Три аккорда, Щиглев Владимир Романович, Год: 1875

Время на прочтение: 14 минут(ы)

ТРИ АККОРДА.

Разсказъ.

— Да оставайтесь, господа, у меня ночевать?… Домъ мой старый, помщичій… Слава Богу, мсто найдется! Для гостей даже особенный флигель есть: остатокъ блаженной старины! Тамъ все въ порядк… Юлія Ивановна, какъ вы на этотъ счетъ?…
Хозяинъ усадьбы, Сергй Петровичъ N, мужчина лтъ сорока, холостякъ, обратился съ этимъ вопросомъ къ полненькой молоденькой дамочк, которая сидла рядомъ съ нимъ и держала въ рук рюмочку съ домашней вишневкой. По другую сторону Сергя Петровича помщался мужъ Юліи Ивановны, худощавый господинъ, съ небольшою лысиной и рденькой съ просдью бородкой. Опрокинувъ голову на спинку кресла, онъ пускалъ въ потолокъ тоненькой струйкой сигарный дымъ. Противъ этой группы полулежалъ въ кресл толстенькій старичокъ-помщикъ, сосдъ Сергя Петровича, съ длинными сдыми усами, какъ видно отставной воинъ. Передъ нимъ стоялъ полудопитый стаканъ съ виномъ. Небольшое общество только-что отужинало. Часы пробили одинадцать.
— Да я-бы осталась, отвтила Юлія Ивановна,— право, какъ-то лнь хать… Такъ бы вотъ, кажется, все и сидла!
Она лниво поднесла рюмочку къ алымъ губкамъ, сдлала маленькій глотокъ и, хихикнувъ, прибавила:
— Но вдь я не единица, я только — половинка!..
— А выпиваешь цлую рюмку такой крпкой наливки, замтилъ супругъ.
— Ну, такъ что-жъ? Это ты ради каламбура…
— Ничего. Кушай себ на здоровье! А замтилъ я это потому, что теб оттого и трудно подняться, что наливка…
— Да зачмъ-же непремнно хать, Левъ Михайлычъ? спросилъ хозяинъ.— Почему не остаться?..
— Нужно мн сегодня быть дома. Видите-ли, завтра мн необходимо създить въ городъ. Поздъ останавливается на станціи ‘Удалая’ всего на пять минутъ. ‘Удалая’ отъ вашей усадьбы въ пятнадцати верстахъ, а отъ моей — только въ трехъ… Въ половин десятаго утра я уже долженъ быть на станціи, а между тмъ, если я…
Сергй Петровичъ и Юлія Ивановна вздрогнули: яркая молнія сверкнула, освтивъ бло-лиловымъ свтомъ всю столовую и блыя колонны балкона, которыя были видны изъ окна.
— Первая гроза, замтилъ старикъ съ сдыми усами. Онъ одинъ только перекрестился. Воцарилось молчаніе.
— Передъ ужиномъ я еще смотрла: такое чистое было небо, а теперь вдругъ… Но отчего-же не гремитъ? заговорила Юлія Ивановна.
— Гроза не здсь — далеко, отвтилъ Сергй Петровичъ,— но вотъ сейчасъ и громъ услышите… И какъ темно стало!…
Дйствительно, спустя немного времени гд-то далеко зашумло, какъ будто по деревянному мосту проскакало галопомъ нсколько всадниковъ — и опять все стихло.
Хозяинъ подошелъ къ балконной двери, открытой настежъ и поглядлъ на небо.
— Ого, какая туча идетъ сюда! воскликнулъ онъ.
— Идите сюда, Сергй Петровичъ, и заприте непремнно окна и балконную дверь! скомандовала Юлія Ивановна.
Сергй Петровичъ повиновался, заперъ дверь, окна, и вернулся на свое мсто.
— А вы боитесь грозы? спросилъ онъ.
— Не то что боюсь, а слишкомъ близко… непріятно…
— Да ужъ сказала-бы прямо, что боишься, подхватилъ мужъ и прибавилъ:— о, она у меня прехрабрая!
— Да ужь теперь не поду — останусь! засмялась Юлія Ивановна.— Въ грозу ни за что не поду!.. Во-первыхъ, мы въ коляск, а не въ карет, а во-вторыхъ — лошади могутъ испугаться молніи, грома… Я остаюсь, Сергй Петровичъ! То есть — мы остаемся, да, да!..
