Три месяца среди людоедов Суматры, Бреннер Йоахим, Год: 1894

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Йоахим фон Бреннер

Три месяца среди людоедов Суматры

Сокращенный перевод с немецкого Н. Березина

Предисловие.

В море между Азией и Австралией раскинулись многочисленные острова Малайского архипелага. В очень давние времена, когда на земле еще не существовало человека, на месте этих островов была суша, которая соединяла оба материка — Азию и Австралию. Но понемногу, в течение целого ряда столетий, суша опускалась, уступая место морю, и над поверхностью его в виде бесчисленных больших и малых островов остались торчать лишь горные хребты и вершины прежней суши. Можно думать, что все это обширное пространство продолжает еще погружаться под волны моря, на это указывают очень частые и опустошительные землетрясения и множество действующих вулканов, которые насыпались из вулканического песку, пепла и лавы в тех местах, где земная кора разбилась на длинные, глубокие трещины, уходящие далеко в недра земли.
Покрытые роскошной тропической растительностью эти острова подымаются из моря, словно плавающие на его лазурной глади гигантские цветы. Один за другим тянутся они в море, образуя то цепи, то целые группы: Сунда или Большие и Малые Зондские, Молуккские, Филиппинские, но среди всех своей дикой величественной природой и необузданностью нравов своих жителей отличается остров Суматра. Верхушки пальм по берегам его, качаясь, отражаются в темно-синих водах тропического моря, и ветер, [4] проносясь над зарослями и лугами, уносит оттуда в волнах ароматов целые тучи цветочной пыли. В темной непроходимой глубине лесов крадется тигр, большие пестрые змеи ползают по стволам и лианам, охотясь за порхающими в воздухе ярко оперенными птицами, крокодилы дремлют на песчаных отмелях рек, и среди гама птичьих голосов и стрекотанья насекомых слышен треск сучьев, которые ломает своей тяжелой походкой слон или носорог, направляющийся на водопой. В многочисленных, широко раскинутых деревнях там живут темнокожие дикари с своеобразными и любопытными для европейца нравами и обычаями.
Этим островом владеют голландцы, и в числе их колоний Суматра одна из самых ценных. Голландские колонисты разбили в удобных местах обширные плантации, приносящие обильную жатву и: хороший доход. Эти европейские поселения раскинулись по берегам острова, потому что до сего дня голландцы, вопреки всем усилиям, не могли подчинить себе дикие племена, живущие во внутренности страны. В северо-западном конце острова живет еще много неукротимо диких туземцев, не подчиняющихся ничьей власти. Это страна знаменитых батаков, диких людоедов. Племена их обитают на высокой плоскости, окруженной со всех сторон крутыми склонами горных хребтов, и за этой стеной воины их с оружием в руках стерегут все подступы, не пропуская чужих и особенно европейцев, хотя бы те приходили в их страну с самыми мирными целями. В середине страны батаков лежит одно таинственное озеро. Известие о нем проникло впервые до слуха европейцев в начале нашего столетия через [5] англичан, владевших в то время Суматрой. Их миссионеры пытались проникнуть с евангелием в руках в страну кровожадных дикарей, но батаки, справедливо опасаясь, что за миссионерами придут другие европейцы, которые завладеют их землей, избили первых вестников новой веры и пожрали их тела на торжественном пиршестве. Они поступили так, исполняя повеление Синга-Магараджи, ‘Великого Льва’, как называют верховного жреца батаков. Он редко издает какие-нибудь повеления, но если издает, то ему подчиняются беспрекословно.
Спутники этих несчастных миссионеров, избегшие смертельной опасности, доставили первые сведения о большом озере страны батаков. Но ни один европеец не видал самого озера. Нога белого не ступала на прибрежный песок его, и взор белого человека не скользил по его таинственной глади. Много путешественников стремилось добраться до него, но все потерпели неудачу, так как батаки, повинуясь строжайшему приказу, не пропускали никого. А если кто из отважных исследователей, обманув бдительность дикарей, устремлялся далее в глубь страны, то шел на встречу верной гибели: с варварской жестокостью и коварством батаки захватывали его живьем и затем пожирали на пире с разными священными обрядами.
Вот почему и неудивительно, что еще недавно сомневались в самом существовании таинственного озера. Известия о нем считали за сказки досужих дикарей, намеренно обманывавших европейцев. Лишь в 1866 г. одному путешественнику удалось проникнуть до озера, и он описал его в таких пленительных красках, что вслед за ним в эту очаровательную местность устремились многие другие. Вскоре на озере снова [6] появились миссионеры, проповедь которых имела некоторый успех, но за миссионерами в страну вторглись голландские колонисты. Тогда Синга Магараджа собрал тысячную толпу хорошо вооруженных воинов, с которыми кинулся на голландцев. Чиновники их были избиты, солдаты и колонисты прогнаны, и не один белый нашел себе могилу не в родной стране, а в желудках неистовых людоедов. Таким образом таинственное озеро Тоба, как его называют батаки, до сего дня дает на своих островах приют и желанное убежище многим разбойничьим племенам. Кучки удальцов выходят отсюда на разбои, иногда они пускаются даже в море, а после удачной экспедиции скрываются с добычей и пленными в свои притоны на островах. И вот в расстоянии нескольких миль от границы, где живут европейцы, где ходят паровозы и действуют законы, происходят шумные пиры, и в котлах варится человечье мясо откормленных в ожидании праздника пленных, притом не только европейцев, но даже и туземцев, потому что племена батаков враждуют друг с другом, и военнопленные разделяют участь всех чужеземцев.
Молодой немецкий путешественник барон Бреннер поставил себе целью во что бы то ни стало проникнуть в страну батаков, добраться до озера, переплыть на главный остров, и там, в самом главном притоне людоедов, живя под одной кровлей с ними, изучить их любопытные обычаи. Ему удалось выполнить эту задачу, но за успех он едва не поплатился своею жизнью, и если ускользнул невредимым из рук коварных дикарей, то лишь благодаря тому, что вообще дает победу в жизни: мужеству и сообразительности. [7]

ГЛАВА I. В Дели

0x01 graphic
26 октября 1886 года — так рассказывает барон Бреннер — в яркий солнечный день в гавани Пуло Пенанг стоял пароход ‘Фанте’, который должен был доставить меня в славящееся табачными плантациями местечко Дели на Суматре. Это был небольшой, пропитанный разными запахами, грязный китайский пароход. Палуба его была битком набита китайскими кули, т. е. рабочими, отправлявшимися на табачные плантации, они лениво слонялись по палубе, курили, играли в разные азартные игры, а то так просто болтали. В два часа ‘Фанте’ [8] поднял якорь и направил свой путь к югу. Выходя из гавани, мы прошли мимо длинной плотины, построенной из мощных свай, вколоченных в морское дно, сваи были связаны друг с другом, а поверх их шли тонкие перила. На плотине, прикурнув, сидело несколько коричневых малайцев, ловивших рыбу. С правой стороны из волн моря подымался крутой, покрытый темным лесом остров Пенанг, налево виднелось плоское, залитое солнечным светом побережье полуострова Малакки с видневшимися вдали пологими возвышенностями. Море было спокойно и гладко. Но к вечеру подул резкий ветер, и наше судно с трудом преодолевало волнение. Море колыхалось и рокотало, и соленая пена волн хлестала через палубу. Китайцы, заболевшие морской болезнью, стонали и охали и, к довершению всех бед, насквозь промокли, окачиваемые морскими волнами. Наконец занялось утро, но день наступал хмурый, дождливый, и вместо горных вершин Суматры, которые мы высматривали вдали, перед нами расстилался лишь туман, да волнующееся море. Вскоре, однако, просветлело, и на горизонте показалась зубчатая линия горной цепи, позади которой лежала почти неисследованная страна свободных батаков (Бата или батаки представляют малайское племя, живущее во внутренней гористой части острова Суматры, преимущественно вокруг озера Тоба) — цель моего путешествия. Я собирался познакомиться с этими удивительными людоедами, посетить озеро Тоба, если возможно, переправиться через него и — таким образом, пересечь весь остров поперек, что не удавалось еще ни одному европейцу. [9]
К полудню мы настолько приблизились к острову, что уже могли рассмотреть низкое побережье, а, несколько часов спустя, пароход уже добрался до северной оконечности Суматры. Мимо двух простых сигнальных мачт ‘Фанте’ вошел в устье реки Дели.
Насколько видел глаз, река была с обеих сторон окаймлена густо заросшей лесом болотистой низменностью. Стаи цапель и обезьян оживляли берега. Маленькие болотные птицы и водяные курочки в испуге вспархивали перед носом судна, а с плоских песчаных мелей, окаймленных камышом, на нас лениво смотрели сонные крокодилы. Полчаса спустя, мы покинули пароход и продолжали наше плаванье в маленькой шлюпке. Кругом подымались страшно густые лесные заросли, и этот непроницаемый лес не заключал в себе ни одного человеческого поселения. Но вот по левую руку открылся рукав реки, и мы с радостью увидели железно-дорожный мост. Сейчас же за ним над вершинами дерев показались вымпела (Вымпел — длинный, узкий флаг, развевающийся на мачте в виде ленты), которые указывали на близость гавани Лабуан. Множество судов оживляло ее, и в числе их мы заметили не мало малайских шхун с навесами.
Здесь меня хотел встретить доктор Хаген, неоднократно уже посещавший страну батаков и с которым я хотел посоветоваться о моем путешествии. Едва он услыхал о моем намерении, как самым решительным образом принялся отговаривать меня, так как, по его мнению, путешествие через страну батаков и именно мимо озера Тоба совершенно невозможно. [10]
Тем не менее я не поддался этим увещаниям. Посетив г. Мейснера, управляющего громадным торговым предприятием в Бекалла, я попытался склонить его к участию в моей экспедиции. Мейснер уже два раза был на острове Тоба, знал страну и людей, их язык и обычаи, так что трудно было найти себе лучшего спутника. Многие важные старшины батаков не раз посещали его и обменивались с ним подарками. Однако Мейснер не мог в это время отправиться со мной, и потому я решил отложить свое путешествие до весны 1887 года и пока покинуть Суматру.
Вечером накануне моего отъезда из Дели я присутствовал на любопытном празднестве на большой плантации. Табак, главный продукт этой страны, был только что убран. Почти все обработанное пространство занято табачными плантациями, размеры которых достигают многих квадратных километров. Все они принадлежат европейским колонистам, натягивающим нередко на табаке миллионы. Сотни и тысячи желтокожих, украшенных длинными косами китайцев работают на этих плантациях под палящими лучами солнца. Иногда работы продолжаются и ночью при блеске полной луны.
Работа заключается в том, что кули рядами подвигаются по полю и обрезают стебли ниже листьев. Другие рабочие сносят обрезанные стебли под навесы, где подвешивают пучки по десяти стеблей для вяления. Когда стебли провялились, рабочие обрывают с них листья, связывают их в маленькие пачки и складывают в плоские кучи, высотой в полторы — две сажени. Время от времени эти пачки переслаивают в кучах, пока все листья не приобретут бурый [11] цвет и красивый глянец. Затем начинается сортировка листьев. Рабочие усаживаются на землю двумя длинными рядами, лицом друг к другу и приступают к делу: одни разбирают листья по длине, а другие по цвету. Проворные сыны Поднебесного Царства работают с необыкновенной быстротой: быстрее, чем успеваешь следить за ними, раскладывают они листья по различным кучкам, особенно трудно сортировать листья по цвету, работа эта требует большого навыка. Перед каждым китайцем воткнуто полукругом в землю 18-22 колышка, между которыми раскинуты веером 17-21 кучки листьев, так как рабочий должен различать именно столько оттенков. Друг на друге и рядом лежат листья, начиная с самого светлого коричневого до черно-желтого цвета, и в каждой кучке листья должны быть одного цвета. Так называемые пестрые листья, не имеющие однородного цвета, складываются отдельно. В отдельной же кучке складываются листья с мелкими светлыми пятнами, ценимые особенно высоко. Другие, с крупными пятнами, представляющие более низкий сорт, откладываются в сторону.
По окончании уборки табак с разных плантаций доставляется в гавань и нагружается на суда. Большая часть его отправляется в Амстердам, представляющий мировой рынок табаку. Отсюда табак отправляется в Америку, в Германию, Францию и другие страны, где, благодаря своим достоинствам, ценится очень высоко.
В это время — в средине ноября — неутомимые китайские кули получают жалованье за свои труды и празднуют своего рода праздник жатвы. Они работали прилежно и без перерыва двенадцать месяцев, [12] довольствуясь скудной пищей, состоящей из риса и сушеной рыбы, не доставляя себе отдыха или каких-либо развлечений. Но теперь в кармане каждого бренчит круглый капиталец, на всех плантациях гуляют, и всюду царят веселье и радость.
На той плантации, которую мы посетили, дело происходило так: узкоглазые китайцы кучками толпились перед хижинами среди пальмовых рощ, смеялись и болтали, другие под навесом предавались гибельному курению опиума. На площадке возвышался театр марионеток, а кругом него раскинулись лавчонки с съестными припасами, со сладостями и чаем. Рабочие смеялись проделкам марионеток, многие поглощали разную снедь и сласти, но большая часть их, разбившись на кучки, сидели на корточках с внимательно напряженными лицами вокруг низких игорных досок, при колеблющемся свете пропитанной маслом, но приятно пахнущей лучины они считали деньги и бренчали доставшимися им золотыми монетами. На игорных досках или на заменявших их циновках был нарисован черной краской какой-то рисунок, на разные фигуры которого игроки ставили свои деньги.
Возле одной такой доски сидело двое красивых молодцев и несколько старых китайцев. К толпе зрителей мы заметили нескольких рабочих, прибывших вместе с нами на ‘Фанте’. Большая часть молодых рабочих участвовали в работах на плантациях в первый раз и теперь, заработав свое жалованье, чувствовали себя богачами, и все же каждому из них хотелось еще более увеличить это богатство. Но когда первая игра кончилась, оказалось, что они проиграли. Они поставили новые ставки и снова проиграли. [13]
Тогда они удвоили ставки, и примеру их последовали старые китайцы. Вытянув шею, игроки упорно смотрели лихорадочными глазами на доску, ожидая решительного момента. И вот он наступил, и оказалось, что выиграл молодой рабочий. Он вскочил, собрал свой большой выигрыш и испустил дикий крик радости. Товарищ его побледнел и печально опустил голову, а старые китайцы, раздраженные тем, что они в одно мгновенье потеряли сбережение долгих месяцев, плод тяжелой работы, стали грубо ругаться.
К вечеру шум становился все сильнее, праздник без шуму не мыслим нигде и менее всего у китайцев. Со стороны театра марионеток доносились непрерывные звуки гонгов (Гонг есть плоский металлический круг в виде сковороды, в середину его ударяют мягким билом, и тогда он издает несколько дикий, но все же звонкий рев) и дудок. Закусочники выкрикивали названия своих кушаний, напоминая страстным игрокам о потребностях их желудков, в воздухе раздавались радостные крики выигравших и проклятия и жалобы тех, кто, став нищим, в качестве бедного кули обречен был остаться на плантации вместо того, чтобы вернуться на родину, к своей семье.

ГЛАВА II. Приготовления и возвращение в Дели.

На следующий день я покинул Суматру и в течение последующих месяцев ревностно занимался [14] приготовлениями для своего путешествия в страну батаков. В Сингапуре я закупил некоторые товары для подарков царькам людоедов. Но всего труднее было мне собрать достаточное количество старых испанских долларов. Батаки, правда, очень любят звонкие монеты, но по особому упрямству не признают никаких других монет, кроме испанских долларов. Они различают два сорта таких долларов, именно доллары ‘с пушками’ и доллары ‘с улитками’. На долларах первого рода отчеканен испанский герб между двумя колоннами, которые батаки принимают за пушечные стволы, на долларах второго рода значится буква М со значком, очертания которой сильно смахивают на улитку. Те и другие доллары попадаются с каждым годом все реже и реже, ибо они уходят на озеро Тоба, откуда никогда не возвращаются, так как батаки переплавляют их и делают из них украшения. Наконец я раздобыл достаточный запас этих монет, заплатив за каждую из них в полтора раза больше ее стоимости.

0x01 graphic

В конце марта 1887 года я вернулся назад в Дели и поселился в хижине, в которой жил при первом моем посещении.
В Лабуане я посетил доктора Хагена. Он видимо был изумлен, что я не отказался от своего намерения ‘пересечь’ страну вольных батаков, и снова попытался отговорить меня, настойчиво развертывая передо мною картину невозможных трудов и опасностей моего предприятия. Он советовал мне либо удовольствоваться посещением озера Тоба, либо пересечь Суматру из Ассаххана, чего ведь тоже никто еще не делал. Тоже самое советовал мне голландский [15] чиновник в Медане, который противился моим планам, так как не имел права дать мне разрешение на подобное путешествие. Он опасался, что в случае [16] несчастного исхода путешествия, правительство обвинит его в этом.
Страна людоедов пользуется такой дурной славой, и воспоминание о европейцах, убитых и пожранных там, было еще так живо в памяти всех, что они не надеялись на удачу моей экспедиции и даже пророчили ей печальный конец.
Но я упорно стоял на своем плане, и ничто не могло отклонить меня от него, наоборот, все, что я слышал, еще более подстрекало меня.
Прежде всего я постарался увидеться с Мейснером. На пути к нему я проходил мимо лесных зарослей и полей, среди которых одиноко стояли высокие деревья. Это были старые, уцелевшие от прежнего девственного леса ветераны. Одни из них были ядовитые деревья Рингас, сок которых, говорят, вызывает на коже опасную сыпь, почему никто не решается прикоснуться к ним. Другие, говорят, вызывают даже слепоту, почему их также избегают. Между прочим, я заметил несколько стройных, прекрасных деревьев с небольшими кронами. На одном из них высоко наверху сидел человек, а другой человек взбирался на второе дерево и достиг уже до половины его высоты. Когда я приблизился, то увидел, что этот человек имел за спиной связку маленьких крепких деревянных колышков. Он пробуравливал в столе отверстие, втыкал в него колышек, становился на него, буравил выше второе отверстие, втыкал в него колышек, за который цеплялся, как за сук, и лез таким образом все выше. Я окликнул его и спросил, зачем он лезет на дерево, он ответил мне, что на вершине завелись дикие пчелы, до меда которых он[17] намерен добраться. Такие медоносные деревья составляют собственность султана Дели, и потому их запрещено срубать.

0x01 graphic

Над цветущими кустами порхали маленькие пестрые бабочки, с полей доносились крики перепелов, и в воздухе мелькали ласточки. Мое особенное внимание привлекли к себе птицы дронго с парой длинных хвостовых перьев, украшенных на конце бородкой, как у павлина, они легко и стройно неслись по воздуху или же, опустившись на спину какого-нибудь буйвола, поклевывали там водившихся в его шерсти паразитов.
Солнце стояло высоко в небе, и хотя я находился лишь немного к северу от экватора, все же было не очень жарко, ибо морской ветер приносил с берега легкую прохладу.
Наконец я добрался до г. Мейснера, но здесь меня ожидало неприятное известие: против ожидания и к полному своему огорчению он не мог принять участия в моем [18] путешествии, так как не получил на то разрешения от своего начальства. Однако он утешил меня, сказав, что некто г. Мехель, с которым он совершил несколько лет тому назад путешествие в страну батаков, желает сопутствовать мне и берет на себя руководство и надзор за проводниками. Мехель, родом швейцарец, легко выносит передряги путешествий, хорошо говорил на языке туземцев и знал их нравы и обычаи.
Мы занялись с ним составлением плана путешествия и твердо установили направление пути. Первою нашею целью было селение Кабан-Дьяе в стране Каро-батаков.
Мейснер, знавший издавна старшину этого селения по имени Си Баяка, вошел в сношения с ним и расположил его в нашу пользу. Он же заготовил большую часть необходимых в нашем путешествии товаров для подарков, как то: табак, стеклянные бусы, медную проволоку, зеркала, ножи, разные шкатулки, красные и синие ткани и красную материю с золотой каймой.
Следующие дни я занимался закупкой припасов и разных других нужных вещей. По совету Мейснера Мехель съездил к голландскому президенту в Медан, от которого привез наконец, к великому моему удовольствию, дозволение предпринять путешествие. В полдень к нам явились оба главных предводителя наших носильщиков, это были старшина Си Баяк Си Пут и :родственник его Си Бале, поразившие нас больше своим безобразием, чем саном. Я торжественно передал им, с целью снискать их расположение, назначенные им подарки, состоявшие для каждого из куртки тонкого темно-синего сукна с [19] яркими медными пуговками, надев их, они почувствовали себя необыкновенно хорошо, тем более, что в добавок к тому я подарил каждому еще по нескольку платков для головного убора, как его носят в этой стране. Этот головной убор устраивают из трех платков, которые навивают один на другой, обыкновенно в таком порядке, что внизу находится красный, на нем черный платок, а верх венчает какой-нибудь ярко-пестрый кусок ткани. Старшине я обещал кроме того карманные часы, если останусь доволен им. Затем оба проводника приступили к обозрению нашего багажа и принялись распределять его на тюки, каждый тюк, по их мнению, должен был быть не тяжелее 20 фунтов, но с этим мы никак не могли согласиться, так как в таком случае нам потребовалось бы целая армия носильщиков. Наконец они уступили нашему требованию и свернули тюки весом в 35-40 фунтов (т. е. около пуда) [20] каждый, так что в общем нам потребовалось 36 носильщиков. Носильщики должны были явиться в день, назначенный для выступления в путь.

0x01 graphic

ГЛАВА III. Подъем по горам на плоскогорье батаков.

Ранним утром 18 марта наше жилище и двор представляли оживленную картину: мы укладывали последние вещи, запирали ящики и сундуки, проверяли вес тюков, словом, готовились выступить в дорогу. В час к нам пожаловали оба проводника, на них были, конечно, новые куртки, но они привели с собою едва половину потребного числа носильщиков, оправдывая себя целой кучей извинений и других доводов. Вследствие этого Мейснеру пришлось в последнее мгновение заняться вербовкой недостающих кули. Так как мы собирались пройти в первый день немного, притом по хорошей дороге, проложенной от станции, то наш багаж можно было подвезти на телегах, запряженных волами, которые тронулись в путь в 3 часа дня. Спустя час, мне подвели коня, красивую батакскую лошадку с мягкой гривой и длинным хвостом, стройную, но выносливую. Эти лошади отличаются твердой поступью при путешествии по узким каменистым тропинкам в горах. Через несколько минут ее оседлали, также как и лошадь Мехеля, и мы поскакали вслед за нашим носильщиком, ушедшим со своими вожатыми вперед. Дорога была широкая, но мягкая, глинистая и вела мимо свеже вырубленных участков леса и недавно разбитых табачных плантаций. [21]

0x01 graphic

Проскакав немного, мы остановились у жилища голландского чиновника, где пополнили нашу дорожную аптеку кое-какими медикаментами, и затем тронулись дальше по холмам и орошенным ручьями долинам. Всюду замечались следы трудолюбивых начинаний европейских поселенцев, которые, кроме [22] табаку, делали здесь опыты насаждения кофейного и каучукового дерева.
Переправляясь через какой-то ручей, мы наткнулись в живописной местности на толпу отдыхающих людей несколько странного вида, это оказались малайцы с острова Борнео, они отправлялись в горы с целью продать обитающим там воинственным племенам знаменитое оружие, изготовлением которого славится их остров. Прохладный, тенистый вечер тихо спускался с неба, кругом подымался легкий туман, придававший местности знакомый нам на родине осенний вид. Мы перевалили через несколько низких холмов, как внезапно сверкнувший вдали огонек показал нам, что цель нашего сегодняшнего пути уже недалеко.
Это был дом некоего Шмита, представителя большой торговой компании, производившей здесь опыты посадки кофейного дерева. Мы отдохнули здесь немного и, приказав носильщикам расположиться на ночлег в лесу, поскакали дальше к дому г. Ортмана. Дом стоял в прохладном уединении леса, позади его открытых балконов, с пальмами при входе, журчала река, нарушая мирную тишину. Мехель вернулся назад для надзора за носильщиками, но я остался здесь на ночлег. Слышно было, как на крыше ворковали голуби и мычали быки в стойле. При входе в конюшню, куда я зашел с целью проведать свою батакскую лошадку, мне бросилось в глаза какое-то темное животное, которое я было принял за собаку. Внезапно оно вскочило на задние лапы, и предо мной с приветливым ворчанием оказалась обезьяна, мгновение спустя она была уже на спине лошади, где стала выделывать забавные прыжки. Этих обезьян охотно [23] держат на конюшнях, как веселых и приятных товарищей лошадей. Появилась также и кошка, только здешним кошкам недостает кое-чего, у них нет длинного пышного хвоста, вместо которого торчит короткий, безобразный обрубок.

0x01 graphic

Возле самого дома стоял древний лесной великан — Варингиновое дерево. Ствол его подымался высоко над верхушками соседних деревьев, его обвивали кругом лианы и прелестные орхидеи, которые украшали его своими большими яркими, похожими на бабочек, цветами. Могучие воздушные корни, словно гигантские руки, свешивались вниз, внедряясь в пышно покрытую растительностью почву. Многие из этих корней равнялись по толщине туловищу человека, так что мы и наши спутники, сопровождавшие нас сюда с плантации, казались по сравнению с этим гигантом ничтожно маленькими. [24]

0x01 graphic

На следующее утро мы поднялись рано и быстро принялись за дело, так как хотели пройти [25] изрядный кусок. Но наши носильщики не обнаруживали ни малейшего желания двинуться дальше с тюками поклажи. Они не могли и не хотели понять причины нашей поспешности. Лица их были хмуры и недовольны, одному не нравилась форма его тюка, другому ноша казалась слишком тяжелой, кругом валялись ящики и тюки, которые никто не хотел нести. Раздавались даже голоса недовольных размерами жалованья, а иные заявляли, что раздумали и не желают идти дальше. Неужели же наше предприятие должно было потерпеть крушение вследствие упрямства этих людей? Ни в каком случае! Мы заявили им самым решительным образом, что требуем безусловного повиновения и порядка. и привлекли к ответу вожаков, гордо разгуливавших с ружьями, снабженными штыками. Наконец все пришло в порядок, и можно было тронуться в путь. Впереди шагал Си Баяк Си Пут, за ним гуськом следовали носильщики, пеструю вереницу которых завершал Си Бале и мы с нашими слугами. Наш маленький караван состоял из самых разнообразных людей: тут были батаки, малайцы, яванцы, метис — мой лакей Френсис, и китаец Асенг — повар и пекарь, наконец, мы, европейцы. Мейснер, Ортман и Шмит провожали нас.
Некоторое время мы удобно двигались по довольно сносной дороге, подымавшейся полого в гору, но вскоре она кончилась, и пред нами открылась девственная, нетронутая топором европейца местность. По батакской тропе углубились мы во влажную сень густой чащи, сразу замедлившей скорость движения, корни деревьев, лианы, вместе с вязкой почвой, усеянной лужами и грязью, заставляли быть осторожным. [26] В первое мгновение нами овладела в этой чаще непривычная робость — мы были подавлены этой могучей дикой растительностью, осенявшей нас своей спутанной листвой. Высоко вздымающиеся вершины лесных гигантов скрыты от взора густой сетью вьющихся растений и лиан, так что взор видит только мшистые стволы, и присутствие листвы обнаруживается лишь тогда, когда, словно душистый привет, сверху падает цветок или созревший плод. Мы видим только ту скромную растительность, которая зеленым и пышным ковром покрывает почву леса. Эти растения ближе к нам, и мы восхищаемся прелестью и разнообразием их. Каждое из этих растений составило бы гордость наших оранжерей и доставило бы громадное наслаждение любителю цветов. Буйные вихри, ярко сверкающие молнии, а то так просто дряхлость произвели опустошение в чаще леса. И вот, может быть, впервые после сотен лет в таинственный мрак этого леса проникли ласковые лучи солнца, порождая во влажных недрах его новую жизнь. Заглушенные деревца подымаются, тянутся с новыми силами вверх, сплетаясь ветвями и вырастая в могучих гигантов. Между ними начинается борьба, за воздух и свет, они теснят и душат друг друга, пока, после тяжкой борьбы, один не одержит верх. Разрастаясь и зеленея, он протягивает крепкие сучья над толпой своих братьев, обрекая их на гниение и смерть в сыром, тусклом мраке. Вот прекрасное дерево с широкими, как у липы, листьями, из которых туземцы приготовляют вино. Ствол его дает крепкое дерево. Рядом с ним другое, усыпанное длинными стручьями с вкусными зернами. Дальше стоит дерево, сочные листья которого доставляют хорошую краску. А вот еще одно, с [27] очень вкусными орехами. От ствола к стволу перекидываются стебли и ветви ротанга, по которым, цепляясь, лазают на головокружительной высоте обезьяны, крича и кривляясь. Как богата и разнообразна животная жизнь в этом девственном лесу! Крадучись, ходят по нему тигр и пантера, бесчисленные змеи прячутся в населенной листве, высматривая добычу. Порою попадаются слоны, идущие длинной цепью один за другим, а то так одиноко бродящий безобразный носорог. Но нам нечего бояться этих диких зверей, они пугаются вида человека, особенно европейца, которого чуют издали, и убегают при звуке его голоса или при шорохе шагов. Только слон взирает на него с философским спокойствием и равнодушием. Здесь водится также много медведей, оленей, кабанов, фазанов-аргусов, диких курочек и другой дичи, и множество крикливых обезьян и пестрых птиц, производящих шум и гам среди пышных вершин деревьев. Все эти звери доставляют охотнику легкую добычу и развлекают путешественника, своими криками и яркими красками. Но настоящий ужас внушают путнику легионы мелких существ — они отравляют странствие, и единственное оружие в борьбе с ними составляет осторожность и терпение. Почва покрыта пиявками, которые при нашем приближении в жадном возбуждении отделяются от земли. и протягивают свои туловища вверх. Их такое множество, что временами кажется, точно это бесчисленные волосы, поднявшиеся дыбом. Они висят также по кустам, на стеблях травы и впиваются в нас, когда мы ползком пробираемся в чаще. В воздухе носятся пчелы и осы, угрожая нам своим жалом, а ночью, когда усталое тело жаждет покоя и сна — тучи [28] кровожадных москитов медленно мучают нас своиим ядовитым напевом, так, что порою почти сходишь с ума от сознания своей полной беспомощности. Почва, покрытая гнилью, и тяжелый сырой воздух таят в себе лихорадки и болезни и гонят вон из этого величественного леса.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека