Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
У стога
Далеко тянулись леса и синели, пропадая вдали. В пересохшем ручье, который мы переходили, лежали разноцветные камушки.
— Ну-ка, Ленька,— сказал я своему слуге,— надо набрать камушек.
Круглые голыши — серые, розоватые, белые — я набрал в руку. Они были теплые от солнца.
— Я и себе наберу,— сказал Василий Сергеевич.
— Что же вы, глядите-ка, какой чертов палец,— поднимая длинный камень, закричал охотник Караулов.
— Ну-ка, покажите, какой чертов палец? Ведь вот действительно на палец похож. Значит, черти-то окаменелые были прежде.
Приятели мои рассматривали чертов палец.
— А вот ученые ничего не знают. Говорят, чертей не было.
— Чего не было,— сказал деревенский охотник Герасим Дементьевич,— и посейчас есть.
— Вздор,— поморщился Павел Александрович.
Отходя от ручья, мы стали подниматься в гору. Показалась возвышенная поляна, окруженная лесом. У края леса стоял огромный стог сена.
— Вот хорошо-то,— крикнул Караулов,— у стога и отдохнем.
* * *
У стога было сухо,приветливо, и мы, усталые, расположились под ним. Сняли высокие сапоги, достали из ягдташей закуску: колбасу, пирожки, печеные яйца, пеклеванный хлеб.
Кругом, куда ни посмотри, все шли лесные дали.
— Раз здесь стог стоит, значит, деревня недалеко?— обратился Павел Александрович к Герасиму.
— Кто ее знает,— ответил Герасим,— это сено на зимнее время припасают. Зимой берут, на санях за ним приезжают. Деревня может быть и далече.
— А в какой стороне дом-то наш будет?— спросил я.
— Как сказать,— ответил Герасим,— ведь мы много кружили по лесу, приглядеться надо, в какой он стороне. Эк, мы вышли-то в пять часов утра, а сейчас сколько?
— Шесть часов,— посмотрев на часы, сказал Павел Александрович.
— Вона сколько ходили. Да ведь как не пойдешь? Заметил я, а за Никольским уж обязательно заблудишься.
— Разве мы заблудились, Герасим?— спросил я.
— Заблудились?! Вестимо, заблудились. Нуте-ка, скажите, в какой стороне дом наш?
Все стали смотреть в разные стороны. Павел Александрович надел пенсне, встал, пристально огляделся и сказал:
— Непонятно. Действительно, где дом?
— По солнцу надо,— сказал Ленька. — Когда пошли, солнце-то всходило сзади нас, а теперь солнце-то впереди.
— Ну пойди по солнцу, пойди,— огрызнулся Герасим. — Куда придешь?
— Восход там, а тут будет закат. Так вот закусим и пойдем на восход.
Герасим взял котелок.
— Пойду,— сказал,— водицы достану. В сторонке чайку вскипятим. Неча говорить, у стога до утра оставаться. А то зайдешь в Берендево болото, и ау! Вот что. Оттуда выхода нет. Мало ли народу там пропало.
— Благодарю вас,— сказал мне Василий Сергеевич,— это все вы. ‘Новые места, новые места’. Тоже место — чертовы пальцы валяются! Ни реки, ни воды, ни дороги.
Вася с горя откупорил бутылку рябиновой водки и сразу повеселел.
— А в сущности, хорошо. Давайте выпьем водочки, разведем костер, тетеревов нажарим…
Показался Герасим, в котелке у него была вода, и он тащил за собой большую длинную сухую осину для костра…
Так хорошо было у стога, мягкое сено, белые ночи… И все были довольны, говорили:
— Спасибо, Герасим, правильно, что мы остались здесь на ночь.
Герасим подошел и спросил Леньку:
— Ну-ка, давай чай.
Ленька достал чай. Герасим, подойдя к стогу сзади, вырвал клок сена для растопки и крикнул:
— Поглядите-ка, чего это!
За рукой Герасима вместе с сеном тянулась красная рубаха.
Герасим опять залез рукой в стог.
— Глядите: одежина, армяк. Эка! еще бутылка с водой. Эвона! еще рубаха! Сапоги! Ишь ты, житель, знать, какой здесь был.
Из кармана армяка Герасим достал кожаный кошель. Кошель был набит серебром.
— Вот ведь что,— сказал Герасим,— знать, здесь прятался. Тоже спал. Теперь надо ждать, что придет.
— Это не очень мне нравится,— опечалился Василий Сергеевич. — Это, наверное, молодчик! Не из разбойников ли?
— Не иначе,— мрачно подтвердил Караулов.
— Ну, придет ночью — так я его и ахну!.. Пусть приходит!— разгорячился Василий Сергеич.
* * *
Замечательно: чай с малиновым вареньем! И никогда он не был так восхитителен, как у стога, среди июльского вечера моей прекрасной родины.
Наступил вечер.
Показался месяц. И таинственна была лесная пустыня.
Мы растянулись под стогом, но Василий Сергеич грозно заявил нам, чтобы мы и не думали спать: ‘Придет этот разбойник и всех нас сонных зарежет’.
— Да, спать уже не придется,— согласился Караулов.
Только он это сказал, как собаки наши залаяли. Из леса вышел парень высокого роста, и с ним девушка. Оба они остановились и глядели на нас.
— Чего стал?— крикнул Герасим. — Подь сюда. Здесь православные, не бойсь.
Парень и девушка смело подошли к нам.
— Скажи, любезный,— сказал Павел Александрыч,— вот мы, охотники, заблудились, какое это место?
— ‘Лихое’ зовется,— ответил парень,— а вы-то чьи?
— Буковские,— сказал Герасим.
— Буковских не знаю.
— Станцию Рязанцево — знаешь?
— Нет, не бывал. Я сам-то нездешний. Я в работниках, в Дубровицах был, от хозяина ушел, и вот она ушла. На Переяславь пробираемся, к попу. Под венец пойдем. Я в стогу-то здесь жил с неделю.
Он подошел к стогу и засунул руку в сено.
— Постой,— сказал Герасим,— мы нашли твою одежину.
Герасим пошел к костру и позвал парня. Тот, обрадованный, вернулся к нам и сказал:
— Благодарствуйте, ведь вот другие бы взяли деньги-то. Всю бы жизнь погубили. Только вот, господа, вчера, когда я здесь в стогу спал, так вот напугался. Сюда подходили какие-то — кто их знает. Тоже спали здесь, но я притулился. А они говорили: того поджечь надо, а того и убить. А всего их восемь… Ну, так я, как они ушли-то, и убег. Не пришли бы теперь.
— Я ухожу отсюда,— решительно сказал Василий Сергеевич,— а вам как угодно.
— Они тебя, Вася, дорогой-то и поймают,— с улыбкой заговорил Караулов.
— Нет, я не остаюсь: стрелять придется, потом дело, суд, а мне некогда.
— Правильно,— сказал парень,— они беглые, поднадзорные, что ни на есть разбойники.
— И впрямь, пойдемте,— сказал парень,— от греха. Я знаю место здесь, под горой,— песочек у речки, елочки, очень привольно. Там пастушья закута есть, от дождя спрятаться можно.
Парень пошел впереди с Герасимом. В лесу была сенная дорожка, по которой ездили косари. Вдруг недалеко, впереди, из лесу показались какие-то люди и остановились.
Павел Александрович вдруг бросился вперед и закричал по-военному:
— Вот они! Держи! За мной!
Те бросились врассыпную, и слышно было, как они в темноте бежали по лесу. Павел Александрович, обернувшись, выстрелил перед нами в воздух и крикнул:
— Пли!
Василий Сергеевич и Караулов тоже стреляли.
— Это, знать, не те,— сказал парень,— одежина крестьянская, а те бродяги городские.
Пастушья халупа оказалась просто навесом, покрытым соломой. Внизу лежало сено, на котором мы легли и скоро заснули. Собаки поместились с нами…
Утром пастух гнал стадо, залаяли собаки, и мы проснулись. Увидав нас, старик-пастух сказал:
— Эва, охотники, вот чего: сейчас понизу, в моховом болоте, что тетеревьев, кукуры!..
Потягиваясь, приятели говорили:
— Хорошо бы котелок заварить.
— Ну, прощай тады, все улетят в лес,— сказал старик.
— Идем,— решил Павел Александрыч. И мы все пошли в лес, к моховому болоту.
— А парень-то не остался с нами,— прищурив глаз, сказал Караулов,— видел, как Павел Александрович на его невесту глаза пялил.
— Довольно,— возмутился Павел Александрович,— с утра эти пошлости начинаются.
Когда мы вернулись в халупу, он спал у тепленки, и мальчишка-подпасок объяснил нам, как пройти в деревню Светлый Ключ.
В деревне наняли подводы до дому. Дорогой возчик говорил нам:
— Вот хорошо охотникам-то — ружья есть, а у нас тут место, Лихое зовется. Опять разбойники завелись. Вчера, ввечеру, пошли бабы с ребятами к Спасу на праздник, а их чуть дочиста не перебили, стреляли в их. Насилу убегли.
Павел Александрыч, ехавший со мной, упорно смотрел в сторону и молчал.
ПРИМЕЧАНИЯ
У стога — Впервые: Возрождение. 1938. 29 июля. Печатается по газетному тексту.