Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика, СПб.: Росток, 2009.
УЧАСТИЕ РОДИТЕЛЕЙ В ВОПРОСАХ ШКОЛЫ
Пока закон действует, он есть закон для всех, и все ему обязаны безусловным повиновением. Но закон никогда бы не развился и не усовершенствовался, если бы рядом, так сказать, с фактическим царственным положением он не был теоретически вечным поднадзорным. Человек повинуется закону, но это — в текущем настоящем, умственно он вечно его рассматривает, проверяет и вечно должен быть готов изменить его. Закон — свят, но он свят в жизни своей, как вечно изменяющаяся и способная к перемене вещь. Иначе люди окаменели бы в каменных законах.
Родители учеников обязаны к непрекословному исполнению правил школы. Без этого школа не может существовать. Но чтобы существовать достойным способом, школа должна быть чутка к боли родителей, к положению родителей, к интересам родителей, т. е. обо всем этом школа должна спросить родителей. Гимназист — это не юнкер, кантонист, не безродная ‘школьная единица’, предмет школьной статистики. Гимназист есть живое нравственное лицо, которое не только не менее, но и гораздо более связано с семьею своею, нежели с самою школою, и было бы для самой школы убийственною операциею, если бы она начала ослаблять узы ученика и семьи. Безусловно, всегда школа должна быть в высочайшей степени уважительною в семье. Педагог, — будет ли это учитель или высокопоставленный администратор, — не достоин звания своего, раз у него на губах появляется малейшая ирония при слове ‘семья’. Увы, этой иронии было очень много! ‘Ну, какая же у нас семья’, — это высказывали и втихомолку высказывают и сейчас еще компетентнейшие, заслуженнейшие педагоги, пронырливо ищущие себе ‘постов’. Ответим сейчас же, что какова бы ни была семья, она прочнее, древлее и гораздо священнее школы.
Вот почему было чрезвычайно отрадно прочесть сообщение из Симферополя, что по предложению попечителя одесского учебного округа там происходили совещания преподавателей средних учебных заведений ‘с участием родителей’. Обсуждалась программа средней школы и высказалось пожелание: уничтожить греческий язык, облегчить преподавание латинского языка, установить единый тип школы, — последнее, без сомнения, ввиду того, чтобы всем оканчивающим курс этой школы был открыт доступ в университет и вообще во все типы высших учебных заведений. Пожелания эти имеют достоинство совершенной определенности. Здесь не может быть и речи о приемлемости этих желаний для всей России, и совещание, конечно, не имело и не задавалось такою целью. Но для министерства народного просвещения, да и для всей России, в высшей степени важно узнать, что именно думается и чувствуется насчет программы школы и в Симферополе, в одном из провинциальных наших центриков. Дай Бог, чтобы совещание это не было только эпизодом и исключительным случаем, дай Бог, чтобы были внимательно опрошены и внимательно записаны взгляды на задачи школы и десятков, даже сотен таких же городков. Из Москвы было сообщено, что по предложению г. попечителя округа на совещания, очень деятельно шедшие, были приглашены только московские педагоги. Если рядом с этим не шло совещаний по губернским городам и опять же с призывом к ним родителей, то это еще очень грустная нравственная победа окраины над центром. Голос симферопольских обывателей выслушан, заключительные выводы их совещаний принесены телеграфом, а голос калужских, рязанских, тульских, костромских, ярославских обывателей даже и не спрошен, хотя, конечно, тут живут коренные русские умы и большой творческой силы, и высокого просвещения. Но не имея отрицательных известий отсюда, мы, конечно, не можем сказать, что этот важный, нужный и веский голос не спрошен, мы только не знаем, спрошен ли он, и опасаемся, что нет.
Единства типа школы очень трудно достигнуть. Гораздо легче открыть доступ в университет ученикам разных типов школы, нежели найти средний и равно удовлетворительный тип, например, для Симферополя и для Москвы. Симферополь не имеет многих общерусских традиций. Мы приводим пример, потому что в роли Симферополя очутится и Кутаис, и Лодзь, и какой-нибудь городок Туркестана. По всему вероятию, для небольших окраинных городов действительно надобно создать тип пониженной, упрощенной школы, нисколько при этом не сокращая для талантливых учеников права поступления в университет. Нужно же признать, что вообще талант имеет в университете более значения, чем пройденная программа. Университет более требует развитости для понимания лекций, нежели собственно фактических знаний. Университеты стояли очень высоко в 40-х годах, когда гимназическая программа была ниже теперешних симферопольских требований. Но это не резон, чтобы, например, в Ярославле или Рязани, особенно в Москве и в Петербурге, программа средней школы была обязательно так же проста, как симферопольская. Вовсе не в видах подготовления к университету, но в своих собственных целях, т. е. в целях общего среднего образования, школа эта может пожелать, например, очень широкого преподавания русской словесности, русской истории, естественной истории, да и, напр., греческой философии. Эта школа повышенного типа может ужиться в наших городах совершенно рядом с типом упрощенного преподавания, нисколько не вступая с нею в антагонизм, не затирая ее, но разнообразя для нашей молодежи способы образования в уровень способностей и жизненных требований каждого.
Как бы то ни было, но чрезвычайно важно, чтобы не только Россия воспринимала, так сказать, сеть знаний, идеально рисующуюся в высокоадминистративных сферах Петербурга, но чтобы и Петербург имел представление о том, какая сеть знаний идеально вырисовывается в самой России. Взаимно пополняясь, эта осведомленность может дать что-нибудь лучшее и, главное, более живое и живучее, чем то, что мы имели до сих пор.