У Л. Н. Толстого
У Л. Н. Толстого
Комментарии
Комментарии
У Л. Н. Толстого, Толстой Лев Николаевич, Год: 1902
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Из Ясной Поляны г. Поль Бойэ пишет в парижской ‘Temps’ (Нумер от 4 ноября (22 октября):
‘Я провел неделю у одного из моих лучших друзей, Александра Е. (*1*), выдающегося писателя, который предпочитает здоровую жизнь фермера прозябанию в писательских кругах Петербурга и Москвы. Теперь я вернулся в Ясную Поляну.
Лев Николаевич встретил меня, по обыкновению, с распростертыми объятиями, был как раз обеденный час, и все направились в столовую.
— Ну, что наш друг, — спросил он, — пишет он теперь? Постарел, должно быть?
Этот вопрос ‘постарел он?’ вы зачастую услышите из уст Толстого, но как-то вы всегда при этом сознаете, что говорит не эгоист, сам стареющий, а художник, для которого внешний вид людей и вещей всегда представляет значительный интерес.
Беседа оживляется, в ней участвуют все, настроение у всех отличное. Третьего дня состоялась консультация врачей, и решено, что в нынешнем году Толстой в Крым не поедет, а зиму проведет в своем родовом доме. Лев Николаевич, которого болезни, чередовавшиеся одна за другой, не излечили от скептического отношения к медицине, предоставляет всем судить и действовать, как заблагорассудится, он, мне кажется, счастлив тем, что ему позволили остаться дома. Одна только Москва остается для него запретной областью: там слишком много посетителей, там он часто устает.
— Как я жалею, — сказал он мне, — что в нынешнем году вы не застали мою сестру-монашенку (*2*). Она покинула нас несколько дней тому назад, незадолго, значит, до вашего приезда, и отправилась в свой монастырь, срок ее отпуска истек. Она все та же, нисколько не изменилась. Раз только она вечером села за рояль и с моей Ниной (*3*) играла в четыре руки.
Кто-то заговорил о курских маневрах, о необычайном движении по железным дорогам, ведущим в Курск, о переполненных вокзалах, и тут Лев Николаевич рассказал, как однажды в Москве, торопясь занять место в вагоне 3-го класса, он воспользовался помощью кондуктора. Помощь несколько жестокая, он работал руками и коленками, приговаривая: ‘Живо, старик, усаживайся, нечего зевать!’
— Уверяю вас, он был бы гораздо вежливее, будь я в мундире, — и Толстой засмеялся.
После обеда речь зашла о книге Альберта Метэнк (*4*), которую я прошлой зимою послал Толстому.
— На днях, — начал Лев Николаевич, — я читал статьи и речи Жореса (*5*), вышедшие отдельным сборником. Чего только нет в них! Тут и рабочий вопрос, и сахарная концепция, и гаагская конференция. Тут решительно все, и ровно ничего. Должно быть, талантливый оратор, этот Жорес. Мне кажутся забавными претензии социалистов провидеть будущее. Как будто теория, какая бы то ни было теория, хотя бы новейшая, дает возможность что-нибудь предвидеть. Я слышу, говорят о трестах, которым суждено облегчить специализацию производства, это возможно, но далеко не доказано. Лично я в трестах не вижу ничего, кроме опасности страшного кризиса, который завершится возвратом к положению, мало чем отличающемуся от нынешнего. Мне известно только одно средство к улучшению общественной жизни. Надо устранять зло во всех тех случаях, где оно дает себя чувствовать, устранять в момент, когда оно причиняет страдания, а не сочинять теории. Да в них ли, в теориях, дело? Мне кажется, что они отжили свое время и могут еще волновать собою людей узких, малокультурных. Социалистские теории разделяют судьбу женских мод, быстро переходящих из гостиной в переднюю. О, эти теории! Вчера еще в ‘Русских ведомостях’ я читал фельетон об автоматизме, о человеке-машине. Чистейший набор слов все это! Наши действия вовсе не произвольны, и мне не известно ни одно, которое не обусловливалось бы одним из трех следующих мотивов: разум, чувство, внушение, разумом — в случаях очень редких и притом лишь для лучших среди нас, чувством — почти всегда, внушением — гораздо чаще, чем полагают. Особенно над детьми страшно велика власть внушения. Потому-то так трудна задача воспитания.
Здесь был затронут вопрос о воспитании, наиболее близкий сердцу основателя яснополянской школы.
— Как-то на днях, — продолжал он, — одна из моих маленьких племянниц говорит мне: ‘Дядя Лева, я хочу остаться старой девой, и дочери мои тоже останутся старыми девами’. Уважать ли это незнание, столь очаровательное в своей наивности? Мне кажется, самое лучшее — решить вопрос так, как его решал Жан-Жак Руссо. Вы помните грубый ответ, который он влагает в уста матери, ‘столь скромной в своих речах и манерах, но часто во имя добродетели и ради блага своих детей откидывавшей ложный стыд’? (*6*) На неловкие вопросы детей я отвечал бы охотно, как она, вполне уверенный, что прирожденное чувство стыдливости сделает свое дело. Я часто ставлю себе вопрос: что надо читать детям? Все зависит, прежде всего, от возраста, а затем от условий среды и характера также. У англичан имеется на это готовый ответ: ‘Дайте детям одну из двадцати или ста известных вам лучших книг’. Но это совершенно коммерческий, ‘чисто английский’ способ решения, которого никто вне Англии всерьез не примет. Англичане ведь и распространителями христианского учения считают себя, потому что они печатают Библию в десятках миллионов экземпляров.
И, переходя к французским делам, к известиям о клерикальной борьбе в Бретани, Толстой спросил:
— Каким образом вы до сих пор не добились отделения церкви от государства? Это для вас единственный разумный исход, но его-то и боятся многие французы. А между тем вас страшат опасности лишь воображаемые. Как часто жертвуют, вообще, несомненным благом во имя опасностей совершенно мнимых, которые никогда не могли бы настать’.
У Л. Н. Толстого. — Биржевые ведомости, 1902, 25 октября (7 ноября), No 291.
Поль Буайе (1864-1949), французский славист, редактор ‘Revue des etudes Slaves’ (‘Журнала славистики’). Неоднократно бывал у Толстого (5 сентября 1895 г., 16-18 июля 1902 г., 21 октября 1902 г., 28 августа 1906 г. и 29 августа 1910 г.). Оставил книгу воспоминаний о встречах с Толстым (Boyer R. Chez Tolstoi. Entretiens a Jasnaia Poliana. Paris, 1900). В качестве корреспондента газеты ‘Le Temps’ Буайе поместил ряд репортажей о беседах с Толстым (27-28 августа 1901, 2 и 4 ноября 1902, 29 августа 1910 г.). Отрывок из воспоминаний Поля Буайе ‘Три дня в Ясной Поляне’ напечатан в русском переводе в книге ‘Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников’ (т. 2, с. 266-270).
1* Александр Иванович Эртель (1855-1908), писатель, автор романа ‘Гарденины’, высоко ценимого Толстым.
2* Мария Николаевна Толстая (1830-1912) была монахиней в Шамординском монастыре.
3* Описка: имеется в виду Татьяна Львовна.
4* Книга Альберта Метэнка ‘Социализм без доктрин’. Толстой, согласно воспоминаниям Буайе, говорил ему, что прочел ее с большим интересом.
5* Жан Жорес (1859-1914), французский социалист, историк, талантливый оратор.
6* Толстой цитирует роман Руссо ‘Юлия, или Новая Элоиза’.