В. Г. Короленко
Удивительная философія.
(М. О. Меньшиковъ: Совсть и знаніе. Русская Мысль, VII, 1895 г.).
Удивительная философия, Короленко Владимир Галактионович, Год: 1895
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Полное собраніе сочиненій В. Г. Короленко.
Томъ пятый
Изданіе т-ва А. Ф. Марксъ въ С.-Петербург. 1914
Г. Меньшиковъ помстилъ въ ‘Недл’ статью ‘Высшая цль’ {Ноябрь, 1894 г.}. Статья эта очень понравилась г-ну О. Т. В. (въ ‘Русской Мысли’), который находитъ въ ней ‘и бодрую мысль, и честное чувство’. ‘Ужасно грустно бываетъ видтъ, — говоритъ г. Меньшиковъ, — вдумчивыхъ честныхъ людей, которыхъ мучаетъ тайный недугъ сомннія, неразршеннаго вопроса: что длать? Мы видимъ вокругъ себя, что добрые несчастны, что нтъ утшенія честнымъ’. Отчего это происходитъ? По собственной вин (этихъ) людей, — полагаетъ г. Меньшиковъ. ‘Добрые не были бы несчастными, если бы были вполн добры. Честные не тосковали бы, если бы были до конца честными’. И г. Меньшиковъ доказываетъ, что ‘учитель, любящій дло и дтей, и самъ будетъ счастливъ, и внесетъ счастіе въ дтскій міръ, что преданный своей задач докторъ… можетъ быть счастливъ сознаніемъ честно исполненнаго долга’… и т. д., и т. д., и т. д. Этихъ назидательныхъ примровъ можно набрать множество…
Статья очень понравилась г. О. T. B., поэтому мы ее цитировали въ собственномъ его изложеніи. Съ своей стороны, мы никакъ не можемъ понять, что собственно такъ прельстило автора изъ ‘Русской Мысли’. Намъ кажется наоборотъ, что это одно изъ тхъ благожелательныхъ словесныхъ утшеній, которыми тоскующаго человка, если его тоска не вымышлена, а искрення и глубока, можно вогнать въ еще большее уныніе и при томъ уныніе совершенно безплодное… ‘Самосовершенствованіе есть высшая цль… Занимайтесь своей совстью… Вы добры?… подбавьте еще доброты… Вы честны?… Усугубите эту честность’…. Ахъ, уйдите, пожалуйста, невольно скажешь такому утшителю, дло тутъ не въ доброт и не въ честности, и сколько ни поднимай себя за волосы — все самъ себя, этимъ способомъ, изъ болота, подобно барону Мюнхгаузену, не вытащишь… Да и не во мн одномъ тутъ дло и не въ моей тоск. Знаю, что нельзя сложа руки предаваться унылымъ размышленіямъ и даже шевелюсь по мр возможности. Да бда въ томъ, что тутъ , и самый веселый человкъ сдлаетъ такъ же мало. какъ самый тоскующій и печальный!
Какъ бы то ни было, г-нъ О. T. B. съ одной стороны находитъ, что статья очень хороша, а съ другой совершенно разрушаетъ ея основанія. Это въ декабрьской книжк ‘Русской Мысли’ 1894 г. Въ іюл г-ну Меньшикову почему-то показалось, что г. О. T. B. обижаетъ совсть и проповдуетъ одно безсовстное знаніе.. Въ виду этого, онъ напечаталъ въ VII книжк ‘Русской Мысли’ свое возраженіе, которое редакція помстила ‘въ виду важности вопроса’. Намъ опять кажется, что никакой важности нтъ и что вс эти серьезные споры объ ‘ум и чувств’, о ‘совсти и знаніи’, о сердц и ‘хладномъ разсудк’, сильно напоминаютъ разговоры героинь Островскаго о томъ, что лучше — имть и потерять или надяться и не получить. Самымъ основательнымъ въ стать г. Меньшикова намъ показалось ея окончаніе: ‘Споръ не нуженъ, нужна честная работа… Лозунгомъ плодотворнаго общественнаго движенія не можетъ быть ни ‘нравственность’, ни ‘просвщеніе’, а неразрывный союзъ ихъ — ‘нравственное просвщеніе’… Вотъ и прекрасно. Если бы г. Меньшиковъ написалъ эти слова въ начал своей статьи, то можетъ быть ему не пришлось бы писать продолженія, читателю не пришлось бы его читать, а г. О. T.. В.— доказывать въ сентябрьской книжк ‘Русской Мысли’, что онъ вовсе не сторонникъ безсовстности. И даже больше: г. Меньшикову не пришлось бы написать кое-чего такого, что поистин уже производитъ ‘угнетающее впечатлніе’ на страницахъ прогрессивнаго журнала и въ устахъ передового публициста.
Я говорю о весьма удивительной философіи г. Меньшикова, которая сквозитъ изъ-подъ его утшительнаго краснорчія. Не стану говорить о страрной презумпціи золотого вка назади, которая сквозитъ по всей его аргументаціи, направленной на исчисленіе ‘преступленій’ испытующаго разума, ведущаго къ знаніямъ со всми ихъ послдствіями. Къ сожалнію, съ легкой руки Руссо, у насъ, да и не у насъ однихъ — еще не мало людей, основывающихъ свое право на званіе глубокихъ мыслителей на этомъ доказанномъ заблужденіи великаго ума… Но-вотъ, что поистин придаетъ стать г. Меньшикова характеръ весьма оригинальный и заслуживающій вниманія… ‘Если развитіе знаній, необходимо’ — пишетъ онъ на стр. 101.— то только въ качеств могущественнаго орудія, отъ котораго добро не можетъ отказаться, разъ тмъ же оружіемъ вооружилось зло’ (курсивы наши)… Ну а если бы зло не вооружилось физическимъ знаніемъ (каковымъ, по словамъ автора, стремятся сдлаться вс науки)… Что же тогда? Тогда… добрые отлично могли бы, очевидно, обходиться безъ знанія и были бы нравственны, а стало быть и счастливы, и можетъ быть даже не тосковали бы и г. Меньшикову не приходилось бы понукать ихъ ободрительными словами: а ну, подбавьте еще доброты, будьте честными до конца.
Такъ, очевидно, выходитъ по этой ‘нравственной’ философіи. Астрономія есть, очевидно, знаніе физическое, Галилей, съ благоговніемъ передъ раскрывающейся тайной міровъ, смотритъ въ свою трубу и испытуетъ законы ‘физическаго движенія свтилъ’… Онъ даже думаетъ, пожалуй, что совершаетъ ‘нравственное’ дло, ‘познавая творца во твореніи’, — какъ наивно и сильно выражались наши предки. Но г. Меньшиковъ думаетъ иначе. Для него это физическое познаніе безразлично въ движеніи человчества къ великимъ цлямъ, даже боле: оно — еще новое излишнее бремя для добрыхъ овечекъ. Хитрый Галилей вооружаетъ зло новымъ физическимъ познаніемъ, нечего длать, придется и добрымъ простякамъ напрасно ломать головы надъ безразличными истинами астрономіи… Думаю, что г. Меньшиковъ не одобряетъ и прелатовъ, угрожавшихъ Галилеямъ пыткой и кострами. Къ чему такія грубыя средства. Но если бы инквизиторы умоляли Галилеевъ, обнимали имъ колни (рецептъ г. Меньшикова для борьбы со всякимъ зломъ, стр. 193) и умоляли отказаться отъ ‘безразличной’ истины о движеніи земли, то г. Меньшиковъ обязанъ, послдовательности ради, одобрить ихъ настойчивыя просьбы. И кто знаетъ! Мы готовы допустить, что это средство было бы дйствительне костра и пытки. Въ виду послднихъ, гордецъ Галилей все-таки еще строптиво топалъ ногами и говорилъ: ‘е pur se muove!’ Ну, а это нытье и клянченье могло бы пожалуй навести на него такое уныніе, что онъ бы махнулъ рукой. А ну васъ, тоска!.. И злые не имли бы новаго орудія, а для добрыхъ не было бы новой обузы! Какъ жаль, что въ прошлые вка не знали или не примняли новаго способа борьбы со зломъ. Однимъ оружіемъ было бы меньше у злыхъ, — одной обузой — у добрыхъ…
По философіи г-на Меньшикова, ходъ міровой исторіи являетъ только борьбу ‘нравственно добраго съ нравственно злымъ’ — и ничего больше. Знаніе — безразлично, побда надъ природой — не благо. Наука — что-то врод сабли или дубинки. Если бы злые Ванечки этого міра не хватались за эту саблю и не придумывали разныхъ хитростей, — то добрые Митеньки и не подумали бы о ‘физическомъ знаніи’, и сабля лежала бы зарытая въ земл. И это было-бы превосходно. Города ‘не высасывали бы, какъ помпы, самыхъ ‘талантливыхъ’ жителей деревни, послдніе жили бы въ своихъ дебряхъ, не изобртали бы компасовъ, не шатались бы Богъ всть зачмъ по морямъ-океанамъ, здили бы себ ‘простымъ обычаемъ’ на волокушахъ, протаскивали бы роженицъ черезъ хомуты или подвшивали къ притолкамъ (физіологія, анатомія — знанія ‘физическія’, а стало быть безразличныя), отъ времени до времени топили бы вдьмъ, приколачивали бы колдуновъ осиновыми колами къ земл и въ простот сердечной поклонялись бы до сихъ поръ быкамъ или коровамъ.
Впрочемъ, можетъ быть и во всемъ этомъ виновато ‘безсовстное’ знаніе?..
Поистин удивительная философія!
1895 г.