Трагедия П. Корнеля ‘Гораций’ в переводе Я. Б. Княжнина
В 1773 г. Собрание, старающееся о переводе иностранных книг, приняло решение о подготовке издания ‘Корнелиевых трагедий’ на русском языке. Перевод был заказан Я. Б. Княжнину. К тому времени русские читатели могли познакомиться с драматургией французского классицизма главным образом по французским изданиям или благодаря языкам-посредникам. Известно, что Феофан Прокопович читал ‘Сида’ Корнеля в польском переводе. В 1740 г. при русском дворе немецкая труппа Каролины Нейбер ставила пьесы П. Корнеля, Ж. Расина, И.-К. Готшеда.1
Я. Б. Княжнин, для которого в это время переводческая работа была единственным средством существования, перевел шесть трагедий Корнеля. Однако проект остался неосуществленным. Еще в 1772 г. Академическая Комиссия вынуждена была сократить количество книг, представляемых Собранием в типографию Академии наук, так как большое их количество приводило к задержке в печатании материалов и документов самой Академии. Некоторые переводы, готовые к печати, долгое время не издавались.2 Три трагедии, переведенные Княжниным, — ‘Цинна, или Августово милосердие’, ‘Смерть Помпеева’ и ‘Сид’ были напечатаны в типографии Академии наук к октябрю 1775 г. отдельно, без титульных листов, но со сквозной нумерацией страниц. Весь тираж был выкуплен Н. И. Новиковым и поступил в продажу в 1779 г. Трагедия ‘Родогуна’ была напечатана им лишь в 1788 г.
Перевод трагедии ‘Гораций’ считался утраченным. Кроме того, неизвестной остается шестая, переведенная Княжниным трагедия.3
Черновые автографы Княжнина с переводами трагедий ‘Гораций’ и ‘Родогуна’ удалось обнаружить в Рукописном отделе ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН в фонде Г. Р. Державина (Ф. 96. Оп. 14. No 11). Рукопись представляет собой тетрадь, состоящую из листов in folio (кроме листов 45 и 72, имеющих малый формат) в переплете из плотной цветной бумаги. На корешке переплета, в верхней его части наклейка: Переводы Я. Б. Княжнина. Текст трагедии ‘Родогуна’ занимает листы 4—35, трагедия ‘Гораций’ — листы 42—75 об. Остальные листы тетради чистые. Бумага, имеющая водяные знаки ‘ФК’, датируется 1753 — 1780 гг.4
В описи державинского фонда перевод трагедии ‘Гораций’ числится как пьеса без названия. Идентификация ее была, очевидно, осложнена тем, что название пьесы и список действующих лиц в рукописи отсутствуют, а порядок страниц нарушен. Изучение текста позволило восстановить правильный порядок страниц (72—72 об., 46—51 об., 44—45 об., 52—65 об., 42—43 об., 68—69 об., 66—67 об., 70—71 об., 73—75 об.) и получить полный корпус текста.
Предание, которое Корнель положил в основу трагедии, было хорошо известно в то время по беллетризованному изложению Тита Ливия. Умение увлекательно рассказывать об исторических событиях, особый стиль повествования, выдержанный в традициях Цицерона, принесли Титу Ливию прочную славу крупнейшего римского историка начиная с эпохи Возрождения до XIX в., когда были обнаружены многие неточности и ошибки в его трудах.
Согласно легенде, во время царствования Тулла Гостилия (672— 640 до н. э.) возник спор между городами Римом и Альба Лонга за право властвовать в формирующемся государстве. Когда все аргументы для мирного соглашения были исчерпаны и не принесли результата, спор был решен в пользу Рима в битве между тремя римскими братьями Горациями и тремя представителями Альба Лонга — братьями Куриациями: ‘Было тогда в каждой из ратей по трое братьев — близнецов, равных и возрастом, и силой. Это были, как знает каждый, Гораций и Куриаций, и едва ли есть предание древности, известное более широко <,…>,. Цари обращаются к близнецам, предлагая им обнажить мечи, — каждому за свое отечество: той стороне достанется власть, за какою будет победа’.5
Бой Горация и Куриация еще до Корнеля привлекал внимание драматургов. Он был изображен в трагедии Аретина ‘Оразия’ (Венеция, 1546), в трагедии ‘Гораций’ (1596) Лодена д’Эгалье (1575— 1629), в трагикомедии Лопе де Вега ‘El Honrado hermaNo ‘ (1622).6 Этот сюжет драматурги интерпретировали и после Корнеля. Упомяну, например, пьесу А. Сальери ‘Гораций’, представленную королевской Академией музыки в Вене в переводе Н. Ф. Гийяра в 1786 г., а затем исполненную в Парижской опере с музыкой Б. Порта в 1800 г.
П. Корнель написал ‘Горация’ в 1640 г. в Руане, куда возвратился обиженный парижскими театральными критиками, неодобрительно отнесшимися к его трагедии ‘Сид’. Литературную работу он сочетал в это время с адвокатской практикой. Профессиональные навыки юриста проявляются в характерном для многих пьес Корнеля литературном приеме — противопоставлении разных мнений по поводу одного и того же факта, подкрепленных убедительной аргументацией с обеих сторон. В ‘Горации’ это особенно заметно в пятом действии, что признавал и сам автор в разборе пьесы: ‘… пятое действие <,…>, целиком состоит из судебных речей’.7
Корнель по-своему пересказал легенду и усложнил драматический конфликт. Герои пьесы — братья, но не близнецы. Соперники связаны родственными и любовными узами и фактически являются одной семьей. Жена Горация Сабина — из семьи Куриациев, а невеста Куриация Камилла — родная сестра Горация. Таким образом, в жертву государственным интересам должны быть принесены любовь и, более того, жизнь близких людей.
Трагедия ‘Гораций’ упрочила ведущее положение Корнеля во французской драматургии. Основной конфликт пьесы — борьба личных интересов и долга перед государством — имел политический аспект: ради блага государства Гораций без тени сомнения отрекался от своих чувств и пристрастий. Тема становления Римского государства перекликалась с современной Корнелю французской действительностью — укреплением королевской власти.8 В 70-е гг. XVIII в., когда Княжнин взялся за перевод Корнеля, эта тема была по-своему актуальна и для России.
Интересы государства и гражданский долг торжествуют над личными чувствами отдельных людей. Такова основная идея трагедии. Однако Корнель оставил место для некоторых сомнений в абсолютной справедливости такого заключения. В пятом действии устами Валера, влюбленного в Камиллу, высказывается мысль, что Гораций, пренебрегший родственными чувствами, а затем и нарушивший закон, становится опасным для римлян.
Возможности смещения акцентов в трактовке основной идеи пьесы Корнеля обнаружились во время Французской революции. Трагедия воспринималась как призыв к борьбе с королевской властью и имела большой успех у зрителей.9
‘Гораций’ П. Корнеля известен в двух вариантах. В изданиях 1641—1648 гг. трагедия заканчивалась монологом Юлии, наперсницы Камиллы. Признавая, что пятое действие и так чересчур затянуто, что ‘утомленное внимание зрителя не мирится с бесконечными, оттягивающими финал монологами’,10 Корнель за счет него несколько сократил пьесу. Нет этого монолога и в переводе Княжнина. Это свидетельствует о том, что Княжнин переводил по одному из многочисленных изданий, вышедших после 1648 г. Вполне вероятно, что он воспользовался вольтеровским изданием ‘Театр Пьера Корнеля’ (1764), популярным в России.
Я. Б. Княжнин перевел ‘Горация’, как и некоторые другие пьесы, шестистопными белыми ямбическими стихами. Обращает на себя внимание крупный беглый почерк переводчика. Кажется, работа давалась ему легко. На многих страницах почти нет правки. Однако перевод не носит следов поспешности или небрежности, а, скорее, свидетельствует о том, что переводчик свободно владеет французским языком. Во многих случаях Княжнину удалось сохранить свойственные поэтическому стилю Корнеля параллелизмы и антитезы, его манеру разбивать мысль на несколько двустиший.
Согласуясь с общими принципами перевода, принятыми в то время, Княжнин переводил сколь возможно ближе к подлиннику. Ради этого он часто отказывался от первоначального варианта. Так, реплика Куриация ‘Куда ни обращусь, зрю горести несчастны’ (д. 2, явл. 1) исправлена: ‘Куда ни обращусь, везде лить слезы должно’, что соответствует тексту оригинала.
Но иногда собственный творческий опыт оказывался сильнее утвердившихся правил. Чувствуя некоторую затянутость пьесы, Княжнин опускает 8-е явление 4-го действия — монолог Сабины, не влияющий на развитие интриги. Некоторые коррективы вносит Княжнин и в текст трагедии. Правка на страницах рукописи позволяет увидеть, как работал Княжнин над переводом, находя наиболее подходящие, по его мнению, слова или выражения. В отдельных случаях для выбора окончательного варианта перевода определяющим фактором становится соответствие не тексту Корнеля, а характерам его персонажей.
Реплику вождя альбанцев ‘Pourquoi No us dchirer par des guerres civiles’ (д. 1, явл. З) (‘Зачем нам себя терзать гражданскими войнами’) он сначала переводит близко к тексту: ‘За что нам внутренней себя войной терзать’, но в окончательном варианте находит другое выражение, сближая антонимические понятия: ‘За что домашней нам себя войной терзать’.
Такое же контрастное сближение — оксюморон — появляется в речи Куриация, отправляющегося на бой (д. 3, явл. 5). Эмоционально нейтральную в оригинале реплику ‘…mais il y faut aller’ (‘но нужно идти’) Княжнин заменяет словами: ‘Но должно мне идти на место лютой чести’.
В отдельных случаях личностные черты персонажей Корнеля в переводе Княжнина проступают еще более отчетливо. Вот Гораций и Куриаций выказали в диалоге свое столь несхожее отношение к предстоящему смертельному соперничеству (д. 2, явл. 3). Входит Камилла. Ее появление Гораций комментирует словами: ‘Voici venir ma soeur pour se plaindre avec No us’ (‘Вот идет моя сестра, чтобы сожалеть вместе с нами’). Эту реплику Княжнин перевел по-своему: ‘И се моя сестра идет с тобой стонать’. Насмешливое в этом контексте ‘стонать’ подчеркивает душевную жесткость Горация, его упоение своей непреклонностью.
Некоторые поправки Княжнина изменяют тональность авторского текста. В кульминационном четвертом действии (явл. 5) Гораций сообщает Камилле, что смерть их братьев сполна оплачена кровью Куриациев. Потрясенная гибелью жениха, Камилла восклицает: ‘Когда они уже тобою отомщенны, // Не стану больше днесь я их оплакивать’. Но это первый вариант перевода. В окончательном тексте Княжнин приблизился к оригиналу лексически, но кардинально отдалился от него по смыслу. Реплику Камиллы ‘Puisque ils sont satisfaits par le sang rpandu…’ (‘Коли они удовлетворились пролитой кровью…’) он перевел словами: ‘Когда они пролитой кровью сыты…’ В переводе Княжнина Камилла не только не скорбит о погибших братьях, но обвиняет их в кровожадности, видит в них убийц своего жениха.
Редактируя авторский текст, Княжнин несколько меняет его семантику. По римским законам отец семейства неограниченно распоряжался жизнью всех представителей своего рода. Убив сестру, Гораций готов понести наказание от рук отца. Он предлагает ему ‘reprenez tout ce sang de qui ma lchet a si brutalement Souill la puret’ (‘возьмите назад всю сию кровь, чью чистоту трусость моя столь грубо запятнала’). Княжнин сначала перевел эту фразу словами ‘Пролей всю кровь мою из ребр виновна сына’, но в окончательном варианте, заменив только одно местоимение, подчеркнул родство персонажей и трагизм ситуации, при которой сын может быть убит отцом: ‘Пролей же кровь свою из ребр виновна сына’.
В ряде случаев Княжнин использует в переводе сложные грамматические конструкции, для правильного прочтения которых требуется перестановка слов в предложении. ‘Дивися моего ты силе восхищенья’ (д. 1, явл. 2), ‘Бежишь желаниям твоим противна боя’, ‘Давно раздорами, которы нас смущают / Коварный веселят злодеи наши дух’ (д. 1, явл. 4), ‘Мы добродетели зерцала редкой будем’ (д. 2, явл. 3): ‘Вот жданно мной моей спокойствие души’ (д. 3, явл. 1), ‘Се добродетели пример похвальный редкой’ (д. 4, явл. 2), ‘Достойна будь моей ты имени супруги’ (д. 4, явл. 7), ‘Тебе принадлежат моей все капли крови’ (д. 5, явл. 2). Эти инверсии, усложняющие стиль, служат для сохранения ритмического рисунка стиха.
Рукопись Княжнина представляет собой завершенный и отредактированный перевод, практически готовый к печати, листы которого были сшиты в тетрадь без участия переводчика.
* * *
Несколько слов о судьбе трагедии Корнеля в России в XIX в.
‘Гораций’ впервые предстал на русской сцене под названием ‘Горации и Куриации’ 29 октября 1817 г. в Санкт-Петербурге, в бенефис актера Я. Г. Брянского. Трагедию перевели А. И. Чепегов, А. А. Жандр, А. А. Шаховской и П. А. Катенин11 (по одному действию каждый). Пятое действие было опущено, а вместе с ним и все сомнения в моральном праве Горация на убийство сестры. В пьесе Корнеля литераторы увидели героя, способного на подвиг и личные жертвы ради высоких гражданских целей.
Возможно, именно спектакли оживили интерес к творчеству французского драматурга. В библиотеке Пушкинского Дома хранится первый том сочинений Пьера и Томаса Корнелей, изданный в Париже в 1807 г. Алексей Алексеевич Оленин (1798—1854), выпущенный в апреле 1817 г. из Пажеского корпуса и зачисленный в Гвардейский генеральный штаб, 4 декабря, в день великомученицы Варвары, подарил эту книгу своей сестре Варваре Алексеевне (1802—1877) с надписью ‘Сестре варинке [так!]в знак любви. Алексей Оленин’.
Интерес к ‘Горацию’ Корнеля возобновился затем лишь в конце XIX в. В 1892 г. пьесу предполагали поставить в Малом театре. Но спектакль не состоялся. ‘Кому он нужен, кому дорог, кому интересен этот Корнель? — писал В. И. Немирович-Данченко. — Для нынешней публики ставить Корнеля — значит умышленно отводить ее глаза от того, над чем она действительно должна размышлять’.12 Первый полный перевод трагедии, сделанный Модестом Чайковским с одного из ранних изданий Корнеля, был издан в ‘Дешевой библиотеке’ А. С. Суворина (СПб., 1893). Но и при обсуждении этого перевода театрально-литературный комитет единогласно признал его не заслуживающим постановки на сценах императорских театров. Центральная сцена трагедии — обличительный монолог Камиллы, в котором звучат проклятья бездушной силе государства, растаптывающего судьбы и жизни людей, — могла вызвать серьезные политические опасения. Трагедия Корнеля становилась лишь фактом истории французской драматургии. В том же 1893 г. ‘Гораций’ был издан с объяснениями исторических реалий В. С. Игнатовичем для чтения в учебных заведениях. В 1895 г. выпускник Московского университета Лев Иванович Поливанов, ставший педагогом, директором частной гимназии, перевел трагедию ‘Гораций’ ‘размером подлинника’ и издал ее с очерком жизни П. Корнеля и сопроводительными статьями.
Текст трагедии публикуется по рукописи, хранящийся в: ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН. Ф. 96. Оп. 14. No 11. Л. 42—75 об., в соответствии с современными правилами орфографии.
В окончаниях прилагательных вместо — ия/-ыя пишется — ие/-ые, вместо — аго/-яго пишется — ого/-его, вместо — ой (жестокой) в именительном падеже пишется — ий(жестокий) в тех случаях, когда это не нарушает стихотворного строя. Краткая форма прилагательных и причастий не изменяется ради сохранения стихотворного ритма.
Местоимения пишутся в соответствии с современными нормами (они вместо one), за исключением тех случаев, когда исправление повлияло бы на стихотворный ритм.
По современным правилам даются слитное или раздельное написание — не с глаголами, наречиями и причастиями.
Название города Альба пишется с мягким знаком, в то время как в рукописи встречается написание Алба. Имя Куриаций, как и в рукописи, имеет два написания (иногда Куриас). Сохраняется написание существительного сопостат.
Знаки препинания расставлены в соответствии с современными нормами пунктуации.