ТРИ КУЛЬТУРЫ
(Письмо изъ Танжера.)
I.
@II.
III.
Діонео.
‘Встникъ Европы’, No 7, 1910
Три культуры, Шкловский Исаак Владимирович, Год: 1910
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Въ дтств насъ всхъ поражали чудесныя свойства ковра-самолета, переносящаго въ одно мгновеніе героя за тридевять земель, въ совершенно иную обстановку. Пылкая фантазія англійскаго романиста изобрла ‘Time machine’, при помощи которой можно передвинуть по желанію на нсколько вковъ время впередъ или назадъ.
И вотъ, представьте, на самомъ дальнемъ запад Европы я вижу теперь осуществленіе всего того, что можетъ дать соединеніе ковра-самолета съ ‘Time machine’. Въ теченіе одного дня я переношусь съ континента на континентъ, изъ Европы въ Африку. Въ самый короткій промежутокъ времени я попадаю изъ Гибралтара въ Алхесирасъ, а оттуда — въ Танжеръ. Британская имперія, Испанія и Марокко! Три міра, три культуры, три міропониманія, три вка! Трудно представить себ что-либо боле противоположное. Въ полчаса мы переносимся изъ ХХ-го вка въ начало ХІХ-го. Еще черезъ три часа — и мы попадаемъ въ ХІ-ый вкъ.
Я не намренъ дать здсь какое-либо изслдованіе. Я — только отдыхающій журналистъ, собирающійся подлиться бглыми наблюденіями надъ тремя мірами и тремя культурами.
Срая гибралтарская скала. Къ острому хребту ея прижалось черное облако. Кажется, что духъ старой Англіи, въ вид клочка ея чернаго тумана, перенесся сюда и караулитъ ея грозную крпость, не имющую впрочемъ, какъ говорятъ, такого важнаго значенія, какъ когда-то. Внизу, на Уотерпорт, главной улиц крошечной колоніи, ничто не говоритъ о туманахъ, холод и сырости. Южное солнце льетъ потоки свта на ряды домовъ, на мимозы, пальмы и колючія варварійскія фиги, покрытыя желтыми крупными цвтами, на пестрый потокъ людей и на интенсивно голубое море. Мимо скалы проходитъ самая бойкая, самая красивая и наиболе богатая воспоминаніями лазоревая большая дорога. Безголовый сфинксъ, съ которымъ сравниваютъ Гибралтаръ, караулить эту лазоревую дорогу, готовый въ любой моментъ засыпать ее бомбами. Жерла пушекъ выглядываютъ всюду @изъ темныхъ галлерей и кажутся сказочными чудовищами, показывающими изъ темныхъ пещеръ свои гигантскіе хоботы. О томъ, что каменный сфинксъ охраняетъ лазоревый измнчивый путь (въ теченіе одного дня призрачная синева его нсколько разъ принимаетъ свинцовый цвтъ, бугрится — и тогда горе небольшимъ судамъ!) изъ Средиземнаго моря въ Атлантическій океанъ, о томъ, что на этомъ пути встрчаются корабли всхъ портовъ земного шара,— свидтельствуетъ невроятно пестрый видъ толпы, которая многоцвтнымъ безпрерывнымъ потокомъ струится отъ зари до зари по Уотерпорту. Потокъ приходитъ въ движеніе утромъ, когда сигнальная пушка возвщаетъ, что крпость открыта. Онъ исчезаетъ ночью, когда та же пушка даетъ сигналъ къ отрзыванію крпости отъ всего міра. Посл сигнальнаго выстрла, съ вечерней зарей, на улиц появляется отрядъ солдатъ. Пищатъ дудки. Глухо гудитъ громадный барабанъ, въ который что есть силы колотитъ здоровенный солдатъ. Это тотъ, кого испанцы называютъ San Pedro, относитъ губернатору ключи отъ крпостныхъ воротъ. Кого только нтъ днемъ въ живомъ, многоцвтномъ поток! Тутъ великолпный и безконечный матеріалъ для этнографа и лингвиста. Народы всхъ цвтовъ и оттнковъ кожи смшались вмст. Въ звучную, благородную, сильную испанскую рчь вплетаются грубые, гортанные, архаическіе звуки какого-нибудь малоизвстнаго народа Малайскаго архипелага. Индусы, повязанные цвтными платками, блестящіе какъ антрацитъ суданскіе негры, блолицыя англійскія туристки, подвижные французы-провансальцы, черныя, большія, густыя бороды которыхъ находятся въ противорчіи съ женственными чертами лица, китайцы, высокіе, русоволосые шведы и норвежцы, длинноволосые мексиканцы и еще много представителей другихъ народностей смшались какъ при построеніи вавилонской башни. Гордо выступаютъ, закутавшись въ синіе бурнусы, мавры изъ Марокко. Ихъ голыя ноги, въ желтыхъ туфляхъ изъ верблюжьей кожи, поражаютъ великолпіемъ мускуловъ. Эти ноги какъ будто отлиты изъ темной бронзы. За маврами нершительно слдуютъ другія фигуры, тоже родомъ изъ Марокко. На нихъ длинные темно-срые балахоны, перехваченные черными поясами. На головахъ — черныя шапочки. Лица поражаютъ въ одинаковой степени какъ библейской, патріархальной красотой, такъ и робостью выраженія. Это — евреи изъ Танжера, Тетуана, Рабата или Марокеша. Желчный докторъ Лимуэль Гулливеръ, въ своемъ путешествіи по стран Гуимнъ, разсказываетъ, какъ когда-то къ отдаленному острову пристали мужчины и женщины. Вслдствіе неблагопріятныхъ условій потомки ихъ стали быстро вырождаться и съ теченіемъ времени превратились въ ужасныхъ, отвратительныхъ ‘Ягу’. Нчто подобное повторилось въ Ма@рокко. Предки евреевъ, живущихъ тамъ, выселились въ Х-мъ вк изъ Испаніи, не желая принять христіанство. Въ то время они и арабы являлись носителями культуры на Иберійскомъ полуостров. Испанскіе евреи выдвинули тогда рядъ смлыхъ мореплавателей (одинъ изъ нихъ командовалъ кораблемъ той флотиліи, во глав которой стоялъ Колумбъ), государственныхъ дятелей, поэтовъ, врачей, математиковъ, философовъ, зодчихъ. Въ дикой стран, при новыхъ, крайне неблагопріятныхъ условіяхъ, потомки высококультурнаго народа мало-по-малу стали вырождаться. Отъ прежняго они сохранили только красивую наружность и испанскую рчь. Существованіе мароккскихъ евреевъ протекаетъ теперь при тяжелыхъ условіяхъ. Въ Рабат, въ Марокеш, Фец и Тетуан жизнь ихъ — сплошной трепетъ. Въ любой моментъ ихъ имущество можетъ быть отдано на разграбленіе ‘рифамъ’ (дикимъ горцамъ). Въ любой моментъ губернаторъ провинціи можетъ посадить въ тюрьму еврея, чтобы заставить его заплатить выкупъ. Теперь въ Марокко — тревожныя времена. И въ перечисленныхъ городахъ матери-еврейки каждый вечеръ наряжаютъ своихъ дочерей въ лохмотья и пачкаютъ имъ лица сажей. Он хотятъ такимъ образомъ спасти своихъ дочерей отъ позора, если ночью ворвутся въ городъ ‘рифы’ и начнется погромъ. Къ несчастью, даже дтскій возрастъ не спасаетъ дтей отъ крайняго насилія! Гд разввается красное британское знамя съ синимъ крестомъ, тамъ неприкосновенность личности абсолютно гарантирована. Въ британской колоніи мароккскіе евреи чувствуютъ себя въ полной безопасности, но и тутъ имъ трудно отдлаться отъ вковой робости.
Вотъ въ цвтной живой потокъ влилась новая срая струя. Эмигрантскій пароходъ, по пути въ Южную Америку, остановился на два часа въ Гибралтар. Переселенцы воспользовались этимъ временемъ, чтобы въ послдній разъ побывать на европейскомъ континент. Въ толп слышится польская и еврейская рчь. То выходцы изъ Россіи. Чмъ дальше, тмъ больше наша родина становится тмъ же, чмъ былъ когда то Золотой берегъ или берегъ Слоновой кости: иностранные корабли вывозятъ изъ Россіи живой грузъ, какъ прежде вывозили его съ береговъ Гвинейскаго залива. Грузъ, состоящій изъ несчастныхъ людей, къ которымъ родина отнеслась безпощадно, отправляется въ Сверную Америку или въ Бразилію, т.-е. туда, гд требуется дешевый и безотвтный работникъ. Общая судьба соединила представителей разныхъ връ. Евреи, поляки и латыши держатся вмст въ пестрой, интернаціональной толп и съ одинаковымъ любопытствомъ глядятъ на лавки, представляющія смсь Европы и Азіи. На дверяхъ лавокъ, въ которыхъ сидятъ неподвижные, какъ изваянія Будды, индусы, повязанные цвтными платками, видны @пестрыя шали, полотнища, затканныя изображеніями отвратительныхъ божествъ, порожденныхъ богатой, но запуганной фантазіей, висятъ ковры, на которыхъ цвты лотоса сочетаются въ самые причудливые узоры. Изъ низкихъ оконъ на улицу выглядываютъ бронзовыя божества всхъ азіатскихъ и африканскихъ пантеоновъ. Они привезены изъ языческихъ странъ, но изготовлены благочестивымъ Бирмингэмомъ, который одновременно отправляетъ въ глубину Африки идоловъ — и миссіонеровъ для распространенія христіанства. Рядомъ съ бронзовыми многоголовыми и многорукими богами — восточные кинжалы, амулеты съ таинственными надписями, громадныя кремневыя ‘пищали’, которыя будутъ вывезены отсюда любителями рдкостей. Обокъ съ индійскими лавками — англійскіе магазины, съ послдними новинками Лондона и Парижа. Особенность Гибралтара составляютъ лавки, снабжающія спеціально испанскихъ контрабандистовъ. Соблазнъ для нихъ слишкомъ великъ, и тюки съ табакомъ, кофе и оружіемъ вывозятся постоянно изъ британской колоніи въ сосднюю Испанію. Въ томъ дом, гд нтъ лавки, тамъ непремнно или испанское кафе, или англійскій ‘баръ’. Въ первомъ за мраморными круглыми столичный сидятъ испанцы, сосутъ освжительный напитокъ черезъ соломинку или играютъ въ домино. Въ ‘барахъ’ матросы, солдаты и прізжіе туристы поглощаютъ густой черный ‘stout’, дйствующій въ этомъ жаркомъ климат какъ ударъ дубиной по голов. Матросы и солдаты встрчаются на Уотерпорт безпрерывно. Солдаты въ ‘хаки’ или въ красныхъ курткахъ видны у воротъ безчисленныхъ казармъ, на площадкахъ, въ дверяхъ кабаковъ. Рослые, свтловолосые и краснощекіе защитники Англіи выдляются сразу въ толп невысокихъ, черноволосыхъ и смуглолицыхъ испанцевъ. Старая Англія заботится о своихъ солдатахъ. Жилища ихъ удобны, комфортабельны и по возможности копируютъ коттеджи, столь любезные британскому сердцу. Англичане носятъ всегда съ собою свою вншнюю культуру, какъ улитка — свою раковину. Стоитъ только присмотрться къ окнамъ домовъ въ Гибралтар. Если домъ принадлежитъ англичанину, то окна непремнно устроены ‘гильотиной’, точь въ точь какъ гд-нибудь въ Ричмонд или въ Брэдфорд. Особенно любопытное зрлище представляютъ солдаты рядомъ со своими женами. Англійское правительство охотно помогаетъ послднимъ и устраиваетъ ихъ возможно комфортабельне. ‘Солдатка’ одта ‘барыней’, конечно — въ шляпк. Солдатъ слдуетъ рядомъ и толкаетъ колясочку, въ которой сидитъ нарядный, толстощекій, веселый будущій защитникъ Британской имперіи. Младенецъ этотъ — не офицерскій, а принадлежитъ солдату. Англія не отдаетъ своихъ солдатъ офицерамъ въ лакеи. За@щитнику Британской имперіи не приходится ваксить барскихъ сапоговъ, рубить котлеты на кухн или няньчить ребятъ…
На Уотерпорт — внезапное наводненіе: вся улица залита веселой, краснощекой молодежью въ блыхъ шляпкахъ. То бросившій якорь военный корабль спустилъ на берегъ матросовъ. Полисменъ въ бломъ шишак смотритъ на эту новую волну и лицо его выражаетъ покорность судьб. Сегодня ночью, когда встовая пушка подастъ сигналъ, что пора запирать крпостныя ворота, полисменамъ будетъ немало возни съ дюжими матросами, которые къ тому времени успютъ попробовать и тяжелый ‘stout’, и виски, и испанское ‘aguardiente’.
Гибралтаръ поражаетъ туриста не только своею живописностью и красочностью. Посл нсколькихъ минутъ пребыванія мы убждаемся, что скала представляетъ собою обломокъ старой Англіи, брошенный между двумя морями. Удивительный организаторскій талантъ британскаго народа проявляется на каждомъ шагу: въ великолпной военной гавани, въ превосходныхъ дорогахъ, вырубленныхъ всюду въ скал, въ удивительномъ порядк, въ культурности города. Мы — въ первоклассной крпости, имющей колоссальное значеніе для Британской имперіи. Военный губернаторъ знаетъ, что на немъ лежитъ страшная отвтственность. Между тмъ личная свобода всего населенія Гибралтара ничмъ не стснена. Паспорты неизвстны въ Гибралтар, какъ и въ остальныхъ частяхъ міровой имперіи. Все пестрое населеніе крпости, не смотря на различіе происхожденія и вры, пользуется одинаковыми правами. Военный элементъ преобладаетъ въ крпости, но это можно видть только, а не чувствовать. Британскій офицеръ, прежде всего, джентльменъ въ лучшемъ смысл слова. Онъ культуренъ, воспитанъ и не считаетъ своимъ долгомъ отравлять существованіе всмъ, не принадлежащимъ къ военному сословію. Хотя Гибралтаръ первоклассная крпость, мы здсь чувствуемъ себя въ ХХ-мъ вк. Тутъ хозяйничаютъ культурные люди. Англичане и въ Гибралтар проявляютъ широкую терпимость и уваженіе къ чужой личности. Длается это не въ силу отвлеченныхъ принциповъ, а потому что это наиболе благоразумный и выгодный способъ скрпленія имперіи. И въ результат испанское населеніе Гибралтара считаетъ себя англичанами и не тяготетъ къ своей первоначальной родин.
Безчисленныя книжныя лавки въ Гибралтар, литературныя и другія общества, газеты на англійскомъ, испанскомъ, арабскомъ языкахъ свидтельствуютъ о томъ, что въ крпости относятся съ уваженіемъ къ знанію и къ самодятельности общества.
Меня окликаетъ высокій сдой старикъ съ длинными усами.
Краснощекій, здоровый мальчикъ лтъ семи подбгаетъ и трясетъ за руку. Группа молодыхъ и пожилыхъ дамъ, слдующая за старикомъ, какъ у насъ на Украйн ‘старцы’ за поводаремъ, улыбаются. Видъ и манеры дамъ нсколько эксцентричны. Посл двухминутнаго наблюденія зарождается предположеніе, что дамы эти скоре привыкли къ верховой лошади и къ жизни въ степи или въ лсу, чмъ къ моднымъ платьямъ и къ гостинымъ. Вс он смются очень громко. Одна изъ нихъ, толстая и краснощекая, при этомъ хватаетъ себя за бока и хлопаетъ ладонью по бедрамъ. Дйствительно, предположеніе оказывается совершенно врнымъ. Это — американки родомъ изъ Джорджвиля, въ Флорид. До сихъ поръ он ‘росли на вол’ на своихъ ранчахъ и хлопчатобумажныхъ плантаціяхъ. Затмъ, когда въ результат продажи быковъ, лошадей и тюковъ хлопка явились деньги и, должно быть, большія, ршено было ‘продлать Европу’, to do the old Continent. Во глав партіи — молодая дама, съ энергичнымъ, смлымъ и ршительнымъ лицомъ. Она одта по послдней мод. На рукахъ много алмазныхъ колецъ. Но по ршительнымъ манерамъ, по твердости пожатія небольшой руки, по яснымъ, холоднымъ глазамъ видно, что въ своей глуши молодая дама, при случа, не сробетъ ни въ какомъ положеніи. Молодая дама — единственная лингвистка въ партіи, т.-е. съ грхомъ пополамъ говоритъ по-испански. На ней, повидимому, лежитъ вся административная сторона дла, но въ затруднительныхъ случаяхъ она совщается съ единственнымъ мужчиной въ партіи — съ сдоусымъ старикомъ. Изъ его собственныхъ словъ я знаю, что онъ ‘in the timber business’, т.-е. совершаетъ какія-то операціи ‘по дровяной части’ въ Флорид. Кром того знаю, что онъ былъ долго совтникомъ въ штат Джорджіи и по убжденіямъ — ярый демократъ, а не республиканецъ. Съ группой этой я встртился впервые въ Гренад, гд мы остановились въ одной гостинниц. Первымъ познакомился мальчикъ. Онъ полюбопытствовалъ, какой я національности.
— Такъ вы Москву знаете? — спросилъ мальчикъ, услыхавъ мой отвтъ.
— Да.
— Быть можетъ, вы ушли изъ Москвы вмст съ Наполеономъ?— радостно справился мальчикъ.
Я отвтилъ, что, къ сожалнію, не могъ знать Наполеона и не могу подлиться личными впечатлніями отъ пожара Москвы. Съ @мальчикомъ мы познакомились. Когда въ Малаг мы очутились въ одномъ вагон по пути въ Ронду, мы уже бесдовали какъ старые знакомые. И теперь въ Гибралтар мы встртились, какъ будто вкъ были знакомы, хотя еще не сообщили другъ другу своихъ именъ. Вся партія отправлялась въ Алхесирасъ, чтобы посмотрть на бой быковъ.
— Вы и мальчика берете съ собою? — спранился я.
— Конечно. Вили очень любитъ это,— отвтила за мальчика мать.— Онъ былъ уже на бо быковъ въ Севиль и описалъ его въ большомъ письм.
— Мн лошадей не жалко,— вставилъ мальчикъ.— Он слабыя. У нихъ души нтъ. Быка жалко: онъ смлый и сильный!
Алхесирасъ такъ Алхесирасъ! За десять минутъ до того я не думалъ о немъ совершенно, а теперь мн казалось, что въ моемъ путешествіи будетъ незаполненный проблъ, если я не поду вмст съ остальными на ту сторону бухты. Трудно представить что-нибудь боле живописное, чмъ Алхесирасская бухта. Пароходъ скользитъ по морю цвта индиго. Позади парохода изъ моря постоянно выбрасываются дельфины. Налво въ туман вырисовываются срыя горы. То виднется африканскій беретъ. Пароходъ переполненъ пассажирами. Тутъ туристы, мстные обыватели, но еще больше англійскихъ моряковъ, сухопутныхъ офицеровъ, солдатъ и матросовъ, отправляющихся въ Алхесирасъ на бои быковъ. На палуб нсколько бродячихъ музыкантовъ очень старательно выводятъ вальсъ изъ ‘Веселой вдовы’, отъ котораго теперь, какъ отъ рока, никуда нельзя уйти. Звуки вальса преслдуютъ васъ и въ Петербург, и въ Лондон, и на палуб трансатлантическаго парохода, и въ Австраліи. Подъ вліяніемъ удивительнаго дня, тихаго моря и веселыхъ, прыткихъ дельфиновъ звуки заиграннаго вальса заражаютъ публику. Является избытокъ жизнерадостности и довольства бытіемъ, проявляющійся въ притоптываніи, въ шумномъ выстукиваніи такта тростями и зонтиками…
Пристань въ Алхесирас украшена флагами. Поперекъ улицъ протянуты цвтныя полосы полотна. Въ город не только бой быковъ, но еще и ‘ферія’, т.-е. ярмарка. Заблудиться въ узкихъ, извилистыхъ улицахъ города совершенно невозможно, потому что вся толпа валитъ по одному направленію: къ цирку. Толпы нищихъ, маленькихъ и старыхъ, осаждаютъ высадившихся съ парохода.
— Uno limosna, seorito! (Милостыньку, баринъ!) — выводитъ старая цыганка.
— Uno perro chico! (‘Щелка’, т.-е. монету въ пять сантимовъ)— голоситъ двочка, гоняясь за отмахивающимся отъ нея, какъ отъ мухи, туристомъ.
@Въ Гибралтар англичане какъ-то покончили съ нищенствомъ. Въ Алхесирас мы попадаемъ въ другую культуру: нищихъ здсь, пожалуй, еще больше, чмъ въ остальной Испаніи. Всюду на улицахъ встрчаются разряженныя женщины, безъ шляпокъ, съ волосами, украшенными цвтами. Чуть ли не въ каждомъ квартал — касса, надъ которой по-англійски и по-испански значится, что тутъ продаются билеты на бой быковъ. У каждой кассы — большая толпа. Два кассира едва успваютъ отрывать билеты и получать за нихъ деньги. На перекрестк — слпой музыкантъ. Онъ поетъ и подыгрываетъ на гитар. Прислушиваюсь. Пвецъ, очевидно, старается попасть въ тонъ публик. Въ куплетахъ говорится про бой быковъ:
‘Die hosa axicin torera
Que se acerca una victoria,
esos nios sevillanos
van colmarte de gloria’.
(т.-е. ‘Счастливая профессія тореадоровъ! Она ведетъ къ побд. Дти Севильи наполнятъ ее славой’). Музыкантъ защипалъ струны гитары, затмъ послдовалъ куплетъ, восхвалявшій послдній подвигъ знаменитаго теперь тореадора ‘Бомбиты’, который долженъ былъ выступить въ Алхесирас.
‘Bomba estuvo en su primero
muy maestro en torear,
colosal muleteando,
muy valiente en el matai’.
(т.-е. Бомба {Кличка Bomba или Bombita по-испански означаетъ не бомбу, а помпу. Испанцы говорятъ, что на арен давно уже не выступалъ ‘торео’, надленный такимъ поразительнымъ мужествомъ и такой изумительной ловкостью, какъ ‘Бомбита’.}) справлялся съ первымъ быкомъ. Онъ проявилъ себя мастеромъ, дразня быка, былъ великъ, играя ‘мулетой’, и очень храбръ, убивая). По тротуарамъ, въ толп разряженной публики, бродятъ испанскіе солдаты, увшанные серебряными крестами. Это — участники только-что окончившейся африканской кампаніи. Мн припоминается испанскій офицеръ, хавшій со мною въ одномъ вагон изъ Малаги въ Ронду. Возбужденный очень красивой пассажиркой, сидвшей въ томъ же отдленіи, гд и мы, офицеръ, по испанскому обычаю, не утерплъ, чтобы не сказать ей на ломаномъ французскомъ язык нсколько комплиментовъ. Затмъ онъ проплъ и ‘малагенью’, и ‘сегедилью’, и ‘хоту’, и еще какіе-то куплеты. Красивая дама любезно поблагодарила пвца и похвалила его голосъ. Офицеръ хотлъ выразить свою мысль по-французски, но не хватило словъ, и онъ продолжалъ по-испански:
@— О, я много плъ въ послднее время. Я былъ въ Мелиль. Тамъ ‘yo mat cuntando’ (я убивалъ, распвая). — И офицеръ, рисуясь передъ красивой дамой, сообщилъ, что собственной рукой убилъ съ десятокъ арабомъ.
Офицеру можно было вполн поврить. Мелильская кампанія — одна изъ тхъ войнъ, которыя побдителямъ не стоютъ жертвъ. Арабовъ укладывали издалека, какъ барановъ, при чемъ испанскіе солдаты ничмъ не рисковали. ‘Взявъ штурмомъ’ (т.-е. войдя безъ сопротивленія) дуаръ (деревню), побдители не только убивали всхъ встрчныхъ, но еще взрывали жилища ихъ динамитомъ и вырубали варварійскія фиги, составляющія для горцевъ единственный источникъ къ существованію. И когда вс дуары были выжжены, сады вырублены, а жители убиты, Испанія провозгласила себя побдительницей…
На другомъ углу стоитъ уличный пвецъ, тоже слпой. Рядомъ съ нимъ не молодая уже женщина, которая успваетъ и подпвать пвцу, и обращаться къ прохожимъ, и сбывать имъ листки съ ‘Couplets de Moda’. Передъ пвцомъ остановилась группа солдатъ съ ихъ пріятельницами. Онъ тронулъ пальцами гитару и заплъ:
‘Para los novios y novias
era su gran pesadilla
antos la isla de Cuba
y ahora Ceuta y Melilla.
Una joven mug rumbosa
su novio le deci:
A san Juan pondr una vela
si te libra de Melilla.
Otra deci: Ay de mi
qu me va pasar
si se llevan mi novio
la otra parte del mar!’
(т.-е. Для возлюбленныхъ кошмаромъ была прежде Куба, а теперь — Сеута и Мелилья. Пухленькая двушка сказала разъ своему возлюбленному: ‘Я поставлю св. Іоанну свчку, если онъ избавитъ тебя отъ Мелильи’. Другая сказала: ‘Горе мн! Что со мною будетъ, если моего возлюбленнаго увезутъ за море!’)…
Испанія теперь несомннно возрождается отъ долгаго сна. Въ одной изъ послднихъ книжекъ ‘КNorth American Review’, попавшейся мн на глаза въ Гибралтар, я нашелъ очень интересную статью генеральнаго консула Пеефольда: ‘Spain’s Industrial Awakening’ (промышленное пробужденіе Испаніи). Авторъ доказываетъ, что всюду на полуостров обработка земли значительно улучшается. Несомнннымъ фактомъ является возрастаніе благосостоянія страны, основаннаго на воздержанности населенія и на развитіи существен@ныхъ богатствъ Испаніи. На развалинахъ романической Испаніи, жившей воспоминаніями о быломъ величіи, выросла, по мннію Пенфольда, новая промышленная страна. И эта новая Испанія, живущая не призрачными идеалами, а интенсивнымъ трудомъ, находится въ матеріальномъ отношеніи въ лучшихъ условіяхъ, чмъ когда-либо раньше. Со времени войны съ Америкой цнность государственныхъ бумагъ Испаніи увеличилась почти вдвое. Соотвтственно съ этимъ поднялся и курсъ. Испанскіе порты на Атлантическомъ океан и въ Средиземномъ мор кишатъ кораблями. Почва даетъ хорошіе урожаи. Открыты богатыя залежи металловъ. Въ общемъ, уменьшившаяся Испанія теперь богаче чмъ тогда, когда Куба и Филиппинскіе острова оставляли ежегодный дефицитъ въ бюджет страны. Измнился самый характеръ населенія. Нтъ боле прежней лни и dolce far niente. Они замнились предпріимчивостью и трудолюбіемъ. Отрзанная отъ Кубы и Филиппинскихъ острововъ, Испанія нашла для себя новые рынки въ Южной Америк. Вс республики латинской Америки являются теперь потребителями испанскихъ фабрикатовъ. Мексика, напримръ, служитъ громаднымъ рынкомъ для сбыта испанскихъ винъ, бумажныхъ тканей, чугуна въ болванкахъ, полосового желза и металлическихъ издлій. Десять лтъ тому назадъ рождаемость въ Испаніи составляла 34,38 на тысячу населенія, а смертность — 28,08. Теперь рождаемость — 33,28, а смертность — 25,13. Испанскія 4% государственныя бумаги до войны стоили 63, во время войны — 42 1/2, а теперь — 85. До войны въ Марокко бумаги эти стоили 90.
Испанскіе публицисты не настроены такъ оптимистически, какъ американскій консулъ. Они указываютъ, напримръ, на гибель виноградныхъ лозъ отъ филоксеры, на необходимость перепахивать виноградники подъ пшеницу, потому что перейти къ культур боле цнныхъ растеній мшаютъ уродливые испанскіе законы. Разводить табакъ, напримръ, въ Испаніи нельзя, такъ какъ синдикатъ, въ рукахъ котораго находится привозъ табачныхъ листьевъ изъ-за моря, ревниво охраняетъ свои интересы. Испанскій крестьянинъ можетъ сять для себя только восемь стеблей табака. Въ Андалузіи — указываютъ испанскіе публицисты — великъ земельный голодъ, хотя помщикамъ принадлежатъ тамъ громадныя владнія, съ которыми они сами не умютъ справиться. И въ результат изъ Андалузіи, гд столько свободныхъ земель, ежегодно эмигрируютъ въ Южную Америку цлыя деревни, подъ предводительствомъ алькада. Въ Аррагоніи и Галиціи, не смотря на плохое качество земли. она обложена высокимъ налогомъ. На свер Испаніи, напримръ близъ Бильбао, дйствительно интенсивно разрабатываются естественныя @богатства, но тамъ оперируютъ, главнымъ образомъ, иностранные капиталы. Эксплуатація естественныхъ богатствъ — хищническая. Она поведетъ къ прежней бдности, когда всю руду вывезутъ и иностранный капиталъ укочуетъ. Фактъ, однако, остается фактомъ. Въ промышленномъ отношеніи Испанія пробудилась. Гораздо большее пробужденіе замчаемъ мы въ области литературы. Она выдвинула теперь первоклассныхъ беллетристовъ, какъ Пересъ Гальдосъ или Бласко Ибаньесъ. Пробудившаяся Испанія все больше и больше замчаетъ поразительныя уродливости своего политическаго строя. Въ самомъ дл, трудно представить себ большее противорчіе между слономъ и дломъ, чмъ испанская конституція. Теоретически Испанія иметъ крайне демократическую конституцію, съ всеобщимъ избирательнымъ правомъ, съ широкимъ мстнымъ самоуправленіемъ и съ всевозможными гарантіями. На дл выборы подстраиваются представителями центральной власти и ‘кациками’ (мстные воротилы), ‘ayuntamientos’ (мстное самоуправленіе) не независимы, а надъ всмъ властвуетъ ‘cura’ (попъ). Англія и Испанія одинаково имютъ демократическія конституціи, но первая находитъ старинные термины, утерявшіе всякій смыслъ, для новыхъ политическихъ явленій, вторая же (и не она одна) прикрываетъ новыми пышными терминами старый, отжившій порядокъ. Приведу одинъ фактъ, который покажется вамъ очень знакомымъ. Вычиталъ я его въ испанской газет ‘Correspondecia de Espaa’ (3-го іюня 1910).
Теоретически испанская пресса свободна, а на дл случается вотъ что. Въ газет ‘La Atalaya’ (No 6659), выходящей въ Сантандер, появилась такая юмористическая замтка въ отдл ‘Panorama’: ‘Начальникъ одной русской губерніи былъ устранемъ по очень интересному поводу. Имя привычку не заниматься совершенно длами и оставлять ихъ своимъ помощникамъ, онъ ограничивался тмъ, что все скрплялъ своею подписью, не читая бумаги. Разъ какъ-то губернатору поднесли для подписи бумагу, начинавшуюся такими словами: ‘Я убдился, что совершенно неспособенъ быть губернаторомъ’. Добросовстный начальникъ скрпилъ бумагу, не читая ея. Документъ попалъ въ руки предсдателя совта министровъ, и губернаторъ былъ немедленно смщенъ. Въ дйствительности, за свою искренность губернаторъ заслужилъ награду. Намекъ губернаторамъ, которые не служатъ, но, къ сожалнію, не молчатъ добродушно (bonitamente) или блаженно (benitamente)’. Сантандерскаго губернатора зовутъ Bonito. Въ послдней фраз замтки онъ усмотрлъ, очевидно, намекъ на себя, и немедленно редакторъ газеты получилъ такую оффиціальную бумагу. ‘Принимая во вниманіе, что въ No 6659 газеты ‘La Atalaya’ появилась слдующая замтка (приводится полностью то, что извстно уже читателю). @Имя въ виду, что на основаніи 22-й статьи закона о провинціальной печати отъ 28-го августа 1882-го года, губернаторъ, карая проступки противъ нравственности и общественной благопристойности, а также случаи неповиновенія начальству и отсутствіе должнаго уваженія къ властямъ, можетъ налагать штрафъ не больше чмъ въ 500 песетасъ,— я ршилъ наказать васъ въ административномъ порядк, какъ редактора упомянутой газеты. На васъ наложенъ штрафъ въ 500 песетасъ, который, въ случа несостоятельности, будетъ замненъ арестомъ. Постановленіе это вы можете обжаловать въ десятидневный срокъ. Господь да сохранитъ васъ на много лтъ’.
Я привелъ только первый попавшійся примръ, но, мн кажется, онъ характеренъ. Покуда Испанія спала, она мирилась и съ административнымъ вмшательствомъ въ дла ‘ayuntamientos’, и съ давленіемъ на выборы, и съ стремленіемъ духовенства захватить въ свои руки все дло народнаго образованія. Теперь большіе испанскіе города — очаги недовольства. На послднихъ выборахъ въ Мадрид, Барселон, Малаг, Валенціи, Сантандер, Гренад, Севиль прошли республиканцы. О подъем общественнаго настроенія, кром газетъ и митинговъ, говоритъ современная испанская беллетристика. По всей линіи отданъ лозунгъ: борьба за освобожденіе. Я сказалъ, что Испанія переживаетъ теперь начало ХІХ-го вка. Я имлъ при этомъ въ виду ту крпкую и нсколько наивную вру въ политическіе идеалы, которая была такъ сильна въ Европ сто лтъ тому назадъ. Надо видть, въ какой восторгъ приходитъ испанская публика въ театр, когда со сцены произносятся слова: ‘Libertad, fraternidad, igualdad’ (свобода, братство, равенство). Испанцы борются за эти лозунги уже почти сто лтъ. Дйствительность приносила имъ много разочарованій, но вра осталась. И подъемъ общественнаго настроенія можно было констатировать даже въ Алхесирас, не смотря на мишуру ‘феріи’, не смотря на всеобщее увлеченіе боемъ быковъ. О подъем говорили статьи мстной газеты, афиши, возвщающія политическіе митинги и т. п.
Перездъ изъ Алхесираса въ Танжеръ на испанскомъ пароход продолжается около трехъ часовъ. И въ такое короткое время мы переносимся на нсколько вковъ назадъ. Я не былъ въ Танжер десять лтъ. За это время здсь произошли нкоторыя перемны. Прежде у пристани возвышалась блая стна съ рядомъ пушекъ на ней. Пушки были хороши, покуда служили декораціей. Въ прошломъ @году вздумали палить изъ нихъ въ честь новаго султана Мулеи-Гафида (теперь говорятъ, что гд-то объявился еще новый султанъ Мулей-Эль-Кибиръ) и едва не взорвали весь городъ: не стало ни стны, ни пушекъ, ни десятка пушкарей. Затмъ, десять лтъ тому назадъ, войско султана состояло изъ нсколькихъ оборванныхъ негромъ и метисовъ, вооруженныхъ кремневыми ружьями. Меня самого сопровождалъ такой воинъ во время путешествія изъ Танжера въ Тетуанъ. Теоретически предполагалось при этомъ, что воинъ съ кремневымъ ружьемъ долженъ защищать меня, если по дорог на насъ нападутъ горцы (рифы). Теперь султанъ обзавелся обмундированными солдатами, которые недурно играютъ на барабан и рожк. Въ этомъ искусств они упражняются съ утра до ночи въ Танжер. Собственно говоря, солдаты находятся въ вдніи не столько султана, сколько каждаго отдльнаго губернатора. Англійская газета ‘Al-Moghreb Al-Arsa’, выходящая въ Танжер, въ нумер отъ 13 іюня помщаетъ слдующую корреспонденцію изъ Аль Казара Кебира, показывающую главное назначеніе солдатъ въ Марокко. ‘Пишу вамъ нсколько строкъ, чтобы сообщить, что въ городъ прибылъ Расули съ пятьюдесятью горцами и столькими же солдатами. Онъ привезъ съ собою письмо, въ которомъ султанъ увдомляетъ именитыхъ гражданъ, что ему благоугодно было назначить Мулан-Ахмеда бенъ-Райсули башой Аль Казара и всего округа. Предшествующій баша Каидъ-Ремики. который всего только на дняхъ получилъ свое назначеніе, провдалъ заблаговременно про неожиданную перемну и бжалъ изъ города за нсколько часовъ до вступленія Райсули. Сторонники Каида-Ремики поговариваютъ о сопротивленіи, но врне всего, что ничего не будетъ’. Постъ баши покупается у султана, затмъ губернатору предоставляется выколачивать изъ обывателей сколько угодно, или сколько возможно, денегъ. Райсули заплатилъ за башалыкъ сто тысячъ песетасъ. Прежніи баша ускакалъ въ Фецъ, чтобы тамъ заплатить еще больше. И если сдлка удастся, тогда уже Каидъ-Ремики явится въ Аль Казаръ Кебиръ съ горцами и солдатами, а убжитъ Райсули. Губернаторъ поступилъ крайне благоразумно, убжавъ во время. Райсули посадилъ бы его въ тюрьму и тамъ дралъ бы розгами, покуда Каидъ-Ремики не отдалъ бы всхъ своихъ богатствъ. Въ томъ же нумер ‘Al-Moghreb Al-Arsa’ нахожу такую замтку: ‘Изъ Феца сообщаютъ, что Мулей Гафидъ подвергаетъ самымъ жестокимъ пыткамъ женъ баши Хаджи бенъ-Аисса, чтобы добиться отъ нихъ, гд спрятаны богатства’. Если баша не попадаетъ самъ въ тюрьму. то онъ сажаетъ туда богатыхъ обывателей, съ цлью выжать изъ нихъ деньги. Въ Танжер дв тюрьмы: одна — для мусульманъ, другая — для евреевъ. @Об наполнены не столько преступниками, сколько людьми, которые, по мннію губернатора, имютъ деньги, но не желаютъ разстаться съ ними и отдать ихъ начальству. Въ Марокко это — политическое преступленіе, притомъ самое серьезное.
Туристъ, попадающій въ Танжеръ, не перестаетъ удивляться. Каждый башалыкъ Марокко — отдльное государство. Для прозда туда надо сговариваться не съ центральнымъ правительствомъ, а съ губернаторами. Сила послднихъ зависитъ какъ отъ числа солдатъ, которыми успли обзавестись, такъ и отъ орды ‘рифовъ’ (горцевъ). Про этихъ ‘рифовъ’ въ Танжер мы слышимъ постоянно. ‘Рифы готовятъ возстаніе’. ‘Рифы собираются вмст’. ‘Рифы подходятъ къ Танжеру’. Жизнь въ Танжер, повидимому, течетъ спокойно, а между тмъ въ ближайшій Тетуанъ можно хать только кружнымъ путемъ — моремъ. Ближайшій путь опасенъ. Каждый вечеръ во время отлива на берегъ выходитъ и вызжаетъ верхомъ пестрое европейское населеніе Танжера. Тутъ испанцы, французы, англичане. Вс такъ спокойны, такъ беззаботно пускаютъ лошадей вскачь. А между тмъ въ пяти верстахъ отъ Танжера уже начинаются опасныя мста, гд могутъ встртиться рифы. Я вижу этихъ горцевъ, о которыхъ такъ много говорятъ, по вторникамъ и четвергамъ на ‘соко’ (рынк). Высокіе, стройные, въ бурыхъ балахонахъ со шлыками, босоногіе, они не выглядываютъ боле страшными, чмъ остальные арабы и негры, толпящіеся на рынк. Рифы всегда являются въ сопровожденіи женъ, нагруженныхъ тяжелыми охапками сучьевъ или вязанками сна. Съ такимъ грузомъ жены рифовъ проходятъ верстъ 15 — и все для того, чтобы выручить дв-три мдныя монеты. Отъ ‘рифовъ’ въ случа возстанія страдаютъ въ одинаковой степени какъ горожане, такъ и деревенское населеніе. Трудно представить себ людей боле трудолюбивыхъ и мирныхъ, чмъ деревенское населеніе Марокко. Они терпятъ и отъ разбойниковъ, и отъ баши. И если въ стран поднимется возстаніе, которое поведетъ къ вмшательству европейскихъ государствъ — раньше всхъ и сильне всхъ пострадаютъ мирные деревенскіе обыватели. Ихъ жилища будутъ выжжены, плодовыя деревья — вырублены.
Странное дло. Танжеръ находится въ совершенно ‘дикой’ стран. Центральной власти здсь нтъ никакой. Маленькая европейская колонія окружена туземнымъ населеніемъ, у котораго нтъ никакого основанія питать какія-либо симпатіи къ ‘неврнымъ’. Полиціи въ Танжер нтъ совершенно. А между тмъ мы чувствуемъ себя здсь такъ же спокойно, какъ въ любомъ европейскомъ город. Если мы слышимъ здсь про преступленія, то главнымъ образомъ про т, которыя учинилъ баша, со своими ордынщиками и солдатами. Повидимому, @предоставленный самому себ человкъ стремится къ ‘правильной’ жизни, даже если находится въ такой исключительной обстановк, какую мы видимъ здсь.
Танжеръ, 14 іюня 1910.