомъ съ Леонардомъ. Вс трое пошли вслдъ за Ван-Бестомъ и его дочерью, которые старались отдлиться отъ толпы.
Стрльба была устроена за четверть лье отъ Полиньи, у подножія разрушенной стны, которая должна была служить мишенью стрламъ и пулямъ. Туда вели дв дороги: одна большая, по которой пошла толпа, другая извилистая, или лучше сказать тропинка, проложенная между густыми изгородями и зрлыми полями. По этой-то тропинк пошли Ван-Бестъ и его дочь, чтобы избавиться овацій, начинавшихъ длаться для нихъ нестерпимыми.
Надежда ихъ не была обманута. Очень небольшое число изъ этой докучливой толпы пошло съ ними въ эту сторону и держалось въ почтительномъ отдаленіи. Амелія и отецъ ея начали испытывать пріятное чувство. Ихъ не оглушалъ безпрерывный шумъ, онъ могли дышать свободно. Барабанный бой затихалъ вдали и уступалъ мсто жужжанью пчелъ, крикамъ кузнечиковъ, пнію малиновокъ и зябликовъ.
Мы сказали уже, что погода была великолпна и солнце сіяло на лазурномъ неб. Подъ этимъ ослпительнымъ блескомъ ландшафтъ, немножко. однообразный, принималъ веселый видъ, который долженъ былъ восхищать бдныхъ углекоповъ, привыкшихъ къ мрачному зрлищу подземныхъ галерей. Шли мимо изгородей изъ бузины и бирючины въ цвтахъ, къ которымъ жимолость примшивала свои фестоны. Дорога извивалась между желтвшей жатвой, усянной, кром васильковъ и мака-самосйки, пурпурными чернушками, розовыми вьюнками, желтымъ златоцвтомъ. Воздухъ не былъ помраченъ въ этотъ праздничный день вчнымъ угольнымъ дымомъ и былъ пропитанъ живительными испареніями зелени и цвтовъ. Восхитительный втерокъ сгибалъ вершины колосьевъ и тихо шумлъ въ деревьяхъ, тамъ-и-сямъ нарушавшихъ однообразіе своими зелеными пирамидами.
Можетъ быть, испаренія этой роскошной земли, таинственное вліяніе сельской мстности въ полномъ ея развитьи произвели тайное дйствіе на Леонара и Амелію. Они инстинктивно искали глазами другъ друга, но тотчасъ потупляли глаза съ замшательствомъ.
Ван-Бестъ, повидимому, не примчалъ ни ихъ смущенія, ни ландшафта. Когда отошли на нкоторое разстояніе отъ Полиньи, онъ сдлалъ знакъ Леонару, державшемуся нсколько поодаль, чтобы онъ подошелъ къ нему.
— Я долженъ сообщить теб нчто очень важное, мой милый, сказалъ онъ.— Сдлавъ тебя распорядителемъ работъ, я имлъ цлью не только вознаградить твою преданность къ моей дочери, но думалъ также, что ты можешь попытаться на предпріятіе, успхъ котораго очень близокъ моему сердцу. Говорятъ, что ты былъ во французской школ, гд образовываютъ превосходныхъ работниковъ, сверхъ того, ты видлъ многія другія копи и пріобрлъ замчательную ловкость, наконецъ, увряютъ, что ты особенно изучилъ полиньискую копь. Отвчай же мн добросовстно, находишь ли ты возможнымъ найти Королевскій слой, потерянный такъ давно?
Леонаръ съ минуту не отвчалъ, какъ-будто старался отвлечь свои мысли совсмъ отъ другого. Наконецъ онъ отвтилъ скромно:
— Я дйствительно хорошо изучилъ вашу копь, господинъ Ван-Бестъ, и убжденъ, что предпріятіе, о которомъ вы говорите, можетъ имть успхъ.
— Такъ почему же оно не имло успха при жизни моего отца?
— Можетъ, быть въ то время не знали свойствъ угольныхъ копей, какъ знаютъ ихъ теперь. Усовершенствованные способы, которыми располагаютъ нын, безъ сомннія, могутъ имть лучшій результатъ.
— Итакъ, по твоему мннію, надо прорыть галереи, шахты, словомъ, сдлать большія издержки?
— Можетъ быть, достаточно будетъ испробовать нкоторыя мста.
— Ну, Леонаръ, продолжалъ Ван-Бестъ съ необыкновенной живостью: — хочешь распоряжаться новыми розысками? Вс мои работники, вс мои инструменты будутъ въ твоемъ распоряженіи, и если ты добьешься успха, моя признательность не будетъ имть границъ.
Леонаръ приподнялъ голову и посмотрлъ на Ван-Беста и Амелію.
— Я простой работникъ, сказалъ онъ: — а подобные розыски гораздо лучше сдлаетъ опытный инженеръ.
— Инженеръ! инженеръ! съ нетерпніемъ повторилъ Ван-Бестъ.— Теперь думаютъ, что въ слов инженеръ заключается все. Однако отецъ мой, устроившій эту копь, разв былъ инженеръ? Знай, мой милый, что ихъ науки не стоятъ нсколькихъ лтъ, проведенныхъ въ копи, теорія ничего не значитъ въ подобныхъ вещахъ, а все значитъ практика. Каждый разъ, какъ начинали отыскивать Королевскій слой, ученые становились втупикъ. Бернье, ныншній мой инженеръ, заставилъ меня истратить значительныя суммы для этой цли. Правда, этотъ бдный Бернье уже состарлся и слыветъ партизаномъ старинныхъ методъ… Теб, Леонаръ, я довряю: ты немножко знаешь новыя науки, потому что учился въ школахъ, въ особенности же ты имешь опытность, находчивость, настойчивость: стало быть задача, которую я теб поручаю, будетъ не свыше твоихъ силъ.
Леонаръ, несмотря на свою озабоченность, началъ сильно интересоваться этимъ разговоромъ.
— Но для чего вы хотите непремнно мн поручить такую важную работу? спросилъ онъ.
— Я буду говорить съ тобою, откровенно, выслушай же меня. Чрезъ нсколько дней у меня будетъ товарищемъ молодой французскій инженеръ, власть котораго будетъ равняться моей въ этой копи. Этотъ господинъ слыветъ ученымъ, воспитанъ въ политехнической школ, иметъ патенты, и мало ли еще что! Вроятно, этотъ молокососъ захочетъ все перевернуть здсь вверхъ дномъ и приметъ со мою покровительственный видъ. Увряютъ, что онъ надется отыскать Королевскій слой и обогатить насъ въ одинъ мигъ. Я не знаю, какъ онъ могъ получить необходимыя свднія, чтобы говорить съ такой самоувренностью, но это все-равно… Теперь, любезный Леонаръ, ты долженъ понять, почему я такъ сильно желаю, чтобы ты усплъ въ этомъ предпріятіи, твой успхъ нсколько собьетъ гордость съ этого кабинетнаго ученаго. Онъ узнаетъ, что для отысканія угля не нужно столько формулъ и уравненій, онъ будетъ скромне и, безъ сомннія мы лучше съ нимъ уживемся.
Улыбка мелькнула на губахъ Леонара.
— Конечно, спросилъ онъ: — вы говорите о де-Бокур, племянник господина Р.?
— Какъ! разв ты его знаешь? Дйствительно, теб протежируетъ господинъ Р. и ты наврно слышалъ объ его племянник, моемъ новомъ товарищ… Какой это человкъ? Такъ ли онъ свдущъ, какъ говорятъ?
— Я не знаю, отвтилъ Леонаръ.
— Полно! Ты не хочешь объясниться категорически относительно его… Мы увидимъ!.. Готовъ ли ты приняться за это предпріятіе?
— Хорошо, я дйствительно собралъ нкоторыя свднія…
— И ты будешь имть успхъ… Не правда ли, ты будешь имть успхъ?
— Я надюсь, но не смю утверждать. Въ подобныхъ вещахъ результатъ можетъ опровергнуть вс предположенія.
— Конечно, конечно, но съ знаніемъ, съ волею, а можетъ быть также и съ нкоторымъ счастьемъ, успхъ вроятенъ. У меня у самого есть нкоторыя идеи, которыя я теб сообщу… Ну, Леонаръ, нечего терять времени, де-Бокуръ, удерживаемый во Франціи своими длами, не можетъ быть въ Полиньи прежде недли, въ это время ты долженъ отыскать Королевскій слой.
— Недли очень мало.
— Теб дадутъ всхъ работниковъ, какіе будутъ нужны, и въ моихъ совтахъ ты не будешь имть недостатка. Если ты хочешь, станутъ развдывать въ нсколькихъ пунктахъ вдругъ. Какая слава для тебя въ случа успха! Ты, простой углекопъ, подржешь траву подъ ногами ученаго французскаго инженера!… А твою награду посл успха ты назначишь самъ, и даю теб слово, что я исполню все, чего ты отъ меня потребуешь.
Лоонаръ вздрогнулъ, его пылающіе зрачки устремились на промышленника.
— Возможно ли это, господинъ Ван-Бестъ? сказалъ онъ взволнованнымъ голосомъ: — если мн посчастливится отыскать потерянный стой, дйствительно ли вы исполните все, чего я отъ васъ потребую?.. А если я потребую отъ васъ… многаго?
Ван-Бестъ, увлекаемый до-сихъ-поръ желаніемъ сыграть злую штуку съ своимъ будущимъ товарищемъ, боялся, что слишкомъ далеко зашелъ, видя, какъ Леонаръ воспламенился.
— Поймемъ хорошенько другъ друга, продолжалъ онъ:— конечно, ты потребуешь только благоразумнаго, того, что я могу теб дать, не компрометируя моихъ интересовъ и не вредя моей чести…
— Мое честолюбіе можетъ быть велико, но я неспособенъ потребовать чего-нибудь противнаго вашей чести.
— Я теб врю и даю полномочіе… Когда намренъ ты приняться за дло?
— Какъ можно скоре… Ахъ! теперь я тороплюсь больше васъ.
Ван-Беста могло бы испугать это нетерпніе, но онъ соразмрялъ честолюбіе молодаго углекопа съ его ничтожнымъ состояніемъ и не думалъ брать назадъ даннаго слова. Когда онъ хотлъ разспросить Леонара о способахъ привести въ исполненіе общій планъ, разговоръ, откровенный снова, сдлался невозможенъ. Дошли до того мста, гд должна была происходить стрльба, и опять очутились среди толпы.
Были приготовлены дв мишени, какъ мы сказали, у подножія разрушенной стны, остатка стараго феодальнаго жилища. Веревки и пикеты сдерживали зрителейи не пускали ихъ въ ограду, отведенную для стрлковъ. Стрлки столпились подъ большими деревьями, предохранявшими ихъ отъ солнца. Палатка изъ ковровъ и листьевъ назначалась для бургомистра и его гостей. Въ палатк были разложены призы, назначенные побдителямъ, призы, показавшіеся бы очень скромными, еслибъ честь побды не возвышала существенной цнности этихъ призовъ въ глазахъ конкуррентовъ.
Несмотря на простоту, мы скажемъ даже бдность этихъ приготовленій, картина, по пришествіи Ван-Беста и его дочери, представляла всю веселость, все одушевленіе картинъ Ван-Остаде или Теньера. Эта плодоносная мстность, съ обширнымъ горизонтомъ, съ яркимъ солнцемъ, съ подвижными группами въ пестрой одежд, эта зелень, эти знамена составляли живописную картину, достойную кисти одного изъ тхъ великихъ живописцевъ, которыми гордится Фландрія.
Какъ только появились Ван-Бестъ и Амелія, бургомистръ любезно подошелъ пригласить ихъ занять мста въ палатк.
Амелія выпросила эту милость и для Гертруды, а Леонаръ и Антоанъ хотли уйти, когда хозяинъ ихъ сказалъ бургомистру съ своей обычной непринужденностью:
— Позвольте этимъ молодымъ людямъ пойти вмст со мною.
Бургомистръ искоса посмотрть на обоихъ углекоповъ, его жена и дочь, разряженныя, сидли въ палатк, и несмотря на добродушіе фламандскихъ нравовъ, ему непріятно было допустить простыхъ работниковъ въ офиціальную трибуну. Однако ему не хотлось отказать могущественному владльцу полиньиской копи и онъ далъ просимое позволеніе, но между-тмъ какъ Ван-Бестъ и Амелія заняли мста въ первомъ ряду, Гертруда сла нсколько позади, а Леонаръ и Антоанъ стали у входа въ палатку, весьма мало польщенные, повидимому, оказанною имъ милостью.
Скоро началась стрльба изъ ружья.
Мы не будемъ входить въ подробности. Посл каждаго выстрла барабанный бой объявлялъ толп хорошій или дурной результатъ попытки. Неистовые крики привтствовали удачные выстрлы, насмшки и хохотъ выстрлы неловкіе. Все это становилось немножко однообразно, но стрльба изъ ружья и лука была для зрителей національнымъ увеселеніемъ и они чрезвычайно ею интересовались. Даже Ван-Бестъ увлекся этою борьбой, зная большую часть конкуррентовъ, онъ желалъ выиграть то тому, то другому, и скоро забылъ важные интересы, такъ волновавшіе его утромъ. Высунувшись изъ палатки, онъ смялся громче и апплодировалъ сильне всхъ каждый разъ, какъ пуля попадала или не попадала въ цль.
Амелія скоро показала, что не раздляетъ энтузіазма своего отца. Въ палатк жаръ былъ очень сильный, сначала перенося мужественно удушливую атмосферу, Амелія почувствовала потребность подышать чистымъ воздухомъ. Она сказала объ этомъ своему отцу, который во всякихъ другихъ обстоятельствахъ поспшилъ бы самъ проводить ее. Но добрякъ былъ занятъ въ это время соперничествомъ двухъ ловкихъ стрлковъ, оспаривавшихъ титулъ царя стрльбы, онъ разсянно кивнулъ головой и Амелія пошла къ выходу изъ палатки. Гертруда, повидимому, находившая также большое удовольствіе въ этой борьб, хотла встать и идти за нею, Амелія просила ее остаться, потомъ, пройдя мимо Антоана и Леонара, она спустилась со ступеней и очутилась на свжемъ воздух.
Въ этой сторон мстность была совершенно пуста, еслибъ не ружейные выстрлы, барабанный бой и крики толпы, можно было бы считать себя очень далеко отъ многочисленнаго собрцнія. Кругомъ разстилались поля медунки и пшеницы, на которыхъ жужжали милліоны наскомыхъ. Свжій втерокъ умрялъ солнечный жаръ и Амелія съ наслажденіемъ дышала этимъ живительнымъ воздухомъ.
Однако, одинъ ли жаръ заставилъ ее выйти изъ палатки? Амелія, воспитанная очень сдержанно, была’кроткая и честная двушка, чуждая всякаго лукавства, но даже въ самой кроткой и самой честной есть какая-то хитрость, которой она не сознаетъ сама. Можетъ быть, Амелія Ван-Бестъ уступила какой-нибудь тайной мысли, ища такимъ образомъ уединенія. Какъ бы то ни было, она начала медленно прохаживаться, удаляясь отъ шумной веселости, отголоски которой доносились до нея.
Доски лстницы заскрипли отъ нершительныхъ шаговъ. Амелія продолжала свою прогулку, не оглядываясь, однако она очень хорошо знала, кто вышелъ изъ палатки. Дйствительно, когда наконецъ обернулась, она примтила Леонара.
Молодой человкъ остановился съ смущеннымъ видомъ, держа шляпу въ рук, тревожно наблюдая за выраженіемъ лица Амеліи. Онъ не зналъ, оставаться ему или уйти, говорить или молчать. Амелія знакомъ подозвала его къ себ, они съ минуту шли молча.
Леонаръ чувствовалъ легкій трепетъ и, можетъ быть, Амелія, хотя выказывала большое спокойствіе, была не мене взволнована. Когда они отошли на нкоторое разстояніе отъ палатки, Леонаръ прошепталъ очень тихо:
— Ахъ, вы забыли все!
— Напротивъ, я ничего не забыла, отвтила Амелія, голосъ которой невольно измнился:— я буду помнить до послдняго дня моей жизни, что вашему мужеству, вашему хладнокровію и вашей преданности Гертруда, Антоанъ и я были обязаны жизнью въ капелл Черной Двы. Нтъ, я не неблагодарна и не могу забыть вашихъ услугъ. Говоря моему отцу о вашихъ достоинствахъ, о вашемъ благородномъ и великодушномъ характер, я уговорила его дать вамъ мсто, которое, несмотря на вашу молодость, ставить васъ выше всхъ работниковъ въ копи.
— Благодарю, съ горечью отвтилъ Леонаръ:— дйствительно, я долженъ бы довольствоваться этой наградой и конечно я одинъ заслуживаю упрекъ въ неблагодарности… Ахъ, зачмъ я не умеръ въ шахт!
Амелія колебалась, какъ бы не желая приступить къ тягостному объясненію, наконецъ она сказала:
— Не стану притворяться, будто не понимаю васъ, и если ужъ необходимо, мы воротимся къ нкоторымъ обстоятельствамъ… Но, ради Бога, прибавила она, бросая вокругъ тревожный взглядъ:— не будемъ стоять на одномъ мст.
Они продолжали прогулку медленно и молча. Скоро Амелія продолжала такимъ тихимъ тономъ, что ее съ трудомъ можно было разслышать:
— Я знаю, на что вы намекаете, я не забыла признаній, вырвавшихся у васъ въ ту минуту, какъ вы подвергались для меня ужасной смерти… Можетъ быть, и я, въ пылу моей признательности, среди волненія, возбуждаемаго во мн обширностью опасности, произнесла нсколько словъ… Но теперь къ чему напоминать эту безумную мечту?
— Итакъ, это было только одна мечта? Драгоцнныя слова, пророненныя вами…
— Разв я знаю, что могла вамъ сказать въ экзальтаціи лихорадки, въ бреду страха? Въ подобныя минуты разсудокъ мутится, губы не выражаютъ мысли… Леонаръ, еслй я не уклонилась отъ разговора, это потому, что я хотла показать вамъ тщету нкоторыхъ надеждъ. Я не могу располагать собою, я совершенно завишу отъ моего отца, котораго уважаю и люблю. А отецъ мой никогда не отдастъ руки своей дочери такому простому работнику, какъ вы, несмотря на ваши достоинства и услуги. Онъ гордится всмъ, что относится ко мн, и я уврена… Леонаръ, вы должны дать мн слово отказаться отъ вашихъ безумныхъ мыслей… Скажите, Леонаръ, общаете ли вы мн это?
— А если и общаю, разв зависитъ отъ меня вырвать изъ моего сердца воспоминанія и сожалнія, наполняющія его?
— Когда такъ, можетъ быть, вы сдлаете хорошо, если какъ можно скоре оставите Полиньи, съ твердостью сказала Амелія.— Воспоминанія и сожалнія, о которыхъ вы говорите, сдлаются для васъ нестерпимою мукой и я буду огорчаться страданіями моего спасителя…
— Вы будете огорчаться! Ахъ, еслибъ вы имли ко мн малйшую нжность, никакое препятствіе не остановило бы меня и, можетъ быть, я преодоллъ бы сопротивленіе господина Ван-Беста!
— Я угадала вашъ планъ, бдный Леонаръ, сказала Амелія, качая головой:— я сейчасъ слышала общаніе, данное моимъ отцомъ необдуманно. Вы надетесь отыскать исчезнувшій Королевскій слой, вы сказали себ, что посл успха придете съ радостью и торжествомъ потребовать исполненія даннаго вамъ слова, потребовать въ награду себ моей руки. Неужели вы такъ дурно знаете моего отца? Онъ не иметъ ни малйшаго подозрнія о вашихъ намреніяхъ и вотъ почему онъ такъ чистосердечно далъ вамъ слово, но какъ только вы произнесете мое имя, онъ войдетъ въ страшный гнвъ, прогонитъ васъ и будетъ способенъ… Леонаръ, Леонаръ, заклинаю васъ, и для васъ и для меня, послушайтесь голоса разсудка. Предпріятіе, на которое вы ршаетесь, не можетъ быть увнчано успхомъ, а еслибъ даже успхъ и былъ возможенъ, отецъ мой скоре позволитъ разорвать себя на куски, чмъ согласится на вашу просьбу.
Во время этого разговора Амелія и Леонаръ не переставали прохаживаться медленными шагами. Они говорили очень тихо и время отъ времени удостоврялись, что никто не подсматриваетъ за ними. Вдругъ громкіе крики и рукоплесканія привлекли ихъ вниманіе.
— Вотъ испытаніе кончилось, сказала поспшно Амелія Ван-Бестъ:— станутъ раздавать призы и назначатъ царя стрльбы, толпа хлынетъ въ эту сторону, и не надо, чтобы насъ видли вмст… Ну, Леонаръ, отказываетесь ли вы отъ надеждъ, которыя кончатся, безъ сомнрія, горестнымъ разочарованіемъ?
— Повторяю вамъ опять, не отъ меня зависитъ вырвать изъ моего сердца чувства, бросившія въ немъ глубокіе корни, я перестану васъ любить только когда перестану жить. О! послушайте, Амелія, скажите мн только, что если мн удастся преодолть сопротивленіе господина Ван-Беста, вы сопротивляться не станете съ вашей стороны исполненію моихъ самыхъ дорогихъ желаній… Скажите мн это, и вы увидите, какія чудеса я сдлаю, чтобъ заслужить и получить вашу руку.
Амелія колебалась.
— Нтъ, сказала она наконецъ твердымъ тономъ:— я не должна поддерживать пагубныя мечты.
Потомъ, видя горесть, изобразившуюся на лиц Леонара, она прибавила боле кроткимъ тономъ:
— Я васъ удивляю и оскорляю, безъ сомннія. Мы, фламандки, дочери свера, привыкли подчинять наши впечатлнія разсудку и долгу, такимъ образомъ мы избавляемъ себя отъ многихъ несчастій и проступковъ… Хотя вы станете обвинять меня въ холодности и неблагодарности, я подчиняюсь закону моего рода и моей страны. Вмсто того, чтобы порицать меня, вамъ слдовало бы подражать мн, Леонаръ. Если у васъ недостаетъ силъ преодолть мимолетное и безразсудное чувство, узжайте сейчасъ… Вы воротитесь современемъ, когда восторжествуете надъ собою, и тогда…
Въ эту минуту крики возобновились, барабаны заиграли маршъ, въ палатк сдлалось большое движеніе.
— Вы не знаете, чего требуете отъ меня, съ отчаяніемъ сказалъ Леонаръ:— для интересовъ вашего отца и вашихъ я долженъ остаться, хотя буду страдать… Прежде чмъ мы разстанемся, скажите слово, одно слово, которое ободрило бы меня…
— Ничего не ждите отъ меня, перебила Амелія,— останьтесь если вы этого желаете, но посл этого объясненія, которое я считала необходимымъ, вс сношенія должны прекратиться между нами. Вы будете для меня главнымъ работникомъ моего отца, я буду считать оскорбленіемъ малйшій знакъ, взглядъ, которые напомнятъ ваши безумныя желанія… Не забудьте этого и прощайте!.. прощайте!
Она поспшила войти въ палатку, между тмъ какъ Леонаръ, разстроенный, вн-себя, бжалъ по полямъ, чтобы не встртиться съ толпою.
Амелія, съ своей стороны, можетъ быть, не испытывала стоическихъ чувствъ, выказываемыхъ ею во время предыдущаго разговора. Когда вошла въ палатку, она чувствовала, какъ ноги подгибались подъ нею. Машинально уцпилась она за занавски. Гертруда, Антоанъ и самъ Ван-Бестъ тотчасъ подбжали и подхватили ее.
Къ счастью, ея обморокъ продолжался не долго, его приписали усталости и недавней болзни Амеліи.
Но Леонаръ не видлъ этого и не показывался цлый день. Только вечеромъ Антоанъ пошелъ его отыскивать и нашелъ лежащимъ подъ тнью изгороди въ пустынномъ мст. Глаза его покраснли отъ слезъ и онъ дико бормоталъ:
— Она не любитъ меня! Какая мн нужда до всего остального!

XV.
РАЗВДЧИКИ.

Мы должны теперь оставить солнце, мураву и полевые цвты и спуститься въ копь.
Прошли три дня посл праздника и въ копи Ван-Беста дятельно производились работы. Вс горны зажжены, вс машины приведены въ движеніе. Углекопы опять вступили во владніе своей подземной областью и ихъ веселыя псни смшивались съ стукомъ вагоновъ, съ журчаніемъ воды, съ шумомъ жирокъ, ломающихъ тяжелыя массы угля.
Ван-Бестъ, желая сдлать возможными розыски и облегчить работникамъ доступъ къ Черной Дв, столь уважаемой ими, приказалъ расчистить обвалъ, загромоздившій доступъ въ верхнюю галерею. Для того, чтобы длошло скоре, дв группы работниковъ въ одно время принялись за груду земли и скалъ, между тмъ какъ одни работники у наклонной галереи, другіе, войдя въ прокопъ чрезъ шахту лстницъ, исполняли то же съ противоположной стороны.
Въ тотъ день, съ котораго мы опять продолжаемъ нашъ разсказъ, Леонаръ и Ван-Бестъ, осматривая эти работы, остановились въ томъ прокоп, гд случился взрывъ. Несмотря на подпорки, недавно поставленныя, чтобы не допустить разрушенія, прокопъ этотъ находился еще въ томъ состояніи, въ какомъ мы описали его. Двери еще не были вставлены, но воздухъ съ трудомъ проходилъ по этимъ опаснымъ пещерамъ и пламя безопасныхъ фонарей приняло синеватые оттнки зловщаго предзнаменованія.
Хозяинъ и его первый работникъ остановились, какъ мы сказали, среди хаоса и внимательно осматривались вокругъ. Но осмотръ этотъ произвелъ на каждаго противоположное впечатлніе, потому что Леонаръ остановился печально и задумчиво, между тмъ какъ Ван-Бестъ пришелъ въ восторгъ.
— Какой чудный слой, мой любезный Леонаръ, сказалъ онъ: — и какъ справедливо назвали его Королевскимъ. Посмотри, больше двухъ метровъ толщины и уголь перваго сорта! А нижніе слои, напротивъ, такъ тонки, что надо трогать стну и крышу, чтобы вынимать уголь, а это значительно увеличиваетъ издержки… А! понимаю, какъ отецъ мой разбогатлъ, разработывая этотъ слой, между тмъ какъ я раззоряюсь въ узкихъ слояхъ, наполненныхъ камнями… Но подобное сокровище не можетъ навсегда быть потеряно для насъ. Да, Леонаръ, мы найдемъ его, не правда ли? Мы найдемъ его, можетъ быть, даже сегодня!
Леонаръ молчалъ.
— О чемъ же ты думаешь? продолжалъ Ван-Бестъ съ удивленіемъ: — но ты наврно вспомнилъ, что на этомъ самомъ мст пожертвовалъ своей жизнью для спасенія моей дочери. Дйствительно, этимъ поступкомъ ты можешь гордиться.
— Я думалъ, отвтилъ Леонаръ съ глубокимъ вздохомъ: — что хорошо бы сдлалъ, еслибъ умеръ здсь.
Ван-Бестъ посмотрлъ на него разинувъ ротъ, углекопъ прибавилъ совсмъ другимъ тономъ:
— Извините… я былъ въ разсянности… Пора пойти посмотрть, гд наши развдчики, хотя я не ожидаю многаго отъ ихъ розысковъ въ этой сторон.
Ван-Бестъ, озабоченный своими личными интересами, не примтилъ дикости, проглядывавшей въ словахъ молодого человка. Оба вошли въ галерею, на конц которой слышался шумъ машинъ, показывавшій, что шли работы.
— Итакъ, Леонаръ, ты думаешь, что наши розыски не произведутъ ничего хорошаго? продолжалъ Ван-Бестъ.
— Смю сказать, что я увренъ въ этомъ. Эти розыски, конечно, производятся въ горизонтальномъ направленіи и наравн съ галереей, а по моему мннію, прекращеніе слоя произошло отъ обвала, потомъ того переворота въ слояхъ, который происходилъ въ ндрахъ земли въ неизвстныя эпохи. Вы знаете, что часто слои, по необъяснимымъ причудамъ, вдругъ повышаются или понижаются. Слдовательно, Королевскій слой надо искать не въ этой галере, а гораздо выше или гораздо ниже. Въ подобномъ случа одинъ англійскій инженеръ отыскалъ слой на сто футовъ выше того мста, гд онъ исчезъ.
— А! ты слдишь за тмъ, что длаютъ англійскіе инженеры? Если ты говоришь правду, то надо начать вертикальныя развдки, или на поверхности земли, или въ копи, это было бы и слишкомъ продолжительно, и слишкомъ дорого.
— Съ вашего позволенія, я употреблю способъ боле простой и боле скорый.
— Какой же это?
— Я внимательно разсмотрю прослойку въ шахт лстницъ, которая находится близко отсюда, когда найду оба слоя, служащіе крышей и стной Королевскому слою, я открою галерею, которая непремнно доведетъ меня до слоя, котораго мы ищемъ.
— Слыхалъ ли кто когда подобныя вещи? Угадать мсто, гд находится слой, котораго никто никогда не видалъ! При жизни моего отца въ такія тонкости не пускались… А длать наблюденія въ шахт лстницъ не легко, потому что вся шахта обшита лсомъ.
— Достаточно будетъ снять нсколько досокъ, и тогда я могу удостовриться…
— Ба, ба! перебилъ Ван-Бестъ съ нкоторымъ нетерпніемъ:— ты слишкомъ полагаешься на то, чему тебя учили въ школ… Посмотримъ лучше, что длаютъ развдчики.
Они дошли въ эту минуту до конца галереи, гд работали четыре человка. Двое вертли колесо, приводившее, въ движеніе зондъ, родъ длиннаго бурава. Эти два человка были простые чернорабочіе, но двое другихъ, наблюдавшіе за зондомъ, принадлежали къ высшей категоріи. Это были Высокій Леопольдъ и Антоанъ Робенъ, и мы должны сказать, что тотъ и другой, несмотря на свои недавнія ссоры, исполняли свое дло усердно и дятельно.
— До какой глубины достигъ зондъ? спросилъ Ван-Бестъ.
Высокій Леопольдъ поспшилъ удостовриться въ этомъ.
— Около двнадцати футовъ, отвчалъ онъ.
— И вы дошли до почвы другого свойства? спросилъ Ленаръ въ свою очередь съ любопытствомъ.
— Я думаю, потому что теперь почва уже не такъ тверда… Я полагаю, что мы коснулись угля.
— Это невозможно! вскричалъ Леонаръ, разсматривая жидкую грязь, вынутую изъ отверзтія:— пробуравленная почва нисколько не показываетъ близости угля… Что ты скажешь, Антоанъ?— Ты правъ, мы дошли до песчаника и уголь долженъ быть далеко.
— А я говорю, возразилъ Высокій Леопольдъ:— что мы дошли до угля. Я ничего не понимаю въ хитростяхъ ученыхъ, но хозяинъ долженъ же знать толкъ.
— Ну, сказалъ Ван-Бестъ:— узнаемъ сейчасъ, кто правъ и кто неправъ… Выньте зондъ и посмотримъ, съ какой почвой имемъ мы дло.
Высокій Леопольдъ поспшилъ повиноваться и на его почернвшемъ лиц виднлось какое-то выраженіе злой насмшливости. Когда зондъ былъ вынутъ, старательно разсмотрли частички, вытащенныя имъ. Между этими частичками очень ясно виднлись блестящія крупинки каменнаго угля.
— Побда! закричалъ Ван-Бестъ:— это продолженіе Королевскаго слоя… Беру всхъ васъ въ свидтели, что честь этого открытія принадлежитъ мн одному. Мн пришла въ голову мысль впустить здсь зондъ, вопреки мннію Леонара и… я нашелъ Королевскій слой!
Работники поздравили хозяина: Высокій Леопольдъ боле всхъ другихъ осыпалъ его похвалами и напыщенными комплиментами. Однако Антоанъ и Леонаръ не раздляли этого энтузіазма. Наклонившись къ зонду, они продолжали разсматривать крупинки и тихо сообщали другъ другу свои замчанія.
— Милостивый государь, сказалъ наконецъ Леонаръ, приподнимая голову:— мн жаль нарушить вашу радость, но только одинъ недостойный обманъ можетъ объяснить существованіе каменнаго угля въ этомъ мст. Мы прошли слой песчаника и доходимъ до слоя водопроводныхъ песковъ, а ршительно невозможно, чтобы слой каменнаго угля, будь онъ такъ тонокъ, какъ листъ бумаги, помстился между ними обоими.
— А! ты не хочешь признать себя побжденнымъ! отвтилъ Ван-Бестъ довольно колко:— но то, что мы видимъ, это уголь или нтъ?
— Конечно, это уголь… Но разв нтъ примровъ, что кусокъ угля могъ случайно проскользнуть въ отверзтіе зонда или былъ сунутъ туда умышленно?
Говоря такимъ образомъ, онъ устремилъ пытливый взглядъ на Высокаго Леопольда. Тотъ не могъ скрыть нкотораго безпокойства и хотлъ возражать, когда Леонаръ прибавилъ:
— Я не обвиняю никого… однако подобный обманъ часто встрчается въ копяхъ, бывали развдчики, которые, для того, чтобы побудить продолжать поиски, или по какой-нибудь другой причин, украдкой всовывали уголь въ зондъ.
— Разв меня считаютъ способнымъ?… сказалъ Высокій Леопольдъ, стараясь принять видъ оскорбленнаго достоинства.
— Я тебя не обвиняю, съ твердостью повторилъ Леонаръ:— потому что на этотъ разъ опять не имю никакихъ доказательствъ. Я предпочитаю предположить, что обломокъ угля случайно попался въ зондъ. Впрочемъ, господинъ Ван-Бестъ, этотъ слой, еслибъ даже это былъ слой, не можетъ быть Королевскій, потому что онъ иметъ только нсколько сантиметровъ толщины.
— Ты завидуешь моему успху, вовразилъ Ван-Бестъ:— а это нехорошо. Зондъ вынули въ ту самую минуту, какъ онъ уткнулся въ слой, если станутъ продолжать, уголь найдутъ въ изобиліи.
— Съ вашего позволенія, возразилъ Леонаръ почтительнымъ, но ршительнымъ тономъ: — если станутъ продолжать работу, вода брызнетъ чрезъ пять минутъ, потому что, повторяю вамъ, мы дошли до слоя водопроводныхъ песковъ.
— Твоя дерзость заслуживаетъ урока, рзко перебилъ Ван-Бестъ: — мы посмотримъ. Вложите зондъ и продолжайте работу.
Высокій Леопольдъ колебался.
— Если мы нашли уголь, сказалъ онъ тономъ досады:— для чего же идти дальше?
— Для того, чтобы убдить этого упрямца, возразилъ Ван-Бестъ:— принимайтесь за работу!
Высокій Леопольдъ повиновался съ очевиднымъ отвращеніемъ. Леонаръ безцеремонно оттолкнулъ его.
— Постой, сказалъ онъ:— я хочу самъ вложить зондъ.
— Что, я развдчикъ или нтъ? возразилъ высокій Леопольдъ съ гнвомъ:— или я не знаю моего ремесла?
— Еще бы! Ты находишь даже то, чего нтъ… Подожди, это не долго будетъ.
Онъ старательно вытеръ зондъ, удостоврившись, что въ немъ не заключается ничего, онъ самъ вложилъ его въ отверзтіе.
— Теперь продолжай, сказалъ онъ.
Высокій Леопольдъ съ гнвомъ, все боле и боле очевиднымъ, принялся за дло. Но если у него и было какое-нибудь намреніе обмануть, онъ не могъ привести его въ исполненіе, потому что Леонаръ и Ван-Вестъ наблюдали за его малйшими движеніями. Скоро зондъ дотронулся до дна отверзтія и работники, стоявшіе у колеса, снова привели его въ движеніе.
Прошло нсколько минутъ. Ван-Бестъ казался очень внимателенъ, его выгоды и его самолюбіе равно зависли отъ этого опыта.
Самъ Леонаръ, хотя нисколько не сомнвался относительно результата, наблюдалъ за работою съ особеннымъ стараніемъ, особенно прислушивался онъ къ звуку зонда. Безъ сомннія, этотъ звукъ имлъ для него положительное значеніе, потому что онъ скоро улыбнулся и шепнулъ нсколько словъ Антоану, который взялъ какую-то небольшую вещь изъ угла галереи.
Шумъ дйствительно перемнился, зондъ, вмсто сопротивленія, буравилъ чрезвычайно легко. Въ тоже время что-то глухо клокотало внутри скалы.
— Это вода, сказалъ Леонаръ:— остановитесь!
Внутреннее клокотаніе длалось сильне по мр того, какъ вынимали зондъ, и уже вода изобильно вырывалась изъ отверзтія. Вдругъ молодой углекопъ закричалъ:
— Будь внимателенъ, Антоанъ!.. а вы, господинъ Ван-Бестъ, берегитесь!
Струя воды, силу которой ничмъ нельзя передать, вырвалась словно изъ артезіанскаго колодезя и окатила всхъ зрителей, грозя погасить огни въ ихъ металлической стеклянной оболочк. Въ нсколько минутъ вся галерея наполнилась бы водою, но предосторожности были приняты. Антоанъ съ проворствомъ, происходившимъ отъ привычки, воткнулъ въ отверзтіе деревянную втулку, которую держалъ въ рук, а Леонаръ, ударивъ по втулк зондомъ, крпко ее вколотилъ, и наводненіе вдругъ прекратилось. Пока работники прикрпляли брусья, чтобы не допустить новаго наводненія, Леонаръ обернулся къ Ван-Бесту, который съ досадой отиралъ лицо, и сказалъ ему просто:
— Ну что?
— Чортъ тебя побери! Я весь промокъ и надо поскоре идти переодваться… Да это вода, сомнваться нельзя, но она можетъ происходить отъ угольнаго слоя точно такъ же, какъ и отъ песчанаго, и въ угольномъ сло есть вода.
Вмсто отвта, Леонаръ указалъ ему на осадокъ, принесенный водою, это былъ крупный красный песокъ, смшанный съ голышами, безъ малйшаго признака угля. Доказательство было ршительное и Ван-Бестъ состроилъ гримасу, однако, онъ мужественно покорился очевидности.
— Ну, сказалъ онъ:— я долженъ признать себя побжденнымъ ты слишкомъ для меня хитеръ. Теперь дйствуй какъ знаешь, я вмшиваться не стану… Находи Королевскій слой какъ хочешь, только найди, я отстраняю себя потому, что промокъ до костей и похожъ на мокрую курицу.
— Итакъ вы мн позволяете снять нсколько досокъ въ шахт лстницъ?
— Это помшаетъ ли работамъ?
— Я постараюсь, чтобы работы не прерывались… Впрочемъ, прибавилъ Леонаръ съ легкой улыбкой:— мы не можемъ терять времени, если хотимъ отыскать Королевскій слой до прізда вашего товарища, вы кажется мн сказали, что онъ будетъ здсь дней чрезъ пять?
Это соображеніе преодолло всю нершительность хозяина.
— Правда! правда! возразилъ онъ:— и если онъ узнаетъ о нашей неудач, онъ непремнно приметъ видъ превосходства… Послушай, Леонаръ, употребляй способы какіе сочтешь нужными, употребляй, если вздумаешь, гадательную палочку, которую употребляли древніе для открытія копей и источниковъ, это твое дло… А я пойду сушиться.
Онъ схватилъ свой фонарь, и дрожа всми членами, пошелъ къ шахт лстницъ, не примчая заглушаемаго хохота, которымъ работники провожали его.
Пока, подъ начальствомъ Антоана, работники окончательно трудились, чтобы не допустить новаго наводненія, Леонаръ отвелъ въ сторону высокаго Леопольда.
— Могу я узнать, спросилъ онъ строго: — для чего ты секретно вложилъ въ отверзтіе зонда нсколько кусковъ угля? Кого ты хотлъ обмануть и какая была твоя цль?
Высокій Леопольдъ сначала хотлъ было отпереться, но судя по твердому тону своего молодого начальника, что отпирательство ни къ чему не послужитъ, онъ отвтилъ съ насмшкой:
— Ну что-жъ такое? Что за бда сыграть шуточку съ хозяиномъ? Надо же немножко посмяться… Хозяева хотятъ мшаться во все. Нашъ хозяинъ, потому что у него есть деньги, приходитъ мшать намъ здсь, пусть остается себ въ контор считать свои денежки… Ты вдь изъ нашихъ, Леонаръ, неужели ты бросишь твоихъ друзей, для того чтобы подличать предъ богачами? Хотя ты учился, какъ увряютъ, ты не долженъ бы принимать сторону этихъ гордецовъ, которые вызжаютъ на насъ.
— Я пристану къ той сторон, къ какой захочу, возразилъ Леонаръ рзко:— и не спрашиваю твоихъ совтовъ… Но одно ли желаніе сыграть шуточку съ хозяиномъ, какъ ты говоришь заставило тебя сунуть этотъ уголь въ отверзтіе зонда? Не оттого ли скоре, что видя милость, какою меня удостоиваетъ добрйшій господинъ Ван-Бестъ, и несогласіе, случившееся между нимъ и мною относительно этой пробы, ты надялся поссорить меня съ нимъ? И право, прибавилъ онъ:— не будь этого благопріятнаго обстоятельства, этотъ гнусный разсчетъ съ твоей стороны удался бы!
На губахъ Высокаго Леопольда опять появилась злая улыбка, но онъ повторилъ клятвенно, что эта была только шутка.
— Хорошо! продолжалъ Леонаръ: — однако не возобновляй подобныхъ шутокъ, потому что теб придется плохо… Я тебя предупредилъ, что стану за тобою наблюдать.
— Что мн за дло! Я ничего не боюсь, возразилъ развдчикъ дерзкимъ тономъ: — долго ли ко мн станутъ приставать съ одними и тми же глупостями? Если я виновенъ, пусть на меня донесутъ, и я отвчу.
— Я считаю тебя очень хитрымъ, но берегись, въ самую неожиданную минуту истина можетъ обнаружиться.
— Для чего ты мн не скажешь, какъ эти суеврные дураки, что мн отмститъ Черная Два? возразилъ Высокій Леопольдъ, смясь и пожимая плечами:— ты, ученый, знаешь много разныхъ разностей, неужели ты можешь врить такимъ вракамъ?
— Я знаю, что Богъ можетъ наказать нечестивость и преступленіе, холодно отвтилъ Леонаръ.
Въ капелл. Черной Двы послышался шумъ шаговъ и голосовъ. Леонаръ, предполагая, что случилось какое-нибудь происшествіе, о которомъ работники хотятъ ему сообщить, пошелъ къ нимъ на встрчу, а Высокій Леопольдъ послдовалъ за нимъ изъ любопытства.
Проходя мимо прокопа, въ которомъ случился взрывъ, они встртили шестерыхъ работниковъ, разговаривавшихъ съ оживленнымъ видомъ. Одинъ изъ нихъ, плотникъ Паскаль, держалъ въ рук топоръ съ сломанной рукояткой. Когда они узнали развдчика, они замолчали и мрачно посмотрли на него. Однако никто не смлъ заговорить съ нимъ и Паскаль обратился къ Леонару съ видомъ замшательства.
— Я наконецъ нашелъ мой топоръ… знаете, тотъ, который взялъ у меня Высокій Леопольдъ.
— Гд же онъ былъ?
— Среди обвала… Разрывая обломки, мы нашли его.
— И это точно твой?
— Онъ служилъ мн такъ давно, что я не могу его не узнать, хотя рукоятка сломалась.
Наступило глубокое молчаніе. Высокій Леопольдъ, несмотря на свою обычную смлость, дрожалъ всми членами.
— Мы надялись встртить здсь господина Ван-Беста, продолжалъ Николай, находившійся въ этой групп:— и просить его освободить насъ какъ можно скоре отъ нкоторыхъ негодяевъ… Мы не хотимъ имть убійцъ въ Полиньиской копи!
— Господинъ Ван-Бестъ ушелъ, отвтилъ Леонаръ: — но о какихъ убійцахъ говоришь ты, Николай? Между нами нтъ убійцъ!
— Вы думаете это? Ну, оглянитесь-ка назадъ.
Энергическимъ движеніемъ руки указалъ онъ на развдчика, поза котораго, впрочемъ, не показывала спокойной совсти.
— Его надо прогнать, продолжалъ Паскаль: — а то никто изъ насъ не захочетъ здсь работать.
— Мы сами его прогонимъ, подхватилъ другой:— мы не хотимъ брататься съ злодемъ.
Высокій Леопольдъ былъ, повидимому, пораженъ этими вспышками ненависти и гнва, однако съ трудомъ пролепеталъ:
— О чемъ идетъ дло? Я ничего не понимаю… Я всегда былъ хорошимъ товарищемъ, преданъ друзьямъ…
— Представляйся невиннымъ! запальчиво перебилъ Николай:— сначала мы точно думали, что тебя обвиняли напрасно и защищали тебя, но теперь сомнваться нельзя. Въ тотъ день Паскаль видлъ, какъ ты взялъ его топоръ, чрезъ нсколько минутъ Леонаръ, Антоанъ Робенъ и двицы слышали стукъ топора, теперь подъ обломками нашелся топоръ Паскаля. Ясно ли это? Ты врно хотлъ отмстить Леонару, который такъ славно отколотилъ тебя при всхъ. Не ты причиною, что столько человкъ чуть не погибли подъ обваломъ? Ты заслуживаешь, чтобъ теб раскроили черепъ топоромъ, который ты укралъ!
Вс работники, привлеченные шумомъ, выразили свое негодованіе такимъ же энергичнымъ образомъ. Высокій Леопольдъ, не имя возможности иначе оправдаться, говорилъ свирпымъ тономъ:
— Никто меня не видалъ… Это заговоръ богачей противъ меня.
Леонаръ продолжалъ спокойно:
— Не спшите, мои друзья, произносить приговоръ въ подобномъ дл. Топоръ Паскаля, найденный подъ обваломъ, очень серьезная улика противъ Высокаго Леопольда, я согласенъ съ этимъ, но взглянемъ на это съ другой стороны. Я допускаю, что Леопольдъ, въ припадк слпого гнва, хотлъ мн отмстить, но не было ли бы безумствомъ, еслибъ онъ изъ мщенія могъ быть причиною катастрофы, которой самъ могъ сдлаться жертвой?
Высокій Леопольдъ съ изумленіемъ посмотрлъ на Леонара, не понимая, какимъ образомъ помощь можетъ подоспть къ нему съ этой стороны, однако, онъ поспшилъ воспользоваться аргументомъ въ свою пользу.
— Я уже это говорилъ! вскричалъ онъ:— надо быть пошлымъ дуракомъ…
— Мы разсмотрли все, перебилъ Николай: — и очень хорошо поняли, какъ все случилось. Обвалъ сдлался въ два раза, или лучше сказать, были два отдльныхъ обвала. Вы помните, Леонаръ, что при вход въ капеллу Черной Двы находилось каменное кружало, которое считали довольно крпкимъ, чтобы поддерживать крышу галереи и прокопа спереди и сзади. Негодяй сталъ за этимъ кружаломъ, чтобы сломать подставки, уже сгнившія, какъ всмъ извстно. При первомъ удар топора, балки треснули и обвалъ сдлался въ капелл. Негодяй, отступивъ на нсколько шаговъ, могъ считать себя въ безопасности, но вдругъ позади него, съ другой стороны кружала, крыша галереи, потрясенная движеніемъ земли, угрожала также обвалиться. Предупрежденный трескомъ, камнями, валившимися сверху, онъ поспшилъ бросить топоръ и убжать. Онъ чуть-было не попался, но все-таки усплъ спастись. Видите ли, Леонаръ, меня тамъ не было, но я положу руку въ огонь, что дло происходило такимъ образомъ. Слды двухъ обваловъ еще видны, и мы нашли топоръ Паскаля именно подъ кружаломъ. Еслибъ негодяй былъ чистосердеченъ, онъ самъ согласился бы съ справедливостью нашихъ предположеній.
Леонаръ имлъ особыя причины допускать эти объясненія. Онъ вспомнилъ, что въ минуту катастрофы слышалъ другой обвалъ посл перваго, а топоръ, найденный на этомъ мст, могъ только подтвердить предположенія Николая. Однако, онъ холодно продолжалъ.
— Что тамъ ни говори, это не доказано. Какъ Паскаль ни увряетъ, что онъ узналъ свой топоръ, я позволяю себ сомнваться на этотъ счетъ: вс топоры здшніе одной формы, у этого рукоятка сломана, и мн кажется ошибиться очень легко… Стало быть, вы не имете достаточныхъ причинъ обвинять вашего товарища въ гнусномъ преступленіи:
Услышавъ, что Леонаръ оправдываетъ Высокаго Леопольда, присутствующіе пришли въ изумленіе. Этотъ приговоръ, выраженный человкомъ, благоразуміе и справедливость котораго были имъ извстны, привелъ ихъ въ большую нершимость. Однако, они еще не соглашались и Николай, одинъ изъ самыхъ оживленныхъ, продолжалъ съ досадой:
— Чего еще вамъ нужно, Леонаръ? Разв злодйство не ясно какъ день? Не вы ли первый подозрвали истину, и еслибъ Высокому Леопольду удалось, гд были бы вы теперь?
— Именно потому, что я чуть было не погибъ отъ этого несчастья, надо остерегаться моего перваго впечатлнія. Повторяю еще разъ, что случайное стеченіе обстоятельствъ могло быть причиною происшествія, которое вы приписываете преступленію.
Убжденіе работниковъ поколебалось.
— Право, Леонаръ, сказалъ Антоанъ:— я тебя не понимаю.Не говорилъ ли ты мн самъ…
— Я ошибался, любезный Антоанъ, возразилъ Леонаръ, бросая на своего друга значительный взглядъ:— ты довряешь мн, врь же, когда я увряю тебя, что не существуетъ достаточныхъ причинъ для обвиненія Высокаго Леопольда.
— Если ты увряешь это, Леонаръ, такъ должно быть потому, что ты знаешь все.
Антоанъ отошелъ нсколько поодаль, какъ будто отказывался отъ всякой подозрительной мысли противъ виновнаго. Работники также не смли упорствовать въ своемъ мнніи и молчали.
— Слышите, товарищи, продолжалъ Леонаръ въ ту минуту, когда они удалялись:— чтобы не распространять въ копи непріятныхъ слуховъ о Высокомъ Леопольд… Работнику нужна репутація, если онъ лишится ее, онъ умретъ съ голода, потому что никто не захочетъ его нанять.
Николай и его товарищи сдлали одобрительный знакъ.
— А если кто-нибудь позволитъ себ важничать со мною, прибавилъ Высокій Леопольдъ, которому вдругъ вернулась его самоувренность:— я переломаю ему ребра.
Работники ушли, разговаривая тихо между собою. Оставшись одинъ съ распорядителемъ работъ, Высокій Леопольдъ сказалъ ему, потирая руки:
— Ты добрый малый Леонаръ, ты образумилъ этихъ дураковъ. Я не боюсь ни одного, ни десятерыхъ, но еслибъ они напали на меня вс вмст, конечно я не могъ бы сладить съ ними. Итакъ спасибо, не хочешь ли выпить чарочку у старухи Бишетъ?
— Пить съ тобою, негодяй! возразилъ Леонаръ глухимъ голосомъ:— я скоре умру отъ жажды… Теперь мн не остается никакихъ сомнній на счетъ твоего преступленія.
Высокій Леопольдъ вздрогнулъ.
— Однако, пролепеталъ онъ:— ты говорилъ сейчасъ и убдилъ другихъ…
— Это люди простодушные и честные, они поврили мн наслово, но неужели ты воображаешь, что королевскій прокуроръ или жандармы будутъ такъ легковрны?
Высокій Леопольдъ не могъ удержаться отъ легкаго трепета, Леонаръ продолжалъ:
— Топоръ Паскаля, найденный подъ обваломъ, улика ршительная. Ты злодй и я долженъ бы предоставить тебя правосудію, по-крайней-мр твоихъ товарищей, но я все еще надюсь, что раскаяніе тронетъ твое сердце, и хотлъ избавить насъ всхъ отъ тягостныхъ сценъ, которыя возбудило бы открытіе измны. Наконецъ, такъ какъ я боле всхъ пострадалъ отъ твоихъ преступныхъ умысловъ, я счелъ себя въ прав выказать великодушіе… Вотъ почему сейчасъ я старался отклонить справедливыя подозрнія, направленныя противъ тебя. Однако мое снисхожденіе не дойдетъ до того, чтобы оставить тебя между нами, ты долженъ уйти отсюда въ самомъ непродолжительномъ времени… Такимъ образомъ ты не будешь обезславленъ и, можетъ быть, найдешь работу въ какой-нибудь другой копи.
— А сколько еще времени позволите вы мн остаться здсь? смиренно спросилъ Высокій Леопольдъ.
— Недлю, не боле. До-тхъ-поръ старайся не оскорблять никого твоей дерзостью, потому что углекопы очень раздражены противъ тебя. Можетъ быть, даже они не потерпятъ тебя здсь и недли.
Высокій Леопольдъ не смлъ проронить слова. Леонаръ прибавилъ совсмъ другимъ тономъ:
— Теперь бери свой зондъ и ступай на работу. Одинъ Антоанъ будетъ помогать мн въ новыхъ розыскахъ, за которые я принимаюсь.
— Но вамъ вдь еще придется длать развдки, возразилъ Высокій Леопольдъ сладенькимъ тономъ, какъ будто ничего не случилось между нимъ и Леонаромъ:— въ такомъ случа вы можете положиться на меня. Не надо сердиться на меня за шуточку которую я сейчасъ сыгралъ съ хозяиномъ… Это только такъ для смха… Во-первыхъ, я всегда сержусь на хозяина, но друзьямъ я преданъ.
— Мн не нужны твои услуги, сухо сказалъ Леонаръ.
Повернувшись къ нему спиною, онъ пошелъ къ Антоану. Оставшись одинъ, Высокій Леопольдъ не воздерживался боле.
— Недлю! пробормоталъ онъ съ ругательствомъ:— а потомъ убираться… Мы увидимъ! До-тхъ-поръ я успю смастерить кое-что… Первый разъ мн не удалось, но я лучше приму предосторожности, еслибъ пришлось разстаться съ своей шкурой, я отмщу всмъ моимъ врагамъ.

XVI.
ОТКРЫТІЯ.

На другой день новое обстоятельство возбудило любопытство работниковъ и конторщиковъ. Щегольская карета, запряженная двумя великолпными лошадьми, въхала на дворъ и остановилась у павильона, занимаемаго хозяиномъ. Изъ кареты вышелъ человкъ изящной наружности, съ орденомъ въ петлиц. Ван-Бестъ, обыкновенно такой спокойный и безцеремонный, подбжалъ къ двери и принялъ гостя съ чрезвычайной вжливостью, но вмсто того, чтобы ввести его въ контору, онъ ввелъ его въ гостинную перваго этажа, гд никто не могъ слышать ихъ разговора. Скоро громкими криками позвали Гудулу и велли ей принести бутылку мадеры и пирожковъ для этого незнакомаго гостя.
Человкъ, котораго Баи-Бестъ принималъ такъ вжливо, долженъ былъ имть нкоторую важность, поэтому но заводу скоро распространились слухи, что гость этотъ былъ де-Бокуръ. Эта увренность такъ вкоренилась во всхъ, что каждую минуту ожидали появленія Ван-Беста подъ руку съ его новымъ товарищемъ, который станетъ осматривать конторы и мастерскія. Конторщики уже спрашивали себя не пойти ли имъ переодться въ праздничное платье, а работники радовались мысли о наград, которую новый хозяинъ наврно дастъ имъ въ честь своего прізда.
Но эти предвиднія, эти надежды не осуществились. Посл двухъ часовъ секретнаго разговора, Ван-Бестъ и мнимый де-Бокуръ явились, все разговаривая съ веселымъ видомъ и дружеской короткостью. Гость подошелъ къ карет, въ послдній разъ пожалъ руку хозяину завода, слъ въ карету и ухалъ.
Волненіе, возбужденное этимъ происшествіемъ, утихло, предположили, что незнакомецъ былъ какой-нибудь владлецъ фабрики и пріхалъ сдлать заказъ каменнаго угля.
Ван-Бестъ, воротившись въ павильонъ, былъ чрезвычайно взволнованъ, хотя въ этомъ волненіи не виднлось безпокойства. Онъ ходилъ взадъ и впередъ, отдавалъ приказанія конторщикамъ, потомъ сталъ отыскивать дочь, свою обычную совтницу и повренную. Не находя ее, онъ пошелъ къ террас, возл комнаты дочери, гд Амелія иногда работала въ хорошую погоду. Терраса эта, очень узкая, украшалась фаянсовой статуей, представлявшей молодаго садовника, стоявшаго на каменномъ пьедестал, потомъ четырьмя тощими, липами составлявшими бесдку. Хотя садовникъ былъ въ розовомъ камзол и, желтыхъ панталонахъ, и опирался на заступъ, эмблему своего ремесла, онъ очень походилъ на углекопа, до того почернлъ отъ дыма сосднихъ трубъ. На липахъ же едва показывалось нсколько листиковъ весною, и когда Амелія желала ссть въ ихъ тни, старая Гудула была принуждена очищать ихъ своей метлой отъ угольной пыли. Однако, такъ какъ съ этой террасы былъ прекрасный видъ на окрестности, Амелія Ван-Бестъ не теряла случая приходить подышать чистымъ воздухомъ на этомъ мст.
Она и въ эту минуту находилась тутъ, занимаясь какимъ-то шитьемъ. Погруженная въ глубокія размышленія, она не заботилась о продолжительномъ отсутствіи отца, она даже не слыхала, какъ захрустлъ песокъ подъ тяжелыми тагами Ван-Беста, когда онъ подошелъ къ ней. Наклонивъ голову на грудь, она плакала.
Видъ этихъ слезъ вывелъ изъ себя честнаго фламандца, который обожалъ свою дочь. Онъ подбжалъ къ ней и слъ на скамейку возл нея, говоря съ жаромъ:
— Что съ тобою, малютка? Что теб сдлали? Что случилось? Я хочу знать.
Онъ обнялъ ее и поцловалъ въ лобъ. Амелія поспшила отереть глаза.
— Это ничего, пролепетала она, усиливаясь улыбнуться:— увряю васъ, ничего.
— Ничего, ничего, однако ты плачешь… Я хочу узнать отъ чего.
— Боже мой! Милый папа, мы молодыя двушки часто плачемъ безъ причины… Говорятъ, что это разстройство нервъ.
— Полно, ты добрая двушка, ты такимъ пустякамъ не поддаешься… У тебя есть какая-то тайна, которую ты скрываешь отъ меня… Я хочу знать, откуда происходитъ твое горе… Согласись, двочка, что теб скучно. Конечно, твой образъ жизни не очень веселъ. Вчно въ контор со счетами, какое тутъ не селье для молодой и хорошенькой двушки… Но послушай: у меня будетъ товарищъ, и тогда мн легко будетъ отлучаться иногда, я повезу тебя въ городъ, мы можемъ даже създить въ Парижъ или Брюссель, по твоему выбору… Можетъ быть, также теб хочется нарядныхъ платьевъ, новую шляпку? Если такъ, признайся откровенно, я напишу, чтобы теб прислали… Но я не хочу, чтобы ты плакала, слышишь ли? Нтъ, я этого не хочу.
Амелія обняла отца, поблагодарила его за предложеніе и повторила, что у ней нтъ никакого горя. Она выражалась такъ ршительно, что Ван-Бестъ наконецъ былъ убжденъ въ ея искренности. Однако, онъ сказалъ, качая головой:
— Какъ женщины смшны! Плакать, потому что такъ хочется!.. Но такъ какъ ты ничего не желаешь, не будемъ больше говорить объ этомъ.
Потомъ онъ продолжалъ своимъ обыкновеннымъ добродушнымъ тономъ:
— Ты не знаешь, Амелія, какой гость былъ у меня сегодня?
— Гость, папа? съ удивленіемъ спросила Амелія.
— Какъ! разв ты не видала сейчасъ кареты на двор? Гд же у тебя были глаза?
— Я врно была въ разсянности, но какой же былъ у васъ гость?
— Никто иной, какъ господинъ Р***, директоръ желзной дороги. Онъ мн насказалъ… очень странныхъ вещей.
— А! Разскажите мн.
— Любопытница!… Можетъ быть, я неправъ, но я не умю ничего отъ тебя скрывать, съ тобою я думаю вслухъ… Ну, Амелія, теперь мн понятны нкоторыя обстоятельства, которыя и тебя должны были заставить призадуматься. Не была ли ты удивлена, напримръ, когда дла мои находились въ отчаянномъ положеніи, когда мн оставалось только объявить себя банкротомъ, что неожиданное, почти чудесное вмшательство возвратило мн мое состояніе?
— Правда, милый папа, и мы должны горячо благодарить провидніе, которое спасло насъ отъ этой опасности.
— Будемъ благодарить провидніе, я съ этимъ согласенъ, но мы также должны благодарить тхъ, которыхъ оно употребляло для совершенія этаго чуда… А знаешь ли ты, кто это, Амелія?
— Врно самъ господинъ Р***
— Очень хорошо, но господинъ Р*** самъ такъ занятъ и не могъ наблюдать за длами такого частнаго человка, какъ я, чтобы явиться ко мн на помощь въ минуту опасности, еслибы его не побуждало дятельное и сильное вліяніе… Ну, я не стану заставлять тебя отгадывать загадки… Помнишь балъ въ Монской ратуш, на которой я возилъ тебя въ прошлую зиму?
— Конечно помню, папа.
— Между молодыми людьми, которые толпились около тебя и приглашали тебя танцовать, разв ни одинъ не обратилъ на себя твоего вниманія?
— Ни одинъ, отвчала Амелія, покраснвъ.
— Точно?… Впрочемъ, ихъ было много и ты не знала ихъ. Однако, душа моя, между тми, которые приглашали тебя на польки и кадрили, находился де-Бокуръ, племянникъ Р*** и мой теперешній товарищъ.
— Возможно ли? Постойте, я кажется вспоминаю… Нтъ, нтъ, я не помню никакого обстоятельства, относящагося къ де-Бокуру.
— Ну, малютка, это неблагодарность съ твоей стороны, потому что онъ тебя не забылъ, онъ былъ нашъ покровитель у своего дяди. Узнавъ о моихъ финансовыхъ затрудненіяхъ, онъ въ первый разъ доставилъ мн заказъ двухъ тысячъ тоннъ угля, посл, узнавъ неизвстно какимъ образомъ о моемъ наступающемъ банкротств, онъ вздумалъ предложить господину Р*** товарищество, которое не только спасаетъ меня отъ раззоренія, но еще можетъ сдлать меня богачомъ. Поэтому, когда этотъ славный молодой человкъ, находящійся теперь, какъ говорятъ, во Франціи, прідетъ въ Полиньи, я намренъ принять его какъ можно лучше, не смотря на то, что онъ инженеръ.
— И я также, папа, потому что онъ дйствительно оказалъ намъ большую услугу… Но какимъ образомъ Бокуръ могъ такъ хорошо разузнать о нашихъ затрудненіяхъ и вмшаться такъ кстати?
— Гмъ! Я кое-что подозрваю… Этотъ Леонаръ кажется порядочно таинствененъ и, безъ сомннія, это онъ сообщалъ ему обо всемъ.
— Не предполагайте, милый папа, съ живостью возразила Амелія:— что Леонаръ могъ играть въ этомъ дл, или въ какомъ бы то ни было другомъ, роль недостойную благороднаго человка… Онъ спасъ мн жизнь, прибавила она сдержанно:— и я не могу строго о немъ судить.
— Кто же говоритъ о немъ дурное? Ты можешь думать о немъ не лучше меня. Разв это дурно, что онъ увдомилъ господина Р*** или Бокура объ ужасныхъ затрудненіяхъ, которыя мы должны были преодолвать?.. Но дло идетъ не о немъ… Я съ удовольствіемъ вижу, дочь моя, твое хорошее расположеніе къ Бокуру. Я имлъ нкоторое предубжденіе относительно его, но оно теперь не существуетъ. Я собиралъ о немъ свднія, онъ не гордъ и не спсивъ, и я увренъ, что мы съ нимъ сойдемся. Съ твоей стороны, если ты найдешь его не дурнымъ собою и такимъ любезнымъ, какъ говорятъ…
Амелія вдругъ приподняла голову.
— Мн-то что до этого? спросила она:— что за нужда до моего мннія о вашемъ товарищ?
— Хорошо! Однако, Амелія, теб скоро минетъ двадцать лтъ, ты слишкомъ хороша для того, чтобы остаться въ старыхъ двахъ, я не эгоистъ и надюсь…
— Объяснитесь, папа, сказала Амелія, видя, что онъ остановился: — что такое происходило между вами и господиномъ Р***?
— Ничего… Что такое могло происходить? Только мы скоро примемъ здсь молодого человка, богатаго, образованнаго, изъ хорошей фамиліи и съ прекраснымъ обращеніемъ, если ты вспомнишь, что этотъ молодой человкъ будетъ моимъ товарищемъ, равнымъ мн, и что онъ уже влюбленъ въ тебя, будетъ о чемъ призадуматься, признайся.
— Это все, папа? Ваши мысли, кажется мн, такъ измнились въ нсколько часовъ…
— Скрываться предъ тобой нельзя, у тебя такое пылкое воображеніе… Ну, сознаюсь, господинъ Р*** показалъ мн, какъ выгоденъ былъ бы для всхъ насъ твой бракъ съ его племянникомъ, итакъ, если мой новый товарищъ понравится теб…
— Батюшка, узнайте сейчасъ же мои мысли, съ пылкостью перебила Амелія: — я не хочу разстаться съ вами, я никогда не выйду замужъ. А что касается человка, о которомъ вы горите, хотя онъ вдругъ сдлался образцомъ всхъ человческихъ совершенствъ, я никогда не полюблю его и во сто разъ предпочту смерть подобному браку!
Въ тоже время слезы ея полились опять и громкія рыданія вырвалась изъ груди.
Ван-Бестъ вовсе не понялъ этой вспышки горести, онъ осыпалъ дочь ласками и старался ее успокоить.
— Полно, дурочка, что это пришло теб въ голову? говорилъ онъ дружескимъ тономъ: — подумаешь, точно будто бракъ этотъ ршенъ и что я насильно выдаю тебя за этого жениха, какъ длаютъ отцы въ комедіяхъ. Если Бокуръ теб не понравится, я не стану принуждать тебя выходить за него, ты будешь властна въ твоемъ выбор… Притомъ, Амелія, благоразумно ли раздражаться такимъ образомъ противъ молодого человка, котораго ты никогда не видала, или котораго не помнишь, какъ призналась сама? И если его хорошія качества, услуги, которыя онъ намъ оказалъ и которыя можетъ быть окажетъ еще, наконецъ тронутъ твое сердце, не будешь ли ты первая сожалть о твоемъ несправедливомъ предубжденіи?
— Я не знаю Бокура, возразила Амелія, съ усиліемъ удерживаясь отъ слезъ: — можетъ быть, онъ одаренъ всми достоинствами, которыя ему приписываютъ, и я не отказываю ему въ признательности, на которую онъ иметъ право съ вашей стороны и моей. Но я не могу идти дальше, папа, и заклинаю васъ не идти дале.
— Въ такомъ случа мой товарищъ долженъ довольствоваться тмъ, что ты можешь ему дать… Но, право, малютка, судя по горячности твоего отказа, можно предположить, что ты уже сдлала выборъ, не говоря никому.
Амелія вспыхнула.
— Папа, продолжала она: — повторяю вамъ, что я не разстанусь съ вами… Что будетъ съ вами безъ меня? Что касается моего выбора, какъ вы говорите, вроятно ли и возможно ли это? Мы живемъ въ совершенномъ уединеніи, единственно занимаясь длами копи, и не принимаемъ никого.
— Причина дйствительно благовидная… Какъ бы то ни было, дитя мое, я не стану никогда принуждать тебя. Я могу противиться твоему предпочтенію, но не стану навязывать теб моего.
— Благодарю, папа… И вы увряете меня, что не дали слова господину Р***?
— Нтъ, я сдлалъ видъ, будто не понимаю его, и мы ограничились общими мстами.
— Онъ конечно опять вернется къ этому и тогда…
— Ты сама продиктуешь мн отвтъ… Но, ради Бога, прежде чмъ пренебрегать моимъ новымъ товарищемъ, узнай, косые ли у него глаза и кривой ли носъ.
— Будь онъ красивъ какъ Адонисъ, я буду ненавидть его… Я уже его ненавижу и убдительно прошу васъ, папа, не говорить о немъ.
Ван-Бестъ началъ весело подтрунивать надъ дочерью, хотя легко было видть, что предубжденія Амеліи противъ Бокура были ему не по вкусу. Полное согласіе возстановилось между отцомъ и дочерью, когда Леонаръ показался у двери, выходившей на террасу, и приблизился къ нимъ быстрыми шагами.
Молодой углекопъ пришелъ изъ копи и былъ въ рабочемъ костюм, но по обыкновенію усплъ предохранить отъ пыли свои блыя и нжныя руки, свое красивое и благородное лицо. Впрочемъ, въ эту минуту онъ вовсе не думалъ о своемъ костюм, даже присутствіе Амеліи не возбудило въ немъ ни удивленія, ни замшательства. Черты его выражали радость и гордость. Снявъ свою кожанную фуражку, онъ сказалъ Ван-Бесту, между тмъ какъ глаза его обращались на Амелію:
— Мн удалось. Королевскій слой отысканъ!
При этомъ важномъ извстіи, которое сдлало бы Ван-Беста счастливымъ нсколько дней тому назадъ, онъ остался холоденъ.
— Въ-самомъ-дл? отвтилъ онъ: — съ. которой стороны?
— Въ шахт лстницъ, какъ я предвидлъ.
— Конечно, наравн съ прежнимъ слоемъ?
— Нтъ, на тридцать метровъ выше и вотъ почему въ старину не могли его найти. Въ эпоху, которую опредлить нельзя, сдлалась трещина въ слояхъ земли и часть этихъ слоевъ была приподнята внутренней силой. Поэтому новый слой не продолжается тамъ, гд прежній слой разработывался при жизни вашего отца, но ошибиться нельзя, это тотъ самый.
— Хорошо, сказалъ Ван-Бестъ, сдлавъ гримасу:— ты опять принялся за геологію, которую я ненавижу… Но теб удалось, и это самое главное… Какія средства употребилъ ты?
— Самыя простыя, я, какъ и говорилъ, только снялъ нсколько досокъ въ шахт, осмотръ слоевъ доказалъ мн существованіе Королевскаго.
— Стало быть, онъ очень виденъ?
— Напротивъ, очень мало, едва виднется тонкая жилка угля.
— Ты насмхаешься надо мною? Какимъ же образомъ тотъ слой, о которомъ ты говоришь, можетъ быть продолженіемъ Королевскаго, который имлъ по-крайней-мр два метра толщины?
— Ошибиться невозможно, этотъ слой будетъ такъ же богатъ, какъ первый.
Леонаръ говорилъ съ увренностью. Ван-Бестъ пришелъ въ негодованіе.
— Ты мн кажешься очень смлъ, сказалъ онъ: — молодые люди ни въ чемъ не сомнваются. Надо будетъ узнать, подтвердитъ ли дйствительность твои великолпныя предположенія.
— Какъ! папа, вмшалась Амелія съ одушевленіемъ:— такъ-то вы принимаете извстіе объ этомъ важномъ событіи! Такимъ-то образомъ благодарите вы мосье Леонара за его успхъ въ этомъ трудномъ предпріятіи? Разв открытіе Королевскаго слоя не есть большое счастье для васъ и вашихъ товарищей? Неужели вы не боитесь, выражая подобное сомнніе, выказывая подобное равнодушіе, что мосье Леонаръ будетъ имть право обвинить васъ въ неблагодарности? А я не знаю, чмъ восхищаюсь боле. Его ли необыкновеннымъ знаніемъ, или странной случайностью, которая дала ему прямое участіе во всемъ, что съ нами случается счастливаго.
На этотъ разъ Амелія Ван-Бестъ прямо устремила глаза на распорядителя работъ, и глаза эти, въ которыхъ выражались восторгъ и признательность, были влажны.
— Благодарю, пролепеталъ Леонаръ задыхающимся голосомъ:— вотъ самая сладостная моя награда!
Ван-Бестъ, на минуту оглушенный энтузіазмомъ дочери, скоро весело заговорилъ:
— Вотъ я уличенъ въ черной неблагодарности, потому что позволилъ себ не поврить безъ доказательствъ чудесному, почти невроятному обстоятельству… Но успокойся, Леонаръ, прибавилъ онъ дружелюбнымъ тономъ, обернувшись къ углекопу:— я не такъ равнодушенъ, какъ воображаетъ моя дочь. Общанная награда будетъ теб дана, но докажи мн не одними изустными увреніями и учеными выраженіями, которыхъ я не понимаю, что ты дйствительно нашелъ слой угля и что этотъ слой именно знаменитый Королевскій, столь богатый, столь желаемый. Когда я увижу его собственными глазами, когда дотронусь пальцемъ до него, тогда будетъ время радоваться, благодарить тебя и наградить, какъ ты заслуживаешь!
Леонаръ улыбнулся.
— Если вы хотите врить только очевидности, сказалъ онъ:— даете ли вы мн позволеніе прорыть немедленно галерею, которая позволитъ удостовриться въ богатств и направленіи новаго слоя?
— Согласенъ, ты слишкомъ благоразуменъ для того, чтобы подвергать меня безполезнымъ издержкамъ. Длинна будетъ эта галерея?
— Достаточно будетъ нсколькихъ метровъ глубины. Проработавъ дня три, я покажу вамъ мое открытіе.
— Хорошо… Чрезъ три дня я самъ буду судить о полученныхъ тобою результатахъ… Будешь ты готовъ?
— Даю торжественное обязательство.
— Сдлайте это, мосье Леонаръ, сказала Амелія съ необыкновенной радостью: — сдлайте это, и когда ученый инженеръ, о скоромъ прізд котораго насъ извстили, станетъ осматривать работы, онъ найдетъ конченнымъ то важное дло, для котораго онъ сюда детъ.
Леонаръ, повидимому, старался угадать смыслъ этихъ словъ.
— Какъ ты предубждена противъ моего бднаго товарища, Амелія! сказалъ Ван-Бестъ: — однако онъ ни въ чемъ не виноватъ предъ тобою.
— Милый папа, я еще испытываю т самыя чувства, которыя вы сами испытывали нсколько часовъ тому назадъ.
Ван-Бестъ смясь погрозилъ дочери пальцемъ.
— Ты не забудешь, Леонаръ, сказалъ онъ: — вырывая галерею, принять предосторожность, чтобы не затронуть прочности шахты. Деревянная обшивка стара, сгнила въ нсколькихъ мстахъ и малйшая неосторожность можетъ причинить обвалъ.
— Я усмотрлъ опасность и сдлаю все для того, чтобы предупредить ее. Деревянная обшивка въ шахт лстницъ дйствительно находится въ дурномъ состояніи и необходимо возобновить ее.
— Это будетъ большая, очень большая издержка… Не лучше ли теб, Леонаръ, посовтоваться съ Бернье, нашимъ бывшимъ инженеромъ? Правда, я уже ему отказалъ, чтобы не раздражить моего товарища, но онъ человкъ добрый, онъ прекрасно знаетъ Полиньискую копь и не откажетъ теб въ своихъ совтахъ.
— Съ вашего позволенія я беру все на себя. Я дорожу честью одинъ распоряжаться этимъ предпріятіемъ.
— Ты берешь на себя большую отвтственность, и прини. мая во вниманіе твою молодость, мн слдовало бы можетъ быть…
Въ эту минуту одинъ изъ конторщиковъ пришелъ за хозяиномъ. Надо было что-то подписать въ контор.
— Подождите меня, сказалъ Ван-Бестъ распорядителю работъ:— я сейчасъ вернусь.
Онъ ушелъ съ конторщикомъ, оставивъ Амелію съ Леонаромъ однихъ на террас.
Сначала они не смли заговорить. Наконецъ Амелія сказала тихимъ голосомъ и съ сильнымъ волненіемъ:
— Мужайтесь, мосье Леонаръ! Теперь я врю успху вашего предпріятія, потому что у васъ столько же знанія и умнія, сколько преданности.
— Какъ вы добры! Вы возвращаете мн надежду, которой я лишился. Вы недавно были такъ строги и холодны со мною. Однако вы знаете почему я такъ желаю успть въ этомъ предпріятіи и какой драгоцнной награды потребую я посл успха?
— Леонаръ, отвтила Амелія, вздыхая:— вы странно ошибаетесь на счетъ моего отца. Онъ въ нкоторыхъ случаяхъ можетъ быть непреклоненъ какъ желзо. Разговоръ, который я имла съ нимъ сейчасъ, доказалъ мн, какъ онъ далекъ отъ нкоторыхъ мыслей.
— Но онъ такъ васъ любитъ, съ жаромъ возразилъ Леонаръ:— вы имете на него такое вліяніе, разв вы не скажете нсколько словъ въ мою пользу, когда настанетъ минута? Ахъ! еслибы я могъ надяться, что вы присоедините ваши усилія къ моимъ, для того, чтобы побдить сопротивленіе господина Ван-Беста, я съ увренностью ждалъ бы наступающаго испытанія.
— Что могу я сдлать? отвтила Амелія съ уныніемъ:— я не могу идти противъ воли моего отца, съ другой стороны разсудокъ говоритъ мн, что бездна, вырытая свтомъ, существуетъ и все будетъ существовать между нами… Однако, Леонаръ я не остаюсь нечувствительна къ благородной привязанности, которую вы показываете ко мн, я не забуду вашихъ услугъ… Я хочу возобновить здсь обязательство, которое я дала вамъ въ минуту увлеченія и когда вы не могли слышать меня: если я не должна принадлежать вамъ, то никогда не буду принадлежать другому… Даю торжественную клятву!
Неописанная радость изобразилась на чертахъ Леонара. Онъ схватилъ руку, которую Амелія, поднявъ къ небу, опустила, и покрылъ ее поцалуями.
— Ахъ! прошепталъ онъ: — несмотря на мою бдность и смиренное званіе, вы можете меня любить?
— Не знаю, прошептала Амелія, смутившись и отнимая руку:— но сердце у меня разрывается, когда я подумаю, что вы несчастны.
Въ эту минуту Ван-Бестъ показался на террас, молодые люди съ живостью удалились другъ отъ друга, какъ преступники, по Ван-Бестъ былъ слишкомъ разсянъ, чтобы примтить эту короткость. Онъ опять началъ повторятъ распорядителю работъ о предосторожностяхъ въ новой галере, и Амелія убжала, дрожа и бросая на Леонара взглядъ, выражавшій: ‘Мужайтесь и вамъ поможетъ Богъ!’

XVII.
НАГРАДА ЗА УСП
ХЪ.

Въ три дня, послдовавшіе за этими событіями, Ван-Бестъ рдко видлъ Леонара и нарочно не разспрашивалъ его о Королевскомъ сло. Можетъ быть, хозяинъ былъ не такъ терпливъ, не такъ свдущъ на этотъ счетъ, какъ казалось, но онъ не выказывалъ своихъ впечатлній, и распорядитель работъ имлъ полную свободу вести къ желаемому концу свое важное предпріятіе.
Утромъ въ тотъ день, когда Ван-Бестъ долженъ былъ спуститься въ копь съ Леонаромъ, чтобы удостовриться въ дйствительности открытія, онъ получилъ письмо съ увдомленіемъ о прізд въ Полиньи де-Бокура и его дяди Р***. Слдовательно, надо было приготовить на завод комнату, но Амелія выразила нежеланіе заняться этимъ и Ван-Бестъ хлопоталъ съ Гудулой, чтобы Бокуръ не могъ* пожаловаться на его гостепріимство, когда Леонаръ, все въ рабочемъ костюм, явился къ нему.
— Я жду вашихъ приказаній, скромно сказалъ онъ: — вы готовы?
Глаза Ван-Беста засверкали и ему очень хотлось сдлать какой-то вопросъ молодому углекопу, но онъ воздержался и отвтилъ съ притворнымъ спокойствіемъ:
— Хорошо… Я иду.
Онъ отдалъ послднія приказанія Гудул, наскоро переодлся и пошелъ за Леонаромъ.
Они спустились въ большую шахту. Вс работники, узнавъ о прибытіи хозяина, находились на своихъ мстахъ и приняли его съ почтительнымъ уваженіемъ. Однако, вниманіе ихъ боле привлекалъ Леонаръ, который шелъ позади Ван-Беста. Эти добрые люди дйствительно могли оцнить опытность, дятельность, высокій умъ распорядителя работъ, его недавнее открытіе еще увеличило энтузіазмъ, который онъ внушилъ имъ посл приключенія въ капелл Черной Двы. Они считали его человкомъ геніальнымъ въ ихъ профессіи и гордились, что онъ ихъ товарищъ. Поэтому Леонаръ пріобрлъ право на большую часть уваженія, которое оказывали его хозяину. Одинъ Высокій Леопольдъ, одиноко работавшій въ отдльной копи, бросилъ на нихъ мрачный взглядъ, когда они проходили мимо него. Но Ван-Бестъ и Леонаръ не примтили этого, съ нетерпніемъ стремясь достигнуть цли своей прогулки.
Они прошли такимъ образомъ всю копь до шахты лстницъ, тамъ въ короткое время совершилось нсколько перемнъ. Мы знаемъ, что слой былъ найденъ въ тридцати метрахъ выше капеллы Черной Двы, то-есть на полтораста футъ выше перевозной галереи, поэтому новыя работы начались на этомъ возвышеніи.
Чтобы сдлать эти работы возможными, надо было снять тамъ и сямъ нсколько досокъ — операція опасная вслдствіе ветхости этой обшивки и нетвердости нкоторыхъ слоевъ земли. Для предупрежденія несчастій, Леонаръ веллъ сдлать подставки во всей нижней части шахты до слоя недавно найденнаго, и эти подставки вмст съ лстницами и трубами едва позволяли теперь примчать блую звздочку, показывавшую на громадной высот дневной свтъ.
Ван-Бестъ остановился и тихо свисталъ, разсматривая все это.
— Ты принялъ предосторожности, сказалъ онъ довольнымъ тономъ:— и я спрашиваю себя, какимъ образомъ въ такое короткое время ты могъ сдлать такъ много.
— Я старался всми силами, отвтилъ Леонаръ:— но дло было очень трудное… Доски еще боле сгнили, чмъ я думалъ.
— Ихъ возобновятъ, если теб удалось… какъ я предполагаю.
— Будете сами судить, отвтилъ Леонаръ, ршительно поднимаясь на первую лстницу, которая вела въ шахту.
Ван-Бестъ пошелъ за нимъ не колеблясь, однако это было для него довольно затруднительно: лстницы были сыры, скользки, а Ван-Бестъ, тучный и тяжелый, могъ опираться только на одну руку, потому что въ другой несъ фонарь. Легко представить себ, какъ онъ усталъ, на каждой изъ маленькихъ деревянныхъ площадокъ, отдляющихъ одну лстницу отъ другой, онъ останавливался, подъ предлогомъ, будто хочетъ разсмотрть обшивку, но на самомъ дл для того, чтобы перевести духъ и отереть лобъ, орошенный потомъ. Однако, онъ не жаловался, и когда Леонаръ предложилъ поддержать его, онъ съ гордостью отказался. Впрочемъ, эта часть копи казалась пуста, тамъ слышался только шумъ воды, едва нсколько фонарей сіяли тамъ-и-сямъ, какъ свтляки среди густой темноты.
Наконецъ дошли. На вершин одной изъ длинныхъ лстницъ вдругъ примтили правильный прокопъ и Ван-Бестъ поспшилъ войти туда.
Галерея была узка, не высока и Ван-Бестъ вдругъ наткнулся на ведро, онъ наклонился и не могъ удержаться отъ радостнаго восклицанія: ведро это было полно каменнаго угля. Леонаръ улыбаясь сдлалъ ему знакъ идти впередъ и они дошли скоро до глубины галереи.
Тамъ восхитительное зрлище скоро обрадовало глаза хозяина. Онъ находился въ центр угольнаго слоя, слоя широкаго и обильнаго, уголь былъ черный, сплошной, съ радужнымъ отливомъ. Нсколько работниковъ, которые подъ начальствомъ Антоана работали въ галере, весело встртили Ван-Беста и его спутника.
Хозяинъ былъ неспособенъ говорить, онъ былъ ослпленъ, очарованъ, онъ задыхался отъ радости. Пока онъ стоялъ неподвижно и безмолвно, Леонаръ спросилъ съ любопытствомъ:
— Ну, Антоанъ, какое направленіе беретъ слой?
— Все идетъ вверхъ, но богатство не измняется… Если не ошибаюсь, онъ не истощится и въ десять лтъ.
— Онъ все идетъ вверхъ, повторилъ Леонаръ, обращаясь къ Ван-Весту: — тмъ лучше. Новая шахта, которую мы должны сдлать, будетъ стоить не дорого.
Къ Ван-Бесту возвратился наконецъ голосъ.
— Это великолпно! вскричалъ онъ въ восторг.— Это именно Королевскій слой, тотъ драгоцнный слой, которому мой отецъ обязанъ своимъ благосостояніемъ! Какое изобиліе! Какой прекрасный уголь, жесткій, сухой и блестящій какъ алмазъ! Можно длать прокопы во вс стороны… Не сказалъ ли ты, Антоанъ, что слой иметъ два метра толщины?
— Два метра съ половиной. Во всхъ окрестностяхъ не найдется подобнаго.
— И теб, любезный Леонаръ, обязанъ я этимъ сокровищемъ! вскричалъ Ван-Бестъ съ восторгомъ и со слезами на глазахъ:— поди, я обниму тебя… Ты геніальный человкъ… Ты уже не работникъ мой, ты мой другъ, ты мой сынъ!
Онъ раскрылъ объятія молодому углекопу, который бросился ему нашею, воскликнувъ:
— Вашъ сынъ! Ахъ, господинъ Ван-Бестъ, вспомните это слово… Я, можетъ быть, скоро напомню его вамъ.
Антоанъ, гордясь торжествомъ своего друга, вскричалъ въ свою очередь:
— Вы правы, господинъ Ван-Бестъ: славный человкъ нашъ Леонаръ! Ему не нужно видть, онъ всё знаетъ, все угадываетъ, онъ заране скажетъ вамъ, что случится… Какой инженеръ на свт можетъ сравняться съ нимъ?
— Инженеръ! вскричалъ Ван-Бестъ, возвращаясь къ своему предубжденію противъ людей науки: — ну да, полагайтесь на ихъ ученіе! Бернье лопнетъ отъ зависти… Потомъ, мн хочется поскоре показать этому Бокуру, который прідетъ сегодня вечеромъ, нашъ прекрасный слой и сказать ему: ‘— Этотъ кладъ нашелъ человкъ не ученый, а простой работникъ, не употребившій другихъ способовъ, кром своей опытности, здраваго смысла, своей удивительной проницательности…’ Но ты мн еще не сказалъ, Леонаръ, прибавилъ онъ съ новымъ восторгомъ: — какой награды ты потребуешь за подобную услугу… Скажи мн сейчасъ, и я исполню твою просьбу, если даже это будетъ половина всего моего состоянія!
Антоанъ и работники слушали разинувъ ротъ. Энтузіазмъ Ван-Беста не удивлялъ ихъ, потому что они понимали и даже можетъ быть преувеличивали обширность оказанной услуги. Леонаръ то блднлъ, то краснлъ, и отвтилъ задыхающимся голосомъ:
— Не здсь, я попрошу многаго, и можетъ быть…
— Ты не можешь попросить многаго, повторяю теб.. Ну мы воротимся наверхъ, потому что я съ нетерпніемъ желаю сообщить моей дочери твою удивительную находку. Притомъ Бокуръ и его дядя могутъ пріхать съ минуты на минуту. Пойдемъ же со мною. А вы, друзья мои, обратился онъ къ работникамъ:— получите награду вмст съ другими работниками въ копи, чтобы раздлить нашу радость.
Это привело въ восторгъ всхъ присутствующихъ и они стали благодарить распорядителя работъ такъ же горячо, какъ и самъ хозяинъ. Тогда Ван-Бестъ и Леонаръ стали спускаться съ лстницы въ сопровожденіи Леонара, которому поручено было объявить работникамъ о получаемой ими наград.
Когда они вошли въ перевозную галерею, направляясь къ большой шахт, они вдругъ услыхали большой шумъ, точно будто крики гнва и проклятія. Они искали объясненія этого происшествія, когда при вход въ галерею встртили Николая и другихъ работниковъ, которые направлялись къ капелл Черной Двы. Баи-Бестъ остановилъ ихъ.
— Что тамъ такое? спросилъ онъ.
— Ахъ, сударь! отвтилъ Николай, запыхавшись: — опять Высокій Леопольдъ выкинулъ штуку. Когда насъ освободятъ отъ этого негодяя? Его обвиняютъ въ ужасныхъ гнусностяхъ…
— Онъ не долго останется здсь, Николай, это я общаю теб, отвчалъ Леонаръ:— но что еще сдлалъ онъ?
— Сейчасъ тамъ въ прокоп бдный Паскаль побранился съ нимъ. Можетъ быть, Паскаль былъ немножко крутъ, что же длать? Мы не любимъ развдчика и къ нему пристаютъ, чтобы заставить его оставить копь. Тогда этотъ грубіянъ вроломно бросился на Паскаля и ударилъ его рукояткой кирки, такъ что плотникъ упалъ за-мертво. Мы вс бросились на Высокаго Леопольда, но онъ убжалъ, и мы хотимъ его поймать, чтобы расквитаться съ нимъ.
Разсказъ этотъ былъ подтвержденъ свидтельствомъ всхъ присутствующихъ углекоповъ.
— Этому негодяю слдовало бы давно отказать, сказалъ Ван-Бестъ — онъ всхъ здсь бунтуетъ и я лично имю противъ него серьезную причину къ неудовольствію.
— Я уже принялъ мры, отвтилъ Леонаръ: — но въ какую сторону бжалъ Высокій Леопольдъ? прибавилъ онъ, обращаясь къ Николаю.
— Онъ побжалъ къ высокой галере, а такъ какъ теперь капелла Черной Двы совершенно расчищена, то онъ врно опять будетъ стараться спрятаться въ какомъ-нибудь темномъ углу, какихъ тамъ много.
— Въ капеллу Черной Двы! повторилъ Леонаръ тономъ безпокойства.
Однако Леонаръ уговорилъ работниковъ прекратить ихъ погоню, онъ уврилъ ихъ, что низко преслдовать такимъ образомъ всмъ одного, потомъ сообщилъ имъ о щедрости ихъ хозяина, и это извстіе боле всего развлекло ихъ гнвъ.
Пока они испускали радостные крики, Леонаръ обернулся къ Антоану.
— Мн не нравится, сказалъ онъ тихо:— что Высокій Леопольдъ шатается около нашихъ лсовъ, мы съ тобою знаемъ на что онъ способенъ, особенно въ эту минуту, когда онъ раздраженъ, онъ можетъ послдовать самымъ гибельнымъ побужденіямъ. Я прошу тебя пойти въ капеллу Черной Двы и посмотрть, что онъ длаетъ тамъ. Не довряй ему и не теряй его изъ вида. Не допускай дурно съ нимъ обойтись, но слди за нимъ… понялъ ты меня?
— Совершенно, отвтилъ Антоанъ:— и будь спокоенъ, я буду наблюдать за нимъ.
Онъ направился къ капелл Черной Двы, между-тмъ какъ Леонаръ и хозяинъ продолжали путь къ большой шахт.
Чрезъ нсколько минутъ Ван-Бестъ и Леонаръ сидли въ столовой хозяина. На стол предъ нимъ стояли бутылки, не съ пивомъ, а съ прекраснымъ виномъ, и графинъ съ самымъ лучшимъ ромомъ. Ван-Бестъ, куря изъ красивой пенковой трубки, недавній подарокъ Амеліи, принуждалъ своего гостя пить, и когда гость, поднеся стаканъ къ губамъ, оставлялъ его полнымъ, добрякъ, безъ сомннія для того, чтобы подать ему примръ, безпрерывно опорожнивалъ свой стаканъ.
Радость Ван-Беста не уменьшилась, напротивъ, чмъ боле онъ размышлялъ о важности открытія, тмъ боле его восторгъ, можетъ быть при помощи вина и рома, увеличивался. Онъ говорилъ очень много, онъ указывалъ способы успшно разработать новый слой, такъ чтобы имть въ годъ двсти тысячъ франковъ барыша. Толстый фламандецъ предавался золотымъ мечматъ и, попивая, куря и разглагольствуя, не примчалъ совершенно различнаго расположенія духа Леонара.
Молодой человкъ отвчалъ односложными словами и некстати, когда къ нему прямо обращались. Иногда онъ отиралъ лобъ, орошенный потомъ, какъ будто его томила тайная тоска. Ван-Бесть наконецъ примтилъ это безпокойство.
— Что это? сказалъ онъ, наполняя свой стаканъ:— я говорю теб о себ и о своихъ планахъ, а пора заняться тобою. Ты еще мн не сказалъ, какой награды требуешь… Объяснись же, я не хочу, чтобы ты принялъ меня за гасконца.
Леонаръ, чтобы придать себ мужества, проглотилъ нсколько глотковъ вина, но могътолько пролепетать голосомъ, прерывавшимся отъ волненія:
— Я намренъ просить у васъ многаго… и боюсь…
— Не бойся ничего, если ты намренъ просить многаго, я намренъ дать многой, слдовательно, мы должны сойтись… Если ты такъ робокъ, я теб помогу, что ты скажешь, напримръ если я куплю теб гд-нибудь въ деревн землю, на которой велю теб выстроить хорошенькій домикъ? Я меблирую его заново, снабжу всмъ нужнымъ для хозяйства, потомъ подарю теб все это… Что ты думаешь о подобномъ подарк?
— Это осуществило бы мечту многихъ бдныхъ работниковъ… А я потребую большаго.
— Хорошо. Ты человкъ положительный и предпочитаешь деньги. Въ такомъ случа пренебрежешь ли ты суммою въ десять, двнадцать тысячъ франковъ, которою можешь, располагать по произволу?.. Однако, прибавилъ Ван-Бестъ:— я попрошу тебя подождать, потому что я не при деньгахъ въ настоящую минуту… Но я дамъ теб росписку и буду платить проценты пока.
— Такая сумма была бы богатствомъ для любого углекопа… но мн ее мало…
— Чортъ побери! Теб трудно угодить, продолжалъ Ван-Бестъ, закусивъ губы: — вижу! Ты хочешь долю прибыли въ томъ сло, который ты отыскалъ, не такъ ли? Къ несчастью, у меня есть товарищъ и я не имю права распоряжаться его долей, но я могу удлить теб изъ моей собственной доли… Восьми, десяти процентовъ изъ моей доли будетъ ли для тебя достаточно? Я не скрываю, что если мои ожиданія сбудутся, ты получишь хорошую сумму чрезъ нсколько лтъ.
— Вы щедры какъ король, господинъ Ван-Бестъ, отвтилъ Леонаръ съ возрастающимъ замшательствомъ: — но я честолюбивъ до сумасбродства… Я не денегъ прошу въ награду за мои услуги.
— Чего же, чортъ побери! Я ничего больше не могу придумать и не знаю, что теб предложить.
Леонаръ понялъ, что настала минута объявить свои притязанія и что боле продолжительная нершимость можетъ серьезно разсердить отца Амеліи. Онъ вооружился мужествомъ и сказалъ:
— Вы найдете меня очень гордымъ, очень смлымъ, господинъ Ван-Бестъ: я люблю вашу дочь любовью безмрной и смиренно прошу ея руки.
Ван-Бестъ сдлалъ запальчивое движеніе, но тотчасъ успокоился и, медленно положивъ трубку на столъ, сказалъ:
— Ты говоришь слишкомъ тихо, я врно не хорошо разслышалъ… чего ты просишь?
Лдонаръ чувствовалъ, что это наружное спокойствіе полно угрозъ, но онъ слишкомъ далеко зашелъ, чтобы отступать назадъ, и повторилъ свою просьбу. Онъ хотлъ подкрпить ее горячими убжденіями, когда Ван-Бестъ вскочилъ.
Этотъ, сію минуту столь спокойный, любезный и доброжелательный человкъ, вдругъ преобразился. Его широкое лицо побагровло.
— Дерзкій! закричалъ онъ голосомъ, дрожавшимъ отъ гнва:— ты смлъ поднять глаза… Ты, простой работникъ, запачканный углемъ, имешь дерзость добиваться руки моей дочери, моей Амеліи, такой кроткой, деликатной, прелестной! И ты думалъ, что такъ какъ ты хорошій работникъ, понимаешь разработку угля, такъ какъ теб посчастливилось отыскать слой, который нашли бы и безъ тебя, что я буду имть глупость принять твое предложеніе? Ты грезишь что ли, или сошелъ съ ума? Ты врно не знаешь, что наша фамилія принадлежитъ къ самому старинному фламандскому дворянству! Одинъ изъ нашихъ предковъ присутствалъ при взятіи Іерусалима съ Готфридомъ Бульонскимъ… Отецъ мой и я, хотя зянялись промышленностью, всегда занимали первое мсто въ этой провинціи, а моя дочь, если все пойдетъ хорошо, получитъ въ наслдство милліонъ… Надо лишиться разсудка, чтобы въ такомъ ничтожномъ положеніи мтить такъ высоко. Послушай, Леонаръ, продолжалъ Ван-Бестъ, съ усиліемъ возвращаясь къ своей обычной кротости:— сознайся, что ты поддался минутному головокруженію, что мое необдуманное общаніе помутило твои мысли, набило голову химерами, съ своей стороны я постараюсь забыть, до какой степени смлости увлекло тебя воображеніе… Я обязуюсь даже сохранить это втайн, потому что если истина обнаружится, ты сдлаешься смшонъ.
Эта снисходительность была искренна и Ван-Бесту потребна была большая власть надъ самимъ собою, чтобъ преодолть свой гнвъ, свою оскорбленную гордость. Однако Леонаръ не хотлъ отступать теперь, когда первый шагъ былъ сдланъ. Высоко поднявъ голову, онъ продолжалъ твердымъ тономъ:
— Еще разъ напоминаю вамъ слово, данное свободно и торжественно. Я не стану напоминать вамъ услугъ, которыя я имлъ счастье вамъ оказать, но если вы подумаете…
— А! ты настаиваешь? вскричалъ Ван-Бестъ съ бшенствомъ:— когда я далъ это общаніе, могъ ли я предполагать, что ты станешь требовать въ награду за твои услуги руку моей единственной дочери? Я сказалъ, что согласенъ на всякую разсудительную просьбу, а эта, напротивъ, чудовищно нелпа! Если ты потребуешь въ силу моего общанія, чтобы я сдлалъ сумасбродство или преступленіе, разв я обязанъ повиноваться? Но довольно. Посл подобной выходки я не могу сохранить хладнокровія въ своемъ присутствіи. Уходи и не возвращайся.
Горесть и униженіе изображались на лиц Леонара.
— Вы меня прогоняете? сказалъ онъ тономъ раздирающей душу горести:— такъ вотъ признательность, которую вы выражали мн сейчасъ, когда вы меня называли ‘вашимъ сыномъ’!
— Безъ этой признательности могъ ли бы я воздерживаться такъ долго? Могъ ли бы я устоять противъ искушенія?.. Уйди, говорю теб, и не показывайся мн на глаза. Я не беру назадъ ни одного моего предложенія. Сообщи мн письменно, которое ты принимаешь, и я поспшу осуществить его, если теб нужны деньги, чтобы искать счастья въ другомъ мст, моя касса открыта для тебя… Но освободи меня отъ твоего присутствія, потому что когда подумаю о твоемъ оскорбительномъ предложеніи, я чувствую себя способнымъ къ самой сильной крайности.
Ван-Бестъ быль вн-себя и съ угрожающимъ видомъ подошелъ къ Леонару. Тотъ остался неподвиженъ.
— Уврены ли вы, сказалъ онъ медленно:— что ваша дочь одобритъ ваше постыдное обращеніе съ мною?
Ван-Вестъ топнулъ ногой.
— Что ты хочешь сказать? вскричалъ онъ: — осмлишься ли ты намекать, что моя дочь…
— Я думаю, что ея признательность ко мн не можетъ быть такъ эгоистична и такъ корыстна какъ ваша.
На этотъ разъ Ван-Бестъ бросился, чтобы ударить его. Леонаръ посмотрлъ на него съ такимъ достоинствомъ, что отецъ Амеліи остановился и опустилъ руку.
— Негодяй! воскликнулъ онъ:— ты клевещешь на мадмоазель Ван-Бестъ… Неужели ты хочешь намекнуть, что она могла отличить такого человка какъ ты? Когда она никогда не длала ни одного поступка, не произносила ни одного слова противнаго разсудку и прямот… Она! мой другъ, моя совтница, моя повренная, такая благочестивая, раба своихъ обязанностей…
— Мадмоазель Амелія дйствительно такова, какъ вы говорите, отвтилъ Леонаръ:— она обладаетъ всми добродтелями и всми совершенствами… а все-таки она узнаетъ не безъ сожалнія ваши несправедливые и запальчивые поступки со мною.
— Кой чортъ! я узнаю, по неблагоразумію или иначе дала она теб право выражаться такимъ образомъ. Я это узнаю сейчасъ… и ты будешь уличенъ въ ея присутствіи.
Онъ отворилъ, дверь въ смежную комнату и позвалъ дочь. Безъ сомннія, Амелія была недалеко, потому что тотчасъ прибжала. Она нсколько была блдна, но сохранила твердость, которую внушаетъ чистая совсть.
— Дочь моя, сказалъ Ван-Бестъ:— я хочу сказать теб, до какой степени этотъ негодяй простеръ свою дерзость…
— Батюшка, перебила Амелія кротко, но съ большимъ достоинствомъ:— не произносите этихъ оскорбленій, они не могутъ обращаться къ мосье Леонару, которому мы такъ много обязаны. Я угадываю въ чемъ дло,— и если онъ виновенъ въ вашихъ глазахъ, можетъ быть, и мы съ вами не безупречны, потому что сами были причиною смлости, раздражающей васъ.
Ван-Бестъ отступилъ съ изумленіемъ.
— Что вы говорите, сударыня? вскричалъ онъ:— вы защищаете его? Неужели я долженъ думать.
— Я знала намреніе мосье Леонара, папа, и если не поощряла, то по-крайней-мр не очень отговаривала. Леонаръ спасъ мн жизнь, моя признательность къ нему тмъ сильне, что она подкрпляется уваженіемъ и восторгомъ. Поэтому онъ возымлъ нкоторыя надежды, которыя я не раздляла, но которыя была не въ силахъ осуждать слишкомъ сурово. Вы съ вашей стороны, папа, дали неблагоразумное обязательство, позвольте мн сказать вамъ, объявивъ, что этотъ молодой человкъ можетъ самъ выбрать себ награду, когда найдетъ Королевскій слой. Все это могло воспламенить пылкую голову, а теперь, когда Леонару удалось это предпріятіе и онъ пришелъ просить награды, выбранной имъ, вы имете право отказать ему, но не имете права обращаться съ нимъ съ гнвомъ и презрніемъ.
Самыя бурныя чувства бушевали въ душ Ван-Беста, пока его дочь говорила такимъ образомъ. Амелія, не ожидая его, отвта, обернулась къ Леонару, который благодарилъ ее улыбкой.
— Я уже предвидла этотъ результатъ, продолжала онъ:— и только одно ваше упрямство было причиною… Но просите другой награды за ваши услуги у моего отца, я ручаюсь, что онъ согласится.
— Я не хочу ни просить, ни принять никакой другой… Если мн откажутъ въ той, которая одна иметъ цну въ моихъ глазахъ, господинъ Ван-Бестъ, безъ сомннія, никогда не найдетъ случая расплатиться со мною.
Ван-Бестъ наконецъ опомнился отъ изумленія.
— А! такъ вы сговорились? продолжалъ онъ, смотря поперемнно на Леонара и Амелію.— Ты, втрогонъ, смлъ показать моей дочери твои смшные планы! А ты, негодная, могла слушать подобныя глупости! Какъ при первомъ произнесенномъ имъ слов ты не прогнала его съ негодованіемъ, не сказала мн о его дерзости? Мало того, теперь защищаешь его, извиняешь!
Амелія хотла отвчать, когда вдругъ послышался глухой и величественный шумъ, точно будто подземный громъ. Шумъ продолжался нсколько минутъ, потомъ пронзительные крики, походившіе на крики ужаса, поднялись вдали и какъ-будто повторились подъ навсами завода.
Во всякихъ другихъ обстоятельствахъ Ван-Бестъ, Леонаръ и даже Амелія обратили бы большое вниманіе на это обстоятельство. Они замолчали и прислушались, какъ бы по инстинкту, но шумъ и крики скоро прекратились, и никто, не выказалъ, что слышалъ ихъ.
— Папа, грустно продолжала Амелія: — Леонаръ признался мн въ чувствахъ, которыя оскорбляютъ васъ, въ страшную минуту, когда смерть глядла намъ въ лицо, когда души наши были глубоко взволнованы. Избгнувъ опасности посредствомъ его чудесной преданности, могла ли я грубо заставить замолчать моего избавителя? Однако, я не отчаявалась убдить его сдлать великодушное усиліе надъ собою и оставить заводъ, когда ваше общаніе оживило вс его мечты, вс его надежды… Могла ли я быть уврена, что въ порыв вашей признательности вы не согласитесь дать ему награду, которой онъ добивается?
— Очень хорошо, съ ироніей сказалъ Ван-Бестъ: — я одинъ въ этомъ виноватъ, этотъ молодчикъ, спекулирующій такимъ образомъ на двусмысленное слово, не заслуживаетъ никакого порицанія, а что касается вашего необдуманнаго поведенія, я скажу вамъ въ другое время, что думаю о немъ… А пока объявите мосье Леонару, что вы не участвуете въ его дерзкомъ предложеніи и что вы порицаете его, скверные поступки.
Леонаръ ждалъ съ тоскою ршенія Амеліи, онъ, повидимому, занимался гораздо боле впечатлніями дочери, чмъ грознымъ бшенствомъ отца. Амелія сохраняла свою почтительную, но самоувренную позу.
— Нтъ, возразила она: — я не скажу такихъ оскорбительныхъ словъ моему спасителю… повторяю еще разъ, вы можете отвергнуть его просьбу, но никто не иметъ права оскорблять его.
— А! вы, сударыня, даете мн уроки и возмущаетесь противъ моей власти! Почему вы не скажете мн также, что я долженъ принять предложеніе, которымъ насъ удостаиваетъ этотъ углекопъ?
— Заклинаю васъ, папа, оставьте этотъ гнвный и ироническій тонъ, который раздираетъ мн душу… Я покоряюсь вашей вол и надюсь, что Леонаръ съуметъ покориться неумолимой необходимости… Зато онъ можетъ быть увренъ, прибавила она, бросивъ на углекопа значительный взглядъ:— что я останусь тверда въ моемъ намреніи.
— Въ вашемъ намреніи! запальчиво повторилъ Ван-Бестъ:— какое же намреніе приняли вы, позвольте узнать?
— Только то, папа, что я никогда не выйду замужъ.
— А! а! я теперь понимаю, почему сегодня утромъ вы съ такимъ пренебреженіемъ отвергли выгоднаго жениха, котораго я вамъ предлагалъ… Но надо кончить… Воротитесь въ вашу комнату, сударыня… а вы, сударь, спшите убираться отсюда и не являйтесь мн на глаза, или я заставлю васъ раскаяться.
Амелія медленно пошла къ двери, но Леонаръ не боле прежняго обращалъ вниманія на угрозы хозяина. Не трогаясь съ мста, онъ слдилъ глазами за молодой двушкой съ выраженіемъ признательности, удовлетворенной гордости и нжности. Когда Амелія выходила, отецъ ея вскричалъ громовымъ, голосомъ, обращаясь къ Леонару:
— Слышите ли вы, или врно мн придется употребить силу, чтобы быть хозяиномъ въ своемъ дом?
Онъ опять поднялъ руку и Амелія бросилась, чтобы не допустить его ударить Леонара, но въ эту минуту дверь отворилась и нсколько работниковъ, между которыми находился Николай, вошли съ испуганнымъ видомъ.
— Несчастье! вскричалъ Николай:— страшное несчастье случилось въ копи!
— Несчастье? повторили Ван-Бестъ и Леонаръ.
— Что такое случилось? спросилъ хозяинъ.
— Вы знаете, отвтилъ Николай:— что надо было снять часть досокъ въ шахт лстницъ для отысканія Королевскаго слоя… Должно быть, доски сгнили, потому что несмотря на предосторожности, принятыя господиномъ Леонаромъ, вс подставки обрушились. И земля и скалы, все обвалилось, такъ что шахта испорчена на полтораста футъ выше перевозной галереи, и чудо будетъ, если обшивка въ верхней части также не обвалится… Къ довершенію несчастья, говорятъ, многіе работники раздавлены, и слышны стоны, показывающіе, что другіе ранены.
Теперь Леонаръ и Ван-Бестъ поняли причину страшнаго шума, который привлекъ ихъ вниманіе.
— Это ты виноватъ! вскричалъ раздраженный Ван-Бестъ, обращаясь къ молодому углекопу:— я тебя предупреждалъ о дурномъ состояніи обшивки. Я имлъ къ теб слпое довріе и оно было обмануто… Ты столько же упрямъ, сколько самонадянъ, и потому что разъ смлость теб удалась…
— Господинъ Ван-Бестъ, съ твердостью перебилъ Леонаръ: — клянусь вамъ честью, что я ничмъ не пренебрегъ, чтобъ предупредить подобное несчастье. Я самъ разсматривалъ съ особеннымъ вниманіемъ каждую подставку, только одно неизвстное обстоятельство, котораго невозможно было предвидть, могло быть причиною этого несчастья… Извстно, кто сдлался жертвою этого несчастнаго случая? обратился онъ къ работникамъ.
— Говорятъ, много кочегаровъ, потомъ негодяй Высокій Леопольдъ, потомъ бдный Антоанъ Робенъ…
— Антоанъ! вскричалъ Леонаръ съ горестнымъ удивленіемъ:— мой бдный Антоанъ! Спустимся скоре въ шахту, товарищи, и постараемся спасти хоть нкоторыхъ. Въ подобныхъ случаяхъ бываетъ, что углекопъ чудесно спасается и, можетъ быть, вотъ минута для всхъ выказать мужество, преданность, а у углекоповъ нтъ недостатка ни въ томъ, ни въ другомъ, когда дло идетъ о томъ, чтобы спасать, своихъ друзей. Ахъ, еслибъ намъ удалось спасти нашего милаго Антоана!
Одинъ изъ работниковъ сказалъ, что углекопы уже работаютъ въ кони, однако вс присутствующіе намревались послдовать за распорядителемъ работъ, когда Ван-Бестъ закричалъ повелительнымъ тономъ:
— Леонаръ, ваши услуги здсь больше не нужны. Я самъ пойду распоряжаться спасеніемъ. Или лучше пускай пойдутъ за господиномъ Бернье, съ которымъ, я поступилъ несправедливо… А ты вернись откуда пришелъ и никогда не показывайся мн на глаза, ты порядочно надлалъ здсь бдъ, въ сравненіи съ той немногой пользой, которую принесъ.
Леонаръ принялъ умоляющій видъ.
— Господинъ Ван-Бестъ, сказалъ онъ:— повторяю вамъ, обстоятельство, еще необъясненное, покажетъ, что я не заслуживаю никакихъ упрековъ, а пока вы не можете помшать мн подать помощь несчастнымъ, которые еще могутъ быть спасены. Въ подобныхъ случаяхъ принимаютъ помощь отъ перваго встрчнаго… Я требую моего права помогать спасенію моихъ товарищей, особенно моего милаго Антоана, который такъ меня любилъ… Это единственное право, котораго я пока требую отъ васъ.
Ван-Бестъ чувствовалъ, несмотря на свой гнвъ, что Леонаръ правъ.
— Хорошо, отвтилъ онъ угрюмымъ тономъ:— ступай, если хочешь, у тебя руки сильныя, но я прикажу, чтобы слушались другихъ распоряженій, а не твоихъ… Ну, пойдемте въ большую шахту… Пусть вс принимаются за работу.
Когда они выходили, Амелія подошла къ нимъ.
— Папа, мосье Леонаръ, прошептала она:— не слишкомъ подвергайтесь опасности, подумайте…
Но Ван-Бестъ веллъ ей замолчать, между тмъ какъ Леонаръ сдлалъ ей знакъ, выражавшій горесть и нжность.

XVIII.
МЩЕНІЕ ЧЕРНОЙ Д
ВЫ.

Воротимся къ той минут, когда Антоанъ по приказанію Леонара пошелъ отыскивать Высокаго Леопольда.
Антоанъ, съ фонаремъ въ рук, дошелъ до галереи, которая вела въ верхній этажъ, хотя эта часть опять оставалась пуста посл окончанія работъ для развдки. Поэтому углекопъ, не встртивъ никого, дошелъ до капеллы Черной Двы. Тамъ исчезли вс слды обвала. Везд были сдланы подставки. Никакая опасность не угрожала уже постителю, можно было безпрепятственно приблизиться къ уважаемому изображенію, которое всегда стояло въ угольной копи, мрачныя украшенія которой гармонировали съ темнотой.
Однако, у входа въ капеллу Антоанъ остановился съ нершительнымъ видомъ, онъ боялся какой-нибудь засады со стороны негодяя, который, какъ говорили, убжалъ въ эту сторону и за которымъ емупоручили надзирать, успокоенный тишиной, продолжавшей царствовать около него, онъ подошелъ къ мадонн, потомъ, поставивъ свой фонарь на алтарь, онъ по обычаю преклонилъ колно и прочелъ краткую молитву.
Пока онъ исполнялъ эту наивную набожность, послышался хохотъ и кто-то сказалъ презрительнымъ тономъ:,
— Дуракъ!
Антоанъ вскочилъ, ожидая можетъ быть увидть злого духа старинныхъ легендъ. Дйствительно, человкъ, весь черный и высокаго роста, вышелъ изъ-за столба, хотя шумъ шаговъ его не былъ слышенъ. Но поспшимъ сказать, что это былъ Высокій Леопольдъ, который шелъ босикомъ и безъ фонаря, держа въ рукахъ сломанную подставку.
Пока Антоанъ оправлялся отъ испуга, возбужденнаго въ немъ этимъ появленіемъ, Высокій Леопольдъ сказалъ ему съ презрніемъ:
— Ты опять кривляешься надъ этимъ кускомъ угля? Честное слово, можно помереть со смху. Вс здшніе идіоты.
— Берегись, робко отвтилъ Леопольдъ:— тебя слушаетъ Черная Два… А я не могу забыть, какъ она защитила насъ въ тотъ день, когда ты… въ день обвала.
— Ха-ха-ха! Ты ей приписываешь ваше невроятное счастье въ этомъ дл? Воля твоя… Однако мн очень хочется приколотить тебя сію минуту, хоть бы только для того, чтобы доказать теб, что Черная Два этому не помшаетъ.
Онъ замахалъ подставкой, которую держалъ въ рук. Испуганный Антоанъ сталъ въ оборонительное положеніе.
— Не бойся, продолжалъ развдчикъ: — я на тебя не сержусь… Ты просто дуралей… Я уже отколотилъ тебя, большаго ты не стоишь… А что касается другихъ, это другое дло.
— Послушай, Высокій Леопольдъ, кротко продолжалъ Антоанъ:— не надо имть такихъ мыслей… Ты слишкомъ задорливъ, слишкомъ скоро готовъ драться и это раздражаетъ другихъ… Будь хорошимъ товарищемъ и тебя перестанутъ мучить.
— Плевать мн на гнвъ этихъ гусятъ! Я отсюда уйду, но прежде хочу, чтобы многимъ непоздоровилось. Однако, что ты здсь длаешь? Для чего ты не работаешь въ новомъ сло?
— Ты видишь, я пришелъ прочесть молитву Черной Дв.
— Ты пришелъ подсматривать за мною, грубо возразилъ Высокій Леопольдъ:— а я не люблю шпіоновъ, это извстно, убирайся-ка отсюда!
Антоанъ, повидимому, намревался повиноваться, но ему не хотлось, потому что Высокій Леопольдъ очевидно замышлялъ что-то недоброе.
— Не могу же я оставить тебя безъ огня, отвтилъ онъ.— Гд твой фонарь?
— Мой фонарь? Или ты хотлъ, чтобы я оставилъ его, чтобы привлечь за собою бшеную шайку, гнавшуюся за мною сейчасъ? Я спряталъ его вонъ, тамъ въ углу и всталъ за столбомъ, чтобъ укокошить перваго, кто подвернется… Къ счастью для тебя, я тебя узналъ, пока ты тутъ кривлялся предъ этой статуей, а то раскрошилъ бы теб черепъ.
Антоанъ задрожалъ, узнавъ, отъ какой новой опасности онъ избавился, и бросилъ взглядъ признательности на Черную Дву.
— Высокій Леопольдъ, сказалъ онъ:— не довольно ли зла сдлалъ ты сегодня? Можетъ быть, бдный Паскаль не оправился отъ удара, который ты ему нанесъ…
— Тмъ хуже для него… Когда со мною ссорятся, я умю защищаться… Теперь убирайся отсюда, если боязнь оставить меня въ темнот удерживаетъ тебя здсь, ты сейчасъ увидишь, что ты мн не нуженъ.
Онъ тихими шагами пошелъ къ своему, фонарю, который поставилъ въ впадину за мусоромъ. Онъ взялъ фонарь и, надвъ обувь, которая также была спрятана, сказалъ Антоану:
— Доволенъ ты? Ты видишь, что я не сломаю себ шеи, хотя очень могу ходить и безъ огня во всхъ частяхъ копи, гд работаю десять лтъ… Убирайся и чортъ съ тобою!
Онъ палкой указывалъ на галерею. Еслибъ бдный Антоанъ послдовалъ своему желанію, онъ какъ можно скоре оставилъ бы такого опаснаго собесдника, но обращеніе Высокаго Леопольда все боле и боле возбуждало въ немъ недовріе.
— Ну, а ты? спросилъ онъ съ замшательствомъ:— въ какую сторону идешь?
— Теб какое дло?.. Я уже теб сказалъ, что не люблю шпіоновъ.
— Я иду въ новый слой, гд господинъ Ван-Бестъ и Леонаръ, и мн показалось короче пройти капеллой Черной Двы.
— Что ты говоришь? спросилъ развдчикъ:— Ван-Бестъ и… тотъ еще въ Королевской галере?
Антоанъ воспользовался первымъ пришедшимъ ему въ голову предлогомъ, чтобы оправдать свое присутствіе въ этомъ мст. Видя, какъ заинтересовали Высокаго Леопольда его слова, онъ повторилъ свое увреніе. Однако, отвтъ его былъ, вроятно, не совсмъ ясенъ, потому что развдчикъ выказалъ подозрніе.
— Какъ ты смешь говорить мн пустяки? закричалъ онъ раздраженнымъ тономъ: — ты распоряжаешься работами въ новой галере, какъ же ты позволилъ бы себ уйти оттуда, еслибъ Ван-Бестъ и твой знаменитый пріятель находились тамъ?
— Я теб скажу: господинъ Ван-Бестъ былъ такъ доволенъ открытіемъ Леонара, что роздалъ награду всмъ работникамъ. Я поспшилъ сообщить имъ это пріятное извстіе и оно было принято съ радостью.
Въ тон честнаго углекопа было еще что-то способное возбудить сомнніе въ его правдивости, къ счастью, мысли Высокаго Леопольда приняли другое направленіе.
— Я теперь понимаю, сказалъ онъ съ мрачнымъ видомъ: — почему они перестали гнаться за мною. Они обрадовались милостын, брошенной имъ… Въ воскресенье они будутъ пировать въ кабак старухи Бишетъ и напьются за здоровье дурака Ван-Беста и его милаго Леонара, а я… Ну, грубо прибавилъ онъ:— убирайся откуда пришелъ! Мн не нравится, что ты гоняешься за мною по пятамъ.
— Но для чего ты принуждаешь меня къ длинному и утомительному обходу, когда здсь я нахожусь только въ нсколькихъ шагахъ отъ мста моей работы? Я не поспю принять приказанія отъ господина Ван-Беста и Леонара.
— Поспешь… Слушай, не шевели мн желчь! Ты мн надолъ!
Онъ началъ махать подставкой съ такимъ угрожающимъ видомъ, что молодой углекопъ, неспособный одинъ бороться съ такимъ колоссомъ, поспшилъ отступить къ галере.
Однако, Антоанъ отошелъ недалеко. При первомъ поворот галереи онъ остановился подумать. Сознаніе опасности возбудило его умственныя способности и для него было достаточно нсколькихъ минутъ, чтобы составить планъ.
‘Надо слдить за Высокимъ Леопольдомъ, думалъ онъ: ‘рискуя подвергнуться его ударамъ. Если онъ можетъ идти босикомъ и безъ огня, почему же не могу и я?’
Онъ снялъ обувь, задулъ фонарь подъ своей одеждой, по обычаю углекоповъ, такъ какъ эти фонари нельзя тушить, не подвергаясь опасности произвести взрывъ. Потомъ ощупью и босикомъ вернулся къ капелл Черной Двы.
Онъ добрался туда не безъ труда и скоро снова увидалъ Высокаго Леопольда. Тотъ, подождавъ съ минуту, чтобы дать время Антоану удалиться, пошелъ по галере, ведущей въ шахту лстницъ, фонарь, который онъ несъ, позволялъ наблюдать за всми его движеніями.
Высокій Леопольдъ шелъ большими шагами, какъ будто торопился исполнить какое-то тайное намреніе, и эта скорость увеличивала затрудненія и опасности его невидимаго спутника. Протянувъ руки впередъ, устремивъ глаза на отдаленный свтъ, такъ быстро убгавшій, тогда какъ нельзя было терять его изъ вида, Антоанъ каждую минуту натыкался на слишкомъ низкій сводъ, на выдавшееся бревно. Къ счастью, Высокій Леопольдъ, торопясь дойти, не думалъ ни оглядываться, ни прислушиваться. Антоанъ иногда падалъ, но спшилъ встать и удерживалъ свои стоны. Чрезъ нсколько минутъ честный углекопъ совсмъ запыхался, былъ весь въ поту и покрытъ ушибами. Однако, онъ не унывалъ и говорилъ себ: ‘Высокій Леопольдъ подвергается такимъ же опасностямъ и усталостямъ, чтобы намъ отмстить, какъ же мн не перенести ихъ съ хорошимъ намреніемъ?.. Святая Черная Два, защити меня!’
Галерея скоро сдлалась прямою и гладкою. Антоану нечего уже было опасаться ушибовъ и увренность мало-по-малу вернулась къ нему. Но вдругъ свтъ, служившій ему маякомъ, исчезъ. Антоанъ не остановился, надясь, что на поворот галереи свтъ опять покажется, но онъ не показывался и Антоанъ остался въ глубокой темнот.
Тутъ онъ вспомнилъ о двери, которую они съ Леонаромъ выбили когда-то и которая недавно была вставлена. Безъ сомннія, Высокій Леопольдъ прошелъ въ нее и заперъ за собою, что и помшало видть руководительный свтъ. Дйствительно, углекопъ скоро нашелъ дверь, тихо отворилъ ее и вошелъ въ старый прокопъ, гд происходилъ взрывъ рудничнаго газа, и какъ предвидлъ, снова увидалъ Высокаго Леопольда съ фонаремъ.
Антоанъ проскользнулъ среди мусора, наваленнаго въ этомъ мст. Удвоивая предосторожности по мр того, какъ приближался къ Высокому Леопольду, онъ легъ ничкомъ, чтобы лучше подстерегать за человкомъ, котораго онъ имлъ столько причинъ подозрвать.
Вторая дверь вставлена не была, оттуда виднлись лса, недавно поставленные въ шахт лстницъ. Высокій Леопольдъ прислъ на краю шахты и внимательно разсматривалъ скалу, о которую опирались большія подставки. Скоро онъ приподнялся и его вниманіе обратилось на самую шахту.
Ясно слышались перекликавшіеся голоса, одинъ работникъ плъ, поднимаясь на лстницы. Нсколько огней сіяло тамъ и сямъ между балками, особенно же при вход въ Королевскій слой, находившійся очень высоко. Это какъ будто обрадовало развдчика, его черное лицо скорчило улыбку. Онъ отсточилъ назадъ и, обернувшись къ невидимому Антоану, выскъ огня. Антоанъ ничего не. понималъ. ‘Чего онъ хочетъ? думалъ онъ: неблагоразумный! въ этихъ прокопахъ есть еще рудничный газъ и онъ можетъ…’
Вдругъ страшное подозрніе возникло въ его ум. Высокій Леопольдъ зажегъ трутъ и, держа его въ рук, направился къ скал, поддерживавшей лса. Тотчасъ пламя сверкнуло въ темнот.
— Злодй! вскричалъ Антоанъ и вскочилъ.
Онъ угадывалъ, что это пламя зажжетъ какую-нибудь мину, тайно подведенную Высокимъ Леопольдомъ, и бросился тушить, рискуя своей жизнью. Въ ту же минуту развдчикъ, съ своей стороны, спшилъ уйти, чтобы избавиться отъ опасности взрыва. Они наткнулись другъ на друга съ такою силою, что свалились на край шахты, въ двухъ шагахъ отъ трута, все горвшаго, когда они лежали, еще оглушенные паденіемъ, мина взорвалась.
Скала треснула и выбросила кучу камней и пламени съ страшнымъ шумомъ. Антоанъ и Леонаръ чувствовали, какъ страшные метательные, снаряды летали около нихъ со всхъ сторонъ.
Но это еще ничего. Балка, опиравшаяся о скалу и составлявшая главную опору лсовъ, шаталась нсколько секундъ, потомъ свалилась въ бездну. Обвалъ, начатый такимъ образомъ, быстро распространился и сдлался всеобщимъ. Верхніе лса, не имя опоры, упали на нижніе, доски, лстницы — все обрушивалось. Страшный шумъ продолжался съ минуту, а когда прекратился, шахта была наполнена до самого прокопа Черной Двы.
Но Антоана и Высокаго Леопольда, гнуснаго виновника несчастья, тутъ не было, чтобы воспользоваться этимъ временнымъ спокойствіемъ. Пока они валялись на земл, неспособные двигаться и даже думать, земля разверзлась подъ ними и оба свалились въ пропасть.
Когда пришли Леонаръ и Ван-Бестъ, работники собравшіеся въ перевозной галере, перестали работать, не зная какъ приняться за опасную расчистку. Входъ въ галерею былъ совершенно заваленъ и за эту кучу обломковъ надо было приняться съ верху шахты, но для этого было необходимо поставить аппараты и машины, дло медленное и трудное.
Поэтому ограничились пока спасеніемъ кочегаровъ, которые были заперты кругомъ паденіемъ обломковъ въ той галере, гд находился костеръ. Ихъ вытащили по одному и теперь ждали, распоряженій, чтобы дйствовать всмъ сообща и съ энергіей, требуемой обстоятельствами.
Углекопы столпились около Ван-Беста и Леопольда, но восторгъ и довріе, внушаемые прежде распорядителемъ работъ, исчезли, вс отворачивались отъ него, съ замшательствомъ. Новое преступленіе Высокаго Леопольда еще не было извстно. Работники, какъ и самъ Ван-Бестъ, приписывали это несчастье нераднію, или по-крайней-мр незнанію Леонара, и это было причиною холодности почти непріязненной, которую показывали ему.
— Друзья мои, спросилъ Ван-Бестъ:— была ли перекличка? Много ли погибло?
Нсколько голосовъ повторили, что Высокій Леопольдъ, Антоанъ Робенъ и два другихъ работника исчезли.
— Будемъ надяться, сказалъ Ван-Бестъ:— что кто-нибудь усплъ спастись, но въ случа несчастья вдовы и семья будутъ имть право разсчитывать на меня.
— Наврно ли извстно, съ сильнымъ безпокойствомъ спросилъ Леонаръ: — что мой милый Антоанъ погибъ въ этомъ обвал? Сейчасъ оставивъ насъ, онъ шелъ въ капеллу Черной Двы отыскивать Высокаго Леопольда, никто не ходилъ въ ту сторону?
— Я прошелъ съ двумя товарищами въ капеллу Черной Двы, сказалъ старикъ Топферъ:— а мы не встртили ни Антоана, ни Высокаго Леопольда. Врно они поднимались по лстниц, когда случился обвалъ по вин… Чьей? Это можетъ сказать тотъ, кто учене меня.
Леонаръ сдлалъ видъ, будто не примчаетъ этого косвеннаго упрека, и подошелъ осмотрть обломки.
Обвалъ представлялъ сплошную массу и состоялъ въ особенности, какъ мы сказали, изъ лсовъ, подставокъ, лстницъ, прихотливо перемшавшихся въ паденіи, другіе матеріалы, земля и скалы, занимали незначительную долю. Въ немъ было также много пустоты, куда могъ проскользнуть человкъ, но подобная попытка была бы очень смла, потому что малйшее прикосновеніе могло разстроить равновсіе еще висящихъ массъ.
Леонаръ и Ван-Бестъ съ быстротою взгляда, которую даетъ привычка, тотчасъ увидали, что расчищать обломки невозможно съ этойстороны. Распорядитель работъ ршился пойти въ верхній этажъ копи, чтобы удостовриться, такъ же ли это трудно съ той стороны. Можетъ быть, онъ также надялся найти слды Антоана, но прежде чмъ исполнить свой планъ, онъ хотлъ удостовриться, нтъ ли въ нижней части обвала какой-нибудь жертвы.
Между двумя огромными досками находилось узкое отверзтіе. Леонаръ съ смлостью, заставившій задрожать углекоповъ, проскользнулъ въ эту впадину и съ фонаремъ старательно осмотрлъ внутренность.
Гнвъ Ван-Беста далеко не уменьшился, однако, видя, что Леонаръ подвергается такъ беззаботно подобной опасности, хозяинъ сказалъ рзко:
— Уйдите оттуда… уйдите скоре… Если вамъ пришла фантазія умереть, я желаю, чтобъ вы сдлали это не въ моемъ присутствіи.
Вмсто того, чтобы повиноваться, Леонаръ остался съ минуту неподвиженъ, потомъ вылзъ изъ впадины съ поспшностью, которая чуть-было не сдлалась для него гибельна.
— Тише! сказалъ онъ:— тутъ стонетъ какой-то несчастный.
Вс притаили дыханіе и прислушались.
Дйствительно, слабый стонъ послышался подъ обломками. Нкоторые работники еще сомнвались, но стонъ повторился громче и явственне.
— Ну, друзья мои, ршительно сказалъ Леонаръ:— одинъ изъ нашихъ товарищей еще живъ, его надо вытащить оттуда.
— Что это вы? возразилъ Ван-Бестъ:— чтобы никто не трогался съ мста… Это врно послдній вздохъ какого-нибудь бдняги, смертельно пораженнаго.
— Это можетъ быть, но мы знаемъ также, какимъ удивительнымъ образомъ углекопы были спасаемы въ подобныхъ случаяхъ, почему же намъ не попробовать совершить такое же чудо?.. Послушайте, эти крики показываютъ, что человкъ этотъ еще сильный.
Дйствительно жалобный голосъ покрывалъ теперь говоръ толпы.
— Боже мой! не Антоанъ ли зоветъ? продолжалъ Леонаръ съ возрастающимъ волненіемъ:— но никому не надо подвергать себя опасности… Я одинъ пойду… Нельзя ли дать мн домкратъ?
Въ прокоп было нсколько домкратовъ, и при первой тревог работники принесли эту полезную машину. Леонаръ взялъ ее въ одну руку, фонарь въ другую и снова подошелъ къ впадин. Присутствующіе были, поражены ужасомъ.
— Это сумасбродство! кричали со всхъ сторонъ: — онъ непремнно будетъ раздавленъ… Мы не должны этого допустить…
— Нтъ, нтъ, я этого не допущу, повторилъ Ван-Бестъ:— я запрещаю теб! Сумасшедшій… что ты хочешь длать?
— Я хочу спасти Антоана, съ твердостью сказалъ Леонаръ,— и если я умру, господинъ Ван-Бестъ, кто-то будетъ оплакивать меня!..
Онъ проскользнулъ въ впадину съ своей машиной.
Чрезъ нсколько шаговъ огромное бревно преградило ему путь и соединенныя силы ста человкъ не могли бы сдвинуть этого бревна. Зато налво, въ части самой близкой къ шахт, находилась новая пустота, еще уже первой. Леонаръ сунулъ туда свой фонарь, но не увидалъ ничего, кром другихъ впадинъ, причудливо простиравшихся во вс стороны и недоступныхъ.
Стоны сдлались теперь явственне и ближе. Леонаръ, стараясь узнать, откуда они раздаются, спросилъ громко:
— Кто это стонетъ?
Должно быть, словъ этихъ не слыхали или не поняли, и стоны продолжались.
— Гд вы? повторилъ Леонаръ еще громче: — какимъ образомъ можно вамъ помочь?
На этотъ разъ наконецъ голосъ, который никакъ нельзя было узнать, отвчалъ съ усиліемъ:
— Я здсь… Я ужасно страдаю… Я задыхаюсь… Помогите мн…
Леонаръ, подстрекаемый этими мольбами, пытался опять пролзть въ пустоту, ему это не удалось, онъ вложилъ домкратъ между двумя бревнами, чтобы расширить проходъ. Ему не удался этотъ маневръ. Бревна, о которыя опиралась машина, громко трещали, но оставались неподвижны, какъ скала.
Несчастный невидимка продолжалъ:
— Поторопитесь, поторопитесь, у меня вс члены разбиты, тло сжато, какъ въ тискахъ, тяжесть лежитъ на груди и становится все тяжеле… Скоре, скоре, или будетъ слишкомъ поздно.
Леонару не нужно было этого настоятельнаго зова, чтобы удвоить стараніе. Такъ какъ его усилія оставались безуспшны, онъ приложилъ домкратъ въ другое мсто и налегъ всей своей тяжестью, чтобы приподнять огромное бремя. Въ эту минуту другой работникъ доползъ до него на колнахъ и на рукахъ, это былъ старикъ Топферъ, худощавая и тщедушная фигура котораго могла пролзть въ узкій проходъ.
— Не могу ли я вамъ помочь, господинъ Леонаръ? спросилъ онъ..
— Нтъ, нтъ, Топферъ, уйдите отсюда. Для чего безполезно подвергать опасности вашу жизнь?
— Вы подвергаете же вашу.
Впрочемъ, Топферъ не одинъ хотлъ помогать въ этомъ опасномъ спасеніи. Примръ Леонара воспламенилъ углекоповъ, теперь вс горли желаніемъ отличиться, но въ пустомъ пространств было едва мсто для двухъ человкъ, и Топферъ долженъ былъ ограничиться тмъ, что свтилъ своему товарищу, между-тмъ какъ тотъ съ трудомъ дйствовалъ домкратомъ.
Между тмъ неизвстный человкъ, котораго хотли освободить, пересталъ стонать и прислушивался къ человческимъ голосамъ, раздававшимся такъ близко отъ него. Онъ продолжалъ боле твердымъ и внятнымъ тономъ:
— Продолжайте такимъ образомъ… Мн легче… Но кто это помогаетъ мн?
Леонаръ, занятый своимъ труднымъ дломъ, говорить не могъ, старикъ Топферъ отвтилъ:
— Это Леонаръ и я, Топферъ.
— Леонаръ! повторилъ неизвстный, который казался сильно взволнованъ, несмотря на свои страданія:— разв онъ не былъ раздавленъ въ Королевскомъ сло вмст съ Ван-Бестомъ?
— Господинъ Ван-Бестъ и Леонаръ здравы и невредимы, слава Богу! А ты кто?
Вмсто отвта на этотъ вопросъ послышалось страшное ругательство, а потомъ болзненный вздохъ.
— Это негодяй Высокій Леопольдъ, сказалъ Топферъ: — я узналъ, его голосъ.
— Что за нужда! возразилъ Леонаръ: — онъ въ опасности.
Онъ продолжалъ дйствовать домкратомъ, но безъ сомннія матеріалы осли, потому что Высокій Леопольдъ началъ страшно кричать и продолжалъ съ бшенствомъ:
— Остановитесь… Я задыхаюсь… Злоди, разв вы хотите доканать меня?
Леонаръ не зналъ, какъ облегчить несчастнаго, котораго онъ не могъ видть, настоящаго положенія котораго не зналъ. Онъ поспшилъ повернуть домкратъ въ другую сторону, но это, вмсто того, чтобы прекратить страданія развдчика, повидимому, сдлало ихъ еще нестерпиме. Его крики сдлались такъ громки, что ихъ слышно было далеко въ перевозной галере.
— Помогите! дико кричалъ Высокій Леопольдъ:— меня убиваютъ… Ко мн, углекопы! Неужели мн дадутъ умереть такимъ образомъ?.. Ко мн, друзья! меня убиваютъ!.. Это заговоръ богачей… Они вс соединились противъ меня!.. Помогите!
— Гмъ! пробормоталъ старикъ Топферъ: — голова разстроилась… Бдняг очень худо!
Леонаръ утвердилъ домкратъ въ такомъ положеніи, какое полагалъ самымъ благопріятнымъ для развдчика, и пріискивалъ въ своемъ воображеніи какой-нибудь способъ спасенія боле дйствительный. Страданія Высокаго Леопольда не уменьшились, безъ сомннія, потому что онъ скоро продолжалъ страннымъ голосомъ:
— Ахъ, мн говорили, что Черная Два отмститъ! Она спасаетъ другихъ, а меня душитъ, давитъ… Освободите же меня… Черная Два, оставь меня… не гляди на меня пылающими глазами!.. О, еслибъ у меня были свободны руки!.. Она все тутъ… Эта глыба угля давитъ меня, тащитъ… Я хочу… Тысяча чертей! Ай! ай!
Голосъ замеръ. Въ ту же минуту послышался трестъ и домкратъ сломался подъ страшнымъ натискомъ верхнихъ массъ.
Леонаръ опять хотлъ употребить сломанный инструментъ, но Топферъ сказалъ ему печально:
— Это безполезно, Высокій Леопольдъ совершенно раздавленъ.
Леонаръ не былъ убжденъ и нсколько разъ позвалъ Высокаго Леопольда, онъ не получилъ никакого отвта, даже стоны прекратились.
— Для этого все кончено, продолжалъ Топферъ: — но можетъ быть есть другіе, которымъ нужна помощь.
— Правда, сказалъ Леонаръ: — можетъ быть, Антоанъ находится въ такомъ же положеніи, будемъ искать его скоре..
Онъ ршился наконецъ выйти изъ этого прохода, гд каждую минуту можно было погибнуть раздавленнымъ, какъ погибъ развдчикъ. Когда блдный, утомленный, съ окровавленными руками Леонаръ вернулся къ перевозной галере, вс углекопы стояли на колнахъ и молились за своего умершаго товарища. Они слышали, что говорилъ Высокій Леопольдъ во время, своей жестокой кончины, и съ ужасомъ повторяли:
— Онъ оскорбилъ Черную Дву, нашу покровительницу. Черная Два отмстила!
Ван-Бестъ не могъ не выразить восторга къ преданности молодого углекопа.
— Ты не боишься смерти, сказалъ онъ: — и еслибъ ты съумлъ обуздать твои сумасбродныя идеи… Впрочемъ, прибавилъ онъ тотчасъ, вспомнивъ причину неудовольствія на распорядителя работъ: — это несчастье случилось по твоей вин и ты долженъ же былъ подвергнуться какой-нибудь опасности, чтобъ спасти жертвъ твоего неблагоразумія.
— Вы можетъ быть, правы, господинъ Ван-Бестъ, отвтилъ Леонаръ: — и потому позвольте мн попытаться съ другой стороны… Побжимъ теперь къ верхнимъ прокопамъ.

XIX.
ОПРАВДАНІЕ.

Внимательно осмотрли вс углы и закоулки въ капелл Черной Двы. Тамъ нашли обувь и погашенный фонарь Антоана, но эти вещи не имли никакого отличительнаго признака, по. которымъ можно было бы узнать ихъ хозяина. Леопаръ не унывалъ. Онъ шелъ впереди всхъ съ лихорадочнымъ жаромъ, и такова была его озабоченность, что онъ чуть-было не свалился въ пропасть, образовавшуюся на конц галереи..
Примтивъ наконецъ опасность, онъ остановился и началъ разсматривать перемны, происшедшія въ этомъ мст. Одна особенность привлекла его вниманіе: весьма явная примта мины на скал, на краю шахты лстницъ. Съ другой стороны, легкій дымъ съ срнымъ запахомъ носился еще въ неподвижной атмосфер прокоповъ, хотя боле часа прошло посл катастрофы.
— Вы обвинили меня въ самонадянности и нерадніи, господинъ Ван-Бестъ, съ жаромъ вскричалъ Леонаръ:— и я самъ спрашивалъ себя, не пренебрегъ ли я какими-нибудь важными предосторожностями! Теперь я могу оправдаться въ глазахъ вашихъ и всхъ моихъ товарищей. Несчастье, оплакиваемое нами, есть результатъ неосторожности не моей… а можетъ быть и преступленія.
Тутъ онъ объяснилъ, какимъ образомъ обрушился главный брусъ лсовъ, упиравшійся въ скалу, которая была взорвана, и какимъ образомъ вс лса должны были посл этого обрушиться другъ на друга. Это обстоятельство казалось неопровержимо, отверзтіе мины еще виднлось въ галере, обломки камней, почернвшихъ отъ пороха, были разбросаны вокругъ и показывали недавній взрывъ. Углекопы примтили эти подробности и, повидимому, разговаривая шепотомъ между собою, раздляли мнніе распорядителя работъ, но хозяинъ не заблагоразсудилъ согласиться съ этимъ мнніемъ.
— Леонаръ очень искусенъ, возразилъ онъ съ колкостью: — и ловко уметъ пользоваться всми обстоятельствами, чтобъ снять съ себя отвтственность… Какимъ образомъ между моими работниками могъ найтись человкъ такой глупый или такой преступный, чтобы сдлать мину въ этомъ мст и взорвать ее?
— Сохрани меня Богъ, возразилъ Леонаръ: — оклеветать мертваго, когда онъ получилъ наказаніе за свою вину, но вспомните глубокую ненависть углекоповъ къ Высокому Леопольду и его непріязненность къ нимъ, ко мн и даже къ вамъ.Этотъ человкъ, я имю на это доказательство, былъ уже виновникомъ обвала въ капелл Черной Двы, поэтому я не скрывалъ своего презрнія и веллъ ему оставить копь въ самомъ непродолжительномъ времени. Сейчасъ вамъ докладывали о ссор, случившейся между нимъ и плотникомъ Паскалемъ, и вслдствіе этой ссоры онъ убжалъ въ эту сторону… Если вы подумаете о желаніи мщенія, которое долженъ былъ чувствовать Высокій Леопольдъ противъ насъ всхъ, вы легко поймете.
— Хорошо, перебилъ Ван-Бестъ сухимъ тономъ: — Высокій Леопольдъ не можетъ защищаться. Если взрывъ мины былъ причиною обвала, то этотъ взрывъ должны были слышать, кто-нибудь изъ васъ слышалъ ли этотъ взрывъ?
Работники должны были сознаться, что они въ нижнемъ этаж не слыхали никакого шума.
— Взрывъ могъ быть слышенъ только въ шахт лстницъ, отвтилъ Леонаръ: — а вс т, которые находились въ шахт лстницъ, погибли.
— Повторяю еще разъ, у мертвыхъ спина крпка и вы можете приписывать имъ вс ваши неосторожности, вс ваши глупости… а я знаю, что думать объ этихъ объясненіяхъ.
— О, я увренъ, что истина обнаружится! вскричалъ Леонаръ:— и Господь не допуститъ, чтобы я остался обвиненъ предъ моими товарищами и предъ моей собственной совстью въ такомъ тяжеломъ проступк!
Мннія, повидимому, раздлились между присутствующими работниками, однако, нравственное, вліяніе хозяина на этихъ простыхъ людей произвело реакцію неблагопріятную для Леонара. Молодой человкъ, это понялъ и молчалъ, когда вдругъ одинъ углекопъ, наклонившійся къ пропасти, сказалъ съ волненіемъ:
— Тише! Тамъ еще кто-то стонетъ.
Вс сдлались внимательны. Тогда изъ глубины шахты поднялся голосъ такой слабый, такой странный, что суеврные углекопы сочли это голосомъ сверхъестественнаго существа, можетъ быть душой умершаго работника, требовавшей молитвъ, и вс набожно перекрестились.
Но Леонаръ не раздлялъ подобныхъ врованій, въ свою очередь оіъ наклонился надъ пропастью и спросилъ, приложивъ ко рту об руки:
— Кто зоветъ? Кто вы? Гд вы?
Отвтъ не заставилъ себя ждать.
— Леонаръ, любезный Леонаръ, ты ли это? Я тебя ждалъ… Поспши вытащить меня отсюда.
Сильная радость изобразилась на чертахъ углекопа.
— Это Антоанъ! вскричалъ онъ.
Потомъ, снова наклонившись къ шахт, онъ сказалъ:
— Ободрись другъ мой, я тебя не оставлю…
— Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, и чувствую боль во всемъ тл… Я лежу на мягкой земл, но не смю пошевелиться, потому что эта земля проваливается подо мною при малйшемъ движеніи.
— Хорошо, отвтилъ Леонаръ: — имй терпніе.
Онъ обернулся къ работникамъ.
— Есть ли у васъ веревки? спросилъ онъ.
Одинъ изъ присутствующихъ подалъ ему толстую веревку, которую принесли на всякій случай. Леонаръ поспшилъ обвязать одинъ конецъ вокругъ своего тла.
— Что еще намренъ ты теперь длать? спросилъ Ван-Бестъ.
— Вы видите, я хочу спуститься въ шахту и вытащить моего друга Антоана.
— Спуститься въ шахту… Ты не спасешь своего товарища и самъ погибнешь.
На этотъ разъ дйствительна предпріятіе Леонара казалось безумнымъ поступкомъ.
Мы знаемъ, что куча обломковъ обвала была гораздо выше прокоповъ Черной Двы, но эти обломки оставляли между собою много пустыхъ мстъ, какъ въ нижнемъ этаж копи. Огромныя массы оставались на воздух и отважиться между нихъ представляло опасность гораздо боле тхъ, которымъ подвергался уже Леонаръ.
Ванъ-Бестъ и работники старались отговорить его, онъ не хотлъ ихъ слушать, по его указаніямъ, на краю шахты положили крпкую перекладину, на которой укрпили веревку, поддерживавшую его, потомъ онъ воткнулъ въ шляпу свой фонарь и, давъ послднія наставленія своимъ товарищамъ, веллъ имъ спустить его.
Сначала онъ скользилъ въ пустомъ пространств, образовавшемся отъ обвала въ галере, тутъ вроятно и Антоанъ свалился въ пропасть и отсюда, по всей вроятности, можно было добраться до него. Чрезъ нсколько метровъ глубины Леонаръ очутился висящимъ въ вертикальной разщелин. заваленный досками и обломками всякаго сорта. Ему надо было огибать эти препятствія съ чрезвычайными предосторожностями, потому что ихъ паденіе могло раздавить того, кого онъ хотлъ спасти. Однако, онъ не унывалъ и безостановочно кричалъ работникамъ, чтобы спускали веревку.
Эта неустрашимость, этотъ героизмъ должны были имть на граду. Скоро Леонаръ былъ остановленъ препятствіями значительне предыдущихъ и, осмотрвшись вокругъ, онъ примтилъ бднаго Антоана Робена.
Въ этомъ мст была масса бревенъ и досокъ, засыпанная землею. Антоанъ лежалъ подъ этой землей, которой онъ былъ, безъ сомннія, обязанъ тмъ, что не былъ разбитъ обваломъ. Нсколько бревенъ, упавъ поперекъ, составили нчто въ род свода надъ головой его и предохранили его отъ новыхъ ушибовъ. Однако несчастный углекопъ казался въ самомъ плачевномъ состояніи, онъ былъ покрытъ кровью и совершенно неспособенъ оказать себ помощь.
При вид Леонара, его блдное лицо засіяло радостью и надеждой.
— Ты наконецъ нашелъ меня! сказалъ онъ съ усиліемъ:— я зналъ, что ты придешь! Но поторопись, потому что я умираю!
— Не предавайся подобнымъ мыслямъ, мой добрый Антоанъ, возразилъ Леонаръ одобрительнымъ тономъ: — подумай о твоей матери, подумай о Гертруд… Я вытащу тебя отсюда или самъ останусь съ тобою.
Въ тоже время онъ веллъ работникамъ въ галере не спускать больше веревки, и поставивъ ноги на платформу, на которой лежалъ его другъ, старался приподнять его, но при первомъ прикосновеніи Антоанъ вскрикнулъ отъ боли.
— А! ты сильно ушибся, печально сказалъ Леонаръ.
Затрудненіе его было очень велико, онъ взялъ съ собою тонкую веревку, чтобы привязать Антоана къ своей спин, но какъ осуществить этотъ планъ, когда при малйшемъ движеніи ушибенный испытывалъ такія жестокія страданія? Леонаръ не имлъ времени обдумать, потому что опасность положенія вдругъ сдлалась еще ужасне. Безъ сомннія, тяжесть Леонара разстроила равновсіе досокъ, составлявшихъ платформу, Антоанъ, несмотря на свое глубокое уныніе, закричалъ съ испугомъ:
— Поддержи меня, я падаю…
Дйствительно земля, на которой онъ лежалъ, пришла въ движеніе и, обрушивалась, увлекая Антоана за собою.
Леонаръ не колебался боле, не слушая страшныхъ криковъ Робена, онъ схватилъ его твердою рукою и поспшилъ привязать къ своимъ плечамъ. Къ счастью, по прошествіи первой минуты Антоанъ не сопротивлялся боле, потому что сильная боль привела его въ полную безчувственность.
Великодушный молодой человкъ не терялъ времени и закричалъ работникамъ, чтобы поднимали веревку, что и было исполнено со всми предосторожностями, требуемыми благоразуміемъ.
Однако, спасеніе совершалось не безпрепятственно. Нкоторыя отверзтія были слишкомъ узки для двухъ человкъ, связанныхъ такимъ образомъ другъ съ другомъ, иногда веревка за цплялась за уголъ скалы или бревна, надо было отцплять ее съ неслыханными усиліями. Однако, Леонаръ своимъ хладнокровіемъ, ловкостью и необыкновенной силой усплъ восторжествовать надъ всми этими затрудненіями и добрался наконецъ съ своимъ спутникомъ до уровня галереи.
Тотчасъ нетерпливыя руки схватили ихъ, развязали и положили на обломки, чтобы дать прійти въ себя.
Леонаръ казался почти также боленъ, какъ и бдный Антоанъ. Его истощили сверхъестественныя усилія, оглушили ушибы, полученные имъ. Однако отдохнувъ нсколько минутъ, онъ оживился и привсталъ.
— Подумайте объ Антоан, сказалъ онъ голосомъ, возвратившимъ уже свой обычный звукъ:— надо поскоре поднять его на свтъ.
— Я послалъ за носилками, отвчалъ Ван-Бестъ:— бднягу донесутъ до шахты. А что касается тебя, какъ ни велики твои проступки съ другой стороны, надо признаться, что ты молодецъ.
Вс присутствующіе углекопы также наперерывъ осыпали Леонара похвалами. Леонаръ дружелюбно поблагодарилъ ихъ и скоро былъ въ состояніи встать и дйствовать.
Антоанъ, съ своей стороны, опомнился по милости водки, которую одинъ услужливый работникъ поднесъ къ его губамъ. Онъ осмотрлся кругомъ, какъ бы желая узнать, гд находится, и глаза его устремились съ выраженіемъ ужаса на разбитую скалу, находившуюся въ нсколькихъ шагахъ отъ него. Леонаръ примтилъ его озабоченность.
— Что такое, Антоанъ? спросилъ онъ:— чего ты желаешь, мой милый?
Антоанъ не могъ говорить, однако усплъ дать себя понять.
— Высокій Леопольдъ… гд Высокій Леопольдъ? сказалъ онъ.
Леонаръ колебался сказать ему о смерти развдчика, боясь, чтобы это извстіе не сдлало на него сильнаго впечатлнія въ эту минуту. Ван-Бестъ не былъ такъ совстливъ.
— Высокій Леопольдъ умеръ, сказалъ онъ: — его раздавило.
Антоанъ взволновался.
— По дломъ ему! сказалъ онъ.— Злодй! Это онъ причиною этого несчастья!
— Что ты говоришь? спросилъ Леонаръ:— разв Высокій Леопольдъ, какъ я предполагалъ, сдлалъ мину въ этой скал и произвелъ обвалъ?
— Это онъ… онъ одинъ… Я видлъ!
Антоанъ разсказалъ въ нсколькихъ словахъ, что случилось, на этомъ самомъ мст нсколько часовъ тому назадъ.
Леонаръ былъ вн-себя отъ радости.
— Господинъ Ван-Бестъ, друзья мои! вскричалъ онъ: — слышите ли вы? Будете ли вы еще обвинять меня въ незнаніи и нерадніи? Я зналъ, что только одно преступленіе могло быть причиною этого несчастья… Благодарю, Антоанъ, прибавилъ онъ съ душевнымъ изліяніемъ:— если я, можетъ быть, спасъ теб жизнь, ты спасъ мн честь и я у тебя въ долгу.
Пока работники наивно изъявляли ему сожалніе, что несправедливо судили о немъ, принесли носилки, на которые положили ушибеннаго, и вс поспшили оставить эту часть копи. Уже не было никакой надежды спасти другихъ жертвъ, было уже неопровержимо, что подъ обваломъ находились только трупы.
Пока проходили прокопы, Ван-Бестъ, который шелъ возл Леонара, сказалъ ему благосклонно:
— Я долженъ сознаться въ моей несправедливости къ теб. Я ошибся на твой счетъ и случившееся несчастье нельзя приписать теб. Если ты захочешь образумиться и отказаться отъ твоихъ безумныхъ грезъ…
— Никогда! отвтилъ Леонаръ съ странной улыбкой, но съ большой твердостью.
Ван-Бестъ, уже протягивавшій ему руку, отвернулся съ раздраженнымъ видомъ.

XX.
ТОВАРИЩЪ.

Нсколько минутъ спустя, когда вагонъ съ ушибеннымъ поднялся на поверхность земли, большая толпа наполняла не только зданіе шахты, но и дворъ и мастерскія. Извстіе о несчастьи распространилось по деревн и окрестностямъ, женщины, дти, старики прибжали освдомиться о дорогихъ имъ людяхъ, которые могли погибнуть въ этомъ несчастьи. Съ безпокойствомъ разспрашивали выходившихъ изъ шахты, звали, волновались, повсюду виднлись испуганныя лица. Часто находили мужа, отца, сына, которыхъ считали погибшими, и горячо обнимались. Однако, три семейства не должны были увидать живыми тхъ, отсутствіе которыхъ они оплакивали: это были семейства Высокаго Леопольда и двухъ углекоповъ, раздавленныя тла которыхъ нашли впослдствіи подъ обломками.
Когда сказали, что поднимаютъ въ вагон ушибеннаго, сильное волненіе обнаружилось въ толп.
— Кто это? Кто это? спрашивали со всхъ сторонъ.
Имя Антоана Робена повторялось матерями, сестрами, невстами.
— Антоанъ! застоналъ чей-то голосъ:— Боже мой! что скажетъ тетушка? Что будетъ со мною? Гд мой бдный Антоанъ?
Гертруда, растолкавъ зрителей, вбжала въ зданіе шахты.
Но уже докторъ Боагаръ усплъ осмотрть ушибеннаго и говорилъ Ван-Бесту и Леонару, которые съ безпокойствомъ ждали его приговора:
— Ничего опаснаго… Два простыхъ перелома, а грудной сводъ не тронутъ. Дней чрезъ сорокъ, надюсь, все пройдетъ.
Антоанъ имлъ силы улыбнуться своей родственниц, которая расточала ему самыя дружескія утшенія.
Стали переносить его домой. Леонаръ хотлъ проводить его, но его остановило новое обстоятельство. Голосъ безпокойный, опять женскій поднялся въ толп.
— Гд мосье Леонаръ? Видлъ его кто-нибудь? Съ нимъ ничего непріятнаго не случилось?
Амелія Ван-Бестъ подошла въ сопровожденіи мужчины съ изящной наружностью, который нсколько дней тому назадъ возбудилъ любопытство углекоповъ, и который въ эту минуту тоже, повидимому, раздлялъ всеобщее безпокойство.
Но Леонаръ смотрлъ только на Амелію и поблагодарилъ ее за участіе краснорчивымъ взглядомъ. Ван-Бестъ сурово потрясъ за руку дочь.
— Дура! сказалъ онъ ей тихо:— какъ ты смешь прямо показывать… Теб слдовало бы краснть! Ты даже не подумала спросить обо мн!
— Папа, отвтила Амелія съ замшательствомъ: — я была уврена, что вы не станете подвергаться серьезнымъ опасностямъ, но онъ такъ смлъ… и притомъ, я узнала… когда вы узнаете… Посмотрите на нихъ?
Она указала на Леонара и господина Р***, которые крпко обнимались въ нсколькихъ шагахъ.
Ван-Бестъ такъ былъ пораженъ, что не сталъ разспрашивать дочери и подошелъ поклониться своему знаменитому постителю. Леонаръ и Р*** начали разговаривать съ большимъ одушевленіемъ и не примчали присутствія Ван-Беста.
— Повторяю теб, говорилъ Р***, не заботясь о томъ, что его слушаютъ:— я не намренъ боле допускать этихъ глупостей, этого ребячества… Пора кончить. Мсяцъ тому назадъ ты вернулся къ намъ въ самомъ печальномъ состояніи, разбитый, чуть живой. Теперь опять ты покрытъ кровью и ушибами. Я не долженъ позволять.
Леонаръ шепотомъ о чемъ-то убдительно его просилъ.
— Надо остерегаться, приготовить, говоришь ты? вскричалъ Р*** съ нетерпніемъ:— къ чему тутъ остерегаться и приготовлять? Я не хочу, чтобы ты лишился жизни въ этой гадкой забав, это значило бы не держать общанія, которое я далъ моей бдной умирающей сестр… Ты самъ назначилъ этотъ день срокомъ всхъ этихъ таинственностей, нечего пятиться назадъ.
Ван-Бестъ, въ сопровожденіи своей дочери, прятавшейся за него, ршился наконецъ подойти къ Р*** и сказать ему обычныя привтствія. Онъ не совсмъ слышалъ предыдущій разговоръ, но уловилъ умоляющій взглядъ, брошенный Леонаромъ на директора желзной дороги. Видя смущеніе ихъ обоихъ, онъ сказалъ разсянно.
— Какъ! господинъ Р***, вы одни. Что же вы не привезли, какъ мы условились, вашего племянника, господина де-Бокура?
— Мой племянникъ найдется, отвтилъ Р*** и насмшливымъ, и сердитымъ тономъ.
Ван-Бестъ не зналъ, что думать, самъ все боле и боле смущаясь, онъ продолжалъ, указывая на Леонара:
— Ахъ! любезный другъ, вы мн рекомендовали, мальчика что называется золотого, хотя я немножко на него сердитъ, это самый искусный, самый дятельный и въ то же время самый мужественный работникъ.
— Работникъ! работникъ! съ ироніей повторилъ Р***:— откуда вы возьмете такихъ работниковъ, Ван-Бестъ? Знаете ли, что мы съ вами сумасброды: я въ томъ, что согласился на ребяческую хитрость, а вы въ томъ, что поддались ей. Вашъ мнимый работникъ, нчто въ-род переодтаго принца Гарун-аль-Рашида, ищущій приключеній и встрчающій больше дурныхъ, чмъ хорошихъ. Пора наконецъ сказать вамъ правду: у углекопа Леонара есть другое имя, кром того, подъ которымъ вы его знаете, его зовутъ Леонаръ-Шарль де-Бокуръ, онъ инженеръ, мой племянникъ, мой наслдникъ, мой пріемный сынъ и вашъ товарищъ въ Полиньисской копи.
Никакія выраженія не могутъ передать удивленія Ван-Беста. Въ обыкновенныхъ житейскихъ событіяхъ добрякъ, какъ мы уже говорили, не блисталъ присутствіемъ духа и быстротой соображенія, пусть же судятъ, въ какое состояніе привело его обстоятельство столь новое, столь неожиданное, столь невроятное.
— Возможно ли это? пролепеталъ онъ наконецъ:— Леонаръ инженеръ и мой товарищъ… де-Бокуръ… Я готовъ потерять разсудокъ, клянусь всми чертями! прибавилъ онъ, топнувъ ногою:— къ чему эти секреты, это переодванье?
— Я сдлаю вамъ полное признаніе, продолжалъ Р***,— и потомъ вы будете имть право разбранить меня,какъ я заслуживаю того. Мосье Шарль употребляетъ во зло слабость дяди къ нему, и получивъ дипломъ въ ученой школ, постивъ изъ любопытства угольныя копи во Франціи и въ Англіи, выразилъ мн желаніе осмотрть копи здшнія. Такъ какъ я имлъ намреніе пристроить его въ этой сторон, я не видлъ никакого неудобства въ удовлетвореніи этого желанія. Но Шарль уврялъ, будто для того, чтобы управлять копью и присоединить практику къ теоріи, онъ долженъ прожить нсколько времени между работниками, работать вмст съ ними, раздлять ихъ усталость и опасность. ‘—Я буду умть приказывать’, говорилъ онъ мн: ‘когда научусь повиноваться’. По-крайней-мр, на этотъ предлогъ сослался онъ, чтобы получить мое согласіе на его странные планы. Онъ признался мн впослдствіи, что у него была другая цль, и если вы вспомните предложеніе, которое я сдлалъ вамъ отъ его имени… Теперь вы понимаете мое вмшательство въ ваши дла и причины, руководившія мною. Одно не совсмъ ясно и для меня и для васъ, это — какимъ образомъ мой втренникъ могъ сохранить свое инкогнито до этой минуты. Я подчинился этой прихоти, какъ подчинялся многимъ другимъ, но такъ какъ мой племянникъ усердно старался сгорть, искалчиться, разбиться, терзать себя всми возможными способами, я прекратилъ комедію… рискуя подвергнуться какимъ бы то ни было послдствіямъ.
Шарль де-Бокуръ — такъ какъ мы теперь знаемъ настоящее имя Леонара — взялъ руку господина Р*** и почтительно поднесъ ее къ губамъ.
— Дядюшка, сказалъ онъ:— вы самый добрый, самый снисходительный человкъ на свт… Что касается моего инкогнито, то его предписывало мн мое положеніе, и если я продолжилъ его нсколько доле, чмъ бы слдовало, то потому, что я находилъ большое наслажденіе, прибавилъ онъ, бросивъ взглядъ на Амелію Ван-Бестъ:— внушать уваженіе и сочувствіе, несмотря на мое ничтожное положеніе.
— Теб слдовало бы родиться во времена странствующихъ рыцарей, сказалъ ему смясь дядя:— ты странствовалъ бы но свту въ шлем съ забраломъ, для пріобртенія славы и для побжденія сердецъ знатныхъ и могущественныхъ двицъ… Но ты родился слишкомъ поздно, вмсто шлема съ забраломъ теб надо довольствоваться маской изъ угля.
Ван-Бестъ немножко опомнился отъ удивленія.
— Ты знала все это, тихо сказалъ онъ дочери:— и вмсто того, чтобы сострадательно предупредить меня, злая, ты позволяла мн длать глупость за глупостью.
— Милый папа, отвтила Амелія:— я узнала это только нсколько минутъ назадъ. Пріхавъ сюда, господинъ Р*** узналъ о несчастьи, случившемся въ шахт лстницъ, и его смертельное безпокойство о племянник не позволило ему хранить боле тайны. Я уже давно узнала, что мосье Леонаръ не обыкновенный работникъ, и какой-то инстинктъ говорилъ мн….
— Довольно, ршительно перебилъ Ван-Бестъ:— надо же покориться необходимости.
Онъ подошелъ къ мнимому Леонару.
— Любезный мой товарищъ, дружелюбно сказалъ онъ:— мы многое должны взаимно простить другъ другу. Если я осмлюсь порицать васъ за то, что вы пробрались ко мн подъ чужимъ именемъ, какъ бы честны ни были ваши намренія, вы съ своей стороны можете напомнить мн, какъ грубо обошелся я съ вами нсколько часовъ тому назадъ. Слдовательно, лучше всего забыть наши взаимные проступки и имть другъ къ другу чувства доврія, уваженія и дружелюбія, необходимыя для товарищей… Хотите, господинъ де-Бокуръ?
— Отъ всего сердца, господинъ Ван-Бестъ, и вы увидите, что несмотря на ваше предубжденіе противъ инженеровъ, я буду другомъ не плохимъ.
— Хорошо, вы уже бросаете камни въ мой садъ, сказалъ Ван-Бестъ съ небольшой гримасой:— отъ моихъ предубжденій я отрекаюсь, вы мн дали жестокій урокъ и онъ не пропадетъ даромъ… Но для чего сегодня утромъ, когда я имлъ глупость постыдно васъ прогонять, не назвали вы себя и не предъявили вашего права распоряжаться въ Полиньи?
— Вы могли замтить, возразилъ мнимый Леонаръ, коварно улыбаясь:— что я не расположенъ былъ уходить. Слишкомъ крпкія узы удерживали меня здсь… Притомъ, прибавилъ онъ серьезнымъ тономъ:— какъ же. я могъ, господинъ Ван-Бестъ, назвать себя въ ту минуту, когда несчастье въ шахт лстницъ могло быть приписано моему незнанію или нераднію? Прежде всего мн должно было смыть съ себя безславный упрекъ, и еслибъ мн это не удалось, у меня, можетъ быть, достало бы мужества удалиться навсегда.
— Чертъ побери! вы очень щекотливы… Ну, надо же васъ заставить отказаться отъ вашего инкогнито.
Ван-Бестъ схватилъ Леонара за руку.
— Что вы хотите длать? съ удивленіемъ спросилъ молодой инженеръ.
— Вы увидите.
Работники и семейства ихъ еще не ушли со двора завода и изъ зданія шахты, широкая дверь котораго была отворена. Когда увидали, что Ван-Бестъ, дочь его, Леонаръ и господинъ Р*** дружески разговариваютъ, отошли поодаль, чтобы не мшать ихъ разговору, но какъ только хозяинъ выступилъ впередъ съ распорядителемъ работъ, вс замолчали.
— Друзья мои! закричалъ Ван-Бестъ громкимъ голосомъ:— вы знаете и любите Леонара, вамъ извстно, какія огромныя услуги оказалъ онъ мн, вамъ извстно, какъ онъ искусенъ въ нашемъ ремесл и какъ онъ никогда не колебался подвергнуть опасности свою жизнь для спасенія товарища…
— Правда, правда! закричали со всхъ сторонъ.— Да зравствуетъ Леонаръ! Ура, Леонаръ!
Ван-Бестъ напрасно старался заставить умолкнуть эти порывы энтузіазма.
— Подождите… подождите! кричалъ онъ, махая рукою:— я еще долженъ вамъ сказать…
Съ трудомъ усплъ онъ добиться тишины.
— Теперь, добрые люди, этотъ Леонаръ, котораго мы вс уважаемъ и любимъ, перемняетъ имя и званіе… Онъ будетъ называться господинъ де-Бокуръ, онъ инженеръ, онъ мой товарищъ, вашъ хозяинъ такъ же, какъ и я, онъ мой другъ, мой…
— Вашъ сынъ, господинъ Ван-Бестъ, перебилъ мнимый Леонаръ:— этого драгоцннаго названія я добиваюсь боле всего!
Они обнялись, между тмъ какъ толпа рукоплескала.
Въ тотъ же вечеръ Р*** и его племянникъ обдали въ павильон съ Ван-Бестомъ и Амеліей. Мнимый Леонаръ навсегда разстался съ одеждой углекопа, теперь на немъ былъ щегольской костюмъ, выставлявшій его прекрасную фигуру и природное изящество. Обдъ былъ очень веселъ, однако отецъ и дочь иногда съ удивленіемъ взглядывали на своего новаго гостя, какъ будто не могли еще привыкнуть къ преобразованію, совершившемуся въ нсколько часовъ. Когда встали изъ-за стола, Ван-Бестъ и Р*** какъ будто вздумали сказать что-то по секрету другъ другу и отошли въ амбразуру окна, а молодые люди, напротивъ, остались на свобод разговаривать тихимъ голосомъ.
Они воспользовались данною имъ свободою и скоро до того были поглощены своимъ разговоромъ, что даже громовой ударъ не былъ бы въ состояніи отвлечь ихъ вниманія. Въ конц этого задушевнаго разговора Амелія сказала, потупивъ глаза:
— Все это не объясняетъ мн, мосье Леонаръ, зачмъ вы такъ долго скрывались подъ чужимъ именемъ. Вы говорите, что полюбили меня съ того дня, когда встртили на бал въ монской ратуш, и въ особенности съ цлью приблизиться ко мн явились вы простымъ углекопомъ въ Полиньискую копь, очень хорошо… Какъ ни безразсудна эта мысль, я могу ее понять… но впослдствіи, когда вы видли мою горячую признательность къ вашей преданности, когда я сказала вамъ, что различіе сословій должно воздвигнуть между нами въ глазахъ моего отца непреодолимую преграду, для чего вы не сказали мн?…
Леонаръ улыбнулся съ замшательствомъ.
— Извините меня, отвтилъ онъ: — но, несмотря на положительныя науки, которыми я занимался до-сихъ-поръ, во мн существуетъ романическая сторона, для которой я долженъ просить о вашемъ снисхожденіи. Затерянный въ толп вашихъ обожателей въ Монской ратуш, я не привлекъ вашего вниманія, и еслибъ въ подобныхъ обстоятельствахъ открыто просилъ вашей руки, не долженъ былъ бы я опасаться, что съ одной стороны воля вашего отца, а съ другой тиранство приличій заставили бы васъ отдать мн вашу руку безъ любви?… А я боле всего добивался вашей любви, Амелія, и думалъ, что чмъ боле мое званіе покажется вамъ ничтожнымъ, тмъ боле ваша любовь, если я успю ее добиться, будетъ чиста, благородна и продолжительна. Одно время я было сомнвался въ успх, когда, поддаваясь преувеличенному чувству долга, вы принуждали меня удалиться и отказаться отъ васъ, но скоро я съумлъ различить причины, которымъ вы повиновались, можетъ быть, безъ вашего вдома. Тогда, по мр того, какъ подвигались событія, мн захотлось узнать, устоитъ ли эта любовь, въ которой я не могъ уже сомнваться, отъ нкоторыхъ испытаній, не уступитъ ли она убжденіямъ и угрозамъ вашего отца… Опытъ удался свыше моихъ надеждъ и благодарю васъ, Амелія, за счастье и гордость, которыя вы внушили мн!
— Испытаніе могло не удасться, отвтила Амелія, улыбаясь въ свою очередь.— Инженеръ де-Бокуръ, человкъ свтскій, принадлежащій къ благородной фамиліи, ничего не выигрывалъ, являясь въ холстинной одежд, подъ слоемъ каменнаго угля, еслибъ во мн самой не было, хотя я фламандка, той романической стороны, въ которой вы себя обвиняете… Слдовательно, какъ сейчасъ папа говорилъ вашему дяд, мы должны взаимно простить другъ другу наши вины.
Въ эту минуту къ нимъ подошелъ Ван-Бестъ.
— Я вижу, дти, сказалъ онъ весело: — что вы согласны во всемъ. Помнишь, дочка, что я почти общалъ твою руку племяннику господина Р***, инженеру де-Бокуру?
— А я, папа, лукаво отвтила Амелія: — дала слово не выходить ни за кого, кром моего мужественнаго спасителя Леонара.
— Ну что-жъ, это можно уладить, сказалъ Р***.
Два мсяца спустя въ полиньиской церкви совершался двойной бракъ: Шарль де-Бокуръ внчался съ дочерью своего товарища, а Антоанъ Робенъ съ Гертрудой. Об четы праздновали вмст свою свадьбу, такъ хотли Леонаръ и Амелія. Антоанъ былъ еще немножко блденъ и небольшая хромота напоминала страшные ушибы, полученные имъ въ послдней катастроф, но онъ сіялъ радостью въ своемъ красивомъ подвнечномъ костюм, ведя подъ руку Гертруду въ бломъ плать, и оба имли свою долю въ восклицаніяхъ которыми вс углекопы и вс жители деревни привтствовали свадебное шествіе.
По выход изъ церкви господинъ и госпожа де-Бокуръ захотли сами помстить Антоана и его молодую жену въ чистенькомъ домик, меблированномъ заново. Больную старуху уже перенесли туда, и когда они пришли, она засдала на прекрасной кровати орховаго дерева, въ шелковой мантиль, которою не мало гордилась. Амелія снабдила домъ всмъ необходимымъ для ея друзей, и показавъ Гертруд шкапы, наполненные бльемъ, а кладовую провизіей, она сказала ей нсколько дружелюбныхъ словъ, отъ которыхъ радостныя слезы потекли но щекамъ кружевницы.
Съ своей стороны Шарль де-Бокуръ говорилъсвоему бывшему товарищу:
— Ты не можешь, любезный Антоанъ, быть въ копи простымъ работникомъ, какъ прежде, мы съ господиномъ Ван-Бестомъ ршили поручить теб надзоръ за всми работниками, другими словами, ты будешь моей правою рукою, моимъ адъютантомъ, и долженъ исполнять мои распоряженія для благоденствія нашего промышленнаго заведенія. Господину Майеру даны инструкціи на счетъ твоего жалованья и я надюсь, что ты останешься доволенъ своимъ новымъ положеніемъ.
Антоанъ былъ очень разстроенъ.
— Благодарю, господинъ… господинъ де-Бокуръ, пролепеталъ онъ:— это уже слишкомъ, я не заслуживаю… Но по-крайней-мр, прибавилъ онъ, зарыдавъ:— буду ли я еще твоимъ другомъ?
— Всегда, Антоанъ! горячо отвтилъ инженеръ:— для тебя я всегда останусь Леонаромъ!
Онъ обнялъ его.
Гертруда, тоже расплаканная, подошла къ Амеліи и вскричала, захлопавъ въ ладоши:
— Какое счастье! мой бдный Антоанъ не будетъ уже принужденъ пачкать себ лицо и руки въ прокопахъ и я не должна буду прогонять его, когда стану плести кружева… Какою признательностью обязаны мы нашимъ покровителямъ! Мы обвнчаны, богаты, счастливы…
— Благодарите господина и госпожу де-Бокуръ, дти, сказала больная суровымъ тономъ, приподнимаясь на постели:— и пусть благословеніе старухи, спокойствіе которой на всю остальную жизнь они обезпечили, присоединится къ вашему!.. Но не забывайте также, чмъ вы обязаны Богу, святой Бодрю и Черной Дв!
Нын Полиньиская копь самое цвтущее промышленное заведеніе въ этихъ окрестностяхъ. Ван-Бестъ, сознавая высокія способности своего товарища, передалъ ему распоряженіе работами, а самъ занимается только коммерческой частью. Молодой инженеръ спшитъ пользоваться всякимъ выгоднымъ изобртеніемъ, всякой новой экономической машиной, и благодаря столькимъ усиліямъ и столькимъ дарованіямъ, издержки въ разработк Полиньиской копи быстро понизились и счастливые владльцы этой копи сдлались обладателями нсколькихъ милліоновъ.
Работники также имютъ долю въ барышахъ хозяевъ. Основаны пенсіонныя кассы для обезпеченія ихъ старости, куплены обширныя земли въ окрестностяхъ копи и раздлены на участки, на которыхъ построены хорошенькіе домики, достаточные для одной семьи. Углекопы, уплачивая нсколько лтъ умренную цну, становятся окончательными владльцами дома и сада, принадлежащаго къ нему.
Это еще не все: конкурренція не позволяетъ много увеличить заработную плату и потому на завод устроили магазинъ съ провизіей и товарами всякаго сорта, купленными изъ первыхъ рукъ. Провизія и товары продаются за настоящую цну конторщикамъ и работникамъ. Такимъ образомъ, хотя жалованье не увеличивается, издержки уменьшаются и выгоды для работниковъ остаются т же. Пожелаемъ, чтобы подобныя учрежденія размножились для благоденствія хозяевъ и рабочихъ.

Конецъ.

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека