Тяжба. Часть третья, Уоррен Самюэль, Год: 1841 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 427 минут(ы)

ТЯЖБА.

РОМАНЪ САМЮЕЛЯ ВАРРЕНА.

Часть третья.

ГЛАВА I.

Связанный по рукамъ и по ногамъ, въ совершенной зависимости отъ произвола Титмауза и его стряпчихъ, что могъ Обри сдлать, какъ не покориться всевозможнымъ условіямъ, какія бы имъ ни вздумалось предписать. Читатель помнитъ, въ чемъ состояло предложеніе мистера Геммона. Онъ хотлъ, вопервыхъ, чтобъ мистеръ Обри уплатилъ немедленно и неразсматривая ихъ счетъ въ 3,946 ф., 4 шил. и 6 пенс., дале, чтобъ онъ представилъ имъ достаточное ручательство въ уплат Титмаузу 10,000 ф. по истеченіи полутора года и, наконецъ, далъ бы два векселя въ 5,000 ф. каждый, съ общаніемъ у платить ихъ когда-нибудь, современемъ, когда именно, онъ не зналъ и насчетъ этого долженъ былъ положиться единственно на чистосердечіе и снисходительность мистера Геммона и на надежду, что распоряженія его утверждены будутъ Титмаузомъ. Предложеніе это должнымъ порядкомъ сообщено было отъ Геммона господамъ Роннинтонъ, которые выпросили двухнедльный срокъ, чтобъ обдумать его, и къ концу этого времени дали Обри совтъ согласиться на предложенную сдлку, при существующихъ обстоятельствахъ неоспоримо-выгодную и гораздо-боле снисходительную, чмъ можно было ожидать. Совтъ, конечно, разсудительный, а между-тмъ, какъ тяжело Обри было думать о возможности когда-нибудь выполнить такія условія. Какимъ образомъ это сдлать и, вопервыхъ, какъ сбыть съ рукъ счеты господъ Роннинтонъ и мистера Паркинсона, изъ которыхъ первый простирался до 1,670 ф. 12 шиллинговъ, а послдній до 756 ф., а между-тмъ, нужно было содержать себя и семейство, нужны были тоже деньги на изученіе Права. Читатель помнитъ изъ предъидущей части этого разсказа, что все имущество Обри, по перезд въ Лондонъ, состояло изъ 3,000 ф. въ государственныхъ фондахъ, составлявшихъ 2,640 ф. чистыми деньгами, да 423 ф. въ рукахъ его банкира, такъ-что вс деньги, ему принадлежавшія, составляли 3,063 ф., слдовательно, еслибъ даже онъ посвятилъ всю эту сумму на расплату съ однми конторами стряпчихъ, все-таки большой счетъ оставался бы еще неуплаченнымъ — 3,310 6 шил. 6 пенсовъ, а между-тмъ, отъ него требовали, сверхъ — того, представить обезпеченіе въ уплат 10,000 ф. черезъ полтора года сроку, да два векселя на 5,000 ф. каждый. Дйствительно, можно было съ ума сойдти, раздумывая вс эти обстоятельства. Но Обри не долженъ былъ сидть сложа руки, въ безсиліи человка, находящагося въ отчаяніи, онъ долженъ былъ смотрть затрудненіямъ прямо въ глаза и сдлать лучшее, что было возможно.

Онъ ршился посвятить вс свои деньги до послдняго фартинга, за исключеніемъ 200 фунт., на уплату счета гг. Кверка, Геммона и Снапа, и въ меньшей пропорціи — счетовъ гг. Роннинтона и мистера Паркинсона. Въ случа необходимости, онъ ршился даже, хотя сердце его мучительно содрогалось при одной мысли объ этомъ, продать книги и остатокъ старинной фамильной серебряной посуды, имъ сбереженной. Затмъ, онъ ршился напрячь вс свои силы для поддержанія себя и своего семейства литературными трудами, употребляя на то каждую минуту времени, свободнаго отъ изученія права и вмст наблюдая самую-строгую экономію въ расходахъ, какая только сообразна была съ сохраненіемъ здоровья и приличія во вншней обстановк жизни. Онъ ршился также, хотя съ содроганіемъ, предоставить себя на милость Геммона и Титмауза, вручивъ имъ (хотя это похоже было на страшную шутку) два векселя, за своею подписью, на сумму 10,000 фунт. съ уплатою по востребованію, потому-что, какъ говорилъ Геммонъ, такъ длается обыкновенно: въ подобныхъ случаяхъ, и такъ необходимо надо будетъ сдлать, въ настоящемъ. Но гд искать ему поручительства въ уплат 10,000 ф.? Это былъ такой вопросъ, отъ котораго вс силы его души приходили въ оцпненіе. Были лица, онъ врилъ, онъ зналъ, которыя согласились бы охотно дать требуемое поручительство, но какой это былъ бы обманъ, жестокій и унизительный! Просить ихъ, думалъ онъ, поручиться за него, въ такой сумм на срокъ: не все ли это равно, что просить ихъ заплатить за него деньги? Могли ли сами они смотрть иначе на такую просьбу? Читатель легко пойметъ ужасное вліяніе такихъ мыслей на человка чувствительнаго и деликатнаго. Но при этихъ мысляхъ имя лорда Де-ля-Зуша всегда приходило ему на память. Не общалъ ли Обри, торжественно и неоднократно, обратиться къ этому человку въ случа крайней надобности? Доходъ его друга простирался, по-крайней-мр, до 80 или до 100,000 ф. въ годъ, образъ жизни его былъ простъ и нерасточителенъ, все семейство состояло изъ жены и единственнаго сына, наконецъ, онъ всегда считалъ себя преданнымъ, искреннимъ другомъ мистера Обри, и при всякомъ случа старался доказать ему, какъ только могъ, свое расположеніе. Сама судьба ясно указывала на лорда Де-ля-Зуша, какъ на помощника и избавителя. И зачмъ вызывать передъ собою цлый рядъ воображаемыхъ препятствій, порожденныхъ его болзненною деликатностью? Не его одного могла довести до нищеты такая совстливость: его жену, его дтей, его преданную, милую сестру… Но, ахъ! при мысли о Кетъ, новое затрудненіе пришло въ голову бдному Обри, знавшему о пылкой привязанности мистера Делямира! Правда, что, въ угодность желаніямъ своего отца, а также, чтобъ не утомлять миссъ Обри безотвязнымъ вниманіемъ, онъ согласился посвятить еще одинъ, послдній годъ, учебнымъ занятіямъ въ Оксфорд, но это не мшало ему быть довольно-частымъ гостемъ въ Вивьенской Улиц, ршительно на зло серьёзнымъ просьбамъ миссъ Обри и даже ея брата. Ненадо, однакожь, думать, чтобъ его вниманіе имло въ себ что-нибудь неделикатное, навязчивое. Какимъ-образомъ могло бы это быть? Увы! Кетъ дйствительно любила его всмъ сердцемъ и со стороны Делямира небольшой требовалось проницательности, чтобъ открыть эту страсть. Онъ былъ красивый, стройный, ловкій молодой человкъ, съ открытымъ, великодушнымъ характеромъ, простымъ и привлекательнымъ обращеніемъ, къ-тому же, могла ли она не быть тронута явнымъ и совершеннымъ безкорыстіемъ его привязанности? Кетъ писала ему не разъ, стараясь отговорить его отъ сватовства, и письма эти носили на себ такой прямой, такой ршительный характеръ отказа, который поколебалъ бы многихъ людей, но молодой Делямиръ не обращалъ на нихъ никакого вниманія. Какъ ни разнообразила она тонъ этихъ посланій, онъ просто отвчалъ, что онъ отослалъ такое-то и такое-то письмо къ своей матери, которая сказала, что это дйствительно были очень-хорошія письма, а потому онъ сочтетъ своимъ долгомъ читать все, что она ни вздумаетъ адресовать ему и т. д.

Когда же Кетъ, съ жаромъ выраженія, слишкомъ-серьёзнымъ, такъ, что нельзя было ошибиться въ смысл или отвчать шуткою, увряла его сама, что ничто въ мір не убдитъ ее покинуть въ настоящемъ положеніи семейство брата до-тхъ-поръ, покрайней-мр, покуда онъ не успетъ преодолть всхъ своихъ затрудненій, Делямиръ, со взоромъ нжнаго удивленія, возражалъ, что это не значитъ ничего, потому-что онъ готовъ ждать сколько ей угодно и покоряться всякой прихоти, всякой жестокости, какую только ея собственное сердце позволитъ ей выполнить.

Надо сказать правду, что бдная Кетъ не разъ, при вид его великодушія, была такъ тронута и смягчена, что почти готова была кинуться къ нему на шею съ безмолвнымъ и страстнымъ согласіемъ.

Возвращаясь къ предъидущему, я говорю, что такое положеніе вещей всякій разъ, какъ мистеръ Обро думалъ о немъ, длало во сто разъ невыносиме для него мысль о необходимости обратиться съ просьбою помощи къ отцу Делямира. Терзаемый чувствами и соображеніями подобнаго рода, онъ провелъ весь двухнедльный срокъ, выпрошенный его стряпчими, не чувствуя себя въ-силахъ ршиться на такой шагъ. Наконецъ, однакожь, съ какимъ-то спокойствіемъ отчаянія, онъ заставилъ себя это сдлать. Когда онъ опускалъ въ ящикъ почтовой конторы свое письмо, въ каждой строчк котораго тотъ, къ кому оно было адресовано, могъ ясно угадать мученія растерзаннаго сердца — Обри былъ дйствительно несчастный человкъ. Въ ту минуту, когда письмо было опущено и онъ безвозвратно потерялъ надъ нимъ всякую власть и оно должно ужь было дойдти непремнно въ руки лорда Де-ля-Зуша, въ ту минуту ему показалось, какъ-будто онъ готовъ былъ отдать все на свт, чтобъ вернуть его. Никогда еще, до-сихъ-поръ, не вздыхалъ онъ такъ тяжело и не чувствовалъ себя такъ совершенно-покинутымъ судьбою, какъ въ этотъ вечеръ. Тамъ, свои еще не знали ничего о шаг, предпринятомъ съ его стороны, и онъ не сказалъ имъ ни слова о томъ, что онъ сдлалъ ужь этотъ шагъ. При вид сестры, онъ почувствовалъ какую-то боль въ сердц, и весь вечеръ былъ такъ убитъ духомъ, что слабыя, принужденныя шутки мистриссъ Обри и Кетъ и невинная рзвость его дтей успли только сдлать его еще печальне и еще молчаливе. Онъ просилъ лорда Де-ля-Зуша адресовать отвтъ свой въ Темпль, и тутъ-какъ-тутъ, дня черезъ три поутру, войдя въ контору, онъ увидлъ на своемъ стол письмо съ адресомъ: ‘Чарльзу Обри, эсквайру, въ контор мистера Везеля, эсквайра, No 3, Номегранэт-Кортъ, въ Темпл, въ Лондон’, и франкированное отъ имени лорда Де-ля-Зуша.

‘Я сейчасъ вернусь’, сказалъ мистеръ Обри клерку, такъ спокойно, какъ только могъ себя вынудить, опуская письмо въ карманъ съ намреніемъ идти въ Темпльскіе сады и тамъ прочесть его, неопасаясь, чтобъ ощущеніе, которое оно можетъ возбудить, было замчено. Отъискавъ самое уединенное мсто въ саду, онъ слъ на скамейку подъ одномъ изъ старинныхъ деревьевъ, возл рки, и несовсмъ-твердою рукою вынулъ письмо. Распечатавъ его, онъ прочелъ слдующее:

Фозрингемскій Замокъ, 18 іюля 18** года.

‘Мой милый Обри!

‘Если вы дйствительно дорожите моею дружбою, то никогда впередъ не мучьте меня сомнніями насчетъ результата какой бы то ни было просьбы вашей, въ род той, которая заключается въ вашемъ письм, лежащемъ въ эту минуту передо мною. Разв что-нибудь до-сихъ-поръ можетъ оправдать такую недоврчивость? Ради Бога, скажите вашимъ стряпчимъ, чтобъ они, нетеряя ни минуты, приготовили все необходимое и переслали ко мн черезъ господъ Фрамлингамъ, моихъ повренныхъ въ Лондон. Я тогда исполню немедленно все, что требуется, и возвращу къ вамъ бумаги съ первою почтою. Если только вы займетесь этимъ дломъ немедленно, прилежно и серьёзно, то я прощу и забуду вс пустыя, жестокія сомннія, которыми изобилуетъ ваше письмо. Зная, какую страшную вы подняли бы тревогу, я не стану покуда настаивать на томъ, хотя и сдлали бы мн огромное удовольствіе, чтобъ позволили мн освободить васъ разомъ отъ этихъ грубыхъ и жадныхъ бездльниковъ, дорогой мой Обри, и сдлаться вашимъ кредиторомъ на мсто ихъ. Но нтъ, подумавъ хорошенько, я боюсь, что васъ слишкомъ-сильно будетъ тревожить ограниченность моихъ средствъ, вслдствіе которой мн было бы несравненно-трудне, чмъ имъ, дать вамъ отсрочку въ уплат вашего долга! Или захотите вы показать себя человкомъ твердымъ и дйствовать теперь же такъ точно, какъ, честью васъ увряю, я самъ бы сталъ дйствовать на вашемъ мст посл такихъ увщаній? Между-прочимъ, я намренъ настаивать на томъ, чтобъ быть вашимъ единственнымъ поручителемъ, если только ваши кредиторы не сомнваются въ моей состоятельности, въ противномъ случа, я надюсь, что мы найдемъ между нашими общими пріятелями достаточное число дополнительныхъ поручителей.

‘Затмъ, дорогой мой Обри, скажите, какъ идутъ ваши дла съ юриспруденціею? Что она, улыбается вамъ или хмурится на васъ? Я удивляюсь, отчего вы не обратились прямо къ источнику и не сдлались ученикомъ вашего пріятеля, генерал-атторнея? Кто этотъ джентльменъ, у котораго вы занимаетесь? Онъ носитъ, надо признаться, довольно-забавное имя. Дай Богъ, дорогой мой Обри, чтобъ Небо въ свое время увнчало успхомъ ваши благородныя усилія, вашу непреклонную ршимость. Можетъ-быть, когда я умру и сынъ займетъ мое мсто на скамьяхъ Парламента, вы ужь будете засдать на Шерстяномъ Мшк {Мсто лорда-канцлера (министра юстиціи). Прим. перев.}. На свт случаются вещи гораздо-мене вроятныя: посмотрите на Д***!…

‘Какъ поживаютъ: дорогая мистриссъ Обри и миссъ Обри и ваши малютки? Недли черезъ дв, нашъ старый замокъ будетъ полонъ гостей (Г** и П** и В** и другіе къ намъ собираются), но до ихъ прізда, а также и посл, мы будемъ совершенно одни. Хотлось бы мн уговорить васъ всхъ поселиться съ нами. Давно ли вы видли Джеффри? Онъ пишетъ мн, что работаетъ очень-прилежно въ Оксфорд, и то же пишетъ о немъ его попечитель. Это боле, чмъ я когда-то длалъ. Прошу васъ, пишите мн въ отвтъ. Остаюсь всегда, мой дорогой Обри, искренно и неизмнно-преданный вамъ

‘Де-ля-Зушъ’.

Чарльзу Обри, эсквайру.

‘P.S. Подумавъ еще, я нахожу, что ваши стряпчіе лучше сдлаютъ, если пришлютъ бумаги ко мн прямо изъ собственныхъ своихъ рукъ. Это дло частное и не касается ни до кого, кром насъ. Никто, въ-самомъ-дл, кром насъ двоихъ, вашихъ собственныхъ стряпчихъ, да стряпчихъ вашего противника, не долженъ знать о немъ ничего. Ни леди Де-ля-Зушъ, ни мой сынъ, не будутъ имть ни малйшей догадки объ этомъ предмет’.

Никакой языкъ не въ-состояніи передать тхъ чувствъ, съ которыми, часто останавливаясь отъ сильнаго волненія, Обри читалъ это письмо. На каждой строк письма сіяло великодушіе, неизмримо-возвышенное деликатностью, и об эти черты никто въ мір не въ-состояніи былъ оцнить такъ тонко, какъ чувствительный и несчастный Обри. Его глаза, его сердце наполнились невыразимою благодарностью къ Богу и къ орудію Его милосердія. Онъ всталъ и пошелъ по берегу рки въ самомъ веселомъ расположеніи духа. На неб не видно было ни облачка, солнце свтило ярко и множество легкихъ судовъ скользили быстро взадъ и впередъ по волнующейся поверхности величественной Темзы. Радостно было у него на сердц, солнечный свтъ снаружи гармонировалъ съ его внутреннимъ расположеніемъ духа. Нсколько разъ былъ онъ готовъ отправиться прямо въ Вивьенскую Улицу, но, подумавъ, ршился идти къ гг. Роннинтонъ, чтобъ просить ихъ вступить въ немедленное сношеніе съ гг. Кверкомь, Геммономъ и Снапомъ. Приведя такимъ-образомъ въ ходъ все необходимое для скорйшаго окончанія дла, мистеръ Обри вернулся въ контору, но оставилъ ее часомъ ране обыкновеннаго, спша развеселить милыхъ подругъ своею радостною новостью, а между-тмъ он, съ своей стороны, спшили сообщить ему тоже пріятныя новости, такъ-что этотъ день вышелъ для нихъ настоящимъ праздникомъ.

Старая леди Стрэттонъ, давнишній и задушевный другъ покойной мистриссъ Обри, ни на минуту не переставала принимать живйшее участіе въ судьб несчастнаго семейства. Она была ужь въ очень-преклонныхъ лтахъ и пользовалась хорошимъ доходомъ, которымъ обязана была щедрости своего покойнаго мужа, сэра Бернля Стрэттона, умершаго лтъ тридцать тому назадъ. Не имя дтей, и не видя надобности копить деньги, она слдовала примру своей покойной пріятельницы, мистриссъ Обри, и употребляла ежегодно вс свои лишнія деньги на подвиги щедрой, систематической благотворительности. Несмотря на то, еще задолго до этого времени, она ршилась скопить небольшое приданое для миссъ Обри, которую она любила какъ родную дочь, и средство, выбранное ею для достиженія этой цли (неизвстное никому изъ семейства Обри), состояло въ застрахованіи своей жизни на сумму 15,000 ф., которую она намрена была завщать сполна дочери покойнаго друга. Ежегодная премія на такую значительную сумму производила большую убыль въ ея кошельк, что, вмст съ ея благотворительностью и расходами, необходимыми для содержанія себя прилично своему положенію въ свт, оставляло ей мало средствъ къ облегченію разореннаго семейства. Съ маленькимъ затрудненіемъ, однакожь, такъ или сякъ, а главное, сдлавъ заемъ отъ Страховой Компаніи по своему полису, она успла собрать 2,000 ф., и миссъ Обри въ этотъ день поутру получила отъ нея письмо, очень-нжное, съ просьбой вручить эту сумму (переведенную на лондонскихъ банкировъ) брату ея, въ полное распоряженіе, что, какъ она надялась, могло облегчить мистера Обри отъ нкоторой доли затрудненій, боле непосредственнымъ образомъ его обременяющихъ. Съ-тхъ-поръ, какъ Обри оставили Яттонъ, ни разу еще не проводили они вмст такого веселаго вечера. Въ минутномъ одушевленіи, даже самому мистеру Обри казалось, что онъ теперь видитъ путь къ выводу изо всхъ опасностей и затрудненій. Какъ описать чувство Кетъ, когда она услышала въ первый разъ и потомъ стала думать о великодушіи лорда Де-ля-Зуша! Она не смыкала глазъ до разсвта и когда явилась къ завтраку, на другой день поутру, зоркій глазъ ея брата открылъ на ея лиц слды сильной внутренней борьбы. Въ немъ тоже, одушевленіе, причиненное вчерашними происшествіями, значительно уменьшилось около той лоры, когда онъ всталъ и слъ у стола въ своемъ кабинет. Вопервыхъ, его какъ-то тревожила мысль, что онъ получилъ такую большую сумму отъ леди Стрэттонъ, которая, онъ самъ зналъ, была небогата, по-крайней-мр, недовольно-богата, чтобъ подарить 2,000 ф. не стсняя себя. Надумавшись до-сыта, онъ ршился не принимать предложенной помощи, если она не дозволитъ ему переслать ей вексель отъ его имени на всю сумму съ процентами. Конечно, это былъ излишній шагъ, но гд вы найдете человка, который во всхъ случаяхъ дйствовалъ бы именно такъ, какъ спокойный, разсуждающій наблюдатель его поведенія, долго посл того, какъ дло ужь сдлано, могъ бы желать, чтобъ онъ поступилъ? Надо принять во вниманіе чувства, его побуждавшія, чувства благороднаго, независимаго и слишкомъ-чувствительнаго человка, который, видя себя и безъ того ужь подъ гнётомъ денежнаго одолженія, старался хоть нсколько облегчить этотъ гнётъ, принимая какъ ссуду то, что было великодушно предложено въ даръ, и тмъ самымъ уничтожая, такъ — сказать, всю прелесть и весь любезный видъ благодянія. Какъ бы то ни было, поступокъ былъ совершенъ и бдная леди Стрэттонъ получила отъ него письмо, конечно, наполненное выраженіями искренней благодарности и любви, но, между прочимъ, увдомлявшее, что онъ готовъ воспользоваться ея великодушнымъ пособіемъ не иначе, какъ съ условіемъ, чтобъ она ему позволила вручить ея стряпчимъ вексель на уплату полученной имъ суммы съ процентами, и что онъ надется отъ всей души современемъ быть въ-состояніи исполнить вс свои обязательства къ тмъ лицамъ, которыя ему помогли.

Эта, вовремя данная помощь дала ему возможность распорядиться слдующимъ образомъ насчетъ уплаты суммъ, должныхъ по счетамъ стряпчихъ.

Счетъ гг. Кверка, Геммона и Снапа простирался на 3,946 ф. 14 шил. 6 пенс.

Господъ Роннинтонъ 1,670 ‘ 12’ — ‘

Мистера Паркинсона 756 ‘ — ‘— ‘

Итого 6,373 ф. 6 шил. 6 пенс.

Это были его долги. На уплату ихъ онъ имлъ:

Деньги въ фондахъ 2,640 ф.

‘ у банкира 423 ‘

‘ полученныхъ отъ леди Стрэттонъ 2,000 ‘

Итого 5,063 ф.

Когда онъ выписалъ все это на лоскутк бумаги, рано поутру, въ своемъ кабинет, онъ отвернулъ свои взоръ на минуту съ какимъ-то холоднымъ содроганіемъ. Выходило, что еслибъ даже онъ отдалъ все до послдняго фартинга изъ того, что онъ имлъ, все-таки на немъ оставалось бы еще около 1,310 ф. долгу, по однимъ счетамъ стряпчихъ. Что ему было длать? Посл долгихъ, тревожныхъ разсчетовъ и соображеній, онъ ршился употребить 4,000 ф. изъ своихъ денегъ слдующимъ образомъ (предполагая, что его кредиторы будутъ согласны довольствоваться этимъ покуда):

Господамъ Кверку, Геммону и Снапу 2,500 ф.

Господамъ Роннинтонъ 1,000 ‘

Мистеру Паркинсону 500 ‘

Итого 4,000 ф.

Еслибъ это предположеніе могло быть выполнено, тогда онъ могъ бы сохранить у себя въ рукахъ 1,063 ф., оставаясь долженъ:

Господамъ Кверку, Геммону и Снапу (балансъ) 1,446 ф. 14 ш. 6 п.

Господамъ Роннинтонъ (тоже) 756 ‘ 12 ‘ — ‘

Мистеру Паркинсону (тоже) 256 ‘ — ‘— ‘

Итого 2,373 ф. 6 ш. 6 п.

Тяжело было у него на сердц, когда онъ поглядлъ на этотъ результамъ самаго благопріятнаго способа устроить свои дла. По онъ спряталъ листокъ въ свою карманную книжку, отправился въ уборную и, окончивъ туалетъ, вышелъ къ завтраку съ такимъ веселымъ видомъ, какой только въ-состояніи былъ принять. Каждый изъ троихъ присутствовавшихъ замтилъ, однакожь, что остальные въ глубин души своей не такъ были веселы, какъ они старались казаться.

Черезъ недлю гг. Роннинтонъ получили все нужное отъ лорда Де-ля-Зуша, который поручился на сумму 20,000 ф. въ томъ, что мистеръ Обри къ 24-му января 18** года (то-есть, полтора года спустя, со дня совершенія обязательства) уплатитъ капитальную сумму 10,000 ф. съ процентами, по 5%, и этотъ документъ, вмст съ двумя векселями мистера Обри на 5,000 ф. каждый, а также 2,500 ф. чистыми деньгами, въ уплату представленнаго счета, отосланы были гг. Кверку, Геммону и Снапу, которые, вслдствіе очень-неохотно даннаго мистеромъ Кверкомъ согласія, наконецъ ршились отложить уплату 1,446 ф. 14 ш. и 6 пенсовъ, остальной части суммы, должной по счету, и выдали ему: вопервыхъ, расписку въ полученіи суммы, уплаченной чистыми деньгами, а вовторыхъ, актъ, по которому Титльбетъ Титмаузъ, принимая во вниманіе разныя причины, въ акт поименованныя, отказывался навсегда и освобождалъ мистера Обри, его наслдниковъ, повренныхъ и распорядителей отъ всякихъ дальнйшихъ требованій и претензій какихъ бы то ни было (то-есть за исключеніемъ упомянутой суммы 20,000 ф.). Вслдствіе такой сдлки, мистеръ Обри былъ положительно освобожденъ отъ суммы 40,000 ф., которую онъ безспорно долженъ былъ Титмаузу, и онъ могъ дйствительно тому порадоваться. Но все-таки положеніе его оставалось таково, что оно должно было тяготить и тревожить его все боле и боле каждый разъ, какъ онъ о немъ размышлялъ. Откуда могъ онъ добыть средства освободить лорда Де-ля-Зуша, хотя отъ нкоторой части, принятой имъ на себя тяжелой отвтственности? потому-что, имя такое обезпеченіе въ рукахъ, какъ порука этого знатнаго и богатаго пера, вроятно ли было, чтобъ гг. Кверкъ, Геммонъ и Спапъ, по окончаніи даннаго срока, не явились взыскательными и непреклонными кредиторами? И если такъ, то съ какими чувствами долженъ былъ Обри видть своего поручителя вынужденнымъ заплатить за него почти 11,000 ф.? Дале, онъ могъ ожидать каждую минуту, что отъ него потребуютъ уплаты по двумъ его векселямъ, къ-тому же, вроятно ли, чтобъ они откладывали долго взысканіе должныхъ имъ лично 1,446 ф., какъ легко можно было ожидать дйствительно, что люди такіе, какъ эти стряпчіе и ихъ кліентъ, чуть только чувстно наружнаго приличія дозволитъ имъ это сдлать, тотчасъ приступятъ къ крайностямъ, въ надежд, что видъ его страданій и молва о нихъ вызовутъ къ нему на помощь богатыхъ и сильныхъ друзей.

Несмотря на все это, духъ его не терялъ своей бодрой упругости. Невзирая на утомительные труды по изученію Права, которые Обри продолжалъ съ неизмнною энергіею, онъ находилъ еще время содйствовать значительно поддержанію себя и своего семейства литературными трудами, по части исторіи и политики. Благое Привидніе повелло надежд жить въ сердц человка вчно и постоянно, при всякомъ переворот, при всякомъ видоизмненіи несчастія. Такъ было и съ Обри. Покуда онъ чувствовалъ свое здоровье неразстроеннымъ, свои умственныя способности въ полной сил, онъ смотрлъ на эти блага, какъ на ручательства судьбы, что онъ въ-состояніи будетъ вынести успшную, хоть, можетъ-быть, долгую, утомительную борьбу съ враждебными обстоятельствами. Трудно ему было сохранить наружное спокойствіе, чтобъ успокоить и разуврить милыхъ спутницъ своихъ на пути опасности и страданія, и чаще, чмъ бы он хотли ему показать, зоркіе глаза любящихъ женщинъ замчали и уныніе на лиц его и въ обращеніи, но за всмъ тмъ, ихъ маленькій домъ былъ счастливый домъ. Онъ приходилъ почти всегда въ опредленный часъ и почти въ извстную минуту къ обду, зная сколько опасеній на свой счетъ возбудилъ бы онъ въ тхъ, которыя считали минуты до его прихода. Когда вс такимъ-образомъ сходились, они ужь боле не разставались до самой ночи. Иногда миссъ Обри садилась за фортепьяно и пла что-нибудь веселое или грустное — все-равно, все оживляло въ нихъ безчисленныя, трогательныя и нжныя воспоминанія прошедшихъ дней, и часто она останавливалась съ трепетомъ въ голос и со слезами на глазахъ, и слушавшіе ее нердко плакали съ ней вмст. Потомъ Обри принимался за свои занятія на все остальное время вечера и он или помогали ему, или читали и шили. И какая радость была для этого бднаго, угнетеннаго отца, участвовать въ рзвыхъ забавахъ и шалостяхъ своихъ малютокъ, которыя всегда приходили часа на два посл обда! Какъ онъ любилъ разсказывать имъ сказки, слушать ихъ болтовню, показывать имъ картинки, заставлять Чарльза читать и наконецъ, какъ любилъ онъ возиться съ ними, отъ всей души возиться, до упаду, прыгая и даже иногда катаясь по полу вмст съ дтьми! Но когда онъ останавливался на минуту, и его жена или Кетъ занимали его мсто, когда взоръ его слдилъ за ихъ движеніями, какія внезапныя и жгучія чувства потрясали его сердце при мысли о будущемъ и о томъ, что станется съ ними со всми. Когда же нянька приходила за дтьми въ назначенный часъ — причемъ вс игры тотчасъ прекращались и умолявшіе взгляды устремлены были на отца и на мать, говоря такъ ясно, какъ только можно было сказать: ‘еще хоть одну минутку!’ — какъ нжно сжималъ Обри дтей въ своихъ объятіяхъ! И когда онъ чувствовалъ ихъ маленькія ручонки у себя на ше, ихъ ласки и ихъ поцалуи на своемъ лиц — какъ описать, что происходило въ сердц этого человка! Разсказываютъ, кажется, о Робеспьер, что одно значительное лицо, ему вредившее, онъ осудилъ формально на смерть, но позволялъ ему остаться, на неопредленное время, въ кругу своего семейства, которое вмст съ нимъ знало все это время, что приговоръ неизмнимъ, неизбженъ, и что осужденнаго каждую минуту могутъ потребовать на гильйотину, что и случилось дйствительно въ такую пору, когда все семейство сидло за завтракомъ. Съ какими чувствами этотъ несчастный человкъ долженъ былъ глядть каждый день на лица родныхъ, его окружавшихъ, и какъ идутъ къ его положенію трагическія жалобы Медеи:

Увы! зачмъ вы на меня глядите, дти!

Мн улыбаетесь въ послдній разъ зачмъ?

О! твердость вся въ груди моей исчезла,

Когда увидла я свтлые ихъ глазки!

Это мсто изъ древней трагедіи не разъ приходило на умъ мистеру Обри, потому-что и онъ тоже чувствовалъ себя каждую минуту въ полной зависимости отъ произвола тхъ, кому онъ долженъ былъ такія огромныя суммы денегъ, и онъ тоже зналъ, что въ любую минуту, избранную злобою, онъ можетъ быть вырванъ изъ круга своего семейства и брошенъ въ тюрьму!

Вы, счастливые, читающіе теперь эти строки! вы, для кого жизнь пролетаетъ какъ тихій, пріятный сонъ! люди недумающіе о завтрашнемъ дн, люди, имющіе досугъ и вс средства добиваться цлей благороднаго честолюбія, не возмущаясь ни ежедневными заботами о хлб насущномъ, ни страхомъ близкой бды — неуже-ли я напрасно къ вамъ обращаюсь? не-уже-ли вы отворачиваете глаза отъ этой печальной части моего разсказа съ равнодушіемъ, презрніемъ или съ усталостью! Подумайте же: если одно описаніе, одно короткое описаніе несчастій этого семейства для васъ тяжело и непріятно, то какова же для нихъ должна была быть дйствительность! Бдный Обри! Проходя по многолюднымъ перекресткамъ города утромъ и вечеромъ, между Темпломъ и Вивьенскою Улицею, какое онъ долженъ былъ чувствовать сознаніе своей личной незначительности! Кто изъ прохожихъ, аристократовъ или плебеевъ, попадавшихся ему на пути, думалъ о немъ хоть сколько-нибудь, или кто захотлъ бы подумать, еслибъ даже и зналъ, подъ какимъ бременемъ горя шелъ этотъ человкъ мимо нихъ? Каждый разъ, какъ онъ такимъ-образомъ проходилъ разстояніе между мстомъ своихъ занятій въ Темпл и этимъ свтлымъ уголкомъ въ обширной пустын свта, его домикомъ въ Вивьенской Улиц, онъ чувствовалъ себя какимъ-то плнникомъ, отпущеннымъ на-слово. Когда человкъ идетъ по улицамъ огромнаго города, убитый духомъ и съ мыслями о денежныхъ затрудненіяхъ въ голов, то немудрено если нравъ его становится раздражителенъ, обращеніе неприступно, сердце закалено и ожесточено противъ тхъ, кто обращается къ нему съ просьбой о помощи. Онъ можетъ не безъ основанія припомнить пословицу, которая говоритъ, что первымъ предметомъ милосердія долженъ быть нашъ собственный домъ {Charity begins at home. Милосердіе начинаетъ или начинается дома. Прим. перев.}. Но другія правила и другія чувства руководили поступками мистера Обри. Какъ ни отчаянны были его обстоятельства и какъ ни возвысилась для него цна денегъ, онъ рдко выходилъ изъ дому, не взявъ съ собой нсколькихъ мелкихъ монетъ, чтобъ помочь хоть нкоторымъ изъ тхъ, чьи нужды, онъ чувствовалъ, были еще тяжеле его собственныхъ, и никогда робкій взоръ самаго оборваннаго, самаго утомленнаго изъ нищихъ не встрчалъ его взора, не заставивъ въ сердц своемъ сознать тайную связь горести и несчастій, ихъ соединявшую.

Все семейство Обри, и въ-особенности Кетъ, вело постоянную переписку съ добрымъ докторомъ Тэсемомъ, который, судя по частымъ повтореніямъ и по длиннот своихъ посланій, написанныхъ съ истинно-старомодною четкостью и однообразіемъ почерка, долженъ былъ находить безконечное удовольствіе въ этомъ занятіи. Они такимъ образомъ извщаемы были обо всемъ, что происходило замчательнаго въ Яттон, куда сердца ихъ стремились съ прежней, горячей любовью. Письма доктора Тэсема, дйствительно имли для нихъ почти всегда какой-то особенный, мучительный, но сильный интересъ. Изъ частаго повторенія въ нихъ имени мистера Геммона и почти всегда съ благопріятной стороны, они могли заключить, что этотъ человкъ имлъ большое вліяніе на Титмауза и во время присутствія своего въ Яттон жилъ тамъ какъ властвующій духъ. Самого Титмауза докторъ описывалъ имъ, какъ созданіе, поистин жалкое, имющее въ сердц такъ же мало религіознаго чувства, какъ какая-нибудь обезьяна, описывалъ эгоистомъ, грубымъ, безчувственнымъ и жестокимъ везд, гд онъ только имлъ случай выказать свой настоящій характеръ.

Дале, имъ больно было видть, что новая система управленія, введенная въ Яттон, была такъ сурова и такъ строга для хлбопашцевъ и фермеровъ, какъ въ прежнія времена никогда и не слыхано было. Взносъ наёмныхъ денегъ стали взыскивать съ крайней пунктуальностью. Во многихъ случаяхъ наемныя цны были подняты и новыя, строгія условія включены въ договоры съ арендаторами. Во времена мистера Обри опись имущества за неисправную плату была, буквально, дломъ неслыханнымъ, но такое дло случилось ужь разъ двнадцать со времени прізда мистера Титмауза. Впрочемъ, если это и происходило по настоянію властвующаго духа, то на мистера Геммона не падала дурная слава, соединенная съ такого рода поступками, по тому-что въ каждомъ письм, извщавшемъ о такихъ крайностяхъ, упоминаемо было, что строгое распоряженіе формально и лично утверждено мистеромъ Титмаузомъ, а Геммонъ почти-всегда въ такихъ случаяхъ длалъ нсколько слабыхъ возраженій въ пользу наёмщика, но безъ успха. Вся переписка по этимъ искамъ производилась отъ имени гг. Блёдсека и Сына, лондонскими агентами которыхъ были, конечно, гг. Кверкъ, Геммонъ и Снапъ, но имена послднихъ никогда не попадались на глаза отвтчику. Бдные хлбопашцы и незажиточные фермеры, по сосдству, не могли ужь боле разсчитывать на прежнія пособія изъ барскаго дома, въ случа болзни или несчастія. Настойки изъ разныхъ ягодъ и травъ, если и были приготовляемы въ барскомъ дом, по старому обыкновенію, то тамъ же и выпивались. Короче сказать: прекратились вс т безчисленныя, маленькія отношенія участія, внимательности, благотворительности и гостепріимства, которыя длаютъ добрый, старинный помщичій домъ истиннымъ сердцемъ окрестности. Докторъ въ одномъ изъ своихъ писемъ упоминалъ съ печальной досадой, что онъ слышалъ отъ слугъ барскаго дома, будто бы мистеръ Титмаузъ, маленькій Вандалъ, собирается уничтожить этотъ прекрасный памятникъ древности — зубчатый въздъ съ его башенками, но что мистеръ Геммонъ сильно возстаетъ противъ такого намренія, и что если зданіе это уцлетъ, то не иначе, какъ благодаря вкусу и вліянію послдняго джентльмена. Еслибъ докторъ Тэсемъ захотлъ, онъ могъ бы прибавить еще одинъ фактъ, который дйствительно могъ бы огорчить его друзей, а именно, что старый вязъ, сохраненный по усерднымъ просьбамъ Кетъ и дорогой теперь для всхъ по разнымъ, грустнымъ воспоминаніямъ, давно ужь былъ уничтоженъ, какъ предметъ непріятный для глазъ, и это сдлано было, по правд сказать, по распоряженію Геммона, но онъ не разъ изъявлялъ доктору Тэсему, по секрету, свое сожалніе о такомъ поступк мистера Титмауза. Онъ могъ бы тоже извстить ихъ, что собачья травля устроена была въ сел и что мистеръ Титмаузъ на ней присутствовалъ! Лица начали появляться въ деревн совсмъ-непохожія на т, которыя можно было встртить тамъ во времена Обри — лица, иногда распутнаго, дикаго, буйнаго характера. Мистеръ Титмаузъ затвалъ порой въ сел кулачные бои и награждалъ побдителя пятью или шестью шиллингами. Дале, уютный и тихій деревенскій трактиръ, на вывск котораго встарину красовался гербъ Обри, теперь измнилъ свое имя и вывсилъ гербъ Титмауза, а кром-того, другой трактиръ заведенъ въ соперничество со старымъ и названъ: гербъ пьяницы и печально было видть, какъ росла и процвтала торговля въ обоихъ этихъ заведеніяхъ. Оба бывали полны народа по вечерамъ, а часто и въ дневную пору, и зоркій, отеческій, огорченный взоръ пастора замтилъ нсколько мстъ въ церкви, которыя прежде заняты были каждое воскресенье, утромъ и вечеромъ, а теперь — увы! оставались пустыми. Въ своихъ письмахъ онъ съ намреніемъ не хотлъ упоминать о самыхъ грубыхъ и отвратительныхъ чертахъ поведенія Титмауза, зная, что это только безъ нужды огорчило бы его дорогихъ корреспондентовъ. Онъ увдомлялъ ихъ, однакожъ, отъ времени до времени, о разныхъ постителяхъ барскаго дома, особенно о прізд и о поселеніи ихъ великолпныхъ родственниковъ: графа Дреддлинтона и леди Сесиліи, а также маркиза Гант-Джона де Мильфлёра и мистера Тэфтэ. Услыхавъ о новомъ этикет и церемоніал появившихся въ барскомъ дом, они хохотали отъ всей души, зная, какъ-нельзя-лучше, характеръ лорда Дреддлинтона. Наконецъ, довольно-долгое время спустя посл того, какъ знатные гости мистера Титмауза поселились въ Яттон, пришло письмо отъ доктора Тэсема, доставленное черезъ частныя руки и полученное въ такую пору, когда все семейство сидло, по обыкновенію, вмст, посл обда. Письмо это содержало въ себ извстіе, которое принято было всми съ безмолвнымъ удивленіемъ, извстіе, что мистеръ Титмаузъ помолвленъ съ леди Сесиліею. Мистеръ Обри, посл минутнаго молчанія, принялся хохотать такъ усердно, какъ ему ужь давно не случалось. Онъ вскочилъ съ креселъ и пробжалъ раза два по комнат. Мистриссъ Обри и миссъ Обри смотрли другъ на друга нсколько минутъ сряду, не говоря ни слова, и трудно было сказать, что выражалось замтне на ихъ лицахъ — забавное впечатлніе новости или глубокое отвращеніе, при мысли о такомъ брак.

— Ну вотъ, я вамъ часто говорилъ, Кегъ, началъ мистеръ Обри, свъ опять на свое мсто и обращаясь съ шуткой къ сестр:— вы потеряли очень-удобный случай отъ слишкомъ-большой спси. Теперь все кончено и наша любезная кузина стала владтельницею Яттона.

— Право, Чарльзъ, отвчала она серьёзно: — мн кажется, это слишкомъ-печальный предметъ для шутки.

— Ну, что же длать, Кетъ! надо стараться перенести это какъ можно тверже.

— Что за вздоръ, Чарльзъ! Я вамъ говорю безъ шутокъ, можетъ ли быть что-нибудь ужасне…

— Не-уже-ли вы въ-самомъ-дл, хотите уврить меня, возразилъ Обри, вдругъ принимая такой серьёзный видъ, что сестра сначала даже ошиблась: — что для пріобртенія милаго Яттона вы не согласились бы, въ крайнемъ случа, превратиться даже въ мистриссъ Титмаузъ? На одну минуту лицо Кетъ выразило презрніе неописанное.

— Вы знаете, Чарльзъ, отвчала она, наконецъ, спокойно и въ чертахъ ея блеснула улыбка: — что еслибъ такой человкъ предложилъ мн 10,000 Яттоновъ, то, скоре чмъ выйдти за него за-мужъ, о!.. (она содрогнулась) я бы прыгнула съ дуврскаго утеса въ море!

— Какъ, даже еслибъ вы не имли другой привязан…

— Перестаньте, Чарльзъ, не говорите больше вздоровъ! сказала Кетъ, дотронувшись его до щеки и слегка красня.

— Я говорю, что еслибъ даже…

— Вы представьте себ только, перебила Кетъ:— леди Сесилію Титмаузъ! Я, кажется, такъ и вижу ее передъ собой. Нтъ, я говорю, что это ршительно нестерпимо! Я не думала, чтобъ могла найдтись женщина на свт, которая… хмъ… она остановилась и прибавила, засмявшись: — какъ бы я желала видть ихъ переписку!

— Зачмъ? спросила Агнеса, посмотрвъ лукаво сперва на мужа, потомъ на Кетъ: — но на образецъ ли для другой переписки… которую я могу себ представить, а, Кетъ?

— Фи, какой вздоръ, Агнеса! Какъ вы сегодня привязчивы оба! перебила Кетъ съ небольшой досадой.— Это извстіе навело на меня печальныя мысли, я могу васъ уврить.

— Я полагаю, что около того же самого времени, когда леди Сесилія Титмаузъ будетъ представлена ко двору, произнесъ ея брать:— можетъ-быть, и другая особа… достопочтенная мистриссъ Деля…

— Если вы хотите сердить меня, Чарльзъ, то, разумется, я не могу вамъ помшать, замтила Кетъ, красня еще боле, но нетрудно было отгадать, что такой предметъ разговора былъ для нея неслишкомъ-обиденъ.

— Мистриссъ Дел…

— Перестаньте, Чарльзъ, сказала она, вставая и обнявъ брата, она зажала ему ротъ рукой, но онъ усплъ отнять эту руку.

— Мистриссъ Де… Деля… Делямиръ продолжалъ онъ.

— Я окончу за васъ, Чарльзъ, перебила Агнесса:— Достопочтенные мистеръ и мистриссъ Делямиръ.

— Какъ! и вы тоже противъ меня! воскликнула Кетъ, расхохотавшись во все горло.

— Желалъ бы я знать, что почувствовала леди Сесилія, замтилъ Обри, посл короткаго молчанія: — въ первый разъ, когда ея ловкій и блестящій женихъ… поцаловалъ ее?

— Фи! закричали Агнеса и Кетъ, въ одинъ голосъ, содрогаясь съ отвращеніемъ.

— Бдный старичокъ, графъ Дреддлинтонъ, вроятно, считаетъ это обстоятельство превосходнымъ случаемъ къ осуществленію любимаго своего плана: соединитъ семейные интересы, сказалъ мистеръ Обри въ самую ту минуту, когда стукъ почтальйона городской почты раздался у подъзда. Черезъ нсколько минутъ, служанка принесла имъ письмо, адресованное на имя мистера Обри. При первомъ взгляд на содержаніе письма, улыбка и румянецъ исчезли съ лица Обри. Онъ поблднлъ такъ замтно, что мистриссъ Обри и Кетъ тоже перемнились въ лиц. Он подошли съ сильнымъ біеніемъ сердца и, едва переводя духъ, смотрли черезъ плечо на письмо, которое онъ читалъ. Я сію минуту представлю читателю копію съ этого письма, но прежде необходимо нужно изложить нсколько обстоятельствъ, изъ которыхъ нетрудно будетъ понять, что это письмо было похоже на бомбу, брошенную въ небольшую, мирную цитадель, рукою искуснаго, хотя далекаго и скрытаго инженера, короче сказать: мистера Геммона.

ГЛАВА II.

Этотъ хитрый и ршительный человкъ давно стремился къ достиженію одного предмета, а именно, доступа въ семейный кругъ мистера Обри, по причинамъ, извстнымъ читателю. Что мистеръ Обри неслишкомъ жаждалъ этой чести, это было давно ужь очень-ясно для Геммона, а между-тмъ эти отказы длались не такимъ путемъ, чтобъ дать Геммону какой-нибудь основательный поводъ къ обид. Онъ долженъ былъ согласиться самъ съ собой, что Обри, и особенно въ теперешнемъ ихъ положеніи, имютъ неоспоримое право принимать или отвергать, какъ имъ вздумается, всякіе предложенія новаго знакомства. Ничто въ мір, онъ это чувствовалъ, не могло быть вжливе обращенія мистера Обри, а между-тмъ оно убждало Геммона, что если онъ не обратится къ какимъ-нибудь особенно-дйствительнымъ средствамъ, то никогда не станетъ на ногу обыкновеннаго гостя въ этомъ семейств. Между-тмъ, впечатлпіе, которое миссъ Обри первоначально произвела на его душу, сохранялось въ ней такъ же явственно и живо, какъ и прежде. Ея красота, грація и возвышенный характеръ (о которомъ онъ слышалъ много съ разныхъ сторонъ), ея таланты, ея высокое происхожденіе — все было, какъ нельзя лучше оцнено Геммономъ и все это длало изъ нея добычу, для пріобртенія которой никакія усилія не казались ему слишкомъ-тяжелыми, никакое предпріятіе слишкомъ-опаснымъ. Онъ имлъ, кром того, другіе, очень-важные предметы въ виду, для которыхъ союзъ съ миссъ Обри былъ положительно-необходимъ. Дале, опять-таки она была единственная женщина, видъ которой далъ жизнь его мраморному сердцу и зажегъ въ душ совершенно-новыя мысли и совершенно-новыя желанія, побуждавшія его къ отчаянной и непреклонной ршимости успть въ своихъ намреніяхъ, во что бы то ни стало. Онъ былъ, однимъ словомъ, готовъ почти на всякую жертву, готовъ ждать сколько угодно времени, сдлать или стерпть все, что только человкъ можетъ сдлать или стерпть, не спрашивая было ли то унизительно для его личной чести или нтъ, лишь бы только добиться любви этой женщины, или, по-крайней-мр, ея руки. Онъ зналъ ужь давно то мсто, гд мистеръ Обри нанялъ себ квартиру, и въ одно воскресное утро нарочно слъ въ засаду, чтобъ открыть, въ какую церковь они ходятъ, посл этого онъ сдлался постояннымъ и страстнымъ, хотя невидимымъ наблюдателемъ миссъ Обри, съ которой онъ почти глазъ не сводилъ впродолженіе службы. Но такое положеніе вещей казалось ему въ высшей степени неудовлетворительнымъ. Въ-самомъ-дл, онъ повидимому не сдлалъ и даже не имлъ вроятности сдлать ни одного шага къ выполненію своихъ желаній, несмотря на то, что много времени ужь прошло. Но все это время онъ такъ исключительно занятъ былъ длами Титмауза, которыя очень-часто требовали его присутствія въ Яттон и поглащали его вниманіе въ Лондон, что не могъ предпринять ничего ршительнаго къ достиженію цли, лежавшей ближе всего къ его сердцу. Наконецъ, не слыхавъ ничего о мистер Обри нсколько недль сряду, проведенныхъ имъ (Геммономъ) въ Лондон, онъ ршился на новую хитрость.

— Мистеръ Кверкъ, сказалъ онъ однажды своему достойному старшему партнеру: — можетъ-быть, вы подумаете, что я хочу вамъ льстить, но видитъ Богъ, если есть на земл человкъ, съ которымъ я бросаю всякую скрытность — то это вы, мой другъ, мистеръ Кверкъ. Право, происшествія какъ-будто нарочно всегда докажутъ (и очень-досадно въ этомъ признаться), что вы были правы, а я ошибался. При этомъ наружность мистера Кверка могла бы напомнить большаго стараго кота, котораго погладили прямо по шерсти, и который длаетъ все возможное, чтобъ выразить свое наслажденіе, прижимаясь къ человку, который оказалъ ему такую любезность, особенно по финансовымъ предметамъ.

— Ахъ, Геммонъ, Геммонъ! васъ право нескоро разгадаешь. Иногда я вамъ серьёзно говорю, мн кажется, что вы самый ловкій человкъ по этой части, а въ другую пору, ну не такъ, что бы особенно… Поврьте мн, Геммонъ, когда вы узнаете подлость людскую такъ, какъ я ее знаю, то также какъ я, вы найдете необходимымъ отложить въ сторону свою… то-есть, я хочу сказать, всякую со… то-есть я разумю, слишкомъ-нжныя чувства… и прочее… вы понимаете, Геммонъ?

— Совершенно, мистеръ Кверкъ!

— Ну, а смю ли я спросить, что за причина, что у васъ такой наморщенный лобъ? Ужь не чуете ли вы чего-нибудь?

— Ни чего особеннаго, мистеръ Кверкъ, а только я начинаю думать, что я былъ неправъ, давъ вамъ совтъ отложить этому Обри на неопредленное время уплату такой значительной суммы. Ей-Богу, посмотрите, какъ дерзко и вмст хитро онъ ведетъ себя съ нами.

— Въ-самомъ-дл, Геммонъ, мн кажется, это правда. Къ-тому же, это слишкомъ большая сумма, чтобъ откладывать ея уплату такъ долго. 1500 фунтовъ, кажется, или около того, да 1500 фунтовъ по-крайней-мр.

Геммонъ пожалъ плечами и поклонился, повидимому готовый покориться всему, что мистеръ Кверкъ найдетъ нужнымъ предприи ять.

— Онъ преспсивая шельма, этотъ Обри, а? Эти бонтонные должники всегда поднимаютъ носъ, хоть, впрочемъ, если ихъ прижать немножко покруче…

— Конечно, мы должны были, когда мы имли его въ своей власти…

— Ага! помните Геммонъ, я говорилъ вамъ: въ тиски, а? Чья вина, что мы тогда не прижали, а? скажите-ка вы мн это, любезный другъ Геммонъ. Вотъ, вы теперь сами возвращаетесь къ простой метод обработывать дла, къ метод стараго Калеба Кверка. Поврьте, ужь какъ ни сды его волосы, а въ голов у него все еще есть кое-что.

— Я преклоняюсь передъ вами, сэръ, я признаю себя побжденнымъ, и все черезъ эту безсмысленную слабость, которую многимъ угодно называть…

— Эхъ Боже мой! Геммонъ, вздоръ! вздоръ, говорю я вамъ, ха, ха, ха! Но послушайте: здсь нтъ никого, кром меня да васъ, да разв, можетъ-быть, стараго бса. Скажите же мн, попросту, для чего вс эти обиняки?

— Ахъ, мистеръ Кверкъ, не будьте же такъ жестоки, не казните меня вашими колкими насмшками! Ужь, разумется, посл того, какъ я сдлалъ вамъ такое чистосердечное и тягостное для моего самолюбія признаніе… Но возвратимся къ длу. Увряю васъ, мн кажется, намъ бы не слдовало терять ни одной минуты, чтобъ получить остальную сумму по счету, или по-крайней-мр достичь до какого-нибудь удовлетворительнаго или опредлительнаго условія на этотъ счетъ. Щипните только его и вы увидите: изъ него кровь такъ и брызнетъ.

— Ха, ха! только щипните, такъ кровь и брызнетъ! Да не моя ли это мысль Геммонъ? Ха, ха, ха! Клянусь Богомъ моя, слово въ слово! Я всегда думалъ, что у этого молодца довольна найдется крови, еслибъ намъ только притиснуть его немножко. Такъ пусть же Снапъ идетъ доставать предписаніе шерифу…

— Извините меня, мой дорогой мистеръ Кверкъ, перебилъ Геммонъ ласково: — намъ надо приступить очень-осторожно къ длу, иначе мы только повредимъ себ и нашимъ важнйшимъ, нашимъ существеннымъ, постояннымъ интересамъ. Намъ не слдуетъ доводить до отчаянія этого несчастнаго, иначе онъ прибгнетъ къ защит закона о несостоятельныхъ должникахъ…

— Какой же онъ будетъ проклятый бездльникъ!..

— Конечно, но мы пострадаемъ больше, чмъ онъ.

— Но вдь врно же, Геммонъ, въ такомъ случа, они его запрутъ… года на полтора, по-крайней-мр.

— Ни на одинъ часъ, ни на одну минуту, мистеръ Кверкъ, отвчалъ Геммонъ очень-серьезно.

— Какъ же такъ, чортъ возьми! Нечего сказать, законы дошли у насъ чортъ знаетъ до чего! А мы еще были такъ снисходительны!

— Мн приходитъ въ голову, сказалъ Геммонъ, подумавъ съ минуту: — что лучше всего было бы написать къ нему письмо сейчасъ же, учтивое, но ршительное, одно изъ тхъ писемъ, мой дорогой сэръ, которыя никто въ мір не уметъ сочинять такъ, какъ вы: Suaviler in modo for liter in re, мистеръ Кверкъ.

— Геммонъ, вы истинный джентльменъ! Клянусь вамъ Богомъ, джентльменъ съ головы до ногъ! Если есть на свт одна вещь, въ которой я… да, впрочемъ, вы мастеръ тоже на такого родаиписьма. И вы распоряжались до-сихъ-поръ съ этимъ народомъ: что бы ужь вамъ до конца дотянуть?

— Мистеръ Кверкъ, я считаю это письмо дломъ довольно-важнымъ: оно должно проистекать отъ главы фирмы и должно быть ршительно и искусно выражено, такъ, чтобъ разомъ того… но вы знаете, какъ-нельзя-лучше, что слдуетъ сдлать.

— Хорошо, ужь предоставьте это мн, Геммонъ. Надюсь, что я съумю сочинить такого рода занозу. Вы можете взглянуть на письмо, когда оно будетъ готово.

— Если я ворочусь въ-пору изъ Клеркенвеля, мистеръ Кверкъ, тогда, пожалуй, отвчалъ Геммонъ, который, впрочемъ, намренъ былъ не отнимать у себя возможности сказать буквальную правду, утверждая, что онъ не видалъ ни одной строки изъ письма, которое могло быть послано въ его отсутствіе, и сверхъ того, онъ ршился явиться къ мистеру Обри почти немедленно посл того, когда, разсчитывая по обыкновенному ходу почты, къ нему должно было прійдти посланіе мистера Кверка, явиться съ видомъ человка взволнованнаго, огорченнаго, раздосадованнаго, съ негодованіемъ увряя мистера Обри, что письмо послано безъ его вдома, противъ его воли, и что онъ отъ него отрекается совершенно, что онъ прійметъ мры, во что бы то ни стало, воспрепятствовать намреніямъ своего грубаго и жестокосердаго партнёра, которому онъ не позволитъ угнетать мистера Обри. Посл такого объясненія предъидущихъ обстоятельствъ, я предлагаю читателю подстрочную копію съ письма этой старой, ‘кошачьей лапки’ мистера Кверка къ мистеру Обри, полученіе котораго произвело описанную нами тревогу.

’30 сентября 18** года’.

‘Сэръ, надюсь, что вы извините, если мы напомнимъ объ очень-значительной сумм (1446 ф. 14 ш. 6 пенсовъ), все еще остающейся за вами въ долгу, и которая, какъ мы были уврены, въ ту пору, когда такое выгодное для васъ условіе было сдлано, должна была быть уплачена ужь очень-давно. Конечно, мы расположены были сдлать (и сдлали дйствительно) большія снисхожденія, изъ вниманія къ вашему затруднительному положенію, но мы не можемъ немножко не удивляться, что вы пропустили столько времени, не упоминая о вашемъ долг ни полслова. Мы, впрочемъ, убждены, что вамъ довольно будетъ только напомнить объ этомъ, чтобъ заставить васъ обратить немедленное вниманіе на этотъ предметъ и очистить вашъ тяжелый долгъ нашей фирм. Намъ непріятно видть себя вынужденными торопить васъ, но наши собственные, значительные и непредвиднные расходы заставляютъ насъ поневол обратиться къ нашимъ ресурсамъ, причемъ мы надемся, что къ настоящему времени вы, по всей вроятности, успли ужь сдлать такія распоряженія, которыя дадутъ вамъ возможность обратить немедленное вниманіе на вашъ долгъ, а насъ избавить отъ необходимости прибгать къ понудительнымъ мрамъ самаго непріятнаго рода, мрамъ, а а которыя мы всегда принимаемся очень-неохотно, особенно имя дло съ людьми, для которыхъ это было бы очень-тяжело. Въ полной надежд, не позже, какъ черезъ недлю, получить отвтъ, который избавитъ насъ отъ такихъ крайностей, мы остаемся, сэръ, ваши покорнйшіе’,

‘Кверкъ, Геммонъ и Снапъ’.
‘Чарльзу Обри, Эсквайру’.

P. S. ‘Мы нисколько непрочь, еслибъ это могло существенно облегчить васъ, получить вексель на упомянутую сумму (1446 ф. 14 ш. 6 пенсовъ), съ уплатою черезъ два мсяца, съ процентами и съ надежнымъ поручительствомъ, или, если угодно, вексель на 800 ф., съ уплатою черезъ два мсяца и полномочіе атторнею {Warrant of Attorney. Для большаго обезпеченія, кредиторъ иногда берегъ отъ должника врющее письмо на имя какого-нибудь стряпчаго, имъ самимъ указаннаго, съ порученіемъ признать требованія истца правильными въ случа, еслибъ онъ (кредиторъ) сталъ отъискивать съ него ту именно сумму, которая въ письм упомянута. Прим. къ перев.} на остальную сумму, съ уплатою еще черезъ 4 мсяца’.

Окончивъ чтеніе этого письма, мистриссъ Обри обняла своего мужа, а Кетъ, въ сильномъ волненіи, вернулась на свое мсто, неговоря ни слова.

— Мой милый Чарльзъ!… прошептала мистриссъ Обри, въ слезахъ.

— Ничего, Чарльзъ, будемъ надяться, что мы пройдемъ какъ-нибудь и сквозь это… начала говорить Кетъ, но волненіе не позволило ей продолжать. Мистеръ Обри перечитывалъ опять, но ужь совершенно-машинально, сухое и жестокое письмо, лежавшее у него въ рукахъ.

— Не огорчайтесь другъ мой, Агнеса, говорилъ онъ, усаживая ее возл себя и обнимая нжно.— Очень-понятно, что эти люди требуютъ того, что имъ принадлежитъ, и если манера ихъ немножко груба…

— О, для меня, это нестерпимо, Чарльзъ! Это письмо, письмо грубаго, жестокосердаго человка, рыдая говорила мистриссъ Обри.

— Презрнные и жадные грабители! воскликнула Кетъ съ жаромъ, утирая глаза.— Они знаютъ, что вы почти по міру себя пустили, чтобъ заплатить самую значительную часть ихъ отвратительнаго счета, знаютъ, что вы трудитесь день и ночь, чтобъ быть въ-состоявіи… тутъ волненіе ея усилилось до-того, что она не могла выговорить ни слова боле.

— Я буду писать имъ, сказалъ Обри, спокойно, но съ мрачнымъ лицомъ.— Боле ничего я не моту сдлать покуда, но если они будутъ имть терпніе, я имъ все заплачу.

— Ахъ, Чарльзъ! они посадятъ васъ въ тюрьму, посадятъ тотчасъ! воскликнула Кетъ, обнимая крпко брата и цалуя его съ какимъ-то безумнымъ увлеченіемъ.— Мы очень несчастны, Чарльзъ! Это право слишкомъ-тяжело переносить! продолжала она, смотря съ мучительнымъ напряженіемъ на его огорченное лицо. Мистриссъ Обри плакала молча.

— Такъ-то вы уступаете, моя милая Кетъ, этому неожиданному и минутному порыву бури? спросилъ онъ съ гордостью, но нжно на нее посматривая, и рукою слегка откидывая растрепавшіеся волосы съ ея блдныхъ щекъ.

— Испытаніе человческой природы, Чарльзъ, не должно быть доводимо до крайности. Взгляните на Агнесу, на вашихъ милыхъ малютокъ…

— Я худо соблюдалъ бы ихъ интересы, уступая малодушному чувству отчаянія. Не правда ли, милая Агнеса? Она не отвчала ему ничего, но качала головой, горько рыдая.

— Ну, скажите же, Чарльзъ, что вы думаете теперь о вашемъ пріятел, мистер Геммон? спросила вдругъ Кетъ презрительно.— О, краснорчивый плутъ! я всегда его ненавидла.

— Надо признаться, что у него въ глазахъ есть что-то очень-непріятное, отвчала мистриссъ Обри.— Я это замтила еще тогда, когда мы видли его, мелькомъ, въ Йорк.

— Онъ лицемръ, Чарльзъ, будьте въ этомъ уврены, и для насъ лучше, чтобъ онъ теперь же сбросилъ съ себя маску, перебила Кетъ.

— Но его ли это письмо? Почему мы знаемъ, принималъ ли онъ тутъ какое-нибудь участіе? спросилъ ея братъ спокойно.

— Гораздо вроятне, что это произведеніе стараго мистера Кверка, къ которому мистеръ Геммонъ иметъ, я знаю, глубокое презрніе. Почеркъ мистера Кверка, слогъ ужь конечно не мистера Геммона, и весь тонъ письма ручается мн, что ни сочиненіе этой вещи, ни идея послать ее ко мн не принадлежатъ этому человку. Къ-тому же, онъ дйствительно во всхъ случаяхъ показывалъ прямое и безкорыстное участіе…

— О, Чарльзъ! это большая слабость съ вашей стороны, что вы позволяете такому человку обманывать васъ. Онъ ужасный, отвратительный человкъ! Я не могу подумать о немъ равнодушно. Когда-нибудь, Чарльзъ, вы сами согласитесь съ моимъ мнніемъ. Между-тмъ, пока она это говорила, а мистриссъ Обри дрожащею рукой готовила чай, двойной ударъ раздался на крыльц.

— Боже мой, Чарльзъ! кто бы это могъ быть? и въ такую позднюю пору! воскликнула Кетъ, съ тревожнымъ напряженіемъ.

— Я право не могу догадаться, отвчалъ мистеръ Обри, худо скрывая собственное волненіе.— У насъ, конечно, мало бываетъ гостей, къ-тому же, теперь такъ поздно. Служанка скоро разршила ихъ недоумніе, положивъ на столъ визитную карточку, на которой они со страхомъ и удивленіемъ прочли имя мистера Геммона.

— Мистеръ Геммонъ! воскликнули вс трое, въ одинъ голосъ, посматривая съ безпокойствомъ другъ на друга.— Что онъ, одинъ? спросилъ Обри, съ принужденнымъ хладнокровіемъ.

— Да, сэръ.

— Если такъ, то проводите его въ кабинетъ, продолжалъ онъ: — и скажите, что я выйду сію минуту.

— Мой милый Чарльзъ, я прошу васъ, не ходите внизъ, говорила Агнеса и Кетъ, въ сильной тревог.— Попросите его, прислать сказать, сюда наверхъ, что ему нужно.

— Нтъ, я пойду къ нему самъ и узнаю все разомъ, сказалъ Обри, взявъ одну изъ свчей.

— Ради Бога, Чарльзъ, говорите съ нимъ осторожно: онъ будетъ слдить за каждымъ вашимъ словомъ, и не оставайтесь долго, другъ мой, подумайте, въ какой тревог мы будемъ ждать васъ все время, говорила бдная мистриссъ Обри, провожая мужа до дверей.

— Положитесь на мое благоразуміе, другъ мой, и будьте уврены, что я не пробуду долго, отвчалъ Обри, сходя внизъ по лстниц. Онъ вошелъ въ кабинетъ. Въ креслахъ, возл небольшаго, покрытаго книгами столика, сидлъ его грозный гость, который, увидавъ мистера Обри, тотчасъ всталъ съ безпокойствомъ и горестью, ясно-выраженными въ чертахъ лица и въ его обращеніи. Мистеръ Обри спокойно и вжливо просилъ его занять снова прежнее мсто, потомъ слъ самъ противъ него и, устремивъ строгій, испытующій взоръ на своего постителя, ожидалъ, что онъ ему скажетъ. Тотъ недолго оставлялъ его въ недоумніи.

— О мистеръ Обри! началъ Геммонъ трепетнымъ голосомъ: — я замчаю по вашему обращенію, что мои опасенія основательны и что я кажусь вамъ въ эту минуту навязчивымъ, безчестнымъ лицемромъ, но какъ джентльменъ джентльмена, прошу васъ, выслушайте меня спокойно. Мое посщеніе въ такую пору можетъ показаться вамъ дйствительно неумстнымъ, но доволыю-поздно, сегодня вечеромъ, я узналъ одну вещь, которая поразила меня жестоко, мало того, я могу даже сказать, возбудила во мн величайшее отвращеніе. Не ошибаюсь ли я, мистеръ Обри, догадываясь, что вы получили сегодня вечеромъ письмо отъ мистера Кверка, письмо о деньгахъ, недоплаченныхъ вами по счету?

— Да, сэръ, я его получилъ, отвчалъ мистеръ Обри холодно.

— Я такъ и думалъ, прошепталъ Геммонъ, съ жаромъ.— О, бездушный, отвратительный, жадный, старый!… и онъ зналъ, продолжалъ онъ тономъ негодованія, обращаясь къ мистеру Обри: — зналъ, что я далъ вамъ слово въ томъ, что васъ нескоро будутъ безпокоить по этому длу.

— Я не имю никакого повода жаловаться, отвчалъ Обри, смотря пристально на своего взволнованнаго гостя, который понималъ значеніе этого взора.

— Но я имю, мистеръ Обри! возразилъ Геммонъ гордо.— Мой старшій партнёръ обманулъ мое довріе. Сэръ, вы ужь заплатили боле чмъ достаточную сумму, чтобъ покрыть то, что по совсти вы были должны и я совтую вамъ, посл этого, представить счетъ нашъ къ сбавк. Да, сэръ, я вамъ это совтую, и такимъ образомъ вы избавитесь отъ всего, что съ васъ требуютъ до послдняго фартинга. Несмотря на чистосердечный видъ, съ которымъ произнесены были эти слова, холодный трепетъ страха и подозрнія пробжалъ по сердцу мистера Обри. Онъ былъ увренъ, что какой-нибудь хитрый и опасный для него замыселъ таится подъ этимъ совтомъ, что его убждаютъ, напримръ, сдлать какой-нибудь непріятный шагъ, который останется безъ успха, а между-тмъ доставитъ гг. Кверку, Геммону и Снапу предлогъ поступить съ нимъ, какъ съ человкомъ, нарушившимъ общаніе, и дастъ имъ право прибгнуть къ насильственнымъ мрамъ.

— Я не хочу, сэръ, не хочу длать ничего похожаго, возразилъ онъ.— Основное условіе, между нами, состояло въ томъ, чтобъ вашего счета не представлять къ сбавк. Я держусь этого условія, и что бъ вы ни вздумали предпринять, я съ своей стороны не намренъ его нарушить. Но вмст съ тмъ, мн ршительно-невозможно заплатить…

— Мистеръ Обри! перебилъ Геммонъ умоляющимъ тономъ.

— А потому все, что вы намрены сдлать, сэръ, прошу васъ, длайте скорй и не оставляйте меня въ неизвстности.

— Я вижу, мистеръ Обри, что вы мн не довряете, произнесъ Геммонъ, съ довольно-гордымъ видомъ.— Я извиняю это. Вы справедливо раздосадованы, сэръ, и я тоже. Я отрекаюсь отъ этого поступка, презираю его отъ всей души и даю вамъ честное слово, что я не зналъ о немъ ршительно ничего до-тхъ-поръ, пока случайно не увидалъ на стол мистера Кверка, по уход его изъ конторы, ныншнимъ вечеромъ, черновой проектъ письма, которое, какъ я полагаю, вы должны были получить, тмъ боле, что, по строгому разъисканію, я узналъ отъ клерковъ, что какое-то письмо дйствительно было послано изъ конторы и адресовано на ваше имя. Мало того, мистеръ Кверкъ, жадность котораго, я къ-сожалнію долженъ признаться, растетъ съ годами, ужь нсколько недль надодалъ мн этимъ отвратительнымъ дломъ, напрасно уговаривая меня согласиться на свои требованія, и вотъ онъ теперь какую низость сдлалъ у меня за спиною, не заботясь о томъ, какое оскорбленіе онъ наносилъ этимъ мн и какое сомнніе такой поступокъ навлекалъ на мою искренность и честь. Недале, какъ недли дв тому назадъ, онъ торжественно общалъ мн не упоминать боле объ этомъ несчастномъ дл ни мн, ни вамъ, по-крайней-мр, года два, разв что-нибудь необыкновенное случится. Если то, что вы получили, есть копія съ черноваго проекта, который я читалъ, то это — грубое, безчувственное письмо и, къ-тому же, оно содержитъ въ себ два или три умышленно-фальшивыя показанія. Я, поэтому, считаю долгомъ своимъ отречься отъ всякаго участія въ такомъ низкомъ дл, и если вы все-еще не довряете мн, то я могу только сожалть объ этомъ, но не могу нисколько васъ обвинять. Я почти готовъ, по поводу этого и двухъ или трехъ другихъ поступковъ, разорвать навсегда мои отношенія съ мистеромъ Кверкомъ. Онъ и я, мы не имемъ ничего общаго, и тотъ родъ дла, который онъ предпочитаетъ, для меня совершенно ненавистенъ, но если останусь еще въ этой фирм, то я берусь представить вамъ одно довольно-убдительное доказательство искренности и правды того, что я вамъ говорилъ, а именно: я ручаюсь вамъ честью джентльмена, что вы не услышите боле объ этомъ предмет ни отъ котораго изъ членовъ фирмы. Пусть дло говоритъ само за себя. Произнося свое оправданіе съ большимъ усердіемъ и жаромъ, онъ чувствовалъ взоръ мистера Обри, устремленный на него съ выраженіемъ строгой недоврчивости, которая, однакожь, какъ онъ замтилъ съ безконечнымъ внутренними утшеніемъ, начинала уменьшаться по мр того, какъ онъ продолжалъ.

— Конечно, мистеръ Геммонъ, сказалъ Обри, когда Геммонъ кончилъ: — письмо, о которомъ вы говорите, причинило мн и моему семейству большое огорченіе, потому-что удовлетворить эти требованія я ршительно не въ-силахъ, и если ваша фирма намрена такимъ образомъ дйствовать… онъ остановился и довольно-удачно скрылъ свое ощущеніе: — то вс мои небольшіе планы пропали навсегда и я въ вашей власти. Я готовъ идти въ тюрьму, если вамъ угодно, и тамъ окончить жизнь. Онъ остановился, губы его дрожали и въ глазахъ на минуту сверкнули слёзы, то же самое происходило и съ гостемъ его.— Но, продолжалъ мистеръ Обри: — посл положительнаго и добровольнаго ручательства, вами даннаго, я не могу не поврить вамъ совершенно, я не могу представить себ причины, для которой иначе производился бы такой старательно-утонченный обманъ.

— Причины, мистеръ Обри? Единственная причина, которую я сознаю, основана на глубокомъ сочувствіи къ вашему несчастію, на глубокомъ уваженіи къ вашему характеру, единственная цль моя — выпустить васъ, какъ-можно-скоре, изъ вашего труднаго положенія. Я имю привычку, мистеръ Обри, продолжалъ онъ, понизивъ голосъ:— скрывать и удерживать свои чувства, но есть случаи… онъ остановился и прибавилъ нсколько-дрожащимъ голосомъ: — мистеръ Обри мн очень-больно видть, что ваши заботы, ваши тяжелые труды — и дай-Богъ, чтобъ я не имлъ основанія прибавить: ваши лишенія — становятся замтны при взгляд на насъ. Вы очень похудли.

Невозможно было доле сомнваться въ искренности мистера Геммона, сопротивляться искусству этого неподражаемаго актёра. Мистеръ Обри держался долго, но, наконецъ, сдался совершенно и поврилъ вполн всему, что Геммонъ говорилъ. Чувство благодарности вспыхнуло въ немъ къ тому, кто сдлалъ такъ много, чтобъ защитить его отъ хищной жадности его враговъ и отъ гибели, въ которую они готовы были его повергнуть, и съ этимъ чувствомъ смшивалось уваженіе къ человку, обнаружившему такое заботливое, совстливое и чувствительное попеченіе о своей собственной чести и доброй слав, и такую твердую ршимость оправдать себя отъ подозрнія. Послдующій разговоръ утвердилъ это благопріятное расположеніе къ Геммону, но оно усилилось еще боле, когда Обри припомнилъ о прежнемъ своемъ непростительномъ сомнніи и недоврчивости къ этому джентльмену. Геммонъ имлъ видъ усталый и измученный, а время подходило къ ночи. Онъ пришелъ съ очень-любезнымъ и добрымъ намреніемъ и пришелъ издалека: почему бы не попросить его наверхъ, пить чай съ ними вмст? Правда, до-сихъ-поръ Обри чувствовалъ какое-то нерасположеніе къ Геммону, онъ едва самъ понималъ зачмъ входить въ какія-нибудь другія отношенія, кром чисто-дловыхъ, съ этимъ человкомъ, членомъ такой фирмы, и сверхъ-того, Роннинтонъ не разъ длалъ ему предостереженія, основанныя на сильномъ сомнніи въ истинномъ характер этого человка, то же слыхалъ онъ и отъ генерал-атторнея, но, думалъ онъ, вопросъ не въ томъ, что мы о немъ думали, а каково было поведеніе его на дл. Не опровергало ли оно положительно такіе намеки и подозрнія, если только мистеръ Обри считалъ себя способнымъ составить собственное сужденіе о систем поступковъ человка, за которымъ онъ самъ наблюдалъ такъ пристально? Съ другой стороны, Кетъ всегда имла, и особенно въ этотъ вечеръ, обнаружила сильное нерасположеніе къ Геммону, высказала свое давнишнее и постоянное подозрніе. Для нея было бы чрезвычайно-затруднительно, еслибъ онъ вдругъ ввелъ къ нимъ въ гостиную этого самаго человка. Дале, онъ общалъ вернуться скоро, чтобъ избавить ихъ отъ безпокойства. Почему бы ему не потшить себя и не дать случая мистеру Геммону лично разогнать вс ихъ страхи. Онъ, вроятно, останется недолго.

— Мистеръ Геммонъ, сказалъ онъ, взвсивъ на-скоро вс эти противоположныя соображенія: — наверху у насъ нтъ никого, кром жены и сестры. Я увренъ, что имъ будетъ очень-пріятно, если я вернусь къ нимъ, во-время къ чаю, въ-сопровожденіи встника такихъ пріятныхъ новостей, потому-что, сказать правду, письмо мистера Кверка я получилъ въ ихъ присутствіи. Мы прочли его вс вмст и были ужасно встревожены содержаніемъ.

Сдлавъ слегка видъ, что онъ боится обезпокоить дамъ неожиданнымъ появленіемъ въ такой поздній часъ, мистеръ Геммонъ сбросилъ свое пальто и съ сильнымъ, но скрытымъ торжествомъ, при вид успха своего плана, пошелъ вслдъ за мистеромъ Обри наверхъ. Онъ чувствовалъ довольно-сильный трепетъ, входя въ комнату и бросая первый взглядъ на двухъ милыхъ женщинъ, изъ которыхъ одна была миссъ Обри. Въ ту минуту, когда онъ явился, об он сидли, съ безпокойствомъ и съ напряженнымъ любопытствомъ оборотивъ лица къ дверямъ. Онъ замтилъ, что, увидвъ его, он вздрогнули и сильно поблднли.

— Позвольте мн представить вамъ, произнесъ мистеръ Обри, скоро, съ веселою, разъувряющею улыбкой: — джентльмена, который самымъ любезнымъ образомъ пришелъ освободить насъ всхъ отъ сильнаго безпокойства — мистера Геммона. Мистеръ Геммонъ, мистриссъ Обри, миссъ Обри.

Онъ поклонился съ видомъ глубокаго уваженія, но ловко и непринужденно. Вся душа его трепетала при вид той, чей образъ съ тхъ самыхъ поръ, какъ онъ въ первый разъ ее увидалъ, не оставлялъ его ни на минуту.

— Леди, я недолго буду васъ безпокоить, сказалъ онъ, подходя къ стулу, ему предложенному.— Я не могъ отказаться отъ случая, такъ любезно-доставленнаго мистеромъ Обри, засвидтельствовать вамъ мое почтеніе и лично уврить васъ въ моемъ глубокомъ отвращеніи къ жадному и притснительному поведенію джентльмена, съ которымъ, къ-несчастію, я тсно соединенъ дловыми отношеніями, и о письм котораго я случайно узналъ сегодня вечеромъ, за нсколько минутъ передъ тмъ, какъ пошелъ сюда. Забудьте его, леди: я ручаюсь вамъ честью, что содержаніе его никогда не будетъ приведено въ дйствіе. Онъ произнесъ эти слова съ такимъ пылкимъ выраженіемъ, которое не могло не сдлать впечатлнія на тхъ, къ кому онъ обращался.

— Мы очень-рады васъ видть, мистеръ Геммонъ, и очень вамъ благодарны, отвчала мистриссъ Обри съ ласковою улыбкой на лиц, съ котораго тревога быстро исчезла. Миссъ Обри не сказала ни слова. Сверкавшій взоръ ея съ пронзительнымъ безпокойствомъ устремленъ былъ то на брата, то на ихъ новаго гостя. Геммонъ чувствовалъ, что она ему не довряетъ. Съ самымъ привлекательнымъ, ласковымъ и вкрадчивымъ видомъ, но безъ малйшаго оттнка низкопоклонной лести, занялъ онъ свое мсто, между мистриссъ Обри и миссъ Обри, блдность которой вдругъ замнилась живымъ и прелестнымъ румянцемъ, а взоръ блеснулъ удивленнымъ восторгомъ, когда она замтила утшенный видъ ея брата и явную искренность, явное добродушіе мистера Геммона. При этомъ, мысль о жосткихъ и строгихъ словахъ, недале какъ за полчаса передъ тмъ сказанныхъ на его счетъ, и съ его стороны казалось такъ мало заслуженныхъ, придало ея обращенію какое-то нжное, очаровательное замшательство. Слухъ ея поглощалъ жадно каждое слово, произносимое имъ такъ умно, такъ значительно, съ такимъ усерднымъ, добрымъ расположеніемъ къ ея брату. Обращеніе его обличало джентльмена, черты лица и разговоръ — человка съ сильнымъ умомъ. Это ли былъ тотъ хищный и жестокій ябедникъ, котораго она такъ боялась и вмст такъ презирала? Однимъ словомъ, вс они стали на совершенно-свободную и непринужденную ногу черезъ нсколько минутъ посл того, какъ онъ занялъ мсто за чайнымъ столомъ. Красота миссъ Обри сіяла въ этотъ вечеръ необыкновеннымъ блескомъ и казалось ни мало не уменьшилась отъ душевныхъ тревогъ, которыя она такъ долго терпла. Трудно описать выраженіе ея большихъ, влажныхъ, голубыхъ глазъ, выраженіе, въ которомъ соединялись чувство и умъ, нжность и одушевленіе! Все это, вмст съ роскошнымъ звукомъ ея голоса, восторгало до безумія Геммона. И она и ея невстка, об были въ траур. Черный цвтъ платья выставлялъ ослпительный цвтъ лица ея, а простой, изящный покрой его ловко и мило обрисовывалъ ея прелестныя формы.

— О, Боже мой! думалъ Геммонъ, содрогаясь невольно: — и объ этомъ-то небесномъ созданіи этотъ маленькій нехристъ, Титмаузъ, говоритъ мн съ такою развратною дерзостью!

Чего бы онъ не далъ за позволеніе поцаловать эту нжную, блую руку, подававшую ему чашку съ чаемъ! Затмъ мысли Геммона обратились на него самого. О, какой извергъ онъ былъ! Въ эту самую минуту, на немъ, такъ сказать, еще дымилась его недавняя ложь. Онъ былъ у нихъ въ дом, подъ жестокимъ и фальшивымъ предлогомъ, который одинъ доставилъ ему входъ въ эту маленькую гостиную и привелъ его въ прикосновеніе съ этою женщиною, столько же чистою и невинною, сколько милою и прекрасною. Онъ былъ какъ демонъ въ присутствіи ангела. Какой онъ былъ гнусный лицемръ! Передъ нимъ мелькнулъ вдругъ, при этомъ достопамятномъ случа, его собственный адскій эгоизмъ, и этотъ проблескъ истины кинулъ его въ холодную дрожь. И потомъ, не былъ ли онъ въ присутствіи своихъ жертвъ? тхъ самыхъ, кого онъ быстро доводилъ до совершенной гибели, для которыхъ въ эту самую минуту онъ обдумывалъ глубокіе и хитрые планы бдствія!.. Наконецъ, когда вс приняли участіе въ живомъ разговор, онъ былъ пораженъ, онъ былъ очарованъ непринужденною простотою и искреннимъ прямодушіемъ ихъ обращенія, но, вмст съ тмъ чувствовалъ печальное и обидное сознаніе, что онъ не сблизился съ ними ни на волосъ. Матеріально, онъ былъ, пожалуй, возл нихъ, но въ-сущности ему казалось, будто неизмримое пространство отдляетъ его отъ этихъ людей, и особенно отъ миссъ Обри. Онъ чувствовалъ, что любезность ихъ въ-отношеніи къ нему была случайная, не боле какъ результатъ ихъ настоящаго положенія и того извстія, которое онъ пришелъ имъ сообщить, въ любезности не было ничего личнаго, она не относилась къ Геммону самому, она никогда не могла быть повторена, разв онъ повторитъ опять свои плутни. Между ними и имъ не было даже и тни настоящей симпатіи. Правда, они упали съ своей высоты, упали въ низшія области, но при-всемъ-томъ около нихъ царствовала какая-то атмосфера личной значительности, источниками которой были высокое происхожденіе и высокое воспитаніе, ихъ возвышенныя чувства, ихъ чистыя воспоминанія, ихъ врожденная прямота и благородство характера, качества неразрушимыя и неотстранимыя, которыя оледеняли и отталкивали малйшую попытку на излишнюю фамильярность какого бы то ни было рода. Они были все т же Обри, которые прежде владли Яттономъ, а онъ, въ ихъ присутствіи, все тотъ же мистеръ Геммонъ, изъ фирмы Кверка, Геммона и Снапа, въ Сэффрон-Хил, и все это длалось, со стороны ихъ, безъ малйшаго усилія, безъ малйшаго намренія или сознанія! Нтъ, передъ нимъ не было обнаружено ни малйшаго оттнка спси, напротивъ, съ нимъ обошлись самымъ радушнымъ, чистосердечнымъ образомъ, а между-тмъ, неудовольствіе и досада, онъ и самъ не зналъ отчего, въ эту минуту совершенно одолвали его. Еслибъ онъ внимательно разобралъ свои чувства, онъ увидлъ бы, что истинною причиною были его собственныя, несправедливыя и непростительныя желанія и намренія. Они говорили о Титмауз, о его образ жизни и поведеніи, объ ожидаемомъ брак его съ леди Сесиліею и при этомъ зоркій глазъ Геммона подмтилъ на лиц миссъ Обри мимолётную улыбку презрнія. Эта улыбка мелькнула передъ нимъ какъ смертный приговоръ для его собственныхъ, страстныхъ и честолюбивыхъ надеждъ. Просидвъ съ ними не боле часа, онъ замтилъ, что миссъ Обри украдкою взглянула на часы. Онъ тотчасъ всталъ непринужденно и ловко, выразивъ свое опасеніе употребить во зло ихъ доброту. Они ласково увряли его въ противномъ, но не приглашали ни оставаться доле, ни повторить свое посщеніе. Миссъ Обри, когда онъ поклонился ей, отвчала, какъ ему показалось, довольно-сухо и церемонно. Тонъ голоса нжный, серебристый, которымъ она сказала: ‘Прощайте, мистеръ Геммонъ’, поразилъ его жадный слухъ и отдался въ его раздосадованномъ сердц, какъ музыка. При уход изъ дома, у него невольно вырвался тяжелый вздохъ обманутаго ожиданія. Съ минуту глядлъ онъ томительнымъ взоромъ на окна той комнаты, въ которой сидла она, глядлъ въ глубокомъ упадк духа. Надо было сказать правду: дло совершенно не удалось ему, и онъ чувствовалъ какое-то проклятое сознаніе, что онъ заслуживалъ эту неудачу со всхъ сторонъ. Ея образъ носился у него передъ глазами все время, покуда онъ шелъ домой, на свою квартиру въ Тэвейскомъ Подворь, а тамъ, онъ сидлъ часа два передъ остатками огня въ камин, погруженный въ глубокую думу, и сонъ не смыкалъ глазъ его до утра. Какъ-разъ, около той поры, когда его извилистая душа, засыпая, теряла власть надъ своими зловщими планами, мистеръ Обри садился за работу въ своемъ кабинет, проведя тоже тревожную ночь. Было немного боле половины четвертаго, когда онъ вошелъ въ кабинетъ со свчою въ рукахъ, и слъ въ кресла передъ столомъ, покрытымъ рукописями и книгами. Затопивъ каминъ, онъ поставилъ свчу на столъ и опустился, въ раздумь, на спинку креселъ, пока мелькающій огонёкъ свчи и трескучее пламя въ камин начинали освщать передъ нимъ полки, уставленныя книгами, и окно, покрытое широкимъ, малиновымъ занавсомъ, заслонявшимъ комнату отъ хогоднаго утренняго воздуха. Онъ подумалъ, съ тяжелымъ вздохомъ, о томъ, какъ ненадежно владлъ онъ и этими малыми удобствами жизни, еще оставленными въ его рукахъ! О! думалъ онъ: — еслибъ Небо избавило меня отъ ужаснаго гнета, который сгибаетъ меня до земли: какіе труды, какія лишенія не перенесъ бы я безропотно! Какая радость воскресла бы у меня въ душ! Но, пробуждаясь отъ безполезныхъ мыслей такого рода, онъ началъ уже раскладывать бумаги, какъ вдругъ послышался шорохъ на лстниц: то были легкіе шаги его сестры, сходившей выполнять свое общаніе — дло совсмъ-необыкновенное, а именно — переписывать для печати рукопись, которую онъ оканчивалъ въ это утро.

— Моя милая Кэтъ! сказалъ онъ нжно, когда она вошла съ своей маленькой спальной свчой: — это право нехорошо. Зачмъ вы встали такъ рано? Подите ложитесь опять.

Но она поцаловала нжно его щеку, отказавшись ршительно исполнить этотъ совтъ и сказавъ ему о тревожной ночи, которую она провела и слды которой замтны были на ея блдныхъ, усталыхъ чертахъ. Затмъ она сла на свое обыкновенное мсто, почти прямо противъ него, поставила пюпитръ и, открывъ его, начала свой пріятный трудъ: переписку братнинаго сочиненія. Такъ сидла она, съ безмолвнымъ прилежаніемъ, изрдка прося его объяснить какое-нибудь нечеткое слово, пока не пробило восемь — время окончанія ихъ утренней работу.

Читателю пріятно будетъ узнать, что за статью, надъ которою они трудились, и предметомъ которой былъ запутанный, трудный вопросъ иностранной политики, онъ получилъ 60 гиней, и что статья эта обратила на себя большое вниманіе. О, какъ дорога была для него эта награда за его добросовстный и усильный трудъ! Какъ утшала она и его, заслужившаго въ полной мр этотъ успхъ, и тхъ, чья судьба зависла совершенно отъ его благородныхъ усилій! И какъ чувствительно увеличила она ихъ небольшія средства!

Я не намренъ занимать читателя подробнымъ описаніемъ занятій мистера Обри съ Тэмпл. Довольно будетъ сказать, что чмъ боле мистеръ Везель и Обри узнавали другъ друга, тмъ боле Обри начиналъ уважать юридическія познанія и способности Везеля, а Везель — силу ума Обри и успшное прилежаніе, которое ощутительно и замтно вознаграждалось ежедневнымъ пріобртеніемъ твердаго знанія и легкости въ практическомъ употребленіи пріобртеннаго. Умъ мистера Обри, направленный къ сущности дла, не способенъ былъ заниматься одними словами, или техническими формами, онъ доискивался всегда до основанія закона, до его причины и духа. Вслдствіе того, Обри скоро началъ цнить здравый практическій смыслъ, на которомъ основаны почти вс наши главные законы, и дйствительность тхъ способовъ, которыми они приноровлены къ безчисленнымъ и вчноразнообразнымъ нуждамъ житейскаго дла, простыя формальности и технику права мистеръ Обри сравнивалъ часто съ искусствомъ стенографіи, буквы которой для непосвященныхъ кажутся странными и безполезными, по драгоцнны для того, кто понялъ ихъ цль и терпливо выучился употреблять ихъ. Какое дло ни попадалось мистеру Обри при изученіи права, онъ устремлялъ ца него вс свои силы и способности, зная хорошо, что въ этомъ-то и заключается великій секретъ огромной разницы въ успх между различными людьми, занимающимися изученіемъ Права. Каково бы это дло ни было, легкое или трудное, простое или сложное, любопытное или скучное, онъ ставилъ себ въ обязанность усвоить его совершенно и по мр возможности, собственными средствами, что развило въ немъ съ первой поры увренность въ себ и привычку полагаться на собственныя силы, привычку безцнную не только для юриста, но и для всякаго, кому вврено отвтственное управленіе длами. Однимъ словомъ, онъ имлъ весь успхъ, доступный для человка съ дарованіями и съ энергіею, занятаго серьёзно какимъ бы то ни было дломъ. Онъ часто удивлялъ мистера Везеля точностью и объемомъ своихъ юридическихъ свдній, своею ловкостью, понятливостью и упорствомъ въ обращеніи съ предметами положительно-трудными, и этотъ юристъ, встрчаясь на консультаціяхъ съ генерал-атторнеемъ не разъ длалъ отзывы самаго лестнаго рода о своемъ ученик. Говоря о генерал-атторне, я припоминаю одно замчаніе, которое намренъ былъ сдлать нсколько времени тому назадъ. Читатель не долженъ заключать изъ нашего молчанія, что мистеръ Обри, съ потерею своего состоянія, былъ бездушно забытъ и заброшенъ всми своими знатными друзьями и товарищами, всми спутниками прежнихъ, счастливыхъ дней. Не они отъ него удалялись, а онъ отъ нихъ, и это онъ длалъ съ опредленнымъ намреніемъ, принятымъ ршительно на томъ основаніи, что поступать иначе было невозможно, безъ серьёзной помхи къ выполненію плановъ, отъ которыхъ зависла вся будущность Обри, вс его любимыя надежды и цли.

Мистеръ Геммонъ безъ труда усплъ отговорить мистера Кверка отъ дальнйшаго намренія принудить мистера Обри къ уплат недоимки, доказавъ своему партнёру, что благоразумне будетъ подождать еще немного. При этомъ онъ ручался, что въ надлежащее время онъ прійметъ самыя дйствительныя мры, и уврялъ своего пасмурнаго товарища вполголоса, что посл того, какъ его письмо было послано, случились обстоятельства, вслдствіе которыхъ для нихъ было бы въ высшей степени опасно торопить или притснять этого джентльмена. Что такое случилось?— мистеръ Геммонъ, по обыкновенію, не хотлъ объяснять. Это было источникомъ большой досады для стараго джентльмена, но досада эта была ничтожна въ-сравненіи съ другою, несравненно боле-чувствительною и происходившею отъ ршительнаго и окончательнаго уничтоженія его любимыхъ надеждъ на союзъ миссъ Доры съ Титмаузомъ. Параграфъ журнала Авроры, возвщавшій помолвку мистера Титмауза съ его блестящею родственницею, леди Сесиліею, вышелъ изъ-подъ пера мистера Геммона, который имлъ нсколько цлей въ виду, стараясь распространить какъ можно скоре молву о такомъ происшествіи. Случайно заглянувъ на столбцы Авроры въ то утро, когда вышелъ нумеръ, содержавшій объявленіе, онъ счелъ долгомъ купить этотъ нумеръ и, возвратясь въ Сэффрон-Хиль, спросилъ: дома ли мистеръ Кверкъ? Получивъ въ отвтъ, что онъ сидитъ одинъ въ своемъ кабинет, мистеръ Геммонъ вбжалъ въ-погіыхахъ, едва переводя духъ, съ лицомъ встревоженнымъ и изумленномъ и, выхвативъ газету изъ кармана:

— Боже мой! бда, мистеръ Кверкъ! проговорилъ онъ задыхаясь, согнулъ газету на томъ мст, гд стояло объявленіе и сунулъ ее въ руки мистеру Кверку.— Этотъ молодчикъ отъ васъ улизнулъ! Посмотрите, вотъ только-что я усплъ отъ него отвернуться…

Мистеръ Кверкъ съ трепетомъ надлъ очки, прочелъ параграфъ и покраснлъ. По правд сказать, онъ подозрвалъ ужь не разъ, что мало иметъ вроятности сдлаться тестемъ своего знаменитаго кліента, мистера Титмауза, но теперь послдняя искра надежды угасла. Старый джентльменъ пришелъ въ отчаяніе. Дочитавъ до конца статью, онъ поднялъ глаза и посмотрлъ съ какимъ-то унылымъ видомъ на негодовавшаго Геммона.

— Кажется, все кончено, Геммонъ, не правда ли? сказалъ онъ смущеннымъ голосомъ.

— Да, сэръ, правда! Позвольте мн вамъ засвидтельствовать мое искреннее и самое…

— Ну, теперь пойдетъ другой конецъ дла, Геммонъ! Вы знаете, всякое общаніе женитьбы иметъ два конца: одинъ касается до сердца, а другой до кармана. Недоимка на сердц, прибыль въ карман. Я этого не оставлю такъ, клянусь Богомъ! Онъ всталъ и, подойдя къ огню потиралъ себ руки.— Нарушеніе общанія, хмъ… страшнйшіе убытки!.. Кошелекъ чертовски-толстый! Спеціальное жюри, растерзанное сердце… и такъ дале.. Жаль, что онъ не написалъ ей побольше писемъ. Ха, ха! Мы съ нимъ пострляемся на слдующихъ Ассизахъ. Сегодня же подамъ на него жалобу — а? вы какъ думаете объ этомъ, другъ мой, Геммонъ? скажите-ка мн, по секрету.

— Да что, мой милый сэръ, сказать вамъ но правд, не лучше ли, что вы благополучно избавились отъ него? Онъ гнусный маленькій выскочка! Онъ былъ бы жалкій мужъ для такой превосходной двушки, какъ миссъ Кверкъ.

— Да, да, она точно хорошая двушка, Геммонъ, въ этомъ вы правы. Изъ нея бы вышла прекрасная жена… О! между нами сказать, какъ это пригодится для присяжныхъ! Право, мн кажется, я такъ и вижу ихъ передъ собой, и у всхъ у нихъ, быть — можетъ, тоже есть дочери.

— Разсуждая о дл спокойно, мой милый мистеръ Кверкъ, произнесъ Геммонъ, серьёзно опасаясь, чтобъ его товарищъ не завелъ слишкомъ-далеко такого безсмысленнаго дла: — гд же доказательства даннаго имъ общанія, потому-что, вдь, вы согласитесь сами, кое-что, конечно, и отъ этого зависитъ.

— Доказательства? Чортъ побери, гд у васъ голова! доказательства! бездна, пропасть доказательствъ! Да я-то, я самъ, ея отецъ… разв я недостаточный свидтель? Постойте, дайте-ка старому Калебу Кверку войдти въ свидтельскую ложу, да я это дло въ одну минуту обдлаю.

— Да, если вамъ поврятъ.

— Чортъ бы побралъ, поврятъ! Кому же и врить, какъ не родному отцу?

— Такъ, но родной отецъ можетъ быть слишкомъ увлеченъ своимъ чувствомъ.

— Чортъ побери чувство! теперь не до чувствъ! У него ихъ нтъ, такъ онъ долженъ платить, потому-что у него есть деньги. Изъ него нужно сдлать примръ.

— А все-таки, возвращаясь къ длу, мистеръ Кверкъ, признаюсь вамъ, меня безпокоитъ этотъ вопросъ о доказательствахъ…

— О доказательствахъ! Какъ! воскликнулъ Кверкъ довольно-рзкимъ тономъ.— Помилуйте, Геммонъ, да гд же у васъ были глаза и уши все это время? Чортъ возьми, какой бы изъ васъ лихой вышелъ свидтель! Человкъ съ вашимъ… съ вашимъ умомъ въ такомъ дл, гд требуется оказать услугу пріятелю, да еще по поводу его дочери! Ахъ! Какъ часто вы видли ихъ вмст, видли, какъ они гуляли, разговаривали, смялись, танцовали, здили верхомъ, какъ онъ писалъ ей въ альбомъ, длалъ ей подарки и получалъ отъ нея. Доказательства, говорите вы? Пропасть доказательствъ! съ избыткомъ найдется! Пригласите Сёттля, и я не возьму 5000 ф. за свой приговоръ!

— Но вотъ видите ли, мистеръ Кверкъ, возразилъ Геммонъ, очень-серьёзно:— какъ я ни старался уладить дло въ послдніе шесть мсяцевъ, но этотъ лукавый чертёнокъ ни разу не сказалъ и не сдлалъ передо мной ничего такого, за что я могъ бы уцпиться и подтвердить клятвою.

— О, вы припомните довольно, въ случа нужды, другъ мой Геммонъ, если только вы обратите на это вниманіе и будете имть въ виду, что дло идетъ о жизни и смерти для моей бдной двочки. О, Боже мой! надо будетъ попросить сестру приготовить ее къ этому извстію, а между-тмъ я пошлю инструкцію къ мистеру Везелю — а?.. какъ вы думаете? или къ Линксу? Да, къ Линксу, потому-что онъ долженъ будетъ сражаться за дло, имъ самимъ приготовленное, и ужь не вскинется противъ насъ во время суда съ упрекомъ, что это не такъ, да то не такъ, да зачмъ не достали вы такою-то свидтельства? Ршено, приглашу Линкса и отмчу жалобу: изъ Йоркшира, потому-что Титмауза тамъ страшно ненавидятъ, и спеціальные присяжные будутъ отъ всей души рады случаю задать ему хорошаго толчка въ бокъ! А убытки назначимъ въ 20,000 ф. ха, ха! Я выучу этого негодяя губить покой старика и его дочери. Однако — онъ вынулъ свои часы: — половина втораго, а Никки Кровбара потянутъ наврно около трехъ. Ей-Богу, опоздать никуда не годится. Онъ голова шайки, а они всегда платятъ щедро, когда попадутся въ бду. Эй, Снапъ! Амминадэбъ! кто тамъ? Чортъ побери ихъ всхъ! Что они не отвчаютъ! На зовъ его, скоро явился клеркъ.

— Что они, здсь? спросилъ онъ, когда мистеръ Амминадэбъ вошелъ.

— Здсь, сэръ, вс трое, и карета стоить у дверей. Дло Никки Кровбара начнется ровно въ три часа, сэръ.

— Знаю, знаю, я готовъ, отвчалъ мистеръ Кверкъ и скоро посл того, онъ сидлъ ужь въ карет съ тремя джентльменами, которымъ онъ подробно описывалъ особу мистера Никки Кровбара и мсто, въ которомъ, наврно, мистеръ Кровбаръ не могъ быть въ половин одиннадцатаго во вторникъ, ночью 9 іюля, потому-что онъ въ это время былъ въ другомъ мст, съ этими тремя джентльменами, а именно въ Чельси, а не въ Кленхем.

Какъ ни сильно, повидимому, сочувствовалъ мистеръ Геммонъ одному изъ нжныхъ созданій, покинутыхъ такъ безсовстно мистеромъ Титмаузомъ, но я, къ-сожалнію, долженъ сказать, другое изъ нихъ, миссъ Тэг-Рэгъ, не обратила на себя его мыслей, ни на одну минуту. Онъ не безпокоился ни на волосъ о томъ, была ли она извщена объ уничтоженіи всхъ ея нжныхъ надеждъ, объявленіемъ напечатаннымъ въ ‘Аврор’, или нтъ. Онъ чувствовалъ, по правд сказать, что онъ сдлалъ ужь довольно, отъ имени мистера Титмауза, для его стараго друга и покровителя, мистера Тэг-Рэга, на котораго потокъ счастія устремился быстро и неуклонно. Однимъ словомъ, Геммонъ зналъ, что мистеръ Тэг-Рэгъ получилъ существенный подарокъ въ память своихъ отношеній съ Титльбегомъ Титмаузомъ. Въ-самомъ-дл, какъ истинно безкорыстенъ былъ мистеръ Геммонъ для всхъ, съ кмъ только онъ имлъ дло! Чего онъ только не сдлалъ, какъ ужь сказано, для семейства Тэг-Рэговъ? Чего не сдлалъ для Титмауза, для графа Дреддлинтона, для мистера Кверка и даже для Снапа! Что касается до мистера Кверка, то не получилъ ли онъ, наконецъ, давно-желанные 10.000 ф., по обязательству мистера Титмауза, изъ которыхъ, между-прочимъ, онъ удлилъ всего 1.000 ф. на долю мистера Геммона (неутомимымъ стараніямъ котораго и ловкому умнью вести дло, онъ былъ обязанъ почти вполн такою великолпною добычею), да 300 ф. на долю мистера Снапа. Кром того, не получилъ ли мистеръ Кверкъ въ уплату, по счетамъ издержекъ, отъ Титмауза боле 5000 ф. да отъ мистера Обри, 2500 ф. и, опираясь на условіяхъ своего товарищества, какую львиную долю изъ этой добычи присвоилъ себ почтенный глаза фирмы? Мистеръ Геммонъ, безъ-сомннія, жаловался съ негодованіемъ на ничтожность части, ему опредленной, но на этотъ разъ онъ встртилъ такой отчаянный и упрямый отпоръ со стороны мистера Кверка, который уничтожилъ въ немъ всякую надежду и заставилъ его отказаться отъ дальнйшихъ претензій. Такимъ-образомъ изъ 20,000 ф., полученныхъ мистеромъ Титмаузомъ, подъ залогъ яттонскихъ земель, осталось у него въ рукахъ, 5000 ф., но изъ этой значительной части ему приходилось еще отсчитать 800 ф. съ процентами должныхъ мистеру Кверку за содержаніе, которое онъ получалъ отъ него до процеса, да кром того 500 ф. мистеру Снапу. Эти 500 фунтовъ, по словамъ мистера Снапа, тоже были даны въ займы его пріятелю, Титмаузу, въ разныя времена, и требованія Снапа подтверждены были подстрочными копіями съ сорока или пятидесяти расписокъ, изъ которыхъ многія написаны были карандашомъ, а на другихъ невозможно было разобрать чьей именно рукою выставлены цифры, изображающія суммы, данныя въ займы, и время, когда деньги были даны. Да это было и неважно, потому-что, передъ закономъ, въ случа суда, для Снапа могло служить очень-достаточнымъ доказательствомъ въ его пользу простое представленіе документовъ и удостовреніе подписи должника. Титмаузъ послалъ цлый залпъ проклятій на голову Снапа, узнавъ объ этомъ неожиданномъ требованіи, и обратился съ жалобой къ мистеру Геммону, который, подвергнувъ претензію Снапа добросовстному и строгому разбору, нашелъ, что совершенно-напрасно было бы пытаться опровергнуть ее или даже просто уменьшить, и что Титмаузу боле ничего не оставалось длать, какъ заплатить требуемыя деньги. Такую отличную систему и акуратность наблюдалъ Снапъ въ своихъ счетахъ, что они обезпечили ему 350 ф. чистаго барыша изъ полной суммы долга, (500 ф.), изъ которой всего только 150 ф. были дйствительно и добросовстно даны отъ него въ займы Титмаузу. Вычитая, такимъ образомъ еще и эти дв суммы: 800 и 500 ф., ясно, что у Титмауза въ рукахъ изъ 20,000 ф. оставалось всего 3,700 ф., и онъ еще долженъ былъ быть благодаренъ, потому-что онъ могъ не получить ршительно ничего, мало того, даже остаться въ долгу у гг. Кверка, Геммона и Снапа. Я говорю, что съ мистеромъ Геммономъ, какъ оказывается изъ вышеприведенныхъ разсчетовъ, поступлено было далеко не по заслугамъ, и онъ это чувствовалъ, но скоро помирился съ судьбою, будучи занятъ обширными и трудными планами, середи всей сложности которыхъ онъ никогда, ни на одну минуту не упускалъ изъ виду одного главнаго предмета — самого-себя. Планы его были смло задуманы и онъ стремился къ осуществленію ихъ столько же терпли во, сколько и разсудительно. Почти все шло согласно съ его желаніями. Онъ съумлъ поставить себя въ очень-ловкія и увертливыя отношенія съ своими партнёрами, отношенія, дозволявшія ему отвязаться отъ фирмы безъ труда въ случа, еслибъ онъ нашелъ нужнымъ сдлать такой ршительный шагъ. Дале, онъ былъ безусловный властитель Титмауза и могъ заставить этого человка повиноваться ему немедленно и во всякое время, силою того грознаго, таинственнаго талисмана, который онъ держалъ закрытымъ въ своихъ рукахъ, порой сверкая и помахивая имъ передъ испуганными глазами Титмауза. Онъ, кром того, пріобрлъ сильное вліяніе надъ графомъ Дреддлинтономъ, вліяніе, которое постоянно росло, и встртилъ успхъ еще въ одномъ дл, которое онъ считалъ для себя чрезвычайно-важнымъ — въ сватовств Титмауза на леди Сесиліи. Но была еще одна цль, сіявшая передъ нимъ въ отдаленіи, какъ драгоцнный, желанный предметъ, какъ внецъ всхъ его замысловъ и надеждъ. Этотъ предметъ, эта цль — была рука любимой имъ женщины, и тутъ-то, какъ нарочно, дло его не ладилось, тутъ-то онъ и имлъ жестокое предчувствіе неудачи. Но въ душ этого человка смлость и энергія росли съ каждымъ новымъ препятствіемъ, и онъ твердо ршился успть въ этомъ дл, во что бъ то ни стало. Къ этому, однакожь, его побуждала не одна тонкая оцнка граціи, красоты, талантовъ, милаго характера, возвышенной души, знатнаго происхожденія миссъ Обри: были другія соображенія, глубоко-замшанныя во вс его разсчеты, и они-то длали успхъ его въ этомъ дл предметомъ въ высшей степени важнымъ, мало того: ршительно-необходимымъ.

Пріемъ, сдланный Геммону въ Вивьенской Улиц, какъ ни любезенъ и какъ ни вжливъ онъ былъ, мучительно лежалъ у него на сердц. То обстоятельство, что они не хотли просить его посидть съ ними доле, или приходить еще, онъ замтилъ тогда же и все время съ-тхъ-поръ думалъ о немъ съ досадой, съ уныніемъ. Несмотря на то, онъ ршился, во что бъ то по стало, сдлаться по-крайней-мр случайнымъ гостемъ въ Вивьенской Улиц. Спустя дв недли, впродолженіе которыхъ мистеръ Обри не получалъ никакого дальнйшаго напоминанія о страшной сумм, имъ недоплаченной, Геммонъ ршился зайдти опять, съ намреніемъ уврить мистера Обри, что то была не минутная перемежка, что онъ могъ отложить всякое безпокойство на этотъ счетъ и чтобъ спросить Обри: не правду ли онъ, Геммонъ, сказалъ, что иметъ волю и силу удержать руку старшаго своего партнёра? Могъ ли мистеръ Обри не быть благодаренъ за такую дятельную и очевидно-безкорыстную дружбу? Снова Геммонъ появился за чайнымъ столомъ мистриссъ Обри и снова принятъ былъ такъ же ласково и радушно со стороны ея и миссъ Обри. И еще нсколько разъ онъ къ нимъ заходилъ, подъ разными ловкими предлогами, и разъ услыхалъ очаровательный голосъ миссъ Обри и вмст ея игру на фортепьяно. Въ груди его проснулись чувства и побужденіе такого рода, какихъ онъ въ жизнь свою никогда еще до-сихъ-поръ не испытывалъ, но всякій разъ, какъ онъ уходилъ изъ ихъ семейнаго круга, онъ чувствовалъ мучительную пустоту въ душ, онъ замчалъ отсутствіе всякой симпатіи къ нему и быль въ жестокой досад, но это не охладило его горячихъ стремленій. Едва-ли не лишнее говорить, что во всхъ этихъ случаяхъ Геммонъ съ успхомъ скрывалъ глубокія и бурвыя чувства, волновавшія его душу, при вид миссъ Обри, но какъ трудно и тяжело это было для него, несмотря на всю его твердость и силу воли! А между-тмъ, онъ не жаллъ ничего, чтобъ занять и заинтересовать ихъ всхъ. Съ какимъ бойкимъ юморомъ описывалъ онъ грубыя дурачества Титмауза, величавыя странности Дреддлинтоновъ! и съ какимъ жаднымъ, напряженнымъ вниманіемъ и любопытствомъ слушало его все семейство. Никто не умлъ такъ ловко понравиться, какъ Геммонъ, а потому немудрено, что Агнеса и Кетъ находили дйствительное удовольствіе въ его разговор. Что касается до Кетъ, то она такъ же мало догадывалась объ истинномъ состояніи его чувствъ, какъ о томъ, что происходитъ въ эту минуту у антиподовъ. Ея холодность къ нему уменьшилась чувствительно, да и съ чего, въ-самомъ-дл, было ей обращаться холодно съ человкомъ, о которомъ докторъ Тэсемъ былъ такого высокаго мннія, и который, казалось, заслуживалъ это мнніе вполн. Сверхъ-того, Геммонъ старался нарочно отзываться прямо и безъ малйшаго снисхожденія о низкомъ, корыстолюбивомъ характер мистера Кверка, а также объ отвратительномъ род дла, въ которомъ онъ вынужденъ былъ (какъ онъ надялся, ненадолго) принимать невольное участіе и который дйствительно былъ для него противенъ. Короче сказать, онъ длалъ все, что только могъ, чтобъ заставить смотрть на себя, какъ на чувствительнаго и благородно-мыслящаго человка, враждебной судьбою до-сихъ-поръ прикованнаго къ людямъ совершенно-противнаго свойства. Мистеръ Обри смотрлъ на него порой съ безмолвнымъ и тревожнымъ вниманіемъ, какъ на человка, имвшаго полную власть въ любую минуту, когда ему вздумается, спустить мечъ, висящій на ниточк у него надъ головой, человка, по вол и благоусмотрнію котораго онъ продолжалъ наслаждаться своимъ домашнимъ счастіемъ, вмсто того, чтобъ сидть въ тюрьм, но который до-сихъ-поръ обнаруживалъ чрезвычайную снисходительность и безкорыстное, чистосердечное расположеніе къ нему. Имъ часто случалось разговаривать о Геммон и сравнивать впечатлніе, произведенное его наружностью и обращеніемъ на каждаго изъ троихъ, и въ двухъ вещахъ вс они соглашались: а именно, что въ немъ замтно было очень-заботливое стараніе понравиться и что въ глазахъ у него было что-то такое, что никому изъ нихъ не нравилось. Казалось, какъ-будто онъ имлъ, такъ сказать, дв натуры, изъ которыхъ одна слдила за результатомъ усилій, длаемыхъ другою, чтобъ обольстить.

ГЛАВА III.

А между-тмъ судьба, которая хмурилась такъ сурово на страстныя попытки Геммона, улыбалась довольно-благосклонно Титмаузу и его сватовству на леди Сесили. Первое потрясеніе миновалось, неподдержанное въ ней ни слишкомъ-пылкимъ сердцемъ, ни слишкомъ-живою чувствительностью, и она стала незамтно привыкать къ особ, манерамъ, характеру будущаго своего мужа и мало-по-малу мирилась съ своей судьбой. ‘Когда люди поймутъ, что они должны жить вмст’, сказалъ одинъ знаменитый человкъ {Покойный лордъ Стовель, въ дл Эванса противъ Эванса. T. I Консисторіальныя Вдомости, стр. 36. Прим. автора.}, ‘то они стараются смягчить взаимными угожденіями неразрывныя узы, они становятся добрыми мужьями и женами вслдствіе необходимости оставаться другъ съ другомъ въ отношеніяхъ мужа о жены, потому-что нужда великій учитель и славно учитъ людей тмъ самымъ обязанностямъ, которыя она на нихъ возлагаетъ’. Когда свтлый разсудокъ леди Сесиліи убдилъ ее наконецъ совершенно, что ей суждено быть замужемъ за Титмаузомъ, она покорилась этому спокойно, призвавъ себ въ подкрпленіе разныя убдительныя причины къ совершенію того шага, на который она дала согласіе. Вопервыхъ, она этимъ осуществила по-крайней-мр одну любимую мечту своего папа — соединеніе семейныхъ интересовъ, такъ давно и такимъ несчастнымъ образомъ разрозненныхъ. Дале, Яттонъ былъ конечно прекрасное имніе, очаровательная резиденція и, въ-добавокъ, мсто, которое по всмъ вроятностямъ будетъ принадлежать почти-исключительно ей. Его доходъ съ имнія былъ большой, ничмъ необремененный, и могъ допустить хорошій выдлъ. Дале, когда она получитъ свой собственный независимый санъ, то ненавистное имя Титмауза исчезнетъ, утонетъ въ благородномъ имени леди Дредлинкуртъ, имющей званіе пера по собственному праву и представительству древнйшаго баронства въ Англіи. Мужъ ея тогда станетъ простымъ нулемъ, никто о немъ боле не будетъ ни спрашивать, ни думать, ни заботиться, онъ будетъ простая пылинка въ солнечномъ луч ея собственнаго величія. Но что важне всего: вдь много есть средствъ устроить раздлъ, какъ угодно, скоро посл замужства. Все это были могущественныя силы, увлекавшія ее по одному направленію непреодолимо. Да и могло ли быть иначе съ такою простою игрушкою обстоятельствъ, какъ она. Несмотря на все это, впрочемъ, бывали случаи, когда Титмаузъ представлялся ей съ довольно-поразительной и гадкой стороны. Она, порой, едва съ ума не сходила при вид этого смшнаго созданія въ обществ джентльменовъ, при вид ихъ обращенія съ нимъ и при мысли, что это самое созданіе скоро сдлается ея властелиномъ и обладателемъ. Разъ, напримръ, она здила съ графомъ въ экипаж, чтобъ взглянуть какъ спустятъ борзыхъ на одной охот, устроенной неподалеку отъ Яттона, гд ожидали очень-большаго и блестящаго собранія. Дйствительно, около 200 человкъ изъ числа знатнйшихъ лицъ въ графств собралось въ назначенный часъ, и — вообразите себ фигуру Титмауза среди ихъ, Титмауза съ лорнетомъ, ввинченнымъ въ глазъ, Титмауза, одтаго въ красную охотничью куртку, въ лосинахъ и въ высокихъ сапогахъ! Что за посадка у него была! Сколько значительныхъ и презрительныхъ улыбокъ, насмшливыхъ взглядовъ и пожиманій плечами произвело его появленіе между лихими и знатными его товарищами! И не дале какъ черезъ пять минутъ посл того, какъ они помчались, этотъ несчастный маленькій чертёнокъ былъ совершенно разгаданъ его благороднымъ конемъ, понимавшимъ какъ-нельзя лучше и собственныя свои обязанности и того, кто на немъ сидитъ. Желая перескочить черезъ невысокую ограду на краю стараго, зеленой тиной заросшаго пруда, Титмаузъ далъ шпоры своему коню, но такъ слабо и нершительно, что только возбудилъ въ немъ отвращеніе, тотъ вдругъ осадилъ у самаго края зеленой лужи и отправилъ Титмауза кувыркомъ прямо въ глубокую грязь, въ которую тотъ ушелъ весь, и только маленькія ножки его болтались на воздух.

— Кто это? крикнулъ одинъ, потомъ другой и третій, не останавливаясь ни на одну минуту, все-равно какъ гвардейскіе кирасиры не остановились бы изъ-за какого-нибудь частнаго случая въ грозной атак своей подъ Ватерлоо, вс проносились мимо, покуда, наконецъ, послдній изъ нихъ не поравнялся съ прудомъ. То былъ знакомый читателю и близкій сосдъ Титмауза по имнію, лордъ Де-ля-Зушъ. Замтивъ отчаянное положеніе сброшеннаго здока, онъ остановилъ свою лошадь, слзъ съ сдла, съ большимъ усиліемъ и трудомъ помогъ Титмаузу выпутаться изъ страшнаго, но забавнаго положенія и такимъ образомъ, по-счастью, усплъ сохранить для общества одно изъ самыхъ блестящихъ его украшеній. Вылзшій изъ лужи, Титмаузъ представлялъ печальное зрлище для боговъ и людей. Несмотря на то, его спаситель узналъ Титмауза очень-скоро, но, нерасположенный такимъ открытіемъ къ излишней вжливости, онъ слъ на коня и ухалъ, оставивъ нашего пріятеля на попеченіе какой-то старухи, изба которой стояла недалеко отъ мста паденія. Тамъ съ него соскоблили довольно-большое количество грязи, посл чего онъ слъ снова верхомъ и похалъ домой, жестоко-взбшенный на свою лошадь, которую онъ готовъ былъ бить и стегать безъ пощады, еслибъ только смлъ это сдлать. Въ такомъ-то вид и въ самомъ скверпомъ расположеніи духа, одуреный, сердитый, испачканный, онъ былъ настигнутъ и узнанъ графомъ Дреддлинтономъ и леди Сесиліею, возвращавшимися съ поля… И это былъ ея будущій мужъ!..

Maло того: бдная леди Сесилія!— какъ-то понравилось ей слдующее письмо, получеиное отъ Титмауза, изъ Лондона?

Альбани, Пиккадилли, Лондонъ, 12 октября. 18**

‘Моя Дорогая Сесилія, берусь за перо Чтобы увдомить Васъ о Благополучномъ Прибытіи Сюда. Гд однакошъ ксожалнію почти не встртишь знакомаго Лица акром Купцофъ Расхаживающихъ да и то такъ Скушно по той Причин что Покупщики вс ухали изъ Города. Моя дорогая Милочка Вы Два моего Сердца также какъ и я Вашего и я въ чрезвычайнымъ Уединеніи нахожусь Здсь Одинъ и желая Вчно жить Тамже гд и Она, ахъ какъ я пылаю нетерпніемъ Прижать къ моему Срдцу мою Дражайшую Невсту и надюсь, что Вы ни позабыли меня кактолько Мысвами успели Растатца частоли Вы обомн Думает равно какъ и я Обвасъ ожидая Вбудущемъ тхъ Радостныхъ дней когда Насъ Соединятъ Блаженныя Узы Гименея, чтобъ Никогда боле не раставатца моя Милочка я халъ Вмоемъ Новомъ Кабріалет по Парку, гд Ково бы Вы Думали встрэтилъ какъ ниту самую Миссъ Обри которая какъ говорятъ (между Нами и Почтою) Бесшутокъ Умираетъ въ Чахотк оттово что я на Ней не Женился но вероятноя ли Вщь скажите чтобъ я Заботился о такой женщин, ибо я Никогда нидумалъ ниобкомъ какъ только Обвасъ, моя Милочка Что мн прислать Вамъ Вподарокъ не изъ Нарядовъ ли что-нибудь, потому-что Здсь есть теперь Чудесный и атборный Ассортиментъ Кашемировыхъ Шалей и самыхъ прелестныхъ Манто только что привезенныхъ изъ Парижа а о Цн не беспокойтесъ, между Любовниками это идетъ Нипочемъ. Какъ бы ни дорого стоило Только Скажите чего Вамъ хочица и втуже минуту получите а Покуда моя Дорогая Душечка Прощайте, сказалъ бы Досвиданья, но вдь Вы знаете’.

‘Для Неразлучныхъ нтъ Свиданья’.

‘Вашъ къ услугамъ до Гроба’.

‘П. П. Засвидтельствуйте мою Искреннюю Привязанность и Уваженіе Милорду, Котораго за великое Счастіе сочту Назвать Моимъ Тстемъ и Чмскоре Тмлучше’.

Бдная леди Сесилія получила это письмо, но, прочитавъ не боле восьми строкъ, швырнула его на полъ, а сама кинулась на софу и цлый часъ лежала, не двигаясь, молча, посл этого услыхавъ, что миссъ Максплейханъ стучитъ къ ней въ дверь, она торопливо вскочила, подняла письмо съ пола и не прежде впустила свою смиренную подругу, какъ сунувъ письмо въ свой уборный ящикъ.

Рядъ такихъ писемъ конечно долженъ былъ производить на привязанность леди Сесиліи къ Титмаузу такое же дйствіе, какъ струя холодной воды на термометръ, но дурацкое счастье не переставало покровительствовать этому человку. Оно облекло его въ новыя почести и поставило въ такое положеніе, которое должно было непремнно возвысить личное достоинство Титмауза въ глазахъ его причудливой и высокомрной невсты. Однимъ словомъ, онъ сдлался кандидатомъ на званіе члена Парламента и представителемъ того мстечка, въ которомъ онъ имлъ ршительный всъ.

Время приближалось къ выборамъ. Посл долгаго и тайнаго совщанія, происходившаго въ Яттон между Геммономъ и Титмаузомъ, ршено было: послднему объявить себя кандидатомъ и разомъ уничтожить всякую мысль о соперничеств, возвстивъ публично о своемъ намреніи явиться на выборахъ. Затмъ, Геммонъ назначилъ гг. Блёдсека и сына мстными агентами Титмауза, для котораго онъ сочинилъ адресъ къ избирателямъ и, взявъ слово напечатать его немедленно, самъ отправился въ Лондонъ дня на два. Невозможно было придумать ничего искусне и ловче того адреса, который онъ приготовилъ, гладкаго, сильнаго, блестящаго. Но случилось такъ, что вечеромъ въ тотъ самый день, когда онъ ухалъ, нкто мистеръ Фелимъ О’Дудль, одинъ изъ недавно-выбранныхъ членовъ, захалъ въ Яттонъ на пути въ Шотландію и, будучи коротко знакомъ съ мистеромъ Титмаузомъ (у котораго онъ, мсяца два или три тому назадъ, занялъ небольшую сумму на свои расходы при выборахъ), онъ слъ потолковать съ своимъ будущимъ товарищемъ о достоинств адреса, приготовленнаго искуснымъ и ловкимъ, но въ ту минуту отсутствующимъ Геммономъ. Мистеръ О’Дудль нашелъ, что адресъ слишкомъ-смиренъ, называлъ его постнымъ и сравнивалъ съ грогомъ безъ водки. Затмъ, онъ началъ передлывать сочиненіе Геммона по-своему и написалъ такую вещь, которая привела въ восторгъ Титмауза. На другой же день онъ отослалъ эту статью въ редакцію газеты: Йоркширское Пиво, для напечатанія.

Трудно описать бшенство Геммона, когда онъ увидлъ адресъ подставленный на мсто того, который онъ приготовлялъ съ такимъ тщательнымъ, осторожнымъ тактомъ, но дло ужь было сдлано и ему не оставалось ничего боле, какъ покориться судьб. Адресъ надлежащимъ образомъ появился въ газет и распространенъ былъ въ большомъ количеств экземпляровъ по мстечку, гд возбудилъ большое любопытство и даже большое одобреніе между значительною частью избирателей. Думали, однакожь, что это дло совершенно-даровое и лишнее, такъ-какъ не могло быть ни малйшаго сомннія въ томъ, что мистеръ Титмаузъ будетъ выбранъ безъ спора.

Но на поврку вышло, что яттонскіе политики и разносчики новостей немножко ошиблись. Экземпляръ газеты: Йоркширское Пиво, содержащій въ себ упомянутый адресъ, присланъ былъ въ день своей публикаціи отъ доктора Тэсема къ мистеру Обри, который прочелъ его громко въ присутствіи Агнесы, Кегъ и довольно-частаго гостя ихъ, мистера Делямира. Послдній старался, и довольно-удачно, разсять ихъ унылое расположеніе духа, осмивая съ горькимъ юморомъ претензіи новаго кандидата и мнимаго сочинителя адреса.

— О, Боже мой! воскликнула миссъ Обри въ порыв сильной досады, посл долгаго и довольно-печальнаго промежутка въ разговор.— Какъ подумаешь, что это отвратительное, маленькое созданіе будетъ представителемъ нашего милаго Яттона! Ахъ! чего бы я не дала, чтобъ планы его разстроились!..

— Эхъ, Кетъ! возразилъ ея братъ довольно-печально: — кто станетъ оспоривать у него эти выборы? Пиккерингъ отказался, вы знаете, но даже еслибъ онъ и желалъ, то можетъ ли онъ ожидать успха, на зло вліянію мистера Титмауза?

— Но я уврена, что вс старые фермеры, съ перваго до послдняго, ненавидятъ эту маленькую обезьяну.

— Можетъ-быть это и правда, Кетъ, но они должны будутъ подать голоса въ его пользу, если не захотятъ потерять своихъ….

— Ахъ, Чарльзъ! у меня недостаетъ терпнія слушать такія вещи, перебила миссъ Обри.

— Вы хотите сказать, что вы были бы рады, еслибъ какой-нибудь другой кандидатъ явился на выборы съ намреніемъ оспоривать представительство Яттона? спросилъ Делямиръ, который слушалъ ихъ короткій споръ молча, устремивъ пылкій взоръ на одушевленныя черты миссъ Обри.

— О, да, я была бы очень, очень-рада! съ жаромъ отвчала Кетъ: — но, ахъ! продолжала она съ печальнымъ вздохомъ, взглянувъ на брата: — Чарльзъ правду говоритъ: не глупо ли волноваться и мучить себя попустому изъ-за того, чему нельзя пособить… изъ-за мста, до котораго намъ больше нтъ дла! При этихъ словахъ голосъ ея задрожалъ и слёзы блеснули на глазахъ. Она не воображала, какія послдствія будетъ имть эта маленькая выходка. Мистеръ Делямиръ простился съ ними скоро посл того, не сказавъ ни слова о своихъ намреніяхъ, а между-тмъ, первое мсто, куда онъ отправился на другой день поутру, былъ домъ извстнаго банкира, назначеннаго главнымъ исполнителемъ духовнаго завщанія одного довольно-близкаго родственника Делямира, скончавшагося недавно и отказавшаго ему 3000 ф., которые тотъ хотлъ получить сію минуту. Достойный банкиръ, въ ту пору еще недоказавшій порученнаго ему завщанія, сначала не хотлъ и слушать просьбы нетерпливаго молодаго человка, но онъ былъ самъ горячій, ревностный тори, и какъ только узналъ, зачмъ нужны деньги, въ ту же минуту перемнилъ намреніе. ‘О, вотъ молодецъ! вотъ это мн правится! Подпишите-ка эту бумажку’, воскликнулъ банкира’, подавая расписку на 3000 ф., а самъ слъ и написалъ билетъ на такую же сумму и, вручая его, пожелалъ молодому человку отъ всего сердца удачи. Нетерпніе Делямира не позволило ему дожидаться вечера, чтобъ ухать изъ Лондона въ дилижанс, а потому, черезъ два часа, посл описанной сдлки, онъ сидлъ въ почтовой бричк, четверкою, и мчался во весь опоръ по дорог въ Йоркширъ.

Очень удивлены были лордъ и леди Де-ля-Зушъ, когда Делямиръ явился къ нимъ въ Фозерингемъ, но еще боле удивились они, когда сынъ ихъ открылъ имъ цль своего прізда и усердно, убйдительно просилъ отца согласиться на его предпріятіе. Для стараго лорда было очень-трудно отказать въ чемъ бы то ни было горячо-любимому сыну, сверхъ-того, этотъ человкъ былъ одинъ изъ самыхъ ревностныхъ политиковъ въ мір, во всемъ, что касается до выборовъ, былъ старый воинъ, и на своемъ вку выдержалъ много упорныхъ сраженій, истративъ на нихъ огромныя суммы денегъ. Короче сказать, лордъ Де-ля-Зушъ чувствовалъ тайную радость, замчая въ сын своемъ такое сходство съ самимъ-собой въ былые годы, и посл нсколькихъ слабыхъ возраженій сталъ уступать. Онъ покачивалъ головой, однакожь, довольно-сомнительно, говоря о молодости Делямира, которому только-что минуло 22 года, о врной неудач, о досад уступить побду такому созданію, какъ Титмаузъ, о томъ, что дло затяно было слишкомъ-внезапно, да къ тому же и слишкомъ-поздно, и такъ дале. Но сынъ его, несмотря на вс эти возраженія, съ каждой минутой становился настойчиве.

— Я вамъ скажу вотъ что, сэръ, возразилъ лордъ Де-ля-Зушъ, едва чувствуя себя въ-состояніи говорить съ приличной важностью: — мн что-то сдается, что эта странная, дорогая и безнадежная ваша затя не боле какъ… какъ результатъ… а вы думаете, я не понимаю? Это длается, чтобъ угодить… ну, признайтесь мн прямо: давно ли, передъ отъздомъ изъ города, видли вы миссъ…

— Я даю вамъ честное слово, сэръ, возразилъ его сынъ съ жаромъ: — что ни миссъ Обри, ни мистеръ Обри, ни мистриссъ Обри, съ которыми, впрочемъ, я видлся передъ самымъ отъздомъ и разсуждалъ дйствительно объ адрес мистера Титмауза, не говорили со мной ни полслова о томъ, чтобъ мн явиться на выборы кандидатомъ на представительство Яттона. Я увренъ, что они въ эту минуту такъ же мало знаютъ о моемъ намреніи, какъ вы сами, сэръ, знали о томъ до моего прізда.

— Этого довольно, сказалъ тотъ серьёзно, зная, что его сынъ, такъ же строго, какъ и онъ самъ, уважалъ истину во всхъ случаяхъ, большихъ или малыхъ.— Впрочемъ, еслибъ даже и было иначе, я… я не нахожу тутъ ничего слишкомъ-необыкновеннаго, ничего дурнаго. Онъ остановился, усмхнулся, ласково взглянулъ на Делямира и прибавилъ: — ну, надъ нами конечно будутъ смяться въ награду за вс наши труды, и это, право, сумасшедшая выходка, Джеффри, но я признаюсь, мн было бы непріятно, въ прежніе годы, еслибъ мой отецъ помшалъ мн въ такомъ дл, какъ это, а потому, пусть будетъ по-вашему, если ужь вамъ такъ этого хочется. А подумали ли вы, мистеръ Делямиръ, прибавилъ онъ, улыбаясь: — сколько мн прійдется заплатить за вашу потху?

— Ни одного пенни, сэръ, отвчалъ сынъ съ довольно-гордымъ видомъ.

— Въ-самомъ-дл? воскликнулъ лордъ Де-ля-Зушъ съ удивленіемъ.— Какъ же это такъ?

Тогда Делямиръ разсказалъ отцу все, что онъ сдлалъ, и лордъ Де-ля-Зушъ сначала слушалъ его довольно-серьёзно, но посл расхохотался, услыхавъ объ усердіи банкира въ пользу ихъ дла.

— Нтъ, нтъ! сказалъ онъ:— это все-таки не годится. Я не хочу, чтобъ онъ рисковалъ изъ-за насъ попасть въ какое-нибудь затрудненіе, я ему напишу, чтобъ онъ уничтожилъ эту сдлку, разумется, поблагодаривъ его сперва за любезность, а тамъ, мы попробуемъ нельзя ли будетъ получить чего-нибудь отъ собственнаго моего банкира, а? Джеффри?

— Вы очень-добры, сэръ, но право, я бы лучше желалъ…

— Ба! пусть будетъ такъ, какъ я говорю. Ступайте теперь, одвайтесь къ обду, а тамъ, чмъ скоре вы сочините вашъ адресъ, тмъ лучше. Покажите мн его вчерн, какъ только окончите. Да пошлите сейчасъ же въ Грильстонъ, за мистеромъ Паркинсономъ: пусть онъ осмотритъ въ какомъ положеніи находится дло, и однимъ словомъ, если намъ браться за эту вещь, такъ ужь браться на славу.

Скоро посл обда мистеръ Паркинсонъ явился и, къ крайнему своему удивленію, былъ тотчасъ же назначенъ агентомъ мистера Делямира на выборахъ въ Яттон. Выслушавъ, вмст съ лордомъ Де-ля-Зушемъ, проектъ адреса, сочиненнаго мистеромъ Делямиромъ, они одобрили его, мистеръ Паркинсонъ взялъ его съ собой, въ тотъ же вечеръ онъ поступилъ въ печать, а къ семи часамъ утра на другой день вывшенъ былъ на всхъ стнахъ въ Грильстон и распространенъ по всему мстечку {Ненадо забывать, что мстечко, borough, въ смысл избирательномъ, не значитъ какой-нибудь одинъ городокъ, или село, или деревня, а просто извстное пространство, или округъ населенной земли, имющій право посылать отъ своего имени въ Парламентъ одного, или нсколькихъ представителей. Прим. перев.}.

Дня два или три спустя, въ дом мистера Обри, въ Вивьенской Улиц, получены были два большіе пакета, франкированные подписью лорда Де-ля-Зуша и адресованные на имя мистера Обри. Они содержали въ себ четыре экземпляра новаго адреса вмст съ слдующею, торопливою запискою:

‘Мой милый Обри, что вы скажете объ этомъ неожиданномъ и немного дон-кихотскомъ предпріятіи моего сына? Я боюсь, что дло это выйдетъ совершенно-безнадежное, но невозможно было устоять противъ надоданій Делямира. Я долженъ признаться, что онъ взялся за это дло (которое здсь, у насъ, успло уже надлать много шума) бойко и очень-недурно. Одного жаль, что онъ вступаетъ въ споръ съ такимъ ничтожнымъ созданіемъ, какъ этотъ Титмаузъ, да и въ-добавокъ еще, по всей вроятности, будетъ разбитъ.’

‘Преданный вамъ’
‘Де-ля-Зушъ.’

P. S. ‘Посмотрли бы вы на доктора Тэсема съ-тхъ-поръ,какъ онъ узналъ нашу новость. Онъ снуетъ по селу, какъ волчокъ. Боюсь, чтобъ онъ не повредилъ черезъ это настоящимъ своимъ интересамъ. Кланяйтесь отъ насъ вашему семейству.’

Фозерингемъ.

8 декабря 18**.

Письмо это читали, едва-переводя духъ, мистеръ Обри, а потомъ мистриссъ и миссъ Обри, и еще съ большимъ чувствомъ развернуты были печатные листки. Ихъ держали дрожащими руками, огонь то исчезалъ, то вспыхивалъ на щекахъ читателей. Сердце Кетъ билось шибче и шибче. Мистриссъ Обри хотла-было ужь ее подразнить, но об он, замчая другъ въ друг признаки сильнаго волненія, скоро замолчали, съ трудомъ удерживая слезы на глазахъ.

Ощущенія, немене-сильныя, хотя совершенно-другаго рода, пробуждены были адресомъ мистера Делямира въ Яттон, въ груди нсколькихъ лицъ, находившихся тамъ. Мистеръ Барнабасъ Блёдсекъ (junior), молодой человкъ лтъ 30, средняго роста, съ широкимъ лицомъ, довольно-плоскимъ носомъ и глубоко-вдавшимися срыми глазами, случайно проходя по главной улиц Грильстона, рано поутру 8-го декабря 18** года, увидлъ человка, прилплявшаго на стну адресъ мистера Делямира. Выпросивъ одинъ экземпляръ, мистеръ Блёдсекъ черезъ четверть часа сидлъ ужь верхомъ на кон и мчался по дорог въ Яттонъ съ такимъ ощущеніемъ, какъ-будто онъ вёзъ у себя въ карман ручную гранату, ежеминутно-готовую лопнуть. Его провели въ столовую, гд мистеръ Геммонъ съ мистеромъ Титмаузомъ сидли, кончая завтракъ.

— Здравствуйте господа! Боже мой! вы не знаете, какая новость? произнесъ мистеръ Блёдсекъ въ сильномъ волненіи. Торопливой рукою онъ отеръ крупный потъ, выступившій у него на лбу, и тотчасъ же, вынувъ изъ кармана измятый, еще невысохшій адресъ, онъ вручилъ его мистеру Геммону, который поблднлъ, взглянувъ на листокъ, и прочелъ его молча. Мистеръ Титмаузъ смотрлъ на него съ сильно-встревоженнымъ видомъ и, окончивъ свою смсь чая съ водкою:

— Э, Геммонъ! пробормоталъ онъ: — что тамъ такое? Клянусь Богомъ вы меня пугаете!

— Ничего, это счастливый случай, за который вы можете поблагодарить вашего пріятеля Фелима О’Дудля, отвчалъ Геммонъ съ досадой.— Его безцнный адресъ вызвалъ противъ васъ соперника, который безъ того и не подумалъ бы вступить съ вами въ споръ.

— Провались мистеръ О’Дудль! воскликнулъ Титмаузъ.— Клянусь честью, я всегда считалъ его дуракомъ и плутомъ! Я его заставлю заплатить т деньги, которыя онъ у меня занялъ! и онъ началъ ходить взадъ и впередъ по комнат, гнвно засунувъ руки въ карманы.

— Вы бы лучше обратили дятельность вашего могущественнаго разсудка на этотъ адресъ, сказалъ Геммонъ съ убійственною улыбкою: — потому-что вдь онъ немножко до васъ касается, и Геммонъ передалъ измятый листокъ Титмаузу, который слъ, стараясь исполнить его совтъ.

— Этотъ птухъ, однакожь, врно драться не будетъ? спросилъ мистеръ Блёдсекъ, отрзавъ себ большой кусокъ ростбифу и садясь опять на свое мсто.

— По моему мннію будетъ, отвчалъ мистеръ Геммонъ задумчиво и, помолчавъ съ минуту, продолжалъ съ замтнымъ усиліемъ говорить спокойно.— Но не обидно ли это, мистеръ Блёдсекъ? Мой адресъ могъ бы имть…

— Фелимъ О’Дудль долженъ мн 300 ф. и я надюсь, Геммонъ, что вы заставите его заплатить мн эти деньги разомъ. Это такой проклятый негодяй! перебилъ Титмаузъ въ сильной досад, услыхавъ послднія слова Геммона. Но тотъ не обратилъ на него никакого вниманія и продолжалъ говорить съ мистеромъ Блёдсекомъ.

— Я взвсилъ каждое слово въ этомъ адрес: онъ предвщаетъ бду. Явно, что они хорошо его обдумали. Тонъ его спокоенъ, ршителенъ, и намъ прійдется выдержать отчаянный бой, если только я не ошибаюсь жестоко.

— Э? Что вы говорите, Геммонъ? спросилъ Титмаузъ, который, машинально устремивъ глаза на важный документъ, лежавшій у него въ рукахъ, съ трепетнымъ безпокойствомъ прислушивался къ разговору своихъ собесдниковъ.

— Я говорю, что у насъ будутъ спорные выборы. Вы не одержите побды безъ боя, какъ вы могли бы это сдлать. Явился опасный соперникъ.

— Какъ? Кандидатъ на мое собственное мстечко, на Яттонъ?

— Да, и человкъ, который будетъ сопротивляться вамъ нешутя.

— Господи Боже мои! да что же это за грубіянъ? Кто онъ такой?

— Не грубіянъ, сэръ, перебилъ Геммонъ, очень-сурово: — но джентльменъ и, можетъ-быть, во всхъ отношеніяхъ вамъ равный, прибавилъ онъ съ жестокою улыбкой.— Достопочтенный мистеръ Делямиръ, сынъ и наслдникъ лорда Де-ля-Зуша…

— Чортъ возьми! Вы шутите! Да вдь у него 100,000 фунтовъ годоваго дохода, перебилъ Титмаузъ, сильно блдня.

— О, да, по-крайней-мр, замтилъ мистеръ Блёдсекъ, окончивъ завтракъ.

— Какъ же это такъ? спросилъ Титмаузъ, совершенно падая духомъ.— Какъ же такъ, Геммонъ?

— Да такъ же, сэръ, дло очень-серьёзное, я говорю вамъ безъ шутокъ, отвчалъ Геммонъ угрюмо.

— Чортъ возьми! Да что же это за бестыдство: забираться въ чужое мстечко! Да посл того онъ, пожалуй, и въ домъ мой залзетъ! И то и другое разв не принадлежитъ мн равно? Однакожь, мы предупредили его съ этими молодцами въ Гриль… Мистеръ Блёдсекъ задрожалъ всмъ тломъ и робко оглянулся на дверь, а Геммонъ посмотрлъ на Титмауза такими глазами, что у того руки опустились и онъ замолчалъ.

— Они порастратятся шибко, замтилъ Блёдсекъ скоро посл того, все еще стараясь показать опечаленный видъ, между-тмъ, какъ въ душ онъ начиналъ ужь радоваться, предвидя выгодныя сдлки для своей фирмы.

— Лордъ Де-ля-Зушъ не взялся бы за это дло, еслибъ не имлъ въ виду цли, которую можно достичь, а что касается до денегъ…

— О! что касается до этой статьи, перебилъ мистеръ Блёдсскъ: — 10,000 ф. для него просто вздоръ.

— Ахъ Господи! такъ и мн, стало-быть, тоже прійдется издерживать деньги? спросилъ Титмаузъ съ забавно-испуганнымъ видомъ.

— Мы съ вами поговоримъ объ этомъ предмет наедин, мистеръ Блёдсекъ, сказалъ Геммонъ.— Если хотите, то подемъ въ Грильстонъ, а не то, привозите сюда вашего батюшку.

— Клянусь, Геммонъ! воскликнулъ Титмаузъ, бшено щолкнувъ пальцами: — я готовъ биться, что эти проклятые Обри боле всхъ тутъ замшаны…

— О, въ этомъ нтъ ни малйшаго сомннія! замтилъ Блёдсекъ, застегивая сюртукъ съ положительнымъ видомъ. Но слова Титмауза заставили мистера Геммона бросить сперва на одного изъ своихъ собесдниковъ, потомъ на другаго острый, проницательный взглядъ, вслдъ затмъ, сильная печаль смнила на его лиц минутное изумленіе и онъ глубоко задумался.

Лтъ двадцать уже, по-крайней-мр, не было спорныхъ выборовъ въ Яттон, представители котораго, вслдствіе малаго числа избирателей и ршительнаго вліянія господствующей фамиліи, назначаемы были безъ малйшаго сопротивленія, такъ-что, когда это спокойное маленькое мстечко стало вдругъ сценою внезапной и жаркой борьбы, оно очутилось, такъ-сказать, совершенно не въ своей тарелк. Стны домовъ покрыты были везд яркими, бросающимися въ глаза афишами краснаго, синяго, зеленаго, желтаго, алаго цвта, благоразумно-приноровленными, чтобъ побудить избирателей къ спокойному и разсудительному исполненію ихъ важныхъ обязанностей. По всей справедливости, нельзя было обвинять мистера Титмауза въ томъ, что афиши и объявленія его не содержали въ себ большаго количества грубыхъ и дерзкихъ личностей насчетъ своего противника. Причина заключалась единственно въ недостатк потребнаго остроумія и жара со стороны мистера Геммона. Онъ чувствовалъ, что такой кандидатъ, какъ мистеръ Делямиръ, представлялъ мало доступныхъ пунктовъ къ атак, относительно своего лица, положенія въ свт и поведенія.

Оба кандидата расположили свои главныя квартиры въ Грильстон: мистеръ Делямиръ въ гостинниц Зайца и Собакъ, а мистеръ Титмаузъ въ гостинниц Мокрицы. Надъ окнами того и другаго трактира развевались знамена съ пёстрыми изображеніями и эмблемами. Сверхъ-того, стны и окна обоихъ усяны были разноцвтными афишами, но я не хочу утомлять читателя подробнымъ описаніемъ провинціальныхъ выборовъ, надъ которымъ трудились ужь не разъ и гораздо прежде меня столько блестящихъ перьевъ и карандашей.

Лордъ Де-ля-Зушъ, жившій въ восьми или десяти миляхъ отъ Яттона, и другія лица, принимавшія живое участіе въ успх его сына, скоро убдились, что вс дйствія непріятеля направлены сильною, искусною рукою, и никакимъ образомъ не могутъ происходить отъ самого Титмауза. Какъ бы ни были слабы и ничтожны вначал т надежды на успхъ, съ которыми человкъ вступаетъ въ интересныя, важныя предпріятія, они скоро начинаютъ рости и проясняться въ разгар жаркаго дла. Такъ было и съ лордомъ Де-ля-Зушемъ. Онъ скоро открылъ во всемъ могущественную, но осторожно-скрытую дятельность мистера Геммона. Дв или три опасныя и хитрыя западни, примченныя однакожь во-время, чтобъ не допустить Делямира окомпрометировать себя серьёзнымъ образомъ, убдили лорда и его друзей, что добрый мистеръ Паркинсонъ, несмотря на все свое суетливое усердіе, былъ далеко не по плечу хитрому своему противнику, мистеру Геммону, и что въ рукахъ Перкинсона все это дло выйдетъ жалкимъ, смшнымъ и тягостнымъ фарсомъ. Военный совтъ, собранный въ Фозерингем, разсуждалъ объ этомъ предмет серьёзно, и вслдствіе ршенія, принятаго на немъ, курьеръ отправленъ былъ въ Лондонъ затмъ, чтобъ пригласить немедленно въ Грильстонъ первокласснаго агента по выборамъ, мистера Крафти, въ полное распоряженіе котораго положено было отдать все это дло. Мистеръ Крафти имлъ отъ-роду 45 лтъ. Онъ былъ средняго роста и очень-худощавъ, всегда одть въ простое черное платье, съ блымъ платкомъ на ше и безъ воротничковъ, а между-тмъ никто изъ знающихъ свтъ не могъ принять его за старшину изъ секты диссентеровъ. Онъ имлъ очень-спокойное, хладнокровное обращеніе и важную, тихую походку. Во всемъ его состав не было ни атома страсти, ни одной сотой доли стремительнаго чувства. Онъ былъ просто разсуждающая машина. Говорилъ онъ чрезвычайно-мало. Худое и угловатое лицо его имло форму равносторонняго треугольника подбородокъ былъ заостренъ, а лобъ необыкновенно-широкъ. Волоса у него были черные, обстриженные коротко, и эта послдняя черта была одною изъ главныхъ причинъ того выраженія въ лиц, отчасти страннаго, отчасти простаго и непринужденнаго, которое, разъ увидавъ, трудно было забыть. Глаза у него были голубые, очень-ясные и очень-холодные, цвтъ лица свжій, щеки безъ бакенбардъ, а на уголкахъ рта игралъ у него какой-то проблескъ сарказма. Вся наружность его общала въ немъ напередъ человка холоднаго, осторожнаго, ловкаго, положительнаго. Дло написано было у него на лиц. Онъ посвятилъ себя выборной тактик и, можно сказать, довелъ ее почти до степени науки. никто еще не могъ ршить, къ какой партіи онъ принадлежалъ по своимъ убжденіямъ, но мн кажется, что онъ не заботился ни на волосъ ни объ одной. Таковъ-то былъ человкъ, назначенный въ противники мистеру Геммону, и на этихъ двухъ джентльменовъ надо теперь смотрть, какъ на дйствительныхъ игроковъ, закладчиками которыхъ были: съ одной стороны, мистеръ Делямиръ, съ другой — Титмаузъ.

Мистеръ Крафти скоро появился въ Грильстон, но казалось, будто онъ упалъ съ облаковъ въ комитетъ мистера Делямира. Присутствіе его, повидимому, не было совсмъ-неожиданнымъ, а между-тмъ никто, казалось, не зналъ, какимъ образомъ, откуда или по чьей просьб онъ тамъ очутился. Онъ ни разу не подходилъ даже издали къ Фозерингему и не произносилъ никогда имени хозяина этого замка, который, однакожь (между нами сказать), смотрлъ на прибытіе Крафти съ чувствомъ спокойнаго торжества и увренности. Комитетъ мистера Делямира былъ тотчасъ распущенъ, а новаго, между-тмъ, не назначено. Въ-самомъ-дл, ршили, что комитета вовсе не будетъ, такъ-что друзья мистера Титмауза, одно время, начинали ужь было думать, что непріятель бьетъ отбой. Одинъ скромный банкиръ въ Грильстон, да одинъ смышлёный землемръ и экономъ, изъ того же города — были единственныя лица, явнымъ образомъ принятыя въ довренность мистера Крафти. Мистеръ Паркинсонъ даже отправленъ былъ налво-кругомъ, но его уколотое самолюбіе и досада разомъ успокоены были пристальнымъ и значительнымъ взглядомъ мистера Крафти, который, отпуская его, сказалъ просто: не идетъ. Съ боку, возл большой комнаты, въ которой, до прибытія мистера Крафти, засдалъ комитет, была другая, поменьше, и въ ней-то мистеръ Крафти расположилъ свою главную квартиру. Онъ пріхалъ не безъ помощниковъ, и хотя долго никто этого не зналъ, но трое довренныхъ и совершенно-надежныхъ людей очутились въ Грильстон въ одно время съ нимъ. Одинъ изъ нихъ всегда сидлъ на стул, передъ дверью у входа въ комнату мистера Крафти, въ качеств сторожа и часоваго, другіе двое бгали на посылкахъ. Мистеръ Геммонъ скоро ощутилъ присутствіе тайнаго и грознаго противника, въ совершенной перемн тактики и въ ровной, спокойной систем, которая вдругъ стала замтна во всхъ дйствіяхъ непріятеля. Зоркій глазъ его и чуткая догадливость помогли ему подмтить, тамъ и сямъ исчезающіе, чуть видные признаки хитрыхъ и потаенныхъ слдовъ, доказательства опытности и мастерскаго умнья. Разъ какъ-то, поутру, онъ увидлъ мелькомъ самого мистера Крафти (съ именемъ и славой котораго онъ былъ хорошо знакомъ) и вернулся домой въ полномъ убжденіи, что борьба стала дломъ чрезвычайно-серьезнаго рода и что, такъ-сказать, онъ долженъ былъ немедленно распустить вс паруса, чтобъ догнать непріятеля. Словомъ, съ той самой минуты, какъ только онъ убдился, что лордъ Де-ля-Зуніъ иметъ твердое намреніе побдить, Геммонъ приготовилъ себя на самое худшее и увидлъ необходимость дйствовать столько же осторожно, сколько и ршительно. Въ этотъ день онъ получилъ отъ одного изъ сосднихъ банкировъ 2,000 ф., подъ залогъ части владтельныхъ документовъ Титмауза, и этотъ заемъ былъ дломъ вовсе-нелишнимъ. Дйствительно, со всхъ сторонъ нужны были огромныя средства, какъ денежныя, такъ и личныя. Сильне всего тревожило его подозрніе, что непріятель проникъ ужь въ главную его твердыню — въ Чудный Клубъ. Такое названіе приняли сто-девять человкъ избирателей въ Грильстон, соединившихся въ клуб, по случаю новыхъ выборовъ. Съ самаго начала Геммонъ вступилъ въ сношенія съ этимъ клубомъ, отъ имени мистера Титмауза, и, посл долгихъ переговоровъ, купилъ его гуртомъ, за очень-щедрую цну, по 10 ф. на брата, но скоро, по прибытіи мистера Крафти, онъ началъ подозрвать, что ихъ сбиваютъ на противную сторону, потому-что, гуляя однажды вечеромъ, въ довольно-пасмурномъ расположеніи духа, по парку, онъ встртилъ человка, на первый взглядъ показавшагося ему незнакомымъ, но страшно-значительные жесты котораго скоро помогли Геммону его узнать. Это былъ дйствительно тотъ самый, который до-сихъ-поръ велъ съ нимъ переговоры отъ имени Чуднаго Клуба, нкто Бенжаминъ Бранъ (чаще извстный подъ именемъ Бен-Бранъ), приземистый, кривоногій булочникъ изъ Грильстона. Онъ не произнесъ ни слова, мистеръ Геммонъ тоже, но будучи узнанъ, просто поднялъ передъ мистеромъ Геммономъ об руки съ растопыренными пальцами, поднялъ ихъ дважды съ значительнымъ, вопрошающимъ взоромъ. Геммонъ смотрлъ на него нсколько минутъ съ бшенствомъ и, наконецъ, пробормотавъ: ‘Завтра здсь, въ эту же пору’, спшилъ въ барскій домъ, въ крайнемъ смущеніи и страх. Дилемма, въ которой онъ находился, не позволяла ему уснуть цлую ночь. Появленіе Бен-Брана ужь не была ли штука со стороны Крафти? Ужь не купилъ ли его этотъ джентльменъ и не сдлалъ ли изъ него шпіона, и не играетъ ли теперь этотъ Бенъ роль измнника? Или прійдется Титмаузу, не на шутку (bona fide) помряться кошелькомъ съ лордомъ Де-ля-Зушемъ? Это было бы ужасно! Геммонъ чувствовалъ себя въ положеніи кошки наверху стеклянной стны, кошки, которая не сметъ двинуться ни въ ту, ни въ другую сторону, а между-тмъ, не въ-состояніи держаться на мст. Пока оба кандидата, съ своими процесіями музыкантовъ и въ-сопровожденіи вжливыхъ, улыбающихся друзей, совершали свои публичныя демонстраціи и всенародно уговаривали избирателей — какъ-будто бы они тмъ могли произвести какое-нибудь вліяніе хоть на одного человка съ той или съ другой стороны — дйствительное сраженіе, какъ я ужь упомянулъ, должно было происходить между двумя спокойными и хитрыми головами въ двухъ уютныхъ и тихихъ комнатахъ въ Грильстон, изъ которыхъ одна была въ гостинниц Зайца и Собакъ, а другая въ гостинниц Мокрицы, однимъ-словомъ, между мистеромъ Крафти и мистеромъ Геммономъ. Первый въ самое короткое время посл своего прибытія увидлъ, что результатъ борьбы зависитъ отъ Чуднаго Клуба, и черезъ одного изъ своихъ повренныхъ эмиссаровъ, человка, съ которымъ никто не видлъ его въ сношеніи, который былъ совершенно-чужой въ Грильстон и равнодушенъ насчетъ результата выборовъ, а искалъ въ нихъ забавы и имлъ талантъ напиться до-пьяна гораздо-скоре, чмъ кто бы то ни было изъ пившихъ съ нимъ вмст, мистеръ Крафти удостоврился, что хотя просвщенные члены Чуднаго Клуба, конечно, получили маленькое предрасположеніе къ политическимъ убжденіямъ мистера Титмауза, но что, несмотря на то, они добросовстно готовы выслушать все, что имъ можетъ быть сказано въ пользу убжденій его противника.

Первымъ шагомъ мистера Крафти было: освдомиться о томъ, что именно дйствительно было ужь сдлано или предпринято какъ въ пользу мистера Делямира, такъ и въ пользу мистера Титмауза, дале, въ точномъ числ избирателей, которыхъ онъ расположилъ по классамъ, онъ нашелъ, что ихъ было всего-на-все 406 человкъ. Изъ этого числа новыхъ {Новыми избирателями авторъ называетъ тхъ гражданъ, на которыхъ право участвовать въ выборахъ распространено знаменитымъ билемъ, отнявшимъ права у такъ-называемыхъ сгнившихъ мстечекъ,rotten boroughs. Прим. перев.} избирателей 166 человкъ и старыхъ 240. Мало-по-малу онъ узналъ, что изъ числа новыхъ можно было положиться на 36 голосовъ въ пользу мистера Делямира. Фермеры яттонскихъ земель въ мстечк {См. выше примч. въ этой же глав.} доходили числомъ до 115-ти. Они были уговариваемы мистеромъ Делямиромъ и его пріятелями очень-деликатно, и 23 человка изъ нихъ общали подать голоса въ пользу его, несмотря ни на какія послдствія, утверждая, что они ненавидятъ и презираютъ ихъ новаго помщика такъ же сильно, какъ они любили стараго, къ партіи котораго, какъ имъ было извстно, принадлежалъ и самъ мистеръ Делямиръ. Затмъ оставался разрядъ Доступныхъ, (говоря значительнымъ языкомъ мистера Крафти) въ числ 125 человкъ, то были люди, по-большей-части жившіе въ Яттон, или около него, и подверженные, безъ-сомннія, сильному, непосредственному вліянію мистера Титмауза, но все-таки не въ полномъ его распоряженіи. Изъ этихъ немене 70 голосовъ общало было въ пользу мистера Делямира. Короче сказать, разсчеты мистера Крафти о вроятныхъ силахъ той и другой стороны находились въ слдующемъ положеніи:

На сторон Делямира.	На сторон Титмауза.
Изъ числа новыхъ избирателей 36	Изъ числа новыхъ избирателей:
Изъ числа старыхъ —	Чудный Клубъ 109.
»фермеровъ 23	другихъ 21.
»доступныхъ 70	Изъ числа старыхъ яттонскихъ фермеровъ 92
Итого 129	доступныхъ 35
	Итого 257

Кром отмченныхъ такимъ-образомъ, оставалось еще изъ разряда доступныхъ 20 человкъ, необщавшихъ ничего ни той, ни другой сторон. Слдовательно, еслибъ какимъ-нибудь образомъ можно было отдлить отъ Титмауза Чудный Клубъ, то на его сторон оставалось бы всего только 17 голосовъ, лишнихъ противъ мистера Делямира, и тогда, еслибъ какимъ-нибудь средствомъ послднихъ 20 человкъ доступныхъ привлечь на сторону Делямира, то это дало бы ему большинство трехъ голосовъ надъ своимъ противниковъ. Въ какую сторону ни обернись, впрочемъ, ясно было, что Чудный Клубъ держалъ выборы у себя въ рукахъ и не намренъ былъ выпускать ихъ изъ своей власти. Разсчеты Геммона разнились очень-немногимъ отъ разсчетовъ Крафти, и потому оба устремили вс свои силы на этотъ пунктъ, то-есть на Чудный Клубъ, продолжая, однакожь, съ прежнимъ усердіемъ свои увщанія избирателямъ, какъ лучшее средство отклонить вниманіе отъ ихъ важныхъ движеній и убдить публику, что единственное оружіе, которымъ сраженіе должно быть ршено, это — поклоны, улыбки, вжливыя рчи, афиши, памфлеты, знамёна и процесіи музыкантовъ. Мистеръ Крафти получилъ отъ лорда Деля-Зуша большую сумму за свои услуги, но узнавъ отъ мистера Делямира твердую и непремнную волю его отца, чтобъ при выборахъ, съ его стороны, серьёзно и добросовстно не было подкупа, и что деньги, отданныя въ его распоряженіе, должны быть употребляемы только на одн законныя издержки по этому длу, онъ улыбнулся довольно-горько и отправилъ въ Фозерингемъ нарочнаго съ порученіемъ узнать: на какой конецъ они его приглашали, потому-что какая польза идти подъ Ватерлоо безъ пороха? Отвтъ, имъ полученный былъ довольно-лаконическаго содержанія и заключался въ слдующихъ словахъ: ‘Никакихъ угрозъ, никакого обольщенія, никакого подкупа, маневрируйте такъ искусно, какъ только умете, и слдите за непріятелемъ отъ ранняго утра до поздней ночи, такъ, чтобъ заключеніе списка голосовъ не было еще окончательнымъ результатомъ выборовъ и побдитель по этому списку не остался бы непремннымъ членомъ Палаты’.

На эту новую, для него трудную и скучную обязанность, предписанную ему такою депешею изъ главной квартиры, мистеръ Крафти немедленно устремилъ вс способности и, тщательно осмотрвъ свое положеніе, какъ ни мало оно общало впереди, все-таки не отчаявался въ успх. Тридцать-шесть новыхъ избирателей, безъ-сомннія, были подвержены значительному и почти неизбжному вліянію съ ихъ стороны, потому-что они состояли изъ людей, преимущественно-употребляемыхъ по разному роду длъ лордомъ Де-ля-Зушемъ, а также его друзьями и сосдями, раздлявшими его политическія убжденія. Двадцать-три человка фермеровъ, вс съ перваго до послдняго, дали свое общаніе отъ души и съ перваго слова. Что жь касается до семидесяти доступныхъ, то голоса ихъ были пріобртены мистеромъ Делямиромъ посл долгихъ, старательныхъ увщаній, дланныхъ вмст съ другими лицами, которыя имли на нихъ ршительное и совершенно-законное вліяніе. Привлечь на свою сторону такими же средствами и остальныхъ двадцать человкъ была вещь возможная, хотя и несовсмъ-вроятная. Таково-то было положеніе длъ на сторон мистера Делямира: каково-же шли они у Титмауза? Первое и самое главное, Чудный Клубъ купленъ былъ Геммономъ по 10 ф. на брата — въ этомъ не было никакого сомннія. Крафти тоже купилъ бы ихъ всхъ, какъ стадо барановъ, еслибъ только ему позволили, и уладилъ бы дло это самымъ-скрытымъ, самымъ-успшнымъ образомъ, все-таки, впрочемъ, не лучше, чмъ Геммонъ усплъ сдлать, по-крайней-мр во всемъ, что лично до него касалось. Въ-самомъ-дл, онъ усплъ надуть Крафти и распорядился такъ ловко, что вс старанія этого джентльмена отъискать законныя доказательства упомянутой сдлки, до-сихъ-поръ оставались напрасны. Несмотря на то, послдній еще не терялъ надежды сманеврировать такъ, чтобъ какъ-нибудь да достичь того, что ему больше всего было нужно въ-отношеніи къ Чудному Клубу. Съ намреніями немене-похвальными, но съ усердіемъ зло превышавшимъ умнье, нкоторые изъ помощниковъ Геммона не подражали его осмотрительности. Совершенно безъ вдома его, двое или трое изъ нихъ страшнйшимъ образомъ скомпрометировали себя, его и Титмауза, сообщивъ Геммону такіе отчеты о своихъ дйствіяхъ, которые успли заслужить имъ одну только благодарность за ихъ успшную ловкость, а между-тмъ, передъ мистеромъ Крафти они обнаружили себя неопытными новичками въ дл выборной тактики. Одинъ мелкій ремесленникъ, жестяныхъ и мдныхъ длъ мастеръ, въ деревушк Ворклей, получилъ, въ придачу къ значительному взгляду, отъ одного изъ членовъ комитета мистера Титмауза 10 ф. въ уплату какого-то стараго счета, поданнаго будто бы имъ, года три тому назадъ, за починку чайниковъ, котловъ и кострюль, еще при мистер Обри!… Жена одного портнаго въ Грильстон получила такую же сумму за большаго, красиваго кота, истинную рдкость природы, потому-что этотъ котъ умлъ мигать каждымъ глазомъ порознь и поочереди!… Другому достойному и независимому избирателю, особа, искавшая пріобрсти его голосъ, напомнила про то, что она, эта особа, ужь нсколько лтъ тому назадъ, взяла у избирателя въ долгъ 10 фунтовъ и теперь, вдругъ, устыдясь своей забывчивости, особа эта заплатила свой долгъ. Мистеръ Барнабасъ Блёдсекъ поступилъ очень-хитро: онъ подарилъ по три фунта на брата тремъ маленькимъ мальчикамъ, сыновьямъ одного избирателя, мастерская котораго выходила окошками прямо насупротивъ заднихъ оконъ конторы мистера Блёдсека — подарилъ съ уговоромъ, чтобъ они отстали отъ своей привычки показывать ему, Блёдсеку, носъ въ то время, когда онъ сидлъ за дломъ въ контор, что дйствительно стало для него совершенно-невыносимо. Тутъ былъ, слдовательно, благовидный поводъ къ уплат и догадки о подкуп не на чемъ основать. Такого-то рода остроумныя уловки были приведены въ дйствіе, чтобъ пріобрсти 30 или 40 голосовъ! Короче сказать, мистеръ Крафти поймалъ ихъ по-крайней-мр на одиннадцати сдлкахъ яснаго и неоспоримаго подкупа, изъ которыхъ каждая подкрплена была законными доказательствами и каждая сама-по-себ была достаточна, чтобъ уничтожить результатъ выборовъ, лишить Титмауза права засдать въ Парламент представителемъ Яттона и подвергнуть какъ его самого, такъ и агентовъ его разорительной пен. Дале, найдены были явные признаки одного изъ двухъ: или прямаго намренія идти на зло законамъ, существующимъ противъ обольщенія, или невднія о ихъ существованіи. А что касается до свободы выборовъ, то изъ числа яттонскихъ фермеровъ, едва-ли нашлось десять человкъ, общавшихъ подать свой голосъ въ пользу Титмауза безъ принужденія и безъ угрозъ.

Руки мистера Крафти связаны были совстливыми инструкціями лицъ, въ пользу которыхъ онъ дйствовалъ, а потому Чудный Клубъ торчалъ у него какъ бльмо на глазу. Онъ нашелъ, однакожь, средство вступить въ тайныя сношенія съ этими господами и ршился выставить передъ ними неопредленныя, но ослпительныя надежды денежныхъ выгодъ со стороны Фозерингема. Эмиссаръ его скоро добрался до грознаго Бенъ-Брана, который, по правд сказать, давно былъ насторож въ-ожиданіи признаковъ желаннаго рода съ этой стороны. Однажды вечеромъ, прогуливаясь тихими шагами вдоль по шоссе, ведущему къ Йорку, Бранъ встртилъ порядочнаго на видъ человка, который обратился къ нему, говоря вполголоса, и Бранъ скоро припомнилъ, что онъ говорилъ съ нимъ или видлъ его когда-то прежде. ‘Не можете ли вы мн сказать: гд лежитъ золотая руда’, спросилъ незнакомый: ‘въ Фозерингем или въ Яттон?’, и при этомъ онъ оглянулся кругомъ, опасаясь, чтобъ его не подслушали. Бенъ навострилъ уши и скоро вступилъ въ разговоръ съ таинственнымъ незнакомцемъ, впродолженіе котораго послдній намекнулъ, съ очень-значительнымъ видомъ, что никакъ нельзя было думать, чтобъ нкоторый перъ послалъ одного близкаго родственника своего въ походъ затмъ, чтобъ этотъ родственникъ былъ разбитъ * * * * *, и особенно за недостаткомъ нсколькихъ фунтовъ… и къ тому же, мой другъ, если только ***, а?… *** съ другой стороны…

— Ба, да кто вы такой? Откуда вы? спросилъ Бенъ, вздрогнувъ всмъ тломъ.

— Упалъ съ луны, отвчалъ тотъ, спокойно улыбаясь.

— Ну, такъ нечего сказать, замтилъ Бенъ, помолчавъ съ минуту, много же они знаютъ, тамъ, наверху, про то, что длается здсь, внизу.

— О, поврьте, все знаютъ, ршительно все * * *, тутъ незнакомый сказалъ Бену въ-точности какую именно сумму клубъ условился получить отъ мистера Геммона.

— Что, мы съ вами, оба — джентльмены? спросилъ незнакомый серьёзно.

— Хмъ, д-д-да, я надюсь, что такъ? сэръ, отвчалъ Бенъ нершительно.

— И люди дловые, врные своему слову?

— Совсть между ворами, да, да, конечно, отвчалъ Бенъ еще тише и очень-горячо.

— Если такъ, то мы съ вами увидимся завтра, въ эту же пору, одни, у Дарклеинской Опушки, а покуда, вотъ видите ли, подумайте вы объ этомъ. Говоря эти слова, незнакомый два раза поднялъ об руки кверху съ растопыренными пальцами. ‘Я надюсь, что мы понимаемъ другъ друга?’ прибавилъ онъ. Тотъ кивнулъ головой и они разошлись въ разныя стороны. Потерявъ изъ виду Бен-Брана, незнакомый джентльменъ снялъ зеленые очки и пару сдыхъ бакенбардъ и спряталъ об эти вещи въ карманъ. Еслибъ кто-нибудь хотлъ его подстеречь, такъ тому пришлось бы далеко кружить! Вслдствіе этого-то свиданія, Бенъ имлъ ту продлку съ Геммономъ, которая такъ встревожила послдняго и которую мы ужь описали. Но обратимся къ нашему пріятелю: что ему было длать? Возвратясь въ барскій домъ, онъ открылъ потаенный ящикъ въ своемъ пюпитр и вынулъ тонкій лоскутокъ бумаги, спрятанный еще поутру и полученный имъ тогда изъ Лондона, съ надписью: приватно и секретно. На лоскутк написано было всего дв строчки очень-бойкимъ почеркомъ и, явно, въ-торопяхъ. Он состояли въ слдующемъ:

‘Выборы должны быть выиграны. Вы получите письмо отъ Э. съ этой же почтой. Не пишите мн ничего’.

Б.

Этотъ Б. былъ очень-значительный человкъ, съ которымъ мистеръ Геммонъ находился въ довольно-короткой связи, какъ читатель легко можетъ догадаться, и естественнымъ образомъ Геммонъ желалъ оправдать довренность своего могущественнаго друга. Еще незадолго до отъзда изъ Лондона, онъ ручался Б., что успхъ выборовъ не подверженъ сомнненію и находится совершенно въ его рукахъ. Представьте же себ его досаду и бшенство при вид систематическаго, ршительнаго сопротивленія, возникшаго такъ неожиданно! О, какъ сильно онъ желалъ преодолть это сопротивленіе! Но чмъ сильне росло его желаніе, тмъ ясне становилась для него необходимость дйствовать осторожно, потому-что непредвиднное и ршительное вмшательство лорда Де-дя-Зуша служило врною порукою, что этотъ человкъ иметъ важную, окончательную цль въ виду, а что касалось до его средствъ, то ихъ огромность извстна была всякому. ‘Не даромъ же, думалъ онъ, мистеръ Крафти былъ выписанъ съ такими издержками? Какого чорта хочетъ этотъ Чудный Клубъ? Слыхана ли когда-нибудь такая чудовищная вещь? Ршили по 10 ф. на брата, уговоръ окончательно заключенъ, а теперь, вдругъ, удвоиваютъ свое первоначальное требованіе самымъ неожиданнымъ и настойчивымъ образомъ! Продажные бездльники! Но что жь это: противная сторона серьёзно набиваетъ цну или только затяла хитрый планъ, чтобъ поймать насъ на подкуп голосовъ гуртомъ?’ Снова и снова перебиралъ онъ свой списокъ избирателей, на которомъ отмчены были благопріятные, враждебные, нейтральные, сомнительные избиратели, также тщательно-собранные и расположенные по классамъ, какъ и у мистера Крафти. Подобно своему хитрому и опытному противнику, Геммонъ поврялъ свои главныя распоряженія едва-ли кому-нибудь изъ тхъ, которые дйствовали съ нимъ заодно, опасаясь сильно, хотя безъ ясныхъ поводовъ, что многіе изъ нихъ съ самаго начала ужь слишкомъ-глубоко были посвящены въ его тайны. По его соображеніямъ, предполагая, что вс данныя ему общанія будутъ сдержаны, Титмаузъ, независимо отъ Чуднаго Клуба и восьмнадцати или двадцати другихъ, которые у него были отмчены въ разряд возможныхъ, имлъ всего 25 голосовъ боле Делямира, что такимъ-образомъ составляло разницу восьми голосовъ между его разсчетомъ и соображеніями мистера Крафти. Поэтому, разумется, этотъ проклятый Чудный Клубъ могъ вертть дломъ по-своему, а какъ ихъ надуть — это была такая задача, отъ которой у него голова трещала. Онъ допускалъ, что лордъ Де-ля-Зушъ можетъ сдлать точно столько же, сколько и онъ самъ, для достиженія успха, и считалъ его способнымъ подкупить какое бы то ни было число изъ членовъ клуба, чтобъ превратить ихъ въ доносчиковъ на ихъ первоначальнаго благодтеля. Гг. Блёдсекъ, правда, увряли его, что клубъ состоитъ весь изъ людей надежныхъ и врныхъ, но Геммонъ имлъ боле-врныя свднія о политическихъ чувствахъ нкоторыхъ членовъ, и эти свднія заставляли его думать со страхомъ о результат какого-нибудь смлаго и хитраго плана со стороны его непріятелей. Насчетъ членовъ этого клуба, мы, съ своей стороны, должны сказать, что они почти вс были смирные и почтенные люди, смотрвшіе на все это дло какъ на простую, сухую, торговую сдлку. Они справедливо считали каждаго изъ кандидатовъ равно достойнымъ чести быть представителемъ мстечка и полагали, что они оба будутъ равно хорошо дйствовать въ Парламент. Они начали съ того, что раздлились на десятки, изъ которыхъ въ одномъ понеобходимости было девять человкъ, и отъ каждаго десятка выбрали по одному человку, что составило одиннадцать человкъ. Эти одиннадцать, въ свою очередь, въ присутствіи всего клуба выбрали пятерыхъ изъ своего числа, для веденія переговоровъ между клубомъ и двумя кандидатами, эти же послдніе пять выбрали опять изъ своей среды одного, Бен-Брана, чтобъ быть дйствительнымъ посредникомъ всхъ сношеній. Настоящее положеніе цнъ никогда не было извстно дале перваго совта одиннадцати и этимъ-то одиннадцати мистеръ Крафти съ необыкновенной ловкостью усплъ внушить, черезъ ихъ депутата, уполномоченнаго, Брана, ршительное намреніе содрать съ Титмауза еще по пятнадцати фунтовъ на брата, прежде чмъ подать голоса въ его пользу. Такое намреніе надлежащимъ образомъ возвщено было Геммону со стороны Бен-Брана безмолвнымъ поднятіемъ сперва обихъ рукъ, потомъ одной. ‘Это составитъ 2,725 ф. денегъ, истраченныхъ на одинъ только этотъ проклятый клубъ, думалъ Геммонъ съ содроганіемъ, ну, а что если эти бездльники, получивъ такую огромную сумму, наконецъ все — таки обратятся противъ него, соблазненные великолпными искушеніями лорда Де-ля-Зуша? Стоило только представить себ хоть на минуту: ну что, если мистеръ Бенжаминъ Бранъ подкупленъ, чтобъ выдать всхъ своихъ товарищей и Геммона и его партію въ руки лорда Де-ля-Зуша! О! думалъ Геммонъ, тысячу разъ, самъ про себя: этотъ проклятый Чудный Клубъ! Этотъ проклятый Крафти!…’

Съ приближеніемъ ршительнаго дня, каждая изъ двухъ сторонъ объявляла о совершенной увренности въ результат выборовъ. Газета Йоркширское Пиво извщала, что она уполномочена объявить положительно, что большинство мистера Титмауза будетъ превосходить по-крайней-мр вдвое число голосовъ, поданныхъ въ пользу мистера Делямира. Йоркширскій Истинный Синій, напротивъ, уврялъ своихъ читателей, что надежды мистера Делямира были самаго блестящаго рода и что хоть можетъ быть на его сторон перевсъ голосовъ будетъ и неслишкомъ-великъ, но что мистеръ Делямиръ былъ увренъ въ результат выборовъ, что онъ везд былъ принятъ съ величайшимъ энтузіазмомъ, что многіе даже изъ фермеровъ мистера Титмауза великодушно общали свои голоса въ пользу мистера Делямира, и что въ Грильстон, гд онъ мене всего могъ надяться на успхъ, этотъ успхъ превзошелъ самыя пылкія ожиданія его друзей и т. д. Къ этому прибавлено было лукавое предостереженіе избирателямъ: не увлекаться остроумными и краснорчивыми софизмами той рчи, которую можно ожидать отъ мистера Титмауза въ день выборовъ. Все это могло быть очень-хорошо для газетъ и могла произвести впечатлніе на тхъ, которые, проживая въ отдаленіи, имютъ привычку имъ врить, но что касается до актёровъ, до тхъ, кого дло прямо касалось, то мистеръ Крафти неоднократно уврялъ мистера Делямира, что пристойное меньшинство есть самое крайнее, чего только можно было ожидать, между-тмъ, какъ Титмаузъ и его друзья находились въ очень-тягосгномъ состояніи неизвстности: одному только Геммону, да еще двумъ или тремъ лицамъ извстна была истинная причина безпокойства и затрудненія, то-есть ужасная жадность Чуднаго Клуба.

Что касается до нашего героя, мистера Титмауза, то, принимая даже во вниманіе все одушевленіе, неизбжное при такомъ торжественномъ случа, я все-таки съ прискорбіемъ долженъ упомянуть, что все это время онъ едва-ли два часа въ день находился въ трезвомъ вид. Онъ обыкновенно вставалъ съ постели около одиннадцати часовъ утра, къ двумъ часамъ являлся въ свои комитетъ, тамъ требовалъ себ бутылку или дв содовой воды съ водкою и, такимъ образомъ подкрпленный, отправлялся на увщаніе избирателей, никогда не отказываясь отъ приглашенія выпить стаканъ хорошаго пива въ тхъ домахъ, которые онъ посщалъ. О настоящемъ положеніи дла и о своихъ надеждахъ Геммонъ ни разу не удостоилъ съ нимъ посовтоваться или сообщить ему какія бы то ни было свднія, а ограничился только приготовленіемъ очень-короткой и простой рчи, которую Титмаузъ долженъ былъ произнести съ балкона и которую онъ заставилъ его переписать, взявъ съ него общаніе, что онъ постарается выучить ее наизусть.

Наконецъ насталъ давно-ожиданный день. Утро было ясное и морозное. Часовъ около восьми, маленькій городокъ оживился звуками музыки, знаменами, флагами, возгласами и толпами народа, проходящаго взадъ и впередъ. Шалашъ, въ которомъ должны были происходить выборы, устроенъ былъ очень-удобно, на середин зеленаго и просторнаго луга, на южной оконечности города. Къ этому шалашу отъ ранняго утра началъ стекаться народъ. Незадолго до двнадцати часовъ, прибыли поочереди процесіи обоихъ кандидатовъ съ распущенными знаменами и съ труппами музыкантовъ впереди. Мистеръ Титмаузъ и мистеръ Делямиръ, въ-сопровожденіи своихъ друзей, появились на балкон. Кругомъ шумла ужь давно нетерпливая и многочисленная толпа, огромное большинство которой состояло изъ жителей Грильстона, почти безъ исключенія преданныхъ партіи Титмауза. Фермеры и хлбопашцы изъ окрестныхъ деревень присутствовали тоже, по число ихъ, сравнительно, было очень-невелико. Началось съ того, что выборный приставъ объявилъ о дл, для котораго назначенъ былъ этотъ день, и торжественно увщевалъ собравшуюся толпу не забывать, что они Англичане, и дать обимъ сторонамъ полную свободу дйствія, выслушивая всякаго, кто бы ни пожелалъ говорить рчь, спокойно и терпливо. Тотчасъ, какъ только онъ окончилъ свое короткое воззваніе, на сцену выступили, одинъ вслдъ за другимъ, такъ-называемые секунданты, то-есть друзья и помощники обоихъ кандидатовъ, которые должны были отрекомендовать народу мистера Титмауза и мистера Делямира. Каждый изъ нихъ произнесъ свою рчь, сопровождаемую громкими возгласами присутствующихъ. Нсколько часовъ сряду звучали голоса этихъ ораторовъ, прерываемые то криками одобренія и торжества, то шиканьемъ и свистомъ негодующихъ слушателей. Наконецъ, когда вс вступительныя рчи были окончены:

— Мистеръ Титмаузъ, теперь ваша очередь, произнесъ выборный приставъ, обращаясь къ нашему герою. Услыхавъ эти слова, тотъ поблднлъ какъ полотно и вдругъ почувствовалъ себя очень-дурно. Онъ вынулъ изъ кармана сильно-подержаный, измятый, маленькій свертокъ бумаги, на которой написана была рчь, какъ мы ужь говорили, приготовленная для него мистеромъ Геммономъ и, развернувъ его дрожащею рукою, Титмаузъ бросилъ на содержаніе листка одинъ короткій взглядъ отчаянія. Чего бъ онъ не далъ въ эту минуту, чтобъ имть память, голосъ и способность произнести рчь, для него сочиненную. Онъ посмотрлъ печально черезъ плечо на Геммона и снялъ свою шляпу. Въ ту же минуту его привтствовалъ громкій, торжественный кликъ толпы. Живое море зашевелилось вокругъ: одни махали шляпами, другіе бросали ихъ кверху, и минутъ пять прошло, прежде чмъ весь этотъ шумъ началъ стихать хоть сколько-нибудь. Наконецъ, однакожь, все умолкло, совершенная тишина наступила. Тысячи любопытныхъ, нетерпливыхъ лицъ, вс обращенныя на него, представляли такое зрлище, которое могло бы поколебать нервы даже и твердаго человка, непривыкшаго говорить передъ большимъ собраніемъ. Рчь, которую онъ не въ-состояніи былъ выучить наизустъ, несмотря на всю ея простоту и краткость, несмотря даже на то, что онъ переписалъ ее разъ шесть и твердилъ цлыя дв недли по два часа въ каждый день, эту рчь онъ позабылъ теперь совершенно и готовъ былъ бы съ радостью заплатить фунговъ сто, чтобъ тотчасъ же бросить выборы или какъ-нибудь незамтно провалиться подъ полъ того балкона, на которомъ онъ стоялъ въ эту минуту.

— Начинайте же, начинайте! шепталъ ему Геммонъ.

— Д-да — да что жь я буду говорить? пробормоталъ Титмаузъ.

— Вашу рчь, отвчалъ нетерпливо Геммонъ.

— Я — я ей-Богу не помню ни слова.

— Если не помните, такъ читайте, шепнулъ тотъ бшено.— Господи, Боже мой! да васъ свистками прогонятъ съ балкона! Читайте по бумаг, слышите ли вы, прибавилъ онъ едва не скрежеща зубами.

— Господа!… началъ Титмаузъ, едва внятно.

— Слушайте! Тссссъ! Тише! Слушайте. Слушайте! Тссстъ! раздалось вокругъ него.

— Джентльмены! началъ опять Титмаузъ, немножко-погромче: — я ужасно… совсмъ не привыкъ… первый разъ передъ такимъ многочисленнымъ собраніемъ (громкіе ободрительные крики)… въ высшей степени счастливъ… въ сей достопамятный день… горжусь такою высокою честью (на этомъ мст громкіе возгласы совершенно заглушили его голосъ), джентльмены, началъ снова Титмаузъ: — не имя привычки говорить передъ такимъ многочисленнымъ собраніемъ… я… я… несмотря на то, языкъ можетъ чувствовать тамъ, гд сердце не въ-состояніи выразить… (ободрительные крики)… въ сей достопамятный день… е-е-являюсь передъ вами кандидатомъ… въ полной увренности… слава нашей націи. (Неистовые крики)… Представительная система Англіи… въ эту важную эпоху… когда умы всхъ заняты пре… преобразованіемъ законовъ… явная необходимость… запутанныя отношенія съ континентальными державами… законы о пошлинахъ на хлбъ… долгъ всякаго истиннаго патріота требуетъ… и такъ дале и такъ дале. Безсвязныя фразы его, на удачу припоминаемыя изъ забытой рчи и произносимыя передъ толпой едва-внятнымъ голосомъ, къ великому счастью нашего героя, долетая до народа отрывками, въ ту же минуту заглушаемы были торжественными возгласами людей, преданныхъ его интересамъ и увлекавшихъ за собою толпу. Эта комедія длилась довольно-долго. Наконецъ, случайно наткнувшись на фразу, которая должна была заключить его рчь, Титмаузъ окончилъ, торопливо отвшивая съ полдюжины низкихъ поклоновъ на вс стороны, и надлъ шляпу свою при громкихъ, неистовыхъ, продолжительныхъ крикахъ толпы. Какъ мы ужь говорили прежде, три четверти собравшагося передъ балкономъ народа состояло изъ жителей Грильстона, принадлежавшихъ почти-исключительно къ партіи мистера Титмауза, а потому, едва только началъ Делямиръ говорить въ свою очередь, какъ ободрительные возгласы въ ту же минуту умолкли, а громкіе свистки, шипнье, шиканье и ропотъ неудовольствія раздались со всхъ сторонъ. Молодой ораторъ съ твердостью перенесъ такой жестокій пріемъ и выжидалъ терпливо, пытаясь въ промежуткахъ неистовой бури сказать хоть нсколько словъ, но вс попытки его оставались напрасными: глумъ каждый разъ поднимался съ новою силою. Выборный приставъ не зналъ что длать, чтобъ возстановить хоть сколько-нибудь порядокъ. Разъ пять или шесть ужь этотъ чиновникъ обращался къ народу, стараясь усовстить многолюдное собраніе, но видя, что вс труды его остаются напрасными, онъ подошелъ наконецъ къ Титмаузу и убдительно просилъ его употребить свое вліяніе на толпу, чтобъ дать способъ мистеру Делямиру быть выслушаннымъ.

— Вотъ еще! отвчалъ тотъ:— стану я за него хлопотать! Всякій пусть самъ за себя старается. На выборахъ, какъ на войн: противъ непріятеля вс средства позволены. Не правда ли, Геммонъ?

— Сдлайте сейчасъ то, что вамъ говорятъ, сэръ! шепнулъ ему Геммонъ съ негодованіемъ: — сдлайте сію же минуту, иначе вы заслужите, чтобъ васъ пинками вытолкали съ балкона! Титмаузъ, увидвъ, что нечего больше длать, снялъ свою шляпу съ очень-неохотнымъ видомъ и, обращаясь къ толп: ‘вы врно, господа, произнесъ онъ:— не откажетесь выслушать то, что онъ хочетъ сказать въ свою пользу’. Все однакожь было напрасно.— ‘Долой! Прочь! Не нужно! Тссстъ! Не нужно! Долой!’ кричалъ народъ, неистове и громче прежняго. Несмотря на то, Делямиръ не хотлъ уступить, не сдлавъ еще одной, послдней попытки, но въ ту самую минуту, когда, поднявъ правую руку, онъ воскликнулъ:— ‘джентльмены! всего нсколько словъ, отвчаю вамъ честью, что я не задержу васъ доле трехъ минутъ’, какой-то бездльникъ изъ середины толпы швырнулъ въ него камнемъ, неочень-большимъ, но брошеннымъ сильно и мтко. Ударъ попалъ въ верхнюю губу и разскъ ее довольно-глубоко. Делямиръ поблднлъ. Онъ вынулъ блый карманный платокъ и приложилъ его къ губамъ, и кровь, сильно бжавшая изъ раны, обагрила его въ ту же минуту. Несмотря на то, онъ не сошелъ съ своего мста. Слабая улыбка даже мелькнула на лиц его, но такая улыбка, отъ которой слезы блеснули на глазахъ двухъ или трехъ свидтелей. Какъ только Геммонъ увидлъ, что ударъ попалъ въ свою цль, онъ бросился тотчасъ туда, гд стоялъ Делямиръ, окруженный встревоженными друзьями, убждавшими его отказаться отъ своего намренія говорить передъ народомъ.

— Вы сильно ранены, сэръ! воскликнулъ Геммонъ, въ большомъ волненіи, снимая шляпу съ видомъ глубокаго и почтительнаго участія. Потомъ, обращаясь къ толп, среди которой, при вид случившагося, все вдругъ умолкло и ужь начинали быть слышны постепенно-возрастающіе крики укора:

— Стыдно, говорите вы? Да, стыдно, стыдно, стыдно, джентльмены! воскликнулъ онъ громко и гнвно.— Гд этотъ разбойникъ, который осмлился бросить камень? Именемъ мистера Титмауза, который слишкомъ взволнованъ, чтобъ лично къ вамъ обратиться, я прошу, я заклинаю васъ, сію же минуту схватить его и отдать въ руки правосудія. Въ противномъ случа, мистеръ Титмаузъ объявляетъ торжественно, что онъ сію же минуту отказывается отъ выборовъ.

— Браво, Титмаузъ! Браво! Благородно сказано! воскликнуло разомъ нсколько голосовъ.

Отчаянная драка произошла въ ту же минуту на томъ мст, гд стоялъ человкъ, бросившій камень. Двое или трое изъ числа тхъ самыхъ, которые только-что передъ тмъ подстрекали его на этотъ поступокъ, схватили его за горло такъ крпко, что онъ едва не задохся. Осыпанный градомъ пинковъ, ударовъ, проклятій, онъ тотчасъ же былъ выпровоженъ вонъ и, полумертвый, отправленъ въ полицейскую контору.

— Три раза урра, за мистера Делямира! закричалъ чей-то голосъ въ толп и ни разу еще во весь этотъ день такой громкій крикъ не раздавался въ толп въ отвтъ на подобное приглашеніе.

‘Делямиръ! Делямиръ! Слушайте, слушайте! Пусть говоритъ! Делямиръ! Делямиръ!’ кричало множество голосовъ середи народа, энтузіазмъ котораго возрасталъ при вид платка, быстро-наполнявшагося кровью, но мистеръ Делямиръ ужь былъ не въ-силахъ отвчать на этотъ призывъ. Онъ терплъ дйствительно жестокую боль и, кром того, былъ очень встревоженъ при мысли, что, можетъ-быть леди Де-ля-Зушъ была свидтельницею обиды, ему нанесенной, или слушала въ эту минуту преувеличенный разсказъ о томъ, что случилось. Одинъ изъ его друзей, впрочемъ, выступилъ впередъ на мсто его и немногими, но очень-сильно и кстати сказанными словами усплъ довести до высокой точки сочувствіе толпы къ мистеру Делямиру, который стоялъ возл, держа шляпу въ рукахъ и всми силами стараясь успокоитъ свое волненіе. Еслибъ хоть одинъ на сто изъ числа присутствующихъ имлъ голосъ, то это маленькое происшествіе могло бы измнить судьбу выборовъ. Выборный приставь затмъ потребовалъ, чтобъ присутствующіе обнаружили свое мнніе поднятіемъ рукъ, вслдствіе чего большое множество поднято было въ пользу мистера Титмауза, но когда очередь дошла до мистера Делямира, то дйствительно, казалось, будто каждый изъ присутствующихъ поднялъ об руки свои кверху: всякая ошибка, всякое сомнніе были ршительно-невозможны. Титмаузъ поблднлъ какъ полотно и смотрлъ съ забавнымъ уныніемъ на Геммона, который тоже имлъ видъ, вмст со всми своими приверженцами, довольно-смущенный. Приставъ, возстановилъ молчаніе, объявилъ, что выборъ избирателей палъ на мистера Деляммра, вслдствіе чего, громкіе клики торжества раздались въ народ и длились нсколько минутъ. Къ-счастью, вспомнивъ о совершенномъ ничтожеств этого способа, какъ для дознанія, такъ и для доказательства результата выборовъ, мистеръ Геммонъ поручилъ мистеру Мёдфлинту потребовать формально, отъ имени мистера Титмауза, такъ-называемый списокъ, то-есть, чтобъ имена избирателей, подающихъ свой голосъ въ пользу того или другаго кандидата, занесены были законнымъ порядкомъ на выборный списокъ. Въ отвть на это требованіе, приставъ возвстилъ всмъ присутствующимъ, что записка голосовъ начнется завтра поутру въ восемь часовъ, и такимъ образомъ дневное дло было окончено.

Стаканъ вина съ водой скоро оживилъ мистера Делямира, однакожъ докторъ, къ нему призванный, осмотрвъ рану, нашелъ нужнымъ перевязать ее какъ-можно-тщательне, потому-что разрзъ былъ очень-rлубокъ, и объявилъ, что едва-ли на другой день ему можно будетъ выйдти изъ комнаты. Что касается до мистера Крафти, то узнавъ о случившемся, онъ произнесъ, разумется, какъ приличіе того требовало, нсколько общеупотребительныхъ фразъ, выражавшихъ участіе, но мысли, проходившія у него въ голов, когда онъ слъ снова за дло, состояли въ слдующемъ: — какая жалость, что не вс присутствующіе были избирателями, и что списокъ не начался въ ту же минуту!

Совершенно-неожиданное окончаніе всего происходившаго въ этотъ день значительно ободрило друзей мистера Делямира, но на невозмутимаго Крафти оно произвело одно только дйствіе: заставило его сильно подозрвать, что впродолженіе ночи противная сторона прибгнетъ къ самымъ-отчаяннымъ и недобросовстнымъ мрамъ, чтобъ пересилить неблагопріятное впечатлніе, произведенное на умы пораженіемъ мистера Титмауза при поднятіи рукъ. Что касается до послдняго джентльмена, то, между-прочимъ, онъ началъ-было обращаться довольно-дерзко съ мистеромъ Геммономъ, по возвращеніи въ свой комитетъ, и съ бшенствомъ утверждалъ, что все случившееся произошло отъ этой проклятой и навязчивой выходки мистера Геммона передъ народомъ, отъ имени его, Титмауза, посл того, какъ камень былъ брошенъ.

— Ступайте домой, сэръ! сказалъ Геммонъ, въ отвтъ на эти слова, рзкимъ и повелительнымъ тономъ: — садитесь обдать и напивайтесь до-пьяна, если угодно. Я останусь здсь цлую ночь. Какъ ни велики ваши силы, но он требуютъ отдыха, посл дневныхъ трудовъ.

Говоря это, онъ взялъ Титмауза за плечо и осторожно, но очень-ршительно, вытолкалъ вонъ изъ залы въ переднюю. Мистеръ Геммонъ дйствительно имлъ въ эту ночь на рукахъ такую же кучу серьёзнаго дла, какъ и самъ Крафти, и готовился къ скрытному, ршительному дйствію, точь-въ-точь такъ же хладнокровно и такъ же обдуманно. Распоряженія мистера Крафти были удивительны. Въ-теченіе дня онъ раздлилъ выборный округъ на нсколько малыхъ участковъ, изъ которыхъ каждый онъ поручилъ какому-нибудь твердому и ршительному приверженцу мистера Делямира, для надзора за каждымъ изъ тхъ избирателей, насчетъ которыхъ можно было хоть малйшимъ образомъ опасаться или насильственнаго удаленія или подкупа. Этихъ людей должны были смнять другіе, отъ времени до времени, и отъ одного къ другому изъ нихъ должны были ходить круговымъ дозоромъ безостановочно собственные агенты мистера Крафти, удостовряясь, все ли въ порядк и сообщая разныя извстія въ главную квартиру. Кром того, были у него еще люди, которымъ онъ поручилъ щекотливую и утомительную обязанность: слдить за дйствіями непріятеля въ такихъ мстахъ, гд, по врнымъ и положительнымъ свдніямъ, извстно было, что разныя операціи должны происходить въ эту ночь. Какъ ни благоразумны были вс эти предосторожности, он, однакожъ, не успли отвратить вполн того зла, противъ котораго были направлены. Впродолженіе ночи извстія приходили къ мистеру Крафти, что непріятель занятъ выполненіемъ ожиданныхъ маневровъ. Извстія эти состояли въ короткихъ записочкахъ слдующаго рода:

‘Джакобъ Джолифъ пропалъ. Жена говоритъ, что не знаетъ, куда онъ двался. Справьтесь‘.

——

‘Пошлите, по-крайней-мр двухъ человкъ, сторожить Нигера Джилинса, иначе вы его не найдете, когда онъ понадобится’.

——

‘Скорй-скорй, г. Аткинсъ и Адамъ Хиттонъ, оба на-лицо, минутъ десять тому назадъ, теперь исчезли, заманены въ почтовую бричку, ухали въ Йоркъ’. (Половина одиннадцатаго).

——

‘Пошлите кого-нибудь къ Веселымъ Шалунамъ посмотрть, какое тамъ идетъ обольщеніе. Въ высшей степени важное: мистеръ Титмаузъ самъ былъ тамъ и выпилъ рюмку рому вмст со всми’.

——

‘Скоро посл того, посланія, боле-таинственныя, отъ собственныхъ повренныхъ мистера Крафти:

——

‘Ч. K. В. Е. H. С.— 12.’ (То-есть Чудный Клубъ все еще не соглашается.— 12 часовъ).

——

‘Ч. К. И. X.— ¹/₂ 1.’ (То-есть Чудный Клубъ идетъ худо.’ — Половина перваго.)

——

‘В. Б., Г. П.

К. ¹/₄ 2.’ (То-есть. Я видлъ Брана. Геммонь предлагаетъ еще 100 ф. въ добавокъ къ 10 ф., уже общаннымъ. Они колеблются. Четверть втораго.)

——

‘Слушали и в. Б. и М. с. Б. П. Ч. К. 12.— 3′. (То-есть трое изъ нашихъ подслушали и видли Блёдсека и Мёдфлинта съ Браномъ. Они предлагаютъ Чудному Клубу 12 ф.— Три часа.)

——

‘Ч. К. П. о. В. и H. С. с. Т. в. д. д. н.— 10 м. 4.’ (То-есть Чудный Клубъ пятится отъ васъ и начинаетъ сходиться съ Титмаузомъ. Вы должны дйствовать немедленно. Десять минутъ четвертаго.)

——

‘<>. <>.

4. Эти таинственные знаки заставили мистера Крафти приняться въ ту же минуту за дло. Онъ немного перемнился въ лиц и вышелъ въ сосднюю комнату. Смыслъ полученнаго извстія былъ слдующій: ‘большая опасность для обихъ сторонъ.’

Въ сосдней комнат, гд дв свчи догорали въ подсвчникахъ и огонь въ камин почти совсмъ потухъ, сидло пять или шесть человкъ надежныхъ друзей мистера Делямира, людей, отдавшихъ себя въ полное распоряженіе мистера Крафти на цлую ночь. Когда онъ вошелъ, вс они или спали, или, покрайней-мр, дремали. Кивнувъ двоимъ, чтобъ они шли за нимъ въ его комнату, онъ поручилъ одному изъ нихъ идти и стать открыто и замтно, какъ-только возможно, у дверей комитета мистера Титмауза, такъ, чтобъ непремнно быть узнаннымъ каждымъ входящимъ туда и выходящимъ оттуда лицомъ за хорошо-извстнаго приверженца мистера Делямира. Дйствительно, противники должны были открыть, что за движеніями ихъ слдятъ. Другому онъ поручилъ такимъ же точно образомъ стать противъ дверей небольшаго домика, въ узкомъ переулк, резиденціи Бэн-Брана, гд вс ночные переговоры съ Чуднымъ Клубомъ были производимы. Тотчасъ посл того, мистеръ Крафти счелъ своимъ долгомъ предостеречь противника своего (какъ человкъ человка) насчетъ смертельной опасности, въ которой противникъ находился, и съ этою цлью онъ нашелъ средство препроводить въ залу комитета мистера Титмауза, гд мистеръ Геммонъ и еще двое или трое другихъ засдали, записку слдующаго содержанія:

— Берегитесь!! Вы обмануты, проданы! Чудный Клубъ весь, отъ перваго до послдняго человка, купленъ синими!! и въ числ условій договорено, чтобъ Б. Б. вовлекъ васъ въ подкупъ при свидтеляхъ. Ни на одного человка въ Клуб нельзя полагаться: это я сейчасъ только узналъ отъ жены одного изъ нихъ.

‘Отъ друга желающаго вамъ добра, но вынужденнаго подать свой голосъ (на зло своей совсти) въ пользу синихъ.

‘P. S. Лордъ Де-ля-Зушъ находится въ город съ кучей нужнаго матеріала и дйствуетъ сильно’.

Въ то время, когда мистеръ Геммонъ съ своими товарищами разсуждалъ объ этомъ письм, въ комнату вошли два джентльмена, за которыми слдили такимъ образомъ, какъ ужь было разсказано, отъ дома Бенъ-Брана до комитета мистера Титмауза. Они вошли, блдные и взволнованные, съ извстіями объ этомъ обстоятельств. Геммонъ поблднлъ, но показалъ видъ, какъ-будто бы онъ считаетъ это дло пустымъ, и смялся надъ возможностью быть обманутымъ такими школьными уловками. ‘Если лордъ Де-ля-Зушъ, говорилъ онъ, нанялъ Крафти только затмъ, чтобъ разъигрывать шутки въ род этой, то онъ лучше бы сдлалъ, еслибъ избавилъ себя отъ хлопотъ и издержекъ’. Вслдъ затмъ, небольшой шумъ послышался въ дверяхъ и въ комнату вошелъ конюхъ, говоря, что какой-то человкъ сію-минуту отдалъ ему записку. При этомъ онъ вручилъ мистеру Геммону грязный, скомканный клочокъ бумаги, который тотъ развернулъ и прочелъ слдующее:

‘Господину Титмасу. Вы всэ Ошиблисъ Синье ниспятъ Цлую Ночъ и смотрятъ во всэ глаза и знаютъ всё, Лордъ Диллизушъ и съ нимь сто человекъ Шпіонофъ, вгород, и берегитесъ чтобы у васъ Влагери небыло Изменикофъ. Друкъ или вракъ какугодно, но во фсякомъ случае человекъ, который не любитъ фальши.’

‘Ба!’ воскликнулъ Геммонъ, бросивъ бумажку на столъ съ презрніемъ.

Не мшаетъ упомянуть здсь же, что около девяти часовъ вечера, мистеръ Паркинсонъ сообщилъ мистеру Крафти извстіе, что одно лицо, принятое въ полную довренность на непріятельской сторон и пользующееся большимъ вліяніемъ, пришло къ нему недавно и простодушно открыло ему печальное положеніе своихъ финансовъ. Мистеръ Паркинсонъ прибавилъ, что онъ по случаю имлъ возможность удостовриться въ истин того, что этотъ человкъ говорилъ, то-есть что съ него взъискивали 250 ф., и что если онъ не выплатитъ этой суммы, то онъ долженъ будетъ оставить графство еще до разсвта и вс его цвтущія надежды на успхъ въ торговыхъ длахъ будутъ совершенно разрушены. Мистеръ Паркинсонъ зналъ объ этомъ, по званію стряпчаго и, однимъ словомъ, мистеру Крафти былъ сдланъ намекъ, что мистеръ Доземъ такое отвращеніе возъимлъ къ убжденіямъ противной партіи (неумолимый его кредиторъ принадлежалъ къ ней) и къ ея маневрамъ, такимъ, напримръ, какъ подкупъ и обольщеніе, происходящіе въ эту минуту, что совсть начинала его упрекать, и — гмъ! бдный кающійся гршникъ готовъ былъ загладить свою вину всмъ, что было въ его власти. Крафти, чувствуя себя на твердомъ основаніи, взялъ на себя общать мистеру Дозему, что онъ можетъ оставить всякія дальнйшія опасенія насчетъ своихъ денежныхъ затрудненій, но, между-тмъ, онъ, Крафти, конечно, желалъ бы имть маленькое доказательство добросовстности его настоящаго поведенія.

— Хорошо, сказалъ мистеръ Доземъ, когда мистеръ Крафти значительно кивнулъ ему головой:— пошлите кого-нибудь врнаго со мной, сію же, минуту, съ приказаніемъ длать, какъ я ему скажу, и потомъ сообщить вамъ все.

Сказано, сдлано. Надежный клеркъ мистера Паркинсона тотчасъ же отправленъ былъ съ мистеромъ Доземомъ на секретную экспедицію…

Они остановились у какого-то окошка съ разбитымъ стекломъ. Внутри видна была небольшая, бдная кухня, и въ углу, возл самаго огня, сидлъ, покуривая трубку, человкъ среднихъ лтъ, въ бумажномъ колпак. Противъ него сидли двое другихъ, въ очень-жаркомъ разговор съ описаннымъ лицомъ. То были: мистеръ Мёдфлинтъ и мистеръ Блёдсекъ-младшій.

— Ну, полноте, полноте! это ршительно-неблагоразумно, говорилъ Мёдфлинтъ.

— Нтъ, сэръ, я думаю иначе. Я человкъ независимый. Мн больно было видть, сэръ, могу васъ уврить, такое обращеніе съ мистеромъ Делямиромъ. Моя жена, вонъ лежитъ тамъ, больная, то же говорила мн: ‘я, говоритъ…’

— Да въ чемъ же тутъ виноватъ мистеръ Титмаузъ? Сами вы посудите, перебилъ Мёдфлинтъ, вынимая изъ кармана лоскутокъ смятой бумаги, на которой тотъ, съ кмъ онъ говорилъ, посмотрлъ равнодушно, покачалъ головой и воскликнулъ: — нтъ, это не годится! Онъ не заслужилъ такого обращенія, бдный молодой джентльменъ! (Тутъ Блёдсекъ и Мёдфлинтъ перешепнулись и послдній съ очень-неохотнымъ видомъ вынулъ другой лоскутокъ измятой бумаги.)

— Ну, это на что-нибудь да похоже, сказалъ человкъ, съ ними говорившій, гораздо-веселе прежняго.— Разумется, мистеръ Титмаузъ не принималъ въ этомъ поступк никакого участія…

— Разумется. Не забудьте же, въ четверть девятаго, а? спросилъ Мёдфлинтъ, очень-безпокойно и довольно-угрюмо.

— Я человкъ врный своему слову, сэръ: никто еще не можетъ сказать, чтобъ я когда-нибудь нарушилъ его серьёзно, а что касается до такого маленькаго, яснаго и простаго дльца, какъ это, я говорю, вы можете на меня положиться. Вотъ вамъ моя рука…

— Это похоже на дло, не правда ли? спросилъ мистеръ Доземъ шопотомъ, когда они тихонько отошли въ сторону.— Но пойдемте еще…

Посл другой, подобной сцены, оба вернулись въ гостинницу Зайца и Собакъ, и дло было удовлетворительно слажено между мистеромъ Крафти и мистеромъ Доземомъ:— сто ф. теперь же, а остальное поутру, на другой день посл выборовъ. Онъ долженъ былъ записать свой голосъ на сторону Титмауза и дйствовать такъ явно и такъ усердно, какъ только возможно, въ пользу этого джентльмена, чтобъ казаться, словомъ, однимъ изъ самыхъ твердыхъ и надежныхъ его приверженцевъ. Дале, мистеръ Доземъ далъ мистеру Крафти списокъ девяти избирателей въ Грильстон, получившихъ по пяти ф. на брата, и доставилъ ему возможность открыть нсколько другихъ, подобныхъ обстоятельствъ. Въ-добавокъ ко всему, эта достойная особа увнчала свои похвальные подвиги слдующимъ образомъ. Какіе-нибудь четверть часа спустя посл того, какъ Геммонъ получилъ второе безъименное письмо, мистеръ Доземъ вбжалъ въ комнату съ видомъ совершеннаго отчаянія, осторожно затворилъ двери и, заглянувъ въ окно, объявилъ прерывающимся голосомъ, что все пошло наизнанку, что измнники были въ лагер, что лордъ Де-ля-Зушъ, ужь два дня тому назадъ, купилъ весь Чудный Клубъ по тридцати ф. на брата и половину ужь заплатилъ, а другая, по уговору, отложена до утра пятнадцатаго дня, посл-того, какъ Парламентъ соберется. Дале, мистеръ Доземъ объявилъ, что Бен-Бранъ дйствуетъ предательски, получивъ отъ лорда Де-ля-Зуша на свою долю очень-значительную сумму, сколько именно, онъ,мистеръ Доземъ, до-сихъ-поръ, еще не усплъ узнать, и что если хоть одинъ фартингъ посл этого будетъ заплаченъ или общанъ хоть одному изъ членовъ клуба или мистеромъ Титмаузомъ, или кмъ бы то ни было изъ его комитета, то они вс будутъ выданы, связанные по рукамъ и по ногамъ, во власть лорда Де-ля-Зуша, что такъ дерзокъ и вмст такъ хитеръ былъ лордъ Де-ля-Зушъ, что его агенты пытались даже подбиться къ нему, мистеру Дозему, но длали это такъ ловко, что не дали ему никакой власти надъ собой. Сверхъ-того, онъ зналъ одного пріятеля-согражданина, который, несмотря на вс свои общанія въ пользу ихъ кандидата, намренъ записать свой голосъ на сторону мистера Делямира, но ничто не заставитъ его, мистера Дозема, открыть имя этого человка, потому-что онъ узналъ о томъ совершенно особеннымъ случаемъ. Услыхавъ все это, Геммонъ спокойно приготовился къ самому худшему и немедленно ршился прекратить вс дальнйшіе переговоры съ Чуднымъ Клубомъ. Дйствовать иначе, было бы гибельное безуміе. Чмъ боле онъ размышлялъ о непомрныхъ требованіяхъ Чуднаго Клуба и такъ неожиданно-возвышенныхъ и подкрпленныхъ такимъ дерзкимъ, спокойнымъ упорствомъ, тмъ ясне размышленія эти подтверждали страшныя извстія мистера Дозема. Геммонъ скрылъ значительную долю того, что онъ чувствовалъ, но онъ едва не скрежеталъ зубами отъ усилія, котораго ему это стоило. Къ шести часамъ комната наполнилась друзьями и агентами мистера Титмауза, которымъ мистеръ Геммонъ, невзирая на все случившееся, извстное только тремъ или четверымъ изъ присутствующихъ, сообщилъ въ высшей степени благопріятный отчетъ о надеждахъ и ожиданіяхъ наступающаго дня, но при этомъ внушилъ имъ всмъ въ очень-сильныхъ и убдительныхъ словахъ необходимость дятельности и осторожности. Устроивъ все нужное для предстоящаго дня, мистеръ Геммонъ, совершенно-истомленный долгими трудами, ушелъ въ спальную и приказалъ, чтобъ его разбудили непремнно черезъ часъ. Ложась въ постель, совсмъ-одтый, и затушивъ свчу, онъ утшалъ себя по-крайней-мр тою мыслью, что девять изъ самыхъ врныхъ голосовъ непріятеля были надежнымъ образомъ удалены, и что семь или восемь изъ числа доступныхъ, давшихъ слово мистеру Делямиру, общали подумать объ этомъ предмет еще разъ, прежде-чмъ запишутся на его сторону.

Приверженцамъ мистера Титмауза отданъ былъ приказъ собраться вокругъ того шалаша, гд будетъ происходить записываніе голосовъ, около 7-ми часовъ, и оставаться тамъ цлый день затмъ, чтобъ присутствіемъ своимъ ободрять и защищать избирателей, подающихъ голоса въ пользу мистера Титмауза. Мистеръ Крафти, съ своей стороны, тоже нашелъ нелишнимъ обезпечить надежное покровительство для своихъ избирателей и около половины 8-го, человкъ 400 или 500 дюжихъ фермеровъ-арендаторовъ лорда Де-ля-Зуша и его сосдей, появились въ город и вмшались въ быстро-возрастающую толпу. Довольно-большое число изъ нихъ, однакожь, осталось въ сторон, въ распоряженіи комитета мистера Делямира, затмъ, чтобъ обезпечить, въ случа нужды, свободный доступъ въ шалашъ тмъ, которые могли имть надобность въ такомъ пособіи. Многіе совтовали мистеру Крафти распорядиться такъ, чтобъ съ самаго начала большое число избирателей записало свои голоса, затмъ, чтобъ имть перевсъ надъ противниками съ самаго начала.

— Никакой нтъ надобности, отвчалъ Крафти спокойно: — я не забочусь объ этомъ ни на волосъ. Въ маленькомъ округ, гд избирателей такъ мало, что заране извстно о всякомъ, на какую сторону кто подастъ свой голосъ, напрасный трудъ стараться увлечь или ослпить наружнымъ успхомъ. Нтъ, запишите сперва всхъ своихъ самыхъ-дальнихъ и самыхъ-сомнительныхъ избирателей, робкихъ, слабыхъ, колеблющихся. Затмъ впродолженіе первыхъ часовъ записывайте голоса лниво и медленно: это можетъ дать непріятелю слишкомъ-большую увренность въ успх. Часу въ двнадцатомъ или въ первомъ вы можете, пожалуй, записать вдругъ голосовъ 20 или 30, чтобъ заставить ихъ думать, что вы длаете все, что можете. Затмъ опять пріостановитесь, записывайте изрдка, по одному, неболе, и наблюдайте, что они станутъ длать, какъ они станутъ сбывать свои голоса. Если будетъ возможность протянуть дло до поздней поры, тогда потребуйте, какъ можно секретне и осторожне, чтобъ присяга въ неподкупности и формальные вопросы предлагаемы были каждому изъ ихъ людей, помр-того, какъ они будутъ являться, и замедляя такимъ образомъ ихъ дло, старайтесь записать всхъ своихъ прежде, чмъ они замтятъ вашу уловку: такимъ образомъ время заключенія списка можетъ-быть прійдетъ тогда, какъ у нихъ еще останется человкъ 10 или 12 незаписанныхъ. Но прежде всего, господа, продолжалъ Крафти.— каждый пусть смотритъ за своимъ собственнымъ дломъ. Не хлопочите о томъ, чтобъ приводить по нскольку человкъ разомъ, а если у васъ есть хоть одинъ на-лицо, тотчасъ ведите его записываться и раздлывайтесь съ нимъ разомъ. Не заботьтесь ни на волосъ о томъ, сколько человкъ записалось, думайте только о тхъ, которыхъ осталось еще записать, списки я самъ ужь переврю посл. Пусть т изъ васъ станутъ сзади писцовъ, кто лучше другихъ знакомъ съ именами, лицами и обстоятельствами приходящихъ избирателей, и можетъ открыть подлогъ прежде, чмъ голосъ записанъ и бда ужь сдлана. Такимъ образомъ, вы можете отстранить отъ списка безъ труда какого-нибудь бездльника, изъ-за котораго посл вамъ можетъ-быть прійдется истратить нсколько сотъ фунтовъ, да и то понапрасну.

Къ 8-ми часамъ утра боле 2,000 народа собралось вокругъ шалаша, въ которомъ должна была ршиться участь выборовъ, и скоро мистеръ Титмаузъ подъхалъ туда въ своемъ кабріолет. Онъ выскочилъ, при громкихъ возгласахъ толпы, побжалъ туда, гд сидлъ его собственный клеркъ, который долженъ былъ вести поврку годовъ, и занялъ мсто прямо у него за спиной, съ намреніемъ оставаться тамъ цлый день и благодарить избирателей, подающихъ свои голоса въ его пользу. Что касается до мистера Делямира, то, побуждаемый чувствомъ деликатной гордости, онъ не хотлъ присутствовать ни въ шалаш, ни даже возл него, по-крайней-мр до-тхъ-поръ, пока записка голосовъ не окончится… Первый голосъ поданъ былъ Обедейемомъ Хольтомъ, хозяиномъ гостинницы Зайца и Собакъ, въ пользу мистера Делямира. Къ 9-ти часамъ, списокъ оказался въ слдующемъ вид:

За Титмауза 31

‘ Делямира 18

Большинство… 13

Строго слдуя систем мистера Крафти, къ 10-ти часамъ, онъ находился въ слдующемъ положеніи:

За Титмауза 53

‘ Делямира 29

Большинство… 24.

Къ 11 часамъ:

За Титмауза 89

‘ Делямира 41

Большинство… 48.

Къ 12 часамъ:

За Титмауза 94

‘ Делямира 60

Большинство… 34.

Къ 1 часу:

За Титмауза 129

‘ Делямира 84

Большинство… 45.

На этой точк дло остановилось на нсколько времени, но Делямиръ записалъ вс свои самые худшіе голоса, Титмаузъ почти вс самые надежные. Послдній имлъ всего 17 голосовъ въ запас (независимо отъ Чуднаго Клуба), да 20 человкъ доступныхъ, на которыхъ онъ все еще не терялъ надежды, между-тмъ, какъ мистеръ Делямиръ имлъ впереди, предполагая, что вс общанія будутъ сдержаны, 45 человкъ врныхъ, надежныхъ избирателей, да еще кой-какія надежды на упомянутыхъ 20 доступныхъ. Съ ¹/₄ часа прошло, никто не появлялся ни съ той, ни съ другой стороны. Наконецъ, двое изъ главныхъ приверженцевъ Делямира вошли съ озабоченными лицами и записали свои голоса въ его пользу, среди громкаго хохота. Около половины 2-го сильное и совершенно-неожиданное движеніе сдлано было въ пользу мистера Делямира прибытіемъ 20 доступныхъ, которые, среди ужаснйшаго шума, записались вс, одинъ посл другаго, въ пользу мистера Делямира. Къ 2-мъ часамъ, списокъ находился въ слдующемъ положеніи:

За Титмауза 145

‘ Делямира 134

Большинство… 11.

Такимъ-образомъ Титмаузъ истощилъ весь свой запасъ и имлъ всего только 11-тью больше Делямира, у котораго оставалось все еще 15-ть человкъ въ запас.

‘Куда же двался Чудный Клубъ?’ слышались вопросы въ толп. Они повторялись чаще-и-чаще, но никто не могъ дать удовлетворительнаго отвта. Были догадки и въ ту и въ другую сторону. Куда же двались они въ-самомъ-дл? Наблюдали ли они за измненіемъ списка, располагая двинуться въ ту минуту, когда непріятель доведенъ будетъ до послднихъ своихъ ресурсовъ? Никто не зналъ, вс ожидали съ большимъ безпокойствомъ. Между 2 часами и четвертью 3-го, ни одного голоса не было подано ни въ ту, ни въ другую сторону, и толпа, утомленная долгимъ шумомъ, приняла видъ усталый, обезкураженный. Скоро посл того мистеръ Геммонъ, гг. Блёдсекъ, мистеръ Мёдфлитъ и другіе друзья Титмауза появились въ шалаш и стали вокругъ своего предводителя. Лица ихъ носили выраженіе досады, унынія и усталости, и этого одного ужь было довольно, чтобъ обезкуражить ихъ партизановъ. Слдовало ли понимать это такъ, что силы мистера Титмауза были окончательно истощены? ‘Гд Чудный Клубъ?’ закричалъ кто-то изъ толпы, обращаясь къ мистеру Геммону, но тотъ улыбнулся печально, не отвчая ни слова. Нсколько времени спустя, человкъ 14 фермеровъ мистера Титмауза вошли съ такимъ убитымъ видомъ, какъ-будто они приближались къ мсту казни, и начали подавать свои голоса вс въ пользу мистера Делямира. Геммонъ покраснлъ слегка, вынулъ свой бумажникъ и карандашъ и, устремивъ на перваго изъ пришедшихъ, Марка Хекета, взоръ, похожій на взглядъ пробужденной зми, записалъ его имя, молча, но съ очень-значительнымъ выраженіемъ въ лиц. Точно такъ же онъ поступилъ съ каждымъ изъ этихъ несчастныхъ, обреченныхъ людей, и спряталъ свой бумажникъ въ карманъ тотчасъ, какъ только послдній изъ нихъ записалъ свой голосъ. Было ужь ³/₄ третьяго, а подача голосовъ оканчивалась въ 4. Списокъ находился въ слдующемъ положеніи:

За Делямира 149

За Титмауза 146

Большинство 3.

Дла послдняго, казалось, шли отчаянно-худо, но приверженцы его все еще смотрли съ какою-то надеждою на суровое, ршительное, хотя и опечаленное лицо мистера Геммона. ‘Онъ былъ ловкій человкъ — думали они — онъ зналъ свое дло и врно онъ ждетъ только ршительной минуты, когда непріятель окончитъ вс свои усилія, чтобъ вывести Чудный Клубъ и раздавить ихъ окончательно’. Такъ думали сотни людей среди толпы. Между-тмъ, цлую четверть часа ни одного голоса не было подано. Клерки, писавшіе реестръ, заткнувъ перья за уши, жевали буттербродъ и пили хересъ изъ бутылки {Хересъ, портвейнъ, мадеру и нкоторыя другія вина Англичане пьютъ обыкновенно не изъ бутылки, а изъ графина. Прим. перев.}, при шуткахъ толпы, наблюдавшей за такимъ пріятнымъ занятіемъ. Стали уже замтны въ этой толп нкоторые признаки, что настоящее положеніе вещей оживило надежды партіи мистера Делямира, повергнувъ противную сторону въ явное уныніе. Ни на одну минуту впродолженіе всей этой жаркой и упорной борьбы не покидалъ мистеръ Крафти своей маленькой комнатки, въ которой онъ обдумалъ планъ сраженія и довелъ его до настоящей точки успха. Флегматическій темпераментъ этого человка не допускалъ его притомъ ни до малйшаго одушевленія, ни до малйшей тревоги. Сердце его было холодно, какъ ледъ, разсудокъ ясенъ, какъ хрусталь. Конечно, тактика его была превосходная. Бдительный, осторожный, находчивый во всхъ непредвиднныхъ случаяхъ, цлый день онъ велъ свои силы въ строжайшемъ порядк, не дозволяя непріятелю составить ни малйшаго соображенія о своемъ истинномъ план. Безпрестанными ловкими и врными маневрами онъ усплъ удержать грозное ополченіе Чуднаго клуба до послднихъ минутъ въ нершимости, въ состояніи величайшаго затрудненія и безпокойства, въ колебаніи между надеждою и страхомъ. Въ эту минуту, оставленный совершенно одинъ въ своей комнат, онъ спокойно стоялъ у камина, заложивъ руки за спину, чувствуя, что онъ исполнилъ свой долгъ и терпливо ожидая результата. Шалашъ все это время представлялъ довольно-шумную сцену. Еще четверть часа прошло — и все-таки ни одного голоса не прибавилось къ списку. Кругомъ огромная толпа народа раздляла въ сильной мр волненіе и безпокойство лицъ, находившихся внутри шалаша, за исключеніемъ, однакожь, Титмауза, который, вслдствіе безпрестаннаго употребленія грога, уснулъ наконецъ гд-то въ сторонк, прислонясь къ углу шалаша, и храплъ довольно-громко. Клерки смялись и разговаривали безпечно другъ съ другомъ. Главные предводители партіи Делямира столпились въ большомъ числ на ихъ сторон шалаша, въ бодромъ дух, безъ-сомннія, но съ чувствомъ людей, которые должны были пробиваться впередъ шагъ за шагомъ и сражаясь съ опасностью лицомъ къ лицу до той точки, гд они все-таки должны были опасаться каждую минуту, чтобъ ихъ не взорвали на воздухъ. ‘Что сталось съ Чуднымъ Клубомъ?’ начинали подумывать и они тоже, въ свою очередь, въ безмолвномъ удивленіи и страх. Геммонъ стоялъ на прежнемъ мст, сложивъ руки, неподвижно и безмолвно, черный сюртукъ его застегнутъ былъ небрежно на верхнія пуговицы, а шляпа надвинута на глаза, какъ-будто затмъ, чтобъ скрыть тревожный блескъ и безпокойное выраженіе взгляда. Волненіе, напряженная забота, физическая усталость замтны были на лиц его. Онъ не имлъ никакой охоты говорить даже съ тми, кто обращался къ нему.

‘О проклятый Чудный Клубъ! Проклятый Крафти! думалъ онъ: — я разбитъ, разбитъ на-голову самымъ смшнымъ и позорнымъ образомъ! Какъ жестоко надули меня эти бездльники! Крафти можетъ обойдтись теперь безъ нихъ, онъ не захочетъ рисковать успхомъ, приманивая ихъ на свою сторону. Мы пропали! и что скажутъ въ главной квартир, когда узнаютъ что я проигралъ сраженіе, несмотря на вс мои увренія?’ Онъ едва не топнулъ ногой — такъ жестоки были его ощущенія. ‘Есть, конечно, еще одно средство, но и для него теперь ужь поздно — завязать драку… одинъ знакъ, одинъ жестъ съ моей стороны — эти молодцы въ одну минуту опрокинутъ шалашъ, уничтожатъ списки… нтъ, нтъ, объ этомъ нечего и думать… время прошло!’

Било наконецъ ужъ четверть четвертаго, а сборъ голосовъ оканчивался въ четыре. ‘Удивительная вещь!’ думалъ Геммонъ, посматривая на часы: ‘что такое затвается? Ни одного изъ нихъ нтъ здсь!.. Можетъ-статься, лордъ Де-ля-Зушъ не дошелъ до того, что имъ нужно, и теперь просто надется на то, что мы также не въ-состояніи будемъ съ ними поладить? Но что жъ я могу сдлать теперь, не подвергаясь врной гибели и положительному обвиненію въ подкуп? Сотни глазъ слдятъ за мной со всхъ сторонъ. Это все-равно что съ открытыми глазами броситься въ пропасть!..’ — Вдругъ мысль промелькнула у него въ голов: съ принуждённымъ спокойствіемъ улизнулъ онъ изъ шалаша и, принявъ равнодушный видъ, отправился къ одному дому, гд надежный эмиссаръ ожидалъ его приказаній. То былъ грильстонскій житель, человкъ, душою и тломъ приверженный къ его партіи и къ нему самому. Геммонъ отправилъ его съ слдующимъ порученіемъ: прибжать въ тревог туда, гд собранъ былъ клубъ, знавшій этого человка, но незвавшій его приверженности къ Геммону, и объявить что онъ сію минуту только открылъ, совершенно-случайно, въ какой ужасной опасности находятся вс они, сами того не зная, потому-что мистеръ Геммонъ взбшонъ противъ нихъ за ихъ послднее предложеніе и теперь ужь оставилъ мысль выиграть выборы, но зато намренъ обвинить въ подкуп всхъ членовъ клуба съ перваго до послдняго, что онъ, еще съ самаго начала подозрвая плутовство, подготовилъ все нужное, и теперь въ-состояніи скрутить ихъ всхъ до послдняго, не компрометируя ни себя, ни мистера Титмауза. Дале, эмиссару было поручено, если онъ успетъ въ первомъ, то-есть въ томъ, чтобъ встревожить ихъ, то, посл явнаго и большаго затрудненія, онъ долженъ былъ внезапно подать имъ мысль объ одномъ средств и обезпечить себя и вмст разстроить планы ихъ злаго непріятеля, Геммона, а именно, спшить въ шалашъ, неговоря ни съ кмъ ни слова, записаться всмъ въ пользу Титмауза и, отнявъ этимъ способомъ у Геммона всякій предлогъ къ исполненію его мстительныхъ замысловъ, поймать его такъ-сказать въ его собственную западню. Условясь въ сигнал, на случай успха, Геммонъ вернулся въ шалашъ и сталъ на прежнемъ своемъ мст, не сообщивъ никому изъ стоявшихъ вокругъ ни малйшаго намёка о томъ, что онъ сдлалъ. Если онъ воображалъ, однакожь, что за малйшими движеніями его въ такую критическую минуту не слдили, то онъ ошибался жестоко. Было трое людей, впродолженіе цлаго дня неимвшихъ другаго дла, какъ только сторожить зоркимъ глазомъ за его каждымъ шагомъ, особенно въ томъ, что касалось до его сношеній съ Чуднымъ Клубомъ. Но хитрый эмиссаръ мистера Геммона не ударилъ лицомъ въ грязь: онъ долго тайкомъ осматривалъ улицу и ему показалось, что онъ открылъ одного, если только не двухъ шпіоновъ въ засад. Поэтому вмсто того, чтобъ прямо выйдти на улицу, онъ пролзъ въ низенькое окошко на задней сторон дома, пробрался черезъ пять или шесть заднихъ дворовъ и потомъ черезъ узенькій глухой закоулокъ, что дало ему возможность войдти незамтнымъ образомъ въ заднюю комнату того самаго дома, куда онъ хотлъ попасть.

— Бенъ, Бенъ! проговорилъ онъ запыхавшись съ встревоженнымъ видомъ.

— Э! Что тамъ такое? спросилъ Бенъ.

— Все пропало, вы вс проданы! мистеръ Геммонъ оборотился противъ васъ… Я сію минуту подслушалъ, какъ онъ клялся всмъ на свт мистеру Мёдфлинту, что прежде, чмъ двадцатьчетыре часа успетъ пройдти…

— Господи! какъ… слышали… въ-самомъ-дл?

— Видитъ Богъ! воскликнулъ тотъ въ ужас: — клялся, что онъ иметъ у себя подъ-рукой все, что нужно, чтобъ утопить вашъ клубъ не замочивъ на себ ни одной ниточки.

— Что намъ теперь длать? произнесъ Бенъ, и потъ выступилъ у него по всему лицу.— Кто-нибудь да одурачилъ насъ самымъ проклятымъ образомъ! Чортъ меня возьми, если я не готовъ теперь думать, что ни эта старая бестія въ Фозерингем, ни этотъ молодой щенокъ, никогда и не имли серьёзнаго намренія…

— Эхъ, что до того! Теперь ужь поздно, теперь это все ршительно ничего не значитъ!

— Нтъ ли какого-нибудь средства, а? Конечно, по правд сказать, я и самъ думалъ, что мы ужь слишкомъ-круто повернули дло съ мистеромъ Геммономъ…

— Но ужь теперь онъ держитъ васъ у себя въ рукахъ, и вы увидите сами, что за дьяволъ этотъ человкъt.. Но постойте, я знаю…

Казалось, какъ-будто бы какая-то мысль вдругъ промелькнула въ его смущенномъ и встревоженномъ ум.

— Я вамъ скажу какъ его посадить на мель, да притомъ и самимъ вывернуться изъ бды.

— Ахъ, ради Бога! Какъ? скажите какъ? воскликнулъ Бенъ, едва переводя духъ.

— Что, они вс здсь?

— Да, да, вс здсь, и черезъ пять минутъ могутъ выступить.

— Такъ не теряйте же ни минуты, иначе все пропало. Не объясняйте имъ ничего, покуда все не будетъ окончено, да смотрите, если вы когда-нибудь разскажете имъ, или кому бы то ни было, службу, которую я вамъ сослужилъ…

— Никогда, Томасъ, клянусь Богомъ! произнесъ Бенъ, сжимая руку своего пріятеля какъ въ клещахъ.

— Маршъ вс до послдняго въ шалашъ и валяйте на животъ и на смерть за Титмауза.

— Какъ! Что вы, что вы, мистеръ Томасъ?

— Ахъ вы дурень! Да разв вы не понимаете, въ чемъ тутъ штука? Сдлайте такъ, чтобъ Титмаузъ былъ выбранъ, и тогда, разумется, вы отнимете у Геммона всякой предлогъ дйствовать противъ васъ, потому-что они вс получатъ то, что имъ нужно.

— Чортъ возьми! воскликнулъ Бенъ, вдругъ уразумвъ въ чемъ дло. Онъ щелкнулъ пальцами, застегнулъ сюртукъ и выскочилъ изъ дома. Черезъ пять минутъ онъ былъ въ кругу своихъ товарищей, собранныхъ на заднемъ двор, позади небольшой таверны, которую они обыкновенно посщали.— Ну-тка, ребята! воскликнулъ онъ, мигнувъ значительно, потомъ вынулъ желтыя и синія ленты изъ-за пазухи, спряталъ синія назадъ и навязалъ себ на грудь желтыя. Примру его послдовали вс присутствующіе. Ни одного вопроса не было сдлано Бену — такъ твердо вс были въ немъ уврены.

Но вернемся къ мистеру Геммону. Время переходило ужь за половину четвертаго, до конца выборовъ оставалось мене, чмъ полчаса. Толпа начинала терять терпніе. Чудный Клубъ требовали то свистками, то громкими возгласами. Вс взоры обращены были на Геммона, который это чувствовалъ. Лицо его свидтельствовало о сил того, что онъ чувствовалъ: онъ даже и не пытался скрывать досады обманутаго ожиданія. Нервы его напряжены были до высшей степени. Прищуривая глаза, онъ устремлялъ ихъ безпрестанно къ одному угловому дому, на небольшомъ разстояніи… А! Взоръ его вдругъ вспыхнулъ необыкновеннымъ огнемъ. Рдко кому случалось видть такую внезапную перемну въ лиц, человка. Онъ наконецъ поймалъ условленный знакъ: человкъ показался въ окошк, и высунувъ руку, махнулъ небольшою палочкой. Глубокій вздохъ вырвался изъ стсненной груди Геммона и освободилъ ее отъ нестерпимаго удушья. Чувства его могли сравниться съ тми, которыя возбуждены были въ нашемъ великомъ полководц появленіемъ Пруссаковъ при Ватерлоо. Сраженіе было выиграно, пораженіе превращено въ побду, но вдругъ, опомнясь и зная, что за движеніемъ каждаго мускула на его лиц слдили, онъ принялъ прежній сумрачный видъ. Скоро послышались звуки приближающейся музыки, ближе раздался звонъ литавръ, гулъ тромбоновъ и трубъ, струнъ, барабана, весь народъ обратилъ лица въ ту сторону, откуда неслись эти звуки, и черезъ нсколько секундъ увидли толпу, поворотившую изъ-за угла, со знаменемъ Чуднаго Клуба впереди, съ желтыми лентами, развевающимися на верху каждаго значка, съ желтыми лентами на’груди каждаго человка. Дикій, оглушительный крикъ торжества раздался въ толп со стороны Титмауза и длился нсколько минутъ сряду, сливаясь съ одушёвительными звуками марша: Владй Британія морями, раздававшагося съ двухъ сторонъ, въ трупп музыкантовъ Чуднаго Клуба и въ трупп, принадлежавшей Титмаузу. Члены клуба шли по два въ рядъ, рука-въ-руку, быстрымъ шагомъ, лица ихъ пылали торжествомъ и одушевленіемъ, руки ихъ были горячо сжимаемы шумною толпою, которая раздалась, образовавъ для нихъ широкій проходъ къ шалашу. О! какія противоположныя чувства изображались на лицахъ тхъ, которыя стояли внутри! Какой глубокій мракъ, какая живая досада, какое угрюмое отчаяніе съ одной стороны, какіе знаки бурнаго одушевленія, радости и торжества съ другой! Титмаузь! закричалъ первый членъ клуба, подавая свой голосъ, Титмаузъ! закричалъ второй, Титмаузь! закричали третій и четвертый и пятый. Побда была выиграна. На сторон Титмауза было большинство, которое росло съ каждой минутой, при громкихъ кликахъ и возгласахъ. Лицо и фигура мистера Геммона представляли сюжетъ для картины. Сильно-удержанное чувство бурнаго торжества еще сіяло на его рзкихъ и выразительныхъ чертахъ, а между-тмъ, внимательный взоръ могъ бы открыть ужь въ немъ примсь тревоги и опасенія. Главные агенты и друзья Титмауза, стоявшіе вокругъ, горячо пожимало его руки, фанатически восхваляя необыкновенное искусство, имъ обнаруженное, и славный результатъ, къ которому оно привело. Въ ту самую минуту, когда на часахъ городской церкви било 4 часа, книги были закрыты и выборы кончены, между-тмъ, какъ восьмнадцать голосовъ въ пользу Титмауза оставались еще незаписанными. Нсколько минутъ спустя, мистеръ Гоинг-Гонъ, наскоро высчиталъ мломъ на стол и торжественно сообщилъ всмъ присутствующимъ результатъ:

За Титмауза 237

‘ Делямира 149

Большинство 88.

‘Урра! Урра! Хипъ, хипъ, хипъ! Уурра!’ громко раздалось въ толп. Руки были подняты кверху, шляпы полетли на воздухъ. ‘Титмаузъ! Титмаузъ! Девять разъ девять за мистера Титмауза!’ возглашено и отвчено было съ увлекательнымъ, неотразимымъ эффектомъ.

Новоизбраннаго члена парламента, однакожь, какъ ни щипали, какъ ни трясли, какъ ни толкали, не могли пробудить изъ пьянаго оцпеннія, въ которое онъ впалъ отъ соединеннаго дйствія крпкихъ напитковъ и душевнаго напряженія. Чтобъ подкрпить себя и быть въ-состояніи исполнить трудныя обязанности этого дня, то-есть кивать головой отъ времени до времени почтеннымъ избирателямъ, приходившимъ облекать его въ званіе представителя ихъ въ Палат Депутатовъ, онъ принесъ съ собой въ карман фляжку водки, которая была три раза посл того дополнена, однимъ-словомъ, маленькой идолъ этого дня былъ ршительно-непрезентабеленъ. Но вмсто него, увлекаемый порывомъ бурнаго одушевленія, выступилъ мистеръ Геммонъ. Онъ вышелъ впередъ, снялъ шляпу и принятъ былъ громкими, продолжительными рукоплесканіями. Черезъ нсколько минутъ молчаніе возстановилось и энергическимъ голосомъ, съ ршительнымъ видомъ и жестомъ, онъ произнесъ передъ толпой короткую, но пылкую, краснорчивую, импровизированную рчь. Торжественно поздравивъ друзей и приверженцевъ своей партіи съ побдою, онъ указалъ съ негодованіемъ на хитрыя козни враговъ, опровергнутыя ихъ мужественнымъ постоянствомъ, ихъ пламеннымъ убжденіемъ и единодушіемъ. Онъ говорилъ о подкуп, обман и угрозахъ, употребленныхъ въ дло ихъ противниками, и радовался вмст со всми окружающими, что имъ удалось наконецъ все преодолть.

— Но, джентльмены! произнесъ онъ дале: — вы утомлены, (нтъ, нтъ! раздалось въ толп) — мы вс утомлены посл великихъ трудовъ и тревогъ этого славнаго дня, и нуждаемся въ отдых, чтобъ завтра встртить другъ друга съ новыми силами и насладиться въ полной мр нашей побдой’. (Радостный шумъ).

— Въ-особенности, вашъ славный представитель, мистеръ Титмаузъ, измученный долгими волненіями и заботами, долгимъ уныніемъ при вид неблагопріятнаго состоянія списка въ середин дня, былъ такъ пораженъ неожиданнымъ и славнымъ появленіемъ толпы патріотовъ, которые…’ (остатокъ фразы заглушенъ былъ возгласами).

— Джентльмены! онъ молодъ и не привыкъ къ такимъ необыкновеннымъ, волнующимъ сценамъ (слушайте, слушайте!): — но завтра онъ оправится достаточно, чтобъ явиться передъ вами (клики). Именемъ его, джентльмены, я отъ всей души благодарю васъ за честь, которой вы удостоили его, и увряю васъ, что онъ считаетъ вс прошедшіе успхи, которыми когда-нибудь судьб угодно было его благословить (слушайте, слушайте!) ничтожными, въ-сравненіи съ результатомъ этой послдней борьбы. (Радостный шумъ).— Будьте уврены, его поведеніе въ Парламент не уронитъ васъ. (Нтъ, нтъ).— А теперь, джентльмены, и въ-заключеніе всего, я надюсь, что съ побдою прекратится всякая непріязнь и обнаружится немедленно то прямое и мужественное добродушіе, которое составляетъ разительную черту въ характер всякаго истиннаго Англичанина. (Радостный шумъ).— Подайте руку, джентльмены, павшему непріятелю и, ставъ побдителями, забудьте, забудьте, что вы когда-нибудь сражались! ‘

Сказавъ эти слова съ жаромъ и увлеченіемъ, отличавшими всю его короткую рчь, онъ надлъ опять шляпу, при громкомъ возглас: ‘Три раза три, за мистера Титмауза! Три раза три, за мистера Геммона!’ и крики бурнаго торжества опять загремли. Труппа музыкантовъ Титмауза и другая, принадлежавшая Чудному Клубу, выступили впередъ: образовалась процесія. Мертвецки-пьянаго Титмауза, съ лицомъ блднымъ, какъ смерть, и шляпою, сбитою на сторону, частью повели, а частью потащили подъ-руки мистеръ Геммонъ и мистеръ Гоинг-Гонъ, призвукахъ воодушевительнаго марша: Смотрите, герой-побдитель грядетъ! Въ-сопровожденіи шумной, веселой толпы, они отправилось вс торжественно къ дому комитета мистера Титмауза. Его торопливо втащили по лстниц, потомъ ввели въ спальную и тамъ онъ скоро — увы! ощутилъ убійственную силу дурноты, которая въ одну минуту изгладила изъ его головы всякое воспоминаніе о побд, всякое малйшее сознаніе того блестящаго положенія, въ которое онъ былъ возведенъ, къ чести своей и къ чести тхъ, которые съ гордостью смотрли на Титльбета Титмауза эсквайра, члена Парламента, какъ на достойнаго представителя своего въ Палат.

Въ поздній часъ ночи устроено было свиданіе между Бен-Браномъ и мистеромъ Геммономъ, о которомъ свиданіи я скажу только то, что оно происходило секретно и окончилось удовлетворительно. Геммонъ убдилъ Бена, а черезъ него и Чудный Клубъ, что агенты лорда Де-ля-Зуша водили ихъ за носъ и съ самаго начала имли хитрый, глубоко-задуманный планъ вовлечь ихъ всхъ въ западню, планъ, который онъ, Геммонъ, проникъ и старался разрушить. Маленькое обстоятельство, случившееся дня два или три спустя, подтвердило истину если не всего, то по-крайней-мр, части имъ сказаннаго: а именно, восемь уголовныхъ исковъ о подкуп заведено было противъ восьми изъ членовъ Чуднаго Клуба, и когда они поспшно собрались, для совщанія о такомъ неожиданномъ происшествіи, другое обстоятельство, еще сильне-подтверждавшее ту же самую истину, вышло наружу: пятерыхъ главныхъ членовъ не оказалось на-лицо. Нсколько исковъ, изъ которыхъ каждый угрожалъ взъисканіемъ уголовной пени въ 500 ф., объявлено было въ тотъ же самый день противъ мистера Барнабаса Блёдсека, Смирна Мёдфлинта и еще двухъ или трехъ агентовъ Титмауза, а въ томъ числ — увы! и противъ мистера Геммона, на долю котораго сумма уголовной пени доходила до 4000 ф. Созвавъ, въ свою очередь, на частную сходку главныхъ агентовъ, дйствовавшихъ за Титмауза, какимъ удивленіемъ и страхомъ поражены были эти господа, когда увидли, что и между ними тоже одного недоставало, а именно Іуды — мистера Дозема! Сверхъ-того, среди зловщаго молчанія и спокойствія противной стороны, замтныхъ даже въ Истинномъ Синемъ, явно было, что самые осторожные, систематическіе и прилежные розъиски, для сбора нужныхъ доказательствъ, происходили повсюду и, несмотря на всю твердость Геммона, внезапный видъ мистера Крафти, выходившаго украдкою изъ дома одного смиреннаго, желтаго избирателя, недлю спустя посл выборовъ, произвелъ въ немъ довольно-болзненное ощущеніе. Плыть по глубокой вод, для Геммона была не новость, но на этотъ разъ вода была ужь оченъ-глубока. Какъ бы то ни было, впрочемъ, большой шагъ впередъ былъ сдланъ. Мистеръ Титмаузъ былъ членомъ Парламента, и Геммонъ усплъ поддержать свой кредитъ передъ тмъ значительнымъ лицомъ, которому онъ ручался за выборы въ Яттон.

ГЛАВА IV.

Нужно ли говорить, съ какимъ напряженнымъ вниманіемъ, съ какимъ тревожнымъ безпокойствомъ слдило все семейство Обри за ходомъ борьбы, нами описанной. Отъ леди Де-ля-Зушъ, но чаще всего отъ доктора Тэсема, который исправно высылалъ имъ газету Истинный Синій, вмст съ частыми и подробными письмами, они получали свднія обо всемъ, что происходило въ Яттон. Мистеръ Обри приготовилъ дамъ заране къ неудачному окончанію дла, но вс они были поражены, узнавъ изъ газеты о грубой обид, нанесенной мистеру Делямиру. Кетъ не могла подумать безъ сильнаго, внутренняго волненія, что все это дло было предпринято пылкимъ молодымъ человкомъ изъ любви къ ней и изъ желанія угодить ей. Когда мистеръ Делямиръ пріхалъ въ ихъ домъ, первый разъ по возвращеніи въ Лондонъ, она едва могла смотрть на него, едва могла слушать его разсказы безъ слёзъ.

— Но дло еще не ршено окончательно, говорилъ Делямиръ, во время этого посщенія.— На зло всмъ препятствіямъ, я еще надюсь быть представителемъ Яттона непозже какъ черезъ нсколько недль… и тогда…

— Не будьте слишкомъ-уврены въ этомъ, замтилъ Обри серьёзно.

— Увренъ? Да я не имю на этотъ счетъ ни малйшаго сомннія. У насъ собраны, вс нужныя доказательства, чтобъ опровергнуть законность выборовъ передъ судомъ комитета, который будетъ назначенъ Палатою, и если только въ немъ будетъ хоть искра безпристрастія…

— Не надйтесь слишкомъ на это безпристрастіе, возразилъ Обри опять, сомнительно покачавъ головой. Онъ былъ опытенъ въ этого рода длахъ, видлъ вещи ясне своего молодаго друга и его предсказанія оправдались. Правда, противъ законности выборовъ округа яттонскаго, въ Палат объявлена была претензія и комитетъ для разбора этой претензіи былъ назначенъ дйствительно, но напрасно адвокаты мистера Делямира употребляли вс средства, чтобъ доказать подкупъ и другія нарушенія закона со стороны агентовъ мистера Титмауза: большинство комитета состояло изъ пылкихъ, упрямыхъ виговъ, въ душ которыхъ участь дла ршена была заране, и никакіе доводы, никакія свидтельства, факты и убжденія не могли поколебать этихъ людей. Претензія найдена была неосновательною, а избраніе Титмауза объявлено законнымъ и подтверждено формальнымъ образомъ. Вслдствіе такого ршенія, обиженая сторона принуждена была отказаться отъ всякой надежды оспорить избраніе Титмауза, довольствуясь тмъ, что оставалось у нея въ рукахъ, то-есть правомъ преслдовать агентовъ его передъ Судомъ Обычнаго Права, на безпристрастіе котораго лордъ Де-ля-Зушъ могъ положиться смло. Къ этому-то суду, какъ мы увидимъ впослдствіи, онъ обратился, съ твердымъ намреніемъ наказать жестоко главныхъ виновниковъ подкупа.

Что касается до мистера Титмауза, то, возвратясь въ Лондонъ, посл своей побды въ Яттон, онъ продолжалъ жить на прежней своей прекрасной квартир въ Альбани. Почти всегда, часовъ около 10 утра (а иногда и около 12, если особенныя дла не требовали его присутствія въ Парламент) онъ сидлъ, развалясь на соф, въ желтомъ, узорномъ халат, съ длинной трубкой въ рукахъ, а возл него стоялъ небольшой столикъ съ графиномъ джина, съ графиномъ — холодной воды и съ однимъ или съ двумя стаканами на поднос. На другомъ широкомъ, кругломъ стол, передъ нимъ лежало обыкновенно большое множество пригласительныхъ билетовъ на обды и вечера, записокъ и писемъ дловыхъ и приватныхъ, отчетовъ о дйствіяхъ комитетовъ, назначаемыхъ въ Нижней Палат и Парламентскихъ Вдомостей. Подъ-рукой у него, на соф, находился почти-всегда послдній нумеръ Воскреснаго Блеска, газеты, которая вмст съ Ньюгетскимь Календаремъ составляла почти единственное его чтеніе. Надъ каминомъ у него висло огромное, отвратительное изображеніе, масляными красками, двухъ мускулистыхъ и полунагихъ мужиковъ въ поз боксёровъ, а противъ этой картины на стн висла другая, тоже большая картина (за которую онъ заплатилъ 70 гиней), изображавшая Нестора, собаку лорда Скарамуша въ знаменитомъ сраженіи съ 200 крысами, которыхъ она передушила въ изумительно-короткое время, а именно въ 7 минутъ и 15 секундъ. Но на другой стн, противъ дверей, была самая интересная вещь, а именно: портретъ во весь ростъ самого мистера Титмауза. Онъ изображенъ былъ съ открытою шеею, съ широкимъ воротникомъ рубашки, откинутымъ на плеча, и съ приподнятымъ кверху лицомъ. Художникъ старался всми силами придать ему то выраженіе глубокомыслія, съ которымъ, на портретахъ геніяльныхъ людей, изображаютъ ихъ смотрящими вверхъ, на луну. Но натура художника была слишкомъ-могущественна, глазъ его слишкомъ-вренъ и кисть слишкомъ-покорна глазу, та къ-что онъ усплъ сообщить лицу Титмауза только выраженіе невиннаго и безсмысленнаго удивленія. Широкій, зеленый плащъ драпировалъ фигуру Титмауза на портрет и среди живописныхъ складокъ его видна была лвая рука, небрежно ихъ поддерживающая, съ двумя большими, блестящими перстнями на указательномъ пальц и на мизинц.— Въ одномъ изъ угловъ комнаты, на стол, лежали дв рапиры, а на полу, возл нихъ, часто валялись три или четыре пары перчатокъ, для кулачнаго боя. На другомъ стол лежала гитара, на третьемъ скрипка, и на обоихъ этихъ восхитительныхъ инструментахъ онъ бралъ уроки почти ежедневно. Комнаты убраны были изящно и очень-богато (по вкусу прежняго ихъ обладателя), но теперь въ нихъ пахло точно такъ же, какъ и отъ платья мистера Титмауза, то-есть табакомъ и джиномъ. Тутъ-то мистеръ Титмаузъ часто проводилъ цлые часы сряду, боксируя съ Билли-Бюлли, извстнымъ бойцомъ и мошенникомъ, или, когда былъ немножко навесел, играя въ карты съ своимъ лакеемъ, ловкимъ, нахальнымъ парнемъ, ужь успвшимъ пріобрсти надъ Титмаузомъ большое вліяніе.

Что касается до Палаты, то скромность (родная сестра достоинства), долгое время заставляла мистера Титмауза вести себя очень-смирно въ этомъ мст. Онъ видлъ необходимость внимательно наблюдать за всмъ происходящимъ вокругъ него, чтобъ какъ можно лучше ознакомиться съ обыкновеннымъ порядкомъ длопроизводства, прежде чмъ онъ ршится выступить впередъ, съ намреніемъ дйствовать и отличиться. Спустя нсколько времени, однакожъ, посл того, какъ онъ сталъ заниматься такимъ благоразумнымъ образомъ, представился случай, которымъ онъ воспользовался со всею смлою и счастливою быстротою истиннаго генія — первая и отличительная черта котораго состоитъ именно въ умньи пользоваться случаемъ. Онъ вдругъ увидлъ, что можетъ употребить въ дло одинъ очень-ранній талантъ свой, пріобртая который, онъ далеко не подозрвалъ, на какое великое употребленіе онъ можетъ быть обращенъ впослдствіи. Знаменитый лордъ Кокъ, въ своихъ совтахъ студенту, изучающему право, говоритъ, между-прочимъ, что нтъ на свт знанія, на взглядъ самаго ничтожнаго и безполезнаго, которое современемъ, если его припомнить кстати, не пригодилось бы къ чему-нибудь. Истина этого замчанія оправдалась на мистер Титмауз слдующимъ образомъ. Въ ранней молодости, занимая то смиренное званіе, въ которомъ мы представили его читателю въ самомъ начал романа, во время долгихъ своихъ путешествій по улицамъ съ узломъ и аршиномъ подъ мышкой, онъ имлъ привычку забавляться, подражая мяуканью кошекъ, крику птуховъ, хрюканью поросятъ, ржанію ословъ, собачьему лаю и пр., и по всмъ этимъ отраслямъ званія, онъ сдлалъ наконецъ такіе огромные успхи, что часто даже обращалъ на себя удивленное вниманіе прохожихъ и доставлялъ большое удовольствіе тмъ кругамъ общества, которые онъ посщалъ. Нтъ, можетъ-быть, человка на свт, какой бы то ни былъ дуракъ, который не могъ бы сдлать чего-нибудь хорошо. Такъ и Титмаузъ сталъ наконецъ большимъ мастеромъ въ томъ искусств, о которомъ мы говорили. Онъ могъ подражать звуку большой синей мухи, которая жужжитъ, летая по оконнымъ стекламъ, натыкается на нихъ, вдругъ прекращаетъ свой шумъ и потомъ вдругъ начинаетъ снова. Онъ могъ представить цыплёнка, который пищитъ, осторожно пробираясь между кочнями капусты, кошку, въ полночь, на освщенной луною крыш, изливающую въ жалобныхъ звукахъ сердечную тоску по отсутствію непостояннаго друга, птуха, вдругъ проснувшагося среди какого-нибудь ужаснаго сновиднія, можетъ-быть, кошемара и въ экстаз своего ужаса, вскрикивающаго такимъ крикомъ, отъ котораго едва не лопается его горло и весь человческій родъ приходитъ въ ужасъ, маленькую собачонку, которая лаетъ съ сердцовъ и со страха, то наскакивая, то пятясь отъ большаго, бсовскаго кота, съ высоко-выгнутою спиною, сверкающими глазами и яростнымъ фырканьемъ. Я бы хотлъ, чтобъ кто-нибудь изъ читателей послушалъ мистера Титмауза при этихъ случаяхъ, они, можетъ-быть, напомнили бы ему замчаніе доктора Джонсона, что геній есть не что иное, какъ великія врожденныя силы, направленныя случайно.

Случилось такъ, что въ одинъ вечеръ, мсяца три спустя посл того, какъ Титмаузъ началъ посщать Палату, между могучимъ министерствомъ и грозными его противниками происходило большое, правильное сраженіе, въ которомъ ораторы, съ обихъ сторонъ оказали чудеса краснорчія. Посл долгаго и жаркаго спора, вдругъ встаетъ одинъ отставной министръ, въ то время предводитель оппозиціи, и черезъ нсколько минутъ все въ Палат умолкаетъ, кром его звучнаго, внятнаго голоса, и сердца людей, его окружающихъ, которые сосредоточиваютъ на немъ всю свою надежду, бьются съ заботливою гордостью, и вся Палата слдитъ за быстрымъ, блестящимъ, пламеннымъ ораторомъ. Отъ времени до времени, энергическіе и шумные крики одобренія раздаются въ рядахъ оппозиціи, имъ отвчаютъ другіе, подобные, даже на скамьяхъ министерства, а на лицахъ лорда Б**, его политическаго противника и нсколькихъ самыхъ ршительныхъ приверженцевъ лорда мелькаютъ частые слды тревоги и сильнаго безпокойства. Два часа длится рчь оратора, не ослабвая ни на одну минуту. Наконецъ, мистеръ Вейвидъ (такъ звали его) заключаетъ ее скорымъ и разительнымъ изложеніемъ главныхъ пунктовъ своей политики въ ту пору, когда власть находилась въ его рукахъ, ставя ихъ въ рзкій контрастъ съ политикою своихъ преемниковъ.

— И посл этого сэръ, произнесъ вдругъ мистеръ Вейвидъ, обращаясь къ президенту, и вслдъ затмъ устремивъ негодующій взглядъ вызова на лорда Б**,— еще ли благородный лордъ станетъ говорить объ обвиненіи! Я спрашиваю его, предъ всею Палатой, въ присутствіи всей Англіи, взоры которой обращены на насъ съ тревогой и безпокойствомъ: осмлится ли онъ повторить свою угрозу? или другой кто, отъ имени его?.. Сэръ, я жду отвта.— Онъ остановился и нсколько секундъ прошло въ мертвомъ молчаніи, которое вдругъ прервано было неслыханнымъ и въ высшей степени удивительнымъ образомъ. То былъ отвтъ на вопросъ, но такой, который, еслибъ его могъ предвидть мистеръ Вейвидъ, онъ ни за что на свт не сдлалъ бы своего вопроса или покрайней-мр не сталъ бы дожидаться отвта.

‘Ку-кар-ри-ку!’ раздалось съ неподражаемой врностью интонаціи прямо изъ-за спины лорда Б**, который вздрогнулъ и подскочилъ на своемъ мст, какъ человкъ, пробитый пулею. Вс вздрогнули, мистеръ Вейвидъ отступилъ шага на два отъ стола, и вслдъ затмъ, общій, громкій раскатъ хохота раздался со всхъ сторонъ, не исключая даже галереи постороннихъ слушателей. Президентъ находился въ конвульсіяхъ и не могъ подняться, чтобъ напомнить о ‘порядк’. Лордъ Б** хохоталъ едва не до упаду, даже члены, сидвшіе позади мистера Нейвида, не могли удержаться отъ смха, при вид такого комическаго, необыкновеннаго результата. Онъ самъ пробовалъ засмяться вмст съ другими, но пробовалъ напрасно: онъ былъ жестоко смущенъ и убитъ духомъ. Случай этотъ уничтожилъ эффектъ всей рчи и черезъ 24 часа описаніе его въ газетахъ должно было возбудить хохотъ во всхъ краяхъ Англіи.

— Порядокъ! порядокъ! порядокъ! воскликнулъ наконецъ президентъ, съ лицомъ краснымъ и напряженнымъ отъ усилія, имъ сдланнаго, чтобъ удержаться отъ смха. Нсколько разъ мистеръ Вейвидъ пытался начать съизнова, но онъ возобновлялъ только прежніе порывы хохота. Преніе продолжалось довольно-отрывисто, и оппозиція побждена большинствомъ 130 голосовъ.

Этотъ счастливый случай разомъ далъ мистеру Титмаузу извстность и сдлалъ его большимъ фаворитомъ своей партіи. Да и не мудрено, потому-что всякій пойметъ, до какой степени такой могущественный союзникъ сталъ страшенъ и ненавистенъ для противниковъ. Господи! какіе робкіе взоры кидали ораторы противной партіи на Титмауза, произнося свои рчи, и если когда-нибудь случалось, что его не было въ Палат, чувствительное улучшеніе становилось тотчасъ замтно въ дух и въ тон рчей оппозиціи.

Какъ обыкновенно случается, огромный успхъ мистера Титмауза вывелъ въ поле цлое ополченіе подражателей. Подвиги ихъ, хотя и были гораздо-ниже оригинала, но, повторяясь чаще-и-чаще, дали совершенно-новый характеръ преніямъ этого важнаго совщательнаго собранія до-того, что наконецъ найдено было нужнымъ принять мры противъ подобныхъ выходокъ, а потому ршено и записано въ журнал, что, съ-этихъ-поръ, нпъто изъ достопочтенныхъ членовъ не долженъ прерывать дла свистомъ, пніемъ, подражаніемъ голосу животныхъ или какимъ бы то ни было другимъ непріятнымъ-шумомъ.

Политическій всъ, такимъ-образомъ пріобртенный и значительность, которою Титмаузъ наслаждался до постановленія упомянутой резолюціи, естественнымъ образомъ вознесли его чрезвычайно, что нетрудно было замтить, увидавъ хоть разъ, какъ онъ шелъ, покачиваясь, черезъ всю Палату, къ своему мсту, за скамьею министра финансовъ, разодтый въ своемъ любимомъ вкус и съ лорнетомъ, ввинченнымъ въ глазъ.

Легко можно себ представить удовольствіе, которое испытывалъ нашъ пріятель, раздавая разныя маленькія одолженія и любезности, въ вид билетовъ на галерею и франкированныхъ конвертовъ, тмъ, которые обращались къ нему съ просьбами объ этомъ предмет. Удовольствіе это пробивалось наружу несмотря на все стараніе его показать, что такія просьбы ужасно ему надоли. Эти-то небольшія обстоятельства развили въ немъ чувство собственнаго достоинства и дали ему почувствовать всъ и авторитетъ своего положенія въ обществ. Если я не ошибаюсь, однакожъ, слдующая маленькая просьба была для него пріятне всхъ остальныхъ подобнаго рода.

— Т. Тэг-Рэгъ свидтельствуетъ свое почтеніе Т. Титмаузу, Эсквайру, Ч. П. и сочтетъ за величайшее одолженіе получить отъ него билетъ для пропуска на галерею Палаты Депутатовъ завтрашній вечеръ, чтобъ слышать преніе по одному, очень-интересному для него длу. Мистриссъ Т. съ дочерью свидтельствуютъ свое почтеніе.

Титльбету Титмаузу, эсквайру Ч. П.

Получивъ эту записку, Титмаузъ выбралъ листокъ самый-отличнйшей золотообрзной бумаги и красивымъ, размашистымъ почеркомъ, написалъ слдующее:

‘Прошу допустить подателя въ галерею Палаты Депутатовъ. Т. Титмаузъ’.

Среда, марта 6-го 18** года.

Но читатель, котораго, вроятно, сильно обрадовали неожиданно-быстрые успхи мистера Титмауза на поприщ политики, безъсомннія, также радъ будетъ узнать, что соотвтственное отличіе ожидало Титмауза и въ областяхъ науки и литературы. Руководителемъ его при этомъ случа былъ человкъ, долго-пользовавшійся значительною извстностью, успшно соединявшій характеръ классика и философа съ качествами свтскаго человка, я разумю, доктора Дьяболюса Гандера. Этотъ ученый мужъ, несмотря на то, что ему было ужь боле шестидесяти лтъ, нашелъ средство такъ успшно скрывать свои лта, что на видъ ему можно было дать не боле сорока. Онъ самъ имлъ такое сильное пристрастіе къ щегольскому костюму, что, съ перваго взгляда на Титмауза, получилъ невольное уваженіе къ этому джентльмену, и дйствительно, оба они одвались почти въ одинаковомъ вкус. Докторъ слылъ философомъ въ обществ. Онъ провелъ большую часть своей жизни обучая молодёжь начальнымъ основаніямъ математики, въ которой имлъ такого же рода и такой же степени познанія, какія иметъ въ англійской литератур старая гувернантка, весь свой вкъ проходившая съ дтьми первую половину грамматики Линдли-Муррёя. Ровно столько же зналъ докторъ о сущности, содержаніи и приложеніи математики. Отличительная черта его таланта состояла въ томъ, что онъ длалъ самую отвлеченную науку популярною, то-есть совершенно-непонятною для тхъ, кто понимаетъ ее хоть сколько-нибудь, но зато очень-интересною и занимательною для тхъ, кто ея не понимаетъ. Онъ имлъ сноровку прибирать къ рукамъ неизвстныхъ и умирающихъ съ голоду людей съ талантомъ и знаніемъ и тихонько пользоваться ихъ трудами. Онъ платилъ имъ, относительно, довольно-щедро за то, чтобъ они писали ему изящнымъ слогомъ о предметахъ чистой и прикладной науки, но когда написанное публиковалось, то имя Дьяболюса Гандера стояло одно на заглавномъ лист, а для успокоенія своей совсти, докторъ дйствительно переписывалъ своею рукой весь манускриптъ и длалъ въ немъ разныя маленькія поправки и измненія. Но увы! Отпе, quod tetigit, foedavit, почти всегда такъ случалось, что эти-то именно поправленныя мста и были т самыя пятна, на которыя указывали и которыя осмивали въ ‘обзорахъ’. Никто не умлъ растянуть своего небольшаго запаса познаній на такое огромное пространство бумаги, какъ докторъ Гандеръ, никто не умлъ такъ ловко втереться въ милость къ лицамъ, особенно-полезнымъ для предпріимчивыхъ шарлатановъ, къ богатымъ простакамъ. Онъ началъ ухаживать за Титмаузомъ, только-что его увидалъ, ршился постить его, недожидаясь приглашенія, на слдующій же день. Онъ скоро убдилъ Титмауза, что онъ, Гандеръ, большой философъ, съ которымъ знакомство можетъ доставить и честь и пользу. Такъ, напримръ, онъ повелъ Титмауза однажды слушать лекцію, которую онъ, Гандеръ читалъ въ большой зал, въ Гановер-Сквер, въ кругу модныхъ дамъ и старыхъ джентльменовъ, сильно-аплодировавшихъ всему, что онъ ни говорилъ. Лекція эта трактовала о предмет очень-отвлеченномъ, интересномъ и поучительномъ, а именно: о таинственныхъ свойствахъ треугольниковъ. Короче сказать, Гандеръ съ большимъ стараніемъ и успхомъ ухаживалъ за Титмаузомъ и былъ очень-частымъ гостемъ за его обденнымъ столомъ. При одномъ изъ такихъ случаевъ, онъ внушилъ Титмаузу очень-высокое мнніе объ отличіи и слав быть членомъ какого-нибудь знаменитаго ученаго общества и окончательно воспламенилъ его маленькое воображеніе, припоминая имена разныхъ герцоговъ, маркизовъ, графовъ и бароновъ, удостоенныхъ такой чести.

— Гмъ, да, чортъ возьми! говорилъ Титмаузъ, допивая десятый бокалъ шампанскаго съ любезнымъ и говорливымъ докторомъ: — я… я бы не прочь… того… приклеить какой-нибудь хвостикъ къ своему имени. А что это можетъ стоить?

— Конечно, сэръ, ученыя почести всегда достойнымъ образомъ украшаютъ знатныхъ людей. Хоть, можетъ-быть, знатные люди и не прошли сквозь всю эту черную работу, сквозь вс эти мелочи ученыхъ подробностей… но покровительство ихъ всегда озаряетъ блдное лицо скромной науки…

— Гмъ, да, правда, конечно озаряетъ, произнесъ Титмаузъ, не понимая, впрочемъ, хорошенько, тонкій и фигурный оборотъ рчи доктора.

— Такъ вотъ, изволите видть, мистеръ Титмаузъ, продолжалъ докторъ:— славнйшее общество въ цлой Англіи есть, безъ-сомннія, Легковрное Общество. Случайнымъ образомъ я имю въ немъ маленькое вліяніе, посредствомъ котораго ужь имлъ счастье ввести туда нсколькихъ вельможъ.

— Въ-самомъ-дл! воскликнулъ Титмаузъ.— Кой чортъ! да, что жь они тамъ длаютъ?

— Что они длаютъ, сэръ? Они сходятся съ той цлью, чтобъ… Подумайте только, какіе знаменитые люди вс члены этого общества! Не дале какъ на дняхъ, герцогъ Тэдкастеръ говорилъ мн, (въ самый тотъ день, когда я усплъ заставить выбрать его свтлость), что онъ гордится буквами Ч. Л. О., прибавленными къ къ его имени, не мене своего герцогскаго титла!

— Какъ! вы не шутите? А не можете ли вы и меня какъ-нибудь помстить туда же? спросилъ Титмаузъ съ жаромъ.

— Я… гмъ… вотъ видите ли, сэръ, вы конечно немного-молоды, произнесъ докторъ важно, останавливаясь и гладя себ подбородокъ.— Еслибъ это можно было устроить, это была бы славная вещь для васъ, не-правда-ли?

— Да, чортъ возьми! дйствительно это было бы славно, отвчалъ Титмаузъ.

— Вотъ видите ли, меня просили ужь человкъ десять разной знати употребить мое вліяніе въ пользу ихъ, но я не счелъ себя въ-прав…

— А, ну, въ такомъ случа, конечно, нечего объ этомъ и говорить, перебилъ Титмаузъ съ видомъ досады и обманутаго ожиданія.— Да впрочемъ, провались я, если я когда-нибудь заботился объ этомъ хоть на волосъ. Я знаю, что для меня нтъ ни малйшей вроятности.

— Этого я тоже не скажу, возразилъ докторъ, въ раздумь. Онъ имлъ все время въ виду оказать Титмаузу какую-нибудь услугу, довольно-значительную, чтобъ расположить его къ ссуд 400 или 500 ф.— Такъ-какъ вы еще очень-молоды, то я полагаю, что нужно будетъ дать вамъ какимъ-нибудь способомъ ученую извстность… О, клянусь Архимедомъ! я нашелъ, нашелъ! Вотъ изволите видть, у меня есть трактатъ въ печати и почти совсмъ ужь готовый для публикаціи, трактатъ объ очень-глубокомъ предмет, но, вы понимаете, я объясняю все это совершенно-популярно и удобопонятно. Однимъ словомъ, сэръ, это собственное мое великое открытіе, которое въ грядущихъ вкахъ поставлено будетъ на ряду съ открытіемъ сэра Исаака Ньютона…

— Тоже членъ общества? спросилъ Титмаузъ.

— Нтъ сэръ, отвчалъ докторъ, слегка-озадаченный: — не физически, но духъ его, конечно, живетъ среди насъ! Мы чувствуемъ, что онъ управляетъ всми нашими совщаніями, несмотря на то, что онъ умеръ четвертью вка прежде основанія нашего общества. Но, возвращаясь къ открытію, о которомъ я говорилъ… такъ, какъ сэръ Исаакъ открылъ принципъ Тяготнія (иначе, вса или тяжести), такъ и я, мистеръ Титмаузъ, открылъ принципъ Легкости.

— Что вы говорите? Ахъ мой Богъ! Вотъ удивительно! воскликнулъ мистеръ Титмаузъ.

— И столько же справедливо, сколько удивительно. Открытіе это непремнно произведетъ переворотъ въ существующей систем физическихъ наукъ.

— А, знаю! они объ этомъ говорили недавно въ Палат… Переворотъ… знаю, знаю! сказалъ Титмаузъ несовсмъ-спокойно.

— Я говорю совсмъ о другомъ предмет, мой милый Титмаузъ, замтилъ докторъ Гандеръ съ видомъ небольшой досады.— Но будемъ продолжать то, о чемъ мы начали говорить. Сію минуту только, сэръ, мн пришло въ голову, что я имю отличный случай доказать мою признательность за вашу дружбу и расположеніе и мое высокое мнніе о вашихъ достоинствахъ и вашемъ положеніи въ свт… сэръ, я намренъ посвятитъ мое твореніе вамъ!

— Сэръ, вы чрезвычайно-добры, вы необыкновенно-любезны, отвчалъ Титмаузъ, неимвшій ни малйшаго понятія о томъ, что значитъ посвятитъ. И вотъ, недли черезъ дв, явился дйствительно красивый томъ in-octavo, прекрасно-напечатанный великолпно-переплетенный, съ заглавіемъ слдующаго рода:

Разысканія по части физики, съ цлью установить и доказать существованіе новаго начала

Легкости.

Сочиненіе

‘Дьяболюса Гандера, Эсквайра, Л. Л. Д., Ч. Л. О., К. Ю. А. К., Г. О. С., секретаря Эмпирическаго Общества, Корреспондента Лейпцигскаго Лунатическаго Общества, Вице-президента Перипатетико-Гастрономическаго Общества, и члена 17 другихъ философическихъ и литературныхъ обществъ въ Калифорніи, Мадагаскар и Малой Британіи, и проч. и проч. и про ‘.

А на другой страниц, напечатано было слдующее:

‘Титльбету Титмаузу Эсквайру, Ч. П. и проч. и проч.’.

‘Твореніе сіе почтительнйше посвящается его покорнйшимъ, многообязаннымъ и преданнымъ, нижайшимъ слугою Дьяболюсомъ Гандеромъ’.

Книга эта была энергически пущена въ ходъ и разглашена по всмъ направленіямъ, что, разумется, дало имени мистера Титмауза довольно-большую извстность между ученою публикой, и недли три спустя, слдующаго рода свидтельство вывшено было въ публичной зал Легковрнаго Общества, въ поддержаніе претензіи мистера Титмауза на выборъ въ члены.

Свидтельство.

‘Мы, нижеподписавшіеся, члены Легковрнаго Общества, симъ удостовряемъ, что, зная лично Т. Титмауза, Эсквайра Ч. П., считаемъ его за джентльмена, преданнаго отъ всей души Легковрной Наук и столько же способнаго, сколько и желающаго дйствовать къ развитію и усовершенствованію оной, а потому заслуживающаго быть выбраннымъ въ Члены Легковрнаго Общества.’

Затмъ, слдовали подписи: графа Дреддлинтона, герцога Танталляна, самого Дьяболюса Гандера и трехъ или четырехъ другихъ извстныхъ лицъ.

Подписи эти собраны были докторомъ Гандеромъ и, вслдствіе такого свидтельства, избраніе мистера Титмауза сдлалось вещью почти неподверженною сомннію, тмъ боле, что въ назначенный день докторъ Гапдеръ привезъ съ собой нсколько членовъ, старыхъ, добродушныхъ джентльменовъ, считавшихъ доктора дйствительно такимъ, какимъ онъ имлъ претензію быть. Свидтельство прочтено было съ каедры и мистеръ Титмаузъ былъ избранъ и провозглашенъ единогласно членомъ Легковрнаго Общества. Дня черезъ четыре, отобдавъ у графа Дреддлинтона, онъ отправился вмст съ его милостью на квартиру Общества, былъ формально отрекомендованъ и торжественно принятъ, и съ этой минуты, одной изъ самыхъ пріятныхъ во всей его жизни, онъ имлъ право подписывать свое имя слдующимъ образомъ:

Титльбетъ Титмаузъ, Эсквейръ, Ч. П. Ч. Л О.

И кто знаетъ, какъ высоко поднялся бы Титмаузъ еще на лстниц общественнаго отличія, еслибъ у него не вышло внезапнаго разрыва съ ‘наставникомъ, философомъ и другимъ’, докторомъ Гандеромъ, который, ршать, наконецъ, обратиться къ нему съ своею, давно-замышленною просьбою о ссуд денегъ, чтобъ дать ему средство произвести какіе-то обширные философическіе опыты, получилъ прямой и ршительный отказъ отъ Титмауза. Мало того, вслдствіе новыхъ и настойчивыхъ просьбъ доктора, онъ разбранилъ его неслишкомъ-отборными словами и въ-заключеніе всего, выгналъ запросто вонъ изъ комнаты, докторъ ушелъ отъ своего неблагодарнаго кліента въ сильномъ гнв, и въ отчаяніи, да и недаромъ, потому-что въ этотъ же самый вечеръ онъ получилъ приглашеніе въ долговую тюрьму, гд пробылъ три мсяца, то-есть до-тхъ-поръ, пока его кредиторъ, прежній издатель и продавецъ его сочиненій, ослпленный проектомъ новой литературной спекуляціи, которая должна была носить имя Гандеровой Галереи, не смягчился и ее выпустилъ своего находчиваго должника опять на свободу.

Сватовство Титмауза на леди Сесиліи шло довольно-легко и ровно. Ни онъ, ни она, повидимому, не слишкомъ жаждали находиться вмст другъ съ другомъ, хотя, впрочемъ, оба старались показывать въ присутствіи постороннихъ приличную степень радости при встрч другъ съ другомъ. Онъ длалъ все, что, какъ ему объяснили, необходимо было для свтскаго человка въ его положеніи. Онъ часто здилъ съ нею и съ графомъ въ Оперу и въ другія мста модныхъ собраній, онъ танцовалъ съ нею иногда, но по правд сказать, только по просьб графа, ея отца, соглашалась она стать рядомъ съ человкомъ, котораго осанка, манеры и вс движенія были такъ безконечно-грубы и смшны — а между-тмъ, онъ былъ нареченный ея женихъ. Онъ длалъ ей, нсколько разъ, дорогіе подарки, дарилъ вещи, украшенныя драгоцнными каменьями, и накупилъ бы для нея большой запасъ разныхъ матерій на платье (насчетъ которыхъ онъ не безъ основанія считалъ себя отличнымъ знатокомъ), еслибъ только она ему позволила. Онъ, сверхъ того, обдалъ часто у графа, гд былъ въ стсненіи попрежнему, боле чмъ гд бы то за было. Что касается до его костюма, то леди Сесилія, черезъ посредничество графа и мистера Геммона (къ которому она получила особенное уваженіе), успла уменьшить немного его фантастическое безсмысліе и отвратительное безвкусіе. Ничто, впрочемъ, не могло произвести существенной перемны въ самомъ человк, хотя постоянное обращеніе въ хорошемъ обществ неизбжнымъ образомъ имло нкоторое вліяніе на его манеры.

Во всемъ остальномъ Титльбетъ Титмаузъ остался тмъ же самымъ, грубымъ, бездушнымъ, самоувреннымъ невждой, какимъ былъ до-сихъ-поръ. Конечно, характеръ леди Сесиліи для тхъ, кто зналъ ее покороче, не заключалъ въ себ ничего, такого, чтобъ могло возбудить къ ней любовь или уваженіе, совсмъ-тмъ нельзя было не пожалть о ней всею душею при мысли о брак, ее ожидавшемъ. Скоро посл того какъ она связала себя невозвратно, она стала думать по-крайней-мр о пятидесяти мужчинахъ, вниманіе которыхъ въ разное время было отвергнуто, но которыхъ теперь она встртила бы съ такимъ жаромъ привязанности, къ какому только могла быть способна ея холодная и вялая природа. Женщина эта и прежде никогда не отличалась живостью характера или одушевленіемъ, такъ-что теперь уныніе, чаще и чаще начинавшее выражаться у нея на лиц, всякій разъ, какъ она думала о Титмауз, едва обращало на себя чье-нибудь вниманіе. Были, однакожь, люди, которые могли бы разсказать о душевныхъ страданіяхъ этой несчастной женщины передъ наступленіемъ ея безрадостной свадьбы. То были: Аннетъ — ея горничная, и миссъ Максплейханъ. Сказать, что ей длалось тошно при одной мысли о союз съ Титмаузомъ, о его особ, манерахъ, характер — было бы слишкомъ ужь, можетъ-быть, много, потому-что въ душ ея недоставало потребныхъ на это силъ, но она смотрла на своего будущаго мужа съ какими-то смшанными чувствами: непріязни, страха и отвращенія. Она обыкновенно искала подпоры въ утшительной иде судьбы, которая назначила ей такого мужа. Небо отказало бдной леди Сесиліи въ способности созерцать будущее и предугадывать послдствія. Другая женщина, миссъ Максплейханъ, исполняла все это за нее, но она не смла высказать мыслей своихъ прямо, и вела себя очень-осторожно всякій разъ, какъ разговоръ у нихъ заходилъ объ этомъ предмет. Леди Сесилія не удостоила спросить ея совта, прежде чмъ окончательно связала себя съ Титмаузомъ, а посл всякія возраженія становились безполезными и неумстными.

Однажды вечеромъ леди Сесилія вошла въ уборную, блдная и разстроенная, что случалось нердко въ послднее время, и тяжело вздохнувъ, опустилась въ кресло. Входя, она увидла горничную, Аннетъ, стоявшую, прислонясь у окна, съ какою-то книгою въ рукахъ, которою она тотчасъ закрыла и положила на столъ.

— Что вы тамъ читаете? спросила леди Сесилія томно.

— Ничего, миледи, отвчала Аннетъ, красня слегка: — это молитвенникъ… я просматривала внчальную службу, миледи… Мн хотлось узнать, что ваша милость будете говорить…

— Ну, что же это?

— Я вамъ прочту, миледи, вотъ что, сказала Аннетъ и она начала читать слдующее:

‘Тогда пасторъ скажетъ женщин: N., хочешь ли ты имть этого человка своимъ законнымъ мужемъ, чтобъ жить съ нимъ вмст, по Закону Божію, въ священномъ состояніи брака? Хочешь ли ты: повиноваться ему, служить ему, любить, почитать и беречь его, вольнаго и здороваго, и, покинувъ всхъ другихъ, держаться только его одного такъ долго, какъ вы оба будете жить?’

‘Женщина отвтитъ: — Я хочу.’

— Ну, да вы знаете, Аннетъ, что такова форма при внчальной служб, сказала леди Сесилія, удерживая вздохъ.

— Потомъ, продолжала Аннетъ:— вашей милости надо будетъ повторить много чего другаго, вслдъ за пасторомъ… нтъ не за пасторомъ, я ошиблась, миледи, васъ будетъ внчать епископъ, вотъ оно:

‘Я N., беру тебя, М., моимъ законнымъ мужемъ, чтобъ имть и хранить тебя отъ сего дня, впредь, въ счастіи и въ несчастіи, въ богатств и въ бдности, въ болзни и въ здоровь, любить и лелять…’

— Да, да, я слышу, блдня перебила леди Сесилія, едва-внятнымъ голосомъ:— я знаю это все, этого довольно, Аннетъ…

— Всего только одно слово еще, миледи:

……….’и повиноваться до-тхъ-поръ, пока смерть насъ не разлучитъ, какъ повелваетъ Святой Законъ Божій, и въ томъ, я даю теб мою клятву.’

— Все это, ваша милость, будете говорить, держа въ правой рук руку мистера Титмауза.

При этихъ словахъ, замтная дрожь пробжала по тлу леди Сесиліи.

— Вы можете уйдти, Аннетъ, на минуту, сказала она:— я чувствую себя несовсмъ-хорошо.

— Но, какъ же, миледи, вдь вы ужь и то почти опоздали. Вамъ извстно, какъ рано изволитъ обдать ея свтлость посл болзни.

— Успемъ, Аннетъ. Я позвоню, когда будетъ нужно. Постойте, оставьте мн вашъ молитвенникъ на минутку: я хочу его проглядть.

Аннетъ исполнила все, что ей было сказано, и ея печальная госпожа осталась одна. Она, впрочемъ, не раскрывала той книги, которую взяла, но впала въ раздумье, прерванное не прежде, какъ черезъ четверть часа, когда ея горничная постучала въ дверь и, войдя, объявила, что ни минуты доле не слдуетъ медлить, потому-что его милость уже готовъ. Услыхавъ это, леди Сесилія встала и начала свой туалетъ съ тяжелымъ вздохомъ.

— Сегодня, миледи, вы врно наднете палевое атласное платье: оно такъ идетъ къ жемчугу, сказала Аннетъ, подходя къ ящику съ драгоцнными вещами.

— Я не надну жемчуга.

— Какъ, миледи, даже эту прелестную втку — подарокъ мистера Титмауза, которая такъ идетъ къ вашей милости?

— Я не надну ничего отъ мистера Т………., я хочу сказать, прибавила она, красня:— я не надну сегодня ничего на волоса.

Много заботливыхъ совщаній и переговоровъ, какъ легко можно себ представить, происходило у графа съ мистеромъ Титмаузомъ и мистеромъ Геммономъ насчетъ состоянія имущества и выдловъ для леди Сесиліи. Оказалось, что объемъ всхъ долговъ, обременявшихъ имніе въ Яттон, доходилъ до 35,000 ф. и Геммону было нетрудно дать въ этомъ отчетъ, не обнаруживая, какая огромная часть этой суммы досталась на долю фирмы или, скоре сказать, въ руки старшаго партнера. Проценты на эту сумму должны было понизить настоящій доходъ мистера Титмауза до 8250 ф. въ годъ, но Геммонъ ручался, что этотъ доходъ, безъ малйшаго затрудненія, можетъ быть возвышенъ до 12,000 ф., и что вс мры ужь были приняты, чтобъ достичь до этого результата. Съ другой стороны, Титмаузъ имлъ еще за мистеромъ Обри 20,000 ф., изъ которыхъ половина была обезпечена лордомъ Де-ля-Зуша и въ скоромъ времени долженствовала быть выплачена съ процентами, а остальные 10,000 ф. могли быть потребованы, когда угодно. Сумма, окончательно-назначенная въ удлъ леди Сесиліи, была 3000 ф. ежегоднаго дохода, что составляло, конечно, довольно-существенное вознагражденіе за добросовстное и чистосердечное общаніе, которое она должна была въ скоромъ времени произнести передъ алтаремъ, и эту сумму, сверхъ-того, она надялась имть совершенно въ своихъ рукахъ, а именно, для личнаго и отдльнаго ея употребленія, независимо отъ надзора, долговъ и обязательствъ своего будущаго мужа. Къ-сожалнію, надо прибавить, что леди Сесилія утшала себя надеждою почти немедленнаго раздла. Объ этомъ она справлялась уже у своихъ задушевныхъ подругъ, изъ которыхъ иныя, зная эти вещи по опыту, увряли ее, что ничего не можетъ быть легче и что это длается очень-часто, на основаніи несходства нравовъ. Она разъ какъ-то намекнула объ этомъ предмет даже и миссъ Максплейханъ, но ея намекъ былъ принятъ такъ дурно, что она не ршилась боле повторять его, что касается до графа, ея отца, то я не могу сказать, чтобъ онъ не замтилъ въ ней унынія, которое усиливалось, по мр приближенія свадьбы. Но такъ-какъ онъ совершенно помирился съ этимъ обстоятельствомъ и былъ въ восторг отъ давно-желаннаго соединенія семейныхъ интересовъ, то ему никакъ не могло прійдти въ голову, чтобъ она могла имть какое-нибудь существенное возраженіе противъ этой сдлки. Что же касается до ея печальнаго расположенія духа и раздраженнаго состоянія нервовъ, то, безъ-сомннія, думалъ онъ, всякая двушка передъ замужствомъ должна чувствовать то же. Къ-тому же, сама она рдко или даже совсмъ не упоминала объ этомъ отцу, а если и говорила, то не въ такихъ терминахъ, которые могли бы его встревожить. Короче сказать, судя по всмъ признакамъ, дло шло совершенно такъ, какъ ему слдовало идти, но еслибъ даже и вышло иначе, то скоро возникли такія обстоятельства, которыя не допустили бы графа обратить свое обыкновенное вниманіе на все, что хоть сколько-нибудь касалось до его дочери. Вопервыхъ, къ этому времени, партія его милости одержала верхъ, но къ безконечному его удивленію, старое его мсто лорда главноуправляющаго Королевскимъ Дворомъ занято было кмъ-то другимъ! Такъ же точно, занято было мсто лорда президента въ Совт и вс остальныя министерскія мста! Передъ обиженнымъ перомъ не подумали даже извиниться, не потрудились даже объяснить ему причины такого феномена, какъ совершенное исключеніе его изъ состава министерства! Первый министръ дйствительно ни разу даже и не подумалъ о немъ, составляя министерство, и когда, впослдствіи, одинъ почтенный перъ, общій пріятель перваго министра и графа Дреддлинтона, упрекалъ министра за такое невниманіе, то министръ очень-спокойно и ласково изъявилъ свое сожалніе, зачмъ графъ не увдомилъ его о томъ, что онъ, несмотря на свои преклонныя лта, все еще расположенъ участвовать въ правленіи, и потомъ прибавилъ, что онъ надется еще въ непродолжительномъ времени имть возможность воспользоваться драгоцнными услугами милорда Дреддлингтона. Вотъ все, что онъ усплъ получить отъ этого любезнаго, но безчувственнаго человка, и долго графъ находилъ одно только средство успокоенія для своей оскорбленной души, а именно: разъзжать по своимъ пріятелямъ, доказывая, что новый лордъ главноуправляющій королевскимъ дворомъ и новый лордъ президентъ Совта каждый день обнаруживали ясне свою неспособность къ правленію, и что единственная ошибка перваго министра въ трудномъ и отвтственномъ дл составленія министерства, состояла въ выбор двухъ лицъ, назначенныхъ имъ на эти важныя мста. Онъ былъ тоже много утшенъ и подкрпленъ въ эту эпоху досады и обманутаго ожиданія энергическимъ и негодующимъ сочувствіемъ мистера Геммона, уже успвшаго пріобрсти надъ графомъ большое вліяніе. Вслдствіе неожиданной смерти своего собственнаго стряпчаго, графъ взялъ на мсто его мистера Геммона и былъ очень-радъ имть у себя подъ-рукою человка, обладавшаго такимъ положительнымъ, обширнымъ и энергическимъ умомъ, цнившаго такъ высоко его собственныя способности, и, что не мене важно, человка, которому снисходительная фамильярность его милости, ни разу еще ни на одну минуту не позволила упустить изъ виду огромнаго разстоянія, ихъ раздлявшаго. Сверхъ-того, дйствуя въ качеств посредника между Титмаузомъ и графомъ, Геммонъ обнаружилъ совстливое чистосердечіе и врность человка съ высокой душой, сознающаго свое деликатное и отвтственное положеніе. Покрайней-мр онъ сильно заботился о соблюденіи интересовъ леди Сесиліи и измнялъ, или длалъ видъ, что измняетъ условія брачнаго договора, по малйшему намеку его милости. Онъ былъ убжденъ, что Геммонъ желаетъ и можетъ увлечь Титмауза къ удовлетворенію желаній графа относительно этого договора, гораздо-дале той точки, до которой Титмаузъ могъ бы дойдти по собственному расположенію, и дйствительно, Геммонъ старался поставить его дочь въ то положеніе, на которое ея высокій санъ давалъ ей полное право.

Но не этимъ однимъ средствомъ усилилъ и утвердилъ Геммонъ власть свою надъ слабымъ старымъ перомъ. Геммонъ уменьшилъ, какъ мы объяснили это прежде, ежегодную убыль изъ доходовъ его милости, существовавшую такъ долго въ вид процентовъ на деньги, взятыя въ займы подъ залогъ. Мало того, онъ сдлалъ несравненно-боле: онъ далъ средство графу, такъ-сказать, шагнуть въ новую сферу, въ которой онъ могъ обнаружить свою способность къ веденію важныхъ и сложныхъ длъ, значительно увеличить свои денежныя средства и вмст пріобрсти большой всъ и большую популярность.

Англія около того времени, о которомъ я говорю, поражена была какимъ-то торговымъ бшенствомъ, которое обнаружилось въ вид чудовищной страсти къ Компаніямъ на акціяхъ. Джон-Буль вдругъ забралъ себ въ голову, что никакое торговое предпріятіе, хоть сколько-нибудь важное, не можетъ доле быть производимо средствами индивидуальной энергіи, капитала и предпріимчивости. Онъ даже открылъ, что проблескъ этой великой истины онъ имлъ еще съ тхъ самыхъ поръ, какъ частное товарищество было принято. Стоило только развить дале этотъ принципъ, чтобъ обратить частное товарищество въ публичное и назвать его Компаніею на акціяхъ. Эта свтлая идея Джон-Буля произвела скорые и чудесные результаты. Сотни компаній на акціяхъ возникли въ одной столиц въ-теченіе одного года. Но тогда возникъ вопросъ: надъ чмъ эти великія соединенныя силы должны дйствовать? Надо было придумать предпріятія соразмрной величины, такъ оно и вышло. Никто не заботился ни на волосъ о томъ, до какой степени дикъ и забавно-несбыточенъ былъ проектъ, стоило только затять и возвстить его, чтобъ вызвать впередъ изо всхъ классовъ общества людей съ деньгами, горящихъ нетерпніемъ разбогатть и готовыхъ поддерживать спекуляцію до послдняго пенни, отдавая свой капиталъ съ безпечностью, которая наказана была самыми плачевными результатами. Всякій болтливый мечтатель, который, по-несчастью, успвалъ привлечь на свою сторону двухъ или трехъ слушателей въ Сити, могъ превратить свои зати въ ‘Компанію‘, такъ же легко, какъ всякой идіотъ можетъ выдуть пузырь изъ мыльной воды. Напримръ, одинъ сумасбродь (котораго, конечно, никогда не слдовало бы выпускать изъ сумасшедшаго дома) придумалъ планъ для произведенія искусственнаго дождя, черезъ часъ по востребованію, надъ всякимъ пространствомъ земли, окружностью не боле трехъ миль въ діаметр, другой затялъ доставлять молоко во вс дома столицы, такимъ же точно образомъ, какъ доставляется теперь вода, то-есть посредствомъ трубъ, снабжаемыхъ огромнымъ резервуаромъ молока, который онъ предполагалъ устроитъ въ Излинтон, и въ этотъ резервуаръ мильйонъ коровъ должны были доиться днемъ и ночью, третій придумалъ превращать опилки въ твердое дерево, а четвертый — окружить Лондонъ стною въ 20 футовъ толщины и въ 50 — высоты. Черезъ три дня, по возвщеніи каждаго изъ этихъ благонадежныхъ предпріятій, составилось такое же число компаній на акціяхъ, для приведенія ихъ въ дйствіе. Прекрасныя конторы наняты были въ Сити, патроны, президенты, вице-президенты, повренные, директоры, секретари, повытчики, архитекторы, аудиторы, банкиры, постоянные адвокаты, инженеры, землемры и стряпчіе были назначены и имена всхъ этихъ чиновниковъ немедленно засіяли ослпительнымъ строемъ въ глав ‘Проспектовъ‘, выставлявшихъ выгоды предпріятія съ такимъ соблазнительнымъ краснорчіемъ, противъ котораго никто не могъ устоять, и не позже какъ черезъ недлю ужь нельзя было найдти ни одной акціи въ продаж. Скоро замтивъ выгоду, которую можно было извлечь, разработывая искусно дла подобнаго рода, Геммонъ погрузился въ нихъ со всею энергіею и со всмъ одушевленіемъ игрока. Онъ втянулъ и мистера Кверка за собой, и такъ-какъ вмст они могли располагать вниманіемъ нсколькихъ предпріимчивыхъ капиталистовъ въ Сити, то скоро они имли на рукахъ пропасть дла и пустили въ ходъ дв или три блестящія спекуляціи. Мистеръ Геммонъ самъ сочинялъ ихъ Проспекты и такимъ стилемъ, который соблазнилъ бы самого дьявола, заставивъ его рискнуть половиною своего капитала! Одинъ изъ проектовъ состоялъ въ томъ, чтобъ снабдить столицу постояннымъ запасомъ соленой воды, посредствомъ канала, прорытаго со взморья и обведеннаго почти вокругъ всего Лондона, такъ, чтобъ доставить гражданамъ, въ-продолженіе цлаго года, роскошь купанья въ морской вод. Другое предпріятіе было еще боле-необыкновеннаго и любопытнаго рода. Оно состояло въ томъчтобъ осуществить одно открытіе, съ помощью котораго корабли всякаго рода и всякой величины могли быть снабжаемы способами, посредствомъ одного и того же процеса, чрезвычайно-простаго, дешеваго и удобнаго — добывать прсную воду изъ моря и превращать разсолъ, отдляемый при операціи, сразу въ порохъ. Дйствительность этого изумительнаго открытія утверждена была тремя славнйшими химиками въ Англіи, взятъ былъ патентъ и компанія составилась, чтобъ немедленно привести его въ дйствіе. Это предпріятіе было первое, на которое Геммонъ обратилъ вниманіе графа Дреддлинтона, и онъ ослпилъ его своими разсказами о важной услуг, доставляемой отечеству, и о несметныхъ богатствахъ, которыя ожидаютъ первыхъ, принявшихъ участіе въ дл, до такой степени, что его милость изъявилъ очень-нетерпливое желаніе быть въ числ этихъ первыхъ.

— Боже мой, сэръ! говорилъ онъ съ удивленнымъ видомъ: — до какой высокой точки наука доходитъ! Есть ли какой-нибудь предлъ изобртательности человка? Сэръ, посл этого, можно ожидать, что когда-нибудь, на дняхъ, все на свт будетъ открыто.

— Конечно, я чувствую всю силу разительнаго замчанія вашей милости, отвчалъ Геммонъ, слушавшій графа съ видомъ восхищеннаго и почтительнаго вниманія.

— Сэръ, это открытіе поистин удивительное, а между тмъ, я увряю васъ честью, сэръ, я часто думалъ, что нчто въ этомъ род было бы очень-желательно, то-есть на счетъ добыванія прсной воды изъ соленой, и сомнвался только, успютъ ли когда-нибудь привести это въ дйствіе, но я увряю васъ, что вторая часть открытія — обращеніе разсола въ порохъ, это… это, сэръ… я хочу сказать, это просто изумительно, мало того, это интересно съ живописной и патріотической точки зрнія. Подумайте только, сэръ, что наши корабли будутъ доставать порохъ и свжую воду изъ тхъ морей, по которымъ они плаваютъ! Сэръ, изобртатель заслуживаетъ вознагражденія: объ этомъ, современемъ, надо будетъ доложить Парламенту. Видя, что графъ проходитъ въ сильный восторгъ, Геммонъ выбралъ удобною минуту и объявилъ, что для него было бы очень-лестно и очень-пріятно сдлать его милость патрономъ этого гигантскаго предпріятія.

— Сэръ!.. сэръ, вы мн длаете очень-большую честь, произнесъ графъ, сконфуженный внезапностью предложенія.

— Такъ-какъ въ этомъ предпріятіи, вы сами знаете, милордъ, будутъ участвовать большіе капиталисты, то я, конечно только для формы, долженъ спросить ихъ согласія, прежде чмъ что-нибудь сдлаю, но я льщу себя надеждою, милордъ, что между ними можетъ быть одно только мнніе, когда они узнаютъ о возможности быть удостоенными подпорою имени и вліянія вашей милости.

Графъ отвчалъ на это величавымъ поклономъ, съ довольной улыбкой, и на слдующій день получилъ формальное увдомленіе отъ гг. Кверка, Геммона и Снапа, съ покорнйшею просьбою сдлаться патрономъ новаго предпріятія, на что онъ благосклонно изъявилъ свое согласіе и, кром того, очень-охотно общалъ доставить обществу еще нсколько знатныхъ именъ изъ числа своихъ пріятелей, людей, которые не имли ни малйшаго понятія о длахъ какого бы то ни было рода, но были очень-рады выставить себя передъ публикою патронами такого великаго и похвальнаго предпріятія. Тотчасъ по всему королевству распространились программы и объявленія новой компаніи, которая дйствительно затмвала большую часть современныхъ компаній такими громкими и великолпными именами, какъ, напримръ, высокопочтеннаго графа Дреддлинтона, кавалера Большаго Креста ордена Бани, члена Королевскаго Общества и пр. и пр., высокоблагороднйшаго гергцога Тактальяна, K. Т. и проч. и проч., высокопочтеннйшаго маркиза Мармелада и пр. и проч. Капиталъ назначили въ одинъ милліонъ и раздлили на 10,000 акцій, по 100 ф. каждая. Лорду Дреддлинтону подарено было сто акціи, въ знакъ уваженія и благодарности, отъ главныхъ акціонеровъ. Сверхъ-того, его милость взялъ самъ еще 200 акцій и убдилъ разныхъ пріятелей своихъ сдлать то же. Мене чмъ въ три недли акціи поднялись на 40 ф. преміи (то-есть каждая акція, за которую считалось заплаченнымъ или дйствительно было заплачено 100 ф., могла въ любую минуту быть продана за 140 ф.), и тогда мистеръ Геммонъ представилъ графу вещи въ такомъ вид, что убдилъ его безъ труда разстаться съ своими акціями, вслдствіе чего графъ очистилъ прямаго барыша 12,000 ф. Это показалось ему боле похожимъ на волшебство, чмъ на результатъ обыкновеннаго торговаго оборота. Уваженіе его къ Геммону росло съ каждымъ поступкомъ этого джентльмена, съ каждымъ словомъ, которое онъ отъ него слышалъ, и онъ позволялъ ему руководить собою ршительно во всемъ. Подъ этимъ руководствомъ графъ не замедлилъ принять участіе въ разныхъ другихъ подобнаго рода спекуляціяхъ, которыя такъ сильно заняли его мысли, что почти заставили позабыть о министерской несправедливости. Нкоторые изъ его друзей предостерегали его не разъ, чтобъ имъ неслишкомъ вдавался въ такія новыя и обширныя предпріятія, напоминая ему о возможности попасть въ большую отвтственность, но надменный видъ, съ которымъ онъ выслушивалъ такіе совты, скоро положилъ имъ конецъ. Графъ чувствовалъ себя безопаснымъ въ рукахъ мистера Геммона, составивъ себ равно высокое понятіе, какъ о его способности къ дламъ, такъ и о его безкорыстіи.

Обративъ такимъ-образомъ вниманіе на торговые интересы своего отечества, онъ началъ скоро, къ большому удивленію и назиданію многихъ изъ числа своихъ собратій-перовъ, принимать живое участіе въ разсужденіяхъ объ этомъ предмет, происходящихъ въ Парламент. Но какъ ни поглощали его вниманіе эти и другія тому подобныя занятія, все пріостановилось съ той минуты, когда назначенъ былъ день, и неочень-далекій, для бракосочетанія его дочери съ мистеромъ Титмаузомъ. Съ этой минуты старикъ почти не сводилъ съ нея глазъ, слдя за всмъ, что она ни длала, съ особенною, хотя все-таки съ величавой заботою и нжностью. Часто усердно и торжественно увщевалъ онъ Титмауза, твердя о неоцненномъ сокровищ, которое онъ вврялъ ему въ особ леди Сесиліи, послдней представительницы по прямой линіи древншей аристократической фамиліи во всемъ королевств. Безчисленны были наставленія графа насчетъ поведенія Титмауза въ общественной и въ частной жизни, причемъ графъ внушалъ ему съ важностью и съ чувствомъ, что взоры Англіи съ — этихъ — поръ будутъ устремлены на него, какъ на зятя графа Дреддлинтона.

ГЛАВА V.

Рано поутру, во вторникъ 1-го апрля 18** года, около дома лорда Дреддлинтона, въ Гросвенор-Сквер, стали замтны слды приготовленія къ свадьб. Подруги леди Сесиліи и дв или три другія леди, герцогъ и герцогиня Танталлянъ и еще нсколько лицъ, которыя должны были провожать свадебный поздъ въ церковь, явились къ одиннадцати часамъ, и скоро, вслдъ за ними, примчался мистеръ Титмаузъ въ своёмъ кабріолет, мистеръ Титмаузъ, закутанный въ великолпную зеленую шинель, которая скрывала блескъ самаго ослпительнаго костюма. Онъ занятъ былъ своимъ туалетомъ съ пяти часовъ утра, и результатъ оказался достойнымъ такихъ трудовъ. На немъ надтъ былъ голубой фракъ съ бархатнымъ воротникомъ, черные брюки до колнъ въ-обтяжку, блые шолковые чулки а jour и бальные башмаки съ золотыми пряжками. Рубашка его была снжной близны и на самой середин ея сіяла великолпная брильянтовая брошка. Онъ имлъ два жилета: нижній, изъ голубаго атласа (одни только края его были видны), и верхній, блый атласный, роскошно-вышитый узорами, сверхъ этого жилета развшена была очень-граціозно блестящая золотая цпочка. Волоса, раздленные проборомъ посереди головы, завивались кудрями къ вискамъ и сообщали лицу его очень-смлое и разительное выраженіе. Онъ былъ въ блыхъ лайковыхъ перчаткахъ, въ новой лоснящейся шляп и держалъ въ рук свою тросточку чернаго дерева съ агатовымъ набалдашникомъ. Несмотря на вс старанія Титмауза принять развязный и непринужденный видъ, лицо его было довольно-блдно и обращеніе безпокойно. Что касается до невсты, она спала не боле четверти часа въ цлую ночь и одинъ взглядъ въ зеркало убдилъ ее въ необходимости послушаться совтовъ Аннетъ и слегка нарумяниться. Глаза ея говорили ясно о безсонной тревожной ночи, которую она провела, и во время своего туалета она принуждена была два раза вылить немного летучей соли съ водой. Ей было холодно и она дрожала. Когда, наконецъ, она окончила туалетъ — какую картину представило ей трюмо: нарядъ — богатое атласное платье, длинный прелестный кружевной вуаль и внокъ изъ блыхъ помсрапцовыхъ цвтовъ, принадлежали невст, конечно, но разстроенное, помертвлое лицо было ли похоже на лицо невсты? Миссъ Максплейханъ залилась слезами, взглянувъ на нее. Когда, въ-сопровожденіи своихъ подругъ, она появилась въ гостиной, графъ Дреддлинтонъ подошелъ и поцаловалъ ее съ безмолвною нжностью. Потомъ Титмаузъ подошелъ къ ней съ какимъ-то фальшиво-фамильярнымъ видомъ. ‘Надюсь, что вы совершенно здоровы, душа моя, въ этотъ счастливый день’, сказалъ онъ и поцаловалъ ея руку, обтянутую перчаткой. Она не отвчала ему, отошла назадъ и опустилась на софу, а вслдъ затмъ объ явлено было, что экипажи готовы. Графъ повелъ свою дочь внизъ по лстниц, въ-сопровожденіи двухъ ея подругъ, слъ съ ними вмст въ карету и экипажъ помчался къ церкви Сент-Жоржа. Титмаузъ и вс остальные отправилось немедленно вслдъ за ними. Внчальный обрядъ совершенъ былъ епископомъ Бернардскаго Замка, старымъ пріятелемъ и дальнимъ родственникомъ графа Дреддлинтона. Мн кажется, я какъ теперь еще вижу его осанистую и величественную фигуру, стоящую передъ алтаремъ съ небольшимъ отборнымъ кружкомъ лицъ вокругъ себя, и слышу его чистый, звучный голосъ, читающій внчальную службу. Титмаузъ блднлъ и краснлъ поперемнно, но велъ себя, впрочемъ, гораздо-солидне, чмъ можно было ожидать. Леди Сесилія опиралась, когда было можно, на перила, и повторяла немногое, что ей слдовало сказать едва-слышнымъ голосомъ. Когда Титмаузъ надлъ кольцо ей на палецъ, она дрожала, отвернувъ отъ него лицо, по которому катились слезы, и наконецъ закрыла его совершенно платкомъ. Она смотрла въ-самомъ-дл истиннымъ олицетвореніемъ печали. Графъ Дреддлинтонъ сохранялъ строгій, торжественный видъ. Наконецъ этотъ важный обрядъ былъ оконченъ. Необходимыя записки и подписи совершены были въ ризниц, куда вс послдовали за епископомъ. Титмаузъ взялъ подъ-руку свою жену и повелъ ее на особый подъздъ, у котораго стояла коляска графа. Онъ посадилъ ее и вскочилъ самъ вслдъ за нею, небольшая толпа, стоявшая вокругъ, чтобъ взглянуть на молодыхъ, раздалась, и они помчались домой. Онъ сидлъ въ одномъ углу, она въ другомъ, и оба такъ сильно заняты были собственными своими мыслями, что едва сказали другъ другу два слова во всю дорогу.

Великолпный dejeuner la fourchette былъ приготовленъ, блестящее общество присутствовало, чтобъ поздравить молодыхъ и графа Дреддлинтона. Около двухъ часовъ леди Сесилія ушла, чтобъ приготовиться къ отъзду въ Попльтон-Холь, резиденцію ея отца, въ Гертфордшир, гд они должны были провести медовый мсяцъ. Никогда еще во всю свою жизнь не была она растрогана такъ сильно, какъ въ минуту прощанія съ миссъ Максплейханъ и съ своими подругами, чувство ея нсколько разъ доходило почти до истерики. Дорожный экипажъ мистера Титмауза (щегольская шоколаднаго цвта карета, четверкой) стоялъ у дверей, служанка ея милости и его лакей сидли въ заднемъ отдленіи. Нсколько сотъ человкъ стояло вокругъ, чтобъ видть какъ ‘счастливая парочка’ отправится въ счастливый путь. Графъ повелъ внизъ леди Сесилію въ-coпровожденіи Титмауза, который замнилъ свою шляпу нарядною дорожною фуражкой съ золотымъ шнуркомъ вокругъ. Леди Сесилія, повсивъ голову, слабой поступью сошла съ крыльца и посажена была въ карету графомъ, котораго она поцаловала съ жаромъ и залилась слезами. Потомъ мистеръ Титмаузъ пожалъ дружески руку своего знатнаго тестя и вскочилъ въ карету, ступеньки были подняты, дверцы захлопнуты, оконныя шторы опущены мистеромъ Титмаузомъ. ‘Все готово’, закричалъ одинъ изъ лакеевъ, карета помчалась и скоро исчезла изъ виду. Леди Сесилія нсколько времени оставалась въ какомъ-то оцпенніи и сидла не двигаясь, молча, въ углу кареты, но Титмаузъ къ этому времени довольно ободрился, проглотивъ еще недавно рюмокъ десять шампанскаго. ‘О моя дорогая, милая, безцнная моя душечка!’ воскликнулъ онъ нжно, цалуя ея холодныя щеки и обнимая рукою за талью. ‘Теперь вы совершенно моя, не забавно ли это? Мы съ вами мужъ и жена! я никогда еще не любилъ васъ такъ сильно, какъ теперь, моя уточка!’ и снова онъ прижалъ свои губы къ ея холодной щек.

— Оставьте, оставьте меня, ради Бога! шептала она едва внятно: — я нездорова, и она слабо старалась освободиться изъ его грубыхъ и буйныхъ объятій, и ея склоненная голова, ея помертвлыя щеки вполн подтверждали истину этихъ словъ. Въ такомъ положеніи прохала она всю первую станцію. Когда они остановились перемнять лошадей, Титмаузъ встрепенулся, передъ тмъ едва не задремавъ.

— Сесилія, сказалъ онъ: — если вы такъ нездоровы, то не лучше ли вамъ взять сюда вашу горничную, а я сяду на козлахъ, это было бы гораздо-удобне для васъ, а?

— Ахъ, вы бы очень меня одолжили, мистеръ Титмаузъ! отвчала она слабымъ голосомъ.

Ея желаніе было исполнено. Титмаузъ завернулся въ шинель, закурилъ сигару, взлзъ на козла и курилъ всю дорогу до самаго Попльтон-Холя.

Геммонъ былъ однимъ изъ свидтелей ихъ отъзда въ благополучный путь. Онъ смотрлъ на нихъ съ глубокимъ интересомъ и волненіемъ. ‘Ну’, произнесъ онъ мысленно, съ тяжелымъ вздохомъ, когда карета скрылась изъ виду: ‘покуда недурно. Что-то будетъ дале? Игра заваривается и кушъ идетъ крупный!..’

Жалть ли о васъ, или презирать васъ, леди Сесилія, при вступленіи въ этотъ зловщій бракъ? Увы! дло сдлано самымъ хладнокровнымъ и самымъ обдуманнымъ образомъ. По правд сказать, мы ужь собрали передъ собой все нужное, чтобъ ршить этотъ вопросъ, но онъ такъ деликатенъ и притомъ такъ печаленъ, что мн кажется лучше не трогать его совсмъ.

Они провели около двухъ недль въ Попльтон, а потомъ отправились въ Яттонъ И если читателю любопытно знать какъ мистеръ Титмаузъ и леди Сесилія, его супруга, начали свое брачное поприще, то я могу удовлетворить это любопытство до нкоторой степени, предоставивъ письмо, адресованное отъ леди Сесиліи, нсколько времени спустя, къ одной изъ своихъ задушевныхъ подругъ. Оно довольно-печально и притомъ такъ вяло и слабо, какъ только можно ожидать отъ женщины съ ея темпераментомъ о способностями, несмотря на то, мн кажется, оно можетъ служить предметомъ довольно-поучительнаго размышленія.

Яттонъ, 28 апрля 18** года.

‘Милая Бланка! Судьба, конечно, должна готовить мн въ будущемъ что-нибудь очень-пріятное въ вознагражденіе за то, что я теперь такъ несчастна, но меня утшаетъ немного мысль, что я сдлала этотъ шагъ единственно въ угодность папеньк, который, какъ кажется, считалъ его необходимымъ. Вы знаете, что его всегда очень мучило разъединеніе семейныхъ интересовъ и проч., такъ-что, когда онъ предложилъ мн этотъ, поистин несчастный союзъ, я сочла своею обязанностью повиноваться, да и онъ самъ мн это говорилъ. Конечно, еслибъ не эта причина, мн бы никогда и въ голову не пришло сдлать то, что сдлано, потому-что, между-прочимъ сказать, еслибъ судьба дйствительно опредлила мн сойдтись съ этимъ человкомъ, то она, безъ-сомннія, должна была приноровить насъ другъ къ другу, но, право, милая Бланка (entre nous), вы не можете себ представить, что это за созданіе! Онъ вчно куритъ сигары и т. д., и вслдствіе того, не только носитъ везд съ собой отвратительный запахъ табачнаго дыма, но даже, несмотря на вс мои предосторожности, когда мы садимся вмст въ карету (что, впрочемъ, случается довольно-рдко), и за обдомъ сообщаетъ этотъ отвратительный запахъ моему платью, и Аннетъ разоряется на l’eau-de-Cologne, опрыскивая мои и свои платья. Онъ иметъ, кром-того, разныя отвратительныя привычки, какъ, напримръ, ковыряетъ въ зубахъ (очень-часто за обдомъ), стъ ножомъ и проч., и онъ безпрестанно запускаетъ пальцы въ свои отвратительные волоса, крутитъ ихъ, и носитъ съ собой гребенку, и иногда причесывается въ карет, передъ тмъ, какъ мы выходимъ, у дверей того мста, куда мы демъ обдать. Онъ всегда пьетъ очень-много вина и приходитъ послдній въ гостиную, и часто въ такомъ положеніи! Я ршилась никогда боле не возвращаться домой посл обда съ нимъ вмст, даже и тогда, еслибъ намъ случилось выхать вмст. Несчастный! врно сдлалъ какую-нибудь наглость Аннет, потому-что она краснетъ всякій разъ, какъ я о немъ говорю, конфузится и смотритъ сердито, но я, разумется, не могу у нея спросить о причин. Онъ такой ужасный лгунъ, что нельзя ему поврить ни одного слова. Онъ все разсказываетъ, что еслибъ онъ захотлъ, то могъ бы жениться на такой-то леди и на такой-то другой, и увряетъ, что миссъ Обри умирала отъ любви къ нему. (Я желала бы, дорогая Б., чтобъ она вышла за него замужъ вмсто меня: я съ радостью уступила бы ей Яттонъ). Между-прочимъ, надо правду сказать: барскій домъ здсь въ-самомъ-дл прекрасный домъ, старинный и уютный, и такія чудныя мста вокругъ: но мн онъ кажется такимъ скучнымъ — такъ я несчастна, и никто не думаетъ пріхать со мной повидаться, несмотря на то, что тутъ же, возл, живутъ К** и Д** и М**, не дале, какъ на одинъ часъ зды отъ насъ. Да и неудивительно, потому-что, еслибъ вы только видли, что за народъ здсь бываетъ, какіе отвратительные люди! Какой-то унитарскій учитель съ своею женою и дочерью, да какой-то аптекарь и аукціонеръ и т. д., что все, онъ говоритъ, необходимо для поддержанія его интереса въ мстечк. И потомъ, онъ ведетъ себя такъ непристойно, такъ безчувственно и непочтительно передъ докторомъ Тэсемомъ — очень-порядочнымъ человкомъ и который, я уврена, сочувствуетъ мн — что онъ едва изрдка заходитъ къ намъ, подъ какимъ-нибудь предлогомъ. Я, къ-сожалнію, должна вамъ сказать, что мистеръ Титмаузъ иметъ такъ же мало деликатности, какъ какая-нибудь кошка или собака, и я слышала, что онъ не платитъ разныхъ долговъ своихъ, теперь оказывается ршительно, дорогая Бланка! что алмазный фермуаръ, который это созданіе купило мн, весь поддльный!.. Онъ заводитъ собачьи травли въ сел, и фермеры его ненавидятъ, потому-что онъ безпрестанно возвышаетъ наемную плату. Я и забыла сказать, между-прочимъ, что одинъ разъ, поутру, онъ имлъ неслыханную дерзость распечатать мои письма и сказалъ (мн, право, досадно писать это), что онъ иметъ право это длать, потому-что мы съ нимъ составляемъ одно цлое! Вслдствіе того, я завела для своихъ писемъ особую сумку, которую всегда приносятъ прямо ко мн въ комнату. Боже мой! Каково думать, что право барона современемъ можетъ достаться ему! Вы не можете себ представить, какую жизнь онъ ведетъ! (Entre nous), недавно къ нему призывали доктора ставить піявки къ голов и, конечно (между нами будь сказано), я знаю, что такія вещи иногда ведутъ къ очень-печальнымъ послдствіямъ, но, впрочемъ, ему теперь лучше. Папа до-сихъ-поръ еще ничего не знаетъ объ этомъ, но онъ скоро долженъ узнать и я уврена, что между нами долженъ произойдти разъздъ, иначе я умру или сойду съ ума! О, какъ благодарила бы я судьбу!.. Но я могла бы еще исписать листа три объ этомъ, а между-тмъ, я не успла бы вамъ разсказать и сотой доли всхъ его gaucheries… Впрочемъ, я думаю, вамъ и такъ ужь надоло слышать о нихъ. Еслибъ только онъ оставилъ меня здсь, когда подетъ въ Лондонъ! Вы тогда, врно, прідете навстить меня, по общанію, а между-тмъ, о, дорогая Бланка! какъ я завидую вамъ, что вы не замужемъ и какъ бы я желала опять вернуться къ прежнему положенію! Сожгите это письмо непремнно, какъ только прочтете его, и не забывайте вашу несчастную

‘Сесилію’.

Леди Бланк Люишемъ.

Дйствительно, надо было затронуть и раздражить не на шутку вялый и флегматическій характеръ леди Сесиліи, чтобъ онъ могъ достичь до такой горечи выраженія, какая мстами встрчается въ этомъ письм. Оно оттняло, конечно, много невыгодныхъ сторонъ характера и поведенія мистера Титмауза, но были другія черты, гораздо-боле черныя, о которыхъ несчастная сочинительница письма въ ту пору еще и не знала. Я упомяну мимоходомъ объ одной изъ нихъ. Въ ту самую минуту, когда было приготовлено это письмо, Титмаузъ начиналъ систематическое обольщеніе дочери одного фермера, не вдалек отъ Яттона. Отвратительный, маленькій басурманъ! Но зачмъ чернить бумагу дальнйшими разсказами о его грубыхъ поступкахъ! Зачмъ говорить подробне о томъ убійственномъ дйствіи, которое они производили на душу и чувства слабой женщины, слпо-вступившей въ такой союзъ?.. Одна ли она такъ поступила?

Какъ бы ни были велики выгоды богатства или положенія въ свт, вовлекающія женщину въ союзъ съ человкомъ, на котораго, въ противномъ случа, она смотрла бы съ равнодушіемъ или отвращеніемъ, женщина можетъ быть уврена, что длаетъ поступокъ обдуманно-дурной, имющій послдствіемъ, можетъ-статься, на всю остальную жизнь ужасное, неизбжное горе, за которое не въ-состояніи вознаградить ее даже и самое достиженіе предположенной цли. Какъ по нашимъ законамъ, такъ и по здравому смыслу, при всякомъ поступк человка слдуетъ предполагать, что онъ имлъ въ виду естественное и необходимое послдствіе того, что онъ длаетъ, даже и въ такомъ случа, еслибъ онъ сдлалъ поспшно, тмъ боле, если сдлалъ обдуманно, а потому, когда прійдется испытывать эти послдствія, то ужь пусть онъ не жалуется. Союзъ, въ род того, о которомъ мы говорили, ведетъ къ совершенному разрушенію нжнаго, прекраснаго зданія женскаго сердца. Онъ сбиваетъ съ пути благороднйшія стремленія ея милой природы, онъ унижаетъ, развращаетъ ее совершенно и ставитъ безвозвратно на степень низшаго существа. На мст прежней ея простоты, на мст прежней невинности, остается одно бездушное лицемріе. Влеченія сердца, ненаходя себ правильныхъ цлей и выходовъ, смотря по степени ихъ первобытнаго развитія, или вянутъ и совсмъ исчезаютъ и она ужь боле не женщина, или ведутъ ее прямо къ грубой чувственности, можетъ-быть, даже, наконецъ, къ открытому разврату — и тогда она изгоняется навсегда изъ круга женскаго пола. О, горе, горе той, которая не хочетъ помнить, что не въ внк изъ блыхъ цвтовъ заключается все отличіе добродтели отъ порока!

Еслибъ леди Сесилія была женщина съ живою чувствительностью или съ пылкимъ сердцемъ, она бы давно можетъ-быть сошла съ ума. Какъ бы то ни было, впрочемъ, и несмотря на всю флегму ея темперамента, когда, вслдствіе близкаго, ежедневнаго столкновенія съ своимъ мужемъ, самыя грязныя стороны характера и привычекъ его обратили на себя вниманіе этой женщины, мысль, что имъ надо жить вмст цлую жизнь, стала для ней нестерпима и возбудила въ сердц чувство дятельной ненависти, отвращенія непреодолимаго. Она съ-часу-на-часъ, становилась чувствительне къ существенному ужасу ихъ положенія. Слабая подпора, которую она искала въ той мысли, что все это было слдствіемъ необходимости, скоро обрушилась. Несчастная знала сама, что это была неправда! Что касается до Титмауза, то съ самаго начала онъ не заботился ни о чемъ, кром-того, чтобъ сдлаться мужемъ будущей баронессы Дрелинкуртъ, но не одно достоинство и не одинъ блескъ такого союза съ послднимъ членомъ старшей линіи своего рода заставляли его желать такого союза: много способствовали къ тому серьёзныя и неоднократныя увренія Геммона, что это было какимъ-то таинственнымъ образомъ необходимо для прочности его собственнаго положенія. Впрочемъ, еслибъ леди Сесилія, вмсто такой худой и непривлекательной, холодной, безжизненной и надменной женщины, была красавица чувствительная и милая, съ блестящими талантами и съ очаровательнымъ обращеніемъ, то разница для мистера Титмауза, безь-сомннія, была бы очень-невелика, потому-что, такое свтлое существо, въ-отношеніи къ нему, стояло бы всегда окруженное невидимою, но непроницаемою преградою утонченнаго изящества, которая исключила бы навсегда всякую возможность сообщества и сочувствія. Говоря о леди Сесиліи, Титмаузъ не могъ не замтить, что она его презирала и избгала во всхъ возможныхъ случаяхъ. Никто, увидвъ ихъ просто, не могъ бы подумать, что это мужъ и жена. Онъ не скрывалъ нисколько, по-крайней-мр въ кругу короткихъ пріятелей, своего желанія, чтобъ возрастающая старость и болзни графа ускорились, а примтно-слабое здоровье леди Сесиліи шло къ упадку, затмъ, чтобъ онъ могъ скоре наслдовать баронство Дрелинкуртъ.

Черезъ мсяцъ посл того, какъ молодые пріхали въ Яттонъ, дла и разныя другія причины заставили Титмауза вырваться изъ этого очаровательнаго уединенія и возвратиться въ Лондонъ. Леди Сесилія, конечно, предпочитала бы оставаться въ Яттон, но приличіе требовало, чтобъ молодые супруги возвратились въ свтъ не порознь, а вмст, и потому она должна была хать съ нимъ въ столицу, гд ихъ ожидала новая квартира, нанятая въ Улиц Парка, очень-просторная, очень-изящная и меблированная очень-великолпно однимъ извстнымъ моднымъ обойщикомъ, которому дана была полная воля. Въ одну минуту, они оба очутились въ вихр моднаго свта. Лордъ Дрелинкуртъ давалъ ряды обдовъ въ ихъ честь, то же длали многіе изъ ихъ знатныхъ родственниковъ и знакомыхъ, и мистеръ Титмаузъ, въ надлежащее время отвчалъ на ихъ гостепріимство. Его первый званый обдъ произошелъ съ большимъ блескомъ. Не мене четырехъ перовъ съ женами, находилось въ числ гостей. Мистеръ Титмаузъ повелъ къ обду герцогиню Танталлянъ, съ головы до ногъ пылавшую въ брильянтахъ. Герцогъ заключалъ арьергардъ съ леди Сесиліей, и это великолпное происшествіе на другой день поутру возвщено было въ столбцахъ услужливой Авроры. Нсколько времени мистеръ Титмаузъ занималъ свое новое и блестящее положеніе въ свт съ нкоторымъ приличіемъ и самоотверженіемъ, но мало-по-малу, когда онъ началъ привыкать къ нему, старые вкусы его ожили, и леди Сесилія, сидя въ гостиной посл обда вмст съ другими дамами, имла иногда удовольствіе слышать урывками долетавшіе до нихъ изъ столовой звуки его знаменитаго подражанія голосамъ разныхъ животныхъ. Раза два даже онъ настаивалъ, возвратясь въ гостиную и находясь немножко навесел, чтобъ ему позволили повторить вс свои штуки при дамахъ. Желая нравиться въ обществ, онъ не щадилъ трудовъ, чтобъ пріобрсти разнаго рода рдкіе таланты. Съ этою цлью онъ бралъ по нскольку разъ въ недлю уроки въ такъ-называемой блой магіи, въ которой онъ скоро оказалъ большіе успхи. Онъ выучился показывать удивительныя штуки на картахъ и на костяхъ, сть носовые платки, заставлять рюмки съ виномъ замтно проваливаться сквозь плотные столы и совершать разные другіе изумительные подвиги искусства. Черезъ нсколько времени, онъ усплъ собрать вокругъ себя кружокъ людей, которые не только терпли эти забавы, но и показывали, что находятъ въ нихъ огромное удовольствіе. Только въ такомъ обществ могъ находить Титмаузъ хотя малйшее удовольствіе, но леди Сесилія удалялась изъ этого круга совершенно, часто даже безъ всякаго предлога, безъ всякаго извиненія. Невоздержныя привычки и неправильный образъ жизни Титмауза скоро заставили этихъ супруговъ занимать особыя спальни — мра, необходимая тмъ боле, что почти каждый день, то клубъ, то Палата, то другія причины задерживали Титмауза очень-долго, позволяя ему вернуться домой не прежде ночи, или, лучше сказать, ранняго утра.

Однажды утромъ, около 11 часовъ, это было въ конц іюня, Титмаузъ, окончивъ завтракъ, за который онъ всегда садился, одинъ, часто не видавъ своей жены цлый день, разв случайно и мелькомъ, при встрч въ передней или на лстниц, или когда они принуждены были хать вмст на званый обдъ — вошелъ въ библіотеку, чтобъ насладиться безъ помхи своею роскошною хука {Индійскій чубукъ. Прим. перев.}. Библіотека эта была просторная и красивая комната. Вс стны въ ней заняты были полками изъ рзнаго дуба, очень-старинной и любопытной работы, принадлежавшими прежнему жильцу дома, отъ котораго Титмаузъ купилъ ихъ и потомъ ужь сталъ думать, какъ бы наполнить книгами. Съ этой цлью въ виду, ему по-счастью, пришло въ голову, увидавъ объявленіе о продаж какой-то библіотеки съ аукціона, что была бы очень-хорошая спекуляція предупредить ожидаемую публику и купить библіотеку гуртомъ, по частному уговору. Такъ онъ и сдлалъ. Купилъ книги за очень-дешевую цну и тотчасъ же отослалъ ихъ къ переплетчику съ приказаніемъ переплести какъ можно красиве и разнообразне. Творенія были, конечно, довольно-пестраго содержанія: Старые адресъ-календари, ‘Поэма молодыхъ дамъ и джентльменовъ’, ‘Готовые счислители’, ‘Истолкователь Додриджа’, Правила Свтскаго Обращенія, 200 романовъ, дешеваго изданія, десятка два книгъ о кухонномъ искусств, въ тройныхъ экземплярахъ, Наука Воины, Шарады, Интеллектуальная Система Кедворса, путешествія, словари, сборники театральныхъ пьесъ, Трактаты о Политической Экономіи и о Танцовальномъ Искусств и Приключенія Знаменитыхъ Разбойниковъ. Еслибъ эти почтенныя творенія могли хоть сколько-нибудь чувствовать то отличіе, которымъ они были такъ неожиданно удостоены, то они не имли бы права роптать на отсутствіе всякаго дальнйшаго вниманія къ нимъ со стороны ихъ умнаго и даровитаго обладателя. Комнату освщало большое окно, выходившее на улицу балкономъ. До половины отворенное, оно пропускало тихую струю воздуха, а сильный свтъ его смягченъ былъ полуопущенными сторами и широкими, ситцовыми гардинами. На крышк камина стояли дв или три небольшія алебастровыя статуэтки и великолпно-изукрашенные французскіе часы. Одно, что можно было замтить непріятнаго въ библіотек, это — запахъ, царствующій обыкновенно въ комнатахъ, назначенныхъ для куренія табаку. Сюда также перенесены были многія изъ вещей, описанныхъ нами на прежней квартир его въ Альбани. Надъ каминомъ повшена была картина, изображающая боксёровъ, а портретъ занималъ такое же мсто въ столовой. Самъ мистеръ Титмаузъ сидлъ въ широкомъ, пунцовомъ халат и въ жолтыхъ туфляхъ. Воротникъ его рубашки былъ разстегнутъ и откинутъ на плечи, и оставлялъ на виду большое количество волосъ песчанаго цвта подъ бородой и на ше. По правд сказать, онъ былъ очень-похожъ на какого-нибудь безстыднаго проказника-лакея, въ отсутствіе своего господина вздумавшаго нарядиться въ господское платье и подражать его лниво-небрежнымъ манерамъ. Онъ лежалъ на соф, съ своею хука въ лвой рук, а возл него, на стол, лежала газета и 8 или 10 писемъ, изъ числа которыхъ всего 2 или 3 только были распечатаны. Въ. ту самую минуту, когда онъ, откинувъ назадъ голову съ видомъ спокойнаго наслажденія, медленно испускалъ струю табачнаго дыма, вошелъ съ покорнымъ видомъ лакей и доложилъ о приход гостя, мистера Геммона.

— Какъ поживаете Геммонъ? Раненько, а? началъ Титмаузъ, не двигаясь съ мста, съ большимъ хладнокровіемъ и безпечностью. Мистеръ Геммонъ сдлалъ ему обыкновенный отвтъ и слъ въ кресла, придвинутыя слугою, почти прямо напротивъ мистера Титмауза, такъ-что еслибъ этотъ послдній былъ человкъ наблюдательный, то могъ бы замтить признаки чего-то необыкновеннаго въ раскраснвшемся лиц и нетерпливомъ, тревожномъ взор и принужденномъ обращеніи своего гостя.

— Сегодня, я думаю, будетъ чертовски-жарко! воскликнулъ Титмаузъ, снова выпустивъ изо рта струю табачнаго дыма.— Между-прочимъ, прибавилъ онъ вслдъ затмъ, съ довольно-самоувреннымъ видомъ:— тутъ есть одно письмо Снапа, я только-что распечаталъ его. Этотъ человкъ, посл всего, что случилось, пишетъ ко мн, какъ-будто ни въ чемъ не бывало, проситъ, чтобъ я ему выхлопоталъ мсто, на жалованьи отъ правительства. Ха, ха! Я бы желалъ знать, на что онъ способенъ?

— На то, что онъ есть и ни на волосъ боле, отвчалъ Геммонъ съ горькою улыбкою, просматривая письмо Снапа, которое Титмаузъ вручилъ ему, несмотря на то, что сверху написано было: секретно, и Геммонъ, безъ-сомннія, былъ послдній человкъ въ мір, которому Снапъ желалъ бы, чтобъ его просьба была извстна.

— Были вы въ Палат вчера вечеромъ? спросилъ Геммонъ: — засданіе продолжалось очень-долго. Лордъ Бульфнигъ произнесъ очень-сильно рчь…

— Да, хорошо, очень, только ужь больно-длинно и слишкомъ-много этихъ проклятыхъ чиселъ, до которыхъ, клянусь Юпитеромъ, никому изъ насъ дла нтъ, отвчалъ Титмаузъ, томно и вяло. Къ этому времени онъ повернулся лицомъ къ мистеру Геммону, правая рука и нога его свшены были небрежно на другую сторону софы.

— Леди Сесилія здорова, я надюсь?

— Не могу вамъ сказать: я не видалъ жены цлую недлю, лниво проговорилъ Титмаузъ. Я позвоню и спрошу, если вамъ угодно, прибавилъ онъ съ принужденной улыбкой.

— Гмъ, мой милый Титмаузъ, замтилъ Геммонъ съ любезнымъ видомъ и съ восхитительно-льстивою улыбкою: — я надюсь, что вы не даете леди Сесиліи справедливаго повода къ ревности, а? Вы не должны употреблять во зло вашу извстную власть надъ прекраснымъ поломъ.

Мистеръ Титмаузъ прищуривъ глаза, безмолвно выпустилъ изо рта струю табачнаго дыма и неизъяснимо-сладкая улыбка мелькнула на лиц его.

— Вы не должны неглижировать ея милостью, Титмаузъ, продолжалъ Геммонъ, тихонько покачивая головой съ видомъ заботливаго вниманія.

— Клянусь, я не думаю этого длать!… Обязанности свтской жизни, знаете, и проч отвчалъ Титмаузъ медленно, прищуривъ глаза и говоря съ видомъ человка, обремененнаго сплиномъ. Затмъ послдовало довольно-долгое молчаніе.

— Нельзя ли намъ будетъ поговорить наедин, какихъ-нибудь полчаса, не боле, но такъ, чтобъ намъ не помшали опросилъ наконецъ мистеръ Геммонъ.

— Гмъ, вотъ видите ли, мой учитель пнія будетъ въ начал перваго, сказалъ Титмаузъ, поворачиваясь, чтобъ взглянуть на часы, стоявшіе на крышк камина.

— О, мы вроятно успемъ кончить гораздо-ране, если никто намъ не помшаетъ. Не угодно ли, я позвоню, а вы прикажите. Съ этими словами, Геммонъ дернулъ за ручку звонка.

— Если кто-нибудь станетъ спрашивать, сказалъ Титмаузъ вошедшему слуг:— отвчать: нтъ дома — слышите? покуда этотъ джентльменъ не уйдетъ. Человкъ поклонился и вышелъ, но когда онъ затворилъ за собой дверь, Геммонъ, въ свою очередь, подошелъ тихонько и заперъ ее на замокъ, причемъ Титмаузъ, немножко-изумленный, вынулъ свою хука на минуту изо рта и посмотрлъ съ безпокойствомъ на Геммона, въ лиц котораго онъ замтилъ тогда въ первый разъ, какъ ему показалось, что-то необыкновенное.

— Эге! мистеръ Геммонъ! да мы начинаемъ чертовски секретничать! замтилъ онъ, слабо улыбаясь и слдя съ удивленнымъ видомъ за всми движеніями Геммона. Онъ началъ курить гораздо-сильне прежняго и глядлъ пристально на серьёзное лицо своего гостя.

— Мой милый Титмаузъ, началъ Геммонъ, подвигая свое кресло поближе и говоря съ серьёзнымъ, ласковымъ видомъ: — не дивитесь ли вы, иногда, разсуждая о поворот счастія, которое вознесло васъ на такое блестящее положеніе?

— Да, въ-самомъ-дл, это изумительно! необыкновенно! отвчалъ Титмаузъ довольно-робко.

— Да, сэръ, чудесно! неслыханно! Вамъ завидуютъ тысячи-тысячъ людей! Такая вещь, какъ съ вами, случается разъ или два въ нсколько столтій, да и того, можетъ-быть, не будетъ. Вы не можете себ представить, съ какимъ восхищеніемъ я смотрю на это — на этотъ блестящій результатъ моихъ долгихъ трудовъ и неутомимой преданности вашей польз. Онъ остановился.

— О, да, клянусь Богомъ! Это все совершенно-справедливо, отвчалъ Титмаузъ съ небольшимъ трепетомъ, набивая снова свою трубку.

— Могу ли я надяться, мой милый Титмаузъ, что я заслужилъ право, чтобъ меня считали до нкоторой степени единственнымъ строителемъ и виновникомъ вашего необыкновеннаго счастія… вашимъ первйшимъ, постояннйшимъ другомъ?

— Вотъ, видите ли, мистеръ Геммонъ, я вамъ не разъ ужь говорилъ, что я какъ-нельзя-боле благодаренъ за вс ваши услуги… клянусь вамъ Богомъ, я не лгу, отвчалъ Титмаузъ. Выраженіе его лица становилось съ каждой минутой серьёзне, онъ приподнялся на диван и продолжалъ курить, обративъ лицо прямо на мистера Геммона, который продолжалъ.

— Такъ-какъ я не имю привычки, мой милый Титмаузъ, вертться около цли и говорить обиняками, то позвольте мн высказать вамъ откровенно мою надежду на то, что вы считаете мои услуги достойными вознагражденія.

— О, да, конечно, разумется, произнесъ Титмаузъ, слегка мняясь въ лиц: — все, что я въ-состояніи буду сдлать. Но, къ-несчастію, я теперь… гмъ, въ такомъ чертовски-стсненномъ положеніи… Впрочемъ, если хотите, я, пожалуй, поговорю съ лордомъ Бульфинчемъ или съ другими людьми, и выпрошу вамъ что-нибудь… хотя, конечно, я этого не сдлаю для Снапа… чортъ его возьми, Снапа! Вы не можете себ представить, продолжалъ Титмаузъ, тревожно: — на какой короткой ног я стою съ лордомъ Бульфинчемъ! Онъ жметъ мн руку, когда мы встрчаемся съ нимъ въ прихожей, божусь вамъ, жметъ…

— Премного вамъ обязанъ, мой милый Титмаузъ, за ваши любезныя предложенія, но я самъ могу имть нкоторое политическое вліяніе, когда мн вздумается употребить его въ дло, отвчалъ Геммонъ важно.

— А что касается до денегъ, перебилъ Титмаузъ съ жаромъ… если вы этого хотите, чортъ возьми!… но разв вы не знаете въ какомъ затруднительномъ положеніи я самъ теперь нахожусь…

— Мой милый сэръ, возразилъ Геммонъ, лицо котораго становилось мрачне и мрачне, помр того, какъ онъ продолжалъ:— дло, которымъ мы теперь заняты, для насъ обоихъ въ высшей степени важно, и потому прошу васъ, будемъ-те разсуждать о немъ хладнокровно. Я намренъ сообщить вамъ сейчасъ одну вещь, которую вы не позабудете до самаго дня вашей смерти. Готовы ли вы меня выслушать?

— О, какъ же… какъ-нельзя-лучше готовъ!… О, Господи Боже мой!… Стрляйте, отвчалъ Титмаузъ. Онъ вынулъ мундштукъ своей хука изо рта, и держа его пальцами лвой руки, нагнулся впередъ, разинулъ ротъ и уставилъ глаза на Геммона.

— Хорошо, мой милый Титмаузъ, въ такомъ случа, я буду продолжать. Я не стану требовать отъ васъ тайны, не только потому, что я вполн полагаюсь на вашу честь, но также и потому, что вы не можете открыть никому на свт того, что я вамъ скажу, не подвергнувъ себя немедленной и совершенной гибели.

— Право, это удивительно! Чортъ возьми, мистеръ Геммонъ, вы меня пугаете ужаснйшимъ образомъ! произнесъ Титмаузъ, блдня все боле и боле, по мр того, какъ въ немъ оживлялось воспоминаніе о кой-какихъ таинственныхъ намёкахъ, сдланныхъ ему Геммономъ, ужь очень-давно, въ Яттон, насчетъ какой-то власти, которую онъ иметъ надъ нимъ.

— Подумайте немножко: вы теперь членъ Парламента, неоспоримый владлецъ богатаго имнія, мужъ женщины высокаго сана, послдней, прямой представительницы одной изъ самыхъ гордыхъ, древнихъ и знатныхъ фамилій Великобританіи, вы сами, стойте вторымъ, по порядку наслдства, къ древнйшему баронству въ Англіи и, по всей вроятности, будете современемъ дйствительный лордъ Дрелникуртъ — и все это по моей милости. Онъ остановился.

— Хорошо, извините меня, мистеръ Геммонъ, я слышу, хоть впрочемъ… гмъ, (не во гнвъ вамъ будь сказано) я, хоть заржьте не могу понять на какого чорта вы мтите, сказалъ Титмаузъ, крутя пальцами свои волосы и поглядывая на Геммона съ большимъ безпокойствомъ. Нсколько минутъ мистеръ Геммонъ продолжалъ глядть очень-торжественно и безмолвно на Титмауза и потомъ продолжалъ:

— А между-тмъ, въ-сущности, вы не боле имете права быть тмъ, чмъ вы кажетесь, чмъ васъ считаютъ — или владть, чмъ вы теперь владете: я говорю, имете права не боле того несчастнаго мальчишки, который, послдній разъ чистилъ трубу въ этомъ камин!

Трубка упала изъ рукъ Титмауза на полъ и онъ не длалъ ни малйшаго движенія, чтобъ ее поднять, но сидлъ, пристально смотря на Геммона съ лицомъ почти такимъ же блднымъ, какъ воротникъ его рубахи.

— Я замчаю, что вы взволнованы, мистеръ Титмаузъ, произнесъ Геммонъ ласково.

— Чортъ-возьми, надюсь, что да, отвчалъ Титмаузъ невнятно. Онъ попробовалъ сдлать недоврчивую улыбку, по попытка не удалась. Волненіе его достигло до такой степени, что онъ всталъ, открылъ шкапъ возл софы, вынулъ оттуда графинъ водки съ рюмкой, налилъ рюмку до верху и выпилъ ее однимъ духомъ.

— Да вы ее шутите, мистеръ Геммонъ, а? Онъ снова болзненно искривилъ лицо, пытаясь улыбнуться.

— Боже меня упаси! мистеръ Титмаузъ.

— Такъ, пробормоталъ Титмаузъ: — но почему же я не имю права на вс эти вещи? Ихъ далъ мн законъ, а законъ можетъ длать все, что ему угодно.

— Отчего и почему, этого не знаетъ никто на свт, кром меня, а если вы захотите, то никто и не узнаетъ, мало того, я даже постараюсь, если вы сегодня поутру согласитесь на мои условія, постараюсь даже лишить самого себя возможности доказать то, что теперь я могу доказать въ любое время, когда мн угодно.

— Боже мой, мистеръ Геммонъ! воскликнулъ Титмаузъ, проводя рукой торопливо по вспотвшему лбу, волненіе его видимымъ образомъ возрастало.— Какую вы хотите сумму? пробормоталъ онъ вслдъ затмъ и посмотрлъ съ такимъ видомъ, какъбудто бы боялся услышать отвтъ.

— Если вы хотите знать мои условія, я скажу вамъ прямо: это такія условія, на которыя я буду настаивать неизмнно, они давно ршены въ моемъ ум, я непреклоненъ и, видитъ Богъ, не отступлю отъ нихъ ни на шагъ. Я требую, вопервыхъ: засдать въ Парламент представителемъ Яттона на слдующій годъ и посл того, попеременно съ вами, а вовторыхъ, я требую, чтобъ вы немедленно отдлили мн и записали формально, на мое имя, 2,000 ф. годоваго дохода на всю жизнь, изъ вашихъ…

Титмаузъ вскочилъ на ноги и ударилъ кулакомъ но столу, произнося страшное проклятіе. Онъ стоялъ съ минуту, потомъ кинулся на софу, бормоча про-себя то же самое проклятіе. Геммонъ не шевельнулъ ни однимъ мускуломъ, но устремилъ пристальный взоръ на Титмауза. Ихъ обоихъ можно было сравнить съ испуганнымъ кроликомъ и съ грознымъ боа-констрикторомъ.

— Да это все штуки! проклятыя штуки! воскликнулъ онъ наконецъ, вскакивая снова и поглядывая очень-дерзко на Геммона.— Вы плутъ! продолжалъ онъ запальчиво.

— Можетъ-быть, но вы, сэръ, вы незаконно рожденный, отвчалъ Геммонъ спокойно. Вся фигура Титмауза изобразила ужасъ, онъ дрожалъ всмъ тломъ.

— Ложь!.. это ложь! пробормоталъ онъ, задыхаясь.

— Да, незаконнорожденный, повторилъ Геммонъ злобно, уставивъ грозящій палецъ на Титмауза, и вдругъ бшенство загорлось у него въ глазахъ:— ты, несчастный, прибавилъ онъ пылко, ты смешь мн говорить, что я лгу? ты низкая, подлая тварь!… Взоръ сверкнулъ грозно, но онъ удержался. Титмаузъ сидлъ какъ окаменлый, покуда Геммонъ вполголоса и съ жестоко-озлобленнымъ видомъ продолжалъ: — вы обладатель Яттона? вы будущій лордъ Дрелинкуртъ? да, какъ бы не такъ! такой же лордъ, какъ конюхъ на вашей конюшн! Однимъ словомъ я могу заклеймить васъ навсегда, заклеймить, какъ самозванца, какъ простого, дерзкаго плута… чтобъ васъ пинками вытолкали изъ общества, можетъ-быть, сослали на всю жизнь. Боже милостивый! что скажетъ графъ Дреддлинтонъ, когда узнаетъ, что его единственная дочь и наслдница замужемъ за… Это убьетъ его, или онъ убьетъ васъ.

— Двое могутъ на этомъ помриться, прошепталъ Титмаузъ слабо, почти-невнятно. Затмъ, произошло минутное молчаніе.

— Да полно правда ли все еще это? спросилъ Титмаузъ очень-пониженнымъ голосомъ.

— Богъ мн свидтель!

— Хорошо, воскликнулъ Титмаузъ съ тяжелымъ вздохомъ:— но въ такомъ случа, вдь вы замшаны вмст со мной, потому-что вдь вы сами сейчасъ сказали, что вы все это сдлали. Ага! я это помню, мистеръ Геммонъ! Мн самому бы это и въ голову не пришло. А, что вы на это скажете, мистеръ Геммонъ?…

— Увы! сэръ, это вамъ не поможетъ, отвчалъ Геммонъ съ ужасной улыбкой: — потому, что я не прежде сдлалъ страшное открытіе о вашемъ незаконномъ рожденіи, какъ тогда, когда ужь было поздно: не прежде какъ два мсяца спустя посл того, какъ я ввелъ васъ (человка, котораго я считалъ законнымъ наслдникомъ) во владніе Яттономъ.

— А, ну, не знаю. Но зачмъ же вы не сказали этого графу Дреддлинтону? Зачмъ вы позволили мн жениться на леди Сесиліи? Клянусь Богомъ, да онъ убьетъ не меня, а васъ! произнесъ Титмаузъ съ жаромъ.

— Увы! конечно, я долженъ былъ это сдлать, отвчалъ мистеръ Геммонъ съ глубокимъ вздохомъ, прибавивъ разсянно:— можетъ быть не поздно еще заслужить прощеніе его милости. Я могу спасти его титулъ отъ униженія… Лордъ Дрелинкуртъ…

— О Боже мой! воскликнулъ Титмаузъ невольно и почти безсознательно, устремивъ безсмысленный взоръ на Геммона, который продолжалъ, вздохнувъ еще разъ:— да, я бы долженъ былъ сказать о томъ графу, но, признаюсь, я былъ увлеченъ чувствомъ жалости, привязанности къ вамъ, а вы, Титмаузъ, такъ-то вы мн отплачиваете! Онъ произнесъ эти слова тономъ печальнаго упрека.

— Ну, я вамъ скажу, зачмъ же вы на меня напали такъ неожиданно!… Все за разъ!… Этого ни одинъ человкъ не вынесетъ!… такія ужасныя новости!…

— Поврьте сэръ, что для меня было гораздо-больне сообщать вамъ эти новости, чмъ для васъ меня слушать!

— Такъ вотъ же Богомъ клянусь! воскликнулъ Титмаузъ, вскакивая съ какимъ-то безпечнымъ видомъ и наливая и проглатывая полную рюмку водки:— не можетъ быть, чтобъ это было правда! Это все выдумки, штуки! Я не… не можетъ быть, чтобъ я былъ незаконный… Да ужь не вы ли, чего добраго, настоящій наслдникъ, мистеръ Геммонъ? прибавилъ онъ бойко и щолкнувъ пальцами, обращаясь къ своему гостю.

— Нтъ, сэръ, не я, отвчалъ Геммонъ, спокойно: — но позвольте мн вамъ сказать, что я знаю гд его можно найдти. Вы поручаете мн отъискать его? спросилъ онъ вдругъ, устремивъ свои свтлые, пронзительные зрачки на Титмауза, который тотчасъ же пробормоталъ: ‘Ахъ Боже мой! нтъ, нтъ!’ и тонъ его голоса и его взоръ при этомъ были такъ смшны, что Геммонъ съ трудомъ удержался отъ горькой улыбки.

— Вы бы не должны были позволять мн тратить такую пропасть денегъ все это время, если эти деньги мн не принадлежали.

— Имніе, мистеръ Титмаузъ, было, такъ сказать, въ моемъ распоряженіи, и, остановивъ мой выборъ на васъ, между нсколькими другими, думалъ, что я выбралъ джентльмена, человка благодарнаго и добросовстнаго…

— Клянусь вамъ Богомъ, я благодаренъ! перебилъ Титмаузъ съ жаромъ.

— Мн стоило черкнуть перомъ строчки дв въ тотъ самый день, когда я увидлъ васъ въ первый разъ, у Тэг-Рэга, и тамъ, сэръ, въ этой лавк или въ другой какой-нибудь подобной же норк, вы оставались бы до-сихъ-поръ, продолжалъ Геммонъ съ внезапной строгостью, которая совершенно опшила Титмауза.

Говоря это, онъ совсмъ и забылъ, что не дале, какъ пять минутъ тому назадъ, онъ самъ объяснилъ это дло Титмаузу совсмъ на другой ладъ. Но самые ловкіе лжецы часто имютъ короткую память. Титмаузъ, впрочемъ, былъ до такой степени глупъ, что не обратилъ вниманія на промахъ своего противника, который, тмъ не мене, самъ замтилъ свою оплошность и покраснлъ.

— Вы извините меня сэръ, произнесъ Титмаузъ, вслдъ за тмъ, съ видомъ робкимъ и сомнительнымъ:— не можете ли вы, если только все это не басня, сказать мн: какъ вы это все докажете, потому-что, вы знаете, вдь этого мало, что вы такъ говорите: вы знаете, мистеръ Геммонъ?

— Конечно, конечно, вы совершенно правы, мистеръ Титмаузъ: ничто не можетъ быть справедливе этого требованія, и ваше любопытство будетъ удовлетворено. Предвидя, что ваше природное остроуміе, мой милый сэръ, по всей вроятности, заставитъ васъ сдлать такое замчаніе, я взялъ съ собой два главные документа и вы ихъ увидите, хоть я сомнваюсь, поймете ли вы ихъ съ перваго взгляда и въ-состояніи ли будете оцнить ихъ важность, но если угодно, я помогу вамъ это сдлать.

Съ этими словами, онъ досталъ свой бумажникъ и вынулъ изъ него осторожно два маленькіе сложенные лоскутка бумаги, которые, посл короткаго, предварительнаго объясненія (заставившаго Титмауза дрожать съ ногъ до головы, не сомнваясь боле въ увреніяхъ Геммона), онъ развернулъ и прочелъ. Титмаузъ смотрлъ боязливо черезъ его плечо.— Знакомъ ли мн этотъ почеркъ? спросилъ онъ едва-внятно.

— Вроятно нтъ, отвчалъ Геммонъ.

— Чертовски-странный почеркъ и какъ мало написано!

— Да, правда, и если вы возьмете въ соображеніе…

— А что он, об написаны однимъ почеркомъ? спросилъ Титмаузъ, взявъ ихъ дрожащею рукою, между-тхмъ, какъ на лиц его изображалось отчаяніе.

— Какъ эта проклятая гардина заслоняетъ свтъ! продолжалъ онъ, взглянувъ на окно. Онъ подошелъ къ ней, какъ-будто бы затмъ, чтобъ отдернуть ее въ сторону, но вдругъ отскочилъ отъ Геммона съ бшеными жестами, проворно изорвалъ оба листка на мелкія части и выбросилъ ихъ въ окно, гд легкій втерокъ подхватилъ въ ту же минуту и разнесъ на вс стороны сверкающіе лоскутки, которымъ никогда не суждено было соединиться снова.

Совершивъ такой изумительный подвигъ, онъ въ ту же минуту обернулся и, прислонясь спиною къ окошку, смотрлъ на Геммона съ отчаяннымъ видомъ боязни и вмст торжества, но не говорилъ ни слова. Геммонъ тоже не говорилъ, но — о! какой взоръ устремилъ онъ на Титмауза, медленно къ нему приближаясь! Тотъ отступилъ въ сторону, подбжалъ къ шкапу, съ отчаянною быстротою отворилъ дверцы и точно какъ-будто бы дьяволъ ожидалъ его тамъ, готовый къ услугамъ, въ одинъ мигъ обернулся къ Геммону съ пистолетомъ.

— Выстрлю, какъ Богъ святъ, выстрлю, говорилъ Титмаузъ, задыхающимся голосомъ, взводя курокъ и наводя дуло: — выстрлю, выстрлю, разъ! два! Бога ради отойдите! Онъ заряженъ, клянусь вамъ честью, и когда я скажу ‘три’, я выстрлю, хоть бы меня за то повсили!

— Простакъ!… Вы можете положить вашъ пистолетъ, произнесъ Геммонъ, спокойно и ршительно, и презрительная улыбка мелькнула на его блдномъ лиц.

— Чортъ возьми! не подходите, не подходите, говорю я вамъ! кричалъ Титмаузъ голосомъ, дрожавшимъ отъ внутренняго волненія.

— Вы мн смшны съ вашею простотою, продолжалъ Геммонъ, смясь. Но смерть была въ его улыбк и Титмаузъ это чувствовалъ какимъ-то инстинктомъ. Онъ держалъ роковое дуло, направленное прямо въ грудь Геммону, но рука его дрожала жестоко, и чудо еще, какъ случайное движеніе его трепещущаго пальца не послало пулю въ сердце противника. Тотъ стоялъ минуты дв, смотря пристально и неподвижно на Титмауза, и потомъ, пожавъ плечами, съ горькою улыбкою вернулся на прежнее мсто и слъ опять въ кресла. Титмаузъ, однакожь, отказался послдовать его примру.

— Клянусь вамъ Богомъ, сэръ, я не трону ни одного волоса на вашей голов, произнесъ Геммонъ серьёзно. Титмаузъ все еще оставался у окна съ пистолетомъ въ рук.— Зачмъ стану васъ трогать? Чего вамъ отъ меня бояться? спросилъ Геммонъ нетерпливо.— Не-уже-ли вы думаете въ-самомъ-дл, что вы меня обидли? Не-уже-ли вы въ-самомъ-дл считаете меня такимъ дуракомъ, чтобъ я вздумалъ поврить вамъ въ руки драгоцнные подлинники, съ которыхъ вы читали одн только копіи, да, копіи, которыя я могу замнить черезъ нсколько минутъ. Подлинники, поврьте мн, лежатъ далеко отсюда и подъ надежнымъ замкомъ.

— Я… я… я… не врю вамъ, задыхаясь прошепталъ Титмаузъ, опуская руку, державшую пистолетъ и говоря истинно-жалкимъ тономъ.

— Да это ничего не значитъ, любезный другъ, сказалъ Геммонъ, съ адскою улыбкою:— хоть бы вы даже и въ-самомъ-дл не врили. Что вы дуракъ, на-счетъ этого, вы, можетъ-быть, и сами теперь начинаете догадываться, но кром того, вы отъявленный маленькій плутъ — въ этомъ вы не можете сомнваться, посл того, что случилось. А? Это была свтлая идея, хорошо-задуманная и смло-выполненная, я отдаю вамъ полную честь! Къ вашему несчастью только, она не удалась! А потому, вернемся къ длу. Спустите курокъ, спрячьте вашъ пистолетъ въ шкапъ и садитесь на ваше мсто, или, черезъ минуту, я иду отъ васъ прямо къ графу Дреддлинтону и въ такомъ случа, вы лучше употребите вашъ пистолетъ, чтобъ размозжить вашу собственную голову, если только въ ней есть мозгъ.

Титмаузъ, простоявъ минуты дв въ нершимости, машинально повиновался, почти готовый плакать громко отъ досады и безсильнаго бшенства, и вотъ они съ Геммономъ сли опять другъ противъ друга.

Геммонъ казался спокойнымъ и былъ дйствительно въ полномъ присутствіи духа, но какого усилія ему это стоило! потому — что хоть онъ и уврялъ, что изорванные документы были не боле какъ копіи, но это было не правда. Т дв бумажки, которыя онъ такъ неосторожно доврилъ въ руки Титмауза, т дв бумажки, которыя Титмаузъ изорвалъ и разсыпалъ по втру, и такимъ образомъ вдругъ разбилъ жезлъ чародя, долго имвшаго надъ нимъ таинственную и тиранскую власть, были дйствительно подлинники. Отчего это случается, и даже очень-нердко, что люди чрезвычайно-хитрые, при самомъ ршительномъ кризис своей судьбы, такъ неожиданно, невозвратно и непостижимо себя компрометируютъ? Въ настоящемъ случа, неосторожность Геммона можно объяснить удовлетворительно однимъ только образомъ, а именно: допустивъ, что она происходила отъ слишкомъ-большой безпечности, порожденной его пренебреженіемъ къ Титмаузу.

— Убдились ли вы теперь, мистеръ Титмаузъ, что вы зависите совершенно отъ моей милости и вмст совершенно ея не заслуживаете? произнесъ Геммонъ тихимъ, ршительнымъ и попрежнему, довольно-ласковымъ тономъ. Для наблюдательнаго взора, однакожь, наружность Геммона выражала совсмъ не то. Какъ ни тихъ, какъ ни успокоителенъ былъ звукъ его голоса, ему казалось, какъ-будто бы онъ въ одинъ мигъ готовъ уничтожить дерзкаго, маленькаго плута, сидвшаго передъ нимъ. Но онъ продолжалъ съ удивительнымъ самообладаніемъ.— Мой милый Титмаузъ, не длайте меня безумно вашимъ врагомъ, врагомъ на цлую жизнь, оставьте меня лучше другомъ, вашимъ заботливымъ и могущественнымъ другомъ, вс интересы котораго слиты съ вашими собственными. Вспомните все, что я сдлалъ и чмъ я пожертвовалъ для васъ, какъ я напрягалъ днемъ и ночью вс силы своего ума, постоянно полагаясь на вашу окончательную благодарность! О, какія безконечныя уловки долженъ былъ я придумывать и приводить въ дйствіе, чтобъ скрыть вашу роковую тайну…. о которой вы скоро узнаете подробне. Впродолженіе послднихъ двухъ лтъ не пренебрегалъ ли я совершенно своими собственными интересами для соблюденія вашихъ?

Геммонъ остановился и прибавилъ отрывисто:

— Мн стоитъ только поднять палецъ — и этотъ великолпный халатъ, надтый на васъ теперь, превратится въ тюремную куртку…

— О Господи! Господи Боже мой! вдругъ воскликнулъ Титмаузъ, содрогаясь.— Я желалъ бы умереть и быть позабытымъ! О, Боже мой! Что мн теперь длать? Онъ ударилъ себя по лбу довольно-сильно.

— Сообразите, мистеръ Титмаузъ, хладнокровно, какъ справедливо и какъ умренно мое предложеніе! продолжалъ Геммонъ, который, повременамъ, однакожь, мнялся въ лиц, мелькомъ припоминая свой жестокій промахъ.

— Вотъ, еще леди Сесиліи надо выдлить 3000 ф. въ годъ! съ жаромъ перебилъ Титмаузъ.

— Не ране, какъ посл вашей смерти, мой милый, сэръ…

— Такъ пусть же она получитъ ихъ сейчасъ, потому-что чортъ меня возьми, если я не влплю себ пули въ лобъ!

— Если такъ, то она не получитъ ни фартинга, потому-что я тотчасъ представлю законнаго наслдника…

— Ха! воскликнулъ Титмаузъ, издавъ звукъ, похожій на рзкій, отрывистый, яростный лай собаки, со всхъ сторонъ доведенной до крайности. Онъ бросился на софу и сложилъ руки на груди, сжимая ихъ съ судорожнымъ напряженіемъ.

— Не выходите изъ себя понапрасну, мистеръ Титмаузъ. Вы еще можете считать себя однимъ изъ самыхъ счастливыхъ людей на свт, попавъ въ такія руки, какъ мои, могу васъ уврить. Вы будете еще пользоваться истинно-великолпнымъ доходомъ, немногимъ мене 9000 ф. въ годъ, потому-что я общаю вамъ поднять доходы Яттона, года черезъ два, до 12 или даже до 13 тысячъ ф. въ годъ, какъ я вамъ часто говорилъ. Я объяснялъ вамъ ужь не разъ, какъ безразсудно-низки наемныя платы, установленныя вашимъ предшественникомъ…

— А вы врно забыли, что я занялъ почти 50,000 ф… Что, это по вашему ничего не значитъ?

— Да, конечно, вамъ надо будетъ вести себя немножко-поэкономне года два или три — вотъ и все.

— Чортъ возьми, сэръ, я долженъ буду отказаться отъ моей яхты! воскликнулъ Титмаузъ, бшено щелкая пальцами.

— Да, или отъ Яттона, отвчалъ Геммонъ строго.— Впрочемъ, я во всякомъ случа буду не боле какъ вашимъ управителемъ.

— Мн не нужно управителя, перебилъ Титмаузъ. Онъ вскочилъ съ софы, подошелъ къ окну и, ставъ спиной къ Геммону, началъ плакать. Геммонъ смотрлъ на него нсколько минутъ молча, потомъ медленно подошелъ и хлопнулъ его по плечу. Титмаузъ вздрогнулъ.

— Довольно, сэръ. Вы, я надюсь имли время успокоить ваши маленькія чувства, вы должны теперь слушать меня, да и не мшкать, сэръ. Время шутить да ребячиться или бабиться прошло. Слушайте, сэръ: уступите мн сейчасъ то, что я требую, или сегодня же я зажгу мину у васъ подъ ногами, которая разорветъ васъ на 10,000 атомовъ и разбросаетъ ихъ дале, чмъ вы разбросали клочки этой ничтожной бумаги! Слышите ли вы меня?

Говоря это, онъ схватилъ Титмауза за воротникъ халата и тотъ чувствовалъ, какъ рука, лежавшая у него на горл, сжималась каждую минуту сильне и яростне. Титмаузъ не отвчалъ ничего, но смотрлъ на Геммона съ лицомъ полнымъ отчаянія и страха.

— Повремените еще, продолжалъ Геммонъ, глухимъ, напряженнымъ тономъ голоса: — повремените еще — и вы пропали! Съ васъ сорвутъ это яркое платье, васъ выгонятъ изъ этого великолпнаго дома на улицу или въ тюрьму!… Если я выйду изъ этой комнаты… а я не намренъ ждать доле… я вамъ говорю, если я уйду отъ васъ, не получивъ яснаго и письменнаго согласія на мои условія, то я отправляюсь сейчасъ же къ графу Дреддлинтону и разскажу ему все, разскажу, какой грязный самозванецъ пролзъ…

— О, мистеръ Геммонъ! сжальтесь надо мной! воскликнулъ Титмаузъ, дрожа какъ осиновый листъ, и наконецъ, постигая вполн, какая страшная опасность ему угрожала.

— Сжальтесь вы сами надъ собой.

— О, да, да, я сдлаю все, что вы требуете, я сдлаю, клянусь Богомъ!

— Я радъ это слышать, сказалъ Геммонъ, опуская свою руку съ воротника Титмауза и, принимая снова ласковый тонъ, онъ прибавилъ:— ахъ, Титмаузъ, Титмаузъ! какая ужасная была бы сцена, еслибъ вашъ благородный тесть узналъ… Увы! Вамъ пришлось бы бжать… Богъ знаетъ куда! Графъ тотчасъ развелъ бы васъ съ леди Сесиліей…

— Вы не можете себ представить, какъ я люблю леди Сесилію! воскликнулъ Титмаузъ, прерывающимся голосомъ.

— Да, но стала ли бы она васъ любить, еслибъ она знала кто вы и что вы?

— О, Боже мой, Боже мой! Я люблю, люблю леди Сесилію!

— Такъ доставайте же перо, чернила и бумагу, если вы не хотите потерять ее навсегда.

— Извольте, мистеръ Геммонъ, сказалъ Титмаузъ, торопливо подходя къ своему пюпитру на стол и съ судорожною поспшностью вынимая оттуда тетрадь писчей бумаги и перо.— Не напишете ли лучше вы сами, мистеръ Геммонъ? сказалъ онъ вдругъ: — у меня рука дрожитъ. Боже мой! мн ужасно-дурно, я готовъ подписать все, что вамъ угодно.

— Это, я думаю, въ-самомъ-дл, будетъ лучше, отвчалъ Геммонъ, садясь на стулъ и обмакивая перо въ чернильницу: — это сократитъ время. Онъ началъ писать, приговаривая, отъ времени до времени: — да, Титмаузъ, благодарите Бога, что теперь все кончилось. Теперь ужь не во власти будетъ… ни графа Дреддлинтона… ни другаго кого… разорить васъ… отправить васъ въ ссылку… отнять у васъ вашу благородную жену…

— О, нтъ, нтъ! Вы знаете, что леди Сесилія клялась передъ алтаремъ сохранять меня въ счастіи и въ несчастіи, въ богатств и въ бдности, перебилъ Титмаузъ въ мукахъ сильнаго страха.

— Да, Титмаузъ, но, говоря это, она не знала съ кмъ она говоритъ…

— Какъ, разв это не считалось бы дйствительнымъ? воскликнулъ Титмаузъ, совершенно-уничтоженный.

— Намъ не зачмъ разсуждать о случа, который не можетъ возникнуть, мой милый Титмаузъ, отвчалъ Геммонъ, посмотрвъ на него пристально и потомъ продолжая писать.— Эта бумага становится, какъ говорятъ моряки, вашимъ якоремъ спасенія. Благодаря ей, вы останетесь… обладателемъ Яттона… этого великолпнаго дома… мужемъ леди Сесиліи… и въ свое время займете постоянное мсто между наслдственными пэрами. Теперь, мистеръ Титмаузъ, подпишете ваше имя и положите навсегда конецъ вашимъ опасеніямъ…

Титмаузъ нетерпливо схватилъ и перо дрожащею рукою приложилъ свою подпись подъ тмъ, что Геммонъ написалъ.— Вы подпишете это тоже, а? спросилъ онъ робко.

— Конечно, мой милый Титмаузъ… и Геммонъ, подумавъ съ минуту, подписалъ тоже свое имя.— Теперь мы оба обязаны другъ другу, мы друзья на всю жизнь. Позвольте мн пожать вашу руку, мой дорогой мистеръ Титмаузъ, чтобъ повершить нашъ уговоръ.

Геммонъ съ искреннимъ и дружескимъ видомъ взялъ об руки Титмауза, которому, въ тревог и волненіи, ни разу и въ голову не пришло просить мистера Гемона позволить ему прочесть то, что онъ написалъ.

— Уфъ! Боже мой! воскликнулъ онъ, испуская тяжелый вздохъ.— Теперь все это, кажется, какъ-будто бы было во сн. Теперь, я начинаю себя чувствовать опять похожимъ на кое-что… Да все ли теперь кончено?

— Даю вамъ мое честное слово, отвчалъ Геммонъ, кладя руку на сердце:— если только вы исполните то, къ чему вы сегодня обязались.

— Будьте спокойны, я ручаюсь вамъ честью, сказалъ Титмаузъ, кладя руку на сердце съ такимъ торжественнымъ видомъ, какой онъ въ-состояніи только былъ принять.

Мистеръ Геммонъ сложилъ бумагу и спряталъ ее въ портфёль.

— Я былъ немножко-похитре васъ, а? Титмаузъ? сказалъ онъ добродушно.— Какъ вы могли предполагать, чтобъ я былъ такъ простъ, принесъ вамъ подлинные документы! прибавилъ онъ съ совершеннымъ спокойствіемъ въ голос и въ чертахъ лица.

— А гд же они? спросилъ робко Титмаузъ.

— У одного банкира, въ двойномъ желзномъ сундук, съ тремя разными замками.

— Боже! Но, разумется, вы бросите ихъ въ огонь, когда я исполню свое обязательство.

Геммонъ посмотрлъ на него съ минуту, не ршаясь какой отвтъ ему сдлать на этотъ неожиданный вопросъ.

— Мой милый Титмаузъ, сказалъ онъ наконецъ:— я буду съ вами откровененъ… я долженъ ихъ сохранить, но никакой человческій глазъ не увидитъ ихъ никогда, кром моего собственнаго.

— Ахъ, Боже мой! Извините меня, однакожь… пробормоталъ Титмаузъ безпокойно.

— Положитесь смло на мою честь, Титмаузъ. Разв вы имли когда-нибудь причину въ ней сомнваться?

— Нтъ, никогда, это совершенная правда, по почему же вы мн не довряете?

— Гмъ! Разв вы позабыли? Разв я не вврился вамъ… какъ вы полагали, прибавилъ Геммонъ проворно, едва-едва опять не давъ промаха: — и когда вы думали, что вы держите у себя въ рукахъ настоящіе документы?

— Ахъ, да, сказалъ Титмаузъ, красня до ушей:— но вдь это дло прошлое.

— Вы должны положиться на мою честь, и я скажу вамъ сейчасъ почему. Что могло быть легче для меня, какъ сжечь передъ вами дв новыя копіи и уврить васъ, что это были дйствительно подлинники, а между-тмъ я этого не хотлъ сдлать.

— Да, конечно, я понимаю, отвчалъ Титмаузъ, который, впрочемъ, очень-худо понялъ о какомъ случа говоритъ ему Геммонъ.— Все это такъ, но вотъ видите ли, извините меня, мистеръ Геммонъ, сказало, Титмаузъ, нершительно возвращаясь, какъ Геммонъ думалъ, къ тому же предмету: — но вы говорили, что-то такое о законномъ наслдник.

— Конечно, такая особа существуетъ, я увряю васъ.

— Да, но такъ-какъ мы съ вами теперь поладили и стали друзьями на всю жизнь, а? что же намъ теперь длать съ этимъ человкомъ? (между нами будь сказано).

— Объ этомъ теперь нечего заботиться. Да никогда и не прійдется заботиться ни вамъ, ни мн. Для васъ должно быть довольно и того, что вы пользуетесь саномъ и богатствомъ, принадлежащими другому. Боже милостивый! Я не могу не напомнить вамъ: вы представьте себ побочнаго сына башмачника на мст высокопочтеннаго лорда Дрелинкурта, между-тмъ, какъ настоящій лордъ Дрелинкуртъ тмъ временемъ… Но что я говорю! теперь, въ эту самую минуту, томится бдняжка въ неизвстности и въ нужд!

— Ну, по моему мннію, вдь онъ ужь привыкъ къ этой нужд… такъ, стало-быть, оно не можетъ быть для него слишкомъ-тягостно… Но я думаю, мистеръ Геммонъ, нельзя ли намъ будетъ устроить какъ-нибудь, чтобъ его… завербовали въ матросы… или записали въ солдаты?.. Гораздо бы лучше, знаете, устранить его подальше съ дороги, лучше для насъ обоихъ.

— Сэръ, отвчалъ Геммонъ, очень-серьёзно и даже съ какимъ-то грустнымъ, озабоченнымъ видомъ: — предоставьте будущее мн. Я сдлалъ вс нужныя распоряженія и самъ ужь впутался въ дло изъ-за васъ въ очень-сильной степени, и единственный человкъ на свт, который можетъ разстроить мои распоряженія — это вы сами.

Въ эту минуту кто-то легонько постучалъ въ двери.— ‘Убирайтесь къ чорту!’ закричалъ Титмаузъ, съ гнвнымъ нетерпніемъ, но мистеръ Геммонъ, который самъ торопился уйдти, подошелъ къ дверямъ и, отворивъ ихъ, впустилъ высокаго, красиваго лакея, съ напудренной головой и въ голубой съ желтымъ ливре. Онъ вошелъ въ комнату и почтительно доложилъ Титмаузу, что синьйоръ Сольфа дожидается его ужь боле получаса.

— А, я, я не буду пть сегодня. Пускай приходитъ завтра, сказалъ Титмаузъ и слуга ушелъ.

— Прощайте, мистеръ Титмаузъ, очень-нужныя занятія ждутъ меня въ контор, и потому я долженъ васъ оставить. Согласны ли вы совершить вс нужные акты, когда бумаги у меня будутъ готовы? Я велю изготовить ихъ немедленно.

— О, да! и онъ прибавилъ, понизивъ голосъ: — но смотрите, мистеръ Геммонъ, чтобъ никто не зналъ почему. Вы понимаете?

— Будьте спокойны. Прощайте, мистеръ Титмаузъ, отвчалъ Геммонъ, застегивая свой сюртукъ. Затмъ онъ взялъ перчатки, шляпу и, пожавъ руку Титмаузу, черезъ минуту очутился на улиц.

Тамъ онъ испустилъ длинный, тяжелый вздохъ, на одну минуту, неболе, освободившій его стсненную грудь отъ долго-задержаннаго бшенства, досады, оскорбленнаго самолюбія и дикаго страха, отъ которыхъ грудь его едва не разрывалась. Что это такое съ нимъ сдлалось? Какое неожиданное и ужасное несчастье его постигло? И что, какъ не его собственное, непостижимое дурачество было тому причиною? Его собственная кукла прибила его, повергла его ницъ! Просперо дозволилъ Калибану выманить изъ рукъ своихъ волшебный жезлъ! О чемъ онъ думалъ, довряя подлинники Титмаузу? Геммонъ терялся въ напрасныхъ догадкахъ, чтобъ объяснить себ такое легкомысліе и такую оплошность, при одномъ воспоминаніи о которыхъ, идя по улиц, онъ скрежеталъ зубами отъ ярости и досады. Черезъ нсколько минутъ онъ разсудилъ, что сожалніе безполезно и что о будущемъ, не о прошедшемъ, надо думать, и именно о томъ, какъ ему справиться съ новыми положеніемъ вещей, возникшихъ такъ неожиданно. Все, на что онъ могъ надяться съ этихъ поръ, была его власть надъ страхами и опасеніями глупца. Если разсудить хорошенько, однакожь, былъ ли онъ существенно и дйствительно въ худшемъ положеніи противъ прежняго? Еслибъ документы были цлы, а Титмаузъ, несмотря на то, вздумалъ заупрямиться, то могъ ли Геммонъ имть надъ нимъ вліяніе боле-дйствительное, чмъ теперь, когда онъ усплъ уврить Титмауза, что документы эти продолжаютъ существовать? И въ томъ и въ другомъ случа, еслибъ Титмаузъ захотлъ ршительно сопротивляться, не равно ли трудно было бы для Геммона поддержать законность сдлки, имъ предположенной? Съ другой стороны, могла ли такая значительная убыль изъ доходовъ Титмауза оставаться долгое время скрытою отъ его тестя, графа Дреддлинтона, который и такъ ужь нсколько разъ обнаруживалъ сильное безпокойство на-счетъ финансовъ своего зятя, Титмауза? Можно ли было ожидать, чтобъ графъ согласился, въ какомъ бы то ни было случа, на подобную вещь? А потомъ, что, если Титмаузъ, вслдствіе минутной причуды, или подъ вліяніемъ вина, проговорится графу объ этой сдлк и при этомъ или скроетъ, или обнаружитъ-настоящую причину, на которой Геммонъ основалъ такую огромную претензію? Боже милостивый! думалъ Геммонъ: ну, что, если графъ въ-самомъ-дл узнаетъ о настоящемъ положеніи дла? Какое дйствіе произведетъ на него такое ужасное открытіе?

При этомъ смлая мысль пришла въ голову мистеру Геммону: что, еслибъ ему самому, такъ сказать, взять быка за рога? предупредить Титмауза и увдомить графа о страшномъ бдствіи, постигшемъ его и леди Сесилію? Геммонъ содрогнулся всмъ тломъ, при одной мысли о сцен, которая должна была произойдти. Но какую существенную пользу можно будетъ изъ этого извлечь? Когда первый ударъ минуетъ и если старикъ переживетъ его, то обладаніе такимъ важнымъ секретомъ не дастъ ли Геммону полную власть надъ графомъ, котораго оно сдлаетъ послушнымъ исполнителемъ желаній Геммона?

ГЛАВА VI.

Цль, которую Геммонъ имлъ въ виду съ самаго начала и на которую взоръ его былъ устремленъ неуклонно, среди всхъ запутанныхъ извилинъ пути, состояла въ томъ, чтобъ утвердить себя навсегда въ высшей сфер общества. Онъ зналъ, какъ-нельзя — лучше, что еслибъ ему только разъ удалось попасть въ кругъ политической жизни, его силы и способности непремнно и быстро заставили бы отличить его отъ другихъ. Имя въ годъ 2000 ф. независимаго дохода, онъ сталъ бы на твердомъ основаніи. Но выше и дале этихъ плановъ былъ одинъ свтлый предметъ надеждъ и желаній, который, оставаясь недостигнутымъ, могъ уничтожить въ глазахъ его цну всего остальнаго. То былъ союзъ съ миссъ Обри. Сердце трепетало въ его груди при одной мысли о такомъ происшествіи. Какой эффектъ могло бы произвести на это прекрасное, чистое, великодушное, но гордое созданіе (потому-что гордою она всегда ему казалась) извстіе, что онъ, Геммонъ, обладаетъ средствами… ‘Ба! Проклятый Титмаузъ!’… произнесъ Геммонъ самъ-про-себя и лицо его вдругъ поблднло при мысли, что эти средства боле не существовали. ‘Разв ршиться… но нтъ, это было бы почти невозможно и вмст опасно до крайности!’ Погруженный въ эти размышленія, онъ вздрогнулъ, увидвъ передъ собою лакея графа Дреддлинтона. Графъ халъ мимо и, замтивъ Геммона, веллъ карет остановиться возл троттуара, чтобъ сказать Геммону нсколько словъ. Это случилось на Оксфордской Улиц, по дорог къ Сити.

— Сэръ… мистеръ Геммонъ! Здравствуйте сэръ! произнесъ графъ съ маленькими признаками удивленія, даже досады.— Скажите, сдлайте милость, не случилось ли какого-нибудь несчастія?…

— Несчастія? Извините, милордъ… перебилъ Геммонъ, красня замтно и смотря съ удивленіемъ на графа.

— Вы не имете обыкновенія, мистеръ Геммонъ, забывать свое общаніе. Маркизъ, я и господа директоры, мы вс ждали въ контор цлый часъ.

— Боже милостивый! Милордъ… я уничтоженъ! сказалъ Геммонъ, вдругъ припоминая уговоръ, сдланный съ графомъ.— Я позабылъ все на свт въ сильномъ припадк дурноты, который случился со мною неожиданно въ дом одного кліента въ Бейзватер. Я могу только просить прощенія, милордъ…

— Сэръ, этого довольно. Одинъ взглядъ на ваше лицо оправдываетъ васъ совершенно. Сдлайте одолженіе, садитесь со мною въ карету и скажите, куда вамъ угодно, чтобъ я васъ отвезъ. Я къ вашимъ услугамъ, по-крайней-мр, на одинъ часъ, доле этого времени я не могу общать, потому-что долженъ побывать въ Палат. Вы помните, сегодня должны быть предложены наши два биля…

Старый лордъ былъ такъ настойчивъ, какъ только позволяла ему учтивость. Видя, что нечего длать, Геммонъ слъ съ нимъ въ карету и назвалъ Контору Компаніи Пороха и Прсной Воды,въ Лётбюри, въ надежд застать еще тамъ кого-нибудь изъ джентльменовъ, ожиданіе которыхъ онъ такъ непріятно обманулъ. Кучеръ въ ту же минуту повернулъ головы лошадей по направленію къ этому мсту.

— Сэръ, сказалъ графъ, посл долгихъ разспросовъ о свойств и причин внезапной болзни мистера Геммона: — не можете ли вы мн объяснить, между-прочимъ, что такое значитъ сопротивленіе милорда Тедполя вторичному чтенію нашего биля, подъ No 2-мъ?

— Мы не предложили ему акцій, милордъ — вотъ весь секретъ. Я видлъ его нсколько дней тому назадъ, и онъ развдывалъ у меня объ этомъ предмет. Но вы понимаете, милордъ, въ такой компаніи, какъ наша…

— Сэръ, я очень-хорошо понимаю и одобряю вполн вашу осторожную разборчивость. Да, сэръ, въ длахъ подобнаго рода необходимо прежде всего обезпечить довріе публики, а для этого очень-важно, чтобъ никто, кром лицъ, извстныхъ по своей высокой… Между-прочимъ, мистеръ Геммонъ, какъ идутъ акціи Золотого Яица? Совтуете вы мн продать?

— Подождите, милордъ, еще немножко. Мы черезъ нсколько дней пустимъ въ ходъ публикацію самаго блестящаго рода, которая должна непремнно поднять цну акцій, и тогда будетъ время продать. Ваша милость изволили ужь подписать актъ?

— Сэръ, я подписалъ его на прошедшей недл, въ субботу, вмст съ милордомъ Мармеладомъ. Вотъ видите ли, мистеръ Геммонъ, я не хотлъ бы оставить участіе въ этой компаніи слишкомъ-скоро, но вполн полагаюсь на васъ…

— Милордъ, я слжу неусыпно за интересами вашей милости.

— Кстати, не угодно ли вамъ обдать со мною завтрашній день? Мы будемъ совершенно одни и мн хочется, чтобъ вы мн объяснили подробно настоящее положеніе собственности мистера Титмауза, потому-что, сказать вамъ по правд, до меня ужь раза два доходили слухи, которые начинаютъ немножко меня безпокоить…

— Можетъ ли быть что-нибудь несчастне этого случая, милордъ! Я ужь общалъ обдать въ разныхъ мстахъ слдующіе три дня сряду, если только болзнь не заставитъ меня просидть дома все это время, отвчалъ Геммонъ въ такомъ явномъ волненіи, которое для многихъ людей, на мст графа Дреддлинтона, было бы очень-нетрудно замтить въ ту же минуту.

— Сэръ, мн очень жаль это слышать. Позвольте мн надяться, что на слдующей недл я буду боле-счастливъ. Есть нсколько предметовъ, о которыхъ я желалъ бы съ вами посовтоваться. Когда вы видли въ послдній разъ мистера Титмауза?

— Позвольте припомнить, милордъ… я… кажется, не видалъ его съ прешедшаго понедльника. Въ ту пору мы встртились съ нимъ случайно въ одномъ изъ отдленій Палаты Депутатовъ, гд, между-прочимъ, онъ бываетъ довольно-часто.

— Я очень-радъ это слышать, отвчалъ графъ довольно-важно и, какъ Геммону показалось, съ небольшимъ удивленіемъ или даже сомнніемъ. Вслдствіе того, онъ вообразилъ себ, что графъ, вроятно, получилъ новыя извстія о какихъ-нибудь дикихъ проказахъ своего благонадежнаго зятя и желалъ узнать отъ него подробне объ этомъ предмет.

— Будьте, между-прочимъ, такъ добры, сэръ, напишите сегодня же стряпчимъ генерала Эполетта и потрудитесь увдомить ихъ, что я желаю заплатить немедленно 12,000 ф., взятыхъ у генерала подъ залогъ. Сдлайте мн одолженіе, сэръ, займитесь этимъ дломъ теперь же, потому-что я встртилъ генерала недавно, за обдомъ: я, можетъ-быть, ошибся, но мн показалось, что онъ на меня смотритъ, какъ-будто бы съ намреніемъ дать мн почувствовать, что я его должникъ. Вы понимаете, сэръ, это мн надоло и я хочу развязаться съ нимъ какъ можно скоре.

— Будьте спокойны, милордъ, это будетъ сдлано непремнно сегодня же, отвчалъ Геммонъ, несмотря на все свое безпокойство, едва удерживаясь отъ улыбки при вид возрастающихъ признаковъ финансовой спеси въ граф, пустые сундуки котораго наполнялись быстро и неожиданно разными оборотами, совершенными подъ руководствомъ Геммона. Покуда они говорили, карета подъхала къ дверямъ конторы и Геммонъ вышелъ, а графъ, которому доложили, что вс джентльмены, оставленные имъ въ контор, ужъ разъхались, отправился дале. Мистеръ Геммонъ скоро оставилъ томный видъ больнаго, принятый имъ въ присутствіи графа Дреддлинтона, и занялся съ ршительною энергіею множествомъ важныхъ и трудныхъ предметовъ, преимущественно касавшихся до разныхъ компаній, одна изъ которыхъ въ-особенности требовала величайшаго старанія и искусства, чтобъ не допустить ее преждевременно лопнуть. Нужно было тоже сбыть съ рукъ много запоздалаго дла ихъ фирмы и потомъ написать нсколько писемъ по частнымъ дламъ графа и мистера Титмауза. Мало того, предметы гораздо боле-важные требовали немедленнаго вниманія: надо было вести защиту по длу о подкуп на выборахъ, грозившему пенею въ 4,000 ф., и по другимъ подобнымъ же дламъ, заведеннымъ противъ гг. Блёдсека, Мёдфлинта и проч. Наконецъ, ему жестоко надодалъ и сильно безпокоилъ его одинъ искъ о соблазн, объявленный, нсколько дней тому назадъ, противъ Титмауза. Геммону ужасно не нравилось это послднее дло, по содержанію своему очень-грязное, и онъ старался всми силами устроить мировую. На каждый изъ этихъ предметовъ обратилъ онъ должное вниманіе и около семи часовъ, сильно-утомленный, вернулся домой. Тамъ, пообдавъ на-скоро, онъ началъ писать секретныя инструкціи мистеру Френкпледжу, для составленія актовъ, необходимыхъ по случаю сдлки его съ Титмаузомъ. Это заняло у него недолго времени, окончивъ, онъ запечаталъ пакетъ и бросился на диванъ. Тревожныя думы мелькали у него въ голов, соединенныя съ предчувствіемъ, что его судьба приближается къ ршительному кризису. Снова и снова припоминалъ онъ вс происшествія этого дня: разговоръ съ Титмаузомъ, уничтоженіе своихъ документовъ, и проклиналъ свое собственное, непостижимое дурачество, почти вслухъ. Вмст съ тмъ, однакожь, онъ не могъ не вспомнить съ тайной гордостью и торжествомъ чудесное присутствіе духа и удачную ловкость, съ которыми онъ встртилъ такой неожиданный, странный и важный случай. Но какое дйствіе будетъ имть уничтоженіе этихъ документовъ на успхъ другихъ, тайныхъ плановъ его, связанныхъ съ переходомъ Яттона въ руки Титмауза? Этотъ вопросъ причинялъ Геммону много затрудненія и страха. Затмъ, касательно уступки ему 2,000 ф. годоваго дохода съ имнія яттонскаго, онъ съ безпокойствомъ припомнилъ нсколько словъ, сказанныхъ графомъ недавно насчетъ намренія освдомиться въ-подробности о состояніи имущества своего зятя. Что, еслибъ онъ захотлъ дйствительно это сдлать? Могла ли быть скрыта отъ него причина новой и такой сильной убыли въ доходахъ Титмауза, а если и могла, то какъ объяснить ему это дло? ‘О, пропади оно!’ думалъ Геммонъ, мн кажется сама судьба влечетъ его къ роковой развязк!

‘Слдуетъ ли мн’, думалъ онъ дале, ‘дожидаться, покуда отъ меня потребуютъ отвта и тогда опрокинуть его милость съ одного выстрла? Но это будетъ имть видъ, какъ-будто бы я зналъ все съ самаго начала, и мало ли какая отвтственность, гражданская и уголовная, можетъ упасть на меня въ подобномъ случа! Или, выбравъ удобную минуту заблаговременно, вбжать къ графу съ ужасомъ и смущеніемъ на лиц и сообщить ему тайну, какъ открытіе только-что сдланное? Но, клянусь Богомъ, это дло и такъ ужь иметъ наружность очень-неблагообразную! Что же будетъ, если, въ добавокъ ко всему остальному, откроется еще это послднее обстоятельство? Какой шумъ поднимется въ свт! Гроза упадетъ на мою голову — первую, если я не употреблю всхъ возможныхъ предосторожностей. Открытіе убьетъ стараго лорда почти наврно, а что касается до его дочери, то она можетъ потерять совершенно-небольшую долю разсудка, полученную отъ природы.’

Переходя отъ этого предмета къ другимъ, Геммонъ обозрлъ мысленно вс свои остальныя отношенія къ графу, которыя запутывались со дня на день сильне и становились довольно-опасны. Онъ вовлекъ стараго лорда въ разныя торговыя спекуляціи, успвшія уже заставить многихъ людей смотрть на Геммона довольно-сомнительно, какъ на человка, обдуманнымъ, систематическимъ образомъ извлекающаго выгоду изъ общей маніи къ химерическимъ предпріятіямъ. Въ-самомъ-дл, посредствомъ ловкихъ, но неочень-добросовстныхъ оборотовъ, Геммонъ усплъ положить въ карманъ графа около 40,000 ф., но при этомъ впуталъ его въ такую отвтственность, о которой тотъ и во сн не мечталъ, да которой Геммонъ и самъ не предвидлъ. Затмъ, онъ утшалъ себя надеждою на близкое избраніе въ члены Парламента, общанное ему при слдующихъ выборахъ, и на эту часть условія своего съ Титмаузомъ онъ ршился настаивать буквально. Къ тому времени онъ долженъ былъ выручить изъ связей своихъ съ разными компаніями такую сумму, которая, даже независимо отъ дохода съ яттонскаго имнія, дала бы ему возможность выйдти изъ товарищества господъ Кверка, Геммона и Снапа и бросить, по-крайней-мр, хоть практику этого ремесла.

Мистеръ Геммонъ былъ человкъ съ могучимъ умомъ, одаренный силами и способностями самаго высокаго рода, для развитія и для обнаруженія которыхъ онъ чувствовалъ, что его настоящее положеніе въ обществ слишкомъ-тсно. Чувство это мучило его долго и наконецъ заставило вдаться въ рядъ дерзкихъ, но ловко-задуманныхъ плановъ и предпріятій, которые занимали его все время съ-тхъ-поръ, какъ онъ въ первый разъ, сталъ тайнымъ властителемъ судьбы Титмауза. Честолюбіе этого человка не имло границъ. Успй онъ только пробиться въ ту сферу, гд его силы могли быть обнаружены и должнымъ образомъ оцнены, онъ нашелъ бы въ себ вс нужныя способности къ управленію политическими длами самаго обширнаго размра. Съ другой стороны, можно сказать утвердительно: будь Геммонъ добрый человкъ, онъ могъ бы сдлаться и великимъ. Но вернемся къ предметамъ, въ ту пору занимавшимъ его дятельный умъ. На одномъ изъ нихъ вс его мысли останавливались съ какимъ-то особеннымъ, тревожнымъ интересомъ, то были отношенія его съ семействомъ Обри, и всякій разъ, какъ имя это приходило ему въ голову, одно прелестное видиніе возникало передъ нимъ, какъ образъ ангела. Миссъ Обри была первая женщина, возбудившая въ немъ любовь, разумя подъ этимъ словомъ стремленіе, очищенное отъ грубой чувственности оцнкой умственнаго и нравственнаго достоинства въ любимомъ предмет. При одной мысли о возможности союза съ этою женщиною, онъ чувствовалъ себя, такъ сказать, возвышеннымъ надъ самимъ собою. Красота ея наружности и очаровательная прелесть обращенія, присоединяясь ко всему остальному, доводили его страсть до степени совершеннаго ослпленія. Несмотря на все, что происходило въ Яттон, онъ продолжалъ посщать семейство Обри попрежнему, и въ эту пору былъ на довольно-короткой ног со всми, но онъ вёлъ себя такъ осторожно и такъ умлъ владть собой, что не подалъ никому изъ нихъ ни малйшаго повода подозрвать свои чувства, а съ другой стороны, ничего такого не случилось, что могло бы сдлать ему хотя малйшій намёкъ на отношенія миссъ Обри къ мистеру Делямиру. Онъ употреблялъ безконечныя старанія, чтобъ сохранить добрую славу въ Вивьенской Улиц, съ большимъ искусствомъ изображая, отъ времени до времени, свое презрніе къ поведенію и характеру Титмауза и отвращеніе, съ которымъ исполнялъ свои обязанности къ этому джентльмену. Въ Яттон онъ всегда дйствовалъ съ большой осторожностью и тайною, такъ, чтобъ съ своей стороны не подать ни малйшаго повода къ обид доктору Тэсему, которому онъ, порой, жаловался по секрету на т поступки мистера Титмауза, которые внушены были самимъ Геммономъ. Что же касается до выборовъ, то отчетъ, помщенный въ Истинномъ Синемъ, о вмшательств его по случаю обиды, нанесенной мистеру Делямиру наканун того дня, когда ршительная побда была одержана, по его мннію, долженъ былъ ослабить въ сильной степени, если не совершенно перевсить невыгодное впечатлніе, произведенное дятельнымъ участіемъ его въ борьб за мистера Титмауза. Такъ-то разсчитывалъ мистеръ Геммонъ, но было бы очень-странно, еслибъ разсчетъ его на поврк оказался безошибочнымъ. Онъ выпустилъ совершенно изъ виду извстное вліяніе нашихъ желаній на наши надежды. Воображая, что онъ скрылъ отъ семейства Обри вс неблагопріятныя черты своего поведенія, не былъ ли онъ немного похожъ на тхъ птицъ, которыя, спрятавъ одну свою голову въ кустъ, воображаютъ, что ихъ совсмъ уже и невидно?

Все семейство знало боле чмъ нужно для оправданія общаго недоврія и нерасположенія къ мистеру Геммону, но они имли важныя причины избгать въ обращеніи съ Геммономъ всего, что могло бы показаться ему обиднымъ. Мистеръ Обри справедливо въ ту пору смотрлъ на него, какъ на единственную защиту свою отъ отвтственности по очень-тяжелымъ долгамъ. И если Геммонъ, чтобъ достичь цлей, ему неизвстныхъ, носилъ маску, то зачмъ же имъ вызывать его на вражду, пытаясь сорвать эту маску? Мистеръ Обри, вслдствіе того, велъ себя очень-осторожно, и хотя вс они, посл яттонскихъ выборовъ принимали Геммона замтно-холодне прежняго, ихъ обращеніе оставалось все-таки вжливо и любезно. Дале этой ясно-обозначенной, но тонкой черты, никто изъ нихъ, однакожъ, не длалъ ни шагу, и Геммонъ замчалъ это часто съ тяжелымъ, грустнымъ предчувствіемъ ‘Но, думалъ онъ, что-нибудь, наконецъ, да надо же сдлать для осуществленія моихъ страстныхъ надеждъ’. Мсяцы прошли, а положеніе этихъ надеждъ повидимому не измнилось ни на волосъ съ того самаго вечера, когда его интрига въ первый разъ доставила ему входъ въ гостиную мистриссъ Обри. Время пришло наконецъ, думалъ онъ, дать знать миссъ Обри, какимъ бы то ни было образомъ, о томъ, что онъ чувствовалъ къ ней. Объ этомъ предмет онъ думалъ долго и ршился наконецъ исполнить свое намреніе, не теряя времени и, сверхъ того, лично. При этомъ онъ имлъ горькое предчувствіе, что попытка его останется безуспшною, по-крайней-мр, на первый разъ, мало того, перебирая въ ум вс свои сношенія съ этой женщиной и припоминая невольно, что въ обращеніи съ нимъ она была всегда холодне и осторожне всхъ прочихъ членовъ семейства, онъ видлъ мало надежды даже и въ будущемъ. Какъ благоразумный полководецъ, соображая случаи, могущіе встртиться въ предпринимаемой экспедиціи и разсчитывая средства, которыя онъ имлъ на каждый изъ этихъ случаевъ, Геммонъ задалъ себ вопросъ: въ случа, если убжденіе останется безъ успха, то какія средства иметъ онъ къ принужденію? Размышляя такимъ-образомъ, онъ пришелъ наконецъ окончательно къ такому заключенію, что рессурсы у него въ эту минуту были очень-хорошіе и, сверхъ-того, что обстоятельства вынуждали его дйствовать немедленно.

На слдующій же день, по утру, около 10 часовъ, онъ вышелъ изъ своей квартиры и отправился по дорог къ Вивьенской Улиц съ намреніемъ простоять на сторож, по-крайней-мр, часа два и посмотрть, не выйдетъ ли мистриссъ Обри изъ дома одна, и нельзя ли будетъ воспользоваться этимъ случаемъ, а также и отсутствіемъ мистера Обри, который всегда уходилъ въ Темпль въ половин 9-го, чтобъ увидть миссъ Обри наедин и безъ-помхи. На этотъ разъ, однакожь, мистеръ Геммонъ сторожилъ понапрасну: все время, какъ онъ наблюдалъ, одна только нянька съ дтьми вышла изъ дома. На слдующій день, поравнявшись съ ихъ домомъ, онъ прошелъ медленнымъ шагомъ мимо. Тихіе звуки фортепьяно долетли до его ушей.— ‘Не она ли?’ подумалъ онъ, но и на этотъ разъ онъ прождалъ безъ успха. Въ третій разъ, стоя на безопасномъ разстояніи, онъ увидлъ, какъ об, мистриссъ Обри и миссъ Обри, въ,-сопровожденіи служанки и дтей, вышли изъ дома и отправились по дорог къ парку. Онъ пошелъ туда же и слдилъ за ними все время, съ сильнымъ біеніемъ сердца. На слдующій день миссъ Обри вышла изъ дома одна, съ маленькимъ Чарльзомъ, и онъ тотчасъ же уныло повернулъ въ другую сторону. Какъ мало подозрвали об эти женщины, что за каждымъ ихъ шагомъ сторожатъ такъ пристально! Наконецъ, дня черезъ два, постоянство Геммона было вознаграждено. Въ начал 12-го, мистриссъ Обри съ двумя дтьми вышла изъ дома и повернула по дорог къ парку. Онъ увидлъ это и сердце его забилось жестоко. Онъ никогда не заботился много о плать, но въ настоящемъ случа наряда, его имлъ видъ, какъ-будто бы на него обращено было нкоторое вниманіе и онъ вышелъ изъ дому просто хорошо-одтымъ джентльменомъ, въ темно-синемъ, застегнутомъ до верху сюртук съ бархатнымъ воротникомъ и простымъ, чернымъ галстухомъ. Оправясь отъ минутнаго волненія, онъ подошелъ къ дверямъ и дернулъ за звонокъ.

— Мистеръ Обри дома? спросила, онъ у хорошенькой и очень-мило-одто и горничной, которая отворила дверь.

— Нтъ, сэръ, онъ никогда не бываетъ дома посл…

— Можетъ-быть, мистриссъ Обри?..

— Нтъ, сэра, одна только миссъ Обри дома. Барыня съ дтьми пошли гулять въ паркъ, а миссъ Обри пишетъ письма, иначе она тоже ушла бы съ барыней.

— Не могу ли я видть миссъ Обри, на одну минутку? спросилъ Геммонъ съ видомъ человка, длающаго самый простой и обыкновенный вопросъ.

— Конечно, сэра,, она сидитъ за, гостиной. Не угодно ли вамъ взойдти наверхъ, отвчала двушка, которая, безъ-сомннія, знала его хорошо, кака, довольно-частаго гостя въ ихъ дом. Онъ пошелъ за ней вверхъ по лстниц, немного блдня.

Мистеръ Геммонъ! услышалъ она, вслдъ затмъ, стоя на верхней площадк. Имя его повторено было роскошнымъ и нжнымъ голосома, миссъ Обри, которая, казалось, говорила что-то очень — удивленнымъ тономъ въ отвтъ на докладъ служанки.

‘Зачмъ же не сказали вы, Фанни, что ни барина, ни барыни нтъ дома?’ услыхалъ она, потомъ немножко-потише и перемнился въ лиц, потому-что въ голос ея замтно было выраженіе неудовольствія, даже досады, особенно, когда она прибавила: ‘да вы бы сказали, что я занята, впрочемъ, попросите его сюда, Фанни’, и черезъ минуту Геммонъ очутился передъ миссъ Обри, съ которою первый разъ въ жизни онъ увидлъ себя наедин.

Она сидла и писала за пюпитромъ, передъ которымъ на стол, въ небольшомъ цвточномъ горшк, стояла прелестная душистая роза. Въ уборк волосъ ея замтна была маленькая небрежность, легкій утренній костюмъ прелестно рисовалъ ея стройныя формы. Было дйствительно что-то невыразимо-милое во всей ея наружности, несмотря на то, что Геммонъ видлъ ее въ эту минуту сквозь легкій туманъ неудовольствія, которымъ она себя окружила.

— Здравствуйте, мистеръ Геммонъ, начала она, приподнимаясь легонько со стула и снова опускаясь въ него. Она повернулась немного къ Геммону и смотрла на него съ любопытствомъ.

— Позвольте мн надяться, сударыня, что я не помшалъ вашимъ занятіямъ, сказалъ онъ, садясь въ кресло, которое было поближе, и ставя шляпу на полъ.

— Мой братъ всегда уходитъ въ половин девятаго. Разв онъ не въ Темпл сегодня, мистеръ Геммонъ? прибавила она довольно-торопливо, первый разъ замчая въ лиц его выраженіе чего-то необыкновеннаго.

— Право не знаю, я не былъ сегодня въ Темпл. Я думалъ, что, можетъ-быть, лучше будетъ… онъ остановился на одну минуту.

— Я надюсь, мистеръ Геммонъ, перебила она, слегка мняясь въ лиц и смотря съ безпокойствомъ на Геммона:— что ничего непріятнаго, несчастнаго не случилось. Сдлайте милость, мистеръ Геммонъ, продолжала она съ жаромъ, поворачивая свое кресло прямо къ нему:— ради Бога, скажите мн.

— Я увряю васъ, сударыня, увряю васъ честью, сколько мн извстно по-крайней-мр, ничего такого не случилось съ-тхъ-поръ, какъ я послдній разъ имлъ удовольствіе васъ видть…

— Ахъ!.. а я такъ испугалась!.. сказала она, тихо вздыхая и торопливо откидывая назадъ густыя кудри волосъ, повисшія у ней на щекахъ.

— Будьте спокойны, сударыня, вамъ нтъ никакой причины тревожиться. Я имю, однакожь, къ вамъ дло, которое, для меня по-крайней-мр, въ высшей степени важно, началъ онъ тономъ голоса гораздо-ниже прежняго, и въ его манер было что-то особенное, что совершенно приковало взоры миссъ Обри къ его выразительному — и теперь она ужь ясно видла — взволнованному лицу. ‘Чтобъ это могло быть?’ думала она, отвчая ему вжливымъ, но довольно-формальнымъ наклоненіемъ головы и при этомъ сказала нсколько словъ, прося продолжать.

— Какъ ни мало я имлъ случаевъ узнать васъ, сударыня, я все-таки надюсь, что вы позволите мн высказать вамъ, какъ глубоко я цню вашъ возвышенный характеръ…

— Право, сэръ, перебила миссъ Обри: — вы не хотите быть со мною откровенны. Я теперь уврена, что вы пришли сообщить мн какое-нибудь непріятное извстіе. Прошу васъ, мистеръ Геммонъ, положитесь немножко на мое присутствіе духа и твердость и позвольте мн узнать разомъ самое худшее, чтобъ я могла приготовиться сообщить о томъ моему брату и сестр.

Геммонъ не въ-состояніи былъ перенести яснаго взора ея голубыхъ глазъ, устремленныхъ на него прямо, онъ опустилъ свои глаза въ землю и щеки его вспыхнули. Затмъ онъ посмотрлъ на нее снова и на этотъ разъ взоръ его объяснилъ ей все, прогналъ краску съ ея лица и остановилъ на минуту ея дыханіе.

— О, простите мн, хоть на одну минуту, хоть на одинъ мигъ, будьте снисходительны ко мн миссъ Обри! продолжалъ Геммонъ трепетнымъ голосомъ страсти.— Это свиданіе волнуетъ меня едва не до смерти! Сколько часовъ, проведенныхъ въ поглощающемъ, напряженномъ, мучительномъ волненіи и страх, думалъ я объ этой минут и дожидался ея!

Миссъ Обри сидла безмолвно и неподвижно, и смотрла на него пристально. Щеки ея были блдны, какъ мраморъ, и вся она въ эту минуту была похожа на античную статую.

— И теперь… теперь, когда она наконецъ настала, когда я дышу въ новой, упоительной атмосфер, въ вашемъ присутствіи… видъ вашей высокой прелести…

— Боже милостивый! Сэръ, что вы хотите сказать? перебила миссъ Обри, вздрогнувъ и отодвигая свои кресла подале отъ мистера Геммона.— Я объявляю вамъ, сэръ, что я не понимаю васъ вовсе, продолжала она съ большою энергіею, но возрастающая блдность лица ея обличала дйствіе, произведенное страннымъ обращеніемъ Геммона. Съ большими трудомъ успла она сохранить власть надъ собой.

— Я замчаю, сударыня, что вы взволнованы…

— Да, сэръ! Удивлена! поражена!.. я не могла себ вообразить…

— О, миссъ Обри! считайте меня дерзкимъ, жестокимъ… еслибъ даже мн это стоило жизни, я не могу не сказать вамъ, что я васъ обожаю — люблю, такъ горячо…

— О, Боже мой! прошептала миссъ Обри, все еще смотря на него съ изумленіемъ. Нсколько разъ ей приходила въ голову мысль позвонить, чтобъ разомъ освободиться отъ такого страннаго и жестоко-навязчиваго обращенія, но, по разнымъ причинамъ, она старалась удержать себя отъ этой развязки какъ можно доле.

— Съ моей стороны, было бы смшно, сэръ, сказала она, наконецъ, съ неожиданною бодростью: — длать видъ, что я не понимаю значенія и цли вашихъ словъ, но позвольте мн васъ спросить: когда вы замтили съ моей стороны хоть одинъ жестъ, хоть одно слово, или одинъ взглядъ, которые могли бы вамъ дать, поводъ вообразить себ, допустить хоть на одну минуту такое безумное…

— Увы, сударыня! то, что вы помогли скрыть, что отъ васъ не зависло, ваше несравненное достоинство, ваша красота, любезность… ахъ, миссъ Обри! душа моя пала ницъ передъ вами въ ту самую минуту, когда я увидлъ васъ въ первый разъ!

Все это сказано было Геммономъ очень-тихо, но пламеннымъ, страстнымъ тономъ голоса. Миссъ Обри дрожала замтно и ощущала какой-то холодъ во всемъ тл. Небольшая сткляночка съ острымъ уксусомъ стояла возл нея, на стол, и живительное дйствіе этого средства дало ей силу устоять противъ своихъ мятежныхъ чувствъ.

— Я бы, конечно, должна была считать за честь, сказала она, быстро приходя въ себя: — т лестныя выраженія, въ которыхъ вамъ угодно говорить обо мн женщин, которая не иметъ ни малйшей претензіи на ваше высокое мнніе. Но я не могу себ представить, что такое съ моей стороны могло дать вамъ поводъ вообразить, чтобъ это… чтобъ такое объясненіе съ вашей стороны могло быть успшно, или принято иначе, какъ съ удивленіемъ… а если вы будете настаивать, то съ неудовольствіемъ, мистеръ Геммонъ. Эти слова она произнесла съ обыкновеннымъ своимъ видомъ, но очень-яснымъ и значительнымъ тономъ голоса.

— Миссъ Обри, позвольте мн… произнесъ Геммонъ страстно.

— Я не могу, сэръ, я слышала и такъ ужь слишкомъ-много, и я уврена, что если леди проситъ джентльмена прекратить такое обращеніе, которое тяготитъ ее и непріятно для нея… сэръ, прибавила она торопливо и повелительно: — я прошу васъ сію минуту прекратить этотъ неприличный разговоръ.

— Будьте снисходительны къ моимъ страданіямъ хоть на одну минуту, миссъ Обри, говорилъ Геммонъ съ отчаянною энергіею.— Увы, я подозрвалъ, я боялся, что наши относительныя положенія въ обществ заставятъ васъ презирать человка неизвстнаго и стоящаго такъ низко въ сравненіи съ вами!..

— Сэръ! воскликнула Кетъ величественно, выпрямляясь во весь ростъ, и манера ея привела почти въ оцпенніе Геммона, послднія слова котораго, Богъ знаетъ почему, представились ей насмшливыми, горькимъ намёкомъ на ихъ потерянное богатства и личное значеніе въ свт, но она скоро увидла свою ошибку, когда онъ продолжалъ съ жаромъ:

— Да, сударыня, ваше происхожденіе, ваши семейныя связи, ваши высокія умственныя и личныя качества, сіяющія еще свтле во мрак несчастія…

— Я… прошу у васъ прощенія, сэръ, я не поняла васъ, сказала Кетъ, замтивъ свою ошибку и красня жестоко.— Но для меня еще тяжеле слышать то, что вы мн говорите. Такъ-какъ вы меня вынуждаете къ этому, то я прошу васъ понять, сэрь, что если изъ вашихъ словъ я должна заключить, что вы мн длаете предложеніе… то я отказываюсь отъ него немедленно и самымъ положительнымъ образомъ, какъ отъ такой вещи, о которой нечего и думать! Тонъ голоса и видъ, съ которымъ это было сказано, и надменная ршимость, мелькнувшая на ея выразительномъ лиц, уничтожили вс возрождавшіяся надежды Геммона, который поблднлъ какъ полотно, и походилъ на живое изображеніе отчаянія. Движеніе рзко-обозначенныхъ линій его лица говорило ясно о степени его внутреннихъ страданій. Оба молчали нсколько минутъ.

— Увы, сударыня! спросилъ онъ наконецъ, трепетнымъ голосомъ:— смю ли я высказать вамъ страхъ, въ которомъ я самъ себ едва могу признаться, страхъ, что я опоздалъ, что есть другой, боле счастливый?

Миссъ Обри покраснла до ушей.

— Сэръ, произнесла она быстро и въ сильномъ гнв: — я должна считать такіе вопросы въ высшей степени дерзкими, въ высшей степени оскорбительными и неоправдываемыми ничмъ, что когда-нибудь между нами происходило! и дйствительно, взоръ ея сверкалъ негодованіемъ. Геммонъ смотрлъ на нее съ пронзительнымъ напряженіемъ, не говоря ни слова.

— Вы не можете не понимать, сэръ, что вы во зло употребляете мою снисходительность, мало того, я нахожу, что вы слишкомъ-много себ позволяете, длая такіе вопросы и намёки, продолжала миссъ Обри, очень-гордо, хотя гораздо-спокойне.— Но такъ-какъ ваше обращеніе прилично и почтительно, то я не имю никакого препятствія сказать вамъ, что причина, вами упомянутая, не замшана нисколько въ отвт, который я вамъ дала. Я отвергла ваше предложеніе, сэръ, просто потому, что мн такъ угодно было сдлать, потому-что я не имю и никогда не могла бы имть ни малйшаго расположенія принять ихъ.

Геммонъ въ эту минуту не могъ ршить наврно: имла ли она другую привязанность или дйствительно не имла ея.

— Сударыня, вы были бы снисходительне ко мн, еслибъ вы знали, какое жестокое мученіе наносятъ мн ваши слова. Вашъ безнадежный тонъ голоса, ваше обращеніе для души моей заключаютъ приговоръ гибели, длаютъ меня совершенно-равнодушнымъ къ смерти, говорилъ Геммонъ съ неотразимой страстью, и миссъ Обри, смотря и слушая, невольно его пожалла.— Я, можетъ-быть, могъ бы имть какое-нибудь право на вашу благосклонность, еслибъ мн позволено было разсказать вамъ мои неутомимыя усилія въ защиту вашего благороднаго брата, въ защиту всхъ васъ отъ угрожающихъ опасностей и горя.

— Поврьте мн, мистеръ Геммонъ, мы глубоко благодарны за ваше доброе расположеніе, отвчала миссъ Обри съ обыкновенною своею кротостью и очаровательною искренностью обращенія, когорую теперь онъ не могъ выносить равнодушно.

— Позвольте мн, миссъ Обри, хоть одно слово еще, прибавилъ онъ торопливо, замчая, что она хочетъ его остановить.— Еслибъ вы знали, въ какихъ обстоятельствахъ я пришелъ повергнуть къ вашимъ ногамъ себя и все, что я имю… и это все не ничтожно, потому, что я нахожусь въ независимомъ положеніи… я буду скоро членомъ Парламента (миссъ Обри обнаружила еще боле замтные признаки нетерпнія)… и бросилъ навсегда ту ненавистную дорогу жизни, по которой въ-теченіе послднихъ нсколькихъ лтъ…

— Я полагаю, что я принуждена слушать васъ, сэръ, какъ ни безполезно это для васъ, какъ ни тяжело и ни затруднительно для меня! Если посл всего, что я сказала, вамъ угодно еще настаивать… говорила миссъ Обри, съ холоднымъ неудовольствіемъ.

Но Геммонъ продолжалъ:— я говорю, миссъ Обри, что еслибъ вы могли увидть хоть мелькомъ, хоть на одну минуту, т бдствія и опасности, которыя съ каждымъ днемъ подходятъ къ вамъ ближе и превосходятъ безконечно все, что вы до-сихъ-поръ испытали…

— Что вы хотите сказать, мистеръ Геммонъ? перебила миссъ Обри въ испуг.

— …и которыя, не смотря на все мое усердіе и стараніе, я можетъ-быть не въ-силахъ буду доле отвращать отъ васъ, вы, по-краивей-мр, оцнили бы чистыя и безкорыстныя побужденія, заставившія меня предпринять этотъ несчастный шагъ.

— Еще разъ, мистеръ Геммонъ, увряю васъ, что я чувствую, вс мы чувствуемъ глубокую благодарность къ вамъ за великія услуги, вами оказанныя, но какимъ образомъ можетъ это измнить мое ршеніе и мой отвтъ? Конечно, мистеръ Геммонъ, вы не станете требовать, чтобъ я начала съ-изнова этотъ, въ высшей степени непріятный разговоръ… Геммонъ тяжело вздохнулъ.— Что касается до вашего намёка объ опасностяхъ, которыя намъ угрожаютъ — увы! мы испытали ужь много горестей, и Привидніе, можетъ-быть, назначило намъ испытать еще боле… Я признаюсь, мистеръ Геммонъ, меня сильно тревожитъ то, что вы мн сказали объ этомъ предмет.

— Мн остается прибавить вамъ одно только слово, сударыня, произнесъ Геммонъ тихимъ и страстнымъ голосомъ, явно собираясь упасть на одно колно и принять умоляющее положеніе. Замтивъ это, миссъ Обри встала съ своихъ креселъ.

— Если вы не вернетесь сейчасъ же на ваше мсто, сэръ, произнесла она, отступивъ шага два назадъ, ршительно и гнвно: — я позвоню, потому-что вы начинаете употреблять во зло мое настоящее, беззащитное положеніе, вы преслдуете меня, и я не потерплю этого, сэръ! Вернитесь на ваше мсто, иначе, я позову служанку въ комнату — униженіе, отъ котораго я желала бы васъ избавить.

Голосъ, которымъ сказаны были слова эти, не былъ и вполовину такъ повелителенъ, какъ ея взоръ. Онъ понялъ, что дло его проиграно безвозвратно, онъ поклонился низко и отвчалъ тихимъ голосомъ: — я повинуюсь вамъ, сударыня.

Нсколько минутъ, оба они молчали. Наконецъ миссъ Обри, взглянувъ на часы, сказала:— Я надюсь, сэръ, вы извините меня, если я вамъ напомню, что въ ту пору, когда вы пришли, я занята была письмами (она взглянула на свой пюпитръ):— и для этого одного я осталась дома вмсто того, чтобъ идти съ сестрою и съ дтьми.

— Я чувствую слишкомъ-хорошо, сударыня, что я вамъ мшаю и безпокою васъ самымъ непозволительнымъ образомъ, но я скоро перестану вамъ надодать. Всякій изъ насъ, рано или поздно, въ жизни своей долженъ перенести какую-шибудь сильную горесть, и въ эту минуту я переношу свою, отвчалъ Геммонъ мрачно.— Я чувствую, что съ этихъ поръ жизнь не иметъ для меня ничего привлекательнаго. Миссъ Обри молчала, покуда онъ говорилъ.— Прежде чмъ мы разстанемся, миссъ Обри, и заключимъ это достопамятное для меня, а можетъ-быть и для обоихъ насъ, свиданіе, мн остается сообщить вамъ еще одну вещь, которую вы услышите съ глубокимъ интересомъ. Она поврена будетъ вамъ въ такомъ секрет, что, услыхавъ, вы будете считать себя въ прав, по совсти, не открывать ее никому на свт, и пусть она произведетъ на васъ такое впечатлніе, какое можетъ.

— Я не скрою отъ васъ, сэръ, что ваша манера и ваши слова пугаютъ меня жестоко, отвчала миссъ Обри, особенно-пораженная зловщимъ выраженіемъ его взора, совершенно-несогласнаго съ грустнымъ, тихимъ, ласковымъ тономъ и манерою его обращенія.— Я совсмъ не желаю, чтобъ вы мн сообщали такіе мрачные секреты, и если вамъ угодно будетъ это сдлать, то я буду слдовать совтамъ собственнаго благоразумія насчетъ того, умолчать или сообщить о томъ всякому, кому я найду нужнымъ, въ этомъ я увряю васъ. Вы видите, что я взволнована, я признаюсь въ томъ, прибавила она, понизивъ голосъ и прижимая лвую руку къ сердцу:— но я готова выслушать все, что вамъ угодно будетъ сказать мн, все что мн прилично слышать. Сжальтесь, сэръ, прибавила она, слабющимъ голосомъ: — надъ женщиной, нервы которой вы и такъ ужь достаточно потрясли!

Геммонъ смотрлъ на нее страстнымъ и пламеннымъ взоромъ, который, казалось, готовъ былъ выпить всю ея душу. Посл минутнаго молчанія, началъ онъ тихимъ голосомъ:— Я вамъ скажу, сударыня, что я имю средство, я беру Бога въ свидтели и ручаюсь вамъ моимъ словомъ, моею честью, что это правда (о Геммонъ, Геммонъ! разв вы забыли, что случилось у васъ, при свиданіи съ Титмаузомъ, не дале какъ съ недлю тому назадъ! Странный, ослпленный человкъ! Что хотите вы сказать? и что, если она поймаетъ васъ на слов?)… я имю средство возвратить вашему брату все, что онъ потерялъ, возвратить ему Яттонъ, миссъ Обри, немедленно, навсегда, безъ опасенія новой тревоги въ будущемъ, обыкновеннымъ путемъ закона, открыто и добросовстно.

— Вы шутите со мною, сэръ? съ трудомъ переводя духъ, едва, едва-внятно прошептала миссъ Обри, лицо ея снова поблднло, взоръ оставался прикованъ ко взору Геммона.

— Видитъ Богъ, сударыня, я говорю правду, отвчалъ Геммонъ торжественно.

Миссъ Обри нсколько времени уже силилась вздохнуть и вдругъ прижала об руки къ лвому боку, надъ сердцемъ.— Вамъ дурно, очень-дурно, миссъ Обри! произнесъ Геммонъ, въ испуг, вставая со стула. Она тоже встала довольно-поспшно, подбжала къ окну и слабыми, дрожащими руками пыталась отворить его, казалось затмъ, чтобъ облегчить свою грудь свжимъ воздухомъ. Но было уже поздно, бдная Кетъ была, наконецъ, побждена и Геммонъ усплъ подбжать къ ней едва, едва во-время, чтобъ принять ее, падающую безъ чувствъ, къ себ на руки. Никогда еще въ жизни не испыталъ онъ ничего хоть сколько-нибудь похожаго на чувство, испытанное имъ въ эту минуту, когда онъ ощутилъ прикосновеніе этой женщины къ своей рук и къ своему колну, и смотрлъ на ея прекрасныя, но блдныя, какъ смерть, черты. Ему казалось, какъ-будто бы онъ пришелъ въ минутное прикосновеніе съ ангеломъ. Каждая жилка въ немъ, трепетала. Она не шевелилась, она не дышала. Онъ не смлъ дотронуться ни до ея губъ, ни до ея щеки, но, поднявъ ея нжную, блую руку къ губамъ, онъ поцаловалъ эту руку страстно и робко, и потомъ, посл минутнаго раздумья, донесъ ее тихонько до софы и положилъ, поддерживая ей голову и прикладывая уксусъ къ вискамъ до-тхъ-поръ, пока глубокій вздохъ не обнаружилъ возвращающагося сознанія. Прежде чмъ она открыла глаза, или успла замтить помощь, ей поданную, онъ отошелъ на почтительное разстояніе и смотрлъ на нее съ глубокимъ безпокойствомъ. Прошло нсколько минутъ, прежде чмъ она успла совершенно прійдти въ себя, что, впрочемъ, очень ускорено было вліяніемъ свжаго воздуха, пахнувшаго въ окна, которыя Геммонъ открылъ настежъ, и дйствіемъ остраго уксуса, который она нюхала безпрестанно.

— Я право не знаю, сэръ, начала она очень-тихимъ и слабымъ голосомъ, смотря на него томно:— дйствительно ли я отъ васъ слышала, или мн только представилось, что вы сказали мн что-то необыкновенное о Яттон?

— Прошу васъ, сударыня, подождите, покуда вы совершенно оправитесь. Но это дйствительно былъ не сонъ: вы слышали дйствительно мой голосъ, произносившій т самыя слова, на которыя вы намекаете, и я готовъ повторить ихъ, какъ слова истины, простой и непреувеличенной, тотчасъ, какъ только вы будете въ-состояніи это вынести.

— Я готова теперь, сэръ, прошу васъ говорите скоре то, что вы хотите сказать, отвчала миссъ Обри съ прежней твердостью голоса и спокойствіемъ обращенія, но при этомъ проводя тихонько платкомъ по своему блдному лбу.

Онъ повторилъ то, что сказано было прежде. Она слушала въ сильномъ волненіи и наконецъ чувство одержало верхъ. Она залилась слезами и плакала горько нсколько минутъ сряду.

Геммонъ смотрлъ на нее молча, потомъ, не въ-силахъ будучи доле переносить видъ ея страданій, онъ отвернулъ голову въ сторону и устремилъ глаза на противоположный уголъ комнаты. Какъ мало онъ воображалъ, что первая вещь, на которой взоръ его случайно остановился — великолпная арфа, была не дале какъ нсколько дней тому назадъ получена въ подарокъ отъ мистера Делямира.

— Сколько страданія, миссъ Обри, причинилъ мн видъ вашей горести, сказалъ онъ, наконецъ: — а между-тмъ, отчего то, что я сообщилъ вамъ могло бы васъ огорчать?

— Я не могу сомнваться, мистеръ Геммонъ, въ истин того, что вы открыли мн такъ торжественно, отвчала она дрожащимъ голосомъ:— но отчего не скажете вы объ этомъ моему несчастному, великодушному, почти сокрушенному сердцемъ брату? Она снова залилась слезами.

— Долженъ ли я, смю ли я сказать вамъ, миссъ Обри, отвчалъ Геммонъ прерывающимся голосомъ: — употребленіе моей власти зависитъ совершенно отъ васъ, но отъ васъ одной.

Она покачала головой въ горести и отчаяніи и закрыла лицо свое платкомъ, пока онъ продолжалъ:

— Одно слово, одно ваше благословенное слово — и прежде чмъ этотъ день пройдетъ, я собью долой жалкую куклу, которая теперь позоритъ Яттонъ, я возстановлю вашего благороднаго брата, я возвращу васъ всхъ подъ кровлю отцовскаго дома, подъ тнь знакомыхъ садовъ… О, миссъ Обри, какъ вы будете любить ихъ! Въ тысячу разъ нжне чмъ когда-нибудь! Малйшіе слды жалкаго идіота, живущаго теперь тамъ, исчезнутъ, и пусть все это случится прежде, чмъ я осмлюсь просить…

— Это невозможно! возразила миссъ Обри съ спокойствіемъ отчаянія.— Не жестоко ли, не ужасно ли это? если вы знаете, что мой братъ дйствительно иметъ права… ахъ! это адская несправедливость!.. Какія средства можете вы имть у себя въ рукахъ я не знаю, я не стану разспрашивать, но если они не могутъ быть куплены иначе, какъ на тхъ условіяхъ, о которыхъ вы говорите (она содрогнулась невольно):— пусть будетъ, что будетъ, я не могу этому помочь, и если мой братъ съ его семействомъ долженъ погибнуть вслдствіе моего отказа…

— Не говорите этого слова, миссъ Обри! не убивайте всякой надежды, возьмите его назадъ! Ради самого Бога подумайте о послдствіяхъ для вашего брата, для его семейства! Я говорю вамъ, что хищная злоба и жадность, какъ волки голодные сторожатъ васъ со всхъ сторонъ, сторожатъ близко, въ нсколькихъ шагахъ! О еслибъ вы могли ихъ видть такъ ясно какъ я, вы бы содрогнулись отъ ужаса…

— Да, сэръ, но мы надемся на милосердое Провидніе, отвчала миссъ Обри, сложивъ руки: — и предаемъ себя святой вол Божіей.

— Но разв Небо не могло устроить этого свиданія между нами, какъ средства…

— О, ужасно! чудовищно! воскликнула миссъ Обри такимъ голосомъ и съ такимъ взглядомъ, которые на минуту заставили Геммона замолчать.

— Сэръ, вамъ давно пора оставить меня, сказала наконецъ миссъ Обри ршительно.— Я страдала, конечно, ужь довольно и мой первый отвтъ остается моимъ послднимъ отвтомъ. Сэръ, я прошу васъ уйдти.

— Я повинуюсь, сударыня, отвчалъ Геммонъ, печальнымъ и почтительнымъ голосомъ, вставая. Онъ чувствовалъ, что судьба его ршена.— Я теперь вполн замчаю даже и самъ непозволительную смлость моего поступка и прошу у васъ прощенія.

Миссъ Обри поклонилась ему довольно-гордо.

— Я не смю просить васъ не говорить мистеру и мистриссъ Обри о моемъ посщеніи, продолжалъ онъ съ большимъ безпокойствомъ.

— Я не имю привычки, сэръ, скрывать что бы то ни было отъ моего брата и сестры, и я поступлю въ этомъ случа по собственному усмотрвію.

— Хорошо,— сударыня, сказалъ онъ, собираясь идти къ дверямъ, между-тмъ, какъ миссъ Обри протянула руку къ звонку.

— Прощаясь съ вами (онъ остановился), позвольте мн надяться, что прощаюсь не навсегда. Я прошу васъ принять мое торжественное увреніе передъ лицомъ Бога, что какъ ни высокомрно вы отвергли сегодня мои предложенія, но я буду попрежнему длать все, что я только въ-силахъ сдлать, чтобъ отвратить бдствія, угрожающія вашему брату, однакожь, я боюсь, немного пособлю. Прощайте, прощайте, миссъ Обри! воскликнулъ онъ, уходя, и черезъ минуту быстрые шаги его раздались внизъ по лстниц.

Миссъ Обри опять залилась слезами и снова бросилась на софу и оставалась долго въ сильномъ волненіи.

Геммонъ пошелъ домой скорымъ шагомъ и въ такомъ состояніи духа, которое невозможно описать. Какъ противенъ былъ ему видъ Сэффрон-Хиля и отвратительныхъ окрестностей этого мста! Онъ зашелъ всего на минуту въ контору, чтобъ сказать, что онъ чувствуетъ себя слишкомъ-нехорошо и не можетъ заниматься дломъ, и потомъ отправился на свою одинокую квартиру, которая показалась ему въ тысячу разъ уединенне и безотрадне, чмъ когда-нибудь до-сихъ-поръ. Тамъ онъ провелъ въ раздумьи много часовъ. Вечеромъ, около одиннадцати, онъ сдлалъ большое дурачество. Съ раздраженной душой, не находя покоя нигд, онъ отправился снова въ Вивьевскую Улицу и долго ходилъ по ней взадъ и впередъ, не сводя глазъ съ дома Обри. Онъ видлъ, какъ свтъ исчезъ изъ гостиной и появился въ спальной. Долго посл того, когда вс огни были ужь погашены, онъ все еще бродилъ по-сосдству: какое-то волшебство, казалось, приковывало его къ этому мсту, и не прежде какъ въ начал четвертаго, утомленный тломъ и духомъ, вернулся онъ на свою квартиру, бросился на постель и заснулъ просто отъ одной жестокой усталости.

Вернемся къ человку, очень-мало на него похожему — къ мистеру Обри. Онъ провелъ ужь около года надъ изученіемъ Права и впродолженіе этого времени усплъ боле чмъ самые успшные изъ людей, посвящающихъ себя законамъ. Все это вмст съ его литературными трудами и съ другими тяжелыми заботами и безпокойствами отразилось замтно на его наружности. Онъ. сильно исхудалъ, лицо его поблекло, обремененный заботою взоръ сталъ мраченъ и тяжелъ, расположеніе духа утратило прежнюю легкость и живость, но онъ попрежнему переносилъ все съ непреклонною твердостью, покоряясь вол судьбы, которая повелвала ему трудиться изъ всхъ силъ, ожидая результата съ врою и терпніемъ.

Можно вообразить себ испугъ мистера Обри, по возвращеніи изъ Темпля, вечеромъ, въ день достопамятнаго свиданія, нами описаннаго, при вид разстроенныхъ лицъ жены и сестры! Мистриссъ Обри возвратилась домой черезъ полчаса но уход Геммона, и миссъ Обри въ ту же минуту сообщила ей странное предложеніе, имъ сдланное, и все, что между ними произошло, кром послдняго, изумительнаго открытія насчетъ возможности возвращенія Яттона. Об он ршились — было скрыть все отъ мистера Обри, по-крайней-мр на-время, но ихъ замтное волненіе росло по мр того, какъ мистеръ Обри разспрашивалъ о причин ихъ смущенія, и дошло наконецъ до-того, что дальнйшая скрытность стала ршительно-невозможна. Тогда он разсказали ему откровенно (исключая одного предмета, нами упомянутаго), все странное происшествіе, случившееся въ его отсутствіе. Безмолвное удивленіе уступило мсто живому негодованію въ груди мистера Обри, когда онъ услыхалъ объ этой попытк воспользоваться ихъ положеніемъ, и нсколько часовъ сряду онъ былъ чрезвычайно взволнованъ. Напрасно старались он успокоить его, напрасно Кетъ обнимала его нжно, умоляя для пользы всхъ ихъ не говорить съ мистеромъ Геммономъ о томъ, что случилось. Напрасно общала она увдомить его немедленно, въ случа какой-нибудь покой попытки мистера Геммона возобновить свои предложенія, напрасно об он напоминали ему въ сильномъ волненіи о той ужасной власти, которую Геммонъ имлъ въ своихъ рукахъ. Обри былъ настойчивъ, непреклоненъ и вмст совершенно-откровененъ, и объявилъ имъ, уходя изъ дома, на другой день поутру, что он могутъ конечно положиться на его хладнокровіе и осторожность, но что онъ ршился переговорить съ мистеромъ Геммономъ въ этотъ день или лично, или письменно, и не только запретить ему положительно всякое возобновленіе своихъ попытокъ, но вмст просить его прекратить свои посщенія въ Вивьенскую Улицу.

— Ахъ, Чарльзъ, Чарльзъ! приходите назадъ ровно въ шесть, говорили он сквозь слезы, обнимая его при разставаніи: — подумайте о безпокойств, объ ужасной неизвстности, въ которой мы проведемъ весь этотъ день!

— Я возвращусь ровно въ шесть, минута въ минуту, не бойтесь за меня, отвчалъ онъ съ улыбкой, которая, впрочемъ, исчезла, какъ только онъ вышелъ изъ комнаты.

Старый мистеръ Кверкъ въ тотъ день поутру, часовъ около десяти, сидлъ но шею заваленный длами всякаго рода, чувствуя жестоко недостатокъ свтлаго ума и энергіи Геммона. Опасаясь, что болзнь этого джентльмена продолжится — вещь очень-вроятная, тмъ боле, что не видно было никакихъ признаковъ прихода Геммона въ контору — по обыкновеннію, Кверкъ снялъ очки свои, заперъ двери кабинета на замокъ, чтобъ никто, пользуясь его отсутствіемъ, не имлъ возможности заглянуть въ письма и бумаги, лежавшія у него на стол, и отправился самъ на квартиру къ мистеру Геммону, лицо котораго, разстроенное и утомленное, сильно подтверждало то, что онъ говорилъ о своемъ нездоровь. Несмотря на то, Геммонъ отвчалъ, что можетъ обратить вниманіе на всякое дло, о которомъ мистеръ Кверкъ желалъ съ нимъ переговорить, вслдствіе чего мистеръ Кверкъ вынулъ изъ кармана лоскутокъ бумаги, надлъ очки и началъ длать ему вопросы, справляясь съ отмтками, нарочно для того записанными на память. Отвты Геммона были коротки, опредлительны и ясны, какъ можно было ожидать отъ человка съ такими способностями и съ такою энергіею, но мутный умъ его собесдника не могъ удержать ни одной ясной идеи изъ того, что такъ ясно было ему разсказано, а потому, не признаваясь въ факт, насчетъ котораго, однакожь, онъ имлъ печальное сознаніе, онъ просто ршился оставить все, что только была какая-нибудь возможность оставить, до-тхъ-поръ, пока мистеръ Геммонъ не вернется снова въ контору и не приведетъ маленькаго хаоса, происшедшаго въ его отсутствіе, въ нчто похожее на форму и порядокъ.

Но прежде чмъ Кверкъ оставилъ мистера Геммона, этотъ послдній джентльменъ спокойно и легко навелъ разговоръ на разныя неуплаченныя суммы, должныя фирм разными лицами.

— Эхъ, чортъ возьми! произнесъ старый джентльменъ живо:— самая тяжелая недоимка вы знаете на комъ, а? Я думаю однакожь, прибавилъ онъ робко, почесывая себ затылокъ: — объ этомъ, то-есть о недоимк этого Обри, лучше не упоминать, чтобъ намъ съ вами опять какъ-нибудь не дойдти до крупныхъ словъ.

— Ну, позвольте, позвольте, возразилъ Геммонъ съ важно — задумчивымъ видомъ:— этого я еще не вижу, мистеръ Кверкъ. Снисходительность иметъ свои границы и можетъ быть употреблена во зло.

— Хе! хе, я думаю, что можетъ, произнесъ мистеръ Кверкъ съ жаромъ:— и я знаю кто употребилъ во зло снисходительность нкоторыхъ людей. А, Геммонъ?

— Я понимаю васъ, мой милый сэръ, отвчалъ Геммонъ со вздохомъ: — и я опасаюсь, что ужь не долженъ боле за него просить. Я зашелъ и безъ того, можетъ-быть, гораздо-дале, чмъ моя обязанность позволяетъ.

— Да, это тяжелый балансъ… очень-тяжелый! 1446 ф. недоимки, да еще съ какихъ поръ! Онъ общалъ заплатить проценты на нихъ, не правда ли? Ей-Богу, Геммонъ, что-нибудь да надо бы сдлать по этой стать… Послушайте: ваша очередь давно прошла, теперь приходитъ моя. Перемахните-ка его ко мн на руки.

— Мн бы очень не хотлось огорчить его, бднягу!

— Огорчить его? Да будь онъ проклятъ! Зачмъ же онъ не платитъ свои долги? Я плачу мои, вы платите ваши, онъ долженъ платить свои!

— Разумется… Между-прочимъ, прибавилъ вдругъ Геммонъ: — я начинаю думать, что еслибъ вы приняли разомъ смлыя и ршительныя мры, его пріятели ужь врно вступились бы и помогли.

— Да, да, конечно, такъ. Какъ вы думаете, дать бы ему три дня… три дня сроку на то, чтобъ извернуться. Что жь, чортъ возьми, что въ-самомъ-дл? Онъ живетъ себ тамъ, на западномъ конц въ отличномъ дом, живетъ какъ джентльменъ, глядитъ будущимъ адвокатомъ и смотритъ ужь, я головой ручаюсь, свысока на насъ, бдныхъ стряпчихъ, несмотря на то, что онъ нищій!… Ну, послушайте же, Геммонъ: нечего больше дурачиться, я не позволю вамъ больше вступаться, попрежнему. Если я напишу, то ужь тогда дло кончено, вы не будете больше мшаться? дайте мн ваше слово.

— Увряю васъ честью, мой милый сэръ, что я не стану боле вмшиваться. Пускай себ законъ дйствуетъ своимъ порядкомъ.

— Вотъ это такъ! говорилъ мистеръ Кверкъ, весело потирая руки.— Я ему запущу булавочку, прежде чмъ онъ на день состарется, такую булавочку, которая заставитъ его очнуться, ха, ха!

— Вы мн сдлаете одно одолженіе, мистеръ Кверкъ, я въ этомъ увренъ, сказалъ мистеръ Геммонъ съ тмъ вжливымъ и положительнымъ видомъ, который всегда неизмнно заставлялъ мистера Кверка соглашаться на все, что Геммонъ ни говорилъ.— Вы помстите въ письм удостовреніе того, что оно написано не отъ меня и не съ моего согласія.

— О Боже мой! помщу все, что вамъ угодно.

— Мало того, скажете даже, что оно противъ моего желанія, вы понимаете, такъ только, изъ приличія, потому-что я всегда былъ очень-учтивъ съ этимъ человкомъ до-сихъ-поръ.

— Да не хотите ли вы сочинить сами? и тамъ — понимаете, лишь бы главное-то изложено было какъ слдуетъ, безъ увертокъ, тамъ себ подсыпьте сахару, ха, ха! сколько угодно! отвчалъ Кверкъ.

Онъ простился съ Геммономъ въ лучшемъ расположеніи духа и между ними было положено, дня черезъ два, потребовать отъ мистера Обри уплаты всей недоимки, подъ страхомъ ареста. Геммонъ, оставшись одинъ, сложилъ руки, сидя возл стола, на которомъ стоялъ его завтракъ, и размышлялъ о вроятныхъ послдствіяхъ своего перваго, непріязненнаго шага противъ мистера Обри.

‘Желалъ бы я знать: сказала ли она ему?’ думалъ онъ съ небольшимъ трепетомъ, который вдругъ былъ усиленъ довольно-крпкимъ звонкомъ въ дверяхъ. Краска мигомъ исчезла съ его лица, онъ вскочилъ съ своего мста, въ-торопяхъ разсыпавъ по полу около дюжины нераспечатанныхъ писемъ, лежавшихъ на стол, подъ-рукой, и стоялъ неподвижно съ минуту, стараясь успокоить свое волненіе такъ, чтобъ встртить, хотя съ наружнымъ видомъ хладнокровія, того человка, котораго, онъ зналъ, увидитъ за дверьми. Онъ не ошибся. Спустя минуту, онъ вводилъ въ свой кабинетъ съ очень-спокойнымъ видомъ мистера Обри, на лиц котораго выражалось и замшательство и волненіе.

— Я пришелъ къ вамъ, мистеръ Геммонъ, началъ Обри, садясь на стулъ, на который мистеръ Геммонъ очень-вжливо указалъ ему: — вслдствіе вашего вчерашняго посщенія… вашего страннаго разговора съ моей сестрой, вашего неожиданнаго и въ высшей степени изумительнаго предложенія, сдланнаго ей.

Мистеръ Геммонъ слушалъ почтительно, съ видомъ серьёзнаго вниманія, и очевидно не имя намренія ничего отвчать.

— Васъ не должно удивлять, сэръ, что я былъ увдомленъ о томъ немедленно, по возвращеніи домой вчера вечеромъ. Безъ-сомннія, моя сестра, поступая такимъ образомъ, исполнила не боле, какъ свой долгъ, но она сдлала это — я долженъ вамъ признаться, сэръ — какъ необходимость печальную и вмст деликатную. Сэръ, она разсказала мн все, что между вами произошло.

— Я не осмлюсь ни въ какомъ случа критиковать то, что миссъ Обри нашла приличнымъ сдлать. Она не можетъ поступить дурно, отвчалъ Геммонъ спокойно, хотя послднія слова мистера Обри возбудили въ немъ сильное опасеніе насчетъ объема того, что сообщено было отъ миссъ Обри ея брату. Онъ замтилъ взоръ своего гостя, устремленный на него пристально, и видлъ въ немъ сильную внутреннюю борьбу.

— Если я сдлалъ что-нибудь, что могло причинить, хотя малйшее неудовольствіе молодой леди, къ которой я имю такое глубокое чувство… (Обри замтно покраснлъ и взоръ его принялъ выраженіе еще боле-строгое), чувство уваженія, или если я сдлалъ что-нибудь вамъ, или кому бы то ни было изъ вашего семейства, я сожалю объ этомъ, какъ-нельзя-боле.

— Я очень-хорошо понимаю, мистеръ Геммонъ, наше взаимное положеніе, продолжалъ Обри съ принужденнымъ спокойствіемъ.— Конечно, мои обстоятельства измнились жестоко въ-отношеніи денежномъ, но я самъ не перемнился ни на волосъ. Никто изъ насъ не перемнился въ-отношеніи личныхъ чувствъ и характера. Я и вс мы, продолжалъ мистеръ Обри: — глубоко чувствуемъ услуги, вами оказанныя, и вмст съ тмъ понимаемъ, до какой степени мы зависимъ отъ вашего произвола.

— Сдлайте милость, я прошу васъ, мистеръ Обри, не говорите такихъ вещей, которыя положительно меня обижаютъ, перебилъ Геммонъ, серьезно: — и которыя, съ своей стороны, я не заслужилъ ничмъ, да и не могу заслужить.

— Сэръ, продолжалъ мистеръ Обри ршительно:— я не думалъ сказать ничего такого, что могло бы оскорбить ваши чувства, я хочу только высказать мои собственныя, а потому позвольте мн прямо и безъ всякихъ околичностей объявить вамъ, что и я, и сестра моя, мы очень-недовольны вашимъ вчерашнимъ поведеніемъ, и я счелъ нужнымъ, не теряя времени, увдомить васъ, что ваши предложенія не могутъ быть приняты во вниманіе никогда, ни въ какомъ случа, и ни на одну минуту.

Еслибъ Обри занималъ прежнее свое блестящее положеніе вмсто того, чтобъ сидть въ присутствіи человка, который могъ немедленно отослать его въ тюрьму, онъ не говорилъ бы съ большимъ чувствомъ собственнаго достоинства, съ большею ршительностью и даже съ большимъ высокомріемъ. Геммонъ замтилъ это и оцнилъ вполн.

— Я, безъ-сомннія, понимаю, сэръ, неравенство между миссъ Обри и мною въ-отношеніи къ званію, отвчалъ онъ холодно.

— Я не сказалъ вамъ ни слова на этотъ счетъ, сколько я помню, и ни въ какомъ смысл не имлъ намренія сказать что-нибудь обидное, мистеръ Геммонъ, но я долженъ говорить съ вами ясно и ршительно, а потому я прошу васъ понять, что ваши предложенія ни въ какомъ вид и ни подъ какимъ предлогомъ не должны быть возобновляемы. Этого я требую отъ васъ настоятельно, не объясняя и не указывая вамъ никакой причины.

Геммонъ слушалъ внимательно и безмолвно.

— Я надюсь, мистеръ Геммонъ, что вы меня поняли? прибавилъ Обри еще боле ршительнымъ тономъ голоса.

— Мудрено было бы не понять того, что вы говорите, сэръ, отвчалъ Геммонъ, въ мрачной душ котораго слова мистера Обри уязвили и пробудили змю-гордость. Она возстала съ поднятой головой и сверкающими глазами, но наружный видъ мистера Геммона былъ спокоенъ и кротокъ.

— Къ-сожалнію, мистеръ Геммонъ, продолжалъ Обри:— я долженъ прибавить еще одну вещь. Посл всего случившагося, мы вс находимъ, что лучше было бы вамъ прекратить ваши посщенія въ нашъ домъ. Я увренъ, что ваше собственное чувство деликатности заставитъ васъ понять необходимость такого ршенія съ моей стороны.

— Я очень-хорошо понимаю васъ, мистеръ Обри, отвчалъ Геммонъ съ тмъ же самымъ серьёзнымъ и осторожнымъ видомъ, который онъ сохранялъ впродолженіе всего разговора. Я не стану извиняться, сэръ, въ поступк, который не требуетъ никакого извиненія. По моему понятію, я имлъ полное право сдлать почтительно и скромно съ моей стороны то предложеніе, которое обидло васъ такъ сильно, по причинамъ, для васъ, можетъ-статься, достаточнымъ, но о которыхъ я не могу да и не намренъ догадываться. Видть миссъ Обри, не чувствуя высокой прелести ея особы и ея души, по моему мннію, невозможно. Я принесъ имъ невольную дань. Насчетъ всего остальнаго результатъ для меня былъ просто несчастенъ. Очень можетъ быть, сэръ, что я не имю намренія, еслибъ даже я и былъ расположенъ, оставить безъ вниманія ваши строгія и формальныя требованія, но во всякомъ случа я вамъ долженъ сказать, что мое чувство къ миссъ Обри не можетъ измниться, и что если вс остальные пути къ удовлетворенію его будутъ закрыты, то все-таки останется одинъ… (при этомъ, Геммонъ, казалось сильно былъ тронутъ и даже перемнился въ лиц), еще одинъ, котораго никто у меня не отниметъ. Я все-таки въ-состояніи буду выразить это чувство, заботясь во сто разъ боле прежняго о томъ, чтобъ предохранить ее, предохранить всхъ васъ, мистеръ Обри, отъ близкихъ и страшныхъ опасностей. Объ этомъ миссъ Обри тоже, вроятно, разсказала вамъ въ числ прочаго? Онъ остановился, повидимому, отъ сильнаго напряженія чувства, но онъ только ломалъ себ голову изо всей мочи, надъ слдующими двумя вопросами: вопервыхъ, не слдуетъ ли ему постараться развдать разсказала ли миссъ Обри своему брату тайну, открытую ей во время свиданія, и вовторыхъ, предполагая возможнымъ и то и другое, не слдуетъ ли ему самому сообщить о томъ мистеру Обри? Оба эти вопроса онъ ршилъ отрицательно и продолжалъ съ немного-взволнованнымъ видомъ: — Опасности угрожаютъ вамъ, мистеръ Обри, и я, къ-сожалнію, долженъ прибавить, опасности очень-серьёзнаго рода, которыя отъ васъ отвратить я, можетъ-быть, буду не въ-состояніи. Я боюсь… мн кажется, что я начинаю терять то вліяніе надъ другими, которое давало мн до-сихъ-поръ возможность спасать васъ отъ хищности и угнетенія. Я съ сожалніемъ говорю, что я не могу доле отвчать за другихъ, но все, что человкъ можетъ сдлать, я все еще сдлаю. Я былъ горько, ужасно разочарованъ, но вы всегда найдете во мн человка, который дорожитъ своимъ словомъ, человка съ такими же высокими и строгими чувствами чести, можетъ-быть, мистеръ Обри, какъ и вы сами (онъ остановился, чувствуя, что произвелъ впечатлніе на своего безмолвнаго слушателя) и этой честью, я ручаюсь вамъ передъ Богомъ, что на сколько отъ меня зависитъ, ни одного волоса съ вашей головы не упадетъ. Снова онъ остановился.— Я желалъ бы, мистеръ Обри, чтобъ вы знали, какъ обремененъ я былъ съ нкотораго времени, да вотъ, не дале какъ сегодня поутру… онъ бросилъ печальный и неохотный взглядъ на письма, которыя онъ подобралъ и положилъ возл себя на столик: — я получилъ письмо, вотъ оно, я знаю почеркъ, я почти боюсь распечатать его… мистеръ Обри перемнился въ лиц.

— Я не могу догадаться, на что въ-особенности вы намекаете, мистеръ Геммонъ, перебилъ Обри въ безпокойств.

— Пока я не могу сказать вамъ ничего боле объ этомъ предмет. Я отъ всей души желаю, чтобъ переговоры мои были успшны и чтобъ дло это многіе мсяцы, даже годы, не вынудило вашего вниманія, все-таки, еслибъ я усплъ это сдлать, одинъ результатъ, по-крайней-мр, это могло бы имть, могло бы убдить васъ въ добросовстности и безкорыстіи причинъ, побудившихъ меня къ тому предложенію, которое я осмлился сдлать миссъ Обри.

— Что жь, сэръ, отвчалъ мистеръ Обри, грустно и тяжело вздыхая:— я могу только вврить себя Провиднію, и я это длаю. Я перенесъ ужь много, и если Богу угодно, чтобъ я страдалъ еще боле, то я надюсь, по-крайней-мр, что вс эта страданія останутся не даромъ!

— Мистеръ Обри! воскликнулъ Геммонъ, смотря на него съ сіяющимъ взоромъ: — вся душа моя сознаетъ высокое присутствіе добродтели въ вашей особ? Такой геройскій примрь постоянства можетъ возвысить, можетъ облагородить даже простаго свидтеля!.. Онъ остановился и нсколько минутъ оба молчали.— Я надюсь, мистеръ Обри, что вы во мн не сомнваетесь? сказалъ наконецъ Геммонъ съ увреннымъ видомъ.

— Нтъ, мистеръ Геммонъ, отвчалъ Обри, смотря на него пристально:— я не помню, чтобъ я когда-нибудь имлъ къ тому поводъ.

Скоро посл того мистеръ Обри ушелъ, и направляя медленно шаги свои къ Темплю, припоминалъ вс обстоятельства послдняго свиданія и разговора съ Геммономь. Съ своей стороны, онъ находилъ дв вещи, о которыхъ можно было пожалть, а именно: свою строгость и свое высокомріе, но ничего не находилъ со стороны Геммома, что бъ не было превосходно, а между-тмъ, еслибъ онъ только могъ увидть, какая дьявольская улыбка появилась на лиц Геммона, когда, дружески пожавъ руку Обри, онъ затворилъ за нимъ дверь, въ немъ, конечно, родилось бы маленькое сомнніе насчетъ искренности этого джентльмена. Проводивъ своего гостя, Геммонъ слъ опять на прежнее мсто и началъ раздумывать объ этомъ послднемъ свиданіи. Почти съ первыхъ словъ, произнесенныхъ мистеромъ Обри въ этотъ день, почти съ перваго взгляда, брошеннаго на лицо его, Геммонъ ощутилъ смертельную ненависть къ этому джентльмену, гордость котораго онъ ршился опрокинуть и растоптать непремнно. Онъ зналъ до послдней подробности денежныя обстоятельства мистера Обри, который, въ своемъ положеніи, считалъ даже обязанностью быть съ Геммономъ вполн-откровеннымъ на этотъ счетъ. Особенно занималъ его мысли вопросъ о двухъ векселяхъ, лежавшихъ у него въ шкапу, и о томъ, какъ бы искусне привести въ дйствіе чужими руками эти дв ужасныя машины пытки и угнетенія, которыя, думалъ онъ, если ихъ ловко употребить, помогутъ мн сокрушить и спсь и непреклонную волю этого гордаго семейства. Долго онъ обдумывалъ этотъ предметъ со всхъ сторонъ, и наконецъ, сказалъ самъ-себ, громко: ‘ладно!’, вздохнулъ, усмхнулся и слегка ударилъ пальцами свой широкій лобъ. Черезъ нсколько минутъ, онъ приказалъ ключниц убрать со стола завтракъ, досталъ перо, чернила и бумагу, и набросалъ слдующій проектъ письма, который потомъ долженъ былъ быть переписанъ самимъ мистеромъ Кверкомъ, подписанъ отъ имени фирмы и посланъ (онъ окончательно это ршилъ) въ начал слдующей недли:

‘Сэффронъ-Хилъ, 9-го іюля 18** г.,

‘Сэръ. Значительные и неожиданные расходы, предстоящіе нашей фирм въ непродолжительномъ времени, вынуждаютъ насъ воспользоваться всми средствами, въ расположеніи у насъ находящимися, а неудачныя попытки въ другихъ мстахъ заставляютъ обратиться къ вамъ и напомнить о значительной недоимк, лежащей на васъ, 1446 ф. 14 шил. и 6 пенсахъ. При этомъ, мы просимъ васъ вспомнить о томъ, какъ долго она оставалась неуплаченною и надемся, что вы не будете въ претензіи, если мы наконецъ увдомимъ васъ, что намъ ршительно-невозможно допустить дальнйшей отсрочки. Поэтому мы долгомъ своимъ считаемъ объявить, что если, считая отъ настоящаго числа черезъ три дня, вся означенная сумма или, по-крайней-мр 1000 ф. изъ нея не будутъ уплачены, мы, къ-сожалнію, будемъ вынуждены дать закону его обыкновенный ходъ. Мы тмъ скоре ршаемся вамъ это сообщить, что уврены, при небольшомъ усиліи съ вашей стороны, вы давно ужь могли бы очистить всю недоимку или, по-крайней-мр, большую часть ея.’

(Мистеръ Геммонъ подражалъ такъ близко слогу мистера Кверка, какъ-только могъ).

‘При этомъ, гг. Кверкъ и Снапъ считаютъ долгомъ своимъ, въ-отношеніи къ партнеру ихъ, мистеру Геммону, прибавить, что онъ не принимаетъ участія въ этомъ письм. Невзирая на то,— гг. Кверкъ и Снапъ находятъ, что выгоды фирмы страдали ужь и такъ слишкомъ-долго отъ ихъ снисхожденія къ личнымъ желаніямъ и чувствамъ одного изъ членовъ фирмы, и что, еслибъ не это препятствіе, то ихъ значительная недоимка была бы потребована давно и, безъ-сомннія, уплачена.’

‘Мы, къ-сожалнію, не можемъ ни отказаться отъ вышеобъявленнаго ршенія, ни измнить его, а потому отъ всей души желаемъ, чтобъ ваши денежныя средства были въ-состояніи избавить насъ отъ тягостей необходимости приводить въ дйствіе силу закона.’

‘Мы остаемся, сэръ, почтительнйше преданные вамъ:

‘Кверкъ, Геммонъ и Снапъ.’

‘Чарльзу Обри, Эсквайру, въ Вивьенской Улиц.’

Ровно на седьмой день посл того, какъ мистеръ Геммонъ имлъ свое неблагополучное объясненіе съ миссъ Обри, достигло это ужасное и бездушное письмо до цли своего назначенія, и было вручено мистеру Обри въ то время, когда онъ внимательно перечитывалъ тяжелую кипу бумагъ, которую, по просьб его, мистеръ Везель позволилъ ему взять домой. Я не стану описывать печальную сцену, происшедшую вслдъ за полученіемъ письма, скажу только, что бдная миссъ Обри выходила изъ себя, называя себя единственною причиною такого бдствія. Въ этотъ самый день, поутру, за завтракомъ, Обри говорилъ о своемъ намреніи продать изъ драгоцннаго остатка своего въ фондахъ 105 ф., чтобъ имть возможность поступить ученикомъ къ мистеру Кристалю, по совту генерал-атторнея.

Что длать, что предпринять въ такой ужасной крайности, никто изъ нихъ не зналъ. Разв ршиться на немедленную продажу всего серебра, книгъ и мебели? Огорченіе ихъ не знало границъ. Даже самъ мистеръ Обри, хоть онъ и терплъ долгое время геройски, былъ наконецъ побжденъ мученіями милыхъ существъ, гибель которыхъ такъ тсно соединялась съ его собственною. ‘Да, Геммонъ поторопился отомстить!’ думали они вс.

Нсколькихъ словъ довольно, чтобъ объяснить положеніе мистера Обри вполн. Слдуетъ припомнить, что, съ годъ тому назадъ, посл расплаты со стряпчими, у него оставалось въ рукахъ 1063 ф. Съ-тхъ-поръ неусыпными трудами онъ собралъ до 150 ф. за свои литературныя статьи, и вслдствіе строгой, систематической экономіи, этой суммы съ прибавкою 200 ф., взятыхъ изъ его небольшаго запаса, хватило на вс годовыя издержки. Невозможно было вести экономію дале безъ положительнаго вреда для здоровья и ихъ самихъ и дтей, и мистеръ Обри съ женою наедин часто говорили объ этомъ, въ слезахъ. А между-тмъ, несчастіе преслдовало Обри по пятамъ везд, куда онъ ни направлялъ свои шаги. Естественнымъ образомъ, стараясь извлечь какъ можно боле пользы изъ небольшаго своего капитала, пока какая-нибудь и хоть сколько-нибудь значительная доля его могла быть сбережена отъ ежедневныхъ расходовъ, онъ искалъ случая помстить эти деньги безопаснымъ и выгоднымъ образомъ такъ, чтобъ он доставляли ему хоть немного боле того, что приносило фонды. Съ безчисленными компаніями на акціяхъ, въ ту пору бывшими въ большой мод, онъ не хотлъ имть никакого дла, несмотря на хитрые убжденія Геммона, довольно-часто наводившаго разговоръ на этотъ предметъ. Долго собиралъ онъ разныя свднія, совтуясь и съ банкиромъ своимъ, и съ бывшими товарищами Палаты Депутатовъ, и съ мистеромъ Роннинтономъ и съ мистеромъ Везелемъ. Наконецъ, недль шесть посл первой сдлки своей съ гг. Кверкомъ, Геммономъ и Снапомъ, онъ употребилъ 500 ф. на покупку какихъ-то иностранныхъ акцій. Оборотъ, казалось, былъ совершенно-безопасенъ и подавалъ сначала очень-хорошія надежды, но вдругъ, въ минуту высшей славы своей между капиталистами всхъ родовъ въ Англіи и на материк Европы, безъ всякой очевидной причины, а просто вслдствіе одного изъ тхъ безотчетныхъ измненій, которымъ собственность этого рода бываетъ подвержена, акціи начали падать, падать, падать все ниже, ниже и ниже, и всего какой-нибудь мсяцъ спустя посл того, какъ Обри купилъ свой билетъ, этотъ билетъ ужь не стоилъ и фартинга! Потеря была невозвратимая. Одинъ изъ бывшихъ его товарищей въ Палат, у котораго онъ спрашивалъ совта, потерялъ около 120,000 ф. и доведенъ былъ почти до разоренія. Даже самъ мистеръ Везель, человкъ въ высшей степени осторожный, особенно во всемъ, что касалось до употребленія его небольшаго, долгимъ трудомъ накопленнаго капитала, потерялъ до 1000 ф., а мистеръ Роннинтонъ почти двое.

Этотъ роковой случай — какъ иначе назвать такое несчастіе? оставилъ въ рукахъ мистера Обри не боле 350 ф. фондами, да въ рукахъ его банкира 50 или 60 ф. на текущіе расходы. Сумма эта къ тому времени, когда получено было послднее письмо гг. Кверка и Снапа, естественнымъ образомъ, уменьшилась до 290 ф., и вотъ все, что онъ имлъ на свт, чтобъ предохранить себя и свое семейство отъ совершенной нищеты, а между-тмъ его положительно вынуждали уплатить въ-теченіе трехъ дней 1446 ф. 14 шил. и 6 пенсовъ.

Рано поутру на другой день онъ спшилъ, въ отчаяніи, къ своимъ стряпчимъ. Мистеръ Роннинтонъ, съ тяжелымъ сердцемъ и мрачнымъ лицомъ, отправился въ ту же минуту, одинъ, въ контору гг. Кверка, Геммона и Снапа. Онъ явился прежде всего къ мистеру Геммону, который, съ искусно-разьиграннымъ видомъ отвращенія, отослалъ его къ мистеру Кверку или къ мистеру Снапу. Онъ видлъ и ихъ, но нашелъ непреклонными. Мистеръ Кверкъ отвчалъ упрямо и круто, что онъ ждалъ и такъ слишкомъ-долго и что онъ не позволитъ доле одному изъ своихъ партнеровъ дурачить всю фирму. Мистеръ Роннинтонъ ушелъ, ршительно не зная, что предпринять, и возвратясь, объявилъ мистеру Обри, дожидавшемуся у него въ контор, что онъ не сдлалъ, да и не могъ ничего сдлать съ этими коршунами въ Сэффрон-Хил. Роннинтонъ чувствовалъ, что его несчастный кліентъ былъ въ слишкомъ-опасныхъ отношеніяхъ съ гг. Кверкомъ, Геммономъ и Снапомъ, и не могъ прибгнуть къ угрозамъ о предъявленіи ихъ непомрнаго и чудовищнаго счета къ сбавк {См. примч. выше.}. Онъ не зналъ ршительно, какой совтъ предложить, какой планъ придумать, чтобъ выпутать мистера Обри изъ настоящей, страшной дилеммы. Что касается до обращенія къ друзьямъ съ просьбою о денежномъ пособіи, вся душа мистера Обри возмущалась мри одной мысли о томъ. Какъ, еще занимать! Въ его положеніи это дйствительно было бы грубо-безнравственно. И такъ ужь одинъ изъ его великодушныхъ друзей въ эту минуту былъ за него въ долгу боле чмъ на 10,000 ф.! Нтъ, съ мрачною ршимостью въ сердц, онъ понялъ, что наконецъ-то часъ его насталъ и что тюремная стна скоро отдлитъ его отъ милыхъ, обожаемыхъ существъ, съ которыми онъ до-сихъ-поръ ни раза еще не разлучался.

Кетъ, между-тмъ, пришла въ совершенное отчаяніе, и безъ вдома своего брата написала длинное, раздирающее душу письмо къ доброй старушк леди Стрэттонъ, своей крестной матери, и въ письм этомъ разсказала ей все. Кетъ просидла цлую половину ночи за этимъ письмомъ, къ концу этого времени оно было измочено насквозь ея слезами. Она снесла письмо сама очень-рано поутру на почту, и вмст съ Агнесою ожидала отвта съ трепетнымъ безпокойствомъ.

У меня почти не достаетъ духа разсказать происшествіе, послдовавшее за этимъ предпріятіемъ Кетъ. Старая леди Стрэттонъ, ужь нсколько мсяцевъ сряду чувствовала себя очень-плохо и письмо Кетъ огорчило ее до крайности. Читатель припомнитъ, что еще задолго передъ тмъ, она застраховала свою жизнь на сумму 15,000 ф., постоянно намреваясь завщать эти деньги, какъ маленькое приданое, бдной Кетъ. Своему стряпчему, доброму мистеру Паркинсону, она, ужь съ полгода тому назадъ, дала вс нужныя инструкціи, чтобъ составить завщаніе, въ которомъ она хотла исполнить свое намреніе относительно Кетъ, и вмст назначала по 500 ф. на долю каждаго изъ дтей мистера Обри. Какая причина мшала такъ долго осуществленію этого плана? та ли несчастная и суеврная слабость, которая очень-нердко заставляетъ старыхъ людей медлить совершеніемъ такого важнаго дла, или другое что — неизвстно, но дло въ томъ, что когда письмо Кетъ пришло, завщаніе еще не было совершено и лежало, составленное на-черно, въ коитор мистера Паркинсона. Чувствуя себя очень-дурно, по прочтеніи письма отъ миссъ Обри, она послала нарочнаго къ мистеру Паркинсону съ просьбою изготовить завщаніе какъ можно скоре, а нсколько минутъ спустя, ея домашніе нашли нужнымъ отправить другаго нарочнаго, за ея докторомъ, мистеромъ Годдертомъ. Междутмъ она хотла написать вексель на 700 или 800 ф. съ тмъ, чтобъ тотчасъ же предоставить эту сумму въ полное распоряженіе мистера Обри, но и для этого необходимо было присутствіе мистера Паркинсона, который завдывалъ всми ея длами и одинъ могъ увдомить ее въ-точности о сумм, которую она имла въ ту пору у своего банкира. Паркинсона не было въ Грильстон, когда нарочный туда прибылъ, но за нимъ отправили людей, и около семи часовъ вечера, онъ подъхалъ къ дому леди Стрэттонъ, имя при себ все нужное для немедленнаго совершенія завщанія. Главный клеркъ его тоже былъ съ нимъ, на случай, еслибъ какимъ-нибудь образомъ не хватило свидтеля. Длинныя лица прислуги увдомили его, что не слдовало терять ни минуты, и онъ спшилъ прямо въ спальную леди Стрэттонъ. Почтенная старушка лежала на кровати, длинные, сдые волосы ея виднлись частью изъ-подъ чепчика. Докторъ Годдертъ торопливымъ шопотомъ увдомилъ мистера Паркинсона о критическомъ положеніи леди Стрэттонъ. Перья, чернила, бумага — все нужное приготовлено было въ комнат, въ-ожиданіи его прізда. Она узнала его, когда онъ подошелъ къ кровати и слабымъ голосомъ, прошептала: ‘Мое завщаніе, мое завщаніе…’

Спшите, мистеръ Паркинсонъ, не теряйте ни одной минуты! Еслибъ вы знали, какъ много зависитъ отъ вашихъ распоряженій! еслибъ вы могли увидать, хоть мелькомъ, сцену, которая въ это время происходитъ въ Вивьенской Улиц! Подайте ей перо, мистеръ Паркинсонъ… направьте ея руку…

Но было ужь поздно. Прежде чмъ онъ усплъ вложить ей въ руку перо, эта рука лишилась силы держать его, потому-что леди Стрэттонъ въ эту самую минуту ощутила ударъ паралича, котораго докторъ Годдертъ опасался ужь три или четыре часа сряду. Увы! увы! Все было напрасно. Перья, чернила, бумага были убраны. Жизнь ея протянулась еще до девяти часовъ слдующаго утра, и тогда, въ присутствіи мистера Паркинсона, невыходившаго изъ комнаты ни на одну минуту, почтенная леди скончалась. Такъ-какъ она умерла безъ завщанія, то вся ея личная собственность (а леди Стрэттонъ не имла другой), принадлежала ближайшему родственнику. Случись это происшествіе два года тому назадъ, этотъ ближайшій родственникъ былъ бы мистеръ Обри, по теперь, не знаю, будетъ ли читатель имть терпніе выслушать насъ — этотъ ближайшій родственникъ былъ Титльбетъ Титмаузъ. Увы! Насчетъ этого не могло быть ни малйшаго сомннія, и одно сознаніе такой возможности выводило изъ-себя мистера Паркинсона съ той самой минуты, когда онъ получилъ послднее, безполезное приглашеніе къ больной леди Стрэттонъ. Да, Титмаузъ сдлался теперь обладателемъ всей движимой собственности, денегъ и денежныхъ документовъ, принадлежавшихъ покойной леди Стрэттонъ, и прежде еще, чмъ успли предать земл ея тло (похороненное на Яттонскомъ Кладбищ, недалеко отъ могилы нжно-любимаго друга ея, мистриссъ Обри, опередившей ее не боле полутора года тому назадъ), мистеръ Паркинсонъ получилъ письмо отъ гг. Кверка, Геммона и Снапа, въ качеств стряпчихъ мистера Титмауза, въ которомъ они увдомляли его формально о прав ихъ кліента и просили его, не теряя времени, составить опись движимой собственности и деньгамъ покойной.

Мистеръ Геммонъ самъ отправился на мсто и прибылъ день спустя посл похоронъ. Представьте себ его ощущеніе, когда онъ открылъ находку, выпавшую на долю его кліента, мистера Титмауза, въ вид полиса на сумму 15,000 ф., о которомъ ни ему, ни партнерамъ его, ни Титмаузу, разумется, никогда и во сн не снилось.

Но была находка другаго рода, которая тоже довольно-сильно его волновала, что могли доказать его вспыхнувшія щеки и ускоренное дыханіе — увы! вексель бднаго Обри на сумму 2000 ф. съ процентами, по пяти процентовъ, который бдная леди Стрэттонъ долго собиралась изорвать, и наконецъ вообразила, что она ужь это сдлала, а между-тмъ этотъ вексель попалъ случайно, вмст съ другими бумагами, въ руки мистера Паркинсона, который самъ не зналъ о его существованіи, потому-что вексель лежалъ завернутый въ письм мистера Обри, не зналъ до-тхъ-поръ, пока не нашелъ его, разбирая бумаги, вслдствіе наставленій гг. Кверка, Геммона и Снапа. Паркинсонъ блднлъ и краснлъ неперемнно, держа окаянный документъ въ рукахъ своихъ. Можетъ-быть, думалъ онъ, никто на свт, кром его, не знаетъ о существованіи этого лоскутка бумаги, и… но чувство долга преодолло. Разумется, обладателемъ этого векселя и, слдовательно, всхъ денегъ, имъ обезпеченныхъ, вмст со всми процентами, на нихъ причитавшимися, былъ теперь тотъ же самый Титмаузъ.

Трудно вообразить себ боле-печальную и безумную шутку счастія въ томъ, по-крайней-мр, что касалось до бдной Кетъ Обри.

ГЛАВА VII.

‘Бгите! ради-самого Бога, бгите! Не теряйте ни одной минуты изъ драгоцнной отсрочки, изъ тхъ немногихъ часовъ, которые, съ невроятнымъ трудомъ, я усплъ для васъ выпросить у этихъ бездушныхъ, у этихъ жадныхъ грабителей!.. Угнетенный, безвинно-обиженный человкъ! если вы хотите быть справедливымъ къ себ и ко всему, что вамъ мило на свт… если вамъ дорого счастье особъ, ввренныхъ вашему храненію и запутанныхъ въ вашу погибель, я повторяю еще разъ: бгите!

Узжайте изъ Англіи, хоть на самое короткое время, хоть до-тхъ-поръ, пока друзья ваши успютъ привести въ порядокъ ваши разстроенныя дла. Смотрите на эту торопливую и, можетъ-быть, безсвязную записку, какими угодно глазами, но я говорю вамъ, вы получаете ее, подъ печатью священной тайны, отъ врнаго и неизмннаго друга, настоящее, отчаянное усиліе котораго въ вашу пользу вы оцните и поймете современемъ, а покуда, еще разъ заклинаю васъ, мистеръ Обри, бгите!.. Бгите отъ новыхъ и гораздо-боле ужасныхъ опасностей, чмъ вы себ воображаете. Передо мною, въ глазахъ моихъ, для васъ готовятъ орудіе муки! Не-уже-ли вы станете дожидаться, покуда васъ схватятъ и повлекутъ на пытку въ присутствіи тхъ… у меня не достаетъ духа окончить! Вспомните, мистеръ Обри, если вы не исполните этого совта изъ малодушнаго сомннія въ чистосердечіи того, кто вамъ даетъ его, или изъ странныхъ, безумно-преувеличенныхъ понятій о чести и героизм, вспомните эти строки въ минуту, когда ударъ разразится надъ вашею головою — и тогда, по-крайней-мр, отдайте справедливость писавшему ихъ. Вашъ врный, несчастный, подозрваемый другъ

‘О. Г.’

‘P.S. Ради Бога, сожгите или изорвите эту записку тотчасъ, какъ только прочтете.’

Такого-то рода письмо получилъ мистеръ Обри, какъ-разъ передъ самымъ концомъ срока, даннаго стряпчими мистера Титмауза для уплаты его недоимки, и нетрудно себ представить, до какой степени былъ онъ встревоженъ. Въ минуту полученія письма. Обри находился въ глубокомъ уныніи, но онъ старался еще сохранять въ присутствіи жены и сестры наружный видъ спокойнаго расположенія духа. Скорй въ угоду имъ, чмъ по собственному желанію, онъ исходилъ весь городъ въ-теченіе двухъ предшествующихъ дней, до-тхъ-поръ, пока едва могъ стоять на ногахъ отъ усталости, напрасно отъискивая людей, которые согласились бы дать ему въ займы 1,000 ф. подъ собственное его личное обезпеченіе, и на какіе угодно проценты — все-равно, лишь бы только отдлаться, хоть на-время, отъ настоящей ужасной нужды. Все, однакожь, было напрасно, да, впрочемъ, онъ и сначала не имлъ почти никакой надежды на успхъ. Сердце замирало у него въ груди. Порой онъ почти терялъ всякое сознаніе своего положенія и того, что происходило вокругъ. Ему казалось, что сама судьба опредлила несчастію гнести его мало-по-малу къ земл и наконецъ раздавить совершенно. Были люди — онъ очень-хорошо зналъ — которымъ стоило сказать одно слово, чтобъ получить великодушную, немедленную помощь. Но когда же это должно было кончиться? Не послужила ли бы эта помощь къ одному только ободренію тхъ, которые держали его въ невол, чтобъ возобновлять свои требованія всякій разъ, лишь какая-нибудь новая прижимка удастся? Нтъ, онъ не хотлъ боле и думать объ этомъ средств спасенія, онъ ршился выждать спокойно ударь, ему угрожавшій, и встртить его твердо, какъ гибель неизбжную. Бдная Кетъ, какъ только отнесла письмо на почту, сказала ему тотчасъ о просьб своей къ леди Стрэттонъ, сказала съ трепетнымъ опасеніемъ за послдствія, но не-уже-ли она думала, что онъ будетъ ее бранить. Онъ глядлъ на нее съ минуту въ слезахъ и потомъ горячо сжалъ ея руку, говоря, что такъ-какъ дло ужь сдлано, то дай Богъ, чтобъ оно имло успхъ.

Письмо мистера Геммона, какъ я ужь говорилъ, встревожило мистера Обри до крайности. Онъ читалъ и перечитывалъ его нсколько разъ съ возрастающимъ безпокойствомъ и вмст съ сомнніемъ насчетъ истинной цли и побудительной причины писавшаго. Былъ ли онъ дйствительно виноватъ въ томъ лицемріи, въ которомъ Агнеса и Кетъ такъ горячо его обвиняли? Дйствовалъ ли онъ изъ мести, или вынужденъ былъ, въ-самомъ-дл, какъ говорило письмо мистера Кверка, уступить своимъ партнерамъ, и оставался попрежнему чистосердечнымъ защитникомъ Обри? Не предлагалъ ли Геммонъ бгство только какъ западню, какъ такой поступокъ съ его стороны, посл котораго они могли считать себя въ-прав приступить немедленно къ послднимъ крайностямъ? На какія это новыя опасности намекаетъ онъ въ письм? Ужь не т ли два векселя, что онъ далъ мистеру Титмаузу?.. Мистеръ Титмаузъ, можетъ-быть, требуетъ ихъ наконецъ ршительно, съ намреніемъ предъявить ко взысканію? Онъ вспомнилъ, что векселя даны были съ уплатою по востребованію — и содрогнулся. Можетъ-быть, мистеръ Титмаузъ, имя крайнюю нужду въ деньгахъ, не хотлъ слушать совстливыхъ увщаній Геммона и оставилъ безъ вниманія клятвенное слово, данное мистеру Обри при полученіи векселей? Обри быль очень-радъ, между-прочимъ, что горничная принесла ему письмо Геммона въ такую пору, когда Обри сидлъ одинъ въ своемъ кабинет, и онъ тотчасъ же ршился не говорить о немъ ни слова ни жен, ни сестр. Четвертый день, по полученіи письма отъ гг. Кверка и Снапа, ужь прошелъ. Обри не ршался выходить изъ дома. Можно вообразить себ, въ какомъ гор, въ какой тревог и неизвстности находилось все это несчастное семейство. Такимъ образомъ прошелъ пятый день — ударъ все еще не упадалъ. Рука, занесенная надъ пнми, не была ли удержана мистеромъ Геммономъ, который, можетъ-быть, продолжалъ еще т невроятные труды, о которыхъ онъ говорилъ въ своемъ письм?

Шестое утро разсвло надъ несчастнымъ семействомъ. Они вс встали немного-ране обыкновеннаго. Они едва дотрогивались до скромнаго и просгаго завтрака, стоявшаго на стол, и даже съ трудомъ могли выносить лепетъ и рзвости милыхъ малютокъ, которыхъ наконецъ они отослали назадъ, въ дтскую комнату. Въ жестокомъ волненіи и безпокойств ожидали они прихода почтальйона — это было первое утро, въ которое, по обыкновенному разсчету времени, можно было получить отвтъ отъ леди Стрэттонъ на письмо Кетъ. Время перешло за десять и завтракъ былъ убранъ. Услыхавъ волнующій, хотя давно-ожиданный стукъ почтальйона въ дверяхъ какой-то квартиры, недалеко отъ нихъ, мистриссъ Обри и Кетъ бросились къ окошку. Ахъ! можетъ-быть, у него есть письмо и къ нимъ?.. Какъ долго жильцы этого дома не отвчаютъ на его стукъ и не выносятъ ему денегъ!.. Потомъ онъ стоялъ еще цлую минуту на сосднемъ крыльц и шутя говорилъ съ какой-то горничной. Невыносимо было все это для тхъ, которыя ожидали съ трепетнымъ волненіемъ его прихода. Затмъ онъ заглянулъ въ свои письма и, взявъ одно изъ нихъ въ руки, отправился на другую сторону улицы, къ ихъ дверямъ.

— Боже мой! письмо! вскрикнула миссъ Обри: — я не буду дожидаться Фанни! и, выбжавъ въ переднюю, она отворила двери, только-что тотъ усплъ постучать.

Онъ дотронулся до шляпы, увидавъ, вмсто горничной, прелестную, но взволнованную леди, которая протянула руку и взяла письмо, сказавъ почтальйону: ‘Фанни заплатитъ вамъ’. Но въ ту же минуту лицо ея ужасно поблднло и она едва не упала на полъ при вид траурной каёмки, черной печати и незнакомаго почерка. Нсколько минутъ она стояла неподвижно, не въ-силахъ будучи выговорить ни слова, потомъ нетвердыми шагами пошла въ гостиную.

— О, Чарльзъ! Агнеса! посмотрите! посмотрите! прошептала она, опускаясь въ кресла, между-тмъ, какъ братъ ея съ трепетомъ бралъ въ руки зловщее письмо, къ нему протянутое.

Письмо было отъ мистера Паркинсона и сообщало извстіе о смерти леди Стрэттонъ и о печальныхъ обстоятельствахъ, сопровождавшихъ это несчастіе, то-есть о томъ, что она умерла безъ завщанія и что мистеръ Титмаузъ, въ качеств ближайшаго родственника, долженъ получить все, что она посл себя оставила. Все это горестное извстіе сообщено было въ немногихъ, короткихъ словахъ.

— Боже мой! воскликнулъ Обри, взглянувъ на нихъ.

Краска исчезла съ его лица и онъ прижалъ руку ко лбу.

— Она умерла! произнесъ онъ тихимъ голосомъ, отдавая Кетъ письмо и спша на помощь къ мистриссъ Обри, которая готова была упасть безъ чувствъ.

Об он едва-внятно вскрикнули, услыхавъ эти слова. Агнеса лишилась чувствъ у него на рукахъ, а Кетъ сидла какъ статуя, даже не заглядывая въ роковое письмо, которое она держала въ рукахъ и смотрла въ какомъ-то оцпенніи на брата. Она не въ-состояніи была встать и пособить Агнес, обморокъ которой едва-ли даже замтила. Наконецъ, когда та начала ужь поправляться, Кетъ съ отчаяннымъ усиліемъ воли пришла въ себя и, блдная, какъ полотно, прочла письмо, лежавшее у нея на колняхъ.

— Это ужасно! жестоко! Провидніе насъ покинуло! прошептала она наконецъ, смотря съ горестью на брата и сестру.

— Боже, помилуй насъ! воскликнулъ Обри такимъ тономъ, который проникнулъ въ стсненное сердце сестры и заставилъ ее зарыдать.

Какъ описать ту горькую сцену, которая произошла въ этомъ несчастномъ семейств, прежде еще, чмъ они успли оправиться отъ первыхъ, разительныхъ дйствій удара ими перенесеннаго, и постичь всю глубину своего несчастія. Вс они любили, какъ родную, леди Стрэттонъ, которая была крестная мать Кетъ, и ихъ привязанность удвоилась къ ней со смертью старой мистриссъ Обри. Ея боле не было — ея, которая заслонила бы ихъ отъ гибели хоть на-время, и по вол неиспытуемой, грозной судьбы, то, что она назначала для нихъ, и что дйствительно могло бы ихъ защитить отъ хищной жестокости ихъ враговъ, взято было у нихъ рукою закона и направлено въ сундуки эгоиста, глупца, человка, какъ-будто бы нарочно-рожденнаго на свтъ, чтобъ довершить ихъ погибель!

Изъ уваженія къ памяти умершей, они опустили вс сторы въ ихъ дом, распространяя такимъ образомъ вокругъ себя мракъ, служившій эмблемою того, что происходило у нихъ на душ. Это послднее горе на-время отвратило ихъ мысли отъ опасности, ежеминутно имъ угрожавшей. Они говорили часто въ слезахъ о ихъ покойномъ друг, припоминая невольно безчисленные примры ея кроткаго и добродушнаго характера.

На слдующее утро они сошлись за завтракомъ въ грустномъ спокойствіи. Опущенныя сторы не пропускали солнечныхъ лучей въ ихъ маленькую комнату, гд накрытъ былъ скромный завтракъ и гд царствовалъ сумракъ, согласный съ ихъ печальными чувствами. Для всхъ, сидвшихъ около стола, исключая маленькаго Чарльза, завтракъ былъ коротокъ, но Чарльзъ недавно началъ обдать внизу, вмсто дтской, и это веселое, маленькое созданіе, не сознавая ни бдности, на которую онъ, по всмъ вроятіямъ, былъ осужденъ, ни бдствія, которое угнетало его родителей, болталъ весело, какъ-будто бы ничто не въ-состояніи было смутить безпечности дтскаго возраста. Они вс вздрогнули, услыхавъ стукъ почтальйона съ главной почты. Онъ принесъ имъ письмо отъ доктора Тэсема, который, казалось, зналъ о письм мистера Паркинсона. Письмо добраго пастора было очень-трогательно и они долго не могли его окончить — такъ сильно вс были разстроены.

— Черезъ нсколько лтъ, замтилъ Обри: — мы, можетъ-быть, и его потеряемъ.

— Тогда-то мы совершенно-осиротемъ! воскликнула Кетъ, рыдая.

Они молчали нсколько минутъ: мистеръ Обри перечитывалъ снова длинное, мелко-исписанное письмо пастора. Вдругъ онъ услыхалъ въ дверяхъ передней стукъ, одинъ простой ударъ молотка, неимвшій въ себ ничего необыкновеннаго въ такую пору утра, а между-тмъ, Богъ-знаетъ, почему стукъ этотъ заставилъ мистера Обри вздрогнуть. Обри продолжалъ читать письмо, а между-тмъ слышалъ, какъ Фанни отпирала и какъ слова два произнесены были шопотомъ, посл этого двери въ гостиную быстро отворились и Фанни остановилась у порога, блдная, какъ смерть, и отъ страха не въ-состояніи выговорить ни слова, тяжелые шаги послышались въ коридор, и за плечами испуганной двушки появился рослый, дюжій мужчина, въ длинномъ пальто желто-сраго цвта, съ широкополою шляпою и съ толстой тростью въ рукахъ. Онъ остановился на минуту, посматривая черезъ ея плечо въ гостиную, смущенные хозяева которой скоро раздлили панической ужасъ бдной Фанни.

— Прошу прощенія, сэръ, сказалъ онъ вжливо, входя въ комнату и снимая шляпу: — не вы ли Чарльзъ Обри?

— Да, это я, сэръ, отвчалъ мистеръ Обри, вставая со стула, а между-тмъ, другой человкъ очутился въ дверяхъ.

— Вы мой арестантъ, сэръ, сказалъ первый, подойдя близко къ несчастному Обри и тронувъ его за плечо, и въ то же время протягивая тонкій лоскутокъ бумаги, заключавшій предписаніе, въ силу котораго онъ дйствовалъ. Въ ту минуту, когда человкъ этотъ подходилъ, страшный крикъ вырвался у Агнесы и Кетъ, которыя вскочили въ испуг и дико обхватили руками мистера Обри. Онъ умолялъ ихъ унять свои порывы горести, но явно было, что онъ и самъ былъ жестоко взволнованъ.

— Позвольте мн посмотрть на ваше предписаніе, сказалъ онъ тому, который его арестовалъ и продолжалъ стоять возл. Взглянувъ на предписаніе, онъ увидлъ, что арестованъ за 1,400 фунт. слишкомъ, по иску гг. Кверка, Геммона и Снапа.

— Вотъ видите ли, сэръ, это ужь моя такая обязанность, почтительно произнесъ коммиссаръ шерифа {Буквально: Офицеръ шерифа, но на русскомъ язык слово офицеръ иметъ слишкомъ-опредленное и совершенно-спеціальное значеніе.}, очевидно тронутый горестью двухъ прелестныхъ женщинъ, которыя все еще не оставляли того, кого хотли безжалостно вырвать изъ ихъ объятій.

— Не тревожьтесь такъ сильно, сударыня, бда еще покуда невелика.

— Ради Бога! Агнеса! Кетъ! если вы меня любите, успокойтесь! Вы огорчаете меня сверхъ всякой мры, произнесъ мистеръ Обри, который хотя и былъ очень-блденъ, но сохранилъ, по обстоятельствамъ, замчательное присутствіе духа. Сцену эту, впрочемъ, онъ старался представить себ и готовился къ ней ежедневно, если не ежечасно, впродолженіе всей послдней недли.

— О, пощадите! пощадите! Ради самого Бога пощадите его! Пощадите насъ! восклицали мистриссъ Обри и Кетъ.

— Добрые люди, милые люди! пощадите его! кричала Кетъ, въ отчаяніи.— Что вы хотите съ нимъ длать?

— Мы ничего ему не сдлаемъ, сударыня, будьте уврены, только онъ долженъ идти съ нами, потому-что намъ велно его взять.

— Ради самого Бога! Нтъ, нтъ, не длайте этого! Сжальтесь! кричала Кетъ, обращая разстроеиное лицо свое къ сыщику и все еще не выпуская брата изъ судорожныхъ объятій. Мистриссъ Обри упала въ обморокъ и лежала безъ чувствъ на рукахъ мужа, между-тмъ какъ Фанни, тоже почти вн себя, старалась привести ее въ чувство и терла ея холодныя руки.

— Боже мой! Сударыня, да не тревожьтесь же такъ, вдь вы только даромъ себя мучите, а джентльмену никакой пользы не длаете, потому-что ужь извстно, ему и самому невесело идти, сказалъ другой сыщикъ, который къ этому времени вошелъ въ комнату и стоялъ, поглядывая на нихъ съ сожалніемъ, но миссъ Обри повторяла мольбы свои съ дикимъ и безумнымъ неистовствомъ, долго не замчая того, что Агнеса лежала возл нея безъ чувствъ.

— Джимми! Сбгайте-ка да принесите стаканъ воды изъ кухни, она вдь совсмъ умираетъ, сбгайте, братецъ, сказалъ коммиссаръ своему помощнику, который тотчасъ ушелъ и скоро вернулся съ стаканомъ воды. Къ этому времени и Кетъ и ея братъ и Фанни, въ сильной тревог, длали всевозможное, чтобъ привести въ чувство мистриссъ Обри, продолжительный обморокъ которой ихъ безпокоилъ и въ страданіяхъ которой ихъ собственныя были на-время поглощены. Сыщики стояли возл, держа въ рукахъ толстыя трости и шляпы, и не говорили ни слова. Наконецъ, мистриссъ Обри обнаружила признаки возвращенія къ чувству, испустивъ длинный, тяжелый вздохъ.

— Я вамъ доложу, шепнулъ младшій сыщикъ своему предводителю: — это кажется… того… дло неладное, а?

— Эхъ, Джимми, Джимми! что у васъ за бабье сердце! Да какой же вы посл этого сыщикъ! Это все пустяки, стоитъ только свыкнуться.

— Но, можетъ-быть, съ джентльмена несправедливо требуютъ деньги…

— Въ-самомъ-дл? А разв они не присягали, что справедливо? Полно, полно, Джимми, не умничать! Чмъ скоре мы раздлаемся съ этимъ хныканьемъ, тмъ лучше.

— Богъ мн свидтель: въ жизнь свою не видалъ я такихъ двухъ красавицъ, какъ эти! Не по-нутру мн эта работа, лучше бы мы его накрыли за улиц… и я вамъ доложу, онъ еще понизилъ свой шопотъ: — если этакъ часто достанется, то слуга вамъ покорный! я не хочу быть больше сыщикомъ, я лучше вернусь къ старой работ, какова бы она ужь тамъ ни была.

— Добрые, милые люди! говорила Кетъ, подходя къ нимъ съ принужденнымъ спокойствіемъ и откидывая съ лица свои растрепанные волосы: — оставьте его здсь, хоть еще денёкъ!

— Нельзя, сударыня, никакъ невозможно. Этого нельзя сдлать ни за какія деньги, кром, какъ разв онъ заплатитъ весь долгъ съ издержками, отвчалъ почтительно, но довольно-угрюмо коммиссаръ, которому, казалось, наскучила ужь вся эта сцена.— Пожалуй, кто подумаетъ, что мы собираемся убить джентльмена! Я вамъ доложу вотъ что: если только онъ хочетъ отправиться, какъ слдуетъ джентльмену, на мою маленькую квартирку въ Канцлерской Улиц (мое имя Гребъ, сударыня, къ вашимъ услугамъ, и въ цломъ Лондон нтъ лучше-устроеннаго затворнаго заведенія, чмъ у меня, могу васъ уврить, сударыня, и нигд должники не пользуются такими удобствами), ему нтъ нужды оставаться тамъ доле одного или двухъ дней, можетъ-быть мене. Ужь разумется, его друзья прійдутъ и возьмутъ его на поруки. Стало-бытъ, нечего такъ тревожиться, сударыня, тмъ боле, что изъ этого не выйдетъ толку ни на волосъ.

— Чарльзъ, мой другъ, прошептала мистриссъ Обри: — они врно насъ не разлучатъ. О, пойдемте вмст, мн нтъ дла куда, покуда я съ вами.

— Не требуйте этого, мой другъ, душа моя! отвчалъ Обри нжно, поддерживая ее руками, и слеза изъ глазъ его упала на лицо ея.— Я буду имть мало непріятностей — я увренъ, никакого насилія, ни обиды не могутъ мн сдлать, если я добровольно покорюсь закону и я скоро, Богъ дастъ, вернусь къ вамъ назадъ.

— О, Чарльзъ, я умру! Я не переживу той минуты, когда васъ отъ меня отнимутъ. Она начинала приходить въ сильное раздраженіе.

— Агнеса! Агнеса! говорилъ мужъ ея съ упрекомъ.— Мать не должна оставлять дтей своихъ. Сердце мое будетъ болть каждую минуту въ разлук, если я стану думать, что мои милыя малютки лишены попеченій матери.

— Кетъ позаботится о нихъ, душа моя! произнесла мистриссъ Обри едва-внятно. Мужъ нжно поцаловалъ ее въ лобъ. Пока происходилъ этотъ торопливый переговоръ между несчастными супругами, Кетъ говорила тихимъ, но убдительнымъ тономъ съ двумя сыщикамми, которые слушали ее почтительно, но качали головой.

— Нтъ миссъ, нельзя, нельзя дйствительно.

— Все, что ни есть въ дом, будетъ для васъ обезпеченіемъ. У меня еще осталось много прекрасныхъ платьевъ, дорогихъ вещей, я все, все отдамъ… конечно, за нихъ можно получить что-нибудь. А потомъ остается серебро, книги, мебель: не-уже-ли же мистеръ Обри безчестно убжитъ…

— Еслибъ вы только съ нами одними имли дло, сударыня, въ такомъ случа, конечно, мы, можетъ-быть, и сдлали бы кое-что несовсмъ такъ, какъ водится, въ угодность дам, но изволите видть, сударыня, мы только подчиненные, имемъ свою обязанность и должны ее выполнить, а ужь если просить, такъ я вамъ доложу, вы лучше попросите тхъ джентльменовъ, которые написаны вотъ тутъ (онъ показалъ на предписаніе): они-то и требуютъ денегъ… Кверкъ, Гем…

— Не говорите мн о нихъ: это изверги! это злоди! Они обокрали, а потомъ разоряютъ моего несчастнаго брата! воскликнула миссъ Обри съ ужаснымъ напряженіемъ.

— Кетъ, Кетъ! произнесъ Обри нжно, но ршительно.— Изъ дружбы ко мн, замолчите, уймите ваши порывы, иначе право, я долженъ буду поторопиться уйдти.

— О, Чарльзъ!.. воскликнула миссъ Обри, опускаясь на кресла въ изнеможеніи и закрывая лицо платкомъ.

— Ну, сэръ, если прикажете, сказалъ Гребъ, обращаясь къ мистеру Обри:— намъ пора бы отправиться, потому-что у меня сегодня есть еще другое дльцо на рукахъ. Какъ вамъ угодно будетъ, въ карет или пшкомъ? Извините, сэръ, мн случалось видть много такихъ вещей и я знаю, что вы только мучите себя понапрасну оставаясь здсь, чмъ дольше, тмъ хуже. Ужь чему быть, такъ лучше, чтобъ сошло съ рукъ разомъ… Вотъ, я ужь сколько разъ говорилъ этой молодой барын, что никакой пользы нтъ такъ плакать и что, конечно, вы вернетесь скоро назадъ, когда вы сдлаете все, что нужно. Такъ ужь не приказать ли лучше моему парню сходить и привести карету?

— Да, вы говорите правду, произнесъ мистеръ Обри съ глубокимъ вздохомъ, и старался нсколько минутъ всми средствами, какія только были въ его власти, успокоить и усмирить своихъ несчастныхъ подругъ,

— Не могу ли я переговорить съ вами слова два наедин, прежде чмъ мы отправимся? спросилъ онъ у коммиссара.

— Конечно, сэръ, отвчалъ Гребъ, и, общая вернуться минуты черезъ дв, мистеръ Обри ушелъ изъ комнаты съ Гребомъ, который слдилъ за нимъ по пятамъ. Они скоро очутились въ маленькомъ кабинет.

— Между нами сказать, сэръ, сказалъ Гребъ, понизивъ голосъ: — вы имете дло съ лихими людьми, и при этомъ онъ приложилъ палецъ къ носу и мигнулъ глазомъ: — и вамъ бы слдовало, не теряя времени, поскорй извернуться, вы понимаете, сэръ?

— Какъ нельзя лучше, отвчалъ Обри со вздохомъ.— Кто давалъ вамъ инструкцію въ этомъ дл?

— Мистеръ Снапъ, младшій партнёръ, онъ-то мн и принесъ вотъ это предписаніе…

— Точно ли вы въ этомъ уврены? Не былъ ли это мистеръ Геммонъ?

— Нтъ сэръ, Снапъ, Снапъ — этотъ маленькій какаду. Мистеръ Геммонъ, правду сказать, заходилъ ко мн въ контору, полчаса спустя…

— Я такъ и думалъ, перебилъ мистеръ Обри, проворно. Лицо его покраснло и онъ почувствовалъ на сердц сильное облегченіе.

— Да, продолжалъ Гребъ, равнодушно:— онъ заботился, чтобъ вамъ не вышло большихъ непріятностей по этому случаю…

— Что вы хотите сказать? спросилъ Обри съ удивленіемъ.

— Да, я это видлъ по его манер. Онъ былъ у меня затмъ, чтобъ сказать, что такъ-какъ они ршились ужь идти противъ васъ, то онъ желалъ бы, чтобъ мы оказали вамъ всевозможное вниманіе и обходились съ вами неслишкомъ-круто…

— Въ-самомъ-дл!

— Да, въ-самомъ-дл, такъ. И онъ говорилъ, помнится, что это жестокое дло… да, точно говорилъ, и что если, что до него касается, то онъ умываетъ себ руки насчетъ этого дла. Обри былъ пораженъ.

— Кажись, онъ съ своими партнёрами неслишкомъ въ ладу, но это, вы сами знаете, сэръ, не мое дло. Ну, а затмъ, сэръ, ужь прошу извинить, намъ пора отправляться.

— Но, другъ мой, нтъ ли какой-нибудь возможности отложить на нсколько часовъ?

— Нтъ, сэръ, нельзя!

— Вы можете оставаться здсь распорядителемъ, я буду подъ вашимъ надзоромъ, у меня есть небольшой запасъ серебра, книгъ и мёбели… это врно можетъ служить достаточнымъ обезпеченіемъ…

— Напрасно безпокоитесь, сэръ, отправляться вамъ надо непремнно, и безъ дальнйшихъ околичностей. Ни къ чему не поведетъ!

Обри, съ минуту, казалось, былъ удрученъ силою своихъ ощущеній.

— Я боюсь и самъ, что боле ничего не остается длать, сказалъ онъ:— но это совсмъ убьетъ этихъ несчастныхъ, одна изъ нихъ моя жена… голосъ его задрожалъ.

— Послушайтесь моего совта, сэръ: пошлемъ моего парня за каретою, вы отложите съ собой дв, либо три рубашки, да какую-нибудь интересную книжку, или колоду картъ, если найдется подъ-рукою, да и улизните отъ нихъ, увряю васъ, это самое лучшее средство, а ужь тамъ, какъ вы выберетесь изъ дома, он уймутся и попривыкнутъ къ своему горю, будьте спокойны.

— Такъ посылайте же за каретой. Медлить, я вижу, хуже чмъ безполезно, отвчалъ Обри торопливо, услыхавъ шаги, подходящіе къ дверямъ кабинета, которыя вдругъ отворились и жена его съ сестрою вошли въ комнату, не чувствуя боле силъ выносить его отсутствіе и опасаясь, чтобъ онъ, изъ жалости къ нимъ, не ушелъ потихоньку. Гребъ, между-тмъ, отправилъ своего помощника за каретою и, по усердной просьб мистера Обри, оставить ихъ однихъ на нсколько минутъ, вышелъ изъ комнаты, но сперва окинулъ внимательнымъ взоромъ окно и каминъ и потомъ, затворивъ двери, остановился въ другой комнат, на такомъ мст, съ котораго ему видны были и двери и окно.

— Ну, моя дорогая Агнеса! моя милая Кетъ! началъ Обри, тихимъ и серьёзнымъ голосомъ, замкнувъ дверь на замокъ, чтобъ избавить себя отъ помхи на то короткое время, которое имъ оставалось провести вмст до прізда кареты: — я долженъ черезъ нсколько минутъ оставить васъ. Не забудьте, не забудьте, милые друзья мои, я несчастенъ, но я не униженъ. Я смотрю на это, какъ на волю Провиднія, мудраго, благаго Привиднія. Покоримся ему съ самопожертвованіемъ! Дйствительно ли мы жертвы обмана и лицемрія — я этого покуда еще не могу ршить, но постараемся перенести это послднее и самое жестокое оскорбленіе съ твердостью истинныхъ христіанъ, съ надеждою, что Богъ обратитъ самыя тяжкія и бдственныя испытанія въ нашу пользу. Станьте на колни: будемъ умолять Всемогущаго, чтобъ Онъ намъ послалъ свое благословеніе и подпору въ этой послдней крайности. Обри говорилъ спокойно, но его лицо было блдно, какъ смерть, и голосъ дрожалъ. Держась за него, съ судорожными рыданіями, жена и сестра, почти безсознательно, упали на колни вмст съ нимъ. Черезъ нсколько минутъ вс трое встали, и конечно мольбы и слёзы ихъ были ненапрасны. Они видли, какъ чувство, боле-тихое и спокойное, закрадывалось въ ихъ огорченныя души, точно какъ яркій лучъ свта начиналъ блестть сквозь сумракъ ихъ бдствія, а между-тмъ бдное сердце страдало, страдало жестоко. Мистеръ Обри началъ длать кой-какія небольшія приготовленія къ своему отъзду, положилъ 5-ти фунтовый билетъ въ карманъ, оставивъ дома, немного-поболе, служанка была призвана и получила приказаніе приготовить для него нсколько перемнъ блья. Посл того, онъ опять началъ умолять женщинъ успокоиться и положиться на его слово, что не позже, какъ черезъ два часа, он получатъ о немъ извстіе, мало того, что не позже, какъ черезъ сутки, онъ самъ вернется домой. Пока онъ говорилъ въ этомъ тон, мистриссъ Обри вдругъ, вышла изъ комнаты и черезъ нсколько минутъ вернулась съ улыбкой восторга на блдномъ лиц.

— Вотъ что, душа моя, дорогой мой Чарльзъ! воскликнула она, съ трудомъ переводя духъ: — онъ говоритъ, что ни малйшей бды нтъ хать съ вами въ карет, и что мы можемъ имть свою особую комнату.

— Моя милая Агнеса…

— Я поду, я поду съ вами, Чарльзъ! Ничто на свт меня не удержитъ, хотя бъ даже я должна была разстаться съ вами у дверей того мста, куда вы дете!

Безполезно было со стороны мистера Обри противиться, несмотря на то, что онъ убждалъ ее серьёзно и горячо. Ея страстныя и неотступныя просьбы были неотразимы, и она кинулась, едва переводя дыханіе, вверхъ по лстниц, чтобъ одться для ихъ короткаго вояжа. Она очень-скоро вернулась назадъ, какъ-разъ въ ту минуту, когда стукъ колесъ подъзжавшей кареты послышался у крыльца. Мистеръ Обри и Кетъ, оба замтили опасное раздраженіе, въ которомъ мистриссъ Обри находилась, и страшились за послдствія, а между-тмъ что было длать? Онъ не могъ медлить доле, и гораздо-опасне было оставить ее дома теперь, когда она ужь совсмъ собралась хать съ нимъ. Она несла на рукахъ съ собою внизъ маленькую Агнесу, другой ребенокъ шелъ сзади: прощаясь съ этими малютками, она едва не задушила ихъ поцалуями и судорожными объятіями. Оба ребенка плакали, а сама мистриссъ Обри, дойдя до дверей гостиной и услыхавъ, какъ опускаютъ ступеньки кареты, впала въ жестокую истерику.

— Позвольте вамъ доложить, сэръ, шепнулъ Гребъ, стоя близко возл мистера Обри, который поддерживалъ свою жену: — лучше бы намъ ухать заразъ, пока эта бдная барыня лежитъ безъ чувствъ, а тамъ, когда она прійдетъ въ себя и узнаетъ, что вы ужь ухали и что дла поправить нельзя… тогда она, разумется, не станетъ больше объ этомъ думать…

— О, ради Бога, ради Бога, вспомните ваше общаніе! говорилъ Обри такимъ голосомъ, который почти проникъ до сердца коммиссара. Какъ бы то ни было, коммиссаръ просто пожалъ плечами и ожидалъ конца съ большимъ нетерпніемъ, но молча. Эта мучительная сцена длилась почти полчаса. Тмъ временемъ Кетъ, забывая совершенно себя, старалась всми силами и наконецъ успла привести Агнесу въ такое положеніе, что та могла хать. Наконецъ все было готово, дтей унесли посл мучительнаго прощанія съ отцомъ, который не могъ быть увренъ, что онъ вернется къ нимъ скоро. Обнявъ рыдающую сестру, онъ повелъ мистриссъ Обри въ карету. Гребъ слдовалъ за ними, по мятамъ. Когда вс трое вошли, Джимми, какъ его называли, захлопнулъ дверцы, вскочилъ на козлы, и они ухали. Бдная мистриссъ Обри, увидвъ себя въ карет, отдернула длинный, черный вуаль, опущенный на лицо въ то время, когда она проходила изъ дома въ карету и смотрла на мистера Обри такимъ нжнымъ, страдающимъ взоромъ, отъ котораго даже каменное сердце Греба едва не растаяло. Она сжимала судорожно въ рукахъ своихъ руку мужа, какъ-будто все еще опасаясь, чтобъ ихъ насильно не разлучили другъ съ другомъ. Дорогою, въ отвтъ на тревожные разспросы мистера Обри о тхъ сценахъ, которыя его ожидали, мистеръ Гребъ сказалъ ему, что его клтка находится въ Канцлерской Улиц и снабжена всевозможнымъ комфортомъ. Онъ увдомилъ дале своего арестанта, что отъ его собственнаго выбора зависло занимать отдльную комнату со смежною при ней спальною, или быть помщеннымъ въ общій покой, вмст съ дюжиною другихъ должниковъ, и въ такомъ случа, мистриссъ Обри, разумется, должна была вернуться домой одна. Мистеръ Обри спросилъ о цн одной отдльной комнаты и пришелъ въ ужасъ, узнавъ, что онъ долженъ будетъ платить по дв гинеи съ половиною за каждый день впередъ, кром стола и прислуги, за которые, разумется, съ него возьмутъ соразмрную цну. Арестантъ и его жена посмотрли другъ на друга, не говоря ни слова, и сердца ихъ болзненно сжались.

— Самой тсной комнатки, на самомъ верху дома, довольно будетъ для насъ на спальную и на гостиную, отвчалъ Обри, и намъ дла нтъ, какъ она убрана…

— Выбирайте одно изъ двухъ: ту комнату, о которой я вамъ говорилъ, или общую, у меня больше нтъ ничего для васъ, отвчалъ Гребъ довольно-угрюмо.— Вамъ нечего кричать прежде, чмъ вы ушиблись, потому-что, можетъ-быть, ваши друзья возьмутъ васъ на поруки еще до ночи.

Убитые духомъ, несчастные спутники Греба молчали все остальное время дороги, пока карета подъхала наконецъ къ дверямъ того дома, о которомъ онъ говорилъ. Домъ стоялъ почти на середин Канцлерской Улицы, възжая съ набережной, по правую руку. То быль узенькій, тсный и на-видъ довольно-неопрятный домъ. Единственное окно его, въ-уровень съ дверью, было солидно загорожено извнутри толстыми, перпендикулярными, желзными перекладинами. Наружная дверь наверху крыльца, состоявшаго изъ десяти или двнадцати сильно-стоптанныхъ ступеней, была открыта и за ней видна другая, внутренняя, отстоявшая шага на три отъ вншней. На этой послдней Обри увидлъ мдную доску съ грозной надписью:

ГРЕБЪ.

Верхняя половина двери была стеклянная и также, какъ окно, загорожена извнутри желзными перекладинами. Сердце у бднаго Обри сжалось, когда онъ окинулъ взоромъ разныя стороны того печальнаго зданія, въ которое онъ принужденъ былъ войдти. Джимми, только-что карета остановилась, спрыгнулъ съ козелъ, взбжалъ на крыльцо, постучалъ во внутреннюю дверь и, возвратясь торопливо назадъ, отворилъ дверцы кареты и опустилъ подножки.

— Ну, Джарви, сколько убытку? спросилъ Гребъ у кучера, прежде чмъ кто-нибудь вышелъ.

— Шесть шиллинговъ, ваша милость.

— Вамъ надо отсчитать, сэръ, сказалъ Гребъ мистеру Обри, который, вслдствіе того, отдалъ всю свою мелочь, за исключеніемъ шести пенсовъ, и они вышли изъ кареты на крыльцо, въ-сопровожденіи Греба, который попрежнему не отставалъ отъ нихъ ни на шагъ. Сердце ихъ сжалось, когда они услышали звукъ тяжелыхъ, гремящихъ ключей, которыми отворили дверь извнутри, черезъ минуту они очутились въ узенькомъ, тсномъ и темномъ коридор. Блдный, больной съ лица человкъ, отворившій имъ дверь, тотчасъ же заперъ ее опять, задвинулъ затворъ и замкнулъ замокъ.

— Вотъ общая комната, произнесъ Гребъ съ увреннымъ видомъ человка, который чувствуетъ себя дома, и, отворивъ до половины двери на лвой сторон коридора, показалъ имъ комнату, въ которой Обри и жена его увидли мелькомъ, нсколько человкъ: одни курили, другіе сидли, положивъ ноги на столъ, и читали газеты, нкоторые играли въ карты, и почти вс они пили, кто разговаривая, кто смясь, а кто припвая.

— Ну, сэръ, что: вамъ это нравится? спросилъ Гребъ, довольно-рзко.

Обри почувствовалъ, что Агнеса тяжело опирается на его руку.

— Ради Бога! мн дурно… я задыхаюсь… прошептала она.

— Ведите насъ сію минуту наверхъ, въ вашу отдльную комнату, чего бы это ни стоило, произнесъ Обри торопливо.

— Я долженъ васъ предупредить, сэръ, что вы платите впередъ за цлый день, хоть бы вы вышли отсюда черезъ четверть часа: у насъ такое правило.

— Ведите насъ наверхъ, сэръ, сію же минуту, повторилъ Обри повелительно.

— Джимми! проводите ихъ наверхъ, воскликнулъ Гребъ живо, вслдствіе чего Джимми отправился впередъ, а за нимъ мистеръ Обри, который почти несъ на рукахъ Агнесу, чувствующую себя очень-дурно, вверхъ по узкой, извилистой лстниц. Ихъ привели въ довольно-сносно убранную комнату, и мистриссъ Обри, войдя въ нее, опустилась въ изнеможеніи на софу. Здсь опять оба окна были загорожены перекладинами, что давало всей комнат какой-то особенно-мрачный и жалкій видъ. Несчастные супруги смотрли вокругъ себя съ минуту, не говоря ни слова.

— Прошу извиненія, сэръ, сказалъ Гребъ входя въ комнату:— осмлюсь обезпокоить васъ насчетъ двухъ, двнадцати и шести (то-есть 2 ф. 12 ши л. и 6 пенсовъ). Наши жильцы всегда платятъ впередъ, какъ я ужь вамъ докладывалъ объ этомъ дорогой.

Обри, невольно содрогаясь, вынулъ бумажникъ и отдалъ Гребу единственныя деньги, которыя онъ имлъ — свой пятифунтовой билетъ, требуя сдачи. Мистриссъ Обри залилась слезами.

— Барын, можетъ-быть, угодно будетъ выпить стаканчикъ негуса? спросилъ Гребъ.

— Конечно, принесите намъ сейчасъ же стаканъ холоднаго хереса съ водой, отвчалъ Обри.

— Это будетъ ровно 2, 5 и 6 сдачи. Сейчасъ изволите получить, сэръ, и деньги и все остальное. Вотъ ваша спальная, сэръ, прибавилъ онъ, отворяя небольшую дверь противъ окна. Когда Гребъ ушелъ и оставилъ супруговъ наедин, Обри нжно обнялъ свою жену, поцаловалъ ея холодную щеку и потомъ помогъ ей снять шляпку, которая вмст съ тяжелымъ чернымъ вуалемъ замтно ее тяготила. Ея густые черные волосы разсыпались въ безпорядк по плечамъ, щеки ея горли, тревожный взоръ блуждалъ пугливо вокругъ.

— Общайте мн Чарльзъ, говорила она: — что я не разстанусь съ вами, куда бы они васъ ни отправили, не разстанусь все время, покуда они намъ позволять быть вмст.

— Я надюсь, Агнеса, что я буду скоро опять на свобод… Это въ-самомъ-дл, довольно-уютная комната, прибавилъ онъ, уклоняясь отъ прямаго отвта.

— Еслибъ только Кетъ да дти были здсь… отвчала она дрожащимъ голосомъ.— Бдняжки! я бы желала знать, что они длаютъ въ эту минуту? Кетъ прійдетъ въ отчаяніе, бдная двушка, если мы не вернемся скоро.

— Не тревожьтесь, Агнеса, посмотримъ лучше, что за спальную дали намъ эти господа. Надюсь, однако, что намъ не прійдется ее занимать. Пойдемъ, посмотримъ.

Спальная, какъ слдовало ожидать, была очень-тсна. Одно узкое окошко, загороженное тоже ршеткой, выходило изъ этой комнаты на небольшой плитою вымощенный дворъ, шаговъ четырнадцать въ квадрат, окруженный со всхъ сторонъ высокими стнами сосднихъ зданій. Сюда-то арестанты приходили дышать свжимъ воздухомъ, а между-тмъ, всякая попытка на побгъ преграждена была ршительно частыми и плотными желзными перекладинами, проходившими съ одной стороны на другую, на разстояніи десяти футовъ отъ полу. Они посмотрли внизъ и увидли двухъ или трехъ человкъ, сидящихъ и стоящихъ подъ этой ршеткой. Люди эти больше похожи были на зврей, посаженныхъ въ клтку звринца, чмъ на обыкновенныхъ существъ человческаго рода. Для Обри это былъ очень-непріятный видъ, онъ отвернулся отъ окна и оба они возвратились въ первую комнату къ тому времени, когда Гребъ вернулся съ хересомъ и водой и принесъ сдачу, которую онъ отсчиталъ на стол. Потомъ онъ спросилъ, что имъ угодно было къ обду: котлеты, бараньи или говяжьи, или бифстексъ, потому-что онъ желалъ бы это знать прежде, чмъ мистриссъ Гребъ распорядится приготовленіемъ домашняго об&#1123,да. Они, однакожь, казалось не имли никакой охоты сть, къ немалому огорченію ихъ гостепріимнаго хозяина, котораго Обри убдительно просилъ послать сейчасъ же человка съ его визитною карточкою къ мистеру Роннинтону.

— Парочку шиллинговъ для человка, сэръ, сказалъ Гребъ и, получивъ деньги, оставилъ супруговъ однихъ часа на полтора. Къ концу этого времени сердца ихъ подпрыгнули отъ радости при вид мистера Роннинтона, вошедшаго въ комнату съ лицомъ, на которомъ видны были участіе и огорченіе.

— Но во всякомъ случа вы не должны доле оставаться въ этой ненавистной норк, сказалъ онъ, поговоривъ съ ними съ полчаса. Съ этими словами онъ дернулъ колокольчикъ и приказалъ вошедшему человку послать Греба наверхъ, а между-тмъ достать перо, чернильницу и бумаги. Черезъ нсколько минутъ Гребъ явился.

— Я надюсь, Гребъ, что вы не имете препятствія отпустить мистера Обри на мою поруку?

— Разумется, нтъ, сэръ, отвчалъ Гребъ охотно, но онъ былъ сильно разочарованъ въ своихъ надеждахъ при вид такого скораго конца грабительству.

Мистеръ Роннинтонъ слъ и началъ писать.

— Вы бы лучше послали въ контору спросить: нтъ ли тамъ чего-нибудь еще, замтилъ онъ (разумя, чтобъ Гребъ справился: нтъ ли у шерифа какихъ-нибудь другихъ предписаній противъ мистера Обри, что онъ обязанъ былъ сдлать прежде чмъ отпуститъ своего арестанта на волю).

— Вы не опасаетесь ничего боле оттуда? спросилъ мистеръ Роннинтонъ, довольно-серьёзно, не сводя взора съ бумаги, на которой онъ писалъ.

— Одному Богу извстно, но я полагаю, что нтъ, отвчалъ Обри.

Ручательство, данное мистеромъ Роннинтономъ и которое освободило въ ту же минуту его угнетеннаго кліента, написано было слдующимъ образомъ:

‘По длу Кверка и проч., противъ Обри. Мы нижеподписавшіеся обязуемся представить за вышеупомянутаго отвтчика, въ надлежащее время, хорошую и годную поруку’.

Роннинтонъ и К стряпчіе отвтчика.

Мистеру Гребу, коммиссару шерифа Миддльсекскаго.

Съ этимъ документомъ, передъ собой на стол, ожидая возвращенія человка, посланнаго въ контору шерифа, мистеръ Роннинтонъ и мистеръ Обри разсуждали долго о счет гг. Кверка, Геммона и Снапа. Обри былъ довольно-хорошо знакомъ съ обыкновеннымъ ходомъ дла и зналъ, что, какъ бы ни были дятельны его истцы, но, кром требованія представить общанную поруку, ничего ршительнаго не могло быть предпринято съ ихъ стороны въ-продолженіе нсколькихъ мсяцевъ, то-есть до срока Михайлова дня, въ слдующемъ ноябр {Теперь это далеко не такъ. Законная процедура въ послднее время была значительно ускорена. Прим. автора.}, такъ-что Обри имлъ впереди по-крайней-мр четыре мсяца, чтобъ извернуться и поискать какого-нибудь средства избавиться отъ затрудненія. Напомнивъ мистеру Обри, что ни членъ Парламента, ни стряпчій не могутъ быть его поручителями, мистеръ Роннинтонъ просилъ своего кліента назвать двухъ или трехъ короткихъ друзей, къ которымъ онъ могъ бы обратиться съ просьбою объ этомъ предмет, и Обри сдлалъ это смло, зная, что отъ него зависло въ любое время освободить ихъ отъ отвтственности, отдавшись въ руки своихъ кредиторовъ.— Между прочимъ, сказалъ мистеръ Роннинтонъ съ безпечнымъ видомъ:— мн нужно сказать вамъ слова два объ одномъ маленькомъ дльц. Мистриссъ Обри врно извинитъ насъ на минуту, прибавилъ онъ, обращаясь къ ней. Она поклонилась и они ушли на минуту въ сосднюю спальну.

— Спрячьте это въ карманъ, сказалъ мистеръ Роннинтонъ, вынимая дневную газету: — и когда вы будете имть время, прочтите отчетъ о томъ, что происходило вчера въ Суд Королевской Скамьи. Это меня удивило порядкомъ, могу васъ уврить, и вашъ посланный именно оттого не засталъ меня въ контор, что я ходилъ васъ отъискивать сперва въ Темпль, а потомъ въ Вивьенскую Улицу. Ради Бога не перепугайте мистриссъ Обри или миссъ Обри, но если что-нибудь вамъ пріидетъ въ голову, то дайте мн знать, не теряя ни минуты. Затмъ, они вернулись въ первую комнату и на лицахъ ихъ незамтно было ничего такого, что могло бы встревожить мистриссъ Обри, или даже просто обратить ея вниманіе.

Скоро посл того Гребъ вошелъ въ комнату.— Все сдлано, сэръ, сказалъ онъ мистеру Роннинтону и прибавилъ, обращаясь къ мистеру Обри: — вы свободны, сэръ, и я надюсь, не поспшите сюда вернуться.

— Ахъ, Чарльзъ! Слава Богу! Уйдемте отсюда сію же минуту! воскликнула мистриссъ Обри, весело вскакивая и надвая шляпу.— О, выйдемъ, выйдемъ скоре на улицу! на чистый и свжій воздухъ! Кетъ съ ума сойдетъ отъ радости, увидвъ насъ снова! Ахъ, дорогой мистеръ Роннинтонъ! Мы право не знаемъ какъ благодарить васъ! прибавила она, обращаясь къ нему съ восторгомъ. Черезъ нсколько минутъ они оставили это мрачное мсто, они были опять на свобод. Когда мистеръ и мистриссъ Обри вышли снова на веселый, солнечный свтъ, на суетливую, шумную улицу, какъ свжо, какъ ново показалось имъ это удовольствіе. Они опять могли идти куда угодно! Время, проведенное ими въ невол, было коротко, по оно показалось имъ въ десять разъ длинне того, чмъ было дйствительно. Съ какимъ воскресшимъ, веселымъ духомъ спшили они домой! Точно какъ-будто жерновъ снятъ былъ съ ихъ шеи. Но мистеръ Обри вдругъ вспомнилъ газету, данную ему Роннинтономъ, и съ трудомъ усплъ сохранить веселый видъ, такъ мало согласный съ тмъ, что было у него на душ.

Но пока они такимъ-образомъ шли домой, собираясь, въ случа, если мистриссъ Обри устанетъ, дохать остальную дорогу въ наемной карет за шиллингъ, я постараюсь объяснить читателю тотъ параграфъ газеты, на который Роннинтонъ обратилъ вниманіе Обри. Для этого, оставимъ на время, освобожденную чету и возвратимся снова къ этому генію зла, къ мистеру Геммону. Читатель помнитъ тотъ вечеръ, когда мистеръ Обри явился къ Геммону на квартиру и запретилъ ему доступъ въ ихъ домъ. Посл этого посщенія, мистеръ Геммонъ обдумалъ вполн планъ своего дйствія. Все, происходившее у него съ миссъ Обри и съ ея братомъ, убдило его, что наконецъ пришло время привести въ дйствіе вс свои силы, и ясная цль, которую онъ при этомъ имлъ въ виду, состояла въ томъ, чтобъ разомъ повергнуть мистера Обри въ безвыходныя и безнадежныя затрудненія, довести его до совершенной погибели такъ, чтобъ сдлать все ихъ семейство доступне для его попытокъ и принудить миссъ Обри принять его предложеніе, какъ единственное средство освободить брата. Для этого необходимо было подвергнуть его взысканію такой суммы, огромность которой была бы достаточна, чтобъ остановить заступничество даже самыхъ щедро-расположенныхъ друзей. Дйствительно, думалъ онъ, могли найдтись люди, готовые рискнуть изъ-за него на 1,500 ф., но которые не захотятъ и думать о томъ, чтобъ рискнуть на 12,000. При этомъ слдуетъ вспомнить, что одинъ изъ его друзей, лордъ Де-ля-Зушъ, задолжалъ уже за него почти до 11,000 ф., которые долженъ былъ уплатить къ 24-му числу будущаго января. Но маску снимать было еще рано. Геммонъ ршился казаться другомъ мистера Обри до послдней минуты, порицая съ жаромъ и стараясь отклонить отъ себя т самыя мры, на которыя съ тайнымъ искусствомъ и съ тайною силою подстрекалъ постоянно другихъ. Онъ ршился, въ слдствіе того, обратить вниманіе Титмауза на два векселя, полученные имъ отъ мистера Обри, явно стараясь не допустить ихъ ко взысканію, а между-тмъ давая Титмаузу уразумть, что онъ могъ это сдлать, не нанося ему смертельной обиды.

Въ то время, къ которому мы возвратились, мистеръ Геммонъ сидлъ, часовъ около девяти вечера, у себя дома за столомъ, на которомъ яркій свтъ лампы озарялъ множество бумагъ и подносъ съ кофе. Въ рукахъ Геммонъ держалъ черновой проектъ дарственной записи на доходы съ яттонскаго имнія, доставленный ему въ этотъ день отъ мистера Френкпледжа, и отъ времени до времени длалъ замтки карандашомъ на поляхъ. Онъ иногда пріостанавливался въ этомъ занятіи, какъ-будто бы мысли его перебгали на другіе предметы, лицо носило признаки усталости, высокій лобъ обремененъ былъ заботою. Конечно, какъ ни велики были силы Геммона, какъ ни свтелъ умъ и какъ ни привыкъ онъ справляться съ длами самаго труднаго и разнообразнаго рода, но въ эту минуту, вся энергія и вс способности этого человка должны были доходить до высшей степени напряженія, въ чемъ нетрудно было убдиться, окинувъ взоромъ его комнату. На соф лежали кипы разбросанныхъ бумагъ, содержавшихъ черновыя инструкціи по искамъ о подкуп, заведеннымъ противъ него и противъ другихъ агентовъ Титмауза. Дале, другая огромная кипа, лежавшая тоже на соф, содержала въ себ разнородные элементы, изъ которыхъ, надо было имть такую свтлую голову, какъ у Геммона, чтобъ составить инструкцію по одному очень-сложному длу, въ защиту отвтчиковъ, обвиненныхъ въ соумышленничеств по разнымъ уголовнымъ преступленіямъ. Дло это заведено было по иску короля противъ Миддльтона, Снэка и другихъ. Оно поступало на разсмотрніе Суда Королевской Скамьи въ Лондон и было перенесено въ эту инстанцію изъ Суда Ольд-Бейли, въ слдствіе предписанія лорда-канцлера, по причин большой трудности и важности. Оно должно было быть къ этому времени приготовлено, но мистеръ Геммонъ едва усплъ заглянуть въ эти бумаги, несмотря на то, что слава ихъ конторы зависла отъ успшной защиты этого дла, обратившаго на себя значительное вниманіе публики.

Дале, тамъ и сямъ, на столахъ и на стульяхъ, разбросаны были цлыя горы бумагъ по дламъ, относившимся къ разнымъ компаніямъ на акціяхъ, въ которыхъ мистеръ Геммонъ принималъ участіе или открыто или тайно, или въ качеств стряпчаго, или какъ акціонеръ, Много требовалось такта и бдительности, чтобъ справляться съ нкоторыми изъ нихъ. Вс эти дла, однакожь, и разныя другія, накопившіяся въ рукахъ его до-того, что ужь одна мысль о нихъ тяготила его и сводила съ ума, вс эти дла, я говорю, онъ оставлялъ совершенно безъ вниманія, будучи занятъ преслдованіемъ миссъ Обри и осуществленіемъ своихъ плановъ насчетъ Титмауза и яттонскаго имнія. Казалось, и этого всего ужь было бы за глаза довольно, но нтъ, были еще другія вещи, совершенно-инаго рода. Геммонъ былъ авторомъ цлаго рода очень-сильныхъ и популярныхъ, политическихъ статей въ журнал Воскреснаго Блеска, противъ какого-то отставнаго министра. Статьи эти онъ писалъ съ вдома, а иногда даже и съ помощью одного важнаго лица, вліяніемъ котораго Геммонъ намренъ былъ воспользоваться современемъ, когда его милость успетъ достаточно себя окомпрометировать. Но Геммонъ ужь цлыя три недли сряду обманывалъ ожиданіе многочисленныхъ читателей Воскреснаго Блеска, и впродолженіе трехъ недль ему надодали до смерти своими напоминаніями объ этомъ, предмет и старый Кверкъ, главный обладатель газеты, и ненавистный Вейнеръ, ея редакторъ. Вейнеръ заходилъ къ нему даже въ этотъ самый вечеръ и мучилъ его до-тхъ-поръ своими просьбами, пока Геммонъ не далъ положительнаго слова приготовить статью къ слдующей суббот. Вс эти вещи вмст обременяли Геммона жестоко, и читателю нетрудно теперь понять, отчего онъ съ такимъ трудомъ устремлялъ свои мысли даже на такой интересный предметъ, какъ составленіе проекта своей собственной, дарственной записи на доходы съ яттонскаго имнія. Онъ несовсмъ былъ доволенъ проектомъ мистера Френкпледжа, особенно тмъ, какъ онъ состряпалъ побудительную причину, на которую сдланъ былъ намекъ въ инструкціи Геммона. Вслдствіе того, Геммонъ въ эту минуту сочинялъ другую побудительную причину, состоявшую, вопервыхъ, изъ какой-то ‘суммы 5,000 ф. ходячею монетою, имъ, О. Геммономъ, при совершеніи сего акта или до онаго, реченному Т. Титмаузу заплаченной, и въ полученіи которой реченный Т. Титмаузъ симъ удостов&#1123,рялъ, и отъ претензіи на которую освобождалъ упомянутаго О. Геммона,ею повренныхъ, наслдниковъ и распорядителей!’ и вовторыхъ, изъ ‘большаго искусства и усердія реченнымъ О. Геммономъ явленныхъ и большихъ пожертвованій имъ перенесенныхъ въ пользу реченнаго Т. Титмауза, во время тяжбы его объ яттонскомъ имніи и проч. и проч.’.

Онъ только-что усплъ кончить это небольшое дльцо и переправить два или три выраженія, какъ вдругъ, громкій ударъ въ двери возвстилъ прибытіе мудраго дарователя упомянутаго ежегоднаго дохода, самого мистера Титмауза, который пріхалъ посовтоваться съ Геммономъ о двухъ или трехъ важныхъ предметахъ, и щегольской кабріолетъ котораго въ эту минуту стоялъ у воротъ Тевейскаго Подворья. Бдный Титмаузъ, со времени послдняго достопамятнаго свиданія своего съ Геммономъ, почувствовалъ сильную ненависть къ этому джентльмену, но чувство это почти совершенно терялось въ другомъ, сильнйшемъ чувств страха, внушеннаго ему человкомъ, который имлъ такую неограниченную власть надъ его судьбой. Неожиданная и значительная убыль въ доход, по причин записи такой крупной части его на имя Геммона, перевернула почти на изнанку маленькій мозгъ Титмауза и произвела волненіе въ его маленькой груди, которое было тмъ сильне, что Титмаузъ не смлъ поврить своей тайны ни одному сочувствующему другу. Онъ сдлался очень-безпокоенъ и раздражителенъ, лицо его и манера стали носить слды унынія и тревоги, изъ чего короткіе пріятели естественнымъ образомъ заключали, что Титмаузъ проигралъ большую сумму денегъ, или поссорился съ своею возлюбленною, или быль уличенъ женою, или получилъ пощечину и не смлъ вызвать своего оскорбителя, или что съ нимъ случилось какое-нибудь другое происшествіе изъ числа такихъ, которыя нердко случаются съ молодыми джентльменами свтскаго круга, а между-тмъ, надо сказать поправд, нашъ герой начиналъ входить въ довольно-глубокую воду. Грозные кредиторы стали посматривать на него немножко-сурово съ разныхъ сторонъ, его обойщикъ становился докучливъ, его погребщикъ настаивалъ, чтобъ ему уплачено было по-крайней-мр хоть 400 ф. въ счетъ должныхъ денегъ, гг. Джювель и Никнэкъ удивлялись, не получая уплаты за разныя драгоцнныя вещи, его каретникъ, портной, цлое войско домашнихъ кредиторовъ начинало сильно тревожиться. Титмаузъ былъ въ постоянномъ долгу отъ 600 до 800 ф. въ одномъ модномъ отели за разные обды и пиры, которыми угощалъ своихъ знакомыхъ. Его яхта стоила ему ужасно-дорого. Ему не везло въ спекуляціяхъ на лошадиныхъ скачкахъ, кулачныхъ бояхъ и другихъ забавахъ, короче сказать, если Геммонъ имлъ свои заботы, то и Титмаузъ имлъ свои. Титмаузъ чувствовалъ жестокій недостатокъ въ финансахъ и пріхалъ только затмъ, чтобъ узнать, не можетъ ли этотъ джентльменъ придумать какого-нибудь средства наполнить съизнова его сундуки, и для этого онъ именно имлъ въ виду предложить Геммону новый заемъ подъ залогъ земель изъ имнія. Требовалось, однакожь, какъ онъ полагалъ, нкотораго такта, чтобъ заговорить о такомъ предмет въ настоящемъ положеніи длъ. Поэтому онъ сказалъ, что захалъ узнать:— готовы ли бумаги мистера Геммона къ подписанію? такъ-какъ онъ, Титмаузъ, очень бы желалъ выбросить этотъ предметъ изъ головы какъ можно скоре. Время было очень-дорого для мистера Геммона, а потому, не теряя ни минуты, онъ сдернулъ съ Титмауза его прозрачную маску и обнаружилъ настоящую цль его посщенія. Мистеръ Геммонъ смотрлъ не на шутку серьёзно, слушая отчетъ о безумной расточительности Титмауза, и началъ-было журить его довольно-горячо, даже повелительно, какъ вдругъ ему пришло въ голову, что лучшаго случая вроятно и быть не могло, чтобъ начать разговоръ о двухъ векселяхъ.

— Мой милый Титмаузъ, сказалъ онъ съ очень-ласковымъ видомъ: — несмотря на все, что я считалъ своею обязанностью вамъ сказать, я отъ всей души желалъ бы имть возможность услужить вамъ при этомъ случа. Но мы, право, должны немножко поберечь старый Яттонъ, вы и такъ ужь обременили его жестоко: этакъ, пожалуй, мы убьемъ гуся, желая достать золотое яйцо, если не будемъ думать о томъ, что длаемъ

— Какого же чорта прикажете длать, мистеръ Геммонъ? Потому-что, клянусь вамъ, я ужасно нуждаюсь въ деньгахъ, и что-нибудь да надо придумать.

— Мы должны поискать, нтъ ли у насъ какихъ-нибудь другихъ средствъ, мой милый сэръ, дайте-ка подумать. Онъ остановился, приложилъ руку ко лбу и молчалъ нсколько минуть.— О, да… конечно, прибавилъ онъ вдругъ: — впрочемъ, нтъ, очень-жаль, но нельзя, я далъ слово.

— Э, что? разв вамъ приходитъ что-нибудь въ голову, Геммонъ? Ради Бога, скажите мн, что такое? спросилъ Титмаузъ, наостривъ уши.

— Гмъ! да, конечно, отвчалъ Геммонъ въ раздумьи, прибавивъ, какъ-будто бы самъ-про-себя: — конечно, можно бы получить 10… нтъ, не 10… съ процентами будетъ почти 11…

— Какъ, чортъ возьми! Что такое будетъ? Ахъ Боже мой, мистеръ Геммонъ, воскликнулъ Титмаузъ нетерпливо: — да скажите, пожалуйста, что такое?

— Гмъ! мн, вотъ видите, пришли-было въ голову, отвчалъ Геммонъ со вздохомъ: — эти два векселя бднаго Обри на 5,000 каждый, съ процентами.

Лицо Титмауза вдругъ вытянулось. Только-то!… Чортъ его возьми! онъ нищій, выжатъ до-су ха, съ него больше нечего взять! воскликнулъ съ досадой и презрніемъ Титмаузъ: — не стоитъ тратить зарядовъ! Это все-равно, что кровь изъ камня пускать. У него, лтъ десять, не будетъ въ карман ничего такого, что бъ стоило взять!

— Бдняга! замтилъ Геммонъ.

— Ей-Богу, Геммонъ, вамъ бы скоре слдовало про меня это сказать!

— Гмъ, сказалъ Геммонъ, бросивъ довольно-быстрый взглядъ на Титмауза:— моя первая и важнйшая обязанность въ мір къ вамъ, мой милый Титмаузъ. Мой долгъ беречь и обезпечивать ваши выгоды, и несмотря на все мое состраданіе къ этому человку, совсть вынуждаетъ меня сказать, что, по моему мннію, вамъ стоитъ только прижать его покрпче, а кровь-то, понимаете?.. брызнетъ ужь изъ другихъ людей.

— Какъ! не-уже-ли! можетъ ли это быть?… Въ-самомъ-дл?.. ну такъ жмите же его, чортъ возьми!… Начните противъ него искъ завтра же поутру, посадите его въ тюрьму — и онъ достанетъ деньги, я отвчаю вамъ! Чортъ его побери! Зачмъ же онъ не платитъ свой долгъ! Это ужасно-тяжело для меня. Разв я не простилъ ему 40,000 ф.? Между-прочимъ, я было и забылъ, что у насъ есть другіе 10,000, за которые лордъ Де-ля-Зушъ поручился. Скажите-ка, кстати, когда мы эти получимъ?

— О! мы взяли съ него поручительство въ уплат этихъ 10,000, поручительство, которому срокь выйдетъ не ране какъ… позвольте, дайте припомнить… да, точно, не ране, какъ двадцать-четвертаго января слдующаго года.

— Чортъ возьми, какая проклятая обида! Но разв нельзя съ нимъ сдлать что-нибудь до этого времени?

— Какъ, предъявить ко взысканію прежде чмъ срокъ вышелъ?

— О, разумется нтъ! Я думаю, нельзя ли занять денегъ подъ залогъ этого поручительства? Конечно, имя лорда Де-ля-Зуша…

Ба! подумалъ Геммонъ, такой оборотъ мн и въ голову не приходилъ!… Да, онъ права, маленькій дурень! Старый Фенгъ дастъ 8.000 или 9,000 ф., или даже боле… Я подумаю объ этомъ, ей-Богу! Затмъ онъ сказалъ громко:

— Это можетъ-быть и можно сдлать, конечно, мой милый Титмаузъ, но я предвижу большія препятствія.

— Какая-нибудь проклятая закорючка въ закон, а?

— Да, но впрочемъ, я увряю васъ, я постараюсь обратить все свое вниманіе на этотъ предметъ, отвчалъ тотъ и потомъ сталъ наводить Титмауза опять на прежній пунктъ, съ котораго началъ. А между-тмъ, говорилъ онъ:— насчетъ этого бднаго Обри, конечно, надо признаться по совсти, что вы были чрезвычайно-щедры къ нему, неслыханно-снисходительны… и я не думаю, чтобъ можно было требовать отъ кого бы то ни было изъ насъ, чтобъ мы сидли всегда сложа руки, когда знаемъ, что стоитъ только махнуть рукой, чтобъ положить себ въ карманъ какихъ-нибудь 11.000 ф… Это не въ человческой природ.

— Да, конечно, не въ человческой, повторилъ Титмаузъ съ озадаченнымъ видомъ, напрасно стараясь понять чего Геммонъ хочетъ: ободрить его къ немедленному взысканію съ Обри, или отговорить отъ такого поступка. Геммонъ замтилъ его недоразумеіе и продолжалъ: — Во всякомъ случа, я долженъ вамъ сказать, что если вы считаете необходимымъ…

— Чортъ побери! Надюсь, что да… перебилъ Титмаузъ.

— … ршиться на эту мру, то разумется, какъ вы очень-хорошо замтили, вы сами въ этомъ дл лучшій судья… онъ остановился. ‘Ужь врно же’ думалъ онъ, ‘Титмаузъ теперь понимаетъ, куда клонятся мои слова’.

— Да, конечно! воскликнулъ Титмаузъ.

— Ну, а насчетъ себя, я долженъ вамъ сказать, что не могу принять участія въ этомъ дл. Мн и то доставалось довольно-часто попадать въ отвтъ за другихъ, къ-тому же, я далъ честное слово мистеру…

— Да, что за чортъ! Что вы такое хотите сказать, мистеръ Геммонъ? Будь я проклятъ, если васъ понимаю хоть на волосъ! перебилъ Титмаузъ, выходя изъ терпнія.

— Вы не такъ меня понимаете, мой милый Титмаузъ. Однимъ словомъ, я вамъ говорю: если вамъ надобны деньги, вы должны тотчасъ предъявить ко взысканію эти два векселя, и по моему мннію, вы получите деньги, да только я-то не долженъ тутъ быть на виду — понимаете? Но если вамъ угодно употребить какого-нибудь другаго стряпчаго… да вотъ, хоть мистера Спитфейера, чтобъ принудить меня выдать вамъ векселя.

— Ахъ Боже мой! нтъ, нтъ! Ей-Богу, я не думалъ ничего такого сказать, перебилъ Титмаузъ въ испуг, боясь обидть Геммона, который съ трудомъ могъ скрыть свое нетерпніе и досаду, при вид такого безсмыслія.

— Какъ бы мн объяснить вамъ это такъ, чтобъ вы поняли, Титмаузъ. Я хочу вамъ сказать только то, что мой долгъ заставляетъ меня вести себя такъ, чтобъ личныя мои чувства не вредили вашему интересу, и потому я теперь совтую вамъ немедленно вврить себя въ руки (разумется, только въ томъ, что касается до этого маленькаго дльца), вврить себя на-время какому-нибудь стряпчему, напримръ, хоть мистеру Спитфейру, въ Скорпіон-Корт, и все, что онъ скажетъ вамъ длать — длайте не задумываясь. Вы, вроятно, скажете ему, что если онъ потребуетъ эти два векселя отъ вашего имени, то я, можетъ-быть, стану, для формы, противиться, но я знаю, что меня принудятъ ихъ выдать. Что жь длать! Я не могу этому пособить.

— Стало-быть, я могу длать, что мн угодно? спросилъ Титмаузъ.

— Можете.

— И вы не разсердитесь?

— Даю вамъ мое честное и благородное слово, отвчалъ Геммонъ торжественно, кладя свою руку на сердце.

— Ну, если такъ, то катай-валяй! воскликнулъ Титмаузъ весело, щолкая пальцами. Ей-Богу вотъ-то потха! Вотъ-то лихо притиснемъ! ха, ха! Десять тысячъ капель крови! Клянусь Богомъ, онъ изойдетъ до смерти! Но, между-прочимъ, а что мистеръ Кверкъ скажетъ?

— Чортъ побери мистера Кверка! закричалъ Геммонъ, нетерпливо.— Вы знаете, что вамъ слдуетъ длать, вы сами себ господинъ. Какое вамъ дло до мистера Кверка, когда я вамъ позволяю дйствовать такимъ образомъ?

— Конечно, конечно! Вотъ оно! Вотъ это славно! Что за счастливая идея мн пришла въ голову пріхать къ вамъ сегодня вечеромъ! Но вы не забудьте, пожалуйста, и о другихъ-то десяти тысячахъ. Вмст, вдь это составитъ 20,000 ф.! Клянусь, это меня опять поставитъ на ноги! Ха, ха!… и какъ только сезонъ кончится, вотъ посмотрите, если я не удеру въ новенькой яхт, съ кучкой веселыхъ товарищей, въ Остиндію или въ какое-нибудь другое мсто, куда създить и вернуться назадъ возьметъ не мене какъ недль шесть… Э! что это? кажись одиннадцать часовъ бьетъ? спросилъ онъ, вынимая часы. Да, точно, а меня ждутъ въ Палат, тамъ ужь, я думаю, голоса собираютъ. Прощайте, прощайте!

— Вы помните, гд мистеръ Спитфейръ живетъ? спросилъ Геммонъ, заботливо.— Въ Скорпіон-Корт, на набережной. Я долженъ сказать, что онъ одинъ изъ самыхъ-почтенныхъ людей между стряпчими, и такой проворный!

— Помню, помню. Я зайду къ нему завтра, тотчасъ посл завтрака, отвчалъ Титмаузъ.

Геммонъ пожалъ ему руку и, затворивъ за нимъ дверь, ощутилъ какое-то противное чувство, точно какъ-будто бы онъ все время игралъ съ обезьяной.

‘О непостижимая судьба, управляющая длами человческими!’ думалъ онъ, впадая въ раздумье, и горькая улыбка изобразилась на его рзко-обозначенныхъ чертахъ лица. ‘Какую цль могла ты имть, поставивъ меня и этого гнуснаго идіота въ наши относительныя положенія?’ Онъ продолжалъ размышлять въ этомъ дух нсколько времени и наконецъ пришелъ въ такое грустное и такое мизантропическое расположеніе духа, какого ему не случалось еще испытать до-сихъ-поръ. Очнувшись, наконецъ, съ глубокимъ вздохомъ, онъ дернулъ звонокъ и веллъ служанк принести еще кофе, посл чего работалъ почти до пяти часовъ утра и около этого времени легъ, утомленный, въ постель.

На слдующій день, тутъ-какъ-тутъ, онъ получилъ письмо, съ подписью: Спитфейръ, отмченное, изъ Скорпіон-Корта, съ увдомленіемъ, что почтенный авторъ его имлъ ‘порученіе обратиться къ нему, отъ имени мистера Титмауза, и требовать немедленной выдачи двухъ векселей, въ 5000 ф. каждый, данныхъ отъ нкоего Чарльза Обри вышеупомянутому Титмаузу, и что онъ проситъ мистера Геммона обратить немедленное вниманіе на это дло’. Геммонъ тотчасъ переписалъ и отослалъ отвть, приготовленный имъ заране, въ которомъ принималъ очень-высокой тонъ, но, между-прочимъ, вклеилъ тщательно-неосторожное признаніе законнаго права Титмауза. Короче сказать, это былъ очаровательный отвтъ, выставлявшій автора его однимъ изъ самыхъ-великодушныхъ людей въ мір. Къ-сожалнію, онъ не произвелъ никакого благопріятнаго дйствія на душу мистера Спитфейра, который тотчасъ же пустилъ въ ходъ формальное и ршительное требованіе двухъ означенныхъ документовъ. Геммонъ отвчалъ въ другой разъ, упоминая о неосторожномъ признаніи, которое вырвалось у него въ прежнемъ письм и которое, онъ надялся отъ всей души, не будетъ употреблено противъ него. Затмъ, онъ подтверждалъ въ сильныхъ, трогательныхъ и краснорчивыхъ словахъ, что хотя буквальный смыслъ закона могъ быть и противъ него, но что онъ, въ-отношеніи чести и даже истиннаго духа правосудія, считалъ себя въ-прав держаться торжественнаго общанія, даннаго имъ джентльмену, къ которому онъ питалъ глубочайшее уваженіе. Короче сказать, онъ отказался наотрзъ отъ выдачи документовъ. Необузданно было торжество мистера Спитфейра, когда тотъ увидлъ, какой онъ беретъ перевсъ надъ такимъ хитрымъ человкомъ, какъ мистеръ Геммонъ, и не разъ толковалъ онъ объ этомъ людямъ, приходившимъ въ его маленькую контору, объясняя, какъ мистеръ Геммонъ спасовалъ передъ высшею тактикою его, мистера Спитфейра. Спитфейеръ затмъ написалъ щегольское, цвтистое письмо, которое должно было заключить переписку и красоваться въ конц присяжнаго показанія. Въ этомъ послднемъ письм онъ увдомилъ мистера Геммона, что немедленно обратится въ Судъ Королевской Скамьи съ просьбою, вынудить его къ уступк векселей. Вслдствіе того, Геммонъ написалъ длинное и торжественное показаніе, въ которомъ выставилъ всю переписку, и какъ-только судъ потребовалъ отъ него объясненія о причин отказа, онъ тотчасъ отправилъ инструкцію генерал-атторнею, мистеру Стерлингу и мистеру Кристалю, зная, разумется, такъ же хорошо, какъ и эти адвокаты (съ которыми онъ не счелъ нужнымъ держать консультацію, изъ опасенія, чтобъ они не стали его уговаривать уступить векселя безъ спора), что не было никакой человческой возможности выиграть дло. Когда Геммонъ занялъ мсто внизу, передъ генерал-атторнеемъ, этотъ послдній, собираясь подняться, чтобъ говорить въ его пользу, тронулъ мистера Геммона по плечу и горячо поздравилъ его съ благороднымъ, дружескимъ расположеніемъ къ несчастному мистеру Обри. При-этомъ онъ изъявилъ опасеніе, что дло, съ законной точки зрнія, было слишкомъ-ясно, чтобъ о немъ спорить, но онъ прибавилъ, что разсматривалъ съ особеннымъ тщаніемъ присяжныя показанія, по которымъ предварительное (условное) опредленіе суда было произнесено и форму самаго опредленія, и что онъ не теряетъ еще надежды опровергнуть это опредленіе на основаніи его неформальности, причемъ мистеръ Геммонъ вдругъ поблднлъ отъ радостнаго удивленія, какъ воображалъ генерал-атторней, который не зналъ этого человка такъ хорошо, какъ мы его знаемъ. Читатель теперь въ-состояніи будетъ оцнить слдующій отчетъ о томъ, что произошло, (между нами) отчетъ этотъ былъ написанъ для газеты Утренній Лай самимъ мистеромъ Геммономъ.

Палата Королевской Скамьи. Вчерашняго дня. (Засданіе въ столиц). По длу Титмауза.

Предварительное опредленіе по этому длу получено было мистеромъ Сёттлемъ очень-недавно. Судъ вызывалъ мистера Геммона изъ фирмы Кверка, Геммсна и Снапа, въ Сэффрон-Хил, объяснить, почему онъ не долженъ выдать немедленно мистеру Титмаузу два векселя, суммою на 5000 ф. каждый, данные этому джентльмену отъ Чарльза Обри. Генерал-атторней мистеръ Стерлингъ и мистеръ Кристаль явились, чтобъ объяснить причину, и сдлали предварительное возраженіе противъ формы опредленія. Посл очень-долгаго спора, судъ ршилъ, что опредленіе могло быть сформировано такъ, чтобъ соотвтствовать фактамъ дла и повеллъ приступить къ защит сущности дла.

Изъ присяжнаго показанія, приведеннаго въ отвтъ на опредленіе суда, обнаружилось, что вскор, по окончаніи недавно-ршеной значительной тяжбы До, по сдач Титмауза, противъ Обри, мистерь Геммонъ очень-дятельно старался устроить полюбовную сдлку насчетъ уплаты доходовъ неправильнаго владнія и, посл большихъ усилій, убдилъ своего кліента, мистера Титмауза, согласиться на условія, очень-выгодныя для мистера Обри, вслдствіе которыхъ послдній освобожденъ былъ (какъ мы слышали) отъ уплаты 60,000 ф. долгу, давъ съ своей стороны два векселя, которые и составляютъ предметъ настоящаго спора. Дале, обнаружилось, что, получивъ подпись мистера Обри подъ этими двумя векселями, мистеръ Геммонъ опредлительно и неоднократно уврялъ этого джентльмена, что ему нечего опасаться требованія уплаты, по-крайней-мр на нсколько лтъ, но что векселя останутся въ рукахъ мистера Геммона и будутъ предъявлены ко взысканію не иначе, какъ посл предварительнаго увдомленія за годъ до этого времени. Изъ дла не оказывается ясно, зналъ ли когда-нибудь мистеръ Титмаузъ о такомъ уговор между мистеромъ Геммономъ и мистеромъ Обри, по-крайней-мр ничего объ этомъ не происходило письменно. Напротивъ, мистеръ Геммонъ откровенно допустилъ возможность, что мистеръ Титмаузъ, отказываясь отъ такой огромной претензіи, могъ думать, что сумма, обезпеченная двумя векселями, должна быть къ этому времени уплачена. Со стороны мистера Обри присяжнаго показанія по этому длу не представлено. Присяжныя показанія, читанныя генерал-атторнеемъ, содержали въ себ переписку между стряпчимъ мистера Титмауза и мистеромъ Геммономъ. Въ письмахъ своихъ Геммонъ настаивалъ самымъ-убдительнымъ образомъ, на благородномъ общаніи, которымъ онъ связанъ былъ въ-отношеніи къ мистеру Обри, и изъявлялъ увренность, что мистеръ Обри находится въ подобномъ же убжденіи, но вмст съ тмъ, въ письмахъ мистера Геммона находились такія выраженія, изъ которыхъ было ясно, что онъ признаетъ право мистера Титмауза на полученіе векселей, по строгому смыслу закона. Оказалось также изъ присяжныхъ показаній мистера Титмауза, неопроверженныхъ показаніями мистера Геммона, что первый неоднократно уговаривалъ Геммона выдать ему векселя, или взыскать ихъ съ мистера Обри, но что мистеръ Геммонъ во всхъ подобныхъ случаяхъ успвалъ отговорить его отъ такого намренія. Кром-того, отъ имени мистера Титмауза утверждаемо было, что мистеръ Геммонъ дйствуетъ вслдствіе стачки съ мистеромъ Обри, къ ниспроверженію справедливой претензіи его мистера Титмауза, но генерал-атторней съ негодованіемъ возразилъ противъ этого обвиненія, отъ имени мистера Геммона, поведеніе котораго постоянно доказывало строжайшее чувство чести и вмст всевозможное стараніе не допустить несчастнаго джентльмена до совершеннаго разоренія. Но Судъ, не требуя возраженія со стороны мистера Сёттля, ршилъ вопросъ въ пользу мистера Титмауза. Законность права этого джентльмена на векселя допущена была собственнымъ показаніемъ мистера Геммона и не было никакого основанія утверждать, что мистеръ Геммонъ, который былъ не боле какъ одинъ изъ числа стряпчихъ этого джентльмена, имлъ какое-нибудь право, вопреки вол мистера Титмауза, удерживать означенные документы. Ничмъ не доказано тоже, чтобъ какое-нибудь уполномочіе дано было отъ мистера Титмауза мистеру Геммону длать вышеприведенное общаніе мистеру Обри и, слдовательно, первый ни въ какомъ отношеніи не могъ быть связанъ такимъ общаніемъ. Не доказано даже было, чтобъ мистеръ Титмаузъ зналъ о немъ. Наконецъ, не было объявлено претензіи со стороны мистера Геммона, или кого-нибудь изъ его партнёровъ, на какое-нибудь право распоряженія этими векселями, которые, вслдствіе всего вышеприведеннаго, должны быть выданы мистеру Титмаузу. Насчетъ обвиненія, возводимаго противъ мистера Геммона, будто бы онъ былъ въ стачк съ мистеромъ Обри, лордъ Виддринтонъ прибавилъ, что сколько его милость лично знаетъ мистера Обри, нельзя никакимъ образомъ себ представить, чтобъ этотъ джентльменъ способенъ былъ ршиться на что-нибудь, несообразное съ строжайшимъ чувствомъ чести, а что касается до мистера Геммона, то поведеніе его доказываетъ ясно, что хотя онъ и ошибся на-счетъ объема правъ своихъ, касательно распоряженія ввренными ему векселями, но что онъ дйствовалъ, однакожь, по самымъ чистымъ побужденіямъ и обнаружилъ благородное стараніе защитить интересы человка, котораго онъ считалъ несчастнымъ. Затмъ опредленіе было утверждено. Но когда мистеръ Сёттль потребовалъ взъисканія издержекъ, то все остальное время засданія проведено было въ ученомъ преніи объ этомъ послднемъ вопрос, который наконецъ назначенъ былъ къ перенесенію въ Аппеляціонный Судъ.

ГЛАВА VIII.

Какъ только усплъ мистеръ Обри, не возбуждая подозрнія, вырваться изъ объятій жены, сестры и дтей, онъ тотчасъ ушелъ къ себ въ кабинетъ, чтобъ отправить нсколько писемъ, но главное, чтобъ взглянуть на газету, врученную ему мистеромъ Роннинтономъ съ такими зловщими предосторожностями. Взоръ его скоро встртилъ слова: ‘по длу Титмауза’, и онъ прочелъ выписанный нами отчетъ съ жестокимъ волненіемъ. Онъ перечелъ его раза два или три, и наконецъ ощутилъ на сердц какую-то болзненную тоску.

— О непроницаемый Геммонъ! воскликнулъ онъ наконецъ, почти вслухъ, бросивъ газету на столъ и опускаясь на спинку креселъ.— Конечно, или я самый слабый, или ты самый хитрый изъ людей!

Онъ сталъ перебирать въ ум своемъ все, что могъ припомнить о поведеніи Геммона съ первой минуты ихъ встрчи, но это не разъяснило ему ничего, напротивъ, онъ сбился съ толку совершенно, и снова перечелъ отчетъ о происходившемъ въ Суд Королевской Скамьи, и снова готовъ былъ углубиться въ мысли. Въ это время взоръ его случайно встртилъ два или три письма, лежавшія на стол, куда ихъ положила Фанни во время его отсутствія. Онъ распечаталъ первое разсянно, не узнавая руки, надписавшей адресъ, но, развернувъ его, онъ вздрогнулъ жестоко: внутри былъ почеркъ Геммона. Съ удивленіемъ и страхомъ прочелъ онъ слдующее:

Тевейское Подворье.

‘Мой милый сэръ, одному Богу извстно, гд и когда вы получите эти наскоро-набросанныя строки. Я принужденъ адресовать ихъ въ Вивьенскую Улицу, находясь въ совершенномъ невдніи насчетъ избраннаго вами шага. Если вы не послушали моего совта и не ухали изъ Англіи, то я не могу вообразить себ безъ ужаса, какое оскорбленіе, по всей вроятности, вамъ было нанесено! Въ эту минуту, когда я пишу, вы, можетъ-быть, оторваны отъ вашего семейства, заключены въ тюрьму, принесены въ жертву самой жестокой и закоренлой хищности. Моя совсть служитъ мн свидтельницею, что я не могу ничего боле сказать, ничего боле сдлать въ вашу пользу. Мои поступки грубо перетолкованы: меня оскорбляютъ, приписывая моему поведенію относительно васъ, моимъ заботливымъ и неоднократнымъ стараніямъ въ вашу пользу, причины самыя низкія и злонамренныя. Въ сегодняшнемъ нумер Утренняго Лая, вы, вроятно, прочтете, если вы еще по прочли, отчетъ о претензіи, объявленной противъ меня и ршенной вчера въ Суд Королевской Скамьи. Изъ этого отчета вы можете узнать о послднемъ, отчаянномъ усиліи, сдланномъ съ моей стороны въ вашу пользу. Съ горькимъ сожалніемъ, съ чувствомъ глубокаго негодованія говорю я вамъ, что я не въ-состояніи исполнить моего формальнаго, обдуманно-даннаго и не разъ повтореннаго общанія касательно двухъ векселей, довренныхъ съ вашей стороны, въ полной надежд на мое слово. Увы! будьте готовы на самое худшее! Мистеръ Титмаузъ съ новымъ своимъ совтникомъ могутъ, конечно, имть одну только цль, требуя выдачи двухъ векселей, которые я ужь вынужденъ былъ имъ отдать, подъ страхомъ отвта за непокорность суду. Видитъ Богъ, я напрягалъ вс свои силы въ вашу пользу, поссорился почти-непримиримо съ мистеромъ Титмаузомъ, съ моими партнёрами, мало того, окомпрометировалъ себя послднимъ шагомъ въ глазахъ людей своего званія и всей публики — и все осталось напрасно! Но еще разъ, если вы не совсмъ ослплены, заклинаю васъ именемъ неба и всмъ, что можетъ имть вліяніе на человка благороднаго, чувствительнаго — бгите! не теряйте ни одной секунды, по прочтеніи этого письма (которое прошу васъ уничтожить тотчасъ, какъ только прочтете), иначе эта секунда погубитъ и васъ и всхъ вашихъ. Я остаюсь, попрежнему, вашъ огорченный, вашъ неизмнный другъ.’

‘О. Г.’

Мистеръ Обри положилъ на столъ это письмо и опустился снова на спинку креселъ. Чувство, близкое къ отчаянію, имъ овладло.

‘О, Боже мой! воскликнулъ онъ, прижимая руки къ горящему лбу:— на что предназначены мы, несчастныя созданія? Что станется со мной? Точно ли этотъ человкъ встникъ зла? Точно ли онъ тотъ хитрый, мстительный врагъ, котораго я страшусь въ немъ найдти? Какая цль, какія побудительныя причины могутъ заставить его прибгать къ такимъ извилистымъ и сложнымъ планамъ противъ меня, если онъ дйствительно лицемритъ?.. Или онъ въ-самомъ-дл тотъ, за кого онъ выдаетъ себя, и не виноватъ ли я передъ нимъ въ неосновательномъ подозрніи, въ грубой неблагодарности? Что думать? Что длать? Разсудокъ мой колеблется, мои понятія темнютъ! Какъ знать, можетъ-быть, въ эту же самую ночь ужасная сцена сегодняшняго утра разъиграна будетъ снова! Снова, мое растерзанное сердце оторвано будетъ отъ тхъ, кого я люблю!’ Глубокій вздохъ, или, скоре, стонъ вырвался у него изъ груди и, склонясь надъ столомъ, онъ закрылъ лицо руками.

‘Что мн длать?’ говорилъ онъ самъ съ собой, черезъ нсколько минутъ, вставая и прохаживаясь взадъ и впередъ. ‘Бжать, говорилъ онъ.— Но еслибъ даже я и былъ такъ слабъ и безнравственъ, чтобъ на это ршиться, то кто мн поручится, что я не попаду еще въ боле-глубокую яму, вырытую имъ для меня? Нтъ, что бъ ни грозило мн впереди, а бжать я не намренъ! Нтъ, нтъ, мои милые, мои дорогіе друзья, моя Агнеса и Кетъ! Вамъ, можетъ-быть, много еще горькихъ слезъ прійдется за меня пролить… но краснть — нтъ, краснть за меня вы не будете никогда!..’

Возвратясь къ жен и сестр, онъ уничтожилъ ихъ кратковременную радость, сообщивъ всти о новыхъ опасностяхъ, имъ всмъ угрожавшихъ. Едва успли они окончить обдъ или, лучше сказать, печальное подобіе обда, какъ двойной ударъ въ двери заставилъ ихъ вздрогнуть всмъ тломъ, но они въ ту же минуту успокоились, узнавъ о приход мистера Роннинтона, который замтнымъ образомъ былъ утшенъ, увидвъ, что Обри усплъ ужь сообщить и жен и сестр о новой бд, которая грозила ихъ семейству. Мистеръ Роннинтонъ былъ увренъ, что не позже, какъ черезъ двадцать-четыре часа, новыя мры будутъ приняты противъ мистера Обри, но онъ напомнилъ Обри при этомъ, что немедленная забота его опять-таки ограничится пріисканіемъ поруки на такую значительную сумму, посл чего онъ будетъ безопасенъ отъ личной тревоги и страха до слдующаго ноября. Вслдъ затмъ, Обри увдомилъ Роннинтона о смерти леди Стрэттонъ и о печальныхъ обстоятельствахъ, соединенныхъ съ этимъ несчастіемъ. Во время его разсказа, Агнеса и Кетъ горько плакали. Роннинтонъ говорилъ мало, но на лиц его можно было прочесть, какъ сильно поразили его эти извстія.

— Ни раза еще во всю мою жизнь, замтилъ онъ, наконецъ: — во все продолженіе моей тридцати-шести-лтней опытности, не слыхалъ я и не встрчалъ такого сложнаго несчастія, какъ ваше! Но пословица говоритъ: длинна та улица, съ которой нтъ поворота, и намъ, все-таки надо надяться, если не на другое что, то по-крайней-мр на случай.

— Сличай, мистеръ Роннинтонъ! перебилъ Обри съ одушевленіемъ:— случая нтъ! или, лучше сказать, случай — это мудрая воля судьбы!

Они вступили въ длинный разговоръ, въ-теченіе котораго замтилъ мистеръ Роннинтонъ:

— Если наши опасенія, наши худшія опасенія сбудутся, и они ршатся предъявить ко взысканію эти два векселя, тогда, перчатка съ ихъ стороны будетъ брошена, я подниму ее и еще Богъ знаетъ что можетъ выйдти, когда мы сойдемся лицомъ къ лицу. Я начну съ того, что представлю къ сбавк ихъ плутовской счетъ издержекъ и уничтожу всю, до послдняго фартинга, эту мнимую недоимку. Да, мистеръ Обри, я вамъ ручаюсь, что не оставлю имъ ни шиллинга, напротивъ, я докажу, что вы и то ужь переплатили имъ лишнее.

— Но вы забыли, что я общалъ мистеру Геммону этого не длать? перебилъ Обри.

— Ба! Извините меня, но право, я тутъ не вижу здраваго смысла. Вы хотите, какъ говорится, переиродитъ Ирода {Qut-heroding Herod. Прим. перев.}. Все на свт дозволено съ такими противниками, какъ они. Къ-тому же, если вы непремнно хотите быть до такой степени совстливымъ — и я не могу васъ за это не уважать — то мы возьмемъ это дло съ другой стороны, что разршитъ, я надюсь, ваши сомннія. Если мистеръ Титмаузъ предъявитъ свои векселя ко взысканію, тогда общаніе его стряпчихъ будетъ нарушено, а если они не сдержатъ своего, то съ какой стати и вамъ безпокоиться о вашемъ?

— Это, можетъ-быть, справедливо только въ такомъ случа, если допустить, что они меня обманываютъ, между-тмъ, все то, что происходило вчера въ Суд Королевской Скамьи, особенно письмо мистера Геммона ко мн…

— О, подозрительно! подозрительно! возразилъ мистеръ Роннинтонъ, покачивая головой:— фальшь и лицемріе!.. Какъ можно врить Геммону? Этотъ Титмаузъ, котораго они, разумется, обдираютъ ежедневно, по всей вроятности, доведенъ до отчаянной нужды въ наличныхъ деньгахъ, и они позволили ему взять эти два векселя, посл притворнаго сопротивленія со стороны Геммона, затмъ, чтобъ вызвать вашихъ друзей на помощь, вотъ ихъ игра — будьте въ этомъ уврены. Обри вспыхнулъ при одной мысли о томъ.— А между-тмъ, признаюсь вамъ, я не могу понять, зачмъ мистеръ Геммонъ уклоняется такъ далеко отъ своего пути ради вашего добраго мннія, и для чего онъ надваетъ на свое лицо такую непроницаемую маску? Онъ очень, очень-хитрый дьяволъ, этотъ Геммонъ и, безъ-сомннія, иметъ въ виду какую-нибудь вредную цль, которую вы скоро откроете.

Обри задумался на минуту и потомъ въ первый разъ сказалъ мистеру Роннинтои) о предложеніи, которое Геммонъ сдлалъ недавно его сестр. Тотъ онмлъ отъ удивленія.

— Я полагаю, произнесъ онъ наконецъ, обращаясь съ короткою и печальною улыбкою къ миссъ Обри, раскраснвшееся лицо которой свидтельствовало, что она принимаетъ сильное участіе въ ихъ разговор:— я полагаю, миссъ Обри, что нтъ никакой вроятности увидть ваше превращеніе въ мистриссъ Геммонъ?

— Я полагаю, что нтъ, мистеръ Роннинтонъ, отвчала она съ довольно-гордымъ видомъ:— и я ршительно не понимаю, что могло вбить ему въ голову такую странную мысль?

— Да, прибавилъ Обри: — я могу сказать утвердительно, что сестра моя никогда не показывала ему ни малйшаго ободренія.

— Ободренія? Этому ужасному человку! воскликнула миссъ Обри съ большимъ жаромъ.— Я никогда не могла терпть его, вы знаете, Чарльзъ, и вы тоже, Агнеса!

Роннинтонъ не длалъ боле никакихъ замчаній объ этомъ предмет, но его мысли были очень заняты. Ему казалось, что онъ начинаетъ открывать ключъ ко многому, что до-сихъ-поръ было для всхъ такъ загадочно въ поведеніи Геммона, потому-что на-счетъ лицемрія этого человка онъ не имлъ ни малйшаго сомннія, и ршился слдить пристально за всми его дйствіями въ-отношеніи къ мистеру Обри.

— А скоро ли, спросилъ Обри:— мистеръ Титмаузъ получитъ законное право предъявить ко взысканію тотъ вексель, который я далъ покойной леди Стрэттонъ?

— Тотчасъ, какъ только за нимъ будетъ признано право распоряжаться имуществомъ, оставшимся посл покойной, что можетъ случиться не прежде, какъ черезъ дв недли, со дня ея смерти. Въ этомъ состоитъ, какъ вы видите, вся разница между властью душеприкащика и властью распорядителя имуществомъ лица, умершаго безъ завщанія {Встарину право распоряженія движимымъ имуществомъ лица, умершаго безъ завщанія, принадлежало королямъ, которые назначали ближайшаго родственника покойнаго для раздачи милостынь въ пользу души усопшаго. Потомъ это право отъ королей передано было высшему духовенству. Долгое время епископы уступали жен и дтямъ покойнаго не боле двухъ третей оставшейся движимости и даже не платили долговъ покойнаго. Мало-по малу правители Англіи начали обращать вниманіе на это зло и вышли разныя постановленія, которыя постепенно ограничивали власть духовенства и наконецъ ограничили до того, что ныньче право распорядителя по закону принадлежитъ ближайшему родственнику умершаго и въ-сущности почти ничмъ не отличается отъ права наслдника или душеприкащика, но по строгому смыслу закона, распорядитель считается все-таки не боле, какъ уполномоченнымъ духовной власти, которая поручаетъ ему распоряжаться движимымъ имуществомъ такъ, какъ онъ думаетъ будетъ лучше для души покойнаго, за исключеніемъ, однакожъ, нкоторыхъ, закономъ опредленныхъ обязанностей, какъ-то: приличныхъ похоронъ, уплаты долговъ покойнаго и проч. Прим. перев.}. Обри вздохнулъ и не отвчалъ ни слова, а мистеръ Роннинтонъ, тмъ временемъ, смотрлъ на него молча, обдумывая, сказать ли ему то, что ему пришло въ голову. Наконецъ онъ началъ:

— Конечно, мистеръ Обри, я не хотлъ бы возбуждать безъ основанія ни надежды, ни страха, но знаете ли что я вамъ скажу? Этотъ проектъ завщанія леди Стрэттонъ, привезенный мистеромъ Паркинсономъ въ минуту ея кончины… можетъ-быть, можно еще доказать его годность. Очень, очень-тонкіе вопросы возникаютъ изъ случаевъ подобнаго рода. Я напишу сегодня же къ мистеру Паркинсону, чтобъ онъ мн доставилъ полныя и точныя свднія объ этомъ предмет, и если получу удовлетворительный отвтъ, то, съ вашего согласія, наложу непремнно запрещеніе, или какъ юристы церковнаго права называютъ: caveat {Caveat на латинскомъ язык значитъ буквально: пусть остережется, но въ англійскомъ церковномъ прав слово это употребляется какъ существительное въ томъ смысл, въ какомъ оно здсь употреблено. Прим. перев.}, на выдачу права распоряженія. Это будетъ для нихъ ршительный матъ. Къ-сожалнью, я имю мало надежды получить такой отвтъ, какой бы намъ нужно было имть, прибавилъ мистеръ Роннинтонъ, опасаясь возбудить безполезныя ожиданія. Скоро посл того миссъ Обри, которая ужь нсколько времени находилась въ сильномъ волненіи, обращаясь къ брату, сказала съ явнымъ замшательствомъ:— Чарльзъ, мн сильно хочется разсказать вамъ одну очень-странную вещь, но я бы желала сперва узнать ваше мнніе и ваше также, мистеръ Роннинтонъ, на-счетъ того, имю ли я право сдлать такое открытіе.

— Кетъ, Кетъ! что это такое? Что вы хотите сказать? Вы пугаете меня! произнесъ ея братъ съ удивленнымъ видомъ.

— Предположите, что мистеръ Геммонъ, во время того посщенія, о которомъ недавно было говорено, предложилъ сдлать мн открытіе очень, очень-необыкновеннаго рода, открытіе, которое постоянно съ-тхъ — поръ тревожило меня и днемъ и ночью. Не забудьте, Чарльзъ, я говорю — сначала, онъ только предложилъ сдлать открытіе, изъявивъ при этомъ сильное желаніе, чтобъ я не говорила о томъ никому. На это я отвчала, что не хочу ничего общать, но буду дйствовать какъ найду нужнымъ, и посл того какъ я ему это сказала, онъ сообщилъ мн то, о чемъ я говорю. Имю ли я право, продолжала она съ нетерпніемъ:— открыть теперь вамъ то, что онъ мн сообщилъ? Мн бы очень хотлось это сдлать, если только вы думаете, что это будетъ благородно.

— Моя милая Кетъ, я право боюсь, что вы бредите. Васъ одолли страданія, перенесенныя вами сегодня, сказалъ ея братъ нжно и съ очень-озабоченнымъ видомъ.

— Увряю васъ, нтъ, отвчала она съ большимъ убжденіемъ.

— Въ такомъ случа я думаю, что вы можете разсказать то, что вамъ сообщено было такимъ-образомъ, безъ-сомннія можете, Кетъ.

— Я тоже думаю, прибавилъ мистеръ Роннинтонъ съ жаромъ.— Мало того, мн кажется, что, имя дло съ такимъ человкомъ, какъ онъ, вы не только можете, но даже должны открыть все, что онъ вамъ говорилъ.

Миссъ Обри остановилась на нсколько минутъ и потомъ разсказала странный фактъ, уже извстный читателю, а именно, положительное и торжественное увреніе Геммона, что онъ можетъ возвратить ея брату право на обладаніе Яттономъ, возвратить законными и добросовстными средствами, и что если только она захочетъ позволить ему искать ея руки, то онъ даетъ слово возвратить ихъ всхъ въ Яттонъ, не дожидаясь исполненія даннаго ему общанія.

Мистеръ Обри, Агнеса и мистеръ Роннинтонъ вс слушали этотъ странный разсказъ въ молчаніи, и смотрли съ изумленіемъ на миссъ Обри. Мистеръ Роннинтонъ переглянулся недоврчиво съ ея братомъ.

— Простите меня, сударыня, сказалъ онъ наконецъ: — если я выскажу маленькое сомнніе. Вы поняли, вроятно, не то, что онъ хотлъ сказать…

— Это невозможно, Кетъ, прибавилъ ея братъ, но Обри зналъ хорошо здравый умъ своей сестры — и всякое сомнніе исчезло и въ немъ и въ душ мистера Роннинтона, когда Кетъ спокойно, отчетливо повторила свой разсказъ, отъ слова до слова, приводя даже въ-точности выраженія мистера Геммона, которыя, говорила она, произвели глубокое впечатлніе на ея душу.

— Это непостижимо! воскликнулъ ея братъ, посл долгаго молчанія.

— По моему мннію, это дерзкая и жестокая ложь, сказалъ мистеръ Роннинтонъ, и вс опять замолчали. Потомъ Роннинтонъ на-скоро пробжалъ въ ум главные пункты той тяжбы, вслдствіе которой мистеръ Обри лишился Яттона.

— Или онъ дерзко лжетъ, продолжалъ Роннинтонъ:— или онъ не въ здравомъ ум, или, наконецъ, ужасныя, жестокія низости употреблены были въ дло противъ васъ. Если онъ въ здравомъ ум и говоритъ правду… Боже милостивый! Да они должны были выставить цлый рядъ ложныхъ свидтелей на суд…

— Не проронилъ ли онъ какого-нибудь намёка, Кетъ, на-счетъ того, какими средствами онъ можетъ достичь до этого результата? спросилъ ея братъ посл долгаго молчанія, впродолженіе котораго и онъ тоже думалъ о ряд доказательствъ, приведенныхъ со стороны Титмауза во время судебнаго разбора.

— Нтъ, ни малйшаго, въ этомъ я уврена и помню очень-хорошо, хотя скоро посл того я была такъ поражена и тмъ, что онъ говорилъ, и видомъ, съ которымъ онъ это сказалъ, что упала безъ чувствъ. Мистеръ Геммонъ, должно быть, отнесъ меня на софу, потому-что, когда я пришла въ себя, я лежала ужъ тамъ, а между-тмъ, я помню, что передъ тмъ, какъ мн сдлалось дурно, я стояла у окна, которое хотла отворить.

— Это самая странная вещь, какую мн только когда-нибудь удавалось слышать, произнесъ Роннинтонъ задумчиво. Обри, между-тмъ, всталъ со стула и прошелъ нсколько разъ взадъ и впередъ по комнат, въ замтномъ волненіи.

— Кетъ, Кетъ! сказалъ онъ довольно-горячо:— вы должны были бы сказать мн объ этомъ тогда же.

— Ради Бога, милый Чарльзъ, успокойтесь! воскликнула Агнеса, сама очень-сильно взволнованная необыкновеннымъ извстіемъ, которое Кетъ въ первый разъ сообщила даже и ей. Бдная миссъ Обри, увидавъ какимъ-образомъ было принято ея открытіе, отъ всего сердца жалла, что она его сдлала.

— Надо будетъ хорошенько подумать, мистеръ Обри, какъ намъ обойдтись съ этимъ извстіемъ и съ мистеромъ Геммономъ, сказалъ Роннинтонъ.— Я начинаю думать теперь, что онъ врядъ ли рискнулъ бы на такое отчаянное безумство, еслибъ его увреніе не имло какого-нибудь существеннаго основанія, а между-тмъ меня до крайности удивляетъ, что человкъ, такой ловкій и такъ хорошо-владющій собой, окомпрометировалъ себя такимъ образомъ. Онъ врно былъ сильно взволнованъ въ эту минуту.

— Да, онъ дйствительно былъ, или по-крайней-мр, казался очень-взволнованнымъ въ ту пору, когда со мной говорилъ, отвчала миссъ Обри, немножко красня.

— Очень-понятная вещь, замтилъ Роннинтонъ, слегка улыбаясь.— Однакожь, онъ долженъ былъ полагать, что, по всей вроятности, вы разскажете объ этомъ вашему брату. Очень, очень-трудно представить себ мистера Геммона, дйствующаго неосторожно въ какомъ бы то ни было случа.

Долго и горячо разсуждали они объ этомъ предмет. Много догадокъ было сдлано, но он не повели ни къ какому удовлетворительному результату. Совсмъ-новый свтъ, однакожь, казалось, былъ брошенъ теперь на вс прошедшіе поступки Геммона, на всю систему его поведенія. Они перечитывали его два послднія письма съ новымъ и сильнымъ интересомъ, въ томъ предположеніи, что когда онъ ихъ писалъ, то сознавалъ ту власть, о которой говорилъ. Все было покрыто тайной. Затмъ, они разбирали вопросъ: не слдуетъ ли кому-нибудь изъ нихъ — мистеру Роннинтону или мистеру Обри — искать объясненія по этому предмету отъ самого мистера Геммона? Но этотъ шагъ отложенъ былъ на будущее и боле-зрлое соображеніе. Другая вещь пришла въ голову мистеру Обри, но онъ не говорилъ о ней никому: ‘Не слдуетъ ли, думалъ онъ, открыть мистеру Геммону прямо, что Кетъ была, до нкоторой степени, общана мистеру Делямиру, и такимъ-образомъ, разъ навсегда, уничтожить всякую надежду съ его стороны?’

Вечеръ между-тмъ приближался къ концу, и мистеръ Роннинтонъ съ убдительными просьбами сообщилъ мистеру Обри главную цль своего посщенія. Она состояла въ томъ, чтобъ упросить его и мистриссъ Обри въ этотъ же вечеръ хать съ нимъ вмст въ его загородный домъ, который находился миляхъ въ шести отъ города, по дорог къ Ричмонду. Тамъ на короткое время они могли бы отдохнуть отъ ужаснаго ожиданія и постоянной опасности, недававшихъ имъ ни минуты покоя въ Вивьенской Улиц. Агнеса и Кетъ горячо поддерживали просьбу мистера Роннинтона, и посл сильнаго колебанія мистеръ Обри наконецъ согласился. Они тотчасъ условились, что такъ-какъ экипажъ мистера Роннинтона находился за городомъ, то самъ мистеръ Роннинтонъ вернется къ нимъ черезъ часъ съ наёмной каретой, а на слдующій день мистриссъ Роннинтонъ прідетъ въ городъ и возьметъ съ собою миссъ Обри съ дтьми. Сдлавъ такой уговоръ, мистеръ Роннинтонъ ушелъ отъ нихъ, общая вернуться черезъ часъ и надясь къ этому времени застать ихъ готовыми къ отъзду, со всею поклажею необходимою, чтобъ провести за городомъ нсколько дней. Какъ только мистеръ Роннинтонъ ушелъ отъ нихъ, недоумнія мистера Обри начали воскресать. Ему казалось, что хотя онъ узжаетъ и на короткое время, но все-таки на самомъ дл это есть бгство отъ кредиторовъ. Какъ знать, можетъ-быть, причудливая совстливость и слишкомъ-тонкое чувство чести заставили бы его наконецъ отправить мистриссъ Обри одну… Но увы! онъ избавленъ былъ отъ этого испытанія однимъ случаемъ, происшедшимъ черезъ полчаса по уход мистера Роннинтона. Мистриссъ Обри сидла въ гостиной въ дорожномъ плать, лаская маленькую Агнесу и давая Кетъ разныя наставленія насчетъ присмотра за дтьми и насчетъ хозяйства, а мистеръ Обри тоже готовый къ отъзду, выбиралъ въ кабинет нсколько книгъ съ собою въ дорогу, какъ вдругъ одинъ тяжелый ударъ въ двери, несопровождаемый стукомъ колесъ, привелъ всхъ троихъ въ ужасъ. Короче сказать, черезъ нсколько минутъ несчастный и почти-убитый духомъ Обри былъ во второй разъ арестованъ, по иску Титльбета Титмауза эсквайра, на сумму 10,000 ф. съ годовыми процентами, по пяти на сто. Мучительную сцену, которая произошла, мы представимъ вполн воображенію читателя. Скажемъ только, что два служителя закона, въ руки которыхъ на этотъ разъ попалъ мистеръ Обри, были совершенно-безчувственны къ страданіямъ несчастнаго семейства. Сыщикъ былъ хорошо-извстный коммиссаръ шерифа, по имени Вейсъ, маленькій, жирный, опухлый мужчина, съ обстриженными подъ-гребёнку и жесткими, какъ щетина, черными волосами, съ лицомъ глубоко-изрытымъ оспою и выражавшими суровую дерзость. Обри съ одного взгляда понялъ, что отъ этого человка ему нечего ожидать ни снисхожденія, ни жалости. Помощникъ былъ очень-похожъ на своего предводителя.

— Вы мой арестантъ, сэръ, сказалъ Вейсъ, подходя къ Обри, и съ равнодушной дерзостью схватилъ его за воротникъ одной рукой, а другою показалъ предписаніе.— Если вы хотите надть пальто, такъ-какъ время подходитъ къ ночи, то надвайте сейчасъ, потому-что чмъ скоре вы уберетесь изъ этого шума, тмъ лучше.

— Ради Бога подождите нсколько минутъ, я ожидаю знакомаго, сказалъ Обри.

— Будь я проклятъ, если я соглашусь дожидаться вашего знакомаго, отвчалъ Вейсъ, искоса посматривая на два дорожные ящика въ коридор и на дорожное платье мистриссъ Обри, и заключая но этимъ примтамъ, что пришелъ въ самую пору, чтобъ предупредить бгство.

— Ради самого Бога подождите хоть пять минутъ! кричала Кетъ, въ отчаяніи ломая руки. Но просить этихъ людей было все-равно, что умолять кузнечную наковальню.

— Напрасно, Кетъ, напрасно, душа моя! говорилъ Обри печально, потомъ, обращаясь къ Вейсу, который вмст съ помощникомъ стоялъ отъ него не дале, какъ въ двухъ или трехъ вершкахъ: — вы, можетъ-быть, позволите записать адресъ того мста, куда вы меня берете? спросилъ онъ, довольно-строгимъ тономъ.

— Пишите же, да торопитесь, потому-что напишете или нтъ, а во всякомъ случа вы пойдете.

Мистеръ Обри наскоро записалъ карандашомъ адресъ дома Вейса для мистера Роннинтона и потомъ, торопливо набросивъ пальто, не успвъ даже взять перемны блья (потому-что Вейсъ забралъ себ въ голову мысль о насильственной выручк арестанта и не хотлъ подвергаться ни малйшему риску съ десятитысячнымъ должникомъ), вырвался изъ объятій жены и сестры и вышелъ изъ дома. Вейсъ не хотлъ даже отправить своего помощника за наемною каретой, или подождать пока Фанни сбгаетъ за ней. Какъ только вышли они на улицу (стопы Агнесы и Кетъ раздавались еще въ ушахъ несчастнаго Обри), Вейсъ взялъ своего арестанта безъ церемоніи подъ-руку, веллъ своему товарищу сдлать то же, и такимъ образомъ они вдвоемъ протащили мистера Обри по всему разстоянію отъ Вивьенской Улицы до квартиры мистера Вейса, въ улиц Кэри. Обри не говорилъ ни слова, но сердце его разрывалось. Вейсъ получилъ инструкцію отъ мистера Спитфейра, который былъ очень-бойкій практикъ и зналъ хорошо цну каждаго дня, а потому приготовилъ все нужное еще прежде, чмъ опредленіе суда утверждено было противъ Геммона. Проходя по улицамъ быстро, какъ два ловца съ своею добычею, они обратили на себя довольно-большое вниманіе. Порой, даже небольшая толпа провожала ихъ шаговъ сто. Разъ мистеръ Обри услыхалъ слова: ‘Бдненькій! Врно за подлогъ попался… Черезъ мсяцъ отправится на тотъ свтъ!’

Клтка Вейса, хотя похожая въ общихъ чертахъ на клтку Греба, была тсне, грязне и вообще гораздо-низшаго сорта. Вс трое пришли туда въ начал девятаго.

— Въ отдльную или въ общую? спросилъ Вейсъ, какъ только они вошли въ домъ.

— Куда хотите, отвчалъ Обри скоро и мрачно.

— Лучше бы вы проводили джентльмена наверхъ, замтилъ помощникъ нершительно.

— Наверху вы должны платить особо, сказалъ Вейсъ:— куда хотите?

— У меня нтъ лишнихъ денегъ, сэръ, и я знаю грабительскіе обычаи въ этихъ домахъ…

— О, такъ пойдемъ же, перебилъ Вейсъ, очень-дерзко, и черезъ минуту мистеръ Обри очутился въ довольно-просторной, но низкой комнат, освщенной тремя или четырьмя свчами. Въ ней было человкъ десять, которые курили, пили, читали газеты, играли въ карты, въ кости и проч. Вс, казалось, были въ веселомъ дух и пріостановили на минуту свои разнообразныя занятія, чтобъ осмотрть пришельца, за которымъ дверь въ ту же минуту была затворена на замокъ.

— Не угодно ли карточку, сэръ? Вы пришли въ самую пору, сказалъ какой-то худой и блдный человкъ, проворно подбгая къ мистеру Обри изъ-за стола, за которымъ блдный и двое другихъ только-что начали робберъ.— Не угодно ли карточку? повторилъ онъ самоувреннымъ тономъ, быстро проводя пальцами по закраинамъ картъ съ ухваткой ловкаго игрока и предлагая колоду мистеру Обри.

— Я не играю, отвчалъ Обри, вполголоса.

— Право лучше возьмите. Къ чорту заботу! Вы здсь умрете со скуки безъ картъ.

— Я не играю, сэръ, и не хочу играть, отвчалъ мистеръ Обри довольно-строго.

— Всего полкороны {Около трехрублеваго. Крона (crown) содержитъ въ себ 5 шиллинговъ.} на фишку — не разоритесь!.. Онъ продолжалъ говорить очень-бгло, пока мистеръ Обри не отошелъ отъ него съ отвращеніемъ въ другой уголъ комнаты. Тамъ двое играли въ шашки.

— Вы лжете! вдругъ закричалъ одинъ изъ игравшихъ другому, вслдствіе спора, зашедшаго объ игр.

— Вы плутъ! закричалъ тотъ въ отвтъ, но едва усплъ онъ произнести это слово, какъ противникъ схватилъ недопитый стаканъ грога и пустилъ съ размаха ему въ лицо. Ударъ попалъ въ-лобъ и несчастный свалился на полъ безъ чувствъ. Кровь потекла ручьями по его изрзанному лицу. Вс арестанты, сидвшіе въ комнат, вскочили въ ту же минуту и кинулись къ мсту драки. Среди этой отвратительной сцены дверь отворилась и вошелъ Вейсъ.

— Эге! Что это такое? сказалъ онъ, замкнувъ дверь за собой и подходя къ толп.— Кто это сдлалъ? закричалъ онъ въ ярости, увидавъ человка, лежавшаго на полу.

— Я сдлалъ, отвчалъ обидчикъ: — онъ назвалъ меня плутомъ.

— Вы сдлали! повторилъ Вейсъ. Съ гигантскою силою онъ ухватилъ его за воротникъ и, несмотря на все сопротивленіе, поваливъ его на полъ, сталъ однимъ колномъ на грудь и сдавилъ руками горло такъ, что тотъ весь посинлъ.

— Чортъ побери! Вейсъ! вдь этакъ вы его убьете! закричалъ одинъ изъ возл-стоявшихъ, другіе тоже собирались вступиться, но въ эту минуту тотъ, который получилъ ударъ и лежалъ нсколько минутъ безъ движенія, вдругъ началъ судорожно дергать руками и ногами, въ припадк падучей болзни. Вниманіе всхъ присутствовавшихъ тотчасъ перенеслось на него и арестантъ, котораго Вейсъ бросилъ, поднялся съ багровымъ лицомъ, едва переводя духъ, и смотрлъ съ ужасомъ на жертву своего необузданнаго бшенства.

— Надо будетъ послать за докторомъ, произнесъ Вейсъ, отправляясь къ дверямъ. Въ эту минуту онъ увидлъ мистера Обри, который сидлъ въ ужасномъ волненіи.— А, вы здсь! сказалъ онъ: — ступайте за мной.

— Я надюсь, что этому несчастному подана будетъ нужная помощь, сказалъ мистеръ Обри съ большимъ безпокойствомъ.

— Это мое дло, а не ваше, отвчалъ тотъ грубо.— Ступайте за мной. Когда они вышли, Вейсъ послалъ человка за докторомъ, а мистера Обри повелъ въ какую-то комнату, въ род конторы, гд мистеръ Роннинтононъ ждалъ его ужь минутъ пять. Обри встртилъ этого человка какъ ангела-избавителя и отвчалъ на его дружеское пожатіе руки съ горячею, судорожною энергіею, но при этомъ не могъ выговорить ни слова — такъ сильно онъ былъ разстроенъ. Мистеръ Роннинтонъ, между-тмъ, былъ въ сильной досад, потому-что Вейсъ не хотлъ отпустить мистера Обри на его отвтственность, говоря, что сумма была немножко ужь черезчуръ крупна, такъ рисковать не приходилось, и что онъ не можетъ ршительно ничего сдлать безъ письменнаго дозволенія ундер-шерифа, а къ этому прибавилъ, что объ этомъ дозволеніи нечего и хлопотать, потому-что они, не дале какъ два мсяца тому назадъ, промахнулись на 800 ф. ст. такимъ же точно образомъ, и потому совтъ Вейса былъ: лучше прямо искать надежнаго поручительства. Однимъ словомъ, Вейсъ былъ неумолимъ, тмъ боле, что намекъ о возможности бгства мистера Обри изъ Англіи, пророненный мистеромъ Спитфейромъ ундер-шерифу, заставилъ послдняго дать Вейсу совтъ смотрть покрпче за своею птицею.

— По-крайней-мр помстите мистера Обри въ отдльную комнату, Вейсъ, сказалъ мистеръ Роннинтонъ:— а я разочтусь съ вами посл. Я сейчасъ пойду въ контору и постараюсь уговорить мистера Ридлея.

— Ни къ чему не поведетъ, да и къ-тому же, десять противъ одного, что вы его не застанете: онъ ухалъ въ Клепхемъ, наврно.

Но мистеръ Роннинтонъ не хотлъ такъ легко отказаться отъ надежды и отправился все-таки въ контору, а Вейсъ повелъ мистера Обри наверхъ, въ свою гостиную, говоря ему дорогою, что тамъ было всего только двое другихъ джентльменовъ, стало-быть, они втроемъ могли помститься очень-удобно. Онъ прибавилъ, что у него была только эта одна квартира о двухъ постеляхъ, свободная, а потому, они должны были уговориться между собою, кому изъ троихъ спать на соф, а если нтъ, то чередоваться.

Входя въ комнату, Обри увидлъ двухъ арестантовъ. Одинъ изъ нихъ, высокій, блдный, худой джентльменъ, лтъ сорока, лниво курилъ сигару, казалось, боле затмъ, чтобъ заглушить горе, чмъ просто, для удовольствія. Другой, имвшій тоже наружность джентльмена, былъ довольно-полный, осанистый и сдой человкъ, лтъ пятидесяти. Онъ стоялъ прислонясь спиною къ камину и засунувъ лвую руку въ жилетъ, въ правой держалъ стаканъ, который онъ поднесъ къ губамъ, когда Вейсъ вошелъ, и осушивъ, просилъ принести новый. Это былъ третій стаканъ крпкаго грога, выпитый этимъ человкомъ впродолженіе вечера, и его безпокойный, сверкающій взоръ, вмст съ бглымъ выговоромъ, свидтельствовали о дйствіи напитка. Только-что Вейсъ ушелъ, этотъ джентльменъ, обращаясь къ мистеру Обри, началъ говорить скоро и довольно-несвязно. Онъ разсказалъ о случа, постигшемъ его въ этотъ день, поутру, или, лучше сказать, о томъ, какъ Вейсъ наложилъ на него свою жесткую руку въ самую ту минуту, когда онъ садился въ Бляквел {Предмстье около Темзы. Прим. перев.} на корабль, отъзжавшій въ Индію, съ намреніемъ оставить навсегда эту ‘проклятую землю’. То былъ богатый негоціантъ изъ Сити, который долгое время пользовался общимъ уваженіемъ. Онъ взялъ въ супруги молодую женщину изъ моднаго круга и жилъ съ нею весело, но ихъ честолюбіе и безумная расточительность, вмст съ разными торговыми неудачами, происходившими отъ недостатка кредита и неисправнаго веденія длъ, довели его до сильной нужды въ деньгахъ и заставили пуститься на биржевыя спекуляціи. Встртивъ неудачу и съ этой стороны, онъ ршился ужь на прямой обманъ. Употребляя во зло права повреннаго и душеприкащика разныхъ лицъ, онъ вынималъ изъ фондовъ большія суммы денегъ, ему непринадлежавшихъ, и такимъ образомъ довелъ до совершеннаго разоренія десятка два или три несчастныхъ семействъ, умершіе родственники которыхъ покинули жизнь съ твердой увренностью въ его безкорыстіи и честности. Продлки этого рода длились ужь нсколько лтъ, какъ вдругъ одинъ случай опрокинулъ все. Одна молодая и очень-хорошенькая двушка, у которой господинъ этотъ былъ единственнымъ повреннымъ и все состояніе которой, до послдняго фартинга, промоталъ на собственныя нужды, обратилась къ нему съ требованіемъ немедленнаго отчета въ имуществ. На слдующее утро онъ прекратилъ платежъ. Значительная часть Сити пришла въ броженіе и сильное удивленіе царствовало на бирж. ‘Кто могъ бы подумать это?’ говорили вс. О немъ самомъ не было ни слуху, ни духу, но наконецъ, одна изъ его разоренныхъ жертвъ успла попасть на его слды и это открытіе привело къ тому аресту, о которомъ онъ самъ разсказалъ. Обо всемъ этомъ, разумется, мистеръ Обри не зналъ ничего, но, несмотря на то, его немножко поразили выраженіе лица и манера этого человка. Съ какимъ ужаснымъ интересомъ, однакожь, смотрлъ бы онъ на него, еслибъ зналъ, что этотъ несчастный ужь ршился на самоубійство и что дня черезъ два онъ исполнитъ свое ужасное намреніе. На третій день поутру, дйствительно, его нашли въ постели съ головой почти отдленной отъ туловища.

Въ другомъ арестант мистеръ Обри съ большимъ удивленіемъ узналъ черты одного человка, съ которымъ былъ знакомъ еще въ Оксфорд. Онъ владлъ огромнымъ состояніемъ, но это состояніе, а вмст съ нимъ и здоровье, онъ истратилъ самымъ безпутнымъ образомъ. Возвратясь изъ Франціи, нсколько дней тому назадъ, въ чахотк, въ одномъ изъ послднихъ ея періодовъ, онъ былъ схваченъ по иску одного изъ своихъ многочисленныхъ, взбшенныхъ кредиторовъ, и приведенъ сюда наканун, такъ-какъ никто не хотлъ за него поручиться, онъ долженъ былъ хать въ городскую тюрьму и жить тамъ до-тхъ-поръ, пока законъ не позволитъ ему воспользоваться правами неоплатнаго должника, что, по всей вроятности, могло случиться не прежде, какъ за нсколько недль до его смерти, такъ-что этотъ несчастный не имлъ передъ собой въ виду ничего, кром жалкихъ похоронъ нищаго. Онъ наконецъ узналъ мистера Обри, приподнялся на соф и протянулъ ему исхудалую руку, которую тотъ пожалъ дружески и нсколько минутъ смотрлъ на него молча, сильно-пораженный его наружностью.

Черезъ полчаса мистеръ Роннинтонъ вернулся въ сильномъ уныніи. Онъ не нашелъ мистера Ридлея дома и, вслдствіе того, Обри долженъ былъ оставаться на своей непріятной квартир всю ночь, а можетъ-быть и большую половину слдующаго дня, до-тхъ-поръ, однимъ словомъ, пока мистеръ Роннинтонъ не успетъ найдти поручителей. Шепнувъ нсколько словъ мистеру Обри въ сосдней комнат и сунувъ ему въ руку пяти-фунтовой билетъ, мистеръ Роннинтонъ ушелъ, общавъ, не теряя ни минуты, сдлать все нужное для его освобожденія и унеся съ собой несчетное число привтовъ и утшеній для мистриссъ Обри, для Кетъ и для его дтей, въ Вивьенскую Улицу, куда мистеръ Роннинтонъ общалъ зайдти въ тотъ же день вечеромъ.

— Это почти самая-горькая минута въ моей жизни, говорилъ бдный Обри.— Мн очень, очень-тяжело ее переносить, и онъ крпко сжалъ руку мистера Роннинтона, который былъ тронутъ такъ же сильно, какъ и несчастный его кліентъ.

Ни мистеръ Обри, ни мистеръ Соммервиль (такъ звали его стараго знакомаго) не выходили изъ общей комнаты цлую ночь, но товарищъ ихъ ушелъ въ сосднюю спальную довольно-рано, и скоро погрузился въ тяжелый сонъ. Тогда-то, наконецъ, вступили они въ разговоръ, печальный, но глубоко-интересный разговоръ, который занималъ ихъ долго, почти до-тхъ-поръ, когда холодное, срое утро стало свтить къ нимъ въ окно, и тогда оба они уснули.

Оставивъ своего кліента, мистеръ Роннинтонъ, по общанію* отправился прямо въ Вивьенскую Улицу, гд ожидала его сцена, которую онъ предвидлъ и о которой думалъ дорогой, стараясь напрасно себя приготовить — сцена горькаго отчаянія, когда об леди увидли его, возвратившагося безъ мистера Обри. Какъ доврчиво ожидали он, что все это кончится такъ же успшно, какъ утромъ! Это былъ первый разъ, единственный разъ съ самаго начала ихъ бдствія, что мистеръ Обри проводилъ ночь не подъ одною кровлею съ ними, и гд же еще — въ тюрьм! Всю эту длинную, длинную ночь Агвеса и Кетъ просидли вдвоемъ, считая минуты и прислушиваясь къ звукамъ колокола на часахъ сосдней церкви. Глаза ихъ покраснли отъ слезъ и пульсъ на вискахъ бился болзненно, когда, завидвъ срый разсвтъ, он подняли сторы въ гостиной и открыли окно.

Къ полудни, благодаря неутомимымъ стараніямъ Роннинтона и поспшности тхъ, чьи имена сообщены были ему отъ мистера Обри, арестантъ явился въ Вивьенскую Улицу. Проходя мимо окна, онъ увидлъ Агнесу и Кетъ, сидвшихъ въ заботливомъ ожиданіи. Они тоже увидли его, бросились къ дверямъ, отворили ихъ прежде чмъ онъ усплъ постучать, и въ ту же минуту сжали его въ объятіяхъ. Онъ быль блденъ и утомленъ, конечно, но то былъ онъ, любимый мужъ и братъ. Вс ихъ недавнія страданія были забыты на-мигъ, изглажены радостью такой встрчи. Онъ былъ и такъ ужь сильно растроганъ, по когда услышалъ шаги своихъ дтей, торопливо-бжавшихъ по лстниц, услышалъ ихъ тоненькіе голоса, нетерпливо-повторявшіе: ‘папа! мой папа!.. гд папа?’ и когда они подбжали къ нему и онъ почувствовалъ ихъ ручонки вокругъ своей шеи, онъ не могъ владть собой доле: слезы невольно брызнули у него изъ глазъ.

Какой пріятный вечеръ провели они вмст! Къ концу его, впрочемъ, случилось маленькое происшествіе, совершенно-неожиданное. На крыльц раздался стукъ, который немножко встревожилъ ихъ всхъ, но оказалось, что это быль камердинеръ лорда Де-ля-Зуша: онъ желалъ видть миссъ Обри, и когда та вышла, вручилъ ей пакетъ, только-что полученный изъ Франціи. Кетъ приняла его, красня, съ сильнымъ трепетомъ сердца. Вс настаивали, чтобъ пакетъ распечатанъ былъ тотчасъ, и черезъ нсколько минутъ ихъ удивленнымъ взорамъ представилось великолпное брильянтовое ожерелье, а на дн футляра небольшой билетикъ, который Кетъ, красня жестоко, спрятала въ ту же минуту, несмотря на вс усилія Агнесы. Въ пакет, кром того, найдено было длинное письмо къ мистеру Обри отъ лорда Де-ля-Зуша, который вмст съ женою проводилъ нсколько недль въ Париж, и другое письмо отъ леди Де-ля-Зушъ къ миссъ Обри. По толстому объему послдняго нетрудно было догадаться, что леди Де-ля-Зушъ или сама написала чрезвычайно-длинное письмо, или вложила въ конвертъ еще письмо отъ кого-нибудь другаго. Они видли въ какомъ смущеніи Кетъ была насчетъ этого обстоятельства, и потому не хотли дразнить ее. Бдная двушка! Слезы навернулись у ней на глазахъ при вид блестящей игрушки, присланной ей въ подарокъ, и при мысли, что цнность этой игрушки, по всей вроятности, могла быть достаточна, даже съ излишкомъ, чтобъ поддержать ея брата съ семействомъ еще года на два. Сердце ея привязано было къ нимъ горячо и ее томило желаніе превратить этотъ великолпный подарокъ въ такую форму, которая дала бы ей способъ употребить его на ихъ надобности. Дойдя до этой части моего разсказа, я долженъ остановиться на минуту и сообщить читателю нсколько обстоятельствъ, которыя нужно знать, прежде чмъ мы вернемся къ общему ходу происшествій.

Мистеръ Делямиръ находился въ эту минуту въ Рим, совершая обыкновенное путешествіе по Европ, и его ждали обратно не ране, какъ черезъ нсколько мсяцевъ, можетъ-быть, черезъ, годъ. Но еще до своего отъзда изъ Англіи, онъ сдлалъ ршительный приступъ къ миссъ Обри и усплъ вырвать у нея общаніе, что если она когда-нибудь выйдетъ замужъ, то не за кого другаго, какъ за него. Союзъ ихъ одобренъ былъ отъ всей души лордомъ и леди Де-ля-Зушъ, двумя изъ самыхъ великодушныхъ людей, какіе только когда-нибудь существовали на свт, оба они еще боле цнили добычу, пріобртенною ихъ сыномъ посл того, какъ были свидтелями гордаго и тонкаго чувства чести, обнаруженнаго миссъ Обри въ своемъ щекотливомъ и чрезвычайно-затруднительномъ положеніи относительно къ семейству Де-ля-Зушъ. Собственный образъ мыслей Кетъ объ этомъ предмет былъ довольно-неопредленнаго рода. Она ршилась не принимать никакихъ предложеній отъ Делямира, пока дла ея брата не пойдутъ къ-лучшему, а до этого, можетъ-быть, надо было ждать еще нсколько лтъ. Если она отвчала на письмо Делямира, вложенное въ конвертъ леди Де-ля-Зушъ (вещь очень-естественная, потому-что нельзя же было не поблагодарить его за такой блестящій подарокъ), то это было, конечно, первое письмо съ ея стороны, въ которомъ она давала нкоторый отчетъ въ своемъ затрудненіи. Вс они, безъ-сомннія, вели переписку съ лордомъ и леди Де-ля-Зушъ, но чувство благородной гордости не допустило ихъ ни раза до малйшаго намека о томъ, что они вынуждены были терпть. Лордъ Де-ля-Зушъ, съ своей стороны, былъ совершенно убжденъ, что Обри борется, хоть можетъ-быть и медленно, но все-таки успшно, съ разными затрудненіями, его окружающими, и онъ приготовился окончательно, въ случа надобности, заплатить ту сумму, за которую поручился, но такъ-какъ Обри явно не хотлъ сообщать ему ничего о своихъ частныхъ длахъ, то и онъ, несмотря на разныя догадки и опасенія, иногда приходившія ему въ голову, не позволялъ себ никакихъ вопросовъ. Увы! какъ мало воображали и лордъ и леди Де-ля-Зушъ и мистеръ Делямиръ, въ какомъ положеніи застанетъ ихъ пакетъ семейство Обри,

Черезъ нсколько дней мистеръ Роннинтонъ усплъ представить формальную поруку по обоимъ взъисканіямъ, и такимъ-образомъ, освободилъ мистера Обри отъ личнаго безпокойства, по-крайней-мр, на полгода. Уходя изъ ихъ дома, однажды вечеромъ, посл того, какъ онъ сообщилъ имъ извстіе объ успшномъ результат своихъ трудовъ, и прощаясь съ мистеромъ Обри въ дверяхъ, онъ сунулъ ему въ руки письмо, которое просилъ его прочесть на досуг, а если найдетъ нужнымъ, то и отвчать. Только-что мистеръ Роннинтонъ ушелъ, Обри распечаталъ письмо и прочелъ слдующее:

Линкольнское Подворье.

‘Мой милый сэръ, раза два въ послднее время я слышалъ отъ васъ, что вы считаете одолженіемъ разныя мелкія услуги, полученныя отъ меня по долгу стряпчаго. Позвольте же и мн, въ свою очередь, просить васъ о большомъ одолженіи — что длаю не безъ страха, зная вашу тонкую чувствительность, и потому, опасаясь васъ оскорбить какимъ-нибудь неумышленнымъ образомъ. Я убдительно прошу васъ принять отъ меня въ долгъ бездлицу — 300 ф., которые вы мн отдадите современенъ, когда будете въ-состояніи это сдлать, безъ малйшаго затрудненія для себя. Въ случа, еслибъ, къ-несчастію для васъ самихъ, этому времени не суждено было никогда прійдти, поврьте, что потеря этой суммы не причинитъ мн ни малйшаго разстройства, потому-что долгая и успшная практика поставила меня давно въ положеніе, независимое отъ моего званія и отъ свта, до чего, я увренъ, достигнете и вы, если судьб угодно будетъ сохранить вашу жизнь. Случайно узналъ я, что до послднихъ происшествій вы имли намреніе къ этому времени начать второй годъ вашихъ занятій съ мистеромъ Кристалемъ или съ мистеромъ Менсфильдомъ, нотаріусомъ. Насчетъ этого предмета я беру смлость замтить, что въ настоящую пору года, когда вс адвокаты обыкновенно узжаютъ изъ Лондона, для присутствія на ассизахъ (что сдлаетъ и мистеръ Кристаль, черезъ нсколько недль), едва-ли будетъ согласно съ вашими видами вступить въ контору одного изъ этихъ послднихъ. Нотаріусы, напротивъ, остаются доле въ столиц, а потому, вы найдете гораздо-удобне для вашей цли немедленно записаться въ контору мистера Менсфильда и занять снова вашъ умъ укрпляющимъ, драгоцннымъ трудомъ, который, какъ мн говорило, усплъ ужь васъ подвинуть очень-далеко и будетъ служить для нашихъ мыслей постояннымъ развлеченіемъ отъ предметовъ тягостныхъ и печальныхъ естественнымъ образомъ, но безъ пользы, обременяющихъ душу.’

‘Сегодня поутру я вручилъ уже вашему банкиру 300 ф., а затмъ, мой милый сэръ, я остаюсь вашимъ искреннимъ и врнымъ другомъ Ч. Роннинтонъ.’

‘P. S. Объ издержкахъ, по случаю недавнихъ сдлокъ, прошу васъ не безпокоиться, потому-что он совершенно-ничтожны.’

Мистеръ Обри прочиталъ это письмо съ искреннею, глубокою благодарностью и, отложивъ въ сторону причуды совстливой деликатности, ршился воспользоваться непремнно великодушнымъ и кстати-предложеннымъ пособіемъ мистера Роннинтона. Онъ ршился, кром того, исполнить его благоразумный совтъ насчетъ хода своихъ занятій, то-есть поступить какъ можно скоре въ контору мистера Менсфильда. Освобожденные вдругъ на такое значительное и опредленное время отъ всхъ заботъ и тревогъ, онъ и все его семейство пришли въ самое легкое, веселое расположеніе духа. Но недолго суждено было имъ наслаждаться сладкимъ чувствомъ покоя и безопасности: будущее оставалось попрежнему ужасно и безнадежно. По мр того, какъ день за днемъ исчезалъ драгоцнный промежутокъ между настоящимъ временемъ и страшнымъ мсяцемъ ноябремъ, въ мрачномъ туман котораго виднлись смущенному взору семейства Обри угрюмыя ворота тюрьмы, вс мало-по-малу приходили въ прежнее, унылое и тревожное состояніе духа. Мистеръ Обри ршился, впрочемъ, какъ говорить пословица, работать покуда солнце свтило. Съ удвоенною энергіею принялся онъ снова за трудъ, но вс эти страданія, все это напряженіе, нравственное и физическое, начинали оставлять замтные слды на его измученной, истощенной наружности. Т же причины — я долженъ прибавить, къ сожалнію — замтно уменьшили красоту и разстроили состояніе духа его двухъ милыхъ подругъ, двухъ ангеловъ, которыхъ Небо послало ему въ спутники и утшители.

Зная, въ какомъ положеніи находилось дла мистера Делямира съ миссъ Обри, невольно приходитъ въ голову вопросъ: какую вроятность имлъ мистеръ Геммонъ добиться той цли, на которую онъ устремилъ свой мрачный и ядовитый взоръ, для достиженія которой онъ ломалъ себ голову, сочиняя такіе хитрые, извилистые планы обдуманнаго и жестокаго злодйства? Онъ могъ бы вздыхать по Венер, милой вечерней звзд, съ такою же степенью вроятности въ осуществленіи своихъ надеждъ! Несмотря на то, прямо и неуклонно, передъ глазами его воображенія стоялъ ея заманчивый образъ. Зная объемъ другихъ заботъ, обременявшихъ Геммона въ эту минуту, трудно себ представить, какъ он одн не поглотили всхъ его мыслей, всхъ его чувствъ безъ-изъятія. Что, если дло о подкуп окончится противъ него, и на него вдругъ наложено будетъ взысканіе суммы около 5,000 ф., включая штрафъ и судебныя издержки? Гораздо-боле этой суммы проигралъ онъ недавно въ неудачномъ оборот съ иностранными акціями, и, кром-того, находился въ очень-опасной связи съ разными спекуляціями, въ которыя онъ не только вдался самъ, но и другихъ вовлекъ. Въ такихъ обстоятельствахъ для него съ часу на часъ становилось важне обезпечить ежегодный доходъ въ 2,000 ф., исторгнутый съ такимъ усиліемъ у Титмауза. Онъ ршился, сверхъ-того, испытать, нельзя ли будетъ сдлать новый заемъ подъ залогъ того обязательства, за которое поручился лордъ Де-ля-Зушъ, и при этомъ, ему пришла въ голову мысль, что даже если бъ его интриги противъ Обри и не повели къ достиженію главной цли, то все-таки он могутъ вызвать къ нему на помощь друзей, которые выпутаютъ его изъ затрудненія, уплативъ вс его долги. Вслдствіе того, онъ пустилъ въ ходъ вс зати, уже извстныя читателю, а самъ отправился на короткое время въ Йоркширъ, чтобъ развдать о положеніи леди Стрэттонъ, собрать доказательства противъ обвиненія въ подкуп и привести въ дйствіе нсколько предварительныхъ мръ, для увеличенія дохода съ яттонскихъ земель почти на 2,000 ф. въ годъ. При первомъ свиданіи съ мистеромъ Паркинсономъ, онъ понялъ, что вопросъ о томъ, кому должно принадлежать имущество покойной леди, совсмъ не такъ ясенъ, какъ многіе полагали. Добрый мистеръ Паркинсонъ, конечно, былъ далеко не по плечу мистеру Геммону, но могъ бы въ этомъ случа поравняться съ нимъ хоть немного, еслибъ умлъ длать одну вещь: держать языкъ за зубами. Но онъ былъ добродушный, сговорчивый, безпечный болтунъ, и Геммонъ всегда умлъ вывдать у него все, что только тотъ зналъ о какомъ-нибудь предмет. Въ настоящемъ случа, Геммонъ скоро открылъ, что неподписанный проектъ завщанія никогда не былъ читанъ, но составленъ былъ мистеромъ Паркинсономъ, дня два спустя по полученіи отъ нея инструкціи, и что эта инструкція, сверхъ-того, была не боле, какъ словесная.

— Это одинъ изъ самыхъ печальныхъ случаевъ, какіе мн только случалось встрчать въ своей жизни! воскликнулъ Геммонъ со вздохомъ.— Я думаю, несчастія семейства Обри часто были предметомъ мыслей и разговоровъ покойной леди?

— Ахъ, да, она говорила со мной по цлымъ часамъ, и даже очень-незадолго до своей послдней болзни!

— Право, я думаю, бдная леди поднялась бы изъ гроба, если бы она могла знать, что ея собственность переходитъ такимъ-образомъ къ человку, который не иметъ въ ней нужды — къ человку, совершенно-чуждому!

— Да, я съ вами согласенъ, это ужасно!

— Сказать вамъ по правд: меня немножко удивляетъ, что, при такихъ обстоятельствахъ, ея милости не пришло въ голову по-крайней-мр раздлить страховую премію между миссъ Обри и ея братомъ…

— Могу васъ уврить, что она въ послднее время нсколько разъ говорила со мной именно объ этомъ предмет.

‘Этого съ насъ довольно’, мысленно произнесъ мистеръ Геммонъ. ‘Слава Богу! стало-быть, ясно: она умерла безъ завщанія, потому-что проектъ мистера Паркинсона не содержитъ въ себ ея послдней воли, этого довольно, спасибо пріятель!’ Вотъ что происходило въ ум мистера Геммона, пока лицо его выражало участіе, и онъ качалъ головой и пожималъ плечами, изъявляя свое сожалніе о такомъ несчастномъ случа въ самыхъ поэтическихъ терминахъ. Простясь съ мистеромъ Паркинсономъ, онъ такимъ-образомъ продолжалъ нить своихъ мыслей:

‘Что, еслибъ я позволилъ имъ утвердить законность этой бумаги? Посмотримъ… это дастъ миссъ Обри какихъ-нибудь 15,000 ф. Или, можно взять имущество въ распоряженіе отъ имени Титмауза и потомъ намекнуть ей, что я имю средство уничтожить все сдланное и привести въ исполненіе волю покойной, потому-что право распоряженія этимъ имуществомъ можно будетъ отнять у Титмауза во всякое время? Позвольте, однакожь, очень можетъ случиться, что когда Паркинсонъ спишется съ мистеромъ или съ этимъ хитрымъ старикомъ Роннинтономъ, то, пожалуй, они вздумаютъ наложить caveat {См. выше. Прим. перев.} на право распоряженія, но они оборвутся наврно, потому-что Паркинсонъ принужденъ будетъ объясниться отчетливо объ этомъ предмет. Поэтому, лучше всего, кажется, будетъ взять имущество въ распоряженіе обыкновеннымъ путемъ и посмотрть, что они сдлаютъ, а потомъ… есть еще вексель этого Обри… несчастный! Какъ ему не везетъ! Но этотъ вексель останется на-запасъ. Посмотримъ сперва, какой успхъ будутъ имть наши другія мры.’

Возвратясь въ Яттонъ изъ дома покойной леди, Геммонъ нашелъ нсколько писемъ, ожидавшихъ его прибытія. Одно изъ нихъ было отъ мистера Кверка… Бдная, темная, старая голова! Все шло вверхъ дномъ у этого человка съ той минуты, какъ Геммона не было подъ-бокомъ. Онъ писалъ каждый день письма, служившія врнымъ изображеніемъ той путаницы, которая постоянно царствовала у него въ мысляхъ. Онъ, разумется, былъ въ-состояніи вести простыя уголовныя дла, составлявшія ежедневную практику его конторы — да и не мудрено: онъ имлъ на то сорокалтнюю опытность, но были у нихъ и другія дла, которыя выходили изъ круга этой рутины, и эти-то другія въ послднее время стали такъ обширны и для бднаго Кверка такъ сложны, что его голова шла кругомъ съ утра до ночи, а въ результат выходило только то, что вся его контора круглый день была въ сует и тревог. Поэтому въ послднемъ письм онъ извщалъ своего партнёра, что все шло вверхъ дномъ и будетъ идти, покуда его добрый пріятель, Геммонъ, не прідетъ обратно. Кром-того, старый джентльменъ жаловался, что Снапъ становится очень-небреженъ и неаккуратенъ въ своихъ занятіяхъ, и что онъ, Кверк, иметъ сказать мистеру Геммону что-то особенное о упомянутомъ Снап, когда они увидятся въ Лондон. Дале, было другое письмо, отъ графа Дреддлинтона, отмченное: секретно. Это послднее содержало въ себ очень-важное извстіе о томъ, что его милость недавно соблаговолилъ дать аудіенцію одному знаменитому ученому, особенно-свдущему по части геологіи, и что этотъ ученый убдилъ графа въ одномъ очень-важномъ факт, открытомъ вслдствіе тщательнаго изслдованія верхнихъ слоёвъ земли на Собачьемъ Остров, а именно: что на небольшой глубин отъ поверхности, въ параллельныхъ слояхъ, лежали богатыя руды мди, свинца и каменнаго угля, попеременно, такія руды, которыя, въ случа разработки, принесутъ непремнно скорую и огромную выгоду. Его милость, вслдствіе того, предлагалъ немедленно устроить Компанію на акціяхъ, для покупки Собачьяго Острова и для разработки рудъ, на-счетъ чего онъ просилъ Геммона сдлать ему честь, сообщить свое мнніе съ первою почтою. Въ пост-скрипт его милость увдомлялъ Геммона, что онъ продалъ на-дняхъ свои акціи въ Компаніи Золотого Яйца съ большой прибылью, и что акціи Компаніи Пороха и Прсной Воды ростутъ ежедневно въ цн, вслдствіе возрастающей вроятности всемірной войны. Геммонъ не удостоилъ отвтомъ своего старшаго партнёра, но онъ написалъ очень-учтивое письмо къ графу, прося его милость сдлать ему честь, не начинать ничего по этому предмету до-тхъ-поръ, пока онъ не будетъ имть счастія увидться съ графомъ въ Лондон. Окончивъ это письмо, онъ написалъ другое, секретарю Страховой Компаніи Коршуна, съ извстіемъ, что леди Стрэттонъ, застраховавшая себя въ ихъ контор на сумму 15,000 фунт., умерла безъ завщанія, и что сумма эта, по праву родства, принадлежала его кліенту, Титльбету Титмаузу, эсквайру, который намренъ вступить немедленно въ распоряженіе имуществомъ, оставшимся посл покойной, и что формальныя доказательства о законности права Титмауза на упомянутую сумму представлены будутъ компаніи въ непродолжительномъ времени.

Но тутъ я, къ-сожалнію, долженъ сказать, что втреная, рзвая и лукавая шалунья — фортуна, долго балуя и лаская Титмауза и осыпая его въ избытк своими милостями, вдругъ обернулась и дала ему сильную пощечину, безъ малйшаго повода съ его стороны и безъ всякой причины съ своей. Это случилось вотъ какимъ-образомъ. Дапперъ Смёгъ, эсквайръ, секретарь Коршуна, отвчалъ съ первою почтою, что онъ докладывалъ директорамъ письмо мистера Геммона и что, какъ только онъ узнаетъ ихъ ршеніе по этому предмету, тотчасъ же напишетъ мистеру Геммону снова. Такъ онъ и сдлалъ, но только затмъ, чтобъ просить мистера Геммона отнестить къ господамъ Скрю и сыну, стряпчимъ Компаніи. Мистеръ Геммонъ писалъ и къ нимъ, и въ надлежащее время получилъ отвтъ самаго удивительнаго содержанія, а именно, что они внимательно разсматривали дло и сожалютъ отъ всей души, что ихъ обязанность заставляетъ ихъ отсовтовать директорамъ уплату страховой суммы! Оказалось, что директоры имли иногда обязанность въ-отношеніи къ публик, по ихъ словамъ, очень-тяжкую, однимъ словомъ, ясно было, что они намрены не платить денегъ вовсе! Геммонъ съ удивленіемъ спрашивалъ о причинахъ такого отказа и наконецъ открылъ, что эта почтенная компанія претендовала на обладаніе ясными доказательствами того, что условія страховки были нарушены со стороны покойной леди утайкою, конечно, можетъ-быть, неумышленной, одного очень-важнаго факта, а именно, что въ эпоху совершенія страховаго полиса она подвержена была подагр. Геммонъ собралъ тщательныя справки отъ прислуги, отъ доктора Годдэрта, отъ мистера Паркинсона и отъ другихъ, но вс съ величайшимъ удивленіемъ объявили, что она никогда не испытывала ни малйшихъ признаковъ этой болзни. Господа Скрю, несмотря на то, оставались учтиво-непреклонны. Они объявили, что имютъ положительное показаніе нсколькихъ свидтелей, въ томъ числ одного знаменитаго доктора, что въ ту самую недлю, когда совершенъ былъ страховой полисъ, покойница имла припадокъ подагры, продержавшій ее на соф цлые три дня. (Дло въ томъ, что леди Стрэттонъ, дйствительно, въ эту пору пролежала на соф, но просто оттого, что натёрла себ пятку узкимъ башмакомъ). При этомъ они доставили полный титулъ чиновника, черезъ котораго слдовало имть дло съ Компаніею — то былъ самъ упомянутый Дапперъ Смёгъ, и предоставили мистеру Геммону вести съ нимъ процесъ обыкновеннымъ путемъ. По разспросамъ, Геммонъ узналъ довольно-сомнительный характеръ Компаніи и едва не скрежеталъ зубами въ бшенств и отчаяніи, но помочь было нечмъ. Итакъ они принялись за дло: Титмаузъ противъ Смёга. Началось съ того, что подана была жалоба, длинная какъ моя рука, на жалобу представленъ отвтъ съ надлежащимъ опроверженіемъ. Затмъ Коммиссія назначена для допроса свидтелей въ чужихъ краяхъ, особенно какого-то доктора Гута, который поселился въ Кита. Дале, со стороны Компаніи подано прошеніе объ изслдованіи фактовъ, неврно-изложенныхъ въ жалоб, а въ отвтъ на него встрчное прошеніе отъ мистера Титмауза противъ Компаніи, и такъ дале. Однимъ-словомъ, завязалась крпкая ссора. Ставка съ обихъ сторонъ была равная: Компанія была богата, мистеръ Титмаузъ нетерпливъ, Геммонъ взбшенъ: не было никакой вроятности, чтобъ дло это окончилось ране, какъ черезъ три или четыре года, и бдный Титмаузъ впродолженіе всего этого времени не только лишенъ былъ удовольствія пользоваться очень-крупною суммою денегъ, но, сверхъ-того, еще принужденъ былъ вести разорительную тяжбу. Что же длать? Зачмъ же люди застраховываютъ свою жизнь въ такой Компаніи, которая наблюдаетъ интересы своихъ акціонеровъ такъ строго и до такой степени предпочтительно передъ интересами наслдниковъ умершихъ страхователей? а между-тмъ, для Титмауза и для Геммона это былъ глухой узелъ, да еще въ очень-критическую минуту.

ГЛАВА IX.

Внезапный отказъ Страховой Компаніи Коршуна, въ уплат денегъ по полису застрахованія жизни покойной леди Стрэттонъ, представлялъ серьёзное препятствіе къ выполненію сложныхъ плановъ мистера Геммона. Передъ нимъ виднлась перспектива длинной и утомительной тяжбы, которую необходимо было кончить прежде, чмъ они успютъ принудить Компанію къ выдач такой значительной суммы. Но, несмотря на всю дальновидность Геммона, на всю его привычку предусматривать возможныя и вроятныя послдствія всего, что съ нимъ ни случалось, этотъ отказъ сопровожденъ былъ результатами, превосшедшими вс его разсчеты, результатами такого рода и такой огромной важности, что они удивятъ читателя. Не одни эти хлопоты, впрочемъ, и не одна эта неудача встртились Геммону около той поры, и онъ напрасно ломалъ себ голову, чтобъ объяснить такое внезапное стеченіе враждебныхъ обстоятельствъ, какое онъ въ скоромъ времени испыталъ, чувствуя при этомъ всю истину замчанія, сдланнаго королемъ датскимъ:

‘Несчастія и горести приходятъ

‘Не одинокими стрлками — нтъ —

‘Батальйонами’… (*).

(*) Слова Гамлета:

‘When sorrows come,— they come not single spies,

‘But in battalions.’ Прим. перев.

Обратясь въ Докторскія Коллегіи {Doctor’s Commons — такъ называется мсто засданія церковныхъ судовъ, которые имютъ своихъ судей, адвокатовъ, юрисконсультовъ, длопроизводителей и стряпчихъ. Прим. перев.}, обыкновеннымъ порядкомъ, съ просьбою о назначеніи мистера Титмауза распорядителемъ покойной леди Стрэттонъ, мистеръ Геммонъ узналъ о существованіи маленькаго документа, который былъ для него, конечно, предметомъ несовсмъ-неожиданнымъ, но который, несмотря на то, немножко сконфузилъ мистера Геммона, тмъ боле, что онъ могъ представить Компаніи новый предлогъ отговариваться отъ уплаты денегъ по страховому полису. Въ самомъ-дл, можно ли было ожидать, чтобъ компанія заплатила такую значительную сумму лицу, у котораго права на полученіе ея оспориваемо было другимъ претендентомъ. Тотъ документъ, о которомъ идетъ рчь, былъ такъ-называемый, Caveat, и гласилъ слдующее:

‘Симъ предостерегается, дабы не было длаемо никакихъ распоряженій въ имуществ покойной вдовы Маріи Стрэттонъ, въ приход Ворклей, въ Графств Йоркскомъ, безъ вдома Обедей и Паунса, дйствующаго прокторомъ за Джона Томаса, который иметъ интересъ въ этомъ имуществ’.

Читатель замтитъ, что этотъ ‘Джонъ Томасъ‘, то же, что ‘Джонъ До’ {Джонъ До,— см. примч. къ T. I. Прим. перев.}, у юристовъ Обычнаго Права, то-есть, неболе какъ соломенная кукла, такъ-что этотъ ршительный, но таинственный запретъ не могъ представить разъискателю никакого свднія ни объ имени лица, намревающагося оспоривать право распоряженія, ни объ основаніяхъ этого спора. Мистеръ Геммонъ, впрочемъ, очень-естественно заключилъ, что запретъ былъ сдланъ со стороны мистера Обри и что основаніемъ его было предполагаемое завщаніе леди Стрэттонъ. Чтобъ быть готовымъ къ такой встрч, когда время прійдетъ, онъ записалъ очень-тщательно важное признаніе, сдланное ему мистеромъ Паркинсономъ, и такимъ-образомъ, сбывъ съ рукъ пока это дло, обратился къ тому большому, уголовному процесу, о которомъ мы говорили недавно, и привелъ его къ успшной развязк, обнаруживъ при этомъ неспоримое искусство и заслуживъ въ полной мр комплиментъ, сдланный ему адвокатомъ, труды котораго онъ сократилъ очень-значительно яснымъ и дльнымъ изложеніемъ вопроса.

Развязавшись, какъ слдовало, и съ этимъ дломъ, онъ обратился къ третьему, въ высшей степени важному для него лично. То былъ искъ о подкуп, заведенный по требованію лорда Де-ля-Зуша противъ него и противъ другихъ агентовъ Титмауза, принимавшихъ участіе на послднихъ выборахъ. Дло это подходило къ развязк и назначено было къ разсмотрнію на Йоркскихъ ассизахъ, которые начинались черезъ нсколько дней. Мистеръ Сёттль былъ приглашенъ за истца вмст съ мистеромъ Стерлингомъ и мистеромъ Кристалемъ. Геммонъ, съ своей стороны, пригласилъ мистера Линкса, но кого выбрать главнымъ защитникомъ — долго не зналъ. Съ приближеніемъ ршительнаго дня, вопросъ этотъ началъ жестоко его безпокоить, и кончилось тмъ, что, невзирая ни на какія издержки, онъ послалъ приглашеніе бывшему генерал-атторнею, нын сэру Чарльзу Вустенгольму. Консультація у нихъ была очень-мрачная. Сэръ Чарльзъ признавался, что онъ сильно опасается за результатъ, догадываясь, какихъ свидтелей, по всей вроятности, представитъ противная сторона.

— Жаль, мистеръ Геммонъ, что мы имемъ дло не съ Комитетомъ Парламента, замтилъ сэръ Чарльзъ съ тонкою, саркастическою улыбкою:— намъ прійдется вести защиту передъ судомъ совершенно-другаго разбора!

Геммонъ улыбнулся, но — увы! какъ кисло!— покачалъ головой и пожалъ плечами.

— Въ судахъ Обычнаго Права такія дла ршаются иначе! прибавилъ сэръ Чарльзъ, очень-значительнымъ тономъ.

Наконецъ насталъ день, назначенный для суда. Спеціальное жюри, выбранное изъ лицъ, извстныхъ по своему безпристрастію и по своей независимости отъ духа политическихъ партій, приведено было къ присяг. Мистеръ Сёттль изложилъ обвиненіе, убійственно-ясное, но, что еще хуже, онъ доказалъ его, доказалъ такъ твердо, такъ убдительно, что не оставилъ ни малйшаго сомннія въ душ тхъ, которые его слушали. Сэръ Чарльзъ видлъ, что дло его противника неприступно. Онъ долго допрашивалъ свидтелей, ловко и строго, но, несмотря на вс его старанія и на мастерскую рчь, произнесенную въ защиту своего кліента, судья, человкъ прямой и строгій, заключилъ свое наставленіе присяжнымъ ршительно противъ отвтчика и прибавилъ еще нсколько тяжкихъ замчаній, на-счетъ безсовстной, систематической обдуманности, съ которою проступки были совершены. Посл короткаго совщанья, присяжные вернулись и произнесли приговоръ въ пользу истца, назначивъ штрафную сумму въ 2,500 фунтовъ (считая по 500 фунтовъ законной пени за каждый изъ пяти случаевъ подкупа, доказанныхъ на суд). Подобный же результатъ имли и два другіе иска, противъ гг. Мёдфлинта и Блёдсека. Только-что успли два послдніе джентльмена оправиться отъ удара, нанесеннаго имъ такимъ приговоромъ, какъ оба они, на совщаніи, между ними происходившемъ, изъявили свое глубокое убжденіе, что мистеръ Титмаузъ, по чести и по закону, обязанъ вознаградить ихъ за послдствія того, что было сдлано съ ихъ стороны единственно для его пользы и по его желанію. Они растолковали это очень-ясно мистеру Геммону, который слушалъ ихъ доводы очень-внимательно и взялся убдить мистера Тіггмауза въ справедливости ихъ претензій, тайно ршась между-тмъ не упускать изъ виду и своей собственной претензіи, насчетъ успха которой онъ даже нимало не сомнвался. Но денежная отвтственность, упадавшая на него такимъ-образомъ въ случа, еслибы ему не удалось вознаградить себя изъ кармановъ Титмауза, была еще далеко не самое печальное послдствіе этой жестокой неудачи. Такой приговоръ, какой надъ нимъ былъ произнесенъ, ставитъ человка въ очень-неловкое и очень-гадкое положеніе передъ публикой, положеніе, изъ котораго выпутаться довольно-трудно. Видть себя уличеннымъ въ подкуп всенародно — дло право нешуточное. Посл этого человкъ по-невол будетъ смотрть какъ-то робко и глупо, особенно въ политической жизни. Это такое бревно въ глазу, которое необходимо надо вынуть, прежде чмъ станешь высматривать соринку въ глазахъ своего ближняго. И мистеръ Геммонъ чувствовалъ это вполн. Въ-добавокъ, онъ имлъ общаніе отъ одного очень-значительнаго лица въ Министерств, данное ему подъ условіемъ обезпечить выборы въ Яттон на слдующій разъ, но этотъ проклятый приговоръ грозилъ сильнымъ препятствіемъ на пути къ отличію, и досаду Геммона нетрудно себ вообразить. Въ немъ загорлась жестокая ненависть къ предполагаемому зачинщику этихъ мстительныхъ исковъ, лорду Де-ля-Зушу, который выставилъ ихъ, какъ дикихъ зврей, съ приказаніемъ затравить поодиначк въ любое время, когда ему вздумается. Только-что кончились три упомянутые иска (развязки двухъ послднихъ одно приличіе заставило его дожидаться до конца), онъ тотчасъ оставилъ Йоркъ и отправился въ Яттонъ заглянуть какъ тамъ шли дла. Увы! Въ какомъ положеніи находилось тамъ все! Славный старый Яттонъ и все, къ нему принадлежащее, печально измнилось со времени отъзда семейства Обри и прибытія мистера Титмауза. Мстный надзоръ за его интересами ввренъ былъ господамъ Блёдсекамъ, практика которыхъ, вслдствіе того, увеличилась до такой степени, что это заставило Барнабаса, Блёдсека младшаго, поселиться въ Яттон, отецъ его оставался въ Грильстон, причемъ и товарищество ихъ не прекратилось. Мистеръ Блёдсекъ-младшій, вслдствіе того, нанялъ и отдлалъ себ домикъ на краю села, въ нсколькихъ шагахъ отъ той самой хижины, въ которой слпая старуха Бессъ скончалась. Онъ былъ первый стряпчій, когда-либо жившій въ Яттон. Домъ его имлъ какой-то особенно-нахальный и дерзкій видъ: дверь была выкрашена ярко, подъ-красное дерево, и на ней сіяла мдная доска съ надписью: господа Блёдсекъ и сынъ, стряпчіе — слова, поражавшія ужасомъ всхъ прохожихъ, особенно фермеровъ мистера Титмауза, да и недаромъ. Въ настоящемъ случа, напримръ, къ прізду мистера Геммона въ Яттонъ, иски по взысканію наемной платы и по другимъ предметамъ заведены были противъ четырнадцати человкъ изъ числа самыхъ бдныхъ фермеровъ! Все было кончено для этихъ несчастныхъ, какъ только господа Блёдсекъ разъ успвали вцпиться въ кого-нибудь изъ нихъ. Если фермеръ опаздывалъ день или два со взносомъ наемной платы, тотчасъ предлагали cognovit (то-есть: письменное и формальное сознаніе отвтчика въ справедливости иска), или другое какое-нибудь дорого-стоющее обезпеченіе выгодъ истца, предлагали ради барышей, съ ними соединенныхъ, и если несчастные не соглашались на эти разорительныя мры, въ тотъ же день пакетъ отправлялся въ Лондонъ съ инструкціями, а приказъ объ описи имущества приходилъ съ обратною почтою. Если же кто-нибудь изъ самыхъ ршительныхъ дерзалъ оспоривать право запрещенія, налагаемаго съ такою жестокою поспшностью, тотъ впутывалъ себя въ лабиринтъ разорительнаго иска о возврат имущества, описаннаго за долги — искъ, изъ котораго наконецъ, въ ужас, онъ радъ былъ вырваться на какихъ бы то ни было условіяхъ. Дале, иски за самовольство на чужой земл и другіе подобные иски заведены были подъ самыми вздорными предлогами. Старинныя и уважаемыя права становились вдругъ предметомъ спора и разорительныхъ тяжбъ. Многіе изъ прежнихъ мирныхъ жителей села вытснены были давно, и мста ихъ заняли лица совершенно-другаго разбора. Озлобленіе умовъ, возникавшее преимущественно изъ политической вражды, начало порождать ссоры, до того, что не дале, какъ на послднихъ ассизахъ, появились три иска между жителями этого, нкогда мирнаго села, изъ которыхъ два возникли по дракамъ и одинъ но поводу клеветы! Зданіе, гд въ старые годы помщалась сельская школа миссъ Обри, превращено было въ молельню мистера Мёдфлнита, въ которой онъ собиралъ по праздникамъ толпу озлобленныхъ и темныхъ людей и угощалъ ихъ безтолковыми рчами. Напрасно, добрый старикъ викарій произносилъ свои лучшія и самыя трогательныя проповди: церковь его пустла замтно, а молельня мистера Мёдфлнита съ каждымъ днемъ наполнялась. Порой, занимаясь въ сел неусыпнымъ и ревностнымъ исполненіемъ своихъ пасторскихъ обязанностей, онъ замчалъ признаки жестоко-измнившагося къ нему расположенія со стороны тхъ, которые въ былое время встрчали приходъ его съ почтеніемъ и съ неподдльною радостью. Кром-того, мистеръ Мёдфлинтъ, дйствуя по внушенію злобной вражды за одно съ господами Блёдсекъ, поджегъ двухъ или трехъ человкъ въ приход отказаться отъ уплаты пастору десятинной подати, или по-крайней-мр надлать разныхъ затрудненій при сбор ея. Пасторъ уважалъ долгъ свой къ церкви и къ своимъ будущимъ преемникамъ, а потому не могъ и не долженъ былъ допускать, чтобы права его опровергали безнаказанно, и такимъ-то образомъ, къ глубокому своему горю, достойный докторъ Тэсемъ первый разъ въ жизни вовлеченъ былъ въ два или три иска, которые, еслибъ онъ ихъ и выигралъ, все-таки грозили ему разореніемъ. Очень можетъ быть, что мистеръ Геммонъ не зналъ въ-подробности обо всхъ этихъ продлкахъ, но все-таки то, что онъ видлъ и слышалъ, заставило его подозрвать, что дло зашло ужь слишкомъ-далеко. Несмотря на то, онъ не принялъ никакихъ мръ, чтобъ уменьшить или прекратить зло, потому-что именно въ эту минуту онъ не желалъ ни подъ какимъ видомъ ссориться съ господами Блёдсекъ. Онъ ограничился только тмъ, что взялъ съ нихъ отчетъ по тмъ сдлкамъ, которыя онъ просилъ ихъ привести въ исполненіе. О новопріобртенномъ доход своемъ съ имнія онъ не открылъ ничего, а далъ только понять, что обстоятельства мистера Титмауза вынуждали его стараться извлечь изъ имнія весь доходъ, какой только можно собрать возвышеніемъ наемной платы, новымъ закладомъ и продажею лса на срубку. Затмъ, мистеръ Геммонъ похалъ самъ осматривать лсъ, въ-сопровожденіи угрюмаго и недовольнаго лсничаго, который сохранилъ свое прежнее мсто, но ненавидлъ смертельно новаго господина и все его окружавшее. По словамъ этого человка, очень-малое количество лса годилось на срубку. Обративъ вниманіе на эти разнообразные предметы и сдлавъ вс нужныя распоряженія, мистеръ Геммонъ вернулся въ Лондонъ. Тамъ, не теряя ни минуты, онъ постилъ то важное лицо, отъ котораго ожидалъ себ помощи къ достиженію честолюбивыхъ цлей — предмета его душевныхъ томленій. Онъ принятъ былъ съ явной холодностью, причина которой очевидно заключалась въ затруднительномъ положеніи мистера Геммона вслдствіе приговора и обвиненія въ подкуп. Знатный человкъ упрекалъ его не въ томъ, что онъ дйствительно употребилъ такое средство при выборахъ, а зачмъ онъ употребилъ его такъ неосторожно, что позволилъ себя уличить. Но лицо знатнаго человка прояснилось, когда Геммонъ сталъ уврять, что приговоръ сдланъ на зло всякой логик, что сэръ Чарльзъ Вустенгольмъ къ слдующему сроку непремнно подастъ аппеляцію и такимъ образомъ дло это будетъ по-крайней-мр отложено Богъ знаетъ на какое долгое время, до-тхъ-поръ, однимъ словомъ, пока вс успютъ о немъ позабыть. Сильне всего остальнаго подйствовало извстіе, что Геммонъ непремнно будетъ самъ представителемъ Яттона на слдующій годъ. Кончилось тмъ, что мистеру Геммону сдланы были такія общанія, которыя заставили его покраснть отъ радости и торжества при мысли, что вс его обширные и глубоко-задуманные планы, невзирая на разныя мелкія препятствія и неудачи, современемъ все-таки должны будутъ увнчаться успхомъ. Правда, его претензія на руку миссъ Обри отвергнута была, казалось, безъ всякой надежды, но онъ ршился ждать, пока время дозволитъ ввести въ дло другія, запасныя силы, посредствомъ которыхъ онъ еще могъ дать этому длу неожиданный и ршительный оборотъ.

Въ настоящую минуту его тревожило гораздо-боле непосредственнымъ образомъ желаніе скрыть, по-мр-возможности, свои многочисленныя связи съ разными компаніями на акціяхъ и спекуляціями, въ которыя онъ вдался съ дикой, лихорадочной алчностью, горя нетерпніемъ быстро разбогатть. Онъ ужь отдалился отъ двухъ или трехъ, съ которыми былъ въ связи на короткое время, но не прежде, какъ выручивъ значительную сумму своими разсчетливыми, хотя и неслишкомъ-добросовстными операціями. Онъ старался при-этомъ, но мр-возможности, выпутать тоже и графа съ убыткомъ, какъ можно меньшимъ для его кармана и добраго имени — и онъ старался недаромъ. Подпора и помощь графа становились нужне съ часу на часъ для мистера Геммона. Конечно, онъ зналъ такія вещи, которыя, какъ онъ полагалъ, могли дать ему безусловную власть надъ несчастнымъ пэромъ на всю остальную его жизнь, но онъ чувствовалъ очень-хорошо, до какой степени былъ опасенъ и страшенъ опытъ подобнаго рода и думалъ прибгнуть къ нему не иначе, какъ въ послдней крайности. Онъ иногда смотрлъ на графа, ничего неподозрвающаго, и углублялся въ мысли, разсчитывалъ возможныя послдствія такого открытія, и порой вдругъ содрогался, вспомнивъ о томъ, какъ ужасно-сильно и невозвратимо онъ себя окомпрометировалъ. Другая мысль тоже иногда заставляла его трепетать, мысль, что онъ теперь завислъ, въ нкоторомъ смысл, отъ самого Титмауза, который, въ какую-нибудь шальную минуту пьянства, или отчаянія, или досады, или мстительности, могъ открыть роковой секретъ и подвергнуть его всмъ страшнымъ послдствіямъ подобнаго случая въ такое время, когда онъ мене всего могъ этого ожидать. Жидкія способности графа Дреддлинтона уже нсколько мсяцевъ сряду находились въ новомъ, пріятномъ состояніи броженія, вслдствіе занятія, доставленнаго этимъ способностямъ постоянною связью графа съ модными видами коммерческихъ предпріятій, счастливые участники которыхъ богатли, сами не зная какъ. Инымъ особамъ казалось стоило только войдти въ номинальное отношеніе съ какимъ-нибудь предпріятіемъ этого рода, чтобъ увидть какъ золото сыплется къ нимъ въ сундуки какимъ-то магическимъ образомъ. Къ числу этихъ счастливцевъ принадлежалъ и самъ графъ. Онъ спокойно выручалъ очень-значительныя суммы денегъ, безъ всякаго замтнаго риска и труда, руководствуясь только совтами Геммона и двухъ или трехъ другихъ лицъ, которыя, употребляя его какъ простое орудіе, какъ средство надувать публику, умли между-тмъ поддерживать въ немъ лестную увренность, что онъ одинъ ворочалъ всмъ и мудрыми своими мрами заслуживалъ вполн ихъ уваженіе и благодарность. Съ какимъ восторгомъ бдный старичокъ смотрлъ иногда на свое имя, сіяющее въ авангард, и на себя самого, играющаго роль патрона, главнаго двигателя въ какомъ-нибудь обширномъ и выгодномъ предпріятіи, которое, почти съ первой минуты своего появленія привлекало вниманіе и довріе богатыхъ классовъ народа и становилось источникомъ прибыли для его начинателей. Не разъ пытались его товарищи, пэры и другіе люди, когда-то имвшіе надъ нимъ значительное вліяніе, пытались открыть ему глаза насчетъ подозрительнаго характера тхъ затй и тхъ лицъ, которыхъ онъ щедро снабжалъ опорою своего имени и личнаго участія, но гордость и упрямство этого человка не позволяли ему слушать такіе совты, а искусная и восхитительная лесть мистера Геммона и другихъ, подкрпленная существенными плодами разнообразныхъ спекуляцій, подстрекали графа до того, что онъ сдлался однимъ изъ самыхъ дятельныхъ и постоянныхъ участниковъ въ двухъ или трехъ компаніяхъ, отъ которыхъ ожидалъ въ скоромъ времени самыхъ блестящихъ результатовъ. А между-тмъ мистеръ Геммонъ, подвигаясь мало-по-малу, усплъ наконецъ пріобрсти надъ нимъ самую-полную и неограниченную власть, какую когда-нибудь пріобрталъ человкъ надъ человкомъ. За исключительнымъ столомъ графа Дреддлинтона, онъ былъ частымъ гостемъ и, такимъ-образомъ, имлъ удобный случай пріобрсти доброе расположеніе ещё нсколькихъ лицъ одинакаго съ графомъ значенія и вса.

Графъ Дреддлинтонъ сидлъ однажды поутру въ своей библіотек у стола, покрытаго письменными бумагами, газета Утренній Лай лежала у него на колняхъ, и одно мсто въ этой газет онъ читалъ и перечитывалъ нсколько разъ съ величайшимъ удовольствіемъ. Поздно вечеромъ, наканун, возвратился онъ изъ своей резиденціи въ Хертфордшир (куда онъ отозванъ былъ по дламъ, всего на одинъ день), и потому не прежде, какъ въ эту минуту имлъ удобный случай прочесть то, что ему доставляло такое удовольствіе, а именно, короткій, но самый лестный отчетъ о великолпномъ рыбномъ обд, данномъ его милости третьяго-дня въ Бляквол обществомъ (между нами сказать), состоявшимъ почти-исключительно изъ самыхъ ловкихъ и успшныхъ спекуляторовъ на неисчерпаемый капиталъ публичнаго легковрія. То были директоры, антрпренёры и управители разныхъ популярныхъ компаній на акціяхъ, успхъ которыхъ въ общественномъ мнніи былъ значительно ускоренъ опорою такого знатнаго вельможи, какъ высокопочтенный графъ Дреддлинтонъ. Карета, содержавшая графа и его зятя, разодтаго въ высшемъ род моднаго стиля, подъхала къ дверямъ отеля и графъ встрченъ былъ на крыльц тми, которые собрались, чтобъ воздать ему честь, встрченъ съ такимъ же лестнымъ почетомъ, съ какимъ иногда великіе директоры Остиндской Компаніи встрчаютъ на званомъ обд вновь-избраннаго генерал-губернатора Индіи. Столъ накрытъ былъ на тридцать-пять кувертовъ и все устроено съ такимъ великолпіемъ, какого только можно было ожидать отъ достойныхъ хозяевъ, принимающихъ знаменитаго гостя. Недалеко отъ графа сидлъ мистеръ Геммонъ. Мн кажется, я какъ теперь вижу его благородную фигуру, его темно синій фракъ, блый жилетъ и простой, черный галстухъ, его спокойную улыбку, острый взоръ и широкой лобъ — признакъ могущественнаго развитія умственныхъ силъ. Какая-то скромная веселость замтна была въ его ласковомъ, привлекательномъ обращеніи, а передъ идоломъ этого дня онъ обнаруживалъ такое глубокое уваженіе, такое явное вниманіе, которое дйствовало на графа самымъ-восхитительнымъ образомъ. Графъ скоро дошелъ до седьмаго неба восторга, до-сихъ-поръ ему не случалось еще ни разу испытать ничего подобнаго. Онъ чувствовалъ себя вознесеннымъ, прославленнымъ… Въ послобденныхъ рчахъ ему приписывали такія качества, какихъ онъ даже и самъ въ себ прежде не воображалъ, слухъ его былъ очарованъ звукомъ сладкихъ и громкихъ похвалъ. Онъ былъ несравненно-боле упоенъ восторженными комплиментами, которыми его угощали, чмъ необыкновеннымъ количествомъ шампанскаго, невольно-выпитаго имъ во время обда, и соединенное дйствіе этихъ причинъ привело его въ самое восхитительное раздраженіе. Мистеръ Титмаузъ тоже получилъ свою долю хвалы и произнесъ, по отчету Утренняго Лая, короткую, но очень-сильную и остроумную рчь въ отвтъ на тостъ, предложенный за его здоровье. Наконецъ, когда пришло время вернуться въ городъ, его милость вышелъ въ-сопровожденіи сэра Шарнера Бёбля (предсдателя) и другихъ, провожавшихъ его до кареты съ открытою головой. Лордъ Дрнддлнитонъ слъ рядомъ съ Титмаузомъ и похалъ, напутствуемый низкими поклонами джентльменовъ, стоявшихъ на ступеняхъ и вокругъ крыльца. Титмаузъ, который выпилъ за обдомъ невроятное количество шампанскаго и лафита, въ ту же минуту заснулъ, оставивъ графа восхищаться на досуг воспоминаніемъ почестей, имъ полученныхъ. Объ этомъ-то происшествіи, очень-краснорчивый, хотя и короткій отчетъ (секретно-заплаченный джентльменомъ, его помстившимъ), появился въ Утреннемъ Ла съ самой великолпной рчью графа о свободной торговл, обширныхъ началахъ коммерческихъ предпріятій и проч. По правд сказать, графъ не помнилъ, чтобъ онъ имлъ намреніе говорить такую рчь, или чтобъ онъ дйствительно ее произнесъ, но, несмотря на то, онъ могъ это сдлать… а можетъ-быть и сдлалъ. Онъ прочиталъ весь отчетъ разъ шесть по-крайней-мр, и въ ту минуту, когда мы его представили читателю сидящаго въ своемъ кресл, съ газетою на колняхъ, онъ находился въ самомъ восхитительномъ расположеніи духа. Онъ втайн признавался самъ себ, что отчасти заслуживалъ т похвалы, которыми былъ осыпанъ. Несмотря на свои преклонныя лта, онъ выказалъ силы, соразмрныя съ потребностями, вызвавшими ихъ въ дйствіе, силы, которыя долго дремали въ его груди, за недостаткомъ удобныхъ случаевъ выразиться. Какой практическій тактъ и разсудительность обнаруживалъ онъ, управляя опытною дятельностью торговыхъ людей и капиталистовъ! Какъ гордился и восхищался онъ участіемъ, которое принималъ въ направленіи коммерческой предпріимчивости своего отечества на полезный путь и къ полезнымъ цлямъ! А сверхъ-того, длая такое благодяніе отечеству, онъ значительно увеличивалъ собственные свои доходы. Въ Палат Лордовъ тоже онъ оказалъ удивительную энергію, принимая горячее участіе во всхъ торговыхъ вопросахъ. Онъ, вслдствіе того, былъ выбранъ членомъ Комитета (къ назначенію котораго онъ и двое или трое подобныхъ ему вынудили Палату своими настойчивыми надоданіями) — Комитета для разъисканія лучшихъ средствъ къ распространенію дятельности компаніи на акціяхъ, и задалъ свидтелямъ, призваннымъ въ ихъ присутствіе, по-крайней-мр вчетверо боле вопросовъ, чмъ кто бы то ни было изъ его товарищей. Мало того, онъ начиналъ питать стремленіе гораздо-боле возвышеннаго рода. Онъ ужь имлъ надежду, что слабющее здоровье сэра Мартина Медля, управляющаго министерствомъ торговли, скоро откроетъ ему случай сдлаться преемникомъ этого мудраго государственнаго мужа. Онъ былъ убжденъ, что торговый классъ общества будетъ радъ такому назначенію, и что правительство много выиграетъ отъ этого въ сил. Что касается до боле-непосредственно дловыхъ предметовъ, его милость принималъ дятельныя мры къ устройству компаніи, для покупки Собачьяго Острова и для разработки драгоцнныхъ рудъ мди, свинца и каменнаго угля, лежащихъ тамъ, подъ землею. Эти и другіе подобные предметы совершенно овладли вниманіемъ графа и поддерживали его съ утра до ночи въ пріятномъ состояніи возбужденной дятельности. Несмотря на то, онъ имлъ свои непріятности. Неумолимый первый министръ оставался попрежнему глухъ ко всмъ его просьбамъ о титл маркиза, такъ-что графъ начиналъ ужь думать о томъ: не перейдти ли ему въ ряды оппозиціи, и даже ршился это сдлать непремнно, если къ слдующему періоду засданій парламента онъ все еще не получитъ справедливой награды за твердую приверженность къ убжденіямъ своей партіи. Сверхъ-того, онъ началъ съ каждымъ днемъ ясне замчать, что леди Сесилія была несчастлива съ мистеромъ Титмаузомъ и что поведеніе зятя было главнйшею тому причиною. Словомъ, онъ началъ замчать, что между ними было совершенное несходство нравовъ и склонностей, которое грозило вынудить ихъ разъздъ, а между-тмъ въ настоящихъ обстоятельствахъ дло это было бы очень-непріятно и въ высшей степени нежелательно. На частые разспросы о состояніи имущества мистера Титмауза, мистеръ Геммонъ давалъ иногда отвты неудовлетворительные и (всякій, немножко-понятливе его милости, могъ бы замтить) самые несообразные. Безумная расточительность мистера Титмауза была вещь извстная, графъ самъ раза два былъ вынужденъ спшить къ нему на помощь, чтобъ спасти домъ своего зятя отъ описи и распродажи. Онъ частенько разсуждалъ съ Титмаузомъ и длалъ ему замчанія о неприличіи разныхъ сторонъ въ его поведеніи, причемъ Титмаузъ обыкновенно съ кающимся и чистосердечнымъ видомъ соглашался, что графъ иметъ полное основаніе жаловаться и уврялъ, что онъ намренъ скоро и совершенно исправиться. Дла у графа съ Титмаузомъ конечно дошли бы до скорой развязки, еслибъ вниманіе перваго не такъ постоянно отвлечено было длами, которыя не дозволяли ему слдить за всми поступками своего зятя, а между-тмъ, положеніе леди Сесиліи возбуждало безпокойство и участіе отца. Она была беременна и надежда, которая такимъ-образомъ открывалась графу видть продолженіе семейныхъ почестей, по прямой линіи отъ дда къ внуку, доставляла ему неизъяснимое удовольствіе. Такъ-то бываетъ на свт: ни чей кубокъ не изъятъ отъ примси горечи, такъ-то, пшеница и плевелы, радость и горе вырастаютъ рядомъ. Этого достаточно, чтобъ указать направленіе, которое приняли мысли его милости въ настоящемъ случа. Онъ опустился на спинку креселъ въ какомъ-то раздумьи и положилъ свои золотые очки на небольшой столикъ, на которомъ лежали и его золотые массивные часы съ репетиціей. Утренній Лай на этотъ разъ появился очень-поздно, благодаря прибытію иностранныхъ новостей, онъ принесенъ былъ графу въ ту самую минуту, когда графъ началъ распечатывать письма. Это занятіе онъ отложилъ на — время, желая сперва пробжать содержаніе газеты, и такимъ-образомъ онъ читалъ нсколько минутъ, какъ вдругъ одинъ параграфъ поразилъ его жестоко. Лицо его поблднло, вс члены пришли въ трепетъ. Онъ перечитывалъ параграфъ нсколько разъ сряду, почти не довряя собственнымъ глазамъ. Можетъ-быть, читатель не будетъ дивиться такъ сильно, узнавъ содержаніе упомянутаго параграфа. Параграфъ этотъ просто говорилъ, что Компанія Искусственнаго Дождя, такъ-сказать, вдругъ испарилась и что такой результатъ былъ ускоренъ изумительнымъ открытіемъ, сдланнымъ вчерашній день вечеромъ въ Сити, гд узнали, что директоръ, распоряжающій длами компаніи удралъ со всми наличными деньгами Общества. И кто бы, вы думали, былъ этотъ джентльменъ?… Тотъ самый сэръ Шарперъ Бёбль, который такъ ловко предсдалъ третьяго-дня вечеромъ на обд, данномъ графу въ Бляквол!!… Дло въ томъ, что этотъ достойный человкъ какъ-разъ къ тому времени окончилъ вс мры для совершенія ршительнаго дла, имъ задуманнаго, и ровно черезъ часъ посл-того, какъ подсаживалъ графа Дреддлинтона въ карету, юркнулъ въ лодку, привязанную у берега, и приплылъ благополучно на одинъ прекрасный бригъ, отъзжавшій въ Америку въ ту самую минуту, когда корабль поднималъ якорь и распускалъ паруса передъ сильнымъ попутнымъ втромъ, уносившимъ его въ эту минуту подъ именемъ мистера Снукса. Этотъ Снуксъ плылъ быстро прочь отъ поддльнаго и неудовлетворительнаго положенія вещей въ Старомъ Свт къ другому, Новому, гд, онъ надялся, не будетъ существовать такихъ препятствій на пути обширной торговой предпріимчивости. Какъ только графъ немного оправился отъ смущенія, причиненнаго ему этимъ извстіемъ, онъ дернулъ поспшно звонокъ и веллъ мигомъ заложить карету. Онъ спряталъ газету въ карманъ и скоро помчался въ Сити, туда, гд находилась контора компаніи, съ ничтожнымъ проблескомъ надежды, что, можетъ-быть, вышла какая-нибудь ошибка въ этомъ предмет. Какъ-только карета успла подъхать, графъ тотчасъ веллъ себя выпустить. Остановивъ слугу, который хотлъ идти впередъ, онъ пошелъ самъ и позвонилъ у наружной двери, которая была заперта, несмотря на то, что било ужь двнадцать часовъ. Слова: Компанія Искуственнаго Дождя все еще сіяли золотыми буквами въ полфута длиной, на зеленой, проволочной ршетк, заслонявшей нижнюю часть окна въ первомъ этаж. Но, увы! все было тихо, пусто, сухо. Какая-то старуха вышла на звонокъ графа,

На вс разспросы его она отвчала, что кажется дло брошено и что много джентльменовъ прізжало уже справляться, что онъ можетъ войдти, если ему угодно, но что тамъ не было никого, кром ея, да маленькаго ребенка. Съ неизъяснимой тревогой графъ вошелъ въ комнаты конторы въ нижнемъ этаж. Все было безмолвно, ни клерковъ, ни прислуги, ни носильщиковъ, ни разсыльныхъ, ни книгъ, ни объявленій, ни перьевъ, ни чернилъ.

— Я только-что все тутъ повытерла, сэръ, сказала она графу, стирая при этомъ уголкомъ своего передника маленькую полоску пыли, отъ нея ускользнувшую. Затмъ графъ отправился въ верхній этажъ, въ Комнату Совта, и тамъ также все было безмолвно, пусто, чисто и въ порядк. Столъ, покрытый зеленымъ сукномъ, за которымъ графъ часто сидлъ, предсдательствуя надъ мудрыми совщаніями директоровъ, стоялъ все тамъ же, на прежнемъ мст. Графъ глядлъ съ безмолвнымъ оцпенніемъ вокругъ себя.

— Говорятъ, что дло лопнуло, сэръ, сказала старуха: — да что-то, кажется, больно ужь нечаянно! Сюда прізжало много господъ, которые были такъ же озадачены, какъ и вы, сэръ.

Это заставило графа опомниться, и не говоря ни слова, онъ сошелъ внизъ по лстниц.

— Извините сэръ, продолжала старуха:— не можете ли вы мн сказать — къ кому я должна обратиться насчетъ уплаты денегъ за присмотръ въ этомъ мст? Я не могу отъискать того джентльмена, который прислалъ за мной.

— Моя милая, отвчалъ графъ слабымъ голосомъ, спша прочь отъ ужаснаго зрлища: — я не знаю объ этомъ ничего.

Онъ слъ въ карету и приказалъ везти себя въ Ломбардскую Улицу, къ банкиру покойной компаніи. Но едва только онъ усплъ, слегка запинаясь отъ волненія, произнести слова: ‘Компанія Искуственнаго Дож….’

‘Счетъ закрытъ’ — былъ короткій и ясный отвтъ, произнесенный дльнымъ и ршительнымъ тономъ. Говорившій тотчасъ обратился къ кому-то другому. Графъ былъ слишкомъ взволнованъ и не замтилъ значительнаго взгляда, которымъ два или три клерка перемигнулись, услыхавъ слова: ‘Компанія Искусственнаго Дождя’. Графъ съ возрастающимъ смущеніемъ слъ опять въ свою карету и приказалъ вести себя въ контору Кверка, Геммона и Снапа. Туда они прибыли скоро, но узнавъ, что мистеръ Геммонъ еще не приходилъ и что его по всей вроятности можно застать у себя на квартир, въ Тевейскомъ Подворь, графъ приказалъ поворотить туда и черезъ нсколько минутъ карета остановилась у входа въ это Подворье — мсто, въ которомъ графъ не бывалъ до-сихъ-поръ ни разу. Не посылая слугу своего впередъ, графъ вышелъ самъ и скоро отъискалъ лстницу, гд находилась квартира мистера Геммона, въ первомъ этаж. Слова: мистеръ Геммонъ написаны были блыми буквами на внутренней двери, а наружная была открыта. На довольно-торопливый звонокъ графа, вышла горничная мистера Геммона, очень-порядочно-одтая женщина среднихъ лтъ, которая жила на квартир и отвчала графу, если онъ желаетъ видть мистера Геммона, то чтобъ его милость вошелъ и подождалъ минуты дв, потому-что мистеръ Геммонъ сію-минуту отправился въ бумажную лавку, въ двухъ шагахъ отъ дома, и вернется назадъ очень-скоро. Графъ вошелъ и слъ въ кабинет. То была просторная комната, убранная очень-чисто и омеблированная больше для дла, чмъ на-показъ. Простыя, досчатыя полки, тянувшіяся съ одной стороны комнаты вдоль всей стны, уставлены были книгами, а возл, насупротивъ камина, находилась дверь въ спальную мистера Геммона. Дверь была открыта и въ нее видна была эта комната, повидимому еще неприбранная, потому-что мистеръ Геммонъ всталъ довольно-поздно поутру въ этотъ день. Графъ слъ и снялъ свою шляпу, но, ставя ее на столъ, онъ увидлъ предметъ, поразившій его вдругъ новымъ удивленіемъ и страхомъ. Это былъ вновь-совершенный на пергамент актъ, сложенный на обыкновенный ладъ, около квадратнаго фута, и графъ, садясь въ кресла, не могъ не прочесть надпись, сдланную сверху крупнымъ, чоткимъ почеркомъ, надпись, которая обращена была прямо къ нему и состояла въ слдующемъ:

Отъ Титльбета Титмауза, эсквайра, Ойлею Геммону, ‘джентльмену.

Дарственная запись на 2,000 фунтовъ ежегоднаго дохода съ имнія въ Яттон.

У графа дыханіе сперлось въ груди. Дрожащими руками надлъ онъ очки, желая увриться, что глаза его не обманываютъ, и съ сильнымъ смущеніемъ на лиц глядлъ пристально на рукопись, держа пергаментъ въ рукахъ. Въ то самое время, когда онъ былъ такимъ-образомъ занятъ, въ комнату вошелъ мистеръ Геммонъ, который пробжалъ по двору и стрлою влетлъ на лстницу, увидавъ экипажъ графа Дреддлинтона у воротъ. Геммонъ тотчасъ вспомнилъ, что на стол его оставленъ актъ, не дале какъ наканун совершенный Титмаузомъ, и никакъ не воображалъ Геммонъ, что графъ Дреддлинтонъ первый остановитъ свой взоръ на этомъ пергамент. Со стороны Геммона, можетъ-быть, было немножко-неосторожно оставлять такую вещь на стол, но это было въ собственной, частной квартир мистера Геммона, куда приходило очень-мало постителей, особенно въ эту пору дня, и онъ вышелъ всего на одну минуту за какою-то случайною надобностью, вдругъ пришедшею ему въ голову.

Посмотрите же, что изъ этого вышло!

— Милордъ Дреддлинтонъ! воскликнулъ Геммонъ, задыхаясь отъ поспшности и волненія въ ту минуту, когда онъ увидлъ, что самыя худшія его опасенія сбылись.

Графъ посмотрлъ на него машинально поверхъ своихъ очковъ, не двигаясь съ мста и даже не пробуя говорить.

— Я… я прошу извиненія у вашей милости, прибавилъ онъ быстро и строго, приближаясь къ графу Дреддлинтону: — извините, графъ… но вы врно не замчаете, что такое вы позволяете себ длать съ моими частными бумагами! При этомъ нетерпливою рукою и безъ дальнйшихъ церемоній онъ выхватилъ запись изъ рукъ своего знатнаго гостя.

— Сэръ… мистеръ Геммонъ!… Что это такое? сказалъ наконецъ графъ, запинаясь и дрожащимъ пальцемъ указывая на запись, которую мистеръ Геммонъ держалъ въ своихъ рукахъ.

— Что это такое?— Моя частная, въ строгомъ смысл частная бумага, милордъ, отвчалъ Гемонъ съ необузданнымъ жаромъ. Бшенство сверкало въ его глазахъ и смертельная блдность покрывала лицо:— бумага, до которой вамъ, графъ, также точно нтъ дла, какъ и вашему лакею, бумага, которую я врно имлъ право считать въ безопасности отъ любопытныхъ, непрошеныхъ взоровъ, у себя дома, на своей собственной, частной квартир… Меня изумляетъ… да, изумляетъ, милордъ, что вы могли хоть на одну секунду позволить себ счесть себя въ-прав даже взглянуть на нее стороной, а тмъ-боле взять ее въ руки, тмъ боле… осмлиться длать вопросы на счетъ ея. Говоря эти слова, онъ держалъ пергаментъ крпко-сжатый въ рукахъ, и его манера, его наружность могли поколебать человка съ гораздо-боле крпкими нервами, чмъ лордъ Дреддлинтонъ. На графа, однакожь, слова эти не сдлали никакого впечатлнія. Способности его, казалось, совершенно поглощены были новымъ открытіемъ, и онъ просто спросилъ, не двигаясь съ мста:— Правда ли это, сэръ, что вы получили запись на дв-тысячи фунтовъ въ годъ съ имнія моего зятя въ Яттон?

— Я отвергаю ршительно всякое право со стороны вашей милости длать мн хоть одинъ вопросъ, возникающій изъ того, что вы узнали такимъ небла… я хочу сказать, такимъ неслыханнымъ образомъ! отвчалъ Геммонъ съ жаромъ.

— Дв тысячи въ годъ, сэръ!… изъ доходовъ моего зятя…? повторялъ графъ съ дикимъ, удивленнымъ видомъ.

— Я не могу объяснить себ поведенія вашей милости: вы не хотите ни оправдать своего поступка, ни просить извиненія въ немъ, произнесъ Геммонъ, стараясь казаться спокойнымъ и вмст съ тмъ пряча запись въ большой желзный шкапъ, дверь котораго онъ заперъ на замокъ. Графъ Дреддлинтонъ тмъ временемъ безмолвно слдилъ за его движеніями.

— Мистеръ Геммонъ! я долженъ требовать, я хочу, чтобъ это дло было объяснено. Поврьте, я настою на томъ, чтобъ оно изслдовано было подробно, сказалъ наконецъ графъ Дреддлинтонъ, приходя въ себя.

— Какъ можете вы, милордъ, опирать какое бы то ни было право на полученіе отъ меня свдній на такомъ поступк вашей милости, на который ни одинъ человкъ съ благородными чувствами, мало того — если вы хотите, чтобы я объяснился опредлительно — я вамъ скажу, на который ни одинъ джентльменъ не ршится, разв… Графъ всталъ съ своихъ креселъ спокойно и величаво.

— Я не знаю, какое вы имете понятіе о благородств и о поведеніи джентльмена, отвчалъ старый пэръ, выпрямляясь во весь ростъ и говоря обыкновеннымъ своимъ спокойнымъ тономъ: — можетъ-быть, съ моей стороны не стоитъ о томъ и справляться, но позвольте мн вамъ сказать, сэръ…

— Милордъ, простите, горячность, конечно, заставила меня употребить выраженія, которыя я отъ души желалъ бы вернуть назадъ.

— Выслушайте меня, сэръ, отвчалъ графъ съ хладнокровіемъ, которое при такихъ обстоятельствахъ казалось изумительнымъ:— еще ни раза во всю мою жизнь никто не осмливался говорить со мною такимъ образомъ, употреблять такія слова, и я не прощу вамъ, сэръ, я не забуду этого.

— Въ такомъ случа, милордъ, я осмлюсь подтвердить снова то, отъ чего я сейчасъ отказался, произнесъ Геммонъ. Кровь закипла во всхъ его жилахъ. Онъ никогда еще не предполагалъ въ старомъ граф такой энергіи и такого присутствія духа. Графъ поклонился гордо, пока Геммонъ говорилъ, и потомъ отвчалъ съ надменнымъ спокойствіемъ:

— Когда я вошелъ въ вашу комнату, сэръ, этотъ документъ попался мн на глаза случайно, и увидвъ снаружи — потому-что я не заглядывалъ дале — имя моего собственнаго зятя, я естественнымъ образомъ заключилъ, что не можетъ быть никакаго препятствія для меня прочесть титулъ этой бумаги. Я такъ думалъ, сэръ, въ ту минуту, такъ думаю и теперь. Ваши дерзкія слова не могутъ измнить моего убжденія, ни заставить меня позабыть наши относительныя положенія, прибавилъ онъ гордо: и я еще разъ спрашиваю васъ, сэръ, что значитъ этотъ странный документъ?

Мистеръ Геммонъ, пораженный совершенно въ-расплохъ этимъ спокойствіемъ и настойчивостью со стороны графа, пока тотъ говорилъ и потомъ еще нсколько минутъ смотрлъ на него строго, но нершительно, напрягая вс свои способности до высшей степени, чтобъ обдумать образъ дйствія въ такомъ совершенно-неожиданномъ случа. Онъ впрочемъ недолго колебался.

— Если вамъ угодно, милордъ, получить отъ меня объясненіе, то прошу васъ садиться, сказалъ онъ съ видомъ глубокой вжливости, что, въ свою очередь, поразило въ-расплохъ его собесдника, и тотъ медленно слъ опять въ свое кресло. Геммонъ занялъ мсто прямо противъ него.

— Позвольте мн прежде всего узнать, милордъ, что доставило мн честь видть васъ у себя? спросилъ онъ.

— Ахъ да, сэръ, да, кстати: вы точно можете это спросить, вы вроятно слышали… вдругъ съ жаромъ перебилъ графъ, умъ котораго не вмщалъ двухъ идей разомъ.

— О чемъ это вы изволите говорить, милордъ? спросилъ Геммонъ, который между — тмъ, зналъ какъ-нельзя-лучше о чемъ. Получивъ намёкъ, что дла компаніи ‘Искусственнаго дождя’ идутъ дурно, онъ усплъ вывернуться изъ бды, продавъ вс свои акціи съ небольшой потерею, конечно, и сдлалъ бы то же для графа, если бы это было возможно. Но неожиданная поздка его милости въ Хертфордширъ не позволила ему видться съ графомъ до-тхъ-поръ, пока все было ужь окончено. Теперь, слдовательно, онъ ршился принять видъ человка, пораженнаго върасплохъ.

— О чемъ я говорю, сэръ? повторилъ графъ съ большимъ волненіемъ, вынимая газету изъ кармана.— ‘Компанія Искусственнаго Дождя, сэръ…

— Что же, милордъ? воскликнулъ Геммонъ, нетерпливо.

— Сэръ, она исчезла! лопнула! уничтожилась совершенно!…

— Исчезла! лопнула! ‘Компанія Искусственнаго Дождя’? О, милордъ, это невозможно! воскликнулъ Геммонъ съ искусно-разыграннымъ удивленіемъ.

— Сэръ, все совершенно лопнуло! Сэръ Шарперъ Бёбль бжалъ!..

Графъ передалъ газету мистеру Геммону, который прочелъ параграфъ (читанный имъ, часа два тому назадъ, въ постели, гд его собственный экземпляръ Утренняго Лая лежалъ въ эту минуту) со всми наружными признаками ужаса, газета дрожала въ трепещущихъ рукахъ Геммона.— Быть не можетъ, быть не можетъ, чтобы это была правда! сказалъ онъ.

— Сэръ, это дйствительно-справедливо. Я былъ самъ въ контор компаніи: все кончено, заперто. Я нашелъ тамъ только одну старуху, сэръ, а у банкира одинъ отвтъ: ‘счетъ закрытъ’.

— Въ такомъ случа, я теряю около 2,000 ф. Боже милостивый!… что теперь длать?— Сдлайте одолженіе, милордъ, подемъ сію минуту въ домъ сэра Шарпера Бёбля, удостовриться своими глазами, не-уже-ли онъ въ-самомъ-дл бжалъ? Это можетъ-быть просто какая-нибудь мошенническая выдумка… Я никогда не поврю, чтобъ такой человкъ…. Какое несчастье, что ни меня, ни вашей милости не было въ город!

Такимъ-образомъ Геммонъ продолжалъ говорить съ жаромъ, надясь занять мысли графа Дреддлинтона исключительно этимъ предметомъ, но онъ ошибся. Графъ, посл небольшаго молчанія, вернулся къ прежнему сюжету и повторилъ свой вопросъ о записи съ такимъ серьёзнымъ и ршительнымъ видомъ, который скоро убдилъ Геммона, что не было никакой возможности избжать кризиса, такъ неожиданно-возникшаго. Вмст съ предметомъ разговора графъ невольно перемнилъ и тонъ обращенія, принявъ видъ оскорбленнаго величія.

— Сэръ, сказалъ онъ съ величавымъ спокойствіемъ:— то, что вы сказали мн лично, не можетъ быть поправлено, но я желаю, чтобъ вы мн дали простой отвтъ, мистеръ Геммонъ, на мой простой вопросъ. Тотъ документъ, который я имлъ въ рукахъ, дйствительно ли онъ даетъ вамъ право на 2,000 въ годъ съ доходовъ моего зятя? Сэръ, однимъ словомъ, я положительно хочу получить отъ васъ отвтъ, прежде чмъ выйду изъ вашей квартиры, и если вы мн не дадите его, то я потребую, чтобъ строжайшее слдствіе произведено было немедленно.

‘Упрямый старый дуракъ!’ думалъ Геммонъ, смотря между-тмъ съ кроткою заботливостью на графа: ‘если бъ ты въ эту минуту упалъ мертвый къ моимъ ногамъ, отъ какой непріятности избавилъ бы ты меня! Доставалось ли когда-ни будь, на долю человка имть дло съ такими двумя идіотами, какъ ты и Титмаузъ?’

— Хорошо, милордъ, если вы такъ настаиваете на этомъ пункт, то, подтверждая, еще разъ мое мнніе о непозволительномъ поступк, который далъ вамъ возможность сдлать мн такой вопросъ, я не хочу унижать себя двусмысленностью, или дальнйшимъ молчаніемъ, продолжалъ онъ съ принужденнымъ спокойствіемъ: — и говорю вамъ прямо, что документъ, бывшій въ рукахъ у вашей милости, дйствительно иметъ ту силу, о которой вы говорите. Онъ даетъ мн право, милордъ, до конца моей жизни на 2,000 въ годъ съ имнія мистера Титмауза въ Яттон.

— Боже милостивый! воскликнулъ графъ, смотря на Геммона во вс глаза и пораженный, какъ громомъ, этимъ отвтомъ, невзирая на то, что онъ другаго и ожидать не могъ.

— Это фактъ, милордъ, неподверженный ни малйшему сомннію, сказалъ Геммонъ съ видомъ человка, ршившагося встртить что-нибудь очень-серьёзное и непріятное.

— Но это неслыханная вещь, сэръ, чтобъ мой зять давалъ 2.000 ф. въ годъ своему стряпчему! Да онъ еще мальчикъ!…

— Онъ былъ довольно въ лтахъ, чтобъ жениться на леди Сесиліи, милордъ, перебилъ Геммонъ спокойно, но очень-рзко.

— Можетъ-быть, сэръ, отвчалъ графъ, слегка красня: — но онъ несвдущъ въ длахъ, незнакомъ съ жизнью… или вы выманили у него согласіе, когда онъ былъ въ пьяномъ вид?

— Вы ошибаетесь, ошибаетесь совершенно, милордъ, никогда мистеръ Титмаузъ не былъ боле трезвъ, никогда не владлъ своими способностями въ боле — полной мр, никогда не поступалъ обдуманне, какъ въ ту минуту, когда онъ подписалъ этотъ актъ.

— Что жь вы, купили его, сэръ? Получили его въ вознагражденіе за что-нибудь?… спросилъ графъ съ озадаченнымъ видомъ.

— Вамъ бы слдовало, милордъ, спросить объ этомъ прежде, чмъ позволить себ т грубыя и обидныя догадки, которыя вы…

— Сэръ, вы увертываетесь отъ моего вопроса.

— Нтъ, милордъ, я вовсе не намренъ этого длать. Я заплатилъ, да, заплатилъ за этотъ актъ вполн, и мистеръ Титмаузъ, если вы его спросите, подтвердитъ вамъ то же.

Графъ остановился.

— А упомянуто ли объ этомъ въ дл, сэръ?

— Упомянуто, милордъ, подробно.

— Я долженъ опять-таки спросить васъ, сэръ: вы утверждаете, что вы заплатили вполн за эти 2,000, въ годъ?

— Да, вполн, милордъ!

— Если такъ, то къ-чему вся эта тайна, мистеръ Геммонъ?

— Позвольте мн, въ свою очередь, васъ спросить, милордъ: къ чему вс эти вопросы о предмет, до котораго вамъ нтъ никакого дла? Не гораздо ли лучше для вашей милости заняться собственными своими длами, особенно теперь, посл такого ужаснаго…

— Сэръ, я… это ужь собственная моя забота, пробормоталъ графъ, едва-не-сбитый съ пути такою выходкою Геммона. Но онъ скоро пришелъ въ себя, потому-что сюжетъ, о которомъ они говорили, овладлъ его умомъ совершенно.

— Что жь вы дали: денежное вознагражденіе, мистеръ Геммонъ?

— Я далъ большую сумму наличными деньгами, а остальное, какъ сказано въ дл, это мои долгіе, ревностные труды въ пользу мистера Титмауза и услуги, которыя я ему оказалъ во время тяжбы о прав владнія Яттономъ.

— Если такъ, то потрудитесь дать мн копію съ этого акта, чтобъ я могъ разсмотрть его и подвергнуть надлежащему…

— Нтъ, милордъ, я этого не сдлаю, отвчалъ Геммонъ ршительно.

— Не сдлаете, сэръ? повторилъ графъ, устремивъ свои холодные голубые глаза прямо въ глаза Геммона, съ надменнымъ и строгимъ выраженіемъ въ лиц.

— Не сдлаю. Этотъ отвтъ, я думаю, довольно ясенъ, отвчалъ Геммонъ, встрчая пристальнымъ, непоколебимымъ взглядомъ гордый взоръ графа. Оба остановились.

— Изъ вашего отказа, сэръ, можно сдлать одно только заключеніе, очень для васъ невыгодное. Всякій долженъ заключить, что въ этомъ дл употреблено было плутовство или обманъ…

— Вы, пэръ королевства, графъ Дреддлинтонъ, потрудитесь быть джентльменомъ, перебилъ Геммонъ, блдный какъ полотно. Взоръ графа оставался попрежнему устремленъ на Геммона, его губы слегка дрожали. Онъ, казалось, удивленъ былъ дерзостью Геммона.

— Позвольте мн посовтовать вамъ, милордъ, быть боле-осторожнымъ и умреннымъ въ своихъ словахъ, продолжалъ Геммонъ, замтно усиливаясь говорить спокойно:— особенно, когда вы говорите о такихъ предметахъ, о которыхъ не знаете ничего и не имете ровно никакого понятія.

— Я не долго буду оставаться въ этомъ невдніи, мистеръ Геммонъ, вы можете быть въ этомъ уврены, отвчалъ графъ попрежнему надменно и твердо.

‘Убить ли мн тебя, дерзкій, старый дуракъ? Убить ли мн тебя душою и тломъ?’ подумалъ Геммонъ.

— Я сейчасъ же отъищу мистера Титмауза, продолжалъ графъ: — и скоро узнаю сущность этой чудовищной сдлки.

— Я не могу, разумется, управлять поступками вашей милости. Если вы дйствительно обратитесь къ мистеру Титмаузу, то вы, по всей вроятности, узнаете то, что вамъ надо… то-есть если мистеръ Титмаузъ осмлится, не спросивъ у меня…

— Если мистеръ Титмаузъ — осмлится? повторилъ графъ спокойно и презрительно.

— Да, осмлится! бшено возразилъ Геммонъ и взоръ его сверкнулъ грознымъ огнемъ.

— Сэръ, это очень-забавно, замтилъ графъ Дреддлинтонъ, стараясь улыбнуться, но онъ не могъ этого сдлать: руки его дрожали такъ сильно, что онъ съ трудомъ могъ натянуть на нихъ перчатки.

— Для меня, милордъ, это очень, очень-больно, отвчалъ Геммонъ съ волненіемъ, которое онъ не въ-силахъ былъ скрыть: — больно не на мой собственный счетъ, но на-счетъ вашей милости…

— Сэръ, я васъ благодарю за ваше участіе, перебилъ графъ Дреддлинтонъ, слабо улыбаясь: — а между-тмъ, вы можете быть уврены, что я немедленно приму мры довольно-ршительныя. Мы увидимъ, сэръ, какъ долго сдлки подобнаго рода могутъ оставаться скрытыми.

Къ этому времени Геммонъ ршился окончательно сдлать графу свое ужасное открытіе, то открытіе, которое должно было сбросить графа съ неприступной стны его гигантской, недосягаемой спси, сбросить однимъ ршительнымъ и громовымъ ударомъ. Геммонъ чувствовалъ какой-то холодъ, который распространялся по всему его тлу — до такой степени сильно было волненіе, привлекавшее кровь отъ оконечностей къ сердцу.

— Ваша милость говорили о скрытности, началъ онъ съ замтнымъ трепетомъ.— Обидныя изъ высшей степени дерзкія замчанія вашей милости о моемъ поведеніи и моихъ побудительныхъ причинахъ раздражили меня на минуту, но это прошло. Они, однакожь, успли довести мою душу до такой степени напряженія, которая длаетъ меня способнымъ теперь можетъ-быть скоре, чмъ въ какую-нибудь другую нору, открыть вашей милости тайну, все время съ-тхъ-поръ, какъ она дошла до моего свднія, видитъ Богъ, длавшую меня несчастнйшимъ человкомъ въ мір.

Въ манер Геммона было что-то такое, что заставило графа ссть опять въ свои кресла, въ которыхъ онъ оставался, не говоря ни слова и только блуждающимъ взоромъ смотрлъ на мистера Геммона, а между-тмъ тотъ продолжалъ:

— Это открытіе такого рода, что оно потребуетъ съ вашей стороны всей твердости духа, чтобъ устоять противъ его немедленнаго дйствія.

— Боже милостивый! Что вы хотите сказать?… Что вы хотите сказать, мистеръ Геммонъ? Продолжайте, произнесъ графъ, сильно блдня.

— Я даже и теперь, милордъ, отступилъ бы отъ пропасти, надъ которой стою, и оставилъ бы васъ въ невдніи того, что никакія земныя силы не въ-состояніи поправить. Но странное открытіе этой записи, о которой мы говорили такъ долго и такъ тревожно, и непремнное желаніе ваше познакомиться вполн съ обстоятельствами, изъ которыхъ она возникла, не оставляютъ мн выбора…

— Сэръ, я желаю, чтобъ, безъ дальнйшихъ околичностей, вы приступили къ длу. Я не могу отгадать, о чемъ вы говорите и что вы намрены открыть мн, но я прошу васъ, сэръ, сказать прямо то, что вы знаете, и предоставить мн перенести это, какъ я могу.

— Если такъ, то желаніе вашей милости будетъ исполнено. Я сказалъ вамъ недавно, что документъ, дающій мн право на часть доходовъ съ имнія яттонскаго, упоминаетъ, въ числ причинъ, на которыхъ основано это право, о моихъ ревностныхъ, долгихъ и успшныхъ стараніяхъ сдлать мистера Титмауза обладателемъ этого прекраснаго имнія. Я самъ, милордъ, отъискалъ его — законнаго наслдника имнія яттонскаго, вроятнаго преемника древняго баронства вашей милости. День и ночь трудился я для него, преодоллъ вс затрудненія и наконецъ поставилъ его въ то блестящее положеніе, которое онъ теперь занимаетъ. Онъ отъ природы, милордъ, не одаренъ великодушнымъ или благодарнымъ расположеніемъ, что ваша милость можетъ-быть сами успли замтить, и если бы я не настоялъ на полученіи награды, соразмрной съ моими услугами, онъ бы не далъ мн никакой. Поэтому-то я вытребовалъ, мало того, я исторгнулъ у него этотъ документъ…

Онъ остановился.

— Хорошо, сэръ продолжайте… я васъ слушаю, сказалъ графъ, довольно-строго. Геммонъ продолжалъ:

— Какимъ образомъ я въ первый разъ узналъ, что мистеръ Обри несправедливо пользуется имніемъ — это совсмъ не касается до вашей милости, но есть одна вещь, которую вамъ нужно знать, а мн нужно, чтобъ вы поврили мн, когда я вамъ скажу, что — видитъ Богъ — въ то время, когда я открылъ мистера Титмауза за прилавками туалетнаго магазина въ Оксфордской Улиц (и все время съ-тхъ-поръ, до очень-недавней поры, мсяца два тому назадъ), я также мало сомнвался въ томъ, что онъ иметъ дйствительное право по закону…. (Графъ вдругъ вздохнулъ) Милордъ, я даже теперь просилъ бы васъ позволить мн выбрать другое время, когда мы оба будемъ спокойне…

— Продолжайте, сэръ, произнесъ графъ все еще твердо, но немного-потише прежняго и не сводя глазъ съ мистера Геммона, который, не-смотря на приглашеніе графа говорить дале, принужденъ былъ, въ-слдствіе собственнаго своего болзненнаго волненія, остановиться на минуту, или на дв, посл чего онъ продолжалъ:

— Я говорю, что еще за два мсяца до настоящаго времени, я такъ же мало сомнвался, что мистеръ Титмаузъ — законный потомокъ лица, имвшаго право владть имніемъ яттонскинъ предпочтительно передъ мистромъ Обри, какъ въ томъ, что вы, милордъ, сидите теперь передо мной. Родословная его подвергнута была самому строжайшему изслдованію, какое только законъ въ Англіи можетъ придумать, и найдена полною… (Геммонъ увидлъ, какъ графъ Дреддлинтонъ задрожалъ всмъ тломъ) но, къ моему ужасу (одному только мн это извстно, милордъ, исключая мистера Титмауза, которому я все разсказалъ) — я открылъ, самымъ необыкновеннымъ образомъ, что мы вс ошиблись. (Графъ Дреддлинтонъ, блдный какъ смерть, наклонился къ Геммону и поблвшія губы его раскрылись безсознательно).— Но лучше ужь сказать все разомъ: этотъ молодой человкъ, Титмаузъ, не боле какъ незаконный сынъ и, что еще хуже, сынъ женщины, которой первый мужъ былъ живъ….’ Графъ Дреддлинтонъ вскочилъ съ своихъ креселъ и пошатнулся назадъ, руки его двигались машинально, лицо изображало ужасъ въ самой высшей степени. Страшно было смотрть на него. Губы его шевелились, не издавая звука.

— О милордъ, ради Бога успокойтесь! воскликнулъ Геммонъ, страшно-пораженный, и бросился къ графу, который, шатаясь, пятился отъ него, вытянувъ руки впередъ и какъ будто-бы стараясь оттолкнуть отъ себя какой-то приближающійся предметъ.— Милордъ! графъ Дреддлинтонъ, выслушайте меня! Ради самого Бога, позвольте мн посадить васъ опять въ кресла. Это только временная дурнота! Онъ обхватилъ графа рукою, стараясь притащить его назадъ, къ кресламъ, но въ эту минуту тотъ началъ опускаться на полъ, ноги его подкосились, голова повисла на сторону… еще минута… и онъ лежалъ на полу, слегка-поддерживаемый Геммономъ, который, въ страшной тревог, сталъ громко звать свою горничную.

— Развяжите ему галстухъ, сэръ, разстегните воротникъ рубашки! кричала эта женщина, и, наклонясь, покуда Геммонъ поддерживалъ графа голову, она освободила ему шею. Графъ тяжело дышалъ.

— Ради Бога, бгите скоре за докторомъ, приведите какого-нибудь перваго попавшагося, говорилъ Геммонъ, едва переводя духъ.— Карета графа тамъ, у воротъ, вы увидите тамъ же его лакея: скажите ему, что съ графомъ сдлался сильный припадокъ и пошлите его тоже за докторомъ!

Горничная, почти такъ же сильно встревоженная, какъ и ея господинъ, бросилась длать то, что было приказано. Геммонъ, не видя никакихъ признаковъ возвращающагося сознанія, съ большимъ трудомъ донесъ графа до спальной, и едва усплъ положить его на постель, какъ лакей вбжалъ въ комнату въ ужасномъ испуг. Онъ едва не подпрыгнулъ отъ пола, увидавъ распростертую и безжизненную фигуру своего господина, и нсколько минутъ былъ такъ пораженъ, что не могъ разслушать приказанія Геммона, отправлявшаго его за докторомъ, но наконецъ ушелъ, оставивъ Геммона одного, вдвоемъ съ своею жертвою. Нсколько ужасныхъ минутъ прошло, впродолженіе которыхъ Геммону казалось, что онъ убилъ графа Дреддлинтона и долженъ бжать. Онъ сдавилъ себ руками голову, какъ-бы затмъ, чтобъ собрать свои разсянныя способности.

‘Что теперь длать?’ думалъ онъ. ‘Что это — апоплексическій ударъ? параличъ? падучая? или другое что? Поправится ли онъ? Повредить ли это его разсудокъ?.. Поправится ли? Если да, то какъ поступить съ проклятымъ открытіемъ, которое я ему сдлалъ?… Будетъ ли у него довольно смысла, чтобъ держать это дло въ собственной голов? Если онъ поправится и сохранитъ свой разсудокъ, тогда все хорошо, все выйдетъ удачно. Я буду его господиномъ на цлую жизнь! Чортъ побери этихъ докторовъ! ихъ никогда не найдешь, когда нужно! Онъ умираетъ передъ моими глазами! Какой мн дать отчетъ объ этомъ происшествіи?… Сказать разв, что этотъ припадокъ есть слдствіе тревоги, причиненной банкротствомъ компаніи? Да, это годится. А вонъ тамъ и газета, которую онъ принесъ съ собой и отдалъ мн въ руки’, думалъ Геммонъ, когда взоръ его мелькомъ увидлъ газету, лежавшую на стол сосдней комнаты. ‘Хорошо: это дастъ вс признаки правды моему отчету о дл’. При этомъ онъ торопливо схватилъ газету и засунулъ ее въ одинъ изъ кармановъ своего сюртука, а черезъ минуту посл того вошла и горничная въ-сопровожденіи доктора, за которымъ ее посылали. Но не успла она затворить дверь, какъ громкій ударъ возвстилъ прибытіе лакея, съ другимъ докторомъ, и имъ обоимъ Геммонъ очень-поспшно и въ сильномъ волненіи далъ тотъ самый отчетъ о припадк графа, который онъ, за минуту до того, ршился давать всмъ, кто станетъ его разспрашивать.— Это, безъ малйшаго сомннія, апоплексическій ударъ, произнесъ тотъ, котораго привела горничная: — жирный, лысый, старый джентльменъ, сорокъ лтъ занимавшійся практикою. Онъ торопливо поднялъ графа почти въ сидячее положеніе, и приказалъ растворить вс окна, какъ можно шире.

— Это явный параличъ, произнесъ тотъ, котораго привелъ лакей — молодой джентльменъ, въ очкахъ. Онъ практиковалъ всего дв недли, только — что окончилъ занятія въ гошпиталяхъ и завелъ небольшую лечебню {Къ Англіи доктора, непользующіеся очень-большою извстностью, соединяютъ свое ремесло съ ремесломъ аптекаря.}, почти напротивъ лечебни стараго джентльмена.

— Нтъ, сэръ, это не параличъ, а апоплексія.

— Нтъ сэръ, это больше похоже на параличъ…

— Да вы послушайте какъ онъ дышетъ! возразилъ старый джентльменъ презрительно.

— Ради Бога, господа, длайте что-нибудь! перебилъ Геммонъ въ бшенств.— Боже праведный! Не-уже-ли вы хотите, чтобъ графъ умеръ у васъ на глазахъ?

— Поставьте ему ноги сейчасъ же въ теплую воду и приготовьте горчичники, началъ старый джентльменъ въ большой сует, засучивая свои рукава и вынимая ланцетъ. Но молодой джентльменъ, съ сильно-негодующимъ видомъ, ршился доставить своему знатному паціенту выгоды новйшихъ усовершенствованій медицинской науки: вынулъ стефоскопъ и началъ его свинчивать. Вдругъ старый джентльменъ, въ бшенств, закричалъ: — вздоръ! и вышибъ инструментъ у него изъ рукъ, вслдствіе чего тотъ собирался ужь его ударить.

— О Боже мой! воскликнулъ Геммонъ, обращаясь къ лакею: — идите сейчасъ же къ доктору Бейли! Эти сумасшедшіе дадутъ ему умереть у нихъ на глазахъ. Тотъ вскочилъ и въ одинъ мигъ скрылся изъ виду. Очень-естественно было (хоть, надо признаться, несовсмъ-прилично), со стороны этихъ достойныхъ соперниковъ вести себя такимъ образомъ, потому-что оба они первый разъ въ жизни приглашены были къ лорду, и очень-вроятно въ послдній, по-крайней-мр, такъ надо было полагать, и потому естественнымъ образомъ каждый изъ нихъ желалъ вылечить или уморить своего знатнаго кліента на свой собственный ладъ. Тутъ, кром того, выразилась борьба между старою и новою системою медицины, между старымъ опытомъ и молодымъ умозрніемъ, и между этими двумя стульями его милость проваливался на полъ. Одинъ щупалъ у него пульсъ, другой настаивалъ, чтобъ приложить стефоскопъ къ его сердцу, одинъ обращалъ вниманіе на охлажденіе оконечностей, другой говорилъ, что зрачки были неподвижны и расширены, одинъ хотлъ пустить кровь изъ руки, другой хотлъ открыть шейную жилу, одинъ хотлъ приставить рожки къ зашейку, другой — къ вискамъ, одинъ говорилъ объ электричеств, чтобъ возбудить нервную систему и усилить теченіе крови изъ жилъ, другой говорилъ, что, напротивъ, слдуетъ возбудить всю поверхность кожи и для этого облпитъ его горчичниками съ головы до ногъ, а голову обрить и обложить шпанскими мухами, одинъ говорилъ, что его милость умираетъ, другой объявлялъ, что онъ ужь умеръ оттого, что предлагаемый способъ леченія не былъ принятъ. Каждый охотно далъ бы двадцать гиней, чтобъ быть призваннымъ одному. Все это страшное дурачество, конечно, заняло гораздо-мене времени, чмъ нужно было употребить на описаніе его — едва-ли минуту или дв, но оно довело Геммона до бшенства. Онъ бросился къ окну и закричалъ дворнику дома идти за другимъ докторомъ, что возвратило тотчасъ двумъ прежнимъ здравый ихъ смыслъ, каковъ онъ ни былъ. Довольно сказать, что шейная жила открыта была въ одинъ мигъ, горчичники и теплая вода употреблены въ дйствіе такъ скоро, какъ только можно было ихъ достать. Тотчасъ же послали за рожками, и когда они были принесены, то кровь выпущена была въ большомъ количеств изъ зашейка, и эти два кровопусканія спасли жизнь графа Дреддлинтона, къ радости или къ досад Геммона — этого я не возьму на себя разршить. Къ тому времени, когда опытный и искусный лейб-медикъ короля, докторъ Бейли пріхалъ, графъ обнаружилъ нкоторые признаки возвращающагося сознанія и началъ немного поправляться отъ мстнаго апоплексическаго удара. Докторъ Бейли пробылъ при больномъ около получаса и, узжая, объявилъ, что если въ-теченіе двухъ послдующихъ часовъ не сдлается новаго припадка, то можно будетъ — разумется, это было бы очень-желательно — отвезти его милость домой. Назначенное время прошло безъ рецидива и потому положено было отправить его милость въ-сопровожденіи одного изъ докторовъ. Оба они похали бы охотно, если бы въ экипаж было довольно мста. Но Геммонъ скоро ршилъ дло, выбравъ стараго, а молодаго отпустилъ, заплативъ ему пару гиней. Посл того Геммонъ самъ, за часъ передъ отправленіемъ грлфа, ухалъ въ наемной карет, чтобъ приготовить домашнихъ его милости и постараться осторожно довести до свднія леди Сесиліи это ужасное извстіе. Подъхавъ къ дому графа, Геммонъ съ удивленіемъ замтилъ другую наемную карету, отъзжавшую отъ крыльца. Онъ тотчасъ вошелъ, но тутъ новое удивленіе: встревоженный швейцаръ доложилъ ему, что леди Сесилія сію минуту вошла на верхъ въ ужасномъ разстройств. Геммонъ бросился вверхъ но лстниц, не постигая какимъ-образомъ леди Сесилія успла узнать о несчастномъ случа. Онъ засталъ ее на соф, гд она сидла, рыдая, въ шали и въ шляп, и возл нея миссъ Максплейханъ, которая всми силами старалась утшить ее. Дло просто состояло въ томъ, что ее вытснили изъ собственнаго дома дв или три описи, наряженныя по искамъ кредиторовъ Титмауза, съ которыми онъ обошелся наканун вечеромъ слишкомъ-дерзко. Встревоженный видъ вошедшаго испугалъ миссъ Максплейханъ, но не былъ замченъ ея сильно-огорченною подругой, и мистеръ Геммонъ, пользуясь первымъ удобнымъ случаемъ, сдлалъ потихоньку знакъ миссъ Максплейханъ, что онъ иметъ сообщить ей кое-что очень-важное. Оставивъ леди Сесилію на рукахъ горничной, миссъ Максплейханъ, нсколько минутъ спустя, сошла за Геммономъ въ нижній этажъ, въ библіотеку, и тамъ въ немногихъ короткихъ словахъ онъ увдомилъ ее о болзни графа и о причин этого припадка (то-есть о внезапномъ паденіи одной важной спекуляціи, въ которой графъ принималъ очень — живое участіе), а также о томъ, что его милость будетъ привезенъ домой черезъ часъ, въ-сопровожденіи доктора. Миссъ Максплейханъ въ первую минуту была такъ поражена, что едва не лишилась чувствъ, но, отъ природы одаренная твердымъ характеромъ, она скоро оправилась и тотчасъ же обратила вниманіе на необходимость предостеречь леди Сесилію отъ всякаго неожиданнаго и жестокаго потрясенія, очень-опаснаго при ея критическомъ состояніи здоровья, а между-тмъ необходимо было тоже увдомить ее какъ можно скоре объ этомъ печальномъ происшествіи для-того, чтобъ ударъ, гораздо-сильнйшій, не былъ нанесенъ ей пріздомъ графа. Несмотря, однакожь, на вс предосторожности, съ которыми миссъ Максплейханъ сообщила ей понемногу это извстіе, несчастная женщина упала въ обморокъ — такъ сильно нервы ея были потрясены предъидущимъ случаемъ. Возвратясь въ чувство, она захотла видть мистера Геммона и въ сильномъ волненіи стала разспрашивать его о причин и обстоятельствахъ припадка, случившагося съ графомъ. Только-что онъ усплъ ей сказать, что статья, напечатанная въ одной изъ утреннихъ газетъ, была первою причиною того волненія, которое имло для графа такія серьёзныя послдствія…

— Какъ! уже въ газетахъ? Врно объ этомъ… Титмауз? спросила она томно и съ видомъ сильнаго отвращенія.

— Нтъ, леди Сесилія, это нисколько не касается до мистера Титмауза, отвчалъ Геммонъ, слегка содрогаясь въ душ. Но только-что онъ усплъ разсказать ей то, что приготовлено было заране, какъ у подъзда послышался стукъ колесъ и тотчасъ же, вслдъ за тмъ, громовый ударъ раздался въ дверяхъ, который едва не заставилъ даже Геммона вскочить со стула. Леди Сесилія упала снова безъ чувствъ. Этотъ новый обморокъ былъ кстати, потому-что еслибъ она подошла къ окну и увидла своего отца безъ чувствъ, съ трудомъ осторожно-выносимаго изъ кареты, съ широкими пятнами крови на разстегнутомъ воротник его рубахи и на бломъ шейномъ платк, перекинутомъ черезъ плечо, еслибъ она увидла, я говорю, какъ въ этомъ вид его переносили въ домъ, среди небольшой толпы, собравшейся у подъзда, и потомъ несли по лстниц, въ его спальную — это могло бы имть очень-серьёзное дйствіе на бдную леди. Геммонъ подошелъ на минуту къ окну. Онъ увидлъ несчастнаго, стараго пэра въ томъ положеніи, которое сейчасъ было описано, и это зрлище заставило его поблднть. Оставивъ леди Сесилію на рукахъ миссъ Максплейханъ и ея служанокъ, онъ отправился въ спальную графа и былъ немного утшенъ, узнавъ, нсколько минутъ спустя, что графъ, хоть и жестоко былъ утомленъ труднымъ перемщеніемъ, но все-таки находился въ гораздо-боле удовлетворительномъ состояніи, чмъ можно было ожидать. Скоро посл того домашній докторъ графа (за которымъ послали тотчасъ по прізд большаго домой) объявилъ, что небольшой отдыхъ необходимъ для больнаго, а потому никто не долженъ оставаться въ комнат, кром тхъ, чьи услуги были необходимы, и Геммонъ, вслдствіе того ушелъ, заботливо справясь сперва о здоровьи леди Сесиліи и намреваясь вернуться еще до ночи, чтобъ лично узнать о граф и его дочери.

Тяжкій вздохъ вырвался у него изъ груди, когда, наконецъ, онъ очутился на улиц, одинъ. Онъ шелъ нсколько минутъ сряду прямо впередъ, не ршаясь куда отправиться: къ себ домой, въ контору, или къ Титмаузу, въ Улицу Парка. Наконецъ онъ ршился зайдти прежде всего къ себ на домъ и повернулъ въ другую сторону, такъ сильно углубленный въ мысли дорогою, что не замчалъ никого изъ прохожихъ. ‘Вотъ до какого положенія довелъ я дла!’ думалъ онъ. ‘Что теперь длать?’ Нсколько минутъ онъ испытывалъ нчто похожее на чувства человка, который съ невжественнымъ любопытствомъ, привелъ въ движеніе механизмъ какой-нибудь огромной машины, до которой стоило только дотронуться, чтобъ пустить ее въ ходъ, и сдлавъ это, стоитъ, вдругъ пораженный, озадаченный смущенный, при вид сложныхъ движеній, происходящихъ вокругъ, и страшнаго шума, ихъ сопровождающаго, не смя шевельнуться ни въ ту, ни въ другую сторону, въ страх немедленной гибели. Онъ скоро, однакожь, пришелъ въ себя и началъ серьёзно раздумывать о трудностяхъ своего положенія.

Ему представлялся, вопервыхъ, графъ Дреддлинтонъ, вовлеченный въ опасную отвтственность своею связью съ одною изъ эфемерныхъ компаній, въ которую онъ заманилъ его. Но Геммонъ скоро потерялъ изъ вида это обстоятельство, какъ незначительное въ-сравненіи съ тмъ, что посл случилось, и съ огромными послдствіями, къ которымъ случившееся могло повести немедленно.

Развязка эта была ускорена случаемъ — происшествіемъ, которое никто въ мір не могъ предвидть. Конечно, все это можно было приписать собственной неосмотрительности Геммона въ ту минуту, когда онъ оставилъ дарственную запись — вещь до такой степени важную — на стол, хоть это и сдлано было на самое короткое время, потому-что онъ уходилъ не боле какъ на пять минутъ, но, возвратясь, онъ засталъ ужь у себя графа Дреддлинтона, изо всхъ людей въ мір самаго послдняго, которому онъ бы желалъ, чтобъ существованіе этого документа было извстно. Кто могъ вообразить себ, кто могъ предвидть такой случай? Никогда еще, до-сихъ-поръ, не посщалъ его графъ на собственной квартир Геммона, надо же было ему пріхать именно въ ту самую минуту…. А между-тмъ, подумалъ Геммонъ, едва не отскочивъ шага два назадъ: ‘если разсудить по правд, что могло быть вроятне того, что случилось, то-есть: увидавъ статью, напечатанную въ Утренней Газет, графъ могъ сдлать именно то, что онъ сдлалъ, и отправиться къ нему за объясненіемъ?… Ба!’ (подумалъ Геммонъ въ досад и топнулъ ногою о плиты троттуара. Да, дьяволъ! предательскую штуку съигралъ ты съ своимъ любезнымъ пріятелемъ!)

‘Но дло сдлано и вопросъ состоитъ въ томъ: что мн длать теперь? Что я могу сдлать? Вопервыхъ, надо подумать о Титмауз — гд этотъ маленькій нехристъ, теперь? Можетъ-быть онъ похалъ за своею женой въ Гросвенор-Скверъ?… Что если графъ поправится прежде чмъ я увижусь съ Титмаузомъ, и будетъ въ — состояніи припомнить все, что случилось?… Впустятъ ли они Титмауза къ нему въ спальную?… Что, если присутствіе Титмауза напомнитъ графу то, что онъ слышалъ сегодня?… А если графъ прійдетъ въ память, что тогда онъ предприметъ? Откроетъ ли онъ дочери, что она замужемъ за простымъ… о это будетъ ужасно! Они — можетъ-быть, самые надменные люди въ мір! Прогонятъ ли они его отъ себя съ ужасомъ и отвращеніемъ и потомъ обнаружатъ маленькаго обманщика передъ цлымъ свтомъ, и потомъ примутъ одному Богу извстно какія мры противъ меня, за мое участіе въ этомъ дл… О, невозможно! несбыточно! Они никогда не ршатся выставить свое униженіе на-показъ… Или графъ Дреддлинтонъ будетъ имть довольно благоразумія и власти надъ собой, чтобъ замкнуть въ своей душ эту гибельную тайну?.. Удовольствуется ли онъ моимъ утвержденіемъ, или будетъ требовать убдительныхъ доказательствъ? Захочетъ ли онъ имть положительное объясненіе? Потребуетъ ли онъ документовъ?… А!…’ тутъ онъ заскрежеталъ зубами, потому-что вспомнилъ штуку, которую Титмаузъ съигралъ съ нимъ, уничтоживъ т драгоцнные два лоскутка, о которыхъ прежде было говорено. ‘Если это маленькое созданіе не услышитъ ни отъ кого другаго о томъ, что случилось, то слдуетъ ли мн сказать ему, что я открылъ его секретъ графу Дреддлинтону?… Что если Титмаузъ и леди Сесилія встртятся, узнавъ съ обихъ сторонъ все?… Или онъ встртится съ графомъ?… Но положимъ, графъ умретъ, не открывъ этого секрета никому…. О, какая бы это была благодать! Тогда все пошло бы прямою дорогой къ развязк… А какъ близко отъ этого было сегодня утромъ! Если бы я только позволилъ этимъ двумъ чудакамъ поспорить еще, пока не сдлалось поздно….’ Лицо Геммона слегка покраснло при этой мысли. Онъ какъ-будто понялъ, что зашелъ ужь слишкомъ-далеко, питая вс такія желанія и сожалнія. Но все-таки онъ не могъ отдлаться отъ этой мысли, мало того, онъ думалъ: можетъ-быть, такой ужасный ударъ, въ преклонныя лта графа, не боле какъ предшественникъ втораго и гибельнаго припадка апоплексіи. ‘Докторъ Бейли изъявилъ маленькой страхъ на этотъ счетъ сегодня’, припомнилъ Геммонъ.

Если бы мистеръ Геммонъ видлъ зоркіе взгляды, устремленные на него въ эту минуту двумя людьми, которые подошли къ нему и прошли мимо, не бывъ замчены, и если бы онъ могъ вообразить, какое дло привело этихъ двухъ людей въ эту часть города, онъ, можетъ-быть, направилъ бы свой дятельный умъ на совершенно-новую стезю тревожныхъ догадокъ и опасеній. Но онъ былъ слишкомъ-сильно занятъ своимъ мыслями и не видлъ никого, проходя медленно по Хольборну. Минутъ черезъ пять посл того, подходя уже къ Сэффрон-Хилю, онъ былъ выведенъ изъ задумчивости голосомъ, называвшимъ его по имени. Онъ взглянулъ на середину улицы, откуда звукъ раздавался, и увидлъ мистера Титмауза, звавшаго Геммона и нетерпливо-манившаго его рукой изъ окна наемной кареты, которая медленно катилась но Хольборну и, но приказанію Титмауза, подъхала къ троттуару.

— Эй! послушайте, мистеръ Геммонъ! Вотъ-то дьявольская каша! Такая проклятая исторія! кричалъ Титмаузъ съ встревоженнымъ видомъ, изъ окошка кареты.

— Что такое, сэръ? спросилъ Геммонъ строго.

— Какъ же…. а? Разв вы не слыхали объ этомъ? Леди Сесилія…

— Да, я слышалъ объ этомъ, сэръ, отвчалъ Геммонъ, мрачно: — но я долженъ, въ свою очередь, сэръ, сообщить вамъ кое-что гораздо-боле-важное для васъ. Велите кучеру повернуть назадъ и хать ко мн на квартиру, гд вы меня увидите черезъ четверть часа.

— Ахъ, Боже мой! Да вы лучше садитесь со мной и разскажите теперь. Сдлайте милость, мистеръ Геммонъ…

— Нтъ, сэръ, отвчалъ Геммонъ, сурово и пошелъ прочь, оставивъ Титмауза въ сильномъ страх.

‘Ну, какъ же теперь, сказать ему или нтъ? думалъ Геммонъ и, посл нсколькихъ минутъ тревожнаго размышленія, ршился это сдлать, но вмст угрозить Титмаузу, что если онъ не перемнитъ своего поведенія въ томъ, что касается до мотовства, то онъ, Геммонъ, немедленно его уничтожитъ, выставивъ настоящее значеніе и его обстоятельства передъ цлымъ свтомъ. Какъ ни обширны были, и безъ того, настоящія затрудненія Титмауза, но Геммонъ не зналъ еще того факта, что кліента его въ эту пору забирали въ руки жадные ростовщики. Въ-отношеніи одежды и обращенія, Титмаузъ оставался тотъ же самый человкъ, какимъ былъ всегда, съ-тхъ-поръ, какъ богатство дало ему возможность одваться по своему вкусу и по мод, но всякій, взглянувъ на его лицо, могъ бы прочесть въ подернутыхъ кровью глазахъ, въ усталомъ взгляд и въ заплывшихъ чертахъ — слды систематической невоздержности и разврата. Геммонъ встртилъ его у себя на квартир и разсказалъ ему все, случившееся въ этотъ день, причемъ тотъ обнаружилъ страхъ, который для всякаго зрителя, не такъ сильно-разстроеннаго, какъ Геммонъ, показался бы очень-забавенъ, но такъ-какъ цль Геммона состояла въ томъ, чтобъ напугать своего кліента и заставить его повиноваться безусловно своей вол, то Геммонъ отпустилъ его скоро на этотъ разъ, просто приказавъ держаться подале отъ Гросвенор-Сквера и отъ Улицы Парка до завтрашняго утра. Къ этому времени происшествія, могущія случиться въ промежутк, должны были опредлить: какой образъ дйствія слдуетъ предписать Титмаузу. Въ настоящую минуту онъ былъ сильно расположенъ отправить Титмауза на континентъ, хоть на короткое время, затмъ, чтобъ удалить его отъ бды, но вообще говоря, Геммонъ былъ въ ужасномъ затрудненіи насчетъ того, что ему слдуетъ длать съ этимъ созданіемъ, на которое онъ смотрлъ съ чувствомъ, можетъ — быть, отчасти похожимъ на чувство Франкенштейна, при вид чудовища {Авторъ намекаетъ на сказку M-rs Shelley.}.

ГЛАВА X.

Но возвратимся къ графу Дреддлинтону. Медицинское пособіе, употребленное такъ скоро посл припадка, значительно остановило дйствіе страшнаго удара, имъ перенесеннаго, который, въ противномъ случа, могъ бы имть самыя-гибельныя послдствія. Скоро по прізд графа домой, онъ погрузился въ спокойный и безопасный сонъ, длившійся съ небольшими промежутками нсколько часовъ, и впродолженіе этого времени мозгъ графа оправился значительно отъ лежавшаго на немъ гнёта. Около семи часовъ вечера, возл графа сидли, по одной сторон кровати, миссъ Максплейханъ, а по другой, леди Сесилія, которая тоже оправилась отъ своего разстройства и въ эту минуту, порой, роняя слезы, сидла грустно и безмолвно, устремивъ взоръ на лицо отца. Она была, безъ-сомннія, несчастная молодая женщина, несмотря на то, что не знала и пятой доли всхъ бдствій, проистекавшихъ изъ ея союза съ Титмаузомъ, котораго она долго ненавидла и презирала, постоянно избгая случаевъ находиться съ нимъ вмст до-того, что ихъ почти совершенное удаленіе другъ отъ друга извстно было везд. Докторъ графа вышелъ изъ его комнаты минутъ на пять, чтобъ распорядиться насчетъ разныхъ предметовъ, необходимыхъ для проведенія ночи возл больнаго. Ни миссъ Максплейханъ, ни леди Сесилія давно ужь не говорили ни слова. Наконецъ графъ, сонъ котораго началъ становиться безпокойне, слабымъ голосомъ прошепталъ, съ разстановкою: — ‘Бёлль… бездльникъ!…. въ Бляквол…’

— Видите ли, шептала миссъ Максплейханъ: — о чемъ онъ думаетъ. Вы знаете, онъ обдалъ съ этими людьми. Леди Сесилія молча кивнула головой. Скоро посл того графъ продолжалъ:

‘Счетъ закрытъ!… Позжайте къ мистеру Геммону…. Что, мистеръ Геммонъ дома?..’ Ходъ его воспоминаній привелъ его теперь къ пункту опасности. Онъ остановился на минуту, потомъ, тревожное выраженіе снова появилось на лиц его. Воображеніе очевидно воспроизводило ему начало ужасной сцены въ комнат мистера Геммона. Посл того онъ, казалось, потерялъ нить своихъ мыслей на-время и черты его стали понемногу приходить въ прежнее спокойное состояніе. Но тревожное выраженіе скоро вернулось. Онъ вдругъ стиснулъ губы и нахмурилъ лобъ, какъ-будто въ гнв или негодованіи. ‘Дв тысячи фунтовъ!… Это ужасно! невроятно!’ Онъ произнесъ эти слова гораздо-сильне и громче прежняго.

— О, я думала, что графъ потерялъ гораздо-боле этого, прошептала миссъ Максплейханъ.

‘Я настаиваю… Титмаузъ… Титмаузъ…’ губы его задрожали и онъ остановился на минуту. ‘Ужасно!… Что станется съ нею…’ На лиц его изображалось мученіе.

— Бдный папа! онъ, безъ-сомннія, слышалъ обо всемъ! прошептала леди Сесилія едва-внятно.

— Тссъ! воскликнула миссъ Максплейханъ, приложивъ палецъ къ губамъ.— Если онъ будетъ продолжать такимъ образомъ, я пойду позову доктора Виттинтона.

‘Сесилія, Сесилія!’ продолжалъ графъ, и вдругъ, открывъ глаза, посмотрлъ прямо, потомъ оглянулся по сторонамъ тусклымъ и смутнымъ взоромъ, потомъ онъ опять закрылъ глаза, прошептавъ: ‘Я право думалъ, что мистеръ Геммонъ былъ здсь’. Скоро посл того, онъ опять открылъ глаза и увидлъ леди Сесилію, которая сидла съ той стороны, куда обращено было лицо его: онъ остановилъ на ней взоръ свой. Посмотрвъ на нее нсколько минутъ съ очень, очень-печальнымъ выраженіемъ, онъ снова закрылъ глаза, прошептавъ: ‘бдная Сесилія!’

— Мн право кажется, мой другъ, вы бы лучше ушли отсюда, прошептала миссъ Максплейханъ, заключая, по сил собственныхъ чувствъ, что леди Сесилія не вынесетъ этой сцены. И дйствительно ничто не могло быть трогательне того тона, которымъ графъ произнесъ эти послднія слова.

— Нтъ, онъ опять уснулъ, отвчала леди Сесилія спокойно, и еще какую-нибудь четверть часа продолжалось молчаніе. Потомъ графъ вздохнулъ и, открывъ глаза, посмотрлъ прямо на леди Сесилію съ выраженіемъ, уже гораздо-боле-естественнымъ.

— Поцалуйте меня, Сесилія, сказалъ онъ ей тихо и приподнялъ руки свои, пока она нагнулась къ нему и поцаловала его въ лобъ, онъ очень-слабо обнялъ дочь свою, но эти руки, почти въ ту же минуту, опустились снова на постель, какъ-будто онъ не имлъ силы держать ихъ въ такомъ положеніи.

— Мы будемъ жить вмст опять, Сесилія, пробормоталъ графъ.

— Милый папа! не огорчайтесь такъ, иначе, я право должна буду уйдти отъ васъ.

— Нтъ, нтъ, вы не должны этого длать, Сесилія, произнесъ графъ печально и слабо, и онъ покачалъ головой.

— Видли вы его сегодня? спросилъ онъ посл того немножко-громче, какъ-будто бы все боле и боле пробуждаясь и приходя въ память. Замтная перемна явилась во взор его: въ немъ написано было затрудненіе, смшанное съ безпокойствомъ.

— Нтъ, папа, я ухала тотчасъ посл того, какъ это случилось, прямо сюда, и все время съ-тхъ-поръ была здсь. Успокойтесь, милый папа, прибавила леди Сесилія совершенно-спокойно.

— Вотъ, я опять ослпъ, вдругъ сказалъ графъ и поднялъ свои дрожащія руки къ глазамъ.— Такъ вы знали все это, произнесъ онъ потомъ, опуская свои руки и смотря на нее такъ, какъ-будто бы минутное затмніе взора прошло.

— О, да, папа, знала конечно. Но что же мн было длать? Постарайтесь уснуть опять, милый папа. Маленькій оттнокъ нетерпнія выразился въ ея голос.

Они страшно расходились въ мысляхъ. Взоръ его оставался пристально-устремленъ на лицо дочери.

— Не жестоко ли это, Сесилія? не ужасно ли это? спросилъ онъ, содрогаясь.

— Милый папа! я не знаю, что вы хотите сказать, отвчала Сесилія, испуганная тономъ его голоса и выраженіемъ взора. Взоръ этотъ не имлъ въ себ ничего дикаго или неестественнаго, то былъ взоръ человка въ полной памяти, но пораженнаго какимъ-то ужаснымъ воспоминаніемъ.

‘Я думалъ, что это убьетъ ее’, пробормоталъ онъ, закрывая глаза, и легкая краска мелькнула у него на щекахъ, но лицо леди Сесиліи поблднло какъ смерть.

— Не говорите съ нимъ боле мой другъ, прошептала миссъ Максплейханъ, сама немного-встревоженная словами графа.— Онъ бредитъ немного, онъ сейчасъ уснетъ.

— Да, въ моей могил, сударыня, отвчалъ графъ, гораздо-значительне и громче прежняго, и при этомъ онъ устремилъ на миссъ Максплейханъ такой взоръ, отъ котораго та вдругъ поблднла. Она смотрла на него безмолвно и робко.

Опять минуты дв длилось молчаніе.

— Ахъ, Сесилія! сказалъ графъ, качая головой и смотря на нее съ тмъ же самымъ страннымъ выраженіемъ, которое такъ встревожило ее, за минуту передъ тмъ. Лучше бы я прежде похоронилъ васъ.

— Мой милый папа! вдь это вы такъ только бредите.

— Нтъ, не брежу. Ахъ, Сесилія! какъ можете вы быть такъ спокойны, зная, что вы вышли замужъ за…

Леди Сесилія взглянула торопливо на миссъ Максплейханъ, которая приподнялась со стула и наклонилась впередъ съ жестоко-встревоженнымъ видомъ, напрягая слухъ, чтобъ разобрать каждое слово.

— О чемъ вы это говорите, папа?— прошептала леди Сесилія, едва переводя духъ, съ лицомъ блднымъ, какъ смерть.

— Какъ о чемъ? Я думалъ, что вы все это знаете, сказалъ графъ, подстрекаемый силою своихъ чувствъ — знаете, что этотъ Титмаузъ… позорный… Мистеръ Геммонъ разсказалъ все: позорный обманщикъ… незаконнорожденный!…

Миссъ Максплейханъ, слабо вскрикнувъ:, дернула за ручку звонка, висвшую надъ кроватью, изо всей мочи, но прежде-чмъ она или кто-нибудь другой, успли прибжать на помощь, леди Сесилія, безъ чувствъ, тяжело грянулась на полъ. Почти въ ту же минуту служанка ея вбжала въ комнату со всхъ ногъ, перепуганная сильнымъ и неожиданнымъ звономъ, споткнулась за леди Сесилію и упала прямо черезъ нее. Все пришло въ смятеніе и ужасъ. Леди Сесилію тотчасъ вынесли въ обморок, съ графомъ сдлался второй апоплексическій ударъ. Докторъ Бейли скоро былъ призванъ на помощь и вслдъ за нимъ пріхалъ извстный акушеръ, за которымъ необходимо было послать, потому-что болзнь леди Сесиліи приняла самое опасное направленіе. Миссъ Максплейханъ, какъ только успла немного опомниться, тотчасъ отправила лакея, просить герцога и герцогиню Танталлянъ пріхать немедленно къ нимъ, потому-что она не чувствовала въ себ довольно силы переносить ужасъ, причиненный неожиданнымъ признаніемъ графа Дреддлинтона, ужаснымъ, изумительнымъ признаніемъ, которое — было ли оно основано на истин, или только на грезахъ больнаго старика, во всякомъ случа — грозило быть смертельнымъ ударомъ для бдной леди Сесиліи.

Оба, и герцогъ и герцогиня, ближайшіе изъ родственниковъ графа, въ ту пору находившихся въ Лондон (герцогъ былъ братъ покойной графини), прибыли въ домъ, черезъ полчаса и были извщены объ ужасной причин того, что случилось. И герцогъ и герцогиня были такіе же гордые и надменные люди, какъ графъ Дреддлинтонъ, но герцогъ стоялъ немного-повыше умомъ.

Открытіе графа представлено было герцогу сначала какъ дознанный фактъ — и ужасъ его не зналъ предловъ. Но когда онъ сталъ разспрашивать подробне и нашелъ, что все это основано было не боле, какъ на безсвязныхъ словахъ человка, мозгъ котораго находился подъ вліяніемъ апоплексическаго удара, герцогъ началъ сильно успокаиваться, тмъ боле, что миссъ Максплейханъ не могла припомнить ни одного обстоятельства, въ подтвержденіе такого страннаго и ужаснаго извстія. По ея совту, герцогъ, который не могъ подать никакой помощи графу, уже бывшему на рукахъ докторовъ, ухалъ тотчасъ домой и послалъ нарочнаго къ мистеру Геммону, адресъ котораго онъ узналъ отъ миссъ Максплейханъ, съ запискою слдующаго содержанія,

‘Герцогъ Танталлянъ свидтельствуетъ свое почтеніе мистеру Геммону и убдительно проситъ, не откладывая ни минуты, ‘удостоить его своимъ посщеніемъ въ Нортмен-Сквер, по длу въ высшей степени важному.’

Высокій лакей герцога, съ напудренной прической, произвелъ довольно сильное ощущеніе въ окрестностяхъ Тевейскаго Подворья, отъискивая очень-торопливо и въ сильномъ нетерпніи это мсто и джентльмена по имени — Геммона. Самъ Геммонъ, въ эту минуту отворившій дверь, съ намреніемъ идти, по общанію, въ Гросвенор-Скверъ, былъ немного сконфуженъ, вдругъ очутясь почти въ объятіяхъ напудреннаго лакея.

— Отъ герцога Танталляна, сэръ, сказалъ лакей, узнавъ, что это былъ мистеръ Геммонъ, и подавая ему записку.— Его свтлость, если я не ошибаюсь, ожидаетъ васъ къ себ немедленно, сэръ.

Мистеръ Геммонъ торопливо распечаталъ письмо и, пробжавъ его содержаніе, отвчалъ: — Засвидтельствуйте мое почтеніе его свтлости и скажите, что я буду немедленно.

Лакей ушелъ, а Геммонъ вернулся къ себ на квартиру и нсколько секундъ сидлъ въ потемкахъ, только-что передъ тмъ затушивъ свою лампу. Его бросило въ холодный потъ. ‘Что такое затвается?’ сказалъ онъ, самъ про-себя. ‘Эхъ! зачмъ я не разспросилъ этого человка?’ Онъ тотчасъ вскочилъ со стула, бросился со всхъ ногъ внизъ по лстниц и усплъ вернуть слугу герцога въ ту самую минуту, когда тотъ выходилъ изъ воротъ.

— Не были ли вы сегодня въ Гросвенор-Сквер и не знаете ли, каково здоровье графа Дреддлинтона? спросилъ Геммонъ съ безпокойствомъ.

— Былъ, сэръ. Его милость и леди Сесилія Титмаузъ — оба опасно-больны. Какъ кажется, съ его милостью случился ударъ. Говорятъ, что это уже второй сегодня, а ея милость страдаетъ въ родахъ и очень, очень-плохо. Всего какой-нибудь часъ тому назадъ, къ герцогу и къ герцогин присылали просить ихъ пріхать какъ можно скоре.

— Скажите какая жалость! Покорно васъ благодарю, отвчалъ Геммонъ, проворно отворачивая лицо, которое, онъ чувствовалъ, должно было быть страшно-блдно.

‘Это, можетъ-статься, только затмъ, чтобъ разспросить о ‘Компаніи Искусственнаго Дождя’, говорилъ Геммонъ, самъ про-себя. Засвтивъ свчу, онъ налилъ себ рюмку водки и выпилъ ее, чтобъ преодолть ощущеніе какой-то слабости, быстро-распространявшееся у него по тлу. ‘Герцогъ, я думаю, акціонеръ — очень можетъ-быть! А что касается до болзни леди Сесиліи, то тутъ нтъ ничего удивительнаго, если сообразить ея положеніе и ударъ, нанесенный ей опасною и непредвиднною болзнью графа. Но, такъ или иначе, а я долженъ принять ршительныя мры съ герцогомъ. Что, если графъ открылъ все леди Сесиліи, и это дошло до ушей герцога? Боже милостивый! Что тогда длать? Что если я покажу видъ, будто не знаю ршительно ничего, и буду клясться, что это простой обманъ чувствъ со стороны графа?— Гмъ! это была бы очень-дерзкая штука. Положимъ, что графъ умретъ отъ этого удара… о! тогда конецъ этому длу — и все хорошо, лишь бы только мн справиться съ Титмаузомъ! Второй апоплексическій ударъ впродолженіе 12 часовъ!… Гмъ! Если графъ упомянулъ объ этомъ дл, упомянулъ отчетливо и ясно, то все-таки остается еще знать, какъ далеко онъ зашелъ? Сказалъ ли онъ что-нибудь о дарственной записи… А?— Ну что жь если и сказалъ? Что можетъ быть легче, какъ отречься отъ этого совершенно? Но что, если Титмауза начнутъ подбивать и уговаривать насчетъ этого дла? Тогда все потеряно! Однако, они на-врядъ ли захотятъ вызывать меня на вражду и трубить объ этомъ дл по свту. Затмъ остается еще другой образъ дйствія, и признаться, что я обладаю роковой тайной, что я узналъ ее недавно и объяснить причину полученія дарственной записи и настаивать на сохраненіи этой записи, какъ на условіи моего молчанія. Это тоже дерзкій шагъ. Оба они дерзки, а между тмъ, одинъ изъ нихъ я долженъ выбрать. Затмъ, положимъ, что графъ выздороветъ: все ужь онъ не будетъ тмъ человкомъ, что прежде: я знаю, это бываетъ всегда въ такихъ случаяхъ, его разсудокъ, каковъ бы онъ ни былъ, исчезнетъ почти-совершенно. Но если онъ сохранитъ маленькій проблескъ смысла и памяти?… Боже! понадобится большое присутствіе духа, чтобъ отречься ему въ глаза отъ всего, что было сказано, и клясться, что все это бредъ мозга, разстроеннаго предшествующимъ испугомъ. Но положимъ, что леди Сесилія умретъ и не оставитъ потомства, и графъ отправится вслдъ за ней — клянусь Богомъ, тогда этотъ маленькій бсенокъ сдлается разомъ лордъ Дредлникуртъ! ‘

Такимъ-то образомъ мистеръ Геммонъ раздумывалъ объ этомъ предмет, идя быстрымъ шагомъ въ Нортмен-Скверъ. Къ тому времени, когда онъ пришелъ къ дому герцога, онъ окончательно ршилъ, что ему слдуетъ длать и, несмотря на сильную блдность, сохранилъ всю свою твердость и полную власть надъ собой въ ту минуту, когда его ввели въ библіотеку, гд герцогъ прохаживался, съ нетерпніемъ дожидаясь его прихода.

— Боже мой! сэръ, началъ герцогъ, вполголоса, съ очень-встревоженнымъ видомъ, какъ-только слуга затворилъ за нимъ дверь.— Что это за ужасныя новости дошли до насъ о мистер Титмауз?

— Ужасныя новости! О мистер Титмауз? повторилъ Геммонъ въ изумленіи.— Извините меня, ваша свтлость, я несовсмъ понимаю. Если вы изволите говорить о двухъ описяхъ, которыя я, къ-сожалнію, слышалъ…

— Ба! сэръ, вы шутите? Поврьте мн, это страшная минута для всхъ, замшанныхъ въ томъ, что случилось, перебилъ герцогъ голосомъ, дрожащимъ отъ внутренняго волненія.

— Извините меня, ваша свтлость, но я право не могу васъ понять…

— Вы скоро поймете, сэръ: я говорю вамъ, изъ этого могутъ выйдти очень-важныя послдствія для васъ лично, мистеръ Геммонъ.

— Что вы хотите сказать, милордъ? спросилъ Геммонъ почтительно, но твердо, стараясь принять еще боле-изумленный видъ.

— Что я хочу сказать, сэръ? Чортъ возьми! то, что вы убили графа Дреддлинтона и леди Сесилію, закричалъ герцогъ въ бшенств.

— Я надюсь, что ваша свтлость наконецъ удостоите объяснить, отвчалъ Геммонъ спокойно.

— Объяснить, сэръ? Какъ! да вдь я вамъ сказалъ и объяснилъ ужъ все, отвчалъ пылкій герцогъ, вообразивъ, что онъ дйствительно это сдлалъ.

— Ваша свтлость не сказали и не объяснили мн ровно ничего, произнесъ Геммонъ.

— Какъ, сэръ? Я разумю объ этой ужасной исторіи, которую вы разсказали графу Дреддлинтому на-счетъ того, будто мистеръ Титмаузъ, говоря попросту, незаконнорожденный.

Еслибы герцогъ замахнулся, чтобъ ударить Геммона, то этотъ джентльменъ не отскочилъ бы назадъ внезапне и быстре, какъ услыхавъ послднее слово. И онъ остановился, смотря на герцога въ неописанномъ ужас и смятеніи. Видъ его въ эту минуту остановилъ возраставшее раздраженіе герцога. Герцогъ смотрлъ на Геммона въ изумленіи.

— Какъ, сэръ? Да что мы оба — вс мы — съ ума сошли? или грезимъ? или что такое съ нами сдлалось?…

— Мн кажется, возразилъ Геммонъ, понемногу оправляясь отъ оцпеннія, въ которое, очевидно, повергли его слова герцога: — мн кажется, я скоре, чмъ ваша свтлость имю право сдлать такой вопросъ. Я… я, говорилъ графу Дреддлинтону, что мистеръ Титмаузъ незаконнорожденный? Какъ! Да я едва врю своимъ ушамъ! Не-уже-ли графъ Дреддлинтонъ говоритъ, что я ему это сказалъ?

— Да говоритъ, сэръ? отвчалъ герцогъ гнвно.

— Что же еще сказалъ его милость насчетъ меня? спросилъ Геммонъ съ какой-то безнадежной улыбкой.

— Клянусь Богомъ, сэръ, вы не должны смотрть на это дло шутя, возразилъ герцогъ бшено.

— Позвольте мн спросить вашу свтлость: не это ли дло названо въ вашей записк весьма-важнымъ? ..

— Да, сэръ, да, это самое. Оно убило милорда Дреддлинтона и леди Сесилію.

— Какъ? закричалъ Геммонъ съ видомъ новаго и гораздо-сильнйшаго удивленія: — и миледи то же говоритъ, что я ей сказалъ такую вещь?

— Да сэръ, она говоритъ.

— Какъ, леди Сесилія? повторилъ Геммонъ, дйствительно-изумленный.

— Да, сэръ, то-есть я думаю, что она говорила?

— Думаете, ваша свтлость! перебилъ Геммонъ съ горькимъ упрекомъ.

— Ну, сэръ, конечно, я не говорю, я можетъ-быть ошибаюсь на-счетъ этого. Я не былъ при этомъ. Но по-крайней-мр графъ Дреддлинтонъ конечно говоритъ, что вы сказали ему, а онъ сказалъ леди Сесиліи — и это убиваетъ ее, да убиваетъ, сэръ. Клянусь Богомъ, сэръ, я каждый часъ ожидаю извстія о смерти обоихъ! И я прошу васъ еще разъ отвчать мн положительно: говорили ли вы когда-нибудь, что-нибудь подобное графу Дреддлинтону?

— Ни одного слова, во всю мою жизнь, отвчалъ Геммонъ смло и довольно-рзко, какъ-будто негодуя на то, что ему надодаютъ съ такой безсмыслицей.

— Какъ, ничего такого, ничего подобнаго? воскликнулъ герцогъ съ удивленіемъ и вмст довольно-недоврчиво.

— Конечно, конечно нтъ! Но позвольте мн спросить васъ, въ свою очередь: не-уже-ли это фактъ? Не-уже-ли ваша свтлость хотите сказать, что….

— Нтъ сэръ, перебилъ герцогъ ужь не прежнимъ увреннымъ тономъ: — но графъ Дреддлинтонъ говоритъ…..

— О невозможно! невозможно! воскликнулъ Геммонъ, съ неврующимъ видомъ.— Представьте себ хоть немножко: еслибъ это было дйствительно, то какимъ образомъ могло бы это укрыться отъ меня? Помилуйте, да мн извстна каждая ступень его родословной. Герцогъ барабанилъ пальцомъ по столу и смотрлъ на Геммона съ видомъ человка, вдругъ и совершенно-сбитаго съ толку.

— Ну, мистеръ Геммонъ, въ такомъ случа, графъ Дреддлинтонъ, должно-быть, совершенно потерялъ разсудокъ. Онъ говоритъ, что вы сказали ему такую вещь. Гд и когда, позвольте мн спросить, видли вы графа сегодня въ первый разъ.

— Въ одиннадцатомъ или двнадцатомъ часу, когда онъ пріхалъ ко мн на квартиру, пріхалъ въ сильнйшемъ волненіи и тревог, по случаю объявленія, которое онъ прочелъ въ одной утренней газет о неожиданномъ паденіи извстной компаніи ‘Искусственнаго…

— Боже милостивый! Какъ! Разв она лопнула? перебилъ герцогъ въ испуг. Какъ? Отчего? Какимъ образомъ? Клянусь этого довольно, чтобъ свести человка съ ума!

— Въ-самомъ-дл, этого довольно, ваша свтлость. Милордъ Дреддлинтонъ былъ первый, отъ котораго я объ этомъ узналъ.

— Странно, что я не видалъ этой статьи. Гд это было напечатано? въ Утреннемъ Лае?

— Да, ваша свтлость. Въ газет сказано, что сэръ Шарперъ Бёбль вдругъ бжалъ со всмъ капиталомъ.

— О, негодяй! Зачмъ вы длаете такихъ людей предсдателями и казначеями? Какъ теперь исправить потерю? Вы, право, мало присматриваете за людьми, которыхъ вы садите на такія мста. Кто такой былъ этотъ человкъ — этотъ сэръ Бёбль Шарперъ, или сэръ Шарперъ Бебль?

— Онъ пользовался большимъ уваженіемъ въ Сити, иначе онъ не былъ бы никогда на томъ мст, которое занималъ. Кто могъ это предполагать?

— И что же? дло это совершенно лопнуло, все кончено?

— Да, я боюсь, что такъ, отвчалъ Геммонъ, вздыхая печально и пожимая плечами.

— Но, разумется, никто не можетъ попасть въ отвтственность, ни подъ какимъ видомъ, спросилъ герцогъ съ большимъ безпокойствомъ: — боле, какъ на сумму своихъ акцій? Какъ вы полагаете, мистеръ Геммонъ?

— Надюсь, что нтъ. Вотъ видите ли, ваша свтлость, это зависитъ въ значительной мр отъ того, какую роль кто игралъ и какое участіе принималъ въ дл.

— А! вотъ какое правило! Я увряю васъ, мистеръ Геммонъ, что я, съ своей стороны, не принималъ никакого публичнаго участія въ продлкахъ…

— Мн очень-пріятно это слышать, ваша свтлость. Я тоже не принималъ, но я очень боюсь, не зашелъ ли графъ Дреддлинтонъ слишкомъ-далеко.

— Я нсколько разъ предостерегалъ его отъ этого — могу васъ уврить, но, между-прочимъ, я желалъ бы знать, мистеръ Геммонъ, я надюсь, что компанія ‘Пороха и Прсной Воды’…

— Боже мой! я надюсь, что тамъ по-крайнй-мр все идетъ благополучно, иначе я совсмъ пропалъ, перебилъ Геммонъ, проворно.

— Я… я тоже надюсь, сэръ. Итакъ лордъ Дреддлинтонъ былъ сильно встревоженъ сегодня поутру?

— Да, милордъ, пораженъ, взволнованъ самымъ ужаснымъ образомъ. Я былъ въ большомъ страх за него съ той самой минуты, какъ я его увидалъ.

— А этотъ мистеръ Титмаузъ запутанъ тоже въ это дло?

— Я право не могу сказать наврно, ваша свтлость. Онъ ведетъ себя немного-эксцентрическимъ образомъ, такъ-что очень-трудно узнать, что онъ длаетъ, или дать въ томъ отчетъ. Между-прочимъ, я вспомнилъ теперь, что я дйствительно упоминалъ о немъ графу.

— А, въ самомъ-дл? Насчетъ чего же это? перебилъ герцогъ живо.

— Я слышалъ, что сегодня утромъ въ его дом назначены дв или три описи, Онъ въ послднее время кутилъ очень-шибко.

— О! я знаю. Онъ отвратительное созданіе! Но что, вы съ графомъ, ничего боле о немъ не говорили?

— Я могу утвердительно сказать, отвчалъ Геммонъ, останавливаясь, приложивъ палецъ къ губамъ и стараясь припомнить: — что только по этому одному случаю его имя и было упомянуто въ разговор, потому-что, скоро посл того, съ графомъ сдлался ударъ, и мистеръ Геммонъ живыми красками и съ чувствомъ началъ описывать графу это происшествіе.

— Въ какомъ странномъ обман воображенія долженъ былъ находиться графъ, чтобъ приписать мн такую вещь! замтилъ скоро посл того Геммонъ.

— Да… отвчалъ герцогъ серьёзно, все еще чувствуя сильныя сомннія на этотъ счетъ. Но что могъ онъ сказать, или сдлать боле, посл торжественныхъ, ясныхъ, нсколько разъ повторенныхъ отрицаній мистера Геммона? Его свтлость затмъ сообщилъ Геммону то, что онъ слышалъ о второмъ удар графа и о припадк леди Сесиліи, и покуда онъ говорилъ, Геммонъ дрожалъ съ головы до ногъ, такъ-что нужно было все его могущество воли, вся необыкновенная власть надъ самимъ собой, чтобъ скрыть это волненіе отъ герцога.

— Между-прочимъ, гд теперь этотъ мистеръ Титмаузъ? спросилъ герцогъ, вставая и объявивъ, что онъ отправляется тотчасъ въ Гросвенор-Скверъ.— Я посылалъ къ нему на домъ, но тамъ отвчали, что его не было съ самаго утра.

— Я право не могу вамъ сказать, я не видалъ его ужъ нсколько дней. Но если дла его дйствительно такъ сильно запутаны, какъ ваша свтлость изволите говорить, то онъ, можетъ-быть, держитъ себя нарочно-подальше.

— Позвольте мн васъ попросить взять на себя трудъ справиться о немъ завтра поутру, мистеръ Геммонъ. Его вроятно очень поразитъ извстіе о печальномъ положеніи леди Сесиліи.

— Я непремнно это сдлаю. Я боюсь только, не ухалъ ли онъ въ чужіе края…

— Боже мой! я надюсь, что нтъ! воскликнулъ герцогъ серьёзно, и сдлавъ еще два или три замчанія, онъ прибавилъ: — итакъ, вы утверждаете, мистеръ Геммонъ, что на дл не существуетъ ни малйшаго повода, ни основанія къ тому, что милордъ Дреддлинтонъ говорилъ о васъ въ-отношеніи къ мистеру Титмаузу? Извините, если я у васъ попрошу дать мн честное слово.

— Честное и благородное слово! отвчалъ Геммонъ твердо. Онъ поклонился герцогу и вышелъ, общавъ постить его свтлость на другой день поутру, а между-тмъ, сдлать все возможное, чтобъ увидть мистера Титмауза, котораго онъ теперь въ самомъ-дл горлъ нетерпніемъ увидть, какъ можно скоре, и отдалъ бы Богъ знаетъ что, лишь бы встртиться съ нимъ въ этотъ же вечеръ. Боже милостивый! какъ много зависло теперь отъ Титмауза! отъ того, какимъ образомъ онъ будетъ отвчать на вопросы, которые непремнно будутъ сдланы ему герцогомъ и всякимъ другимъ, до кого могли дойдти слухи! Короче сказать, страхъ и сомнніе выводили Геммона изъ себя на обратномъ пути домой, куда онъ отправился прямо, не ршаясь, посл-того, что онъ слышалъ, заходить въ этотъ день вечеромъ въ Гросвенор-Скверъ, гд могъ услыхать роковыя новости о граф или о леди Сесиліи, то-есть, объ одной, или объ обихъ своихъ жертвахъ. На другой день, поутру, слдующее объявленіе о болзни графа появилось почти во всхъ утреннихъ газетахъ и произвело сильное ощущеніе въ свт:

‘Внезапная и опасная болзнь графа Дреддлинтона и леди Сесиліи Титмаузъ. Вчера, поутру, съ графомъ Дреддлинтономъ, находившихся въ контор своего стряпчаго, сдлался апоплексическій ударъ самаго серьёзнаго свойства, который, еслибы не была подана скорая и ршительная медицинская помощь, долженъ былъ бы причинить немедленную смерть. Его сіятельство оправился достаточно впродолженіе дня, и это облегченіе дало возможность перевезти его къ себ на-домъ, въ Гросвенор-Скверъ, но къ вечеру съ нимъ сдлался второй, и еще боле-опасный ударъ, и онъ находится съ тхъ-поръ въ самомъ критическомъ положеніи. Мы, къ-сожалнію, должны прибавить, что леди Сесилія Титмаузъ, единственная дочь его милости, находясь при отц, въ минуту втораго, неожиданнаго припадка, тутъ же захворала, что, при нжномъ состояніи ея здоровья, можетъ имть самыя серьёзныя послдствія’.

Въ вечернихъ газетахъ сказано было, что графъ Дреддлинтонъ все еще находится въ опасномъ положеніи, а о леди Сесиліи, что за нея боятся, переживетъ ли она ночь. На другой день, рано, взявъ въ руки первую утреннюю газету, Геммонъ съ трепетомъ и нетерпніемъ обратилъ глаза на одинъ, особенно-мрачный уголокъ ея. Минутный туманъ покрылъ глаза его, когда онъ прочелъ слдующее:

‘Вчера скончалась въ Гросвенор-Сквер, на двадцать-девятомъ году жизни, по преждевременномъ разршеніи отъ бремени мертвымъ младенцомъ, леди Сесилія Титмаузъ, супруга Титльбета Титмауза, эсквейра, Ч. П. единственная дочь и наслдница высокопочтеннаго графа Дреддлинтона’.

Мистеръ Геммонъ положилъ газету на столъ и нсколько времени чувствовалъ въ груди убійственную слабость. Оправясь немного, онъ бросилъ опять торопливый и робкій взоръ на газету, ища извстія о граф, и прочелъ слдующее:

‘Графъ Дреддлинтонъ, къ-сожалнію, все еще опасно боленъ. Доктора Бейли и Виттинтонъ присутствуютъ постоянно при его милости. Читатели наши найдутъ въ другомъ мст этой газеты печальное извстіе о смерти дочери графа, леди Сесиліи Титмаузъ, по преждевременномъ разршеніи отъ бремени мертвымъ младенцемъ. Мы, къ-сожалнію, должны сказать, что ходятъ слухи, будто-бы болзнь его милости произошла отъ душевнаго потрясенія, причиненнаго обстоятельствами очень-непріятнаго рода, но эти слухи — мы надемся — окажутся неосновательными. Въ случа кончины его милости, титулъ и владнія переходятъ къ зятю и наслднику, по смерти леди Сесиліи, мистеру Титмаузу, Ч. П.’

Но мы перейдемъ на-время отъ этихъ происшествій, грозящихъ бдственной развязкой, къ лицамъ и обстоятельствамъ другаго рода. Обри началъ прилежно посщать контору мистера Менсфильда, нсколько дней спустя посл того, какъ деликатное великодушіе мистера Роннинтона дало ему средства выполнить свои планы. Онъ усплъ ужь пріобрсть достаточныя познанія по своей части, чтобъ находить удовольствіе, даже наслажденіе, когда вникаешь въ запутанную, но превосходную систему права недвижимой собственности, а практическое, непосредственное примненіе началъ этого права, происходившее у него на глазахъ, въ контор мистера Менсфильда, еще боле возвысило его мнніе о важности и достоинств этой системы. Мистеръ Менсфильдъ совтовалъ ему обратить заблаговременно вниманіе на несравненный Опытъ мистера Ферна: о наслдствахъ, возможныхъ или сомнительныхъ. Онъ исполнилъ этотъ совтъ и скоро былъ восхищенъ простотою, тонкостью и пространнымъ объемомъ системы, развитой въ этомъ мастерскомъ твореніи. Въ-дополненіе къ такимъ обширнымъ дловымъ занятіямъ, Обри продолжалъ свои литературные труды, но великодушіе мистера Роннинтона избавило его отъ необходимости тхъ напряженныхъ и непрерывныхъ усилій, къ которымъ нужда ужь почти пріучила его, такъ-что Обри могъ обратить вс свои силы на главный и трудный, но въ высшей степени интересный предметъ своихъ главныхъ занятій.

Нсколько времени спустя, разъ поутру, часовъ около десяти, по дорог въ Линкольнское Подворье, Обри, собираясь переходить черезъ улицу Пиккадилли, остановился, чтобъ дать дорогу запыленной почтовой бричк, четверкой, мчавшейся во весь опоръ по Сент-Джемской улиц. Но въ ту минуту, когда карета быстро и близко пронеслась мимо него, онъ чуть не вздрогнулъ отъ удивленія, потому-что, если глаза его не обманывали, онъ увидлъ въ бричк не инаго кого, какъ лорда Де-ля-Зуша, который, впрочемъ, если то былъ и онъ, не показалъ вида, что замчаетъ мистера Обри, а можетъ-быть и дйствительно не замтилъ.

‘Боже мой! возможная ли это вещь? думалъ Обри, стоя на мст и провожая глазами, въ изумленіи, почтовую бричку. Въ письм, которое Агнеса получила на-дняхъ отъ леди Де-ля-Зушъ, не сказано ни слова о намреніи лорда вернуться въ Англію. Къ-тому же, одинъ, въ почтовой бричк, изъ Дувра, онъ долженъ былъ, по всей вроятности, хать цлую ночь! Странно! что за причина?…’ Обри стоялъ съ минуту на мст, не зная: идти ли за нимъ и удовлетворить свое любопытство, справясь въ дом Де-ля-Зуша, въ Дуврской Улиц, или не идти? Подумавъ, однакожь, онъ ршился не идти. Во первыхъ, онъ могъ ошибиться, если же и нтъ, то лордъ Де-ля-Зушъ могъ пріхать въ Англію по дламъ, крайне-необходимымъ и могъ счесть посщеніе отъ кого бы-то ни было, кром тхъ, кого ему нужно было видть, неумстнымъ. Обри поэтому продолжалъ идти дале, по дорог въ Линкольнское Подворье, и тамъ занялся дломъ попрежнему. Но тотъ, кого онъ видлъ, былъ въ-самомъ-дл лордъ Де-ля-Зушъ и который единственно для мистера Обри оставилъ жену въ Париж, самъ лордъ предпринялъ эту неожиданную поздку въ Англію, не желая, впрочемъ, чтобъ мистеру Обри было извстно объ этомъ покуда. Все это вышло по милости Геммона, потому-что лордъ Де-ля-Зушъ, по всей вроятности, прожилъ бы въ Париж еще нсколько мсяцевъ, не зная ничего объ участи своихъ друзей, еслибъ Геммонъ не позаботился напечатать въ Утреннемъ Ла полный и точный отчетъ о дл двухъ векселей, вытребованныхъ мистеромъ Титмаузомъ. Этотъ отчетъ лордъ Де-ля-Зушъ прочелъ своимъ порядкомъ въ Париж, съ большимъ безпокойствомъ и страхомъ, предвидя, что все это упадетъ на голову мистера Обри. Въ ту же минуту онъ написалъ къ мистеру Роннинтону, подъ строжайшимъ секретомъ, и просилъ его доставить немедленный отвтъ съ подробнымъ отчетомъ о положеніи длъ мистера Обри. Вслдствіе того, мистеръ Роннинтонъ съ первою почтою отправилъ въ Парижъ длинное письмо, извщая обо всемъ, что случилось съ мистеромъ Обри, а именно, о его двукратномъ арест и объ огромныхъ долгахъ. Мистеръ Роннинтонъ описалъ въ очень-чувствительныхъ выраженіяхъ мужественную твердость мистера Обри подъ гнетомъ скопившихся бдствій и, однимъ словомъ, представилъ такую трогательную картину печальнаго положенія всего семейства, что его милость на слдующій же день увдомилъ мистера Роннинтона, по секрету: ожидать его, дня черезъ два, въ Лондон, куда онъ собирается пріхать единственно по дламъ Обри и ршается, во что бы то ни стало, или одинъ, или вмст съ другими друзьями мистера Обри, съ которыми онъ найдетъ нужнымъ посовтываться, устроить окончательно дла Обри и поставить его разомъ вн всякой зависимости отъ враговъ. Лордъ Де-ля-Зушъ желалъ, чтобы Обри могъ снова продолжать прямо и свободно свой путь и достичь современемъ до той самостоятельности, до того избытка и отличія, на которое таланты этого человка, его образованность, трудолюбіе и непобдимая энергія давали ему полное право. Едва усплъ лордъ Де-ля-Зушъ отдохнуть отъ дальнаго пути, онъ тотчасъ послалъ лакея къ мистеру Роннинтону съ просьбой явиться къ нему немедленно. Это такъ обрадовало стараго джентльмена, что тотъ едва не пошелъ въ ту же минуту къ мистеру Менсфильду, чтобы увдомить мистера Обри о прізд друга. Роннинтонъ удержался, впрочемъ, отъ этого, вспомнивъ строгія наставленія лорда Де-ля-Зуша, и тотчасъ отправился въ Дуврскую Улицу.

Но прежде чмъ онъ прійдетъ туда, я долженъ упомянуть о двухъ или трехъ вещахъ, относящихся къ предъидущимъ дйствіямъ мистера Роннинтона. Это былъ очень-способный человкъ, который умлъ дйствовать быстро и сильно, однажды ршась на какой-нибудь опредленный планъ дйствія, словомъ, мистеръ Роннинтонъ былъ въ-состояніи состязаться даже съ такимъ грознымъ противникомъ, какъ самъ мистеръ Геммонъ, какъ ни пронырливъ и какъ ни безсовстенъ былъ послдній. ‘Ужь только бы мн разъ уцпиться за мистера Геммона: я больше ничего не требую’ думалъ частенько мистеръ Роннинтонъ. Между-тмъ изумительное признаніе, которое, но словамъ миссъ Обри, Геммонъ ей сдлалъ въ безразсудной попытк склонить ее на свои предложенія, а именно, что онъ можетъ немедленно и законнымъ путемъ согнать съ мста мистера Титмауза и вернуть мистера Обри въ Яттонъ, сдлало глубокое впечатлніе на умъ мистера Роннинтона. Чмъ боле онъ размышлялъ объ этомъ происшествіи и о характер мистера Геммона, тмъ боле убждался, что Геммонъ говорилъ это серьёзно, что сказанное имло существенное основаніе и что въ такомъ случа какая-нибудь хитрая, адская уловка употреблена была въ дло, чтобъ отнять у мистера Обри Яттонъ и посадить Титмауза на его мсто. При этомъ онъ вспомнилъ еще одно обстоятельство: ‘отчего, думалъ онъ, мистеръ Геммонъ пользуется такимъ постояннымъ вліяніемъ на Титмауза и на все, что касается до Яттона?’ Онъ не разъ обдумывалъ эти предметы, но за-всмъ-тмъ ршительно не зналъ что предпринять и какъ взяться за дло въ настоящемъ его положеніи. Насчетъ смерти леди Стрэттонъ и печальныхъ обстоятельствъ, сопровождавшихъ это несчастіе, онъ имлъ переписку съ мистеромъ Паркинсономъ, желая удостовриться, до какой степени можно было надяться на успхъ, еслибъ они захотли доказывать дйствительность проекта завщанія леди Стрэттонъ. Эту переписку онъ предложилъ въ вид дла на обсужденіе одного извстнаго юриста при Церковномъ Суд. Мнніе, данное этимъ лицомъ, было однако въ противную сторону и опиралось главнымъ образомъ на существованіи ясныхъ доказательствъ того, что намренія леди Стрэттонъ измнились впослдствіи, не говоря уже о другихъ затрудненіяхъ, о которыхъ въ мнніи не упоминалось. Мистеръ Роннинтонъ былъ очень огорченъ такимъ результатомъ и, разумется, бросилъ намреніе серьёзно оспоривать претензію мистера Титмауза на право распоряженія. ‘Не мшаетъ, однакожь, думалъ онъ, наложить caveat, еслибъ даже и не пришлось идти дале: это все-таки можетъ замедлить дло и отсрочить взысканіе по векселю, данному отъ мистера Обри покойной леди Стрэттонъ’. Такъ онъ и сдлалъ и былъ очень-радъ, увидвъ, нсколько времени спустя, что компанія Коршуна намрена слдовать обыкновенной своей систем насчетъ полисовъ, которые того заслуживаютъ, то-есть не платить деньги, пока ее не принудятъ, а компанія, въ свою очередь, была очень-рада, предвидя вроятность долгаго спора насчетъ права владнія полисомъ. Не довольствуясь этимъ, мистеръ Роннинтонъ часто думалъ о таинственномъ намёк мистера Геммона, и одинъ разъ ему вдругъ пришло въ голову выбрать удобный случай и переговорить объ этомъ дл, во всхъ его отношеніяхъ, съ сэромъ Чарльзомъ Вустенгольмомъ (бывшимъ генералъ-атторнеемъ), практическое, проницательное остроуміе котораго, изощренное личнымъ расположеніемъ къ мистеру Обри, могло открыть что-нибудь ускользающее отъ мистера Роннинтона. Не говоря мистеру Обри ни слова о своихъ затяхъ, Роннинтонъ скоро, по наложеніи caveat, усплъ получить свиданіе съ сэромъ Чарльзомъ единственно съ цлью переговорить о длахъ несчастнаго Обри.

— Боже мой! воскликнулъ сэръ Чарльзъ въ изумленіи, когда мистеръ Роннинтонъ разсказалъ ему о томъ, что произошло между миссъ Обри и мистеромъ Геммономъ. Онъ былъ такъ же сильно пораженъ этимъ обстоятельствомъ, какъ и самъ мистеръ Роннитонъ, и нсколько минутъ сидлъ въ безмолвномъ раздумьи. Довольно-долгій промежутокъ послдовалъ при этомъ въ ихъ разговор, и Роннинтонъ съ восхищеніемъ видлъ, что его собесдникъ очевидно занятъ обзоромъ фактовъ дла, которые онъ разсматриваетъ со всхъ возможныхъ точекъ зрнія и во всхъ возможныхъ отношеніяхъ.

— Очень можетъ быть, что этотъ человкъ говорилъ серьёзно, произнесъ наконецъ сэръ Чарльзъ:— по-крайней-мр, онъ считалъ себя дйствительно въ- состояніи сдлать то, что онъ говорилъ, и что онъ немножко увлекся, открывъ это преждевременно. Штукарь однакожь этотъ Геммонъ: вздумалъ искать руки этой милой, хорошенькой миссъ Обри! произнесъ сэръ Чарльзъ съ легкою, но презрительною улыбкой, и потомъ продолжалъ въ раздумьи.— Общій ходъ фактовъ этого дла въ томъ вид, какъ оно разобрано было на ассизахъ, до-сихъ-поръ сохранился у меня въ памяти довольно-свжо, и я сейчасъ припоминалъ вс звенья въ цни ихъ доказательствъ. Клянусь Богомъ! намъ едва-ли не удалось бы открыть закорючку, еслибъ она тамъ была! Звено за звеномъ разбирали мы въ ту пору дло, и какъ бы то ни было, а провозились долго надъ нимъ. Впрочемъ, конечно, въ дл подобнаго рода была возможность подсунуть немножко ложной присяги, если распорядиться половче, а мистеръ Геммонъ дйствительно ловкій человкъ! Да, продолжалъ онъ, подумавъ еще съ минуту:— я подозрваю, что одно или два звена въ этой цпи могли быть составлены изъ фальшиваго металла. Чортъ его возьми! Онъ, однакожь, долженъ былъ сдлать это искусно! Сэръ Чарльзъ горько улыбнулся.

— Если вы такъ полагаете, сэръ Чарльзъ, то что вы скажете, если я вамъ предложу дать но нимъ еще одинъ выстрлъ — начать новый процесъ?

— Страшное дло! возразилъ тотъ, покачавъ головой съ очень-серьёзнымъ видомъ:— страшное дло! Къ-тому жь то, что онъ сдлалъ разъ, можетъ повторить и въ другой.

— Да, но разница въ томъ, что намъ извстны теперь напередъ вс его свидтели! Тогда мы бились въ потемкахъ, между-тмъ какъ теперь…

— Правда, и это не бездлица, отвчалъ сэръ Чарльзъ задумчиво:— но вдь на это нужны будутъ страшныя суммы, а бдный Обри… откуда онъ ихъ возьметъ?

— О, не безпокойтесь объ этомъ, сэръ Чарльзъ! воскликнулъ Роннинтонъ, впрочемъ, довольно-серьёзно. Но вспомнивъ о лорд Де-ля-Зуш, онъ прибавилъ немного-повеселе:— если только вы даете совтъ попробовать снова, то я отвчаю, что деньги найдутся.

Покуда мистеръ Роннинтонъ говорилъ, сэръ Чарльзъ Вустенгольмъ сидлъ опершись на спинку креселъ и, склонивъ голову на сторону, гладилъ машинально свой подбородокъ. Замтивъ, какъ сильно онъ углубился въ мысли, мистеръ Роннинтонъ замолчалъ.

— Аа! воскликнулъ вдругъ сэръ Чарльзъ съ какимъ-то вздохомъ, взглянувъ очень-живо и весело на своего гостя.— Я нашелъ то, что намъ нужно: я вижу выходъ изъ лса… Ну, если только вы беретесь достать нужный запасъ амуниціи, то я совтую вамъ начать сраженіе съизнова, но… на другомъ поле битвы.

— Въ-самомъ-дл, сэръ Чарльзъ? Какъ же вы полагаете, въ Совстномъ Суд?

— О, Боже избави! Нтъ! Вы говорите, что наложили caveat на выдачу права распоряженія?

— Да, конечно, отвчалъ мистеръ Роннинтонъ, немного-обезкураженный:— но я ужь вамъ объяснялъ, что нтъ никакой вроятности доказать завщаніе.

— Ничего не значитъ! Что намъ за дло до завщанія? Бросьте его собакамъ! Я укажу вамъ складочку, которая стоитъ сотни завщаній! Когда вамъ прійдется поддерживать caveat, то длайте это на томъ основаніи, что мистеръ Обри, по праву родства, приходится ближе къ покойной, чмъ этомъ Титмаузъ. Это заставитъ Титмауза, вы знаете, доказывать свою родословную съ величайшею аккуратностью. Вамъ нарядятъ коммиссію, которая отправится на мсто жительства всхъ свидтелей, а эти прокторы, вы знаете, чутки какъ гончіе…

— Ахъ, сэръ Чарльзъ! я понимаю, понимаю все! О, превосходно!…

— Разумется, продолжалъ сэръ Чарльзъ, съ большимъ одушевленіемъ:— ихъ право, такъ сказать, подвержено будетъ пытк, если къ нему примнятъ процедуру Церковнаго Суда. Вы будете имть слдственнаго коммиссара на мст, все пойдетъ скрыто и таинственно, прокторы начнутъ пронюхивать и откапывать разные старые приходскіе списки и ветхіе документы, о которыхъ намъ никогда бы и въ голову не пришло. Это все по ихъ части: родины, кончины и браки, и все, что къ нимъ относится. Клянусь Богомъ! если только тутъ есть прорха, то этимъ путемъ вы ее отъищете.

— О, Боже мой! воскликнулъ мистеръ Роннинтонъ, въ жару благодарности:— вашъ намёкъ стоитъ тысячи тысячъ фунтовъ!…

— Ужь пусть бы только онъ добылъ 10,000 фунт. въ годъ, ха, ха, ха! перебилъ сэръ Чарльзъ, расхохотавшись отъ всей души, и скоро посл того, мистеръ Роннинтонъ вышелъ изъ его комнаты въ самомъ лучшемъ расположеніи духа. Онъ ршился идти прямо къ проктору, чтобъ начать дло разомъ и получить нкоторыя общія понятія о томъ процес, который онъ думалъ начать. Черезъ часъ онъ сидлъ, запершись вдвоемъ, съ своимъ прокторомъ (постояннымъ прокторомъ его фирмы), мистеромъ Обедейемъ Паунсомъ, человкомъ, котораго одно лицо ужь говорило вамъ, что онъ былъ созданъ для разрыванья и разнюхиванья чего-нибудь ветхаго, темнаго. Онъ дйствительно былъ рожденъ для своего дла. Лучшаго проктора трудно было найдти въ Докторскихъ Коллегіяхъ. Такъ-какъ мистеръ Паунсъ отчасти уже былъ знакомъ съ фактами, потому-что онъ приготовлялъ дло, которое было представлено на разсмотрніе доктора Фляра по вопросу о возможности доказать законную силу завщанія, неподписаннаго рукою леди Стрэттонъ, то мистеръ Роннинтонъ скоро усплъ объяснить Паунсу вполн вс свои желанія и намренія.

— Пойдемте же прямо къ доктору Фляру, сказалъ Паунсъ, кладя свои часы въ карманъ:— мы застанемъ его, какъ-разъ, у себя дома, я знаю, и можетъ-статься еще въ хорошемъ расположеніи духа, а самая короткая консультація съ нимъ стоитъ полдюжины письменныхъ мнній.

Итакъ, они отправились въ контору доктора Фляра, всего въ нсколькихъ шагахъ разстоянія. Докторъ Фляръ былъ очень-значительный человкъ въ Церковномъ Суд, и дйствительно самый извстный практикъ по своей части. Онъ обладалъ глубокимъ знаніемъ церковнаго права и всего, что къ нему ни прикасалось. Цлыя тридцать лтъ сряду онъ принималъ участіе во всякомъ, хотя сколько-нибудь значительномъ дл, которое разбиралось передъ этимъ таинственнымъ судилищемъ. Кром познаній и опытности, такимъ образомъ пріобртенныхъ, онъ былъ человкъ очень-старательный и зоркій, но отличительное его достоинство заключалось въ совершенномъ усвоеніи предмета, ему порученнаго. Во всякое дло, по которому онъ былъ приглашенъ, онъ вникалъ съ такимъ усердіемъ и такъ нетерпливо, какъ-будто отъ этого зависла его собственная судьба. Какъ-только онъ успвалъ ознакомиться съ фактами дла, онъ ужь становился дйствительно и оставался до самаго конца въ твердомъ убжденіи, что онъ былъ на правой сторон, что законъ и совсть говорили въ пользу его кліента, что онъ долженъ былъ выиграть и что его противники были самые гнусные люди въ мір. Но, Боже мой! Что у него былъ за нравъ! Такой свирпый и пылкій, что онъ опалялъ всякаго, кто къ нему прикасался. Онъ былъ какъ злая собака, которая, если ей не на кого кидаться и лаять, то лаетъ и кидается на свой собственный хвостъ, такъ и докторъ Фляръ, если ему не на кого было бситься, бсился на самого себя. Его собственная бойкая понятливость заставляла его внимать съ гнвнымъ нетерпніемъ даже самому ясному и самому краткому изложенію дла, какое только могло быть представлено. Онъ былъ, въ нкоторомъ смысл, жертвою собственнаго своего acumen пітіит. Но, не смотря на горячность нрава, онъ былъ добрый, почтенный, благомыслящій человкъ и, вн дйствительнаго столкновенія, жилъ въ хорошемъ ладу съ высокопарными, сонливыми, старыми джентльменами, съ которыми находился иногда въ оппозиціи. Собою онъ былъ невысокъ и худощавъ. Его маленькіе, сдые бакенбарды точно превращены были въ пепелъ огнемъ, горвшимъ ярко на его щекахъ, а выраженіе его пронзительныхъ, срыхъ глазъ какъ-будто спрашивало съ проклятіемъ у всякаго приходящаго: ‘зачмъ вы меня безпокоите?’

Мистеръ Паунсъ съ мистеромъ Роннинтономъ вошли въ его кабинетъ, усянный бумагами и раскрытыми книгами. Но за нсколько минутъ до ихъ прихода, случилось происшествіе, которое привело доктора въ бшенство. Онъ былъ прерванъ среди своихъ занятій однимъ просителемъ, пришедшимъ давать присягу по какому-то длу, за что доктору слдовало обыкновенная плата — шиллингъ. Свидтель имлъ у себя одну только монету — полкроны, такъ-что докторъ долженъ былъ вынуть кошелекъ и отсчитать ему сдачи 18 пенсовъ съ полувнятнымъ проклятіемъ. Надо же было этому свидтелю вернуться назадъ, черезъ нсколько минутъ съ требованіемъ перемнить одну изъ полученныхъ монетъ, потому-де, что она была фальшивая. Мистеръ Роннинтонъ хотлъ-было объяснять свое дло доктору Фляру, но увидавъ его, нашелъ въ немъ такой разительный контрастъ съ любезнымъ, спокойнымъ сэромъ Чарльзомъ Вустенгольмомъ и такое сходство съ гіеною, ощетинившеюся въ своей берлог, что у него не хватило духа объясняться. Сказавъ доктору, что они не хотятъ его безпокоить въ такую пору и лучше пришлютъ ему записку о дл на разсмотрніе, они съ мистеромъ Паунсомъ, тотчасъ выбжали на улицу, причемъ Роннинтонъ, казалось, ожилъ посл сильнаго страха, а мистеръ Паунсъ едва не умиралъ со смху. Поручивъ мистеру Паунсу пригласить доктора на ихъ сторону, въ качеств адвоката, мистеръ Роннинтонъ разсудилъ, что дло еще очень-мало подвинуто, и что въ теперешнемъ его положеніи мистеръ Паунсъ можетъ служить ему своими совтами такъ же хорошо, какъ и самъ докторъ Фляръ. Вслдствіе того, онъ объяснилъ своему проктору вс обстоятельства дла самымъ подробнымъ образомъ со всхъ точекъ зрнія, и результатомъ было то, что мистеръ Паунсъ вполн подтвердилъ мнніе сэра Чарльза Вустенгольма. Мало того, онъ выставилъ такъ ясно и убдительно особыя преимущества, сопровождающія этотъ способъ судопроизводства, что мистеръ Роннинтонъ ршился окончательно сдлать попытку. На всякій случай, однакожъ, онъ общалъ мистеру Паунсу дать ршительный отвтъ черезъ 24 часа, но еще до истеченія этого срока Роннинтонъ получилъ отъ мистера Паунса извстіе, которое должно было поторопить ихъ обоихъ, а именно, что Титмаузъ началъ тоже дйствовать и недавно опросилъ ихъ caecat съ цлью открыть, кто былъ его противникъ и какое было основаніе его оппозиціи. Это случилось въ тотъ самый день, когда лордъ Де-ля-Зушъ пріхалъ въ Лондонъ и лакей его принесъ въ контору мистера Роннинтона записку съ приглашеніемъ въ Дуврскую Улицу, всего нсколько часовъ спустя посл того, какъ мистеръ Роннинтонъ получилъ извстіе о движеніяхъ Титмауза. Результатомъ свиданія мистера Роннинтона съ лордомъ Де-ля-Зушемъ было то, что послдній одобрилъ вполн образъ дйствія, ему предложенный, и согласился пріостановить мсяца на два исполненіе своего первоначальнаго намренія — освободить мистера Обри отъ всхъ его долговъ, потому-что новый процесъ, начатый въ Церковномъ Суд, могъ избавить ихъ отъ очень-значительныхъ пожертвованій, отнявъ у мистера Титмауза всякое право на полученіе того, что онъ взыскивалъ съ мистера Обри. Затмъ, лордъ Де-ля-Зушъ уполномочилъ мистера Роннинтона начать дло тмъ способомъ, какой, онъ думаетъ, лучше, и вести его до конца самымъ ршительнымъ образомъ, не жаля ни трудовъ, ни денегъ и не прося и не давая пощады. Ставъ на такую твердую точку опоры, мистеръ Роннинтонъ немедленно поручилъ мистеру Паунсу дйствовать, и эта особа тотчасъ вступила въ формальную битву съ своимъ собратомъ, мистеромъ Кводомъ, прокторомъ мистера Титмауза. Не подозрвая опасности, мистеръ Кводъ смотрлъ на первый шагъ, сдланный Паунсомъ, какъ на вещь самую-обыкновенную, и потому не говорилъ о немъ Геммону ничего до-тхъ-поръ, пока этотъ джентльменъ не справился самъ, въ какомъ положеніи находится дло. Но когда тотъ увидлъ, какая позиція занята мистеромъ Обри и когда понялъ, что Титмаузу прійдется доказывать съизнова каждое звено въ цпи, соединяющей его съ старшею линіею семейства Обри, Геммонъ былъ жестоко встревоженъ, до-того, что съ трудомъ могъ скрыть свое волненіе, слушая отчетъ мистера Квода о начинающемся процес. Оказывалось, что каждая сторона должна была представить въ судъ аллегацію, то-есть формальное, письменное изложеніе той родословной, которую она хотла доказать, и такая аллегація должна была оставаться при дл. Затмъ, каждая сторона въ извстное время должна была получить копію съ аллегаціи своего противника, для-того, чтобъ руководиться ею въ составленіи собственныхъ доказательствъ и вопросныхъ пунктовъ. Посл того судъ отправлялъ коммиссію въ то графство, гд проживали свидтели, для допроса ихъ на мст, и слдственнымъ коммиссаромъ долженъ былъ быть чиновникъ Церковнаго Суда, прокторъ, представитель суда въ процес. Этотъ чиновникъ, снабженный отъ обихъ сторонъ, копіями съ обихъ аллегацій, именами свидтелей и вопросными пунктами, долженъ былъ отобрать показанія свидтелей способомъ, совершенно-отличнымъ отъ того, который принятъ въ обыкновенныхъ судахъ, то-есть онъ долженъ былъ ихъ допрашивать поочереди, отдльно, секретно, подробно и тщательно, и получивъ отъ какого-нибудь свидтеля показаніе, онъ формально угрожалъ ему всми ужасами Церковнаго Суда, если тотъ осмлится извстить объ этомъ показаніи кого-нибудь посторонняго, а тмъ боле, которую-нибудь изъ двухъ сторонъ. Когда вс показанія, такимъ образомъ бываютъ собраны, ихъ вносятъ въ особую контору суда и до-тхъ-поръ, пока не прійдетъ время допустить публикацію, то-есть пока обимъ сторонамъ не дозволятъ получить копіи съ показаній, он должны оставаться въ совершенномъ невдніи точнаго свойства показаній, сдланныхъ даже ихъ собственными свидтелями. Мистеръ Кводъ прибавилъ, что инструкціи прежняго дла, ршеннаго на ассизахъ, могутъ служить достаточными источниками къ составленію аллегацій и очень облегчатъ и ускорятъ ходъ дла.

— Скажите пожалуйста, а тяжущіяся стороны, или ихъ прокторы, отправляются ли предварительно на то мсто, гд слдствіе должно быть произведено? спросилъ Геммонъ.

— О, да, конечно, съ этого-то все и начнется. Паунсъ и я, мы оба тамъ будемъ за дломъ, будемъ раскапывать списки, осматривать кладбища, допрашивать всякаго, мужчину, женщину и ребенка, всякаго, кто только можетъ хоть слово сказать о нашемъ предмет. Жаркое дло, мистеръ Геммонъ! Жаркое дло! Съ обихъ сторонъ мы не оставимъ камня на камн неперевернутаго! Нтъ, ужь отъ насъ ничего не ускользнетъ! Да вотъ, я скажу вамъ примръ. Помнится мн, еще недавно, шло дло о какомъ-то брак, который выдержалъ смотръ во всхъ вашихъ гражданскихъ судахъ поочереди, а какъ попался къ намъ въ руки, ха, ха, ха! мы-то и нашли, что это былъ вовсе не бракъ, и вслдствіе того какихъ-нибудь 30, или 40,000 въ годъ перешли въ другія руки. Что? Какъ вамъ это нравится? сказалъ мистеръ Кводъ съ очень-довольнымъ и очень-увреннымъ видомъ, страшно-противорчившимъ смущенному молчанію его собесдника, котораго ршительно бросило въ холодный потъ отъ того, что онъ слышалъ.

— Паунсъ, продолжалъ Кводъ:— ловкая штука! Но я знаю человка, который ему не уступитъ, жаль только, нечего сказать, очень жаль, что они заняли доктора Фляра!

— Конечно, но вдь этому ужь нельзя пособить. Прощайте, мистеръ Кводъ, сказалъ Геммонъ съ кислой улыбкою:— я зайду къ вамъ завтра, въ эту же пору, сдлать нужныя распоряженія. Съ этими словами онъ ушелъ.

‘Чортъ побери леди Стрэттонъ, ея завщаніе, ея полисъ и все, что касается до этой старой твари!’ говорилъ Геммонъ съ гнвомъ самъ-про-себя, сидя въ этотъ день вечеромъ, одинъ, въ своей комнат и раздумывая о неожиданномъ оборот дла. ‘Только одна досада, да неудача, да опасности встрчаютъ меня на каждомъ шагу въ ея проклятыхъ длахъ! Случался ли когда-нибудь, напримръ, такой узелъ, какъ этотъ? Кто могъ предвидть такую вещь? Куда это насъ поведетъ?’ Тутъ онъ всталъ проворно и ходилъ минутъ пять взадъ и впередъ.

‘Нтъ, чортъ возьми, это не годится! Мы должны уступить безъ спора. Но вдь это значитъ потерять чистыхъ 20,000 фун., да и Титмаузъ къ-тому же заартачится… Впрочемъ, его я скоро угомоню — ‘Затмъ послдовала новая остановка. ‘Позвольте, однако, вдь это тоже будетъ неладно! О, будь они прокляты! нтъ! Не годится ни на одну минуту!… Что они заключатъ, если мы вдругъ остановимся? Разумется, наше дло плохо, что мы не смемъ показать нашу родословную снова на свтъ! Къ-тому же, уступивъ имъ такую огромную сумму, разв мы не дадимъ имъ въ руки оружіе противъ насъ самихъ?… Да, разумется — Итакъ, чортъ возьми! мы должны продолжать, волею или неволею — нтъ никакого спасенія!’ Послднія слова онъ произнесъ громко, щолкнулъ пальцами въ отчаяніи и потомъ бросился на софу, гд лежалъ долгое время въ жестокомъ волненіи и страх. Потомъ другая мысль пришла ему въ голову: ‘Что, еслибъ развдать мысли Обри и Роннинтона объ этомъ предмет и сказать имъ, что я убдилъ Титмауза отказаться отъ его претензіи вслдствіе внутренней увренности, что леди Стрэттонъ имла намреніе… Ба! не годится: они никогда намъ не поврятъ. Но откуда, чортъ возьми, достали они денегъ на такой огромный процесъ? Врно Роннинтонъ уговорилъ кого-нибудь изъ пріятелей Обри выступить впередъ и сдлать еще попытку? Но съ какой стати дали они длу такой оборотъ?…’ Онъ испустилъ длинный вздохъ и послдняя краска исчезла съ его лица. ‘О!.. О!.. теперь, я все понимаю: миссъ Обри выдала меня! Она разсказала брату, разсказала Роннинтону то, что я такъ безумно открылъ. Это все объясняетъ! Да, это вы, прелестный демонъ, это ваша рука начала разрушеніе…. какъ вы полагаете?’

Лордъ Де-ля-Зушъ и мистеръ Роннинтонъ не видли никакой надобности скрывать отъ мистера Обри дло, затянное въ его пользу, и на которое, разумется, необходимо было получить его положительное согласіе. Поэтому, въ тотъ самый день, когда они окончательно ршились, мистеръ Роннинтонъ, по желанію лорда Де-ля-Зуша, взялся сообщитъ мистеру Обри этотъ важный предметъ. Сначала Обри былъ какъ-будто обремененъ тяжестью такого огромнаго извстія, и не прежде, какъ черезъ нсколько минутъ, усплъ прійдти въ себя достаточно, чтобъ оцнить истинный смыслъ и послдствія предполагаемаго шага, имвшаго цлью вернуть въ его руки то самое имніе, изъ котораго онъ былъ изгнанъ, два года тому назадъ. Но сильне всего онъ былъ тронутъ великодушіемъ своего друга, лорда Де-ля-Зуша. Вс эти чувства вмст такъ сильно его взволновали, что мистеръ Роннинтонъ, замтивъ напряженное состояніе души его и желая его облегчить, принужденъ былъ направить разговоръ на практическія подробности, и съ этою цлью разсказалъ о консультаціи, которую онъ имлъ съ сэромъ Чарльзомъ Вустенгольмомъ. Обри слушалъ мистера Роннинтона съ глубокимъ интересомъ и вполн оцнилъ превосходный совтъ, давшій начало всему. О томъ, что лордъ Де-ля-Зушъ пріхалъ изъ Франціи нарочно по его дламъ, а также о первоначальномъ план лорда освободить Обри отъ всхъ остальныхъ долговъ, Роннинтонъ не имлъ позволенія сообщать мистеру Обри ни слова, но сказалъ ему, что лордъ Де-ля-Зушъ находится въ эту минуту у себя дома, въ Дуврской Улиц и ожидаетъ его. Это разомъ окончило разговоръ. Въ сильномъ одушевленіи спшилъ мистеръ Обри къ своему великодушному избавителю, горя нетерпніемъ высказать ему вс чувства своего долго-стсненнаго и благодарнаго сердца. Посл долгаго свиданія, которое читатель можетъ легко себ вообразить, лордъ Де-ля-Зушъ изъявилъ сильное желаніе идти вмст съ Обри въ Вивьенскую Улицу, увряя, что онъ не можетъ боле вытерпть ни одного часа, не увидавъ наконецъ тхъ, кого всегда любилъ какъ дтей. Они отправились туда пшкомъ рука-объ-руку. Лицо мистера Обри сіяло, даже походку его трудно было узнать: его шаги стали легче, сильне, казалось, будто жорновъ былъ снятъ у него съ плечъ — такъ сильно одушевила его надежда, которая, судя по всмъ признакамъ, казалась ему основательною. Въ глубин души Обри врилъ, что Божій Промыселъ былъ главнымъ виновникомъ того, что произошло и что Онъ приведетъ все къ успшному окончанію. Подходя ближе къ Вивьенской Улиц, Обри и лордъ Де-ля-Зушъ уговорились объявить или промолчать о славной попытк, ими начатой, смотря по обстоятельствамъ. Ударъ, сдланный мистеромъ Обри въ дверяхъ, былъ громче и ршительне обыкновеннаго и привлекъ въ одну минуту къ окошку два милыя лица, поблднвшія отъ страха, но кто опишетъ ихъ удивленіе при вид лорда Де-ля-Зуша и мистера Обри? То было трогательное свиданіе: передъ ними стоялъ тотъ, на кого он смотрли какъ на спасителя, хотя и не знали еще о его послднемъ, благородномъ поступк. Быстрый взоръ лорда, съ перваго взгляда на нихъ, увидлъ съ большимъ огорченіемъ слды сокрушительныхъ заботъ и тревогъ, такъ долго угнетавшихъ это несчастное семейство. Какъ сильно похудли он об, какъ сильно похудлъ особенно мистеръ Обри въ-сравненіи съ тмъ, что былъ прежде, до ихъ послдней разлуки! Въ траур, надтомъ по леди Стрэттонъ, тонкія формы Агнесы и Кетъ казались тоньше и легче, чмъ он когда-нибудь были дйствительно. Ихъ лица тоже носили слды страданія и заботъ, но, со-всмъ-тмъ, казались еще миле прежняго. Сердце добраго лорда растаяло при вид этихъ двухъ женщинъ, при мысли о ихъ страданіяхъ, при вид того, какую радость доставило его присутствіе всмъ. Какъ горячо онъ желалъ въ эту минуту и какъ усердно молилъ Провидніе объ успх дла, предпринятаго въ ихъ пользу! Посл долгаго разговора, лордъ Де-ля-Зушъ объявилъ, что они вс должны непремнно вернуться съ нимъ вмст обдать въ Дуврскую Улицу. Возраженій онъ не хотлъ принимать никакихъ и скоро, при вид экипажа его, подъхавшаго къ крыльцу, они убдились, что лордъ не шутитъ. О, въ какомъ веселомъ расположеніи спшили он одться! Лордъ Де-ля-Зушъ, когда они вс сидли у него въ экипаж, ощутилъ въ своемъ сердц чувство отца, возвратившагося къ огорченнымъ дтямъ, и свтское, любезное обращеніе его носило замтный оттнокъ нжности. Когда они вошли въ просторныя и высокія комнаты, несмотря на опустлый видъ ихъ въ эту пору года, напоминавшія имъ столько веселыхъ часовъ, проведенныхъ въ блестящемъ кругу, душа обихъ женщинъ затрепетала такъ сильно, что он съ трудомъ могли обуздать это чувство. Гостиная и столовая показались имъ необъятными, по контрасту съ маленькими комнатами, къ которымъ он успли уже привыкнуть въ Вивьенской Улиц. Эти и другія, тому подобныя, маленькія обстоятельства пробудили въ нихъ тысячи мыслей и грустныхъ воспоминаній, которыя наконецъ, впрочемъ, должны были уступить мсто расположенію духа боле-веселому и чувству истиннаго, прямаго удовольствія, давно уже имъ незнакомаго. Нсколько лукавыхъ намековъ лорда Де-ля-Зуша насчетъ будущихъ жителей этого дома и насчетъ боле-моднаго вида, въ который они, можетъ-быть, вздумаютъ привести его, покрыли яркимъ румянцемъ лицо миссъ Обри. Возвратясь домой, вс они не могли и думать о сн: вс имли слишкомъ-много сказать другъ другу. Прежде чмъ они разстались на ночь, Обри, чувствуя себя не въ-силахъ доле таить истинную причину своей радости, привелъ ихъ въ восторгъ подробнымъ разсказомъ о великомъ происшествіи этого дня.

День или два спустя, лордъ Де-ля-Зушъ, исполнивъ все необходимое, ухалъ снова въ Парижъ, но прежде взялъ съ мистера Обри формальное общаніе писать къ нему часто и въ-особенности извщать объ успх важнаго дла, только-что пущеннаго въ ходъ. Блестящая вроятность возврата въ прежнее положеніе не мшала мистеру Обри заниматься съ прежнимъ усердіемъ наукою Права, которая все-таки могла еще современемъ быть единственнымъ источникомъ его будущихъ средствъ къ существованію, и онъ продолжалъ свои посщенія въ контору мистера Менсфильда такъ же аккуратно, какъ и прежде. Скоро посл отъзда лорда Де-ля-3уша изъ Лондона случились т происшествія, которыя были разсказаны недавно, то-есть опасная болзнь графа Дреддлинтона и преждевременная кончина леди Сесиліи. Семейство Обри знало объ этихъ происшествіяхъ только то, что можно было узнать изъ газетъ, то-есть, что внезапная болзнь графа причинила испугъ, который имлъ такія гибельныя послдствія для леди Сесиліи, и что эта болзнь произошла отъ тревоги и горести вслдствіе паденія обширныхъ коммерческихъ предпріятій, въ которыя графъ былъ вовлеченъ злонамренными лицами. Прозжая Улицу Парка, Обри, Агнеса и Кетъ увидли траурный щитъ на дом мистера Титмауза, а нсколько времени спустя, встртили и самого этого джентльмена въ Парк. Онъ сидлъ въ прекрасномъ, темно-синемъ кабріолет и правилъ возжами. И онъ и тигръ его, оба одты были въ трауръ, который шелъ къ нимъ обоимъ одинаково. Трауръ сильно мняетъ наружность многихъ людей, но въ мистер Титмауз онъ произвелъ особенную перемну, тмъ боле, что (безъ-сомннія въ знакъ необыкновеннаго уваженія своего къ памяти дорогой покойницы, леди Сесиліи,) онъ покрылъ даже свои желтые усы и свою желтую эспаньйолку трауромъ, старательно окрасивъ ихъ тушью, что придало очень-трогательное и задумчивое выраженіе его лицу.

ГЛАВА XI.

Пока мистеръ Паунсъ съ мистеромъ Кводомъ, вступивъ въ ршительный бой, дерутся по-своему, такъ-сказать, на отдаленномъ уголк поля битвы, пока родословная мистера Титмауза подвергается мрачной, безмолвной и таинственной инквизиціи Церковнаго Суда, вернемся на-время къ несчастной жертв адскихъ интригъ мистера Геммона — къ бдному старику, графу Дреддлинтону. Прошелъ ужь мсяцъ посл преждевременной кончины дочери его, леди Сесиліи, а онъ еще не оправился отъ страшнаго удара, имъ перенесеннаго. Прежде чмъ его успли привести въ сознаніе, она ужь три недли какъ была похоронена, и первое, что извстило его объ этомъ печальномъ происшествіи, былъ глубокій трауръ на миссъ Максплейханъ, которая почти не отходила отъ его постели. Когда слабымъ и дрожащимъ голосомъ онъ началъ разспрашивать о причин ея смерти, онъ не могъ получить другаго отвта ни отъ миссъ Максплейханъ, ни отъ докторовъ, ни отъ герцога Танталляна, кром того, что это несчастіе случилось вслдствіе удара, испытаннаго ею при вид отца, привезеннаго домой безъ чувствъ въ такую пору, когда ея собственное здоровье находилось въ критическомъ положеніи. Но когда, наконецъ, онъ сталъ настойчиве допрашивать миссъ Максплейханъ объ этомъ предмет, требуя, чтобъ ему объяснили настоящую причину того, что случилось, то-есть ужасное открытіе незаконнаго происхожденія Титмауза, она ршительно отвчала, что онъ находится въ совершенномъ заблужденіи, даже въ двойномъ заблужденіи, вопервыхъ, относительно воображаемаго разговора своего съ мистеромъ Геммономъ, а вовторыхъ, насчетъ того, будто онъ передалъ леди Сесиліи содержаніе этого разговора. Но душа миссъ Максплейханъ страдала при вид пристальнаго, печально-недоврчиваго взгляда, который графъ устремлялъ на нее отъ времени до времени, и наедин сама съ собой она со слезами упрекала себя въ обман бднаго, сокрушеннаго сердцемъ старика. Но длать было нечего. Герцогъ, подкрпляемый докторомъ, былъ непреклоненъ на этотъ счетъ, считая, въ противномъ случа, выздоровленіе графа невозможнымъ. Въ присутствіи графа и герцогъ и миссъ Максплейханъ ршительно отвергали даже простое напоминаніе объ этомъ предмет, какъ бредъ разстроеннаго мозга, и графъ долженъ быль, наконецъ, замолчать, если не убдиться. Онъ ршительно запретилъ, однакожь, мистеру Титмаузу ходить къ нему въ домъ, тмъ боле появляться къ нему на глаза. Трудно было заставить мистера Титмауза длать видъ, будто онъ убдился, что единственная причина такого изгнанія было его жестокое и безнравственное поведеніе съ покойной леди Сесиліею, и съ тайнымъ трепетомъ онъ узналъ настоящую причину отъ мистера Геммона. Очень-скоро, посл первыхъ припадковъ графа, герцогъ Танталлянъ послалъ за мистеромъ Титмаузомъ, чтобъ разспросить его насчетъ открытій, сдланныхъ графомъ во время болзни, но мистеръ Геммонъ предупредилъ герцога и усплъ объяснить Титмаузу, несмотря на все его тупоуміе, ту роль, какую онъ долженъ былъ играть и которую онъ облегчилъ для него по-мр-возможности. Титмаузъ встрепенулся съ довольно-удачно-разыграннымъ изумленіемъ и негодованіемъ, когда герцогъ упомянулъ ему о главномъ предмет и сказалъ въ отвтъ очень-мало (вслдствіе положительныхъ наставленій Геммона), да и то только затмъ, чтобъ выразить сильное удивленіе, что кто-нибудь могъ придавать хоть малйшую важность или значеніе простому бреду разстроеннаго мозга. ‘Конечно,’ думалъ герцогъ, ‘преслдовать это дло слишкомъ-далеко, или вврять его постороннимъ лицамъ — вещь очень-щекотливая’. Къ-тому же герцогъ очень-естественно заключилъ, что если онъ самъ, съ своимъ высокимъ тактомъ и ловкостью, не могъ узнать ничего положительнымъ образомъ, то ужь, конечно, и другой никто не откроетъ. Онъ часто, впрочемъ, допрашивалъ мистера Геммона объ этомъ предмет, но этотъ джентльменъ отвчалъ ему каждый разъ съ такимъ же непоколебимымъ спокойствіемъ, какъ и прежде объяснялъ ему все, что онъ зналъ о родословной Титмауза, и въ-заключеніе доставилъ копію съ инструкціи и съ записокъ стенографовъ во время судебнаго разбора дла, вызывая его свтлость на самое строжайшее изслдованіе. Очень-естественно было со стороны герцога, при такихъ обстоятельствахъ, уступить и убдиться, что это дло существовало только въ разстроенномъ воображеніи его больнаго родственника. Сильне всего смущала герцога наружность Титмауза, въ которомъ дйствительно трудно было допустить существованіе хоть единой капли аристократической крови. Миссъ Максплейханъ, женщину, одаренную большою проницательностью, несравненно-трудне было разуврить на этотъ счетъ, чмъ герцога, и какъ ни мало она говорила, но по ея манер можно было судить, что она убждена въ существованіи какой-то ужасной тайны, относившейся до мистера Титмауза, извстной мистеру Геммону, и внезапное открытіе которой произвело на графа то гибельное впечатлніе, отъ котораго онъ теперь страдалъ. Часто, не замчая ея присутствія, графъ говорилъ самъ съ собой и всегда въ томъ же тон, а въ разговор съ нею, въ короткія минуты сознанія, повторялъ отъ слова до слова, т же самые факты, которые какъ-будто бы выжжены были у него на мозгу въ роковую минуту открытія.

Не скрывая ничего отъ читателя, мы должны сказать, между прочимъ, что, незадолго до этихъ происшествій, въ душ миссъ Максплейханъ родилось и начинало расти чувство горячей привязанности къ мистеру Геммону, выразительная наружность котораго, увлекательный разговоръ и лестное вниманіе къ ней (вещь очень-рдкая со стороны другихъ постителей графа), тронули глубоко сердце бдной двушки. Но съ той минуты, когда она узнала истинную причину всего случившагося, чувство это быстро остыло и скоро исчезло совсмъ. Въ рдкихъ встрчахъ съ нимъ, подозрніе омрачало ея лицо и ея обращеніе стало холодно, гордо, неприступно. Первое свиданіе мистера Геммона съ графомъ, посл его болзни и потери, назначено было по требованію самого графа. Передавая его желаніе мистеру Геммону, герцогъ прибавилъ, что это свиданіе совершенно-необходимо, хотя бы только затмъ, чтобъ ршить нкоторые дловые вопросы, недопускавшіе отлагательства и связанные съ паденіемъ Компаніи ‘Искусственнаго Дождя’. Герцогъ находился у своего родственника, въ назначенный часъ, имя намреніе быть свидтелемъ всего, что произойдетъ во время ожидаемаго свиданія. Герцогъ и графъ сидли въ библіотек. Трудно описать чувства, съ которыми Геммонъ готовился встртить того, кому онъ нанесъ столько зла, передъ кмъ явилъ себя истиннымъ демономъ. Какъ оправдалъ онъ полную, безграничную довренность, на него возложенную? Главнйшую опору и фундаментъ существованія лорда Дреддлинтона — родовую гордость — онъ разбилъ въ-дребезги. А что касается до богатства, то Геммонъ зналъ, что графъ разоренъ невозвратно. Нельзя сказать, однакожь, чтобъ Геммонъ чувствовалъ въ самомъ дл какое-нибудь состраданіе къ своей жертв, безпокойство его ограничивалось заботою о томъ, какъ бы ему выпутаться изъ отвтственности по этому длу. А между-тмъ онъ содрогался недаромъ, готовясь на это свиданіе: онъ зналъ наврно, что его станутъ допрашивать о Титмауз и что онъ долженъ будетъ смотрть графу въ лицо и отрекаться отъ того, что между ними произошло, отрекаться притомъ въ такую минуту, когда подробное, строгое слдствіе производилось объ этомъ дл съ другой стороны, слдствіе, которое могло, черезъ пять или шесть недль обнаружить всю истину и выставить его на позоръ передъ цлымъ свтомъ, какъ чудовище обмана и лжи.

Графъ Дреддлинтонъ сидлъ у себя въ библіотек, въ глубокомъ траур, который вислъ на его скорченномъ, исхудаломъ тл, какъ на костяхъ скелета. Лицомъ онъ постарлъ лтъ на двадцать противъ того, чмъ былъ мсяца полтора, или два тому назадъ. Его волосы, блые какъ снгъ, его блдныя, впалыя щеки, его слабый, блуждающій взоръ и небольшое, судорожное движеніе головы и плечъ — все представляло одн развалины человка и поразило бы душу всякаго зрителя. Какой контрастъ представлялъ осанистый, величавый родственникъ его, сидвшій возл, съ лицомъ, выражавшимъ заботу и опасеніе!

Наконецъ, слуга произнесъ вполголоса, тихонько отворивъ дверь: мистеръ Геммонъ, милордъ.

— Просите его сюда, сказалъ герцогъ въ довольно-сильномъ волненіи, и тотчасъ посл того, обращаясь къ графу, онъ прибавилъ: — теперь, будьте спокойны, мой милый Дреддлинтонъ, будьте спокойны: это все кончится въ нсколько минутъ.

Губы графа дрожали слегка, его блдныя и худыя руки тоже дрожали и глаза его были устремлены на дверь съ выраженіемъ страха въ ту минуту, когда вошелъ Геммонъ. Мистеръ Геммонъ былъ блденъ и очевидно взволнованъ, но его обыкновенная власть надъ собой въ-состояніи была скрыть это послднее обстоятельство отъ всякаго, неслишкомъ-опытнаго наблюдателя. Какой взоръ бросилъ онъ, увидвъ графа!

— Мн больно, милордъ, произнесъ онъ, тихимъ голосомъ, медленно приближаясь съ видомъ глубокаго вниманія и участія:— очень-больно видть на васъ слды такихъ тяжелыхъ страданій!

— Не угодно ли вамъ садиться, сэръ?.. сказалъ герцогъ, указывая на стулъ, подвинутый слугою. Геммонъ поклонился очень-вжливо и слъ. Замтивъ, что лицо графа вдругъ вспыхнуло и губы зашевелились, какъ у человка говорящаго, герцогъ сказалъ:

— Вы видите, какъ медленно поправляется милордъ Дреддлинтонъ. Геммонъ вздохнулъ и посмотрлъ на графа съ очень-печальнымъ лицомъ.

— Правда ли это, сэръ? спросилъ графъ посл короткаго промежутка молчанія, очевидно съ отчаяннымъ усиліемъ, и Геммонъ чувствовалъ взоры обоихъ своихъ собесдниковъ, внимательно-устремленные на него въ ту самую минуту, когда онъ отвчалъ спокойно.

— Ахъ, милордъ! вы врно изволите намекать на эту несчастную компанію…

— Правда ли это, сэръ! повторилъ графъ, не обращая никакого вниманія на попытку Геммона уклониться отъ вопроса.

— О! воскликнулъ Геммонъ, вздохнувъ и пожимая плечами: — я понимаю, милордъ: вы намекаете на какой-то разговоръ, какъ вы полагаете, происходившій между нами насчетъ мистера Титмауза.

— Сэръ, да, да! произнесъ графъ, задыхаясь и смотря на него пристально.

— Я слышалъ, милордъ, будто вы полагаете, что я сказалъ вашей милости, что онъ незаконнорожденный.

— Да! сказалъ графъ, съ трепетнымъ жаромъ.

— О, милордъ, вы находитесь теперь въ такомъ же полномъ заблужденіи, какъ и прежде, произнесъ Геммонъ съ печальной улыбкой.

— Сэръ! мистеръ Геммонъ! не-уже-ли вы думаете, что нтъ Бога?… или что Онъ не знаетъ объ этомъ… этомъ… перебилъ графъ. Но онъ остановился, обремененный тягостью своего ощущенія. Геммонъ посмотрлъ на герцога молча и какъ-будто призывая его въ свидтели.

— Что заставляетъ васъ думать, сэръ, что я лишенъ разсудка и памяти? спросилъ вслдъ затмъ графъ такимъ твердымъ голосомъ и съ такимъ энергическимъ видомъ, что Геммонъ невольно содрогнулся.

— Я не могу объяснить себ, милордъ, страннаго обмана воображенія, въ которомъ, мн кажется, вы изволите…

— И я, можетъ-быть, тоже нахожусь въ заблужденіи насчетъ дарственной записи на 2,000 фунт. годоваго дохода, назначенныхъ вамъ съ имнія въ Яттон?…

— О, извините, извините меня, милордъ! Все это чистое, совершенное заблужденіе! перебилъ Геммонъ съ такой спокойной увренностью въ улыбк, во взор и въ тон голоса, которая могла бы поколебать даже самаго неврующаго.

Графъ поднялъ свои худыя, блдныя, дрожащія руки, прижалъ ихъ ко лбу на минуту и потомъ сказалъ, обращаясь къ герцогу:— онъ, пожалуй, отречется даже и отъ того, что сидитъ теперь съ нами!

— Мой милый Дреддлинтонъ, прошу васъ, ради Бога не раздражайте себя понапрасну, сказалъ герцогъ съ безпокойствомъ, и прибавилъ, посл короткаго молчанія:— я увренъ такъ же твердо, какъ въ томъ, что я существую, увренъ безъ малйшаго сомннія, что вы заблуждаетесь совершенно. Вспомните вашу тяжкую болзнь: — почти всякой, кто ее перенесъ, бываетъ подверженъ какому-нибудь обману воображенія.

Герцогъ взглянулъ торопливо на Геммона, когда эти слова были произнесены, и увидлъ что тотъ, вдругъ поблднвъ, началъ подниматься со стула.

— Сдлайте милость, мистеръ Геммонъ… началъ герцогъ, умоляющимъ голосомъ.

— Увряю васъ, ваша свтлость, я могу быть очень-снисходителенъ къ положенію графа, но есть предлы, которыхъ я не позволю ни одному человку въ мір переступить безнаказанно, отвчалъ Геммонъ спокойно, но очень-ршительно и радуясь отъ всей души такому предлогу окончить разомъ это затруднительное свиданіе.— Если его милость не откажется сію же минуту отъ того, что онъ сказалъ, и не захочетъ просить извиненія, то съ этой минуты онъ никогда боле меня не увидитъ.

— О, пусть онъ лучше уйдетъ, сказалъ графъ, слабымъ голосомъ, обращаясь къ герцогу и отворачивая лицо отъ Геммона съ явнымъ ужасомъ и отвращеніемъ.

— Мистеръ Геммонъ, прошу васъ, сядьте снова на ваше мсто, произнесъ герцогъ значительно:— я ручаюсь вамъ, что вы можете смотрть на эти слова, какъ на слова вовсе непроизнесенныя.

— Благодарю вашу свтлость, возразилъ Геммонъ ршительно.— Но я требую яснаго и формальнаго отреченія. Я питаю глубокое уваженіе къ вамъ, но я знаю тоже свой долгъ и къ самому себ, милордъ, прибавилъ онъ, обращаясь, какъ-будто по внезапному побужденію, къ графу: — ‘позвольте мн просить вашу милость отказаться отъ тхъ словъ, которыя…’ но графъ отвернулъ лицо въ сторону и, протянувъ руки къ Геммону, едва-примтнымъ движеніемъ далъ ему знакъ идти вонъ. Влдствіе этого, съ низкимъ поклономъ герцогу, тотъ взялъ свою шляпу и пошелъ къ дверямъ.

— Сэръ, мистеръ Геммонъ! вы не должны уходить, говорилъ герцогъ, убдительно:— вы здсь присутствуете по необходимому и важному длу, все постороннее должно быть оставлено и забыто.

— Вашу свтлость я сочту за счастіе постить во всякое время и гд угодно, но изъ этой комнаты я долженъ выйдти немедленно.

— Въ такомъ случа, сэръ, потрудитесь подождать меня въ слдующей, я сейчасъ тамъ буду, произнесъ герцогъ довольно-повелительно. Мистеръ Геммонъ поклонился и вышелъ.

— О, Боже мой, какъ зврски-жестоко ведетъ себя этотъ человкъ! сказалъ графъ, когда они остались одни.

— Право, Дреддлинтонъ, вы должны выкинуть изъ головы эти вздорныя мысли.

— Чтобъ онъ никогда боле не смлъ являться ко мн на глаза! воскликнулъ графъ слабымъ голосомъ.— Мн остается недолго жить, но это время, я чувствую, присутствіе его сдлаетъ еще короче.

Герцогъ смотрлъ на него съ досадой и замшательствомъ.

— Полноте, перестаньте, теперь пока онъ здсь и по очень-важному длу. Окончимъ ужь разомъ все, что намъ нужно, велимъ позвать его назадъ и я скажу за васъ, что вы отрекаетесь отъ того, что было сказано!!…

— Отрекаюсь?… Да вдь онъ ушелъ!… произнесъ графъ, невнятно.

— Что вы хотите сказать, мой милый Дреддлинтонъ? Я вамъ говорю, позвольте мн объявить ему…

— Я хочу сказать, что это было у него на квартир, въ Хольборн, увряю васъ честью: я помню все это, какъ вчера.

— Уфъ! воскликнулъ герцогъ, довольно-нетерпливо: — это надобно кончить. Онъ пришелъ сюда по очень-важному для васъ длу, которое откладывали до самой послдней минуты, для васъ… Эта проклятая компанія!…

Графъ посмотрлъ на своего родственника, и слабая улыбка мелькнула на его изнуренныхъ, убитыхъ чертахъ.

— А, да, я теперь убжденъ, что они должны рыть глубоко, пока дороются до мди. Герцогъ былъ сильно озадаченъ, но сказалъ торопливо:— это правда. Я велю позвать его и вы позволите мн сказать, что все это вышло по ошибк.

— Конечно, я совершенно увренъ.

— Этого довольно, мой милый Дреддлинтонъ. Вотъ такъ намъ и слдуетъ кончить весь этотъ вздоръ, произнесъ герцогъ и, дернувъ звонокъ, приказалъ слуг просить мистера Геммона возвратиться. Минуты черезъ дв этотъ джентльменъ вошелъ снова въ библіотеку, но ужь съ нсколько-строгимъ и неохотнымъ видомъ.

— Мистеръ Геммонъ, проговорилъ герцогъ довольно-скоро: — милордъ Дреддлинтонъ признается, что онъ ошибся. Онъ, разумется, отказывается отъ своихъ выраженій, слдовательно, намъ лучше разомъ за дло.

— Да, конечно! конечно! Что у васъ бумаги съ собой, мистеръ Геммонъ? спросилъ графъ, держа дрожащими пальцами свои золотые очки. Мистеръ Геммонъ поклонился довольно-гордо и, свъ снова на стулъ, имъ оставленный, придвинулъ его къ столу и развернулъ небольшой пакетъ съ бумагами.

— Это было смшное предпріятіе, какъ кажется, сэръ, сказалъ графъ, обращаясь къ мистеру Геммону, который немножко удивился, замтивъ измнившійся взоръ и тонъ графа.

— Да, оно кончилось очень-неблагополучно, милордъ, отвчалъ тотъ серьёзно, разбирая бумаги.

— Дло это имло видъ совсмъ не такой безтолковый, сначала, могу васъ уврить, Танталлянъ, сказалъ графъ, обращаясь къ герцогу, который слдилъ за движеніями мистера Геммона съ большимъ безпокойствомъ, зная, что тотъ пришелъ сообщить окончательный результатъ долгихъ переговоровъ между заимодавцами Компаніи Искусственнаго Дождя съ одной стороны, и ея директорами и акціонерами съ другой.

— Эти вещи никогда не удаются сначала, отвчалъ герцогъ съ какимъ-то вздохомъ.

— Покажите-ка намъ, мистеръ Геммонъ, сдлайте милость, чертежи и разрзы слоевъ…

— Что такое? спросилъ герцогъ, обращаясь съ удивленіемъ къ графу, то же сдлалъ и мистеръ Геммонъ, и на минуту оставилъ свои бумаги. Оба, и герцогъ и Геммонъ, поблднли, глядя въ безмолвномъ ужас на своего собесдника. Геммонъ почувствовалъ вдругъ у себя на сердц какъ-то невольно и тошно. Ясно было, что разсудокъ графа Дреддлинтона, потихоньку сдвинулся съ мста. Улыбка невыразимо-слабая мелькала у него на губахъ, взоръ блуждалъ, вся строгость исчезла съ лица и обращеніе его стало спокойно, даже весело. Геммонъ посмотрлъ въ страх на герцога, который, не сводя глазъ съ графа Дреддлинтона, невольно воскликнулъ: — О, Боже мой!

— Угодно ли вашей милости?… проговорилъ Геммонъ, запинаясь, руки его замтно дрожали.

— Вы правы, Танталлянъ, сказалъ графъ Дреддлинтонъ, какъ будто вдругъ пораженный страннымъ значеніемъ взора, устремленнаго герцогомъ на него:— вы услышите все, но мы должны быть одни. Сэръ, вы можете идти и явиться сюда въ другой день, прибавилъ онъ, вдругъ обращаясь къ Геммону съ прежнимъ своимъ величавымъ видомъ, но слабымъ голосомъ. Мистеръ Геммонъ, сильно-взволнованный, на-скоро собралъ бумаги, часть которыхъ была разложена на стол, поклонился низко и пошелъ къ дверямъ.

— Въ девять часовъ сегодня вечеромъ въ Портмен-Сквер, сэръ, если вамъ будетъ угодно, сказалъ герцогъ.

— Я буду у вашей свтлости, отвчалъ Геммонъ съ трепетомъ, запирая за собою дверь.

Едва усплъ онъ уйдти, какъ графъ съ большимъ безпокойствомъ началъ разсказывать, что противъ него существуетъ заговоръ со стороны графа Фиц-Клярета и другихъ, чтобъ не допустить его до полученія титла маркиза. Все это на томъ основаніи, будто онъ, графъ Дреддлинтонъ, участвовалъ съ сэромъ Шарперомъ Бёблемъ въ мошеннической компаніи, и что онъ иметъ очень-достаточныя причины догадываться, что мистеръ Геммонъ втайн помогаетъ этому предпріятію. Его приходъ сегодня поутру съ бумагами, касающимися до предполагаемой покупки Собачьяго Острова, былъ сдланъ для-того, чтобы начать осуществленіе этихъ предательскихъ замысловъ. Герцогъ слушалъ съ безмолвнымъ смущеніемъ этотъ сумасбродный разсказъ и совсмъ ужь былъ готовъ послать за миссъ Максплейхапъ, какъ вдругъ графъ остановился, быстро поглядлъ нсколько времени смутно на своего родственника, приложилъ руку ко лбу и сказалъ съ нершительнымъ видомъ: — сдлайте милость, Танталлянъ, не думайте больше о томъ, что я говорилъ. Я… я чувствую, что говорилъ вздоръ, безъ всякой связи, вы врно это замтили?… а?— Танталлянъ?

Во взор, который графъ устремилъ на своего родственника, произнося эти послднія слова, было что-то такое безсмысленное и жалкое, что тотъ съ минуту не въ-силахъ былъ ему отвчать. Наконецъ сказалъ онъ тихо, взявъ его за руку:— мой милый Дреддлинтонъ, вы теперь такъ только немножко встревожены, но вы скоро поправитесь. Не послать ли намъ попросить миссъ Максплейханъ сюда? Она сидитъ одна тамъ, наверху.

— Нтъ, подождите, Танталлянъ, я чувствую, что немножко бредилъ, но теперь все опять въ порядк. Онъ ушелъ, не правда ли?

Герцогъ кивнулъ головой утвердительно.

— Видъ этого человка былъ сначала мн не по силамъ и разстроилъ меня жестоко, несмотря на все мое стараніе побдить въ себ эту слабость. Онъ отрекся отъ всего? Не довольно ли этого, чтобъ свести человка съ ума?

— Мой милый Дреддлинтонъ, мы этакъ опять пожалуй собьемся съ толку, не лучше ли намъ оставить этотъ предметъ? сказалъ герцогъ съ безпокойствомъ.

— Нтъ, возразилъ графъ томно:— не бойтесь, я чувствую, что опять пришелъ въ себя. Я могу только повторить вамъ, что разговоръ этого человка со мной… объ этомъ… (онъ содрогнулся) происходилъ дйствительно, и это такъ же врно, какъ то, что Небо существуетъ надъ нами!

Графъ, дйствительно, по-крайней-мр на эту минуту, оправился отъ временнаго помшательства въ мысляхъ и началъ снова описывать герцогу ясно и отчетливо и такъ твердо, какъ только позволяло его разстроенное состояніе духа, все, что случилось на квартир мистера Геммона. Герцогу, слушавшему этотъ отчетъ, въ первый разъ еще и совершенно-внезапно пришла въ голову мысль: какъ невроятно было, чтобъ графъ выдумалъ сцену, которую онъ постоянно разсказывалъ въ тхъ же самыхъ словахъ? Что, кром истины и дйствительности, могло дать ему возможность сохранять такую отчетливую связь въ описаніи однихъ и тхъ же фактовъ, такъ подробно и такъ обстоятельно? Разъ взглянувъ на дло съ этой новой точки зрнія, герцогъ съ каждой минутой боле убждался, что этотъ взглядъ былъ истинный, и прежде чмъ простился съ своимъ несчастнымъ родственникомъ, герцогъ почти совершенно уврился въ трехъ вещахъ: вопервыхъ, что мистеръ Титмаузъ былъ отвратительный самозванецъ, вовторыхъ, что мистеръ Геммонъ долженъ быть хитрйшій плутъ въ мір и, наконецъ, что очень-странно, отчего онъ, герцогъ, такъ долго не могъ дойдти до такого заключенія. Но вслдъ затмъ этому разсудительному человку пришелъ въ голову вопросъ: какимъ же образомъ долженъ онъ дйствовать? Какъ обойдтись ему съ мистеромъ Геммономъ, когда тотъ прійдетъ къ нему вечеромъ, по собственной просьб его свтлости? Какъ оправдать такую внезапную перемну мннія? Ничего вдь новаго не случилось… И герцогъ пришелъ въ большое затрудненіе, увидвъ что онъ ничего боле не въ-состояніи будетъ сказать, какъ только то, что онъ наконецъ перемнилъ взглядъ на вещи. На всякій случай, однакожь, онъ ршился передать въ руки какого-нибудь извстнаго юриста не-давно-полученную отъ мистера Геммона инструкцію тяжбы, ршенной, два года тому назадъ, въ пользу Титмауза, съ просьбой доставить ему свое секретное, но откровенное мнніе но этому длу.

Мистеръ Геммонъ, выйдя изъ дома графа Дреддлинтона на улицу, скоро оправился отъ минутнаго потрясенія, ощущеннаго въ присутствіи графа, и, сказать ли вамъ правду? вс остальныя чувства этого человка поглощены были однимъ чувствомъ радости и торжества при мысли объ ужасномъ несчастій, постигшемъ графа! ‘Никто, съ этой минуты, думалъ онъ, не будетъ придавать ни малйшей важности чему бы то ни было, что графъ могъ сказать или сказалъ ужь дйствительно, и вс его разсказы будутъ приняты за простыя фантазіи разстроеннаго мозга’.

Такимъ-образомъ остается только угомонить Титмауза — дло нетрудное, потому-что, какъ онъ ни глупъ, а все-таки въ-состояніи понять, что отъ сохраненія этой тайны зависитъ его спасеніе или гибель. Но затмъ снова мысль о разъисканіи Церковнаго Суда, которое въ эту минуту было въ полномъ ходу, какъ случайный взоръ, брошенный преступникомъ на ужасную гильйотину или вислицу въ отдаленіи, заставила поблднть мистера Геммона и опрокинула вс его новыя надежды. Если эти проклятые инквизиторы, думалъ онъ, откроютъ все и такимъ образомъ докажутъ незаконное рожденіе Титмауза,-то какъ ужасно будетъ положеніе мистера Геммона! Насколько поможетъ ему тогда безуміе графа? Не будетъ ли оно, напротивъ, отнесено къ его истинной причин, то-есть къ адской жестокости и коварству, которыя были употреблены въ дло противъ графа? Какъ безвозвратно былъ Геммонъ окомпрометированъ неоднократными и торжественными своими увреніями передъ миссъ Максплейханъ и передъ графомъ Дреддлинтономъ! Т же самыя доказательства, которыя найдены будутъ достаточными, чтобъ доставить мистеру Обри право распоряженія въ имуществ леди Стрэттонъ, могутъ быть употреблены и на другое дло, а именно, на немедленное возвращеніе въ его руки Яттонскаго имнія. И остановится ли дло на этомъ? Не будутъ ли дале приняты мры, чтобъ обвинить его, Геммона, какъ участника или какъ зачинщика въ плутовств и въ стачк, которыя одни, какъ тогда будутъ претендовать, дали Титмаузу возможность отнять это имніе? Погруженный въ эти пріятныя размышленія, онъ до-того потерялъ изъ вида все, происходившее вокругъ него, что едва-едва не былъ раздавленъ подъ колесами огромнаго вагона съ углемъ, приближеніе котораго онъ не замтилъ, переходя черезъ улицу… Какъ знать, можетъ-быть это было бы и къ лучшему для него? Во всякомъ случа, по-крайней-мр, это избавило бы его отъ ‘океана скорби‘, по которому, очень можетъ-быть, ему суждено было носиться всю остальную жизнь свою.

Главная цль свиданія мистера Геммона съ графомъ Дреддлинтономъ состояла въ томъ, чтобъ сообщить графу свднія насчетъ очень-опаснаго положенія его милости относительно Компаніи Искусственнаго Дождя. Очень-замтное и дятельное участіе, которое графъ принималъ въ покровительств и въ управленіи этой Компаніи, естественнымъ образомъ отмтило его, какъ самый удобный предметъ для атаки заимодавцевъ. Компанія не имла ни акта Парламента, ни хартіи, ни грамматы на свое основаніе, это было просто огромное, неуклюжее товарищество, состоявшее изъ всхъ, кто самъ себя выдавалъ за участвующаго, или на кого можно было указать какъ на участника, и слдовательно, всякій изъ такихъ, извстный ли лично, или нтъ, во всякомъ случа подвергался отвтственности передъ публикой, которая ввряла ему свои деньги, по очень-ясному закону справедливости, опредляющему, что всякой, кто ищетъ раздлить выгоды спекуляціи, долженъ отвчать и за ея долги. Въ настоящемъ случа, значительное число слабыхъ и неопытныхъ, но состоятельныхъ искателей приключеній, принимали личное участіе въ предпріятіи, а потому, разумется, должны были раздлить съ графомъ Дреддлинтономъ бремя отвтственности, и это спасло графа отъ полнаго и совершеннаго разоренія. Какъ только бгство сэра Шарпера Бёбля открыло глаза публик и акціонерамъ, необходимо стало принять немедленныя мры къ приведенію въ извстность точнаго положенія длъ и долговъ, сдланныхъ отъ имени Компаніи. Боже! какой ужасный строй кредиторовъ выступилъ противъ Компаніи Искуственнаго Дождя! Трудно было себ представить, какимъ образомъ такое множество ихъ и на такую огромную сумму успло возникнуть въ самое короткое время! Но дло въ томъ, что найдутся всегда тысячи лицъ, которыя, какъ только увидятъ, что люди неоспоримо-состоятельные приняли полное участіе въ предпріятіи подобнаго рода, тотчасъ будутъ готовы открыть неограниченный кредитъ и поставить все нужное. Первоначальнымъ источникомъ покойной Компаніи было великое открытіе доктора Дьяболюса Гандера, нашедшаго, какъ онъ утверждалъ, врное средство, дйствуя на атмосферу электричествомъ, производить изобильный дождь во времена величайшей засухи. Теперь же этотъ знаменитый философъ явился первымъ и самымъ главнымъ заимодавцемъ Компаніи, отъ всякаго денежнаго участія въ которой онъ отказался нарочно и заблаговременно, желая сохранить права дйствительнаго кредитора. Онъ требовалъ теперь 1,700 фунт. за рядъ предварительныхъ опытовъ, независимо отъ вознагражденія за время и труды, потраченные при руководств этими опытами. Чтобъ поставить вопросъ объ отвтственности вн всякаго спора, докторъ, отъ времени до времени, аккуратно приглашалъ самыхъ знатныхъ и богатыхъ акціонеровъ присутствовать при этихъ опытахъ. Онъ всегда тщательно записывалъ ихъ имена вмст съ именами другихъ лицъ, способныхъ служить свидтелями при случа, чтобъ доказать участіе, которое первые принимали въ опытахъ, ихъ замчанія насчетъ успха Компаніи и проч. и ихъ неоднократныя похвалы неутомимой любезности достойнаго доктора, который не жаллъ никакихъ трудовъ, объясняя имъ свойство своихъ изумительныхъ операцій. Сверхъ-того, докторъ заключилъ условіе, подписанное графомъ Дреддлинтономъ и двумя или тремя другими лицами отъ имени Компаніи, условіе, по которому онъ былъ назначенъ постояннымъ ученымъ директоромъ на 10 лтъ впередъ, съ жалованьемъ 1,000 фунт. въ годъ, сверхъ суммъ, договоренныхъ за другія, побочныя и дополнительныя услуги. Отъ этой послдней претензіи, впрочемъ, докторъ очень-великодушно изъявлялъ готовность отказаться, если ему уплатятъ 4,000 фунт. немедленно. Дале, было требованіе, доходившее безмалаго почти до 25,000 фунт. за невроятное количество мдной проволоки, купленной для употребленія въ городахъ и мстечкахъ, которымъ угодно будетъ воспользоваться услугами Компаніи, слдующимъ образомъ: предполагалось устроить цлый кругъ электрическаго сообщенія, прикрпляя проволоки къ верхушкамъ колоколенъ. Проволоки эти должны были имть достаточную крпость и толщину, чтобъ ихъ не порвали птицы, садящіяся на нихъ. Докторъ Гандеръ, впрочемъ, объявилъ, что онъ открылъ способъ заряжать проволоки такъ, что всякая птица, какъ только дотронется до нихъ, тотчасъ должна упасть на землю мертвая. Дале, требовались деньги за свинцовыя и каучуковыя трубы, длиною по-крайней-мр на девять миль, за паровыя машины, электрическія машины и т. д., и еще особенно 8,000 фунт. за издержки на произведеніе опыта въ одной деревн, на краю Коривалиса, опыта, который почти-что былъ приведенъ къ окончанію въ ту пору, когда случилось несчастное происшествіе, причинившее неожиданное паденіе Компаніи. Этого будетъ достаточно, чтобъ дать непосвященному читателю нкоторое понятіе о сущности долговъ, навлеченныхъ на себя лицами, принимавшими непосредственное участіе въ этомъ великолпномъ предпріятіи. На другой же день, посл бгства сэра Шарпера Бёбля, докторъ Гандеръ завелъ два иска противъ шестерыхъ главнйшихъ акціонеровъ, по поводу своихъ предварительныхъ опытовъ и своего условія на десятилтнюю службу. Сверхъ-того, иски по другимъ претензіямъ налетали роями почти ежедневно, что сдлало необходимымъ принять мры къ достиженію полюбовной сдлки. Посл долгихъ трудовъ и неоднократнаго присутствія на разныхъ митингахъ, Геммонъ усплъ на-время выпутать графа Дреддлинтона, подъ условіемъ уплаты въ-теченіе года съ его стороны 18,000 фунт., отъ герцога Танталляна 8,000 фунт. и отъ маркиза Мармеляда 0,000 фунт. Два послдніе пэра дали торжественный обтъ никогда боле не имть ничего общаго съ компаніями на акціяхъ, несмотря на то, что, по правд сказать, они отдлались еще довольно-дешево. Но не въ одной Компаніи Искусственнаго Дождя участвовали эти знаменитыя особы вмст съ графомъ Дреддлинтономъ, была еще другая, извстная Компанія Пороха и Прсной воды, стряпчими которой были гг. Кверкъ, Геммонъ и Снапъ, но достаточно будетъ пока сказать, что скоро посл того герцогъ Танталлянъ заплатилъ отъ имени графа Дреддлинтона 10,000 фунт. въ-счетъ суммы 18,000 фунт., остальная часть которой должна была быть уплачена черезъ нсколько мсяцевъ. Мистеръ Геммонъ, однакожъ, не могъ подумать безъ ужаса о возможности паденія Компаніи Пороха и Прсной воды, зная до какой степени графъ былъ запутанъ въ это предпріятіе и не видя никакихъ средствъ его выпутать. Чего бы онъ не далъ теперь, чтобъ никогда не вовлекать графа ни въ одну изъ такихъ спекуляцій! Мало того: чего бы онъ не далъ, чтобъ никогда не сводить знакомства ни съ графомъ Дреддлинтономъ, ни съ леди Сесиліею! Какую выгоду извлекъ онъ до-сихъ-поръ изъ своей отчаянной попытки составить аристократическія связи? Если бы, впрочемъ, графъ оказался дйствительно и невозвратно-сошедшимъ съ ума — какое благодяніе было бы это для Геммона во всхъ отношеніяхъ! Это зажало бы ротъ навсегда главной его жертв и избавило бы его отъ всхъ нескончаемыхъ безпокойствъ и непріятностей, неразлучныхъ съ личными объясненіями и столкновеніями съ человкомъ, котораго онъ вовлекъ въ пучину денежнаго разоренія, однимъ словомъ, отъ цлой бездны упрековъ и проклятій.

Мистера Титмауза (счастливаго обладателя 10,000 фунт. въ годъ, по мннію многихъ, смотрвшихъ на него съ завистью), т изъ членовъ общества, которые имли случай наблюдать за его поведеніемъ въ свт, считали глубоко-сокрушеннымъ смертью леди Сесиліи, но люди, ближе-знакомые съ его семейными обстоятельствами, не могли не замтить маленькой примси удовольствія въ этой чаш горести. Удовольствіе имло источникомъ то обстоятельство, что леди Сесилія не оставила по себ никакого потомка, никакого милаго залога любви, вслдствіе того, онъ, мистеръ Титмаузъ, былъ нетолько избавленъ отъ большихъ хлопотъ, связанныхъ съ воспитаніемъ сына или дочери, но сдлался самъ и прямымъ наслдникомъ баронства Дрелинкуртъ, по смерти графа Дреддлинтона. Каковы бы ни были послдствія неудачъ графа по денежнымъ спекуляціямъ, онъ не могъ разстроить навсегда состоянія, соединеннаго съ его титломъ, будучи неболе какъ пожизненнымъ владльцемъ, съ обязанностью передачи потомкамъ того, чмъ онъ пользовался поочереди наслдства. Мистеръ Геммонъ, правда, чувствовалъ отвращеніе при одномъ вид мистера Титмауза, ему было тошно даже подумать о немъ, а между тмъ, этотъ джентльменъ все-таки былъ предметомъ огромныхъ заботъ и попеченій для Геммона. Геммонъ чувствовалъ, что онъ имлъ, во всякомъ случа, хоть пока, глубокій интересъ поддерживать передъ свтомъ положеніе и репутацію своего кліента. Кліентъ былъ запуганъ Геммономъ до состоянія рабской покорности всмъ требованіямъ патрона, и однимъ изъ этихъ требованій было то соблюденіе наружнаго приличія въ свт, которое произвело еще недавно довольно-благопріятное впечатлніе въ пользу Титмауза. Другое требованіе касалось до сокращенія расходовъ. Геммонъ настоялъ на томъ, что необходимо сбыть съ рукъ домъ въ Улиц Парка, который и безъ того ужь, нсколько мсяцевъ сряду, стоялъ совершенно-пустой, безъ мебели и убранства, сдлавшихся добычею кредиторовъ. Вмсто этого дома, онъ нанялъ Титмаузу хорошо-мёблированную квартиру въ Чапельской Улиц, и позволилъ держать лакея, попрежнему, а также, нанялъ для него кабріолетъ, тигра, грума и пару верховыхъ лошадей, что давало Титмаузу возможность держать себя прилично своему званію передъ той частью общества, которая оставалась осенью въ Лондон. Самыхъ неугомонныхъ кредиторовъ Геммонъ успокоилъ уплатою значительныхъ суммъ въ-счетъ долга и торжественными увреніями, что вс долги Титмауза будутъ очищены въ непродолжительномъ времени.

‘Разв эти господа не могутъ (говорилъ Геммонъ) видть собственными глазами и судить сами, какъ перемнился и истеръ Титмаузъ во всемъ, со времени удара, нанесеннаго ему смертью леди Сесиліи?’ Но, по правд сказать, какъ бы ни былъ мистеръ Титмаузъ расположенъ вернуться къ тмъ сценамъ шумнаго и разорительнаго разврата, среди которыхъ онъ пировалъ такъ безумно впродолженіе первыхъ восьмнадцати мсяцевъ посл необыкновеннаго своего возвышенія, къ этому существовало очень-серьёзное препятствіе, именно пренебреженіе съ его стороны уплаты разныхъ и очень-значительныхъ благородныхъ долговъ, какъ они довольно-странно называются, за что его два раза оттаскали за носъ публично и одинъ разъ отстегали хлыстомъ. Доступъ въ шумный міръ разнаго рода весельчаковъ такимъ образомъ запертъ былъ для него окончательно, и это прескло по-крайней-мр хоть одинъ источникъ его безпутнаго мотовства. Хоть онъ и могъ хать верхомъ, или въ экипаж, куда ему угодно, и притомъ какъ слдовало человку хорошаго тона, въ-отношеніи одежды и прочаго, несмотря на то, онъ чувствовалъ себя неболе какъ арестантомъ, выпущеннымъ на время и зависящимъ отъ воли мистера Геммона вполн, даже въ-отношеніи къ средствамъ существованія. Вечера Титмауза большею-частью проходили въ театрахъ, а ночи проводилъ онъ часто посреди такихъ сценъ, гд довольно-странно было видть молодаго вдовца. Вино, вроятно, создано для-того, чтобъ дураки напивались до-пьяна и такимъ образомъ сокращали свое обременительное существованіе на земл. По-крайней-мр, говоря о Титмауз, я право не думаю, чтобъ онъ когда-нибудь ложился въ постель совершенно-трезвый. Онъ признавался, что каждый разъ, оставаясь одинъ, онъ чувствуетъ жестокую тоску, и что есть одно только средство, ему извстное, прогонять, какъ онъ говорилъ, скучную заботу. А между-тмъ, несмотря на все, что было ему открыто, онъ не имлъ ни довольно смысла, ни довольно чувствительности, чтобъ постичь ужасную шаткость того основанія, стоя на которомъ, онъ пользовался всми выгодами настоящаго своего положенія. Ему и въ голову не приходило, что онъ каждый мигъ могъ быть низвергнутъ съ своего возвышенія гораздо-глубже прежняго, въ ту нищету и неизвстность, изъ которыхъ онъ вынырнулъ такъ недавно. Онъ не въ-состояніи былъ усилить для себя наслажденіе настоящимъ, но сравненію съ рзкимъ контрастомъ прошедшаго, или съ возможною перемною судьбы своей въ будущемъ. Вообще говоря, положеніе богатаго и развратнаго дурака совсмъ не такъ завидно, какъ оно кажется иногда глупцу, взирающему со стороны, но каково же оно должно быть, если присоединить къ нему т обстоятельства, въ которыхъ находился Титмаузъ? Онъ чувствовалъ, что столица въ это скучное время года съ каждымъ днемъ становится несносне, тмъ боле, что кругъ его удовольствій теперь жестоко стснился. Мистеръ Геммонъ становился мрачне и строже часъ-отъ-часу, Титмаузъ боялся даже подходить къ нему, потому-что тотъ требовалъ отъ него при всякой встрч такой осмотрительности, которая была ему непривычна и невыносима. Титмауза не принимали въ дом графа Дреддлинтона, къ дому герцога Танталляна онъ не смлъ и близко подойдти. Иногда Титмаузъ встрчалъ въ парк коляску графа — ужасный предметъ для его глазъ! коляску, тихо прозжающую мимо него, всю въ глубокомъ траур, и, на мст леди Сесиліи, миссъ Максплейханъ. Возл нея, онъ видлъ больнаго, сдаго, дряхлаго старика, очевидно незамчающаго ничего вокругъ себя. И если при этой встрч взоръ Титмауза встрчалъ глаза миссъ Максплейханъ, она тотчасъ отворачивала ихъ отъ него, какъ отъ предмета отвратительнаго. Всякій разъ, какъ встрчалъ этотъ экипажъ, Титмаузъ содрогался невольно и жестоко при мысли объ ужасномъ обман, которому сначала онъ служилъ безсознательнымъ орудіемъ, а потомъ сталъ добровольнымъ участникомъ котораго. Онъ убдительно просилъ мистера Геммона позволить ему провести нсколько мсяцевъ на континент и снабдить его необходимыми на то средствами, но, сообразивъ надлежащимъ образомъ, мистеръ Геммонъ отказалъ, по причин критическаго положенія обстоятельствъ въ настоящую минуту, до-тхъ-поръ по-крайней-мр, пока Геммонъ не узнаетъ чего-нибудь положительнаго о ход продолжающагося слдствія. Геммонъ, впрочемъ, позволилъ ему хать въ Яттонъ, куда онъ дйствительно отправился, но встртилъ тамъ одни угрюмыя лица слугъ, которымъ жалованье не было заплачено, да фермеровъ, которыхъ разоряли взысканія Титмауза. Друзья мистера Медфлинта и мистера Блёдсека косились на него за то, что онъ не выступалъ впередъ спасти ихъ отъ огромнаго штрафа, а избиратели недовольны были большимъ числомъ счетовъ, недоплаченныхъ съ его стороны, совершеннымъ пренебреженіемъ ихъ интересовъ въ Парламент и его поведеніемъ въ этомъ собраніи, поведеніемъ, которое выставило ихъ на посмшище цлой націи. Что касается до сосднихъ помщиковъ и аристократіи, то, разумется, никто изъ нихъ не обращалъ ни малйшаго вниманія на нашего героя. Отъ добраго доктора Тэсема даже, онъ не могъ получить ничего, кром холодной и осторожной вжливости. Однимъ словомъ, мистеръ Титмаузъ въ Яттон былъ во сто разъ боле несчастенъ чмъ въ столиц. Къ-тому же, барскій домъ стоялъ совершенно-пустой: прекрасная мебель, купленная въ ту пору, когда онъ вступилъ во владніе, ободрана была давно руками неумолимыхъ и жадныхъ кредиторовъ. Одно наслажденіе, которое оставалось для него въ Яттон — курить и пить грогъ. Титмаузъ чувствовалъ, что онъ обманщикъ и самозванецъ, что не иметъ никакого права на уваженіе и вниманіе кого бы то ни было. По благородному парку и полямъ Яттона, освщеннымъ тихими и грустными лучами октябрскаго солнца, гулялъ онъ часто одинъ, въ какомъ-то безотчетномъ страх. Сухой листъ, падающій на него съ дерева, заставлялъ его вздрагивать отъ испуга, и онъ едва не ронялъ сигары изъ рукъ. Между-тмъ, какъ такое печальное положеніе вещей царствовало въ Яттон, посмотримъ, каково-то было состояніе мистера Геммона въ столиц?

Нтъ никакой вроятности, чтобъ человкъ, стремящійся кривыми путями къ осуществленію своихъ плановъ и къ достиженію цлей, на которыя указываетъ ему жадное честолюбіе, могъ быть счастливъ. Безпрестанный страхъ: быть обнаруженнымъ и потерять все — поддерживаетъ его, такъ-сказать, въ мукахъ постоянной пытки. Но чувствовать, что обрываешься на зло глубоко-обдуманнымъ, отчаяннымъ и неблагороднымъ планамъ — это убійственной невыносимо. Такой человкъ чувствуетъ, что горечь неудачи не можетъ быть смягчена или ослаблена сознаніемъ участія и уваженія тхъ, которые были свидтелями безуспшныхъ попытокъ — мысль убійственная для души, и Геммонъ чувствовалъ себя однимъ изъ самыхъ несчастныхъ людей въ мір. Вс его заботы, впрочемъ, пока поглощены были одною, и эта одна — результатъ розысковъ, происходившихъ по новому процесу. Неизвстность этого результата омрачала его душу и висла у него на ше, какъ жерновъ. Если результатъ долженъ былъ выйдти неблагопріятный, ему ршительно не оставалось ничего боле длать, какъ бжать отъ общаго презрнія и ненависти. Къ чему должны были послужить тогда вс его огромные хлопоты, пожертвованія и труды? его глубоко-обдуманные, сложные планы и цли? Тогда на поврку окажется, что онъ погубилъ самъ себя безвозвратно — и для чего? чтобъ дать возможность такому созданію, какъ Титмаузъ, попировать какой-нибудь годъ въ безграничной роскоши и разврат! Какую личную выгоду получилъ до-сихъ-поръ мистеръ Геммонъ, напрягая, цлые три года самымъ усиленнымъ образомъ свои могущественныя способности? Вопервыхъ, что касается до миссъ Обри, милаго предмета его пламенныхъ желаній, далеко ли подвинулся онъ къ достиженію своей цли посл такого глубокаго и жестокаго коварства въ-отношеніи къ ея брату? Не только не подвинулся ни на волосъ, а напротивъ, даже ту небольшую короткость, которую усплъ сначала пріобрсти, онъ потерялъ теперь невозвратно. Могли ли они не замтить, сквозь вс уловки и штуки, его руку въ недавнемъ притсненіи мистера Обри? Строгость мистера Роннинтона, который формально запретилъ гг. Кверку, Геммону и Снапу, отъ имени своего кліента, всякое сношеніе съ мистеромъ Обри иначе, какъ черезъ его стряпчихъ, была тоже очень-значительна. Кром-того, мистеру Геммону случилось бродить около Вивьенской Улицы въ тотъ самый вечеръ, когда лордъ Де-ля-Зушъ явился такъ неожиданно съ мистеромъ Обри, и Геммонъ видлъ, какъ мистеръ Обри, Агнеса и Кетъ, въ сопровожденіи стараго лорда, сли въ карету въ обденномъ плать, тогда мистеръ Геммонъ подумалъ съ жестокимъ содроганіемъ о мистер Делямир. Геммонъ тоже замтилъ внезапный пріздъ лорда Де-ля-Зуша изъ Парижа, какъ-разъ къ этому кризису въ длахъ семейства Обри, и вроятно, его могущественное вмшательство породило этотъ процесъ въ Церковномъ Суд. И что, если результатъ процеса будетъ открытіе обмана, посредствомъ котораго Титмаузу дана была возможность изгнать мистера Обри изъ Яттона — что тогда подумаетъ она, что подумаютъ они вс о мистер Геммон посл признанія, сдланнаго имъ миссъ Обри?… Подумаютъ, разумется, что онъ или съ самаго начала устроилъ, или теперь поддерживаетъ этотъ обманъ. И что, если она дйствительно все это время была ужъ общана будущему лорду Де-ля-Зушу? И что если настоящій лордъ Де-ля-Зушъ, съ своими несметными доходами, ршился провести мистера Обри сильною рукою сквозь вс затрудненія и хлопоты? И что, если къ начатію этого процеса побудилъ лорда разсказъ миссъ Обри о собственномъ признаніи Геммона, сдланномъ ей — была ли какая-нибудь вроятность, чтобъ этотъ человкъ поколебался въ своемъ намреніи?..

Взгляните дале, на денежныя затрудненія, накоплявшіяся вокругъ Геммона. Отъ 60 до 70,000 фунтовъ было ужь занято подъ залогъ земель въ имніи яттонскомъ, и ни одного шиллинга боле нельзя было занять безъ добавочнаго, посторонняго обезпеченія, которое Геммонъ не могъ достать, а между-тмъ надо было платить проценты по этимъ займамъ, что одно поглощало уже до 3,500 ф. въ годъ. Въ-добавокъ къ этому, Титмаузъ былъ по уши въ долгу, а между-тмъ его надо было поддерживать прилично его званію и въ Яттон содержать полный комплектъ прислуги. Какимъ образомъ, несмотря на все это, осуществить собственную дарственную запись, доставшуюся Геммону такъ дорого? И безъ того ужь черезъ силу обремененное имніе ршительно не въ-состояніи было выносить эту прибавочную тяжесть. Мистеру Геммону, сверхъ-того, не повезло въ разныхъ азартныхъ спекуляціяхъ на бирж и такимъ-образомъ деньги, довольно-быстро пріобртенныя, такъ же быстро были и потеряны. Правда, можно было ожидать результата взысканій по двумъ векселямъ мистера Обри, а также по акту ручательства, подписанному лордомъ Де-ля-Зушемъ, что все доходило до 20,000 съ процентами, но надо было ждать еще довольно-долго, прежде чмъ путемъ обыкновеннаго, дловаго порядка, иски по взысканію этихъ суммъ могли быть приведены къ успшному окончанію, не говоря ужь о какомъ-нибудь пагубномъ открытіи, возможность котораго Геммонъ предвидлъ и которое могло отнять у Титмауза всякое право на взысканіе. Геммонъ не разъ думалъ о томъ, чтобъ добыть деньги переводомъ обязательства, подписаннаго лордомъ Де-ля-Зушемъ, въ руки какого-нибудь посторонняго покупщика, но рискнуть на такой шагъ онъ не ршился по разнымъ причинамъ. Главнйшая изъ нихъ состояла въ трудности найдти человка, который, зная, что срокъ этому документу выходитъ мсяца черезъ три, ршился бы дать въ займы какую-нибудь значительную сумму подъ залогъ такой обширной поруки, не собравъ сперва подробныхъ справокъ насчетъ годности этой поруки и насчетъ права залоговладтелей вести искъ. Если же результатъ разысканій Церковнаго Суда окажется неблагопріятный и право Титмауза на яттонское имніе будетъ уничтожено, то это прекратитъ разомъ вс претензіи, какъ по ручательству, такъ и по двумъ векселямъ. Наконецъ, какъ бы ни были сильны т надежды на политическое возвышеніе, за которыя Геммонъ держался съ невроятнымъ упорствомъ: что станется съ ними, если результатъ розысковъ коммисіи Церковнаго Суда заклеймитъ его какъ виновника въ потворств обману самаго грубаго и явнаго рода? Разъ или два, во время частаго и тревожнаго обзора всхъ этихъ происшествій и обстоятельствъ, онъ ловилъ, такъ-сказать, на-лету страшный проблескъ какой-то системы возмездія, дйствующей и управляющей всмъ, и въ-состояніи былъ усмотрть гибельныя послдствія каждаго поступка, имъ совершеннаго.

Успхъ или неудача въ дл Церковнаго Суда стали теперь дйствительно осью, около которой все вертлось для Геммона. Въ нихъ заключалось его спасеніе или погибель и мысль объ этомъ поддерживала его съ утра до вечера въ состояніи какого-то лихорадочнаго трепета и волненія, убивая въ немъ почти совершенно способность заниматься длами по своему званію. Онъ здилъ нсколько разъ изъ Лондона вмст съ мистеромъ Кводомъ, чтобъ взглянуть, какой ходъ принимали дла, и мистеръ Кводъ имлъ дйствительно очень-пылкія надежды на успхъ, но, увы! Геммонъ не ршился открыть ему истиннаго положенія дла, такъ-что Кводъ естественнымъ образомъ ограничивался выводомъ родословной мистера Титмауза въ томъ вид, какъ она, съ успхомъ доказана была на ассизахъ. Мистеръ Геммонъ съ трепетомъ думалъ о систематическомъ и ршительномъ изслдованіи дла со стороны мистера Обри. Чего оно не могло обнаружить? Бросивъ ужь всякую осторожность, онъ нсколько разъ даже пытался узнать что-нибудь отъ тхъ, которые были допрошены коммиссаромъ Церковнаго Суда, но попытки его остались напрасны. Нкоторые свидтели занимали такое положеніе въ свт, которое длало ихъ недоступными для его предложеній, другіе отклонены были отъ всякихъ разсказовъ строгими наставленіями коммиссара. Такимъ-образомъ мистеръ Геммонъ не могъ узнать ничего и принужденъ былъ ожидать въ ужасной неизвстности, законнаго результата этого таинственнаго и мучительнаго процеса до-тхъ-поръ, пока публикація не будетъ дозволена и об стороны не получатъ свдній о показаніяхъ, собранныхъ коммиссаромъ.

Будущіе виды семейства мистера Обри, какъ ни прояснились они вслдствіе неожиданнаго вмшательства лорда Де-ля-Зуша въ минуту глубочайшаго ихъ мрака, не возмутили того мирнаго и тихаго образа жизни, который вело это семейство постоянно впродолженіе всхъ своихъ горестей. Но какъ оживлено, какъ счастливо было теперь это маленькое семейство, счастливо не отъ излишней увренности въ окончательномъ результат дйствій, предпринятыхъ въ его пользу, но отъ набожнаго и радостнаго убжденія, что они не были забыты Небомъ, которое послало имъ этотъ знакъ своего вниманія. Прелестный румянецъ началъ появляться снова на щекахъ Агнесы и Кетъ и взглядъ мистера Обри не былъ боле омраченъ заботою и безпокойствомъ. Обри продолжалъ свои юридическія занятія съ неутомимою энергіею до-тхъ-поръ, пока мистеръ Менсфильдъ не ухалъ изъ города и контора его не была заперта до начала ноября. Бдное семейство Обри томилось тайнымъ желаніемъ насладиться, хоть мелькомъ, хоть на короткое время, удовольствіями загородной жизни, и вотъ какъ разъ, около половины сентября, они получили убдительное приглашеніе отъ лорда и леди Де-ля-Зушъ пріхать всмъ семействомъ къ нимъ, во Францію, для полнаго и освжительнаго измненія сцены. Агнеса и Кетъ чуть было не убдили совсмъ мистера Обри принять это любезное приглашеніе, какъ вдругъ онъ вспомнилъ о томъ, что ему казалось непреодолимымъ препятствіемъ. Надо припомнить, что онъ представилъ за себя поруку на очень-значительную сумму, почти на 16,000 ф. по двумъ взысканіямъ мистера Титмауза и по взысканію гг. Кверка, Геммона и Снапа. Между-тмъ, двое изъ пріятелей, за него поручившихся, находились въ чужихъ краяхъ, а снестись съ ними по этому предмету не было никакой возможности. Поэтому, мистеръ Обри ршительно отказался ухать изъ Англіи на какое бы то ни было, хоть на самое короткое время. Получивъ отъ Обри такой отвтъ, лордъ Де-ля-Зушъ сдлалъ новое предложеніе, чтобъ они вс отправились черезъ недлю въ одну прекрасную резиденцію, ему принадлежавшую, въ Эссекс, миляхъ въ 15-ти отъ Лондона, гд они найдутъ все приготовленнымъ для ихъ пріема, и гд онъ просилъ ихъ убдительно оставаться до-тхъ-поръ, пока самъ съ женой не вернется изъ Франціи и не прідетъ къ нимъ въ конц октября. Съ какимъ воскресшимъ духомъ, съ какою радостью, принявъ это приглашеніе, стали они готовиться къ небольшому вояжу. Мистеръ Обри собирался уже сдлать вс распоряженія, чтобъ отправиться изъ города въ одномъ изъ дилижансовъ, который проходилъ въ двухъ миляхъ отъ Тэнстальскаго Пріорства (такъ называлась эта резиденція), но и тутъ заботливая дружба лорда Де-ля-Зуша предусмотрла все. Вечеромъ, наканун дня, назначеннаго къ отъзду, лакей изъ Дуврской Улицы пришелъ узнать, въ которомъ часу имъ угодно, чтобъ экипажъ пріхалъ за ними и фургонъ за ихъ поклажею, по приказанію лорда Де-ля-Зуша, который вмст съ тмъ желалъ, чтобъ этотъ экипажъ остался у нихъ въ распоряженіи все время, пока они пробудутъ въ пріорств. Агнеса и Кетъ были тронуты до слезъ этою дополнительною чертою заботливой дружбы. О! ваше сердце развеселилось бы, читатель, при вид радостныхъ лицъ и веселаго одушевленія, съ которымъ это милое семейство отправилось на слдующее утро въ дорогу. Какъ освжителенъ былъ сельскій воздухъ! какъ живительна и прекрасна сельская мстность, озаренная тихимъ лучомъ осенняго солнца! Мсто, въ которое они пріхали, было одно изъ самыхъ живописныхъ и день за днемъ пролеталъ для нихъ незамтно въ такомъ наслажденіи жизнью, какого они никогда еще не испытывали до-сихъ-поръ.

Ходъ происшествій заставляетъ насъ перенестись въ Лондонъ, и къ-тому же не въ самое пріятное мсто этой столицы, а именно, въ Тевейское-Подворье. Около 8-ми часовъ вечера, въ исход октября, мистеръ Геммонъ ходилъ взадъ и впередъ по своей комнат, весело-озаренной свтомъ лампы и согртой огнемъ пылавшаго камина. Онъ самъ, однакожь, былъ очень-невеселъ. Онъ находился въ состояніи крайняго безпокойства и неизвстности, да и не безъ причины, потому-что онъ каждую минуту ожидалъ списка съ показаній, собранныхъ на сторон мистера Обри по длу Церковнаго Суда, по которому публикація дозволена была наканун. Онъ бормоталъ вполголоса страшныя проклятія на несносную медленность стараго мистера Квода, который, мистеръ Геммонъ былъ совершенно увренъ, могъ бы доставить ему эту копію нсколько часовъ тому назадъ, еслибъ захотлъ постараться немного. Два раза ужь посланный мистера Геммона ходилъ понапрасну, и Геммонъ отправилъ теперь его въ третій разъ въ контору мистера Квода. Наконецъ, мистеръ Геммонъ услыхалъ тяжелые шаги, подымавшіеся вверхъ но лстниц, онъ узналъ ихъ, кинулся къ дверямъ и отворилъ въ ту самую минуту, когда его посланный вошелъ на площадку съ толстымъ, блымъ пакетомъ подъ-мышкою, запечатаннымъ и обвязаннымъ красною тесьмой.

— А! хорошо! спасибо, спасибо! Заходите завтра поутру, произнесъ Геммонъ торопливо, почти выхвативъ пакетъ изъ рукъ посланнаго.

— Мистриссъ Броунъ, не пускайте ко мн сегодня вечеромъ никого ни подъ какимъ видомъ, сказалъ Геммонъ своей горничной и, приказавъ ей запереть наружную дверь на замокъ, съ сильнымъ біеніемъ сердца сломалъ печать, разорвалъ тесьму и толстую бумагу пакета и устремилъ въ ту же минуту пожирающій взоръ на бумаги, заключенныя внутри. Взоръ этотъ съ быстротою молніи пробгалъ страницы за страницами, и дыханіе Геммона безсознательно ускорялось. Когда онъ дошелъ почти до половины, у него вдругъ захватило духъ…. Испуганный взоръ его пробжалъ страницы дв, сказавшія ему все, все, что онъ боялся узнать, и боле, гораздо-боле даже того, что онъ самъ зналъ. ‘О, проклятые! Игра проиграна!’ воскликнулъ онъ едва-внятно и, вставъ со стула, бросился на софу въ такомъ смущеніи и ужас, какихъ слова мои не въ-силахъ описать.

Съ такимъ же сильнымъ безпокойствомъ цлый день ожидали развязки въ другомъ мст, въ Тэнстальскомъ Пріорств, гд все-еще жили Обри, но къ обществу ихъ, съ недлю тому назадъ, присоединились лордъ, леди Де-ля-Зушъ и мистеръ Делямиръ, который вернулся въ Англію съ ними вмст. Мистеръ Роннинтонъ въ послднемъ письм своемъ мистеру Обри общалъ пріхать тотчасъ, какъ только успетъ получить копію съ показаній, собранныхъ коммиссаромъ Церковнаго Суда. Но 9-ть часовъ пробило, а онъ не прізжалъ. Замтивъ это, мистеръ Делямиръ ускользнулъ потихоньку и, не говоря никому ни слова о своемъ намреніи, приказалъ груму сдлать своихъ лошадей въ ту же минуту, и черезъ четверть часа онъ ужъ скакалъ по дорог въ Лондонъ, велвъ дать знать лорду и леди Де-ля-Зушъ о причин такого неожиданнаго отъзда. Въ Лондон онъ отправился прямо въ контору мистера Роннинтона, но, къ большой досад, не нашелъ тамъ ни души. Мистеръ Делямиръ переночевалъ въ Дуврской Улиц и на другой день, утромъ, въ 10 часовъ, отправился снова въ контору. У крыльца онъ увидлъ почтовую бричку четверкой и мистера Роннинтона, который садился въ нее съ большимъ пакетомъ въ рукахъ, собираясь хать въ пріорство.

— Ну что? чмъ кончено? скажите ради Бога! кричалъ онъ, подбгая къ мистеру Роннинтону. Тотъ удивился сильно при вид мистера Делямира.

— О, слава Богу! побда наша! отвчалъ Роннинтонъ, весело и живо.— Злодйство вышло наружу, и я ручаюсь вамъ головой, что черезъ полгода мы вернемъ ихъ всхъ въ Яттонъ!

— Вы дете? спросилъ Делямиръ, такъ же сильно взволнованный, какъ и самъ мистеръ Роннинтонъ.

— Разумется! Не угодно ли вамъ со мной?… отвчалъ Роннинтонъ.

— Пошелъ! закричалъ Делямиръ почтальйонамъ, вскакивая въ бричку, и они помчались быстро впередъ. Не боле, какъ черезъ часъ съ четвертью дымившіяся лошади и запыленая бричка прискакали къ подъзду Тэнстальскаго Пріорства. Замтивъ нсколько лицъ у окна, Делямиръ махнулъ рукой въ торжеств, высовываясь изъ экипажа. Въ отвтъ на этотъ знакъ, его отецъ и мать, мистриссъ Обри и мистеръ Обри, выбжали на крыльцо, едва переводя духъ.

— Побда! побда! воскликнулъ Делямиръ, выскакивая изъ брички однимъ прыжкомъ и пожимая руки всмъ четверымъ…. Но гд же она?…

— Миссъ Обри гуляетъ около дома, сэръ, отвчалъ слуга.

— Мистеръ Роннинтонъ разскажетъ вамъ все, продолжалъ Делямиръ и, спрыгнувъ съ крыльца, побжалъ отъискивать миссъ Обри въ большомъ нетерпніи быть первымъ встникомъ радостной новости. Онъ скоро увидлъ ея граціозную фигуру: она стояла къ нему спиной и смотрла задумчиво на ручеекъ, журчавшій у нея подъ ногами. Услыхавъ поспшные шаги, она вздрогнула и, оглянувшись, увидла Делямира.

— Миссъ Обри! Кетъ, Кетъ! проговорилъ онъ, едва переводя духъ:— мы выиграли, мы побдили!

Миссъ Обри сильно поблднла.

— О, мистеръ Делямиръ! Вы врно…. Я надюсь, что вы не ошиблись? отвчала она едва-внятно.

— Даю вамъ честное слово: я видлъ, я читалъ все самъ! Это врно какъ то, что солнце свтитъ надъ нами. Все кончено съ этими разбойниками!

Миссъ Обри ему не отвчала и лицо ея было блдно какъ мраморъ. Увидвъ это, онъ нашелъ нужнымъ поддержать ее, обнявъ рукой вокругъ таліи. И въ-самомъ-дл, если бы онъ этого не сдлалъ, она могла бы упасть.

— Полно, милая, безцнная Кетъ! ободрись! говорилъ онъ, нжно и тихо цалуя ее въ лобъ — смлость, которую она вроятно не сознавала, потому-что не показывала даже и признаковъ какого-нибудь намренія сопротивляться. Черезъ минуту она тяжело вздохнула, глаза ея открылись, и увидавъ себя въ объятіяхъ Делямира, она сдлала маленькое усиліе, чтобъ освободиться, но безъ успха: онъ поддерживалъ ее на одномъ колн, потому-что въ виду не было ни скамейки, ни мста, удобнаго чтобъ ее посадить. Крупныя слезы катились по ея щекамъ, и эти слезы наконецъ облегчили ея стсненную грудь.

— Дорогая Кетъ! это славныя новости! Но я боюсь, не слишкомъ ли я поспшилъ сообщить ихъ вамъ.

— Нтъ, нтъ, мистеръ Делямиръ, ничего! это пройдетъ. Меня побдила на минуту моя радость — моя благодарность — О, мистеръ Делямиръ! я бы хотла въ эту минуту скрыться отъ вашихъ глазъ!

— Милая Кетъ! не печальте меня такими словами.

— Но что же вы хотите, чтобъ я сказала? произнесла она съ жаромъ и снова слезы блеснули у ней на щекахъ. Чувствуя, что лицо ея сильно краснетъ, она отвернула его отъ Делямира.

— Что я хочу, чтобъ вы сказали, Кетъ? То, что вы позволяете мн любить васъ и будете любить меня въ свою очередь! Полно, моя милая Кетъ! Судьба улыбается вамъ, улыбнитесь же и вы мн.

Она не говорила ничего, но рыдала, все еще отворачивая свое лицо.

— Я знаю, что вы не захотите сказать нтъ, мой ангелъ, хоть бы только въ награду за т новости, которыя я принесъ вамъ нарочно, произнесъ Делямиръ, цалуя ея губки.

— Милая Кетъ! какъ часто я думалъ о васъ во время моихъ путешествій, думалъ везд, во всхъ краяхъ Европы, продолжалъ Делямиръ, во второй и въ третій разъ прижимая свои губы къ губамъ раскраснвшейся двушки, и Богъ знаетъ, какихъ другихъ безумствъ онъ бы еще не надлалъ, еслибъ, къ неописанному смущенію Кетъ, вдругъ неожиданный поворотъ дорожки не свелъ ихъ прямо, лицомъ къ лицу, съ лордомъ и леди Де-ля-Зушъ и съ мистеромъ Роннинтономъ.

— Моя дорогая миссъ Обри! воскликнулъ лордъ Де-ля-Зушъ: — мы пришли поздравить васъ съ этимъ важнымъ происшествіемъ, и онъ пожалъ горячо ея руку, посл чего леди Де-ля-Зушъ обняла свою будущую невстку, щеки которой горли какъ огонь, между-тмъ, какъ по щекамъ Делямира слегка пробгали мурашки.

— Вы, кажется, сэръ, убираете сно пока солнце свтитъ, шепнулъ лордъ Де-ля-Зушъ сыну, оставивъ миссъ Обри съ своею женою вдвоемъ на нсколько минутъ.

— Дорогая леди Де-ля-Зушъ, скажите мн, какъ перенесъ это извстіе мой братъ? спросила миссъ Обри.

— Онъ перенесъ его спокойно и только очень поблднлъ, но бдная мистрисъ Обри была жестоко взволнована, такъ-что я не могла смотрть на нее безъ слезъ. Но ей теперь должно-быть лучше. Пойдемте домой.— Между-прочимъ, Кетъ, прибавила леди съ лукавой усмшкой: — теперь, когда вы вступили, какъ это говорится, въ обладаніе своимъ богатствомъ…. я полагаю…. Джеффри врно говорилъ вамъ разные вздоры?… Бдная Кетъ покраснла жестоко и заплакала.

Это былъ счастливый день и мистеръ Роннинтонъ, котораго они принудили остаться обдать, вернулся домой очень-поздно, чувствуя себя ужь щедро вознагражденнымъ за вс свои труды. Миссъ Обри сидла до поздняго часа въ своей собственной комнат и писала, вслдствіе даннаго общанія, очень-длинное письмо къ доктору Тэсему, въ которомъ она сообщила ему самый подробный отчетъ обо всемъ, что случилось. Письмо это было настоящее письмо дочери къ отцу, горячая привязанность и радостное нетерпніе увидть его снова высказывались на каждой строк. Что касается до другаго, маленькаго происшествія, случившагося въ тотъ же день и относившагося лично до нея… Кетъ покраснла, положила свое перо, взяла его снова, покраснла еще сильне, задумалась въ нершимости и наконецъ, загасивъ свчу, легла спать, мысленно общая себ подумать объ этомъ завтра поутру.

Письмо однакожъ было отправлено безъ малйшаго намека о возможности для его милой сочинительницы превратиться современенъ въ будущую леди Де-ля-Зушъ.

Но пора сообщить читателю важное открытіе, сдланное коммиссіею Церковнаго Суда. Оставимъ на-время счастливое семейство Обри и мрачнаго, побжденнаго Геммона, разберемъ сущность фактовъ, которые были причиною такихъ сильныхъ и противоположныхъ ощущеній.

ГЛАВА XII.

Читатель можетъ-быть помнитъ, что мистеръ Титмаузъ утвердилъ свое право на собственность Яттона, которымъ въ ту пору владлъ мистеръ Обри, доказавъ передъ присяжными на Йоркскихъ ассизахъ, что онъ происходитъ отъ старшей линіи рода Обри, къ которой принадлежалъ никмъ-неподозрваемый потомокъ женскаго пола, происходившій отъ Стивена Дреддлинтона, старшаго брага того лица, черезъ которое мистеръ Обри выводилъ свое собственное право, и что этотъ неизвстный потомокъ женскаго пола, бывъ замужемъ за Гебріелемъ Титльбетомъ Титмаузомъ, оставилъ посл себя законнымъ наслдникомъ нашего героя. И точно, передъ судомъ утверждено было яснымъ и удовлетворительныы ъ свидтельствомъ, вопервыхъ, что мать Титмауза была прямой и единственный потомокъ Стивена Дреддлинтона, вовторыхъ, доказанъ былъ бракъ ея съ Гебріелемъ Титльбетомъ Титмаузомъ, и втретьихъ, рожденіе ихъ сына, перваго и неоспоримо-единственнаго плода отъ этого брака. Все это были факты нетолько доказанные, но неподверженные никакому сомннію. Превосходство права Титмауза надъ правомъ Обри въ томъ, что касается до происхожденія, вытекало изъ нихъ какъ неизбжное слдствіе, и на этомъ основаніи произнесенъ былъ приговоръ. Но когда, вслдствіе удачнаго и драгоцннаго совта сэра Чарльза Вустенгольма, строгое разъисканіе назначено было на томъ самомъ мст, гд изустныя и письменныя доказательства собраны были Геммономъ, и разъисканіе произведено людьми, гораздо-боле-опытными въ такихъ вещахъ, чмъ юристы Обычнаго Права, тогда вещи приняли другой оборотъ. Эти зоркіе и неутомимые инквизиторы успли сдлать очень — замчательное открытіе. Найдено было, вопервыхъ, что два старые свидтеля, призванные для доказательства этой части дла на ассизахъ, посл того времени умерли, и одинъ изъ нихъ очень-недавно. Но, простирая разъисканія дале, нашли еще двухъ свидтелей, которые не могли быть призваны мистеромъ Геммономъ, еслибъ даже онъ и зналъ, что они существуютъ, и одинъ изъ нихъ, старикъ, во время подробнаго допроса по какому-то побочному предмету, проронилъ нсколько выраженій, которыя поразили людей, отмчавшихъ показанія, потому-что онъ упоминалъ о матери мистера Титмауза подъ тремя разными именами: Гёббинсъ, Оклей и Джонсонъ. Документъ же, представленный на суд, упоминалъ просто о брак Габріэля Титльбета Титмауза съ Джанетою Джонсонъ, двицею. Стало-быть, или оба свидтеля ошибались насчетъ того, что она имла другія имена, или на дн всего этого должна была скрываться какая-нибудь странная тайна, которая наконецъ и открылась. Двичье имя этой женщины было Гёббинсъ. Посл того она вышла въ Стаффордшир за веревочника, по имени Оклей, но бросила его, посл двухъ или трехъ лтъ, прожитыхъ въ безпрестанной ссор, и переселилась въ Йоркширъ, гд жила нсколько времени у своей тетки, той самой слпой старухи Бессъ, которую читатель помнитъ. Впослдствіи она познакомилась съ Габріэлемъ Титльбетомъ Титмаузомъ, и чтобъ скрыть прежнее замужство, такъ-какъ мужъ ея былъ все это время живъ, вышла замужъ за Габріэля Титльбета Титмауза, подъ именемъ Джонсонъ. Два года посл того, эта примрная женщина умерла, оставивъ единственнаго сына — Титльбета Титмауза, отецъ котораго перехалъ въ Лондонъ и привезъ его съ собой, а лтъ пять спустя, умеръ, оставивъ на воспитаніе Титльбета 100 или 200 фунт. въ рукахъ одного дальняго родственника. Конечно, Титмаузъ въ ту пору, когда онъ первый разъ былъ представленъ читателю, зналъ такъ же мало о непріятныхъ обстоятельствахъ, сопровождавшихъ бракъ его матери, какъ и о томъ, что онъ до нкоторой степени находится въ родн съ знатнымъ семействомъ Обри въ Йоркшир. Соображая вс эти обстоятельства, нетрудно себ представить, какимъ образомъ мистеръ Геммонъ могъ доказать неоспоримое право на сторон своего кліента, осторожно представивъ одни только т свидтельства, которыя были нужны, чтобъ доказать бракъ отца Титмауза съ Джанетою Джонсонъ, а именно, засвидтельствованную выписку изъ приходскаго списка въ Грильстон о брак этихъ лицъ, подъ означенными именами, да еще нсколько мелкихъ доказательствъ на-счетъ тождественности лицъ. Какимъ же образомъ посл этого генерал-атторней, или кто-нибудь другой изъ защитниковъ Обри, могъ проникнуть тайну, соединенную съ именемъ Джонсонъ, не имя никакого подозрнія, направленнаго прямо на это обстоятельство? Отвтчикъ въ тяжб о прав поземельной собственности неизбжнымъ образомъ находится до нкоторой степени въ неизвстности на-счетъ свидтельствъ, которыя приведены будутъ противъ него, и долженъ опровергать ихъ въ томъ вид, въ какомъ они будутъ предложены ему на суд. Стряпчій же истца, съ своей стороны побольшей — части бываетъ слишкомъ-благоразуменъ, чтобъ призвать въ судъ свидтелей, которые, при строгомъ допрос, могутъ открыть боле чмъ нужно или желательно.

Мистеръ Геммонъ довольно-страннымъ образомъ узналъ объ истинномъ положеніи дла. Занятый сборомъ и приведеніемъ въ порядокъ пунктовъ, поддерживающихъ право истца, подъ руководствомъ мннія мистера Линкса, онъ наткнулся на одного свидтеля, который проронилъ нсколько выраженій, вдругъ напомнившихъ ему два маленькіе документа, которые, незадолго передъ тмъ, достались въ его руки, но которымъ до той поры онъ не приписывалъ ни малйшей важности. Этотъ случай такъ сильно его встревожилъ, что онъ тотчасъ вернулся въ Лондонъ, чтобъ освидтельствовать эти бумаги. Он получены были Снапомъ отъ слпой старухи Бессъ. У ней, по правд сказать, онъ просто укралъ ихъ во время одного изъ тхъ посщеній, о которыхъ прежде было говорено, отъискавъ об бумажки въ старой Библіи, спрятанной въ еще боле-старомъ парусинномъ мшк. Документы эти были, вопервыхъ, письмо нкоего Джемса Оклея, къ своей жен, въ которомъ онъ писалъ ей, что умираетъ, что до него дошли слухи, будто она живетъ съ другимъ мужемъ, и увщевалъ ее перемнить свое дурное поведеніе, вовторыхъ, письмо Габріэля Титльбета Титмауза къ той же особ, въ которомъ онъ упрекаетъ ее въ пьянств и въ развратномъ поведеніи, прибавляя, что знаетъ такъ же хорошо, какъ и она сама, что онъ можетъ отправить ее въ ссылку во всякое время, когда ему вздумается, и потому совтуетъ ей подумать о томъ, что она длаетъ. Это письмо написано было въ провинціальной тюрьм, гд Титмаузъ сидлъ за какіе-то проступки противъ законовъ о краж дичи. Слпая старуха Бессъ была ужъ очень-слаба, когда ея племянница пріхала жить вмст съ ней, и хотя знала о ея безпутномъ поведеніи, но никогда не воображала о существованіи какого-нибудь родства между знатнымъ семействомъ барскаго дома и сыномъ ея племянницы. Таковы-то были два документа, уничтоженные мистеромъ Титмаузомъ въ ту пору, когда Геммонъ вврилъ ихъ на минуту въ его руки. Хоть я и не приписываю имъ такой важности, какую приписывалъ мистеръ Геммонъ, потому-что не вижу, какимъ образомъ онъ могъ бы воспользоваться ими для достиженія своихъ цлей, но меня не удивляетъ, что онъ думалъ иначе. Документы эти были такъ опасны, что онъ не смлъ посовтоваться о нихъ съ какимъ-нибудь свдущимъ юристомъ. Онъ не показывалъ ихъ никому и держалъ въ-тайн то открытіе, къ которому они повели, не довряя этой тайны даже ни одному изъ своихъ партнёровъ. Прежде чмъ дло разобрано было на ассизахъ, мистеръ Геммонъ зналъ ужь вс факты, теперь въ первый разъ изложенные передъ читателемъ, и съ самаго начала имлъ намреніе воспользоваться огромнымъ могуществомъ, которое они должны были доставить ему современемъ для достиженія цлей необузданнаго честолюбія. Такимъ-образомъ Титмаузъ былъ дйствительно и вдвойн незаконно-рожденный: вопервыхъ, потому, что его мать совершила преступленіе двумужества, выйдя замужъ за его отца, а вовторыхъ, если бы даже этого и не было, то одно ужь то, что она была обвнчана подъ ложнымъ именемъ, могло быть достаточно, чтобъ сдлать бракъ ея недйствительнымъ, а дтей незаконными.

Таково-то было гибельное открытіе Коммисіи Церковнаго Суда, которое скоро должно было обнаружить всему свту, какимъ образомъ хитрыя интриги мистера Геммона дали возможность такому маленькому и жалкому созданію, какъ Титмаузъ, не только лишить мистера Обри всего состоянія, но даже вступить въ бракъ съ леди Сесиліею, послднимъ прямымъ потомкомъ знатной фамиліи Дрелинкуртовъ, помрачить честь одного изъ самыхъ-древнихъ родовъ гордой англійской аристократіи. На голову мистера Геммона это открытіе упало, какъ громовой ударъ. Нсколько часовъ сряду онъ былъ совершенно-уничтоженъ, способности его пришли въ оцпенніе. Онъ не въ силахъ былъ ни обдумать своего положенія, ни представить себ огромныя и страшныя послдствія, которыя должны были неизбжно и почти немедленно произойдти. Онъ лежалъ на соф цлую ночь, не смыкая глазъ, не шевеля ни однимъ мускуломъ. Служанка его вошла съ ночникомъ, поправила лампу, разгребла огонь въ камин и ушла, полагая, что онъ уснулъ. Огонь погасъ, потомъ погасла и лампа, и когда, около восьми часовъ, на другой день поутру, мистриссъ Броунъ снова вошла, онъ все еще лежалъ на соф. Страшная блдность и дикое выраженіе лица перепугали ее до такой степени, что, не сказавъ ему ни слова, она въ ту же минуту побжала за докторомъ. Наконецъ, когда она вернулась и сказала ему о томъ, что сдлала, слова ея пробудили Геммона изъ летаргіи, онъ всталъ съ софы и просилъ ее идти снова сказать доктору, чтобъ онъ не приходилъ, потому-что не было никакой надобности. Съ тяжелымъ вздохомъ отправился онъ въ уборную, окончилъ свой туалетъ и потомъ, свъ у стола, на которомъ стоялъ завтракъ, онъ въ первый разъ сдлалъ могущественное усиліе воли, чтобъ обратить свой умъ на ужасное несчастіе, его постигшее. Черезъ нсколько минутъ явился къ нему мистеръ Кводъ.

— Дло очень, очень-непріятнаго рода, мистеръ Геммонъ! сказалъ онъ, съ мрачнымъ лицомъ садясь возл него.— Я полагаю, что это окончитъ процесъ.

— Да, конечно, я думаю самъ, что намъ не прійдется идти дале, отвчалъ мистеръ Геммонъ, стараясь всми силами говорить спокойно. Затмъ наступило молчаніе.

— Но я полагаю, что они не остановятся на этомъ, сказалъ, немного погодя, мистеръ Кводъ:— съ такими фактами въ рукахъ, они, разумется, откроютъ атаку на Яттонъ!

— Въ такомъ случа, я готовъ дать имъ отпоръ, сказалъ Геммонъ, убжденный въ душ, что единственная цль посщенія мистера Квода состояла въ уплат счета — очень-благоразумная забота, конечно, принимая во вниманіе неблагопріятное окончаніе дла.

— Какъ могло все это ускользнуть отъ меня въ ту пору, когда я готовилъ дло къ ассизамъ? замтилъ Геммонъ, помолчавъ нсколько времени и бросая украдкою тревожный взглядъ на своего собесдника.

— Да, я надюсь, что это докажетъ вамъ, юристамъ Обычнаго Права, что у насъ въ Докторскихъ Коллегіяхъ есть нсколько штучекъ, которыя вамъ не мшало бы перенять, отвчалъ мистеръ Кводъ. Помните, что я говорилъ вамъ съ самаго начала? Вы удивляетесь, что вы не могли этого открыть. Да вотъ, сударь мой, никто не могъ, пока мы не открыли! Между-прочимъ, позвольте спросить: что же, мы будемъ еще биться изъ-за этого дла, или бросимъ его теперь, потому-что нужно ршить это разомъ? Дло не стоитъ того, чтобъ тратить деньги на консультацію.

— Я пришлю вамъ отвтъ сегодня, мистеръ Кводъ, отвчалъ Геммонъ, едва скрывая въ груди своей чувство задавленнаго бшенства, и такимъ образомъ онъ усплъ отдлаться на-время отъ этого гостя.

Посл того Геммонъ перечиталъ съизнова вс показанія и началъ соображать, какъ могъ, что ему слдовало предпринять. Ему нужно было серьёзно объ этомъ подумать, потому-что (какъ онъ самъ убдился въ томъ скоро) въ лиц мистера Роннинтона онъ имлъ дло съ непримиримымъ врагомъ, малйшія движенія котораго были равно сильны, быстры и искусны. Этотъ послдній джентльменъ, преслдуя свой ударъ и дйствуя по совтамъ сэра Чарльзя Вустенгольма, вопервыхъ, объявилъ черезъ мистера Паунса, свое намреніе продолжать искъ о распоряженіи имуществомъ покойной леди Стрэттонъ. Но онъ скоро увидлъ, что непріятель на этомъ пункт бросилъ позицію. Мистеръ Кводъ формально увдомилъ мистера Роннинтона, что мистеръ Титмаузъ не намренъ сопротивляться доле. Это ужь было недурно! Тотчасъ посл того мистеръ Роннинтонъ отправился въ Стаффордширъ и въ Йоркширъ, въ-сопровожденіи мистера Паунса и своего собственнаго повреннаго клерка, чтобъ удостовриться еще боле-ясно и убдительно въ сущности доказательствъ, подтверждающихъ незаконность Титмауза. Разъисканія его были такъ удовлетворительны, что, черезъ недлю по возвращеніи въ Лондонъ, онъ объявилъ тяжбу на право владнія всмъ яттонскимъ имніемъ и послалъ объявленія мистеру Титмаузу и каждому изъ фермеровъ, занимавшихъ земли въ имніи. Затмъ онъ извстилъ послднихъ, чтобъ они впередъ не платили денегъ никому, кром Чарльза Обри, эсквайра, или агентовъ, законнымъ образомъ отъ него уполномоченныхъ, а отъ мистера Титмауза, отъ гг. Блёдсека и сына и отъ гг. Кверка, Геммона и Снапа онъ формальнымъ образомъ потребовалъ выдачи владтельныхъ документовъ. Кром-того, онъ напечаталъ въ газетахъ объявленіе, предостерегавшее всхъ и каждаго отъ ссуды денегъ подъ залогъ яттонскаго имнія, ‘прежде принадлежавшаго Чарльзу Обри, эсквайру, и нын отъискиваемаго имъ же, но въ настоящее время несправедливымъ образомъ удерживаемаго Титльбетомъ Титмаузомъ, эксквайромъ, и о возвращеніи котораго имнія въ руки законнаго владльца тяжба начата и нын продолжается, а также отъ ссуды денегъ подъ залогъ акта, 26 іюля 18….то года, совершеннаго лордомъ Де-ля-Зушемъ и Чарльзомъ Обри, эсквайромъ, въ обезпеченіе уплаты Титльбету Титмаузу 10,000 ф. съ процентами къ 24-му января слдующаго года, по той причин, что актъ сей полученъ былъ недобросовстнымъ образомъ, подъ фальшивымъ и злобнымъ предлогомъ’. Эти и другія подобныя объявленія насчетъ того же самаго предмета, появившіяся въ газетахъ, къ большому смущенію Геммона, попались на глаза Герцогу Танталляну и поразили его ужасомъ при вид такого ршительнаго и публичнаго подтвержденія самыхъ страшныхъ его опасеній. Подобное же дйствіе произвели они и на миссъ Максплейханъ, которая, впрочемъ, успла отстранить ихъ на-время отъ вниманія несчастнаго графа Дреддлинтона. Но были нкоторыя другія лица, которыхъ эти объявленія привели въ жесточайшее смятеніе и тревогу, а именно, три джентльмена еврейскаго происхожденія: Мордохей Грейпъ, Мефибошевъ Мехархаляль-хашъ-бацъ и Израель Фенгъ. Лица эти въ настоящее время были хранителями владтельныхъ документовъ мистера Титмауза съ правомъ, какъ они ласкали себя надеждою, получить до 70,000 фун., выданныхъ ими въ займы чистыми наличными деньгами мистеру Титмаузу, подъ залогъ его имнія въ Яттон. Послдній изъ этихъ джентльменовъ, старый мистеръ Фенгъ, одинъ ссудилъ немене 20,000 ф. Онъ былъ первый, къ которому обратились гг. Кверкъ, Геммонъ и Снапъ, и, къ большому счастію своему, онъ усплъ получить добавочное обезпеченіе на всю сумму займа, а именно, поруку нашего стараго пріятеля Томаса Тэг-Рэга, содержателя туалетнаго магазина въ Оксфордской Улиц, подъ No 375 и владльца Атласной Дачи въ Клепхем, въ графств Сюррей. Какъ только смущенный израильтянинъ узналъ положительнымъ образомъ, черезъ своего стряпчаго, что тяжба заведена дйствительно обо всемъ имніи отъ имени того самаго, который такъ недавно и такъ неожиданно его потерялъ, онъ завопилъ въ неистовств: ‘О, Босе! О, Босе мой! Взысците съ Тэг-Рэга, взысците по его ручательству, взысците скоре, чтобъ намъ не опоздать!’ и желаніе его было исполнено. Страшно сказать: двое огромныхъ сыщиковъ на другой день вошли прямо въ магазинъ мистера Тэг-Рэга, который сидлъ въ своемъ маленькомъ кабинет, съ перомъ въ рукахъ, прилежно сводя какіе-то счеты — вошли, схватили и потащили, безъ церемоніи, едва давъ ему время надть свою шляпу и едва удостоивъ его нсколькихъ словъ короткаго и суроваго объясненія, между которыми слышно было: ‘30,000 ф.’ Тэг-Рэгъ сопротивлялся отчаянно, громко призывая на помощь своихъ конторщиковъ, вслдствіе чего эти господа перескочили черезъ прилавки, какъ-будто бы спша на выручку, а дв или три постительницы выбжали въ страх вонъ изъ магазина. Однимъ словомъ, шумъ поднялся жестокій, хотя, впрочемъ, конторщики только столпились вокругъ, не ршаясь на рукопашную схватку съ двумя дюжинами прислужниковъ закона, которые посадили свою добычу въ карету, стоявшую у подъзда. При этомъ мистеръ Тэг-Рэгъ, съ пною на губахъ и съ яростными жестами, клялся, что онъ отправитъ ихъ обоихъ въ Ботани-Бей не позже, какъ завтра. Сыщики добродушно смялись надъ нимъ и въ надлежащее время привезли его безпрепятственно въ клтку мистера Вепса, который, видя его неугомонный нравъ, пихнулъ его безъ церемоніи въ ту самую комнату, въ которой Обри заключенъ былъ на нсколько минутъ, и оставилъ Тэг-Рэга, сказавъ, что онъ можетъ писать къ своему стряпчему, если хочетъ. Тамъ Тэгъ-Рэгъ находился долго въ состояніи, доходившемъ почти до бшенства. Дйствительно, онъ могъ вообразить въ ту пору, что самъ дьяволъ задалъ себ особенную цль измучить и погубить его, потому-что, какъ бы вы думали, что такое случилось съ нимъ недале какъ дня два тому назадъ? Происшествіе, поколебавшее до основанія весь Клепхемъ, или по-крайней-мр ту часть его жителей, которая знала о существованіи Тэг-Рэговъ и достопочтеннаго Дизмаль-Хоррора. Этотъ юный джентльменъ, давно ужъ питавшій чувства нжной привязанности къ миссъ Тибет Тэг-Рэгъ, ршился вдругъ сдлать съ нею вмст, во что бы то ни стало, очень-длинную и пріятную прогулку. Короче сказать, мистеръ Дизмаль-Хорроръ увезъ дочь своего добраго пріятеля, къ величайшему скандалу и удивленію всего прихода, члены котораго составили немедленно совтъ и отршили Хоррора отъ каедры. Посл этого тесть Хоррора сдлалъ торжественно свою духовную, завщавъ все, что онъ имлъ, въ пользу вновь-устроенной диссентерской школы, а на слдующій день, какъ-разъ около того времени, когда суровый жрецъ Гритны {Гритна-Гринъ, станція на границ Шотландіи, гд простой кузнецъ часто игралъ роль свидтеля при заключеніи брачнаго условія между молодыми людьми, бжавшими изъ Англіи подъ покровительство законовъ сосдней земли, которые, для дйствительности брака, требуютъ только взаимнаго общанія при одномъ свидтел.} ковалъ цпи Гименея для счастливой и милой четы, передъ нимъ стоявшей, мистеръ Тэг-Рэгъ былъ схваченъ такимъ-образомъ, какъ было разсказано. Вс эти происшествія вмст могли бы доставить мистеру Хоррору тотъ случай, котораго онъ божился что жаждетъ, случай, очень-удобный доказать безкорыстіе своей привязанности, тмъ боле, что онъ и она стали дйствительно единственнымъ сокровищемъ на свт другъ для друга. Хорроръ долженъ былъ заняться теперь какого-нибудь другаго рода дломъ, чтобъ содержать свою милую и любящую супругу, а что касается до Тэг-Рэга, то его намренія остались совершенно-напрасны. Не было ни какой возможности оспоривать законную силу акта, находившагося въ рукахъ разъяреннаго и неумолимаго жида, который заперъ Тэг-Рэга въ тюрьму и который явно непричастенъ былъ никакому плутовству, если оно и было употреблено, при полученіи отъ Тэг-Рэга подписи подъ актомъ поручительства. Стряпчій мистера Тэг-Рэга, мистеръ Сноутъ, немедленно явился къ гг. Кверку, Геммону и Снапу освдомиться о подробностяхъ странной сдлки, по которой кліентъ его былъ вовлеченъ въ такую разорительную отвтственность, но ему отвчали запросто, что мистеръ Тэг-Рэгъ врно сошелъ съ ума, или по-крайней-мр лишился памяти, потому-что онъ самымъ обдуманнымъ образомъ совершилъ этотъ актъ, значеніе котораго мистеръ Геммонъ объяснилъ ему предварительно и подробно, и что подпись его засвидтельствована была, какъ водится, клеркомъ конторы и притомъ, въ присутствіи всхъ трехъ партнёровъ. Посл такого объясненія, мистеръ Сноутъ допросилъ мистера Амминадеба, который, ни мало не задумываясь, отвчалъ совершенную истину, то-есть, что онъ былъ позванъ нарочно, чтобы присутствовать въ качеств свидтеля при совершеніи акта мистеромъ Тэг-Рэгомъ, и что онъ видлъ, какъ тотъ добровольно подписалъ его, говоря, что онъ выдаетъ эту бумагу какъ свой актъ. Выслушавъ все это, мистеръ Сноутъ спшилъ назадъ къ своему разъяренному кліенту и старался долгое время съ похвальнымъ терпніемъ объяснить ему разительную невроятность собственнаго тэг-рэгова разсказа о дл. Это довело ихъ до очень-крупнаго спора, въ-заключеніе котораго мистеръ Тэг-Рэгъ положительно плюнулъ въ лицо мистеру Сноутъ. Мистеръ Сноутъ, человчекъ малорослый и слабый, не чувствуя себя въ-состояніи наказать Тэг-Рега за это оскорбленіе существеннымъ образомъ, немедленно вышелъ изъ комнаты, говоря, что вполн убжденъ, что мистеръ Тэг-Рэгъ просто плутъ и что онъ не хочетъ больше имть никакого дла съ такимъ человкомъ. Мистеръ Тэг-Рэгъ не могъ достать поруки на такую страшную сумму, такимъ-образомъ онъ совершилъ актъ банкрутства, допустивъ продержать себя въ тюрьм боле трехъ недль. Тотчасъ накинулись на него толпой вс его кредиторы, въ-особенности жидъ. Шумное банкрутство послдовало, и наконецъ, въ-заключеніе всего, его кредиторамъ объявленъ былъ окончательный дивидендъ — по три фартинга на фунтъ, потому-что, какъ на поврку оказалось, мистеръ Тэг-Рэгъ вдался въ спекуляціи гораздо-боле, чмъ кто-либо могъ предполагать. Не мшаетъ, между-прочимъ, упомянуть, что какъ только мистеръ Тэг-Рэгъ оказался банкрутомъ и надъ имніемъ его назначены были опекуны, эти послдніе тотчасъ подали жалобу противъ мистера Титмауза и противъ гг. Кверка, Геммона и Снапа, обвиняя ихъ въ мошеннической стачк, чтобы выманить у мистера Тэг-Рэга ручательство, и на тхъ же самыхъ основаніяхъ обратились, подкрпленные солидными показаніями подъ присягой, къ лорду-канцлеру съ просьбой вычеркнуть трехъ послднихъ изъ списка стряпчихъ. Въ-добавокъ ко всему этому, два остальные заимодавца, Мордохей Грейпъ и Мехаршаляль-хаш-бацъ, неимвшіе другаго обезпеченія на свои ссуды, кром владтельныхъ документовъ и личнаго обязательства мистера Титмауза, осаждали контору въ Сэффрон-Хил, съ утра до вечера, какъ два разъяренные демона, и едва не свели съ ума бднаго стараго Кверка. Мистеръ Снапъ отвчалъ на ихъ надоданія ршительно и дерзко, Геммонъ же рдко появлялся въ контор, а у себя на квартир не принималъ никого, извиняясь серьезною болзнью.

По долгомъ и тревожномъ размышленіи, мистеръ Геммонъ несовершенно еще лишился надежды выпутаться изъ опасностей, лично его окружавшихъ. Одинъ пріятель, занимавшій важное мсто и которому онъ дйствительно оказалъ большія политическія услуги, съ не малымъ рискомъ для самого-себя, еще недавно общалъ ему положительно, что если только нкоторыя препятствія будутъ устранены, онъ доставитъ ему очень-значительную должность на служб у правительства. Но, увы! какимъ способомъ могъ онъ вывернуться изъ своего послдняго, сокрушительнаго несчастія? Какая находчивость, какая неустрашимость могли избавить его отъ послдствій признанія, сдланнаго миссъ Обри и противорчащихъ объясненій, данныхъ герцогу Танталляну и миссъ Максплейханъ, не говоря ужъ о граф Дреддлинтон? Несмотря на то, Геммонъ ршился встртить опасность, полагаясь на собственные свои рессурсы и на помощь случая. Одно присутствіе затрудненій уже напрягало силы этого человка къ преодоленію ихъ. Онъ надялся на невозможность обвинить его прямо въ знаніи незаконности претензій Титмауза, во всякомъ случа, по-крайней-мр до эпохи гораздо-позднйшей судебнаго ршенія дла и брака Титмауза съ леди Сесиліей. Ему пришло въ голову, сверхъ-того, что онъ могъ бы значительно облегчить исполненіе своихъ намреній, еслибъ усплъ, подъ благовиднымъ предлогомъ, развязаться съ своими партнёрами, въ-особенности съ мистеромъ Кверкомъ, будучи убжденъ, что его постоянная осторожность не позволитъ ему окомпрометировать себя передъ ними или, по-крайней-мр, лишитъ ихъ средства доказать то, что они знали. Къ выполненію этого намренія ему очень-скоро представился удобный случай, которымъ онъ тотчасъ же и воспользовался.

Дней десять спустя, посл начала срока Михайлова-дня {Смотри примч. въ I. Т.}, мистеръ Кверкъ шелъ въ Палату Королевской Скамьи, надясь услышать ршеніе по двумъ или тремъ дламъ, возбуждавшимъ его интересъ и, между-прочимъ, желая узнать, прійметъ ли судъ аппеляцію, которую сэръ Чарльзъ Вустенгольмъ долженъ былъ подать въ этотъ день отъ имени Геммона противъ приговора присяжныхъ въ дл о подкуп, ршенномъ на Йоркскихъ ассизахъ. Повернувъ въ Парламентскую Улицу, онъ увидлъ въ нсколькихъ шагахъ передъ собой фигуру одного человка, которая показалась ему знакомою.

Чрезъ нсколько, минутъ стараго джентльмена бросило въ холодный потъ, потому-что въ молодомъ человк, лтъ тридцати, худомъ, блдномъ и очень-уныломъ на видъ, мистеръ Кверкъ узналъ Стэггарса, того самаго Стэггарса, котораго онъ воображалъ себ спокойно-проживающимъ въ Ботани-Бе! Человкъ этотъ былъ тотъ самый, если читатель помнитъ, который, такимъ безчестнымъ образомъ нарушилъ довренность мистера Паркинсона и довелъ до свднія Кверка недостатокъ въ доказательств правъ мистера Обри. Дло въ томъ, что мистеръ Стэггарсъ, какъ читатель помнитъ, ухалъ изъ Англіи въ жестокомъ негодованіи на поведеніе мистера Кверка въ-отношеніи къ нему, а впослдствіи ощутилъ маленькое угрызеніе совсти насчетъ собственнаго своего низкаго и безчестнаго поступка противъ джентльмена, который никогда не подалъ ему ни малйшаго повода къ вражд или мести. Онъ усплъ сообщить свои чувства на этотъ счетъ одному должностному лицу въ Ботани-Бе, которое дало ему случай объяснить это дло вполн разнымъ властямъ на родин и, въ томъ числ, одному очень-важному лицу, а именно: министру внутреннихъ длъ, бывшему прежде и до-сихъ-поръ остававшемуся большимъ пріятелемъ мистера Обри. Этотъ министръ потребовалъ свдній, насчетъ поведенія мистера Стэггарса въ ссылк, и получилъ такой удовлетворительный отвтъ, что Стэггарсу прощено было все остальное время ссылки, назначенное по приговору. Тотчасъ по возвращеніи въ Англію, что произошло за нсколько дней до начала срока Михайлова-дня, Стэггарсъ отъискалъ стряпчихъ мистера Обри, господъ Роннинтонъ, и сообщилъ имъ вполн вс факты, касавшіеся до безчестнаго поведенія мистера Кверка, при полученіи и употребленіи въ дло свднія о мнимомъ недостатк въ правахъ мистера Обри. Поравнявшись съ этимъ джентльменомъ и бросивъ на него самый тревожный, вопросительный взглядъ, Кверкъ встртилъ ужасно-значительный взоръ, и вслдъ затмъ мистеръ Стэггарсъ, повернувъ круто прочь отъ Кверка перешелъ на другую сторону улицы. Мистеръ Кверкъ былъ такъ жестоко смущенъ этимъ случаемъ, что вмсто того, чтобъ идти въ Палату, отправился тотчасъ назадъ. Кверкъ пришелъ въ свою контору въ самую ту минуту, когда его спрашивалъ одинъ клеркъ, который, увидвъ Кверка, вручилъ ему слдующій поразительный документъ, заключавшій въ себ опредленіе, данное наканун въ Суд Королевской Скамьи.

‘Прочитавъ показаніе Джонафана Стэггарса, показаніе Джемса Паркинсона и Чарльза Роннинтона, и рукопись, отмченную буквою А, при нихъ приложенную, опредлили, дабы Калебъ Кверкъ, джентльменъ, стряпчій сего суда, въ слдующую среду указалъ причину, почему онъ не долженъ немедленно выдать Чарльзу Обри, эсквайру, дла и документы обозначенные въ рукописи, присемъ приложенной и отмченной буквою А, а также почему онъ не долженъ отвчать на предметы, содержащіеся въ у помянутыхъ показаніяхъ’.

‘По требованію сэра Чарльза Вустенгольма’.

‘Отъ Суда‘.

‘О, Боже мой!’ воскликнулъ мистеръ Кверкъ невнятно и, опускаясь въ свои кресла, спросилъ о мистер Геммон, но, по обыкновенію, Геммона не было въ контор и въ этотъ день. Приказавъ мистеру Амминадебу достать немедленно копіи съ показаній упомянутыхъ въ опредленіи суда, мистеръ Кверкъ отправился къ мистеру Геммону на квартиру, но не засталъ дома этого джентльмена. На слдующій день мистеръ Геммонъ явился въ контору, но мистера Кверка тамъ не было. Войдя, однакожь, въ кабинетъ стараго джентльмена, мистеръ Геммонъ увидлъ на стол упомянутое опредленіе и при немъ копіи съ показаній, но которымъ опредленіе было выдано. Торопливо пробжавъ ихъ глазами, Геммонъ положилъ вс бумаги снова на столъ въ томъ вид, какъ нашелъ ихъ, и отправился въ свою собственную комнату, сильно-взволнованный, но съ твердымъ намреніемъ дождаться прихода мистера Кверка и сдлать видъ, будто онъ узнаетъ отъ него въ первый разъ объ этихъ бумагахъ. Онъ сидлъ дйствительно погруженный въ думу, съ лицомъ жестоко-блднымъ и измученнымъ, какъ вдругъ мистеръ Кверкъ вбжалъ торопливо въ его комнату съ опредленіемъ и показаніями въ рукахъ.

— Ахъ, Боже мой, Геммонъ! Какъ вы поживаете, Геммонъ? пробормоталъ онъ.— Сколько лтъ мы съ вами не видались! Гд это вы были? Какъ вы поживаете?.. и онъ пожалъ очень-горячо холодную руку мистера Геммона, который не отвчалъ на это пожатіе.

— Я несовсмъ-здоровъ, мистеръ Кверкъ. Но вы, кажется, взволнованы! Ужь не случилось ли чего-нибудь новаго?..

— Новаго? Да, ей-Богу, мой милый Геммонъ, дйствительно новое! Вотъ тутъ новый врагъ вышелъ въ поле! я право съ ума сойду! Посмотрите, Геммонъ, посмотрите! Онъ подалъ опредленіе и показаніе и слъ самъ возл Геммона.

— Что это? отвчать на содержащіяся показанія! произнесъ Геммонъ съ изумленіемъ. Какъ! Что жь вы такое сдлали, мистеръ Кверкъ? И что это за человкъ, этотъ Джонафанъ Стэггарсъ?

— Вы спрашиваете кто такой Стэггарсъ? повторилъ Кверкъ, разинувъ ротъ.

— Да, мистеръ Кверкъ, Стэггарсъ. Кто онъ такой? повторилъ Геммонъ непоколебимо.

— Стэггарсъ — разв вы не знаете, Геммонъ?.. помните… Стэггарсъ? спросилъ мистеръ Кверкъ, робко устремивъ на партнёра глаза.— Стэггарсъ… Стэггарсъ… вы знаете? Да не-уже-ли же вы его не помните? О, будь онъ проклятъ!.. Полноте, полноте, Геммонъ!

— Да кто онъ такой? опять спросилъ Геммонъ, довольно-сурово.

— Ахъ Боже мой! Ахъ Боже мой, Боже мой! воскликнулъ мистеръ Кверкъ въ отчаяніи. Что жь это вы хотите, Геммонъ? Вы врно не думаете… не можетъ-быть, чтобъ вы хотли… а? Это Стэггарсъ… вы знаете? Мы его защищали, помните? и онъ былъ сосланъ за то, что обокралъ Паркинсона. Помните, какъ мы узнали отъ него эту исторію про мистера Обри?

Пока мистеръ Кверкъ говорилъ все это, съ лихорадочнымъ напряженіемъ и поспшностью, мистеръ Геммонъ просматривалъ съ любопытствомъ, какъ-будто бы въ первый разъ, показанія, приложенныя къ опредленію суда.

— Можетъ ли быть? Господи Боже мой! мистеръ Кверкъ! произнесъ онъ вдругъ, встрепенувшись.— Не-уже-ли эти показанія имютъ какое-нибудь, хотя малйшее основаніе на дл?

— Да, чортъ побери! имютъ, и вы это знаете нехуже моего, Геммонъ! возразилъ мистеръ Кверкъ очень-горячо и нетерпливо.— Полноте, полноте, поздно ужь вамъ немножко корчить такую невинность!

— И вы осмливаетесь, мистеръ Кверкъ, глядя мн прямо въ глаза, взводить на меня такую клевету? выставлять меня участникомъ того грубаго и безчестнаго поведенія, въ которомъ здсь обвиняютъ васъ подъ присягою, въ которомъ дйствительно вы сами признаете себя виноватымъ?

— Будь я проклятъ, если я не не осмливаюсь, сударь, Геммонъ! отвчалъ мистеръ Кверкъ, ударивъ рукой по столу, посл долгаго молчанія, впродолженіе котораго онъ былъ совершенно озадаченъ.— Помилуйте, да этакъ вы скоро станете уврять, что меня зовутъ не Калебомъ Кверкомъ, а какъ-нибудь иначе! Какъ, чортъ возьми! Да вы меня съ ума сводите! Вы сами врно съ ума сошли!..

— Какъ вы смете оскорблять меня, сэръ, обвиняя въ потворств вашему безчестному и позорному поведенію?

— А, а! Въ самомъ дл? Вы не знаете, какъ мы въ первый разъ напали на слдъ всего этого дла? Ха, ха, ха! Не бось оно упало съ облаковъ къ намъ, въ контору?.. О, Боже мой, Боже мой! Геммонъ, это нехорошо оставлять стараго друга въ такой ужасной крайности!

— Я говорю вамъ, мистеръ Кверкъ, что мн никогда и въ голову не приходило, чтобъ этотъ мерзавецъ Стэггарсъ — фу! Я бы плюнулъ на все это дло, я бы скорй бросилъ фирму!

— Вотъ вы какъ, Геммонъ! Продолжайте, продолжайте, это чрезвычайно-забавно! Да, забавно право, ха, ха, ха!

— Теперь не время шутить, сэръ, поврьте мн. Позвольте мн сказать вамъ откровенно, что я, конечно, имлъ съ самаго начала подозрніе насчетъ того, какими средствами получили вы эти свднія, но, соображая наши относительныя положенія, я не считалъ себя въ-прав дйствовать съ вами слишкомъ-настойчиво. О, мистеръ Кверкъ! я право пораженъ сверхъ всякой мры. Что подумаетъ наше сословіе!..

— Чортъ побери сословіе!.. Вы мн скажите, что я долженъ думать о васъ? Да вы отъ роднаго отца, пожалуй, откажетесь!

— Я былъ несчастливъ, мистеръ Кверкъ, я былъ неостороженъ, все это можетъ быть, но я никогда не былъ безчестенъ, и я ни за что въ мір не согласился бы, чтобъ имя мое участвовало въ такой адской сдл…

— Полноте, полноте! А кто хотлъ, чтобъ я поддлалъ надгробный камень? спросилъ мистеръ Кверкъ, бросивъ острый взглядъ на своего пріятеля.

— Хотлъ, чтобъ вы поддлали надгробный камень, сэръ?.. повторилъ Геммонъ съ изумленнымъ видомъ.

— Да, да, чтобъ я поддлалъ надгробный камень, повторилъ мистеръ Кверкъ, понизивъ голосъ и шлёпнувъ одной рукой о другую.

— Клянусь вамъ честью, мистеръ Кверкъ, мн жаль васъ: вы сошли съ ума!

— Вы, вы хотли, чтобъ я поддлалъ надгробный камень, будь я проклятъ, если это не правда!

— Вы бы лучше пошли домой, мистеръ Кверкъ, и приняли какое-нибудь лекарство, чтобъ освжить вашу голову, потому-что вы совсмъ сбиваетесь съ толку, сказалъ Геммонъ.

— О Геммонъ, Геммонъ! И вамъ не стыдно за самого себя? Ну полноте — совсть между ворами! Имйте же совсть хоть разъ…

— Ваше поведеніе такъ странно, мистеръ Кверкъ, что я принужденъ васъ просить выйдти изъ моей комнаты, сэръ.

— Такъ нтъ же, не выйду, комната принадлежитъ тоже и мн! возразилъ Кверкъ, щолкнувъ пальцами съ отчаянно-ршительнымъ видомъ.

— Въ такомъ случа, сэръ, я выйду самъ, возразилъ Геммонъ съ низкимъ поклономъ, и, взявъ шляпу, пошелъ къ дверямъ.

— Геммонъ, Геммонъ! не уходите, останьтесь! кричалъ Кверкъ, но онъ кричалъ напрасно: мистеръ Геммонъ ушелъ окончательно, оставивъ мистера Кверка на волоск отъ сумасшествія.

Скоро посл того Кверкъ отправился въ комнату Снапа, который сидлъ тамъ одинъ, въ жестокомъ гор и страх. Хотя Снапу и казалось, что онъ никогда не былъ принятъ, какъ слдуетъ, въ довренность старшихъ своихъ партнёровъ въ длахъ очень-важнаго рода, происходившихъ въ контор въ-теченіе послднихъ двухъ лтъ, но теперь, когда все пошло вверхъ дномъ, мистеръ Кверкъ и мистеръ Геммонъ начали очень-чистосердечно допускать, что Снапъ помогалъ имъ во всемъ съ самаго начала. Дйствительно, Снапъ перепуганъ былъ до смерти ужаснымъ поворотомъ, который принимали дла. Ему одному доставалось выдерживать напоръ жестокихъ надоданій трехъ взбшенныхъ жидовъ. Онъ включенъ былъ въ полдюжину обвиненій въ обман и въ стачк, по милости этихъ проклятыхъ жидовъ и опекуновъ, назначенныхъ надъ имуществомъ мистера Тэг-Рэга, и одному Богу извстно, какія другіе сюрпризы готовились для него впереди. Снапъ удивлялся, какъ они еще не вздумали вклеить его имени въ т бумаги, которыя получены были въ этотъ день и которыя, казалось, перевернули голову мистера Кверка вверхъ дномъ. Но, зная собственную свою невинность, онъ ршился держаться до послдней крайности, съ цлью, въ случа, если товарищество ихъ лопнетъ, собрать средства на заведеніе изрядной маленькой практики изъ остатковъ.

Отчасти пренебрегая послдствіями, а частью для выполненія нкоторыхъ намреній, имъ принятыхъ, Геммонъ довершилъ на слдующій день поутру свой разрывъ съ мистеронъ Кверкомъ, пославъ ему и Снапу формальное письменное увдомленіе о своемъ намреніи выйдти изъ ихъ товарищества, на основаніи правилъ ихъ договора, черезъ мсяцъ, считая отъ настоящаго дня. При этомъ онъ ршился не принимать вовсе никакого участія въ дл, на которое вниманіе мистера Кверка такъ строго обращено было Судомъ Королевской Скамьи, оставивъ этого человка раздлываться съ своими затрудненіями какъ онъ уметъ. Но что ему самому было длать? Онъ не могъ двинуться ни на шагъ въ какую бы то ни было сторону, за недостаткомъ денегъ, и съ каждымъ часомъ запутывалъ себя все боле и боле въ этомъ отношеніи. Дло въ Церковномъ Суд онъ бросилъ, и мистеръ Кводъ тотчасъ прислалъ ему тяжелый счетъ, требуя немедленной уплаты и напоминая мистеру Геммону, что онъ ручался за эту уплату во всякомъ случа. Съ другой стороны, поземельная тяжба, въ огромномъ размр, была начата, производилась ршительнымъ образомъ и грозила потерею всего имнія въ Яттон. Слдовало ли сопротивляться? А если слдовало, то откуда взять необходимыя средства въ такую пору, когда Геммонъ вынужденъ былъ вести защиту по четыремъ обвиненіямъ въ обман и стачк, защиту, соединенную съ разорительными издержками? Что же касается до недоимки по счету, которая оставалась въ долгу за мистеромъ Обри, то она таяла съ часу на часъ въ Счетной Управ и грозила, безъ малйшаго сомннія, повести за собой новый искъ противъ нихъ, по жалоб мистера Обри на злоумышленный арестъ. ‘Нельзя ли, думалъ Геммонъ, извлечь какую-нибудь пользу изъ двухъ векселей мистера Обри, уничтоживъ искъ по взысканію, и продавъ векселя съ большою уступкою?’ Онъ справлялся объ этомъ предмет, но узналъ, что такой шагъ нельзя было сдлать, такъ-какъ ничто не могло дать лицу постороннему боле-дйствительное право на взъисканіе этихъ денегъ съ мистера Обри, чмъ самъ мистеръ Титмаузъ имлъ. Кром этого препятствія, впрочемъ, другое, неожиданное, возникло со стороны мистера Спитфейра, который теперь держалъ мистера Геммона въ рукахъ и настаивалъ на продолженіи исковъ, между-тмъ какъ Геммонъ, въ свою очередь, поставленъ былъ подъ шахъ и матъ отношеніемъ мистера Роннинтона въ Канцлерскій Судъ, изъ котораго вышло запрещеніе производить эти иски до-тхъ-поръ, пока не будетъ извстенъ окончательный результатъ тяжбы о прав владнія, а въ случа, если истецъ выиграетъ, то до-тхъ-поръ, пока не будетъ вытребованъ отчетъ о деньгахъ, полученныхъ мистеромъ Титмаузомъ за доходы неправильнаго владнія. Въ такомъ положеніи дла, никто, разумется, не согласился бы дать въ займы ни фартинга подъ залогъ права мистера Титмауза на яттонское имніе, и дорого-купленная дарственная запись мистера Геммона на 2,000 фунт. въ годъ стала простымъ, истраченнымъ понапрасну пергаментомъ и, какъ простой пергаментъ, Геммонъ ее уничтожилъ. Объявленія, напечатанныя въ газетахъ на-счетъ обязательства, даннаго лордомъ Де-ля-Зушемъ, удачно помшали мистеру Геммону сдлать заемъ подъ залогъ этого документа. Мистеръ Геммонъ сталъ думать о вырубк лса въ Яттон, но точно, какъ-будто этотъ шагъ съ его стороны былъ предвиднъ, едва успли срубить пару деревьевъ на отдаленномъ конц имнія, какъ вдругъ пришло запрещеніе изъ Лондона отъ лорда канцлера, и такимъ образомъ положенъ былъ конецъ всмъ доходамъ съ этого мста. ‘Не попытаться ли’, думалъ Геммонъ, ‘предложить сдачу Яттона безъ промедленія и безъ издержекъ, связанныхъ съ такою обширною тяжбою’? Но нтъ, надъ нимъ стали бы смяться. Они должны были скоро увидть, что у него нтъ матеріальныхъ средствъ поддерживать тяжбу, еслибы даже и было съ его стороны что поддерживать. Мистеръ Геммонъ понялъ, что позиція мистера Обри была уже неприступна и всякая мысль о полюбовной сдлк — совершенно-смшна. Что касается до собственныхъ средствъ Геммона, то онъ не имлъ никакихъ, потому-что въ послднее время онъ перенесъ большія потери въ своихъ оборотахъ съ англійскими и иностранными фондами, да притомъ пострадалъ жестоко и неожиданно черезъ свои связи съ двумя или тремя эфемерными компаніями того времени. Мало того, съ него могли потребовать каждую минуту до 3,000 фунт., занятыхъ вмст съ Титмаузомъ, по совокупному и раздльному обязательству, и онъ жилъ въ постоянномъ страх, чтобъ ежеминутно-повторяющіеся дурные слухи о немъ не дошли до ушей этого особаго кредитора и не ускорили съ его стороны требованія уплаты. Къ досад, причиненной этимъ прямымъ денежнымъ затрудненіемъ, и къ ршительной невозможности пріискать какое бы то ни было средство поправить свои дла, присоединялись другіе источники тревоги и мучительнаго раздраженія.

Увренность, что онъ долженъ былъ казаться ужаснымъ лжецомъ и даже плутомъ въ глазахъ герцога Тангалляна, графа Дреддлинтона, миссъ Максплейханъ, семейства Обри и миссъ Обри, однимъ словомъ всхъ тхъ, кто только зналъ или слышалъ о его поступкахъ — терзала его жестоко, доводила почти до отчаянія. И когда Геммонъ размышлялъ, что то значительное лицо, вниманія котораго онъ добивался всегда очень-заботливо и до нкоторой степени даже успшно, должно было непремнно узнать обо всхъ тяжкихъ обвиненіяхъ, возникшихъ противъ него, вслдствіе разныхъ жалобъ — душа замирала въ груди у Геммона. Короче сказать, къ этому времени ясно было, что дьяволъ, въ конц ужасной игры своей, прижалъ пріятеля Геммона въ уголокъ.

Подобнымъ же образомъ и мистеръ Титмаузъ имлъ свои маленькія горести. Онъ вдругъ доведенъ былъ почти буквально до нищеты. Кредиторы его, всякаго рода и объема, казалось, руководимы были духомъ закона Двнадцати Таблицъ, который, законъ, въ случа, если должникъ становился несостоятельнымъ, давалъ кредиторамъ право рзать его на части, въ буквальномъ смысл, тлесно и пропорціонально относительному объему ихъ долговыхъ претензій. Иски заведены были противъ Титмауза тремя жидами объ уплат капитальныхъ суммъ и процентовъ, должныхъ имъ по залогу имнія. Съ полдюжины взъисканій производилось съ Титмауза по векселямъ и заемнымъ письмамъ, на разныя суммы денегъ, занятыхъ на условіяхъ самаго чудовищнаго лихоимства. Врядъ ли хоть одинъ купецъ въ Лондон или въ окрестностяхъ, съ которымъ Титмаузъ когда-нибудь имлъ дло, не преслдовалъ его, или не собирался преслдовать. Вс предметы омеблировки въ Яттон и на столичной его квартир, его кабріолеты, сбруя, лошади — все, все исчезло. Еслибъ собственная особа его не была подъ защитою привилегій парламента, онъ былъ бы схваченъ разомъ когтями по-крайней-мр цлой сотни алчныхъ и разбшоныхъ кредиторовъ, и о немъ никто на свт не услыхалъ бы боле ни слова, разв только отъ времени до времени, по случаю какой-нибудь слабой и напрасной мольбы объ освобожденіи въ силу закона о несостоятельныхъ должникахъ. Дошло до-того, что, узжая изъ Яттона, онъ вынужденъ былъ занять 5 фунтовъ у бднаго доктора Тэсема, который, какъ ни сильно былъ изумленъ такою просьбою и какъ ни трудно было для него исполнить ее, далъ ему въ займы охотно просимую сумму, и Титмаузъ, маленькой бсёнокъ, общалъ прислать доктору пяти-фунтовой билетъ, по прибытіи въ Лондонъ, съ первою почтою. Но если бы Титмаузъ намренъ былъ вспомнить свое общаніе когда-нибудь, то исполнить его для него было такъ же невозможно, какъ прислать доктору Тэсему митру архіепископа кентербюрійскаго, вслдствіе чего бдный докторъ долженъ былъ отложить давно-задуманную покупку чернаго сюртука и брюкъ на неопредленное время. Черезъ день, по возвращеніи въ Лондонъ, Титмаузъ отправился въ Сэффрон-Хиль и вошелъ въ контору въ ту самую минуту, когда мистеръ Кверкъ и мистеръ Снапъ, покинутые мистеромъ Геммономъ, старались, въ большомъ сокрушеніи и страх, состряпать свое собственное показаніе въ отвтъ на т, по которымъ дано было опредленіе суда. Мистеръ Амминадебъ, посл короткаго и нершительнаго сопротивленія, уступилъ настоятельнымъ просьбамъ Титмауза и впустилъ его въ комнату мистера Кверка.

— Ахъ, Боже мой! вы, вы, вы… окаянный маленькій бездльникъ! закричалъ мистеръ Кверкъ, запинаясь отъ бшенства, съ лицомъ блднымъ, какъ полотно. Онъ подошелъ къ Титмаузу торопливо, схватилъ его за воротникъ и вытолкалъ вонъ изъ комнаты.

— Позвольте! позвольте! оставьте, сэръ, какъ вы смете? Я членъ парла…

— Вотъ я теб дамъ, членъ! Вонъ отсюда, бездльникъ! Пошелъ вонъ!

— Клянусь Богомъ… я… я возьму другаго стряпчаго… говорилъ Титмаузъ, задыхаясь, въ напрасной борьб съ мистеромъ Кверкомъ.

— У! бестія! воскликнулъ Снапъ, который держался возл мистера Кверка, готовый помочь ему, если потребуется.

— Что жь это такое, а?.. Что жь я такое сдлалъ? чортъ возьми! Да оставьте же, полно, руки долой!..

— Если только вотъ… если только когда-нибудь… вотъ только осмлься когда-нибудь показать свою проклятую, маленькую рожу сюда опять!.. говорилъ мистеръ Кверкъ, заикаясь и дрожа отъ бшенства.

— Да это нарушеніе моихъ правъ! да я клянусь! я… я… непремнно подамъ на васъ жалобу, сегодня, въ палат!..

Къ этому времени вытолкали Титмауза вонъ изъ дверей, на улицу, и двери съ яростью захлопнулись за нимъ вслдъ. Небольшая толпа собралась вокругъ него въ ту же минуту, и Титмаузъ хотлъ ужь обратиться къ ней съ краснорчивымъ негодованіемъ, но увидвъ полицейскаго, подходившаго съ грознымъ лицомъ, улизнулъ и пошелъ обратно домой, въ убійственномъ состояніи духа. Выбравшись изъ Сэффрон-Хиля, блдный какъ смерть, спшилъ Титмаузъ въ Тевейское Подворье и трепетнымъ голосомъ спросилъ мистера Геммона, но этотъ джентльменъ отдалъ особенное приказаніе не принимать его ни подъ какимъ видомъ. Еще и еще разъ заходилъ Титмаузъ туда, и оба раза опять не былъ впущенъ. Нсколько разъ караулилъ онъ по цлому часу, думая подстеречь мистера Геммона на пути, но и это было напрасно. Письмо за письмомъ посылалъ онъ, но вс они равно оставались безъ отвта, и наконецъ служанка отказалась ихъ принимать. Геммонъ не смлъ встртить Титмауза не потому, чтобъ онъ его боялся, но потому, что онъ опасался за самого-себя.

Увидвъ, что т, кого онъ считалъ законными своими защитниками, покинули его такимъ безнравственнымъ и неблагодарнымъ образомъ, Титмаузъ ршился быть вренъ самому-себ и устремилъ вс силы своего ума на соображеніе того, что ему слдовало предпринять въ такихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ? Посл долгаго и глубокаго размышленія, счастливая мысль пришла ему въ голову. Не зная хорошенько положенія длъ и не подозрвая того, что въ-сущности мистеръ Обри ужь почти вернулъ въ свои руки потерянное имніе, Титмаузъ сообразилъ, что, по всей вроятности, его противникъ радъ будетъ ухватиться за какое бы то ни было предложеніе полюбовной сдлки, потому что онъ, Титмаузъ, иметъ надъ нимъ ршительный перевсъ, сохраняя на своей сторон ⁹/₁₀ закона, т. е. фактическое владніе имніемъ. Еслибъ Титмаузъ предложилъ разршить вс затрудненія, женясь на миссъ Обри, то бды изъ этого не могло бы выйдти никакой, а между-тмъ, дло могло имть самыя счастливыя послдствія. Почему ей знать, думалъ онъ, въ какой отчаянной крайности находится онъ теперь и какіе блестящіе виды могутъ ожидать его впослдствіи? Короче сказать, я не могу не сообщить читателю точную копію съ того письма, которое онъ сочинилъ съ невроятнымъ трудомъ, истративъ на то цлые два дня, и отослалъ къ миссъ Обри, и которое было исправно доставлено ей въ собственныя руки въ ту самую минуту, когда она спрыгнула съ лошади, возвратясь съ прогулки верхомъ вмст съ мистеромъ Делямиромъ и лордомъ Де-ля-Зушемъ. Вотъ это искусное и трогательное произведеніе.

Палата Депутатовъ.
Середа, Ноября, 18** г.

(Секретно).

‘Мадамъ, внадежд Что васъ не Огорчитъ и нипокажиться Страннымъ, на Первый взглядъ, что я пишу Вамъ Сіе Письмо дабы Сказать что Все Время Стхпоръ какъ я имлъ Несчастіе Овдовть по Смерти Леди Сесиліи Титмаузъ о которой ходитъ Много Ложныхъ слуховъ Все идетъ у меня Шиворотъ-Навыворотъ (то есть покуда) единственно отъ Недостатка Подруги которая бы чувствовала ко мн то Супружеское Участіе столь восхитительное въ Семейной Жизни. Я удостоился Писать Квамъ Письмо скоро посл того, какъ я имлъ Счастіе Получить Имніе но думаю что вы не получили его Ибо Неполучилъ Отвта и Натурально полагая что были къ Тому Препятствія потому-что Скоро посл того вы можетъ быть слышали Ршено было что я Женюсь на Моей Кузин (Леди Сесилія) Которую я Любилъ врно до самой Смерти, которая Низвергла Ее Преждевременно на Пути въ Ранній Гробъ — увы. Я знаю что Типерь идетъ Споръ вашъ ли Почтеннйшій Братецъ или я Законный Владлицъ Яттона но вы понимаити Законъ Который Далъ мн его Расъ можитъ дать и Вдругой конечно, кто знаетъ (въ этой Неврной Жизни) что Можитъ Случиться и я между прочемъ (между ними) увряю васъ что Кое што Зативается въ мою Пользу о чемъ я нисмю сказать покуда ни слова. Но Почему бы намъ Несойтись чтобъ вы сказали Напримръ еслибъ я предложилъ вамъ Раздлить Имнье Пополамъ и Записать фсю мою Половину на васъ а что касается до Титула (которому я состою типерь Ближайшимъ Наслдникомъ) чтобъ вы сказали еслибъ я предложилъ Вашиму Братцу разыграть его между Нами Двумя когда онъ выйдитъ, потому что я ксожаленію слышалъ что Графъ Дреддлинтонъ Очень Плохъ и я знаю Кавобъ я желалъ сделать Леди Дредлинкуртъ, О какое Счастіе какъ только Подумаешь объ Этомъ, Торопясь по разнымъ Дламъ должинъ Заключить Письмо прося доставить Отвтъ комн Сюда и подписуюсь.

Милостивая Государыня
вашъ покорнйшій
Т. Титмаузъ.

Миссъ Обри

Въ Вивьенскую Улицу.

— Я надюсь Кетъ, что вы не обнадеживали этого джентльмена? сказалъ Делямиръ, прочитавъ письмо. Это составило предметъ веселаго разговора за обдомъ, въ которомъ участвовало одно только семейство Обри, да лордъ и леди Де-ля-Зушъ съ мистеромъ Делямиромъ. Обри вернулся изъ Лондона съ важными извстіями.

— Мистеръ Роннинтонъ терпливо и прилежно распутываетъ, говорилъ онъ, сидя, вмст со всми, посл обда:— одно изъ самыхъ чудовищныхъ сплетеній плутовства и обмана, какіе только когда-нибудь встрчались между людьми. Мы иногда думаемъ, что мистеръ Геммонъ имлъ въ виду присвоить Яттонъ себ. Фирма гг. Кверка, Геммона и Снапа теперь совершенно задавлена послдствіями ихъ ужаснаго поведенія. Говорятъ, что они жестоко поддли жидовъ, тысячъ на 70 или на 80 чистыми деньгами, по-крайней-мр, и даже одинъ изъ этихъ господъ, узнавъ, что долгъ его не обезпеченъ ничмъ, какъ говорятъ, вчера едва не повсился.

— Что это такое я читалъ въ газетахъ о мистер Тэг-Рэг? спросилъ лордъ Де-ля-Зушъ, и мистеръ Обри объяснилъ ему несчастное положеніе, до котораго Тэг-Рэгъ былъ доведенъ предполагаемымъ плутовствомъ компаніи Кверка, Геммона и Снапа.

— Мистеръ Роннинтонъ, какъ кажется, ведетъ дла очень-ршительно и очень-искусно.

— О, удивительно! Я никогда еще не видалъ такого полнаго успха, какъ тотъ, съ которымъ соединенъ каждый шагъ его противъ непріятеля. Мистеръ Роннинтонъ съ каждымъ часомъ тснитъ ихъ ближе къ погибели и отрзываетъ всякое отступленіе. Они бы и рады были сражаться, да у нихъ денегъ нтъ! Мистеръ Обри посл того упомянулъ о двухъ, очень-важныхъ обстоятельствахъ, которыя случились со времени его послдней поздки въ городъ. Вопервыхъ, предложеніе было сдлано (какъ полагаютъ, прямо отъ мистера Геммона), оставить защиту тяжбы съ тмъ, чтобъ Геммону выплачено было, въ качеств повреннаго мистера Титмауза, 2,000 ф., но мистеръ Роннинтонъ ршительно отказался выслушивать какія бы то ни было предложенія подобнаго рода. Дло, имъ начатое въ эту минуту, было въ полномъ ходу, и все заставляло думать, что съ противной стороны не будетъ сдлано даже попытки на серьёзное сопротивленіе. Другое извстіе заключалось въ томъ, что гг. Скрю и сынъ, стряпчіе Страховой Компаніи Коршуна, узнавъ, что гг. Роннинтонъ были стряпчіе той стороны, за которою право распоряженія наслдствомъ было признано, явились къ нимъ и объявили, что директоры компаніи, ‘принявъ вс обстоятельства дла въ соображеніе,’ положили не сопротивляться доле уплат денегъ по полису застрахованія жизни покойной леди Стрэттонъ. Мистеръ Скрю говорилъ очень-красно о высокихъ правилахъ и благородныхъ чувствахъ, постоянно-управляющихъ длами этой знаменитой компаніи, но не сказалъ мистеру Роннинтону истинной причины, почему они прекратили свое сопротивленіе. Причина эта состояла въ томъ, что прежде чмъ ихъ ‘коммисія’ для допроса единственнаго свидтеля, доктора Гута, достигла Китая, они случайно получили достоврное извстіе о смерти этого человка, убитаго за привитіе оспы ребенку одного изъ Китайцевъ! При такихъ обстоятельствахъ, мистеръ Роннинтонъ согласился на условія, предложенныя со стороны компаніи, а именно, что искъ будетъ тотчасъ прекращенъ и каждая сторона уплатитъ свои собственныя издержки, а вся сумма но полису, за исключеніемъ 2,000 ф., выданныхъ впередъ, по просьб покойной, будетъ уплачена мистеру Обри въ-теченіе мсяца, со дня прекращенія иска. Несмотря на сильное сопротивленіе со стороны Кетъ, ее наконецъ успли уговорить, чтобъ она позволила своему брату исполнить явное намреніе покойной, упомянутое въ проект ея завщанія, а онъ, въ свою очередь, получилъ отъ нея очень-пріятное увреніе, что она не станетъ его безпокоить насчетъ векселя въ 2,000 ф., даннаго мистеромъ Обри покойниц, хотя бы право распоряженія имуществомъ покойной, доставшееся въ руки должника, и не представляло явнаго препятствія ко взысканію съ него этихъ денегъ. Такимъ-образомъ Кетъ перестала быть двушкой безъ приданаго, имя теперь въ полномъ своемъ распоряженіи, 13,000 ф., да, кром того, въ случа успшнаго окончанія тяжбы, она должна была получить доходъ, завщанный ей съ имнія покойнымъ отцомъ, то есть 500 ф. въ годъ.

Пока живительные лучи возвращавшагося счастія озаряли своимъ свтомъ и согрвали своею теплотою семейство Обри, солнце высокомрнаго и слабаго старика, графа Дреддлинтона, садилось въ тучахъ. Разсказанные подробно читателю иски и дла, возникшіе изъ необыкновеннаго результата розысковъ, произведенныхъ Коммисіею Церковнаго Суда, и окончившіеся принятіемъ мръ къ немедленному возвращенію Яттона, обратили на себя слишкомъ-сильно всеобщее вниманіе, чтобъ ихъ можно было скрыть отъ графа, несмотря на то, что въ эту пору онъ велъ довольно-уединенную жизнь. Но такое ужасное оправданіе того, что онъ утверждалъ насчетъ содержанія разговора своего съ Геммономъ, не сдлало соразмрнаго впечатлнія на душу ужь доле неспособную къ сильнымъ потрясеніямъ. Вслдъ за послднимъ свиданіемъ его съ мистеромъ Геммономъ, съ нимъ сдлался мстный ударь паралича и разсудокъ началъ замтно исчезать. Можетъ-быть и къ лучшему, потому-что чаша горести и униженія, для него предназначенная, казалось, не была еще полна. Это другое чудовищное зданіе безсмыслія и обмана, выстроенное на легковріи публики — Компанія Пороха и Прсной Воды вдругъ разсыпалась въ прахъ, преимущественно оттого, что главный зодчій его, мистеръ Геммонъ, не въ-состояніи былъ доле обращать того вниманія и употреблять того искусства, которые одни могли поддерживать такъ долго существованіе этого химерическаго предпріятія. Оно вдругъ взлетло на воздухъ, увлекая въ общую гибель всхъ, принимавшихъ въ немъ участіе. Сперва ослпленные, а потомъ перепуганные акціонеры и многочисленные коварные кредиторы столпились вокругъ самыхъ замтныхъ лицъ, принимавшихъ непосредственное участіе, столпились шумно и яростно. Митинги назначаемы были отъ времени до времени, но они не производили другаго результата, кром того, что открывали все боле и боле объемъ накопившагося долга. Акціонеры простодушно воображали, что они могутъ положиться спокойно на условіе, напечатанное въ программ и въ акт основнаго устройства компаніи, а именно, что никто не отвчаетъ боле, какъ за сумму тхъ акцій, на которыя онъ дйствительно подписался — увы! какъ ужасно было ихъ заблужденіе и какъ быстро оно разсялось. Домы графа Дреддлинтона, герцога Танталляна и другихъ осаждены были толпами безотвязныхъ кредиторовъ и, наконецъ общій митингъ назначенъ, на которомъ приняты были ршенія, всею тяжестью упадавшія на графа Дреддлинтона и на мистера Геммона. Стряпчему, который дйствовалъ отъ имени всхъ остальныхъ акціонеровъ, предписано было начать искъ противъ этихъ двухъ лицъ съ цлью вынудить ихъ заплатить вс долги, надланные отъ имени компаніи. Мало того, угрозы были произнесены, что если удовлетворительныя предложенія не будутъ сдланы немедленно отъ имени графа Дреддлинтона, или отъ него самого лично, то съ нимъ поступлено будетъ какъ съ торговцомъ, повиннымъ закону о банкротств, и объявленіе будетъ подано въ судъ о способности его къ уплат. Объ этомъ послднемъ и окончательномъ униженіи, висящемъ надъ его головой, бдный старый пэръ, къ-счастію, ничего не зналъ, находясь въ то время въ Попльтон-Хол, въ положеніи очень-близкомъ къ полному сумасшествію. Герцогу Танталляну сдлали такія же угрозы. Встревоженный и разъяренный едва не до бшенства, онъ ршился принять мры, чтобъ обличить вполн и наказать человка, коварству и вкрадчивой хитрости котораго онъ справедливо приписывалъ бдствія, постигшія его и графа Дреддлинтона.

‘Изъ этой крапивы угрожающихъ бдъ, я еще вырву цвтокъ спасенія’, говорилъ самъ себ мистеръ Геммонъ, сидя внутри одного изъ дилижансовъ, отъзжавшихъ въ Брайтонъ, въ конц ноября: это было скоро посл паденія Компаніи Пороха и Прсной Воды. Какъ ни безвыходно онъ былъ запутанъ въ дла, но онъ не терялъ еще надежды оправиться и ниспровергнуть мстительныя мры, принятыя противъ него. Квартира его осаждена была людьми, требующими свиданія и, въ числ ихъ, Титмаузомъ, безсмысленная настойчивость котораго, доходившая до ушей мистера Геммона — въ то время, когда онъ сидлъ у себя въ кабинет, а служанка его отвчала въ дверяхъ — нсколько разъ бсила его до-того, что онъ готовъ былъ выскочить изъ дверей и раскроить голову непрошеному гостю. Старый мистеръ Кверкъ тоже писалъ каждый день къ нему письма въ жалобномъ тон и притомъ каждый день заходилъ къ нему на квартиру, стараясь какъ-нибудь помириться съ бывшимъ своимъ партнёромъ, но Геммонъ сурово отдлывался отъ всхъ этихъ визитовъ, настояній и просьбъ. Чтобъ избжать такого невыносимаго преслдованія, по-крайней-мр хоть на время, а перемною мста и воздуха укрпить свое здоровье и освжить душу, Геммонъ ршился, несмотря на дурную погоду, провести недлю въ Брайтон. О томъ, куда онъ детъ, онъ не сказалъ никому, кром своей старой и врной служанки, которой онъ поручилъ отвчать всмъ, что онъ отправился, какъ она полагаетъ, въ Суффолькъ, но что онъ вернется непремнно въ городъ черезъ недлю. Его блдное и измученное лицо говорило ясно, до какой степени онъ нуждался въ томъ отдых, котораго онъ искалъ, но искалъ напрасно. Онъ не чувствовалъ себя ни на волосъ лучше посл двухъ дней, проведенныхъ въ Брайтон, несмотря на то, что погода прояснилась, а воздухъ сталъ свжъ и крпителенъ. Куда онъ ни отправлялся, везд онъ носилъ съ собою глубокій мракъ, сквозь который никакой лучъ свта не могъ проникнуть, котораго никакой морской воздухъ не могъ разогнать. Онъ не находилъ покоя нигд — ни дома, ни на улиц, ни въ уединеніи, ни въ обществ, ни во сн, ни на яву. Лобъ его былъ омраченъ мрачной думой, сердце разрывалось сознаніемъ неудачи, стыда, улики, досады и, при всей своей крпости нервъ, онъ не могъ размышлять о будущемъ, не содрогаясь отъ ужаса. Словомъ, онъ находился въ жестокомъ раздраженіи нервъ и въ сильномъ волненіи, съ утра до ночи. Вечеромъ, на третій день посл его прізда, лондонская газета, доставленная ему, по обыкновенію, изъ сосдней библіотеки, содержала въ себ статью, поразившую его какъ острый ножъ. Въ ней было сказано, что одинъ, названный по имени, проситель, человкъ извстный, назначенъ былъ наканун отъ лорда канцлера на одно значительное мсто — увы! то самое, которое давно общано было ему: мсто, которое онъ могъ бы занимать со славою, которое дало бы ему постоянное и твердое положеніе къ обществ и, сверхъ-того, жалованье, простиравшееся до 1,800 фунт. въ годъ! Геммонъ опустилъ газету на столъ и чувство отчаянія имъ овладло. Черезъ нсколько времени взоръ его остановился на другомъ мст газеты… Боже милостивый! тамъ стояли три или четыре строки, которыя въ одну секунду воспламенили его до бшенства. Это было простое объявленіе, гд извщали, что онъ убжалъ и предлагали 200 фунт. въ награду тому, кто сообщитъ свднія, гд его можно поймать и арестовать.

— Убжалъ! воскликнулъ Геммонъ громко, вскочивъ съ мста, и бшенство засверкало въ его глазахъ. ‘Проклятые бездльники! Я скоро ихъ разуврю!’ Въ ту же минуту, открывъ свой портфель, онъ слъ и написалъ къ редактору газеты письмо, въ которомъ сообщалъ ему подробно свое имя и адресъ, съ негодованіемъ отвергая, чтобъ онъ когда-нибудь могъ ршиться или даже подумать о бгств, объявлялъ, что онъ будетъ въ Лондонъ черезъ двои сутки, и требовалъ, чтобъ полное и безусловное извиненіе въ грубой обид, ему нанесенной, и въ пасквил, напечатанномъ противъ него, помщено было въ слдующемъ же нумер газеты. Затмъ, онъ написалъ къ мистеру Роннинтону (который, во всхъ своихъ личныхъ отношеніяхъ съ Геммономъ, наблюдалъ всегда осторожную вжливость), прося его отложить подписаніе приговора въ тяжб До, по сдач Обри, противъ Ро, до послдняго дня срока, потому-что онъ желаетъ сдлать новое и окончательное предложеніе, которое можетъ избавить ихъ отъ большаго замедленія и расходовъ. Геммонъ прибавилъ, что онъ намренъ сдлать другое предложеніе насчетъ поруки лорда Де-ля-Зуша и векселей мистера Обри, и просилъ почтить его короткимъ отвтомъ, адресуя письмо въ Тэвейское Подворье, такъ, чтобъ онъ могъ застать его, но прізд въ Лондонъ. Въ такомъ же род написалъ онъ письмо къ стряпчему, руководившему дломъ Тэг-Рэга, и другое къ стряпчему, дйствующему отъ имени акціонеровъ Компаніи Пороха и Прсной воды. Въ обоихъ письмахъ онъ порицалъ съ величайшимъ негодованіемъ непозволительное и обидное употребленіе, сдланное изъ его имени, назначая свиданіе у себя на квартир, на другой день посл прізда своего въ Лондонъ. Сдлавъ такимъ образомъ все, что отъ него зависло, чтобъ отвратить вредныя послдствія, преждевременной и жестокой мры, принятой противъ него лицами, дерзнувшими общать награду тому, кто поймаетъ его, какъ бжавшаго плута, онъ сложилъ, запечаталъ, адресовалъ эти письма и отнесъ ихъ самъ въ почтовую контору во время вечерней почты. Нетрудно себ представить до какой степени онъ былъ взволнованъ. Онъ не дотронулся до обда, который нашелъ готовымъ у себя на стол, возвратясь домой, но сидлъ на соф, погруженный въ думу, почти цлый часъ, посл того, онъ вдругъ позвонилъ, веллъ приготовить тотчасъ все свое платье къ отъзду и подать счетъ, а самъ пошелъ и занялъ мсто въ вечернемъ дилижанс, отходившемъ въ половин осьмаго. Въ назначенную пору онъ слъ и ухалъ въ Лондонъ. Геммонъ былъ единственный пассажиръ, и это дало ему полную свободу подумать наедин — случай, которымъ онъ вроятно воспользовался, по-крайней-мр извстно то, что онъ не смыкалъ глазъ впродолженіе всей дороги. Къ большому удивленію мистриссъ Броунъ, онъ явился къ себ на квартиру въ седьмомъ часу утра и разбудилъ ее въ постели. Такимъ-образомъ онъ пріхалъ въ Лондонъ въ одно время съ своими письмами, а какъ вс свиданія его назначены были на другой день посл прізда, то у него оставалось въ распоряженіи 24 часа времени, свободнаго отъ всякой помхи, и онъ ршился воспользоваться имъ, оставаясь у себя на квартир все время, служанк же своей приказалъ отказывать, по обыкновенію, всякому, кто бы ни вздумалъ прійдти. Онъ спросилъ ее, слыхала ли она о дерзкомъ объявленіи, которое напечатано было во вчерашней газет? Она отвчала да, и прибавила, что, врно отъ этого такое множество людей приходило вчерашній день съ утра до вечера. Это извстіе раздражило его еще боле. Только-что лампа была зажжена, онъ открылъ портфель и написалъ слдующее письмо:

Тэвейское Подворье.
Среда, утромъ.

Мой милый Хартлей! Такъ-какъ я не пропускалъ еще ни одного изъ ежегодныхъ митинговъ нашего маленькаго клуба и продолженіе послднихъ десяти лтъ, то и сегодня вечеромъ вы увидите меня въ вашемъ кругу, въ девять часовъ, ровно, то-есть, между-прочимъ, если я буду принятъ посл подлаго пасквиля, напечатаннаго на мой счетъ во вчерашнихъ газетахъ. Если я только успю открыть сочинителя, я заставлю его каяться до послдняго дня своей жизни! Я пріхалъ въ Лондонъ сегодня поутру неожиданно, чтобъ опровергнуть моимъ присутствіемъ и моими поступками низкую клевету насчетъ моего мнимаго бгства. Сказать между нами, конечно, теперь я немного стсненъ, но не бойтесь, я найду еще выходъ изъ лсу! Ожидайте меня въ девять, минута въ минуту.

Вашъ, навсегда
О. Геммонъ.

Херри Хартлею, эсквайру

Въ Кенсинтон-Сквер.

Это письмо онъ запечаталъ и надписалъ сверху адресъ. Потомъ, приказавъ служанк отнести его въ контору во-время, чтобъ поспть на первую почту непремнно, онъ легъ въ постель и спалъ часа два. Къ концу этого времени, онъ проснулся освженный, сдлалъ туалетъ, по обыкновенію, и слегка позавтракалъ.

— Вы не думали, что я убжалъ, мистриссъ Броунъ? спросилъ онъ съ печальною улыбкой, когда она убирала его завтракъ.

— Нтъ, сэръ, право я не поврила ничему. Вы всегда были добры и справедливы со мною, сэръ и… она подняла свой фартукъ къ глазамъ и зарыдала.

— И надюсь, долго еще буду тотъ же самый человкъ, мистриссъ Броунъ, какимъ вы всегда меня знали. Кстати, вамъ кажется, слдовало получить ваше жалованье, день или два тому назадъ?

— Да, сэръ, но это ничего не значитъ, сэръ, ршительно ничего… Хоть впрочемъ, если подумаешь, то конечно значитъ, сэръ, потому-что мою маленькую племянницу хотятъ вести за городъ, она умираетъ, несчастная! а ея мать сидитъ безъ работы, вотъ ужь….

— Вотъ вамъ десять фунтовъ, мистриссъ Броунъ, перебилъ Геммонъ, вынувъ билетъ изъ своего бумажника:— возьмите изъ этихъ денегъ ваше жалованье, напишите мн квитанцію, по обыкновенному, а остальное оставьте у себя въ — счетъ будущаго срока, если вамъ это можетъ понадобиться теперь. Она взяла банковый билетъ и горячо благодарила Геммона, но еслибъ слезы ей не мшали, она могла бы прочесть въ глазахъ своего добраго и кроткаго господина — смерть. Когда она ушла, Геммонъ всталъ и ходилъ долго взадъ и впередъ по комнат, сложивъ руки на груди и погруженный въ глубокую думу, изъ которой, но временамъ, онъ непріятно былъ побуждаемъ стукомъ въ дверяхъ и потомъ отвтомъ служанки, уврявшей постителя, что мистера Геммона не было въ город, но что онъ возвратится завтра поутру. День былъ угрюмый ноябрскій и широкія хлопья снга, летая по воздуху, лниво упадали на холодную, мокрую землю, но все было уютно въ комнат Геммона, которую согрвалъ и освщалъ большой огонь, горвшій въ камин. Открывъ свой пюпитръ, онъ слъ, часовъ около двнадцати, и началъ писать очень-длинное письмо, впродолженіе котораго онъ нсколько разъ клалъ перо, вставалъ, ходилъ взадъ и впередъ, вздыхалъ тяжело и порой былъ жестоко взволнованъ. Наконецъ онъ дописалъ его до конца, задумался на минуту, потомъ сложилъ и запечаталъ. Затмъ цлые два часа, по-крайней-мр, онъ разбиралъ бумаги, лежавшія у него въ пюпитр и въ шкапу, большую половину изъ нихъ сжогъ, остальныя разложилъ опять по мстамъ и, окончивъ эту работу, онъ началъ снова ходить взадъ и впередъ. Кошка его, очень — красивая, которую онъ любилъ и которая жила у него на квартир нсколько лтъ, обратила его вниманіе на минуту, подойдя къ нему и потеревъ спиною о его ногу. ‘Бдная киса!’ сказалъ онъ, нжно лаская рукою гладкое и лоснящееся животное, которое, спустя минуту, скользнуло въ сторону, какъ-будто неохотно, отъ его ласкающей руки и легло, уютно свернувшись въ клубокъ попрежнему, на ковр, у камина. Снова она, началъ ходить взадъ и впередъ, погруженный въ глубокую думу. Около пяти часовъ, мистриссъ Броунъ принесла ему скромный обдъ, до котораго онъ едва дотронулся и скоро веллъ убрать, говоря, что онъ чувствуетъ какое-то странное колотье въ голов, но что, впрочемъ, онъ довольно-здоровъ и что это не помшаетъ ему явиться по общанію, въ клубъ, который, какъ ей извстно, онъ ужь нсколько лтъ сряду имлъ обыкновенье посщать въ этотъ самый день. Онъ просилъ мистриссъ Броунъ приготовить его уборную къ началу восьмаго, и привести наемную карету ровно къ восьми. Какъ только она ушла, онъ слъ и написалъ слдующее письмо къ одному старому и врному другу, лучшему и самому преданному, какого онъ имлъ на свт.

‘Мой милый ***, прошу васъ, именемъ нашей долгой и неизмнной дружбы, сохраните у себя вложенное въ этой записк письмо, недли дв, а потомъ отдайте его собственноручно и безъ свидтелей, тому лицу, къ которому оно адресовано. Сожгите эту записку тотчасъ, какъ только успете прочесть, и постарайтесь, чтобъ никто не увидлъ вложеннаго письма, кром нея, иначе вс мои старанія обезпечить ей небольшую помощь будутъ напрасны. Въ углу верхняго ящика, въ моемъ шкапу, найденъ будетъ сложенный документъ, о которомъ упомянуто въ прилагаемомъ письм. Это мое завщаніе и я желаю, чтобъ, какъ старый другъ, вы постарались найдти его случайно. Вы найдете число и все, что требуется, въ порядк. Приходите сюда завтра, въ которомъ часу угодно, и скажите, что вы пришли видться со мною, по уговору въ назначенное время. Не забудьте этого, если вы дорожите моею дружбою. Что бъ вы посл ни увидли и ни услышали, будьте тверды и осторожны.’

О. Г.

‘Середа.’

Въ это письмо онъ вложилъ другое, длинное, о которомъ было ужь говорено, запечаталъ все въ одинъ конвертъ и надписалъ адресъ какъ можно явственне. Набросивъ шинель на плечи, онъ понесъ самъ этотъ пакетъ въ почтовую контору, собственною рукою, подумавъ съ минуту, опустилъ его въ ящикъ и вернулся опять къ себ на квартиру.

Потомъ, онъ взялъ другой листъ бумаги и написалъ слдующее:

‘Любезный Вейнеръ, несмотря на все, что вамъ извстно, я не могу еще сказать наврно, произойдетъ ли разрывъ, но во всякомъ случа я исполню мое общаніе и приготовлю то, что вы желаете, къ будущему воскресенью.’

‘Вашъ навсегда О. Г.’

‘P.S. Я зайду къ вамъ въ субботу.’

Эту записку онъ сложилъ, надписалъ адресъ и потомъ началъ писать слдующее:

Тевейское Подворье
Середа.

‘Сэръ, я окончательно ршился пожертвовать всмъ, что только нужно, чтобъ выпутаться съ честью изъ моихъ настоящихъ затрудненій. Вслдствіе того я прошу васъ немедленно по полученіи этого письма, продать вс мои…’

На этомъ мст онъ положилъ перо и, услыхавъ, вслдъ затмъ, отъ мистриссъ Броунъ, что все готово въ его уборной, онъ поблагодарилъ ее и пошелъ бриться и одваться. Онъ провелъ не боле четверти часа надъ своимъ туалетомъ, и надлъ обыкновенный вечерній костюмъ: синій фракъ, чорные брюки, простую рубашку, черный галстухъ и блый жилетъ, который въ эту минуту былъ врядъ-ли блдне его лица. ‘Я пойду теперь за каретою, сэръ’, сказала мистриссъ Броунъ, стуча въ дверь.

— Сдлайте одолженіе, отвчалъ онъ живо и весело. Но только-что онъ услыхалъ, какъ вторая дверь на лстницу затворилась за его служанкой, онъ отперъ потаенный ящикъ въ своемъ пюпитр и вынулъ оттуда маленькую сткляночку съ стеклянною пробкою, сверху обвязанною пузыремъ, для предохраненія того, что содержалось внутри, отъ прикосновенія воздуха. Лицо его было жестоко-блдно, колна дрожали, руки были холодны и сыры, какъ у мертваго. Онъ взялъ лепешку крпкаго пипермента съ крышки камина и сталъ жевать ее, а-между-тмъ вынулъ пробку изъ пузырька, содержавшаго съ полдрахмы самаго тонкаго и могущественнаго яда, какой только когда-нибудь открытъ былъ человкомъ — яда, уничтожающаго жизнь почти мгновенно и неоставляющаго никакихъ слдовъ своего присутствія, кром легкаго запаха, который онъ имлъ осторожность скрыть и заглушить запахомъ пипермента. Геммонъ вернулся назадъ въ уборную за шляпой, надлъ ее на голову и, взглянувъ на себя въ зеркало, едва узналъ страшную фигуру, въ немъ отраженную. Цль его состояла въ томъ, чтобъ надуть окончательно Страховую Компанію, въ которой жизнь его была застрахована на 2,000 фунт., и вмст обмануть всхъ, заставивъ думать, что онъ умеръ скоропостижно, но естественною смертью. Размшавъ большой, яркій огонь на очаг камина, онъ сдлалъ родъ углубленія въ горящихъ угольяхъ, вынулъ пробку и бросилъ ее съ пузыремъ въ огонь, взялъ перо въ правую руку, и обмакнувъ его съизнова въ чернила, сталъ на колна передъ ршеткой камина, произнесъ громко: ‘Эмма!’ и вылилъ все содержаніе стклянки себ въ ротъ, но посл того онъ усплъ еще бросить пустую стклянку въ самую середину огня. Еще одно мгновеніе — и онъ упалъ на коверъ передъ каминомъ безъ памяти, безъ дыханія — мертвый. Какія послдствія имлъ такой поступокъ по ту сторону роковой преграды, черезъ которую онъ шагнулъ — объ этомъ не намъ судить, но что касается до послдней цли этого человка по сю сторону гроба, то онъ конечно ея достигъ.

Ужасъ бдной мистриссъ Броунъ, когда она увидла своего господина, растянутаго на полу безъ чувствъ со шляпою, надвинутою на глаза въ минуту паденія, можно себ вообразить. Медикъ былъ призванъ, но онъ могъ только объявить, что ‘искра жизни улетла‘. Но его мннію, это было наврно или апоплексическій ударъ, или органическое разстройство сердца. Такого же мннія былъ и коронеръ съ своими присяжными. Покойникъ очевидно захваченъ былъ припадкомъ въ самую ту минуту, когда онъ писалъ къ какому-нибудь маклеру. (А между-тмъ, у мистера Геммона, не взирая на смыслъ недоконченнаго письма, было столько же капитала какого бы то ни было рода, сколько у кошки, которая одна видла его смерть и была на минуту потревожена этимъ происшествіемъ). Мистеръ Хартлей пришелъ и показалъ полученное имъ письмо и говорилъ о досад, которую причинило имъ всмъ отсутствіе Геммона. Другія письма, свиданія, назначенныя на завтра, показанія, которыя онъ далъ возможность произнести своей горничной — все это вмст составило рядъ доказательствъ неоспоримыхъ. То былъ дйствительно случаи, почти нетребующій слдствія, но такъ-какъ господинъ коронеръ и его присяжные были ужь позваны, то они произнесли вердиктъ: Умеръ по посщенію Божію. Геммонъ былъ похороненъ, нсколько дней спустя, на ближайшемъ кладбищ. Огорченный другъ его отслужилъ надъ останками его панихиду.

Другъ его былъ вренъ, остороженъ и выполнилъ вс его наставленія буквально. Лицо, на которое покойникъ намекалъ въ своей записк, была рдкой красоты двушка, которую мистеръ Геммонъ соблазнилъ съ торжественнымъ общаніемъ жениться на ней. Она была страстно къ нему привязана, имя ея онъ произнесъ въ послднюю минуту, передъ смертью, и въ пользу ея, шесть мсяцевъ тому назадъ, завщалъ онъ всю сумму, назначенную на полис, давъ своей горничной Мери Броунъ, подписать свое завщаніе. Хотя заимодавцы его, конечно, имли право на каждый фартингъ изъ 2,000 ф., которые онъ такъ искусно отжилилъ у Страховой Компаніи, но они великодушно дозволили ей, во вниманіе къ ея особенному и горькому положенію, получить 1,000 фунтовъ.

ГЛАВА XIII.

Вмст съ строителемъ рухнуло и изумительное зданіе обмана и неправды, возвышеніе и паденіе котораго служатъ предметомъ нашего разсказа — зданіе, которое возникло какъ паръ и точно такъ же исчезло, а съ нимъ и вс созданія, его населявшія. Конечно, бдительность и ловкость мистера Роннинтона дали дламъ такой ходъ, что даже еслибъ мистеръ Геммонъ остался живъ и могъ продолжать свое искусное сопротивленіе, то и тогда онъ не могъ замедлить на очень-значительное время возвращеніе Яттона въ руки мистера Обри: все — таки, внезапная и въ высшей степени неожиданная смерть Геммона сильно ускорила это происшествіе. Несмотря на вердиктъ, произнесенный коронеромъ и его присяжными, мистеръ Обри и мистеръ Роннинтонъ и, по правд сказать, многіе другіе сильно подозрвали истинный смыслъ дла, а именно, что, въ отчаяніи, при вид неизбжнаго пораженія и страшной улики, онъ лишилъ себя жизни.

Къ окончанію срока мистеръ Роннинтонъ отправился въ одну изъ конторъ Суда Королевской Скамьи, чтобъ удостовриться, приняты ли со стороны мистера Титмауза нужныя мры къ защит поземельной тяжбы, начатой отъ имени мистера Обри и узналъ, что хотя предписанный періодъ времени прошелъ, но мистеръ Титмаузъ ничего не сдлалъ, другими словами, что онъ проигралъ дло по причин неявки. Восхищенный, хотя и нсслишкомъ-удивленный этимъ извстіемъ, мистеръ Роннинтонъ ршился, не теряя времени, воспользоваться своею побдою. Очень-короткая и простая операція нужна была для достиженія такого огромнаго результата. Онъ взялъ одинъ листъ гербовой бумаги, на которомъ написалъ нсколько строкъ, называемыхъ incipitur, длая видъ, будто собирался списать копію съ объявленія о насильственномъ завладніи, но остановился наотрзъ на пятой строк. Этотъ листъ бумаги вмст съ другимъ, содержащимъ опредленіе о приговор, онъ отнесъ въ контору главнаго судьи затмъ, чтобъ судья надписалъ приговоръ, что тотъ и сдлалъ, просто отмтивъ на сторон листа противъ того, гд мистеръ Роннинтонъ началъ писать: приговоръ подписанъ, 23 ноября 18 ** года, и приложилъ сверху печать суда. И вотъ съ этой минуты право собственности на все имніе яттонское перешло опять въ руки мистера Обри.

Слдующій затмъ шагъ нужно было сдлать для ввода во владніе собственностью, и на этотъ конецъ мистеръ Роннинтонъ немедленно вытребовалъ указъ о ввод во владніе, то есть предписаніе Йоркскому шерифу ввести мистера Обри въ дйствительное владніе Яттономъ, написанное на лоскутк пергамента, съ приложеніемъ печати, а предъявивъ этотъ указъ шерифу, онъ получилъ отъ него предписаніе своимъ коммиссарамъ исполнить этотъ указъ. Конечно, шерифъ имлъ право и даже обязанъ былъ, въ случа надобности, поднять на ноги вс силы графства, чтобъ вынудить повиновеніе своей власти, и я могу уврить читателя, что силы графства очень-охотно исполнили бы его требованіе, но дло въ томъ, что надобности въ этомъ не было никакой. Кто сталъ бы ему сопротивляться въ Яттон? Переводъ владнія изъ рукъ въ руки въ настоящемъ положеніи вещей былъ дло очень-простое. Йоркскій унтершерифъ подъхалъ въ своемъ кабріолет къ дверямъ барскаго дома, гд мистеръ Паркинсонъ его ожидалъ, не было никакой надобности выламывать двери, и въ двухъ или трехъ словахъ объявилъ мистеру Паркинсону, что онъ вручаетъ имніе ему, какъ представителю Чарльза Обри, эсквайра, въ вчное и потомственное владніе, и потомъ, замтивъ ‘какое прекрасное это было имніе и въ какомъ отличномъ порядк, несмотря на все…’ — ухалъ. Надо прибавить, что, для избжанія безполезныхъ расходовъ на нсколько сотъ предписаній о ввод во владніе, подписки взяты были отъ всхъ фермеровъ въ томъ, что они арендуютъ землю у Чарльза Обри, эсквайра, ихъ единственнаго, истиннаго и настоящаго помщика. Посл этого мистеръ Обри сталъ снова полнымъ господиномъ во всхъ отношеніяхъ всего прежде-потеряннаго, такъ же совершенно, какъ еслибъ происшествія послднихъ трехъ лтъ случились во сн, и господа Титмаузъ, Кверкъ, Геммонъ и Снапъ вовсе не существовали. Въ честь такого событія, мистеръ Гриффитсъ, управитель, съ мистеромъ Паркинсономъ откупорили пару бутылокъ портвейна и съ дятельнымъ пособіемъ мистера Ватерса, прикащика, и мистера Дикконса, его помощника, Тонсона, лсничаго и Пёмикина, садовника, живо осушили ихъ, съ крикомъ: ‘хипъ, хипъ, хипъ, урра! Хипъ, хипъ, хипъ, урра! Урра! Урра!’ Затмъ флегматическій мистеръ Дикконсъ вышелъ на лужокъ передъ барскимъ домомъ и, желая потшить еще боле свою оживленную душу, швырнулъ свою тяжелую ясеневую палку вверхъ удивительно-высоко, поймалъ ее на-лету въ минуту паденія, ухватилъ за одинъ конецъ широкой, жесткой рукой и, не сказавъ ни слова, взмахнулъ надъ головой, какъ-будто готовый однимъ ударомъ разможжить мильйонъ воображаемыхъ Титмаузовъ. Потомъ онъ вспомнилъ о мистриссъ Обри и Кетъ и палка опять полетла вверхъ еще выше, чмъ въ первый разъ, а къ этому времени и вс остальные вышли изъ дома и громкіе крики снова раздались и эхо разносило ихъ далеко но окрестности.

Пока въ Яттон старались отпраздновать такимъ образомъ результатъ успшныхъ стараній мистера Роннинтона, онъ самъ хлопоталъ изо всхъ силъ въ Лондон, чтобъ выпутать мистера Обри изо всхъ остальныхъ его денежныхъ затрудненій, изъ которыхъ главными были, вопервыхъ, два векселя на 5,000 фунтовъ каждый, съ процентами, дале, обязательство съ порукою лорда Де-ля-Зуша къ уплат 10,000 фунтовъ съ процентами, и наконецъ искъ о взысканіи недоимки по счету господъ Кверка, Геммона и Снапа, то-есть 1,446 фунтовъ 14 шиллинговъ и 6 пенсовъ. Конечно, все это стоило ему большихъ хлопотъ и безпокойствъ, но его опытный тактъ, усердіе и ршимость преодолли вс препятствія. Недоимка по счету издержекъ господъ Кверка, Геммона и Снапа таяла быстро и скоро совершенно исчезла въ жару Счетной Управы. Посл нсколькихъ отношеній къ лорду канцлеру и къ судьямъ Обычнаго Права и посл долгихъ дипломатическихъ переговоровъ, мистеръ Роннинтонъ усплъ наконецъ получить въ свои руки перечеркнутыми два вышеупомянутые векселя, заплативъ мистеру Спитфейру, на имя Титмауза, 250 фунтовъ (изъ которыхъ мистеръ Титмаузъ, между-прочимъ сказать, получилъ только 15 фунтовъ, а на остальныя деньги Спитфейръ объявилъ претензію), а обязательство на уплату 10,000 фунт., найденное въ желзномъ шкапу покойнаго мистера Геммона, получено было отъ господъ Кверка и Снапа, вслдствіе намёка, сдланнаго мистеромъ Роннинтономъ насчетъ серьёзныхъ послдствій отказа. Не довольствуясь этимъ, мистеръ Роннинтонъ получилъ отъ Титмауза формальную подписку, освобождавшую мистера Обри отъ всякихъ претензій, долговъ, убытковъ и требованій какихъ бы то ни было, какъ по закону, такъ и по совсти. Кром-того, Обри имлъ право требовать съ Титмауза доходы неправильнаго владнія за два года и боле, что составляло около 25,000 фунтовъ, но изъ этой суммы, конечно, ни одному фартингу не суждено было перейдти въ руки того, который лишенъ былъ своей собственности посредствомъ обмана. Трудне всего было вырвать владтельные документы изъ рукъ трехъ жидовъ, Мордохея Грейпа, Мехаршаляль-Хашъ-Бада и Израеля Фенга.

Несчастные задыхались и корчились точно какъ-будто ихъ сердца вырывали у нихъ изъ груди. Но длать было нечего, и это сказалъ ихъ собственный стряпчій, потому-что право мистера Обри на его владтельные документы было такъ же ясно и неоспоримо, какъ и право его на Яттонъ, и всякое сопротивленіе съ ихъ стороны могло не боле какъ вовлечь ихъ въ новыя, очень-значительныя и безполезныя издержки. Они скрежетали зубами, бормотали, заикались, топали ногами въ безсильномъ бшенств и, еслибъ только была хоть малйшая возможность, они бы вырыли изъ гроба тло мистера Геммона и сожгли его на медленномъ огн вмст съ тлами господъ Кверка и Снапа. Не ихъ однихъ, однакожь, поразила и разстроила неожиданная кончина мистера Геммона: она ускорила совершенную гибель бднаго стараго графа Дреддлинтона. Не довольствуясь строгими мрами, принятыми противъ него и противъ мистера Геммона всми, кто потерплъ отъ паденія знаменитой Компаніи Пороха и Прсной Боды, многіе кредиторы, доведенные до отчаянія внезапною смертью мистера Геммона, начали ежедневно мучить несчастнаго графа личными надоданіями и требованіями, и въ Лондон, и въ провинціи. Въ Гросвенор-сквер ихъ, разумется, встрчалъ постоянный отвтъ, что его милость боленъ и что его не было въ город. Не вря такому отвту, нсколько человкъ, изъ числа самыхъ яростныхъ кредиторовъ, похали въ Попльтон-Холь, но тамъ ихъ, разумется, не пустили къ графу, и этотъ отказъ былъ сдланъ такимъ ршительнымъ тономъ, который они сочли за умышленную обиду и за ршительный отпоръ всмъ кредиторамъ покойной компаніи. Въ-слдствіе того, они предложили своимъ юрис-коксультамъ три вопроса: вопервыхъ, можетъ ли пэръ королевства сдлаться банкротомъ, если онъ велъ торговые обороты? вовторыхъ, дятельное участіе графа Дреддлинтона въ Компаніи Пороха и Прсной Воды давало ли право считать его торговцомъ по смыслу Банкротскаго Устава? и наконецъ, втретьихъ, изложенные ими факты точно ли достигали до банкротства? На это имъ отвчали, вопервыхъ, что пэръ, безъ-сомннія, могъ сдлаться банкротомъ, если онъ велъ торговыя дла, и что примромъ тому служитъ графъ Суффолькъ, который дйствительно объявленъ былъ банкрутомъ, вслдствіе акта банкротства, совершеннаго имъ при покупк и продаж винъ, вовторыхъ, что Компанія Пороха и Прсной Боды было предпріятіе такого рода, которое, конечно, длало его прямыхъ участниковъ торговцами, по смыслу Банкротскаго Устава, втретьихъ, что факты, предложенные на обсужденіе юрис-консультантъ, точно доказывали совершеніе акта банкрутства со стороны графа Дреддлинтона тмъ, что онъ началъ запираться у себя въ дом. Получивъ такой отвтъ, самые ревностные и отчаянные изъ кредиторовъ графа немедленно подали объявленіе въ судъ о несостоятельности графа и, въ слдствіе того, коммиссаръ суда посланъ съ порученіемъ взять въ опеку домы и вещи его милости въ Гросвенор-Сквер, Попльтон-Хол и дале, въ Корнваллис, Валлис, Шотландіи и Ирландіи (въ послднихъ четырехъ, конечно, только въ такомъ случа, если онъ успетъ ихъ открыть). Въ Попльтон коммиссару сурово отказывали въ пріем, вслдствіе чего онъ предъявилъ свое предписаніе, угрожая, что если ему доле будутъ отказывать, то онъ немедленно войдетъ силою во что бы то ни стало, и что т, которые не хотятъ его впустить, будутъ отвчать за послдствія. Посл нсколькихъ минутъ страха и колебанія, коммиссаръ былъ впущенъ и тотчасъ же объявилъ, что онъ беретъ въ распоряженіе, по причин банкрутства и, въ слдствіе предписанія лорда канцлера домъ и все, что къ нему принадлежитъ, или въ немъ находится, но обращаясь къ испуганнымъ жителямъ дома, онъ тотчасъ прибавилъ, что онъ не сдлаетъ ничего, что могло бы причинить малйшую непріятность или безпокойство знатному банкроту. Это необыкновенное происшествіе объявлено было въ газетахъ на слдующій день, и довело совершенно-случайно до свднія мистера Обри жалкое положеніе его гордаго, но падшаго родственника. Въ тревог и волненіи, спшилъ онъ къ мистеру Роннинтону и просилъ его немедленно снестись съ повреннымъ графа, кто бы онъ ни былъ, затмъ, чтобъ спасти графа, если можно, отъ униженія и гибели, которыя ему угрожали. Тотчасъ посл того Обри самъ отправился въ Попльтон-Холъ, чтобъ предложить свои личныя услуги во всемъ, что могло понадобиться. Обри былъ пораженъ, найдя домъ и все въ немъ заключавшееся въ формальномъ распоряженіи судебнаго коммиссара, но еще боле, узнавъ о личномъ положеніи графа. Оказалось, что во время одного изъ короткихъ промежутковъ сознанія, возвращаясь съ прогулки, и въ ту минуту, когда ему помогали выходить изъ кареты, графъ видлъ прибытіе коммиссара и споръ его съ слугами въ дверяхъ. Узнавъ о значеніи происходившаго, графъ пошатнулся и упалъ на руки миссъ Максплейханъ, а скоро посл того съ нимъ случился новый припадокъ паралича. Все это скоро посл своего прізда, мистеръ Обри узналъ отъ миссъ Максплейханъ, съ которой онъ былъ знакомъ только по имени и которая сообщила ему ужасныя извстія въ горести и въ страх. Докторъ и аптекарь были при граф, когда мистеръ Обри пріхалъ: увидвъ, что его присутствіе не можетъ сдлать никакой пользы больному, Обри возвратился въ Лондонъ, увривъ миссъ Максплейханъ, что онъ прідетъ скоро опять, а пока сдлаетъ все, что только можно, въ Лондон, чтобъ избавить графа отъ непосредственныхъ результатовъ его ужасной неосторожности. Врный своему общанію, онъ поручилъ мистеру Роннинтону сдлать все на свт, чтобъ только выручить графа и, въ его лиц, честь всего дома изъ угрожающей бды. Но вс старанія его остались напрасны. Два дня спустя и прежде еще чмъ мистеръ Роннинтонъ усплъ сдлать что-нибудь по этому порученію, Обри получилъ извстіе съ нарочнымъ изъ Попльтона, что графъ находится при смерти и, предвидя быстрое приближеніе кончины, желаетъ увидть мистера Обри, Но прізд своемъ, Обри тотчасъ былъ впущенъ въ спальную графа, гд увидлъ герцога Танталляна, сидящаго у постели одной стороны, а съ другой — миссъ Максплейханъ. Она плакала молча и лвая рука ея была сжата въ исхудавшихъ и блдныхъ рукахъ графа, лицо котораго обращено было къ ней. Его блые, какъ снгъ, волосы, изнуренныя черты и смшанное выраженіе печали, безсилія и привязанности въ глазахъ, тяжело-устремленныхъ на миссъ Максплейханъ — все это глубоко тронуло мистера Обри. Графъ имлъ видъ совершеннаго скелета. Скоро посл того, какъ Обри вошелъ въ комнату, миссъ Максплейханъ наклонилась къ уху графа и шопотомъ увдомила его о прибытіи мистера Обри. Графъ сначала, казалось, не слышалъ, или не понялъ того, что она говорила, но нсколько минутъ спустя, открылъ глаза немного-пошире и губы его задрожали, какъ-будто отъ усилія выговорить что-то. Потомъ, онъ слабо протянулъ свои исхудалыя руки къ миссъ Максплейханъ и обвилъ ихъ трепетно вокругъ ея шеи. Еще одинъ мигъ… и эти руки упали, нижняя челюсть тоже упала, бдный графъ умеръ, а миссъ Максплейханъ, слабо вздохнувъ, пошатнулась и упала назадъ, въ обморок, на руки присмотрщицы, которая, съ помощью служанки, тотчасъ удалила ее изъ комнаты. Герцогъ Танталлянъ сидлъ на своемъ мст, отвернувъ лицо и сжимая въ правой рук руку умершаго своего родственника, а мистеръ Обри стоялъ въ ногахъ, у постели, закрывъ глаза рукою. Никто изъ нихъ не говорилъ ни слова нсколько минутъ. Наконецъ герцогъ, глубоко-тронутый, медленно всталъ и вышелъ изъ комнаты молча, въ-сопровожденіи мистера Обри. Въ дверяхъ они встртили тхъ, которые должны были оказать послднія, печальныя услуги умершему.

Вс распоряженія насчетъ похоронъ герцогъ принялъ на себя. Посл долгаго разговора съ его свтлостью объ ужасномъ положеніи, въ которомъ графъ оставилъ свои дла, предложивъ, съ своей стороны, устроить судьбу миссъ Максплейханъ, Обри вышелъ въ переднюю. ‘Что, экипажъ здсь?’ спросилъ онъ лакея, который стоялъ у дверей, дожидаясь его приближенія.

— Да, милордъ, отвчалъ тотъ и слово это заставили вздрогнуть новаго лорда Дрелинкурта. Затмъ, онъ слъ въ карету, въ очень-грустномъ расположеніи духа и похалъ обратно въ Лондонъ. Обри дйствительно сдлался лордъ Дрелинкуртъ, по смерти своего родственника, и на другой же день, поутру, это происшествіе возвщено было модному свту въ столбцахъ услужливой Авроры, слдующимъ образомъ:

‘Вчера, въ своей резиденціи, въ Попльтон-Хол, въ Хертфордшир, на 70-мъ году жизни скончался высокопочтенный графъ Дреддлинтонъ, кав. Большаго Креста орд. Бани и пр. и пр. Онъ былъ пятый графъ Дреддлинтонъ и двадцатый баронъ Дрелинкуртъ. Графство, пожалованное его прапрадду, въ 1667 году, теперь погасло, но древній титулъ барона Дрелинкуртъ, пожалованный призывною грамматою Генриха II, на 12-мъ году его царствованія, перешелъ къ наслднику покойнаго графа, Чарльзу Обри, эсквайру, владтелю Яттона, въ Йоркшир, и представителю младшей линіи этого дома, тому самому, который еще недавно усплъ получить обратно все свое имніе, года два тому назадъ отнятое у него самымъ необыкновеннымъ образомъ, что, если мы не ошибаемся, составляетъ теперь предметъ судебнаго слдствія. Новый лордъ Дрелинкуртъ иметъ отъ-роду 36 лтъ. Онъ окончилъ курсъ въ Оксфорд, гд получилъ двойной первый призъ и впослдствіи засдалъ нсколько лтъ сряду въ парламент, представителемъ Яттона. Онъ вступилъ въ бракъ въ 18** году съ Агнесою, единственною дочерью и наслдницею покойнаго полковника Сейнт-Клера, убитаго во время испанской войны, и иметъ отъ нея дтей — Чарльза, рожденнаго въ 18** году, Агнесу, рожденную въ 18** году. У лорда Дрелинкурта нтъ братьевъ, но есть сестра миссъ Катерина Обри, которая, говорятъ, помолвлена съ достопочтеннымъ мистеромъ Делямиромъ, единственнымъ сыномъ и наслдникомъ высокопочтеннаго лорда Де-ля-Зуша’.

Въ-ожиданіи той поры, когда Яттонъ будетъ готовъ принять семейство Обри, члены этого семейства заняли на-время обмеблированный домъ въ Дуврской Улиц, въ нсколькихъ шагахъ отъ дома лорда Де-ля-Зуша, и возвратясь туда изъ Попльтон-Холя, лордъ Дрелинкуртъ узналъ, что его жена и сестра еще не пріхали домой, съ прогулки. Къ тому времени, когда ихъ экипажъ подъхалъ къ дверямъ, запертыя ставни и опущенныя сторы возвстили имъ о печальномъ происшествіи. Конечно нельзя было ожидать чтобъ кого-нибудь изъ нихъ сильно огорчила смерть человка, который постоянно удалялся отъ ихъ семейства и велъ себя, съ каждымъ изъ нихъ, самымъ обидно-высокомрнымъ образомъ, который, узнавъ, что они лишились всего и стояли почти на краю погибели, держалъ себя въ жестокосердомъ отдаленіи попрежнему и ни разу не протянулъ имъ руки помощи. Невзирая на то, они смотрли на горькія обстоятельства, которыя сопровождали и ускорили кончину ихъ надменнаго родственника, съ искреннимъ сожалніемъ къ человку, такому слабому, такъ жестоко-обманутому, и спсь котораго претерпла дйствительно такое громкое и ужасное паденіе. Это происшествіе, разумется, заставило ихъ надть снова на короткое время трауръ. Лордъ Дрелинкуртъ присутствовалъ при похоронахъ покойнаго графа, происходившихъ въ Попльтон просто и безъ шума, и нсколько дней спустя, горя нетерпніемъ увидть снова свой милый Яттонъ и вмст желая сдлать нсколько личныхъ распоряженій, по разнымъ необходимымъ предметамъ, онъ принялъ предложенное ему мсто въ карет лорда Де-ля-Зуша, который отправлялся на одну недлю въ Фозерингемъ но своимъ дламъ. Лордъ Дрелинкуртъ согласился жить въ Фозерингем, во время короткаго пребыванія своего въ Йоркшир, и не веллъ увдомлять никого въ Яттон заране о намреніи своемъ постить это мсто, собираясь утромъ на другой день, по прізд въ Фозерингемъ, отправиться тихонько и неожиданно къ милому мсту своего рожденія, къ сцен столькихъ страданій въ прошедшемъ и столькихъ радостей, ожидавшихъ его при возврат.

Около 4-хъ часовъ пополудни, въ морозный декабрскій день, докторъ Тэсемъ сидлъ одинъ въ своемъ просто-убранномъ, старомодномъ маленькомъ кабинет у стола, на которомъ Бетти, старая его ключница, только-что поставила скромный чайный приборъ, между которымъ замтенъ былъ рдкой работы маленькій, круглый серебряный чайникъ — драгоцнный подарокъ покойной мистрисъ Обри, сдланный доктору боле двадцати лтъ тому назадъ. На колняхъ его былъ открытъ переплетенный въ пергаментъ и сильно-подержанный экземпляръ омы Кемпійскаго (постояннаго собесдника доктора), который докторъ опустилъ за нсколько минутъ передъ тмъ, въ-задумчивости. Докторъ смотрлъ по направленію стараго тисса, на кладбищ, часть котораго вмст съ срымъ, осыпающимся угломъ церкви, видны были изъ окошка, на очень-близкомъ разстояніи. Надъ крышкой камина повшены были два маленькіе портрета въ-профиль — покойнаго сквайра Обри и его покойной жены, которые они сами подарили доктору, почти лтъ тридцать тому назадъ. Несмотря на очень-чувствительный холодъ, не боле какой-нибудь пригоршни угля горло за ршеткою очага, и это обстоятельство вмст съ малымъ количествомъ грубаго мелиса въ сахарниц, а также дв чайныя ложечки чая, которыя онъ только-что отмрилъ въ чашку затмъ, чтобъ всыпать ихъ въ чайникъ, когда Бетти принесетъ котелокъ и четыре тонкіе ломоточка скупо-намазаннаго масломъ ситнаго хлба — все это вмст ясно говорило, въ какихъ стсненныхъ обстоятельствахъ находился бдный докторъ. Одежда его, очень-чистая, но вытертая до нитки и сильно полинялая, наводила на т же самыя мысли. Пять фунтовъ, которые онъ скопилъ на покупку новаго платья, мистеръ Титмаузъ, какъ мы сказали, уже усплъ у него выманить. Волосы доктора имли серебристо-блый цвтъ, и хотя мистеръ Тэсемъ замтно былъ въ нкоторомъ упадк духа, но лицо его носило выраженіе такое же благосклонное, такое же набожное, какъ и прежде. Кром-того, онъ значительно похудлъ противъ той норы, когда мы представили его читателю въ первый разъ, потому-что въ послдніе два года онъ перенесъ много лишеній, непріятностей и заботъ. Онъ, человкъ кроткій и миролюбивый, долго терплъ упорное гоненіе двухъ новыхъ жителей деревни, а именно достопочтеннаго Смирка Мёдфлинта и мистера Блёдсека-младшаго. Первый нанялъ у Титмауза маленькое зданіе, прежде вмщавшее школу миссъ Обри, и превратилъ его въ унитарскую молельню, а самъ вмст съ семействомъ жилъ въ другой части зданія. Онъ говорилъ проповди каждое воскресенье противъ доктора Тэсема, осыпая горькими насмшками доктора, наружность его привычки, и неоднократно вызывая его съ своей каедры на открытый споръ о главныхъ пунктахъ различія между ихъ религіозными убжденіями. Посредствомъ своихъ нравоучительныхъ проповдей каждое воскресенье утромъ, и своихъ политическихъ рчей каждое воскресенье вечеромъ (проповдей и рчей, которыя онъ всми силами старался сдлать по вкусу своимъ слушателямъ), Медфлинтъ дйствительно переманивалъ многихъ прихожанъ изъ приходской церкви, и это горе замтно убивало бднаго доктора. Мистеръ Блёдсекъ, съ своей стороны, воевалъ очень-дятельно противъ доктора, съ которымъ онъ завелъ два или три процеса по искамъ прихожанъ, касательно права его на десятичные сборы, никогда до-тхъ-поръ небывшіе предметомъ спора ни съ чьей стороны. Не дале какъ утромъ, въ этотъ же самый день, мистеръ Барнабасъ Блёдсекъ прислалъ очень-обидное и настойчивое письмо, съ намреніемъ вынудить доктора на неожиданную уступку, но докторъ, побуждаемый чувствомъ долга, ршился не допускать съ своей стороны, чтобъ права его самого и будущихъ преемниковъ его были нарушены какимъ бы то ни было образомъ. Эти притсненія мистера Блёдсека стоили доктору частыхъ и утомительныхъ прогулокъ въ контору мистера Паркинсона въ Грильстон, а также значительныхъ и неизбжныхъ расходовъ, которые, если бы дла его велъ не Паркинсонъ, а какой-нибудь другой стряпчій, давно довели бы доктора до совершеннаго разоренія и сокрушили бы его сердце. Несмотря на то, великодушный, соразмрно съ своими средствами, во время послдняго своего вояжа въ Грильстонъ, онъ купилъ и принесъ домой дв бутылки портвейну, которыя собирался отнести въ день Рождества въ подарокъ бдному товарищу своему, пастору сосдняго прихода, имвшему большое семейство. Все это мучило доктора Тэсема и наводило на него иногда припадки унынія въ род того, въ которомъ онъ теперь находился… Вдругъ, сидя въ кабинет, какъ было описано, онъ услыхалъ легкій стукъ въ дверяхъ. ‘Войдите Бетти’, сказалъ докторъ своимъ обыкновеннымъ тихимъ и ласковымъ голосомъ, полагая, что его старая ключница принесла котелокъ съ водой, потому — что онъ видлъ какъ она, минутъ пять тому назадъ, прошла съ этимъ котелкомъ черезъ дворъ къ колодцу, оставивъ наружную дверь открытою до своего возвращенія. Когда онъ произнесъ эти слова, дверь отворилась. Мистеръ Тэсемъ сидлъ къ ней спиною и не слыша, чтобъ кто-нибудь вслдъ затмъ вошёлъ или заговорилъ, повернулся въ креслахъ, желая взглянуть, что это значитъ… и вдругъ увидлъ передъ собою на порог джентльмена, одтаго въ глубокій трауръ, который стоялъ неподвижно и глядлъ на него съ любовью. Докторъ, пораженный въ-расплохъ, вскочилъ съ своихъ креселъ и смотрлъ нсколько секундъ съ-нмымъ изумленіемъ, если даже не со страхомъ, на фигуру, молча-остановившуюся въ дверяхъ.

— Какъ! можетъ ли это быть?.. произнесъ онъ, запинаясь, и вслдъ затмъ увидлъ, что это дйствительно былъ онъ — радость очей его, прежній Обри, а теперь, какъ онъ узналъ недавно отъ мистера Паркинсона — лордъ Дрелинкуртъ.

— О мой милый, добрый, почтенный другъ! Васъ ли я вижу опять? воскликнулъ его гость трепетнымъ голосомъ, подходя къ доктору и горячо сжимая его руки. Нсколько минутъ смотрли они другъ на друга молча и со слезами на глазахъ. Лорда Дрелинкурта тронула замтная перемна въ лиц доктора Тэсема.

— И это не сонъ? Мой милый другъ — это вы, дйствительно? произнесъ наконецъ докторъ, все еще не сводя глазъ съ лорда Дрелинкурта.

— Да, это я, вашъ старый другъ, Чарльзъ Обри, дорогой мой докторъ! Да благословитъ васъ Богъ! отвчалъ лордъ Дрелинкуртъ съ переполненнымъ сердцемъ.— Я опять, какъ видите, пріхалъ въ Яттонъ и къ вамъ первому пришелъ, чтобъ въ вашемъ присутствіи благодарить Бога за Его безграничную милость!

— Господь Богъ твоихъ отцовъ да благословитъ тебя! воскликнулъ докторъ Тэсемъ, торжественно, и лордъ Дрелинкуртъ торжественно принялъ благословеніе пастора. Нсколько минутъ спустя, онъ слъ противъ доктора, на единственный порожній стулъ, находившійся въ комнат, и они тотчасъ вступили въ горячій, дружескій разговоръ.

— Ахъ, мистеръ Обри!.. произнесъ докторъ съ улыбкой, но вмст и съ маленькимъ замшательствомъ — я и забылъ… лордъ Дрелинкуртъ — какъ странно звучитъ ваше новое имя!

— Да, это правда, я ношу теперь новое имя, но поврьте мн, я еще не помирился съ нимъ, особенно, милый докторъ, въ вашемъ присутствіи. Будетъ ли когда-нибудь лордъ Дрелинкуртъ такъ счастливъ, какъ въ прежніе годы былъ счастливъ Чарльзъ Обри?

— О, будетъ, будетъ непремнно! Вы будете счастливы! Самъ Богъ хотлъ, чтобъ вы были возвышены и отличены и чтобъ вы получили обратно вапіе собственное. Дай вамъ Богъ долго жить, чтобъ насладиться вполн и тмъ и другимъ, и, надюсь — въ Яттон, прибавилъ онъ горячо.

— О, можете ли вы сомнваться, мои милый докторъ? Мое сердце только теперь заживаетъ отъ ранъ, которыя были нанесены ему въ разлук съ этимъ дорогимъ мстомъ.

— И мистриссъ О… я хочу сказать леди Дрелинкуртъ… Всемогущій Богъ да благословитъ се! И Кетъ, милая, дорогая Кетъ! Ну, я полагаю, она еще не перемнила своего имени?

— Нтъ еще, отвчалъ лордъ Дрелинкуртъ съ веселой улыбкой.

— И вы хотите сказать, что вы вс прідете въ Яттонъ опять?

— Какъ, прідемъ ли мы въ Яттонъ? Да это нашъ маленькій рай! Здсь мы желаемъ жить, а когда пріидетъ наша очередь идти вслдъ за тми, которые отправились прежде насъ, тамъ мы желаемъ покоиться! произнесъ лордъ Дрелинкуртъ, указывая на кладбище съ такимъ взоромъ, отъ котораго слезы сверкнули на глазахъ у доктора, потому — что этотъ взоръ напомнилъ ему живо похороны мистриссъ Обри.

— У меня есть къ вамъ два письма, сказалъ лордъ Дрелинкуртъ, посл короткаго молчанія, вынимая свой бумажникъ: — отъ жены и сестры: об он поручили мн передать ихъ въ ваши собственныя руки, вмст съ ихъ усердными поклонами. И онъ подалъ два письма доктору Тэсему, который дрожалъ отъ сильнаго чувства, получая ихъ.

— Я прочту ихъ, когда буду одинъ, сказалъ онъ, посмотрвъ нжно на надпись и положивъ оба письма на крышку камина.

— Войдите, войдите! произнесъ докторъ живо, услыхавъ стукъ въ дверяхъ. Это Бетти! Вы не забыли старую Бетти — не правда ли? сказалъ онъ лорду Дрелинкурту, между-тмъ, какъ добрая старушка отворила дверь съ смущеннымъ видомъ, держа котелокъ въ рукахъ и робко присдая при вид лорда Дрелинкурта, котораго она тотчасъ узнала.

— А! Бетти! сказалъ онъ ей очень-ласково:— я радъ, что увидлъ васъ опять и услышалъ, что вы здоровы.

— Да, сэръ, если прикажете, сэръ, покорно васъ благодарю, сэръ, бормотала Бетти, присдая поминутно и останавливаясь съ котелкомъ въ рукахъ, какъ-будто она и не намрена была войдти въ комнату.

— Хорошо, довольно, Бетти, сказалъ докторъ, восхищенный любезностью лорда Дрелинкурта къ его старой служанк.— Подайте его сюда. И Томасъ тоже совершенно здоровъ, прибавилъ онъ, обращаясь къ своему гостю. Томасъ былъ мужъ Бетти и оба они жили у доктора лтъ двадцать. Должность Томаса состояла въ томъ, что онъ смотрлъ за лошадкою доктора, пока докторъ держалъ у себя лошадку, а теперь, исправлялъ разныя случайныя работы въ маленькомъ садик и на лужайк. Посл двухъ или трехъ ласковыхъ вопросовъ о немъ, когда Бетти поставила котелокъ на огонь, лордъ Дрелинкуртъ сказалъ:— я намренъ присоединиться къ вамъ, если позволите, вы дадите мн чашку чаю…

— Чашку чаю! Да, разумется, Бетти, подите сюда, произнесъ пасторъ, давая ей знакъ подойдти и шепнувъ ей на ухо, чтобъ она вынула самыя лучшія вещи, да сбгала бы въ село за парою горячихъ пирожковъ, да принесла бы еще побольше чаю и нсколько яицъ и масла, да полфунта хорошаго сахару, потому-что докторъ намренъ былъ устроить все на великолпную ногу, по случаю такого визита. Но лордъ Дрелинкуртъ подслушалъ его приказанія и желая пить чай вмст съ нимъ только затмъ, чтобъ не задержать доктора въ этомъ дл (потому-что лордъ Дрелинкуртъ еще не обдалъ), вмшался въ его распоряженія, объявивъ, что если докторъ станетъ длать такія зати, то онъ удетъ немедленно, и прибавилъ, что онъ ожидаетъ своихъ лошадей къ подъзду каждую минуту, а также, что лордъ Де-ля-Зушъ (который пріхалъ съ нимъ вмст изъ Фозерингема и находился въ эту минуту въ барскомъ дом), скоро зайдетъ за нимъ, чтобъ хать вмст назадъ. Этимъ онъ достигъ своей цли и минутъ черезъ пять, они пили вмст смиренный чай доктора, продолжая свой жаркій разговоръ. Лордъ Дрелинкуртъ имлъ въ этотъ день, поутру, очень-длинное свиданіе съ мистеромъ Паркинсономъ, отъ котораго узналъ, какую трудную жизнь велъ и сколько притсненій терплъ бдный докторъ впродолженіе послднихъ двухъ лтъ — и пришелъ въ сильное негодованіе. Докторъ самъ очень смягчилъ вс эти вещи въ отчет, который онъ далъ обо всемъ лорду Дрелинкурту, но послдній увидлъ тотчасъ, что Паркинсонъ ничего не преувеличилъ, и, не говоря ни слова о своихъ намреніяхъ доктору, ршился тотчасъ же принять нкоторыя мры такого рода, что еслибъ два человка въ деревн знали ихъ, то у нихъ, какъ говорится, душа была бы не на мст отъ страха.

— Что это такое, докторъ? вдругъ спросилъ лордъ Дрелинкуртъ, услыхавъ шумъ, какъ-будто говоръ людей подъ окномъ. Но дло въ томъ, что появленіе лорда Дрелинкурта и лорда Де-ля-Зуша съ ихъ двумя грумами, когда они проскакали черезъ все село по дорог въ барскій домъ, произвело сильное ощущеніе въ деревн, потому-что лордъ Дрелинкуртъ, какъ ни быстро онъ халъ, былъ тотчасъ узнанъ тми, кто его видлъ. Извстіе распространилось какъ огонь, что лордъ ‘сквайръ’ вернулся назадъ и былъ теперь въ Яттон — фактъ неслишкомъ-пріятный для господъ Блёдсека и Мёдфлинта, которые разговаривали въ эту минуту у дверей дома мистера Мёдфлинта. Лицо послдняго сдлалось на^/ нсколько градусовъ зелене цвтомъ впродолженіе четверти часа, между-тмъ, какъ мистеръ Блёдсекъ былъ блденъ какъ полотно. Постоянно-возрастающая толпа собралась передъ домомъ доктора, многіе сильно подозрвали, что лордъ Дрелинкуртъ самъ былъ внутри. Догадки скоро начали превращаться въ увренность, и дло дошло до-того, что вс они начали кричать: урра!..

— Что это? спросилъ лордъ Дрелинкуртъ.

— А! я знаю! воскликнулъ докторъ, сильно-одушевленный.— Они отъискали васъ… послушайте! Я не слыхалъ ничего подобнаго ужъ Богъ знаетъ какъ давно. Я удивляюсь, какъ они еще не начали звонить въ колокола… ахъ Господи! Да ихъ тутъ человкъ двсти по-крайней — мр! воскликнулъ онъ, войдя въ переднюю и выглядывая въ окно. Несмотря на сумерки, лордъ Дрелинкуртъ тоже замтилъ большое число народа внизу. Почти въ то же время, увидавъ лорда Де-ля-Зуша, который подъзжалъ къ дому въ-сопровожденіи двухъ грумовъ, онъ собрался идти. Между-тмъ лордъ Де-ля-Зушъ слзъ съ лошади, вошелъ въ домъ и, пожавъ самымъ дружескимъ образомъ руку маленькаго доктора, пригласилъ его обдать и ночевать въ Фозерингем на слдующій день, общая прислать за нимъ карету. Докторъ отъ восторга не чувствовалъ земли подъ собой, и когда они вдвоемъ съ лордомъ Дрелинкуртомъ вышли на крыльцо и громкій кликъ раздался въ окружающей ихъ толп, докторъ съ большимъ трудомъ удержался отъ сильнаго желанія крикнуть урра! вмст съ другими. Между-тмъ, день подходилъ къ концу, а хать надо было далеко. Вспомнивъ объ этомъ, лордъ Дрелинкуртъ, стоявшій нсколько минутъ съ открытой головой, раскланиваясь на вс стороны и пожимая руки тмъ, которые стояли поближе, послдовалъ примру лорда Де-ля-Зуша, слъ въ сдло и, ласково махнувъ рукой доктору Тэсему, поскакалъ прочь, провожаемый громкимъ урра! Съ этой минуты докторъ Тэсемъ пріобрлъ снова все прежнее свое вліяніе въ Яттон.

Сидя за стаканами въ этотъ день вечеромъ, оба пэра долго и въ сильномъ негодованіи говорили о тхъ умышленныхъ горькихъ обидахъ и притсненіяхъ, которыя докторъ Тэсемъ, одинъ изъ самыхъ миролюбивыхъ и доброжелательныхъ людей на свт, терплъ такъ долго отъ мистера Мёдфлинта и Барнабаса Блёдсека-младшаго. Этихъ двухъ людей они ршились наказать ршительно и немедленно. Съ одной стороны, почти все строеніе въ сел принадлежало лорду Дрелинкурту, и онъ поручилъ мистеру Паркинсону, безъ малйшей отсрочки, выгнать Блёдсека и Мёдфлинта изъ тхъ домовъ, которые они занимали, въ полномъ убжденіи, что этимъ онъ избавитъ село и сосдство отъ двухъ главнйшихъ источниковъ зла. Съ своей стороны, лордъ Де-ля-Зушъ на другой же день поутру написалъ въ Лондонъ къ стряпчему, производившему иски о подкуп, и поручилъ ему тотчасъ привести въ исполненіе приговоръ, данный по этому длу, вслдствіе чего гг. Блёдсекъ и Мёдфлинтъ, не имя никакой возможности уплатить огромные штрафы, черезъ нсколько дней получили настойчивое приглашеніе отправиться въ Йоркскій Ззмокъ, другими словами, взяты были подъ арестъ и отвезены въ тюрьму.

Черезъ день, рано поутру, лордъ Дрелинкуртъ вернулся въ Яттонъ, гд онъ назначилъ свиданіе съ разными лицами по дламъ, большею-частью относившимся до поправки барскаго дома, который онъ хотлъ приготовить для помщенія своего семейства какъ можно скоре. Вслдствіе распоряженія, сдланнаго имъ еще въ Лондон, онъ засталъ въ барскомъ дом одного джентльмена изъ столицы, человка съ большимъ вкусомъ и опытностью, въ руки котораго онъ намренъ былъ вврить надзоръ надъ всми поправками и возобновленіями какъ внутри, такъ и снаружи, съ сохраненіемъ древняго оригинальнаго характера зданія, такъ-какъ лордъ Дрелинкуртъ сильно желалъ, чтобъ жена его и сестра, при ихъ возвращеніи нашли все, по-мр-возможности, въ прежнемъ вид. Къ-счастью, маленькій Вандалъ, только-что изгнанный, не усплъ сдлать большаго, существеннаго и неисправимаго вреда. Домъ оставался попрежнему, большою, неправильною массою стараго кирпичнаго строенія, съ высокими трубами на крыш, точь-въ-точь какъ и прежде они его помнили, и требовалъ очень-мало поправки. Прекрасный остатокъ древнихъ временъ, заросшій плющомъ въздъ, съ его зубчатыми башнями, съ его срыми, обсыпающимися, крытыми камнемъ бойницами и съ гербомъ надъ верхушкой остроконечнаго свода, не претерплъ никакой перемны. Даже старинные и отъ времени почернвшіе солнечные часы оставались попрежнему, въ центр зеленой лужайки, среди двора. Тисовыя деревья стояли, попрежнему, рядомъ вдоль высокой стны, окружавшей дворъ, и прелестная трупа ливанскихъ кедровъ красовалась такъ же точно, какъ и въ былое время — зеленая, величавая, торжественная. Но, переступивъ за порогъ барскаго дома, нельзя было не вздохнуть при вид перемны во всемъ. Куда двались теперь вооруженныя статуи, копья, луки, ружья, аллебарды, мечи, боевые топоры и чудные старинные портреты предковъ семейства Обри? Ни слда ихъ не было видно, и сердце лорда Дрелинкурта сжалось, когда онъ окинулъ взоромъ голыя стны. Но дло было не такъ еще дурно, какъ онъ воображалъ. Вс эти портреты лежали, свернутые, въ кладовой, куда они запрятаны были, какъ вещи совершенно-безполезныя, съ-тхъ-поръ, какъ Титмаузъ приказалъ ихъ убрать. Они тотчасъ же были принесены, разложены на полу, тщательно развернуты и разсмотрны джентльменомъ изъ Лондона, который взялся исправить всю порчу, начинавшуюся отъ пыли и грязи, и развсить ихъ на прежнихъ мстахъ въ такомъ вид, что одинъ только внимательный взоръ могъ бы открыть какую-нибудь разницу между ихъ настоящимъ и прежнимъ состояніемъ. Другіе остатки древности, и въ томъ числ оружія, куплены были покойною леди Стрэттонъ во время одной изъ продажъ съ публичнаго торга, произведенныхъ по разнымъ взъисканіямъ за долги. Они до-сихъ-поръ находились у нея въ дом и, разумется, въ распоряженіи лорда Дрелинкурта, получившаго все имущество покойной. Джентльменъ, выписанный изъ Лондона, увидвъ ихъ, произнесъ свое мнніе, что то были прекрасные и дорогіе образчики стариннаго англійскаго оружія, и взялся развсить ихъ по старымъ мстамъ, даже въ гораздо-лучшемъ вид, чмъ прежде. Лордъ Дрелинкуртъ вздыхалъ не разъ, проходя по обнаженнымъ и пустымъ комнатамъ дома, въ которыхъ ничего не оставалось, кром прекрасныхъ, древнихъ каминныхъ навсовъ изъ дуба, выложенныхъ узоромъ мозаики, да еще дубовой отдлки стнъ въ разныхъ комнатахъ — вещей, которыя принадлежали къ недвижимости, а потому не могли быть захвачены въ качеств личной собственности мистера Титмауза. Кредиторы обобрали въ разное время все, что принадлежало Титмаузу: передняя зала, столовая, гостиная, библіотека, спальная, уборная, будуары мистриссъ Обри и ея сестры, длинныя галереи, комнаты, въ которыхъ малютки рзвились и прыгали вмст, все было голо и пусто. Эхо шаговъ и голоса лорда Дрелинкурта, когда онъ проходилъ по комнатамъ, отдавалось грустью въ душ его. Но все это скоро должно было принять другой видъ, потому-что полная воля дана была лондонскому джентльмену, который, подъ руководствомъ людей, принимавшихъ глубокое участіе въ успх трудовъ его, взялся черезъ два или, самое большое, черезъ три мсяца не оставить ничего такого, что могло бъ заставить вздохнуть. Войдя въ т комнаты на сверной оконечности зданія, изъ оконъ которыхъ можно было видть почти три четверти всего имнія, лордъ Дрелинкуртъ остановился и молча глядлъ нсколько минутъ вокругъ. Тамъ, по-крайней-мр, не было ничего такого, что могло поразить непріятно глазъ, или опечалить сердце, потому-что агентовъ Титмауза не допустили до порубки лса, къ тому же Обри узналъ по разспросамъ, во время личнаго осмотра нкоторой части земель, что господа Ватерсъ и Диккопсъ смотрли очень-зорко за всмъ и содержали все несравненно въ лучшемъ порядк, чмъ можно было ожидать. Мистеръ Томсонъ, сверхъ-того, смотрлъ очень-строго за дичью, а Пёмикинъ взялся весною привести сады и оранжереи въ самый цвтущій видъ. Однимъ словомъ, лордъ Дрелинкуртъ поручилъ все на руки человка, имъ выбраннаго, и мистера Гриффитса, причемъ первый общалъ, конечно, руководствоваться отъ времени до времени при покупк главныхъ статей убранства въ Лондон вкусомъ лорда и леди Дрелинкуртъ и миссъ Обри. Гриффитсу поручено было вернуть въ домъ какъ можно боле изъ числа прежнихъ слугъ мистера Обри, и онъ тотчасъ же сообщилъ лорду Дрелинкурту, что двое изъ нихъ въ-особенности изъявили ему сильное желаніе поступить на прежнія мста, а именно мистриссъ Джексонъ, ключница, которая все это время смотрла за домомъ брата своего въ Йоркшир, и она, разумется, получила немедленное приглашеніе, вторая была Херріетъ, горничная миссъ Обри, та самая, которая такъ горевала, разставаясь съ своей госпожею и, отходя, рекомендована была въ домъ покойной леди Стрэттонъ, гд она и до-сихъ-поръ еще жила вмст съ нсколькими другими, изъ числа прислуги, несовершенно-распущенной. Бдная двушка чуть не сошла съ ума отъ радости, получивъ вскор посл того извстіе, что какъ только она успетъ собрать свое платье и вещи въ дорогу, то можетъ тотчасъ отправиться въ Лондонъ и вступить въ прежнюю должность горничной миссъ Обри. Узнавъ, по разспросамъ, что не было ни одного фермера въ имніи, наемная плата котораго не была бы поднята гораздо-выше противъ того, что платилось при немъ, лордъ Дрелинкуртъ приказалъ привести все въ прежніе размры и собрать свднія о нсколькихъ почтенныхъ фермерахъ, которыхъ взыскательность мистера Титмауза и его агентовъ выгнала изъ ихъ фермъ, съ тмъ, чтобъ поставить на ихъ мсто очень-сомнительныхъ преемниковъ. Распорядясь такимъ-образомъ насчетъ всего, что было нужно для приведенія Яттона въ прежнее счастливое и довольное положеніе, существовавшее до нашествія мистера Титмауза, лордъ Дрелинкуртъ вернулся въ Лондонъ, но, узжая, оставилъ сто фунтовъ въ рукахъ доктора Тэсема для раздачи, по его усмотрнію, наканун праздника Рождества, а также убдилъ доктора принять 50 фунтовъ впередъ въ-счетъ 100 фунтовъ, назначенныхъ ему ежегодно, въ качеств домашняго священника лорда Дрелинкурта. На это мсто докторъ назначенъ былъ самимъ лордомъ, предложеніе котораго докторъ принялъ съ восторгомъ и гордостью. Лордъ Дрелинкуртъ, сверхъ-того, поручилъ мистеру Паркинсону отнести насчетъ его, лорда, вс маленькіе долги, надланные бднымъ докторомъ по случаю процесовъ, въ которые онъ былъ вовлеченъ, и такимъ-образомъ докторъ Тэсемъ сталъ опять свободнымъ человкомъ, не встрчая боле никакого спора о своемъ прав на десятичные сборы и ни одной изъ тхъ остановокъ въ источникахъ небольшаго дохода, которымъ онъ былъ въ послднее время подверженъ, да, сверхъ-того, еще имлъ 50 фунтовъ въ полномъ своемъ распоряженіи. Вслдствіе того, докторъ явился въ первый день Рождества въ прекрасномъ, новомъ, черномъ плать и въ новой шляп, и въ церкви своей онъ увидлъ на этотъ разъ очень-большое, очень-радостное и очень-внимательное собраніе.

Мы ужь сказали о распоряженіи лорда Дрелинкурта насчетъ гг. Блёдсека и Мёдфлинта, которыхъ мистеру Паркинсону поручено было выгнать вонъ изъ села. Такимъ же точно образомъ уничтожено было и другое зло — трактиръ, извстный подъ вывскою: Герба Пьяницы, и ршено, что впредь всего одинъ трактиръ будетъ существовать въ Яттон, тихій, старинный, первобытный трактиръ, подъ вывскою Герба Обри, совершенно-достаточный на вс потребности жителей этого села. Два или три другія лица, забравшіяся въ село, въ господствованіе Титмауза, были спроважены подобнымъ же образомъ, къ большому удовольствію тхъ, которые оставались, и къ празднику Рождества Яттонъ началъ обнаруживать признаки возврата въ прежнее положеніе. Работы, происходившія въ барскомъ дом, придавали много жизни и одушевленія всему сосдству и доставляли очень — выгодное и очень-обширное занятіе въ такую пору года, когда нужда въ этомъ занятіи была самая сильная. Молельня и мсто жительства достопочтеннаго мистера Мёдфлинта претерпли быстрое и замчательное измненіе. Дло въ томъ, что мистеру Дслямиру пришла въ голову мысль, которую, съ согласія лорда Дрелинкурта, онъ ршился привести немедленно въ исполненіе. Мысль эта состояла въ томъ, чтобъ сломать старое зданіе, выстроить на его мст очень-красивую школу, наполнить ее ученицами и пріискать наставницу, для-того, чтобъ сдлать сюрпризъ своей невст ко времени возвращенія ея въ Яттонъ. Онъ пригласилъ хорошо-извстнаго архитектора, который представилъ ему планъ очень-красиваго, небольшаго, готическаго зданія, приноровленнаго для помщенія 18 или 20 ученицъ, съ постоянною квартирою для наставницы. Планъ этотъ отъ всего сердца одобренъ былъ мистеромъ Делямиромъ и докторомъ Тэсемомъ, котораго первый выбралъ своимъ совтникомъ по этому длу, и они взяли общаніе съ архитектора, что вся постройка будетъ окончена и готова для помщенія не позже, какъ черезъ три мсяца. Вверху, надъ переднимъ фасадомъ зданія, должна была находиться небольшая мраморная доска, съ надписью:

К. О.
Основательница.
18**

Наставница прежней школы Кетъ охотно оставила такое же мсто въ другой части графства, чтобъ вернуться на старое, въ Яттонъ, и докторъ Тэсемъ долженъ былъ прежде всего выбрать ученицъ, которыхъ ршено было одть, насчетъ мистера Делямира, въ прежній простой и опрятный костюмъ, заведенный самою миссъ Обри. Съ какимъ восторгомъ думалъ онъ о сюрприз, который готовилъ такимъ образомъ для своей милой невсты, вмст съ тмъ воздвигая для нея солидный и прекрасный памятникъ въ этихъ мстахъ!

ГЛАВА XIV И ПОСЛДНЯЯ.

Мистеръ Титмаузъ къ тому времени, когда распущенъ былъ Парламентъ, находился въ положеніи довольно-ненадежномъ. У него оставались въ карман два соверена {Sovereign — золотая монета, равняющаяся 20 шиллингамъ, или 1 фунту стерлинговъ.}. Эти деньги, да дв или три рубашки, да платье, на немъ надтое, да экземпляръ Боксіаны — вотъ все, оставшееся у него имущество, съ которымъ онъ долженъ былъ встртить около 100,000 фунт. Долга! А между-тмъ, броня парламентской привилегіи спадала, такъ сказать, ежедневно. Еще нсколько дней — и онъ долженъ былъ достаться въ руки страшнаго ополченія кредиторовъ, которые дожидали этой минуты, чтобъ броситься на него, какъ стая голодныхъ волковъ. Каждый изъ нихъ производилъ свой искъ и каждый имлъ свое предписаніе объ арест, уже заготовленное. Были въ-особенности три жида, Израель Фенгъ, Мордохей Грейпъ и Мефибошефъ Мехаршаляль-хашъ-Бацъ, которые дали другъ другу торжественную клятву никогда не выпускать изъ вида Титмауза, ни днемъ, ни ночью, какихъ бы трудовъ и какихъ бы издержекъ это ни стоило, до-тхъ-поръ, пока не окончится срокъ привилегіи и они не будутъ имть права вонзить свои когти въ тло своего маленькаго кредитора. Въ-самомъ-дл, около сотни кредиторовъ готово было накинуться на Титмауза въ случа, еслибъ онъ сдлалъ малйшую попытку ухать изъ Англіи. Помщеніе его въ эту пору состояло изъ жалкой маленькой комнатки на чердак, позади небольшаго дома въ Вестминстер, невдалек отъ обихъ Палатъ. Комнатка эта была даже хуже той комнаты, которую онъ занималъ въ Оксфордской Улиц, гд въ первый разъ былъ представленъ читателю. Тутъ онъ лежалъ въ постели иногда по цлымъ днямъ, потягивая слабый (потому-что онъ не имлъ возможности пить крпкій) грогъ, и усиливаясь сообразить: ‘куда онъ двалъ вс эти огромныя суммы денегъ, бывшія въ его распоряженіи?’ И какъ бы онъ сталъ дйствовать, еслибъ какимъ-нибудь счастливымъ случаемъ онъ опять сталъ богатъ, и наконецъ: что теперь съ нимъ станется, что ему длать, куда идти? хать на море? Но это онъ могъ сдлать не иначе, какъ простымъ матросомъ, еслибъ кто-нибудь согласился взять его къ себ на корабль, или, положимъ, онъ записался бы въ армію. Какая-нибудь славная война… и такъ дале думалъ онъ, но оба эти плана требовали, чтобъ онъ предварительно въ-состояніи былъ избгнуть отъ своихъ кредиторовъ, которые, какъ онъ сильно подозрвалъ, сторожили его со всхъ сторонъ. Каждый подобный обзоръ его безнадежнаго положенія оканчивался гнвомъ на т обстоятельства, вслдствіе которыхъ онъ былъ лишенъ великолпнаго имнія, приносящаго 10,000 фунт. въ годъ, и сдлался хуже чмъ нищій. Онъ иногда соскакивалъ съ постели, судорожно сжимая свои кулаки. Онъ думалъ о мистер Кверк, о мистер Снап, о мистер Тэг-Рэг съ бшенствомъ, но каждый разъ, какъ мысль о мистер Геммон приходила ему въ голову, онъ содрогался всмъ тломъ, какъ-будто въ присутствіи страшнаго, гибельнаго привиднія. Несмотря на все это, онъ сохранялъ, гуляя по улицамъ, туже самую самодовольную походку, которая всегда его отличала. Каждый день посщалъ онъ сцены своего недавняго величія, которыя, казалось, привлекали его непреодолимо. Онъ проходилъ мимо дома покойнаго графа Дреддлинтона, въ Гросвенор-Сквер, посматривая то на самый домъ, то на траурный щитъ, висящій на немъ. Потомъ онъ отправлялся въ Парк-Ленъ и смотрлъ съ неизъяснимымъ чувствомъ — несчастный!— на тотъ домъ, который когда-то принадлежалъ ему и леди Сесиліи, но въ эту пору занятъ былъ вельможею, изящный экипажъ котораго и прислуга часто стояли возл дверей. Въ такія минуты онъ радъ былъ бы умереть тутъ же на мст и такимъ-образомъ избавиться отъ своего горя. Если, когда-нибудь встрчаясь, онъ кланялся или обращался съ рчью къ тмъ, съ которыми еще такъ недавно былъ на короткой ног, ему отвчали пристальнымъ взоромъ, а иногда такою улыбкою, отъ которой сердце замирало. Послдніе три года жизни казались ему неболе какъ страннымъ сномъ. Его небольшой обдъ (потому-что онъ почти-совершенно потерялъ аппетитъ отъ долговременнаго пьянства) происходилъ въ небольшой таверн, въ нсколькихъ шагахъ отъ его квартиры, и тамъ же онъ проводилъ обыкновенно вечеръ, за недостаткомъ другаго мста, куда идти. Тамъ онъ составилъ, наконецъ, очень-короткое знакомство съ однимъ добродушнымъ и очень-почтеннымъ джентльменомъ, который посщалъ таверну почти такъ же часто, какъ и самъ Титмаузъ, и сидлъ по цлымъ часамъ, разговаривая съ нимъ очень-пріятно, съ сигарою во рту и стаканомъ грога передъ собой на стол. Чмъ чаще Титмаузъ видлъ его, тмъ боле этотъ человкъ ему нравился, и наконецъ, принявъ его совершенно въ свои повренные, онъ разсказалъ ему откровенно теперешнее свое несчастное положеніе и свою, еще боле-печальную перспективу въ будущемъ. Но человкъ этотъ — увы! былъ братъ жида Мехаршаляль-хаш-Баца, служилъ коммиссаромъ шерифа и слдилъ за малйшими его движеніями днемъ и ночью, поперемнно съ другимъ, который не обратилъ на себя вниманія Титмауза. Они соображали вмст планы насчетъ того, что слдовало длать Титмаузу въ его положеніи, но вс планы казались неудовлетворительными, то Титмаузу, то его другу. Наконецъ Титмаузъ намекнулъ, что ему извстно, какая куча враговъ слдитъ за нимъ постоянно и какъ сильно они желаютъ добраться до него, но ему извстно тоже, говорилъ онъ, что ‘я безопасенъ, какъ въ крпости, еще на нсколько времени.’ При этомъ Титмаузъ упомянулъ объ одномъ план, недавно-пришедшемъ ему въ голову, прося, однакожь, своего собесдника держать эту вещь въ строжайшемъ секрет, а именно: о намреніи своемъ писать къ лорду Дрелинкурту (который все-таки былъ ему немного съ-родни, и долженъ быть чертовски-радъ, получивъ въ руки такъ легко всю его, Титмауза, собственность), и просить его выхлопотать ему какое-нибудь мсто на служб у правительства, во Франціи, въ Индіи или въ Америк, и дать ему какую-нибудь бездлицу, которая могла бы ему помочь, обзавестись съ-почину, и ‘улизнуть отъ сыщиковъ’. Другъ его слушалъ внимательно и потомъ сказалъ, что онъ считаетъ этотъ планъ отличнымъ и что мистеру Титмаузу слдуетъ написать письмо и отправить его тотчасъ. Вслдствіе этого, Титмаузъ послалъ за перомъ, чернилами, бумагою и, пока пріятель его, спокойно развалясь, курилъ сигару и потягивалъ грогъ, бдный Титмаузъ написалъ слдующее письмо къ лорду Дрелинкурту, послднее изъ той коллекціи, которая находится въ моихъ рукахъ.

‘Высокопочтенному Лорду Дрелинкурту, Милорду.

‘Естественнымъ образомъ Находясь втакомъ Непріятномъ Положеніи относительно вашей Милости и будучи вынужденъ Обратится Квамъ по Длу этого рода Очень Тягосному для моихъ чувстфъ принимая во вниманіе мое Бдственное Положеніе и Все Это такъ Внизапно что еще очень ндавно кто бы могъ себ это Представить! Ваша Милость разумеется Понимайте что вэтомъ Не я Виноватъ, а скорей Мои родители о чемъ Узнавъ Только Недавно съ большимъ огорченіемъ.— Увы. Я бы лутше жилалъ никогда Неродится на Светъ или Умереть и лжать спокойно въ Преждевременной Могил. Я смиренно старался Милордъ исполнять свой Долгъ когда находилса Въ Высшемъ Кругу, а особенно въ Палате и никогда не обиделъ Никого, тмъ мене Васъ, Милордъ, если вамъ только будитъ угодно Поверить Мн, потому что я конечно не сталъ бы Итти Противъ Васъ такъ какъ я шолъ Милордъ, еслибы не былъ Ктому Вынуждинъ о чемъ сожалю и проч. Я по истине Несчастливъ, будучи (Между Нами сказать Милордъ) по Ше и по Уши въ Долгу и не имя ничего чмъ бы Заплатить и выхожу изъ Палаты а потому не имю Никакой Защиты и боюсь Милордъ что я скоро отправлюсь къ Чорту. Разумется типерь когда ваша Милость Получили вруки ваше имніе и проч. вы будете получать Доходы и проч. но ведь Половина того, что вы получили за Последнюю Четверть по Совсти сказать не мне ли Принадлежитъ потому что ведь я имлъ Владеніе что составляетъ ⁹/₁₀ Закона. Но уступаю типерь вамъ Все Охотно потому что гд нечего делать тамъ надо тирпеть не можете ли ваша Милость достать мн какое нибудь Местсчко въ Чужихъ Краяхъ за что былъ бы премного обязанъ и Этимъ вы Лишили бы меня средства Беспокоить вашу Милость на счотъ Доходовъ которые уступаю Охотно. Достигнувъ до такого Высокаго Сана, который долженъ былъ Принадлежать Мн вы Безсомннія можите сдлать Все что вамъ Угодно. Ксожаленію долженъ сказать что я нахожусь въ самомъ Стесненомъ Положеньи стехпоръ какъ я Розорился. Примите во вниманіе Милордъ Какъ Легко Уступилъ я вамъ вашу Собственность между тмъ какъ я Могъ бы На делать вашей Милости Большихъ Хлопотъ. Если вы вспомнете объ Этомъ и будите такъ Добры одолжите мне 10 ф. (Покуда) чмъ примного Обяжите.

‘Преданнаго вашей Милости покорнйшаго
‘Т. Титмауза.’

‘P. S, Я доставляю Это Квамъ Собственною рукой чтобы вы могли Наверно Получить. Напомните обо Мне Миссъ О. и Леди Д.’

Мистеръ Титмаузъ сообщилъ своему новому другу не боле какъ общій смыслъ этого письма и, запечатавъ конвертъ, онъ спросилъ у своего друга, не хочетъ ли онъ прогуляться на западный конецъ города, тотъ отвчалъ утвердительно, и оба они отправились къ дому лорда Дрелинкурта въ Дуврской Улиц. Когда они пришли къ этому мсту, то другъ отошелъ на нкоторое разстояніе, между-тмъ, какъ Титмаузъ, стараясь принять увренный видъ, кашлянулъ, поправилъ свои воротнички, стукнулъ и зазвонилъ со всею смлостью джентльмена, пришедшаго къ обду. Дверь отворилась въ одну минуту. ‘Не здсь ли домъ лорда Дрелинкурта?’ спросилъ Титмаузъ, держа письмо въ рук и похлопывая довольно-сильно по ногамъ своею тонкою черною тросточкой.

— Разумется, здсь. Чего вамъ нужно? произнесъ швейцаръ сурово, взбшенный тмъ, что его осмливалась безпокоить въ эту пору такая фигурка, потому-что — увы! свжесть исчезла съ франтовскаго костюма Титмауза, да и къ-тому же: какой человкъ, знающій свтъ, пришелъ бы съ письмомъ въ семь часовъ вечера! Титмаузъ готовъ былъ отвтить швейцару довольно-рзко, но онъ боялся повредить такимъ-образомъ успху своей просьбы, а потому онъ отвчалъ очень-спокойно:— а, это здсь, въ такомъ случа, сдлайте одолженіе, отдайте это въ собственныя руки его милости, это письмо очень-важное.

— Хорошо, отвчалъ швейцаръ сухо, не воображая какое замчательное лицо былъ тотъ, съ кмъ онъ говорилъ, и тотчасъ вслдъ затмъ захлопнулъ дверь Титмаузу подъ-носъ.

— Проклятый неучъ! бормоталъ Титмаузъ, возвращаясь къ другу съ сердцемъ, разрывающимся отъ досады и бшенства: — клянусь Богомъ, я готовъ зайдти самъ завтра утромъ и сказать, чтобъ его выгнали.

Онъ адресовалъ письмо изъ своей квартиры, въ которую около десяти часовъ утра на слдующій день явился повренный лорда Дрелинкурта и, спросивъ мистера Титмауза, отдалъ ему въ руки письмо слдующаго содержанія:

‘Дуврская Улица, среда, утромъ.

‘Лордъ Дрелинкуртъ въ отвтъ на письмо мистера Титмауза проситъ его принять вложенный при семъ билетъ Англійскаго Банка на 10 фунтовъ.

‘Лордъ Дрелинкуртъ проситъ мистера Титмауза доставить ему адресъ, по которому лордъ Дрелинкуртъ могъ бы и впередъ къ нему относиться’.

Отправясь въ сосднюю таверну скоро посл полученія этой благопріятной записки, мистеръ Титмаузъ, посчастью, встртилъ друга и, съ видомъ маленькаго торжества, показалъ ему записку лорда Дрелинкурта и банковый билетъ. Нсколько времени спустя, когда оба они выкурили по пар сигаръ и выпили стакана но два грога, другъ мистера Титмауза принялъ очень-таинственный видъ и шопотомъ объявилъ ему, что онъ думалъ о дл его все время посл вчерашняго ихъ разговора, и что за пять фунтовъ онъ дастъ ему средство избжать немедленно отъ всякой опасности съ тмъ только, чтобъ Титмаузъ не длалъ ему никакихъ вопросовъ, потому-что онъ, другъ, самъ подвергался большому риску, ршаясь на такое дло. Титмаузъ, положивъ руку на сердце, воскликнулъ: ‘клянусь вамъ честью’ и, спросивъ сдачи у содержателя таверны, вручилъ пятифунтовой билетъ своему собесднику. Другъ и собесдникъ съ таинственнымъ видомъ шепнулъ Титмаузу на ухо, что къ 10 часамъ завтра поутру онъ будетъ дожидаться въ наемной карет у дверей квартиры Титмауза и доставитъ его прямо на корабль, который въ это время находится на рк и отъзжаетъ въ южную Францію, гд мистеръ Титмаузъ можетъ оставаться до-тхъ-поръ, пока до нкоторой степени не уладитъ своихъ длъ съ кредиторами. Въ назначенный часъ наемная карета точно подъхала къ дверямъ того дома, въ которомъ Титмаузъ нанималъ квартиру и, черезъ нсколько минутъ, этотъ джентльменъ, спустясь по лстниц съ небольшимъ чемоданомъ, вошелъ въ карету, гд сидлъ его пріятель, очевидно нежелавшій быть узнаннымъ кмъ-нибудь изъ прохожихъ. Дорогою они разговаривали усердно и горячо, но, въ ту самую минуту, когда подъхали къ большому мрачному зданію, съ широкою дверью и чрезвычайно-высокими стнами, карета остановилась. Три или четыре человка стояли у дверей, какъ-будто ожидая прибытія кареты, а пріятель мистера Титмауза отворилъ дверцы извнутри, опустилъ ступеньки и попросилъ мистера Титмауза выйдти на минутку. Только-что бдный Титмаузъ ступилъ на землю, какъ его тотчасъ же окружили и схватили за воротникъ люди, стоявшіе у дверей. Онъ оглянулся, но пріятель его исчезъ. Оцпенлый отъ удивленія и страха и захваченный совершенно въ-расплохъ такимъ неожиданнымъ нападеніемъ, Титмаузъ, безъ малйшаго сопротивленія, отведенъ былъ въ тюрьму Суда Королевской Скамьи въ-сопровожденіи трехъ жидовъ, слдившихъ за нимъ по пятамъ, и посаженъ въ очень-мрачную комнату. Тамъ только онъ опомнился и, понявъ весь ужасъ своего положенія, пришелъ въ отчаяніе и бшенство. Онъ бросился какъ безумный къ дверямъ, но его оттолкнули стоявшіе возл. Тогда онъ затопалъ ногами въ ярости, крича громко: ‘разбой!… разбой!— воры!..’ Потомъ онъ сталъ рвать на себ волосы, тряся головою съ безумнымъ неистовствомъ, и бросился на стулъ, съ котораго тотчасъ же вслдъ затмъ соскочилъ бшено, разломалъ свою трость на мелкіе куски и разбросалъ ихъ по комнат. Посл того онъ началъ рыдать, какъ капризная двчонка, и бить себя въ голову кулаками. Все это время три жида смотрли, оскаливъ зубы, съ адскимъ наслажденіемъ на мученія этого несчастнаго созданія. Припадокъ бшенства былъ такъ продолжителенъ, что Титмауза перевели въ укрпленную комнату и грозили надть на него смирительную рубашку, если онъ не перестанетъ вести себя такъ буйно. Слухъ объ его арест скоро разнесся повсюду, и дня черезъ два несчастный маленькій человчекъ былъ совершенно осыпанъ кредиторами, которые, какъ ни безсмысленны и какъ ни безполезны были ихъ продлки, кидались на него одинъ вслдъ за другимъ съ такою необузданною стремительностью, какъ-будто онъ былъ кусокъ чистаго золота, назначенный въ добычу первому, кто его захватитъ. На другой день участь его возвщена была свту статьею, напечатанною во всхъ утреннихъ газетахъ, которыя увдомляли своихъ читателей, что ‘Вчера мистеръ Титмаузъ, бывшій членъ Парламента и представитель Яттона, арестованъ очень-искусно и ловко въ самую ту минуту, когда онъ готовъ былъ ухать въ Америку, и заключенъ въ тюрьму Суда Королевской Скамьи по иску трехъ кредиторовъ, превышающему 60,000 ф. Говорятъ, итогъ его долговъ значительно превосходитъ сумму 150,000 ф.’ Какъ только Титмаузъ успокоился достаточно, то-есть черезъ три или четыре дня посл своего заключенія въ тюрьму, онъ написалъ длинное и очень-плачевное письмо къ лорду Дрелинкурту, и другое, такое же, къ миссъ Обри, горячо напоминая имъ обоимъ, что онъ былъ все-таки одной съ ними крови, что во всемъ виновато одно только счастіе, которое повезло на ихъ сторону, и что онъ надется, они вспомнятъ о немъ и сдлаютъ для него хоть малость, чтобъ вывести его изъ бды. Онъ хватался за это семейство, какъ-будто имлъ на него какія-нибудь права, забывая, что самъ могъ сдлаться должникомъ лорда Дрелинкурта по-крайней-мр на сумму 20,000 фунтовъ, если бы послдній, вмсто того, чтобъ сострадательно выслушивать его просьбы, вздумалъ предъявить свою тяжелую претензію. Но въ такомъ вид дло это никогда не приходило въ голову бдному Титмаузу. Частью по собственному желанію, а частью по убдительнымъ просьбамъ миссъ Обри, лордъ Дрелинкуртъ и мистеръ Делямиръ отправились въ тюрьму Суда Королевской Скамьи и имли съ Титмаузомъ долгое свиданіе, потому-что первому изъ нихъ очень хотлось удостовриться, если возможно, зналъ ли Титмаузъ съ самаго начала чудовищный обманъ, посредствомъ котораго онъ усплъ овладть Яттономъ, насчетъ жестокихъ страданій, причиненныхъ тмъ, которыхъ онъ выгналъ оттуда. Пока Титмаузъ болталъ съ пылкими и вертлявыми жестами, длавшими его боле похожимъ на обезьяну, только-что запертую въ клтку, чмъ на человка, и употребляя въ изобиліи свои любимыя поговорки: ‘клянусь честью!’ ‘чортъ возьми!’ и разныя ужасныя клятвы, за которыя онъ довольно-часто получалъ строгіе выговоры отъ лорда Дрелинкурта, съ какимъ глубокимъ и печальнымъ любопытствомъ смотрлъ послдній на странное созданіе, сидящее передъ нимъ, припоминая притомъ множество необыкновенныхъ вещей, о немъ слышанныхъ. ‘Вотъ — думалъ онъ — вдовствующій супругъ леди Сесиліи и зять графа Дреддлинтона, этого сокрушеннаго монумента спси, сокрушеннаго — увы! на самой высшей точк своего воображаемаго величія! Вотъ бывшій членъ Парламента и представитель мстечка Яттона, котораго избиратели объявили достойнымъ ихъ полной довренности! Вотъ тотъ, за которымъ все общество, даже самое блестящее, ухаживало какъ за блестящимъ львомъ! Вотъ бывшій обладатель Яттона, искавшій руки миссъ Обри и два года утопавшій во всхъ возможныхъ видахъ роскоши, великолпія и разврата! Вотъ тотъ человкъ, по требованію, по одному движенію руки котораго, лордъ Дрелинкуртъ былъ лишенъ свободы, безжалостно вырванъ изъ объятій своего семейства и вмст съ этимъ семействомъ подверженъ впродолженіе долгихъ мсяцевъ мучительнымъ, убійственнымъ лишеніямъ и бдствіямъ!’ Уходя, лордъ Дрелинкуртъ сунулъ ему въ руку десяти-фунтовой билетъ, который повидимому (хотя Титмаузъ не смлъ того сказать) порядкомъ разочаровалъ его. Лордъ Дрелинкуртъ и мистеръ Делямиръ за всмъ тмъ расположены были думать, что Титмаузъ не зналъ о своемъ незаконномъ рожденіи до-тхъ-поръ, пока результатъ слдствія Церковнаго Суда не сдлался извстенъ, но изъ разныхъ вещей, слышанныхъ отъ него впродолженіе этого разговора, они убдились, что мистеру Геммону этотъ фактъ былъ извстенъ ужь очень-давно, потому-что Титмаузъ говорилъ не задумываясь о безпрестанныхъ, таинственныхъ угрозахъ, которыя тотъ имлъ обыкновеніе ему длать. Въ-заключеніе, лордъ Дрелинкуртъ общалъ Титмаузу подумать, не можетъ ли онъ чего-нибудь сдлать въ его пользу и въ тотъ же день просилъ Роннинтона поручить это дло въ руки какого-нибудь стряпчаго, опытнаго по этой части, съ тмъ, чтобъ тотъ постарался подвесть это несчастное маленькое созданіе подъ ‘покровительство акта о несостоятельныхъ должникахъ‘.

Какъ только позволилъ обыкновенный ходъ дла, Титмаузъ былъ приведенъ въ судъ, наполненный его кредиторами и любопытными, пришедшими поглядть на такого знаменитаго человка. Судъ былъ удивленъ при вид множества и страшнаго объема долговъ, надланныхъ подсудимымъ. Они простирались до 100,000 фунтовъ по-крайней-мр. Въ оправданіе себя онъ могъ насчитать не боле семи или восьмисотенъ фунтовъ, розданныхъ въ разное время своимъ пріятелямъ. Но и на эти ссуды онъ не въ-состояніи былъ представить никакихъ удостовреній. Освобожденіе мистера Титмауза встртило очень-жаркое сопротивленіе со стороны его кредиторовъ, въ-особенности трехъ жидовъ, бшеное и неприличное поведеніе которыхъ въ присутствіи всего суда принудило главнаго судью два раза отдать приказаніе, чтобъ ихъ вывели вонъ. Имъ сильно хотлось, чтобъ Титмаузъ засаженъ былъ въ тюрьму до конца своей жизни. Посл неоднократныхъ и продолжительныхъ засданій, судъ ршилъ, что Титумазъ не можетъ быть освобожденъ до-тхъ-поръ, пока не просидитъ въ тюрьм одинъ годъ и шесть мсяцевъ. Услыхавъ такой приговоръ, Титмаузъ принялся горько и громко плакать и былъ выведенъ изъ суда, онъ ломалъ себ руки и моталъ головой въ совершенномъ отчаяніи. Лордъ Дрелинкуртъ, особенно старавшійся о томъ, чтобъ его имени не было въ числ кредиторовъ мистера Титмауза, узнавъ о такомъ ршеніи дла, изъ состраданія, ршился назначить ему 150 фунтовъ въ годъ до конца жизни, съ уплатою денегъ еженедльно, считая со дня возвращенія его въ тюрьму. Впродолженіе перваго мсяца онъ истрачивалъ все свое недльное жалованье на грогъ и сигары черезъ три дня по полученіи его. Затмъ онъ принялся-было играть въ деньги съ своими товарищами, но вдругъ повернулъ на совершенно-новую дорогу. Дло въ томъ, что онъ познакомился съ однимъ несчастнымъ литературнымъ труженикомъ, который когда-то въ-старину заработывалъ себ небольшія суммы, стряпая статьи для газетъ и періодическихъ изданій и, по его совту, Титмаузъ принялся за работу надъ нсколькими дестями бумаги. Слдующее заглавіе дано было предполагаемому творенію новымъ пріятелемъ Титмауза:

Превратности счастія
или

Записки изъ собственной жизни Титльбета Титмауза, эсквайра, бывшаго ч. П. и представителя Яттона.

Занятый надъ этимъ произведеніемъ, Титмаузъ исписалъ уже около трехъ дестей бумаги, и дйствительно одинъ модный книгопродавецъ, пронюхавъ о его предпріятіи, явился къ нему въ тюрьму и предложилъ ему 500 фунтовъ за манускриптъ, съ условіемъ, что онъ будетъ достаточно-великъ, чтобъ наполнить три тома. Это сильно подстрекнуло Титмауза, но, къ-несчастью, онъ захворалъ, не усплъ окончить перваго тома и, впродолженіе всего остальнаго времени своего заключенія, не могъ поправиться достаточно, чтобъ продолжать свой трудъ. Я разъ имлъ случай взглянуть на его рукопись, и могу сказать по совсти, что она была довольно-любопытна. Что сталось съ этою рукописью, впослдствіи — мн неизвстно. Впродолженіе послдняго мсяца заключенія въ тюрьм, Титмаузъ познакомился довольно-коротко съ какимъ-то бездльникомъ-стряпчимъ изъ жидовъ, который, подъ предлогомъ начатія новаго процеса въ Палат Лордовъ о вторичномъ возврат Яттона изъ рукъ лорда Дрелинкурта, усплъ оттянуть въ свои карманы боле половины еженедльной суммы, назначенной Титмаузу отъ лорда Дрелинкурта. Въ самый день освобожденія, Титмаузъ отправился прямо на квартиру одного изъ бывшихъ своихъ пріятелей Нижней Палаты, требовать уплаты 500 фунт., должныхъ ему этимъ джентльменомъ, которому онъ сталъ надодать самымъ жестокимъ образомъ, преслдовалъ его съ какимъ-то безумнымъ упорствомъ, атаковывалъ въ-расплохъ то на квартир, то на улиц, гонялся за нимъ повсюду и осыпалъ его пламенными мольбами и упреками, въ присутствіи всякаго встрчнаго и поперечнаго. ‘Заплатите мн мои 500 фунтовъ’, твердилъ онъ ему безпрестанно: ‘мн нужны деньги, куда вы двали мои 500 фунтовъ?’ Нсколько разъ, вслдствіе такихъ продлокъ, Титмаузу доставалось крпко: ему насовывали шляпу на глаза, его выталкивали вонъ пинками, и раза два или три спустили даже кувыркомъ внизъ по лстниц. Впослдній разъ, какъ это случилось, бдный Титмаузъ ударился головой со всего размаха о желзныя перила и лежалъ нсколько минутъ безъ памяти, и весь въ крови. Его отнесли въ лечебное заведеніе какого-то доктора, гд съ нимъ скоро сдлался припадокъ падучей болзни. Это нанесло окончательный ударъ потрясенному разсудку Титмауза и скоро посл-того онъ впалъ въ состояніе совершеннаго идіотизма. По просьб и на-счетъ лорда Дрелинкурта, онъ принятъ былъ въ частный пріютъ умалишенныхъ на куртендской дорог, близъ Хокстона, гд и теперь находится. Онъ очень-смиренъ и, одвшись поутру съ особеннымъ стараніемъ (никогда не забывая выпустить кончикъ благо носоваго платка изъ наружнаго кармана на груди, и постоянно обращая вниманіе, чтобъ сапоги были какъ можно лучше вычищены), онъ обыкновенно садится со стаканомъ крпкаго настоя изъ поджаренаго хлба въ вод передъ собой, и съ окрашенною соломенкой въ рукахъ, воображая, что передъ нимъ стоитъ грогъ и что онъ куритъ сигару. Онъ жаловался сначала, что грогъ очень-слабъ, но теперь помирился съ нимъ и выпиваетъ два стакана ежедневно съ очень-спокойнымъ и довольнымъ видомъ. Такъ занятъ былъ онъ, когда я его видлъ въ послдній разъ. Замтивъ, что я подхожу, онъ торопливо вставилъ въ глазъ лорнетъ и, удерживая его силою мускульнаго давленія, смотрлъ на меня съ прежнимъ выраженіемъ дерзкой самоувренности. Зрлище было смшное и вмст печальное!

Я былъ бы очень радъ, если бы, не нарушая обязанности безпристрастнаго историка, могъ скрыть кой-какія неблаговидныя черты изъ поведенія мистера Тэгъ-Рэга посл его несчастнаго банкрутства. Я не буду, впрочемъ, распространяться дале того, сколько нужно. Кредиторы остались такъ недовольны его поведеніемъ, что ни одинъ изъ нихъ не хотлъ подписать необходимаго удостовренія {Для того, чтобъ банкрутъ могъ снова пуститься въ торговыя дла на свой собственный счетъ, необходимо, чтобъ по-крайней-мр ⁴/₅ изъ всего числа его кредиторовъ подписали удостовреніе, что они считаютъ его банкрутомъ добросовстнымъ. Посл того удостовреніе это передаютъ коммиссіонерамъ, назначеннымъ отъ лорда канцлера, которые тоже подписываютъ его, прилагаютъ печать и передаютъ лорду канцлеру, а онъ, или двое судей, отъ него назначенныхъ, взявъ съ банкрута присягу, что удостовреніе получено безъ мошенничества, могутъ утвердить или отвергнуть окончательно. Примч. перев.}, вслдствіе чего онъ не смлъ начать снова торговлю, если бы даже и могъ найдти на то средства, потому-что, по законамъ англійскимъ, всякая торговля, производимая неудостовреннымъ банкрутомъ, можетъ быть ведена не иначе, какъ въ качеств повреннаго своихъ кредиторовъ. Нравъ Тэг-Рэга все боле и боле ожесточался, до-того, что наконецъ онъ сталъ совершенно-невыносимъ для жены, съ которой вступилъ въ бракъ изъ одного только интереса. Когда онъ увидлъ, что мистриссъ Тэг-Рэгъ не хочетъ бросить свою несчастную дочь, онъ щолкнулъ ей пальцами подъ-носъ и, къ-сожалнію, надо прибавить, сказалъ, что и она и ея дочь и почтенный его зять могутъ отправляться къ чорту, вс вмст, потому-де, что онъ долженъ промышлять для самого себя и, въ-самомъ-дл, онъ убрался прочь. Мистеръ Дизмаль Хорроръ скоро нашелъ, что онъ сдлалъ дурную аферу, женясь на миссъ Тэг-Рэгъ, которая родила ему ужъ двоихъ дтей въ первые девятьнадцать мсяцевъ, и по всмъ признакамъ намрена была продолжать такимъ образомъ долгое время, что заставило мистера Хоррора, подумать очень-серьёзно о своей участи и о томъ, не лучше ли будетъ послдовать примру своего достойнаго тестя, то-есть бросить жену? Они успли состряпать вдвоемъ съ мистриссъ Хорроръ небольшую школу для маленькихъ дтей, въ Госвельской Улиц, но этого средства не хватало для содержанія ихъ двоихъ вмст съ мистриссъ Тэг-Регъ, которой не удалось получить мста смотрительницы за скамьями въ сосдней диссентерской молельн. Планъ свой Хорроръ скоро привелъ въ исполненіе: ушелъ разъ, сказавъ, что онъ вернется часа черезъ два — и боле не возвращался. Пылая рвеніемъ раскрыть свои ораторскіе таланты, онъ пустился на уличныя рчи, и наконецъ усплъ собрать постоянную толпу слушателей, въ числ которыхъ находилось много самыхъ-серьёзныхъ и внимательныхъ карманныхъ воровъ, съ ловкими пальцами и смиренными лицами — толпу, которая собиралась вокругъ него везд, гд бы онъ ни вздумалъ проповдывать, но преимущественно въ окрестностяхъ Башни и Смисфильда. Полиція никогда не мшала его фарсамъ до-тхъ-поръ, пока онъ не посылалъ своей шляпы вокругъ за сборомъ денегъ. Тогда, чтобъ не допустить злоупотребленіе, констабли кидались въ толпу и разгоняли ее, а оратора отводили въ полицейскую контору, гд, несмотря на свою краснорчивую защиту, онъ нсколько разъ осуждаемъ былъ на трехмсячное заключеніе въ тюрьм, какъ неисправимый нарушитель порядка и какъ человкъ, находящійся въ связяхъ съ особами очень-сомнительной репутаціи, которыя, по словамъ констаблей, были постоянными членами всхъ сходбищъ, его окружавшихъ. Одинъ изъ такихъ арестовъ заслуживаетъ того, чтобъ мы о немъ разсказали особо. Случилось однажды, что въ самую ту минуту, когда Хорроръ ораторствовалъ среди толпы, его любимый тесть, мистеръ Тэг-Рэгъ, проходилъ мимо. Не въ-силахъ будучи удержать своего бшенства, онъ пробрался тотчасъ же къ Хоррору, сталъ прямо противъ восторженнаго оратора и, уставивъ руки въ бока, воскликнулъ: ‘Нечего сказать, славный вы молодой человкъ!’ Выходка эта сконфузила оратора до такой степени, что онъ бросилъ свою шляпу въ лицо тестю. Это произвело такой шумъ и волненіе, что полиція тотчасъ кинулась въ толпу, схватила ихъ обоимъ и отвела въ полицейскую контору, гд произошла сцена, неизобразимая никакимъ перомъ. Что посл того сдлалось съ мистеромъ Хорроромъ — я не знаю, но о мистер Тэг-Рэг я слышалъ впослдствіи, что онъ вступилъ въ службу нашего знакомаго мистера Хекебека, который къ этому времени усплъ ужь завести свою собственную небольшую лавочку по-сосдству Лейстер-Сквера. Но какъ-то разъ, по неосторожности, Тэг-Рэгъ впустилъ къ мистеру Хекебеку одного изъ кредиторовъ, которому тотъ въ-особенности приказалъ отказывать, вслдствіе чего этотъ джентльменъ, въ бшенств, тотчасъ выгналъ Тэг-Рэга изъ лавки, безъ аттестата и безъ жалованья. Насчетъ послдняго, однакожь, мистеръ Тэг-Рэгъ прибгнулъ къ защит Совстнаго Суда и скоро вынудилъ мистера Хекебека заплатить ему за цлую недлю. Проходя однажды мимо подложнаго аукціона, неподалеку отъ Польтри, я невольно остановился, чтобъ подивиться самоувренному безстыдству, съ которымъ жидъ, сидя въ будк, предлагалъ вещи въ продажу четыремъ терпливымъ помощникамъ, составлявшимъ всю его аудіенцію. Послдніе съ очень-серьёзнымъ видомъ набивали въ-запуски цну на все, что тотъ ни предлагалъ. Представьте же себ мое удивленіе и горесть, когда одинъ изъ крикуновъ, стоявшихъ спиной, повернулся вдругъ ко мн, и я узналъ въ немъ пріятеля моего, мистера Тэг-Рэга. Шляпа его была аккуратно вычищена, но вся ворса давно исчезла съ нея, сюртукъ его былъ тоже чистъ, но вытертъ до нитки и явно сшитъ былъ не на него. Подъ-мышкой онъ держалъ старый бумажный зонтикъ, а въ рукахъ, сложенныхъ за спиной, пару старыхъ черныхъ лайковыхъ перчатокъ, сложенныхъ и вывернутыхъ наизнанку, конечно не для употребленія, а только на-показъ. Впрочемъ, несмотря на то, что Тэг-Рэгъ упалъ такъ низко, на его долю выпали еще одинъ или два удивительно-счастливые случая. Вопервыхъ, ему удалось получить 300 фунт. отъ одного изъ прежнихъ своихъ должниковъ, который вообразилъ, что Тэг-Рэгъ уполномоченъ отъ кредиторовъ на полученіе этихъ денегъ. Ничего похожаго и въ-помин не было, а между-тмъ Тэг-Рэгъ воспользовался такою находкою. Онъ преспокойно открылъ небольшую лавку, невдалек отъ церкви Сен-Джоржа, на восточномъ конц города, и началъ вести довольно-изрядно свои дла. Читая однажды довольно-краснорчивую рчь, произнесенную въ Парламент однимъ знаменитымъ диссентеромъ насчетъ жестокой несправедливости требовать отъ диссентеровъ уплаты церковнаго сбора, Тэг-Рэгъ задумалъ, что очень-хорошая была бы спекуляція и очень могла бы увеличить число его покупщиковъ, если бы онъ пострадалъ за такое диссентерское ученіе. Онъ думалъ долго объ этомъ предмет и наконецъ положилъ: отказаться отъ уплаты 18 ¹/₂ пенсовъ, должныхъ имъ по сбору, наложенному недавно для починки церковной колокольни, которая почти разваливалась. Очень-вжливо и смиренію онъ объявилъ сборщику о своемъ намреніи отказаться отъ уплаты по причинамъ, единственно основаннымъ на своихъ религіозныхъ убжденіяхъ. Сборщикъ сталъ-было возражать, но ушелъ съ носомъ. Затмъ пришли къ Тэг-Рэгу изумленные церковные старосты, но Тэг-Рэгъ остался и тутъ непреклоненъ. Дло начинало становиться гласнымъ, наконецъ ректоръ, добрый, просвщенный человкъ и большой блюститель мира въ своемъ приход, явился испытать свои способности къ убжденію, но не могъ ничего сдлать. Не было никакой возможности отвратить взоръ мистера Тэг-Рэга отъ задуманнаго плана, пострадать за диссентеровъ. И онъ дйствительно пострадалъ, потому-что былъ посаженъ въ тюрьму.

Оканчивая эту часть нашего длиннаго разсказа, намъ слдуетъ сказать нсколько словъ о судьб оставшихся партнёровъ мистера Геммона, господъ Кверка и Снапа. Первый имлъ ужасное подозрніе насчетъ истинной причины смерти мистера Геммона. Какое-то странное внутреннее убжденіе говорило ему, что Геммонъ своими руками отправилъ себя на тотъ свтъ. Когда Кверкъ узналъ объ этомъ происшествіи въ первый разъ, его схватила сильная лихорадочная дрожь, продолжавшаяся дней пять. Онъ не смлъ ни провожать похороны, ни войдти на квартиру мистера Геммона, пока тло его находилось въ Тэвейскомъ Подворь. Но мистеръ Снапъ имлъ молодые и боле-крпкіе нервы. Желая удовлетворить очень-естественное и деликатное любопытство, онъ ршился посмотрть, какой видъ имлъ мистеръ Геммонъ въ гробу, а потому, день спустя посл того, какъ слдствіе произведено было коронеромъ, онъ отправился въ Тэвейское Подворье. Мистриссъ Броунъ встртила его въ дверяхъ и, горько рыдая, проводила въ безмолвную, мрачную спальную, гд останки мистера Геммона лежали въ ожиданіи похоронъ. Гробъ стоялъ возл окна, которое, разумется, было завшано. Снявъ шляпу, мистеръ Снапъ поднялъ тяжелую крышку гроба, потомъ поднялъ покровъ съ головы и передъ нимъ открылось суровое, холодное лицо мистера Геммона. На зло всмъ усиліямъ, мистеръ Снапъ дрожалъ, глядя на него и съ минуту даже сомнвался, точно ли въ этомъ желтомъ образ отжившаго онъ дйствительно видитъ покойнаго мистера Геммона. Такъ неподвижны, такъ суровы были черты лица, такъ съёжены въ своихъ размрахъ и такъ обезображены плотно закрывающимъ лобъ чепцомъ со сборками. Какая ршимость видна была еще въ этихъ стиснутыхъ губахъ! Когда-то горькіе и сверкающіе глаза мистера Геммона теперь закрыты были навкъ, подъ тяжелыми и сырыми вками, и широкій лобъ ужь боле не былъ изборожденъ дятельнымъ духомъ, перелетвшимъ въ міръ будущаго.. Мистеръ Снапъ смотрлъ нсколько минутъ не говоря ни слова, сердце его билось скоре обыкновеннаго.

— Ахъ, сэръ, рыдая сказала наконецъ горничная, подошедшая тоже, чтобъ взглянуть еще разъ на лицо своего покойнаго господина:— онъ былъ добрйшій и лучшій изъ людей, право онъ былъ. Мистеръ Снапъ не отвчалъ ничего, но, подождавъ еще немного, взялъ холодные, тонкіе и окостенлые пальцы правой руки покойнаго, пожалъ ихъ слегка и потомъ положилъ руку на прежнее мсто.

— Онъ врно счастливъ теперь, мой добрый господинъ! продолжала горничная, смотря на него сквозь слезы.

— Да, конечно, отвчалъ мистеръ Снапъ, немного понизивъ голосъ, и вернулся медленно въ гостиную. Мистриссъ Броунъ накрыла голову покровомъ, опустила крышку на гробъ и пошла туда же.

— Нельзя ли рюмочку водки, мистриссъ Броунъ? спросилъ Снапъ, поводя рукою но лицу, которое стало очень-блдно,

Она подала ему рюмку, мистеръ Снапъ выпилъ и вздохнулъ.

— Странно, какъ безобразитъ его этотъ чепчикъ: трудно узнать.

— Да, бдненькій! Но дло не въ томъ, красиво ли лицо, лишь бы въ сердц у насъ все было какъ слдуетъ. Онъ былъ всегда такъ добръ ко мн. Не найдти ужь мн боле такого господина.

— Умеръ очень-скоропостижно, не правда ли мистриссъ Броунъ?

— Да, сэръ горести сокрушили его сердце!

— Да, у него ихъ было довольно, отвчалъ Снапъ значительно и ушелъ домой. Онъ былъ одинъ изъ немногихъ, которые присутствовали на похоронахъ, и этотъ день былъ однимъ изъ самыхъ мрачныхъ въ жизни мистера Снапа.

Съ кончиною мистера Геммона, старый Кверкъ какъ-то совсмъ растерялся и не могъ заниматься ничмъ. Что касается до ‘изложеннаго въ показаніяхъ’, на которыя Судъ Королевской Скамьи предписалъ ему отвчать — невозможно было сдлать ничего боле, какъ признать истину всего, что въ нихъ содержалось, а потому имя мистера Кверка въ начал слдующаго срока вычеркнуто было изъ списка стряпчихъ и онъ пересталъ быть джентльменомъ, однимъ изъ стряпчихъ нашего короля, имющимъ право ходатайства передъ собственнымъ его королевскимъ лицомъ {Полный титулъ стряпчаго. Въ подлинникъ онъ немного-короче, но слова, необезпеченныя курсивомъ, мы должны были прибавить для ясности.}. Однимъ словомъ, онъ былъ совершенно-уничтоженъ. Скоро посл того онъ принужденъ былъ разстаться съ Алиби-домомъ, мало того, со всею своею собственностью и едва спасся отъ заключенія въ тюрьму на всю свою жизнь. Въ-теченіе послдней недли своего пребыванія въ Алиби-Дом, пока вещи его продавались съ публичнаго торга, онъ сидлъ по цлымъ часамъ передъ небольшою картинкою, завшенною чернымъ крепомъ, и раза два или три поднималъ этотъ крепъ и смотрлъ съ ужасомъ на предметъ, передъ нимъ изображенный, какъ-будто замышляя что-нибудь таинственное и плачевное. Ничего, однакожъ, не случилось. Если ему и приходило желаніе повситься, то онъ никогда не могъ (какъ говорятъ Англичане) завинтить свою храбрость довольно-крпко, чтобъ исполнить такое намреніе. Онъ упросилъ одного изъ друзей своихъ купить для него эту картинку и она была почти единственная вещь, которую онъ взялъ съ собой, на ту маленькую квартирку, куда перехалъ съ своею дочерью, посл продажи Алиби-дома. Что касается до бдной миссъ Кверкъ, то намъ жаль ее отъ всей души, потому-что, несмотря на слабость характера, она имла доброе сердце. Скоро посл уничтоженія надеждъ на мистера Титмауза, она стала невстою мистера Тоди-Хега, но этотъ джентльменъ, увидавъ какой дурной оборотъ принимали дла этой двушки, бросилъ ее безсовстно въ такую минуту, когда его привязанность должна была усилиться еще боле. Впрочемъ, онъ хотлъ жениться только на практик фирмы Кверка, Геммона и Снапа, а потому, увидвъ, что практика эта ужь боле не существуетъ, счелъ себя въ-прав нарушить контрактъ, но причин уничтоженія главнаго его основанія. Снапъ, который остался стряпчимъ, потому-что его никто не преслдовалъ, услыхавъ объ этомъ, тотчасъ предложилъ свое собственное сердце въ — замнъ сердца мистера Хега, и былъ принятъ. Онъ держалъ, впрочемъ, это дло въ секрет до-тхъ-поръ, пока результатъ иска о нарушеніи общанія жениться, который онъ уговорилъ миссъ Кверкъ позволить ему завести отъ ея имени противъ мистера Хега, не сдлался извстенъ. Онъ пригласилъ мистера Хертбрика, самаго извстнаго оратора по этой части, и несмотря на упорную защиту со стороны мистера Хега, надявшагося на свое собственное краснорчіе, присяжные приговорили его къ уплат 500 фунтовъ, что могло бъ составить маленькое приданое для бдной миссъ Кверкъ, еслибъ Хегъ могъ заплатить эту сумму. Къ-несчастью, онъ не въ-состояніи былъ этого сдлать, но, посл долгихъ переговоровъ съ мистеромъ Снапомъ, они положили устроить между собою родъ секретнаго товарищества съ такимъ условіемъ, чтобъ Хегъ заработывалъ должную сумму, защищая дла мистера Снапа, за четвертую часть слдующей ему платы. Впрочемъ, полная цна должна была каждый разъ быть отмчена на его инструкціи, ради сохраненія должнаго приличія передъ своими собратьями. Скоро посл того Снапъ женился и занялъ небольшой домикъ въ Сэффрон-Хил, въ двухъ шагахъ отъ старой конторы. Постоянное стараніе съ его стороны сохранять знакомство съ главнйшими ворами, скоро дало ему средство составить очень-значительныя и очень-полезныя связи. Черезъ годъ мистриссъ Снапъ сдлала его отцомъ маленькаго забавнаго мальчишки, которому нжный родитель, изъ уваженія къ памяти умершаго друга и партнёра, мистера Геммона, далъ при крещеніи, имя Ойлея Снапа. Старый мистеръ Кверкъ промаялся еще года два съ большимъ стсненіемъ для мистера Снапа и наконецъ умеръ съ горя.

Разсказъ нашъ подходитъ къ концу и намъ остается сказать очень-немного объ остальныхъ знакомыхъ читателя. Дня или три дня, спустя посл собранія новаго Парламента, лордъ Дрелинкуртъ съ обыкновеннымъ церемоніаломъ введенъ былъ въ Палату Лордовъ двумя изъ числа своихъ новыхъ товарищей. Одтый въ красную мантію, подбитую горностаемъ, онъ произнесъ обыкновенную присягу пэра, потомъ взялъ въ руки перо, ему предложенное, и написалъ на списк лордовъ имя Дрелинкуртъ. Исполнивъ этотъ обрядъ, онъ формальнымъ образомъ занялъ свое мсто на скамь бароновъ и былъ поздравленъ своими товарищами, собравшимися цлою толпою вокругъ. Одинъ изъ тхъ, которые горячо пожимали его руку при этомъ случа, былъ сэръ Чарльзъ Вустенгольмъ, бывшій генерал-атторней, нын лордъ-канцлеръ, тотъ самый, мастерскому искусству и непоколебимой дружб котораго лордъ Дрелинкуртъ былъ обязанъ такъ много за блестящее положеніе, въ эту минуту ему принадлежавшее.

Въ скоромъ времени вс приготовленія окончены были въ Лондон къ отъзду, а въ Яттон — къ прибытію семейства лорда Дрелинкурта. Послдняя вещь — великолпное фортепіано леди Дрелинкуртъ отправлено было недли дв тому назадъ. Лордъ и леди Де-ля-Зушъ вмст съ мистромъ Делямиромъ ужь съ мсяцъ жили въ Фозерингем, и отчеты, которые они сообщали въ своихъ письмахъ о той сцен, которую можно было ожидать въ достопамятный и близкій день возвращенія лорда Дрелинкурта въ Яттонъ, приводили ихъ всхъ въ трепетное волненіе. По словамъ мистера Делямира, можно было думать, что день ихъ прізда будетъ какимъ-то торжественнымъ праздникомъ. Онъ самъ здилъ разъ двадцать изъ Фозерингема въ Яттонъ и принималъ участіе въ главныхъ приготовленіяхъ вмст съ мистеромъ Гриффитсомъ, докторомъ Тэсемомъ, лордомъ и леди Де-ля-Зушъ а, также съ графомъ и графинею Ольдекръ, съ которыми они сочли нужнымъ посовтоваться въ этомъ случа. Докторъ Тэсемъ писалъ въ Лондонъ, особенно къ миссъ Обри, почти каждый день, и вс они ужь начинали воображать себя въ Яттон, среди тхъ сценъ веселой суеты, которыя происходили тамъ въ эту минуту.

Наконецъ насталъ давно-ожидаемый день ихъ отъзда, то было 5-е мая 18** года. Часовъ около десяти утра дв просторныя дорожныя кареты, четверткою, стояли у подъзда лорда Дрелинкурта въ Дуврской Улиц. Нсколько человкъ вновь-нанятыхъ слугъ отосланы были заблаговременно въ большомъ вагон съ поклажею. Въ первой карет похалъ лордъ Дрелинкуртъ съ женой и сестрой, а въ другой — маленькій Чарльзъ и Агнеса, вмст съ ихъ няньками и съ Херріетъ, горничною миссъ Обри. Сильное ожиданіе и любопытство замтно было на пути еще задолго до приближенія къ Яттону. по всей окрестности было извстно, что лордъ Дрелинкуртъ, о которомъ носились слухи, будто онъ имлъ цлый рядъ романическихъ приключеній, детъ изъ Лондона снова вступить во владніе родовымъ своимъ имніемъ въ Йоркшир. О, какъ стремились сердца путешественниковъ къ милымъ знакомымъ предметамъ, которые, по мр приближенія, все чаще и чаще начинали имъ попадаться на встрчу! Наконецъ, они примчались на послднюю станцію, всего въ двнадцати миляхъ отъ Яттона. Восемь лихихъ коней выведены были мигомъ въ новой парадной сбру. Мистриссъ Спрейсъ, хозяйка съ двумя дочерями, вс трое одтыя очень-нарядно, стояли у дверей гостинницы, присдая и кланяясь. Агнеса и Кетъ узнали ихъ въ ту же минуту и, подозвавъ къ экипажу, стали разспрашивать о здоровь съ такимъ участіемъ и такъ ласково, что слезы блеснули на глазахъ этихъ женщинъ.

— Такъ вы еще не забыли насъ, мистриссъ Спрейсъ? спросилъ лордъ Дрелинкуртъ съ веселой улыбкой, пока дочери хозяйки подавали въ карету два стакана воды, для Ангесы и Кетъ, на нервы которыхъ приближеніе къ Яттону и къ сценамъ, ожидавшимъ ихъ черезъ нсколько минутъ, начинало дйствовать слишкомъ-сильно.

— О, нтъ, милордъ! Разв это возможно? Мы вспоминали васъ все время посл того несчастнаго дня, когда вы отсюда ухали! Ахъ, миледи! если бы вы знали, что длается тамъ, на дорог! Но вы увидите сами, когда продете еще одну милю подале. Вашей милости вроятно извстно, что такое будетъ сегодня тамъ, въ Яттон…

Но въ эту минуту лошади были готовы.

— Да, да, мистриссъ Спрейсъ, прощайте, прощайте!.. Бичъ щолкнулъ и они помчались на этотъ разъ прямо въ Яттонъ.

Быстро катясь по дорог, они обгоняли множество повозокъ и экипажей разнаго рода съ людьми, одтыми въ праздничное платье, и вс эти повозки, вс эти экипажи направлены были въ одну сторону — къ Яттону. Мало-помалу, число колясокъ, каретъ, бричекъ, телегъ, таратаекъ, вагоновъ и проч., изъ которыхъ многіе украшены были цвтами и лавровыми втками, заставило путешественниковъ убавить бгъ лошадей и дало имъ возможность чащей чаще быть свидтелями радостнаго одушевленія, на каждомъ шагу встрчавшаго ихъ.

Порой до слуха ихъ долетали со стороны Яттона — или, можетъ-быть, воображеніе ихъ обманывало — звуки музыки и отдльнаго говора голосовъ. Но какая картина открылась передъ ними вдругъ, когда они подъхали къ тому повороту дороги, съ котораго виднъ былъ Яттонъ, деревня и барской домъ! Экипажи вдругъ остановились и нсколько минутъ невозможно было сдлать ни шагу впередъ, потому-что они вдругъ очутились какъ-будто среди какой-то огромной ярмарки. Громкій крикъ торжества раздался въ воздух… Лавровыя втки вяли но всмъ направленіямъ вмст съ гирляндами цвтовъ и пучками яркихъ лентъ! Прелестные букеты летли въ окна экипажей изъ рукъ мужчинъ, женщинъ и даже дтей, одтыхъ въ самое лучшее, въ самое нарядное платье. Мигомъ составилась конная процесія изъ нсколькихъ сотъ дюжинъ фермеровъ съ земель лорда Дрелинкурта и его сосдей — процесія, которая, подъ предводительствомъ мистера Делямира, на минуту подъхавшаго къ карет и пожавшаго руки всмъ путешественникамъ, должна была хать впереди экипажей до самаго парка. Громче и громче раздавались торжественныя привтствія со всхъ сторона’ и съ этими звуками, наконецъ, когда путешественники въхали въ село, слились гулъ и звонъ литавръ, громъ барабановъ, звуки трубъ, тромбоновъ, кларнетовъ и флейтъ! Стеченіе народа было такое, что оба экипажа каждую минуту должны были останавливаться. Двери и окна домовъ но обимъ сторонамъ дороги увшаны были цвтами и зелеными втками, и громче прежняго раздались веселые крики вокругъ въ ту самую минуту, когда у воротъ парка прекрасный оркестръ имъ на встрчу ударилъ извстный маршъ: Владй Британія морями! За воротами взоры ихъ встртили почтеннаго доктора Тэсема, который стоялъ съ открытой головой и на встрчу путешественникамъ поднялъ глаза и руки къ небу, испрашивая благословеніе на милыхъ друзей своихъ. Въ ту же минуту лордъ Дрелинкуртъ веллъ остановить лошадей, вышелъ изъ экипажа и горячо пожалъ руки доктора. Леди Дрелинкуртъ и Кетъ тоже вышли, обняли и поцаловали его съ чувствами двухъ дочерей къ нжно-любимому ими отцу. Добрый пасторъ былъ вн себя и едва могъ выговорить нсколько словъ. Въ эту минуту Делямиръ, который сошелъ съ лошади у воротъ парка, подошелъ къ прізжимъ, взялъ подъ-руки Кетъ и повелъ ее впередъ съ веселымъ, торжествующимъ видомъ. Леди Дрелинкуртъ рука-объ-руку съ своимъ мужемъ и докторомъ Тэсемомъ, дти и вс остальные послдовали за ними. Такимъ-образомъ они прошли по извилистой дорожк парка, между двумя рядами народа разныхъ партій и разныхъ состояній, собравшагося со всхъ сторонъ графства, чтобъ принять участіе въ этомъ праздник. На крыльц барскаго дома блестящее общество встртило путешественниковъ: лорд-лейтенантъ, обер-шерифъ и два представителя графства, католики и протестанты, тори и виги — вс были тутъ, вс спшили принять и поздравить съ восторгомъ тхъ, которые возвращались подъ кровлю роднаго дома посл такого долгаго и такого тяжелаго изгнанія. Агнеса Кетъ и даже самъ лордъ Дрелинкуртъ были тронуты до такой степени, что едва могли отвчать на привтствія, которыми ихъ осыпали со всхъ сторонъ. Вся эта сцена, для ихъ напряженныхъ чувствъ, казалась какимъ-то свтлымъ, торжественнымъ, ослпительнымъ сновидніемъ.

Великолпный столъ съ легкимъ завтракомъ накрытъ былъ въ передней зал для самыхъ близкихъ друзей и гостей лорда Дрелинкурта, а на просторной террас, за барскимъ домомъ — угощеніе, боле-существенное, приготовлено было для нсколькихъ сотъ человкъ народа, собравшагося съ разныхъ сторонъ, большая часть котораго состояла изъ фермеровъ яттонскаго имнія. Въ три часа пополудни начался пиръ, достойный вполн такого торжественнаго случая.

Мы не станемъ описывать его подробностей: въ конц такого длиннаго разсказа, описаніе этого рода было бы слишкомъ-утомительно для вниманія читателей. Мы не станемъ тоже разсказывать, какъ открыта была, на другой день поутру, маленькая школа миссъ Обри. Скажемъ только одно: пасторъ открылъ эту школу въ присутствіи миссъ Обри и мистера Делямира и небольшая церемонія, но этому случаю происходившая, была безъ-сомннія интересна, но все-таки едва-ли интересне той другой, въ которой эти же самыя три лица играли главную роль и которая произошла черезъ нсколько недль посл первой въ Яттон, въ день незабвенный для всхъ его жителей — въ день брака Кетъ Обри и мистера Делямира.