I.
I.
А. Крымский.
II.
II.
III.
III.
Библиография:
Главные переводы:
М. С.
IV.
IV.
Х. Г. Короглы.
Тысяча и одна ночь: справка, Тысяча_и_одна_ночь, Год: 1972
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Тысяча и одна ночь — знаменитый арабский сборник сказок, который, не в полном виде и в не очень удачной переделке Галлана (1704—1717) стал известен Европе. Сказки вложены в уста Шехрезады, которая рассказывает их на рассвете в течение 1001 ночи своему мужу, персидскому царю Шехрияру, и таким образом удаляет от себя казнь, постигавшую всех его прочих жен. При решении вопроса о происхождении и составе сборника европейские ученые расходились в двух направлениях. Гаммер стоял за их индийское и персидское происхождение, ссылаясь на слова Мас’удия (ум. 956) и библиографа Нади ма (до 987 г.), что староперсидский сборник ‘Хезр-эфсне’ (= ‘Тысяча сказок’), происхождения не то еще ахеменидского, не то арзакидского и сасанидского, был переведен лучшими арабскими литераторами при Аббасидах на арабский язык и известен под именем ‘1001 ночи’. По теории Гаммера, перевод перс. ‘Хезр-эфсне’, постоянно переписываемый, постоянно и разрастался и принимал, еще при Аббасидах, в свою удобную рамку новые наслоения и новые прибавки, бо льшей частью из других аналогичных индийско-персидских сборников, каковы ‘Синдбадова книга‘ (см.), или даже из произведений греческих, когда центр арабского литературного процветания перенесся в XII—XIII в. из Азии в Египет, 1001 ночь усиленно переписывалась там и под пером новых переписчиков опять получала новые наслоения: группу рассказов о славных минувших временах халифата с центральной фигурой халифа Гаруна Аль-Рашида (786—809), а несколько позже — свои местные рассказы из периода египет. династии вторых мамелюков (так наз. черкесских или борджитских). Когда завоевание Египта османами подорвало арабскую умственную жизнь и литературу, то 1001 ночь, по мнению Гаммера, перестала разрастаться и сохранилась уже в том виде, в каком ее застало османское завоевание. Радикально противоположное воззрение высказано было Сильвестром де-Саси. Он доказывал, что весь дух и мировоззрение 1001 ночи — насквозь мусульманские, нравы — арабские и притом довольно поздние, уже не аббасидского периода, обычная сцена действия — арабские места (Багдад, Мосул, Дамаск, Каир), язык — не классический арабский, а скоре простонародный, с проявлением, по-видимому, сирийских диалектических особенностей, — близкий, значит, к эпохе литературного упадка. Отсюда у де-Саси следовал вывод, что 1001 ночь есть вполне арабское произведение, составленное не постепенно, а сразу, одним автором, в Сирии, около половины XV в., смерть, вероятно, прервала работу сирийца-составителя, и потому 1001 ночь заканчиваема была его продолжателями, которые и приделывали к сборнику разные концы из другого сказочного материала, ходившего среди арабов, — напр., из Путешествий Синдбада, Синдбдовой книги о женском коварстве и т. п. Из перс. ‘Хезр-эфсне’, по убеждению де-Саси, сирийский составитель араб. 1001 ночи ничего не взял, кроме заглавия и рамки, т. е. манеры влагать сказки в уста Шехрезады, если же какая-нибудь местность с чисто арабской обстановкой и нравами подчас именуется в 1001 ночи Персией, Индией или Китаем, то это делается только для пущей важности и порождает в результате одни лишь забавные анахронизмы. Последующие ученые постарались примирить оба взгляда, особенно важным в этом отношении оказался авторитет Эдв. Лэна, известного знатока этнографии Египта. В соображениях о позднем времени сложения 1001 ночи на позднеарабской почве индивидуальным, единоличным писателем Лэн пошел даже дальше, чем Саси: из упоминания о мечети Адилийе, построенной в 1501 г., иногда о кофе, один раз о табаке, также об огнестрельном оружии Лэн заключал, что 1001 ночь начата была в конце XV в. и закончена в 1-й четверти XVI в., последние, заключительные новости могли быть присоединены к сборнику даже при османах, в XVI и XVII вв. Язык и стиль 1001 ночи, по Лэну, — обыкновенный стиль грамотного, но не слишком ученого египтянина XV—XVI в., условия жизни, описанной в 1001 ночи, специально египетские, топография городов, хотя бы они были названы персидскими, месопотамскими и сирийскими именами, есть обстоятельная топография Каира поздней мамелюкской эпохи. В литературной обработке 1001 ночи Лэн усматривал такую замечательную однородность и выдержанность позднего египетского колорита, что не допускал вековой постепенности сложения и признавал только одного, много-много двух составителей (второй мог окончить сборник), которые — или который — в течение недолгого времени, между XV—XVI в., в Каире, при мамелюкском дворе, и скомпилировал 1001 ночь. Из чего скомпилировал? Тут у Лэна в противоположность Саси, отрицавшему персид. элементы, начиналась известная уступка Гаммеру. Компилятор, по Лэну, имел в своем распоряжении араб. перевод Хезр-эфсне, сохранившийся с Х в. до XV в своем старинном виде, и взял оттуда заглавие, рамку и, быть может, даже некоторые сказки, пользовался он также и другими сборниками происхождения персидского (ср. повесть о летательном коне) и индийского (‘Джильд и Шимс’), арабскими воинственными романами времен крестоносцев (Царь Омар-Номн), наставительными (Мудрая дева Таваддода), мнимо-историческими Повестями о Гаруне Аль-Рашиде, специально-историческими араб. сочинениями (особенно теми, где есть богатый анекдотический элемент), полунаучными араб. географиями и космографиями (Путешествия Синдбада и космографию Казвиния, ум. 1283 г.), устными юмористическими народными побасенками и т. д. Все эти разнородные и разновременные материалы египетский составитель XV—XVI в. скомпилировал и тщательно обработал, переписчики XVII—XVIII в. внесли в его редакцию только немного изменений. Воззрение Лэна считалось в ученом мире общепринятым до 80-х годов XIX в. Правда, и тогда статьи де-Гуе (de-Goeje) закрепляли, с слабыми поправками по вопросу о критериях, старый Лэновский взгляд на скомпилирование 1001 ночи в мамелюкскую эпоху (после 1450 г., по де-Гуе) единоличным составителем, да и новый англ. переводчик (впервые не побоявшийся упрека в скабрезности) Дж. Пэйн (1882—1889) не отступил от теории Лэна, но тогда же, с новыми переводами 1001 ночи, начались и новые исследования. Еще в 1839 г. X. Торренсом (‘Athenaeum’, 1839, 622) была приведена цитата из историка XIII в. ибн-Саида (1208—1286), где о некоторых приукрашенных народных рассказах (в Египте) говорится, что они напоминают собой 1001 ночь. Теперь на те же слова и он Саида обратил внимание неподписавшийся автор критики (в ‘Edinburgh Review’ 1886, No 164) на новые переводы Пэйна и Бёртона. По основательному замечанию автора, многие культурно-исторические намеки и другие данные, на основании которых Лэн (а за ним Пэйн) отнес составление 1001 ночи к XV—XVI в., объясняются как обычная интерполяция новейших переписчиков, а нравы на Востоке не так быстро меняются, чтоб по их описанию можно было безошибочно отличить какой-нибудь век от одного — двух предыдущих: 1001 ночь могла поэтому быть скомпилирована еще в XIII в., и недаром цирюльник в ‘Сказке о горбуне’ начертывает гороскоп для 1255 г., впрочем, в течение двух следующих веков переписчики могли внести в готовую 1001 ночь новые прибавки. А. Мюллер (‘Deutsche Rundschau’, 1887, июль) справедливо заметил, что если по указанию ибн-Саида 1001 ночь существовала в Египте в XIII в., а к XV в., по довольно прозрачному указанию Абуль-Махсына (ум. 1469 г.), успела уж получить свои новейшие наращения, то для прочных, правильных суждений о ней необходимо прежде всего выделить эти позднейшие наращения и восстановить, таким образом, ту форму, какую имела 1001 ночь в XIII в. Для этого нужно сличить все списки 1001 ночи и отбросить неодинаковые их части как наслоения XIV—XV в. Обстоятельно такую работу произвели X. Цотенберг (П., 1888, отт. из XXVIII т. ‘Notices et extraits’) и Рич. Бёртон (в послесловии к своему переводу, 1886—1888, краткий и содержательный обзор рукописей есть теперь и у Шовена в ‘Bibliographie arabe’, 1900, т. IV), сам Мюллер в своей статье также сделал посильное сличение. Оказалось, что в разных списках одинакова преимущественно первая часть сборника, но что в ней, пожалуй, вовсе нельзя найти тем египетских, преобладают повести о багдадских Аббасидах (особенно о Гаруне), да еще есть в небольшом количестве сказки индийско-персидские, отсюда следовал вывод, что в Египет попал уж большой готовый сборник сказок, составившийся в Багдаде, вероятно, в Х в. и сосредоточенный по содержанию вокруг идеализированной личности халифа Гарун Аль-Рашида, сказки эти втиснуты были в рамку неполного араб. перевода ‘Хезр-эфсне’, который был сделан в IX в. и еще при Мас’удии (ум. 956 г.) был известен под именем ‘1001 ночи’, создана она, значит, так, как думал Гаммер — не одним автором сразу, а многими, постепенно, в течение веков, но главный ее составной элемент — национальный арабский, персидского мало. На такую же почти точку зрения стал араб А. Сальхний (см. его предисловие к I т. и прилож. к V т. бейрутского изд. 1001 ночи, 1888—1890, русск. пер., проверенный и дополненный А. Крымским, в ‘Юбил. сборн. Вс. Миллера’, М., 1900), кроме того, основываясь на словах Надима, что араб Джахшиярий (багдадец, вероятно, X в.) тоже взялся за составление сборника ‘1000 ночей’, куда вошли избранные сказки персидские, греческие, арабские и др., Сальхний высказывает убеждение, что труд Джахшиярия и есть первая арабская редакция 1001 ночи, которая затем, постоянно переписываемая, особенно в Египте, значительно увеличилась в объеме. В том же 1888 г. Нёльдеке (‘Z. D. Morg. Ges.’, т. XLII) указал, что даже историко-психологические основания (см. ниже) заставляют в одних сказках 1001 ночи видеть египетское происхождение, а в других — багдадское. Как плод основательного знакомства с методами и исследованиями предшественников, появилась обстоятельная диссертация И. Эструпа (Oestrup, ‘Studier over Tusind og en nat’, Копенгаген, 1891). Вероятно, книгой Эструпа пользовался и новейший автор истории араб. литерат. — К. Броккельманн (Б., 1899, т. II, стр. 58—62), во всяком случае, предлагаемые им краткие сообщения о 1001 ночи близко совпадают с положениями, разработанными у Эструпа. Содержание их следующее: а) нынешнюю свою форму 1001 ночь получила в Египте, больше всего в первый период владычества мамелюков (с XIII в.). б) Вся ли ‘Хезр-эфсне’ вошла в араб. 1001 ночь или только избранные ее сказки — это вопрос второстепенный. С полной уверенностью можно сказать, что из ‘Хезр-эфсне’ взята рамка сборника (Шехрияр и Шехрезада), Рыбак и дух, Хасан Басрийский, Царевич Бадр и царевна Джаухар Самандальская, Ардешир и Хаят-ан-нофуса, Камар-аз-заман и Бодура. Сказки эти по своей поэтичности и психологичности — украшение всей 1001 ночи, в них причудливо сплетается действительный мир с фантастическим, но отличительный их признак — тот, что сверхъестественные существа, духи и демоны являются не слепой, стихийной силой, а сознательно питают дружбу или вражду к известным людям. в) Второй элемент 1001 ночи — тот, который наслоился в Багдаде. В противоположность сказкам персидским багдадские, в семитском духе, отличаются не столько общей занимательностью фабулы и художественной последовательностью в разработке ее, сколько талантливостью и остроумием отдельных частей повести или даже отдельных фраз и выражений. По содержанию это, во-первых, городские новеллы с интересной любовной завязкой, для разрешения которой нередко выступает на сцену, как deus ex machina, благодетельный халиф, во-вторых — рассказы, разъясняющие возникновение какого-нибудь характерного поэтического двустишия и более уместные в историко-литературных, стилистических хрестоматиях. Возможно, что в багдадские изводы 1001 ночи входили также, хоть и не в полном виде, Путешествия Синдбда, но Броккельман полагает, что этот роман, отсутствующий во многих рукописях, вписан был в 1001 ночь уж позже, г) Когда 1001 ночь начала переписываться в Египте, в нее вошел третий составной элемент: местные сказки каирские, del’ genero picaresco, как говорит Эструп. Каирских сказок два типа: одни — бытовые фаблио, в которых излагаются ловкие проделки плутов (напр. искусного вора Ахмеда ад-Данафа) и всякие забавные происшествия, при чем бросаются камешки в огород нечестных и подкупных властей и духовенства, другие — сказки с элементом сверхъестественным и фантастическим, но совсем иного рода, чем в сказках персидских: там духи и демоны имеют среди людей своих любимцев и нелюбимцев, а здесь играет роль талисман (напр. волшебная лампа Аладдина), слепо помогающий своему владетелю, кто бы он ни был, и стихийно обращающийся против своего прежнего владетеля, если попадет в другие руки, темы таких сказок, вероятно, унаследованы арабским Египтом от классического, древнего Египта (ср. Масперо, ‘Les contes pop. de l’Eg. anc.’, П., 1889, Ф. Петри, ‘Eg. tales’, 1898, В. Шпигельберг, ‘Die gypt. Novellen’, Страссб., 1898). д) В Египте же с той целью, чтобы сказочного материала хватило как раз на 1001 ночь, некоторые переписчики втискивали в сборник такие произведения, которые прежде имели совершенно отдельное литературное существование и составились в разные периоды: длинный роман о царе Номне, враге христиан, Синдбадова книга (о женском коварстве), быть может, Приключения морехода-Синдбада, Царь Джильд и министр Шимас, Ахыкр Премудрый (древнерусский Акир), Таваддода и др. В 1899 г. В. Шовен (‘La ré,cension é,gyptienne des 1001 n.’, Люттих), рассмотрев египетские сказки 1001 ночи с точки зрения художественности, отметил, что между ними есть талантливый (вроде сказки о горбуне со вставочной историей ‘Молчаливого’ цирюльного), а остальные — бездарные. По соображениям Шовена (требующим, впрочем, еще проверки), первая группа составилась раньше второй. Так как во второй (объемистой) группе рассыпано много рассказов об обращении евреев в ислам и есть много прямо заимствованного из литературы еврейской, то Шовен заключает, что последним, заключительным редактором 1001 ночи был еврей, принявший мусульманство, по его мнению, таким евреем мог бы быть псевдомаймонид, автор еврейской книги ‘Клятва’, напечатанной в Константинополе в 1518 г. См. еще Р. Бассе, ‘Notes sur les 1001 n.’ (1894—1898, в ‘Revue des trad. populaires’, т. IX, XI, XII, XIII), и А. Крымского, ‘Введение в историю араб. повестей и притч’ (печат. в серии изд. Лаз. инстит. вост. яз.). Прочие работы и исследования перечислены у А. Крымского: ‘К литературной истории 1001 ночи’ (‘Юбил. сборник В. Миллера’ — ‘Труды Этногр. отдела Моск. общ. любит. естеств.’, т. XIV) и у В. Шовена: ‘Bibliographie arabe’ (т. IV, Люттих, 1900). Издание текста — неполное калькуттское В. Макнатена (1839—1842), булакское (1835, часто переизд.), бреславльское М. Хабихта и Г. Флейшера (1825—1843), очищенное от скабрезностей бейрутское (1880—1882), еще более очищенное бейрутское-иезуитское, очень изящное и дешевое (1888—1890). Тексты изданы с рукописей, значительно отличающихся одна от другой, да и не весь еще рукописный материал издан. Обзор содержания рукописей (старейшая — Галлановская, не позже половины XIV века) см. у Цотенберга, Бёртона, а вкратце — у Шовена (‘Bibliogr. arabe’). Переводы. Старейший французский неполный — А. Галлана (1704—1717), который был в свою очередь переведен на все языки, он не буквален и переделан согласно вкусам двора Людовика XIV: научные переизд. — Лоазлера де’Лоншана 1838 г. и Бурдена 1838—1840 г. Он был продолжен Казоттом и Шависом (1784—1793) в том же духе. С 1899 г. издается буквальный (с булакского текста) и не считающийся с европейскими приличиями перевод Ж. Мардрю (Mardrus, П., вышло 8 т., будет 16). Немецкие переводы делались сперва по Галлану и Казотту, общий свод с некоторыми дополнениями по араб. оригиналу дали Габихт, Гаген и Шалль (1824—1825, 6-е изд., 1881) и, по-видимому, Кёниг (1869), с араб. — Г. Вейль (1837—1842, 3-е исправл. изд. 1866—1867, 5-е изд. 1889) и, полнее, со всевозможных текстов, М. Геннинг (в дешевой Рекламовской ‘Библиот. классиков’, 1895—1900), неприличия в нем. перев. удалены. Англ. перев. делались сперва по Галлану и Казотту и получали дополнения по араб. ориг., лучший из таких перев. — Джонат. Скотта (1811), но последний (6-й) том, перевед. с араб., не повторялся в последующих изданиях. Две трети 1001 ночи с исключением мест неинтересных или грязных с арабск. (по Булак. изд.) перевел В. Лэн (1839—1841, в 1859 г. вышло испр. изд., перепеч. 1883). Полные англ. перев., вызвавшие много обвинений в безнравственности: Дж. Пэйна (1882—1889), и сделанные по многим редакциям, со всевозможными разъяснениями (историческими, фольклорными, этнографическими и др.) — Рич. Бёртона (Burton, Бенарес, 1885 — 1888, переизд. в 12 т., с исключением наиболее порнографич. мест, Лонд., 1894). На русском яз. переводов с араб. оригин. нет. Еще в прошлом веке появились переводы с франц. (М., 1763—1771 и 1794—1795, см. еще ‘Новые арабские сказки’, Смол., 1796). Наиболее научн. пер. — Ю. Доппельмайер (М., 1889—90, со вст. статьей акад. А. Веселовского). Англ. перев. Лэна, ‘сокращенный вследствие более строгих цензурных условий’, перевела на русск. яз. Л. Шелгунова в прилож. к ‘Живоп. обозр.’ (1894): при 1-м томе есть статья В. Чуйко, составленная по де-Гуе. Прочие переводы см. в вышеупомянутых работах А. Крымского (‘Юбил. сб. Вс. Миллера’) и В. Шовена (т. IV). Успех Галлановой переделки побудил Пети дела-Кроа напечатать ‘Les 1001 jours’ (П., 1710, перев. с франц. Михайло Попов, СПб., 1778—79, 2-е изд. 1801, статья в ‘СПб. вестнике’, 1778, ч. I, No 4, стр. 316—320). И в популярных, и даже в фольклорных изданиях ‘1001 день’ сливается с ‘1001 ночью’. По словам Пети дела-Кроа, его ‘Les 1001 jours’ — перевод персид. сборника ‘Хезр-йк руз’, написанного по сюжетам индийских комедий испаганским дервишем Мохлисом около 1675 г., но можно с полной уверенностью сказать, что такого персид. сборника никогда не существовало и что ‘Les 1001 jours’ составлен самим Пети дела-Кроа, неизвестно по каким источникам. Напр., одна из наиболее живых, юмористических его сказок ‘Папуши Абу-Касыма’ (отд. по-русски в ‘Сыне Отеч.’, 1850, кн. 5, стр. 44—48. прекрасная малорусск. стихотв. обработка Ив. Франка, Львов, 1895, 2-е изд., Черкассы, 1900) отыскивается по-арабски в сборнике ‘Фамарт аль-аврк’ ибн-Хыжже.
Источник текста: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, т. XXXIV (1901): Трумп — Углеродистый кальций, с. 270—273.
Тысяча и одна ночь — арабское собрание сказок под общим заглавием ‘Альф Лайлат ва-Лайла’, разошедшееся по всей Европе в переводе (французском) Galland’а (1703—1717). Составные элементы Т.-О.-Н. различны в различных изданиях, издание Burton’а, наиболее полное, содержит более 230 рассказов, многие из этих рассказов, в свою очередь, содержат вставные эпизоды, так что число сказок в общем достигает 400. И. Джекобс высказывает предположение, что в сказках надо различать четыре последовательных наслоения: 1) Персидско-индийское ядро, состоящее из индийских сказок переведенных на пехлевийский язык (см.), — в царствование Хосроя I (531—579). — 2) Арабская переделка, сделанная в IX в. при дворе Гарун-ар-Рашида Абу-Абдалла-Мохаммедом эль-Яхшияри. — 3) Дополнения, сделанныe в XIII—XV вв. в Каире, придавшие произведению египетский колорит. — 4) Дополнения встречаемые исключительно в переводе Galland’а, записанные со слов некоего Ханны, христианина, уроженца Алеппо, посетившего Париж в 1709 г. Еврейское участие в Т.-О.-Н. связано с первой и третьей из этих групп. De-Goeje предполагает, что основная история всего сборника, в которой царица Шехеразада своими сказками отдаляет на 1001 ночь исполнение над ней смертного приговора, аналогична с историей библейской книги Эсфирь. Шехеразада, согласно персидской традиции, является тещей Ахашвероша, который в библейском рассказе также проводит ночи в слушании сказок, его жены также служили ему каждая лишь одну ночь, тогда как Эсфирь заняла гораздо более прочное положение. De-Goeje полагает, что Т.-О.-Н. сохранили оригинальную форму сказания, а автор ‘книги Эсфирь’ изменил участь других царских супруг. Мюнхенский раввин Феликс Перлес, в серии заметок в ‘Monatsschrift’ (XXII), установил, что некоторые сказания Т.-О.-Н. — главным образом, каирские дополнения, — касаются евреев или даже обязаны своим происхождением еврейским источникам. V. Chauvin, в специальной монографии о египетской редакции Т.-О.-Н., предполагает, что эти ‘еврейские’ сказки были внесены одним из последних редакторов сборника, обращенным в ислам евреем, вероятно, автором ‘Истории о Иерусалимлянине’, приписываемой некоторыми Аврааму, сыну Маймонида. Эти еврейские сказки были взяты из труда обращенного в ислам еврея Вахба ибн-Мунаббиха (638—738), озаглавленного ‘Еврейские истории’. Следующие сказки из Т.-О.-Н. считаются взятыми из евр. источников: ‘Ала-д-Дин абу-ш-Шамат’, ‘Али-Шах и Зумурруд’, ‘Набожный израильтянин’, ‘Ангел смерти и гордый царь’, ‘Ангел смерти и богатый царь’, ‘Ангел смерти и царь детей израилевых’, ‘Искандер (Александр Вел.) и бедный народ’, ‘Еврейский судья и его благочестивая жена’, ‘Дочь христианского короля’, ‘Пророк и Провидение’, ‘Король островов и набожный израильтянин’, ‘Ajib и Gharib’, ‘Слепой и калека’, ‘Гарун ар-Рашид и Тухфат эль-Кулуб’, ‘Йеменский султан и его три сына’, ‘История Абдаллаха’. Кроме этих сказаний, тою же самою рукой внесены еще некоторые другие. Все эти сказания и другие могли быть внесены евр. редактором каирского издания, а Chauvin предполагает, что им они были не только внесены, но и написаны. Одна из сказок может быть приписана каирской редакции, ввиду упоминания в ней еврейских обычаев. В ‘Заколдованном принце’, когда пери превращает рыб различных цветов в обитателей города, — желтые рыбы превращаются в иудеев, так как египетские иудеи носили желтые одежды, согласно договору с Омаром.
Ср.: Perles, Rabbinische Aggadas in 1001 Nacht, в Monatsschrift, F. XXII, De Goeje, Thousand and one Nights, в Encyc. Brit., Lane, Arabian Nights, 1896, V. Chauvin, La recension é,gyptienne des mille et une nuits, 1899, J. Lé,vy, в Rev. des et. juives, XXXIX, 141—143. — См. Ахикар. [По J. E., II, 44—45].
Источник текста: Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона, т. 15: Трани — Шемини-Ацерет, стлб. 71—72.
‘ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ‘ — сборник сказок на арабском языке, получивший мировую известность благодаря французскому переводу А. Галлана (неполному, выходил с 1704 по 1717). Вопрос о происхождении и развитии ‘1001 ночи’ не выяснен полностью до настоящего времени. Попытки искать прародину этого сборника в Индии, делавшиеся его первыми исследователями, пока не получили достаточного обоснования. Прообразом ‘Ночей’ на арабской почве был, вероятно, сделанный в X в. перевод персидского сборника ‘Хезар-Эфсане’ (Тысяча сказок). Перевод этот, носивший название ‘Тысяча ночей’ или ‘Тысяча одна ночь’, был, как свидетельствуют арабские писатели того времени, очень популярен в столице восточного халифата, в Багдаде. Судить о характере его мы не можем, т. к. до нас дошел лишь обрамляющий его рассказ, совпадающий с рамкой ‘1001 ночи’. В эту удобную рамку вставлялись в разное время различные рассказы, иногда — целые циклы рассказов, в свою очередь обрамленные, как напр. ‘Сказка о горбуне’, ‘Носильщик и три девушки’ и др. Некоторые исследователи насчитывают на протяжении лит-ой истории ‘1001 ночи’ по крайней мере пять различных редакций (изводов) сборника сказок под таким названием. Один из этих изводов пользовался большим распространением в XII—XIII вв. в Египте, где в XIV—XVI вв. ‘1001 ночь’ и приняла тот вид, в к-ром она дошла до нас. Отдельные сказки сборника, до включения их в писанный текст, существовали часто самостоятельно, иногда в более распространенной форме. Можно с большим основанием предполагать, что первыми редакторами текста сказок были профессиональные рассказчики, заимствовавшие свой материал прямо из устных источников, под диктовку рассказчиков сказки записывались книгопродавцами, стремившимися удовлетворить спрос на рукописи ‘1001 ночи’.
Подбирая для записи сказочный материал, профессионалы-рассказчики всегда имели в виду определенную аудиторию — об этом прямо свидетельствует надпись на одной из сохранившихся рукописей ‘Ночей’. Не всегда располагая материалом для полного количества ночей, переписчики прибегали к повторению сказок, почти одинаковых по сюжету, или заполняли пробел анекдотами, заимствованными из многочисленных в арабской лит-ре прозаических антологий.
Сказки Шахразады могут быть разбиты на три основные группы, которые условно можно назвать сказками героическими, авантюрными и плутовскими. К группе героических сказок относятся фантастические повести, вероятно составляющие древнейшее ядро ‘1001 ночи’ и восходящие некоторыми своими чертами к ее персидскому прототипу ‘Хезар-Эфсане’, а также длинные рыцарские романы эпического характера. Стиль этих повестей — торжественный и насколько мрачный, главными действующими лицами в них обычно являются цари и их вельможи. В некоторых сказках этой группы, как напр. в повести о мудрой деве Такаддул, отчетливо видна дидактическая тенденция. В лит-ом отношении героические повести обработаны более тщательно, чем другие, обороты народной речи из них изгнаны, стихотворные вставки — по большей части цитаты из классических арабских поэтов — наоборот, обильны. К ‘придворным’ сказкам относятся напр.: ‘Камар-аз-Заман и Будур’, ‘Ведр-Басим и Джанхар’, ‘Повесть о царе Омаре ибн-ан-Нумане’, ‘Аджиб и Тариб’ и некоторые другие. Иные настроения находим мы в ‘авантюрных’ новеллах, возникших, вероятно, в торговой и ремесленной среде. Цари и султаны выступают в них не как существа высшего порядка, а как самые обыкновенные люди, излюбленным типом правителя является знаменитый Харун-ар-Рашид, правивший с 786 по 809, т. е. значительно раньше, чем приняли свою окончательную форму сказки Шахразады. Упоминания о халифе Харуне и его столице Багдаде не могут поэтому служить основой для датировки ‘Ночей’. Подлинный Харун-ар-Рашид был очень мало похож на доброго, великодушного государя из ‘1001 ночи’, а сказки, в к-рых он участвует, судя по их языку, стилю и встречающимся в них бытовым подробностям, могли сложиться только в Египте. По содержанию большинство ‘авантюрных’ сказок — типичные городские фабльо. Это чаще всего любовные истории, героями к-рых являются богатые купцы, почти всегда обреченные быть пассивными выполнителями хитроумных планов своих возлюбленных. Последним в сказках этого типа обычно принадлежит первенствующая роль — черта, резко отличающая ‘авантюрные’ повести от ‘героических’. Типичными для этой группы сказок являются: ‘Повесть об Абу-ль-Хасане из Омана’, ‘Абу-ль-Хасан Хорасанец’, ‘Нима и Нуби’, ‘Любящий и любимый’, ‘Аладдин и волшебная лампа’.
‘Плутовские’ сказки натуралистически рисуют жизнь городской бедноты и деклассированных элементов. Героями их обычно являются ловкие мошенники и плуты — как мужчины, так и женщины, напр. бессмертные в арабской сказочной лит-ре Али-Зейбак и Далила-Хитрица. В этих сказках нет и следа почтения к высшим сословиям, наоборот, ‘плутовские’ сказки полны насмешливых выпадов против представителей власти и духовных лиц, — недаром христианские священники и седобородые муллы до наших дней весьма неодобрительно смотрят на всякого, кто держит в руках томик ‘1001 ночи’. Язык ‘плутовских’ повестей близок к разговорному, стихотворных отрывков, малопонятных неискушенным в лит-ре читателям, в них почти нет. Герои плутовских сказок отличаются мужеством и предприимчивостью и представляют разительный контраст с изнеженными гаремной жизнью и бездельем героями ‘авантюрных’ сказок. Кроме рассказов об Али-Зейбаке и Далиле, к плутовским сказкам относятся великолепная повесть о Матуфе-башмачнике, сказка о халифе-рыбаке и рыбаке Халифе, стоящая на грани между рассказами ‘авантюрного’ и ‘плутовского’ типа, и некоторые другие повести.
Особняком стоят в ‘1001 ночи’ сказочные циклы: ‘Путешествия Синдбада’, ‘Сейф-аль-Мулук’, ‘Семь везирей’. Эти повести проникли в сборник, вероятно, лит-ыми путями и включены в него позднее других сказок.
С самого своего появления в переводе Галлана ‘1001 ночь’ оказывает значительное влияние на европейскую лит-ру, искусство и даже музыку. Не менее значительно влияние ‘1001 ночи’ на фольклор народов Европы и Азии, о к-ром написаны обширные труды, частью перечисленные ниже, в библиографии.
II. Общие исследования:
Chauvin V., Bibliographie des ouvrages arabes ou relativs aux Arabes, publié,s dans l’Europe chré,tienne de 1810 à, 1885, t. IV—VII, Liè,ge, 1900—1903 (в примечаниях указаны наиболее поздние работы),
Эструп И., Исследование об истории ‘Тысячи и одной ночи’, ее происхождении и развитии. Перевод с датского Т. Ланге, под ред. и с предисл. проф. А. Е. Крымского, ‘Труды по востоковедению, издаваемые Лазаревским ин-том восточных языков’, вып. VIII, М., 1905.
Les Mille et une Nuits, traduits de l’arabe par A. Galland, 12 vls, P., 1704—1717 (неполный),
The Arabian Nights Entertainments, transl. by E. W. Lane, 3 vls, L., 1839—1841 (сокращенный перевод с арабского),
Arabian Nights, With introd., notes etc. by R. F. Burton, 16 vls, Benares, 1885—1888 (самый полный из существующих на яз. Зап. Европы переводов),
Le livre des Mille Nuits et une Nuits, trad. J. C. Mardrus, 16 vls., P., 1899—1904,
‘Книга тысяча и одной ночи’, перев. с арабского, предисл. и комментарии М. А. Салье, под ред. акад. И. Ю. Крачковского, изд. ‘Academia’, М. — Л., 1929—1936 (пока вышло 7 тт. — единственный на рус. яз. перевод с подлинника).
Источник текста: Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929—1939. Т. 11. — М.: Худож. лит., 1939. — Стб. 454—457.
Исходник здесь: http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/leb/leb-4541.htm
‘ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ‘ — памятник ср.-век. араб. лит-ры, сб. сказок, происхождение и состав к-рого долгие годы были предметом науч. дискуссий. Большинство исследователей признает, что в основу сб-ка лег сделанный прибл. в 9 в. араб. перевод сб. ‘Тысяча сказок’ (‘Хезар афсане’) на среднеперсидском (пехлеви) яз. Последний сб., в свою очередь, возможно, был переведен с индийского. Текст на пехлеви до нас не дошел. Подавляющее большинство известных араб. рукописей ‘Т. и о. н.’ относится к 17—19 вв. и лишь немногие восходят к 15 в., когда, по-видимому, сб. сложился окончательно. Небольшой отрывок, датированный 9 в., открыт и издан в 1949 Н. Абботом.
Сюжетное обрамление памятника составляет появившаяся на араб. почве сказка о царе Шахрияре и мудрой дочери его везиря по имени Шахразада (Шехерезада). Разгневанный изменой жены, Шахрияр приказал каждую ночь приводить ему новую наложницу, а наутро казнил ее. Одной из таких девушек была Шахразада, к-рая задумала положить конец казням. Она принялась рассказывать царю сказку и не окончила ее до утра. Царь, желая узнать, что будет дальше, отсрочил казнь Шахразады. Эта ситуация повторялась в течение тысячи и одной ночи, Шахразада была помилована и стала любимой женой царя.
Содержание и худож. форма сказок весьма разнообразны, что прежде всего объясняется разновременностью их создания, а также тем, что различные сказки или циклы сказок возникли в разной социальной среде. В привилегированных слоях общества к сказкам относились пренебрежительно, как к ‘простонародной’ лит-ре. В народе же эти сказки, занимательные и полные юмора, вобравшие в себя немало из сокровищницы нар. мудрости, пользовались неизменной популярностью. Позднейшие издатели, напр. араб-иезуит отец Сальхани, к-рый издал сб. в 19 в., старались очистить книгу от фривольных сцен и выражений. Это было характерно почти для всех переводов на европ. языки. Первый, неполный, перевод на франц. яз. был сделан А. Галланом и издан в 1704—17. Текст его был использован для перевода на мн. языки, в т. ч. и на русский (опубл. в Москве, 1763—74). Первый рус. перевод с араб. оригинала был выполнен М. А. Салье в 1929—39.
Сказки ‘Т. и о. н.’ оказали влияние на фольклор народов Азии и Европы, а также на письменную лит-ру мн. народов мира. Они нашли отражение в иск-ве и музыке. На сюжеты отд. сказок поставлены фильмы: ‘Багдадский вор’ (1924, США), ‘Седьмое путешествие Синдбада’ (1958, США), ‘Волшебная лампа Аладина’ (1967, СССР).
Тексты:
Книга тысячи и одной ночи, т. 1—8. [Предисловия М. Горького и М. А. Салье], под ред. акад. И. Ю. Крачковского, М. — Л., 1929—39,
то же, 2 изд., [М.], 1958—59.
Литература:
Горстер А., Крымский А., К лит. истории ‘Тысячи и одной ночи’, М., 1900,
Эструп И., Исследование о ‘1001 ночи’, ее составе, возникновении и развитии, пер. с дат., М., 1904.
Источник текста: Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А. А. Сурков. — М.: Сов. энцикл., 1962—1978. Т. 7: ‘Советская Украина‘ — Флиаки. — 1972. — Стб. 704.
Исходник здесь: http://feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke7/ke7-7041.htm