Библіотека Романовъ
[Приключенія на суш и на мор]
Трагедія съ ‘Короско’
Романъ Конанъ-Дойля
Переводъ съ англійскаго А. А. Энквистъ
С.-Петербургъ
Изданіе П. П Сойкина
Книжный Складъ. Книжный Магазинъ. Стремянная. 12. Невскій. 96
I.
![Иллюстрация из издания П. П. Сойкина, 1904 г. [Не указан]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/corosco-1.jpg)
II.
Трагедия с ‘Короско’, Дойль Артур Конан, Год: 1896
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Публика, вроятно, немало удивлялась тому, что ей ничего неизвстно объ участи пассажировъ ‘Короско’. Въ наше время — универсальныхъ корреспондентовъ и гласности кажется положительно невроятнымъ, чтобы такого рода происшествіе, имвшее международный интересъ, осталось безъ отклика въ печати. Очевидно, на то были весьма серьезныя основанія, какъ чисто личнаго, такъ и политическаго характера. Самые факты, конечно, были хорошо извстны въ свое время нкоторому числу людей и даже какъ-то проскользнули въ провинціальной печати, но были встрчены съ недовріемъ.
Настоящій разсказъ написанъ на основаніи клятвенныхъ показаній полковника Кочрэнь-Кочрэнь и собственноручныхъ писемъ миссъ Адамсъ, уроженки города Бостона, въ штат Массачузетсъ, дополненныхъ со словъ очевидца, капитана Арчера, состоящаго въ Египетскомъ кавалерійскомъ корпус, и съ показаній, данныхъ имъ на секретномъ допрос правительства въ Каир. Мистеръ Джемсъ Стефенсъ отказался добавить что-либо отъ себя, но такъ какъ въ представленныхъ ему показаніяхъ не нашелъ нужнымъ сдлать никакихъ измненій, то надо полагать, что и онъ не усмотрлъ въ нихъ никакихъ отступленій отъ истины.
13-го февраля 1895 г. небольшой винтовой пароходъ ‘Короско’ вышелъ изъ Шеллаля, близъ первыхъ пороговъ Нила, держа рейсъ на Вади-Хальфу. У меня случайно сохранися списокъ его пассажировъ, который я и привожу здсь:
‘Короско’ 13-го февраля 1895 г.— Пассажиры: Полковникъ Кочрэнь-Кочрэнь, изъ Лондона. Мистеръ Сесиль Броунъ, изъ Лондона. Джонъ Харри-Хидинглей, изъ Бостона, Соед. Шт. Миссъ С. Адамсъ, изъ Бостона, С. А. С.-Шт. Миссъ С. Адамсъ, изъ Ворчестера, Массачузетсъ, C.-А.-Ш. Monsieur Фардэ, изъ Парижа. Мистеръ и мистриссъ Бельмонтъ, изъ Дублина. Джэмсъ Стефенсъ, изъ Манчестера. Джонъ Стюартъ, изъ Бирмингама и мистриссъ Шлезнигеръ съ нянькой и ребенкомъ изъ Флоренціи.
Таково было маленькое общество пассажировъ въ моментъ отправленія ‘Короско’ изъ Шеллаля. Отсюда ‘Короско’ долженъ былъ идти вверхъ по теченію нубійскаго Нила на протяженіи 200 миль, т. е. отъ первыхъ пороговъ Нила до вторыхъ.
Вся Нубія — страна въ высшей степени своеобразная, мстами широко раскинувшаяся, мстами стиснутая до размровъ узкой береговой полосы.
Подъ этимъ именемъ разумется только плодородная полоса земли, тянущаяся вдоль Нила по об стороны этой, кофейнаго цвта, рки. Дале простираются уже безпредльные, безплодные пески Ливійской пустыни, захватывающіе чуть не всю ширину африканскаго материка, съ одной стороны, и уходящіе въ Красное море,— съ другой. И среди этихъ песковъ и пустынь, словно гигантскій дождевой червь, тянется извилистой полосой Нубія. Повсюду, на каждомъ шагу, попадаются слды погибшей расы и потонувшей въ глубин вковъ древней цивилизаціи. Ряды могилъ и могильныхъ памятниковъ тянутся длинной вереницей, и тамъ, и сямъ передъ вами всплываютъ развалины древняго города, вы узнаете, что онъ былъ построенъ римлянами или египтянами, а чаще всего слышите, что даже и самая память о томъ, какъ онъ нкогда назывался, утеряна. Пусть такъ, но вы невольно удивляетесь, зачмъ здсь, среди пустыни, стоялъ нкогда городъ, и только порывшись въ историческихъ источникахъ, узнаете, что цлый рядъ такихъ городовъ былъ построенъ исключительно для того, чтобы служить оплотомъ противъ набговъ дикихъ степныхъ племенъ, этихъ хищниковъ, являвшихся сюда съ юга.
Туристы равнодушнымъ взглядомъ скользятъ по нсколько однообразнымъ ландшафтамъ этой страны смерти, далекихъ сдыхъ воспоминаній, безпечно курятъ, болтаютъ и флиртируютъ между собой.
Пассажиры ‘Короско’ представлялъ собою очень милое, дружное общество. Большинство совершили вмст путешествіе изъ Каира въ Ассуанъ и успли познакомиться и сблизиться за это время. Даже прославленная англо-саксонская холодность и чопорность таяли подъ горячими лучами солнца на Нил. Судьб было угодно, чтобы въ числ пассажировъ ‘Короско’ не оказалось ни одной непріятной личности, присутствія которой на этихъ маленькихъ пароходикахъ бываетъ достаточно, чтобы отравить удовольствіе всего маленькаго общества. На судн, которое немногимъ больше большого пароваго катера, вс поневол постоянно сталкиваются другъ съ другомъ, и отношенія, такія или иныя, завязываются между пассажирами. Полковникъ Кочрэнь-Кочрэнь былъ одинъ изъ тхъ бравыхъ англійскихъ офицеровъ, которыхъ британское правительство, нормируя сроки служебной дятельности своихъ гражданъ, объявляетъ неспособными къ дальнйшей служб, только по достиженіи ими предльнаго возраста.
Полковникъ Кочрэнь-Кочрэнь былъ высокій, сухой, горбоносый мужчина, прямой, какъ палка, съ изысканно-почтительнымъ и любезнымъ обращеніемъ и зоркимъ, наблюдательнымъ взглядомъ. Въ высшей степени опрятный и аккуратный въ своихъ вкусахъ, привычкахъ и одежд, корректный до мелочей, онъ былъ настоящимъ джентльменомъ до кончиковъ ногтей. Изъ чисто англо-саксонской нетерпимости ко всякаго рода экспансивности, онъ усвоилъ себя строгую сдержанность въ манерахъ, которую съ перваго взгляда можно было принять за чопорность, но близко знавшіе его люди были уврены, что ему стоило не мало труда постоянно скрывать въ себ искренніе порывы своего добраго, чувствительнаго сердца. Онъ скоре внушалъ къ себ уваженіе, чмъ любовь, такъ какъ почему-то невольно чувствовалось, что знакомство съ нимъ не легко перейдетъ въ дружбу, но, съ другой стороны, можно было безошибочно сказать, что эта дружба, разъ вамъ удалось вызвать ее въ немъ, сдлалась-бы частью его существа.
Мистеръ Сесиль Броунъ,— слдуя случайному порядку, въ какомъ имена пассажировъ стояли въ пассажирскомъ списк,— былъ молодой дипломатъ, состоявшій при одномъ изъ европейскихъ посольствъ, носилъ на себ отпечатокъ воспитанниковъ Оксфордскаго университета, т. е. былъ нсколько неестественно натянутъ въ обращеніи, но весьма интересенъ, какъ собесдникъ, и вообще человкъ развитой. У него было нсколько печальное и скучающее, но красивое молодое лицо, съ закрученными небольшими усиками, тихій голосъ и неслышная походка, но что придавало ему особенную пріятность, такъ это его способность вдругъ оживиться и просіять прелестной улыбкой, если что-либо приходилось ему по душ.
Однако, какой-то напускной цинизмъ совершенно затмвалъ его природный, юный энтузіазмъ, и временами онъ высказывалъ мысли тривіальныя и вмст нездоровыя.
Цлые дни сидлъ онъ на палуб, подъ навсомъ, съ книгой или альбомомъ набросковъ, не заговаривая ни съ кмъ изъ чувства собственнаго достоинства, но всегда готовый отвтить въ высшей степени любезно каждому, кто къ нему обратится.
Американцы держались отдльной группой: молодой Джонъ Харри Хидинглей, окончившій съ ученой степенью Хорвардскій университетъ и теперь довершавшій свое образованіе кругосвтнымъ путешествіемъ, представлялъ собою образцовый типъ молодого американца: живой, наблюдательный, въ высшей степени любознательный и желающій всему научиться и все себ уяснить, свободный отъ всякаго рода предразсудковъ, серьезный и вмст веселый, какъ всякій сильный и здоровый человкъ въ молодые годы. У него было въ манер и наружности меньше вншняго лоска, но больше истинной культурности, чмъ у молодого Оксфордскаго дипломата.
Миссъ Адамсъ и миссъ Сади Адамсъ были тетушка и племянница, первая изъ нихъ была небольшого роста, энергичная особа, съ рзкими, не совсмъ красивыми чертами и громаднымъ запасомъ и даже излишкомъ никому не понадобившейся нжности и любви. До сего времени она никогда не вызжала изъ Бостона и теперь усердствовала изо всхъ силъ, трудясь надъ неблагодарной задачей привить Востоку благоустройство ея родного Массачузетса. Едва она ступила на почву Египта, какъ тотчасъ же пришла къ убжденію, что все здсь требуетъ упорядоченія, и съ этого момента у нея было хлопотъ выше головы. И стертыя сдлами спины муловъ, и голодныя бездомныя собаки, и мухи, кучами сидвшія на глазахъ грязныхъ ребятишекъ, и неопрятныя, въ лохмотьяхъ женщины,— все это взывало къ ея чувству чистоты и порядка,— и она съ первыхъ шаговъ мужественно и самоотверженно принялась за дло. Но такъ какъ она не знала ни одного слова изъ мстнаго нарчія и вслдствіе этого не могла быть понята никмъ изъ туземцевъ, то ея старанія не оставили замтнаго слда на порядкахъ Египта, но зато доставили не мало удовольствія и увеселенія ея спутникамъ. Никого ея усилія такъ не забавляли, какъ ея племянницу Сади, которая вмст съ мистриссъ Бельмонтъ была наиболе популярной личностью на ‘Короско’. Сади была совсмъ молоденькая двушка, прямо со школьной скамьи, и, какъ вс американки въ этомъ возраст, еще на половину ребенокъ, откровенная, дтски доврчивая и прямодушная, всегда веселая и довольная, болтливая, живая, но недостаточно почтительная и уважающая старшихъ. Впрочемъ, даже самые недостатки забавляли ея спутниковъ и нравились имъ. Несмотря на то, что миссъ Сади сохранила вс эти чисто дтскія черты характера, это не мшало ей быть высокой, стройной, красивой двушкой, выглядвшей даже нсколько старше своихъ лтъ, благодаря модной прическ, пышному бюсту и значительной округлости формъ. Шелестъ юбки, ея громкій, звонкій голосъ и заразительный дтскій смхъ были привычными и желанными звуками для пассажировъ ‘Короско’. Даже чопорный полковникъ Кочрэнь замтно смягчался, а безупречно выдрессированный въ Оксфорд молодой дипломатъ забывалъ быть неестественнымъ въ обществ миссъ Сади.
Объ остальныхъ пассажирахъ ‘Короско’ можно упомянуть въ нсколькихъ словахъ: Monsieur Фардэ былъ добродушный, словоохотливый резонеръ, имвшій рзко опредленные взгляды на коварныя махинаціи Англіи и нелегальность занимаемаго ею въ Египт положенія. Мистеръ Бельмонтъ, круглый, рослый господинъ, съ сильной просдью, типичный ирландецъ, славился, какъ лучшій стрлокъ на дальнее разстояніе, бравшій вс призы на состязаніяхъ стрлковъ и охотниковъ въ Вимбледон и Бислей. Его жена, прелестная, изящная женщина, чрезвычайно игривая и привтливая, нравилась ршительно всмъ. Мистриссъ Шлезингеръ, среднихъ лтъ вдова, всецло поглощенная заботами о своемъ шести-лтнемъ ребенк, была почти незамтной личностью среди пассажировъ. Высоко-почтенный сэръ Джонъ Стюартъ, пресвитеріанскій священникъ, или конгрегаціоналистъ, былъ человкъ чрезвычайно тучный, неподвижный и сонливый, но одаренный изрядной долей добродушнаго юмора.
Наконецъ, упомянемъ еще мистера Джемса Стефенса, стряпчаго изъ Манчестера, младшаго компаньона товарищескаго бюро Хиксонъ, Вардъ и Стефенсъ. Онъ путешествовалъ теперь, по- предписанію врачей, для поправленія здоровья и возстановленія силъ посл жестокой инфлуэнцы. Этотъ Стефенсъ, за тридцать лть свой жизни, самъ, собственными силами выбился въ люди, начавъ съ того, что протиралъ окна въ помщеніи этой самой конторы, онъ въ настоящее время завдывалъ всми ея длами и состоялъ младшимъ компаньономъ товарищества. Въ теченіе почти всего этого времени онъ положительно зарылся въ сухую техническую работу, жилъ только для того, чтобы удовлетворять старыхъ и пріобртать новыхъ кліентовъ, въ конц концовъ, самый умъ и даже самая душа его стали точными и пунктуальными, какъ т статьи законовъ, съ которыми онъ постоянно возился. Его работа превратилась для него въ настоящую потребность, и такъ какъ онъ былъ холостъ, то въ жизни его не было никакого иного интереса, который-бы отвлекалъ его отъ этой работы. Постепенно эта работа засасывала, замуравлявала все его существо, какъ замуравливали заживо погребенную монахиню въ средніе вка. Но вотъ пришла болзнь и, вырвавъ его изъ этой могилы, выбросила его на широкую дорогу, залитую солнцемъ, бросила его въ круговоротъ жизни, далеко отъ озабоченнаго, дловаго Манчестера, отъ его заставленной полками и тяжелой громоздкой мебелью конторы, гд на него со всхъ сторонъ смотрли мрачные кожаные переплеты сводовъ законовъ. Сначала ему было очень тяжело, и все казалось и глупо, и пусто, и тривіально, въ сравненіи съ его привычной милой рутиной, но затмъ, мало по малу, онъ начиналъ прозрвать, и ему уже начинало смутно представляться, какъ скучна и тривіальна была его работа въ сравненіи съ этимъ обширнымъ, разнообразнымъ міромъ, который до сихъ поръ былъ для него совершенно непонятенъ, и котораго онъ вовсе не зналъ. Временами ему даже начинало казаться, что этотъ перерывъ въ его дловой карьер былъ важне самой карьеры, всякаго рода новые живые интересы начинали овладвать его душой, и теперь этотъ человкъ среднихъ лтъ начиналъ ощущать въ себ пробужденіе той молодости чувствъ и впечатлній, которыхъ онъ не зналъ въ молодые годы, проведенные въ труд и безпрерывной дловой забот. Конечно, характеръ его уже слишкомъ сложился для того, чтобы онъ могъ перестать быть сухимъ педантомъ въ своихъ привычкахъ и разговор, но теперь онъ уже интересовался жизнью, читалъ, наблюдалъ, изучалъ свой ‘Бэдекеръ’, подчеркивалъ въ немъ, отмчалъ на поляхъ извстныя мста, какъ человкъ, находящій удовольствіе въ своемъ путешествіи и желающій поучаться. За время рейса отъ Каира онъ усплъ особенно сойтись съ миссъ Адамсъ и ея молоденькой племянницей, ея молодость, смлость, живость, ея неумолчный говоръ и жизнерадостность нравились ему, она же, въ свою очередь, чувствовала нкоторое уваженіе къ его серьезнымъ знаніямъ, его уравновшенной натур и жалость къ его узкому кругозору, къ ете замкнутости въ какомъ-то заколдованномъ кругу, лишавшей его возможности широкаго полета мысли, широкихъ кругозоровъ и свободныхъ размаховъ фантазіи, т. е. всего того, что въ ея глазахъ было такъ необходимо. И когда они сошлись и сдружились, и прочіе, глядя на нихъ, когда они, сидя рядомъ, склонялись надъ путеводителемъ, невольно улыбались, смотря на его холодное, нсколько сумрачное лицо рядомъ съ цвтущимъ, молодымъ, полнымъ жизни личикомъ двушки.
Маленькій ‘Короско’ шиплъ, пыхтлъ, шумлъ, взбивая пну за кормой, медленно подвигаясь впередъ по рк и производя больше шума ради своихъ пяти узловъ въ часъ, чмъ самое большое Атлантическое линейное судно на призовомъ рейс.
Ряды развалинъ возставали по об стороны рки, но, по мр того, какъ наши пассажиры подвигались впередъ, эти развалины пріобртали иной характеръ, нкоторыя изъ нихъ были едва-ли старше христіанской эры. Туристы равнодушно смотрли на полу-греческіе барельефы храмовъ, взбирались на холмъ Короско, откуда можно было видть выходящее надъ безплодной пустыней востока солнце, и только передъ великимъ святилищемъ Абу-Симбель переходили въ невольное удивленіе передъ этимъ гигантскимъ подвигомъ давно забытой расы, изрывшей самыя ндра каменной горы, какъ будто то былъ кусокъ сыра.
Подъ вечеръ, на четвертыя сутки своего путешествія, пассажиры ‘Короско’ прибыли въ Вади-Хальфу съ небольшимъ опозданіемъ вслдствіе какого-то незначительнаго поврежденія въ машин, на слдующее утро предполагалась общая экскурсія на скалу Абукиръ, съ которой открывается великолпный видъ на вторые пороги Нила. Въ половин 9-го, когда вс пассажиры находились на палуб, среди нихъ появился Мансуръ, драгоманъ и проводникъ въ одно и то же время, полу-коптъ, полу-сиріецъ, и громко, торжественно, какъ онъ это длалъ каждый вечеръ,— объявилъ присутствующимъ программу на завтрашній день. На время тихій говоръ, царившій въ разныхъ углахъ палубы, стихъ, но когда Мансуръ окончилъ и, словно кукла въ театр маріонетокъ, исчезъ въ отверстіи трапа, и его темная юбка, европейскаго покроя куртка и красный тарбушъ потонули во мрак, въ отдльныхъ группахъ снова завязались прерванные разговоры.
— Такъ я разсчитываю на васъ, мистеръ Стефенсъ,— проговорила миссъ Сади Адамсъ,— что вы разскажете мн все объ этой скал Абукиръ. Я люблю знать, на что смотрю, а не глядть на что-то такое, чего не понимаешь, и потомъ, цлыхъ шесть часовъ спустя, получать разъясненія, сидя въ своей кают. Я не могу себ ясно представить ни Абу-Симбель, ни этихъ стнъ, хотя ихъ видла только вчера!
— А я такъ и не надюсь угоняться за всмъ этимъ,— заявила ея тетка,— а вотъ, когда вернусь къ себ въ Коммонвельсъ-авеню, гд никакой драгоманъ не будетъ смущать и теребить меня, успю прочитать о всемъ этомъ на свобод, и тогда только, надюсь, начну восхищаться тмъ, что здсь видла, и тогда мн захочется опять вернуться сюда. Впрочемъ, это въ высшей степени мило и любезно съ вашей стороны, мистеръ Стефенсъ, что вы стараетесь освдомлять насъ о всемъ!
— Я полагалъ, что вы пожелаете получить точныя свднія объ этой мстности, миссъ, и потому уже заране приготовилъ маленькій конспектъ по этому поводу! — отвчалъ Стефенсъ, передавая миссъ Сади листочекъ бумаги. Она взглянула на этотъ листокъ и весело засмялась тихимъ дтскимъ смхомъ.
— ‘Re Абукиръ’, прочла она.— Скажите, пожалуйста, что означаютъ у васъ эти дв буквы. Прошлый разъ вы такъ-же написали на замтк о Рамзес, ‘Re Рамзесъ II ч.
— Это дловая привычка, миссъ Сади, когда представляютъ кому-нибудь ‘memo’, люди моей профессіи всегда ставятъ ‘Re’.
— Представляютъ что? — переспросила молодая двушка.
— Memo, т. e. memoraidum или, иначе говоря, записку для памяти, и мы ставимъ ‘Re’, т. e. ‘refaring’ (касательно, относительно).
— Это, вроятно, очень удобное сокращеніе въ дловыхъ бумагахъ, но признайтесь, что оно кажется забавнымъ при описаніи мстности или когда рчь идетъ о древнихъ египетскихъ царяхъ, не правда ли?
— Нтъ, я этого не вижу!..— сказалъ Стефенсъ.
— Не знаю, правда-ли, что англичане не одарены такимъ юморомъ, какъ американцы, или же это другого рода юморъ!..— разсуждала Сади такимъ тономъ, какъ будто она размышляла вслухъ.— Мн почему-то казалось, что у нихъ меньше юмора, а между тмъ, когда почитаешь Диккенса, Тэккерея, Барри и другихъ юмористовъ, которыми вс мы восхищаемся, то начинаешь сознавать, что ошибалась. Кром того, я никогда не слыхала нигд такого искренняго, душевнаго смха, какъ въ Лондонскомъ театр. Этотъ господинъ сидлъ за спиной моей тети, и каждый разъ, когда онъ начиналъ смяться, тетя оглядывалась, полагая, что гд-нибудь отворилась дверь такое сильное движеніе воздуха производилъ его смхъ.
— Я желала-бы видть законы этой страны,— вставила миссъ Адамсъ старшая тмъ рзкимъ, металлическимъ голосомъ, которымъ она старалась замаскировывать чувствительность своего сердца.— Я желала-бы внести въ это законодательство свой билль объ обязательномъ промываніи глазъ у дтей и объ уничтоженіи этихъ отвратительныхъ яшмаковъ, которые превращаютъ женщину въ тюкъ бумажной ткани, изъ котораго выглядываютъ два черныхъ глаза!
— Я сама никогда не могла понять, зачмъ он носятъ ихъ,— говорила Сади,— но однажды я увидала одну изъ этихъ женщинъ безъ яшмака и поняла, почему он его носятъ.
— Ахъ, какъ мн надоли .эти женщины! — воскликнула миссъ Адамсъ.— Поврите ли, съ такимъ же успхомъ можно было бы говорить объ обязанностяхъ, чистот и приличіяхъ ряду камней, какъ этимъ женщинамъ. Это было вчера, въ Абу-Симбель, я проходила мимо одного изъ ихъ домовъ, если можно назвать домомъ этотъ комъ грязи, у дверей сидли двое ребятишекъ съ обычной кучей мухъ вокругъ глазъ и громадными прорхами въ ихъ жалкой грязной одежд. Я слзла съ своего мула, засучила рукава и своимъ носовымъ платкомъ хорошенечко умыла имъ личики, а затмъ, доставъ изъ своего мшечка иголку съ ниткой и наперстокъ, зашила ихъ прорхи. Въ этой дикой стран я никогда не съзжала на берегъ безъ своего рабочаго мшка точно такъ же, какъ безъ благо зонтика. Умывъ и убравъ ребятишекъ, я вошла въ домъ. Ну, ужъ жилище! Полагаю, что въ свинарник, въ порядочномъ хозяйств, много чище. Сердце мое не выдержало, и я, выгнавъ всхъ обитателей изъ этой мурьи, принялась все чистить, мыть и прибирать, какъ наемная поломойка. Я такъ и не видала вашего храма Абу-Симбель, но зато, видла столько пыли и грязи, что трудно себ представить чтобы такое жилье, величиной съ сорочье гнздо, могло вмщать все это. Правда, я провозилась въ ихъ мурь часа полтора, но за то, когда покончила съ приборкой, эта хижина была чиста, какъ новенькій деревянный ящичекъ. У меня былъ съ собой No ‘New-Jork Herald’ (Нью-Іоркскій Герольдъ), и я выложила имъ ихъ полки, на которыя въ добромъ порядк разставила ихъ горшки. Когда все было кончено, я вышла на дворъ, чтобы умыть лицо и руки, ставшія темно-кофейнаго цвта отъ пыли и грязи, и когда, умывшись, снова проходила черезъ домъ, на порог сидли ребята, опять такіе-же мазаные и грязные, съ кучей мухъ вокругъ глазъ и новыми прорхами на рубашенкахъ, только на голов у каждаго изъ нихъ было по бумажному колпаку, сдланному изъ моей газеты… Однако, Сади, уже скоро 10 часовъ, а завтра надо рано встать…
— О, но этотъ пурпурный горизонтъ и свтлыя, точно ceребряныя звзды такъ прекрасны, что съ ними жаль разстаться! — воскликнула двушка.— Посмотрите только на эту тихую, безмолвную пустыню и эти темные силуэты холмовъ тамъ, вдали… Гдядя на нихъ, какъ-то невольно становится жутко, и если подумать, что мы теперь находимся на самомъ краю цивилизованнаго міра, и что тамъ, за гранью этой свтлой полосы, уже нтъ ничего, кром дикихъ, кровожадныхъ побужденій, то начинаетъ казаться, будто стоишь на краю великолпнаго, дйствующаго вулкана… и хорошо, и страшно, и какъ-то торжественно на душ!
— Шшъ, Сади, не говори такъ, дитя мое! У меня мурашки по спин бгутъ, когда я тебя слушаю…— сказала миссъ Адамсъ старшая.
— Но взгляните только на эту безпредльную пустыню которая уходитъ вдаль, насколько только можетъ хватить глазъ, прислушайтесь къ этому унылому напву втра, несущагося надъ ней, онъ какъ будто оплакиваетъ что-то, какъ будто ропщетъ… Право, я никогда въ жизни не испытывала столь таинственнаго и торжемтвеннаго настроенія…
Въ это время вдругъ откуда-то изъ-за холмовъ, утопавшихъ въ сумрак по ту сторону рки, раздался рзкій, жалобный, постепенно расплывающійся вой, перешедшій въ протяжный замирающій вопль.
— Боже правый! Что это? — вся измнившись въ лиц воскликнула миссъ Адамсъ, вскочивъ съ своего мста.
— Это просто шакалъ, миссъ Адамсъ,— поспшилъ ее успокоить Стефенсъ.— Я слышалъ ихъ крикъ, когда мы ходили смотрть сфинксовъ при лунномъ свт!
— Будь моя воля,— сказала старая миссъ,— я бы ни за что не похала дальше Ассуана,— я положительно не понимаю, что меня толкнуло везти тебя, моя двочка, на этотъ край свта… Твоя мать подумаетъ, что я совсмъ потеряла разсудокъ, и я никогда не посмю взглянуть ей въ глаза, если съ тобой что-нибудь случится… Я уже всего здсь вдоволь насмотрлась и хочу теперь только одного, это скоре вернуться въ Каиръ!
— Что съ вами, тетя? Съ чего вы вдругъ такъ встревожились? Это совсмъ не похоже на васъ, я никогда не видала васъ малодушной!
— Я и сама не знаю, что со мною, Сади, но чувствую себя не совсмъ хорошо, а этотъ вой шакала какъ-то особенно разотроилъ меня… Я утшаюсь только тмъ, что уже завтра посл того, какъ мы посмотримъ этотъ храмъ, или скалу, мы отправимся въ обратный путь, я по горло сыта этими храмами, скалами и холмами, мистеръ Стефенсъ! Врьте мн! Ну, пойдемъ, Сади… Спокойной ночи, мистеръ Стефенсъ… Завтра надо рано вставать!
Съ этими словами об дамы удалилась въ свою каюту.
Между тмъ monsieur Фардэ воодушевленно, по обыкновенію, бесдовалъ съ молодымъ Хидинглей.
— Дервишей никакихъ не существуетъ, мистеръ Хидинглей! — говорилъ онъ на прекрасномъ англійскомъ язык, но растягивая нкоторые слоги во французской манер.— Ихъ нтъ, они вовсе не существуютъ, говорю вамъ!
— Хмъ, а я полагалъ, что вс лса кишатъ ими! — возразилъ молодой американецъ.
Monsieur Фардэ взглянулъ по направленію, гд горлъ красненькій огонекъ сигары полковника Кочрэнь, и продолжалъ нсколько понизивъ голосъ:
— Вы — американецъ и не любите англичанъ, мы въ Европ вс это отлично знаемъ!
— Ну, я этого не скажу! Мы, конечно, имемъ свой претензіи противъ нихъ, и нкоторые изъ насъ, преимущественно ирландскаго происхожденія, дйствительно не терпятъ англичанъ, но большинство ихъ любовно относится къ своей прежней, старой родин, многое въ англичанахъ возмущаетъ и раздражаетъ насъ порою, но, въ сущности, все же это родственный намъ народъ!
— Eh bien! — сказалъ французъ.— Во всякомъ случа, я могу вамъ сказать то, чего не могъ бы сказать англичанину, не обидвъ его, а потому могу сказать, что эти дервиши были выдуманы лордомъ Кромеромъ въ 1885 г., объ этомъ писали и ‘La Patrie’, и другія изъ нашихъ хорошо освдомленныхъ газетъ и журналовъ!
— Но это что-то невроятное! Неужели вы хотите сказать, monsieur Фардэ, что и осада Хартума, и смерть Гордона, все это было не что иное, какъ грандіозный обманъ, комедія!?
— Я не стану отрицать, что тогда было небольшое возмущеніе, но оно было чисто мстное, и о немъ давно уже забыли, а съ того времени въ Судан царили безусловный миръ и спокойствіе!
— Но я слышалъ даже въ послднее время о набгахъ, читалъ о стычкахъ въ ту пору, когда арабы старались захватить Египетъ. Два дня тому назадъ мы прозжали Тоски, и драгоманъ сообщилъ намъ, что тамъ была битва, или сраженіе, неужели и это все обманъ?
— Баа, другъ мой, вы не знаете англичанъ! Вы смотрите на нихъ, на ихъ самодовольныя лица и говорите себ: ‘это славные, добродушные люди, которые никому не желаютъ зла’ — но вы ошибаетесь: они все время слдятъ, высматриваютъ и стараются нигд не пропуститъ своей выгоды. ‘Египеть слабъ, не будемъ звать!’ — говорятъ они и, словно туча морскихъ чаекъ, налетли они на страну. ‘Вы не имете на Египеть никакихъ правъ, убирайтесь вонъ оттуда’,— говорятъ имъ, но Англія уже начала все подчищать, прибирать, приводить въ порядокъ, точь въ точь, какъ наша милая миссъ Адамсъ въ хижин арабовъ.’Убирайтесь вонъ’,— говорятъ имъ.— ‘Конечно, конечно’, отвчаетъ Англія,— ‘подождите только минутку, пока я всего не приведу въ надлежащій порядокъ’. И свтъ ждетъ годъ и полтора, затмъ ей снова говорятъ: ‘Да убирайтесь-же вонъ’!— ‘Погодите всего еще одну минутку, видите, въ Харгум безпорядки и смуты, какъ только я съ этимъ покончу, то буду рада уйти отсюда’. И опять ждутъ, пока все уладится, и тогда опять говорятъ имъ: ‘Да уберетесь-ли, наконецъ’?! — ‘Какъ могу я уйти отсюда’,— возражаетъ Англія,— ‘когда здсь все еще продолжаются набги и стычки. Если мы очистимъ Египетъ, то онъ безъ насъ погибнетъ, его сотрутъ съ лица земли’. ‘Но теперь нтъ уже никакихъ стычекъ и набговъ’,— возражаютъ ей.— ‘Нтъ? Разв нтъ набговъ’? — спрашиваетъ Англія,— и смотришь, спустя какую-нибудь недлю, а то и меньше, газеты уже съ шумомъ оповщаютъ цлый міръ о новомъ набг дервишей. О, мы не такъ слпы, какъ они думаютъ! Нтъ, мистеръ Хидинглей, мы отлично понимаемъ какъ подобныя штуки устраиваются: нсколько десятковъ бедуиновъ, небольшой бакшишъ, нсколько десятковъ холостыхъ патроновъ,— и вотъ вамъ набгъ!
— Все это прекрасно, и и очень доволенъ, что узналъ, какъ это на самомъ дл длается, такъ какъ я не рдко положительно недоумвалъ. Но, скажите мн, какая отъ всего этого выгода для Англіи?
— Какая выгода? Она владетъ фактически страной!
— А-а, понимаю, она находитъ прекрасный рынокъ для сбыта англійскихъ товаровъ!
— И этого мало. Она отдаетъ вс выгоднйшія концессіи англичанамъ, хотя-бы взять для примра желзную дорогу, идущую вдоль теченія Нила черезъ всю страну. Это было-бы весьма выгодное для Англіи предпріятіе, какъ вы полагаете?
— Безъ сомннія! Кром того, Египетъ, вроятно, долженъ содержатъ всхъ этихъ красно-мундирщиковъ?
— Египетъ, нтъ, monsieur, имъ платитъ и ихъ содержитъ Англія!
— Но, въ такомъ случа, мн кажется, что англичане тратятъ здсь много денегъ и труда и взамнъ всего этого получаютъ не Богъ всть какую прибыль, но они, конечно, лучше меня знаютъ свое дло, и если имъ не надоло постоянно поддерживать порядокъ въ стран, охранять границы отъ набговъ дервишей, то я, право, не вижу, зачмъ другимъ протестовать противъ этого. А, вдь, никто, полагаю, не можетъ отрицать, что благоденствіе страны значительно увеличилось съ тхъ поръ, какъ англичане пришли сюда, и, какъ слышу, бднйшее населеніе страны теперь легче можетъ добиться справедливости, чмъ раньше!
— Пусть такъ! — воскликнулъ французъ.— Но, скажите мн на милость, что они тутъ длаютъ? Кто ихъ звалъ сюда? Пусть они торчатъ у себя, на своемъ остров! Не можемъ-же мы допустить, чтобы они разбрелись ршительно по всему свту!
— Да, конечно, мы, американцы, живемъ у себя и въ другія страны не лземъ, но это потому, что у насъ пока земли въ волю. Ну, а если-бы мы расплодились настолько, что стали-бы сталкивать другъ друга въ море, то и мы были-бы принуждены присоединить себ чужія земли. Въ настоящее же время хозяйничаютъ здсь, въ Абиссиніи,— итальянцы, въ Египт — англичане, въ Алжир — французы!
— Французы! — воскликнулъ monsieur Фардэ.— Алжиръ принадлежитъ Франціи, monsieur, вы, вроятно, изволите смяться! Честь имю пожелать вамъ покойной ночи! — съ этими словами онъ довольно порывисто всталъ и удалился, съ видимымъ чувствомъ оскорбленнаго патріотизма, въ свою каюту.
Молодой американецъ стоялъ съ минуту въ нершимости, идти-ли ему внизъ и занести въ свой путевой дневникъ впечатлнія дня, какъ онъ то длалъ ежедневно, по просьб сестры, оставшейся дома, или-же присоединиться къ полковнику Кочрэнь и Сесилю Броунъ, огоньки сигаръ которыхъ свтились въ дальнемъ конц палубы.
— Идите сюда, Хидинглей! — крикнулъ полковникъ, подвигая ему складной стулъ. — Идите, я вижу, что Фарде начинилъ васъ политикой, мы здсь полечимъ васъ отъ его болзни!
— Мн подобные разговоры о политик кажутся настоящимъ преступленіемъ въ такую ночь, какъ эта,— сказалъ молодой денди дипломатъ. Какой дивный ноктюрнъ въ голубыхъ тонахъ! Точное воплощеніе одной изъ дивныхъ псенъ Мендельсона, гд вс т тончайшіе оттнки ощущеній, которыхъ мы не можемъ выразить въ словахъ, передаются нжной гармоніей звуковъ!
— Сегодня пустыня и весь этотъ пейзажъ какъ-то особенно суровы и мрачны!— сказалъ американецъ.— Они производятъ на меня то-же впечатлніе безпощадной силы и мощи всесокрушающаго Атлантическаго океана въ холодный и пасмурный зимній день. Быть можетъ, это впечатлніе получается вслдствіе того, что мы знаемъ, что находимся на рубеж цивилизованнаго міра, и что за этимъ рубежомъ не существуетъ никакихъ правъ и законовъ. Не знаете-ли, полковникъ, далеко-ли мы сейчасъ отъ дервишей?
— Хмъ, на арабской сторон,— сказалъ полковникъ Кочрэнь,— мы имемъ египетскій укрпленный лагерь Сарра, въ 40 миляхъ къ югу отсюда, за которымъ на протяженіи 60 миль раскинулась совершенно дикая мстность, за предлами ея находится дервишскій постъ Акашехъ, по сю-же сторону насъ ничто отъ дервишей не отдляетъ, здсь они считаютъ себя хозяевами!
— А Абукиръ, кажется, на этой сторон?
— Да, вслдствіе этого въ послдніе годы воспрещалось туристамъ предпринимать экскурсіи къ скал Абукиръ, но теперь здсь гораздо спокоине!
— Что же, собственно говоря, мшаетъ имъ являться сюда? — спросилъ Хидинглей,
— Ршительно ничего! — отвтилъ Сесиль Броунъ.
— Ничего, кром чувства, страха и опасенія, что имъ не удастся вернуться въ свою кочевку. Это не такъ-то легко сдлать, когда ихъ верблюды будутъ истощены длиннымъ переходомъ черезъ пустыню, а животныя гарнизона Хальфы, свжіе и въ отличномъ состояніи, будутъ преслдовать ихъ по пятамъ!
— Ну, на ихъ чувство страха, мн кажется, не слишкомъ можно полагаться! — своимъ обычнымъ, небрежно сонливымъ тономъ замтилъ молодой дипломатъ.— Многіе изъ нихъ не только не боятся, а даже ищутъ смерти и больше всего полагаются на волю судьбы. Вс они безпредльные фаталисты, это не подлежитъ сомннію!
— Такъ вы полагаете, что эти дервиши серьезная опасность для Египта? — спросилъ Хидинглей, Monsieur Фардэ, напримръ, полагаетъ, что эта опасность не столь велика!
— Я не богатый человкъ, мистеръ Хидинглей,— сказалъ полковникъ Кочрэнь-Кочрэнь,— но готовъ поставить на карту все, что имю, за то, что не поздне, какъ черезъ три года посл того, какъ англичане очистятъ Египетъ и предоставятъ его своимъ собственнымъ силамъ, дервиши будутъ на побережьи Средиземнаго моря, и тогда, прощай, вся современная и древняя цивилизація Египта! Прощайте, вс сотни милліоновъ, потраченныхъ на эту страну! Прощай, вс т великіе памятники древности, которые такъ драгоцнны теперь въ нашихъ глазахъ!
— Однако, полковникъ,— смясь, возразилъ молодой американецъ,— вы, конечно, не думаете, что они разрушатъ пирамиды?
— Трудно с