Три письма Ф. М. Достоевскому, Штакеншнейдер Елена Андреевна, Год: 1880 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 12 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Неизданные письма к Достоевскому

Достоевский. Материалы и исследования. Вып. 5

Л., ‘НАУКА’ 1983

Е. А. Штакеншнейдер — Достоевскому

10 марта 1872 г. Петербург

Добрейший Феодор Михаилович.

Я по Вас соскучилась. Вы совсем нас забыли. Как бы я была счастлива, если бы Вы приехали к нам в воскресенье, т. е. 12 марта.

Смотрела и у Полонского,¹ и там Вас не видать. Если только можно, приезжайте. Надеюсь, что и супруга Ваша пожалует. Мать моя все собирается к Вам, но, к несчастью, у нас больные, зять очень болен, и она ежедневно навещает его.

До свидания, Феодор Михайлович, до воскресенья!

Елена Штакеншнейдер.

Марта 10. 1872.

Имя Елены Андреевны Штакеншнейдер (1836—1897), дочери хозяйки известного петербургского литературного салона — Марии Федоровны Штакеншнейдер (1811—1892), тесно связано с историей русской литературы и общественного движения. Дневниковые записи, которые велись Е. А. Штакеншнейдер начиная с середины 1850-х годов на протяжении нескольких десятилетий, содержат множество интересных фактов, ей друзьями были Я. П. Полонский, П. Л. Лавров, В. Г. Бенедиктов, постоянными собеседниками — Ф. М. Достоевский, А. и Майков, H. H. Страхов. Ценность этих записей (видное место в них принадлежит встречам с Достоевским) состоит в большой проницательности Е. Л. Штакеншнейдер, обладавшей незаурядным литературным дарованием и нередко поднимавшейся в своих дневниках и письмах до подлинно художественных обобщений (см.: Розанов И. Н. Елена Андреевна Штакеншнейдер и ее дневник. — В кн.: Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки (1854—1886). М.—Л., 1934, с. 7—27).

Внимание и доброжелательный интерес к людям, с которыми встречалась Е. А. Штакеншнейдер, располагали в свою очередь ее собеседников и корреспондентов к откровенности. В. Микулич (Л. И. Веселитская) так охарактеризовала Е. А. Штакеншнейдер: ‘умная, добрая и приветливая’, ‘милая, ласковая без слащавости, добрая без шума, умная без претензий’ (Микулич В. Встреча с писателями. Л., 1929, с. 139, 150).

Интерес Е. А. Штакеншнейдер к творчеству Достоевского определился в начале 1860-х годов. В письме к Я. П. Полонскому от 2 июля 1861 г. она отмечала: ‘Вышел конец четвертой части ‘Униженных и оскорбленных’. Ну уж, Яков Петрович, оно увлекательно-то увлекательно, да так только странно, в особенности встреча Наташи с Катей. Ну что это за Наташа, что это за Катя, такие прелести. Но скажите по совести, Вы, гуляя по свету и заглядывая во все углы, встречали ли что-нибудь подобное? Верно, нет? Еще Наташа может быть, а Катя уж нет да нет, да и Алеша нет. Ведь в Достоевском что дорого — это естественность неестественности, это обыденность разговора, слога. Он создал сам себе, не по образу божию, а по своему собственному образу, человечков и видит, и мы все видим, что они в самом деле человечки, хоть и не похожи на нас’ (ИРЛИ, No 12612). Известно, что суждения Е. А. Штакеншнейдер об ‘Униженных и оскорбленных’ (содержавшиеся в одном из ее писем) Я. П. Полонский сообщил Достоевскому (см.: Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки, с. 559, см. также неопубликованное письмо Штакеншнейдер к Полонскому от 3 августа 1861 г.: ИРЛИ, No 12612).

Достоевский начал посещать салон Штакеншнейдеров, по-видимому, в 1860 г. и бывал у них постоянно до 1862 г., когда семейство Штакеншнейдеров переехало на мызу Ивановка близ Гатчины, после чего встречи Е. А. Штакеншнейдер с Достоевским стали более случайными и редкими, знакомство их возобновилось в начале 1870-х годов при посредничестве М. П. Покровского (см.: Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки, с. 454—455). А. Г. Достоевская отмечала в своих воспоминаниях: ‘В 1873 году Федор Михайлович возобновил старинное знакомство с семейством Штакеншнейдеров, центром которого была Елена Андреевна…’ (Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1971, с. 256). Из публикуемого письма Е. А. Штакеншнейдер от 10 марта 1872 г. следует, впрочем, что Достоевский бывал у Штакекшнейдеров и ранее, в 1872 г. В воспоминаниях А. Г. Достоевской сообщается, что ‘в зиму 1879/80 года’ Достоевским ‘бывал на вечерах у Елены Апдреевны Штакеншнейдер <...> у ней по вторникам собирались многие выдающиеся литераторы, читавшие иногда свои произведения’ (там же, с. 354). Последний раз Е. А. Штакеншнейдер виделась с Достоевским 27 января 1881 г., когда приехала навестить умирающего писателя (см.: Гроссман Л. Жизнь и труды Ф. М. Достоевского. М.—Л., 1935. с. 320).

На основе своих дневниковых записей Е. А. Штакеншнейдер начала писать воспоминания о Достоевском, оставшиеся незавершенными (опубликованы впервые в 1910 г. — No 1/4 журнала ‘Голос минувшего’). Автору их удастся воссоздать яркий, неоднозначный образ Достоевского.

Известны два письма Достоевского к Е. А. Штакеншнейдер — от 15 июня 1879 г. и от 17 июля 1880 г. (П., IV, 62-63, 182—184).

Три письма Е. А. Штакеншпейдер к Достоевскому, хранящиеся в ИРЛИ (ф. 100, No 29906), публикуются впервые. Фраза из письма от 19 июня 1880 г. приводится в статье И. Л. Волгина ‘Завещание Достоевского’ (Вопросы литературы, 1980, No 6, с. 168), фрагменты писем Штакеншнейдер к А. Г. Достоевской см.: Литературное наследство, т. 86. М., 1973, с. 436, 471—472, 526.

¹ Имеется в виду поэт Яков Петрович Полонский (1819—1898), близкий друг Е. А. Штакеншнейдер. Об отношениях Ф. М. Достоевского и Я. П. Полонского см.: Из сношений Ф. М. и M. M. Достоевских с Я. П. Полонским. (Из материалов Пушкинского Дома). Сообщил И. Козмин. — В кн.: Достоевский. Статьи и материалы. Пб., 1922, с. 453-460, Из архива Достоевского. Письма русских писателей. М.—Пг., 1923, с. 62—65.

Е. А. Штакеншнейдер — Достоевскому

23 мая 1879 г. Мыза Ивановка

Мыза И<вановка>.¹

Здоровы ли Вы, милые, дорогие Федор Михайлович и Анна Григорьевна с детками, и как поживаете? Какова погода у Вас? Сидит ли Федор Михайлович на вольном воздухе или вес больше в комнате?² На вольном воздухе лучше. Петербург проглотил, что было в апрельском ‘Русском вестнике’,³ и облизывается и ждет, чтобы дали еще, как собака, которая разлакомилась только, но еще не сыта, но, кажется, до конца июня ей ничего не дадут?⁴ И пусть ждет так, главное, здоровье Ваше, отдохните, а мы подождем (но только я очень завидую Анне Григорьеве). Федор Михайлович, Вам, может быть, не нравится, что я сравнила читающих с собакой, но ведь это очень верно, и сам Ваш любимец, Буренин,⁵ не определит вернее впечатления Ваших произведений на публику читающую, не пишущую, но понимающую. Пишущая, то другое дело. Та, во-первых, хочет быть, умнее Вас и никак не может. Вот, например, не Ваш и не мой любимец, но любимец либерального Петербурга, его пророк и глашатай его истин — Марков. Передо мной его статья: ‘Романист-психиатр’ (‘Русская речь’, май), разве он не мнит, что постиг Вас? И как бойко он все решил, распределил и подвел итоги.⁶ А редактор объявил, что у Вас мрачное настроение. И оба не сомневаются, что это правда, что настроение мрачное.⁷

По простите. Я бы хотела много чего высказать но поводу ‘Критической беседы’ Маркова, да не смею надоедать Вам своими мыслями. Мы теперь на даче, погода была чудесная и вдруг испортилась. На днях в Петербурге был у нас Страхов. Мы вспоминали Вас и жалели, что Вас нет с нами. Он наказывал Вам кланяться, также Полонский и Покровский.⁸ Полонский с семейством уезжает на остров Эзэль, лечить детей. Полонский подтвердил все, что рассказывал Вам Майков⁹ о жиде, который хотел через Полонского пробраться к Полякову ¹⁰ и наконец, рассердясь, пригрозил ему между прочим и за то, что он ничего не дал на Кутаисское дело.¹¹ Покровский подарил мне к именинам Ваши сочинения. Голубу ища Анна Григорьевна, не забудьте, если Вам что понадобится и Петербурге, обратиться ко мне по следующему адресу: Гатчина, мыза Ивановка, Е. А. Штакеншнейдер. Мама и сестры кланяются Вам, а Алеша и Вера ¹²детям Вашим, а я всем Вам вместе. Будьте здоровы и не забывайте

преданную Вам
Е. Штакеншнейдер.

¹ Правый верхний угол листа с датой оторван. Датируется по ответному письму Достоевского от 15 июня 1879 г., где творится: ‘От души благодарю Вас за Ваше милое письмо от 23-го мая’ (П., IV, 62).

² С конца апреля до середины июля 1879 г. Достоевский с семьей жил в Старой Руссе.

³ В апрельском номере ‘Русского вестника’ за 1879 г. была напечатана четвертая книга ‘Братьев Карамазовых’.

⁴ В майском номере ‘Русского вестника’ за 1879 г. были опубликованы 1—4 главы, а в июньском 5—7 главы пятой книги ‘Братьев Карамазовых’.

⁵ Виктор Петрович Буренин (1841—1926) — литературный критик, публицист, поэт, драматург, фельетонист газеты ‘Новое время’. В 1878—1879 гг. неоднократно выступал с сочувственными отзывами о ‘Дневнике писателя’ и ‘Братьях Карамазовых’ (см., например: Повое время, 1878, 20 января, No 681, 1879, 9 марта. No 913, см. также: 15, 443, 498—499). 11 мая 1880 гг. Достоевский писал А. С. Суворину о Буренине, ‘…я ждал, не напишет ли он чего-нибудь об моем последнем отрывке ‘Карамазовых’, ибо мнением его дорожу’ (П., IV, 143).

⁶ В мае—июне 1879 v. в журнале ‘Русская речь’ печаталась 4-я часть ‘Критических бесед’ беллетриста и критика Е. Л. Маркова (1835—1903) — ‘Романист-психиатр. (По поводу сочинений Достоевского)’. Марков упрекал Достоевского в отказе от ‘глубоко честного, глубоко проницательного психологического исследования души человеческой’, каким, по его мнению, были ‘Записки из Мертвого дома’, и, обвиняя автора ‘Идиота’, ‘Преступления и наказания’, ‘Бесов’ в ‘субъективности настроения’, в увлечении ‘больной психией какого-нибудь одного мрачного героя’, в неправдоподобии и натянутости действия, критик утверждал: ‘В этих романах его жизнь людей является гораздо хуже, темнее и бессмысленнее, чем в действительности’ (Русская речь, 1879, No 5, с. 246, 247, 255, 275).

⁷ Е. Л. Марков, характеризовавший Достоевского-романиста как ‘литературного аскета’, заставляющего своих ‘мрачных героев’ предаваться ‘мрачным размышлениям’, с недовольством отмечал в ‘Идиоте’ ‘медицинские подробности’, ‘тщательные описания малейших предварительных симптомов падучей болезни, которым с таким необъяснимым вниманием отдается романист’ (Русская речь, 1879, No 5, с. 243, 247, 272). К этому месту статьи давалось редакционное примечание, принадлежавшее, по всей вероятности, редактору и издателю ‘Русской речи’ А. Л. Навроцкому: ‘Внимание это понятно для тех, кому известна тяжелая болезнь, давно уже удручающая почтенного г-на Достоевского и влияющая на мрачное настроение всех его произведений’ (там же, с. 272).

⁸ Михаил Павлович Покровский — участник петербургских студенческих волнений 1861 г., близкий знакомый Н. Н. Страхова и Е. А. Штакеншнейдер, которая назвала его ‘одним из самых искренних и горячих поклонников’ Достоевского. В своих воспоминаниях она отмечала: ‘Не Покровский ли и меня научил поклоняться Достоевскому, так сказать, открыл мне его, и в его произведениях открывал такие горизонты, которые без него были бы для меня совершенно недоступными?’ (Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки, с. 460—461).

⁹ Майков Аполлон Николаевич (1821—1897) — поэт, переводчик, критик, близкий друг Ф. М. Достоевского с 40-х годов до конца жизни.

¹⁰ Имеется в виду крупнейший железнодорожный концессионер, миллионер — С. С. Поляков.

¹¹ Речь идет о рассмотрении Кутаисским окружным судом 5—13 марта 1879 г. обстоятельств гибели крестьянской девочки Сарры Модебадзе, в смерти которой несправедливо обвинялись девять евреев из местечка Санчхеры, суд вынес оправдательный приговор. Об этом процессе Достоевский упоминал в письме к О. А. Новиковой от 28 марта 1879 г. (Свиток. М., 1922, с. 152).

¹² Дети сестры Е. А. Штакеншнейдер — Ольги Андреевны Эйснер.

Е. А. Штакеншкейдер — Достоевскому

19 июня 1880 г. Мыза Ивановка

Мыза Ивановка. Июня 19.80.

С живейшим вниманием и восторгом следила я за торжеством Пушкина и Вашим торжеством, Федор Михайлович,¹ теперь слезно молю: дайте Вашу речь! В газетах только выписки, на устах у вернувшихся из Москвы только восторженные отзывы, а мне надо ее всю и прочитать самой. Скажите по крайней мере, где она появится и когда.² Воображаю, что это было. Как жаль, что Анна Григорьевна не присутствовала. Главное неожиданность. То есть все знали, что будут Вам рукоплескать, ведь всем рукоплескали, но не знали, что будут плакать, что бросятся к Вам, что Аксаков откажется от своей речи, иначе он бы не приготовил свою.³ Вы, Федор Михайлович, поставили настоящий и прочнее, а главное — прекраснее бронзового, памятник Пушкину. И не великому поэту одному указали Вы его высокое место, Вы указали его и для России, подняли наш угнетенный дух, от той-то радости и заплакали Ваши слушатели.

Я пушкинские дни и их финал, т. е. инцидент, как выражаются газеты, Каткова,⁴ провела в доме Шульца⁵ на Крестовском. Шульц еще со времени истории с Гартманом изгнал из своего дома ‘Голос’,⁶ несмотря на некоторое пристрастие к Загуляеву,⁷но случайно тот номер, где была телеграмма о Каткове, попал нам в руки. Шульц, как большинство петербургских бюрократов (он сенатор), ненавидит Каткова, но и он стал в тупик. Тут наехали другие сенаторы и либералы и злорадствовали, что Катков понес казнь. Мне удалось, тоже не без ехидства, доказать им, что не могло всего этого быть, потому что на обеде присутствовали не пешки, не петербургские либералы, не смеющие из трусости перед кем-то и перед чем-то протянуть руку Каткову. И что гнусная выходка ‘Голоса’, направленная против Каткова, если бы была в ней правда, бросала бы невыгодную тень не на него, а на Вас всех присутствующих, а так как в число присутствующих были Вы, Майков, Полонский, то, значит, все ложь. Приехал Гаевский,⁸ и вышло, что я права. Гаевский тоже по своему петербургскому вероисповеданию не любит Каткова и приверженец Тургенева. Он рассказал, как дело было и что Тургенев ни за что не хотел идти на обед, чтобы не встретиться с Катковым, и пошел, только когда его друзья ему обещали, что при первой неприятности, которую ему сделает Катков, они все вместе с ним выйдут из залы. Неужели это правда?⁹ Гаевский — приверженец Тургенева и умный человек. Как мог он нечто подобное рассказать про своего друга и не заметить, что выставляет его в странном виде? Чего ожидали они от Каткова? В заключение должна сказать Вам, что Шульц, хоть и петербургский и сенатор, но менее других либерал, в нем здравый смысл всегда одерживает верх.

Простите, голубчик Федор Михайлович, за длинное письмо, сама не знаю, как расписалась. Мама, Андрюша, Соня и Оля¹⁰ свидетельствуют свое почтение Вам и Анне Григорьевне. Здесь у нас чудесно, мы все, насколько можно, набираемся здоровья на зиму. Дай бог и Вам поздороветь и отдохнуть. Мало досуга у Вас, в Москве Вы оставались долее, чем предполагали,¹¹в июньской книжке ‘Русского вестника’, верно, опять ничего не будет,¹² ну да бог с Вами! Будьте только здоровы, насколько можете. Едете ли в Эмс?¹³ А я должна тоже пить эмс. И ведь был весною плеврит, а потом я опять упала, вместе с креслом, и опять повредила себе ногу. Но лето чудесно, и зиму жду с нетерпением. Видимо, это Ваши слова о России придали мне снова охоту жить. Осенью увижусь с Вами и опять буду слушать Вас. И все Ваши поклонники и поклонницы будут слушать. У нас новая квартира, гостиная большая, в 4 окна. Будет и ‘Скупой рыцарь’. Вы ведь обещали. А Донна Анна и Лаура давно уж долбят что-то к осени.¹⁴

Летний адрес мой: Гатчина, Мыза Ивановка, Е. А. Штакеншнейдер, а городской: Знаменская, д. 22, квар<тира> 13.

Но будет. Низко, низко кланяюсь Вам и обнимаю Анну Григорьевну и деток.

Письма от Вас жду с великим нетерпением.

Преданная Вам
Е. Штакеншнейдер.

¹ 5—8 июня 1880 г. в Москве проходили торжества по случаю открытия памятника Пушкину. 8 июня на втором заседании Общества любителей российской словесности с речью о Пушкине выступил Достоевский.

² Речь Достоевского была впервые опубликована в ‘Московских ведомостях’ 13 июня 1880 г.

³ 9 июня 1880 г. в газете ‘Голос’ (No 159) сообщалось: ‘Речи г-на Аксакова предшествовало следующее. Взойдя на кафедру, он сказал: ‘После Достоевского говорить о Пушкине нечего. Его речь есть событие — это гениальнейшая разработка вопроса о народности поэта. До сего дня можно было говорить об этом, доказывать, теперь вопрос решен навсегда, бесповоротно. Толковать тут больше нечего. Все, что я готовился прочесть, потеряло всякое значение. Моя речь упраздняется речью Достоевского. С Достоевским согласны обе стороны: и представители так называемых славянофилов, как я например, и представители западничества, как Тургенев. Если я и могу прочесть что-нибудь, то разве отрывок из приготовленной речи’. На это послышались крики: ‘Всю речь, всю, читайте все’. Г-н Аксаков начал чтение своей речи’.

⁴ Имеется в виду именовавшийся в газетах ‘accident Katkoff’ (Голос, 1880, 8 июня, No 158) или ‘incident Katkow’ (там же, 11 июня, No 160) холодный прием слушателями примирительной речи редактора ‘Московских ведомостей’, реакционного публициста М. Н. Каткова (1818—1887), произнесенной им 7 июня 1880 г. на обеде, данном Московской думой участникам пушкинского празднества. Ср. далее примеч. 9. Реакция на речь Каткова отразила единодушное осуждение прогрессивной частью общества деятельности Каткова (см.: Голос, 1880, 8 июня, No 158, 11 июня, No 160).

⁵ Федор Карлович Шульц (1828—1881) — сенатор гражданского кассационного департамента, близкий знакомый семейства Штакеншнейдеров.

⁶ По-видимому, речь идет о требовании русских властей выдать находившегося во Франции народовольца Льва Николаевича Гартмана — участника покушения на Александра II 19 ноября 1879 г. под Москвой. ‘Дело Гартмана’ находилось в центре внимания русской и зарубежной печати в феврале—марте 1880 г. Французский премьер-министр Ш.-Л. Фрейсине, собиравшийся вначале передать арестованного русским властям, вынужден был под давлением общественного мнения (в числе выступавших в защиту Гартмана были В. Гюго и Дж. Гарибальди) ответить отказом и освободить Гартмана.

‘Голос’ занимал вначале примирительную, уклончивую позицию: Гартман, разумеется, признавался ‘преступником, совершившим злодеяние’, но вместе с тем допускалось, что улики против Гартмана могут быть недостаточными и что ‘французское правительство поступило в данном случае во всем согласно с требованиями справедливости’, при этом многозначительно отмечалось, что ‘личная свобода во Франции — дело священное’ (Голос, 1880, 25 февраля, No 56). Однако вскоре ‘Голос’ заявил в тон официальной прессе, что французское правительство ‘несомненно доказало свое внутреннее бессилие и вместе с тем обнаружило неспособность играть самостоятельную роль в области международных отношений’ (Голос, 1880, 12 марта, No 72, см. также: там же, 24 марта, No 84).

То, что сенатор оказывался сочувствующим в чем-то революционерам, было одним из проявлений глубокого кризиса, в котором находились ‘верхи’ русского общества в конце 1870-х — начале 1880-х годов. В записях Е. А. Штакеншнейдер рассказывается о том, как к доме Шульца в конце октября 1880 г. зашел разговор о народовольцах, и в частности о Г. Д. Гольденберге (1855—1880) (которого обманным путем вынудили дать предательские показания, после чего тот покончил жизнь самоубийством), Когда Штакеншнейдер заметила о Гольденберге: ‘Струсил, вероятно…’, Шульц ‘строго заметил’: ‘К Гольденбергу это слово неприменимо’. В связи с этим Штакеншнейдер писала: ‘Дух, царящий в обществе, может привести в ужас и в тоску <...> Шульц — добрейший человек, горячий сердцем. Если бы случилось, он, не задумываясь ни на секунду, своей грудью заслонил бы государя от опасности <...> покорные слуги закона на деле, а говорят — сами не слышат что. И не могут не говорить так, потому что так говорят все. И вот именно то, что все так говорят, и есть самое ужасное настоящего времени’ (Штакеншнейдер П. А. Дневник и записки, с. 436—437). Суждения Штакеншнейдер весьма близки к тому, что Достоевский говорил А. В. Суворину в феврале 1880 г. о политических преступлениях (см.: Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников, т, 2. М., 1964, с. 328—329).

⁷ Михаил Андреевич Загуляев (1834—1900) — беллетрист, критик и публицист, в 1870-х—начале 1880-х годов был постоянным сотрудником газет ‘Голос’ и ‘Journal de St.-Ptersnonrg’. В своих обзорах ‘Les revues russes’ (‘Русские журналы’) на страницах ‘Journal de Sf.-Ptersbourg’ Загуляев сочувственно отзывался о творчестве Достоевского. Литературно-критические фельетоны Загуляева, по всей вероятности, были известны Достоевскому. Так, 29 января 1879 г. Е. А. Штакеншнейдер писала А. Г. Достоевской: ‘Фельетон Загуляева посылаю’ (Литературное наследство, т. 86, с. 471), в письме к Е. А. Штакеншнейдер от 22 июня 1879 г. Загуляев упоминал о двух своих фельетонах, которые она собиралась послать Достоевскому (см.: ИРЛИ, No 29907). См. о ней также: 5, 332, 20, 182 и 372.

⁸ Гаевский Виктор Павлович (1826—1888) — юрист, историк литературы, один из основателей Литературного фонда, многолетний его председатель.

⁹ В ответном письме к Е. А. Штакеншнейдер от 17 июля 1880 г. Достоевский уточнял: ‘Не знаю, как Вам передавал Раевский, но дело с Катковым не так было. Каткова оскорбило Общество люб<ителей> р<оссийской> словесности <...> отобрав у него назад посланный ему билет, а говорил речь Катков на Думском обеде как представитель Думы и по просьбе Думы <...> У Тургенева же была подготовлена (Ковалевским и ‘Университетом) такая колоссальная партия, что ему нечего было опасаться. Оскорбил же Тургенев Каткова первый. После того как Катков произнес речь и когда такие люди, как Иван Аксаков, подошли к нему чокаться (даже враги его чокались), Катков протянул сам свой бокал Тургеневу, чтобы чокнуться с ним, а Тургенев отвел свою руку и не чокнулся’. Так рассказывал мне сам Тургенев’ (П., IV, 183, см. также: Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем. Письма, т. XTI, кн. 2. Л., 1967. с. 270, 563).

¹⁰ Андрюша — брат Е. А. Штакеншнейдер, Адриан Андреевич Штакеншнейдер, Соня — невестка Е. А. Штакеншнейдер, Оля — сестра Е. А. Штакеншнейдер, Ольга Андреевна Эйснер.

¹¹ Достоевский прибыл в Москву 23 мая 1880 г.: открытие памятника Пушкину намечалось на 26 мая, но из-за траура по случаю смерти императрицы было перенесено на 6 июня.

¹² После апрельского номера ‘Русского вестника’ продолжение ‘Братьев Карамазовых’ появилось в июльском.

¹³ Из-за спешной работы над ‘Братьями Карамазовыми’ Достоевский не смог поехать на лечение в Эмс.

¹⁴ В воспоминаниях В. Микулич рассказывается, как зимой 1879/80 г. на одном из вечеров в доме Штакеншнейдеров состоялась любительская постановка пушкинского ‘Каменного гостя’: Дон Гуана играл К. К. Случевский, Лепорелло — Д. П. Аверкиев, Монаха — H. H. Страхов, Лауру — подруга Е. А. Штакеншнейдер М. Н. Бушен, Донну Анну — С. В. Аверкиева (см.: Микулич В. Встречи с писателями, с. 144—146). После спектакля Достоевский по просьбе собравшихся прочел монолог Барона из ‘Скупого рыцаря’ (см.: там же, с. 147—148). 19 октября 1880 г. на чтении в пользу Литературного фонда Достоевский повторил сцену в подвале из ‘Скупого рыцаря’ (см.: Достоевская А. Г. Воспоминания, с 351—352).

Е. А. Штакеншнейдер — Достоевскому

Е. А. Штакеншнейдер — Достоевскому

Е. А. Штакеншкейдер — Достоевскому

Читайте также: