Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В двадцати томах
Т. 10. Проза 1807—1811 гг. Кн. 2.
М.: Языки славянской культуры, 2014.
ТРИ ФИНИКА
‘Не знаешь ли какой-нибудь сказки, — спросил однажды калиф Мамун1 у главного начальника эвнухов, Мезрура, — мне скучно, и сон меня клонит’. Мезрур представил его величеству невольника, который, опустив в землю глаза, не достойные взирать на светлые очи повелителя верных, начал рассказывать, как следует ниже:
— Владыка верных, отец твой, великий калиф Гарун Аль-Рашид всякий день почти изволил ездить на охоту, и я всегда находился при его свите. По целому дню скакали мы во всю прыть, и я обыкновенно возвращался домой голодный и усталый до смерти. В один день Юсуф, придворный твоего родителя, дал мне на дороге три финика, варенные в меду: ты проголодаешься на охоте, и эти три финика утолят и голод твой, и жажду. Я очень благодарен был Юсуфу и положил финики в стакан. Мы ездили очень долго, ввечеру я проголодался, но долго ждал благоприятной минуты, наконец калиф несколько удалился, я вынул стакан, достал из него один финик, только что успел поднести его ко рту, как твой родитель, которому угодно было надо мною позабавиться, кликнул меня к себе, я бросил финик, ударил каблуками своего осла и поскакал к нему без памяти. Зачем же он меня звал? Ему рассудилось у меня спросить, все ли зубы у моего осла, или нет? ‘Все, повелитель правоверных’, — отвечал я, и тем кончился наш разговор. Спустя несколько минут я принялся было за другой финик, но калиф опять меня кликнул, и я опять, бросивши финик, принужден был скакать к нему во всю ослиную прыть. ‘Какой породы твой осел, египетской или арабской?’ — спросил меня Калиф. ‘Он из Иеменя, повелитель верных’. В стакане моем оставался уже один финик. Я опять несколько отстал назади, но опять должен был кинуть финик, чтобы скакать к калифу, который меня кликал. ‘Что заплатил ты за этого осла?’ — спросил твой родитель. Провались сквозь землю и мой осел и тот, кто мне его продал, думал я про себя, но отвечал с веселым лицом: ‘Восемь червонцев, повелитель верных’. Калиф не мог удержаться от смеха, и я возвратился во дворец полумертвый от голода.
В тот же вечер случилось мне идти по одной галерее, слышу поющий женский голос, останавливаюсь, вижу в окне прекрасную невольницу и подле нее калифа, который очень нежно обнимал ее одною рукою. Она умоляла твоего родителя удалиться, напоминая ему о ревности любимой супруги его Зобеиды. ‘Заплатить за одну минуту удовольствия многими годами печали и мучиться было бы весьма безрассудно, повелитель верных, — говорила прекрасная невольница, — и кто мне будет порукою в том, что ты, государь, не забудешь меня в одну минуту?’ Калиф старался ее успокоить в рассуждении Зобеидиной ревности и собственного своего непостоянства. ‘Зобеида теперь в загородном доме’, — говорил твой родитель… В эту минуту я застучал в дверь.
— О Пророк, — воскликнула невольница, — это султанша.
— Кто стучит? — спросил калиф.
— Твой невольник Ибад2, повелитель верных. Бывши на охоте, изволил ты спрашивать у меня, государь, все ли зубы у моего осла? Я отвечал: все, но я ошибся, теперь, пересчитавши их снова, могу уверить тебя, верховный владыка, что ему не достает двух коренных зубов и одного глазного.
— Провались ты сквозь землю и с твоим ослом, — воскликнул твой родитель, — оставь меня в покое!
И я удалился. Слышу, что их разговор опять начинает оживляться: калиф опять сделался очень приветлив, словом сказать, они уже были весьма согласны, когда я принялся стучать в двери сильнее прежнего. Невольница вскочила и бросилась в другой угол, воскликнув: ‘Я пропала, это Зобеида’. Но калиф, удержав ее за руку, успокоил, потом спросил:
— Что за стук, кому меня надобно?
— Это я, твой невольник Ибад, повелитель верных. Ты спрашивал у меня сего дня поутру, какой породы мой осел, египетской или арабской? Я отвечал: арабской, но я ошибся, теперь только сказали мне наверное, что мой осел настоящий египтянин.
— Чтобы тебе треснуть и с твоим ослом, проклятый надоедала, — воскликнул с досадою калиф.
И я удалился. Прошло несколько минут, молодая невольница все еще не могла опамятоваться от испуга. Наконец мало-помалу калиф развеселил ее, я услышал, что они уже целовались, и давай стучать в двери так громко, что бедная невольница вскрикнула, задрожала и закрыла обеими руками глаза, будучи уверена, что увидит перед собою раздраженную Зобеиду
— Кто там стучал? — воскликнул калиф.
— Я, повелитель верных, твой невольник Ибад. Ваше величество изволили спрашивать у меня на охоте, чего стоил мой осел? Я отвечал восемь червонцев, но это неправда Я справился с моею расходною книгою, в ней записано только семь с половиною, и я пришел донести об этом тебе, владыка верховный.
— Убирайся в ад и с проклятым твоим ослом, — воскликнул в гневе калиф.
Я вышел. Родитель твой хотел возвратить улетевшие удовольствия любви, но в эту минуту с высоких минаретов начали призывать к утренней молитве, и калиф принужден был немедленно уйти из гарема. Таким образом заплатил я твоему родителю, блаженной памяти калифу Ла-Бун-Аль-Рашиду, за три финика, которые он у меня из самого рта вырвал. Мамун, довольный повестию, подарил рассказчику сто червонцев.
ПРИМЕЧАНИЯ
Автограф неизвестен.
Впервые: ВЕ. 1810. Ч. 53. No 17. Сентябрь. С. 47—51 — в рубрике ‘Словесность. Проза’ с заглавием: ‘Три финика’.
В прижизненных изданиях: Пвп 1. Ч. 2 (‘Повести’). С. 31—37, Пвп 2. Ч. 1. С. 235—239.
Печатается по Пвп 2.
Датируется: не позднее первой половины августа 1810 г.
Источник перевода неизвестен.
Перевод примыкает к ряду подобных, поддерживающих традиции ‘восточной сказки’, жанра весьма распространенного в нравоучительной просветительской прозе. Кроме того, интерес Жуковского к conte orientale совпадал с зарождающимся у него, поэта-романтика, вниманием к Востоку, ориентальному стилю и в целом к проблемам национального в эстетике и творчестве. См. комментарий к переводу ‘Кабуд-путешественник’ в настоящем томе.
Тексты ВЕ и Пвп 1, 2 практически идентичны, немногие расхождения связаны с заменой одного пунктуационного знака другим.
1калиф Мамун — Абу-ль-Аббас Абд-Аллах аль-Мамун (786—833) — багдадский халиф из династии Аббасидов. Сын Харуна аль-Рашида.