— На время грозы… разумется, спокойно проговорилъ Левъ Михайлычъ,— но вдь, когда она пройдетъ, то почему же…
— Ахъ, какой ты упрямый! перебила его жена.— Ну, я очень устала… Я не могу..! Ну, отчего же не сдлать такъ, какъ жена хочетъ?.. Завтра пораньше выдемъ отсюда…
— Будьте-же любезны, Левъ Михайлычъ! воскликнулъ хозяинъ.— Ну, да, да — я вижу, вы остаетесь! Завтра пораньше отправитесь — и дло въ шляп.
Левъ Михайлычъ провелъ рукою по лбу, прищурилъ глаза и еще глубже услся въ кресло.
— О, я сговорчивъ! произнесъ онъ весело.— Но мн нужно было сдлать дома кое-какія распоряженія, написать кое-что… Ну, что длать! Само небо стало на сторону моей жены… Надо покориться…
И опять столовая и блыя колоны балкона освтились чуднымъ ярко-бло-лиловымъ огнемъ. Не прошло и двухъ секундъ, какъ гд-то, но уже гораздо ближе, загрохотало, словно по деревянному гулкому мосту пролетла теперь артиллерія… Стеклянная дверь балкона слабо звякнула и, вслдъ затмъ, въ стекла ударило какъ бы мелкой дробью — проливной дождь зашумлъ.
— А вы, полковникъ, конечно ночуете у меня? спросилъ Сергй Петровичъ у сдаго воина.
— Съ большимъ удовольствіемъ, отвтиль полковникъ, прихлебывая изъ стакана.— Да я даже, знаете, люблю ночевать гд-нибудь! У себя, дома, какъ-то надоло… Все знакомо и какъ-то спится-то скучно… Право! Въ чужомъ мст слаще спать — спишь и наслаждаешься! Хе, хе, хе!
— Ну, вотъ и прекрасно! Ахъ-да! Вдь надобно распорядиться, чтобы вашъ Илья отпрегъ лошадей, такъ какъ вы завтра детъ…
Хозяинъ уже приподнялся съ кресла, но Левъ Михайлычъ остановилъ его и самъ всталъ.
— Сидите. Я самъ, распоряжусь… Илья у меня парень безтолковый. Онъ только меня и понимаетъ.!. Съ нимъ слдуетъ особенно говорить.
Левъ Михайлычъ вышелъ.
— Да, Илья нашъ престранный, замтила Юлія Ивановна:— молодой онъ еще, но какой-то постоянно сонный… Впрочемъ, безтолковымъ его нельзя назвать…
— Ну-да, Левъ Михайлычъ боится, чтобы какъ бы не опоздать ему завтра по милости Ильи, ну вотъ и пошелъ самъ, сказалъ полковникъ.
— Я, кажется, въ первый разъ буду ночевать въ чужомъ мст). заговорила Юлія Ивановна,— и вотъ, не знаю: засну-ли?
— Великолпно заснете! воскликнулъ Сергй Петровичъ.
— Дома я, какъ лягу — сейчасъ засыпаю.
— Что касается меня, вмшался полковникъ,— то я только въ чужомъ мст и могу скоро заснуть!.. Передъ глазами, знаете, все незнакомое… ну, и того… А вотъ у себя, поврите-ли, часа два проворочаешься и тогда только заснешь! Прежде, бывало, еще стихи помогали, а теперь и они не дйствуюсъ…
— Стихи? засмялась Юлія Ивановна.— Это какъ же?.. То есть, вы читаете, чтобы заснуть?
— Нтъ-съ, не читаю, а такъ… на память…
— И сначала это усыпляло? спросилъ Сергй Петровичъ.
— Оказывало дйствіе. Бывало, какъ начнешь: ‘Гирей сидлъ, потупя взоръ’… ну, понимаете, стихъ чудесный… музыка! Раза три начнешь начало-то и глядишь — впадешь въ забвеніе на ‘рук нетерпливой’ или на ‘война отъ мыслей далека’… Нтъ, нынче такъ не пишутъ!.. Въ столовую вошелъ Левъ Михайлычъ.
— Чудеснйшій дождь! сказалъ онъ, усаживаясь въ кресло.— На дорогахъ, пожалуй, дня два пыли не будетъ… А для полей-то какъ это хорошо!..
— Благодать, замтилъ полковникъ.
Раздался страшный громовый ударъ… Посуда на стол дрогнула… Юлія Ивановна слегка поблднла. Вс замолчали.
— Ты распорядился? спросила она мужа.
Тотъ кивнулъ головой.
Молнія поминутно сверкала, дождь шумлъ, шумли деревья въ саду, какъ будто тамъ разбушевалось море.
— Такъ какъ вамъ завтра рано вставать, то пожалуйста не стсняйтесь, началъ Сергй Петровичъ,— я сейчасъ…
— Не знаю, какъ жена, но мн не хочется спать, перебилъ Левъ Михайлычъ.
— Да и я, все равно, не засну теперь, отозвалась Юлія Ивановна:— такіе удары всякій сонъ разгонятъ!
— Да, но вдь можетъ выйдти воробьиная ночка, замтилъ полковникъ.
— Воробьиная?
— Народное выраженіе, пояснилъ Левъ Михайлычъ: — когда гроза длится всю ночь и молнія почти безпрерывно блещетъ, то такую ночь называютъ ‘воробьиной’… Но сегодня этого не случится. Я глядлъ на небо… Черезъ часъ, а можетъ быть и мене, все пройдетъ…
— Ну, вотъ тогда мы и отправимся спать, сказала Юлія Ивановна, слегка потягиваясь,— но можетъ быть вы, Сергй Петровичъ, и вы, полковникъ,— хотите на боковую?
— О, нтъ! Я вообще поздно ложусь, отвтилъ хозяинъ,— да теперь еще и двнадцати часовъ нтъ…
— А мн и тутъ хорошо, сказалъ полковникъ,— всегда успю въ чужомъ мст выспаться… Хе, хе, хе!..
— Ну, вотъ и прекрасно! воскликнулъ Сергй Петровичъ.— Спать никому не хочется, а потому подольемъ себ еще винца и будемъ болтать подъ-шумъ бури подъ сей уютной кровлей!.. Юлія Ивановна выпьетъ еще наливочки…
— Нтъ, нтъ! Я и такъ дв рюмки уже выпила! подхватила Юлія Ивановна, отмахиваясь.— А вотъ, разскажите-ка, вдь я ни разу еще не была въ вашемъ флигел ‘для гостей’: онъ у васъ всегда запертъ? Никто тамъ, конечно, не живетъ? И что-жъ, хорошенькое помщеніе?..
— Буду отвчать по порядку Да, флигель этотъ обыкновенно стоитъ запертымъ, иногда, впрочемъ, у меня кто нибудь ночуетъ тамъ, полковникъ, однако, предпочитаетъ спать здсь. Постояннаго жильца тамъ нтъ… Виноватъ! есть: жилецъ этотъ — духъ старины, давно минувшихъ дней…
— Ну, и что-же, прилично онъ себя держитъ? Не безпокойный духъ? спросилъ Левъ Михайлычъ.
— Худаго ничего за нимъ не замчалъ, улыбнулся Сергй Петровичъ.— Однако, продолжаю: такой постоянный жилецъ, разумется, стснить не можетъ и ничмъ не обезпокоитъ гостей. Флигель состоитъ собственно изъ двухъ отдленій. Одно, по старой памяти, называется ‘холостымъ’, другое — ‘женатымъ’. Первое предназначалось холостякамъ (оно и меньше и проще убрано), второе — мужьямъ и женамъ. Тутъ гораздо больше комфорта, хотя и не новйшаго, но все-таки весьма солиднаго свойства… Впрочемъ, это вы сами увидите и, полагаю, останетесь довольны.
— Это который же флигель — вотъ что сейчасъ тутъ, направо? спросила Юлія Ивановна.
— О, нтъ! Это — старыя службы, а флигель, о которомъ я говорю, находится слва. Онъ въ самомъ саду, а отсюда за деревьями его не видно.
— Ахъ, какъ тамъ должно быть тихо… покойно!
Полковникъ крякнулъ и прихлебнулъ изъ стакана.
— А вотъ, Левъ Михайлычъ спросилъ насчетъ духа, заговорилъ онъ,— то есть, конечно, въ шутку, но..старые дома, обыкновенно, имютъ свои легенды… Вамъ, любезнйшій Сергй Петровичъ, ничего не извстно насчетъ здшнихъ легендъ? Не слышали-ли вы чего-нибудь?
— А что?
— Нтъ, я такъ… Я, знаете, любитель вообще подобныхъ штукъ… Люблю послушать какую-нибудь этакую таинственную исторію, особенно — страшную… Пріятно, чортъ возьми!..
— Увы, полковникъ, никакихъ легендъ не имется тутъ! сказалъ Сергй Петровичъ, пожавъ плечами.— Разсказывалъ мн отецъ о какой-то неудавшейся дуэли между двумя помщиками, пріхавшими къ нему въ гости,— вотъ и все, что я слышалъ…
— А вы охотникъ до страшнаго? обратился Левъ Михайлычъ къ полковнику.— Вроятно, знаете много страшныхъ исторій… Вотъ бы разсказали — а?
— Да все старьё! Со мной, какъ на зло, ничего страшнаго не случалось… А очень бы хотлось! Должно быть, пресильное, чортъ возьми, ощущеніе!… Да, наконецъ, разсказывать я не мастеръ и не люблю, слушать — другое дло! Особенно этакъ на ночь… Фу, препріятно щекочетъ!..
— Да, пресильныя, я вамъ скажу, бываютъ ощущенія, медленно произнесъ Левъ Михайлычъ и всталъ, чтобы раскурить сигару.
— Ловлю васъ на слов! воскликнулъ полковникъ.— Ужь врно вамъ пришлось что нибудь хоть пазъ испытать этакое страшное?.. Счастливецъ вы!.. Угадалъ?..
Левъ Михайлычъ снова услся въ кресло.
— Да, разъ было нчто такое, лниво проговорилъ онъ,— и оставило, конечно, нкоторое впечатлніе…
— Ради Аллаха, повдайте! Теперь двнадцатый часъ.. буря… молнія… громъ.. Вотъ, чудесно-то! А главное — услышать отъ лица потерпвшаго, такъ сказать…
— Я ничего не потерплъ, замтилъ Левъ Михайлычъ.
Юлія Ивановна принужденно засмялась.
— Ахъ, полковникъ! Вы, какъ будто дитя, любите страшное!.. Да, и я когда-то любила слушать разныя бредни, но… вдь это все ужасно скучно… старо и… смшно! Неужели мы не можемъ найти поговорить о чемъ-нибудь такомъ… Ну, да мало ли нынче вопросовъ, которые…
— Хе, хе… Это она ужь струсила! ввернулъ мужъ.
— Разв я ребенокъ?.. Вотъ мило!..
— Нтъ, что-же, если Юліи Ивановн это непріятно, замтилъ полковникъ, приподнявъ брови,— то конечно, зачмъ же въ такомъ случа…
— Сдлайте одолженіе, нсколько рзко-любезно перебила она его,— мн ршительно все равно! Пусть что хочетъ разсказываетъ… По я думала, что какой нибудь изъ современныхъ вопросовъ будетъ интересне…
— Такъ ты позволяешь? спросилъ Левъ Михайлычъ.
Юлія Ивановна пожала плечами.
— Я вдь сказала, что мн все равно!
— Позвольте-съ, да можетъ быть вы сами заинтересуетесь, замтилъ полковникъ.
— О, конечно! Что-жь вы, Левъ Михайлычъ, начинайте? Ничего, иногда и дтскій разсказъ бываетъ занимателенъ!..
— Въ такомъ случа, и я попрошу Льва Михайлыча повдать намъ о томъ, что такое случилось съ нимъ, проговорилъ Сергй Петровичъ.
— Извольте, съ большимъ удовольствіемъ.
Юлія Ивановна прищурила глаза и откинула голову на спинку кресла. Полковникъ почему-то нашелъ нужнымъ опорожнить свой стаканъ и снова его наполнить.
— Ну-съ, господа, исторія эта случилась со мной лтъ десять тому назадъ, началъ Левъ Михайлычъ: — въ то время я еще имлъ несчастье быть единицей, а не половинкой (онъ слегка поклонился жен одной головой).. Въ качеств чиновника по особымъ порученіямъ мн нужно было по одному длу създить въ уздный городъ Вавиловъ. Въ послднихъ числахъ августа я отправился въ путь и дня черезъ два добрался до Вавилова. Этотъ уздный городокъ въ прежнее время процвталъ. Онъ стоялъ на большомъ тракт, но съ проведеніемъ желзной дороги помимо его — сталъ бднть и какъ-то запустлъ. Изъ двухъ гостинницъ не осталось ни одной: ихъ замнилъ одинъ трактиръ, смахивающій на постоялый дворъ. Надо было гд нибудь остановиться, при томъ же мн приходилось по меньшей мр прожить въ семъ город около недли У властей вавилонскихъ я не хотлъ останавливаться. Такъ какъ я пріхалъ въ городокъ часу въ шестомъ вечера и погода была прекрасная, то я отправился самъ на поиски. Представьте себ…
— Боже, какъ ты тянешь! замтила Юлія Ивановна — Ну, что тутъ представлять? Кому же неизвстны условія жизни въ подобныхъ городкахъ?.
— Не буду-съ, отвтилъ Левъ Михалычъ.— И такъ, въ конц концовъ, мн указали на одну изъ упраздненныхъ гостинницъ, хозяинъ которой, старикъ-купецъ, оставилъ одинъ номеръ про всякій случай. Отправился я туда. Хозяинъ былъ человкъ одинокій. Единственный сынъ его проживалъ въ Нижнемъ-Новгород, торгуя тамъ чмъ-то. Старикъ помщался, со стряпухой своей, пожилой женщиной, въ мезонин. Весь нижній этажъ, гд прежде была гостинница, былъ совершенно пустъ и окна были закрыты ставнями. Я скоро условился съ старикомъ.
‘Пойдемте, батюшка, номерокъ-то я вамъ покажу’, пригласилъ хозяинъ, снимая съ гвоздя связку ключей. Мы пошли.
‘Номера-то у меня, собственно, были вотъ тутъ’, сказалъ онъ, указывая на корридоръ,— ‘но я ихъ позапиралъ, а новый-то номеръ устроилъ рядомъ съ залой… Пожалуйте сюда-съ.’
Вошли мы въ залу (ставни уже были открыты), довольно просторную комнату, но совершенно пустую. Шесть желтыхъ квадратиковъ на грязномъ полу, на самой середин, показывали, что тутъ стоялъ билліардъ.
‘Небель всю я сбылъ на станцію-съ’, продолжалъ старикъ, ‘оставилъ только самую малость. Вотъ, пожалуйте-съ…. Это вотъ и будетъ-съ ваша комната. Ничего, веселенькая-съ! Насчетъ блья постельнаго не сумлвайтесь: Агафья моя все это устроитъ. Подушки и одяло будутъ-съ’.
Я оглянулся. Комната была довольно грязная, мебель ея состояла изъ дивана, круглаго стола, двухъ креселъ и нсколькихъ стульевъ. Надъ диваномъ висло зеркало совершенно запыленное Въ углу помщалась желзная кровать съ тюфякомъ. У противуположной стны стоялъ какой-то длинный ящикъ на четырехъ ножкахъ, точно фортепіано.
‘А это что такое?’ спросилъ я, указывая на него.
‘Гусли-съ старинныя’, отвчалъ хозяинъ.— ‘Во время дно игрывалъ и я на нихъ… Такъ они тутъ и остались. Мста занимаютъ немного… Пущай, думаю, стоятъ. Покупщиковъ нон на такой инструментъ нтъ. Старые священники еще игрывали на гусляхъ, ну а ноншніе — нтъ…
Я подошелъ къ ящику. Старикъ открылъ крышку… Отъ сотрясенія струны дрогнули и слабо зазвучали…
— ‘Инструментъ чувствительный!’ произнесъ онъ и прибавилъ: ‘Игра на немъ-съ, можно сказать, душу восторгаетъ’…
Старикъ вздохнулъ, закрылъ крышку и сказалъ:
— ‘Вы теперь, коли вамъ комнатка по вкусу, пожалуйте-съ ко мн. Выпьемъ чайку. Агафья тутъ приведетъ все въ порядокъ… Окна надо открыть, провтрить, полъ попрыскать, да пыль смахнуть, ну и касательно постели… Пожалуйте-съ въ мои аппартаменты-съ.’
Я отправился за старикомъ. Самоваръ уже былъ на стол.
— Ну, вотъ, теперь онъ будетъ описывать, какъ пилъ чай со старикомъ, замтила Юлія Ивановна.— Я и не знала, что онъ такой сочинитель!..
— Еще разъ извиняюсь, проговорилъ любезно Левъ Михайлычъ,— постараюсь быть краткимъ. И такъ, оставивъ въ сторон чаепитіе, продолжаю…
Полковникъ крякнулъ и замтилъ съ любезной улыбкой:
— Стрдги вы, Юлія Ивановна, съ супругомъ!… Я такъ вотъ, напротивъ, люблю, когда разскащикъ, разсказываетъ о чемъ нибудь страшномъ, тянетъ… тянетъ… Вдь тутъ весь въ слухъ обратишься, ждешь: вотъ-вотъ…
Вс ризомъ вздрогнули: балконная дверь, вроятно, только притворенная, съ шумомъ распахнулась отъ напора втра и въ это-же мгновеніе, какъ нарочно, ослпительная молнія сверкнула надъ темнымъ садомъ… Въ столовую ворвалась струя свжаго воздуха, запахъ черемухи, сирени — такъ и обдалъ всхъ…
Юлія Ивановна поблднла. Сергй Петровичъ вскочилъ и заперъ дверь.
— Вы, кажется, испугались? спросилъ онъ.
— Да вдь и вы вс вздрогнули, а еще мужчины!
— Отъ неожиданности можетъ вздрогнуть завзятый храбрецъ, замтилъ Левъ Михайлычъ.— А вдь гроза-то проходитъ…. Молнія была, но удара еще не слышно, и промежутокъ времени между свтомъ и звукомъ довольно большой…
— Левъ Михайлычъ, вы изволили остановиться на томъ, что о чаепитіи не будете разсказывать, произнесъ полковникъ, прихлебнувъ изъ стакана,— а потому-съ потрудитесь дальше.
— Съ хозяиномъ я проболталъ часа два, покамстъ Агафья съ какой-то другой бабой приводили ‘номерокъ’ въ порядокъ, заговорилъ снова Левъ Михайлычъ.— Былъ уже десятый часъ, когда Агафья доложила, что все готово.
‘Пожалуйте-съ, я вамъ посвчу’, сказала она.
Пожелавъ покойной ночи старику, я пошелъ за Агафьей. Дйствительно, комнатка приняла какъ будто другой видъ. Въ ней пахло свжимъ воздухомъ, пыли не было даже на зеркал, на постел лежало чистое блье, для покрышки мн дали розовое пикейное одяло. Даже чемоданчикъ мой — и тотъ былъ обмытъ.
‘Чай успокоиться съ дороги-то желаете?’ заговорила Агафья, поправляя подушки на постел, — ‘ну, и ложитесь съ Богомъ!.. А я — нтъ — не легла-бы тугъ ни въ жисть…’
‘Почему-жъ такъ?…
‘Въ пустыхъ-то хоромахъ — одна?… Оборони Боже!…’ ‘Разбойниковъ боитесь?
‘Нтъ, у насъ въ город на этотъ счетъ тихо… Извстно, вы, мужской полъ — безстрашный! А ужъ только — сто рублей мн давай — одна тутъ спать не лягу!…’
‘Нтъ, вы мн вотъ что скажите: много крысъ и мышей здсь?
‘Прежде бывали, а нон — нтъ, не слышно… Ну, батюшка. спокойной вамъ ночи и пріятнаго сна! Завтра будить, али сами встаете?’
— Самъ встаю. Часамъ къ восьми самоваръ будетъ?
— ‘Подамъ, батюшка, подамъ, и умыться принесу’.
Агафья удалилась. Я сталъ разбирать чемоданъ, черезъ часъ лежалъ я уже въ постел… Такъ пріятно было протянуть ноги! У изголовья поставилъ я стулъ, а на него — свчку, не забылъ положить тутъ и коробочку спичекъ. Прочитавъ нсколько страничекъ какого-то французскаго романа, я задулъ свчу и скоро заснулъ… На другой день, утромъ, сидя за чаемъ, я вспомнилъ, что видлъ какой-то сонъ… Сталъ припоминать, и дйствительно — вспомнилъ. Вотъ что мн снилось: вижу — выходитъ изъ залы мальчикъ лтъ четырнадцати-пятнадцати въ костюм половаго, на немъ розовая ситцевая рубашка, черезъ плечо — полотенце, голова кудрявая, съ проборомъ посредин… Лицо миловидное… Но какіе были у него глаза — я никакъ не могъ потомъ представить ихъ себ. Мальчикъ остановился въ шагахъ двухъ отъ меня.— Что теб?— ‘Да, вотъ-съ сдлайте милость — ослобоните-съ’ заговорилъ онъ: — ‘тутъ, за залой, сейчасъ будетъ комната… Пожалуйте туда-съ, да третью половицу отъ печки подымите-съ… Кладъ большой получите…’ Онъ поклонился, тряхнулъ кудряшками и вышелъ…
‘Ночевалъ въ гостинниц, хотя и упраздненной но все-же въ гостинниц, вотъ и увидлъ во сн половаго’, подумалъ я, и черезъ полчаса, занявшись дломъ, совершенно забылъ объ этомъ обстоятельств. Вечеръ этого дня я провелъ въ дом главной вавиловской власти и около часу ночи вернулся въ свой номерокъ. Заснулъ почти сейчасъ-же и — что-жъ бы вы думали?— опять этотъ мальчикъ приснился мн…— ‘Что-жъ вы, баринъ, насчетъ половицы-то той?’ сказалъ онъ: — ‘не Богъ знаетъ, какое трудное дло… Сдлайте милость! Съ награжденіемъ будете…’ И опять поклонился, тряхнулъ волосами и пошелъ въ залу…
Юлія Ивановна смотрла въ оба на своего мужа, но Левъ Михайлычъ старался не глядть на нее: онъ больше обращался къ полковнику, который такъ-таки и смотрлъ прямо въ ротъ разскащика, повсивъ свои уши, по восточному выраженію, на гвоздь вниманія’.
— Второй сонъ я объяснялъ себ тмъ, что, вроятно, находился еще подъ впечатлніемъ перваго, ктому-же обстановка оставалась та-же, спалъ я на томъ-же тюфяк, подъ тмъ-же одяломъ, словомъ — я объяснялъ это рефлексомъ, продолжалъ Левъ Михайлычъ, — и если мальчикъ упрекнулъ меня, то это произошло оттого, что вторую ночь я спалъ съ сытымъ желудкомъ, ибо довольно плотно поужиналъ у вавиловскаго администратора…
На третью ночь — та-же исторія! Опять является ко мн розовая рубашка, и опять — упреки, но на этотъ разъ сильне… ‘Коли вы теперича не исполните’, сказалъ мальчикъ,— ‘такъ больше я и не приду… Богъ съ вами! Авось другой найдется…’ Онъ ушелъ, не поклонившись.
Тутъ меня разбудила Агафья. Она принесла самоваръ, а изъ-за пазухи вытащила два письма. Одно изъ нихъ было такого содержанія, что мн необходимо было въ тотъ-же день отправиться верстъ за десять къ одному помщику.
Левъ Михайлычъ всталъ, раскурилъ сигару, глотнулъ вина и мелькомъ взглянулъ на небо черезъ стеклянную дверь. Молнія изрдка еще вспыхивала, но грома не было… Въ саду стало какъ-то свтле. Дождь слабо шумлъ. Онъ снова слъ.
— Вернулся я въ городокъ часамъ къ девяти вечера. Веллъ принести самоваръ, облачился въ халатъ и слъ писать.
Къ завтрашнему утру мн нужно было приготовить три большіе письма или — врне — три дловыя бумаги. Безъ четверти двнадцать я кончилъ работу и, отъ усталости, какъ убитый, повалился на постель…
Сколько проспалъ я времени — не помню, но только меня что-то разбудило… Въ комнат было совершенно темно. Я сталъ прислушиваться… Гд-то далеко лаяла собака… Около меня, на стул чикали мои карманные часы… И вдругъ — чья-то рука коснулась струнъ гуслей… Раздался аккордъ…Я протянулъ руку за спичками и только что хотлъ чиркнуть, какъ почувствоваль, что кто-то стягиваетъ съ меня одяло…
— Фу ты, чортъ возьми! не вытерплъ полковникъ.
Юлія Ивановна достала платокъ и громко высморкалась.
— Тутъ я вскочилъ, зажегъ свчку, продолжалъ Левъ Михайлычъ, слегка жестикулируя,— и осмотрлся… Въ комнат никого не было, но по зал кто-то прошелъ… Заглянувъ почему-то подъ кровать, я поспшилъ въ залу… Никого! Смотрю: выходная дверь изъ залы заперта на задвижку, но, помнится, я не запиралъ ее… Прошелъ я въ слдующую комнату — и тамъ ни души. За этой комнатой была еще одна, угловая, и послдняя… Разумется, и тутъ все было пусто, даже стула не стояло. Однако, вниманіе мое было привлечено маленькою дверью, окрашенною подъ цвтъ обой. Она находилась въ глубин комнаты и была полуотворена… Я подошелъ къ ней и замтилъ три ступеньки… Струя воздуха чуть не задула свчки, когда я отворилъ дверцу и очутился, посреди всякаго хлама, на небольшомъ чердак… Какіе-то разломанные ящики, бутыли, палки… Взрослому человку тутъ негдъ было спрятаться… Нечего длать — пошелъ въ свою комнату. Скажу откровенно, что хотя я вообще не изъ трусливыхъ, но сердце у меня постукивало какъ-то особенно… Поглядлъ и на ‘чувствительный инструментъ’ — на гусли: крышка была открыта, но я совершенно не помню — была-ли она закрыта прежде?… ‘Должно быть, это крысы или мыши меня постили’, ршилъ я, снова легъ, задулъ свчку и проспалъ спокойно до утра. На другой день нарочно отправился осмотрть чердакъ… Но ничего новаго не нашелъ тамъ.
Проходя утромъ черезъ залу, я взглянулъ на выходную дверь: она оказалась незапертою на задвижку… Да не во сн-ли все это я было?… Но почему-же, въ такомъ случа, приснился мн чердакъ, котораго я прежде и не видалъ?…
— Нтъ ужъ тутъ, видно, не рефлексы, замтилъ полковникъ,— чортъ знаетъ что такое!…
— Именно — чортъ знаетъ что такое! подтвердилъ Левъ Михайлычъ.— Ну-съ, проведя опять вечеръ у вавиловскаго администратора, я вернулся домой въ половин двнадцатаго, сейчасъ-же раздлся и легъ. Да, забылъ сказать: дверцу на чердакъ я заперъ на задвижку, дверь въ зал — тоже. Наверху, въ мезонин, часы пробили полночь… Я погасилъ свчку и старался не сейчасъ заснуть… Ложась спать, я взглянулъ на гусли: они были закрыты… Все было тихо, только чиканье часовъ моихъ нарушало тишину… Такъ прошло, кажется, минутъ десять… Слышу — идетъ кто-то по зал, шаги все ближе и ближе… Вдругъ стихли… Я уже приготовилъ спичку… Зазвучали опять гусли: аккордъ… другой., погасла первая спичка!… Когда я доставалъ другую — кто-то положительно сдернулъ съ меня одяло!.. Но вотъ и свчка зажжена и — опять шаги въ зал… Я туда — никого! Въ слдующія комнаты — тоже ни души… Чердачная дверь заперта… Это, наконецъ, меня взбсило! Вернувшись въ свою комнату, я посмотрлъ на часы: было семь минутъ втораго… ‘Второй часъ. Не сплю’ — написалъ я карандашомъ на первомъ попавшемся лоскутк бумаги, поднялъ одяло съ поду и легъ въ постель. Задувъ свчку, я скоро заснулъ… На другой день, проснувшись довольно поздно, я живо вспомнилъ ночную исторію, а на бумажк, лежавшей на стол, прочелъ: ‘Второй часъ. Не сплю…’ Вотъ, и до сихъ поръ, я не могу объяснить себ’, что это такое было?… Неужели я вставалъ во сн, зажигалъ свчку и писалъ, что я не сплю?…
— Чмъ-же, однако, это кончилось? спросилъ полковникъ.
— То есть, что было въ слдующую ночь? Да ничего не было, потому что я получилъ депешу и долженъ былъ въ тотъ-же день выхать изъ Вавилова…
— Эхъ, жаль!… Нтъ, я-бы не похалъ!.. Сказался-бы больнымъ… Претаинственная, чортъ побери, штука!… Упустили!…
— Я не врю… Все это глупости! отозвалась Юлія Ивановна и быстро встала.
Она подошла къ балконной двери и отворила ее.
— Ахъ, какой чудный запахъ!… Господа, идите сюда, на балконъ!.. Это лучше всякой сказки!…
Вс встали. Приглашеніе было принято.
— Чудесная погода! какъ воздухъ свжъ посл грозы! замтилъ Сергй Петровичъ.
— Вотъ, тебя сейчасъ передернуло, обратился Левъ Михайлычъ къ жен:— не прохладно-ли теб здсь?
— Да тутъ свжо… посл дождя…
— Правда, свжо… Да ужъ и поздно теперь. Завтра надо рано встать… Сергй Петровичъ! Намъ пора и въ вашъ ‘женатый’ флигелекъ!
— Я васъ самъ провожу туда, но не по саду, такъ какъ теперь въ саду сыро… Пожалупте-съ!
Хозяинъ предложилъ руку Юлі Ивановн.
— А вотъ не дамъ вамъ руки! весело проговорила она.
— Это почему-же?
— Почему?… А потому… что я хочу исполнить желаніе своей половинки и — ду домой!… Вдь грозы нтъ?…
— Опять лошадей запрягать! воскликнулъ смясь Сергй Петровичъ.
— Нтъ, замтилъ Левъ Михайлычъ,— он и не отпрягались: я на всякій случай не веллъ распрягать…
Юлія Ивановна весело порхнула за шляпкой и мантильей въ гостиную. Мужчины остались на балкон.
— Однако, престранная, въ самомъ дл, исторія, которая случилась съ вами въ Вавилов, заговорилъ хозяинъ — Неужели такъ и было, Левъ Михайлычъ?…
Левъ Михайлычъ улыбнулся.
— Не знаю… Это я по наслышк передалъ вамъ, отвтилъ онъ въ полголоса:— вмсто мстоименія ‘онъ’ я нарочно поставилъ ‘я…’, а въ результат — поздка домой!…
— Вонъ оно что!…
— А я-то развсилъ уши! воскликнулъ полковникъ и прибавилъ: — эхъ, вы!…

В—еръ.

‘Нива’, No 30, 1875

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека