УДЕЛЬНЫЕ КРЕСТЬЯНЕ НЕ ОСВОБОЖДЕНЫ1
УДЕЛЬНЫЕ КРЕСТЬЯНЕ НЕ ОСВОБОЖДЕНЫ1
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Удельные крестьяне не освобождены, Огарев Николай Платонович, Год: 1858
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения
Том первый.
Государственное издательство политической литературы, 1952
Я виноват перед читателями. Поспешность, с которой хочется радостно принять все, что в России могло случиться хорошего, ввела меня в ошибку. Я не понял сразу указа об удельных крестьянах и напечатал ему в 21-м листе ‘Колокола’ удивительную похвалу2. После, перечитывая указ, я увидал, что я непростительно увлекся, он этой хвалы не стоит. Помещик Романов нисколько не дает своей земли удельным крестьянам, он только разрешает им владеть их собственною землею, которую они купили на свои деньги, но на имя департамента уделов, потому что удельные крестьяне лично, на свое имя не имели права покупать земли. Разрешить им это право со стороны государя не есть еще великодушный поступок, который бы служил примером упорно-жадному дворянству, этот поступок был просто обязанностью честного человека — не присваивать себе чужого. С горестью беру назад сказанное похвальное слово и откровенно каюсь перед читателями. Каюсь тем более, что и при разрешении удельным крестьянам права покупать на свое имя земли и продавать их сказано, что в обоих случаях, т. е. при покупке или продаже, они предварительно должны извещать местный удельный приказ. И государь думает, что местный удельный приказ не найдет средств прижать крестьянина, выдумать препятствия его желанию и, вместо того чтобы просто принять извещение, дать ему дозволение распорядиться своим достоянием, стянув за это дозволение елико возможную взятку? Ошибается государь. В этой маленькой фразе о предварительном извещении кроется неодолимый повод к грабительству. Удельным приказом распоряжается грабящий и секущий голова и пьяный писарь, кто же заступится за мужика? Неужто депутат? Поверьте: ни депутат, ни самая контора, ни самый департамент. Взятка пойдет делиться выше, и за мужика никто не вступится. Мы можем только одним утешиться: не много удельных крестьян лично владеют землями, у большей части не на что купить, но несмотря на то, удельное ведомство и этих неимущих грабит, потому что цель этого ведомства, равно как и всех других ведомств в государстве,— грабить. А то к чему бы и чиновничество? Грабеж — это порядок, а чиновничество существует для порядка.
Освобождение удельных крестьян значило бы уничтожение департамента уделов со всеми его конторами, депутатами, насильно выбранными головами,— словом, всего, что удельному мужику дышать не позволяет. Нет, нет! горько я ошибся: нет освобождения!
Другая половина указа, где дозволен переход удельных крестьян в мещане и купцы, конечно, очень облегчает такой переход и сбавкою податей и немного большею свободой отдельным крестьянам двигаться и устраивать свою судьбу. Но прочитав правила о переходе, опять останавливаешься с изумлением:
1-е правило:
‘Удельным крестьянам предоставляется право переходить в городские сословия и другие сельские состояния, как семействами, так и отдельными лицами, с разрешения начальства’.
Да когда же у нас скажут, что начальство не имеет права запрещать подобного перехода!? Сказать глухо: с разрешения начальства, значит допустить, чтобы начальство не разрешало без всякого законного основания, т. е. чтобы оно разрешало только за взятку, В этом правиле не сказано, на каком основании начальство может разрешить или не разрешить. Следственно, допущен совершенный произвол начальства. Искусно составляются у нас законы! Ну, а если начальство не разрешит, куда пойдет мужик жаловаться? Суда на начальство нет, он пойдет жаловаться высшему начальству того же ведомства, которое оправдает не мужика, а своего чиновника. Бедный мужик!
Между тем по 2-му правилу все законные основания на замедление или недозволение перехода предоставлены рассмотрению мирского общества. Если мирское общество не найдет за переходящим в другие сословия ни рекрутских очередей, ни недоимок, ни долгов и пр., то оно дает увольнение,— зачем же тут еще разрешение начальства? Надо было, напротив того, сказать, что если мирское общество дало увольнительный приговор, то начальство не имеет права не разрешать. Если общество дало приговор помимо учрежденных правил — пусть оно отвечает своим карманом, поверьте, что общество не подкупишь и оно за переходящее лицо платить не захочет, а начальство всегда задержит переход, чтобы взять взятку.
Но в этих законных основаниях для недозволения перехода находится следующее:
‘Наконец в приговорах на переход в городские сословия удостоверяется: е) что перечисляющийся не принадлежит к раскольничьим сектам, коим переходить в городское общество воспрещено’.
То же и для женщин.
Желал бы я знать, что это правило — против православия или в пользу православия? Если б это было в пользу православия, то нельзя было бы терпеть подобных раскольников и между удельными крестьянами. Почему же удельные крестьяне могут быть раскольниками, а городские обыватели не могут?
Да перестаньте же преследовать раскольников! Не преследуете же вы ни турок, ни татар, ни идолопоклонников и никаких иных иноверцев, чем же виноваты только русские, что они не так крестятся или как-нибудь молятся по-своему? Оставьте православие напутствовать людей словом божиим. Зачем унижать христианство — до того, чтобы оно себя отстаивало посредством полицейской власти и палачей?
Кто изобретает все эти стеснительные правила? Все эти вешающие Муравьевы, Панины, Орловы3 и тому подобные — все люди, ненавидимые в России, опозоренные в глазах образованного мира?
4-е правило, что если бы общество, несмотря на отсутствие препятствующих законных причин, стало отказывать в увольнительном приговоре, то удельная контора может выдать свидетельство от себя. Очень хорошо! Но дайте же обществу право, если контора не разрешает перехода без достаточных законных причин, выдать увольнительный приговор от общества и чтоб он имел законную силу.
Удельные крестьяне были так переименованы из казенных крестьян, помнится, императором Павлом 4. Зачем же теперь продолжать фантазии его кратковременного царствования? Что за смысл имеют удельные крестьяне? Государь, который может самовластно распоряжаться государственными доходами, вдруг присваивает особо себе с семейством клочок из государственных земель к населений: на что это ему? Он и без того может взять себе из государственных сборов сколько ему угодно, да и народ не пожалеет дать ему огромное жалованье, лишь бы он действовал в смысле народной пользы. Зачем же тут удельные крестьяне? Удельные именья — это nonsens.
Перечислите удельных крестьян со всеми их землями, а также и помещичьих крестьян с их землями к казенным, т. е. к вольным, крестьянам, да и уничтожьте министерство государственных имуществ, тогда крестьяне в России будут действительно освобождены, даже не подумают ни о каком бунте, а только благословят своего освободителя! {Кстати, правда ли, что у крестьян, приписанных к Павловску, отняли землю, которой они всегда пользовались с ведома Константина Николаевича? 5}
1 Статья напечатана в ‘Колоколе’, л. 23—24, 15 сентября 1858 г., подпись ‘Н. Огарев’. Печатается по тексту ‘Колокола’.
2 В л. 21 ‘Колокола’ от 15 августа 1858 г., на стр. 174, Огарев без подписи напечатал заметку ‘Опять надежды!’, посвященную обнародованию указа от 20 июня 1858 г. ‘О даровании всем крестьянам удельного ведомства личных и по имуществу прав, предоставленных прочим свободным сельским сословиям’.
Огарев в этом же л. 21 ‘Колокола’ напечатал также без подписи свои статьи: ‘Нет больше освобождения крестьян!’ и ‘Нет более спасения от чиновничества!’ — по поводу проектов центрального (главного) комитета по крестьянскому делу. Колебания редакции ‘Колокола’ в оценке происходивших в России событий сказались в этом случае с необыкновенной выразительностью: от уверенности в том, что дело освобождения крестьян в руках правительства крепостников будет извращено и погублено, до либеральных надежд на Александра II — в одном и том же листе ‘Колокола’. Однако уже через месяц, разобравшись в существе указа, Огарев принес перед читателями извинение в ошибке и взял назад свою ‘удивительную похвалу’.
3 Имеются в виду М. Н. Муравьев — министр государственных имуществ, В. Н. Панин — министр юстиции, А. Ф. Орлов — бывший глава III отделения, назначенный Александром II председателем Государственного совета. Все трое — крайние крепостники, рьяные защитники крепостного права.
4 При вступлении на престол Павел I в специальном акте ‘Учреждение об императорской фамилии’ выгородил из общей территории ‘удел’, размер которого в 1800 г. был более 4 млн. десятин, кроме того, сюда входили еще 3,5 млн. десятин, которыми удел владел совместно с казною и частными лицами, в ведении удела находились в том же 1800 г. 463 792 души крестьян мужского пола.
5 Константин Николаевич (1827—1892) — брат Александра II, генерал-адмирал. Имел в эти годы репутацию сторонника крестьянской реформы. В дальнейшем играл все большую роль в деле сохранения помещичьего господства.