Том 87, Письма к В. Г. Черткову, 1890-1896, Полное собрание сочинений, Толстой Лев Николаевич, Год: 1937

Время на прочтение: 506 минут(ы)

ЛЕВ ТОЛСТОЙ

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

Под общей редакцией

В.Г. ЧЕРТКОВА

При участии редакторского комитета в составе

А.Е. Грузинского, Н.К. Гудзия, Н.Н. Гусева, Н.К. Пиксанова, Н.С. Родтонова, П.Н. Сакулина, В.И. Срезневского, А. Л. Толстой, М.А. Цявловского и К. С. Шохор-Троцкого

Издание осуществляется под наблюдением государственной редакционной комиссии в составе В.Д. Бонч-Бруевича, И.К. Луппола и М. А. Савельева

Серия третья

Письма

ТОМ 87

(Перепечатка разрешается безвозмездно)

(Издание: Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том 87, Государственное Издательство ‘Художественная Литература’, Москва — 1937, OCR: Габриел Мумжиев)

ПИСЬМА К В. Г. ЧЕРТКОВУ

1890-1896

Редактор

М. В. Муратов

1890

247.

1890 г. Января 4—8? Я. П.
Давно надо бы ответить вам о переделке ‘О жизни’. (1) Сейчас только прочел и ваше предисловие и всю тетрадь. — Да надо излагать ясно для всех, но это не от нежелания, а от неумения. В переделке есть кое что неладно. По моему одно, что можно делать, это сокращать и сокращать. От этого много выиграет, но и так возможно. Устал, ложусь спать. Отсылаю вам ‘О жизни’, написано было дня 4 тому назад и забыл и кроме того был болен и теперь не поправился.

Л. Т.

Напечатано в ТЕ 1913, стр. 83. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. Янв. 90 N 243’. Основанием для датировки настоящего письма является упоминание Толстого о своей болезни. В январе 1891 г. Толстой был болен дважды: 6 и 7 января и 15—18 января. Но в день второго недомогания написано другое письмо Толстого к Черткову — N 248. Следовательно, можно предположить, что комментируемое письмо написано перед первым недомоганием 4 января, а приписка о болезни, сделанная через четыре дня, — 8 января.
Толстой отвечает Черткову, по-видимому, на его письмо от 25 декабря 1889 г. (см. т. 86, примечания к письму Толстого к Черткову N 246), в котором Чертков, между прочим, писал: ‘последнее время я читал или, вернее, вникал в мысли, изложенные вами в последней части книги ‘О жизни’, после тех глав, которые я вам отсюда послал в переделке. (Кстати, получили ли вы их?)’… В 1889 году Чертков занимался общедоступным изложением книги Толстого ‘О жизни’ и пересылал свою работу по частям Толстому (см. т. 86, прим. 1 к письму N 227), В письме от 4—7 декабря 1889 г. Чертков писал Толстому: ‘Давно я вам не писал, дорогой друг Лев Николаевич, если не считать моей приписки к посланным вам недавно дальнейшим главам переделки ‘О жизни’.
(1) Работа Черткова по общедоступному изложению книги Толстого ‘О жизни’ впервые была напечатана в журнале ‘Единение’, издававшемся при ближайшем участии В. Г. Черткова и И. И. Горбунова-Посадова, 1916 г. N N 1, 2, 3, 5. См. т. 26, Приложение.
Книга Толстого ‘О жизни’, запрещенная цензурой в 1888 году, впервые вышла в свет под заглавием: ‘О жизни’. Гр. Л. Н. Толстого, изд. Элпидина, Geneve 1891.

* 248.

1890 г. Января 15. Я. П.
Давно не писал вам, так уж и не помню, на какое письмо не отвечал. В памяти у меня главное ваши заметки на мою повесть. Все совершенно верно, со всем согласен, но Послесловие (1) хотя и начал писать, едва ли напишу, и потому место о том, что идеал человечества есть не плодовитость, а (2) исполнение закона достижения Царства Небесного, совпадающего с чистотою и воздержанием, это место надо оставить, как есть. (3) Мне тяжело теперь заниматься этим, да и просто не могу, а misunderstanding’ ов (4) не минуешь. Вчера только б[ыл] Стороженко, (5) издатель Юрьевского сборника, (6) и читал и ничего не понял. Он видит пессимизм и я не мог растолковать ему. С этим надо помириться. Да многое мне теперь не только хочется писать, но и пишу, и все художественное. Пожалуйста, никому не говорите, я и дома не говорю. Последнее время комедия, к[оторую] у нас играли, так захватила меня, что я больше 10 дней все ей занимался, исправляя, дополняя ее с художественной точки зрения. (7) Вышло все таки очень ничтожное и слабое произведение, но дело в том, что я на этом увидал, какое это унижающее душу занятое художество. Человеку нынче завтра умереть, и вдруг он озабоченно записывает фразу, к[оторая] в духе известного лица и смешна, и радуешься, что нашел. Вообще б[ыло] совестно, но теперь кажется кончил. Список с последн[ей] редакции Крейц[еровой] Сон[аты] жена списала и отдала Стороженко, он будет хлопотать. (8) Маша же наносит на ваш список все перемены и мы пришлем его вам, чтобы вы отдали милому Ганзену. (9)
После Америки, самая сочувственная мне страна — это Дания. Какое одно чудесное письмо есть оттуда от школьного учителя: (10) Жена кроме того пошлет список Voguue, (11) жена его просила перевести, а Таня дочь пишет для Hapgood. (12) Так что пускай переведут, а по русски верно выйдет после.— Здоровье мое теперь поправилось, т. е. не очень болит живот. Как Галя и вы? Такой ли все худой? — Ерошенко (13) мы все любим и, разумеется, очень рады бы были его видеть. Но мне всегда страшно, когда человек столько проедет, чтобы повидаться, а я чувствую, что я своей беседой не заплачу ему проезд до первой станции. Особенно в теперешнем низком состоянии духа, когда думаешь о художеств[енных] подробностях.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Большой отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 84. На подлиннике рукой Черткова: ‘N 246’. Письмо датируется на основании слов: ‘вчера только был Стороженко’. По записи в Дневнике Толстого Стороженко приезжал в Ясную поляну 14 января 1890 г.
Толстой отвечает, по-видимому, на письмо Черткова, упоминаемое в записи Дневника от 15 января, в которой Толстой, вспоминая происшедшее за предыдущие шесть дней, писал: ‘получил письмо от Чертк[ова] с заметкой о ‘Кр[ейцеровой] Сонате’. В архиве Черткова сохранилось его письмо к Толстому от 7 января, в котором Чертков писал: ‘Вчера вечером был у нас г. Ганзен, датчанин, переводчиц ваших произведений на датский язык и горячий ценитель всех ваших писаний. Он нам читал отрывки из разных критик ваших последних произведений, и мы были поражены и обрадованы тем, как серьезно и глубоко вас понимают в Дании. Между прочим он рассмешил нас рассказом о том, как какое-то благотворительное общество, получив от него разрешение издать 10 т. экземпляров его перевода ‘Где любовь, там и Бог’, разослало эту книжку даром по всей стране, припечатав на последней странице адреса, где принимаются этим обществом пожертвования. И общество таким образом выручило много денег. Он очень просил меня дать ему для перевода экземпляр вашей новой повести. Я ему сказал, что она еще не кончена, но что дам ему лишь только будет готова. Вообще очень прошу вас доставить мне экземпляр, лишь только вы кончите, так как я вам вернул свой, а здесь собираются литографировать эту вещь в первоначальном черновом виде, и мне очень хотелось бы дать им экземпляр в окончательном исправленном виде, если только успею… Вместе с тем я дал бы переписать рукопись и Ганзену и тем, кто хотят ее литографировать, если только к тому времени они не отлитографировали прежний неотделанный вариант…. Я продолжаю видеться с Ярошенко. который продолжает меня удивлять и радовать своим более чутким и сочувственным отношением к тому, что нам дорого. Ему очень хочется навестить вас, хоть на денек, но он не решается, боясь быть вам в тягость. Пожалуйста, напишите мне что-нибудь в этом отношении ободрительного для него, если только его посещение вам действительно не будет в тягость. Ему именно теперь было бы очень хорошо повидаться с вами. Его между прочим особенно интересует ваш взгляд на искусство. Вообще я всё больше и больше убеждаюсь в том, как полезна многим и через них многим и многим другим ваша статья об искусстве’.
О ‘Крейцеровой сонате’ и о желательности ‘Послесловия’ к ней Чертков писал Толстому в письме от 25 декабря 1889 года (см. прим. к письму 246, т. 86).
(1) Послесловие к повести ‘Крейцерова соната’. Первое издание последней редакции без цензурных пропусков: ‘Послесловие к Крейцеровой сонате’. Издание по исправленной рукописи последней редакции. Берлин, 1890. Изд. Вальтер Циммерман. Толстой возобновил работу над этой рукописью в конце января и закончил ее 24 апреля 1890 года. См. записи в Дневнике Толстого от 30 января и 24 апреля 1890 г. (т. 51).
(2) Зачеркнуто: напротив
(3) Толстой имеет в виду слова ‘IX главе ‘Крейцеровой сонаты’: ‘Пока же человечество живет, перед ним стоит идеал и, разумеется, идеал не кроликов или свиней, чтобы расплодиться, как можно больше, и не обезьян или парижан, чтобы, как можно утонченнее пользоваться удовольствием половой страсти, а идеал добра, достигаемый воздержанием и чистотою’. Эти слова были отмечены Чертковым в рукописи, которая была у него.
(4) [недоразумение, неправильное понимание].
(5) Николай Ильич Стороженко (1863—1906)—профессор московского университета по кафедре всеобщей литературы, составивший себе известность по преимуществу своими работами по истории английской литературы, с 1894 года председатель Общества любителей российской словесности. Будучи знаком с Толстым и его семьей, нередко бывал у него.
(6) ‘В память С. А. Юрьева. Сборник, изданный друзьями покойного’, М.. 1890.
Сергей Андреевич Юрьев (1821—1888) — переводчик Кальдерона, Лопе де Вега и Шекспира, редактор ‘Русской мысли’, лектор по истории всеобщей литературы на высших женских курсах В. И. Герье, председатель Общества любителей российской словесности в 1878—1889 гг., был лично знаком с Толстым и бывал у него.
(7) ‘Плоды просвещения’. Об этой комедии см. прим. 13 к письму Толстого к Черткову N 200 (т. 86).
(8) Н. И. Стороженко должен был взять на себя хлопоты о цензурном разрешении для печатания ‘Крейцеровой сонаты’ в сборнике ‘В память С. А. Юрьева’. Разрешение не было получено.
(9) Петр Готфридович Ганзен (1846—1930)—датчанин, переводчик, писатель и педагог. Перевел на датский язык ряд произведений Толстого: ‘Детство и отрочество’, ‘Юность’, ‘О жизни’, ‘Плоды просвещения’, ‘Крейцерову сонату’, ‘Первую ступень’. О нем см. примечания к письму Толстого к нему от 25 апреля 1890 г., т. 65.
(10) И. Зёренсен (I. Sorensen) —датчанин, учитель. Возможно, что Толстой имеет в виду его письмо от 23 октября 1889 года, в котором он выражает горячее сочувствие .учению Толстого и сообщает, что в Дании есть не мало людей, интересующихся писаниями Толстого. Обращаясь к Толстому на ты и называя его братом, Зёренсен писал: ‘Жизнь возрожденного чистого человека непобедима, неувядаема. Ты видишь утреннюю зарю, дорогой Л. Толстой. И неизменно чудесен свет всепрощения, который занимается над миром освобождения людей, спешащих скинуть с себя омертвелую оболочку для перехода в живую, настоящую, как дети божьи’ (АТБ).
(11) Вогюэ (Eugene Melchior vicomte de Vogue) (1848—1910) — французский критик и беллетрист. Зная русский язык, Вогюэ написал ряд статей и книг о русской литературе, из которых наибольшей известностью пользуется ‘Le roman russe’, Paris, 1886. С 1888 года Вогюэ состоял членом французской академии. Своими статьями и книгами Вогюэ в значительной степени способствовал распространению сведений о русской литературе в западной Европе ч в частности во Франции, где пользовался репутацией знатока русской литературы.
(12) Изабелла Гапгуд (Isabel Florence Hapgood) — американка, писательница и переводчица. Перевела на английский язык книгу Толстого ‘О жизни’. L Tolstoy, ‘Life’, Authorised translation by Isabel F. Hapgood. New-York.1888. В архиве Толстого сохранилось письмо Изабеллы Гапгуд от середины апреля 1890 г., ив которого видно, что она получила для перевода рукопись ‘Крейцеровой сонаты’, но за перевод не взялась (см. т. 65).
(13) Николай Александрович Ярошенко (1846—1898), художник, автор хранящихся в Третьяковской галлерее картин: ‘Всюду шить’, ‘Кочегар’, ‘Заключенный’, написавший портреты П. А. Стрепетовой, С.М.Соловьева Г. И. Успенского, Д. И. Менделеева, Л. Н. Толстого. В 1883 году написал картину ‘Курсистка’, в которой изобразил А. К. Черткову (в то время Дитерихс), в 1890 г. отчасти изобразил ее же в картине ‘В теплых краях’.

* 249.

1890 г. Февраля 1. Я. П.
Как вы доехали? Пишите мне скорее. Спасибо вам, что приезжали. (1) Вы думаете, что приезжали для себя, а мне было очень, очень радостно вас повидать. Думал, когда вы уезжали: чем бы помочь вам. И больше ничего не придумал как то, чтобы признать свою болезнь и слабость, а не тяготиться ей, нести ее (2) по воле Бога: я говорю о нервном возбуждении. (3) — На другой день, как вы уехали, видел сон, думал во сне и то, что думал, показалось мне так ясно и радостно, знаете, как это бывает во сне. (4) Думал же во сне вот что: люди, большинство, и ты думал, что жизнь твоя вот что (Толстой нарисовал здесь шар с точкой посередине: ГМ OCR) , а она совсем не это, не шар с центром, а она вот что: (Толстой нарисовал здесь тот же шар, но его линии не смыкаются по сторонам: ГМ OCR) часть линии или тела видимая тебе, как нечто подобное шару, но не шар. Вот и все.
Целую Галю, (5) Ваню, (6) Пошу (7) и вас и Диму. (8)

Л. Т.

Не знаю, напишу ли послесловие, — хочу, но не знаю.
Завтра хочу с Таней ехать в Пирогово (9) к брату. (10) Маша (11) не совсем здорова была, горло болело, ей лучше, но она останется дома.
Полностью публикуется впервые. Отрывок (одна фраза) напечатан в ТВ 1913, стр. 83. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова, ‘Пол. 3 февр. 90 N 244’. Толстой пишет, что собирается уехать в Пирогово ‘завтра’. По Дневнику эта поездка состоялась 2 февраля. Сопоставляя эти данные с пометкой Черткова о получении письма 3 февраля, можно утверждать, что письмо написано 1 февраля.
(1) Чертков приехал в Ясную поляну 24 января вместе с Н. С. Лесковым и уехал 80 января. Собираясь приехать к Толстому, Чертков писал в письме от 20 января: ‘Я хотел было на этих днях к вам поехать, и потому что давно меня тянет к вам, и потому что ваши частые заболевания последнее время как-будто больше оправдывают в моих глазах мою поездку, и вследствие той духовной слабости, которую я последнее время испытывал… Повесть вашу высылайте скорее, а то здесь всё увеличивается число ходящих по рукам неокончательных вариантов’. О пребывании Черткова в Ясной Поляне в Дневнике Толстого имеются записи, которые могут заменить комментарии к части письма Толстого, касающейся посещения Чертковым Ясной Поляны: 25 января, ‘Утром поговорил с Чертковым и Лесковым, гуляя… Вечер разговаривали и я прочел комедию. Всё тщеславие. Чертков так же, еще более близок мне…’ 27 января, ‘Поговорили с Чертковым очень хорошо об искусстве и смерти…’ 28 января:… ‘Всё время проходит в беседах о Ч[ертковым]. Он рассказывал про свое душевное состояние. Как страшно!’… 30 января: ‘Вчера тоже…. Нынче проводил, свез Ч[ерткова] с Ге в Тулу. Было очень хорошо, если бы не страх за возбужденное состояние Ч[ерткова]. Нынче утром почувствовал, что мне не хочется передавать ему мои мысли именно потому, что он их принимает так жадно. Боязнь. Я то плох. Мне самому нужно питаться ими’.
(2) Написано: ея
(3) Толстой имеет в виду болезненные состояния нервного возбуждения, время от времени бывавшие у Черткова. Ср. прим. к письму N 1&9, т. 86.
(4) Запись об этом сне сделана в Дневнике Толстого от 31 января. См. т. 51.
(5) Анна Константиновна Черткова—жена В. Г. Черткова. О ней см. 85, стр. 396—400.
(6) Иван Иванович Горбунов-Посадов (р. 1864 г.)—единомышленник Толстого, в то время помощник Черткова по работе в издательстве ‘Посредник’. О нем см. т. 86, стр. 215 и письма 1889 г., т. 64.
(7) Павел Иванович Бирюков (1860—1931)—друг и единомышленник Толстого. О нем см. т. 85 и письма 1885 г. т. 63, стр. 227—230.
(8) Владимир Владимирович Чертков—сын В. Г. Черткова (род. 24 апреля 1889 г.). О нем см. т. 86, стр. 234.
(9) Пирогово — имение брата Л. Н. Толстого С. Н. Толстого в Крапивенском уезде Тульской губ. в 35 верстах от Ясной Поляны.
(10) Сергей Николаевич Толстой (1826—1904) — брат Л. Н. Толстого. О нем см. прим. к письму к Черткову N 9, т. 85, стр. 41 и к письму Толстого к нему от 13 февраля 1849, т. 59, стр. 30—32.
(11) Мария Львовна Толстая (1871—1906)—дочь Л. Н. Толстого. О ней см. прим. к письму к Черткову N 10, т. 85, стр. 43 и к письму Толстого к ней с редакторской датой апрель — сентябрь 1886—1887 г., т. 64.
На это письмо Чертков отвечал 3—9 февраля письмом, в котором выражал свое согласие с мыслью о жизни человека, выразившейся в сне Толстого, и в свою очередь делился своими мыслями.

* 250.

1890 г. Февраля 17? Я. П.
Как вы живете, милые друзья? Пишите. А я вот исполняю обещание присылать выписки. Прошу (1) Машу списать следующее. Мне эта мысль показалась очень бодрящей, радостной. Может и на вас также подействует, 17 Ф[евраля].
Думал, (2) гуляя: Оно старое, давно известное, но очень живо пришло и тронуло меня. Именно: главная ошибка людей в жизни — самая обычная и вредная — в том, что мы хотим что-то совершить в жизни, подвиг или хоть дело какое бы то ни было. Этого нельзя. Это совсем неправильно, все равно, как если бы человек, которого приставили пахать, стал бы на своей сохе возить — да неверно и это — или человека приставили запрягать, на станции, а он хотел бы свести. (3) Дело наше здесь только в том, чтобы делать, как должно, то, что потребуется, т. е. любовно. В роде того, что запрягать — делать все то, что соединять людей, а сделать что-нибудь, совершить нам не дано, п[отому] ч[то] жизнь ваша не есть что либо цельное, законченное, а есть часть чего то несоизмеримо огромного, есть конечная частица бесконечного. Дело все только, чтобы часть прилаживалась, как должно, к целому. Если же хочешь совершить что-нибудь, то все таки совершить ты можешь не сочинение, не ряд сочинений, не просвещение народа, не объединение Германии и т. п., а только одно — свою всю жизнь, до последнего издыхания, так что все таки ты не узнаешь, что ты совершил: и жизнь твоя воя в целом видна будет не тебе, а другим. Крез (3) и Солон.(4) Это радостно и полезно думать. Как ни стар, как ни болен, как ни много, как ни мало сделал, все твое дело жизни не только не кончено, но не получило еще своего окончательного, решающего значения до последнего издыхания. Это радостно, бодрительно.
Прибавить (5) еще хочется то, что самая кажущаяся хорошей и значительной жизнь может сделаться ничтожной последними годами или часами и наоборот. К тому же: претерпевший до конца спасен будет. (6) —
Узнал с огорчением, что листок Желтова (7) не пропущен цензурою. Онъ очень нуженъ. — В Петербурге теперь Рачинский Сергей Александрович.(8) Он живет у Победоносцева. (9) Надо увидать его и сказать ему, чтобы он потрудился выхлопотать разрешение этого важного для дела близкого его сердцу листка.
Если увидите Рачинского, поклонитесь ему от меня и скажите, что собираюсь писать ему с его кузиной (1) и племянницей, (11) к[оторые] теперь у нас.
Я распорядился достать в Москвё листок и переслать его Рачинскому. Если же у вас есть — что вероятно — то короче и скорее доставить ему ваш.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Небольшой отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 83. На подлиннике надпись Черткова черным карандашом: ‘N 245’. Письмо написано не ранее 17 февраля, так как под этим числом сделана в Дневнике Толстого запись, которая сообщается в этом письме.
(1) После слова прошу с новой строки рукой М. Д. Толстой написано: многоуважаемый — вероятно, начало обращения М. Л. Толстой к В. Г. Черткову.
(2) Со слова думал до слова прибавить выписка из Дневника Толстого от 17 февраля 1890 г., сделанная рукой М. Л. Толстой.
(3) Крез — царь, правивший от 560 до 546 г. до н. э. Лидией, небольшим государством в западной части Малой Азии. Значительно расширив свои владения, Крез вступил в конфликт с Персией, был разбит и пленен персами, после чего Лидия потеряла свою политическую самостоятельность.
(4) Солон (род. около 640 г., ум. около 558 г. до н. э.) — государственный деятель Афинской республики, пользовавшийся славой мудреца. По преданию, рассказываемому Плутархом, Солон, посетив Креза, когда он был царем и славился своим богатством, отказался признать его счастливым, пояснив: ‘завидовать человеку, еще живому, жизнь которого не спасена от несчастий, так же опасно и несправедливо, как объявлять победителем еще сражающегося бойца’. Будучи разбит персами и приговорен к сожжению живым, Крез, по сообщаемой Плутархом легенде, вспомнил слова Солона и, передав их персидскому царю Киру, получил пощаду. См. Плутарх, ‘Сравнительные жизнеописания’, т. I, в. 3, изд. ‘Дешевая библиотека А. С. Суворина’, стр. 276.
(5) Абзац редактора.
(6) Евангелие от Матфея, гл. 10, ст. 22 в Евангелие от Марка, гл. 13, от. 13.
(7) Федор Алексеевич Желтов (р. 1859г.)—сектант молоканин, неоднократно бывавший у Толстого и пользовавшийся его расположением. О нем см. прим. к письму 143, т. 86 и письма 1887 г., т. 64.
Составленный Желтовым листок ‘Перестанем пить вино и угощать им’ был разрешен московской духовной цензурой в январе 1890 г., напечатан 25 февраля того же года. Сведения, полученные Толстым о запрещении этого листка, оказались неверными.
(8) Сергей Александрович Рачинский (1833—1902)—бывший профессор ботаники Московского университета, оставивший кафедру в 1872 г., поселившийся в своем имении и много работавший в области народного образования, которое он считал необходимым организовывать в тесной связи с церковью, и в области борьбы с пьянством. О нем см. письмо N 136, т. 86, и письма 1862 г., т. 60. Сведений о том, что Толстой выполнил свое намерение написать письмо Рачинскому в феврале 1890 г., не имеется.
(9) Константин Петрович Победоносцев (1827—1906)—с 1880 по октябрь 1905 года обер-прокурор Синода, один из влиятельнейших министров при Александре III и Николае II, крайний реакционер. О нем см. письма 1881 г., т. 63, стр. 57—58.
(10) Анна Алексеевна Рачинская (1856—1916) — двоюродная сестра С. А. Рачинского.
(11) Мария Константиновна Рачинская. См. прим. 2 к письму N 382. На это письмо Чертков отвечал бездатным письмом, написанным около 20 февраля: ‘Вчера получил ваше письмо о выпиской из дневника. Спасибо вам. Это—пища, необходимая мне и многим, от времени до времени’. В тем же письме Чертков писал о повести Толстого, позднее названной Толстым ‘Дьявол’, которую Толстой начерно написал в ноябре 1889 г., но оставил не вполне законченной (см. т. 27) и о ‘Послесловии к ‘Крейцеровой сонате’: ‘Посылаю вам переписанную новую повесть вашу. Нечего и говорить вам, какое сильное впечатление она произвела на нас. В некоторых отношениях впечатление сильнее и цельнее, чем от ‘Сонаты’, потому, вероятно, что повесть от начала до конца безукоризненна в художественном отношении. Хотелось бы поскорее видеть ее в печати и — под вашим именем, потому что в таком случае она всеми прочтется. С разных сторон она произведет благотворное влияние, между прочим — тем, что она послужит камертоном для вполне художественного, но освобожденного от бенгальского ложного освещения, трактования того, что в романах всегда трактуется совсем о другой стороны. В этом отношении все частности наложения новы и важны, например, как ни трогательна нежная привязанность к Иртеневу и заботы о нем его жены, — первоначальный источник ее отношений к нему у вас не поэтизирован, и объяснение того особенного выражения ее глав, которое так привлекало Евгения, когда он был еще женихом — бесподобно, и вместе со многими другими подобными же по правдивости местами, которыми испещрена повесть, будет служить образцом искреннего, трезвого и беспощадного разоблачения того, что в понятиях людей так затуманено и переврано. О главной мысли повести я и не говорю, это — предостережение грозное, потрясающее, которое многих заставит призадуматься. Если вам нужно будет еще раз переписать эту вещь, то пришлите мне ее по почте. Я с великой радостью перепишу и быстрее, чем в этот раз. У меня к вам просьба, Лев Николаевич, если вы не кончили послесловия к ‘Сонате’, то сообщите мне по крайней мере, какими тремя советами молодым людям вы хотели его окончить. Это для меня очень важно, так как я хотел бы вам составить маленькое изложение ваших взглядов по этому вопросу, группируя их из равных ваших отрывков и для этой цели эти три совета, которых вы тогда не успели еще изложить письменно — очень нужны. Но, разумеется, самое лучшее, если бы вы окончили прекрасное, ясное и уже почти оконченное послесловие, которое я вам тогда переписал. Это составило бы очень нужное и для многих необходимое завершение повести, и я отдал бы это послесловие переводчикам. Ганзен говорит, что это крайне необходимо, да так говорят и все, у которых после чтения сонаты остаются некоторые невыясненные стороны вопроса, — когда они узнают, что вы имели в виду написать маленькое послесловие’.

251.

1890 г. Февраль. Я. П.
Ну, вот вам история. Надо поскорее рассказать, а то забуду.
Служил (1) в сороковых годах в гвардейск[ом] кавал[ерийском] полку воспитан[ник] Пажск[ого] корпуса князь Касатский-Ростовцев. Он б[ыл] красив, молод, не беден и любим товар[ищами] и начальством. Жизнь он вел не распутную, как все, а все собирался жениться. —
И выбрал он девушку, но накануне свадьбы он узнал, что девушка эта обманывала его, а б[ыла] любовницей важного лица, и ее выдавали за него замуж, чтобы прикрыть грех. Он отказался. Девушка заболела и через год умерла в чахотке. Она любила его. Он был при ее смерти. Она каялась ему и просила его прощенья. А он чувствовал себя виноватым перед ней. Когда она умерла, он стал думать иначе о жизни и смерти. Он еще с молоду 18 лет б[ыл] очень набожен и хотел идти в монахи. (2) Тогда его уговорили родные делать, как все, служить, и он поступил в полк. Теперь он вернулся к тем мыслям и чувствам, к[оторые] были в нем тогда, но теперь он уже не сомневался в том, что он б[ыл] прав, когда хотел думать не о теле и мирской жизни, а о душе и о Боге, и решил выдти в отставку и посвятить свою жизнь служению Богу.
Он так и сделал. Отца у него не было. Мать сама б[ыла] набожна и, хотя (3) отговаривала сына, боясь того, чтобы он не раскаялся в своем намереньи, в душе одобряла его.
Касат[ский]-Ростов[цев] вышел в отставку, отрекся от мира и поступил в монастырь, известный строгостью жизни братии. Ему тогда только минуло 30 лет. Первое время ему (4) очень трудно б[ыло] в монастыре. (6) Плотской похоти он боялся больше всего и постоянно вооружался против нее. Оружием против нее б[ыло] у него то, чтобы, думая о женщинах, думать прежде всего об умирающей, обманутой своей невесте так, чтобы ее образ, вызывающий в нем одну жалость, закрывал от него все другие женские образы, и 2-е то, чтобы никогда не видать женщин. (6)
Он прожил в монастыре 7 лет и на 5-м году своей жизни б[ыл] пострижен в иеромонахи. На 7-м году его жизни с ним случилось, казалось бы, ничтожное событие, но такое, вследствие к[оторого] он оставил монастырь. (7)
Случай, по к[оторому] он оставил монастырь, б[ыл] такой: Великим постом он говел и б[ыл] в особенно радостном состоят и духа, в к[отором], как он говорил, он чувствовал близость Бога. Он стоял в один день у всенощной на обычном своем месте, когда монах, отец Никодим, подошел к нему и, поклонившись, сказал, что игумен, служивший в этот день, зовет его к себе в алтарь. Отец Сергий (такое имя в монастыре носил Кас[атский]-Рост[овцев]), всегда не любивший допускать разговоры во время службы, нынче особенно не желавший нарушать своего настроения, поклонился Никодиму и, исполняя обет монашеского послушания, тотчас же пошел, куда его звали.
В алтаре стоял настоятель в облачении и улыбаясь, говорил что-то с генералом, к[оторого] сейчас же узнал Отец С[ергий]. Это б[ыл] бывший командир их полка. Генерал этот теперь занимал важное положение, и О[тец] С[ергий] тотчас же заметил, как О[тец] И[гумен] ласкался к нему. Вид этот оскорбил и огорчил О[тца] С[ергия] и чувство еще усилилось, когда он услыхал от игумена, что вызов его, От[ца] Сергея], ни на что другое не б[ыл] нужен, как только на то, чтобы удовлетворить любопытство генерала увидать своего прежнего сослуживца, как он выразился.
— Очень (8) рад вас видеть в ангельском образе, сказал ген[ерал], протягивая руку, — надеюсь, что вы не забыли старого товарища.
Все (8) лицо иг[умена], среди седин красное и улыбающееся, как бы одобряющее то, что говорил ген[ерал], выхоленное лицо генер[ала] с самодовольной улыбкой, запах вина изо рта генер[ала] и сигар от его бакенбард, (9) все это взорвало От[ца] Сергея]. Он поклонился иг[умену] и сказал: — Вы призвали меня? Что вам угодно?
Иг[умен] (10) ск[азал]: — Да повидаться с ген[ералом].
— От[ец] иг[умен], я ушел от мира, чтобы спастись от соблазнов. (11) За что же вы здесь подвергаете меня им. Во время молитв и в храме Божием?
— Иди, иди, (12) — вспыхнув и нахмурившись, сказал игумен.
На другой: день б[ыло] объяснение, вследствие к[оторого] О[тец] С[ергий] оставил монастырь. Он просил прощенья у иг[умена] и братии за свою гордость, но вместе с тем, после ночи, проведенной в молитве, решил, что ему надо оставить монастырь.
От[ец] Сергей] еще и в миру и особенно в монастыре сделал себе привычку решать все свои сомнения с Богом.
Если ему надо б[ыло] на что решиться, он становился на молитву и до тех пор молился, пока сомнение уничтожалось, и он слышал (как он говорил), голос, к[оторый] произносил решение, к[оторое] он должен б[ыл] принять. — Так б[ыло] и теперь. Голос сказал ему, что он должен оставить монастырь и поселиться в пустыне.
Он (13) еще не знал, где и как он поселится, как чрез неделю после этого (14) архимандрит, посетивший монастырь, узнавши о случившемся, предложил Отцу Сергию поселиться в заброшенном скиту около его монастыря в другой соседней губернии. От[ец] Серг[ий] принял предложение и поселился в одной из келий заброшенного скита. Нашлись люди, к[оторые] захотели служить О[тцу] С[ергию] и стали доставлять ему пищу. (15)
В уединенной келье этой прожил О[тец] С[ергий] еще 7 лет. Сначала О[тец] С[ергий] принимал многое из того, что ему приносили, — и чай, и сахар, и белый хлеб, и молоко, и одежду, и дрова, но чем дальше и дальше шло время, тем строже и строже устанавливал свою жизнь О[тец] С[ергий], отказываясь от всего излишнего, и наконец дошел до того, что не принимал больше ничего, кроме черного хлеба один раз в неделю. Все (16) то, что приносили ему, раздавал бедным, приходившим к нему.
Все время свое О[тец] С[ергий] проводил в кельи на молитве или в беседе с посетителями, к[оторых] все становилось больше и больше. Выходил О[тец] С[ергий] только в церковь раза три в год, и за водой, и за дровами, когда была в том нужда.
Посетителей стало приходить все больше и больше, и около его кельи поселились монахи, построилась церковь и гостиница, После 7 лет прошла далеко слава про Отца Сергия, как всегда преувеличивая его подвиги. Стали стекаться к нему издалека и стали приводить к нему болящих, утверждая, что он исцеляет их.
Первое посещение больного 14 летн[его] мальчика, к[оторого] привела мать к О[тцу] С[ергию] с требованием, чтобы он исцелил его, б[ыло] для него тяжелым испытанием. О[тц]у С[ерги]ю и в мысли не приходило, чтобы он мог исцелять болящих. Он считал бы такую мысль великим грехом гордости, но мать, приведшая мальчика, неотступно молила его, валяясь в ногах, говорила: за что он, исцеляя других, не хочет помочь ее сыну, каялась в своих грехах, просила ради Христа, на утверждения О[тца] С[ергия], что только Бог исцеляет, говорила, что она просить его только наложить руку и помолиться. О[тец] С[ергий] отказался и ушел в свою келью.
Но на другой день (это б[ыло] осенью, и уже ночи были холодные), он выйдя из кельи за водой, увидал опять ту же мать с своим сыном, 14-летним бледным исхудавшим мальчиком, (17) и услыхал те же мольбы. Отец С[ергий] вспомнил притчу о неправедн[ом] суде и, прежде не имевши сомнения в том, что он должен отказать, почувствовал сомнение, а почувствовав сомнение, стал на молитву и молился до тех пор, пока в душе его не возникло решение. Решение б[ыло[ такое, что он должен исполнить требование женщины, что вера ее может спасти ее сына: сам же он, Отец С[ергий], в этом случае ничто иное как ничтожное орудие, избранное Богом. И выйдя к матери, О[тец] С[ергий] исполнил ее желание, положил руку на голову мальчика и стал молиться.
Мать (18) уехала и с сыном и через месяц мальчик выздоровел и по округе прошла слава о святой целебной силе старца Серия, как его называли теперь. С тех пор не проходило недели, чтобы к О[тцу] С[ергию] не приходили, не приезжали больные. И не отказав одной, он не мог отказывать и другим, и накладывал руку и молился. И исцелялись многие, и слава О[тца] С[ергия] распространялась дальше и дальше.
Так дожил О[тец] С[ергий] до 50-тилетного возраста. Он уже 20 лет был монахом, из к[оторых] 7 л[ет] прожил в монастыре и 13 л[ет] в уединении. От[ец] С[ергий] имел вид старца: борода у него б[ыла] длинная и седа, но волосы, хотя и редкие, еще черные и курчавые.
На маслянице этого 20-го года жизни Серия в монастыре, из соседнего города, после блинов с вином, собралась веселая компания богатых людей, мужчин и женщин, кататься на тройках. (20) Компания состояла из двух адвокатов, одного богатого помещика, офицера и 4-х женщин. 2 были жены офицера и помещика, одна была девица, сестра помещика, и 4-я была разводная жена, красавица, богачка и чудачка, удивлявшая и мутившая город своими выходками.
Погода была прекрасная, дорога, как поле. Проехав 8 верст за город, остановились и началось совещание, куда ехать: назад или дальше.
— Да куда ведет эта дорога? — спросила Маковкина, разводная жена, красавица.
— В Т., отсюда 12 верст, — сказал адвокат, ухаживавший за Маковкиной.
— Ну а потом?
— А потом на Л., через монастырь, где Касаткин живет.
— Касаткин? Этот красавец пустынник?
— Да.
— Медам! Господа! Идемте к Касаткину. В Т. отдохнем, закусим.
— Но мы не поспеем ночевать домой.
— Ничего, ночуем у Касаткина.
— Положим, там есть гостиница монастырская и очень хорошо. Я б[ыл], когда защищал Махина.
— Нет, я у Касаткина буду ночевать.
—- Ну уж это даже с вашим всемогуществом невозможно.
— Не возможно? Пари.
— Идет. Если вы ночуете у него, то я — что хотите.
— A discretion. (21)
— И вы тоже.
— Ну, (22) да, идемте.
Ямщикам поднесли вина. Сами достали ящик с пирожками, вином, конфектами. Дамы закутались в белые собачьи шубы. Ямщики (23) поспорили, кому ехать передом, и один, молодой, повернувшись ухарски боком, повел длинным кнутовищем, крикнул, и залились колокольчики, и завизжали полозья. —
Опубликовано по копии В. Г. Черткова в книге: Л. Толстой, ‘Полное собрание художественных произведений’, т. XIV, Государственное издательство, М.-Л. 1930, стр. 211—212. По автографу публикуется впервые. Письмо хранится в АТБ. На подлиннике пометка Черткова с обозначением даты и места написания отсутствует.
Письмо не могло быть написано позднее, чем в мае 1890 г., так как Чертков в письме от 3 июня 1890 г. сообщал, что отправил Толстому одно его письмо с копией, причем из дальнейшей переписки Толстого с Чертковым ясно, что речь идет именно об этом письме.
Слова: ‘посылаю вам одно ваше письмо’ наводят на мысль, что письмо это было получено Чертковым сравнительно давно. По сообщению Черткова, оно было написано после разговора, в котором Толстой поделился с ним мыслью написать повесть ‘О. Сергий’, причем Чертков просил его записать сюжет этой повести возможно скорее. Слова письма: ‘надо поскорее рассказать, а то забуду’ заставляют думать, что Толстой выполнил просьбу Черткова и сделал набросок начала повести ‘Отец Сергий’, содержащийся в этом письме, в ближайшие дни после разговора с Чертковым. Толстой и Чертков в первой половине 1890 г. виделись друг с другом лишь один раз, когда Чертков пробыл в Ясной Поляне с 28 по 30 января. Таким образом следует предположить, что письмо написано в начале февраля 1890 г. Это предположение подтверждается и тем обстоятельством, что единственная запись в Дневнике Толстого в период с января до конца мая 1890 г., связанная с сюжетом ‘О. Сергия’, относится к 3 февраля. Вместе с тем оно совпадает с сообщением Черткова, записанным с его слов и напечатанным в примечаниях к первой публикации ‘Отца Сергия’, в котором указывается, что это письмо было первым после того, как Чертков уехал от Толстого. См. ‘Посмертные художественные произведения Льва Николаевича Толстого’ под редакцией В. Г. Черткова, т. II, изд. А. Л. Толстой, М. 191.1, стр. 233—234.
Опасаясь, что повесть останется ненаписанной и желая втянуть Толстого в работу над нею, Чертков переписал полученное им письмо, оставляя между строками возможно больше места для дальнейших поправок, и возвратил Толстому переписанное вместе с подлинником. Этим объясняется то обстоятельство, что подлинник комментируемого письма отсутствует в архиве Черткова, где сохранились все письма Толстого, а находится в архиве Толстого.
См. т. 31.
(1) Абзац редактора.
(2) Зачеркнуто: теперь
(3) Зач.: против
(4) Зач.: тяжело
(5) Зач.: главная борьба его была с плотью похотью женской и с гордостью.
(6) Переделано из слов: с плотской похотью он справлялся так легко, как не ожидал этого. В воображении его была… Далее зачеркнуто: ‘но гордость смущала его. Он не гордился ни своим родом ни своим образованием, умом, красотой, но гордился тем, что он пожертвовал всем этим для Бога. И все окружающие, выхваляя его за это, поддерживали в нем эту гордость’. Над последними строками надписано и зачеркнуто: он смирялся перед всеми братьями и он думал, что победил гордость, но в душе своей он гордился именно своим смирением и тем, что он пожертво[вал].
(7) Зачеркнуто: и удалился в уедин[енный] скит уединен[ную] в келью, построенную в лесу не далеко от монастыря.
(8) Абзац редактора.
(9) Слова: запах вина изо рта генерала и сигар от его бакенбард описаны между строк.
(10) Абзац редактора.
(11) Зачеркнуто: Я не довольно силен, чтобы противиться искушению, если ж
(12) Переделано из: идите, идите,
(13) Абзац редактора.
(14) Зачеркнуто: одна старушка помещица
(15) Зачеркнуто: пищу О[тцу] С[ергию] приносили только хлеб
(16) После слова: все написано случайно незачеркнутое слово что
(17) Зачеркнуто: страдавшим какой-то непонятной болезнью
(18) Абзац редактора.
(19) Слово: уехала зачеркнуто очевидно по ошибке.
(20) Зачеркнуто: погода и дорога были прекрасны
(21) [На что угодно].
(22) Абзац редактора.
(23) Зачеркнуто: повернулись ухарски боком

* 252.

1890 г. Марта 15. Я. П.
Долго не писал вам, п[отому] ч[то] был болен — желчные камни, очень сильный припадок — только нынче начинаю поправляться. Спасибо, что сказали Соловьеву (1) про меня то, что я сам сказал бы. Я пишу ему. —
Хорошая очень предстоит работа знающему по англ[ийски] и понимающему смысл учения Христа. Это вот что: В китайских книгах, английски[х], забыл переводчика, к[оторые] были у меня и теперь у вас, (2) есть учение о любви Ми—ти.(3) Помните? В учении Менция (4) и Конфуция (5) (в особенности Менция) есть опровержение этого учения. Так вот перевести все это и составить книгу, в кот[орой] показать, что учение любви — как самое удобное (утилитарное) учение — предлагалось еще вот когда и у китайцев и очень плохо опровергнуто и имело большую силу, учение земное утилитарное, без понятая об Отце и главное о жизни, т. е. о жизни вечной.
Очень бы хорошо было.
Приема дли восстановления жизни духа нет и не может быть. Она и утрачиваться не может. Промежутки сна между (6) периодами жизни заметны нам только, п[отому] ч[то] мы принимаем за жизнь то, что не есть жизнь. Довольно один раз убедиться в том, что я живой, чтобы никогда не сомневаться в этом и засыпать спокойно. Вы верно оба с Галей имеете это. Целую вас и Ваню.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1918. стр. 84. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘N 247. Переписано’. Дата определяется записью в Дневнике Толстого от 15 марта: ‘Вечером письма Дужк[ину], Чертк[ову], Соловьеву, Хилкову, Бугурусл[анскому] инспектору и Сереже’.
Толстой отвечает на письмо от 4 марта, в котором Чертков писал, что собирался повидаться с В. С. Соловьевым, желая ‘выразить ему сочувствие к тем его последним писаниям, которые направлены против национальной исключительности’, когда узнал, что и В. С. Соловьев желает его видеть. При встрече с Соловьевым ‘оказалось, что Соловьев попросил меня с своей стороны написать вам о том же, о чем он сам вам написал с дедушкой, а именно о том, как желательно было бы, чтобы вы теперь в какой-нибудь форме, хотя бы частного письма, высказались в пользу евреев, против которых готовятся очень жестокие меры. Он говорит, что возбуждение не только со стороны правительства, но и самого общества против них очень сильное, и что ваше слово непременно благотворно повлияло бы в противоположную сторону. Я сказал Соловьеву, что очень трудно побудить вас написать что-нибудь в том или другом смысле и на ту или другую тему, так как вы всегда пишете по внутренней настоятельной потребности. Но что я исполню его желание и напишу вам. Вот это самое я сейчас и делаю’.
(1) Владимир Сергеевич Соловьев (1853—1900)—философ и поэт, до 1881 года приват-доцент Петербургского университета. Вынужденный оставить университет в марте 1881 года после выступления против смертной казни участников покушения на Александра II, занимался по преимуществу литературной работой. Был сторонником церковности, склоняясь к католицизму, и резко отрицательно относился к религиозным идеям Толстого, О нем см. письма 1890 г., т. 65. В 1890 г. В. С. Соловьев вместе с английским корреспондентом Э. Диллоном обратился к Толстому с письмом, в котором предлагал принять участие в протесте против предполагавшегося в то время ухудшения правового положения евреев. Толстой подписал вместе с другими русскими писателями и общественными деятелями соответствующий протест, составленный В. С. Соловьевым. Об этом см. прим. к письму Толстого к В. С. Соловьеву и Э. М. Диллону от 15 марта 1890 г., т. 65.
(2) Толстой имел в виду трехтомный труд James Legge ‘The Chinese classics’, London 1875—76, в котором даны переводы с китайского на английский язык классических произведений религиозных учителей Китая, в частности Конфуция, Менция и Ми-ти.
(3) Ми-Ти или Мо-ди—китайский философ, религиозный учитель, живший в конце IV в. до н. э. Иго учение ‘О всеобщей любви’, по которому причиной всех бедствий, переживаемых человечеством, является отсутствие взаимной любви между людьми, дано в переводе на русский язык и в изложении в книжке П. А. Буланже ‘Ми-ти, китайский философ. Учение о всеобщей любви’. Под редакцией Л. Н. Толстого, изд. ‘Посредник’, М. 1910.
(4) Менций пли Мэн-Цаы (372—289 до н.э.),—один из последователей Конфуция, считавшийся учеником его внука Конфуция Цзы-си. Китайский политический мыслитель и философ. Развивая учение Конфуция, касался некоторых метафизических вопросов, в частности, воспитания духа и придавал большое значение отстаиванию прав народа против произвола властителей. Полемизировал с философом Ян-Чжу, выдвигавшим, как конечную цель человеческой жизни, эстетическое стремление к наслаждению, и с Ми-ти, развивавшим идеи крайнего альтруизма и любви ко всем людям без различия, что, по мнению Менция, разрывало узы кровного родства и противоречило конфуцианству. О Менции см. П. С. Попов, ‘Китайский философ Мен-цзы’. Перевод с китайского, Спб. 1904. Толстой знакомился с учением Менция по книге Legge ‘The Chinese classics’, vol. II — ‘The Life and Works of Mencius’.
(5) Конфуций или Кун-Фу-Цзы (551—479 до н. э.) — китайский философ, учитель практической этики, собравший и закрепивший древние тексты, содержавшие ритуал и правила поведения, которыми должна была определяться жизнь китайца. Культ Конфуция в течение многих столетий являлся составной частью государственного официального культа Китая, на ряду с почитанием предков и божеств природы. Китайская традиции приписывает Конфуцию составление ряда книг, из которых однако с большей или меньшей вероятностью ему может быть приписано лишь составление книги Чунь-цю — исторической хроники его родной земли Лу—и редактирование сборника песнопений Ши-цзин. С учением Конфуции и с приписываемыми ему текстами Толстой знакомился по первому тому книги: Legge, ‘The Chinese classics. The Life and Teachings of Confucius’, London 1875. О Конфуции и об отношении к нему Толстого см. прим. к письму N 5 в т. 85.
(6) Сверху написано и зачеркнуто: кажущимися нам

* 253.

1890 г. Апреля 8. Я. П.
Сейчас получил ваше письмо, кот[орое] давно ждал, и беспокоился о вас обоих. Последние известия были, что вы оба, и муж и жена, больны. Радуюсь, что Гале лучше. А еще больше буду рад, когда вас унесет Бог из Петербурга. Мы с Ганзеном, к[оторому] передайте мой приветь, все ждали от вас вести. (1)
К послесловию нужно многое прибавить и разъяснить. (2) Не знаю, удастся ли.
То, (3) что вы хотите делать с моими письмами, мне очень желательно. Это удивило вас. Я сам удивлен, но вот что: на днях Мар[ья] Алек[сандровна] (4) прислала Маше выписку из моего письма к Буланже. (5) И представьте себе — я часто болею теперь и сейчас болит живот — мне б[ыло] это очень нужно и я прочел это, как читают вещи чужие, к[оторые] по сердцу — и они кажутся знакомыми.
То, что я писал хорошего, нужно мне самому и даже более, чем другим. Ведь все хорошее не из меня исходит, а проходит только через меня. И я легко подпадал и подпадаю соблазну думать, что так [как] это через меня прошло, то это мое из меня исходить или хоть стало моим.
Так что я решил переслать вам и мои две тетради дневников. Вы возьмите, что нужно. Но больше, больше просевайте. Это я не из смирения, а из тщеславия говорю, и тщеславие тут совпадает с выгодой дела.
Пишите, куда вам писать.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТВ 1913, стр. 85. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘8 Апр.’, черным карандашом ‘N 24 8’. Письмо написано после получения письма Черткова от 6 апреля, которое Толстой получил 8 апреля, и возможно, что он ответил на него в тот же день, на что указывают слова ‘сейчас получил ваше письмо’. В Дневнике Толстого от 8 апреля 1890 г. имеется запись: ‘письмо от Ч[ерткова]. Написал несколько плохих писем’.
Толстой отвечает на письмо Черткова от 6 апреля и, частично, на письмо от 14 марта. В письме от 14 марта Чертков писал: ‘Вчера, спасибо доброй Маше, мы получили целый магазин духовной провизии в виде тех последних писем ваших к разным лицам, которые она еще не успела переписать для меня и прислала мне в своих собственных тетрадках’. В письме от 6 апреля Чертков писал о болезни своей жены, которая в то время начала поправляться.
(1) П. Г. Ганзен был в Ясной Поляне с 1 по 6 апреля 1890 г.
(2) В начале апреля 1890 г. Толстой усиленно работал над ‘Послесловием к ‘Крейцеровой сонате’ и считал это произведение законченным, о чем писал Д. А. Хилкову от 6 апреля: ‘Теперь я написал к этому послесловие — его от меня требовали многие — Чертков в том числе — т. е. ясно и определенно выразить, как я смотрю на брак. И нынче я кончил и с бывшим у меня датчанином переводчиком отослал это предисловие в Петербург’ (т. 65). Однако затем Толстой опять начал работать над этим произведением и закончил его 24 апреля 1890 г.
(3) Абзац редактора.
(4) Мария Александровна Шмидт (1843—1911), единомышленница Толстого. О ней см. т. 85 и письма 1887 г., т. 64. Письмо М. А. Шмидт, полученное Толстым 6 апреля, содержало выписку из письма Толстого к Буланже от 25 декабря 1889 г. (т. 64).
(5) Павел Александрович Буланже (1864—1925), в то время единомышленник Толстого. С Толстым был знаком с 1886 года. В 1897 году был выслан на границу, причем одно время помогал Черткову в организации издательства ‘Свободное слово’. Вернувшись из-за границы в 1899 году, служил в управлении Московско-Курской ж. д. и занимался литературной работой, в частности написал ряд статей о Толстом. О нем в его литературной работе см. т. 63, [стр. 350 и т. 86, стр. 120,

* 254.

1890 г. Апреля 18. Я. П.
Получил ваше письмо и читал сначала и со всем сказанным вполне согласен, но еще кое что нужно. —
Напишу скоро.

Л. Т.

На обороте: Петербург. Лиговка, 31. Склад ‘Посредник’
В. Г. Черткову.
Публикуется впервые. Открытое письмо. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ‘N249. 19 апр. 90. Я. П.’. Датируется днем, предшествующим дате почтового штемпеля: ‘почтовый вагон 19 апр. 1890’.
Толстой отвечает на письмо Черткова от 12 апреля, о получении которого Толстой сделал запись в Дневнике от 17 апреля: ‘письмо прекрасное от Чер[ткова]’ (т. 51).
В своем письме Чертков писал: ‘Я был очень рад тому, что вы написали послесловие, всё там безусловно верно, но, действительно, вы затрагиваете такие вопросы, о которых можно, не договаривая, говорить только людям, сродным по духу…’

255.

1890 г. Апреля 22. Я. П.
Не сетуйте на меня, милые друзья, что я задержал Ваню. (1) Надеюсь прислать с ним Послесл[овие]. С ним напишу еще и он все расскажет.

Л. Т.

На обороте: Петербург. Лиговка, 31. В. Г. Черткову.
Напечатано в ТЕ 1913, стр. 85. Открытое письмо. Почтовые штемпели: ‘Почтовый вагон 23 Апр. 1890’, ‘С. Петербург. Городская почта 24 Апр. 1890’. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ‘N 250 23 Апр. 90. Я. П.’ В Дневнике Толстого от 23 апреля записано: ‘Гостит Горбунов. Он хотел ехать 22. Я удержал его’. Сопоставляя эту запись с почтовым штемпелем, письмо следует датировать 22 апреля.
(1) Иван Иванович Горбунов-Посадов приехал в Ясную поляну 21апреля для того, чтобы взять у Толстого и отвезти Черткову в Петербург рукопись ‘Послесловия к ‘Крейцеровой сонате’.

* 256.

1890 г. Апреля 24. Я. П.
С страхом приступаю к писанию вам письма, дорогой друг В[ладимир] Г[ригорьевич]. С страхом за то, что не то, что вы рассердитесь на меня, а что я огорчу вас. А Бог видит, как мни хочется только радовать вас. Вины мои вот какие: 1) то, что я два дня задержал милого, дорогого Ваню. (1) Это можно простить, тем более, что я его в первый раз лучше узнал, т. е. полюбил. Мы все с ним писали послесловие. 2) это дневники. (2) Я решил не посылать их вам. Ваня вам расскажет причины. — Одно верьте, что это я не только обдумал, но прочувствовал всей душой. Это пока нельзя. Но обещаю вам и исполню, если буду жив, буду сначала до конца отмечать синим карандашом в дневниках все, имеющее общий интерес, и дочери будут переписывать, и буду присылать вам.
3) То, что я не мог в послесловии сделать то, что вы хотите и на чем настаиваете, как бы реабилитацию честного брака. Нет такого брака. Но впрочем вы увидите.
Я не то, что доволен послесловием. И форма изложения, и порядок, и мера, — все неверно, но мысли, высказанные там, верны, искренни, и я с величайшим напряжением и радостью открывал их.
Целый день писал, устал.
Целую вас и вашу семью и люблю всей душой.
Пишите скорее.

Л. Т.

Хотя и не следовало бы вам писать это, но есть соображения, по к[оторым] мне хочется это сделать. От Колички я получил еще письмо. (3) И вы правы: он в соблазне, он не добр, он не он. Я писал ему, (4) но с тех пор не получал. Вы пожалуйста любите его. Поищите ту точку зрения, с к[оторой] он вам жалок, трогателен.
Послесловие не присылайте больше мне. Я думаю, что теперь я только буду портить. Если что нескладно, исправляйте с Ваней.
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 85 и в книге ‘Толстой и Чертков’, стр. 174 и 175. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ‘N 251 Я. П. 25 Апр. 90.’ Письмо датируется 24 апреля на основании следующих данных. Толстой пишет, что задержал И. И. Горбунова, с которым, по-видимому, послано это письмо, на два дня, а И. И. Горбунов собрался уезжать 22 апреля (см. прим. к письму N 254). Толстой пишет: ‘целый день писал, устал’, а рукопись послесловия, которую должен был увезти с собою И. И. Горбунов, закончена 24 апреля.
Толстой отвечает между прочим на недатированное письмо Черткова, вероятно, посланное Толстым с И. И. Горбуновым-Посадовым, в котором Чертков писал: ‘Поторопитесь же прислать мне хоть полстранички или несколько строк, принимающие во внимание законность нравственного брака для тех сотен миллионов современных людей, которые еще не поднялись и до уровня возможно более целомудренного брака. Если вы этого не сделаете и послесловие разойдется по миру без этой прибавки, то миллионы современных людей, еще живых во плоти, будут оттолкнуты от жизни Христа, а не привлечены к ней’.
(1) И. И. Горбунов в письме к Черткову от 21 апреля, объяснял свою задержку в Ясной поляне тем, что ‘Лев Николаевич все эти дни пашет и письменным занимается самыми редкими урывками’ (АЧ).
(2) Толстой имел в виду намерение, высказанное им в письме к Черткову от 8 апреля, выслать свои Дневники Черткову для включения записанных там мыслей в ‘Свод’ мыслей Толстого, составлявшийся Чертковым. От этого намерения Толстой временно воздержался по мотивам, которые он сообщил Черткову в письме от 23 мая 1890 г. (письмо N 258). Эти мотивы Толстой сообщил и II. И. Горбунову, который передал их Черткову.
(3) Николай Николаевич Ге (р. 185?), сын художника, в то время один из близких Толстому его единомышленников. Оставив университет и решив заниматься физическим трудом, жил на хуторе своего отца в Черниговской губернии с некоторыми перерывами с 1884 года до конца девяностых годов. С 1901 г. переехал в Швейцарию. О нем см. письмо N. 16, т. 85, стр. 55 и письма 1885 г., т. 63, стр. 208. Толстой имеет в виду бездатное письмо Н. Н. Ге, о котором в Дневнике Толстого от 7 апреля имеется запись: ‘Вчера 6 апр. … письмо от Колечки, всё тоже задорное. Грустно’ (т. 51). В письме этом Ге, между прочим, упрекал Черткова в непоследовательности, потому что он живет, как состоятельный человек, и писал про себя и Черткова: ‘Любовь между нами только в том и может быть, чтобы обоюдно сказать друг другу правду и обоюдно выслушать ее с желанием исправить свои грехи’.
(4) Письмо Толстого к Н. Н. Ге-сыну от 9 апреля 1890 г. см. в т. 65.

* 257.

1890 г. Мая 4. Пирогово.
Пишу вам из деревни брата (в 40 верстах) от Ясной Поляны, куда я поехал с Машей пожить неделю. (1) Пишу это, чтобы вы не удивлялись, если не скоро будут ответы.
В ‘Послесл[овие]’ вычеркните слова: ‘как говорит Матъю Арнолъд’, если помните, где они стоят, и успеете. (2) Тоже и на счет начала хотел вас просить решить: какое оставить начало — прежнее или теперешнее. Теперешнее как будто нескладно. (3)
Я поехал к брату с целью большей свободы для писанья. (4) Да нездоровится. Рад буду узнать, что вас нет в П[етер]б[ург]. (5) Это будет знак, что Гале, к[оторую] целую — лучше.

Л.Т.

На обороте: Петербург, Лиговка, 31. Склад Посредник. В. Г. Черткову.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913 стр. 85. Открытое письмо. Почтовый штемпель: почтовый вагон 4 мая 1890 г. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘N 252 Я. П., 4 мая 90’. Письмо написано, вероятно, 4 мая, так как из Дневника Толстого видно, что он приехал в Пирогово 3 мая и приехал ‘поздно’.
(1) Толстой прожил вместе с Марьей Львовной в имении С. Н. Толстого Пирогово с 3 по 12 мая.
(2) В архиве Черткова хранится рукопись ‘Послесловия к ‘Крейцеровой сонате», с надписью ‘Черновая послесловия, привезенная Ваней 26 апреля’. В этой рукописи имеются слова: ‘В этом состоит различие учения Христа от всех других религиозных учений, различие, заключающееся не в различии требований, а заключающееся в различии способа руководства людей, как говорит Мэтью Арнольд’. В печатном издании последние четыре слова отсутствуют.
Мэтью Арнольд (Mathew Arnold, 1822—1888), английский литературный критик и поэт, профессор Оксфордского университета. Относясь критически к ортодоксальным церковным взглядам, написал ряд книг по вопросам религии, в частности книгу ‘Literature and Dogma’, впоследствии переведенную на русский язык под заглавием ‘В чем сущность христианства и иудейства’, изд. ‘Посредник’, М. 1908. Толстой имеет в виду взгляды М. Арнольда относительно различия между ветхим заветом и христианством, по которым в ветхом завете в качестве руководящего начала выдвигался религиозный закон, требовавший себе подчинения, а христианство отыскивает руководящее начало во внутренней жизни человека. О своем согласии с этими взглядами М. Арнольда Толстой писал кн. Л. Д. Урусову 22 мая 1885 г. (см. т. 63, стр. 250).
(3) Толстой имеет в виду начало послесловия в черновом варианте от 6 апреля (‘Я получил и получаю много писем от незнакомых мне людей, просящих меня объяснить…’ замененное в рукописи, законченной 24 апреля, другим, которым начиналась первая редакция: ‘— Читали вы последнюю повесть Толстого? — Нет, а что?’.
(4) Написано по: раб[оты]
(5) В. Г. и А. К. Чертковы уехали из Петербурга в Кисловодск 3 июня.

* 258.

1890 г. Мая 20. Я. П.
Здоровье лучше. Скучаю без писем от вас.

Толстой.

Телеграмма. Печатается впервые. На лицевой стороне бланка: ‘Из Козловки 20 12 ч. 40 к.’ На оборотной стороне рукой Черткова черным карандашом: ‘N 253 Я. П. 20 мая 90’.
Ответ на несохранившуюся телеграмму Черткова, спрашивавшего о состоянии здоровья Толстого, в связи с пережитым Толстым заболеванием, которое врачи определяли, как воспаление двенадцатиперстной кишки.

* 259.

1890 г. Мая 23. Я. П.
Рад был, дорогие друзья, и живой грамоте о вас и портрету Гали. Одно мне жаль, что нет письма и давно нет. Я привык к духовному общению с вами и вижу, как дорожу им. Ну да теперь тем лучше. Пишите после, когда обсидитесь там, где сядете. — Где это будет? Казалось бы проще всего вам в Ржевске (2) быть. Там бы вы одумались и тогда могли бы решить лучше — оставаться ли вам или ехать дальше на Кавказ. (3) Вам, Анна Конст[антиновна], советую не скрывать своего желания, если оно есть, ехать на Кавказ, а высказать его прямо. А потом уже вместе решить, дать ли ему ход или нет. — Я считаю, что сидеть надо там, где сидишь, стало быть в Пет[ербурге], но если бы я был ваш муж или отец (Галя!) по отношению собственно в том положении, в каком В[ладимир] Г[ригорьевич], и знал бы, что вы определенно хотите на Кавказ или куда бы то ни было, я бы повез вас. — Впрочем вы все это знаете и решите сами, настолько лучше, насколько дальше от страха за плотскую жизнь свою и любимых существ.
Мне очень очень жаль, что не могу послать вам дневники.
Я тогда необдуманно написал: не говоря о том, что это нарушает мое отношение к этому писанию, я не могу послать, не сделав неприятное жене или тайны от нее. Это я не могу.
Чтобы загладить свою вину не сдержанного обещания, буду выписывать вам, как вот начал, и посылаю. Это составить 1/12 или около этого часть. Дневники же не пропадут. Они спрятаны, и про них знают домашние — жена и дочери. Пропасть ничего Божье не может. Я верю.
Милый Матв[ей] Ник[олаевич] говорил мне, что вы пишете письмо Государю. (5) По моему последствий это никаких общих иметь не может, как бы хорошо вы ни написали. Да и не нужно ничего. Все идет прекрасно. Если может быть нужно, так только для Госуд[аря], как для человека, чтоб он увидал больше истины. Если так, помогай вам Бог.
Здоровье мое хорошо. Лучшего ничего не желаю. И мне очень, очень хорошо.
Так целую вас обоих с ребенком и очень люблю вас. Лизавете Ивановне (6) мой привет.

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике черным карандашом рукой В. Г. Черткова: ‘N 254’. Дата определяется записью в Дневнике Толстого от 23 мая: ‘Был Чистяков. Написал письмо Черткову’.
(1) Толстой имеет в виду приезд М. Н. Чистякова, привезшего, между прочим, Толстому любительскую фотографию А. К. Чертковой с сыном.
Матвей Николаевич Чистяков (1854—1920) заведывал в 1889—1893 гг. хозяйственными делами Черткова на его хуторе Ржевск и всей матерьяльной стороной тех мероприятий, которые предпринимались Чертковым в целях помощи местным крестьянам. О нем см. письма 1892 г., т. 66.
(2) Хутор в Острогожском уезде Воронежской губ. с участком земли в 500 десятин, отданный матерью В. Г. Черткова Е. И. Чертковой в его распоряжение,
(3) В. Г. и А. К. Чертковы 3 июля 1890.Г. выехали в Кисловодск, в связи с недомоганием А. К. Чертковой.
(4) Толстой временно отказался от намерения посылать Черткову свои Дневники (см. п. N 255), не желая обидеть С. А. Толстую, протестовавшую против этого. В Дневнике Толстого от 22 мая имеется запись: ‘…. приехал Чистяков. Всё о дневниках. Он, Ч[ертков], боится, что я умру и дневники пропадут. Не может пропасть ничего. А нельзя послать — обидеть. Маша списала то, что я отметил’.
(5) Письмо к Александру III, которое В. Г. Чертков, по сообщению А. К. Чертковой, писал в связи с преследованиями сектантов в Воронежской губернии. Письмо не было послано.
(6) Елизавета Ивановна Черткова (1831—1922), мать В. Г. Черткова. О ней см. т. 85, стр. 4,5.

* 260.

1890 г. Июня 11. Я. П.
Получил ваши последние письма из Петерб[урга] и с дороги. Спасибо за них. Имел сведения и от Горбунова, что вы проехали благополучно. (1) Очень рад за вас. — Напишите про Галю и себя. Ге (2) рассказывал про вас и говорил, что она очень слаба.
Только (3) бы быть согласной, совсем согласной с тем физическим состоянием, в кот[орое] ставить Бог (4) — и тогда очень хорошо, милая Галя. И не то, что согласным, согласным нельзя быть, когда больно, а не быть несогласным, не противиться, не желать другого. Для того, чтобы не желать другого, надо делать. Если делаешь что-нибудь одной, положим, рукой, (5) когда другой нет, или языком, как, я видел, шьет безрукая, то ведь во время дела не придет и мысль о том, зачем у меня нет рук, а думаешь только о том, как бы сделать то, что делаю, теми средствами, какие у меня есть. Я испытывал это во время болезни и вполне, когда испытывал только слабость, и не вполне, когда было больно. Но думаю, что можно. Ведь боль есть только отсутствие безболезненности. И можно делать и с болью, и тогда не думаешь в о боли, не желаешь прекращения ее. Я говорю только, что можно. Я только чуть чуть вижу возможность этого, и чем больше практики, тем больше можно дойти до этого. Делать дело божье в том состоянии, в котором находишься, как велено было расслаблен[ному] Силоамской купели, (7) одно и действительное спасение.
Одно могу сказать, что пока я был болен и слаб, я духовно был сильнее. Теперь я физически поправляюсь, тело начинает опять давить и жалко болезни. Помните рассказ о монахе, умершем и воскресшем для того, что[бы] он мог помириться с братом. (8) (Его на том свете пожалели и дали ему воскреснуть, чтобы он мог помириться.) Так воскресший рассказывал, как хорошо, чисто, радостно, легко, светло было там, и как вдруг его взяли из тех чистых, чистых, радостных светлых мест и привели к зловонной, гнойной яме и велели лезть в нее. Он с отвращением и ужасом повиновался и влез в нее. Эта яма была его тело. И вот теперь я чувствую, как благодаря лечениям, кумысу, праздности физической, я, уже начавший вылезать, по грудь выпроставшийся из ямы, опять тону в ней и начинаю захлебываться. Не знаю, как вам молодым, но мне, пожившему уже, не рассуждением, но чувством хочется освобождения от червей.
Пишу это особенно п[отому], ч[то] все это последнее время нахожусь въ самомъ скверном, сонном, склонном к раздражению, эгоизму и всякой гадости, состоянии выздоравливающего.
Рассказ отца Сергия очень заинтересовал меня. (9) Я кончил теперь предисловие к книге Алексеева (10) и займусь им.
Очень может быть интересно.
Ну прощайте. Целую вас. —
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 86 и в книге ‘Посмертные художественные произведения Л. Н. Толстого’, изд. А. Л. Толстой, т. II, М. 1911, стр. 234. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘255’. Дата определяется записью в Дневнике Толстого от 11 июня, о том, что написано письмо Черткову.
Толстой отвечает на письма Черткова от 29 мая и 3 июня. В первой из этих писем Чертков писал: ‘Действительно, дорогой Лев Николаевич, я последнее время мало писал вам, хотя одно письмо вы, по-видимому, не получили, — письмо, в котором рассказываю преимущественно про готовящиеся издания картин… Относительно ваших дневников я теперь вполне понимаю, что вы их мне не отдаете на хранение: я раньше не знал всех обстоятельств. Большое спасибо вам за выборку отрывков из них. Эти отрывки мне очень дороги и нужны. Пожалуйста, доведите эти выборки до конца.
Открытое письмецо ваше о послесловии я получил и тотчас же исполнил ваше желание, т. е. восстановил первоначальное начало (которое, действительно, на мой взгляд проще, скромнее и спокойнее) и вычеркнул ссылку на Арнольда. Диллону я успел вручить эти изменения. Ганзен же уехал из Петербурга, не получив их. О письме к государю я совершенно согласен с вами. Эта потребность была у меня сильна под впечатлением клеветы и ложного освещения, в котором ему сообщаются факты, но теперь — охладела. Быть может, когда-нибудь желание это назреет и осуществится, но это может быть хорошо только, если будет сделано совершенно искренно для него, без всякой задней мысли о результатах для самого себя. Я еще не сознаю себя в соответствующем для этого настроении, и потому воздержусь’.
Во втором письме, написанном в вагоне железной дороги по пути на Кавказ, Чертков писал:
‘Вчера ив Петербурга я отправил Маше почтовой посылкой на Тулу: 1) Выписки из вашего дневника обратно (с копией). 2) Одно ваше письмо с копией. 3) Список Сонаты’.
(1) Письмо И. И. Горбунова от 5 июня из Ржевска о том, что он виделся с Чертковыми на станции ж. д. при проезде их на Кавказ. См. прим. к письму Толстого к Горбунову от 11 июня, т. 65.
(2) Николай Николаевич Ге (1831—1894)—художник, друг и единомышленник Толстого. О нем см. письмо N 16, т. 85, стр. 55, 56 и письма 1884г., т. 63, стр. 208. Н. Н. Ге гостил в Ясной поляне проездом из Петербурга на свой хутор в Черниговской губ. 8—11 июня.
(3) Абзац редактора.
(4) Зачеркнуто: не только
(5) Зачеркнуто: слабой. Слова: когда другой нет написаны во слогу: что-нибудь.
(6) Слова: не думаешь написаны по слову: забываешь
(7) Об исцелении расслабленного при Силоамской купели говорится в Евангелии от Иоанна, гл. 5, стр. 2—15.
(8) Толстой, по-видимому, имеет в виду ‘Слово о некоем воине Таксиоте, воскресшем ив мертвых’, который, согласно христианской легенде, умер, не успев покаяться в грехе, и получил разрешение вернуться на свет для покаяния. (См. ‘Пролог’ кн. 2, 7 изд., М. 1877, л. 66—69. Чтение на 28 марта.) Подробнее см. комментарий к письму Толстого к В. И. Алексееву от 30 июня 1890 г., т. 65.
(9) Чертков переслал Толстому при письме от 3 июня бездатное письмо Толстого, в котором Толстой сообщал Черткову первоначальный набросок рассказа ‘Отец Сергий’. Одновременно с подлинником Чертков послал Толстому копию, на которой между строк было оставлено место для поправок и добавлений, с целью побудить Толстого начать работу над этим рассказом. Об этом см. прим. к письму Толстого к Черткову N 251.
(10) Предисловие Толстого к книге д-ра П. С. Алексеева ‘О пьянстве’, озаглавленное ‘Для чего люди одурманиваются?’, было окончено 10 июня 1890 г. См. книгу: д-р П. С. Алексеев, ‘О пьянстве’. С предисловием гр. Л. Н. Толстого — ‘Для чего люди одурманиваются’, изд. журнала ‘Русская мысль’, М. 1891, стр. 1—27, и т. 27 настоящего издания.
На это письмо Чертков отвечал письмом от 17 июня, в котором, между прочим, писал: ‘Ваше доброе письмо нас очень обрадовало, дорогой Лев Николаевич. В особенности Галя была тронута им, так как она почему-то боялась, что вы не то что отвернетесь от нас, а охладеете. Видно, совесть у нее не спокойна. И я очень рад этому, потому что для меня страшнее всего такое состояние, когда совесть спокойна. Я никогда не слыхал о монахе воскресшем, и потому легенда эта меня особенно поразила своей глубиной и силой. Да, хорошо, когда можешь действительно относиться к своему телу, как к гнойной яме. К сожалению, я мало знаком с этим чувством, хотя и завидую тем, кто испытывают его’.

* 261.

1890 г. Июля 1. Я. П.
Получил ваше письмо и Послесловие, спасибо за них. Очень приятно было прочесть письмо Wilson’а. (1) Я на днях получил тоже прекрасное письмо от самого старика Балу, (2) он не спорит больше, а так любовно братски пишет, что сердце радуется. Я просил Машу переслать вам это письмо, но она его куда то пока затеряла. Они прислали еще нисколько своих изданий и между прочим его Коротенький Катихизис непротивляющихся, (3) к[оторый] перевел гостящий у нас Страхов (4) и к[оторый] я пришлю вам. — О Вагнере (5) я очень рад— о том, главное, что он не сердит, а добр ко мне.— Я пью кумыс и по-немногу работаю и очень огрубел и поздоровел. Право, скверно быть здоровым. По крайней мере с таким же, если не с большим правом это можно сказать, чем то, что скверно быть нездоровым. Право так, милый друг Галя, не для вас это говорю, а всей душой так чувствую. На днях получил письмо от Русанова, (6) подтверждающего это — Пишите. — Да, я не отвечал вам на предшествующее письмо, которое меня очень тронуло и которое я очень, очень понял— о вашем страхе за ребенка и покаяние за этот страх. (7) Ничего, по крайней мере теперь не умею сказать вам об этом. Так и кажется, что вы казнитесь и что так вам и надо. Пока прощайте. Нынче после долгого перерыва ответил кучу писем. Ваше 7-ое и устал.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 86. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘Я.П. 3 июля 90 N 256’. Дата определяется записью в Дневнике Толстого от 1 июля 1890 г.: ‘Опять писал письма Баллу, Анненк[овой], Горб[унову], Чертк[ову] плохо’.
Толстой отвечает на письма Черткова от 11 и 17 июня 1890 года. В первом из этих писем Чертков писал: ‘Посылаю вам, наконец, список вашего послесловия с теми поправками, которые вы просили меня внести в открытом письме. Как я и писал вам уже, задержка в доставлении вам послесловия произошла сначала оттого, что я не знал, что у вас его нет, а потом потому что пришлось отослать шведской переводчице приготовленный для вас экземпляр. Посылаю вам также радостное письмо, полученное мною сегодня из Америки. Попросите, пожалуйста, Машу вернуть мне это письмо при случае. — Я забыл вам сказать, что накануне отъезда из Петербурга я случайно встретил Вагнера, и он меня спрашивал о том, как вы отнеслись к его последнему письму. Ему видимо было жаль, что он написал в недружелюбном тоне, и при прощании, он просил меня передать вам, что он очень жалеет, если сказал что-нибудь резкое или огорчительное для вас. Я его, между прочим, спросил, считает ли он, что человек, который старается жить по совести, но совершенно игнорирует спиритизм, как например, вы, живет хорошо. Он мне сказал: ‘Я отвечу вам следующим фактом: на одном сеансе, на котором духи очень сильно проявлялись и утверждали про себя, что они находятся в состоянии, почти чистом от грехов, я спросил у них, как они смотрят на жизнь Л. Н. Толстого. Они ответили, что он живет правильно и праведно. Я, признаюсь, удивился их ответу и спросил, как же это может быть, когда он отрицает спиритизм? Они ответили, что это не имеет никакого значения, что это — пустяки’. О письме Черткова от 17 июня см. прим. 7.
(1) Жильберт Льюис Вильсон (Gilbert Lewis Wilson, 1858—1921?)—американец, с 1883 г. унитарианский пастор. Разделял взгляды А. Баллу относительно недопустимости применения какого-либо насилия. О нем см. прим. к письму Толстого к нему от 5 июля 1889 г.. т. 64. Письмо Вильсона к Черткову (хранится в АЧ) было послано Чертковым Толстому с просьбой вернуть ‘при случае’. В Дневнике Толстого от 22 апреля 1890 г. имеется запись: ‘Получил прекрасное письмо Вильсона Черткову’.
(2) Адин Баллу (Adin Ballou, 1803—1890)—американец, пастор, первоначально принадлежавший к секте универсалистов, выдвигающих, как основной пункт вероучения, христианскую любовь и проповедующих всеобщее спасение, затем создавший свою религиозную общину, проповедуя кроме догматов вероучения универсалистов и принцип непротивления злу насилием. А. Баллу отрицал военную службу и участие в административной деятельности правительства. Основанная им в 1841 г. община в долине Hopedale пыталась строить свою жизнь на основе обобществления собственности, но эта попытка окончилась неудачно. О нем см. письма 1890 г., т. 65.
В письме от 30 мая 1890 г. Баллу писал Толстому: ‘Благодарю вас за объяснение вашей мысли относительно допущения компромисса на практике, но бее компромисса в самой теории. Я далек от желания спорить или пререкаться относительно наших словесных несогласий’. Ответ Толстого на это в письме к Баллу от 1 июля 1890 г., т. 65.
(3) Составленный А. Баллу катехизис непротивления (Christian Non-resistance Questions answered), переведенный в июле 1890 года Н. Н. Страховым с поправками Толстого, включен в книгу ‘Царство божие внутри вас’ (см. изд. ‘Свободное слово’, Christchurch 1902, стр. 5—7).
(4) Николай Николаевич Страхов (1828—1896),— автор многочисленных философских и критических статей, один ив друзей Толстого. О нем см. письма 1870 г. т. 62 и т. 86, стр. 240. Летом 1890 г. И. Н. Страхов гостил в Ясной Поляне.
(5) Николай Петрович Вагнер (1829—1907) — профессор зоологии, автор ‘Сказок Кота-мурлыки’. О нем см. письма 1876 г., т. 62. Н. П. Вагнер принадлежал к числу спиритов и считал себя задетым пьесой Толстого ‘Плоды просвещения’, в которой выведен профессор-спирит. См. письмо Толстого к Вагнеру от 25 марта 1890 г., т. 65.
(6) Гавриил Андреевич Русанов (1845—1907)—бывший член окружного суда, оставивший службу под влиянием идей Толстого, один из близких единомышленников Толстого. Был болен сухоткой спинного мозга. О нем см. письма 1885 г., т. 63, стр. 217, и т. 86, стр. 120. В комментируемом письме Толстой имеет в виду письмо Г. А. Русанова к нему от 10 июня 1890 г., в котором Г. А. Русанов, рассказывая о тяжелых физических страданиях, которые он переживает, пишет: ‘Установившееся у меня, благодаря вам, отношение к мысли о смерти не изменилось. Желания умереть у меня нет (я нахожу, что жизнь хороша), но и смертного страха нет. А как я мучился им иногда. Пусть будет, как богу угодно’. См. ответное письмо Толстого к Русанову от 30 июня 1890 г., т. 65.
(7) Толстой имеет в виду слова Черткова в письме от 17 июня, в котором Чертков писал ему о том, что Анна Константиновна испытывает острый страх за жизнь их сына при каждом его недомогании.

* 262.

1890 г. Июля 9. Я. П.
Спасибо за ваше письмо, милый друг Галя. Знать я знаю и любить я люблю вас, или по крайней мере думаю, что знаю и люблю вас, но теперь, как с новым человеком, хочется говорить с вами, после того, как вы мне так глубоко дали взглянуть в свою душу. В особенности умилило, тронуло и поразило меня то, что вы говорите о славе людской, о трудности избавиться от этой заботы.
Удивительная (1) мудрость евангельская, так много сказано в столь (2) малом количестве слов, что поймешь одно значение, и оно так велико покажется, что долго еще не видишь другого значения в тех же словах. Это случается со всеми нами по отношению 6-й гл[авы] Мате[ея] от 1-го до 18[-го стиха]. ‘Не творите милостыни (добрых дел) перед людьми’. (3) Так это легко, просто кажется, когда обсуживаешь чужие дела или думаешь о тех делах, ко[торые] я буду делать, вроде того, как глядя на горы издалека, кажется так нетрудно перейти с одного уступа на другой, а какая страшная трудность на деле перейти от дел для похвалы людской на дела для Бога, не только без похвалы, но при осуждении людей и именно избранных людей, как вы говорите. Только тот, кто испытал это, и особенно если имел несчастье быть хвалимым людьми, знает, как это страшно трудно, невозможно кажется, как трудно, невозможно кажется всякое дело, которое никогда не делал и воображаешь, что умеешь делать. В самом деле, как хорошо для итого позор, срам перед людьми, перед избранными даже, чтобы уж сразу откинуть заботу о их мнении и опереться на одно, что держит. Только тогда и найдешь, что держит, когда перестанешь держаться за то, что не держит. —
Трогает (4) меня особенно ваша мысль об этом п[отому] ч[то] я беспрестанно об этом же самом думаю и ту же мысль встречаю у близких нам по духу и идущих по одному с нами пути людей. Не думайте, что я вам говорю как человек, поборовший эту трудность. Напротив, я говорю как человек, к[оторый] с ней борется и еще только начинает и только верит в возможность побороть ее. Может быть, от этого вам и пригодится то, что я об атомъ думаю, и то, как хочу поступать. Я прекрасный б[ыл] учитель математики, п[отому] ч[то] я очень туп к ней, и мне стоит огромного труда понять, и чтоб понять, мне надо понять со всех сторон, то же и в нравственных вопросах я очень дурен (это звучит скверно— ложным смирением, но вы поймете, что это, во 1-х, правда, а, во 2-х, вовсе не смирение), подвержен в самой сильной степени всем гадостям людским, и мне нужно много усилия, чтобы отделаться от них, нужно со всех сторон подкапываться под них, и потому я иногда могу быть полезен другим в той же борьбе. —
Так (5) вот скажу, что я думаю об этом: во 1-х, эта наша забота о мнении людском (избранных) не есть маленький грешок, как мы склонны думать, а страшное дело — подставление эгоистического, гадкого, подлого (6) удовлетворения на место самого святого дела служения Богу, дело, к[оторое], производя в нас самодовольство, лишает нас возможности двигаться вперед и, главное, прямо и просто лишает нас единой истинной жизни. Не даром Христос так много говорит про это. Так, во 1-х, это страшно важно и нельзя слегка относиться к этому, а надо при всяком случай учить себя обратному: например, сказал глупость — не поправляться, написал письмо нескладное, стыдное — не переписывать, меня ругают, осуждают— радоваться, меня хвалят — бояться, огорчаться, и многое подобное.
Во-2-х, и главное — молиться Богу, т. е. устанавливать такие отношения с Богом, в к[оторых] нет никаким другим людям участия, выгородить себе этот хоть маленький по времени мирок. Pascal (7) говорит: ‘il faudra mourir seul, il faut vivre seul’. (8) Отношения эти с Богом очень медленно устанавливаются, но устанавливаются. Как смотрит Бог на это мое дело? Как Он хочет, чтоб я поступил? Я сержусь, досадую, жалею, боюсь, отчаиваюсь, а Бог что? Ведь
Он есть. Я и мы все к Нему пойдем так же, как от Него вышли и в Нем. Иногда сознаешь Его и тогда все стихает, а иногда теряешь Его. Но что же делать? Довольно того, что знаешь, что Он есть, и что можно на него опереться. Когда же не видишь Его, то уже это положение считаешь не жизнью, а сном, и ждешь опять Его близости. —
Я по вашему письму вижу, что вы знаете это состояние и живете им. —
Главное дело не позволять в своей душе смешения этих двух по внешности совсем похожих и по внутреннему содержанию совсем различных стремлений — дел для похвалы и для Бога. — Юродство не только понятно, но необходимое условие духовного роста. Как я узнаю, для людей ли я делаю или для Бога, если только не проверю себя тем, что осуждение людское не мешает мне делать то, что я делаю?
Говорю я все о том, что может быть, но как страшно далек я от этого, и как необходимо это и мне, и вам. И будем стремиться к этому. Я вижу, что вы, так же, как и я, видите (несмотря на всю трудность) не только возможность, но необходимость осуществления.
Пишите мне, т. е. кто-нибудь из двух чаще. Как здоровье маленького? — Я живу хорошо.
Я (10) как будто не отвечал на первую и главную часть вашего письма о ваших тревогах о Димы (11) и различии отношения вашего и больн[ого] Димы (12) к болезни, но отвечал, как умел. Все дело, как и всякое дело самое сложное и запутанное, становится просто и ясно, если удастся поставить его независимо от людей перед судом одного Бога.

Любящи вас Л. Толстой.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 10 июля 90’, черным карандашом: ‘257’. Дата определяется записями в Дневнике Толстого: от 8 июля — ‘прекрасное письмо от Г[али] Чертков[ой) мне’, и от 9 июля — ‘написал письмо Гале’.
(1) Абзац редактора.
(2) Написано по слову: таком
(3) Слова, включенные в скобки, вписаны в текст без скобок.
(4) Абзац редактора.
(5) Абзац редактора.
(6) Слова: гадкого, подлого вписаны над строкой.
(7) Блез Паскаль (1623—1662) — французский ученый, известный своими открытиями в области физики и математики. В последние семь лет своей жизни шил в уединении при монастыре Порт-Рояль, писал по вопросам философии и религии (О Паскале см. т. 86, стр. 145. Оставшаяся после смерти Паскаля незаконченной книга его религиозно-философских размышлений ‘Les Pensees’ [‘Мысли’] была одной из любимых книг Толстого. В Яснополянской библиотеке эта книга сохранилась в издании: B. Pascal, ‘Pensees’, edition Didot, Paris. 1850.
(8) [Умирать придется одному. Надо и жить одному.] Толстой имеет в виду слова Паскаля: ‘Je mourrai seul, il faut donc faire, comme si j’etais seul’ [Я буду умирать один, следовательно, и действовать надо так, уак если бы я был один.] (‘Pensees de Pascal’, edition Didot, Paris 1847, р. 190).
(9) Абзац редактора.
(10) Абзац редактора.
(11) Владимир Владимирович Чертков.
(12) Владимир Григорьевич Чертков.

* 263

1890 г. Июля 28. Я. П.
Вчера хотел писать вам, п[отому] ч[то] беспокоился о вас, о здоровьи Гали и Димы, не получая долго известий, и вот вчера получил ваше письмо с письмом английским. (1) Вы пишете: ‘другое письмо’. Я не получал первого, если не считать письма Вильсона. (2) Не получал тоже книг. Спасибо, что напоминаете об отце Сергии. (3) Я возьмусь за него. А то все отвлекался предисловием к декларации Гарисона (4) и катехизису Балу, кот[орое] разростается в большую и очень нужную статью об обмане церкви. (5) Может быть и кончу после, а теперь хочется кончить Сергия. —
Маша писала вам, что она писем моих не будет больше переписывать и дневников. (6) Она права и делает это для меня. Не сердитесь на меня, милый друг, но поймите, что это не то, что тяжело, но парализует духовную деятельность, парализует знание того, что это сейчас опишется и передастся. Не говорите мне разные доводы, а просто, любя меня, влезьте в меня, что и есть любовь, и откажетесь от этого и не говорите, что это кому-нибудь пишете и вам неприятно, и мне будет очень радостно. Я же вам буду писать чаще. Я и теперь часто думаю сам для себя и думаю: вот это надо написать Черткову. — Я теперь совсем, слишком здоров, пью кумыс и он отягчает мне голову и потому мало пишу. Но надеюсь, что в начале Августа кончу и возьмусь всеми силами за писанье столь многих начатых вещей. На днях уехал от меня немец докт[ор] Lovenfeld, (7) переводчик Крейцеровой сонаты и составитель биографии и переводчик других. Я дал ему ваш адрес и потому, если он обратится, к вам с какой либо просьбой, то знайте, что это дельный и серьезный и понимающий человек.
Очень очень был рад узнать, что Галя крепнет. Про ребенка не пишете, значить хорошо. —
Что вы работаете? Или ничего, как я. —
Ну пока прощайте.
Целую вас

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Небольшие отрывки напечатаны в книге ‘Посмертные художественные произведения Л. Н. Толстого’, т. II, М. 1911, стр. 234, и в ТЕ 1913, стр. 87. На подлиннике надпись рукой Черткова твердым черным карандашом: ‘Я. П. 28 июля 90’, мягким черным карандашом: ‘N 258’. Дата эта подтверждается записью в Дневнике Толстого от 28 июля: ‘Письмо от Чертк(ова]. Вечером отвечал’.
Письмо Черткова, на которое отвечал Толстой, по-видимому, не сохранилось.
(1) Какое английское письмо Чертков переслал Толстому, установить не удалось.
(2) В письме от 5 августа Чертков пишет Толстому, что это ‘другое письмо’ и было, вероятно, письмо от Вильсона. О нем см. письмо Толстого к Черткову N 261.
(3) В Дневнике Толстого от 13 июля имеется запись, ‘после кофе писал Отц[а] Серг[ия]’. 14 июля: ‘Сажусь за статью. Хочется начать Отца Сергия сначала’.
(4) Вильям Ллойд Гаррисон (Garrison, 1804—1879)—американский общественный деятель, боровшийся с рабством негров, автор ‘Декларации основ, принятых, членами общества, основанного для установления между людьми всеобщего мира’, написанной в 1838 г. О нем см. прим. к письму Толстого к Черткову от 29 марта 1888 г. N 189, т. 86 и книгу Толстого ‘Царство божие внутри вас’, гл. I.
(5) Книга ‘Царство божие внутри вас’. Была окончена в мае 1893 г. Первое издание: ‘Царство божие внутри вас или христианство, не как мистическое учение, а как новое жизнепонимание’, ч. I—II, изд. А. Дейбнера, Берлин [1893—1894].
(6) В Архиве Черткова хранятся два недатированных письма М. Л. Толстой, относящиеся, по-видимому, к июню и июлю 1890 года. В первом из них М. Л. Толстая писала о выписках, которые она делала по поручению Толстого из его дневников для Черткова: ‘Вообще мне неприятно делать эти выписки, стыдно вмешиваться в духовное, самое сокровенное его божье дело. Я не прошу его делать отметки. Он сделал тогда, я их допишу, а больше просить не буду, думаю, что ему это неприятно’. В другом письме она писала: ‘Я уверена, что он не хочет, чтобы кто-либо читал эти дневники, пока он жив. Даже он это пишет в одном месте. И потому надо это оставить’. Чертков, еще до получения этого письма М. Л. Толстой, узнал о его содержании из письма Толстого от 28 июля, и в письме от 6 августа писал М. Л. Толстой: ‘Вашего письма я еще не получил, но достаточно того, что он сам говорит в своем письме, для того, чтобы я считал вопрос разрешенным. У меня в связи с этим осталась только одна просьба к вам: пожалуйста, записывайте последовательно, обозначая месяц и число, всех тех лиц, к кому он отправляет письма. Неизвестно кто кого переживет, но наверное в свое время люди, близкие по духу, будут тщательно собирать каждую строчку, написанную вашим отцом за это последнее время, и последовательная запись его писем, веденная вами, поможет им в хорошем и нужном деле. Кроме того с некоторыми из ближайших друзей наших я обмениваюсь некоторыми выдержками из получаемых нами писем вашего отца, и ваши записи, от времени до времени доставляемые мне, помогли бы мне в этом отношении. Если нивы, ни ваш отец, не имеете ничего против этого, то, пожалуйста, исполните мою просьбу’.
(7) Рафаил Лёвенфельд (Raphael Lowenfeld, ум. 1910)—немецкий писатель, одно время занимавший должность лектора славянских языков в Бреславльском университете, переведший на немецкий язык ряд произведений Толстого. Автор биографии Толстого: ‘Leo N. Tolstoy, sein Leben, seine Werke, seine Weltanschauung’, Berlin 1892. Русский перевод: Р. Лёвенфельд, ‘Гр. Л. Н. Толстой, его жизнь, произведения и миросозерцание’, перевод с немецкого Шклявера, Спб. 1896. О нем см. письма 1890 г., т. 65. В Ясной Поляне Р. Лёвенфельд пробыл 24—25 июля 1890 г.
На это письмо Чертков отвечал письмом от 5 августа, в котором писал: ‘Дорогой Лев Николаевич, вам нет надобности уговаривать меня не возражать и любовно покориться, раз я узнал от вас, что переписка для меня ваших писем вам тяжела или парализует вашу духовную деятельность. В таком случае я только жалею, что по недоразумению я был до сих пор поводом к такой переписке. Я выражу вам только одну просьбу по этому поводу: вы прежде иногда отдавали переписывать некоторые ваши письма особенно содержательные и неинтимного характера. Пожалуйста, продолжайте это делать не для меня, а для моей работы, т. е. когда вы увидите, что вышло письмо, развивающее какую-нибудь важную мысль или вообще освещающее с новой стороны какой-нибудь вопрос, то сами попросите Машу списать его для меня. Я могу никому не давать ни читать, ни списывать эти письма, пока вы их сами не проверите в том своде ваших мыслей, который я составляю и покажу вам для проверки раньше, чем распространять. (Например, у меня есть копия с вашего письма к Желтову по поводу нового отношения к браку, которое установится, когда усвоится людьми христианское освещение этого вопроса, и письмо это составляет необходимое дополнение к остальным вашим писаниям об этом предмете.) Ну, а и не в шутку принимаю ваше обещание писать мне почаще и буду ожидать от вас обещанных писем. Смотрите же, присылайте мне ваши мысли, и прошу не только для себя, но и для составляемого иною свода ваших мыслей. Я не стесняюсь просить вас об этом, потому что в этом случае хлопочу о полноте работы, которою в свое время, после просмотра ее вами, будут пользоваться многие. Вы спрашиваете, что я делаю? Вот именно этой работой я занимаюсь, но вообще все это лето нахожусь в вялом, плотски распущенном состоянии и очень недоволен собою’. …’Очень рад, что вы продолжаете Сергия, и с радостью ожидаю возможности узнать, чти с ним дальше было’.

* 264.

1890 г. Августа 10. Я. П.
Вот и пишу вам, дорогие друзья, то, что происходит во мне, что меня двигает. Вы так радостно настроены, что то, что мне близко и важно, близко и вам.
Чем дальше живу, тем больше и больше нуждаюсь в молитве и духовно питаюсь ей. Молюсь я все так же, как молился и как учит Христос: Отче наш… и т. д. (1) но с (2) годами все значительнее и радостнее и нужнее становится мне молитва.
Отче наш, иже иси на небесех, да святится имя Твое. Имя твое есть любовь. И сейчас я вспоминаю стих из Послания Иоанна, где сказано: ‘И кто не любит, тот не познал Бога, п[отому] ч[то] Б[ог] есть любовь’. И сейчас же думаю, что такое любовь? и почему Бог любовь? Любовь есть стремление сознавать жизнь другого так же, как я сознаю свою — войти в другого, быть им. И когда любишь, то стремишься быть не собой одним, а всем, стремишься быть тем, что Бог, и познаешь Бога. — Это одно. Другое же то, что если свята любовь, и жизнь моя есть любовь и Бог есть любовь, то как же я не люблю NN? и я вспоминаю, кого я не люблю и стараюсь войти в его душу, и чтобы войти в его душу, говорю себе, что буду стараться войти в общение с ним, искать его, сближаться с ним, вызывать его на высказывание себя.
Да приидет Царство Твое. Царство Твое Бога. Бог же есть любовь. Стало быть царство любви. И я вспоминаю стих ‘Ищите Царства Неб[есного] и правды Его, а остальное приложится в[ам]. (4) И я вспоминаю, чем я могу, мог бы служить установлению царства любви в людях. Где бы я мог примирить людей, где я мешаю установление его. Уж если мне надо между другими устанавливать любовь, то, казалось бы, немыслимо самому заводить раздор. И вот, вспоминаю и вижу, что я не устанавливаю этого царства между другими и сам с другими. Надо помнить, чтоб этого не было, говорю себе.
Да (5) будет воля Т [воя] яко на небеси, так и на земли, чтобы и совершалась воля Твоя, т. е. чтобы царствовал везде закон любви, и чтобы ничья чужая и мнимая моя воля не мешала, не становилась бы поперек Твоей. И я вспоминаю молитву Христа и слова по одному Еванг[елию]: ‘Но не моя воля да будет, но Твоя‘, по другому Ев[ангелию]: ‘Но [не] то, что я хочу, но что Ты хочешь‘, и по 3-му Ев[ангелию]: ‘и не так, как я хочу, а так, как Ты хочешь‘. И я вспоминаю о том, как мне представляется, что должно совершиться Царство Б[ожие], и тотчас же отрекаюсь от этого представления, и не то, что я хочу, и не так, как я хочу, и не то мое место, моя роль и мое участие в Ц[арстве] Б[ожием], кот[орое] я представляю, а совсем, может быть, другое. И мое место не то значительное, кот[орое] я себе приписываю, а самое ничтожное или вовсе непонятное для меня. И это я стараюсь думать не об одной здешней жизни, не о том только, что на земле, но и на небеси, но и о том, что будет после плотской смерти. Там и тогда будет тоже не моя воля, — чтобы я был личность, или даже был, но Твоя, и не то я буду, что я хочу, и не так я буду, как мне кажется и хочется, а то и так, как Ты хочешь. И эта преданность воле Бога в том, что будет со мной после смерти, особенно радостно, успокоительно действует на меня. —
Хлеб нас насущный даждь нам днесь. Жизнь дай мне настоящую. Тут я вспоминаю стихи 28—31 XI гл. Ме. (6) Жизнь эта дана. Бери ее. Она есть иго такое, какое он нес. Жизнь это работа, участие в работе, хомут. И чтобы он был легок, надо научиться быть, как он. Научитесь от меня, ибо я кроток и смирен сердцем. В хомуте этом хорошо, если покорен и смирен. И я вспоминаю все, что мучило, мучает меня, все только от несмирения, гордости, от того, что я хочу чего то для себя важного перед людьми. Но стоит откинуть этот задор, смириться хоть в мыслях, и сейчас отпадает все, что тревожило, мучало. И видишь, что он прав, говоря, ‘иго мое благо и бремя мое легко’. — К этой же части молитвы вспоминаю и другой стих. Луки IX, 23 так, как он есть везде, кроме наших евангелий: ‘И кто хочет идти за Мной, тот отвергнись от себя, возьми крест свой на каждый день и с[ледуй] з[а] м[ной’]. (7) И вспоминаешь при этом к словам ‘отвергнись от себя’, что я делаю для себя только, и стараешься помнить, что этого надо не делать, или делать, как можно меньше, а еще, и главное, вспоминаешь к словам: на каждый день, что меня мучает, тревожить, заботит, и спрашиваешь себя: что это нынче предстоит мне или нет. И откидываешь все, что не нынче, и все силы внимания стараешься обратить на то, что нынче сейчас предо мной. А передо мной дело с NN (8) и разговор с В. (9) и т. п. И еще вспоминаю при этом стих, что жизнь по определению Христа, т. е. истины, не есть нечто мое, не включает в себя никакой задачи для меня, никакого цельного дела, исполнимого здесь, а что жизнь есть иго или крест, есть нечто, чем я везу, или нечто, что я несу, и что все мое внимание должно быть устремлено не на то, чтобы сделать что-то, а на то, чтобы не переставать делать дело божие, вечно нескончаемое и неохватываемое, и непонимаемое моим рааумом, но участие или неучастие в кот[ором] всегда сознается мною. При этом думаю иногда, что при всякой деятельности настоящей важно не то, что из нее вышло, а усиление того, кто в ней участвует.
Человек вытащил другого из огня. Тут дело божие не в спасении человека (он может быть ненужен или вреден, себе даже), а в том росте духа, к[оторый] совершился, когда спасавший боролся, т. е. рос духовно и вырос — решился. Не то дело, что стирается брусок, а то, что точится лезвие.
И (9) остави нам д[олги] наши, я[ко] же и мы о[ставляем] должникам нашим. Долги мои, непрощенные перед Богом, это мои привычные соблазны, это мои слабости, к[оторые] я плачу за прежние пороки и к[оторые] не могу побороть. И вот говорится, что одно средство побороть эти слабости— освободиться от соблазнов, это простить должникам своим. И я вспоминаю из XVIII гл[авы] М[ат]в[ея] последний стих: ‘И не простит вам Отец ваш, если каждый из в[ас]….’ и читаю его так: ‘И простится и вам только тогда, когда вы от сердца простите братьям все прегрешения их’. (10) И я думаю о том, что мне обещается, что я освобожусь от соблазнов только, когда я прощу всем, никому не буду делать ни в чем никакого упрека, т. е. буду любить всех. И я вижу, что это правда, что если я люблю, то для меня нет соблазнов, и все злое прошедшее стерто и не мешает мне больше. И я стараюсь вспомнить всех тех людей, кот[орых] я осуждаю, обвиняю и стараюсь вникнуть в их душу, полюбить их, и по мере того, как достигаю этого, чувствую освобождение от соблазнов. И говорю себе, чтоб так и жить нынче.
И не введи нас во искушение. Читая этот стих, я думаю и о том, чтоб мне не соблазняться славой людской — это мое главное искушение—именно искушение—испытание о том, для Бога ли я делаю или для людей. И я вспоминаю стихи с 1—18 VI гл. Ме. и первое ‘Смотрите, не делайте ваши добрые дела (я читаю вместо милостыни) перед людьми, ч[тобы] о[ни] в[идели] в[ас], и[наче] н[е] п[олучите] н[аграды]…
И я проверяю все то, что я делаю и хочу делать. Стал ли бы я то же делать, если б меня не только не хвалили, не знали, но даже бранили, презирали, не толпа, а уважаемые мною люди. И отпадает много дел. И видишь свою слабость и равнодушие к делу Божию и то, что почти все, что делаешь не для похоти, делаешь для славы людской. И тут думаю, что хорошо бы прослыть дурным, подлым перед людьми хоть бы только для того, чтобы узнать, есть ли во мне хоть что-нибудь твердого, божеского. Юродство необходимо, как духовное упражнение. И тут вспоминаешь, оцениваешь свои поступки, насколько они сделаны для Б[ога] и насколько для людей, и стараешься, сбираешься в предстоящем дне откидывать все, что для людей.
Но избавь нас (от лукавого) от зла, того зла, которое внутри нас, в сердце, и кот[орое] сквернит, выходя из уст. И я вспоминаю этот стих Ме. XV, 19: …. И перебираю порознь и злые помыслы, (12) и убийства, и кражу, и прелюбодеяния, и любодеяния, и лжесвидетельство, и хуление, и почти все это каждый день нахожу в себе и стараюсь не впадать — особенно злые помыслы, хуления да и другое.
И чем ближе к себе, к частным лицам, случаям, удается прилагать слова молитвы, тем она больше помогает и радует.
И как хочется молиться и особенно после суеты. Да и всегда. —
Много есть, что писать, но нынче устал. Нисколько писем я просил Машу списать и сообщу вам. Пишите о себе.

Любящий вас Л. Толстой.

Публикуется впервые. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 10 Авг. 90 N 259’. Дата эта подтверждается записью в Дневнике Толстого от 10 августа: ‘Написал длинное письмо Черткову’. Комментируемое письмо можно до некоторой степени считать откликом на письмо Черткова от 5 июля, в котором Чертков писал о своем настроении, более радостном, чем в предшествующий период: ‘После наших последних грустных писем, которые, по вашей любви и доброте к нам, должны были произвести на вас тяжелое впечатление, я хочу теперь написать вам два слова, дорогой, милый Лев Николаевич, чтобы сказать вам, что, слава богу, во мне кажется состоялся перелом уже чересчур скверной жизни последнего времени…’
В комментируемом письме Толстой подробно излагает свои мысли о молитве, конспективно намеченные в записи его Дневника от 20 июля.
О том же см. письмо Толстого к Черткову N 287, и письмо к П. И. Бирюкову от 14 февраля 1890 г. и Н. Н. Ге-сыну от 9 апреля 1890 г., т. 65.
(1) Евангелие от Матфея, гл. 6, ст. У—13.
(2) Зачеркнуто: с движением вперед
(3) Зачеркнуто: это
(4) Евангелие от Матфея, гл. 6, ст. 337.
(5) Абзац редактора.
(6) ‘Приидите ко мне все труждающиеся и обремененные и я успокою вас. Возьмите иго мое на себя и научитесь от меня, ибо я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим, ибо иго мое благо и бремя мое легко’ (Евангелие от Матфея, гл. XI, ст. 28—3.1).
(7) Слова: на каждый день, подчеркнутые Толстым, отсутствуют в русском и славянском переводах Евангелия.
(8) Так в подлиннике.
(9) Абзац редактора.
(10) Заключительные слова притчи о рабе, который, будучи прощен господином за долги, не простил в свою очередь своего должника и был за то наказан господином: ‘Так и отец мой небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его’ (Евангелие от Матфея, гл. 18, ст. 35).
(11) Зачеркнуто: молюсь. Написано над строкой: думаю
(12) Далее зачеркнуты четыре строки.

* 265.

1890 г. Августа 22. Я. П.
Получил ваши письма, милые друзья, вскоре после того, как отправил свое. — Очень люблю и жалею вас. Напишите, что теперь ваш мальчик. У каждого свой крест, свое иго, не в смысле тягости, а в смысли истинной жизни, и если мы научимся от Него, то нам будет легко его нести, нам будет легко, когда мы будем кротки, покорны, смиренны сердцем.—А еще будет легче, если мы отречемся от себя, а еще будет легче, если мы будем нести крест этот не один день, час… как Он учит нас. А еще будет легче, если мы сумеем забыться (забыть себя, личность) в работе Божьей, как мы забываемся в работах мирских. Тут только забыться надо на всю жизнь. Вся жизнь есть эта работа Его дела содействия Царству Божию. И работа то вся только в том, чтобы, живя, никого не нелюбить (всех прощать), если можно всех любить, т. е. — делать самое для себя радостное дело, кот[орое] оказывается и есть дело жизни, содействующее установлению Царства Б[ожия] на земле. — И выходит, что он прав. Молитесь, молитесь чаще, чаще. Всегда живите молясь, живите перед Ним.
Я получил ваше письмо о ваших отнош[ениях] к детям и все прочувствовал с вами. Желтову пошлю. (1)

Л. Толстой.

Публикуется впервые. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ‘N 260’. Дата определяется записью в Дневнике Толстого от 23 августа: ‘вчера написал 3 письма пустые Чертк[ову], Ге и еще кому то’. Запись относится, по-видимому, именно к данному письму, во-первых, от того, что оно является ответом на письмо Черткова от 16 августа, получение которого отмечено Толстым 22 августа, и во-вторых, потому что во второй половине августа нет другого письма Толстого к Черткову, Толстой отвечает на письма Черткова от 10 и от 16 августа и письма А. К. Чертковой от 4, 7 и 9 августа. В письме от 10 августа Чертков спрашивал, получил ли Толстой его письмо, в котором он писал о своих взглядах на болезнь, ребенка (от 17 июля 1890), на которое Толстой прямо не ответил, отозвавшись лишь на письмо А. К. Чертковой по этому же поводу (см. письмо .N 262). В письме от 16 августа Чертков писал, что здоровье А. К. Чертковой улучшилось, ребенок же их продолжает хворать. В конце письма он писал: ‘Сегодня я перечитывал вашу переписку с Страховым о значении жизни, и меня поразило то, что еще в 76 году вы уже в общем предчувствовали то, что назрело у вас в вашей книге ‘О жизни’.
()Толстой имеет в виду рукопись ‘Катехизиса непротивления’, составленного А. Баллу и переведенного Страховым (см. письмо N 261). Ф. А. Желтов просил Черткова выслать ему копию этой рукописи для прочтения, и Чертков, имея в своем распоряжении только один экземпляр этой рукописи, со своей стороны, в том же письме от 10 августа, спрашивал Толстого, не может ли он выслать Желтову одну ив копий этой рукописи.

* 266.

1890 г. Сентября 17. Я. П.
Я было уж начал беспокоиться о вас, милые друзья, долго не получая писем. Спасибо за последнее письмо. Я давно уже получил его и мне давно бы надо ответить, да все не приходилось. Разумеется, вы правы в том, что не хорошо предаваться предчувствиям смерти и ожиданию ее. Пословица: ‘живи до вечера и до веку’ говорит именно то, как надо, как и во всяком совершенстве, идти по узкому, узкому пути— не выступая ни на право — в забвение о смерти, ни на лево, в забвение жизни. — Но все-таки я с умилением прочел Галино письмо. Помогай вам Бог, милая Галя. Он и так помогает. Вы ясно видите и понимаете, что несмирение, непокорность мучают. Стало быть, обратное — покорность, смирение делают иго жизни благом. Что больше живу, то все сильнее и сильнее чувствую этот недостаток и стараюсь избавиться от него. Смирение, унижение с радостью принимаемое, ничего нет благотворнее для души, как дождь теплый после яркого изсушившего солнца самодовольства. — О браке, милый друг Дима, я не согласен. То, что я сказал в послесловии, есть то самое, что сказано Кор. I, 7 глава (1) и Мф. XIX. (2) И мне вполне вполне ясно и никаких дополнены и разъяснений не требует. Если кажется, что неясно, то только оттого, что много ложного старого вросло в нашу жизнь и наши взгляды. Когда-нибудь поговорим об этом. Пишите мне о себе почаще. Что Ваня милый? (3) Давно ничего не знаю про него. Я все это время ничего не пишу. Начато много, но нет нужных сил. А требования к себе предъявляю довольно строгие. Не могу иначе и знаю, что это хорошо. Хотя и вспоминаю при словах молитвы ‘хлеб наш н[асущный] д[аждь] н[амъ] д[несь]’ стихи с 34—38 Иоан[на] IV, 4 и знаю, что ждать некогда, но утешаюсь тем, что дел много разных и что если то и кажущееся ничтожным делаю, что представляется около себя, то я судья того, что я должен делать (и вы не вы, милый друг) и что нужно Ему и потому важно. Он из самого ничтожного может сделать нужное, важное, и из самого важного, на мой взгляд, сделать — ничто. Мое, наше дело только в том, чтоб делать любовное, быть любовным, придавать возможность Его силе действовать через меня. —
Сергия (5) я начал писать и он мне очень понравился, т. е. разросся сюжет и хотелось выразить то, что думал о нем. Не берусь же за него, п[отому] ч[то] на дороге стоит все заключение к провозглашению Гар[рисона] и Катехиз[ис] Ballou. (6) (Вы знаете, что он умер). (7) Заключение это очень хотелось бы написать кратко, ясно и так, как чувствую. Проще яснее показать значение непротивления для христианина и то, какою на основами этого закона должна представляться вся история христианства и та вера православная, катол[ическая], протест[антская], (8) к[оторая] неправильно называется христианской. — Ну пока прощайте.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Небольшие отрывки напечатаны: ‘Посмертные художественные произведения Л. И. Толстого’, т. II, изд. А. Л. Толстой, М. 1911 г., стр. 235, II. Буланже ‘Отец Сергий’ — ‘Русское слово’ 1911 г., N 277 от 2 декабря, ТЕ 1918, стр. 87. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘N 261. Я. П. 17 сент. 90’. Датировка эта подтверждается записью в Дневнике Толстого от 17 сентября: ‘Написал два письма Чертк[ову] и Бир[юкову]’.
Толстой отвечает на письма В. Г. и А. К. Чертковых от 4 сентября. В. Г. Чертков писал Толстому: ‘Посылаю вам письмо от Гали… С тех пор, как мы вернулись сюда, она гораздо спокойнее духом, и с этой стороны я очень радуюсь тому, что она вам пишет о прекращении боязни смерти. Мне кажется только, что человек не имеет право вообразить себе, что наступает вот вот плотская смерть. Она конечно близка каждому из нас, и помнить это хорошо, но я думаю, что не следует отдаваться предчувствиям о наступлении ее срока: это только ослабляет человека и делает его менее способным исполнять задачу, которую бог налагает на нас здесь, на земле. Так ли и вы думаете, Лев Николаевич?’
А. К. Черткова писала: ‘Вот я опять больна и очень было плохо днем, сейчас пользуюсь перерывом, чтобы сказать вам два слова, дорогой Лев Николаевич, Все эти дни равболевалась понемногу и вот с удивлением и радостью замечаю, что смерть уже не страшна мне. Боюсь только все увеличивающихся страданий… А мысль о смерти, как успокоение, освобождение от моего гадкого тела, даже утешает. Не есть ли это признак, что она близко!… Один бог знает, как я виновата перед ним и перед Димой за свое мрачное унылое настроение этого года. Нельзя так продолжать жить—сознаю вполне справедливость настоящего положения: тоска (по Люсе) и безнадежное, т. е. непокорное состояние съели мои последние силы и вот теперь пустую болезнь трудно вынести. ‘Мне отмщение и Аз воздам!’ Простите ли мне это всё? Как еще терпелив мой Дима, это бог ему помогает. — Одного хочу, одного только — полного примирения с богом — иначе не хочу умирать. Так мало осталось жить (кажется мне), а так много надо еще уразуметь. Помогите и вы мне. — Еще утешаюсь тем, что всегда, что бы ни случилось, вы и Дима будете заодно, — душа в душу, как и теперь’.
В том же письме Чертков спрашивал Толстого о его работе над повестью ‘Отец Сергий’, напоминая то место, на котором Толстой остановился в своем рассказе: ‘Ну что, Лев Николаевич, делает отец Сергий? Он ведь живет не так далеко, очень уж долго едет к нему компания на тройках, а ведь передний ямщик повернулся боком, повел кнутовищем —собрался живо довезти’. В заключение Чертков писал о браке и безбрачии.
(1) Толстой имеет в виду 1 послание ап. Павла к Коринфянам. В этом послании вопросам брака посвящена гл. VII.
(2) Евангелие от Матфея, гл. XIX, ст. 3—12.
(3) Иван Иванович Горбунов-Посадов, живший в то время на хуторе Черткова Ржевск и помогавший Черткову по редактированию изданий ‘Посредника’.
(4) Евангелие от Иоанна, гл. IV, ст. 34—38.
(5) Абзац редактора.
(6) Об этой работе см. примечания к письму Толстого к Черткову N 263.
(7) А. Баллу умер 5 августа нов. ст. 1890 г.
(8) Слова: православная, католическая, протестантская вписаны между строк.

* 267.

1890 г. Октября 15? Я. П.
Не помню, нужно ли вам отвечать еще на что-нибудь. Пишу о том, что меня теперь сейчас (1) больше всего заняло и занимает. Я сейчас кончил поправлять вашу статью об охоте. (2) Она очень хороша, п[отому] ч[то] полезна. Я поправлял ее и исключил многое. Не жалейте. Мне кажется, я уверен даже, что так с этими исключениями, она будет сильнее. Отступления, переносящие интерес в другую область, всегда ослабляют. И заключения не нужно никакого другого. Я последнее время стал не любить эти красноречивые общие заключения. C’est un truc. (3) И когда почитаешь франц[узкие] и в особенности английские статьи с такими заключениями, получишь к ним отвращение.
Я написал несколько слов предисловия, для того, чтобы дать статье больше распространения. Благодарю вас за книги. (4) Я вчера получит, их. Crimes of Christianity. (5) очень интересно. Нет ли продолжения?
Здоровье мое поправилось и хочется писать. Но так много, так много разного нужно. Теперь кончаю заключение к декларации Гар[рисона] и Катехиз[ису] Балу. Очень хочется написать ясно о значении заповеди непротивления. Я давно уже бьюсь с этим, теперь кажется, что выйдет. У вас ли Поша? (6) Скажите ему, что его Диоген (7) очень хорош. Общие рассуждения прекрасны. И это не мое одно мнение, а всех, кто читал. Как здоровье Гали и ребенка? —
Еще получил я статью ‘Диана’ (8) из Америки о полов[ых] сношениях и написал изложение ее. Перевести ее всю было бы хуже и перевел приложенное к ней письмо. Посылаю вам. Надо бы это напечатать и распространить. Как вы думаете? Отвечайте. Передайте мою любовь всем — Гале, Ване, Матвею Николаевичу. (9)

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны и ТЕ 1913, стр. 87—88. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ’18 окт. 90 Я. П. N 262′. Дата эта не противоречит записи в Дневнике Толстого от 23 октября, в которой он, отмечая происшедшее с 15 октября, упомянул, что написал письмо Черткову. Возможно, однако, что письмо написано несколько раньше, так как Толстой пишет, что ‘сейчас кончил поправлять статью Черткова об охоте’), а предисловие Толстого к этой статье помечено 15 октября. Так как следующее письмо Толстого написано, вероятно, 18 октября, то это письмо датируется условно 15 октября. Толстой после своего предыдущего письма Черткову получил от последнего несколько писем, в письме от 21 сентября Чертков писал о своем сознании материальной и духовной жизни, в письме от 4 октября, ошибочно помеченном Чертковым 4 сентября, Чертков писал: ‘Перед выездом из Кисловодска я случайно прочел в одной газете письмо, в котором какой-то охотник с развязностью и самоуверенностью опровергает статью какой-то г-жи Куприановой, направленную против охоты. Мне хотелось поддержать протест этой г-жи Кулриановой, и я написал в этом смысле небольшое . письмо, которое послал в редакцию той же газеты. Не знаю, напечатают ли. Это дало толчок моим мыслям, и во время переезда сюда я вспомнил свое прежнее отношение к охоте и потом изложил свои мысли в той рукописи, которую с этою же почтою посылаю вам заказною бандеролью в Тулу. Мне очень хотелось бы узнать ваше мнение о том, что я написал, если стоит того, то не укажете ли, чем следовало бы дополнить или что выпустить и вообще стоит ли по вашему мнению поместить эту статью в какой-нибудь газете? Может ли она быть сколько-нибудь полезна? Мне, разумеется, кажется, что да, иначе я этого не написал бы, но очень хотелось бы проверить себя помощью вашего мнения’.
В том же письме Чертков писал: ‘Я всё думаю про роль личности в нашей жизни. Мне кажется, что, сознавая в себе две жизни— плотскую и жизнь сознания — и вникая в сущность этих жизней, приходится отнести понятие личности только к плотской жизни. Жизнь же сознания не имеет пределов и обособленности…’
Получение этого письма отмечено в Дневнике Толстого от 7—8 октября записью: ‘Письма об иконах от Золотарева и о личности от Ч[ерткова], — слишком тонкое’.
(1) Слово сейчас вписано между строк.
(2) Статья В. Г. Черткова: ‘Злая забава. Мысли об охоте’, с предисловием Л. Толстого, впервые напечатана в газете ‘Новое время’ 1890, N 5284 от 13 ноября. Статья Черткова датирована 1 октября 1890 г. Отдельно издана под заглавием ‘Злая забава’. Мысли об охоте В. Ч—ва, изд. ‘Посредник’ для интеллигентных читателей, М. 1893.
(3) [Это искусственный прием].
(4) М. Л. Толстая письмом от 30 сентября по поручению Толстого просила Черткова прислать книгу Терновского ‘Опыт руководства по церковной истории. Три первые века христианства’, Киев, 1878, и другие материалы, которые были нужны Толстому, чтобы ‘кратко и кротко и ясно изобличить ложь церковного учения’. Чертков письмом от 6 октября ответил, что посылает ‘Терновского, еще книгу от Вани по тому же предмету и английскую брошюру ‘Crimes of Christianity’.
(5) ‘Crimes of Christianity’ [‘Преступления христианства’] by G. W. Foote and J. M. Wheeler, London 1885.
(6) П. И. Бирюков в начале октября гостил у кн. Д. А. Хилкова, в его небольшом имении в Сумском уезде Харьковской губ. и должен был оттуда приехать к Черткову.
(7) О брошюре П. И. Бирюкова, изданной ‘Посредником’ без фамилии автора: ‘Греческий мудрец Диоген’, тип. И. Д. Сытина, М. 1891.
(8) ‘Diana. A psychophysiological essay sexual relations for married men and women’, Burns and C, New-York 19887. [‘Диана. Психофизиологический очерк о половых отношениях для женатых мужчин и женщин’]. Об этой книге см. письмо Толстого к Н. Н. Страхову от 18 октября 1890 г., т. 65. К брошюре ‘Diana’ было приложено письмо Элизы Бёрнз ‘К родителям и наставникам’, которое Толстой перевел и напечатал со своим предисловием ‘Об отношении между полами’ в ‘Неделе’ 1890г., N 43. См. т. 27.
(9) Матвей Николаевич Чистяков.

268.

1890 г. Октября 18. Я. П.
Посылаю вам, милый друг, статью об охоте. Сначала мне показалось, что я хорошо поправил ее, но потом я другой раз поправил и увидал, что я плохо поправил ее. Кое что и лучше, но кое-что и хуже, и потому вы сами поправьте, не стмесняясь мною. Но то, что это хорошая статья, я не перестаю думать. Статью Дианы я тоже поправлял и в начале вставил место, к[оторое] Маша перепишет вам, в котором я выгораживаю себя и говорю, что хотя основы этой статьи не христианские, а языческие, она все таки может быть очень полезна. (1) Картину посылаю назад. (2) Я очень желал написать к ней текст и думал об этом, но картина очень плоха—неверна: нет определенных выражений в лицах, а потом неверно. Никогда не делят, во-1-х, в избе, во 2-х, при 2-х только стариках, всегда при сходке, в 3-х, холсты никогда не могут попасть в дележ. У каждой бабы всегда свои. — Перевожу я вам в Посред[ник] ужасной силы и цинизма и глубоко нравственно действующий рассказ Gui Mopassan. (3) На днях пришлю.

Л. Толстой.

На обороте: Воронежск. губер. Россоша В. Г. Черткову.
Напечатано в ТЕ 1913, стр. 88. Написано на бланке закрытого письма. Почтовые штемпели: ‘Ясенки 19 опт. 1840, Россоша Ворон, губ. 22 опт. 1890’. На подлиннике пометка руной Черткова: ‘263’. Датируется днем, предшествующим дате, обозначенной на почтовом штемпеле отправления.
Ответ на письмо от 11 октября, в котором Чертков писал: ‘Дорогой Лев Николаевич, в настоящее время изготовлены почти все клише к первой серии народного издания хороших русских картин. Требуется составить к некоторым из них по маленькому пояснительному изложению. С этою целью я распределил остальные картины по некоторым из наших сотрудников. Но есть одна картина, прилагаемая, к котором никто не может написать текст так хорошо, как вы одни можете. Посылаю вам ее в надежде, что вы найдете в себе достаточно интереса к этому начинающемуся делу, чтобы как-нибудь вечерком записать коротенькое пояснение как того, что изображено на картине, так и мысли, вызываемые ею, имея в виду всех читателей, т. е. и простых и интеллигентных. — Главное важно, чтобы не происходила задержка, так как только за этим и стало дело. —Если вы не чувствуете расположения исполнить мою просьбу, или слишком заняты другим, то сообщите мне ваш отказ, по возможности не откладывая, и вы знаете, что я вас пойму и не буду огорчен. Но за то буду очень обрадован, если вы составите описание, так как это будет не только хорошо для крестьян, у которых картина будет висеть, но и большою поддержкою для самого дела, ибо ваше участие подбодрит художников на будущее время. Во всяком случае верните мне пожалуйста самый оттиск картины’.
(1) Толстой имеет в виду следующие строки, написанные им в статье ‘Об отношении между полами’: ‘Мысли, выраженные в брошюре ‘Диана’, хотя и имеющие в основе не христианское, а скорее языческое, платоновское миросозерцание, настолько новы и интересны и так очевидно показывают неразумие установившейся распущенности, как в холостой, так и в женатой жизни нашего общества, что мне хочется поделиться этими мыслями с читателями’ (см. т. 27).
(2) Толстой имеет в виду оттиск с клише картины В. М. Максимова ‘Семейный раздел в крестьянском быту’, находящейся в Третьяковской галерее. Оттиск был послан Толстому Чертковым при письме от 11 октября 1890 г. В. М. Максимов бесплатно предоставил издательству ‘Посредник’ право на издание этой картины. Репродукция вошла в серию больших картин, издававшихся ‘Посредником’ в 1891—92 гг. в цинкографическом воспроизведении. Картина была издана ‘Посредником’, так как соображения Толстого о неверном изображении обычаев раздела, правильные в отношении Тульской губернии и некоторых иных местностей по мнению Черткова, не могли быть отнесены к другим губерниям, в которых раздел совершался несколько иначе.
(3) Рассказ Гюи де Мопассана ‘Le port’, переведенный А. М. Новиковым и переработанный Толстым (см. т. 27). Впервые напечатан в газете ‘Новое время’, 1891 г. .N 5366 от 5 февраля, под названием ‘Франсуаза’, с подзаголовком ‘Рассказ по Мопассану’. В 1905 г. издан ‘Посредником’ под заглавием ‘Сестры’ и под этим же заглавием включен в ‘Круг чтения’.
Гюи де Мопассан (1850—1893),—французский писатель, беллетрист, художественный талант которого высоко ценился Толстым, написавшим в 1894 г. предисловие к его произведениям (см. т. 30).
На это письмо Чертков отвечал бездатным письмом, относящимся к концу октября, в котором писал: ‘Дорогой друг Лев Николаевич, вчера я получил от вас две посылки с статьею о половых сношениях и об охоте. А раньше того получил два письмеца. — Не знаю, как и благодарить вас за исправление моей статьи. Помимо того, что она выиграла в цельности и потому в убедительности, поправки ваши очень дороги для меня лично, как указание того, что хорошо и нехорошо при выражении своих мыслей. Я был тронут почти до умиления, увидев, сколько труда вы положили на исправление этой статьи, и как вы начали было сами переписывать ее. Вы этим на деле подтверждаете то, что не раз говорили, но что нельзя слишком часто нам напоминать, — что следует от души отдаваться всякой задаче, которая напрашивается в настоящем, не пытаясь взвешивать ее относительную значительность. И в этом смысле ваше отношение к чужой рукописи ничтожного значения в сравнении с тем, над чем теперь работает ваша мысль, останется живым примером для других. — Впрочем вспоминаю, что вы не любите, когда вас хвалят’… Далее Чертков писал о присланной ему статье ‘Об отношениях между полами’: ‘Статья эта очень, очень убедительна и сильна во всех отношениях. Ей действительно необходимо дать возможно большее распространение, и для этой цели я прошу у вас позволения послать ее Суворину для помещения в ‘Новом времени’. Во всяком другом издании, хотя бы в ‘Неделе’, ее сначала непременно покажут цензуре тем более, что о ‘Крейцеровой сонате’ одно время было даже запрещено упоминать, и почти наверное затормозили бы эту статью. Суворин же, скорее чем кто-либо другой, напечатает ее без предварительных справок в цензуре. Он и так постоянно упоминает о ‘Сонате’ и сам писал о половом вопросе в духе, соответствующем направлению этой статьи. Главное же то, что его газета самая распространенная. Так буду ожидать вашего ответа относительно этого и, получив его, тотчас же пошлю. Меня из Берлина и Швеции спрашивают переводчики и издатели ваших писаний о будто бы написанном вами ‘Roma du mariage’ — вероятно, это прослышали про вашу повесть об Евгении Иртеневе. Неужели нельзя еще ее выпустить в свет? Как бы мне хотелось, чтобы вы ее дали людям, и хочется этого только потому, что я знаю, воочию вижу, как она нужна и сколько спасения принесет с собой. Правы ли вы, дорогой Лев Николаевич, что держите у себя то, что так нужно людям, и именно как раз теперь, когда везде внимание возбуждено в этом направлении? — Имейте в виду, что если вы решите что-либо подобное издать, то я думаю, что быть может, в силу некоторых обстоятельств, я могу успешнее других скомбинировать так, чтобы ее не запретили. Между прочим я располагаю путем получить одобрение, кого следует, совсем помимо цензурного ведомства. И я думаю, что если иметь дело с правительством, то прежде и лучше всего иметь дело с его главою, в особенности в тех случаях, когда то, что хочешь провести, сочувственно ему. Статью об охоте мне хочется оставить в том виде, в каком вы ее исправили, потому что не чувствую себя в силах еще улучшать то, что уже так удачно улучшено. Сглажу разве только некоторые шероховатости, вызванные затруднительностью уследить за всеми поправками’.

269.

1890 г. Октября 31. Я. П.
Вот два рассказа Мопассана: хорошо бы их напечатать отдельной книжечкой. Может быть вы устроите?

Л. Т.

На обороте: Воронежской губернии
Россоша
Владимиру Григорьевичу Черткову
Напечатано в ТЕ 3913, стр. 88. На подлиннике карандашом рукой Черткова: ‘264’. Открытое письмо. Почтовые штемпели: ‘почт. ст. Ясенки 1 ноя. 1890, Россоша Ворон, губ. 4 ноя. 1890’. Датируется днем, предшествующим почтовому штемпелю отправления.
(1) Рассказы Гюи де Мопассана: ‘Франсуаза’ (см. прим. к п. 268) и ‘Дорого стоит’. Последний рассказ представляет собой сделанный Толстым пересказ отрывка из книги Гюи де Мопассана ‘На воде’ (‘Sur l’eau’). Впервые был издан Чертковым в книжке: Л. Н. Толстой, ‘Николай Палкин’. ‘Работник Емельян и пустой барабан’. ‘Дорого стоит’. Christchurch 1899. В России впервые напечатан в изд. Клюкина в 1901 г. См. т. 27. Над обработкой этих рассказов Толстой работал во второй половине октября (см. т. 51, записи в Дневнике от 23, 24, 25, 26 и 29 октября 1890 г.).

* 270.

1890 г. Ноября 14. Я. П.
Если можно, пришлите мне книгу Dymond’ а (1) квакера. Мне нужно. Вот прелестный рассказ. (2) Воспользуйтесь им в цветник след[ующего] издания, (3) или еще куда. Мы живы, здоровы, вас любим. Что вы? Что Ваня? (4) У меня много ваших книг. Не нужно ли их вам? — Я пишу о прот[ивлении] злу (5) и все не идет, но я тружусь и кажется, что должно выдти.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 89. Написано но тексту переписанной рукой М. Л. Толстой легенды ‘Материнское сердце’, напечатанной в журнале ‘Вестник воспитания’, которую Толстой посылал Черткову (об этой легенде см. прим. 2). В тексте легенды имеются стилистические поправки, сделанные Толстым. На подлиннике карандашная надпись рукой Черткова: ‘Я. П. 14 ноября 90 N 265’, на основании которой датируется письмо.
Письма Черткова к Толстому с 1 ноября по 30 декабря 1890 г. не разысканы и сведений о том, на какие письма Черткова отвечает Толстой, в этом и в следующих письмах за этот период не имеется.
В Дневнике Толстого от 14 ноября записано: ‘Вечером написал письма: Орлову, Гайдеб[урову], Жемчужникову, Пастухову, Никифорову и еще кому-то’ (т. 51).
В списке написанных Толстым писем, составлявшемся в это время М. Л. Толстой, под датой 14 ноября записаны письма пяти различным лицам и шестое письмо — Черткову,
(1) Jonathan Dymond (Ионафан Даймонд, 1796—1828)—член секты квакеров, автор книги ‘An Enquiry into the Accordancy of War with the Principles of Christianity’, 1824 [‘Исследование о совместимости войны с принципами христианства’]. Об этой книге Чертков писал Толстому в письме от 4 июня 1885 г. из Англии: ‘Здесь мы живем в местности, наполненной квакерами. Я несколько знакомлюсь с их литературой и к радости своей нахожу в их взглядах на некоторые вопросы много общего с нашим пониманием учения. Войну и присягу они безусловно отрицают… Так, например, в книге Dymond `а замечательно полно и убедительно исследовано отношение Христа и его первых последователей к войне. Они большое значение придают положению Христа о непротивлении злу насилием’.
(2) Рассказ ‘Материнское сердце’, напечатанный в журнале ‘Вестник воспитания’, 1890, N 7, в отделе ‘приложения’, стр. 186—189. К этому рассказу в журнале ‘Вестник воспитания’ дано примечание, в котором указывается, что это старинная французская сказка, ‘пересказанная по тексту D. Hack ‘а, помещенному в ‘Zuricher Post’. Рассказ вошел затем, с небольшими изменениями, в сборник ‘Цветник’, М. 1912, стр. 75—76.
(3) ‘Цветник’ — сборник рассказов, Киев. 1886, второе, исправленное издание—М. 1889. Сборник рассказов и стихотворений, изданный ‘Посредником’ без обозначения издательства. Над составлением сборника первоначально работала А. М. Калмыкова, затем по преимуществу А. К. Черткова. Об этом сборнике см. т. 26 и прим. к письму N 117, т. 85.
(4) Иван Иванович Горбунов-Посадов.
(5) Книгу ‘Царство Божие внутри вас’.

* 271.

1890 г. Ноября 21. Я. П.
Помню, вы мне показывали выписку из критики на Christ’s Christianity. (1) Мне это нужно теперь, да и русских нет ли у вас критик на эту же книгу. Если можно пришлите, да не сердитесь на меня, что я вас закидываю просьбами.

Л. Т.

На обороте: Воронежем, губ. Россоша
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Печатается впервые. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ‘266’. Открытое письмо. Почтовый штемпель: ‘Тула 22 нояб. 1890 г.’ В записи Дневника Толстого от 21 ноября о письмах, написанных вечером этого дня, отмечено письмо к Черткову.
(1) Под общим заглавием ‘Christ’ s Christianity’ [‘Христианство Христа’] были изданы в английском переводе три произведения Толстого: ‘Исповедь’, ‘В чем моя вера?’ и ‘Содержание краткого изложения евангелия’: ‘Christ’s Christianity’, (How I came to believe’, ‘What I believe’, ‘The Spirit of Christ’s Teaching’). Translated from the Russian. Regan Paul and Co, London 1885. Какую именно критическую статью об этой книге показывал Толстому Чертков, установить не удалось.
Ответ Черткова на это письмо неизвестен.

* 272.

1890 г. Ноябрь 30. Я. П.
Получил все ваши посылки. О картинах постараюсь сделать, что могу. (1) До сих пор некогда было — был период и напряженного своего занятия, и суеты. Dymond’ а получил, кроме этого не нужно. (2) Статьи Мопассана неудобно печатать в больших журн[алах] или гаает[ах]. Я там кое что переменил. (3) Барыковой перевод превосходен и вся вещь прелесть. (4) Жена будет писать Поше, прося его приехать. (5) Теперь у нас болен Миша (6) и она очень тревожится. Как ваши больные? Целую вас всех. :

Л. Т.

На обороте: Воронежск. губернии Россоша
Владимиру Григорьевичу Черткову
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 89. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ‘N 267’. Открытое письмо. Почтовый штемпель: ‘1 декабря 1890 г.’
Письмо Толстого, по-видимому, является ответом на неизвестное нам письмо Черткова, в котором он спрашивал Толстого, получены ли высланные ему книги и рукописи, и писал об очередных делах, связанных с издательской работой ‘Посредника’.
(1) Толстой имеет в виду просьбу Черткова дать сопроводительный текст к некоторым из картин русских художников, предназначенных ‘Посредником’ для общедоступного издания (см. прим, к письму N 268).
Из письма Черткова к В. К. Дитерихсу от 14 ноября 1890 г. (хранится в АЧ) видно, что в ноябре 1890 г. были окончательно намечены к изданию следующие 10 картин: Г. Г. Мясоедов, ‘Чтение манифеста 19 февраля’, В. М. Максимов, ‘Раздел’, М. П. Клодт, ‘Письмо на родину’, М. П. Клодт, ‘Больная сестра милосердия’, В. Е. Маковский, ‘Оправданная’, В. Е. Маковский, ‘Осужденный’, Н. А. Ярошенко, ‘Всюду жизнь’, В. Г. Перов, (Приезд гувернантки’, В. В. Пукирев, ‘Неравный брак’, К. В. Лемох, ‘Новое знакомство’.
(2) О книге Dymond’ а см. прим. к письму N 270.
(3) По-видимому, Чертков писал Толстому, что переведенные и обработанные Толстым рассказы Мопассана (см. письма Толстого к Черткову NN 268 и 269) следует сперва напечатать в периодических изданиях, предназначенных для интеллигентных читателей, а затем уже представлять в цензуру для народных изданий, так как иначе цензура их скорее может запретить.
(4) Анна Павловна Барыкова (1839—1893)—писательница, сотрудница издательства ‘Посредник’. О ней см. т. 86, стр. 150. Чертков просил А. П. Барыкову письмом от 25 сентября 1890 г. (хранится в АЧ) перевести пьесу Fr. Coppe ‘Le pater’. А. П. Барыкова немедленно перевела эту пьесу, но ее удалось напечатать лишь в 1891 г. Фр. Коппе, ‘Отче наш’. Драма в одном действии в стихах. Перевод А. П. Барыковой. — ‘Русское обозрение’, 1891, N 9, стр. 55—77. Отдельное издание без обозначения года: Ф. Коппе, ‘Прощение’. Драма в одном действии, в стихах, перевод А. Барыковой, изд. ‘Посредник’.
(5) Слова: прося его приехать вписаны над строкой другими чернилами. П. И. Бирюков прожил в Ясной Поляне с 9 по 13 декабря.
(6) Михаил Львович Толстой (р. 1879) учился сперва в гимназии Л. И. Поливанова, затем в Катковском лицее. По отбывании воинской повинности, поселился в своем имении Крапивенского у. Тульской губ. Одно время служил земским начальником. С 1917 г. живет за границей. О нем см. письма 1895 г., т. 68.

* 273.

1890 г. Декабря 3. Я. П.
Хочется заняться вашим делом, милый друг, но до сих пор не брался. Пишу свое, ездил в Крапивну (1) на суд, (2) и нездоровится — слабость и нога болит— ревматизм. Ах, как мне грустно, что Галя и Дима опять болеют и слабеют. Напишите про них подробнее, да кабы хорошие известия. Не берусь я, п[отому] ч[то] когда возьмусь, то не оторвусь, пока не кончу. Насчет помещения того, что мной написано об искусстве, разумеется, я даю вам carte blanche, только боюсь, что захочется поправить, да запутаюсь опять. (3) А может быть и выйдет. Во всяком случае делайте, как хотите. Сейчас перечел текст к Неровному браку (4) — длинно, да и неясно, какого читателя вы имеете в виду. Впрочем не настаиваю на своем мнении, надо самому попробовать, тогда и судить. Хотел нынче вечером начать, да не успел. До завтра, если буду жив.
Целую вас всех

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Небольшой отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 90. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 3 Дек. 90 N’ синим карандашом: ‘269’. В Дневнике Толстого от 3 декабря имеется запись: ‘Написал письмо Черткову’.
Толстой отвечает на неизвестное редакции письмо Черткова, в котором он, по-видимому, вторично обращался с просьбой составить объяснительный текст к репродукциям некоторых картин из подготовлявшейся к печати серии. Этот замысел Черткова Толстой, по-видимому, и называет ‘вашим делом’. .
(1) Крапивна — уездный город Тульской губ. в 50 верстах от Тулы и в 35 вер. от Ясной Поляны.
(2) Толстой ездил 26 ноября в г. Крапивну на заседание выездной сессии Тульского губернского суда по делу нескольких крестьян в пьяном виде убивших крестьянина Гавриила Балхина, подозревавшегося в конокрадстве. Суд в заседании 27 ноября приговорил убийц к ссылке на поселение, а не в каторжные работы, и этот сравнительно мягкий приговор приписывали присутствию на суде Толстого.
(3) По-видимому, Чертков писал о том, что желательно напечатать статью об искусстве, которую Толстой написал в марте 1889 года для журнала ‘Русское богатство’, но не напечатал ее, так как начал перерабатывать уже после сдачи рукописи в редакцию и оставил эту работу незаконченной. Чертков не воспользовался предоставленной ему Толстым ‘carte blanche’ — правом действовать по своему усмотрению — и набросок этот остался ненапечатанным. Впоследствии Толстой неоднократно возвращался к этой теме и в 1897 году закончил статью ‘Что такое искусство’, впервые напечатанную в журнале ‘Вопросы философии и психологии’ 1897 г., N 5 и 1898 г. N 1.
(4) Репродукция картины ‘Неравный брак’ В. В. Пукирева, написанной в 1862 г. и хранящейся в Государственной Третьяковской галерее.

* 274.

1890 г. Декабря 12. Я. П.
Прихал Поша и подтвердил мне то, что вы мне писали и чего от меня ждете о картинах. Я вчера занялся ими, сколько мог внимательно, и ничего не сделал. Вы увидите там — в объяснении вашем о цели издания (1) я попробовал изменить и вписать и в описаниях картин, но ничего стоящего внимания не вышло. К двум картинам: Манифест (2) и в вагоне, (3) Буткевич Анатолий (4) написал, я его попросил. И как канва, по кот[орой] можно исправить, может быть вам пригодится. (5) В манифесте мне понравился конец — мысль о том, что ничего не стало лучше, и не от того, как он говорит, что люди нашли новый способ поработить, а от того, что люди ни те, ни другие не просветились светом любви и не соединились в ней. — Меня же это дело в том виде, в каком оно теперь, не завлекло. Несмотря на все желание, приступал несколько раз, (6) я не мог написать ничего. Мне все кажется, что всякое описание суживает значение картины. Как ни странно это может показаться: на евангельскую картину мне кажется, что можно писать и я бы мог, и там описание помогаете картине, а тут напротив. — Не говоря о том, что там важно, а здесь нет, там основа — текст Евангелия, а здесь, если произведение хорошо, как прелестная картина Ерошенко (7) и осужденный Мак[овского], (8) достоинство картины не в глубине, а в ширине, в том, что очень много разных значений она может иметь, очень много может вызвать самых разнообразных, хотя и не глубоких, чувств. Не настаиваю на этом, пишу, что мне показалось. Во всяком случай писать на картины объяснения очень трудно и надо иметь литературную ловкость, талант, которых — не думайте, что я шучу — у меня совсем нет. — Теперь о другом — более важном: вы пишете, что в том состоянии, в кот[ором] вы находитесь, вы не можете ничего иного делать, как служить людям изданием книг, картин и сообразно с этим вы и устраиваете свою жизнь. Мне кажется, что грех (ошибка) устраивать свою жизнь даже считать, что она должна быть такою или иною и соображать о том, что такая то деятельность моя в этой жизни хороша, полезна и выкупает то, ч[то] в моей жизни нехорошо. Всякое устройство своей жизни, всякая затея — связь, соблазн, и выкупать ничто ничего не может, потому ч[то], как вы знаете так же, как и я, деятельности самой по себе никакой нет ни хорошей ни дурной, есть только хорошие или дурные побуждения. А считать какое либо свое дело хорошим, позволять левой знать, что делает правая, оглядываться назад — нехорошо. Вы скажете: ‘нельзя же не устраивать дело, не предвидеть, не обдумать вперед, если что-нибудь делаешь’. Да нужно обдумывать вперед, вперед пахать, потом сеять и т. п. Это правда, но дела, в к[оторые] надо загадывать, обдумывать, рассчитывать вперед, дела не важные, не жизненные — такие, в к[оторых] нет ни хорошего, ни дурного и потому они выкупать ничего не могут. И потому какие бы ни были эти дела, в к[оторых] нужно вперед обдумывать, вес или цена дел, поступков, в к[оторых] не нужно обдумывать, а в к[оторых] сейчас в каждую данную минуту надо поступать хорошо или дурно, остаются теми же и не могут измениться теми обдумываемыми (пустыми) делами. Так что требования вашей настоящей жизни, наибольшее, приведение поступков в соответствие с сознанием, всегда остаются такими же, чем бы вы ни занимались. Не думайте, милый друг, чтобы я был требователен к вам, чтобы я осуждал вас в чем-нибудь. Я люблю вас и потому только могу жалеть, когда мне кажется, что вы бы могли быть счастливее, т. е. лучше, чем вы есть. Все же пишу из страха вероятно напрасного, чтобы вы не сделали себе ширмы, за к[оторыми] бы могли засыпать, когда нужно не переставая бодрствовать, бороться, страдать, то есть жить, то самое, что вы до сих пор делаете.
Радуюсь тому, что Гале и Диме лучше. Поша у нас и мне очень хорошо и радостно с ним. —
Не сердитесь на меня за мое отношение к картинам, повторяю, что это мое случайное м[ожет] б[ыть] впечатлени, а вы делайте начатое дело: дело несомненно не вредное и полезное в области тех дел, к[оторые] не бывают ни хорошими, ни дурными. Может быть, я попробую еще описание картин. Главное, они длинны и ненатуральны. Тон не найден. Просить Эртеля (9) и Короленко. (10) Я думаю, они могут это сделать хорошо.
Ну, пока прощайте,

Л. Толстой.

Еще пишу, отсылая картины и письмо. Прибавить хочется к тому, что пишу в том письме то, что опасно считать какие либо занятия хорошими, полезными — оправданиями своих грехов. Такой взгляд уменьшает энергию истинной жизни.
Поша велел мне ответить на ваше письмо о безбрачии и насилии и нашел его. (11) Я перечел его и опять решил, что нечего отвечать: ответь на это я выразил, как умел, в ‘Послесловии’ и другого ничего не могу сказать. Если вы подразумеваете то, да и говорите это, что несправедливо ставить на одну доску воздержание от брака и от прелюбодеяния и не правильно безбрачие считать заповедью Христа, как его 5 заповедей (это вы говорите), то тут недоразумение: (5) заповедей суть указания соблазнов, сбивающих с пути человека, а безбрачие есть то, стремясь к чему, должен жить человек, так же, как отсутствие собственности, заботы о завтрашнем дне, полное равенство любви ко всем людям, полная готовность жертвы всей своей жизни для других, совершенное отсутствие всякого насилия. (12) Это же отвечает и на вопрос о бешенной собаке. Все это разные стороны того совершенства, стремление к которому составляет нашу истинную жизнь. Пять заповедей же это указания на обычнейшие искушения, кот[орым] мы поддаемся и кот[орые] отвлекают нас от этого стремления: искушение гнева, женской похоти, клятвы, мести, разделения народностей.
Прощайте пока. Пишите мне поскорее, чтобы я знал, что вы на меня не сердитесь. Поша нынче уезжает. (13) — Я живу по немногу. Писать хочется больше, чем успеваю.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 89. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 14 Дек. 90 N 268’. В приписке к комментируемому письму Толстой пишет: ‘Поша уезжает нынче’. П. И. Бирюков уехал из Ясной Поляны 12 декабря (см. ‘Дневники С А. Толстой. 1860—1891 г.’, изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1928, стр. 152).
(1) ‘Объяснением’ Толстой называет проект проспекта ‘Посредника’ об издании картин русских художников. Проспект был издан в 1893 г. Перепечатан в ТЕ 1913, стр. 128—131.
(2) Картина Г. Г. Мясоедова ‘Чтение положения 19 февраля 1861 г.’, находящаяся в Государственной Третьяковской галерее, издана ‘Посредником’ с объяснительным текстом без подписи составителя.
(3) Репродукция картины Ярошенко ‘Всюду жизнь’, хранящейся в Государственной Третьяковской галерее, напечатана ‘Посредником’ без объяснительного текста.
(4) Анатолий Степанович Буткевич (р. 1859 г.) — с середины восьмидесятых годов единомышленник Толстого. О нем см. Письма 1890 г., т.65, и т. 86, стр. 153. А. С. Буткевич приезжал в Ясную поляну 10 декабря 1890 г. О его приезде см. записи в Дневнике Толстого от 15 декабря 1890 г. (т. 51) и в Дневнике С. А. Толстой от 10 декабря 1890 г. (‘Дневники С. А. Толстой. 1860—1891’, стр. 151).
(5) После слова пригодится знак сноски. Следующая фраза, к которой он относится, написана на полях и по тексту письма.
(6) Слова: приступал несколько раз вписаны над строкой.
(7) Художник Николай Александрович Ярошенко. Толстой имеет в виду его картину ‘Всюду жизнь’.
(8) Владимир Егорович Маковский (1846—1920). Репродукция его картины ‘Осужденный’ издана ‘Посредником’ без объяснительного текста.
(9) Александр Иванович Эртель (1855—1908)—писатель-беллетрист. Не разделяя жизнепонимания Толстого, сочувствовал некоторым его взглядам и находился в дружеских отношениях с Чертковым. О А. И. Эртеле см. т. 63, стр. 285. Еще до получения комментируемого письма Чертков обращался к А. И. Эртелю с просьбой написать текст к некоторым картинам. В письме к А. И. Эртелю от 23 октября .1890 (копия АЧ) Чертков писал: ‘Спасибо, милый друг, за скорое исполнение моей просьбы. Изложение твое к гувернантке — [‘Приезд гувернантки’ Перова] прекрасно по содержанию. Со стороны приема изложения желательна маленькая обработка… Посылаю тебе с этою же почтою вторую картину, входящую в твою порцию: ‘Неравный брак’ Пукирева.
(10) Владимир Галактионович Короленко (1853—1921)—писатель. О нем см. прим. к письму Толстого к нему от 20 января 1904 года, т. 75, и т. 86, стр. 26.
(11) Письмо Черткова от 21 сентября, в котором Чертков писал: ‘Относительно безбрачия весьма вероятно, что вы правы, так как действительно я, просеченный насквозь превратными понятиями… Меня только смущает, верно ли ставить на одну доску безбрачие например с воздержанием от прелюбодеяния и другими безусловными предписаниями Христа… Смущает меня несколько также и то, что вы выразили в свое время согласие на мои два письма по этому поводу, а между тем теперь как-будто не делаете отличие между, как вы их называете, ‘пятью заповедями Христа’ и положением о безбрачии. Высказываю вам это не в виде спора, так как повторяю, что вы весьма вероятно правы, а скорее — как случай моего недомыслия. Бог один знает, сколько времени нам еще жить на этом свете и увидимся ли мы еще раз. Так лучше уж не стану скрывать от вас или откладывать до личного свидания сообщение того, что для меня еще темно. Другое, о чем жалею, что в свою последнюю бытность у вас, я не расспросил вас основательнее, и к чему часто приходится возвращаться мысленно, — это то, можно ли или нет запирать бешеную собаку. Убивать я понимаю, что нельзя, но запирать и при возможности лечить. У деда моего по матери, как и у некоторых знахарей в настоящее время, было верное народное средство против бешенства и он с самоотречением и опасностью для своей жизни многих собак спасал от бешенства и вылечивал, давая им это средство. Но для этого требуется некоторое насилие. Неужели он был неправ? И вообще, насколько законно применять некоторое насилие по отношению к животным? И если нельзя, то как насчет пахания на волах и т. п.? Все это для меня еще не ясно, и меня беспокоит то, что я не знаю вашего определенного взгляда на это. Если находите, что стоит, то пожалуйста помогите мне, если не разобраться, то по крайней мере увидать путь, хоть какой-нибудь просвет к выходу из этого затруднения разумения, которое стало для меня просто мучительным’.
(12) Слова: совершенное отсутствие всякого насилия вписаны над строкой со знаком сноски. На полях со знаком сноски написано: это уже разрешает вопрос о бешеной собаке.
(13) П. И. Бирюков гостил в Ясной поляне 9—12 декабря. (‘Дневники С. А. Толстой 1860—1891’, стр. 150—153).

275.

1890 г. Декабря 21. Я. П.
План ваш насчет помещения ‘у Д[евок]’ Мопас[сана] очень хорош и так и делайте. Заглавие надо бы переменить.—
Можно так: Обычное удовольствие молодых людей, (1) или что-нибудь в этом роде

Л. Т.

На обороте: Воронежской губ. Россоша
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Напечатано в ТЕ 1913, стр. 90. На подлиннике синим карандашом рукой Черткова: ‘Я. П, 22 дек. 90. N 270’. Открытое письмо. Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 22 дек. .1890’, ‘Россоша Ворон, губ. 24 дек. 1890 г.’. Датируется днем, предшествовавшим дате почтового штемпеля отправления.
(1) Рассказ Мопассана ‘Le port’ (впервые напечатанный в газете ‘L’Echo de Paris’, 1889, 15 mars) в русском переводе первоначально названный Толстым ‘У девок’, при печатании в газете ‘Новое время’ переименованный по предложению Н. С. Лескова в ‘Франсуаза’. Об этом рассказе см. письмо N 268 и письма Н. С. Лескова к Толстому от 4 и 12 января 1891 г. в сборнике ‘Письма Толстого и к Толстому’ —‘Труды Публичной библиотеки ССР имени В. И. Ленина’. Гиз, М. 1928, стр. 77, 87, 88.

* 276.

1890 г. Декабря 31. Я. П.
Много набралось неотвеченных ваших писем, дорогой В[ладимир] Г[ригорьевич]. Нынче получил письмо о статье Диллона, (1) к[оторую] сейчас же и посылаю. Это коректура и она не нужна мне. И нынче же получил рукопись об искусстве и просмотрел ее, не касаясь. (2) Казалось бы, что, воздержавшись от попыток углубления и разъезжания в сторону, можно бы привести ее в порядок, что и постараюсь сделать, как можно скорее. Только я вас буду просить об одном: послать эту статью, если она окончится, Оболенскому в Р[усское] Б[огатство]. Ведь я тогда давно обещал ему. И он может обидеться, если не сделать этого. Мне Поша показывал его письмо, к[оторое] меня огорчило: видно, что он имеет (4) недоброе (5) чувство ко мне. И это всегда больно и чувствуешь, что всегда сам виноват в этом. Картинку вашу Лемоха (6) посылаю назад, не попытавшись написать. Чувствую, что не могу. — Как я рад, что Евг[ений] Ив[анович] был у Русанова. (7) Ему верно это б[ыло] радостно. У нас на праздниках был Дунаев, много поминали Евг[ения] Ив[ановича]. Моя работа понемногу подвигается, но медленно. Силы очень слабеют сравнительно с прежним. Разумеется, как теперь, лучше. Что милая Ан[на] Конст[антиновна]? И Дима? Пишите всегда хоть несколько слов о них. Письмо, о получении к[оторого] вы просили меня известить, я получил.

Л. Толстой.

Да, забыл самое главное: сегодня получил письмо от студентов из Праги, (8) которые просят рукопись большого Евангелия, (9) чтобы его напечатать. У меня нет рукописи — есть одна и та не дома — и я решился обратить этих студентов к вам. Я думаю, что вы им найдете эти рукописи и пошлете им или укажете им, к кому им обратиться. Я же в этих делах, печатания таких вещей, к[оторые] я не считаю конченными — как этот перевод Евангелия — держусь всегда одного: не забочусь об их печатании и не препятствую — как будто меня нет, как это скоро и будет. —
Так вот если вам неприятно, некогда, скажите. Прилагаю их письмо.
Полностью публикуется впервые. Небольшой отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 90. На подлиннике, надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 2 Января 91 N’, синим карандашом: ‘271’. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого от 31 декабря: ‘Письмо от Ч[ерткова] и статья об искусстве. Написал ему и Лескову’.
Ответ на письма Черткова, остающиеся неизвестными редакции.,
(1) Эмилий Михайлович Диллон (E. Dillon, р. 1854) — англичанин, доктор восточных языков и литературы, корреспондент газеты ‘Daily Telegraph’ и сотрудник журнала ‘Review of Reviews’. О нем см. письма 1890 г., т. 65. Статья Диллона, о которой пишет Толстой: ‘Gay — artist and apostle’— ‘Review of Reviews’ 1890, 12. [‘Н. Н. Ге—художник и апостол’]. Корректуру этой статьи Диллон прислал Толстому при письме от 8 ноября 1890 г., а в письме 24 ноября написал, что этот экземпляр корректурных листов Толстой может ему не возвращать.
(2) Статья Толстого ‘Об искусстве’, первоначально предназначавшаяся для журнала ‘Русское богатство’ и оставшаяся не доработанной и от того не напечатанной при жизни Толстого. О ней см. прим. к письму Толстого т. 86, стр. 227.
(3) Леонид Егорович Оболенский (1845—1906)—журналист, редактор-издатель журнала ‘Русское богатство’ в 1883—1891 гг. О нем см. письма 1885 г. т. 63, стр. 233 и т. 85, стр. 148—149 и т. 86, стр. 227. В Дневнике Толстого от 15 октября 1890 г. записано: ‘Поша показывал мне письмо к нему Оболенского, в котором он осуждает меня в бессердечии. Мне было больно, прежде бесцельно больно, как мне показалось сначала, так как я не мог ничего извлечь себе — душе — на пользу из его осуждения. Одно я видел, что он имеет зло на меня’.
(4) Слово имеет написано по словам чем то
(5) Слово недоброе написано по слову недоволен
(6) Кирилл Викентьевич Лемох — художник, с 1875 г. академик, с 1878 г. член товарищества передвижных выставок. Толстой имеет в виду картину Лемоха ‘Новое знакомство’, репродукцию которой Чертков посылал Толстому, прося его написать текст для готовившегося ‘Посредником’ издания. Репродукция была издана ‘Посредником’ в первой серии ‘Русских картин’ в 1892 г., с стихотворным текстом, написанным А. П. Барыковой.
(7) Евгений Иванович Попов (р. 1864) разделял взгляды Толстого, с 1887 года был знаком с ним лично, неоднократно бывая у него. О Е. И. Попове см. т. 86, стр. 126 и письма 1887 г., т. 64. Е. И. Попов был в Ясной поляне 17—19 декабря и поехал оттуда к Черткову. По пути он остановился в Воронеже, чтобы познакомиться с Г. А. Русановым и передать ему письмо Толстого от 19 декабря, в котором Толстой писал о Е. И. Попове: ‘Я просил его заехать к вам. Вам обоим хорошо будет узнать друг друга’ (т. 65).
(8) По-видимому, студенты медицинского факультета Пражского университета Д. П. Маковицкий (о нем см. прим. к письму N 382) и Альберт Шкарван (о нем см. прим. к письму N 405). Толстой ответил. Письмо ‘пражских студентов’ не сохранилось, но сохранился черновик ответного письма Толстого (см. т. 65), в котором Толстой советует им обратиться за интересующей их рукописью к Черткову.
(9) Впервые издано под заглавием: ‘Соединение и перевод четырех евангелий’. Графа Л. Н. Толстого, тт. I—III, изд. М. К. Элпидина. Geneve 1892—1894.

______________

1891

*277.

1891 г. Января 7. Я. П.
Получил ‘Об искусстве’ (1) и начал работать на этом. Все углубляется и разростается. Я не даю хода и надеюсь ограничить и кончить. Но в таком виде невозможно. Получил и рассказы. (2) Еще не читал. От Лескова получил известие, что Мопасс[ана] рассказ получен (3) у Сувор[ина], (4) и что они стесняются изменять, я им послал carte blanche. (5)

Л. Толстой.

На обороте: Воронежск. губ. Роcсоша. Владимиру Григорьевичу Черткову.
Опубликовано (почти полностью) в ТЕ 1913, стр. 91. Открытое письмо На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 17 Янв. N 272’. Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 7 янв. 1891’. ‘Россоша Воронежской губ. 17 янв. 1891’. В Дневнике Толстого имеютcя две записи, относящиеся к этому письму: от 2 января 1891 г.: ‘Много писем, к[оторые] надо ответить: Панкову, Попову, Поше, Чертковую статью об искусстве’ и от 8 января: ‘Вчера написал письма Попову, Нанкову, Бирюкову, Страхову, Черткову’. На основании этих записей письмо датируется 7 января.
Ответ на письмо Черткова от 31 декабря 1890 г., в котором Чертков писал: ‘Посылаю вам два рассказа: ‘Жаворонковы’ из ‘Нового времени’ и ‘Наедине’ из ‘Русской мысли’. Они оба нам очень нравятся. Но я не достаточно доверяю себе в оценке художественности изложения и потому прошу вас сообщить мне ваше мнение и вернуть рассказы’.
(1) Присланные Чертковым в конце декабря 1890 г. черновики статьи Толстого об искусстве (см. прим. к письму N. 276). Записи о работе Толстого над статьей ‘Об искусстве’ в это время имеются в Дневнике Толстого от 4, 6 и 25 января 1891 г.
(2) Толстой имеет в виду рассказы: С. Воронежский, ‘Жаворонковы’ (Рассказ простого человека) — ‘Новое время’ 1890, N 5325 от 24 декабря, и Матильда Серао, ‘Наедине’ —‘Русская мысль’ 1890, 12, стр. 62—67.
Об этих рассказах М. И. Толстая писала Черткову 8 января 1891 года: ‘Папа поручил мне написать вам, что он прочел оба рассказа, которые вы прислали, и ни тот, ни другой ему не нравятся. ‘Наедине’ слишком утонченно, а ‘Жаворонковы’ грубо.
(3) Николай Семенович Лесков (1831—1895) — писатель. Во второй половине восьмидесятых годов сочувствовал взглядам Толстого, с которым лично познакомился в 1887 г. и находился в переписке до последних лет своей жизни. Сочувствуя издательству ‘Посредник’, предоставил ему издание некоторых своих рассказов, написанных на темы легенд, относящихся к первым векам христианства. О Лескове см. Письма 1890 г., т. 65 и прим. к письму 130, т. 86.
Н. С. Лесков писал Толстому в письме от 4 января 1891 г. о рассказе Гюи де Мопассана ‘Le port’: ‘Ч[ертков] пишет, чтобы ‘не изменять ни одного слова’, а С[увори]н видит крайнюю необходимость изменить одно слово — именно слово ‘девка’, имеющее у нас оч[ень] резкое значение. Я думаю, что эту уступку надо сделать, и советовал С[уворину] писать об этом прямо вам, так как это дело будет короче и есть возможность скорее договориться. См. ‘Письма Толстого и к Толстому. Юбилейный сборник’. Труды Публичной библиотеки СССР имени В. И. Ленина’, Гив, М. — Л. 1928.
(4) Алексей Сергеевич Суворин (1834—1912)—издатель газеты ‘Новое время’. О нем см. т. 86, стр. 37.
(5) Письмо Толстого к Н. С. Лескову, в котором он предоставляет carte blanche (свободу действий) в отношении требуемого А. С. Сувориным изменения, не сохранилось в копии. Местонахождение подлинника неизвестно.
На это письмо Чертков отвечал письмом, в котором писал: ‘Получил ваше письмо. Очень рад, что вы хотите привести в окончательный вид и разрешить напечатать вашу статью об искусстве. Я уверен в том, что она многим нужна и окажет свое благотворное действие, так как у многих по частичкам назревает то, что у вас в ней цельно высказано. В точности исполню ваше желание относительно отдачи этой статьи Оболенскому. Только, пожалуйста, пришлите ее сначала мне. Я спишу набело и доставлю ему. На днях получил один прошлогодний номер его журнала, который по недоразумению не высылался нам, и нашел в нем две нападки на наше направление: одну в романе, который он пишет, где осуждаются, вообще, издания ‘Посредника’ и в частности ваши народные рассказы, другую — большую статью против всех изданных нами книжек о мудрецах, начиная с Сократа и кончая Диогеном, — под заглавием ‘Русские популяризаторы отжившей морали’. В этих статьях помимо полного непонимания того, что нам дороже всего, и недоброжелательного толкования того, он высказывает личное озлобление против нас, под влиянием которого искажает даже факты, ему хорошо известные. Таким образом ваше доставление ему статьи об искусстве явится воздаянием добром за зло, и я очень радуюсь этому и за вас, и за него, не смотря на то, что это несколько ослабляет то частное употребление, которое я хотел не нее сделать’.

* 278

1891 г. Января 15. Я. П.
Получил ваше хорошее письмо вчера. Все в нем хорошо и радостно, и ваше настроение и то, что вам хорошо с Евг[ением] Ив[ановичем], и что здоровье Димы лучше и Гали не дурно.—‘Вор’ сейчас прочел. (1) Превосходно. И художественно прекрасно и трогательно. Кто автор? (2) Лучше назвать ‘Часы‘.
Посылаю вам рассказ Лескова в Петерб[ургской] Газете. (3) Какая прелесть! Это лучше всех его рассказов. И как хорошо бы было, если бы можно было напечатать. ‘Дурачек’ мне не нравится. (4) Я сказал про ‘Вор’ что художественно и трогательно. Это неправильно: если художественно, то непременно трогательно. А в Дурачке этого нет — нет искренности, а в ‘Под Рож[дество] обидели‘ есть. —Рисунок [] я так только изобразил, что своя жизнь личная кажется кругом, а когда посмотришь пристальнее, то видишь, что она часть бесконечного, и круг только кажется, кажется даже и закругление. Впрочем я об этом теперь не думаю. На ваш же вопрос отвечаю тем, что никакой другой мысли у меня не было и все другие особенности рисунка случайность.
Посылаю вам еще вегетарианские листки и письмо того, кто их прислал. (6) Они по-немецки. Я не помню, знаете ли вы. Но у вас найдется наверно знающий. Очень хорошего духа все листки и много хорошего. И есть еще календарь и два N 2 газеты вегетариянской. (6) Когда вам нужно, я пришлю. Я очень рад, что вы этим заняты. Это дело очень важное. Мне хотелось им послать статью вашу об охоте. (7) Если он мне напишет еще, я ему предложу. Я отвечал ему на письмо. Маша посылает вам два письма. (8) Вашей записки, (9) о которой вы спрашиваете Машу, кажется, у нас нет, кажется, отослал вам, а впрочем поищем. Количка Ге пробыл у нас 2 недели, и это было мне очень очень радостно, (10) .Он все такой же чистый, ясный, правдивый и кроткий. Он сознает, что б[ыл] на ложном пути, и не только вернулся каким был, но лучше, чем был. Верно он уже писал вам. Он хотел. Ну пока прощайте. Целую вас, Евгения Ивановича, Галю милую и Диму. —

Л. Т.

Да, Засодимский присылалъ мне рассказ ‘Перед камельком’. (11) Очень хорошо. И можно и должно напечатать в ‘Поредн[ике’].
Полностью печатается впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, гр. 91. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: 17 янв. Я. П.’, синим карандашом: ‘N 273’. В Дневнике Толстого имеется запись от 15 января 1891 г.: ‘нынче писал письма Ч[ерткову], Лескову’, на основании которой датируется письмо.
Ответ на письмо Черткова от 6—7 января 1891 г., в котором Чертков писал: ‘Дорогой Лев Николаевич, я теперь занимаюсь самою радостною для меня душевною работою — делаю выборки ив ваших писаний для оставляемого мною свода ваших мыслей, но, в связи с этим обращаюсь вам с двумя просьбами: 1) Евгений Иванович, который всё еще здесь, и общение с которым для меня и для Гали самое радостное, сказал мне как-то, что у Маши есть еще новые списанные ваши письма. Если, как было последний раз, вы сами попросили ее их переписать, имея в виду меня и мою работу, то пожалуйста попросите ее их выслать мне: они теперь были и особенно кстати. Прошу это только в том случае, если это совпадает с вашим желанием, и она не знала, что вы согласны, чтобы я их себе списал На всякий случай повторяю вам, что я в настоящее время решительно никому не даю списывать тех копий с ваших писем, которые получаю и что они не получат никакого дальнейшего распространения (при вашей плотской жизни), пока вы сами не просмотрите и не одобрите ту группировку ваших мыслей, которую я составляю’. Далее Чертков просил пояснить некоторые детали в схематических чертежах, которые Толстой делал в письме N 249.
(1) Рассказ П. Е. Накрохина ‘Вор’ впервые напечатан в ‘Книжках Недели’ 1890, декабрь, стр. 1—31. В издании ‘Посредник’ вышел под заглавием: ‘Часы’. Рассказ П. Е. Накрохина, М, 1892. В письме от 6—7 января 1891 г. Чертков писал Толстому: ‘посылаю вам рассказ ‘Вор’, о котором прошу вас высказать ваше мнение, не годится ли для наших изданий’.
(2) Порфирий Егорович Накрохин (1850—1903)—беллетрист. Учился в гимназии в г. Архангельске, которую не окончил за недостатком средств, был учителем в г. Архангельске, затем переехал в Петербург, где работал, как репортер, изредка помещая в периодических изданиях свои рассказы. Сборник его рассказов ‘Идиллия в прозе’, Спб. 1899. Скончался в больнице для душевно-больных.
(3) Н. Лесков. ‘Под Рождество обидели’—‘Петербургская газета’ 1890 N от 25 декабря. Издательством ‘Посредник’ напечатан под заглавием ‘Воровской сын’ в сборнике: ‘Бедные дети’. I. ‘Воровской сын’. Рассказ Н. С. Лескова. II. ‘Мастеричка’. Рассказ Н. А. Лейцина. III. ‘Бродяга’, Рождественский рассказ К. С. Баранцевича. М. 1901. Включен Толстым в ‘Круг чтения’, как недельное чтение на 21 июля, под заглавием ‘Пощ праздник обидели’.
(4) Рассказ Н. С. Лескова ‘Дурачек’, впервые напечатанный в журнале ‘Игрушечка’ 1891, 1, стр. 1—9. Лесков послал Толстому корректуру рассказа ‘Дурачен’ 5 января с тем, чтобы она была послана Черткову для издания. Рассказ ‘Посредником’ издан не был.
(5) Инженер Д. Кейдель (J. Keidel), член Берлинского вегетарианского общества, обратился к Толстому с письмом, в котором он, по-видимому, обращался к нему в связи с вегетарианским движением. Толстой отвечал Кейделю в январе 1891 г. Об этом письме см. ‘Список писем Толстого с недошедшим текстом’, т. 65. Присланные Кейделем вегетарианские листки, по-видимому, не сохранились.
(6) Какую именно немецкую вегетарианскую газету имеет в виду Толстой, установить не удалось.
(7) Статья Черткова об охоте ‘Злая забава’. О ней см. письмо N 267. По письму Д. Кейделя к Толстому от 11 марта 1891 г. (АТБ) видно, что Толстой писал Кейделю, предлагая ему для издания на немецком языке ‘статью об охоте с вегетарианской точки зрения’ и Кейдель просил его это сделать. Однако сведений о напечатании статьи Черткова в каком-либо издании, выходившем в Германии в это время, не имеется. Она была переведена на немецкий язык и напечатана в журнале, издававшемся в Риге: ‘Der Anwalt der Thiere. Organ fur Thierschutz’, 1891, N 1 и 2.
(8) М. Л Толстая время от времени посылала Черткову копии писем, которые писал Толстой равным лицам, но какие именно два письма она посылала Черткову в этот раз, установить не представляется возмоножным.
(9) Чертков, по-видимому, писал Толстому об этой записке в одно из декабрьских писем 1890 г., местонахождение которых неизвестно. По предположению А. К. Чертковой, это—записка о воспитании детей, составлявшаяся Чертковым. М. Л. Толстая писала Черткову в открытом письме с почт. штемпелем от 21 января 1891 г. ‘Владимир Григорьевич, мы искали везде вашу тетрадь и не нашли, но я вспомнила, что у меня была (Я теперь дала ее читать) тетрадь с таким заглавием: ‘Мысли о брачной жизни’. Не это ли вы спрашиваете?’ Дальнейших сведений об этой рукописи не имеется.
(10) Н. Н. Ге — сын прожил в Ясной Поляне с 1 по 12 января 1891 г,
(11) Павел Владимирович Засодимский (1843—1912)—писатель-беллетрист. О нем см. т. 86, стр. 34. Его рассказ ‘Перед потухшим камельком’ напечатан в журн. ‘Северный вестник’ 1891, 1. Рассказ не был издан ‘Посредником’, так как цензура не пропустила его для отдельного издания.

* 279.

1891 г. Февраля 9. Я. П.
Получил ваше письмо. (1) Не пишу длинно, потому ч[то] несколько недель сплю и не работается. (2) Все дела стоят. Если у вас есть номера Нового Времени с статьей об охоте, пришлите мне. (3) Жду В[аню] Горбунова. (4) Он верно измучался в П[осреднике]. У нас все благополучно. Маша послала вам статьи, к[оторые] вы хотели иметь. (5) Пишите о себе. Приветь всем вашим.

Л. Т.

На обороте: Воронежская губерния Россоша В. Г. Черткову.
Полностью публикуется впервые. Небольшой отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 91. Открытое письмо. Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 10 фев. 1891’, ‘Россоша Ворон, губ. 13 февр. 1891’. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 10 февр. 91 N 274’. На письме приписка М. Л. Толстой: ‘Пришлите мне, пожалуйста, ‘Русское обозрение’, если оно вам не нужно. Любящая вас М. Т.’
Письмо датируется днем, предшествующим почтовому штемпелю отправления.
(1) Письмо Черткова от 6 февраля, на которое Толстой ответил письмом от 16 февраля. См. прим. к письму N 280.
(2) В Дневнике Толстого от 6 и 11 февраля 1891 г. отмечается малая работоспособность и отсутствие необходимой для писания энергии.
(3) Газета ‘Новое время’ 1890, N 5284 от 13 ноября со статьей Черткова ‘Злая забава. Мысли об охоте’.
(4) О приезде II. И. Горбунова Толстой узнал из письма Н. С. Лескова от 20 января, который писал ему из Петербурга: ‘Ваня Горбунов здесь и собирается на-днях ехать и заедет к вам’ — ‘Письма Толстого и к Толстому’, М. 1928, стр. 91.
(5) В письме от 21 января к М. Л. Толстой Чертков просил ее выслать ему статьи о вивисекции, имеющиеся в библиотеке Толстого. В АЧ вместе с рукописью статьи Черткова ‘Жизнь одна’ сохранилась брошюра: ‘Тайные ужасы’. Факты и доводы против вивисекции, собранные Г. Штейнцом. Перевод с немецкого, Рига 1891.

* 280.

1891 г. Февраля 16. Я. П.
Вы, верно, получили мое коротенькое письмо в то время, как писали мне. Не работается. На дороге стоит статья о науке и иск[усстве] и о непр[отивлении] злу. (1) О Сергии не смею думать. (2) А кое как не хочется. Я его и отложил от того, что он очень мне дорог. Борьба с похотью тут эпизод, или скорее одна ступень, главная борьба с другим — с славой людской. Да не хочу так рассказывать. Нынче еду с Машей к брату на неделю. (3) Пишите все также. До свидания, дорогие друзья. Как радостно было ваше последнее письмо. Боюсь только, чтобы В[аня] Гор[бунов] не приехал во время моего отсутствия. (4) Впрочем я прошу его приехать. туда. —

Л. Толстой.

На обороте: Воронежск. губер. Россоша. Владимиру
Григорьевичу Черткову.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 91. На бланке закрытого письма (секретка). На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 17 февр. 91 N 275’. Почтовый штемпель отправления: ‘Тула 17 фев. 1891’. Датируется днем, предшествовавшим почтовому штемпелю отправления.
Толстой отвечает на письма Черткова от 6 и, может быть, 14 февраля. В первом из этих писем Чертков писал: ‘Живем мы мирно и любовно. Евгений Иванович такой милый, сердечный, чуткий и терпеливый при всей определенности его понимания жизни, что сожительство с ним — великая радость для нас’. Далее Чертков говорил о том, что для его внутренней жизни ценна та ‘духовная помощь’ в борьбе с чувственностью, которую можно извлечь из повести Толстого и, присоединяясь к просьбе Е. И. Попова окончить скорее ‘Отец Сергий’, писал: ‘… еще раз прошу вас довершить то, что было начато под добрым побуждением, договорите конец не в литературной форме, а просто письмом, как вы начали: мы поймем всё, что нужно, а я уже присмотрю за тем, чтобы эта вещь, если когда-нибудь и распространится, то именно не под формою обработанного произведения, а просто рассказа, наскоро и без всякой отделки переданного в частном письме для нескольких друзей, достаточно близких к нам по стремлениям своей души, чтобы хорошо понять и то, что не договорено. Пусть это будет один рассказ ваш, оконченный так, как вы его начали, т. е. не произведение писателя, а простой как бы устный при живом общении рассказ брата и друга, обращенный менее опытному и более слабому товарищу на том же пути.
В письме от 14 февраля Чертков писал о том, что у него с Лесковым вышло недоразумение, о котором ему хотелось рассказать Толстому, но письменно это очень трудно, да, кажется, и не нужно. ‘Он просто меня не понял и потому кажется не совсем поверил моему объяснению. А я ошибся в том, что, будучи в возбужденном состоянии, неосторожно наговорил ему такого, чего он не понял и объяснил себе превратно. Вышло то, что я его оттолкнул от себя. И как мне ни больно и ни жаль, но по делом мне. Со ‘словом’ нужно обращаться осторожнее. Коли входишь в положение того, с кем беседуешь, и думаешь о нем, а не о себе, то никогда не скажешь лишнего. А я поступил наоборот’.
(1) В Дневнике от 14 февраля 1891 г. Толстой писал: ‘Сейчас и нынче, как и все дни, над тетрадями начатых работ о науке и искусстве и о непротивлении злу и не могу приняться за них’. Толстой имеет в виду свою статью ‘Об искусстве’ (см. т. 30) и книгу ‘Царство Божве внутри вас’ (см. тт. 28 и 29).
(2) Повесть Толстого ‘Отец Сергий’. О ней см. N 251.
(3) В Дневнике Толстого от 17 февраля написано: ‘Собрался вчера ехать в Пирог[ово], да раздумал’.
(4) Иван Иванович Горбунов приехал в Ясную Поляну 20 февраля и уехал 28 февраля.

* 281.

1891 г. Февраля 28. Я. П.
Пишу вам только несколько слов, дорогие друзья. Все собирался много написать, но нынче получил очень тронувшее меня письмо Рахманова, (1) на которое отвечал, и посылаю вам, как его, так и мое письмо. Посылаю тоже мое писанье о науки и искусстве. (2) — Хочу на время не развлекаться и отдать все свои слабеющие силы статье о непр[отивлении] злу. Все думается, что она нужна, нужнее всего другого. О науке и искус[стве] я писал более для себя, чтобы защищать себя, а то иногда кажется, что для Бога. Благодарю за присылку Посл. Иоанна. (3) Вижу почерк Евг[ения] Ивановича и радуюсь ему. Постараюсь в промежутке окончить. Что, Евг[ений] Иван[ович], милый друг, что вы будете делать? Напишите мне о себе. Слышал я то, что кухмистерскую запретили. (4) Ваше присутствие там стало б[ыть] только повредить может. Но как она справляется? (5) Дунаев, как я слышу, очень раздражен нервами. Мне его очень жалко. Ему очень тяжело. (6) Ну пока прощайте. Как хорошо, что Галя поправляется и Дима поправился. (7)

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 92. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘N 26’. Дата определяется упоминанием Толстого о том, что он получил письмо Рахманова и ответил на него ‘нынче’ — судя по Дневнику Толстого, это было 28 февраля.
Ответ на письмо Черткова от 14 февраля, в котором Чертков писал: ‘Посылаю вам заказной бандеролью ваши переводы послания Иоанна. Я уже давно их разобрал и переписал, а Евгений Иванович теперь выписал их в таком виде для того, что[бы] вы могли написать окончательную редакцию, если вам это бог положит на душу. А кажется, что очень стоит и не трудно таким образом довести до конца эту работу, нужную людям’.
Владимир.Васильевич Рахманов(1864—1919)—врач, познакомившийся с Толстым в 1886 г., в продолжение нескольких лет примыкавший к его единомышленникам и в 1889—1890 гг. живший и работавший в земледельческих общинах, организовывавшихся единомышленниками Толстого. О нем см. письма 1890 г., т. 65, и т. 86, стр. 207. В письме своем к Толстому (не сохранившемся), Рахманов писал о своем понимании христианских идеалов и их практическом осуществлении, в частности останавливаясь на отношении последователей христианства к государству.
Ответное письмо Толстого Рахманову, пересланное Черткову, написано 28 февраля 1891 г., см. т. 65.
(2) Незаконченная черновая рукопись статьи ‘Об искусстве’. По записям в Дневнике Толстого видно, что в январе и феврале он пытался одновременно работать над этой статьей и над книгой ‘Царство божие внутри вас’ (см. прим. 1 к письму N 280), но работа эта шла медленно и не удовлетворяла Толстого. 24 февраля Толстой записал: ‘Бросил писать о науке и искусстве и вернулся к непротивлению злу’.
(3) ‘Первое послание апостола Иоанна’ — произведение христианской канонической литературы, включенное в новый завет и приписываемое апостолу Иоанну Богослову. Толстой перевел это ‘Послание’ не позднее 1883 года и поместил его, как заключение к ‘Краткому изложению Евангелия’, но не считал свою работу законченной. Чертков переслал Толстому при письме от 14 февраля копию с его рукописи, сделанную Е. И. Поповым с большими расстояниями между строками для вставок и изменений. Свое намерение ‘в промежутке окончить’ эту работу Толстой не выполнил и просмотрел свой перевод лишь в 1908 году. Напечатано в виде заключительной главы в книге: ‘Евангелие’. Перевод и изложение Л. Н. Толстого. С приложением ‘Первого послания Иоанна Богослова’ под редакцией В. Г. и А. К. Чертковых, изд. книгоиздательства ‘Свобода’ и ‘Единение’, М. 1918. Без позднейших поправок Толстого напечатано в издании: Л. Толстой, ‘Краткое изложение Евангелия’, изд. Элпидина, Женева 1890.
(4) Вегетарианская столовая, которую открыла в Москве мать Евгения Ивановича Попова, была закрыта администрацией.
(5) Мать Е. И. Попова — Анна Панкратьевна Попова, рожд. Новакович (1844—1914).
(6) О тяжелом настроении А. Н. Дунаева Толстому рассказала Л. Ф. Анненкова, приезжавшая в Ясную Поляну 23 февраля. В письме к А. Н. Дунаеву от 24 февраля 1891 г. Толстой писал: ‘Вчера приехала Леонилла Фоминишна Анненкова и рассказывала про вас, что вы взволнованы, неспокойны, измучены, и мне очень жалко стало вас, захотелось помочь, если можно…. Знаю я, что вы измучены немилым трудом, занимающим лучшее время дня, но всё-таки думаю, что можно облегчить себе крест, если кротко и смиренно нести его’. См. письма Толстого 1891 р., т. 65.
(7) В письме к Толстому от 6 февраля Чертков писал, что здоровье А. К. Чертковой, страдавшей длительным заболеванием, восстанавливается а что их сын, Дима, ‘крепнет’, хотя и болен гриппом.

* 282.

1891 г. Марта 5. Я. П.
Статью об охоте (1) прошу послать по следующему адресу: Берлин, 20, Friedanau J. Keidal. (2) Это вегетарианец, кот[орый] очень хочет ее перевести и напечатать. Привет всем вам.

Л. Т.

На обороте: Воронежской губернии Россоша В. Г. Черткову.
Напечатано (почти полностью) в ТЕ 1913, стр. 92. Открытое письмо. На подлиннике синим карандашом пометка Черткова: ‘Я. П. 6 март. 01. N 277’. Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 6 мар. 1891’. ‘Россоша 8 мар. 1891’. Датируется днем, предшествующим почтовому штемпелю отправления.
(1) Статья Черткова об охоте ‘Злая забава’. О ней см. письмо N 267.
(2) Член Берлинского вегетарианского общества инженер Кейдель (J. Keidal) (о нем см. прим. к письму Толстого к Черткову N 278) в письме от 11 марта (27 февраля ст. ст.) писал Толстому, что просит его прислать рукописи ‘предполагаемых статей об охоте’ и сообщал, что есть хороший переводчик, который может их перевести. В предыдущем письме от 2 февраля Кейдель давал несколько иной адрес, чем тот, какой сообщает Толстой Черткову: Friedanau bei Berlin, Fregerstrasse, 62 (Фриденау около Берлина, Фрегерштрассе) и по-видимому Толстой ошибся. сообщая Черткову адрес Кейделя, пропустив название улицы. Сведений о посылке статьи и о переписке между Чертковым и Кейделем не имеется.

* 283.

1891 г. Марта 9. Я. П.
Пишу о делах: 1) Липгарт, машинист из Харькова, хочет в виде рекламы печатать и рассылать с прейс-курантами. (1) Да я посылаю письмо. Я отвечал ему, что я желаю ему успеха, и обратил его к вам. (2)
2) Есть рассказ Потапенко ‘Проклятая слава’, (3) прекрасный. Хорошо бы прибрести и напечатать в ‘Посредн[ике]’.
3) Вчера получил картины евангельские от Сытина и очень им обрадовался. (4) Это очень очен нужно. Это ваше издание. Надо бы еще. Как вы живете? Я слава Богу, немного подвигаюсь в работе. Привет вам всем дорогим друзьям. (5)

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Небольшой отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 92. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 9 марта 91’. Синим карандашом приписано: ‘278»
Письмо датируется на основании надписи Черткова.
(1) Эмилий Липгарт — владелец завода земледельческих машин и орудий в Москве. Письмо, полученное Толстым, было написано не Э. Липгартом, а заведовавшим харьковским складом этого завода Р. Ф. Финном, который писал Толстому, что стремится широко распространять между крестьянами дешевые и простые машины и с этой целью ему приходится организовать рекламу этих изделий. ‘Но так как газетные объявления для этой цели совершенно бесполезны — писал он — то я предполагаю издать для бесплатной раздачи несколько тысяч книжек учебных или беллетристических, продаваемых в настоящее время по 5—20 коп., прилагая их по несколько штук при каждом исполненном мною заказе или раздавая таковые десятками через крестьянские общества. На оборотах раздаваемых книжек мне хотелось бы напечатать рисунки и описание плугов, сеялок, молотилок и тому подобных машин и орудий, изготовляемых нашей фирмой. Моя главная идея та, что, затрачивая довольно крупные суммы на рекламу, по моему мнению то же самое, даже больше достигается распространением ежегодно 6—10 тысяч книжек, принося в то же время хоть маленькую пользу в образовании читающего народа’. Сообщая об этом Толстому, Финк просил его указать, какие произведения подходят для этой цели и куда можно обратиться за получением права на их издание’. Письмо Финка к Толстому от 6 марта 1891 г. хранится в АЧ. По совету Толстого Финк обратился к Черткову письмом от 12 марта, на которое ответил по поручению Черткова И. И. Горбунов, переслав 1 апреля Финку ряд рассказов Толстого и других книжек в издании ‘Посредника’ с указанием, что они могут бесплатно переиздаваться, причем просил, в случае переиздания этих книжек, выслать по одному экземпляру Черткову. Сведений об осуществлении этого проекта не имеется.
(2) Письмо Толстого Р. Ф. Финку от 9 марта 1891 г. см. т. 65.
(3) Рассказ И. Н. Потапенко ‘Проклятая слава’ напечатан в книге: И. Н. Потапенко, ‘Повести и рассказы, т. II, над. Ф. Павленкова, Спб. 1891, стр. 293—320. Переиздан ‘Посредником’ в серии ‘для интеллигентных читателей’.
(4) Репродукции в красках картин Г. Доре на евангельские темы, отпечатанные в литографии Сытина по заказу ‘Посредника’: 1. ‘Начало проповеди на горе господа нашего Иисуса Христа’, 2. ‘Иисус Христос с учениками на засеянном поле’, 3. ‘Притча господа нашего Иисуса Христа о блудном сыне’. 4. ‘Притча господа нашего Иисуса Христа о добром самарянине’. Цензурное разрешение от 31 января 1891 г. Цена каждой картины — 3 копейки.
(5) У Черткова жили в это время И. И. Горбунов и Е. И. Попов.

* 284.

1891 г. Марта 18—19. Я. П.
Получил вчера вашу посылку с книгами и статьей. Благодарю за книги. Что это за брошюры? (1) — Прочел сейчас же вашу статью. (2) Очень хорошо, но она ничего не вызовет кроме глумления. Как поразительны критики на первую статью: все одного личного, мелочного и неправдивого характера. (3) Что делать с вашей статьей, вернуть вам ее? Мне она очень понравилась, п[отому] ч[то] в ней высказаны мысли, которые занимали и меня последнее время. Любовь не может ограничиться человеком, тем более, что нельзя найти того предела, где начинается человек. — Эпиграфом к ней хорошо поставить следующее:
На замечание адвентиста, (4) верующего в скорое второе пришествие, о том, что мир скоро кончится, Эмерсон (5) отвечал: что же! Я думаю, что уничтожение его (мира) не помешает мне.
Well, I think, I can get along without it. (6)
Посылаю вам еще немецкую брошюру и номер Arena (7) с перепиской Баллу и прекрасной статьей Abbot’ а, ко[то]рую стоить перевести.
Не знаю, что будет дальше, но в эту минуту — и продолжается это уже давно — а вы еще говорите о моем движении вперед — я нахожусь в самом унылом состоянии духа. — нет охоты, энергии писать, а без напряженной работы писания жизнь праздная, к[отор]ую я веду, мне возмутительна, мучительна. Говорю себе, что надо примириться с мыслью, что я кончил, но не могу быть спокоен, п[отому] ч[то] жизнь дурна и я дурен. Все мы на черном фоне одинаковом и как только иссякает, останавливается, нарушается жизнь истинная, открывается этот ужасный черный фон своей мерзости ничтожности.
Может напишу еще, может—нет, передайте мою любовь всем вашим сожителям: Гале, Ване, Попову, Матвею Николаевичу, Емельяну, Иванову. (8) Попову буду писать особо. Я замарал то, что относится до Попова, п[отому] [что] буду писать ему. (9) Сейчас еду на станцию и свезу это письмо, не дожидаясь посылки.
Вчера написал это письмо. А нынче утром уже лучше, и подвинулся в своей работе.
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТВ 1913, стр. 98 и ‘Толстой и Чертков’, стр. 178. На подлиннике рукой Черткова надпись черным карандашом: ‘Я. П. 19(20) Март 91 ‘N’, синим карандашом: ‘279’. В Дневнике Толстого от 18 марта записано: ‘Вчера получил от Ч[ерткова] его статью — очень хорошо. Надо писать ему’. Сопоставление этих слов с упоминанием в комментируемом письме, что статья Черткова получена ‘вчера’, позволяет датировать письмо 18 марта, заключительные же его строки, написанные на следующий день, 19 марта.
Толстой, по-видимому, отвечает на письмо Черткова, которое он послал, отправляя Толстому книги и статью. Письмо это не разыскано.
(1) За отсутствием письма Черткова, на которое отвечает Толстой, точно установить, какие книги он посылал Толстому, трудно. Просмотр английских книг, имеющихся в библиотеке Черткова, позволяет предположить, что это была серия брошюр, выпускавшихся в 1890—1891 гг. издательством ‘The Humanitatarian League’s publication’. В этой серии, между прочим, были изданы книги по вегетарианству, в защиту которого в это время писал Чертков: ‘The Ethics of Diet’ by Howard Williams, [Н. Уильямс, ‘Этика пищи’] и Salt ‘Humanitarianism, its general principles and progress [Солт, ‘Гуманитарное учение, его основные принципы и прогресс’].
(2) Рукопись Черткова ‘Не убий’, в которой он развивал мысли, высказанные им в статье против охоты ‘Злая забава’, имея в виду возражения, вызванные этой статьей. Рукопись оставалась незаконченной до 1910 г., когда Чертков закончил ее и напечатал под заглавием: ‘Об убийстве живых существ’ в журнале ‘Вегетарианское обозрение’ 1911, NN 1—5. Отдельное издание напечатано под заглавием, В. Чертков, ‘Жизнь одна’, изд. ‘Посредник’, М. 1911.
(3) Полемические отклики на статью Черткова ‘Злая забава’: К. Мельницкий ‘Философы вне времени и пространства’ —‘Природа и охота’ 1890, N 12, Н. Ермолаев: ‘Что такое охота’—‘Природа и охота’ 1891, 2, И. Юзов, ‘Оранжерейная чувствительность (о некоторых попытках насадить у нас буддийскую мораль)’ —‘Русское богатство’ 1891, 1.
(4) Адвентисты — секта, возникшая в северной Америке в тридцатых годах XIX века, проповедующая учение близости кончины мира и второго пришествия Христа. О ней см. прим, к письму Толстого Черткову от 14 сентября 1887 г., N 155, т. 86, стр. 82.
(5) Ральф-Вальд Эмерсон (1803—1882)—американский писатель и религиозный мыслитель, придававший большое значение внутренней жизни и личному самоусовершенствованию человека. В библиотеке Толстого в Ясной Поляне имеются две книги Р. Эмерсона: ‘The Ideal Life Thoughts’, London. s. a, ‘Representative Men’. Seven lectures, Leipzig 1856.
(6) [‘Ну, что ж, я думаю, что могу обойтись без него’.]
(7) Журнал ‘Аrenа’, издававшийся в Бостоне с 1889 по 1909 г. Толстой имеем в виду N 1 этого журнала за 1890 г., в котором была помещена его переписка с А. Баллу и статья Rev. Lyman Abbott ‘What is Christianity?’ В Яснополянской библиотеке имеется книга L. Abbot ‘The simplicity of Christianity’, The Christian Union Co, New-York 1891.
(8) ‘Сожители Черткова’: Иван Иванович Горбунов, Евгений Иванович Попов, Матвей Николаевич Чистяков, Емельян Иванович Ещенко и Николай Никитич Иванов.
(9) См. письмо Толстого к Е. И. Попову от 9 марта 1891 г., т. 65.

285

1891 г. Марта 20. Я. П.
Посылаю вам рукопись рассказа Феликса Пиа, переведенного Никифоровым. (2) Хотя и не первого сорта, но стоит, мне кажется, напечатания, если может быть напечатана. —
Да, еще к вам вышлется из Москвы рукопись о пьянстве, перевод с немецкого — Фореля. (3) Это прекрасная вещь для вашей серии новой, к[оторой] я очень сочувствую. —

Л. Т.

На обороте: Воронежск. губ. Россоша В. Г. Черткову.
Напечатано в ТЕ 1913 стр. 93. На подлиннике надпись рукой Черткова: черным карандашом: ‘Я. П. 20 марта 91’, синим: ‘N 280’. Почтовый штемпель: ‘Тула 21 мая 1891’, на основании которого определяется дата.
(1) Феликс Пиа (Felix Pia, 1810—1889)—французский писатель и политический деятель, член французского Законодательного собрания в 1848 г., с 1849 г. по 1869 г. находившийся в эмиграции, в 1871 г. —деятель Парижской коммуны. Пользовался известностью, как журналист и как драматург. В примечании Л. П. Никифорова к публикации этого письма в ‘Ежемесячном журнале литературы, науки и искусства’, издаваемом В. С. Миролюбовым (1914, 1, стр. 84), указано, что тема рассказа взята из эпохи гонений на первых христиан и что в рассказе ‘он умирает с именем Христа на устах, а она с именем любимого человека’. Рассказ этот в издании ‘Посредника’ не был напечатан.
(2) Лев Павлович Никифоров (1848—1917)—народник, неоднократно подвергавшийся арестам и другим административным преследованиям, в восьмидесятых и девяностых годах разделял некоторые взгляды Толстого. В 1890 и 91 годах, живя в деревне и пытаясь прокормить семью земледельческим трудом, старался зарабатывать некоторые средства и литературной работой. Письмо Толстого к Никифорову по поводу его перевода рассказа Феликса Пиа, написанное 20 марта 1891 г. см. в т. 65. О Никифорове см. письмо Толстого т. 86. стр. 21 и письма 1885 г., т. 63, стр. 317—319.
(3) August Forel, Dr. ‘Die Trinksitten, ihre hygienishe und sociale Bedeutung, ihre Beziehungen zur akademischen Jugend. Eine Ausprache an den Enthaltsamkeit — Ferein der Studenten zu Christiania und zu Upsala. Stuttgat, Verl. V. Eike, 1891. Имеется в библиотеке Ясной поляны. Русский перевод: Профессор А. Форель, ‘Обычай пьянства, его гигиеническое и общественное значение по отношению к университетской молодежи’. Речь. Сборник ‘Против пьянства’, изд. ‘Посредник’. М. 1893. Статья эта, переведенная А. М. Новиковым, предназначалась Толстым для задуманной Чертковым новой серии изданий ‘Посредника’, для интеллигентных читателей.

* 286.

1891 г. Апреля 4?. Я. П.
Ужасно жалею теперь, что не отвечал вам, дорогой Владимир Григорьевич, тотчас же по получении вашего последнего большого письма, в кот[ором] вы верно поправляете меня о слове ‘отпадают’, (1) а главное особенно верно и хорошо пишете о Матвее Ник[олаевиче] (2) и душевном процессе, происходящем в нем и в людях — очень хороших — подобных ему. Труден переход из области плотской животной жизни к области жизни для славы людской, но особенно труден переход от жизни для славы людской к жизни для Бога. Или это оттого так кажется, что тот переход мы пережили, а этот нам предстоит? Действительно как дикому кажется непонятным, невозможным пожертвовать своей не только жизнью, но аппетитами, для славы людской (а нам с нашим d’honneur’ ом (3) кажется, что это и не может быть иначе), так и нам теперь часто кажется непонятным, невозможным пожертвовать славой людской для исполнения воли Бога, а святому человеку кажется, что это и не может быть иначе. Я Машу просил послать вам черновые. Она отобрала их и пошлет с первой поездкой. (4) Я очень рад этому. Часто в черновом бывают мысли, кот[орые] жалко, и я кривлю charpante (5) всей вещи, чтобы вставить это, кажущееся мне хорошим, а теперь я буду знать, что если там есть хорошее, то вы его найдете и куда-нибудь поместите. Работа моя идет медленно, очень медленно, но идет. — Что я мало знаю про Галю милую, я нынче писал про выбранную ею повесть ‘Свой суд’ (6) и живо вспомнил про нее. Что маленький Дима? Что он делает? Что от него происходит? — Рода статью я имею в Revue Bleue. (7) Очень хорошая статья, но верьте, что совсем правду говорю, мне льстит вкусу, как сладкое кушанье или вино такие статьи, но не желал бы, чтобы они были. Сам себя ценишь, колеблясь между высоким и низким, и ценишь нечаянно — в течении жизни под впечатлениями и потому не стыдно, а когда так оценивают другие, и неприятно и страшно. — Письмо о брошюрках я получил, но забыл. (8) Может быть я просмотрю, но если вам скоро нужно, то велите их прислать.
Ну пока прощайте. Целую вас всех.

Любящий вас Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в Б, III, стр. 150. На подлиннике надпись рукой Черткова черным карандашом: 7? Апр. 91. Я. П.’, синим карандашом: ‘281’.
Письмо, по-видимому, было написано 4 апреля, так как в письме И. И. Горбунову от 4 апреля Толстой писал о повести Быстренина ‘Свой суд’, а в комментируемом письме он упоминает, что писал об этой повести ‘нынче’.
Толстой отвечает на письмо Черткова, полученное 1 апреля. Письмо это не разыскано. В Дневнике Толстого 1 апреля записано, что он ‘нынче получил хорошие письма от Черткова, Попова и Горбунова’.
(1) Письмо Черткова, на которое отвечает Толстой, очевидно было написано в связи с письмом Толстого к Е. И. Попову от 19 марта 1891 г., в котором Толстой говорит о людях, усумнившихся в осуществимости взглядов Толстого и ‘отпадающих’, см. т. 65.
(2) Матвей Николаевич Чистяков. В Дневнике Толстого от 1 апреля записано: ‘Прекрасное было письмо Черткова. Он писал о М[атвее] Н[иколаевиче], как он, добрый человек, сначала увлекся христианством, как чем-то родственным его душе, но когда он понял, что требование христианства — отдать всё, всего себя и не чувствовать за это никакого достоинства, то он ужаснулся и отклонился. Но это только на время’.
(3) [понятие о чести]
(4) Черновые рукописи книги ‘Царство Божие внутри вас’, которые М. Л. Толстая должна была послать ‘с первой поездкой’ в Тулу, чтобы отправить оттуда почтовой посыпной.
(5) [остов, структура]
(6) В. П. Быстренин, ‘Свой суд’. Рассказ вошел в книгу: В. Быстренин, ‘Очерки и рассказы’, М. 1890, стр. 61—81. Напечатана ‘Посредником’ вместе с рассказом Каренина в книжке: ‘Свой суд’. Рассказ В. Быстренина. ‘Счастливое открытие’. Рассказ Каренина, тип. И. Д. Сытина, М. .1892. Цензурное разрешение: Спб., 6 января .1892 г. Об этом рассказе Толстой писал 4 апреля 1891 г. И. И. Горбунову: ‘Ни Быстренина, ни Квасоваровой рассказы мне не нравятся для народа. Они писаны с точки зрения барской, а сами по себе очень не дурны’ (т. 65).
(7) Эдуард Род (Edward Rod, р. 1857)—профессор истории литературы в Женеве, критик и романист, в 1890—1891 гг. печатал в парижском журнале ‘Revue Bleue’ серию статей под общим заглавием ‘Les idees morales du temps present’. Статья о Толстом ‘Le compte Leon Tolstoy’ напечатана в ‘Revue Bleue’ 1891, 13, стр. 388—394.
(8) Об упоминаемых Толстым брошюрах см. письмо N 284.

* 287.

1891 г. Апреля 9. Я. П.
Письма наши разъехались. Я писал Гале и о Гале, (1) а в вашем письме нашел ее почерк, к[оторый] всегда особен но рад видеть. Как ваше здоровье, прошло ли недомогание? О рассказе Никифорова (2) я согласен и мотивов предложить его у меня не б[ыло] других, как то, что бывают и хуже, хоть не в Посреднике, то у Сытина в ублюдочных изданиях. (3) И язык очень плох, тоже согласен. Одно скажу за него, это то, что мне объяснил Ник[ифоров], именно, ч[то] мужчина идет по религиозному чувству, женщина по любви к мужчине. Но когда мужчина ослабевает, женщина одной любовью к нему поддерживает его в его деле. Это правда и радостная хорошая правда. Я думаю послать этот рассказ Сытину. (4) Я писал Никифорову, (6) что послал рассказ вам, и он б[ыл] очень рад этому, не хотелось бы разочаровать его и не расположить к вам. Милый Е[вгений] Ив[анович] у нас и шлет вам привет.
На обороте: Воронежск. губерния. Россоша. Владимиру Григорьевичу Черткову.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913. стр. 9.4—04. На подлиннике синим карандашом рукой Черткова: ‘Я. П 10 апр. 91. N 282’. Открытое письмо. Почтовые штемпели: ‘Почтовый вагон 10 апреля 1891’, ‘Россоша 13 апреля’. Датируется днем, предшествующим дате почтового штемпеля отправления.
Ответ на письмо Черткова, не разысканное в архивах Толстого и Черткова и, по-видимому, не сохранившееся.
(1) Толстой имеет в виду относящиеся к А. К. Чертковой строки его письма Черткову от 4? апреля 1891 г. N 286.
(2) Переведенный Л. П. Никифоровым рассказ Феликса Пиа. О нем см. письмо Толстого Черткову от 20 марта N 285. Чертков, по-видимому, дал отрицательный отзыв, как о рассказе Ф. Пиа, так и о переводе Л. П. Никифорова. В письме к Толстому от 1 июля 1891 г. Чертков писал, что Никифоров, ‘судя по последнему переведенному им рассказу, переводит плохо’.
(3) По-видимому, Толстой имеет в виду книги, которые не подходили для ‘Посредника’, но были все же настолько удовлетворительны, что их можно было предложить Сытину для напечатания среди других выпускаемых им независимо от ‘Посредника’ изданий.
(4) Сведений о том, посылал ли Толстой этот рассказ Сытину, не имеется.
(5) Письмо Толстого Никифорову от 20 марта 1891 г., см. т. 65.
(6) Евгений Иванович Попов пробыл в Ясной Поляне с 9 по 14 апреля 1891 г.

* 288.

1891 г. Апреля 15. Я. П.
Нет, я все понял, милый друг, что зачеркнуто, и благодарю вас за это. Мне это на пользу. Все правда. Настоящее только то, чего никогда не было, новое, а все новое — трудно, трудно особенно п[отому], ч[то] не видишь конца, не знаешь, дело ли это или не дело, как и не можешь знать, п[отому] ч[то] оно не кончено и всякую минуту может перестать быть делом. Евг[ений] Иван[ович] вчера рано утром уехал в Москву, пробыв у меня несколько дней. Я попросил списать ему ваше письмо и пошлю ему. (1) Да, он один из тех, воспоминание о кот[орых] остается хорошо действующее, — доброе, не так, как многие, сладкие на вкус, но отрыжка от которых горькая. Я знаю вас в вашем теперешнем состоянии — с особенной напряженностью и ясностью мысли, и люблю вас таким, — но всегда боюсь, хотел бы потушить. Жалко, что не пишете, что вы делаете. —
Я Машу просил послать вам черновые, (2) но вы, пожалуйста, будьте методичны, никому не давайте списывать и не выпускайте из рук. Мне хочется прежде кончить и тогда один список отдать переводить и печатать. Жена вчера приехала из Петербурга, где она видела Государя и говорила с ним про меня и мои писанья — совершенно напрасно. (3) Он обещал ей разрешить Кр[ейцерову] Сон[ату], чему я вовсе не рад. А что-нибудь скверное б[ыло] в Кр[ейцеровой] Сон[ате]. Она мне страшно опротивела, всякое воспоминание о ней. Что-нибудь б[ыло] дурное в мотивах, руководивших мною при писании ее, такую злобу она вызвала. Я даже вижу это дурное. Буду стараться, чтобы вперед этого не было, если придется что кончить. Работа подвигается лучше. — Привет всем вашим. Пожалуйста, пишите мне чаще, чтоб я знал, как пройдет ваше нездоровье. Не вы, так Галя.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в Б, III, стр. 145. На подлиннике черным карандашом надпись руной Черткова: ‘Я. П. 15 Апр. 91 N 283’. Дата подтверждается упоминанием Толстого, что ‘жена вчера приехала’. С. А. Толстая приехала 14 апреля.
Ответ на бездатное письмо, написанное 11—12 апреля.
(1) Копия этого письма, сделанная М. Л. Толстой и А. II. Дунаевым, была послана Е. И. Попову 24—28 апреля вместе с письмом, в котором Толстой писал: ‘Мне пришло в голову переписать вам это письмо, дорогой Евгений Иванович, и потому, что и письмо хорошо само по себе, и хорошо поминает о вас’ (т. 65).
(2) Черновые рукописи книги ‘Царство Божие внутри вас’. См. примечания к письму Толстого от 4? апреля, N 286.
(3) С. А. Толстая ездила в Петербург с целью просить у Александра III разрешения на издание XIII части ‘Полного собрания сочинений’ Толстого, где должна была быть помещена задержанная цензурой повесть ‘Крейцерова соната’. 13 апреля С. А. Толстая была принята Александром XIII и испросила у него разрешение напечатать ‘Крейцерову сонату’ в полном собрании сочинений Толстого. Об этой аудиенции см. ‘Дневники С. А. Толстой. 1891—1897’, изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1929, стр. 23—34. В Дневнике от 18 апреля 1891 г. Толстой в связи с поездкой С. А. Толстой написал, что ему ‘было неприятно ее заискивание у государя’.

* 289.

1891 г. Апреля 29. Я. П.
‘Ethics Diet’ (1) я получил и предисловие. (2) Прекрасная книга. Я прочел половину и читаю. Когда кончу, пришлю вам. Мои не берутся переводить. Если бы и взялись, было бы долго, а книга прекрасная, нужная, и я бы очень желал написать к ней предисловие, коли бы удалось. Письмо со вложением Гал[иного] получил, (3) благодарю. Хотел ответить ей на то, что она пишет, хотя и не мне, может б[ыть], успею. Отсылаю вместе с английскими брошюрами, (4) к[оторые] я отчасти просмотрел и отметил (3) или (4). И все бы недурны, если бы не так специльны и не засорены англ[ийским] cant’ом. (5) Они хороши, как руководств[ующий] образец. До свидания.

Л. Т.

На обороте: Воронежской губернии Россоша. Владимиру
Григорьевичу Черткову.
Полностью печатается впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 94. Открытое письмо. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ‘284’. Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 30 апреля’, ‘Россоша 3 мая’. Датируется днем, предшествующим почтовому штемпелю отправления.
Ответ на письмо Черткова, неразысканное в архивах Толстого и Черткова.
(1) ‘The Ethics of Diet’ by Howard Williams, London 1883. Русский перевод: Хауард Уильямс, ‘Этика пищи, или нравственные основы безубойного питания для человека’. Собрание жизнеописаний и выдержек на сочинений выдающихся мыслителей всех времен. Со вступительной статьей ‘Первая ступень’ Л. Н. Толстого. Изд. ‘Посредника’ для интеллигентных читателей, М. 1893. В Дневнике от 2 мая 1891 г. Толстой записал: ‘читаю ‘Ethics of Diet’. Прекрасно’. Чертков, очевидно, спрашивал, не пожелают ли дочери Толстого перевести эту книгу, на что Толстой и отвечает: ‘мои не берутся переводить’.
(2) Предисловие издательства ‘Посредник’ к первой книге, которой должна была начинаться новая серия изданий ‘для интеллигентных читателей’ — к сборнику ‘Собиратель’. В предисловии указывалось, что в сборнике ‘Собиратель’ предполагается давать как прежде изданные, так и новые произведения, имея в виду ‘только собирать и группировать в одной серии книжек такой матерьял для чтения, содержание которого нам с нашей точки зрения представляется особенно заслуживающим внимания’. Далее указывалось, что издание это не преследует коммерческих целей и что всякая помощь в этом деле литературным трудом или указаниями будет принята с благодарностью. Сборник ‘.Собиратель’ не был издан и предисловие осталось не напечатанным. Рукопись предисловия хранится в АЧ. Вместо сборников под общим заглавием ‘Собиратель’ ‘Посредник’ впоследствии издал два сборника: ‘Весна. Сборник рассказов, стихов и статей. С полезными сведениями в общедоступном изложении’, М. 1894, и ‘Лето. Сборник рассказов, стихов и статей’, М. 1895, но эти книги отвечали несколько иным заданиям и входили в число общедоступных изданий.
(3) Толстой, по-видимому, имеет в виду вложенное в письмо В. Г. Черткова письмо А. К. Чертковой, вероятно адресованное на имя Т. Л. или М. Л. Толстой.
(4) Об этих брошюрах см. письмо N 284.
(5) [ханжеством]

* 290.

1891 г. Мая 6. Я. П.
Получил письмо Е[вгения] И[вановича] (1) и ваше вчера с объявл[ением] об интеллигентн[ых] изданиях (2) и письмо Ивана Ивановича (3) и рукопись Отелло. (4) Очень очень порадовался сердцем за то, что Е[вгений] И[ванович] с детьми приехал к вам. Дай Бог, чтобы всем б[ыло] хорошо от этого, как кажется должно быть. Объявление ни хорошо, ни дурно, но мне кажется излишне: может, наверно вызовет недоброжелательные отзывы, а ничего не прибавить к делу, к[оторое] должно говорить за себя и к[оторому] я очень сочувствую. Ethics of Diet (5) наши домашние взялись переводить и я помогаю. Может б[ыть] через месяц кончено. Отелло прочел. Очень хорошо, особенно если исправить, ч[то] кое где необходимо. Фенелона не помню и того странного названия не знаю. (6) — Я очень занят, и весна, и от того не пишу длинно, чего очень хочется. Все рукописи верну на днях. Пока прощайте. Что то еще нужно б[ыло] написать, да не могу вспомнить.

Л. Т.

На обороте: Воронежск. губерши Россоша В. Г. Черткову.
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 94. Открытое письмо. Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 7 мая 1891’. ‘Россоша 10 мая 1891’. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ‘N 286’. Датируется днем, предшествующим почтовому штемпелю отправления.
Ответ на письмо от 28 апреля, в котором Чертков писал: ‘Посылаю вам, дорогой Лев Николаевич, маленькое сообщение, составленное мною с Ваней для того, чтобы не писать одно и то же много раз разным лицам. Мы думаем готовить сборник под названием ‘Собиратель’, выпуски I, II, III и т. д., и в зимние месяцы выпускать их приблизительно ежемесячно или чаще, если за лето накопится много матерьяла, но не в определенные сроки и не в виде подписного журнала. Объемом каждая книжка будет такая, чтобы не подвергаться предварительной цензуре. Содержания же — самого разнообразного, начиная с художественных произведений прозой и стихами и кончая сообщениями с нашей, конечно, точки зрения о выдающихся явлениях в литературе и жизни. В этих выпусках мы хотели помещать всё то хорошее, что изложено слишком ‘литературно’ для простого читателя, и не будем стесняться перепечатывать из других изданий, при разрешении авторов, так как главная наша цель — не столько сообщать то, что еще нигде не было сказано, сколько собирать в одну кучку всё хорошее, нам известное, для того, чтобы таким образом коллекция выпусков нашего ‘Собирателя’ представляла как бы готовую библиотечку чтения, полезного для ума и сердца. Разумеется, печатать всё придется, принимая в соображение цензуру для того, чтобы по возможности не вызвать по неосторожности запрещение всего предприятия. Но и в цензурной области ведь нет еще такого издания, которое задавалось бы этою нашею целью, а потому и в этой области дело это, я думаю, хорошее. А нецензурное пока будет ходить в рукописях и печататься за границей в переводе. Вас мы очень просим сообщать нам о всех становящихся вам известными, подходящих с какой бы то ни было стороны статьях. Некоторые будем, испросив разрешение авторов, перепечатывать целиком, о других будем делать сообщения, с извлечениями того, что нам особенно сочувственно. А потому указывайте нам не только такие статьи, которые хороши целиком, но и такие, в которых имеется, хотя бы только одна мысль, стоющая внимания. — Также прошу вас, если можете, сообщить мне названия иностранных, т. е. американских, английских, французских и немецких периодических изданий, содержащих наибольшее количество более или менее серьезных, живых статей, из которых мы от времени до времени могли бы черпать подходящий матерьял. — ‘Сообщение’ же от нашей редакции посылаю вам с просьбою сделать, если найдете желательным, какие-либо поправки, дополнения или упрощения выражений, которые сочтете неудобными. — Вы с самого начала были душой всех наших изданий, и нам не хотелось бы в этом направлении ничего предпринимать нового, не воспользовавшись вашими советом и опытностью. —‘Сообщение’, пожалуйста, верните мне при первой возможности, так как по получении его обратно от вас я его разошлю некоторым нашим сотрудникам. — Черновые ваши я на этих днях получил и с живейшим, как вы себе можете представить, интересом просматриваю их и делаю для своей работы выписки вычеркнутых мест. Вы сделали истинное доброе дело, выслав их мне’. — Чертков имеет в виду черновые рукописи книги ‘Царство Божие внутри вас’, о которых он написал Толстому подробнее в письме от 29 апреля (см. письмо N291.1.
(1) Письмо Е. И. Попова к Толстому с почтовым штемпелем: ‘Москва 3 мая 1891 г.’, в котором он писал, что Чертков пригласил его приехать с матерью и младшим братом и сестрой к нему в Ржевск и помогать ему в составлении и редактировании серии изданий ‘Посредника’. Хранится в АТБ.
(2) ‘Сообщение от редакции изданий ‘Посредника’ об открываемой его новой отрасли изданий для интеллигентных читателей’. Рукопись хранится в АЧ. В сообщении излагаются задачи, которые ставил себе ‘Посредник’, выпуская народные издания и работая над упрощением языка и созданием для всех доступных книжек, и указывается, что к этим изданиям редакция книгоиздательства решила прибавить новую серию для интеллигентных читателей. В эту серию должны быть включены произведения, которые затруднительно изложить популярно, а между тем желательно, чтобы они стали ‘доступны по крайней мере интеллигентной части наших читателей’, и те привлекающие сочувствие редакции произведения, ‘которые, не представляя почти никакого интереса для массы народа, имеют однако серьезное значение в связи с некоторыми специальными условиями жизни той части народа, которую принято называть ‘образованным обществом’. В письме к Толстому от 18 мая Чертков написал, что, считаясь с его мнением, он не будет печатать это ‘объявление’.
(3) Письмо И. И. Горбунова-Посадова к Толстому из Ржевска от 27 апреля 1891 г. Копия имеется в копировальной книге ‘Посредника’, хранящейся в АЧ. И. И. Горбунов писал, что посылает изложение трагедии Шекспира ‘Отелло’, сделанное Бизюкиной-Юрьевой, и просил Толстого высказать свое мнение об этой работе.
(4) Напечатано книгоиздательством ‘Посредник’ под заглавием: ‘Отелло, венецианский араб и прекрасная Дездемона, или безумие ревности. Повесть в пяти частях (по Шекспиру)’. Составила А. Юрьева при участии Е. Вер-Чистяковой, М. 1891.
(5) Об этой книге см. прим. к письму Толстого Черткову от 29 апреля N 289.
(6) Франсуа Фенелон (1651—1715), французский писатель, воспитатель внука Людовика XIV, герцога Бургундского, с 169а г. — епископ, автор ряда философских, богословских и беллетристических произведений. Из его произведений особенно известно ‘Приключения Телемака’ (‘Les aventures de Telemaque’), по форме являющееся подражанием Одиссее, но заключающее мысли о воспитании и иносказательное изображение двора Людовика XIV. В библиотеке Ясной Поляны имеется почти неразрезанное собрание сочинений Фенелона в трех томах: Fenelon, ‘Oevres’. Precedees d’etudes sur sa vie par M. Aime-Martin, ed. Levefre Librairie, Paris. И. И. Горбунов-Посадов в письме от 27 апреля писал Толстому: ‘Марья Александровна [Шмидт] писала нам как-то, что может вытти хорошая книжка из ‘Телемака’ Фенелона. Не помните ли вы эту вещь и стоит ли ее обрабатывать? В вашем списке сочинений, стоящих перевода, стоит Фенелон ‘Arlechinado’ — что это такое?’

* 291.

1891 г. Мая 8. Я. П.
Получил вчера ваше заказное письмо, милый друг В[ладимир] Г[ригорьевич]. Большое спасибо вам за него. Не могу вам выразить, какое остро-радостное чувство я испытал, читая его. Острое, п[отому] ч[то] б[ыло] чувство оскорбленного самолюбия, но чувство сознания правды, добра и благодарности настолько было сильнее, что неприятное чувство только придавало saveur (1) всему. Разумеется, я все это вычеркну. И это письмо да будет у вас доказательством того, что я желаю и прошу вас вычеркнуть прежде, чем отдать переводить, вычеркнуть все недоброе. Соблазн ведь тут кроме застарелой злобности души, скверное пакостное желание (равнодушие к другим), разозлить, чтобы освободиться от неприятного положения, в к[отором] сидишь и не умеешь ни выдти, ни примириться с ним. — Ethics of Diet я написал, в месяц переведет. (2) Едва ли в три месяца. Я нынче 2-й день нездоров, кашель, горло, жар маленький. Целую вас и всех ваших.

Л. Т.

На обороте: Воронежской губ. Россоша. Владимиру Григорьевичу Черткову.
Публикуется впервые. Написано на бланке закрытого письма. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘N 285’. Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 9 мая 1891 г.’, ‘почтовый вагон 11 мая 1893’. Датируется днем, предшествующим почтовому штемпелю отправления.
Ответ на письмо Черткова от 25 апреля, написанное в связи с прочитанными им черновыми рукописями книги ‘Царство Божие внутри вас’: ‘Сейчас дочитал полученные от вас черновые. Нечего и говорить, с каким интересом я их читал. От души желаю вам благополучно довести до конца эту работу. — Я заметил одно место не то, что не понравившееся мне, но написанное не в желательном духе, Способном лишь вызвать в ваших противниках еще большее озлобление, и не могу позволить себе не указать вам этого места, хотя более чем вероятно, что вы сами при перечтении заметили или заметили бы его и исправили бы. — Это там, где вы говорите об отношении русского правительства к вашей книге. Тон этого места обличительный, но сухой, и впечатление па читатели было бы благоприятнее и в обличительном даже смысле сильнее, если бы вы спокойно сообщили факты, воздерживаясь от всяких комментарий. Напрасно, как мне кажется, вы упоминаете о Чингис-Хане и ссылаетесь на слова Герцена по этому поводу. Мне кажется, что железные дороги и телеграф ни в каком отношении не связывают рук Чингис-Хану, когда ему самому хочется быть Чингис-Ханом: но только дают усовершенствованные средства ему в руки. Иллюстрацией этого может служить современное отношение к ‘политическим’. При жестокостях, ежедневно творящихся с ними и нисколько не стесняемых всемирной гласностью, которой они от времени до времени подвергаются, несвоевременно, мне кажется, приводить эти слова Герцена, не оправдываемые современною, по крайней мере, действительностью. — Одно из отличительных свойств Чингисханства — то, что оно совершенно равнодушно к тому впечатлению, какое оно вселяет: оно слишком уверено в себе (или в своем назначении) для того, чтобы беспокоиться мнением людским. И черта эта типично проявляется именно в наше время у нас’.
(1) [вкус]
(2) Толстой подтверждает то, что написал в письме Черткову от 6 мая (N 290) относительно перевода книги X. Уильямса ‘Этика пищи’.
Чертков ответил на это письмо Толстого письмом от 18 мая, при котором он послал Толстому выписку из рукописного дневника генерала Н. Н. Муравьева-Карского об отказавшихся от военной службы 5 духоборцах, которую Толстой затем включил в книгу: ‘Царство Божие внутри вас’, изд. ‘Свободного слова’. Christchurch. 1902, стр. 10—11. Вместе с тем Чертков писал: ‘Меня очень тронуло, дорогой Лев Николаевич, то, что вы так хорошо приняли выраженные мною сомнения относительно местечка в вашем писании. Меня удивило, что, как вы говорите, это было вам немножко и неприятно. Удивило, потому что я с таким глубоким уважением и горячим сочувствием к вашим мыслям читал рукопись, что, сообщая вам свое маленькое замечание, я был уверен, что говорю вам то, что вы и сами по себе знаете. — Посылаю вам маленькую выписку из дневника Муравьева, сообщенную мне несколько лет тому назад его дочерью Соколовой — той моей тетей, которую я как-то раз привез к вам в Москве. Быть может, эта любопытная и красноречивая выписка найдет себе место в вашей статье. Получил я также ваше письмо, в котором вы пишете о моем ‘объявлении’ об интеллигентных изданиях. В виду вашего мнения я воспользуюсь этим объявлением так, как первоначально намеревался, т. е. не стану его печатать, а буду только сообщать лицам, заведомо сочувствующим нашему делу, которых буду просить о сотрудничестве. Спасибо за отметки в брошюрах о целомудрии. Я прочел отмеченные вами и исподволь просматриваю остальные. Мне кажется, что ни которая из них не годится нам целиком, но что можно из них составить прекрасную компиляцию, выбирая лучшие места, которая составит очень желательную для молодежи книжечку’.

* 292.

1891 г. Мая 15. Я. П.
Пишу вам, дорогой Владимир Григорьевич, рукой жены,. потому что сделалось воспаление век, которое уже и проходит.
Пишу о Журавове, (1) который теперь у меня, и о его повести, кот[орую] он сейчас мне прочел. Повесть эта написана им на заданную мною тему, (2) о том, что работа, le travail, а не только не есть сама в себе добродетель, как это считается всеми европейцами и нашими благоденствующими людьми, а может быть, если не пороком, то причиною его, человек, увлекаясь работой, как пьянством, пренебрегает своей духовной жизнью, ставить обязанности перед делом впереди обязанности перед людьми и т. п. Да вы все это знаете. Так вот на эту тему, данную ему полтора года тому назад, он писал, поправлял и теперь принес рассказ, прекрасный, по моему до двух третей его, по количеству страниц, и до половины по содержанию, т. е. до того места, где, отданный в сапожники молодой крестьянин втягивается в работу и увлекается ею. Предшествующие этому его страданья и вся эта бедственная, ужасная, неизвестная нам жизнь учеников описана прекрасно, именно прекрасно, вы прочтите со вниманием. Но дальнейшее расплывчато и тема теряется в ненужных подробностях.
Думал бы я сделать вот что: или самое лучшее: чтобы Ваня Горбунов (4) исправил бы конец по программе, которую приблизительно изложу в конце, и тогда напечатать все, сначала в книжках Недели (5) или еще где, и потом, разумеется, в Посреднике, или, откинуть конец с того места, где малый стал мастером, и дав этому приличное заглавие, как картину нравов ремесленников и учеников, тоже напечатать сначала в журнале, о чем охотно напишу я редакторам, и потом в Посреднике.
В том и другом случае дело за работой Ивана Ивановича.
Программа же моя такая:
После того, как он стал прекрасным мастером, его завлекает не только денежная прибыль, но гордость своим мастерством, своим трудолюбием, своим выдающимся вследствие этого положением между товарищами. Положение же это может поддерживаться только сверхсильным, неестественным, 18-ти часовым трудом. Вследствие этого он нравственно высыхает, перестает интересоваться жизнью товарищей, забывает о доме. Пришедшие земляки или родные из деревни уже не интересуют его, он перестает петь песни, начинает курить и пить водку, чтобы искусственно поддержать силы. Воскресенье, встает от работы, ошалелый, и не имеет силы противустоять советам и влиянию товарищей.
Вот в этом роде.
Его конец, мне кажется, уже был где-то употреблен.
Естественный же конец, по моему, тот, что он отбивается совсем от деревни и делается тем обычным типом превосходного мастера, но никуда не годного от пьянства, переходящим постоянно от одного хозяина к другому и для которого вся жизнь складывается из двух состояний: привычного, ловкого, инстинктивно исполняемого мастерства и невменяемого состояния пьянства.
Есть еще третье или, — там я написал их два, — это вернуть Журавову конец, чтобы он еще переделал его. Ему этого очень не хочется, а очень хочется получить теперь же, хотя бы к Петровкам, какое-нибудь вознаграждение, о котором он очень скромно заявляет. Он вообще производит второй раз и второй год в на меня самое радостное впечатление. Дома хозяйничает, работает, живет и старается жить нравственно и доволен своим положением. Но видно ему нужда, и если это можно, и вы найдете, что рассказ пригодится, он просить дать ему рублей 30-ть. Пожалуйста, не стесняйтесь, и если это хоть немножко вам неприятно, то не давайте ему. Я ведь знаю, что деньги никогда серьезно не нужны, а может быть эти деньги можно получить из какой-нибудь редакции, если Иван Иванович поправит первую часть..
Гале я хотел писать о молитве то, что мне пришло в голову, читая о том, как она молится. (7) Я хотел сказать, как и в чем мне помогает молитва, но теперь отчасти забыл, напишу в другой раз. — Ваш ‘Собиратель’ мне очень нравится и буду сообщать то, что может годиться.
Нынче Маша получила письмо от Ев[гения] Ив[анович]а, (8) которому передайте мою любовь, о статье Бекетова, она вышлет вам ее, но едва ли она годится. (9) Вот статью его о вегетарианстве, ту непременно нужно. (10) Предисловие и еще не писал, но уже собираюсь. Пока прощайте.

Любящий вас Лев Толстой.

15 мая 1891 г.
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 94—96. На подлиннике синим карандашом рукой Черткова написано: ‘287’. Всё письмо, не исключая и подписи, написано рукой С. А. Толстой. По дневникам С. А. Толстой (ч. II, М. 1929, стр. 42) и Л. Н. Толстого (запись от 22 мая 1891 г.) видно, что воспаление век началось у Толстого 13-го, начало проходить 15 мая, а 16 мая он стал выходить из дома. Эти данные подтверждают имеющуюся в конце письма дату: ’15 мая 1891′.
Ответ на письмо Черткова от 6 мая 1891 года, в котором Чертков писал: ‘О вегетарианстве у меня набралось много английских книжек и статей, рассматривающих вопрос с самых разнообразных точек зрения, и между ними есть прекрасные, которые непременно нужно издать на русском языке. На этом предмете особенно ярко выступает известное явление, что ум и сердце сильнее, успешнее и блистательнее всего работают тогда, когда истина, ими развиваемая, еще не восторжествовала, а находится в периоде гонения… В ‘Собирателе’ мы хотим вести маленький отдел о текущих явлениях современной жизни человечества. Здесь будем сообщать, конечно, только о таких явлениях, которые с нашей точки зрения останавливают на себе внимание в положительном или отрицательном смысле в роде, например, недавнего согласия всех государств американского материка разрешать свои недоразумения не войною, а третейским судом (положительное явление), или недавняя дуэль между Павловскими офицерами, причем один друг убил другого (отрицательное) и т. п. Вы же присылайте мне не только то, что наверное может подойти само по себе, но и то, что по каким-либо соображениям может навести на какую-нибудь мысль и т. п.’.
(1) Иван Герасимович Журавов (р. 1862 г.) — крестьянин села Хотуш Тульского уезда, автор изданных книгоиздательством ‘Посредник’ рассказов: ‘Раздел’, М. 1887 и ‘Злая невестка’, М. 1888. О нем см. т. 86, стр. 44 и письма .1890 г., т. 65.
Повесть Журавова, о которой пишет Толстой, по сообщению А. К. Чертковой, была возвращена автору для переработки и сведений о ней не сохранилось.
(2) Слова: ‘на заданную мной тему’, по-видимому, относятся к разговору Толстого с Журавовым, о котором сделана запись в Дневнике Толстого от 20 ноября 1889 года: ‘Пришел Журавов… Я говорил с ним о работе. Да, работа сама для себя есть пьянство скверное’.
(3) [работа, труд]
(4) В письмах И. И. Горбунова к Толстому нет указаний на эту работу и, по-видимому, он не веялся за нее, так как рукопись была возвращена автору.
(5) Книжки ‘Недели’. Журнал романов и повестей. Ежемесячное приложение к газете (‘Неделя’. Спб. 1885—1901 г. Издатель-редактор до 1893 г, П. А. Гайдебуров, с 1893 г. — В. П. Гайдебуров.
(6) По Дневнику Толстого, Журавов был у Толстого 20 сентября 1889 года и 27 марта 1890 года.
(7) Это письмо А. К. Чертковой не разыскано.
(8) Письмо Е. И. Попова к М. Л. Толстой не сохранилось.
(9) В архиве Черткова нет письма М. Л. Толстой о статье Бекетова, и поэтому не установлено точно, к какой статье его относятся эти слова.
(10) Было напечатано под заглавием: А. Н. Бекетов ‘Питание человека в его настоящем и будущем’, изд. ‘Посредник’ для интеллигентных читателей, М. 1893. Впервые была напечатана, как статья, в журнале ‘Вестник Европы’ 1878, 8, стр. 566—605.
(11) Предисловие к книге X. Уильямов ‘Этика пищи’. См. прим. к письму N 284.

* 293.

1891 г. Мая 24. Я. П.
Более, чем месяц тому назад, послана вам переведенная с немецкого прекрасная статья ‘Обычаи пьянства’ Фореля. (1) Перевел ее учитель, живущий у нас, Новиков. (2) Ее хорошо бы напечатать в Собирателе, п[отому] ч[то] она трактует о пьянстве молодежи — студенчества. Нынче получил ваше письмо. (3)

Л. Т.

На обороте: Воронежск. губ. Россоша
В. Г. Черткову.
Полностью печатается впервые. Опубликовано (за исключением последней фразы) в ТЕ 1913, стр. 96. Открытое письмо. Па подлиннике надписьчерным карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 24 мая 91, N 287’. Цифра ‘7’ зачеркнута и синим карандашом написано ‘8’. Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 25 мая 1891 г.’, ‘Россоша Воронежской губ. 28 мая 1891 г.’. Датируется днем, предшествующим почтовому штемпелю отправления.
(1) Об этой статье см. письмо Толстого к Черткову N 285.
(2) Алексей Митрофанович Новиков (1865—1927), окончив математический факультет в конце восьмидесятых годов, с весны 1889 г. был домашним учителем Андрея и Михаила Львовича Толстых. Поступив затем на медицинский факультет, окончил его в 1896 г., после чего последовательно был земским врачом, ассистентом гинекологической клиники Московского университета, в последние годы жизни — профессором Ташкентского университета. В 1891—1892 годах работал с Толстым на голоде в Рязанской губ. Из его воспоминаний напечатаны: ‘Л. П. Толстой и И. И. Раевский’ — ‘Международный Толстовский альманах, составленный П. А. Сергеенко’, изд. ‘Книга’, М. 1909, стр. 186—200, ‘Зима 1889—90 годов в Ясной Поляне’ — ‘Лев Николаевич Толстой. Юбилейный сборник’, ред. Н. Н: Гусев, Гиз, М. 1928, стр. 202—217.
(3) По-видимому, письмо Черткова от 18 мая. Об этом письме см. примечания к письму Толстого N 291.

* 294.

1891 г. Июня 14? Я. П.
Ну, уж не знаю, на какое письмо отвечаю вам, дорогой друг Владимир Г[ригорьевич]. Так давно я не писал, а вы напротив так, спасибо вам, часто писали последнее время. Нынче получил письмо с моими переписанными письмами, а недавно с листочками мыслей и планом издания Собирателя. Все очень хорошо. Мысли мне многие очень понравились: об учительстве, волнообразном изменении ролей. (1) (Один учитель у вас Христос’. (2) И еще о том, как важнее всего отношение с Богом, а последствия этого отношения уже само собой отношения с людьми. (3) — Но с тем, что в нынешнем письме о примирении со всеми пониманиями, я не совсем согласен. Нельзя примириться с ложным пониманием учения Хр[иста] — истины, пока все не сойдутся в единении, не может быть примиренья настоящего.
Может быть и должно быть стремление к миру, но не примиренье. Вместо инквизиции — тюрьмы, вместо проклятий — споры, (4) вместо споров—молчание, т. е. движение к примирению. Примирение будет, когда все будем в истине.
Вчера к нам пришли Хохлов Петр (5) и Алехин Алексей. (6) Евг[ений] Ив[анович] знает их обоих и знает, какие они хорошие. Ал[ехин] б[ыл] у Поши и идет теперь к своему брату в Харьк[овскую] губернию, подле Хилкова, (7) а Хохловъ хочет остаться у Булыгина (8) или Буткевича (9) на лето. Ему отложили экзамены до августа, но едва ли его оставят в училище. От него требовали, чтобы он говорил, а он пошел к священнику и сказал, что не может этого сделать и почему.
Около Хилкова живущего Дудченко, одного выслали, (10) а Симонсон, (11) брачно живущую с старшим Дудченко, (12) послали по этапу в Тверь.
На днях прочел случайно духовную книгу, издание Афонского монастыря ‘Невидимая брань’. (13) Очень хорошая. Я пошлю ее вам. Вот работа Гале. Переделать ее — выпустить лишнее и неверное и перевести на хороший язык. Она так хорошо сделала Тихона. (14) Только здесь надо передавать своими словами. Очень рад бы был, если бы понравилась. Могла бы выйти прекрасная книга. —
Вегетарьянскую книгу плохо переводят. (15) Я еще попробую, а если нет, пришлю вам. Маленькая книга не так хороша.
На днях был в Туле на бойне для предисловия. (16) Очень хочется написать. —
В голове смутно и ничего больше не пишется — не взыщите. Привет всем вашим. Радуюсь увидать Ваню. (17)
Журавов очень вам благодарен и вполне счастлив. Прощайте.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 96—97. Па подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ’14 июня 91. 289′. Дата эта не вполне подтверждается и должна быть принята лишь условно, так кап имеется некоторое противоречие между источниками, при помощи которых она может быть проверена. Толстой пишет, что к нему вчера пришли Петр Хохлов и Алексей Алехин, а по Дневнику Толстого, они пришли к нему 33 июня. Но запись сделана в Дневнике через 5 дней, в дневнике же С. А. Толстой приход в Ясную Поляну отмечен в записи от 12 июня, причем сказано, что они пришли ‘вчера’. См. ‘Дневники гр. С. А. Толстой. 1891—1897’, М. 1929, стр. 51.
Толстой отвечает на письма Черткова, помеченные 29, 30 мая и 4 июня. По неизвестной причине они были получены с большим запозданием, — письмо от 4 июня получено 10 июня, а письмо от 30 мая — в день написания комментируемого письма.
В письме от 30 мая Чертков писал: ‘мне кажется, что то новое, что следует в настоящее время (конец XIX века) не то, что прибавить к учению Христа, а извлечь из него и обнаружить в себе для отражения в людях, есть — примирение всего путем одинаково любовного и смиренного отношения ко всему внешнему, совершенно независимо от того, совпадает ли оно сколько-нибудь или нет с нашим внутренним сознанием истины’. Посылая вместе с этим письмом Толстому копии с своего перевода на английский язык письма Толстого к англичанину Кэмплину от 27 января — 6 февраля 1891 г. (т. 65) и с письма Толстого к А. В. Алехину от 14 мая 1801 г. (т. 65), Чертков писал: ‘Письма ваши я теперь никому не даю списывать (кроме Евгения Ивановича, который иногда списывает некоторые в свою тетрадку, которую он никому почти даже не показывает). Показываю же я ваши письма лишь очень немногим самым близким по духу людям, как например Русанов. Переписчиком же для меня в этих случаях служит старый друг, которого я близко знаю с его детства, и он не выпускает из рук и никому не показывает этой переписки, а письма ваши переписывает в том же доме, где я живу’. В письме от 4 июля Чертков писал Толстому, что посылает ему черновой схематический план сборника ‘Собиратель’ и запись своих мыслей.
(1) ‘Христос боится для людей учительства’. ‘Немногие делайтесь учителями’. Действительно в связи со всяким учительством кроется ужасный соблазн. Собственно говоря, учителем должен быть каждый, но не постоянно, сплошь, а только в те минуты, когда сознание истины в нем сильнее, чем у того, с нем он в общении. В этих случаях человек всегда сознает свое духовное преобладание. Но не так легко бывает заметить (уловить) то мгновение, когда преобладание это стушевывается и следовательно является возможность учительства со стороны того, с кем общаешься, А такой обмен ролей может совершаться в одну минуту несколько раз’..
(2) Евангелие от Матфея, гл. 28, ст. 8.
(3) ‘Проницательность и проникновение суть два последствия любви, одно — любви к ближнему, другое — любви к богу. Проницательность — любовь к внешней оболочке, иногда ведущая к проникновению внутрь ее. Проникновение — любовь к внутренней сущности, заставляющая искать смысл внешней оболочки’.
(4) Слово споры написано по слову статьи. Перед этим словом зачеркнуто: мои
(5) Петр Галактионович Хохлов (1867—1896)—в то время студент высшего технического училища в Москве, решивший выйти из училища,. не желая, с одной стороны, пользоваться привилегированным званием инженера, с другой стороны — подчиняться требованию начальства о говении. О нем см. т. 86, стр. 251 и к письму Толстого к нему 1889 г., т. 64.
(6) Алексей Васильевич Алехин (р. 1859) —химик, оставленный при Московском университете. Разделяя взгляды Толстого на значение земледельческого Труда, оставил научную работу и жил в 1890—91 г. в земледельческих общинах, устраивавшихся единомышленниками Толстого. В 1896 г. Алехин вернулся к научной работе по химии и с 1899 г. служил преподавателем в Киевском политехническом институте, О нем см. письма 1893 г., т. 66. В мае 1891 г. пошел пешком из Тверской губ., где он жил в земледельческой общине Дугино, в Костромскую губернию к П. И. Бирюкову, жившему в это время в своем небольшом имении при селе Ивановском, оттуда зашел в .Ясную Поляну, и затем направился в Сумской уезд. Харьковской губ., где жил и работал в то время на земле его брат Митрофан Васильевич Алехин.
(7) Кн. Дмитрий Александрович Хилков (1857—1914) — во второй половине восьмидесятых и девяностых годов принадлежал к числу людей отчасти единомышленных Толстому. Отказавшись в 1884 г. от военной карьеры, поселился на принадлежавшей ему земле в Сумском уезде Харьковской губ. (с. Павловки), работал на небольшом участке, отдав большую часть своей земли крестьянам. В 1892 г. был выслан на Кавказ за вредное влияние на крестьян, в 1896 г. за связь с духоборческим движением выслан с Кавказа в Прибалтийские губернии, в 1898 г. выслан за границу, где вскоре изменил свои взгляды, начав принимать участие в революционном движении. В 1905 г. вернулся в Россию. Во время мировой войны вступил в армию добровольцем и был убит в Галиции во время разведки. О нем см. т. 85, стр. 414 и письма 1887 г., т. 64.
(8) Михаил Васильевич Булыгин (р. 1863 г.), окончив пажеский корпус в 1882 г., поступил на военную службу, во в 1885 г. вышел ив полна и поступил в сельско-хозяйственную академию. Через год оставил академию и с 1887 г. поселился на приобретенном им хуторе в Крапивенском уезде Тульской губ., и, во многом разделяя взгляды Толстого, жил, нанимаясь земледельческим трудом. О нем см. т. 86, стр. 236.
(9) Анатолий Степанович Буткевич.
(10) Николаи Иванович Дудченко (р. 1869 или 1870, ум. 1917) —участник земледельческих общин в Шевелеве Смоленской губ. и в Байрачной Харьковской губ. В 1891 г. жил и работал с несколькими бывшими членами общины Байрачная на своем небольшом участке земли в Сумском уезде Харьковской губ., откуда в мае 1891 г. был выслан в г. Суджу Курской губ. за ‘вредное влияние на местных крестьян’.
(11) Мария Федоровна Симонсон (1867—190У)—бывшая слушательница высших женских курсов, в 1889г. ставшая участницей общины Шевелево, Смоленской губ., в 1890 г, сделавшаяся гражданской женой М. С. Дудченко. В мае 1891 г. Симонсон была административно выслана с хутора М. С. Дудченко в Сумском уезде Харьковской губ. за ‘вредное влияние на народ’ ее ‘сожительства с Дудченко’, с которым она жила, не венчаясь, и отправлена в Тверь. О М. Ф. Симонсон см. прим. к письму Толстого к М. С. Дудченко от 28 мая 1891 г. (т. 65).
(12) Митрофан Семенович Дудченко (р. 1867), разделяя взгляды Толстого, с 1887 г. занимался земледельческим трудом, поселившись в Сумском уезде Харьковской губ. В 1891 г. переселился в Полтаву, затем поселился в Полтавской губернии, продолжая заниматься земледельческим трудом. Во время мировой войны принял участие в протесте против войны, подписав воззвание, составленное В. Ф. Булгаковым и И. М. Трегубовым. за что и был заключен в тюрьму, но судом был оправдан. О нем см. письма 1891 г., т. 65.
(13) Никодим Святогорец, ‘Невидимая брань’. Перевод с греческого еп. Феофана, изд. Афонского Пантелеймонова монастыря, М. 1896. Вероятно, об этой книге Толстой сделал запись в своем Дневнике от 8 июня 1891 г.: ‘Читал книгу душеспасительную Машинькину. Не дурно. Допускает, требует борьбы, говорит: когда уж возобладала страсть, всё-таки не сдавайся’. Книга эта была переслана для общедоступного изложения А. К. Чертковой, которая, однако, работу эту не выполнила, так как была занята в то время другими делами.
(14) А. К. Черткова, совместное Н. Л. Озмидовым, приготовила к печати выборки из творений Тихона Задонского для издания ‘Посредника’. ‘Душеспасительные наставления св. Тихона Задонского’, М. 1890.
(15) Книгу X. Уильямов ‘Этика пищи’, которую предполагали перевести дочери Толстого. Книга была в конце концов возвращена Черткову и переведена под его наблюдением несколькими лицами. Толстой, вероятно, имеет в виду медленность, с которой шла работа по переводу книги ‘Этика пищи’, начатая М. Л. и Т. Л. Толстыми, но не оконченная ими.
(16) Толстой был в Туле на бойне 6 июня и сделал запись об этом посещении в дневнике от 7 июня. Полученные им впечатления использованы им в статье ‘Первая ступень’, написанной вместо предисловия к книге X. Уильямса ‘Этика пищи’, но впервые напечатанной в журнале ‘Вопросы философии и психологии’ 1892, 13, стр. 109—144.
(17) В письме от 4 июня Чертков сообщил Толстому, что И. И. Горбунов проездом из Воронежской губ. в Петербург навестит Толстого к расскажет ему о задуманной Чертковым работе по изданию книг для интеллигентных читателей. В Петербург И. И. Горбунов должен был поехать для ликвидации книжного склада ‘Посредник’, ставшего излишним, так как книги ‘Посредника’ продавались в то время уже во многих местах.
В ответном письме от 1 июля Чертков писал: ‘Разумеется, вы правы в том, что нельзя примириться с ложным пониманием учения Христа, и я не хорошо выразился. Я и не хочу вовсе такого примирения’.

* 295.

1891 г. Июня 23. Я. П.
Пишу несколько слов, милые друзья, только, чтоб дать о себе и вызвать от вас весточку и кое что о деле: перевод книги Ethics of Diet идет разумеется туго летом, но мне не хочется еще отсылать ее вам: хочется послать ее прочесть Хилкову, к[отор]ому я писал о ней, (1) и еще такое соображение: Никифоров нуждается и очень в заработке. (2) Не дать ли ее ему переводить? Ответьте на оба вопроса: можно ли послать Х[илкову] и согласны ли вы за деньги дать ее переводить Никифорову].
Ив[ан] Ив[анович] поощрил меня тем, что хорошо бы статью о вегетарьянстве (предисловие) к вашему 1-му Собирателю. (3) Постараюсь написать, т[ак] к[ак] мне представляется и хочется не о вегетарьянстве, а об обжорстве. Мне кажется, очень нужно. И постараюсь. Милый Ив[ан] Ив[анович] еще у нас. И я очень рад ему и за него и за то, что он живая грамота о всех вас. Он хотел завтра, 24, ехать, но, кажется, мы задержим его еще на день. — Работа моя идет медленно, но идет. (4)
Как я рад б[ыл] узнать, что и Галя и Дима маленький очень поправились. Целую вас. Любящий вас.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. За исключением последнего абзаца напечатано в ТЕ 1913, стр. 97. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ’23 июня 91 г. 290′. Дата определяется указанием в письме, что И. И. Горбунов хотел уезжать завтра, 24-го, но, может быть, останется еще на один день’. И. И. Горбунов уехал 25 июня.
(1) Толстой в письме от 9 мая просил М. В. Алехина спросить Д. А. Хилкова, не согласен ли он перевести часть книги ‘Ethics of Diet’. В письме от 21(?) июня 1891 г. Толстой писал Хилкову: ‘книгу о вегетарианстве теперь не могу прислать — она разорвана и по разным рукам’ (см. т. 65). Книга была разорвана на части и дана М. Л. Толстой и Т. Л. Толстой и, может быть, С. А. Толстой, которая в своем Дневнике от 18 июня 1891 г. отметила, что переводила предисловие к этой книге.
(2) Л. П. Никифоров в бездатном письме, на которое Толстой отвечал 24 июня 1891 г. (см. т. 65) просил Толстого достать ему переводную работу: ‘это единственная платная работа, которая мне осталась, а между тем мы терпим серьезную нужду’. См. прим. к письму Л. II. Никифорову от 24 июня, т. 65. Чертков ответил Толстому в письме от 1 июня, что он просит Толстого поступить так, как сочтет лучшим, но высказал опасение, что Никифоров не справится с этим переводом, и указал, что ему лучше дать другой, более легкий перевод.
(3) Толстой имеет в виду первый выпуск задуманного Чертковым сборника ‘Собиратель’, который, однако, не появился в свет. См. прим. 1 к письму N 289.
(4) В июне 1891 г. Толстой продолжал работать над книгой ‘Царство Божие внутри вас’.

* 296.

1891 г. Июля 20? Я. П.
Давно, давно не писал вам, дорогие друзья, и соскучился. Новости мои вот какие. Жил у нас больше 2-х недель Репин, делал портреты и бюст, и я полюбил его, надеюсь, что и он, больше, чем прежде. (1) Второе — написал я предисловие к книге Ethics… Написал все — вышло довольно много, но я еще не поправлял. Надеюсь, однако, что она закончена и со мной не случится того, чтобы я поправлял, запутался в ней и остановился. (2) Есть там нечто нецензурное, к[отор]ое для вашего сборника можно выпустить. Не берусь еще поправлять, потому ч[то] очень сил мало, а какие есть, все берегу на свою большую статью, к[отор]ая подвигается, так что я вижу конец ее. (3) Кроме того, с Репиным и Гинцбургомъ, (4) другой скульптор, с беспрестанными гостями время очень занято. Главное же все это последнее время не болезнь, а слабость. Что от вас давно нет известий? Порадуйте, напишите вы, В[ладимир] Г[ригорьевич], вы, Галя, вы, Евг[ений] Ив[анович]. От Вани получил письмо и сейчас отвечаю ему. Как жаль его. Целую вас. Любящий вас

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 97. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘N 290 Я. П. 18 июля 91’. Число 290 зачеркнуто и синим карандашом написано: ‘291’. Вероятно, написано не ранее 18 июля, так как письмо И. И. Горбунова из Москвы, упоминаемое Толстым, написано 16 июля, а письмо Толстого к И. И. Горбунову, которое он хотел ‘сейчас’ написать, имеет почтовый штемпель отправления 21 июля. Таким образом возможно, что комментируемое письмо следует датировать 20 июля.
(1) Илья Ефимович Репин (1844—1930)—художник. О нем см. прим. к письмам Толстого к Черткову т. 85, стр. 176 и т. 63, стр. 222. И. Е. Репин приехал в Ясную Поляну 29 июня и уехал 16 июля. Во время своего пребывания в Ясной Поляне написал портрет ‘Толстой за работой в кабинете под сводами’ и эскиз ‘Толстой на молитве’ (хранится в Государственной Третьяковской галерее), использованный им впоследствии для картины того же названия, написанной в 1901 г. (хранится в Ленинграде в Государственном русском музее). Бюст Толстого работы Репина находится в Государственном Московском Толстовском музее.
(2) Толстой вполне закончил работу над статьей ‘Первая ступень’ лишь в конце августа. В Дневнике от 27 августа он записал: ‘поправил статью об обжорстве, но придется еще поправить’. Чертков получил эту рукопись в законченном виде 2 сентября 1891 г.
(3) ‘Царство Божие внутри вас’.
(4) Илья Яковлевич Гинцбург (р. 1859) —скульптор, с 1911 г. член Академии художеств. Впервые познакомился с Толстым летом 1891 г. О нем см. письма 1907 г., т. 77. В июле 1891 г., живя в Ясной Поляне, вылепил бюст Толстого и статуэтку ‘Толстой за работой’. Обе скульптуры впоследствии были принесены художником в дар Ленинградскому толстовскому музею.
(5) И. И. Горбунов писал Толстому о затруднениях, переживаемых им в связи с заботами о семье своего брата Н. И. Горбунова, находившегося в трудном материальном положении.

* 297.

1891 г. Августа 4. Я. П.
Я соскучился о вас, дорогой друг, и написал вам и вероятно в это же время вы написали мне свое последнее письмо с выписками из дневников, к[оторые] я сейчас еще раз прочел. Благодарю вас за то и другое. Все хорошо, но особенно то, что вы пишете о Боге, — сравнение с соловьем, которого ищет мальчик, если бы не то, что бесконечное сравнивается с маленьким. Но мысль ясна.
Пишите (1) мне чаще, и вы и Евг[ений] Ив[анович], которого целую.
Когда (2) читал ваше письмо о деньгах, было ясно многое, что надо еще сказать об этом, чтоб довести вопрос до совершенной ясности, теперь забыл и не хочется трудиться вспоминать. Теперь вечер, и я умственно устал. Моя работа поглощает меня всего. Утром часа 4, 5 работаю, а потом уже остаюсь пуст. И главное то, что результаты усердия, боюсь, не отвечают усердию. (3)
Сейчас от меня уехал один учитель Нижегородский Великанов, (4) очень умный и ясный человек, согласный с нами, и один юноша гимназист Громан, к[оторый] зашел ко мне в июне, и к[оторому] я дал письмо Хилкову и Ге, и к[оторый] теперь возвращается. Юноша милый, но очень еще зеленый. (5)
С той же почтой, с кот[орой] получил ваше письмо, получил от Кудрявцева сборник с статьями моими и переводными и выписками из дневников и писем. Он спрашивает, не имею ли я чего против распространения этого, т[ак] к[ак] Е[вгений] И[ванович] писал ему, что это будет мне неприятно. Не могу сказать, чтобы мне б[ыло] приятно, и не могу сказать, чтобы б[ыло] неприятно. Есть там хорошее, есть много неясного и слабого. Но из-за самолюбия заботиться об том, чтобы не показаться в [не]выгодном свете, считаю ненужным, и так и напишу ему. (6) Как ни нескромно это сказать, очень верю, что то, что вы делаете ‘свод’ мыслей, будет очень хорошо. (7) — Сужу даже п[отому], ч[то] есть в сборнике Кудрявцева. Меня многое трогает, и потому думаю, что так же подействует на других. Особенно, когда, как вы говорите, вы все это осторожно и к месту пересадите. —
Машу я просил послать вам черновые. (8)
Что не слышно про Ваню. (9) Я жду его и с ним думаю переслать вам рукопись о воздержании, поправив ее. Вчера прочел ее и думаю, что поправок в ней мало нужно. Нужно только сократить.
Напишите о себе и своих. Надеюсь, что вы опять поднялись теперь. Помоги вам Бог.
Любящий вас

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 97—98. На подлиннике надпись Черткова черным карандашом: ‘N 291’. Число 291 зачеркнуто и синим карандашом написано ‘292’. Дата определяется записью в Дневнике Толстого от 1 августа, где отмечено, что написано письмо к Черткову, и словами об отъезде Великанова и Громана, которые уехали из Ясной Поляны 4 августа.
Толстой отвечает на письмо от 21 июля, в котором Чертков писал о своем отношении к деньгам в связи с письмом Толстого к А. С. Буткевичу от 4 июня 1891 г., копию которого он получил от М. Л. Толстой.
(1) Абзац редактора.
(2) Абзац редактора.
(3) Толстой работал в это время над книгой ‘Царство Божие внутри вас’.
(4) Павел Васильевич Великанов (р. 1860 г.) окончил учительскую семинарию и учительский институт, занимался преподаванием по преимуществу в земской школе, находился под влиянием Толстого с 1886 г., лично познакомился с Толстым в 1891 г. и неоднократно у него бывал. В 1894 г. отказался от присяги царю, за что был уволен со службы. Живо интересуясь религиозными вопросами, находился в общении со многими единомышленниками Толстого, а впоследствии с различными сектантами. Разойдясь с Толстым во взглядах на некоторые вопросы веры, стремился самостоятельно сформулировать свое религиозное жизнепонимание и в 1919 году образовал небольшую религиозную общину в селе Рассказове Тамбовской губ., находившуюся под его руководством в продолжение нескольких лет. О П. В. Великанове см. письма 1891 г., т. 66.
(5) В Дневнике Толстого от 23 июня 1891 г. записано: ‘вечером гимназист 18-летний Громан, идет в лаптях изучать народ, чтоб служить ему. Открытый, прямолинейный юноша, только что познавший красоту добра’. От Толстого Громан пешком пошел в Черниговскую губернию к Н. Н. Ге (см. письмо Толстого к Н. Н. Ге-старшему от 21 июля 1891 г., т. 66).
(6) Дмитрий Ростиславович Кудрявцев (ум. 1906г.),—помещик Николаевского уезда Херсонской губ., сочувствовавший некоторым взглядам Толстого и находившийся в общении с местными сектантами-штундистами (см. т. 86, стр. 77), в начале девяностых годов распространял запрещенные правительством произведения Толстого, организуя переписку и размножение их на гектографе. В 1891 г. эмигрировал в Швейцарию. О нем см письма 1891 г., т. 65. В письме от 17 июля писал Толстому, что в продолжение семи лет он распространяет размноженные на гектографе произведения Толстого, и теперь издал книжку, которую ему одновременно посылает. Далее Кудрявцев пишет, что по поводу издания этой книжки он получил письмо от Е. И. Попова, который думает, что издание это будет неприятно Толстому. Выражая свое недоумение по этому поводу, Кудрявцев просит Толстого высказать свое мнение, заявляя, что если ‘это потребуется, он готов сжечь это издание’. Книга эта — ‘Спелые колосья’ — сборник мыслей и афоризмов, извлеченных из писем Толстого, по-видимому, напечатанная впервые на гектографе, впоследствии вышла в Женеве под заглавием: ‘Спелые колосья’. Составил с разрешения автора Д. Р. Кудрявцев, издание Элпидина, Carouge (Geneve), 1894, в. 11 л в. III—1895, в. IV—1896.
Письмо Толстого к Кудрявцеву от 4 августа 1891 г., т. Сб.
(7) Работа по составлению полного свода мыслей Толстого начата Чертковым в конце восьмидесятых годов (первое упоминание об этом деле в письме Черткова к Толстому от 1 августа 1889г.). См. прим. к письму Толстого к Черткову N 230, т. 86 и N 252 в настоящем томе. Составлений исчерпывающего свода всех мыслей Толстого, расположенных к систематическом порядке велось Чертковым и его сотрудниками в продолжение более чем 35 лет, но приготовленные к печати рукописные материалы, рассчитанные на многотомное издание, до сих пор не опубликованы. Хранятся в АЧ. О своде мыслей Толстого см. брошюру: В. Чертков, ‘Об издании полного собрания мыслей Л. Н. Толстого’, М. 1915.
(8) Черновые рукописи книги ‘Царство Божие внутри вас’, которые были посланы Черткову М. Л. Толстой в конце июля 1891 г.
(9) Иван Иванович Горбунов, находившийся в это время в Петербурге, должен был на обратном пути в Воронежскую губернию заехать к Толстому.
На это письмо Чертков отвечал письмом от 17 августа, в котором писал: ‘Получил я в свое время и письмо ваше, дорогой Лев Николаевич, и открытое письмо, и письмецо к Евгению Ивановичу. Вы просили меня чаще писать. И мне хочется это делать. Но я всё нехорошо себя чувствовал…и потому писать не мог. Теперь чуть-чуть лучше, и первым делом пишу вам…. — Да, я живо сознаю не только, как я сам плох, но и всё безобразие той обстановки, в которой н живу, основанной и вся пропитанном денежным насилием… Эти дни перечитывал для ‘Свода’ ваше ‘Что же нам делать?’ с большою пользою для себя. Сказанное там о деньгах мне представляется безусловно справедливым и неопровержимым’.

* 298.

1891 г. Августа 8. Я. П.
Я, кажется, не ответил вам о Никифорове. Мне очень жаль, что ему нет от вас заработка, но совершенно понимаю, что нельзя удовлетвориться его переводом. Я знаю, что он плохо переводить. Книгу ‘Еthics’ я посылал Хилкову и писал ему теперь, прося переслать ее вам. (1)

Л. Т.

На обороте: Воронежск. губерши Россоша
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Публикуется впервые. Открытое письмо. На подлиннике надпись рукой Черткова черным карандашом: ‘N 292’. Число ‘292’ зачеркнуто синим карандашом и написано: ‘293’. Почтовые штемпели: ‘Москва и августа 1891’, ‘Россоша Ворон, губ. 12 августа’. Датируется днем, предшествовавшим почтовому штемпелю отправления.
Ответ на письмо от 31 июля, в котором Чертков писал, что, желая выяснить, можно ли поручить Л. П. Никифорову перевод книги ‘Ethics of Diet’, он послал Л. П. Никифорову для пробы несколько небольших английских статеек, и теперь, получив перевод, убедился, что переведено плохо’.
(1) Об этом см. прим. к письму Толстого N 295.

* 299.

1891 г. Сентября 10 ? Я. П.
Спасибо вам за ваше письмо последнее, милый друг. Вы мне с такой осторожностью высказываете ваше суждение о моей статье, а я только этого хочу и рад всякому замечанию. Пожалуйста, если вам время и охота, сделайте то сокращение, о кот[ором] вы говорите. (1)
Боюсь я, что вы очень sanguin (2) насчет цензурности статьи. Там не словечки, а я боюсь очень много — все, что говорится о ложно понятом христианства, придется выкинуть. По моему лучше перекланяться, чем не докланяться, а то запретят весь сборник, а он, мне кажется, может быть полезен. (3)
Об (4) искусстве я теперь не думаю. Много другого на очереди. Главное же кончаю статью большую. И сделаю с ней, как вы говорите. Лучше этого и приятнее для меня ничего не может быть.
Батерсби очень интересный человек. Это не только первый Англичанин, но первый иностранец, к[оторого] я вижу с таким свободным широким и глубоко христианским взглядом. Он сам очень интересен и интересен мир, среди к[оторого] он действует. — Общение с ним очень и радостно и полезно. (5)
Пока прощайте, привет Батерсби и всем вашим. Как мне радостно было из Пошинова письма узнать, что он нашел Галю очень поправившейся. (6) Ах кабы ей Бог помог высвободиться понемногу из этого страшного круга — нездоровья, требующего леченья, и леченья, производящего нездоровье. Употребляете ли вы овсянку-пюре овсяный, питье из овса? Я бы делал это каждый день. И фрукты. Вы не смейтесь, если бы я был с вами, я непременно бы занимался вашей диетой. Вы бы слушали или не слушали, но я бы советовал. —
Надеюсь, что вы этого не вставите в свод моих мыслей. Да и нет, я думаю, той рубрики, рубрики глупостей. —
Я с этой почтой пишу Поше в Женеву ?
Полностью публикуется впервые. Небольшой отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 98. На подлиннике надпись черным карандашом: ‘Я. П. Сентябрь 91 N 294’. Письмо это было получено Чертковым 13 сентября и, можно думать, что оно написано 10 сентября.
Ответ на письмо от 2 сентября, в котором Чертков писал о статье ‘Первая ступень’: ‘Статья нам всем показалась очень, очень хорошей несмотря на то, что вы предполагаете меня в этом отношении пристрастным, скажу вам, что мне статья эта представляется весьма и весьма нужною для людей, и я уверен, что она принесет много пользы’.
(1) Толстой имеет в виду сокращения, намеченные Чертковым в статье ‘Первая ступень’.
(2) [sanguin — в данном случае — оптимистичен]
(3) Сборник ‘Собиратель’, в котором Чертков предполагал первоначально поместить статью ‘Первая ступень’. Об этом сборнике см. прим. к письму N 289.
(4) Абзац редактора.
(5) Баттерсби (Battersby) — английский журналист, друг Черткова, в 1885 г. помогавший ему в обработке его перевода книги Толстого ‘В чем моя вера’. О нем см. т. 85. В 1891 г. приезжал в Россию в связи с проектом Черткова организовать в Англии и Америке издание снимков с наиболее содержательных картин русской школы’. Баттерсби посетил Ясную Поляну 2 сентября, о чем Толстой писал С. А. Толстой 4 сентября: ‘Батерсби очень мил, очень, и нам очень приятно, хотя и тяжело говорить по-английски’ (ПЖ, стр. 357). От Толстого Баттерсби проехал к Черткову.
(6) Письмо Бирюкова к Толстому от 1 сентября 1891 г. (АТБ).
(7) П. И. Бирюков выехал от Чертковых 8 сентября в Женеву, куда он поехал по поручению и на средства К. М. Сибирякова для того, чтобы издать там книгу Толстого ‘Соединение и перевод четырех евангелий’.

* 300.

1891 г. Октября 6? Я. П.
Очень задержал, п[отому] ч[то] очень занят. Кончаю и большую статью, (1) и начал писать статью о голоде. (2) Я ездил в некот[орые] пострадавшие от неурожая уезды. (3) Не знаю, что выйдет. Когда что-либо выйдет, тогда напишу вам. —
Кажется, что в этой статье все более или менее гладко. Если что найдете нужным выпустить, — выпускайте. Для цензуры многое придется выпустить. Вставку, к[оторую] я вам прислал в письме к Поше, вы кажется не вставили. (4) Я говорю: кажется, п[отому] ч[то] не помню вставки. Тогда мне казалось важно, а теперь не помню. Страхов в бытность свою у нас читал эту статью и она ему очень понравилась. (5) Это утешает меня в том, что не вы одни по своему пристрастию ко мне считаете ее годящейся.
Получил письмо Гали в и ваше и благодарю вас за них.
Впишите в выноску заглавия лучших книг о вегетарианстве, к[оторые] вы знаете? (7) Послала ли вам Маша письмо с предложением переведенных франц[узских] книг о вегетар[ианстве]? (8) Пока прощайте.
От Поши получил одно письмо. (9)

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 98—99. Написано на листке линованной бумаги, вырванном на тетради с нумерацией страницы ’87’. На обороте заключительные строки статьи ‘Первая ступень’ с поправками, сделанными рукой Толстого. Текст перечеркнут красным карандашом. На подлиннике рукой Черткова надпись чернилами: ‘Я. П. 6 окт. 91? N’, черным карандашом приписано: ‘295’. Датируется на основании пометки Черткова.
Толстой отвечает на недатированное письмо от конца сентября, в котором Чертков писал: ‘Жду обратно вашу статью ‘Первая ступень’ для того, чтобы приступить к набору книги’.
(1) Толстой закончил 4 октября восьмую главу книги ‘Царство Божие внутри вас’. Вполне закончено ‘Царство Божие’ в мае 1893 г.
(2) Статья о голоде, сперва предназначенная Толстым для журнала ‘Вопросы философии и психологии’, но не помещенная там вследствие цензурных затруднений, впервые напечатана с значительными цензурными сокращениями под заглавием ‘Помощь голодным’. — ‘Неделя’ 1892, 1. В более полном виде напечатана в сборнике ‘Лев Толстой и голод’ под ред. Ч. Ветринского, Нижний Новгород 1912, стр. 37—73.
(3) Толстой ездил 19—21 сентября вместе с Т. Л. Толстой и с В. С. Толстой в Богородицкий и Ефремовский уезды, а вместе с М. Л. Толстой поехал на несколько дней в Епифанский уезд Тульской губ. См. Дневник 1891 г., записи от 19—25 сентября.
(4) Толстой в письме к Бирюкову, написанном 8—10 сентября 1891г., прислал вставку в рукопись статьи ‘Первая ступень’, начинающуюся словами: ‘Завтра утонченная, нежная барыня будет пожирать труп этого быка…’ и т. д. Вставка эта включена в 9-ю главу статьи ‘Первая ступень’, за исключением нескольких последних фраз. В письме от 30 сентября Чертков писал, что слова: ‘барыня есть хищное, но не простое, а коварное, лживое, хищное животное, заставляющее других совершать те убийства, которыми она кормится’ будут восприняты большинством читателей как ругательство, и потому, хотя он сам ‘совершенно согласен с этим определением барыни’, однако, просит разрешения выпустить эти слова. Цитированная выше фраза была включена в окончательную редакцию статьи.
(5) В Дневнике Толстого от 31 июля 1891 г. записано после слов о том, что Страхов находится в Ясной Поляне: ‘с эгоизмом я ждал его суждения о моем писании — он не осудил’.
(6) Письмо А. К. Чертковой от 14 сентября, в котором она писала, что, вполне сочувствуя вегетарианству и чувствуя, что ей становится противна мясная пища, пока еще вследствие физической слабости не отказалась от нее, хотя и страдает от этого.
(7) Список литературы о вегетарианстве в примечании к статье ‘Первая ступень’ не появился и сведений о том, был ли он составлен Чертковым, не имеется.
(8) В письме от 9 октября Чертков писал Толстому: ‘Маша письма с предложением переводов о вегетарианстве мне не присылала’ (АТБ).
(9) Письмо П. И. Бирюкова Толстому от 18/30 сентября 1891 г. на Женевы (АТБ).

* 301.

1891 г. Ноября 9? Бегичевка.
Ваших двух писем ко мне и Попову, дорогой В[ладимир] Г[ригорьевич], не получал еще, п[отому] ч[то] в это время уехал. (1) Вероятно они придут завтра сюда.
Я письмо ваше (2), Е[вгений] Иванович (3), хотел послать в газету, но сейчас перечел еще и решил не посылать. Подробность о том, что 50 чел[овек] отъисповедовал свящ[енник], показалась мне сомнительной. Подробное известие было в газетах. Простые люди часто смешивают виденное с рассказом. И я решил не посылать письма.
Мы живем здесь хорошо. Устраиваем столовый. (4) Много трогательного н страшного. Страшно одно, что всегда мне страшно, — это пучина, разделяющая нас от наших братьев.
— Пожертвования вызваны письмом С[офьи] А[ндреевны] (5) и денег у нас около 2 т[ысяч] и кажется сбор с Плодов Просв[ещения] поступить нам. (6) Я боюсь обилия денег. И так с маленькими деньгами много греха. И теперь еще ею установилось дело. Путает помощь, выдаваемая земством, и желание, требование крестьян, чтобы выдаваемо было всем поровну. (7) Делаем мало, дурно, но делаем и как бы чувствуем, что нельзя не делать. Статья моя, та, (8) к[оторую] вы знаете, кажется выйдет, в другая, маленькая, в Рус[ских] Вед[омостях], вы верно получите. (10) Пишу еще о столовых, о способов помощи, (11) и еще в сборник, к[оторый] меня просил Обол[енский], (12) художественный рассказ. (13) Вместе с тем стараюсь кончить большую статью. (14) Она кончена, только нужно заключенье. Я растрепался и боюсь, что делаю не то, но иначе не умею.
Вагнер (15) я написал, чтобы она ехала в Оренбург и заехала к нам.
Может быть я заблуждаюсь, но мне кажется, что что-то важное совершается, что-то кончается и начинается.
Пишите мне все о себе и обо мне, о нас, что вы думаете. Целую вас всех, милые друзья.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 99. На подлиннике надпись рукой Черткова синим карандашом: ’10 нояб. 91 (?) 296′. Письмо не могло быть написано ранее 7 ноября, так как Толстой отвечает на письмо Черткова, о почтовым штемпелем получения: ‘Чернава 6 ноября’. По-видимому, написано 9 ноября, так как Толстой пишет, что, вероятно, получит недоставленные ему письма Черткова завтра, и сообщает о получении этих писем 10 ноября.
Письмо написано из имения И. И. Раевского Бегичевка Данковского уезда. Рязанской губернии (почт. адрес: Чернава, Скопинского у., Рязанской губ., село Бегичевка), где Толстой жил с 28 октября, организуя столовые для кормления голодающих крестьян.
Ответ на письмо от 1 ноября, в котором Чертков писал, что посылает ему письмо Е. Д. Вагнер, обратившейся в редакцию ‘Посредника.) с просьбой указать ей, каким образом она может принять участие в работе по кормлению голодающих, и спрашивал Толстого, получены ли им письма, которые Чертков написал совместно ему и Е. И. Попову в Ясную Поляну. Далее Чертков сообщал, что Е. И. Попов приехал к нему и работает у него: ‘Мы все усиленно занимаемся перепискою и ждем окончания от вас. Но переводчицам решили посылать не по частям, а сразу всё — это будет вернее, а то раньше окончания переписки раскричали бы и могли бы этим прекратить возможность окончания переписки. Нужно ли мне говорить, что мы все поражены и умилены силою, ясностью, неотразимостью, справедливостью этого писания, которое вы ‘сподобились’ написать’.
(1) Письма Черткова к Л.Н. Толстому и Е. И. Попову, находившемуся в Ясной Поляне, от 23 и 24 октября 1891, полученные в Ясной Поляне после отъезда Толстого в Рязанскую губернию, а Попова в Воронежскую губернию к Черткову.
(2) Вследствие отсутствия письма Е. И. Попова выяснить эпизод с 50 человеками, о котором писал Е. И. Попов, не удалось.
(3) Дальнейший текст до конца абзаца написан над зачеркнутыми строками: послал в газеты. Если это правда, что рассказывает Е[вгений] Ив[анович], то надо бы туда ехать. А я думаю, что это правда.
(4) Толстой поселился в Бегичевке вместе со своими дочерьми Татьяной Львовной и Марьей Львовной и племянницей Верой Александровной Кузминской в имении Ивана Ивановича Раевского (о нем см. N 303), который ко времени их приезда уже организовал ряд столовых в соседних волостях. О работе Толстого по организации помощи голодающим в 1891 г. см. записи в Дневнике Толстого за 1891 г. сборник ‘Лев Толстой и голод’ под ред. Ч. Ветринского, Нижний Новгород 1912, П. И. Бирюков, ‘Биография Л. Н. Толстого’, т. Ш, Гиз,М. 1922, стр. 159—173, В. Величкина, ‘В голодный год с Львом Толстым’, Госиздат, М. 1928.
(5) Письмо С. А. Толстой к редактору газеты ‘Русские ведомости’ (N 303 от 3 ноября 1891 г.), в котором С. А. Толстая, сообщая, что все взрослые члены ее семьи деятельно заняты помощью голодающим (Л. Н. Толстой с дочерьми в Рязанской губ., С. Л. и И. Л. Толстые в Тульской губ., а Л. Л. Толстой в Самарской губ.), а она с малолетними детьми вынуждена оставаться в Москве и может содействовать лишь материальными средствами, просит присылать пожертвования.
(6) Толстой имеет в виду процентное отчисление с валового сбора с пьесы ‘Плоды просвещения’, производившееся императорскими театрами в пользу автора. Деньги эти должны были поступить в распоряжение С. А. Толстой, от которой Толстой и рассчитывал их получить для голодающих. См. ‘Дневники С. А. Толстой’ 1891—1897′, М. 1929. стр. 76—80.
(7) О помощи земства Толстой писал С. А. Толстой в письме от 9 ноября: ‘У нас теперь идет пертурбация с тех пор, как деревни стали получать муку от земства. Прежде были определенно и несомненно нуждающиеся, а теперь с выдачей является сомнение, и, казалось бы, должно бы уменьшиться количество посещающих столовые, а оно еще увеличилось’ (ПЖ, стр. 368). Толстой считал единственно правильным способом кормления голодающих питание в столовых, а не выдачу муки на дом.
(8) Написано: ту
(9) Статья ‘Помощь голодающим’, О ней см. прим. к письму N 295.
(10) Л. Толстой, ‘Страшный вопрос’—‘Русские ведомости’ 1891, N 306 от 6 ноября.
(11) Л. Толстой, ‘О средствах помощи населению, пострадавшему от неурожая’ — ‘Помощь голодающим. Научно-литературный сборник’, изд. ‘Русских ведомостей’, М. 1892, стр. 569—586.
(12) Кн. Дмитрий Дмитриевич Оболенский (р. 1844)—помещик Богородицкого уезда Тульской губ. Будучи объявлен несостоятельным должником в 1878 г., зарабатывал средства литературным трудом, сотрудничая в газетах. Толстой знал еще в молодости мать Д. Д. Оболенского Елизавету Ивановну (по второму браку бар. Менгден), и Д. Д. Оболенский неоднократно бывал в доме Толстых. О знакомстве с Толстым Д. Д. Оболенский упоминает в своих воспоминаниях ‘Наброски на воспоминаний кн. Д. Д. Оболенского’—‘Русский архив’ 1894, 10, стр. 260—261 и 1895, 2, стр. 245—248 и ‘Отрывки из личных воспоминаний’—‘Международный толстовский альманах’, составленный П. Сергеенко, изд. ‘Книга’, М. 1909, стр. 239—246.
Об его приезде в Ясную поляну М. Л. Толстая писала С. А. Толстой в письме от 23 октября 1891 г.: ‘Сегодня приехал Дм. Дм. Оболенский. Он просит папа написать статью какую-нибудь, либо новую, либо дать старую какую-нибудь в сборник в пользу голодающих’.
(13) Рассказ ‘Кто прав?’, предназначенный для сборника в пользу голодающих, который Толстой обещал Д. Д. Оболенскому незадолго до отъезда в Бегичевку, был начат в первых числах ноября, но остался незаконченным. Впервые напечатан в двенадцатом издании ‘Сочинений Толстого’, М. 1911, часть двенадцатая.
(14) Книгу ‘Царство божие’, над которой Толстой продолжал работать в Бегичевке (см. запись в Дневнике Толстого от 16 ноября 1891 г.).
(15) Екатерина Дмитриевна Вагнер (ум. 1918), рожденная Былим-Колосовская — дочь помещика. Стремясь к общественно полезному труду, работала сперва, как сестра милосердия, затем как педагог. В начале девяностых годов, познакомившись с идеями трудовой школы в Швейцарии, организовала в Сибири свою школу для детей сирот, получавших в ней общеобразовательную подготовку и обучавшихся ремеслам. В 1917 г. пыталась организовать трудовую колонию для детей сирот ‘Школу жизни’ в Воронежской губернии.
В письме от 9 ноября 1891 г. Толстой писал Софье Андреевне: ‘Получил я еще письмо от одной госпожи Вагнер из Курской губ., которая опрашивает совета, где бы она могла в продолжение 10 месяцев прокормить от 60 до 80 человек. Я ее направил в Оренбург, но предложил заехать к нам’ (ПЖ, стр. 369).
Е. Д. Вагнер посетила Толстого в конце декабря 1891 г., желая посоветоваться о том, где работать на голоде, затем уехала в Симбирскую губ., где работала по организации помощи голодающим в селе Большие Березняки, Корсунского уезда (см. письмо Е. Д. Вагнер Толстому от 3 января 1892 г., АТБ).

* 302.

1891 г. Ноября 10. Бегичевка.

10 ноября.

Посылаю вам, милый друг, этот перевод статьи Salt’a о вегетарьянстве, (1) сделанный женою Василия Ивановича Алексеева (надеюсь, что вы помните и любите его). (2) Адрес его: Харьков, Курско-Харьковско-Азовск[ой] ж. д. Контроль.
Мне кажется, перевод недурно сделан.
Сегодня получил ваши отставшие письма с Козловки. (3) Живем мы благополучно. Дела много. И все увеличивается. Положение теперь еще нестрашно, но равномерно ухудшается…

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913 стр. 92. На подлиннике рукой Черткова надпись синим карандашом: ‘От Раевских’, черным карандашом: ‘297’. Датируется на основании собственноручной даты Толстого: ’10 ноября’.
(1) Книга H. S. Salt, ‘A plea for vegetarianism and other essays’. [Г. Солт, ‘В защиту вегетарианства и другие опыты’]. Сведений об издании этой книжки в русском переводе не имеется. В числе изданий ‘Посредника’ книги Г. Солта под таким названием в переводе В. В. Алексеевой нет.
(2) Василий Иванович Алексеев (1848—1919) окончил физико-математический факультет, примыкал к революционному кружку ‘чайковцев’, в 1875 г. эмигрировал в Северную Америку вместе с Н. В. Чайковским, участвовал в организации земледельческой общины, после распада которой вернулся в Россию. С 1875 по 1881 г. жил у Толстых, как домашний учитель старших детей Толстого. Благодаря своим религиозно-этическим взглядам близко сошелся с Толстым. С 1884 по 1885 г. жил и работал на участке земли, арендованной у Толстых в Самарской губернии. В 1891 г. служил контролером Харьковско-Азовской ж. д. В 1894 г. вернулся а педагогической деятельности. С 1900 г. был директором коммерческого училища в Нижнем Новгороде. О нем см. т. 63, стр. 81, 82. Жена его, Вера Владимировна Алексеева, рожд. Загоскина (р. 1865 г.), желала заняться переводами с английского языка и по совету Толстого на пробу перевела первую главу книги Salt’а, причем Толстой дал положительный отзыв об этом переводе. Толстой в письме к В. И. Алексееву от 18? ноября 1891 г. писал: ‘сейчас получил ваше письмо и статью и отвечаю. Я просмотрел перевод и он мне нравится. Переведено хорошо… посылаю перевод Черткову ч прошу его ответить вам’ (т. 66).
(3) Козловка-Засека или Козловка, станция Московско-курской ж. д., ныне называющаяся ‘Ясная поляна’, в У/г верстах от Ясной Поляны.
Письма Черткова, пересланные Толстому с Козловки от 23 и 24—25 октября, обращенные к Толстому и Е. И. Попову, хранятся в АЧ.

* 303.

1891 г. Ноября 25. Бегичевка.
Получил ваши письма, дорогой друг В[ладимиръ] Г[ригорьевич], и хоть несколькими словами отвечу. Кроме того, что все время занято и практическ[им] прекрасно с внешней стороны идущим делом и перепиской и своим писаньем. (Все никак не могу кончить 8-ю главу, хотя почти кончил. (1) Благодарю за присылку ‘обращения’. (2) Я понимаю, что хорошо бы было заключить им или таким же, но не знаю, выйдет ли). Кроме всего этого, занимающего время, вот 5-й день уже, как заболел наш хозяин и мой приятель, кот[орого] я и всегда любил и теперь особенно оценил и полюбил, Ив. Ив. Раевский. (3) Это человек 56 лет, необыкновенно чистой жизни и бессознательный христианин с некоторой ‘pudeaur’ (4) к выражению и проявлению своих христианских чувств. Он всегда бывал занят народными делами и теперь последнее время особенно горячо, страстно был занят продовольствием. Ему обязаны столовые своей формой и он главная точка опоры. Он и практичен и опытен и замечательно прост в приемах и добр. И вот он заболел. Доктор говорить —инфлуэнцой, а мне кажется, что он умирает.
Его жена, тоже прекрасная женщина, (6) здесь, вчера приехала из Тулы. И мы сидим дни и ночи отчасти в комнате больного, ожидая конца, как всегда обманывая себя и надеясь против всякой надежды.
(6) Матвей Николаевич (7) и тут нам помогает. Помогает нам и в нашем практическом деле. Как я был рад вашему письму о нем, о восстановлении прежней любви. Он мне показался много подвинувшимся и совсем близким человеком. Он остается у нас пока, п[отому] ч[то]чувствует, что нужен нам. Останется главное здесь на то время, когда мы думаем на днях (мы бы уже уехали, если бы не болезнь Р[аевского] на неделю съездить в Москву, чтобы повидаться с женою, к[оторая] очень взволнована и не совсем здорова. (8) Статья моя, первая, (9) назначавшаяся Гроту, (10) окончательно запрещена. Я просилъ жену послать ее Диллону (11) и Ганзену. (12) Теперь я написал другую очень неважную, описывающую устройство столовых, (13) и попробую послать ее Гайдебурову. (14) Жалко будет, если запретят, п[отому] ч[го] она описывает способ устройства самой лучшей формы помощи и хотелось бы сообщить другим этот прием, так он прост, естественен и полезен. —
М[атвей] Николаевич рассказал мне, что Собиратель вы раздумали. (15) Пройдет ли у вас статья ‘Первая ступень’? А то не отдадите ли вы ее Гроту в ‘Вопросы фил [ософии] и Псих[ологии]. (16) Он очень просил ее и напечатал бы без цензуры.
Галю, Евг. Ив., Ив. Ив. и всех ваших люблю и приветствую.
У Колечки Ге умерла мать, (17) и он пишет об этомъ, (18) о том, как он чувствует себя виноватым перед ней за то, что нидостаточно бережно обращался с нею, тяжелые укоры совести.
Не тяготитесь своим душевным состоянием, о кот(ором] пишете в начале письма, что боитесь креста Христова, что он отталкивает вас и влечет. Я лумаю, что ото хорошо — хорошо, что вы не обманываете себя и если обманываете то в другую сторону.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 99—100 и Б, III. Гиз, стр. 171. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ’25 нояб. (от Раевского), черным карандашом, ‘298’. Датировка подтверждается упоминанием Толстого о том, что Е. П. Раевская приехала ‘вчера’ — из письма Толстого к С. Л. Толстой от 25 ноября видно, что Е. П. Раевская приехала 24 ноября. Толстой отвечает на письма Черткова от 12 и 15 ноября. В письме от 12 ноября Чертков писал: ‘Дорогой брат старший, Лев Николаевич. Несмотря на то, что я давно не получал от вас писем, я последнее время был в самом тесном духовном (это впрочем всегда), и мысленном общении с вами благодаря переписке и чтению ваших последних писаний… Впрочем не о себе собрался я вам написать. Вам кажется, предстоит теперь окончить ваше большое писание о церкви и воинской повинности. Для этого вам следовало бы иметь под рукою ваше прежнее обращение к ‘людям-братьям’, а Женя говорит, чти Маша не могла найти списка этого обращения, что я вам доставил. Поэтому посылаю вам при сем мой список, на котором сохранились еще мои старые отметки. Не стираю их на всякий случай — ведь они во всяком случае вам не помешают. А сделаны они были, как и незначительные поправки в большой статье, которые я вам предлагаю через Матвея Николаевича, перед лицом бога и потому я знаю, не могут показаться вам совсем неуместными…. Но зная, следит ли кто-нибудь у вас за ‘Неделей’, посылаю вам вырезки из этой газеты о Брюссельском конгрессе социалистов, состоявшемся в августе. Если еще не читали этого, то прочтите отчеркнутое синим на стр. 1171—1173. Остальные листы этой статьи посылаю вам лишь в виде справки на случай, если вы захотите узнать, в какой рамке происходила эта, как мне кажется, знаменательная первая открытая постановка самим народом вопроса о стачке против войны’. Посланная Чертковым статья: ‘Брюссельский рабочий конгресс’ —‘Неделя’ 1891, N 37 от 14 сентября. На страницах 1171—1173 излагаются прения по вопросу о милитаризме, причем говорится о внесенной голландским делегатом Домелой революции о всеобщей стачке в случае объявления войны, в целях борьбы с войною.
В письме от 15 ноября Чертков, в связи с вырезкой из газеты ‘Неделя’ со статьей о брюссельском конгрессе социалистов, которую он посылал Толстому в предыдущем письме, писал: ‘Возвращаясь ив Лизиновки, находился под впечатлением только что прочитанного и посланного вам отчета о Брюссельском рабочем конгрессе, собственно о предложения Домелы стачки против войны, и думал: какая это радостная его мысль. и как радостно то, что спервоначала большинство так сочувственно к этому отнеслось: но вместе с тем, как грустно это самолюбие даже таких людей, как Домела, смеющийся на слова своего противника, потом бледнеющий от волнения и говорящий, что ‘ниже его достоинства отвечать’ и т. д. …. Вчера вечером получил ваше первое письмо от Раевских. От всей души радуюсь за вас, вашу теперешнюю деятельность и за тех, кто с вами в ней участвует, и за тех, кто ею пользуется. У меня нет сомнения, что всё это хорошо, как ивторая ваша статья ‘Ужасный вопрос‘, которую я недавно только прочел…. Да, я совершенно понимаю ваше впечатление того, что что-то важное совершается — кончается и начинается. Как-будто ‘дошло’. И это не в одном том, что происходит сейчас в России. Во всем человечестве на последние года замечаются, хотя отдельные и бледные, но всё же таки несомненные ‘проблески’ новой зари. Целую вас, милый друг Лев Николаевич. Моя любовь к вам мне постоянно обнаруживает то особенное свойство вероятно любви вообще, что она способна продолжать расти и после того, как казалось, что дальше расти ей некуда’
(1) Восьмая глава книги ‘Царство Божие внутри вас’, над которой в это время работал Толстой, предполагая сделать ее заключительной, и процессе работы разрослась и превратилась в 8, 9 и 10 главы. Толстой продолжал работать над этой главой в продолжение первой половины 1892 г.
(2) ‘Обращение’ — начало неоконченной статьи Толстого, написанное в 1889 г. Впервые напечатано под названием ‘Обращение к людям братьям’, в ‘Полном собрании сочинений Толстого, запрещенных в России’, изд. ‘Свободное слово’, т. X, Christchurch. 1904, стр. 143—147. Толстой не воспользовался советом Черткова поместить это воззвание в заключении книги ‘Царство Божие внутри вас’ (см. письмо N 320).
(3) Иван Иванович Раевский (р. 20 октября 1835г., ум. 26 ноября 1891 г.)— владелец имений в Епифанском уезде Тульской губ. и Данковском уезде Рязанской губ. (с. Бегичевка). В 1857 г. окончил физико-математический факультет Московского университета и, живя в Тульской губернии, работал как земский деятель и почетный мировой судья. Принимал деятельное участие в помощи голодающим в 1891 г. О его смерти Толстой писал С. А. Толстой в письме от 27 ноября 1891 г.: ‘Мне ужасно жалко его. Я очень, очень его полюбил. И не могу простить себе, что я так не понимал его прежде. Но за то как нам радостно, молодо, восторженно было часто последнее время вместе быть и работать. (ПЗК. стр. 378.) О И. И. Раевском см.: ‘Памяти Ив. Ив. Раевского’. Неизданная статья Л. Н. Толстого—журнал ‘Огонек’ 1924, 17, А. М. Новиков. ‘Л. Н. Толстой и И. И. Раевский’ — ‘Международный Толстовский Альманах’, составленный П. А. Сергеенко, изл. ‘Книга’, М. 1909 стр. 186—200.
(4) (стыдливость)
(5) Елена Павловна Раевская, рожд. Евреинова (1840—1907).
(6) Абзац редактора.
(7) Матвей Николаевич Чистяков приехал к Толстому в Бегичевку 12 ноября из Ржевска и пробыл до 14 декабря, помогая в деле организации помощи голодающим. О его работе Толстой писал в письме от 14 декабря С. А. Толстой в связи с его отъездом: ‘Теперь еще больше будем заняты с отъездом милого Чистякова. Мы все его полюбили очень. Да и нельзя. И кроткий, и умный и деловитый человек’. (ПЖ. стр. 381.)
(8) С. А. Толстая, жившая в Москве одна с младшими детьми, испытывала состояние острой тоски. В дневнике своем от 12 ноября 1891 г. она писала: ‘Нет слов выразить то страшное душевное состояние, которое я пережила. Здоровье расстроилось, я чувствовала себя близкой к самоубийству’. (См. ‘Дневники С. А. Толстой. 1891—1897’, М. 1929. пр. 77. Л. Н. Толстой в письме к С. Л. Толстой от 25 ноября писал, что получил ее письма и чувствуя, что она находится в тяжелом состоянии, собирался к ней поехать, но задержался в связи с болезнью И. И. Раевского. (ПЖ, стр. 376.)
(9) Статья ‘О голоде’, предназначавшаяся Н. Я. Гроту для журнала ‘Вопросы философии и психологии’. О ней см. прим. к письму 300. Об этой статье Толстой писал С. А. Толстой: ‘Статью мою, Гротовскую, пожалуйста, возьми в последней редакции, без смягчения, но с теми прибавками, которые я просил Грота внести, и вели переписать и пошли в Петербург Ганзену и Диллону и в Париж Гальперину. Пускай там напечатают, оттуда перейдет и сюда, газеты перепечатают’. (ПЖ. стр. 377.)
(10) Николай Яковлевич Грот (1852—1899). Окончил петербургский университет в 1875 г., с 1883 г. профессор новороссийского университета по кафедре философии и психологии, с 1886 г. ординарный профессор московского университета по той же кафедре, с 1888 г. председатель московского психологического общества, с 1889 г. по 1896 г. редактор журнала ‘Вопросы философии и психологии’. С Толстым был знаком с 1886 г. и напечатал ряд его статей в своем журнале. О нем см. прим. к письму Толстого и Черткову, т. 85, стр. 164, 1, письму Толстого к нему от 31 марта 1887 г., т. 64, Толстой, ‘Воспоминания о Н. Я. Гроте’, т. 38.
(11) Эмилий Михайлович Диллон (E. J. Dillon), р. 1854 г.) —англичанин, корреспондент газеты ‘Daily Telegraph’, лично познакомившийся с Толстым в 1890 г., переведший на английский язык ‘Крейцерову сонату’, ‘Послесловие к ‘Крейцеровой сонате’, ‘Плоды просвещения’, ‘Ходите в свете, пока есть свет’, ‘Для чего люди одурманиваются?’ и статью ‘О голоде’. Автор ряда статей о русской литературе и России. О нем см. письма 1890 г., т. 65.
(12) Толстой просил С. А. Толстую послать его статью о голоде Э. М. Диллону и П. Г. Ганзену (о нем см. прим. к письму 256) в письме от 25 ноября 1891 г. (См. ПЖ, стр. 377.)
(13) Статья ‘О средствах помощи населению, пострадавшему от неурожая’, на рукописи которой Толстой поставил дату окончания: ’26 ноября 1891 г.’, первоначально предназначавшаяся Толстым для журнала ‘Неделя’, была отдана им, по просьбе С. А. Толстой, в сборник, издававшийся газетой ‘Русские ведомости’, где и напечатана. См. письмо .N 301.
(14) Павел Александрович Гайдебуров (1841—1893), журналист, с 1876 по 1893 г. редактор-издатель газеты ‘Неделя’, принадлежавшей к числу наиболее либеральных периодических изданий того времени. С начала восьмидесятых годов находился в переписке с Толстым, неоднократно направлявшим в ‘Неделю’ произведения авторов, которые вызывали его одобрение. Лично познакомился с Толстым в 1890 г. О Гайдебурове см. письмо Толстого, т. 86, стр. 258 и письма 1890 г., т. 65.
(15) О сборнике ‘Собиратель’ см. прим. к письму Толстого к Черткову N 289. Чертков в письме от 20 декабря написал Толстому, что сообщение М. Н. Чистякова о его намерении отказаться от издания сборника ‘Собиратель’ неточно: ‘От ‘Собирателя’ я вовсе не отказался, как понял Матвей Николаевич, а только хочу приступить к этим альманахам во всеоружии, т. е. тогда, когда буду иметь надлежащие сведения о всех радостных движениях в разных странах. А то вышел бы сборник бледный и без всякого особенного значения’.
(16) Чертков ответил, что считает более целесообразным впервые опубликовать эту статью, как предисловие к книге Уильямса ‘Этика пищи’, но затем согласился, что ее лучше предварительно напечатать в журнале. См. прим. к письму Толстого N 309. Толстой спрашивает Черткова о статье ‘Первая ступень’ в связи с письмом Н. Я. Грота от 2 ноября, в котором Н. Я. Грот писал Толстому: ‘Н. Н. Страхов сообщил мне, что вы согласны дать нам в журнал одну на своих последних работ. Я хотел тотчас вам телеграфировать …. и просить о скорейшей присылке вашей статьи о вегетарианстве под заглавием ‘Первая ступень’…. Она отлично подходит по сюжету и задачам к нашему журналу, стремящемуся внести в сознание общества убеждение о необходимости нравственной борьбы с собою, прежде чем начать борьбу с неурядицей общественной’ (АТБ). Статья. была впервые напечатана в журнале ‘Вопросы философии и психологии’ 1892, 13, стр. 109—144.
(17) Анна Петровна Ге, рожд. Забелло (р. 1832 г., ум. 4 ноября 1891г.). О ее смерти см. письма художника Н. Н. Ге к Толстому от 6 и 14 ноября 1891 г., в сборнике ‘Письма Толстого и к Толстому’—‘Труды Публичной библиотеки имени В. И. Ленина’, Гиз,.М.—Л. 1928, стр. 39—44.
(18) И. Н. Ге младший, в связи со смертью матери, писал Толстому о своих переживаниях. На конверте письма Ге имеется почтовый штемпель дня получения: ‘Чернава 24 ноября 91 г.’ Письмо хранится в АТБ.

* 304.

1891 г. Декабря 14. Бегичевка.
Дорогие друзья,
Пишу второпях, как к сожалению, я всегда второпях теперь. Знаю, что это нехорошо, да нельзя иначе. Тороплюсь же больше внешней стороной. В душе, слава Богу, чувствую спокойствие. Даже нынче ночью много думал о себе и нашем деле. Удивительно премудро устроено все. Сколько раз приходилось думать о том, как невыгодна для души та деятельность, к[оторою] мы заняты, тем, что нас все хвалят. Я даже серьезно сомневался в ее достоинстве именно поэтому, но теперь оказывается, что нас ругают и называют и считают меня антихристом. (1) ‘А если Меня называют Велзев[улом], то и вас тоже’ сказано. (2) И то, что было в первую минуту огорчительно, стало радостно. Но не об этом надо писать. С М[атвеем] Николаевичем расстался, как с дорогим братом. Я очень узнал его — увидал его до дна и очень полюбил. Поручение свое об изменениях в рукописи он исполнил в точности. (3) С некот[орыми] замечаниями я совсем согласен, с другими совсем не согласен и не могу согласиться. Главное не могу согласиться с смягчениями. Смягчать, оговариваясь нельзя. Это нарушает весь тон, а тон выражает чувство, а чувство заражает (чувство иногда негодования) больше, чем всякие доводы. Последняя глава кончена и не кончена. Надо заключить так, чтобы все держалось, как замок в своде. И мне кажется, что в голове и душе все готово и только не достает времени и тишины. Завтра уеду к соседу или высплюсь днем, чтобы иметь ночь, и тогда пришлю по почте.
Целую вас всех, милые друзья: В[ладимир] Г[ригорьевичъ], Галя, Ев[гений] Ив[анович], Ив[ан] Ив[анович], тихий скромный, милый и близкий моему сердцу. Ну, прощайте пока. Я заврался.
М[атвей] Николаевич все расскажет.

Л. Толстой.

Письмо публикуется впервые. Отрывки напечатаны в Б, III, Гиз, стр. 172 и ‘Толстой. Памятники творчества и жизни’, в. II, М. 11920, стр. 50—71. На подлиннике надпись рукой Черткова: ’14 дек. 91 N 299′ Письмо, по-видимому, прислано с М. И. Чистяковым и Чертков пометил его днем отъезда М. 11. Чистякова ив Бегичевки. На личную передачу письма отчасти указывает и фраза Толстого: ‘Завтра уеду к соседу… и тогда пришлю по почте’.
Письмо написано после получения Толстым письма Черткова от 4 декабря, в котором последний писал о своих мыслях о жизни и смерти в связи со смертью Ив. Ив. Раевского.
Толстой писал Черткову, вернувшись из Москвы, где он пробыл с 30 ноября по 9 декабря, в Бегичевку и будучи крайне занят накопившимися во время его отсутствия делами по организации помощи голодающим
(1) По-видимому, Толстой имеет в виду слухи, распускавшиеся среди крестьян о том, что Толстой и его помощники по кормлению голодающих ‘антихристовы дети’. В газете ‘Московские ведомости’ (1892 г. N 10) была напечатана корреспонденция П. Шатохина ‘Молва и притча о графе Л. Н. Толстом’, сообщавшая, будто такие слухи ходят среди крестьян Данковского уезда. О том же писала в своих воспоминаниях В. М. Величкина (‘В голодный год с Львом Толстым’. Со вступительной статьей и примечаниями Влад. Бонч-Бруевича, Гиз, М. — Л., 19281.
(3) Толстой имеет в виду евангельский стих: ‘Если хозяина дома назвали Вельзевулом, не тем ли более домашних его’. (Евангелие от Матфея, гл. X, ст. 25.)
(4) Чертков послал с Чистяковым Толстому свои замечания к рукописи ‘Царство Божие’ и вместе с тем поручил ему привезти от Толстого обратно рукопись ‘Царства Божия’ с восьмой главой, которую Толстой предполагал закончить к отъезду Чистякова, но не смог этого сделать. Об этом М. Н. Чистяков писал Черткову незадолго до поездки Толстого в Москву в письме от 25 ноября: ‘Сейчас переговорил с Львом Николаевичем о рукописи, и вот на чем мы остановились: 7 глав остаются здесь со мною, а 8-я пойдет с ним в Москву. Он там ее закончит и перешлет сюда… Во всяком случае раньше, как через недели две, получить рукопись едва ли можно* (АЧ).

* 305.

1891 г. Декабря 30. Клекотки.
Вчера накануне нашего отъезда в Москву получил ваше и Таня Галино письма, милые, дорогие друзья.
Таня напишет Гале. (1) Я очень рад, что ваши оба письма вынули у нее из сердца эту скверную ненужную занозу. Это хорошо всем. Мне очень приятно было ваше длинное письмо. Я напишу вам из Тулы или Москвы, а теперь только уведомляю, что мы едем в Москву, нынче 30, и я думаю пробыть там до 15, жена же, сколько я знаю, желает удержать меня там целый месяц. (2)
Вчера читал одному человеку начало моей статьи (3) и очень б[ыл] рад. Это начало навело меня, указало мне, какой должен быть конец, над к[оторым] я так долго бился, и теперь надеюсь в Москве кончить и прислать вам.
Еще вот что: в 3-й главе, где говорится о том, что необходимо выбрать Нагорную проповедь или символ веры Никейский, надо поставить Константинопольско-Никейский. (4) Впрочем это напишу обстоятельней после. Теперь пишу, стоя на станции Клекотки, (5) в полушубке, который мне сдавил руки — от этого так дурно.
Не приезжайте ко мне. Как мне ни радостно будет увидать вас, я буду мучаться тем, что вы будете больны от этого.
Очень, очень люблю вас и Галю, и Попова, и Матв[ея] Николаевича, и дорогого Ив[ана] Ив[ановича].
Я очень собою недоволен и от того мне грустно. Соблазн славы людской не одолевает, а подковыривается — да и одолевает. И потому сведения, вами сообщаемые, мне очень полезны. Сначала больно, а потом чувствуешь, что на пользу.
Целую вас всех. Все мои вас любят.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 100 и Б. Ш. Гиз, стр. 172—153. На подлиннике надпись рукой Черткова синим карандашом: ’30 Дек. 91. Клекотки’, черным карандашом: ‘N 300’. Датируется на основании слова Толстого ‘ныиче 30’.
Толстой отвечает на письмо Черткова от 20 декабря, в котором Чертков писал: ‘Дорогой друг, Лев Николаевич, Матвей Николаевич приехал и, как все, приезжающие от вас, привез с собою запас радостной, живительной, духовной атмосферы, которою мы все и пользуемся до сих пор.— Что я радуюсь, гляди со стороны на вашу теперешнюю деятельность. этого, я думаю, и говорить нечего. Мне, признаться, даже немного совестно вам писать, так как мои интересы всё те же, старые, которые в настоящее время вам, поглощенному столь жизненным делом накормления голодающих, могут показаться чересчур мелкими и личными. Но я всё-таки буду писать, рассчитывая на то, что вы умеете входить в положение каждого и относитесь ко мне любовно. — Вы как-то спрашивали, что я думаю о вашей теперешней деятельности. Я совсем не согласен с некоторыми, находящими противоречие в том, что вы теперь делаете, с тем, что вы раньше высказывали. Мне кажется, что и прежнее, и теперешнее может и должно оставаться в своей силе, нисколько не противореча одно другому. (Разумеется, если только понимать сущность того, что вы говорили, а не применяться к отдельным оторванным за общей связи вашим выражениям, которые иногда при таком обособлении их получают крайний и односторонний оттенок, благодаря напряжению и горячности, страстности вашего настроения при расчищении исследуемой почвы от посторонних наслоений лжи и предрассудков). Ваше отношение к делу мне представляется таковым. Когда вы захотели заняться филантропией, сохраняя собственное имущественное положение, вы убедились в том, что это невозможно, и были приведены к вашей критике и обличению денежного рабства и к подтверждению справедливости учения Христа о нищенстве его последователей. Эта работа ваших сердца и головы, выразившаяся в ваших писаниях об истинном значении денег и собственности, делает и сделает свое дело, способствуя выяснению этого вопроса у сознании искренних людей и постепенному, но несомненному для меня по крайней мере, улучшению порядка вещей в будущем, хотя бы радикальное изменение строя жизни и было возможно только в далеком будущем. Но вместе с тем выяснивши этот вопрос в вашем сознании, вы застаете себя пространственно и временно живущим среди всё тех же, еще не изменившихся условий денежных отношений между людьми и, сознавая свое бессилие изменить всё это немедленно при вашей жизни, видите вокруг себя такие страдания ближних, которые взывают о немедленной помощи, вот вы, отдаваясь самому законному побуждению человеческой души, жалости, делаете, что можете, в области тех условий жизни, которые вы изменить не в силах, но для изменения которых в будущем вы уже сделали всё возможное. Какое же в этом может быть противоречие? А что доказывает ваш образ действия, как не то, что вы не просто отвлеченная мыслительная машина, но — и живой человек? — В этом смысле я и ответил Репину и Эртелю, которые, оба, сочувствуя от души вашей теперешней деятельности, мимоходом упомянули о ее радостной для них непоследовательности. На то мое понимание вашего поведения, которое я им на это сообщил, они выразили свое согласие, делая вместе с тем наивную оговорку о значении денег, но оправдывать которые им, по-видимому, неловко… Как хорошо я понимаю ваше сомнение в правоте вашего дела, вызванное всеобщими похвалами. Я тоже испытывал раздвоенное чувство, слыша о сочувствии к вам даже прежних ваших врагов. С одной стороны радовался, когда ‘Новости’, всегда ругавшие вас, стали хвалить, и когда мать писала мне, что в Петербурге только и слышно ‘молодец Толстой’, а с другой стороны я жалел об этой перемене, вроде как при утрате чего-то дорогого, хорошего. — Но для того, чтобы радоваться, когда тебя несправедливо поносят, нужно находиться на известном, довольно значительном уровне духовной высоты, и кроме того в душе знать, что делаешь для бога, а не для людей. — Вот, в моей маленькой жизни оба эти условия отсутствуют: духовный мой уровень ничтожен, а тщеславие высовывается на каждом шагу. А между тем последние дни с двух сторон мне пришлось испытать враждебность к себе людей, по какой-то странной случайности совершенно незаслуженную мною, т. е. основанную на полных недоразумениях. И я не нахожу в себе сил радоваться, а мне это горько, жаль. Правда, что лица-то такие, которых я считал к себе близкими и к которым относился так дружелюбно, как только можно. Быть может, в таком случае и не следует радоваться? Но если так, то огорчаться надо за них, а не на себя, а я готов жалеть себя. Одно — это ваша дочь Татьяна Львовна, которая на основании каких-то сплетен вообразила себе, что я распространяю что-то нелепое о ее будто бы прежних чувствах ко мне. Для вас, я уверен, достаточно будет мое простое утверждение, что сплетни эти совершенно ложные, и что ничего подобного никогда, не было, как и уверяет ее Галя в своем письме к ней. А между тем эта ложь, по-видимому, подняла стену между ею и мною. И мне это больно, и грустно, и тем более потому, что нет семьи, с которой я бы больше желал быть в добрых отношениях, как с вашей… Другое горькое для меня было полученное вчера письмо от Лескова, свидетельствующее о вражде его ко мне, возрастающей вместо того, чтобы сойти на нет, как я надеялся, потому что очень любил его. Он виделся последнее время с людьми враждебными ко мне, и, по-видимому, поверил их наговорам, опять-таки в этом случае ложным… Про Лескова я вам рассказал намеренно, потому что вы иногда, кажется, переписываетесь с ним, и, быть может, при случае бог вам на душу положит замолвить словечко не то, чтобы в мою пользу, а в пользу единения между нами. Я Лескова люблю и не могу помириться с мыслью о том, что всё-таки зло, ложь и недоразумение может торжествовать, а истинная жизнь тем не менее идти вперед своим чередом. С намерением же приведу несколько слов из письма Лескова: ‘Ругина и Сютаева здесь нет (они были недавно, но уехали), но за то здесь есть Аркадий Алехин, и он знает много интересного и сам очень интересен. Он мне рассказывал — ‘как растаяли толстовские бетизы‘. И жалостно, и смешно, и уныло. Любовь к Льву Николаевичу скинулась в ненависть к нему и презрение. Сам Аркадий Алехин в каком-то мистическое угаре и тяготеет к Вл. Соловьеву, который здесь теперь. ‘Патока с имбирем, варил дядя Симеон, — ничего не разберем’… Бедные люди’. —
Мне кажется, что лучше вам знать это. Ожесточить вас это не может. А правду знать никогда не мешает… Я очень рад, дорогой Лев Николаевич, что вы нашли возможным воспользоваться некоторыми моими отметками в вашей рукописи. Все 7 глав у нас теперь переписаны в надлежащем количестве и проверены. И мы ждем 8-ю. Я думаю, что слишком медлить окончанием этой работы не следовало бы. Жаль, если помешают. Матвей Николаевич говорил нам, что третью вашу статью о столовых вы много сокращали ради цензуры. Не пришлете ли вы мне черновые от нее для того, чтобы вычеркнутые места сохранились бы хоть у меня. Кроме того не можете ли вы мне указать, каким путем я могу получить список этой статьи? У нас Ростовцев хлопочет о голодающих в уезде, и ему очень хочется узнать побольше подробностей о постановке дел у вас’. Далее Чертков писал, что хотел бы ‘после праздников’ как-нибудь съездить к нему, но не знает, осуществит ли свое намерение, так как в вагоне железной дороги его не раз охватывало состояние нервного возбуждения, которого он стремится избегать. В письме от 22 декабря Чертков пояснял предшествующее свое письмо и писал в заключение: ‘Как мне радостно чувствовать, когда пишу вам, что уже между нами разобщения быть не может, и что вы понимаете даже то, что я не договариваю или говорю не точно. Удивительно, как без любви даже самый умный человек глупеет и попадается впросак, и наоборот’.
(1) Т. Л. Толстая в письме к А. К. Чертковой от 30 декабря писала о том, как ей приятно, что рассеялось недоразумение, о котором Чертков писал Толстому в письме от 20 декабря.
(2) Толстой пробыл в Москве с 30 декабря 1891 г. по 28 января 1892 г.
(3) ‘Царство Божие внутри вас’.
(4) В окончательном тексте книги ‘Царство Божие внутри вас’ это место читается следующим образом: ‘Нагорная проповедь или символ веры, нельзя верить тому и другому. И церковники выбрали последнее: символ веры учится и читается, как молитва, в церквах, а нагорная проповедь исключена даже из чтений евангельских и церквах, так что в церквах никогда, кроме как в те дни, когда читается все евангелие, прихожане не услышат ее’.
‘Символ веры’ — исповедание веры, сформулированное в 12 пунктах, составлен на двух вселенских соборах: первом, состоявшемся в малоазиатском городе Никее в 325 г., и втором в городе Константинополе в 384 г. Поэтому Толстой называет его Константинопольско-Никейским.
(5) Ст. Клекотки ранее Сызрано-Вяземской, ныне Московско-Курской ж. д., в 30 верстах от которой находилось имение И. И. Раевского Бегичевка

___________

1892

* 306

1892 г. Января 15. Москва.
Получил в Москве ваше длинное письмо, милый друг, и всю сопровождавшую его переписку. (1) Она хранится у меня. Все это очень трогательно, и всех жалко почти одинаково. Больше всех жалко мужа, (2) меньше всех К. К. (3) Ее (4) жалко очень, но все не так, как мужа. И письмо его мне очень понравилось. Видно, что он хочет быть добрым, и знает, что значит быть добрым.
То, что она хочет остаться свободной, разумеется, лучшее, что она может сделать, и, стремясь к этому и делая это для себя и не думая о муже, она делает этим лучшее, что она может ему сделать. Помоги ей Бог найти жизнь независимую от прежних связей, жизнь свободную, жизнь истинную. (5) Жизнь для ребенка — мало, как ни будь она чадолюбива —его не наполнить ее жизнь (с ней ли девочка?), (6) тем более, что сын (7) не с ней.
По письмам я вижу нечто очень детское, то, что нужно для вступления в Ц[арство] Б[ожие]. — Что будет дальше, мы не знаем, но несомненно, что понесенные ею страдания не прошли даром для ее души. — Радовался я на участие в этом деле Гали и влияния ее. Будет, что будет, а уж это было хорошо.
Я еще в Москве и очень, каюсь, тягочусь здешней жизнью. Здесь все идут пожертвования, есть еще деньги столовых на 30 и все прибывают, а когда я уехал оттуда, там было 70 стол[овых] и были просьбы от деревень 20 очень нуждающихся, которые я думал, что нельзя удовлетворить. А теперь можно, а я сижу здесь. А 30® мороза, а там нет во многих близких местах ни пищи, ни топлива. Жена обещается ехать со мной туда на неделю, она на неделю, а я останусь после 20-го, но пока тяжело. (8) Там были Раевские молодые, (9) а теперь Илья, (10) но не говоря о том, что все таки я там нужен, моя то жизнь здесь ненужная. Одно, чем могу немного утешаться, это то, что написал здесь и кажется, что кончил 9-ю главу. Все это вышло не так, как я думал. То воззвание, (11) к[оторое] я думал и вы посоветовали поместить в конце, не подошло. Но, кажется, вышло так, как должно было. Завтра, если буду жив, поправлю по переписанному, и надеюсь, что исправлю, вычеркну, прибавлю, переставлю, но не изменю. Нужно это, нужно. Может б[ыть], я заблуждаюсь, но мне кажется, что, пиша это, я делаю то, что велит Бог. —
Очень много хочется сказать (и от того ничего не говорю — не знаю, что выбрать) — не задушевный мысли, а новости, события, известия о людях. В дневник свой почти ничего не записываю. (12) Жалко мне, что вы не приехали, а я рад. (13)
Целую вас, Галю, Ваню, Ев[гения] Ив[ановича], Матвея Николаевича, коли он с вами. Что он ничего не пишет?

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в Б, III, Гиз, стр. 173. На подлиннике надпись Черткова черным карандашом: ‘М. 15 Янв. 92 N 301’, на основании которой датируется письмо. Ответ на письмо Черткова, которое не разыскано в архивах.
(1) В этом письме Чертков сообщал Толстому о семейном разладе, возникшем в жизни сестры А. К. Чертковой Елены Константиновны Щегловитовой, и просил его высказать свое мнение, причем прилагал письма Е. К. Щегловитовой к А. К. Чертковой и другие письма, связанные с этим делом.
(2) И. Г. Щегловитов (1861—1918), первый муж Е. К. Дитерихс. В 1906 г. был назначен министром юстиции. Занимал этот пост до 1915 г., составив себе известность, как крайний реакционер и как один из главных организаторов подавления революционного движения. Не раз выступал, кап защитник смертной казни.
(3) Под инициалами К. К. Толстой имеет в виду близкого друга Е. К. Щегловитовой, за которого она предполагала в это время выйти замуж, разойдясь с И. Г. Щегловитовым.
(4) Елена Константиновна Щегловитова, рожд. Дитерихс (р. 21 апреля 1862 г., ум. 24 февраля 1918), в 1883 г. вышла замуж за И. Г. Щегловитова, в конце 1891 года, разойдясь с своим мужем, оставила с ним своего семилетнего сына, уехав от него с новорожденной дочерью. В 1895 г. вторично вышла замуж за кн. Алексея Алексеевича Оболенского (1850? — 1910 г.), помещика Могилевской губернии.
(5) Слово истинную написано по слову спокойную.
(6) Дочь Е. К. Щегловитовой. впоследствии удочеренная вторым мужем Е. К. Щегловитовой и принявшая его имя, Елена Алексеевна Оболенская (р. 26 сентября 1891 г.)
(7 ) Константин Иванович Щегловитов (1884—1925).
(8) С. А. Толстая выехала вместе с Л. И. Толстым из Москвы 23 января и пробыла с ним в Бегичевке до 3 февраля, принимая участие в помощи голодающим, после чего вернулась в Москву.
(9) Старшие сыновья И. И. Раевского: Иван Иванович (1871—1930) и Петр Иванович (1872—1920).
(10) Сын Л. Н. Толстого Илья Львович (1866—1933). О нем см. прим. к письму Толстого к нему от августа — сентября 1886 г., т. 63.
(11) См. письмо N 303, прим. N 2.
(12) В Дневнике Толстого имеется перерыв в записях с 29 декабря 1891 г. по 30 января 1892 г.
(13) Чертков приехал повидаться с Толстым перед его отъездом из Москвы 20—22 января 1892 г.

* 307.

1892 г. Февраля 5. Бегичевка.
Спасибо за ваше письмо, дорогая А[нна] Константиновна. Я еще в Москве хотел писать вам и отсюда каждый день собираюсь. Надеюсь, что вам не хуже и что то, что Владимир Г[ригорьевич] телеграфировал о крупе, не означает того, что вам стало хуже, как Таня это думает. (1) Надеюсь, что это так, а если и нет, то не скучайте, милый друг, своими болезнями. Всем ровно. В болезнях, слабости, страданиях есть много хорошего, чего не знают здоровые, и от многого спасают болезни. Цените их. Я часто жалею, что у меня нет тех сильных болей, как прежде. Эти страдания много мне помогали. Если бы можно было просить, я бы не стал просить Б[ога] о болезни, но если бы мне предложили выбирать: болезнь или здоровье, я отказался бы выбирать. Молитва — выражение перед Богом своих желаний, тем хорошо и важно, что в этой форме узнаешь, чего ты истинно желаешь. В жизни представится положение, где будет больно, трудно, унизительно, без колебания выберешь не больное, и трудное, не унизительное, но если в молитве перед Богом выскажешь сам себе свои желания, то, не знаю, как о боли, тут еще для меня есть сомнения, но чего я хочу перед Богом, легкой веселой жизни или трудовой, удовлетворения тщеславия, похвал людских или унижения? то для меня, да и для всякого опомнившегося человека, не может быть сомнения. Унижение — это удивительное лекарство для души, вроде горьких несомненно длительн[ых] веществ. Кроме добра для души ничего от него быть не может.
Развод сделался или делается, и сестра ваша огорчается этим. Это нехорошо. Ей надо радоваться. Ей надо непременно полюбить унижение. И не вдруг, под влиянием минуты, а всегда: всегда во всем избирать то, что унижает, а не то, что льстит самолюбию. Ей надо дойти до того, чтобы даже презрение (разумеется, незаслуженное) ее мужа не огорчало ее. В этом направлении, мне кажется, ее спасение, т. е. чем ближе она приблизится к этому, тем тверже, спокойнее и радостнее будет ее жизнь.
Мне не понравилось то, что Влад[имир] Гр[игорьевич] говорил, да и вы, кажется, тоже в письме, что ей хорошо бы поверить в искупление и т. д., что это (2) ближе ее природе. Это неверно. Опереться твердо мы все можем только на одном — на истине. И мы все одинаково то разумны, то глупы и легкомысленны, одинаково то добры, то злы и похотливы. И чем слабее человек, тем нужнее ему опереться на твердое.
Не успею дописать толком это письмо. Посылаю так. —
Вашей сестре не советую никуда ехать, ничего искать, а жить там, где она теперь, у вас, и в том положении, в к[отором] она есть. Дадут ей ребенка — хорошо, не дадут — тоже хорошо. Не сделают развод, сделают развод — все то, что ей надо.
Не в искупление верить надо, а в то, что не моя воля да будет, но Его, и не то, что я хочу, а что Он хочет, и не как я хочу, а как Он хочет. А Он хочет того, что больше, чем хорошо для меня, того, что должно.
Целую вас и Диму большого и малого (3) и всех наших друзей. На днях напишу Диме и Жене. (4)

Л. Толстой.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись рукой Черткова черным карандашом: ‘5 февраля 92 N 302’. Дата подтверждается письмом М. Л. Толстой от 8 февраля, в котором она, давая перечисление писем, написанных Толстым в то время, относит это письмо к 5 февраля.
Ответ на письма А. К. Чертковой от 23 января в 1 февраля, в которых она писала Толстому о тяжелом душевном состоянии ее сестры Е. К. Щегловитовой в связи с осложнениями в ее семейной жизни. В последнем письме А. К. Черткова писала, что ее сестра склонна к религиозному экстазу и что на нее могли бы иметь влияние такие люди, как мать В. Г. Черткова, Е. И. Черткова, веровавшая в искупление человеческих грехов смертью Христа.
Комментируемое письмо написано, наверное, после получения недатированного письма Черткова, который писал Толстому: ‘Пожалуйста, Христа ради, напишите Гале несколько ободрительных строк, какие вы умеете писать. Это очень поддержит ее и, главное, Нелли, которая так в этом нуждается в эту критическую для нее минуту. Она с такою жадностью глотает все хорошее, духовное, что ей предлагают’.
(1) Об этой телеграмме Черткова, адресованной, по-видимому. Т. Л. Толстой, последняя писала Черткову в письме от 20 февраля 1892 г.: ‘Меня немного напугала ваша телеграмма о присылке круп, думала, не болен ли кто, но потом кто-то мне сказал, что всё у вас благополучно. За крупу я заплатила 1 р. за 10 фунтов’ (АЧ).
(2) Зачеркнуто: Ей естественно
(3) То есть, В. Г. Черткова и его сына, которого так же, как и отца, в семейном пруту называли ‘Дима’.
(4) Письмо Черткову, которое Толстой собирался написать ‘на днях’, не было написано. Письмо Е. И. Попову было написано, но пропало на почте, о чем Чертков писал Толстому в письме от 20 февраля: ‘Я борюсь с чувством печали, вследствие пропажи вашего письма к Жене, которое, по-видимому, было содержательное, если Маша просит прислать ей копию с него. Ах, как хорошо было бы, если бы вы предоставляли тому, кто около вас, списывать ваши письма раньше их отправки, хотя бы только для того, чтобы сохранять у себя эти копии на случай подобных пропаж. Быть может на почте иногда просто лично интересуются вашими письмами и частным, а не официальным образом, оставляют их у себя. А потому лучше бы не вам, а Маше надписывать адреса на конвертах, так как вашу руку могут знать, и она может подмывать чересчур любознательного чиновника к вскрытию письма. Кроме того вам следовало бы посылать заказными письма туда, куца это возможно. как например, к нам’.

308.

1892 г. Марта 6—7. Бегичевка.
Получил ваше очень хорошее письмо, милый друг, и хотелось бы ответить тоже хорошо, но едва ли удастся. И даже наверно не удастся. Пишу через два дня после этого вступления. Завтра едут на почту, в дописываю только, чтобы не молчать. Получил письмо от Халикова из Тифлиса, я получил прежде два, и решил, что то время, к[оторое] есть, употреблю на то, чтобы написать ему.
Ему тяжело, я думаю. Живет в городе, в гостинице и один. (1)
Ай ай ай, как люди способны делать злое, когда они не идут по единому узкому пути! Кто его мучает? Не люди. А только мрак. Сейчас думаю о Писареве. (2) Он ведь живет в 6 верстах от нас и вернулся из Тулы. И завтра я увижусь с ним и перед отъездом моим в Москву, 15 марта, буду просить его взять на себя высший надзор надо всем делом во время моего отсутствия. И он милый, хороший, но как вспомню об его православии, о мраке, к[оторый] есть в нем, страшно становится и ожидаешь всего самого невероятного. Главное нет полного общения, к[оторое] так бы радостно б[ыло] с ним. Он смотрит не просто, а с камнем за пазухой. И как жаль и как больно! —
Письмо ваше мне очень было по сердцу. Все, что вы говорите о моем отношении к властям и как надо вести себя — не раздражать, не вводить в грех напрасно и вместе с тем не останавливаться из-за возможности раздражений, если перед Богом чувствуешь, что делаешь Его дело, — все это прекрасно и на все говорю: аминь.
Сейчас (3) после очень хлопотного дня, поздно вечером, разговорился с девочками: Таня, (4) Маша, (5) Вера, (6) т.е. они разговорились. Так хорошо. Говорят: грустно, что никогда не может быть полного общения душ, не передашь другому, не завлечешь другого в свой внутренний мир, в к[отором] часто происходить такое хорошее. — И что супружество, любовь земная — обман. Ожидаешь этого общения, а его не бывает.
Я говорю им: это правда. Паскаль говорить: il faudra mourir seul (7), а и жить надо seul, (7) — с Богом. И они согласились и говорят: жалко. Хорошо очень то, что бывает в душе, хотелось бы вместе с другим, чтобы было это хорошее. А я говорю: да вот мы все вместе любим друг друга, вот сейчас и общаемся этим хорошим, и нам хорошо. А главное, что vivre seul (8) с Богом хорошо. Они говорят: ‘нет, не совсем’. А я говорю: да ведь только тогда, когда живешь, и по мере того, как живешь один с Богом и сходишься любовно с другими как вот мы теперь. Жить одном с Богом это единственная дорога, на к[оторой] мы все сходимся и сходились на том лучшем, что есть в нас. Это лучшая единственная радость. И я испытывал ее, говоря с ними, и испытываю ее, общаясь с вами.
Поша уехал в Самару с Левой. (9) Они оба хороши. И им верно будет хорошо.
Я понемногу пишу. Все не кончил, но все подвигаюсь. Пишите мне. Целую вас и всех ваших. Ев[гения] Ивановича особенно. Удивляюсь пропаже письма. Это к лучшему. Оно б[ыло] нехорошее, неясное. Хотел я сказать там одно: то, что если в душе человека совершился тот пероворот, вследствие к[оторого] цель жизни не во мне, а в исполнении воли Отца, то не может быть вопроса о внешнем изменении или неизменении жизни. Вопрос этот несовместим с требованиями исполнения воли Бога. Изменения жизни будут неизбежными последствиями исполнения воли Б[ога].
Публикуется впервые. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘9 или 10 (?) Мр. 92. Бегичевка N 303’. Письмо, по-видимому, начато 5 и закончено 7 марта, так как Толстой сам указывает, что пишет через два дня после того, как написал первые две фразы, и дальше упоминает о предстоящем ‘завтра’ свидании с Писаревым, которое, судя по письму Толстого к С. А. Толстой (см. ПЖ, 405), должно было состояться 8 марта.
Ответ на письмо Черткова от 20 февраля, в котором Чертков писал, что предыдущее письмо Толстого очень тронуло и ободрило сестру А. К. Чертковой и, далее, делился мыслями, которые явились у него при чтении письма Толстого Хилкову от 7 февраля 1892 г. (т. 66): ‘Я особенно дорожу именно такими вашими мыслями, не то что определяющими, но касающимися той связи, которая существует между здешнею нашею временною и несовершенною формою жизни, и той жизнью, от которой мы истекаем и к которой возвращаемся. В Петербурге я взял у одного знакомого сочинения Берклея, надеясь найти в них много хорошего, так как он смотрит на матерьяльный мир, как на менее реальный, чем мир сознания. Но хотя я и встретил у него несколько хороших мыслей, однако решительно ничего нового не нашел у него, и меня даже удивляет скудость так называемой философской науки, в истории которой Берклей представляет эпоху и совершил переворот в то время, как всякий наш самобытный крестьянин — духоборец гораздо яснее, шире и глубже сознает то самое, что Берклей внес в философию в такой в сущности смутной и недоговоренной форме’.
Далее Чертков писал: ‘От лиц, сочувствующих вам в Петербурге, и даже ваших единомышленников, насколько можно так называть тех, кто все же таки не вполне понимает нашу душу, и узнаю, что там ходят какие-то слухи, будто вы под влиянием давления окружающих порою как бы ослабеваете и делаете то, чего вам бы не следовало делать. Сопоставляя эти с тем, что пишет Новоселов Жене о том, что вы на этих днях послали опровержение на обвинения против вас, я делаю предположение, не за то ли вас и осуждают не достаточно понимающие вас друзья, что вы возражаете. И на это я хотел вам на всякий случай сказать то, что вы вероятно и без меня знаете: если каким-нибудь искажением или утрированием, хотя бы и невольным, ваших мыслей какой-нибудь переводчик или публицист придаст им местами оттенок не достаточно любовно христианский, и этим вызовет в людях предположение, будто вы проповедуете ‘восстание’, то из жалости к этому лицу, вы не только не должны были бы, но не имеете права, оставлять подобное недоразумение без возражения, ибо дело здесь касается уже не вас лично, а дорогого нам всем учения Христа, допускать искажение которого не следует ни для каких частных целей в роде выгораживания личности переводчика. Другое, что я хотел вам сказать, это то, что я за вас совершенно спокоен в том, что вы не побоитесь никаких преследований, и из-за них не покривите душой ни на одну йоту. Но я, каюсь в этом, не достаточно несомненно уверен в том, что вы под влиянием предположений со стороны друзей единомышленников о том, что вы недостаточно тверды, в каком-нибудь еще сомнительном для вас самих случае, не склонили бы весы в сторону, если не вызова преследования, то намеренного воздержания от того, что могло бы без всякого компромисса с вашей стороны устранить или задержать преследование. В особенности я боюсь этого, когда вспоминаю, что вам самим подчас невольно хочется пострадать за ваши убеждения’.
(1) Д. А. Хилков находился в Тифлисе в ожидании назначения места жительства на Кавказе, куда он был выслан из своего имения в Сумском уезде Харьковской губернии за ‘вредное влияние’ на крестьян. Местом его жительства было определено с. Башкичет, Борчалинского у., Тифлисской губ., куда вскоре приехала и его семья.
(2) Рафаил Алексеевич Писарев (1850—1906)—помещик Епифанского уезда Тульской губ., земский деятель, много работавший в области народного образования. В 1891—1893 гг. участвовал в организации помощи голодающим. О нем см. письмо Толстого к Черткову от 17 февраля 1884 г. (т. 85, стр. 29) письма 1891 г. т. 66, и Дневник Толстого за 1884 г., т. 49.
(3) Абзац редактора.
(4) Т. Л. Толстая.
(5) М. Л. Толстая.
(6) Вера Александровна Кузмицская (р. 18?1)—дочь сестры С. А. Толстой Татьяны Андреевны Кузминской и Александра Михайловича Кузминского
(7) [умирать надо одному), — О Паскале и об этом его изречении см. прим. к письму N 262.
(8) [жить одному]
(9) Павел Иванович Бирюков уехал вместе со Львом Львовичем Толстым 3 марта в Бузулукский уезд Самарской губ., где велась работа по организации помощи голодающим, и остался там работать до нового урожая. О работе Л. Л. Толстого на голоде в 1891—1892 гг. см. его книгу: Л. Л. Толстой ‘В голодные годы (записки и статьи)’, М. 1908.
На это письмо Чертков отвечал письмом от 14 марта, в котором писал: …’Ваше чувство по отношению к Писареву я хорошо понимаю… Душу Писарева я хорошо знаю, и если он не очень изменился за последнее время, то н думаю, что он воздерживается от согласия с учением Христа не в душе, а в уме и в чувствах, не желая и боясь неизбежного противоречия сознания с жизнью, которое наступает при признании учения. Что касается до камня за пазухой, то он быть может производит такое впечатление именно потому, что он сам боится лучшего в себе и постоянно держится на стороже, как бы отодвигается в сторону, но не для того, чтобы ударить, а — пропустить. Говорю это не по одним предположениям, но имею некоторые основания так думать из его образа отношения ко мне. Это конечно не исключает возможность того. что, благодаря своему так называемому ‘общественному положению’, он может вообразить себя принужденным не отказаться от участия и каких-нибудь мерах против вашей личности. Но я уверен, что он почувствовал бы мерзость этого и в свое время раскаялся бы.
Во всяком случае мне представляется совсем иным образом ужасным тот духовный, а быть может и вещественный ‘камень за пазухой’, который постоянно готов у некоторых предполагаемых, так называемых, единомышленников, понявших, и то утрированно и потому обезображенно, лишь одну только какую-нибудь сторону ваших основ, но не понимающих и быть может не любящих ни вас лично, ни то, чем вы живете, а быть может и очень любящих вас лично и частичку вашей души, но не всю ее, и не живую, двигающуюся вперед ее, а только ту ее часть, которую они сами успели понять. У таких людей, как Писарев, есть по крайней мере уважение к нашему богу, сдерживаемое, правда, далеко в глубине души, но всегда могущее вырваться из своей темницы, но у этих уважения нет, а есть только желание пользоваться вами, как аппаратом, в котором они считают себя вполне в праве вынимать винтики и прибавлять или отнимать колесики. Эти люди, холодные и задорные, действительно могут отступить не для того, чтобы пропустить, но чтобы бросить камень, да еще поглумиться. Конечно и их должно быть жалко, но с ними надобно быть особенно осторожным, так как быть может и не преднамеренно, а просто по однобокости своего понимания вас, они всегда тут как тут для того, чтобы подхватить, раздуть и разнести малейшее ваше уклонение в их сторону…’

* 309.

1892 г Марта 21. Москва.

21марта.

Получил ваше письмо 17 марта, дорогой В[ладимир] Г[ригорьевич], и отвечаю по пунктам.
Карамазовых (1) я читал и в особенности все, что касается Зосимы, но прочту еще раз, и благодарю за книжку. Я ее верну с Матв[еем] Ник[олаевичем], к[оторый] теперь у нас и к[оторого] я прошу поехать к вам, чтобы свезти 8-ю главу, к[оторую] надеюсь кончить через 2 или 3 дня. (2) Я бы мог сказать, что она кончена, но хотелось бы еще поправить заключенье. —
Я прошу М[атвея] Николаевича съездить к нам в Бегич[евку], свезти туда деньги и, как он говорил, ‘духу напустить’. Он едет сегодня в ночь. Вернувшись же оттуда, он поедет к вам, если Бог велит, с рукописью. Странно мне, хочется поскорее кончить, боюсь опоздать. Кажется, что она может оказать доброе влияние. Так как эта статья не только изложение мыслей, но поступок, а как всякий поступок, должен быть сделан во время.
О статье Перв[ая] Ступ[ень] я тоже того мнения, что ее лучше издать в журнале, во-1-х, п[отому] ч[то] в книге она наверно будет запрещена, а во-2-х, п[отому] ч[то] она тоже имеет свое место в процессе развития известных мыслей и объясняет некоторое отношение мое к явлениям жизни с своей стороны. (Не сумел ясно сказать, но вы поймете). Печатать ее можно и у Гайдебурова, но лучше у Грота, к[оторый] будет особенно стараться удержать все, что нужно и можно, и к[оторому] я сейчас говорил (предположительно) — и он совершенно согласен на то ваше условие, чтобы исключать, только списавшись с вами. (3)
Статьи Моск[овских] Вед[омостей] и Гражданина и письма Диллона были мне неприятны —в особенности Диллона—тем, что никак не можешь догадаться, чем вызвал враждебное, недоброе чувство в людях. (4) В особенности Диллона. Мотивы его я совершенно не понимаю. И не притворяясь могу сказать, что он мне прямо жалок теми тяжелыми чувствами, к[оторые] он испытывает и которые побуждают его писать то, что он пишет. Тут все полуправда, полуложь, и разобраться в этом, когда нет доброжелательства людей друг к другу, нет никакой возможности. И потому самое лучшее ничего не говорить. Впрочем делайте, как знаете. Я знаю, что так как мне действительно во всем этом ничего не было нужно или тем менее страшно, то я и не мог ничего желать, выказать или скрыть, и возразить на все, что могут вам приписать, не любя вас, никак невозможно.—
Меня занимает вопрос: как быть с Диллоном? Поручать ли ему перевод статьи повой или нет? Не то, чтобы наказывать его, а просто скучно и некогда иметь дело с людьми, к[оторые] все усложняют, из всего делают какие то вопросы, к[оторые] надо доказывать или опровергать. Как вы думаете? Я не имею ничего лично против него, но боюсь хлопотать.
То, что вы пишете о роде креста, к[оторый] может мне быть назначен, я думал то же, что вы, и очень рад был прочесть в вашем письме.
Вообще во всем, что вы пишете мне в этом и в том письме о том, как не следует задирать и вызывать гонения и быть готовым на них, когда это нужно, стоит того, я совершенно согласен с вами и благодарю, что вы это написали мне. Подозрение же ваше, что я подпал под искушение задора и влияние Алех[ина], (5) Новоселова (6) (я понимаю, что по письму Новоселова], к[оторого] я люблю, можно подумать это) — несправедливо. (7) Я все время относился, как всегда — равнодушно к этой истории, письмо же жене написал после того, как она ездила к Серг[ею] Алекс[андровичу] (8) и вообще, мне казалось, от страха, очень понятного в ее положении, принимала тон оправдывающейся. (9)
Вы же правы в том, что истину надо восстановить, когда это можно без особенного труда и, главное, греха. Как человек, живущий для славы людской, жертвует своей животной личностью для славы, но не может пренебрегать ею вполне, п[отому] ч[то] она, его животная личность, есть необходимое условие его деятельности для прибретения славы, также точно и челов[ек], живущий для исполнения воли Бога, жертвуя и личностью и славой людской для исполнения воли Б[ога], не может вполне пренебрегать ни телом, ни славой людской, п[отому] ч[то] и то и другое суть орудия исполнения воли Бога, может соблюдать их в той мере, в к[оторой] они нужны для исполнения воли Бога. Трудно найти эту середину — лезвие — как во всех делах Божиих, но я думаю, что это так, и аскетизм для аскетизма, и юродство для юродства — грех. Целую вас, Галю, Ваню, Ев[гения] Ив[ановича]. Л. Т. Ждем от Ив[ана] Ивановича ответа, чтобы послать капусты. (10)
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 100 и Б, П1, стр. 179. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова. ‘М. N 304’. Письмо написано из Москвы, куда Толстой вернулся из Бегичевки 13 марта и где прожил до 12 апреля.
Ответ на письмо Черткова от 15—18 марта, в котором Чертков писал: ‘Помнится мне, Лев Николаевич, что несколько лет тому назад вы мне говорили, что не читали еще ‘Братьев Карамазовых’. Не знаю, прочли ли вы с тех пор эту книгу, но на всякий случай мне хотелось бы поделиться с вами содержанием одной книжечки, составленной нами для ‘Посредника’ из этой книги. Нашу книжечку тогда цензура не разрешила на том основании, что она ‘проникнута социалистически-мистическим духом, нежелательным для распространении в народе’, и потому книжечка эта лежит в нашем архиве в числе прекрасных вещей, появление которых в печати возможно будет со временем, при иных цензурных условиях. т. е. вероятно после нашей плотской смерти.
А между тем я от времени до времени читаю эту книжечку своим друзьям, и она всегда производит самое хорошее впечатление на слушателей, а во мне каждый раз вызывает тот давно знакомый нам всем и вместе с тем вечно новый подъем духовного сознания, на котором одном и держится истинная жизнь. Так было и на этих днях, когда я прочел эту вещь Галиной сестре, которая была умилена как раз тогда, когда временно находилась в прямо противоположном настроении.
Читая тогда эту статью и потом перечитывая ее для того, чтобы разбить ее на параграфы, я почему то всё вспоминал вас, и так захотелось послать ее вам на прочтение. И я не решился сдержать этой своей потребности и посылаю книжечку этою же почтою заказной бандеролью…. — Меня беспокоит ваша статья ‘Первая ступень’, т. е. то, что она лежит у меня под спудом. Первоначально мне показалось, что лучше ее впервые выпустить при переводе той книги, и которой она служит предисловием. Перевод этой книги теперь готов и проредактирован так, что осталось только его набрать. Но вследствие большого объема книги этого невозможно исполнить очень скоро, и вероятно пройдет еще месяца два или три раньше, чем возможно будет пустить эту книгу в продажу. Конечно, как для сбыта самой книги, так и для содержания вашей статьи, было бы желательно, чтобы последняя первоначально появилась при книге, как я вам и писал. Но с другой стороны желательно ли так долго задерживать появление в свет самой статьи? Вопрос этот вы одни, дорогой Лев Николаевич, можете решить и прошу вас это сделать и сообщить мне ваше желание. Если вы пожелаете, чтобы она была поскорее напечатана, то не лучше ли всего поместить ее в ‘Неделе‘, так как Гайдебуров из всех редакторов, кажется, тот, который наиболее способен продвинуть статью через цензуру, сделав в ней необходимые для того сокращения. Если вы решите печатать ее безотлагательно, то я попросил бы вас об одном: не предоставлять никакому редактору делать сокращения и изменения в этой статье по своему единоличному произволу, а непременно по обоюдному соглашению со мной, так как я по опыту знаю, что решительно все редакторы в такой большой вашей статье способны более даже, чем необходимо, вымарывать, лишь бы поскорее она была ими напечатана. Кроме того и изменения некоторых мест они могут сделать в ущерб мысли содержания. Я же, проверяя их изменения и сокращения, разумеется, не допустил бы этого.
Вместе с тем я своевременно принял бы меры к тому, чтобы Диллон мог перевести и послать в Англию эту статью в ее полном виде раньше ее появления в русском журнале, но не настолько раньше, чтобы ее успели в дурном и чрезмерно сокращенном обратном переводе на русский язык напечатать в наших газетах. И так буду ожидать вашего ответа относительно этого.
18 Мр. Вчера вечером получил от Лескова номер ‘Гражданина’ с напечатанными письмами вашими к Диллону. Мне кажется, что Диллон напрасно это сделал и что в этом деле, как и вообще при переводе ваших произведений, им управляют свои личные цели и выгоды больше, чем интересы ваши или того дела, которое нам с вами дорого. Но вообще я всему этому шуму не придаю особенного значении. Только думаю, что когда возможно, следовало бы всегда восстановлять истину, если не ради себя, то ради тех, которых может соблазнять ее искажение. И потому мне хотелось бы написать от себя несколько слов в виде хорошего письма в ‘Новое время’, в котором я спокойно восстановил бы истину и очистил бы вас от подозрения в двуличности, которое нехорошо отражается и на общем нашем деле. Письмо свое в ‘Новое время’ я предварительно непременно послал бы показать вам. Согласны ли вы на это? Пожалуйста, Лев Николаевич, сообщите мне хотя бы через дочь вашу, верное ли я делаю предположение, думая, что в статье о вас в ‘Гражданине’ .N 72, где говорится, что Диллон сообщает, что вы ему сказали, что опровержение Софьи Андреевны было написано, хотя и в вашем присутствии, но против вашего желания, вкралась неточность, и что вы сказали Диллону не: ‘против вашего желания‘, а: ‘не по вашей инициативе‘, Ведь, неправда ли, это говорится о письме, которое мы с Татьяной Львовной составляли во время моего проезда через Москву и в желательности которого я убежден на основаниях, выраженных мною в той копии с письма к Лескову, которую я на днях вам послал? — Вообще не думайте, чтобы меня что-нибудь подмывало вступать в полемику с усилившимся, но всегда существовавшим газетным походом клеветников против вас. Им возражать не стоит и не следует. То, что они делают — в порядке вещей — и образ их действия не должен ни на йоту отклонять ни в какую сторону ход каждого из нас от положенной ему богом ‘орбиты’. Я вовсе не возражать хочу на печатные обвинения вас в трусости и двуличии и подобные жалкие глупости. Я хочу только просто и правдиво устранить нежелательное впечатление, которое может производить на людей беспристрастных и даже сочувствующих вам сопоставление ваших напечатанных писем с одной стороны в опровержение ‘Московских ведомостей’ и с другой — к Диллону. Тут просто требуется договорить несколько слов, и всякий, кто захочет знать правду, узнает ее, и кажется мне, что именно и могу сказать эти несколько слов….
Я хотел вам лично сказать еще вот что, дорогой Лев Николаевич, хотя вы вероятно это знаете и без меня, но лучше рискнуть сказать то, о чем вы сами думаете, чем умолчать, если нужно было сказать: Нам не приходится выбирать своего креста. И вам вместо того, или раньше, чем пострадать за правду так, как вам хотелось бы, может быть придется за нее пострадать иначе, чем хотелось бы, и так, как вы никогда и не ожидали. А именно, может быть ради любовного избежания вызова греха и зла вам, быть может, совесть ваша прикажет молчать и не оправдываться в то время, как все станут обвинять вас в отступничестве. Может быть даже она велит вам поступить так, что не поймут и не одобрят вас ближайшие ваши так навиваемые единомышленники. Тогда вы останетесь совсем один перед вашим богом, хотя и плотью среди людей. Быть может такой крест вам предстоит раньше тех гонений, которых вы по временам жаждете и жаждете незаконно, ибо это значит желать греха. Вот всё, что я имел сказать по этому поводу. Простите, если это было излишне. Но вы сами просили меня писать, и могу я писать только то, что думаю, дурно ли, хорошо ли — разберете вы сами’.
(1) Роман Достоевского ‘Братья Карамазовы’, впервые напечатанный, к журнале ‘Русский вестник’ в 1859—1880 годах, первое отдельное издание: Ф. М. Достоевский, ‘Братья Карамазовы’, роман в 2 томах. Спб. 1881. ‘Братья Карамазовы’—одна из последних книг, которую читал Толстой перед своим уходом из Ясной Поляны в октябре 1910 г. Он успел перечитать только первый том и вытребовал себе второй уже со станции Козельск после ухода (см. письмо к А. Л. Толстой от 28 октября 1910 г., т. 82). Подробнее о ‘Братьях Карамазовых’ в оценке Толстого —см. Дневники 1910 г., т. 58.
(2) М. Н. Чистяков должен был взять у Толстого и отвезти Черткову рукопись восьмой главы книги ‘Царство Божие внутри вас’, которую Толстой предполагал к этому времени закончить, но пробыв там некоторое время, в ожидании окончания рукописи, съездив по поручению Толстого в Бегичевку, уехал из Москвы в начале апреля, не дождавшись окончания надолго затянувшейся работы Толстого над этой рукописью. Об этом М. Н. Чистяков писал Черткову в письме от 6 апреля: ‘Пробыв несколько дней в Москве, я каждый день виделся с ним и в любви слушал и беседовал с ним. Затем он послал меня к своим сотрудникам с поручением… 8-ю главу Лев Николаевич очень хотел окончить к моему возвращению и послать со мной к тебе на просмотр, но так и не докончил, и когда докончит—трудно сказать. По поводу всего этого очень много говорили и о самом сочинении этом и о твоих замечаниях на него. Лев Николаевич одно утро совсем надеялся закончить и, пока готовился кофе, отдал мне такой наказ к тебе: ‘скажите Черткову, что я очень прошу его сделать свои замечания, они мне нужны, это ничего, если я не со всеми его замечаниями соглашаюсь, пусть он на это не смотрит, а его замечания мне очень нужны. Пожалуйста, так ему и скажите’…. (АЧ).
(3) О печатании статьи Толстого ‘Первая ступень’ см. примечания к письму N 303.
(4) В газете ‘Daily Telegraph’ в январе (нов. ст.) 1892 г. была помещена в переводе Э. М. Диллона статья Толстого о голоде, непропущенная русской цензурой, под заглавием ‘Почему русские крестьяне голодают’. Вслед за тем в газете ‘Московские ведомости’ от 22 января 1892 г., появилась статья, в которой цитировались наиболее резкие места из статьи, помещенной в ‘Daily Telegraph’, и делалось заключение: ‘Письма гр. Толстого не нуждаются в комментариях: они являются открытою пропагандой к ниспровержению всего существующего во всем мире социального и экономического строя. Пропаганда графа есть пропаганда самого крайнего, самого разнузданного социализма, перед которым бледнеет даже наша подпольная пропаганда’.
По настоянию С. А. Толстой, опасавшейся административной кары для Л. Н. Толстого, он написал письмо, первоначально предназначавшееся для опубликования в ‘Правительственном вестнике’, но впервые напечатанное в газете ‘Новое время’ (N 5755 от 9 марта), в котором заявлял, что писем в английские газеты не посылал, и о напечатанной в ‘Московских ведомостях’ выдержке писал: ‘очень измененное (вследствие двукратного — сначала на английский, потом на русский язык — слишком вольного перевода) место из моей статьи, еще в октябре отданной в московский журнал и не напечатанной, и после того отданной по обыкновению моему в полное распоряжение переводчиков’.
Э. М. Диллон, считая, что это письмо задевает его честь, как переводчика, потому что у читателей может остаться впечатление, что он поместил перевод Толстого в ‘Daily Telegraph’ без его ведома, и вместе с тем, что перевод сделан не точно, опубликовал в газетах ‘Московские ведомости’ (N 71) и ‘Гражданин’ (N 72) письмо с приложением полученных им от Толстого писем, в связи с переводом этой статьи. В первом из этих писем Толстой уполномачивал Диллона сделать при переводе необходимые сокращения в своей статье, а во втором писал: ‘я никогда не отрицал и никого не уполномачивал отрицать аутентичность статьи о голоде, появившейся под моим именем в ‘Daily Telegraph», и пояснял, что объясняет искажения в выдержках из этой статьи, напечатанных в ‘Московских ведомостях’, неправильным переводом с английского языка на русский, который был сделан в редакции этой газеты.
В связи с этими письмами газеты ‘Гражданин’ и ‘Московские ведомости’ нападали на Толстого, стараясь установить несоответствие его письма в редакцию газеты ‘Новое время’ с фактической стороной дела и доказывая вредность статьи, помещенной в ‘Daily Telegraph’. См. еще об этом: Л. Я. Гуревич ‘Литература и эстетика’. М. 1912, стр. 278—279, Dr. E. J. Dillon, ‘Count Leo Tolstoy’, Hutchinson and Co., London, s. a.
(5) Вероятно, Аркадий Васильевич Алехин, в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов принадлежавший к числу единомышленников Толстого. Вместе со своими братьями Митрофаном Васильевичем и Алексеем Васильевичем был участником нескольких земледельческих общин.
(6) Михаил Александрович Новоселов (р. 1864) окончил московский университет, с середины восьмидесятых годов начал разделять некоторые взгляды Толстого и пытался проводить их в жизнь, организовав земледельческую общину в Тверской губ. (‘Дугино’), распространяя запрещенные цензурой статьи Толстого и т. д. Помогал Толстому по организации помощи голодающим в 1891—92 гг. О нем см. письма 1886 г., т. 63, стр. 391.
(7) Толстой имеет в виду письмо Черткова от 9 марта, который писал ему, что получил письмо от Новоселова с приложением копии письма Толстого к С. А. Толстой от 28 февраля, о том, что не надо допускать ‘тон такой, что я в чем-то провинился и мне надо перед кем-то оправдываться’. .. Я пишу то, что думаю и то, что не может нравиться ни правительствам, ни богатым классам уж 12 лет, и пишу не нечаянно, а сознательно, и не только оправдываться в этом не намерен, но надеюсь, что те, которые желают, чтобы я оправдался, постараются хоть не оправдаться, а очиститься от того, в чем не я, а вся жизнь их обвиняет’. (ШК, стр. 397.) Вместе с тем Чертков пересылал упомянутое выше письмо Новоселова, который писал Черткову об обстоятельствах, при которых было написано письмо Толстого к С. А. Толстой: ‘Написано оно при следующих обстоятельствах. 27 февраля приехали из Полтавы Митрофан и Алексей Алехины, Скороходов и Сукачев. Приезд их очень обрадовал Льва Н(иколаевич)а и как то взбодрил его. На другой день утром он приходит к ним в комнату, где они спали, и просит высказать мнение относительно письма, которое он только что написал. Затем выразил желание, чтобы это письмо сделалось известным возможно большему числу лиц. Меня лично письмо это несказанно обрадовало, так как оно полагает конец этой истории с ‘Московскими ведомостями’. Жаль только, что наряду с этим письмом будет распространяться и то письмо в ‘Правительственный вестник’ (АЧ).
(8) Сергей Александрович, великий князь (1857—1905), сын Александра II. С февраля 1891 г. до дня смерти состоял московским генерал-губернатором.
(9) С. А. Толстая в письме от 10 февраля 1892 г. писала Толстому о своем посещении в. к. Сергея Александровича: ‘Милые друзья, сейчас вернулась на Нескучного, где имела длинный разговор с великим князем по поводу статьи ‘Московских ведомостей’ и просила, чтобы он приказал напечатать в газетах мое опровержение. Он очень интересовался ходом дела, но помочь он мне ничем не может. Очевидно, как он и говорил мне, ждут опровержения от тебя, Левочка, в ‘Правительственном вестнике’, за твоей подписью, в другие газеты запрещено принимать и желание это идет от государя и любя тебя… По словам и тону великого князя я поняла, что напряженно ждут от тебя несколько слов объяснения, что ничего пока не предпринимают, но что, если это объяснение не появится, тогда…Вот это-то и ужасно. И объяснение, как он мне дал почувствовать, не для того, чтобы тебе оправдаться, а для того, чтобы в такое время успокоить поднявшееся недоразумение публики, уличить, уничтожить ‘Московские ведомости’. Далее С. А. Толстая просила написать это объяснение и в заключение писала: ‘Ради Бога, сделай это, успокой меня, я живу теперь в таком ужасном состоянии… Если в будущем письме твоем я найду твое письмо в газету или увижу подписанным тот листок, который прилагаю, я приду в такое радостное состояние, в котором давно не была, если же нет, то, вероятно, поеду в Петербург, пробужу еще раз свою энергию, но сделаю нечто даже крайнее, чтобы защитить тебя и истину, а так жить не могу’ (АТБ). В письме от 16 февраля С. А. Толстая благодарит Толстого за то, что он написал письмо, о котором она писала, но сообщает, что ‘Правительственный вестник’ напечатать его отказался, а в письме от 5 марта С. А. Толстая пишет своей дочери Татьяне Львовне, что рассылает письмо Толстого в редакции различных газет.
(10) И. И. Горбунов, живя в Воронежской губернии у Черткова, писал Толстому в письме от 13 марта о голоде в соседних селах, в борьбе с которым принимает участие Чертков, и о том, что в некоторых местах начинается цынга и потому необходимо прислать кислых продуктов, в частности кислой капусты, которую очень трудно достать на месте. Поэтому И. И. Горбунов просил Толстого, если возможно, прислать из имеющихся в его распоряжении запасов кислой капусты и обращался к С. А. Толстой с просьбой оказать содействие в этом деле. По-видимому, на это письмо ответила Горбунову С. А. Толстая, так как следующее письмо И. И. Горбунова по этому поводу было адресовано на ее имя.

* 310.

1892 г. Марта 23. Москва.
В[ладимир] Г[ригорьевич], получил нынче вашу записочку с письмом к Лескову. (1) Все это так. Но разобраться в этом нельзя и не нужно.

Л. Т.

Печатается впервые. Написано на полулисте бумаги, отрезанном, по-видимому, от какого-либо письма, полученного Толстым. К этому письму, вероятно, относится имеющаяся на подлиннике надпись рукой Толстого: ‘Ответ[ить]’. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘М. 23 Мр. N 305’. Дата подтверждается почтовым штемпелем получения на конверте письма Черткова: ‘Москва 23 марта’ — по характеру комментируемого письма можно предположить, что оно написано сейчас же по прочтении письма Черткова.
Ответ на письмо Черткова от 19 марта: ‘Посылаю вам. Лев Николаевич, копию еще с последнего моего письма к Лескову, который очень мучается происшедшей историей с Диллоном. Быть может вам интересно узнать и мое мнение, потому и посылаю’. Письмо Черткова к Лескову, датированное 18 марта, было написано в ответ на письмо Лескова к Черткову от 11 марта, в котором Лесков, будучи знаком с корреспондентом Диллоном и сочувствуя ему, в связи с выдвинутыми против него обвинениями (см. письмо N 309) сообщал, что Диллон получил от газеты ‘Daily Telegraph’ депешу с предложением опровергнуть выдвинутые против него обвинения и начать процесс в целях своей реабилитации. По поводу газетной полемики в связи с этим делом Лесков писал: ‘Собаки проснулись и будут кусаться и вой их разносится повсюду и молодые чистые души, полные любовью к тому, кого мы все любим, будут смущены и поколеблены в своем доверии к его слову и уважении к независимости его характера. Всё это будет и будет неизбежно, и я не могу позволить себя утешить в том, что это будто ничего, а я знаю, что это очень дурно и вредно для самого благородного дела… Может быть вам это представится иначе, но я считаю это большим для всех нас горем и хочу о нем страдать и скорбеть, и потом это еще не конец и собаки только проснулись’ (АЧ). Чертков в ответном письме Лескову, пересланном Толстому, высказывал свое мнение, что в письме Толстого, опубликованном в газете ‘Новое время’ в связи с делом Диллона и смутившем Лескова, нет ничего неверного: ‘Ни я, ни кто другой из нас здесь не нашли в самом содержании этого письма ничего нежелательного. Получается, правда, впечатление будто Лёв Николаевич предполагает вольность перевода своей статьи и при переводе с русского на английский. Но это было им написано раньше того свидания с Диллоном, при котором Лев Николаевич вручил последнему свои письма о том, что перевод его верен. И потому не трудно объяснить дело тем, что Лев Николаевич, видя искажение перевода в М[осковских] Ведомостях сначала предположил возможность двукратного искажения, но после свидания с Диллоном убедился, что искажение произошло только при переводе с английского на русский. И в этом смысле Лев Николаевич мог бы сделать в газетах дополнительное сообщение в том случае, если стали бы его упрекать в двуличии’. Далее Чертков подробно анализировал материалы, связанные с этим инцидентом, и доказывал, что нет оснований для тех или иных упреков по адресу Толстого.

* 311.

1892 г. Апреля 16. Бегичевка.
Получил и ваше и Ив[ана] Ив[ановича] (1) письма и должен и желаю ответить, но до сих пор не успел: то в Москве, то здесь б[ыл] очень занят. Отвечу на днях. Пишу только с тем, чтобы вы простили меня за невольное молчание.

Ваш Л. Т.

На обороте: Россоша Воронежской губернии
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Печатается впервые. Открытое письмо. Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 17 апреля’, ‘Россоша Воронежской губ. 19 апр. 1892′. На подлиннике черным карандашом надпись рукой Черткова: ’17 апр. 92 N 306’. Датируется днем, предшествующим почтовому штемпелю отправления.
Ответ на письмо Черткова от 24 марта, в котором Чертков писал, что пересылает Толстому статью И. И. Горбунова ‘Письмо к матерям’, предназначенную для составленного Горбуновым сборника в пользу голодающих.
(1) Толстой имеет в виду письмо И. И. Горбунова от 8 апреля, написанное в ответ на полученное им письмо Толстого от 3 апреля 1892 г. с отрицательным отзывом о статье ‘Письмо к матерям’. Об этом см. прим. к письму N 312.

* 312. В. Г. Черткову и Ив. Ив. Горбунову.

1892 г. Апреля 19. Бегичевка.
Сейчас нынче, воскресенье, выбрал время, хотя и не свободное — написать вам, дорогой друг В[ладимиръ] Г[ригорьевич]. Я перечел ваше последнее письмецо, в к[отором] вы спрашиваете, получил ли я ваши ‘тревожные’ письма и письмо Новоселова. Все получил в свое время и все б[ыло] мне хорошо и приятно, п[отому] ч[то] указало мне мой соблазн — хотя бы такой, которому я не поддался, но мог поддаться (это как наши голодные. Голодные они или нет, когда им подается помощь, — могли быть). И приятно тем, что показало мне вашу любовь, хорошую, много меня радующую вашу любовь ко мне. Как и тогда большинство этих людей мне чужды — или, скорее, я им чужд, так и теперь, больше, чем прежде. И даже в деле нашем их помощь — некоторых — не облегчает, а тяготит. — Я их люблю, ценю высоко их качества, но я вижу и знаю, что они не любят меня. И разумеется они в этом не виноваты, и я не стою любви, но от этого мне мало радостно с ними. Из этого исключаю Митр[офана] Алехина, (1) но он то и уходит с Скороходовым. (2) Но это все в письме нельзя описать.
Мы с Машей теперь очень хорошо заняты. Мне не тяжело. (3) Пишу отчет, (4) а потом начну что-нибудь. Очень хочется писать и так много хочется. Без 8-й главы мне очень скучно. Вместе с ней тесно, а врозь скучно. Мат[ве]ю Никиолаевичу будем очень рады. (5) С ним хорошо. —
Много, мне кажется, совершается перемен во всем. Это должно быть во мне перемены, а мне кажется, что вне меня. Серьезнее и важнее все стало.
Разумеется, пишу все и думаю и о вас, и о Гале, и о Ване. Но к Вани особенно обращаюсь.
Вы пишете, дорогой И[ван] И[ванович], что неужели я не нашел чего хорошего в вашей статье? в Во 1-х, я не всю прочел. 2-ую часть я пробегал. Но тон, отношение к предмету мне не понравилось. Н[а]п[ример], форма: такая мать будет и т. д. Вы говорите: ‘не нашел хорошего’. Все хорошо. Но все ниже, меньше того, чего я от вас требую и не по уму, учености, изяществу, а по тому, что составляет вашу особенную сущность, по сердечности. Вы пожалуйста не сердитесь на меня, если я ошибся, то и то вам полезно. Мне не легко б[ыло] написать вам так. Я колебался, но решил, что надо правду. Вы, может, скажете: колебался, а не прочел. Я прочел настолько, насколько нужно для получения впечатления, кот[орое] не может измениться.
Публикуется впервые. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ’20 апреля 92′., черным карандашом: ‘N 307’. Дата определяется словами ‘нынче воскресенье’ — воскресенье было 19, а не 20 апреля 1892 г.
Ответ на письма Черткова от 8, 9, 11 и 31 марта.
В письме от 8 марта Чертков писал, что на него произвело тяжелое впечатление письмо Толстого к С. А. Толстой, которое Чертков получил от М. А. Новоселова (об этом письме см. прим. 7 к письму N 309): ‘Дорогой брат Лев Николаевич, Христос, который, слава богу, стоит между вами и мною, вдруг немножко заградил вас от меня. Я, как не раз говорил вам, обыкновенно больше, чем кого-либо, вижу вас сквозь его. Но сейчас вас сквозь него мне не то, что не видать, но не так ясно видать. И это мне жаль. — Произошло же это от тона вашего письма к вашей жене, которое Новоселов списал, прислал, и о котором говорит, что вы желаете его распространения. В чем именно этот тон, вы увидите из моих отметок на прилагаемой копии с этого письма, сделанных мною там, где совсем голо выступает, как мне кажется, равнотонность, даже разногласие с отношением Христа к жизни. Это не то, что, и не так, как он сказал бы после того, как, по картине Н. Н. Ге, отстав от учеников, он глядел на звезды. А нам надо держаться этого тона, с таким трудом им выработанного. — Вы говорите, что вы окружены соблазнами. Смотрите, как бы соблазн не подошел сбоку тогда, когда вы ожидаете его спереди. Если боишься соблазна, например, дурных отношений с людьми из-за денег, то этот-то соблазн не так опасен, потому что видишь его. Опасен тот, который подходит сбоку и сзади. Дьявол ужасно изворотлив’. … В письме от 9 марта Чертков, возвращаясь к той же теме, писал, как неприятен ему тот ‘задор’, который, по его мнению, есть в письме Толстого.
(1) Митрофан Васильевич Алехин (1857—1935),—по образованию художник, в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов принадлежал к числу единомышленников Толстого и работал на земле, являясь участником и организатором земледельческих общин. Зимой 1891—1892 года одно время работал вместе с Толстым по организации помощи голодающим в Рязанской губернии. О нем см. письма 1889 г., т. 64.
В письме к С. А. Толстой от 19 апреля Толстой писал: ‘У нас Митрофан и Скороходов. Митрофан замечательно мил и приятен. Скороходов неспокоен, несчастлив и потому с ним грустно’ (ШК, стр. 407).
(2) Владимир Иванович Скороходов (1861—1924). Разделяя взгляды Толстого на значение земледельческого труда. В. И. Скороходов в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов участвовал в организации земледельческих общин. В 1880—1891 гг. В. И. Скороходов работал в Тверской губернии, в общине Душно, организованной М. А. Новоселовым, затем принимал участие в организации столовых для голодающих, помогая Толстому. Убедившись в неустойчивости интеллигентских земледельческих общин, обычно скоро распадавшихся, но продолжая придавать особое значение земледельческому труду, Скороходов поселился на хуторе и в течение многих лет работал на земле со своей семьей. В конце своей жизни Скороходов вновь сделал попытку организовать небольшую земледельческую общину близ Майкопа, Кубанской области, которая, однако, также в конце концов ликвидировалась. В. И. Скороходовым написаны ‘Воспоминания старого общинника’, частично напечатанные в ‘Ежемесячном журнале’ В. С Миролюбова 1914—1916. О В. И. Скороходове см. письма 1898 г., т. 71.
(3) О своей работе и самочувствии Толстой писал в тот же день С. Л. Толстой: ‘Всё очень хорошо. Особенно детские [столовые], которые совсем утвердились. Погода чудная, жарко. Мы покупаем горох, просо на столовые в овес и картофель на семена’ (ПЖ, стр. 407).
(4) Отчет Толстого был напечатан под рубрикой ‘Среди нуждающихся’ в газете ‘Русские ведомости’ 1892, X? 117, от 30 апреля. Датирован Толстым 21 апреля 1892 г. В отчете этом Толстой писал: ‘столовые, которых во время нашего последнего отчета было 72, продолжают размножаться, и теперь их в 4 уездах — Епифанском, Ефремовском, Данковском и Скопинском — 187’.
(5) М. Н. Чистяков приехал к Толстому в Бегичевку 3 мая, и пробыл там до конца мая, деятельно помогая Толстому. Характеристику его работы Толстой сделал в письме к С. А. Толстой от 8 июня 1892г. (см. ПЖ, стр. 421).
(6) Толстой имеет в виду письмо от 8 апреля 1892 г., в котором И И. Горбунов писал ему: ‘Дорогой Лев Николаевич, вчера получил ваше письмо, где вы пишете о моем ‘письме к матерям’. Грустно было мне узнать, что из всего письма не нашлось ничего, что бы вы могли одобрить, но что же делать… Мне казалось, что кое-где удалось выразить кое-что для меня значительное, но вероятно выразилось очень плохо. Что касается, начала этого письма, то я сам это чувствовал, и теперь, воочию видя разные беды этой годины, наверно, написал бы совсем иначе, сколько-нибудь теплее и душевнее и искреннее, но раз уж написалось, трудно, да и времени нет и глав, переламывать начало. В том, что вы пишете о свойствах моей работы, чувствую большую истину и урок для себя’.

* 313.

1892 г. Апреля 25. Бегичевка.
Получил ваше последнее от 16 Апреля. Написал жене. (1) Это ужасно. Помогай вам Бог. Хочу прислать вариант один в 8-ю. (2_ Не знаю, успею ли нынче.

Л. Т.

На обороте: Воронежск. губ., Россоша,
В. Г. Черткову.
Публикуется впервые. Открытое письмо. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ’26 апр. 92 N 308′. Почтовые штемпели: ‘Почтовый вагон 26 апр. 1892’, ‘Россоша Ворон, г. 29 апр. 1892’. Датируется днем, предшествовавшим почтовому штемпелю отправления.
Ответ на письмо от 16 апреля, в котором Чертков писал: ‘В других местах, по-видимому, голод уменьшается, а у нас только теперь главным образом, кажется, и начинается бедствие. По крайней мере цынга стала свирепствовать. Ужасно много случаев цынги. В некоторых хуторах под ряд во всех хатах болеют ею. От нее и помирают, когда делается дисентерия, и слепнут, — начинается с куриной слепоты, а кончается каким-то бельмом, и глаз вытекает, теперь работы полевые начались, а больные цынгою, даже в слабых степенях, должны лежать. Вместе с тем болезнь эта быстро улучшается при улучшении пищи и при некоторых почти домашних средствах. Но у нас нет ни капусты, ни бураков, ни чего-либо кислого, а это главное. Пожалуйста, Лев Николаевич, когда будете писать вашей жене, то попросите ее прислать нам побольше капусты, бураков и кислых припасов. Она выслала 65 пудов капусты, но следовало бы выслать по крайней мере вагон разных продуктов. Здесь нельзя достать большого количества капусты (она продается по 2 р. на пуд). Вообще здесь нужда страшная в самой безотлагательной помощи. Моя мать и я, мы хотим приняться за дело энергично. Она приглашает сюда несколько знакомых, окончивших курс, своих учениц и разместит их в разных селах так, чтобы они навещали больных, сообщали бы ей о всех случаях и вообще служили бы посредницами между ею и населением. И я этому очень рад. Большего от моей матери ожидать нельзя, а таким образом она узнает правду, чего до сих пор не знала. И это, если бог даст, повлияет на ее отношение, к управлению имением’.
(1) В письме к С. А. Толстой, по-видимому, написанном одновременно с этим письмом, Толстой писал о цынге, распространяющейся в Воронежской губернии, и, передавая просьбу Черткова, просил выслать ему 300 пудов кислой капусты. С. А. Толстая, находившаяся в это время и Москве, могла закупить эту капусту на средства, жертвуемые Толстому для кормления голодающих. В письме от 4 мая С. А. Толстая сообщила Черткову, что выслала в его адрес вагон с продуктами (АЧ).
(2) Толстой предполагал выслать новый вариант для включения в восьмую главу книги ‘Царство Божие внутри вас’, но в дальнейшей переписке Толстиго и Черткова нет указаний на то, что это намерение было им осуществлено.

314.

1892 г. Апреля 28. Бегичевка.
Дорогой друг В[ладимир] Г[ригорьевич]. Евдоким Платонович (1) приехал, и я усердно занимаюсь, сколько могу, пересмотром и поправками и всего и 8-й гл[авы]. Надеюсь кончить дня через два и вернуть вам. Об этом и всем присланном (2) мне напишу после, теперь же вот что: Вчера приехал к нам один старик 70 лет, Швед, живший в Индии и Америке, говорящий по англ[ийски] и немец[ки], практический философ, как он нам себя называет, живущий и желающий научить людей жить по закону природы, оборванный, грязный, босой и ни в чем не нуждающийся. (3) Самому нужно работать, чтоб кормиться от земли без рабочего скота, не имеет денег, ничего не продавать, ничего не иметь лишнего, всем делиться. Он, разумеется, строгий вегетарьянец, говорит хорошо, а главное, более чем искренен, фанатик своей идеи. Он говор[ит], что не религиозен, но он понимает под религией суеверия, а весь проникнут духом христианства. Он желает иметь кусок земли, на к[отором] бы он мог работать и показать, как можно и должно себя кормить без рабочего скота. Не направить ли его к вам? Я не сваливаю его с себя, а думаю, что он вам и нам и людям через вас может быть полезен. Напишите скорее ответ. Я бы не отпустил его, но здесь при наших занятиях он излишен и даже я не могу поговорить с ним, как хотелось бы, а главное, ему делать нечего.
Пишите ответ.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан Б, III, Гиз, стр. 185. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ’29 апр. 92′. Черным карандашом: ‘N 309’. Письмо датируется 28 апреля на основании следующих данных. Письмо не могло быть написано ранее 28 апреля, так как Е. П. Соколов, привезший Толстому рукописи, о работе над которыми пишет Толстой, приехал к нему 27 апреля вечером (см. письмо Е. П. Соколова к Черткову от 27 апреля 1892, хранящееся в АЧ). Вместе с тем, швед, о котором Толстой, пишет, что он приехал ‘вчера’, приехал к нему, по-видимому, 27 апреля (см. ПЖ, стр. 411).
(1) Евдоким Платонович Соколов (1873—1919), сын крестьянина слободы Лизиновка, обладавший хорошим почерком, работавший у Черткова в качестве переписчика и выполнявший другие его поручении. Впоследствии Чертков помог ему поступить на службу на железную дорогу, где он выдвинулся, несмотря на отсутствие систематического образования. и в конце жизни занимал место начальника станции Москва на Московско-Курской ж. д. и умер, заразившись сыпным тифом во время работы на вокзале.
Чертков, желая облегчить Толстому работу над книгой ‘Царство Божие внутри вас’ и ускорить ее окончание, прислал Толстому Е. П. Соколова в качестве переписчика для его рукописей, однако, работа Толстого над книгой ‘Царство Божие внутри вас’ затянулась и не была закончена во время пребывания в Бегичевке Е. П. Соколова.
(2) Письмо Черткова Толстому, по-видимому, посланное с Е. П. Соколовым, не разыскано и установить, что именно прислал Чертков Толстому, не удалось.
(3) Абрам фон Бунде (Bonde), швед, проповедовавший упрощение быта, возделывание земли ручным трудом и питание сырыми овощами в интересах здоровья. Толстой писал о нем С. А. Толстой в письме от 1 мая 1892 г.: ‘Еще три дня тому назад явился к нам старик, 70-летний швед, живший 30 лет в Америке, побывавший в Китае, в Индии и в Японии. Длинные волосы, желто-седые, такая же борода, маленький ростом, огромная шляпа, оборванный, немного на меня похож, проповедник жизни по закону природы. Прекрасно говорит по-английски, очень умен, оригинален и интересен. Хочет жить где-нибудь (он был в Ясной), научить людей, как можно прокормить 10 человек одному с 400 сажен земли, без рабочего скота, одной лопатой. Я писал Черткову о нем и хочу его направить к нему. А пока он тут копает под картофель и проповедует нам. Он вегетарианец без молока и яиц, предпочитает всё сырое. Ходит босой, спит на полу, подкладывает под голову бутылку и т. п.’. (См. ПЖ,стр.415.) Прожив недолго в Ясной Поляне, а затем в имении Т. Л. Толстой ‘Овсянниково’, Абрам фон Бунде уехал оттуда в Петербург, а затем, по-видимому, вернулся на родину. Об А. фон-Бунде см. Т. Л. Сухотина-Толстая ‘Друзья и гости Ясной Поляны’, изд. ‘Колос’, М. 1922, стр. 123—141. В письме от 5 мая Чертков написал Толстому, что просит не присылать А. фон Бунде, так как считает, что его ‘водворение’ в Ржевске трудно осуществимо и нецелесообразно.

* 315.

1892 г. Мая 23. Бегичевка.
Получил ваше письмо с письмом жены и вашим ответом. (1) Вы правы, но и она не виновата. Она не видит во мне того, что вы видите… Евдок[им] Платонович вчера сказал мне, что он уже месяц здесь. (2) Мне казалось — дня три. И все таки я не кончил. Он мне очень был полезен и приятен. — Он прост, ясен и правдив и тем хорош. И понимает, как кажется, многое. — Он все вам расскажет’, и наше горе, что Мат[вей] Ник[олаевич] уезжает. (3)
Спасибо вам за вашу хорошую любовь ко мне. Целую вас и ваших. Любящий вас.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатав в ТЕ 1933, стр. 101. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘Бегичевна, 23 мая 92’, черным карандашом приписано ‘N 310’. Письмо написано не позднее 23 мая, так как в этот день Толстой уехал из Бегичевки в Ясную Поляну и, вероятно, было передано Толстым Е. П. Соколову, который уехал из Бегичевки около 23 мая в Ржевск, не получивши от Толстого рукописи последней главы книги ‘Царство Божие внутри вас’, окончания которой он тщетно дожидался.
Ответ на письмо от 9 мая 1892 г., в котором Чертков писал о полученном им письме от С. А. Толстой: ‘Письмо ее посылаю вам для того, чтобы вы поняли, чти вызвало мое письмо к ней, копию с которого) также прилагаю. (Вычеркнутое в копии синим, я так вымарал, что прочесть нельзя.) Я собственно давно порывался сказать ей то, что высказал в этом письме. Но случая всё не представлялось, и я боялся быть навязчивым, вмешиваясь в то, во что меня вмешиваться не просят. Но раз она сама затронула со мной этот вопрос, я почувствовал, что не могу и не должен больше молчать тем более, что никто другой никогда этого ей не скажет. А сказать следует. По крайней мере мне так казалось, и я это сделал с самым лучшим намерением и без всякого недоброго чувства к ней…. Письмо ее и мою копию пожалуйста уничтожьте’.
(1) Письмо С. А. Толстой к Черткову от 4 мая не сохранилось, так как Толстой, по-видимому, выполнил просьбу Черткова уничтожить это письмо. Но ответ Черткова С. А. Толстой сохранился и воспроизводится полностью, так же как и следующее письмо, в виду того значении, какое имеют эти письма для понимания отношений Черткова и С. А. Толстой, которое важно и для выяснения некоторых моментов биографии Л. И. Толстого. В письме, домеченном 8 мая 1842г., Чертков писал: ‘Графиня, письмо ваше от 4 мая я получил. За высылку вагона с продуктами от души вас благодарим. ‘Учение 12 апостолов’ я спишу и вышлю Хилкову.
Что касается до вашего упрека мне, то в этом отношении вы находитесь в полном заблуждении. Никого я к Льву Николаевичу за рукописью не посылал и нисколько я его не тороплю, не ‘мучаю’ окончанием этой работы. Я наоборот послал ему списанную рукопись, следуя в этом его собственному желанию, определенно мне сообщенному. А иначе, я, разумеется, поступить не имел никакого права, даже если б я с своей стороны вовсе и не сочувствовал окончанию им в настоящее время этой работы.
В вашем письме ко мне вы упоминаете о Льве Николаевиче, как об ‘утомленном нервном старике’. Вы знаете, Софья Андреевна, как давно я уже совсем воздерживаюсь от высказывания вам моего мнения о ваших отношениях к Льву Николаевичу. Но раз вы сами затрагиваете со мною этот вопрос, я чувствую, что обязан и с своей стороны ответить вам откровенно и правдиво. Во Льве Николаевиче я не только не вижу нервного старика, но напротив того привык видеть в нем и ежедневно получаю фактические подтверждения этого, — человека моложе и бодрее духом и менее нервного, т. е. с большим душевным равновесием, чем все без исключения люди, его окружающие и ему близкие. Он вообще, по моему глубокому убеждению, гораздо разумнее нас всех, а по отношению к своим поступкам и распоряжению своими занятиями он несомненно гораздо лучше кого-либо из нас знает что, где, когда и как делать. И потому ни вам, ни мне, и никому из нас не подобает становиться по отношению к нему в положение ‘оберегателя его труда’, как вы о себе выражаетесь. По отношению ко всему, что касается его лично, нам следует быть наивозможно точнейшими исполнителями его желаний. Для каждого человека вообще, а для человека настолько самобытного, как он, в особенности, бывает только особенно мучительно и утомительно известного рода почти насильственное попечение о предполагаемом благе его личности, к которому так часто имеют обыкновение прибегать наиболее близкие по мирскому родству лица. Я знаю, что вы не разделяете этого моего мнения, и что разность в наших взглядах на этот предмет и составляет то, что нас с вами главным образом разделяет. Но я твердо уверен в том, что, если только вам придется пережить Льва Николаевича, то вы в свое время сами узнаете то, что теперь со стороны видят все истинные друзья вашей семьи, а именно, то, что теми вашими поступками, в которых вы действуете наперекор желаниям Льва Николаевича, хотя бы и с самыми благими намерениями, вы не только причиняете ему лично большое страдание, но даже и практически, во внешних условиях жизни очень ему вредите. Думая обеспечивать его спокойствие и безопасность, вы только временно заслоняете от людей ясное, истинное представление о его нравственном облике, чем нарождаете целый ряд недоразумений и усложнений, которые, конечно, в свое время рассеются, но которые тем не менее теперь, при его плотской жизни, вызывают только самые грустные и нежелательные практические последствия…
Высказал я вам всё это, Софья Андреевна, для того, чтобы объяснить вам, почему, если в данном случае вы и ошиблись в вашем предположении о моем образе действия с рукописью Льва Николаевича, я однако в будущем не могу обещаться воздерживаться от такого именно отношения к Льву Николаевичу, которое вы порицаете, но я считаю единственным правильным. Т. е. я не могу не относиться к нему, как к человеку в гораздо более спокойном, нормальном, трезвом и разумном душевном состоянии, чем кто-либо из нас. И потому, при возникновении таких или иных вопросов к нему, буду их предъявлять ему, не откладывая до наступления других предполагаемых условий, которые могут никогда и не наступить. И при этом я буду совершенно спокоен в том, что он сам лучше кого-либо другого, всегда будет в состоянии решить, своевременно ли и следует ли ему удовлетворять эти запросы, или же лучше ему продолжать, не отрываясь, то дело, которым он занят. И потому я уверен, он всегда будет лучше кого-либо в состоянии это решить, — что я знаю, что он в выборе своего образа действия с каждым годом всё больше и больше руководствуется не своими личными желаниями и предпочтениями, а волею своего отца небесного, И вот по этому самому я думаю, что нам всем следовало бы (и тем, кто всего ближе к нему — более всего, по крайней мере по отношению к тому, что касается его личности) отложить в сторону всякие наши собственные комбинации и близорукие практические соображения о том, что по нашему мнению для него лучше, и руководиться лишь его желаниями, стараясь даже по возможности их предугадывать и, как можно точнее и беспрекословное, их исполнять. Я глубоко убежден в том, что только этим путем вы, Софья Андреевна, можете доставить Льву Николаевичу то душевное отдохновение, которое каждый муж в праве ожидать около своей жены, и в котором Лев Николаевич больше кого-либо другого нуждается, (но которого, как вы знаете лучше меня, он был лишен все эти последние года) [заключенное в ломаные скобки вычеркнуто синим карандашом].
Теперь я в свою очередь прошу вас простить меня, если сказал что лишнее или неуместное. Но я знаю — что писал от чистого сердца и побуждаемый самым добрым чувством к вам. Если только вы прочтете это письмо в том духе, в котором я его писал, то я уверен, что во всяком случае вы меня не осудите за то, что я откровенно высказался, и если я в чем заблуждаюсь, то вы меня простите. Если же вам будет неприятно, что я это вам написал, то ради бога, не забудьте одного, — того, что вы сами вашим замечанием о Льве Николаевиче поставили меня в такое положение, что я должен был или высказаться, или обмануть вас моим кажущемся согласием.
Еще раз благодарю вас, Софья Андреевна, за ваше сердечное и деятельное участие в нашем деле помощи цынготным. Жена и Ив[ан] Иванович] шлют вам душевный привет и благодарят за память о них.
Истинно преданный вам В. Чертков’.
(2) Эти слова Соколова были не вполне точны: он приехал за рукописью окончания ‘Царства Божия внутри вас’ в Бегичевку 27 апреля.
(3) М. Н. Чистяков, работавший вместе с Толстым по организации помощи голодающим, должен был вернуться в Воронежскую губернию, куда он уехал из Бегичевки 28 мая, заехав по пути в Ясную поляну (см. Дневник Толстого от 29 мая).
На это письмо Чертков отвечал письмом от 28 мая, в котором писал: ‘Надеюсь, что мое письмо не ожесточило против меня Софью Андреевну? Я знал, что врежу себе этим письмом, но чувствовал, что должен сказать то, что сказал. Как рад я был бы узнать, что хоть что-нибудь запало из того, что мне пришлось сказать. А то чересчур грустно думать, что только раздражил и восстановил против себя людей, с которыми больше, чем с кем-либо, хотелось бы быть в любви’.

* 316.

1892 г. Июня 22. Я. П.
Наконец сажусь за письмо к вам, дорогой друг В[ладимир] Г[ригорьевич], и надеюсь, что напишу все, что хочется. Писание мое, кажется, что кончил. Нынче опять подписался. Как много труда и как мало кажется на невнимательный взгляд разницы. А я думаю, разница при переделках есть большая. Вы мне очень много всегда помогаете в моем писании. И в этом вы мне помогли тем, что собираете черновые. Иногда жалко выбросить то, что не в характере всего и ослабляет общее, а нужно, и я бы возился, желая удержать. А теперь я cмелее выкидываю, знаю, что если там есть нужное, то оно не пропадет.
Мы теперь в Ясн[ой] Пол[яне], приехали на 2 недели до 1-го июля, (1) но вчера узнали, что заместитель Мат[вея] Николаевича уезжает, (2) так что там может быть путаница и завтра туда едет Таня. Как-нибудь устроимся. Теперь последний раз поедем туда, но прекратить всего нельзя и потому], ч[то] нужды много и п[отому], ч[то] деньги остаются. ‘Transformed’ (3) я получил и начал читать. И мне кажется, что хорошо, но не нравится то, что с самого начала знаешь, что будет. Впрочем, это я догадываюсь, когда прочту, напишу. Книгу о целомудрии получил и прочел. (4) Она мне очень нравится. Первую часть я дал прочесть Мише Кузминскому, (5) ему 16 лет, и Андрюше, (6) ему 14 л[ет], и кажется, что она хорошо подействовала на них. Заключение ваше хорошо начато, но потом пошло слишком лично. Нужно, главное, указания практически- духовные, как бороться. Очень бы хотелось бы написать это заключение. Как Бог даст. Очень радуюсь за Ев[гения] Ив[ановича] и вас, за ваши отношения. (7) Меня беспокоит его здоровье. Как оно? Швед наш все еще у нас и хочет ехать к Алмазову. (8) Боюсь, что ничего из этого не выйдет. Но человек очень сильный и интересный, и я жалею, что я слишком занят и не могу воспользоваться им, как надо: собрать его мысли, процедить и изложить. Что это с Ваней? И как он теперь? Вы пишете, что он поехал в Москву. Не заедет ли? Об Евд[окима] Пл[атоновича] скрипке я не могу судить строго, п[отому] ч[то] весь окружен, да и полон такими скрипками. — Забыл сказать дочерям о письмах по поводу Кр[ейцеровой] Сон[аты]. (9) Скажу. Если они найдут, то пришлю.
Какие вам нужны продукты и сколько? Напишите, мы можем через артельщика выслать из Москвы. В каком теперь положении больные?
Привет (10) мой Гале. Как хорошо, что она занята работой с цынготными. Ей легче перенести тяжелую болезнь Димы. (11)
Надеюсь, что теперь прошло. — Видите, как я пуст. Каждый день по 5 часов усердно пишу, а вечером уже нет ничего. И хочется освободиться от этой работы и жаль с ней расстаться. Прощайте пока. Любящий вас очень друг.
Привет всем друзьям.

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в сборнике ‘Толстой. Памятники творчества и жизни’, под редакцией В. И. Срезневского, в. II, М. 1920, стр. 69, ТЕ 1913, стр. 101, ‘Толстой и Чертков’, стр. 170. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 26 июня 92 г. N 312’, число 312 зачеркнуто и написано 311 Письмо датируется на основании слов: ‘завтра туда едет Таня’. Т. Л. Толстая, поскольку удалось установить, выехала из Ясной Поляны в Бегичевку 23 июня. Возможно, что Чертков датировал письмо ошибочно, руководствуясь штемпелем получения, а не отправления.
Ответ на письма Черткова от 28 мая и 5 июня. В письме от 28 мая Чертков писал, что он и его сотрудники усиленно запиты помощью пострадавшим от неурожая крестьянам соседних деревень, и что, хотя он, по возможности, дает для этой цели материальные средства, которыми может располагать, однако чувствуется большой недостаток продуктов для детей, круп и т. д. Сообщая об этом, Чертков спрашивает Толстого, нельзя ли получить помощь из тех средств, которые посылают Толстому для кормления голодающих.
В письме от 5 июня Чертков писая: ‘Дорогой друг, Лев Николаевич, я соскучился по вас и но письмам от вас. Знаю, что вы, вероятно, теперь поглощены окончанием вашего писания, которое мы с радостью ожидаем. — На этих днях я послал вам книгу ‘Transformed’. Мне хотелось бы знать ваше мнение о ней… Мне она более, чем понравилась… ‘Первую ступень’ я тщательно проверил в том виде, в каком она окончательно появилась в журнале Грота, и оказалось, что в ней сделано еще много сокращений против того сокращенного экземпляра, который вам показывал Евдоким. В общем сокращены все сопоставления между образом жизни праздных и трудовых людей. Вероятно, это было необходимо для русской цензуры, по статья от этого много потеряла в своей силе и правдивости. Поэтому я разослал всем четырем переводчикам, адреса которых я от вас получил, по полному экземпляру статьи с восстановлением всех выпущенных мест. Пускай лучше за границей читают ее в том виде, в каком вы ее написали. — Посылаю вам составленную нами книгу о целомудрии. Мне кажется, что такая книжка настоятельно нужна и может быть полезна. Но хотелось бы, чтобы раньше выпуска она побывала в ваших руках…. Ваня был последнее время и в упадке духа, вследствие одного обстоятельства в его жизни, о котором пусть лучше он сам при случае вам скажет, и довольно серьезно болен. Теперь он поправился я едет в Москву выпускать свой сборник в пользу голодающих. Он один ив тех, с кем я душою больше всего сроднился. — Евдоким вернулся от вас светлый и бодрый духом. Одно только — он очень увлекается игрою на скрипке, в чем, кажется, вы его немножко поощрили. Я, конечно, не думаю его упрекать за это, но не могу примириться с мыслью, что молодому человеку необходимо увлекаться каким-нибудь пустяком, и что в этом нет ничего нежелательного. Мне жаль видеть, когда в лучшие, наиболее чуткие годы, главное внимание, энергия и увлечение юноши уходят на старания, как можно лучше производить приятные звуки ради того, чтобы либо перещеголять другого, либо, а лучшем случае, доставлять себе приятное слуховое раздражение. Притом — скрипка не пустяк, это не гармоника или балалайка, на которых можно проигрывать для отдыха в свободное время. Выучиться на скрипке требует много труда и времени, которые ложатся на спину всё тех же, на счет кого мы живем…. Галя сравнительно бодра и очень принимает к сердцу помощь больным цынгою и голодающим, считая, что мы зимою прозевали то время, когда можно было наиболее целесообразно помочь. Теперь в соседних деревнях живут люди — наши знакомые, приехавшие с целью бескорыстно помогать нам в этом деле. — Ожидаю вашего ответа на мое последнее письмо, в котором прошу о присылке продуктов…’
(1) Толстой приехал в Ясную поляну из Бегичевки в середине июня и уехал в Бегичевку вместе с Марьей Львовной и В. А. Кузминской 8 июля.
(2) Капитон Алексеевич Высоцкий, заменивший в Бегичевке М. И. Чистякова в работе по организации помощи голодающим и оставивший эту работу в конце июля 1892 г. О нем см. письма Толстого к жене от 8 июня, 21—22 и 26 июля 1892 г. (ПЖ, стр. 421, 423 и 426).
(3) Montgomery Florence, ‘Transformed’ London 1886—роман английской писательницы Ф. Монгомери ‘Преображенный’, посланный Чертковым Толстому для отзыва.
(4) Сборник статей о половом вопросе, составленный Чертковым, я впоследствии изданный под заглавием ‘Тайный порок. Трезвые мысли о половых отношениях’, изд. ‘Посредник’, М. 1894.
(5) Михаил Александрович Кузминский (р. 1875), сын Александра Михайловича и Татьяны Андреевны Кузминских, племянник С. А. Толстой.
(6) Андрей Львович Толстой (1877—1916), в то время ученик московской гимназии Л. И. Поливанова. О нем см. письма 1895 г. (т. 68).
(7) В письме от 5 июля Чертков писал, что Е. И. Попов живет у него в Ржевске, занимается обработкой огорода, находится в хорошем настроении и ‘сожительство с ним самое любовное и радостное.
(8) Алексей Иванович Алмазов (183,8—1900)—врач-психиатр. Сочувствуя взглядам Толстого, оставил работу в принадлежавшей ему психиатрической больнице в Москве и поселился в своем имении в Воронежской губернии, где занимался сельским хозяйством. Получив письмо от Е. И. Попова с копией письма Толстого к Черткову от 28 апреля, с просьбой дать приют шведу Абрагаму фон-Бунде, предоставив ему ‘клочек земли’ для работы, А. И. Алмазов написал Толстому, что охотно выполнит эту просьбу (письмо Алмазова к Толстому от 21 мая 1892 г. (АТБ). Толстой в недатированном ответном письме написал Алмазову о шведе: ‘надо вам хорошенько изобразить его. Ему 71 год, он должно быть еврейского происхождения, говорит прекрасно по-английски и дурно по-немецки. Человек он очень сильный, духовный, умный и по призванию, как мне кажется, проповедник своих идей упрощения жизни, неистощающей ручной обработки земли, вегетарианства и дружелюбия людей. Встретился он в Сингапуре с одним молодым русским евреем из Бобруйска, довез его на свои деньги в Россию и вот теперь желает найти в России место, кусок земли, чтобы поселиться с этим евреем и его братьями и сестрами и кормиться трудами рук своих. Я ему сказал, что это невозможно…. Приезжать ему или нет?’
Во втором письме от 10 июля 1892 г., отвечая на письмо Толстого, А. И. Алмазов писал, что готов принять Абраама фон-Бунде, но не желает ‘заводить у себя колонию из совершенно неизвестных людей’, которую, по-видимому, выразил желание организовать А. фон-Бунде. Поездка А. фон-Бунде к А. И. Алмазову не состоялась.
(9) В письмах от 1 и от 5 июня Чертков просил Толстого выслать ему письма о ‘Крейцеровой сонате’, в свое время полученные Толстым от разных лиц. Чертков предполагал использовать их для задуманного им издания книг о целомудрии.
(10) Абзац редактора.
(11) Сын В. Г. и А. К. Чертковых Вл. Вл. Чертков, в то время болевший коклюшем.

* 317.

1892 г. Июня 27? Я. П.
Дорогой друг! Продолжаю все работать над 8-й главой, кот[орая] по совету Страхова, к[оторый] у нас, (1) разрослась в 9-ю и 10-ю, и кажется, что кончу завтра. Страхов говорит, что хорошо. Мне это приятно и ободряет, но не останавливает в работе.
Тат[ьяна] Андр[еевна] Кузминская (2) говорила мне, что Петербургский лектор университета Turner, (3) писавший обо мне, желал бы переводить мои статьи. Он почтенный человек, и Тат[ьяна] Андр[еевна] нынче едет в Петерб[ург] и будет видаться с ним. Мне пришло в голову: не предложить ли ему перевести ‘Царст[во] Б[ожие] внутри в[ас] есть’? Как вы об этом думаете? Я предложил Тане переговорить с ним об этом и дать ему ваш адрес. — Прощайте пока.

Л. Толстой.

Печатается впервые. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 28 Июня 92’. Черным карандашом ‘N 313’. Число 313 зачеркнуто и написано 312. Письмо, по-видимому, написано не позднее 27 июня, так как Толстой пишет, что Т. А. Кузминская ‘нынче едет в Петербург, где будет говорить с Тернером’, а письмо Тернера Черткову, написанное после разговора о Т. А. Кузминской, помечено 29 июни. Если бы Т. А. Кузминская выехала из Ясной Поляны 28 июня, то письмо Тернера могло было бы быть написано, вероятно, не ранее 30 июня.
(1) Н. Н. Страхов приехал в Ясную Поляну около 20 июня и уехал 5 июля.
(2) Татьяна Андреевна Кузминская (1846—1925), рожденная Берс, сестра С. А. Толстой. О ней см. примечания к п. N 20, т. 85, и письма 1862, т. 60,
(3) Карл Иванович Тернер (Charles Edward Turner, 1832—1903), англичанин, окончил Оксфордский университет, с 1859 г. переселился в Россию и в 1862 г. был выбран профессором английской литературы в Александровском лицее, а в 1864 г. лектором английского языка в Петербургском университете. В 1831 г. прочел в Лондонском королевском институте курс публичных лекций о знаменитых русских писателях, в 1888 г. там же читал лекции на тему ‘граф Толстой, как беллетрист и мыслитель’, в 1892 г. прочел в Оксфордском университете курс лекций о русском романе. Перевел несколько произведений Толстого на английский язык, и том числе ‘Соединение и перевод четырех евангелий’. О Тернере см. письма 1894 г., т. 67. После разговора с Т. А. Кузминской К. И. Тернер написал Черткову письмо от 29 июня, в котором выражал согласие перевести на английский язык ‘новое произведение’, над которым работает Толстой. Однако, этот перевод не состоялся, может быть, вследствие причины, о которой писал Чертков Толстому в письме от 1 июля 1892р., ‘Если Turner возьмется перевести вашу книгу, то это будет очень хорошо. Боюсь только, что его религиозные взгляды, насколько я их знаю, могут послужить ему препятствием’.

* 318.

1892 г. Июля 5. Я. П.
Мне очень грустно весь нынешний день. Очень, очень грустно. Кажется, что запутался, живу не так, как надо (это даже наверное знаю), и выпутаться не знаю как: и на право дурно, и на лево дурно, и так оставаться дурно. Одно облегченье, когда подумаешь и почувствуешь, что это крест, и надо нести. В чем крест, трудно сказать: в своих слабостях и последствиях греха. И тяжело, тяжело иногда бывает. Нынче часа 3 ходил по лесу, молился и думал: хорошая молитва: Иже везде сый и вся исполняяй, приди и вселися в (ны) меня и очисти меня от всякой скверны и победи во мне меня скверного и зажги меня любовью. (1)
И легче немного, но все грустно, грустно. Мне не совестно писать это вам, п[отому] ч[то] знаю, что вы поймете меня не умом, — понимать тут нечего, — а сердцем.
Поша сейчас одет, (2) и мне жаль с ним расстаться. Писанье мое тоже остановилось — не знаю, как кончить.
Причина моей тоски и физическая, должно быть, и нравственная: вчера был с детьми Таней и Левой разговор по случаю раздела. (3) Я застал их на том, что они напали на Машу, упрекая ее в том, что она отказывается от своей части. И мне было очень грустно. Я никого не обижал, не сердился, но не люблю. И тяжело. (4) Пожалуйста, никому не показывайте это письмо и разорвите. (5)
То, что вы писали Леве, (6) что вы барин и издатель, нехорошо. Зачем барин, издатель? Зачем признавать себя в каком-нибудь положении? Мы все люди слабые, стремящееся быть лучшими, жить лучше. И зачем ставить себе предел? Это соблазн. Может быть вы будете жить много лучше, чем вы себе представляете. Я стою одной ногой в гробу и все надеюсь и хочу жить лучше, и может и буду. Может и буду нищим с сумой и умру в навозе. За что же загораживать от себя возможность совершенства, ставить себе предел?
Дай вам Бог быть в любви со всеми, т. е. иметь жизнь вечную. Мучительно грустно, тяжело терять ее. Целую вас.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в книге В. Жданова (Любовь в жизни Льва Толстого’, кн. 2, М. 1928, стр. (11. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 2 июля N 313’.
Сопоставляя это письмо с записью в Дневнике Толстого, которую он первоначально пометил 6 июля, а затем сделал оговорку, ‘Я, кажется, ошибся, что 6, нынче 5, можно убедиться, что письмо написано в один день с этой записью. Поэтому оно датируется 5 июля.
Письмо является припиской к письму П. И. Бирюкова, помеченному ‘2 июля 1892 г..Ясная Поляна’, в котором Бирюков писал Черткову, что заехал в Ясную Поляну по пути из Самары в Костромскую губернию и что откладывает свою поездку к нему до осени.
(1) Пересказ молитвы ‘Царю небесный’, принятой в православной церкви и включавшейся во все молитвенники, издававшиеся синодом.
(2) П. И. Бирюков уехал из Ясной Поляны 5 июля, Толстой отметил в своем Дневнике от этого числа: ‘Здесь Поша и Страхов’. С. А. Толстая в письме к Т. А. Кузминской от 5 июля писала: ‘Сегодня уезжают Ник. Ник. Страхов и Поша’ (АТБ).
(3) Об этом разговоре о Марьей Львовной Толстой в Дневнике сделал запись: ‘Вчера поразительный разговор детей. Таня, Лева внушают Маше, что она делает подлость, отказываясь от имения. Ее поступок заставляет их чувствовать неправду своего, а им надо быть правыми, и вот они стараются придумывать, почему поступок нехорош и подлость. Ужасно. Не могу писать. Уж я плакал и опять плакать хочется. Они говорят: мы сами бы хотели это сделать, да это было бы дурно. Жена говорит им: оставьте у меня. Они молчат. Ужасно’.
Придя к убеждению о недопустимости владения собственностью и убедившись, что его семья решительно несогласна отказаться от собственности, Толстой еще в начале восьмидесятых годов устранился от хозяйственных дел, связанных с владением имуществом, но отказ этот не был закреплен юридически. В декабре 1890 г., в связи с присуждением двух крестьян за порубку леса в имении Ясная поляна к шестинедельному тюремному заключению и отказом С. А. Толстой их простить, Толстой решил отказаться от владения имуществом, не только фактически, но и формально, и в апреле 1891 г. подписал акт отказа. Окончательный раздел имущества Толстого произошел в июле 1892 г. 7 июля 1892 г. Толстой вместе с женою и со всеми совершеннолетними своими детьми, за исключением Марии Львовны, засвидетельствовал акт раздела, которым всё имущество Толстого было разделено между всеми его детьми за исключением дочери Марии. Была выделена соответствующая часть и С. А. Толстой, которая вместе с тем назначалась и опекуншей над имением малолетних детей Толстых: Андрея, Михаила, Ивана Львовичей и Александры Львовны. М. Л. Толстая отказалась от своей доли наследства, но братья и сестры взяли все же на себя обязательство выплатить ей ее часть, когда встретится в этом необходимость, и осуществили это решение в 1897 г., при выходе М. Л. Толстой замуж за Н. Л. Оболенского.
(4) Слова: Я никого не обижал, не сердился, но не люблю и тяжело вписаны между строк.
(5) По сообщению Черткова, в тех случаях, когда Толстой просил Черткова уничтожить то или иное письмо, он немедленно уничтожал их в части, касавшейся третьих лиц. Относительно же тех писем, которые не касались третьих лиц, Чертков при ближайшем свидании просил у Толстого разрешение не уничтожать их, обещаясь не показывать их никому при жизни Толстого. ‘
(6) Упоминаемое Толстым письмо Черткова к Л. Л. Толстому в архивах не обнаружено.
На это письмо Чертков отвечал письмом от 14 июля, в котором писал: ‘Милый брат Лев Николаевич, вы были совсем правы, чувствуя, что я сердцем вас пойму в вашей грусти, и я был очень тронут тем, что вы написали мне в такое время. И между тем вот уже несколько дней прошло с получения мною вашего письма, и я всё не могу, просто не могу написать вам, несмотря на то. что всё думаю о вас, в такой я находился душевной пустоте. Теперь мне немного лучше, и я первым делом хочу хоть письменно побеседовать с вами. Первым моим желанием было поехать к вам, но мне трудно это осуществить, так как во время таких жаров, если днем не сижу спокойно в комнате, то у меня голова расстраивается, а больной головой я только причинял бы вам излишнее беспокойство. Утешать вас в вашей грусти конечно не стану: вам доступен Источник жизни и всякого утоления и ободрения…’

* 319.

1892 г. Августа 11. Я. П.
Боюсь, начинаю писать на письме Ев[гения] Ив[ановича] (1) и испорчу и нельзя будет переписать, а хочется написать на ваше последнее письмо о вашей милой, бедной жене. Рассуждать мне о ней и, главное, осуждать, мне уже никак не приходится. Я более ‘бедный’, чем она, если и не ем мяса, но делаю много хуже. Сказать же все таки скажу, что думалось, читая ваше письмо, и вы мне и она скажет обо мне, что мне на пользу. Думал я вот что: Ужасно страшно усомниться в истинности истины. Ведь стоит только усомниться в том, что 2 меньше 3-х, и все пропало. Стоит усомниться в том, что более важное не более важно, и все соотношения размеров потеряются и все пропало. Пропало, главное, для нас, для кот[орых] не только нет других утешений, но нет и тех ширм, к[оторыми] прежде загораживал от себя то, чего не хотел видеть. Ширмы все эти стали прозрачны — насквозь все видишь. А то, что утешало и веселило, удручает. Что если б мы с вами вдруг решили, что хорошо бы поездить на охоту. Ведь не говоря уж о стыде не перед людьми, перед собой, радости уже не было бы the zest of the thing is gone. (2) А главное, после охоты уже ничего бы не осталось для нас святого. Стоит только в одном месте надорвать холст и весь раздерется. Это дурная сторона того, что Галя начала опять есть мясо, но хорошая та, что это отступление — шаг назад, надрыв в полотне она сделала в самом, в самом безопасном месте. Ведь она не одна: я уверен, что на нее производится давление со всех сторон, да оно не может не производиться, когда вся медицина это говорит. А больному нельзя не варить медицине. Ведь это нам здоровым хорошо говорить. Это две первые мысли, кот[орые] пришли мне при чтении вашего письма. Теперь же, когда пишу, думаю: и вы знаете это также, как и я, и она знает точно также, что жизнь, истинная жизнь, независима от здоровья, скорее в обратном отношении. И что поддержание здоровья для жизни есть поразительная иллюзия. Я никогда так не жил, как когда болел, и никогда так мало не жил, не спускался низко, как когда ботел, (3) как ботва на картофеле. —
Прощайте, (4) целую вас. Нынче получил чудесное письмо о жизни и страхе смерти от Русанова, (5) к[оторое] подтверждает то, что пишу. Поша у нас.

Л. Толстой.

Скажите Сопоцько, что я получил его письмо и очень рад буду его видеть, (6) но что я в Ясной. Если же он хочет видеть наше дело, то пусть заедет в Бегичевку. Поша его примет и все ему покажет.
Печатается впервые. На подлиннике надпись рукой Черткова: ‘Я. П. 11 авг. N 314’. Дата эта подтверждается словами Толстого, ‘нынче получил… письмо… Русанова’. — На конверте письма Русанова имеется штемпель отправления: ‘Землянок, 9 августа’, и надо думать, что оно должно было быть получено Толстым 11 августа.
Толстой отвечает на письмо Черткова от 22 июля и, может быть, и на другое письмо, не сохранившееся в архивах. В письме от 22 июля Чертков писал, что его удручает страх, с которым А. К. Черткова относится к болезням их ребенка: ‘Чувствуется в этом такое недоверие к богу. Вместе с тем ее очень жаль… но решительно не знаю, как ей помочь. Никакого ободрения она в этом случае от меня не принимает. Видно мое собственное отношение к тому, от кого всё зависит, мало для нее привлекательно и не внушает ей доверия. И действительно я верно слишком часто и много сам изменяю своему богу, для того чтобы других к нему приближать. А всё ж таки так хотелось бы, чтобы Галя откуда-нибудь получила бы ту духовную помощь в этом отношении, в которой она так нуждается, и которую, по-видимому, она сама не в силах раздобыть…’
Возможно, что Чертков писал о настроении А.К. Чертковой и в другом письме, так как Толстой пишет ему в связи с известиями о том, что А. К. Черткова начала есть мясо для поддержания своего здоровья, о чем Чертков не упоминает в этом письме.
(1) По-видимому, Толстой предполагал первоначально написать письмо в виде приписки к письму Е. И. Попова Черткову, но затем решил написать свое письмо на отдельном листке. Е. И. Попов приехал к Толстому в Бегичевку 24 июля с тем, чтобы помочь ему в качестве переписчика книги ‘Царство Божие внутри вас’, рукопись которой он должен был по окончании отвезти к Черткову. Из Бегичевки Е. И. Попов переехал в Ясную Поляну, где и продолжал помогать Толстому, переписывая его рукописи. Из Ясной Поляны Е. И. Попов уехал около 20 ноября.
(2) [соль вещи пропала].
(3) Ботеть, то есть тучнеть — расти в ботву, а не в корень.
(4) Абзац редактора.
(5) Толстой имеет в виду письмо Русанова, начатое 10 июля и оконченное 8 августа (АТБ). В этом письме Русанов писал, что с конца 1885 года перестал лечиться от своей основной болезни — сухотки спинного мозга, и обращался к доктору только в случае или какой-нибудь новой болезни, неизвестной ему или такой известной, в которой он по опыту знал, что можно помочь. — ‘Впрочем, — писал Русанов, — обращаясь к врачу я оставляю за собой полную свободу следовать или не следовать его совету, руководствуясь собственными размышлениями… Вы спрашиваете, дорогой Лев Николаевич, о моем теперешнем отношении к смерти. Прежде до начала 1883 года (когда я познакомился с произведениями, написанными Вами после ‘Анны Карениной’) я мучительно боялся смерти. Затем, благодаря Вам, перестал бояться и живу с тех пор спокойно. Только в редких случаях припадков головокружения, близких к потере сознания, бывших у меня раза четыре за последние годы, у меня к чрезвычайному огорчению и удивлению моему опять появлялось старинное тоскливо-боязливое недоумение перед плотским концом… но припадок проходил и я опять начинал прежнюю державу свою. Каждый припадок я считаю экзаменом для себя, и мне всякий раз бывало больно, когда я не выдерживал его’. (Далее Русанов писал о том, как при очень тяжелых болях у него дважды являлись мысли о допустимости самоубийства в таких случаях, но когда боли утихали, для него сразу же становилась несомненной непозволительность самоубийства ‘ни в каком случае’.)
(6) Михаил Аркадьевич Сопоцько (р. 1870), учился в Московском университете, откуда был исключен в 189’0 г. в связи с студенческими беспорядками и весной того же года выслан в Вологодскую губ. на два года. Познакомившись с учением Толстого, примыкал некоторое время к его единомышленникам и даже распространял запрещенные цензурой сочинения Толстого. В 1896 г. Сопоцько был арестован и выслан в Олонецкую губернию, как политически неблагонадежный. Впоследствии стал деятелем ‘Союза русского народа’, много писал против Толстого и его взглядов в крайне оскорбительных, переходящих в ругань, выражениях. Летом 1892 г. М. А. Сопоцько вместе с другими лицами, приглашенными Чертковым, работал по организации помоста голодающим в Воронежской губ. Толстой имеет в виду письмо Сопоцько от 4 августа, в котором он писал, что хотел бы приехать в Бегичевку к Толстому. В Бегичевку Сопоцько приехал в октябре 1892 г. и работал там, организуя столовые для помощи голодающим, зимою 1892—1893 гг. О М. А. Сопоцько см. письма 1893 г., т. 66.

* 320.

1892 г. Сентября 3. Я. П.
Давно нет от вас писем. Напишите, пожалуйста, как все у вас: все ли живы и здоровы. Я боюсь за вас и ваших. — Я живу по старому, много работаю с Е[вгением] И[вановичем]. На днях еду на несколько дней в Бегичевку, где сидит один Поша. (1) И ему, думаю, очень тяжело одному. Так, пишите. Привет всем вашим.

Л. Т.

На обороте: Воронежской губернии станции Россоша. Владимиру Григорьевичу Черткову.
Печатается впервые. Открытое письмо. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘N 315 Я. П. 4 Сент. 92’. Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 4 сент.’ ‘почт.-тел. контора Россоша Ворон, губ. 7 сент. 1892 г.’. Датируется днем, предшествовавшим почтовому штемпелю отправления.
(1) П. И. Бирюков уехал в Бегичевку около 20 августа, побывав предварительно в Ясной поляне. О своей поездке в Бегичевку, Толстой сделал запись в дневнике от 15 сентября: ‘Два дня как я вернулся из Бегичевки, где пробыл три дня хорошо’.

* 321.

1892 г. Сентября 27. Я. П.
Каждый день жду письма от вас, вижу вас во они и думаю о вас беспрестанно. Что с вами? Отчего вы не напишете ни слова? Вы живы, и я видел ваш почерк на конверте письма Сапоцько. (1) Я вижу, до какой степени я дорожу вашей дружбой. Думаю, не огорчил ли я вас чем-нибудь, и не могу догадаться чем. Приходить мне в голову, что мое письмо к Прокопенко, (2) кот[орое] переслал вам Евг[ений] Ив[анович], произвело это. И потом — что нет. Во всяком случае мне дороги вы и ваша любовь ко мне, и мне тяжело разъединение с вами и еще хуже недоразумение, чему я не хочу верить. — Нынче, молясь, я себя укорял за то, что приписываю слишком большую важность человеческим отношениям, и старался освободиться от этого. — Ну вот. Напишите же мне пожалуйста, вы или Галя. —
Про себя ничего не имею сказать нового: живу в Ясной, жизнь идет, как заведенные часы, утро работаю усердно и много, потом хожу или пилю, потом читаю, вечером письма или беседа. Работа подвигается. Написано 11 глав и окончены и начерно написана 12-я гл[ава], составляющая заключение. (3) Ев[гений] Ив[анович] очень помогает мне и мне радостно видеть, что его все у нас любят. Был тут Количка. (4) Наш круг уменьшается: — двое мальчиков в Москве, (5) и то жена, то Таня там с ними. Лева хочет съездить к вам.(6) Я этому очень рад. Пока прощайте. Целую вас.

Л. Толстой.

Передайте мой сердечный привет Лизав[ете] Ивановне.
Публикуется впервые. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 28 сент. 92 N 316’. В ответном письме от 1 октября Чертков обозначает дату комментируемого письма с большой определенностью: ‘только что получил ваше письмо от 28-го’. Так как в письме Толстого дата отсутствует, то можно с уверенностью сказать, что Чертков определил ее по почтовому штемпелю отправления, и письмо следует, как обычно, датировать днем, предшествовавшим почтовому штемпелю отправления. Чертков не писал Толстому с 14 августа вследствие крайней занятости в связи с помощью голодающим и больным холерой и другими делами. Комментируемое письмо не является ответом на то или иное письмо Черткова, а вызвано тревогой, вследствие его продолжительного молчания.
(1) М. А. Сопоцько в августе и в сентябре 1892 г. находился в Воронежской губ. и работал с Чертковым по организации помощи голодающим и холерным больным, и, вероятно, Чертков надписал для него адрес Толстого на одном из его писем к Толстому. Однако, конвертов с почерком Черткова среди писем Сопоцько к Толстому в архиве Толстого не имеется.
(2) Семен Павлович Прокопенко (р. 1865)—хуторянин и народный учитель, участник земледельческой общины Байрачная, основанной в Харьковской губ. М. В. Алехиным. О С. П. Прокопенко см. письма 1892 г., т. 66.
Толстой в письме к С. П. Прокопенко от 14 августа 1892 г. (т. 66) решительно высказался против употребленного С. П. Прокопенко выражения ‘живой Христос’, и у него явилось опасение, что Чертков, не раз возражавший против резких формулировок, задевающих людей, верующих в божественность Христа, мог быть недоволен тоном этого письма. Предположение это оказалось неверным, — Чертков в письме от 1 октября (см. примечания и письму N 323) выразил свое согласие с мыслями, высказанными в письме Толстого к Прокопенко.
(3) Толстой имеет в виду книгу ‘Царство Божие внутри вас’.
(4) Николай Николаевич Ге, сын художника, навестил Толстого, по-видимому, во второй половине августа или в начале сентября, получив письмо Толстого от 7 августа 1892 г., в котором Толстой писал: ‘приезд ваш, разумеется, для всех нас, а главное для меня, большая радость’ (АТБ).
(5) Сыновья Толстого Андрей и Михаил, учившиеся в это время в Москве в гимназии Л. И. Поливанова.
(6) Чертков приглашал Л. Л. Толстого приехать к нему в Воронежскую губ. в работать вместе с ним по организации помощи голодающим и холерным больным. Л. Л. Толстой в письме от 5 сентября писал Черткову: ‘я всё еще не успокоился духом после воинской повинности и физически очень слаб и плох. Это причина, отчего я не еду сейчас к вам. Но, бог даст, поправлюсь и приеду’ (АЧ). Намерение это Л. Л. Толстой не осуществил.

* 322.

1892 г. Октября 14. Я. П.
Я получил ваше письмо. Очень, очень был рад. Буду писать.

Л. Т.

На обороте: Воронежской губ. Россоша
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Печатается впервые. Открытое письмо. На подлиннике рукой Б. П. Соколова черным карандашом написано: ‘N 317. 15 окт. 92, Я. П.’. Почтовые штемпели: ‘Почтов. вагон Тула 15 окт. 1892’, ‘почт.-тел. контора Россоша 18 окт. 1892’.
Датируется днем, предшествовавшим почтовому штемпелю отправления.
Ответ на письмо Черткова от 1 октября. См. это письмо в примечаниях к письму N 323.

* 323.

1892 г. Октября 19. Я. П.
Поша вчера былъ у нас и прочел ваше последнее письмо ко мне и говорит: какое хорошее письмо, какъ он правдив! А я ему говорю: а я только что про вас (про Пошу) думал: какой онъ приятный, мягкий, добрый человек! Он не поступается своими убеждениями, не подделывается и вместе с тем никого не оскорбляет, все его любят. Chacun a les defauts de ses qualities, (1) обратное. И я в васъ это люблю. И это, как и Поша говорит, особенно дорого, п[отому] ч[то] видишь, что нужно, чего тебе недостает.
Письмо (2) Прокопенко (3) и вообще все это настроение некоторых людей, ищущих опоры вне себя в воображаемом, было не только очень интересно, но и очень полезно—для меня.
На (4) дняхъ был здесь проездом с Кавказа Хохлов (5) — техник, прекрасный человек и правдивый. На нем я видел ясно ту несостоятельность внешнего и большей частью тщеславного, для того, чтобы иметь право считать себя лучше других людей, усвоения христинских нравственных истин, во всяком случае усвоения, только умственного и не сердечного. Он искренен, не подделалъ себе ничего замещающего или подпирающего того, что уж не держится, и видно, как прилепленное слюнями отлепилось, а во имя этого переломана вся жизнь, и совестно отказаться. Ему предстоит теперь для окончания курса, кот[орого] требует от него отец, да и самому ему, я думаю, хочется, — нужно теперь говеть, а потом отбывать воинскую повинность. И он так потерял всякую веру в то, что разумно и добро, что вперед готовится исполнить все это. Он же был самый решительный и радикальный исполнитель всего, не допускавший никаких уступок и строго осуждавший за всякие отклонения. Он был в странном положении: исполнил все — отрекся от всего, довел жизнь до аскетизма, работает мужицкую работу, всем уступает и, исполнив все, испытывает полное неудовлетворение, тоску, в роде того, какъ если бы человек, к[оторому] не нужно всем существом плотской любви, или хоть пищи, проделал бы добросовестно все, что делается, и не испытывалъ бы ничего кроме тоски. Голод надо испытать духовный, божественный, и счастливы те, у кого он был. У тех не будет вопроса: зачем? и попыток подставить под начатое, в сущности ненужное для души, дело какое-нибудь искусственное объяснение. Много таких есть из наших единоверцев. Таков Евд[оким] Плат[онович]. (6) Преждевременное искусственное принятие истин, на кот[орые] еще нет душевного запроса, часто задерживает их прочное и действенное водворение в душе. —
Еще я вот что думал в связи с этим: едет человек из Харькова от Алехиных, или Полтавы, или даже от вас ко мне, или дальше к Новоселову, едет мимо десятка миллионов людей, считая их чуждыми, для того, чтобы проехать к своим единоверцам в Твери, Туле, Воронеже. В роде того, как в городе едут господа в гости из Морской на Конюшенную, и все эти люди, среди к[оторых] они проталкиваются, не люди, а помехи, а настоящие для них люди только там на Морской или еще какой… (7)
Нет более нехристианского отношения к людям. Но для светских людей это простительно, это последовательно. Но для людей, хотящих идти за Христом, нет более анти-христианского отношения — это отрицание того, что составляет сущность учения. И как настоящий час есть единственный настоящий, так и тот, к[оторый] тут передо мной, чел[овек] есть настоящий, главный брат. —
Я (8) грешил этим и потому это и заметил, и буду стараться меньше грешить.
Работа моя идет, боюсь сказать, что приближается к концу, я столько раз это говорил, но несомненно, что подвигаюсь, не бесполезно тружусь над ней, и если вы спросите: когда надеюсь кончить? Надеюсь через неделю.
Как я рад, что вашему мальчику лучше. Хорошо, судя по письму. (9) Галю я все представляю такой, какою я видел ее под Москвою. (10) Как она теперь? Целую вас всех. Привет и любовь передайте Аполлову. (11)

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 180. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 19 ок. 92. N 318’, на основании которой датируется письмо.
Ответ на письмо от 1 октября, в котором Чертков писал: ‘Нарочно начинаю наискосок для того, чтобы, не дожидаясь размаха, который обыкновенно ощущаю в конце письма к вам, сразу выбиться из всякой колеи и писать, как попало, что бог на душу пошлет. — Только что получил ваше письмо от 28-го. Мне очень дорого то, чти вы говорите о нашей дружбе. Я-то это всегда испытываю в высшей степени — эту потребность личного общения с вами, и рад видеть, что и вы хоть в некоторой степени испытываете то же. Понимаю молитву о непридавании чрезмерной важности человеческим отношениям: она праведная. Но не могу желать ослабления той связи, которая меня с вами соединяет и заставляет желать личного общения с вами, пока мы оба еще в условиях пространства и времени. Связь эта также праведная. И потому ежедневно пишу вам большие письма в своем воображении и со дня на день дожидаюсь спокойного часа для того, чтобы осуществить это на бумаге. Но час этот все не приходит… Как могли вы предположить хоть на минуту недоразумение между мной и вами по поводу ваших писем против божественности Христа?! Во-первых, если я с чем был бы положительно не согласен, то поспешил бы вам о том написать, как всегда делаю. А во-вторых, эти письма послужили для меня как бы термометром, по которому я заметил свое собственное изменение по отношению к этим вопросам с тех пор, как я, помните, бывало, просил вас выпускать в моих изданиях резкие отрицания искупления и т. п. Впрочем тогда и ваш тон бывал иной. Теперь же скажу вам искренно, что считаю высказанное вами в этих письмах не только умным и психологически верным, но нужным. А затем прибавлю, что сказанное вами еще не со всех сторон исчерпывает вопрос. Остается, как мне кажется, вполне законное чувство, о котором упоминается еще в учении 12 Апостолов о том, что бог там, где вы о нем узнали… Меня не удивляет, что вам было трудно догадаться, чем вы меня огорчили, это было бы столь же трудно узнать мне, как и вам. Кроме, как светлым и радостным, вы меня ничем не дарите. Теперь расскажу вам то, с чего, до получения вашего последнего письма собирался начать. — Впрочем раньше скажу еще одно: вы очень заняты своей работой, но по вечерам, как говорите, иногда пишете письма, когда вам некогда бывает писать мне, и если вы при этом хотели бы тем не менее сделать мне удовольствие, то поручайте кому-нибудь списывать ваши письма к другим лицам и присылайте мне эти копии, чем вы не только доставите мне одну ив величайших радостей, мне доступных, но оживите общение между нами и внесете еще материал в мой Свод ваших мыслей, которым продолжаю заниматься среди всей моей суеты, находя в этом отдохновение, освежение и сознание того, что, если польза всего остального и бывает иногда сомнительна, за то польза этого дела несомненна. … Хотел прибавить несколько слов еще по поводу недовольства против меня вашей жены. До меня дошло, что она в особенности была сердита на мои слова о том, будто она ваш крест, и еще, что всё кончено между ею и мною. На это я хотел бы только ей сказать, что ведь слова о кресте я тщательно вымарал из моего письма к ней, и сделал это единственно потому, что написал их сгоряча и, перечитывая, почувствовал, что не имею никакого права этого решать, что это, вопрос о кресте, именно, как Софья Андреевна сама потом выразилась, дело между вами обоими и богом, в которое никому не следует вторгаться. Если же я не вымарал этого замечания из копии письма, которую я послал вам, то это потому, что я привык показывать вам себя голышем, т. е. столько же свое скверное, как и хорошее, в том простом расчете, что, зная мое скверное, вы можете помогать мне освобождаться от него, что и оправдалось в данном случае, так как это вызвало с вашей стороны тот добрый отзыв о Софье Андреевне, который и поправил мое увлечение. — Что же касается до того, что всё кончено между нами, то я никак не могу помириться с этою мыслью, и добрый поклон, который Софья Андреевна нам послала после того в своем письме, меня несколько утешил. Я никак не могу и не хочу причислить Софью Андреевну к числу тех лиц, которые, откровенно высказывая другим то, что они сами думают, не выносят неодобрительной в каком-нибудь отношении к ним самим откровенности со стороны других. Достоинство в прямоте и откровенности бывает только тогда, когда они допускают взаимность, и я до сих пор так и смотрел на Софью Андреевну, как на человека, который вообще ценит прямоту и в себе, и в других, а не делает из нее свою исключительную монополию, и в этом представлении о ней мне не хотелось бы разочаровываться. К тому же она сама совсем запуталась бы в своих отношениях к людям, если б совсем отворачивалась от тех немногих, которые откровенно высказывают ей и глава то, что многие (справедливо или несправедливо — это другой вопрос),— думают и говорят за ее спиной. Главное же то, что я сердечно, истинно предан душою всему тому, что близко и дорого вам, и потому не могу не испытывать самой дружелюбной преданности всей вашей семье, начиная, следовательно, с вашей жены. — Говоря о вашей семье, но теперь совсем не о Софье Андреевне, мне хочется высказать вам то впечатление, которое я последнее время часто выношу из рассказов лиц, бывавших у вас, но сами вовсе не отдающих себе отчета в этом моем впечатлении. Впечатление это тяжелое: мне кажется, что вокруг вас развивается несколько, как это сказать, — ну ‘придворная’ что ли атмосфера. Т. е., что лица к вам близкие, — и чем они сознают себя ближе к вашему сердцу, тем более, — сплачиваются в маленький тесный кружок, будто бы больше других вас оберегающий и будто бы лучше понимающий, — кружок, относящийся как к чему-то внешнему, но — так сказать — привилегированному ко всякому, как им представляется, ‘вторжению’ в свою кружковую область посторонних лиц, мнений и т. п. И при этом, как и бывает во всяких ‘придворных кружках’ — ‘les absents ont toujours tort’, а надобно показываться от времени до времени ‘при дворе’ для того, чтобы не быть совсем исключенным из этого привилегированного кружка. Это я замечаю, или думается мне, что я замечаю не на себе одном, а вообще на отношениях к ‘посетителям’ вашего дома. Между прочим же я этим самым объясняю себе то, что на всех ваших детей ко мне наименее снисходительно относится наиближайшая к вам Марья Львовна, к которой я с своей стороны, кроме доброго чувства никогда ничего не желал испытывать. Кто же успеет пожить побольше в кругу ваших окружающих, как например теперь Евгений Иванович, тот как бы в силу своей очевидной близости к вам как бы завоевывает и себе место в ‘придворном’ кружке, становится сам ‘привилегированным’, и быть может сам до некоторой степени заражается придворным духом. Не анаю, выражаюсь ли я достаточно ясно, но таково мое впечатление, полученное мною совсем а contre coeur, и которое сообщаю вам на всякий случай, помимо всякого своего личного побуждения (поверьте этому, дорогой Лев Николаевич, а то вы меня не поймете), и с полною готовностью, желанием даже, быть разубежденным’..’
(1) [Каждый имеет недостатки своих достоинств.]
(2) Абзац редактора.
(3) О С. П. Прокопенко см. прим. к письму N 321.
(4) Абзац редактора.
(5) Петр Галактионович Хохлов. О нем см. прим. к письму N 293.
(6) Евдоким Платонович Соколов. О нем см. письмо N 314.
(7) Морская и Конюшенная улицы, которые в Петербурге того времени считались аристократическими.
(8) Абзац редактора.
(9) В письме от 1 октября Чертков писал, что его сын Дима чувствует себя хорошо и быстро развивается.
(10) Толстой имеет в виду свое посещение Чертковых в первых числах января 1888 г., когда они жили под Москвой в имении Пашковых ‘Крекшино’. См. Т. 86, стр. .112.
(11) Александр Иванович Аполлов (1864—1893)—священник, имевший приход в Ставропольской губернии, сделавшийся единомышленником Толстого и подавший в 1889 году своему епархиальному архиерею обширную записку, в которой излагал свои новые взгляды и описывал путь, каким к ним пришел. О нем см. т. 86, стр. 239, 240. В письме от 1 октября Чертков писал об Аполлове: ‘У нас сейчас Аполлов с своим 5-летним сыном, остальные два ребенка у матери, бросившей его и вернувшейся к своим родителям. Он очень симпатичен — тих и кроток, умен и чуток. Но он продолжать был уже не в силах. ‘Язык заплетался при богослужении’. Опять заявил, что хочет уйти из священства. Но еще не выпускают. Дело это теперь в Синоде, и он совсем не знает, что дальше будет, хотя надеется, что освободится от рясы’.

* 324.

1892 г. Октября 30. Я. П.
Получил в одинъ день, вчера 29, ваши оба письма. И как я обрадовался было. Ну видно нельзя до другого раза. Заявление ваше я нынче посылаю в газету Рус[ские] Вед[омости] через жену. (1) Письмо к Гапгуд (2) мне не нравится и я — пожалуйста, не сердитесь — советовал бы не посылать его. Я по тону ее писем видел, что она устала и ей надоело это дело. Кроме того, когда у нас уж так охладели, то в Амер[ике], где все дело б[ыло] в том главное, ч[тобы] показать сочувствие России, уж очень охладели. Я думаю, что ничего не выйдет из этаго, да и обращаться прямо просить, по моему, не хорошо. Я письмо удержу у себя. Если велите послать, я пошлю. Задержка неделя или меньше я думаю, не беда. Лева в Петерб[урге], поехал отбывать воин[скую] пов[инность] в стрелк[овом] батальоне И[мператорской] Ф[амилии]. (3) Наши средства все распределены и их даже не достанет. Но я не отчаиваюсь, что на вашъ зов откликнутся, да мож[ет] б[ыть] и мне удастся что нибудь сделать в этом отношении — чего очень хочется. Пока прощайте. Дорогого Матв[ея] Николаевича обнимаю. (4) Надеюсь, что вас задержала не болезнь Гали.

Л. Т.

На обороте: Воронежск. губ., Россоша.
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Публикуется впервые. Письмо написано на бланке закрытого письма (секретка). На подлиннике черным карандашом надпись рукой Е. П. Соколова: ‘N 319 30 октября 92 г.’ Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 30 октября 1892’, ‘почт.-тел. контора Россоша 2 ноя. 1892’. Датируется на основании слов Толстого: ‘вчера 29’.
Ответ на письма Черткова от 17 и 24 октября и на телеграмму Черткова, полученную Толстым 30 октября. В первом ив этих писем Чертков писал: ‘Посылаю вам письмо, которое я стараюсь поместить в газетах. Содержание его, к сожалению, не преувеличено. Здесь готовится что-то ужасное, одним словом настоящий голод. Мне очень хотелось бы, чтобы вы поподробнее и несомненнее узнали о положении здешнего населения, так как вы находитесь в таком положении, что, если только сознаете, что следует, то можете очень существенно помочь и предупредить много страдания… В конце месяца Ростовцев хочет совсем переехать сюда, в Ржевск, постоянно заведывать хозяйственной помощью населению. Так что недостатка в опытных управителях у нас не предвидится. Но материальных средств у нас в сравнении с тем, что нужно, ужасно мало. Я с своей стороны помогаю, как могу, круглый год. На предстоящую зиму (до 1 Мая) у меня моих личных средств остается для этой цели около 6 т. рублей. Но для того, чтобы запастись своевременно хоть отчасти тем, что, как теперь ясно видно, будет необходимо зимой для самой элементарной помощи, т. е. просто для того, чтобы не голодали, следовало бы сейчас иметь в своем распоряжении по крайней мере еще 10 тысяч. При этом я разумею, конечно, ближайшин к нам район населения, в котором мы можем сами лично наблюдать за тем, что делается. Можете ли вы принять участие в доставлении нам этих материальных средств?… Другое, чем вы можете помочь, это попросите кого-нибудь из ваших домашних от вашего имени послать прилагаемое заявление в ‘Русские ведомости’, прося их поместить его в газете в виде письма в редакцию. (В ‘Новое время’ я уже послал, но можно большего ожидать от читателей ‘Русских ведомостей’.) — Наконец, третье: не припишете ли вы несколько слов от себя к прилагаемому письму к г-же Гапгуд: это способствовало бы тому, что мы получили бы, быть может, из Америки весьма существенную поддержку. Очень, очень прошу вас, дорогой друг Лев Николаевич, сделайте что можете для того, чтобы помочь нам’.
К этому письму Чертков приложил два своих письма — одно, от 17 октября, американской переводчице Толстого Изабелле Гапгуд с просьбой организовать в Америке сбор средств в пользу голодающих, другое, от 15 октября, в редакции газет. В этом письме Чертков писал: о голоде и в южных уездах Воронежской губернии — Богучарском и Острогожском—и цынге, давшей значительную смертность. Сообщая об этих фактах, Чертков обращался с просьбой делать пожертвования в пользу пострадавших от неурожая.
В письме от 24 октября Чертков писал, что собирается проводить до Москвы свою мать, уезжавшую на своего имения в Петербург, причем на обратном пути заедет в Ясную Поляну. Телеграммой, несохранившейся в архиве Толстого, Чертков известил, что поездка его не может осуществиться.
(1) Толстой переслал жене письмо Черткова в редакции газет при своем письме от 30 ноября, в котором он просил С. А. Толстую направить письмо Черткова в редакцию газеты ‘Русские ведомости’. Письмо Черткова не было напечатано, так как цензура отказалась его пропустить.
(2) Изабелла Гапгуд (Isabel Florence Hapgood) — американка, переводчица и журналистка, переведшая на английский язык книгу Толстого ‘О жизни’, была в России и посетила Толстого в Ясной Поляне. Об этом посещении ею написана статья, напечатанная в 1892 г. в журнале ‘Atlantic’, содержание которой изложено в журнале ‘Исторический вестник’ 1892, т. ХLVII, стр. 279. Об Изабелле Гапгуд см. письма 1393 г., т. 66. Письмо Черткова к Гапгуд Толстым не было отослано адресатке по мотивам, изложенным в письме N 325.
(3) Л. Л. Толстой был приаван к отбыванию воинской повинности и зачислен в стрелковый батальон императорской фамилии. 25 октября он выехал в Царское село, где стоял его батальон, но вскоре был отчислен, как непригодный к военной службе.
(4) Вместе со своим письмом от 17 октября Чертков послал Толстому письмо, которое получил от М. Н. Чистякова. В письме втом Чистяков, объезжавший пострадавшие от неурожая деревни Воронежской губернии, писал Черткову о тяжелом настроении, которое он испытывает под влиянием получаемых им впечатлений.

* 325.

1892 г. Ноября 16. Я. П.
Получил ваше письмо. Спасибо. Отвечу подробно после. Постараюсь сделать то, что вы хотите. Но ведь это не вполне от меня зависитъ. А я сам желал бы помочь этой общей беде, страшной беде. (1)
Письмо Гап[гуд], я думаю, не надо посылать, п[отому] ч[то]: 1) не будетъ успеха, а 2) своим ближе помочь, чем чужим. И в той прошлогодней помощи (2) б[ыло] много для других кроме, какъ для добра, целей.
Какъ жаль, что Ваня не заехал к нам. (3) Целуйте его.
Привет Гале.
На обороте: Воронежской губерши Россоша.
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Публикуется впервые. Открытое письмо. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 20 нояб. 92 N 319’. Число 319 зачеркнуто и написано 320. Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 17 нояб. 1892’, ‘почт.-тел. контора Россоша 20 нояб. 1892’. Датируется днем, предшествовавшим дате почтового штемпеля.
Ответ на письмо Черткова, которое сохранилось в архиве Черткова без начала. На письме пометка, сделанная не Чертковым, а другим лицом: отправлено 11 ноября. В этом письме Чертков между прочим писал: ‘…Как хотелось бы, Лев Николаевич, чтобы вы приписали хоть несколько мыслей (хоть один денек на этом сосредоточились бы) к той книге о блудной заразе, которую я вам послал в рукописи, не сумев сам написать необходимое заключение. Мы тогда могли бы напечатать ее и пустить в обращение. И многим, многим она была бы на пользу, многим послужила бы предостережением, и указала бы на путь избавления от власти плоти. Всею душою прошу вас, Лев Николаевич, напишите хоть что-нибудь. Если скажете хоть только несколько слов, то наверное в них будет суть того, что нужно: я это из опыта знаю — Получил я ваше письмо, разочаровавшее меня по всем трем пунктам, по которым я к вам обратился. (Письмо мое в газетах не может быть помещено, вследствие правительственного запрета.) Я слишком вам доверяю, дорогой Лев Николаевич, для того, чтобы досадовать на вас зато, что и как вы находите лучше. И потому прошу вас разорвать мое письмо к Г-же Гапгуд. Но вместе с тем прошу вас сообщите мне хоть намеком, во 1-х, что именно вам не понравилось в этом письме, а во 2-х, почему по вашему нехорошо обращаться прямо просить. Положение голодающих и долженствующих голодать и мерзнуть здесь ужасно, я испытываю потребность обращаться аа помощью ко всем к кому возможно, и чувствую, что это от чистого сердца. Но мне слишком тяжело, в чем бы то ни было вас не понимать. Хотелось бы и в этом вас понять и сойтись с вами, и потому, прошу вас, объясните мне хоть в самых общих чертах, почему не хорошо просить? И так буду ждать вашего ответа, надеюсь скорого. Пишите почаще, дорогой друг, хоть по несколько слов. Бывает время, когда ваши письма мне особенно нужны, и теперь как раз такое время’.
(1) Толстой имеет в виду просьбу Черткова прибавить несколько мыслей к составленной им книге о половых отношениях, вышедшей под заглавием: ‘Тайный порок’, изд. ‘Посредник’, М. 1894.
(2) В 1891 и 1892 гг. за границей был открыт сбор средств и муки для помощи голодающим в России. По сообщению журнала ‘Русское богатство’ (1892. 2, стр. 123—126) из Америки было отправлено три парохода с хлебом для русских голодающих и ‘американские пожертвования’ в какие-нибудь два месяца достигли уже одного миллиона рублей. В Англии была открыта подписка по сбору пожертвований для голодающих и создан для этой цели специальный комитет, причем значительная часть собранных им средств была переслана в распоряжение Толстого. Кроме того, английские квакеры оказывали помощь голодающим, собрав для этой цели фонд в 26 тысяч фунтов стерлингов. О помощи американцев и англичан голодающим см. журнал ‘Неделя’ за 1892 г. NNч 2, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 19, 21, 45.
(3) И. И. Горбунов уехал в сентябре 1892 г. из Воронежской губ. в Петербург с целью устроить лечение своего брата и помочь ему найти место и на обратном пути предполагал заехать в Ясную Поляну. В письме от 12 октября И. И. Горбунов сообщил Черткову, что выедет из Петербурга не позднее 25 октября, и писал о поездке в Ясную Поляну: ‘Если.. поручишь заехать к Льву Николаевичу, то [пришли] рублей на 10 больше. Хотя, если ничего особенного не нужно, я бы не заезжал к Льву Николаевичу, а поехал бы прямо — я буду спешить, а заездов на один день я не люблю, потому что ничего не успеваю сказать. Притом я вообще чувствую себя усталым’ (АЧ). .

* 326.

1892 г. Декабря 11. Москва.
Получил ваше письмо, милый друг, съ вашей статьей (1) и отрывками моей. Я не согласен с вами. Мне кажется, что сказано ясно, что всякий разъ, когда более жестокие элементы всплываютъ наверх, т. е. захватывают власть, то они, делаясь добрее и спускаясь вниз, делают всю массу добрее, и следующие самые жестокие менее жестоки, чем предшествующие. Так что насилие этим самым постоянно уничтожается .
Заключительный период правда, что дурно выражен, и я поправляю его так: И пот[ому] утверждение защитников госуд[арственного] насилия о том, что, если упразднить государственное насилие, то злые будут властвовать над добрыми, не только не доказывает того, чтобы это (властвование злых надъ добрыми) было опасно, т[ак] к[ак] это самое и происходит при госуд[арственном] насилии, но напротив доказывает то, что государственное насилие, дающее возможность злым властвовать над добрыми, и есть то зло, к[оторое] желательно уничтожить и к[оторое] постоянно уничтожается самою жизнью. (2)
Мне кажется, что так ясно. Во всяком случае лучше не могу и уж оставьте так.
В 12 главе есть варьянты небольшие, к[оторые] вероятно пришлет вам Маша с этим же письмом. (3) Заключение пишу и продолжаю быть в забдуждении, что оно хорошо и подвигается к лучше[му], и может быть кончено каждый день.—
Никогда так напряженно не работал, какъ все эти последние месяцы. От этого не могу и ничем другим заниматься . Не могу и обдумать заключения к вашей статье о полов[ых] отношениях, (4) не могу и поправить статью об убийстве. Я ее прочел, и она мне, и не одному мне, — очень понравилась. Недостатки ее — какой то пышный литературный язык, длинноты, но зато ясный и часто сильный. В вступлении выписки из статей, мне кажется, ненужны и слабы в сравнении с серьезностью содержания самой статьи. — Доводы против полезности очень сильны и хороши, хотя как будто слишком серьезно важно изложение всей сущности веры для объяснения частного вопроса. Но иначе, я думаю, нельзя, и хорошо. Потом доводы против того, что съедятъ нас звери и насекомые, не так сильны, да и ненужны. Доводы нравственные, стоящие впереди, лучше отвечают на это. А потом, есть ли у вас — для меня главный довод (я не вполне дочел, да, кажется, нет), — довод о том, что не убий никого — идеал, и в достижении его мы все доходим до того высшего предела, до к[оторого] можем, одни—до человека, другие — до млекопитающ[ихся], третьи —до хоть насекомого, и конца, слава Богу, нет. Статью читал вслух. Были умные, но не разделяющее наших взглядов люди, и все нашли ее очень сильной.
Целую вас. Привет всем вашим.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТВ 1913, стр. 101, ‘Толстой и Чертков’, стр. 161 и 162. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘М. 12 дек. 92 N 320′. Число 320 зачеркнуто и написано 321. Датируется на основании сопоставления со следующим письмом, написанным на другой день и датируемым ’12 декабря’.
Ответ на письмо Черткова от 6 декабря, полученное Толстым в Москве 9 декабря, как это видно по почтовому штемпелю на конверте. В этом письме Чертков писал:
‘…Статья ваша переписывается в три руки. На всякий случай посылаю вам отметку мою к концу Х главы. Быть может это с моей стороны недомыслие, но кажется, что на всякий случай лучше сообщить вам. Вообще эти последние главы мне нравятся не меньше всего остального, т. е. нравятся настолько и так, что не решаюсь определять словами. Думаю, что книга эта внушена нашим Отцом, вдохновлена им и сделает свое божеское дело среди людей.
Посылаю вам бандеролью то, что я написал об убийстве. Главу III вы уже читали, только в ней со знака N3 на поле (в конце) было потом прибавлено. Всё остальное содержание статьи уже сложилось и округлилось в моем сознании, и кажется мне, что для того, чтобы ее окончить, мне нужно только несколько дней сосредоточенного внимания. Но сейчас и занят другим и пользуюсь этим временем, чтобы показать вам те несколько глав, которые я исподволь, между делом, успел прибавить за последнее время. Хотелось бы очень узнать от вас, находите ли вы, что стоит мне продолжать. Когда будете читать, то вычеркивайте всё ненужное и слабое, хотя бы и пришлось всё под ряд вычеркнуть. Если вспомните какой-нибудь литературный материал на эту тему, то пожалуйста укажите, так как мне хотелось бы воспользоваться всем, что уже успело выяснить человеческое сознание в связи с этим вопросом. (Самая главная глава этой статьи должна быть заключительная, не полемическая, которая еще не написана, но готова у меня в душе и очень близка мне к сердцу.)…
Вся Х глава сильна, ясна и неотразима до стр. 15 (См. N3). Излагаемая с этого места мысль об отрезвляющем и смягчающем влиянии власти, если она и справедлива — изложена слишком голословно. Одно сравнение с процессом кипения воды не достаточно убедительно. Мысль эта настолько нова и обоюдоострая, что требуег более обстоятельного обоснования и доказательства. В таком же виде она, как мне кажется, представляет самое неубедительное место книги, для меня лично—единственное неубедительное и оставляющее впечатление чего-то недосказанного и неудовлетворительного.
Самый же заключительный параграф главы неясен по своей конструкции. Невольно является вопрос: если насилие очищает и смягчает насилующих, то каким образом из этого вытекает (там сказано: ‘и потому’), что ‘уничтожение государственного насилия всегда желательно?’
К письму Черткова приложена выписка из 10 главы книги ‘Царство Божие внутри нас’.
(1) Рукопись статьи Черткова о вегетарианстве, первоначально озаглавленной ‘Не убий’, впервые напечатанной в журнале ‘Вегетарианское Обозрение’ 1911, NN 1—5, под заглавием ‘Об убийстве живых существ’ и впоследствии изданной отдельно под заглавием: В. Чертков, ‘Жизнь одна’ (об убийстве живых существ), изд. ‘Посредник’, М. 1912.
(2) Отрывок, начиная со слов: ‘и потому утверждение защитников государственной власти’ — до конца абзаца вошел в главу Х книги ‘Царства Божия’, но в процессе работы Толстого превратился из заключительного периода в одну из фраз, находящихся приблизительно в середине текста этой главы. См. Л. Н. Толстой, ‘Царство Божие внутри вас’, второе издание ‘Свободного слова’, A. Tchertkoff, Christchurch, Hants, England, 1902, стр. 92.
(3) М. Л. Толстая в бездатном письме, на котором имеется пометка Черткова ‘М. 27 дек. 92 г.’, писала Черткову: ‘посылаю вам поправленное место из XII главы… Над заключением отец продолжает всё так же усиленно и много работать, но, как сам говорит, совсем не знает, когда это кончит: завтра-ли, через год-ли’ (АЧ).
(4) Статья Черткова о половом вопросе, включенная, как предисловие, к сборнику ‘Тайный порок. Трезвые мысли о половых отношениях’, изд. ‘Посредника’ для интеллигентных читателей N XXIX, М. 1894. Заключение к этой статье Толстым не было написано.

* 327.

1892 г. Декабря 12. Москва.
Вчера писал вам после 6 писем и усталый. Кое что не досказал.
1) Читать вслух вашу статью начали со 2-й главы и дочли до 4-й главы включительно. Я сейчас еще раз перечел и дочел то, чего не читал. Статья очень, очень хороша. Но последняя глава о том духовном орудии, к[оторое] выработается в человечестве, мне не нравится. Надо более ясные и твердые доводы. И такие есть: то, что взаимное отношение животных, истребляющих друг друга, защищает и людей, и другие животные от уничтожения, и то, что доброта есть свойственное человеку орудие защиты, как издаваемый запах или быстрые ноги других животных. Мысль же о духовных неизвестных, но чаемых нами в будущем орудиях, мож[ет] б[ыть] высказана, какъ дополнение, но не как основной довод. Основное все хорошо. Что делать с рукописью?

Л. Т.

На обороте: Воронежской губ. Россоша
В. Г. Черткову.
Публикуется впервые. Написано на бланке закрытого письма (секретка). На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘М. 13 Дек. 92 N 321’. Число 321 зачеркнуто и написано 322. Почтовые штемпели: ‘Москва 12 дек. 1892’, ‘Москва 13 дек. 1892’, ‘почт.-тел. контора Россошь 15 декабря 1892г.’. Датируется днем первого почтового штемпеля отправления.
Продолжение предшествовавшего письма Черткову от 11 декабря о его статье ‘Не убий’.

* 328.

1892 г. Декабря 26. Москва.
Вчера получилъ ваше письмо, милый друг, и спешу вам ответить. Меблирован[ные] комнаты, кажется, ближайшие на Смолен[ском] рынке. Впрочем я еще посмотрю. У нас постоянно приежают, но расположение жены вас принять существует, и пот[ому] призжайте к нам, найдете место.
Вчера неожиданно прихал Лева. Его выпустили из военной службы после 1 Ґ мес[яцев]. Не могу объяснить себе, почему. Под предлогом слабости его. (1)
(2) Аполлова тетрадь у меня. Очень интересна и хороша ‘Исповедь’, ‘Христос’ и ‘Ради Христа’. (3) Увидимся, чему очень рад, равно и Емельяну, еще поговорим. (4)
Очень радуюсь вас всех видеть.
Никак не пойму, чего вы не понимаете. (5) И мне это очень жаль. То, что я говорю, мне так ясно, как то, что я вижу совершающимся, не переставая, перед глазами, и не могу не сказать того, что я вижу и все видят, и не могу не удивляться, что вы не видите. Вы что-то другое тут думаете.
Есть просвещение внутреннее, духовное, и есть просвещение внешнее, материяльное, не равное первому, но идущему к той же цели. И вот, это внешнее матерьяльное просвещение совершается посредством успеха власти, т. е. роскоши и всех удовлетворений страстей, и сознания тщеты всего этого. Совершается то, что сказал Христос: горе вам, богатым, заботы, катарры желудка, пресыщение, скука, и от того нет того грубого стремления к власти, к роскоши. Равные два человека по душевным свойствам: один, идущей снизу вверх общественной лестницы, и другой, стоящий наверху ее. Второй сделает меньше дурного, будет мягче.
Да это происходит целыми поколениями.
Да мне совестно толковать то, что так очевидно. Верно у вас есть какая нибудь мысль, которой это мешает. Я только этим могу объяснить. Ну, когда увидимся, поговорим.
Пока прощайте. Вое также занят своей работой. Мне уже начинает иногда казаться, что я поглупел. Привет Гале, Ване, дорогому Евг[ению] Ив[ановичу], часто поминаем о нем, Аполлову.
Бога не надуешь, и от закона его не уйдешь: если человек не хочет послушаться голоса разума и любви, и не идет добровольно, сознательно за Христом, то, идя широким мирским путем — власти, роскоши, приходит длинным обходом, страданиями, к тому же, к сознанию истинности единого пути. Я очень дорожу и рад был, когда мне уяснилось это, а вы хотите почему то, чтобъ это было не так.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 101. На подлиннике надпись карандашом рукой Черткова: ‘М. 28 Дек. 92. N 323’.
Письмо датируется на основании слов: ‘вчера получил ваше письмо’. На конверте письма Черткова имеется штемпель: ‘Москва 25 декабря 1892’. Ответ на письмо Черткова от 20 декабря 1892 года, в котором Чертков писал: ‘Когда в вашем последнем письме я прочел, что вы только что написали 6 писем, то у меня сердце так и защемило, как всегда бывает, когда узнаю о существовании ваших писем, мне незнакомых. Я придаю и не могу не придавать особенного значения вашим письмам, и кроме того очень их люблю, так как они кап бы заменяют отчасти маленькое, мимолетное свиданье с вами. Как жаль, что они не все списываются…. Аполлов приехал к нам окончательно для того, чтобы участвовать в литературных работах ‘Посредника’. Я очень, очень ему рад и как незаменимому сотруднику по этой части и как товарищу, общение с которым мне дорого и одобрительно. Очень я его полюбил. — Кстати, получили ли вы его рукописи — сказки и исповедь — которые я послал в Тулу как раз, когда вы оттуда уехали, и какое впечатление они на вас произвели? Пожалуйста не забудьте ответить на этот вопрос, а то буду беспокоиться за их судьбу. — В январе я думаю вместе с Емельяном и Аполловым вас навестить в Москве. — Для них это будет большая радость и польза на всю жизнь. В виду этого и во избежание лишних телеграмм прошу вас предупреждать меня, если вы будете уезжать из Москвы. Сообщите пожалуйста также, какие ближайшие к вам меблированные подходящие комнаты для того, чтобы мы могли туда направиться прямо со станции. Что касается лично до меня, то ради ближайшего общения с вами мне было бы особенно дорого остановиться эти дня два у вас. Я живо сохранил в памяти доброе, радушное гостеприимство, которое Софья Андреевна мне всегда оказывала, но не знаю, не стала ли теперь моя личность ей противною (что было бы вполне естественно). И потому прошу вас сообщите мне, могу ли я или нет, воспользоваться истинным для меня счастьем остановиться у вас? — Я внимательно переписал ваше письмо и слова по поводу окончания Х главы, и всё мысленно возвращаюсь к этому вопросу. За это место в статье я больше не беспокоюсь, раз вы обратили внимание и нашли его достаточно ясным, но я лично, должно быть, в этом случае страдаю от какого-нибудь недомыслия: никак не могу взять в толк, каким образом практикование насилия смягчает насильников? И чем больше об этом думаю, тем непонятнее мне это становится. Правда, вы указываете на примеры трех раскаявшихся под конец жизни тиранов, но они представляют каплю в море в сравнении с массою нераскаявшихся и никогда не собиравшихся каяться. Замены одних насильников другими также не обязательно производится в сторону смягчения. Если насильники с течением веков смягчаются, то не от того ли, что они невольно и бессознательно заражаются общим духом времени, созидаемым не ими, а насилуемыми ими массами? И если бы насильники были совершенно обособлены от этого благотворного влияния на них общественного мнения, поднимающегося снизу, то не стали ли бы они, наоборот, действовать всё произвольнее и произвольнее, доходя до неслыханных еще пределов умопомрачения в своем насилии? Вот вопросы—другие, подобные этому, которые всё возникают в моем сознании. Вероятно я чего-нибудь не вижу, и постараюсь выяснить себе свою ошибку. Но мне досадно, что я вдруг не понимаю ясно выраженной вашей мысли тогда, когда обыкновенно понимаю вас с полунамека. Пожалуйста, отвечайте мне, дорогой Лев Николаевич, хоть двумя строчками на мои письма. Мне очень не хотелось бы именно теперь порвать нить личного хоть письменного общения с вами’.
(1) Лев Львович Толстой, начавший отбывать воинскую повинность, но освобожденный от нее за непригодностью. Об этом С. А. Толстая писала Т. А. Кузминской 23 декабря 1892 года: ‘Ужасно всех нас обрадовало известие, что Леву отпустили совсем. Надеюсь, что болезни у него всё-таки никакой нет. Пошел в солдаты с камнем на своем сердце, но снял его с моего‘ (ГТМ).
(2) Абзац редактора.
(3) Из упоминаемых Толстым произведений А. И. Аполлова сохранилась в рукописи его ‘Исповедь’ — записка, поданная ставропольскому архиерею. Рукопись хранится в АЧ. Рукопись Аполлова ‘Христос’ напечатана в журнале ‘Голос Толстого и Единение’ 1918, N 4. Рукопись ‘Ради Христа’ не опубликована.
(4) Предполагаемая совместная поездка Черткова, А. И. Аполлова и Емельяна Ещенко в Москву для свидания с Толстым не состоялась.
(5) Толстой имеет в виду место из Х главы книги ‘Царство божие внутри вас’, впоследствии вошедшее в XII главу, о котором он писал Черткову 11 декабря 1882 г. См. прим. к письму N 326.

1893

* 329.

1893 г. Января 4. Москва.
Вполне здоров.

Толстой.

Публикуется впервые. Телеграмма. На бланке: ‘Ольгино Черткову. Подана 4-го января 1 ч. 50 м. пополудни на Москвы’. Па подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘М. 4 января 93 г. .N 324’.
Вероятно, ответ на несохранившийся телеграфный или письменный запрос, вызванный письмом М. Л. Толстой, которое помечено Чертковым ‘М. 27 дек. 92’. В этом письме М. Л. Толстая писала, что Толстой ‘не совсем здоров’, страдая от нередко бывавших у него болей в области печени.
(1) В телеграмме написано: Толстов

* 330.

1893 г. Февраля 3. Я. П.
Получил еще в Москве ваше письмо от 23 Января, дорогой друг.
То, что вы пишете в конгце о том, что надо, чтобы всякое наше дело для Бога, и в том числе и писанье, увеличивало любовь в людях, чувствуется мною сильно, и я счастлив, что могу сказать, что главная работа моя над заключеньем (1) состояла именно в том, чтобы выпалывать все то, что было жестко и не любовно. И мне кажется, что я мог достичь (2) того, что должно и чего хочется.
Никогда никакая работа не стоила мне такого труда, или так мне кажется. — Хочется кончить и вместе с тем жалко расстаться.
Очень и скоро я на том свете буду смеяться над тем, как мы здесь веками, самые умные люди, не можем понять самой простой и ясной вещи, — что, если порядок жизни, в к[отором] мы живем, поддерживается убийством, — если нужны ружья, пули и нам нужен этот порядок, то нельзя не только говорить о хрисианстве и любви, но нельзя иметь никакой нравственности, нельзя даже говорить о справедливости. ‘Око за око’ (3) есть верх несправедливости, п[отому] ч[то] око неравно оку, и тем более жизнь неравна жизни.—
Благодаря (4) этому писанью мне многие вещи, и самые важные, стали поразительно ясны. Но тяжело — для других, особенно сношения с людьми.
Нынче былъ въ Туле, и Давыдов, прокурор, (5) говорит мне, что он составил обвинительный акт на Булыгина (6) (вы знаете, кто Б[улыгин]) за то, что он учит детей без разрешения. Так это странно мне, точно голос из времени до рождества Христ[ова]. Я все сказал ему, как это дурно и стыдно, и, кажется, не обидел его, но удивил.
Мы, т. е. Маша, Евг[ений] Ив[анович] и я, приехали сюда из Москвы (4) дня тому назад, (7) и я упиваюсь тишиной здешней и очень счастлив. Работа идет прекрасно. Я не отчаиваюсь дня через 3 кончить, с тем, чтобы отпустить Евгения Ив[ановича] и поехать около 7[-го] в Бегичевку свободным и приняться за многое, что хочется.
Как ни опошлилась моя молитва, я все-таки по утрам молюсь каждый день, т. е. повторяю суеверно известные слова.
И в числе этих слов есть то, что я говорю, ‘Дай мне творить волю пославшего меня и совершить дело его’. А чтобы совершить это его дело, надо отвергнутьоя себя, взять крестъ свой на каждый день и идти за ним. И это я всегда прилагаю к своей работе, думая, что не работа нужна, а то, чтобы я для Бога нынче работал ее. И это умеряет мое желание кончить и начать другое.
Не пеняйте на меня, друзья, что мало и редко и глупо пишу. У меня лежать постыдно неотвеченные письма. Не могу ничего делать, кроме одной работы, все капли воды берегу, чтобы пустить ее на это колесо.
Пока прощайте. Целую вас и всех ваших. Аполлову передайте мою любовь. (8)

Л. Т.

1893 (9) 3 февраля.
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 101, ‘Толстой и Чертков’, стр. 167. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘М. 3 февр., N 324’. Буква ‘М.’ черным карандашом переделана на ‘Я. П.’, число ‘324’ на ‘325’.
Толстой отвечает на письмо Черткова от 23 января 1893 г., в котором Чертков писал: ‘Насколько мне известно, вы теперь заняты разоблачением того, что жизнь всех нас основана на том самом государственном насилии, которое следует избегать. И я от души желаю вам успеха в этой части вашей книги,так как действительно, воздержание от участия в воинской повинности, суде и т. п. определенных, официальных поступках, новее еще не включает в себе воздержания от участия в том,что существует только на основании войска, суда и т. п — У меня лично в этом отношении много отрицательной опытности, т. е., живя в обстановке, держащейся на насилии, и чувствуя всё более и более всю ненормальность, незаконность и безобразие этого, я хорошо понимаю, что в этом отношении нисколько не лучше человека, поступающего на военную службу против своей совести ради избежания дисциплинарного батальона или сумасшедшего дома. Напротив того, я могу во многом и многом уменьшить, и продолжать постоянно уменьшать долю участия моего в плодах насилия, не только не вызывая против себя гонения, но даже располагая в свою пользу многих людей. — Вместе с тем вся обстановка современной жизни так сплетена с плодами насилия, что трудно выпутатьсй из этой сети, да в некотором смысле и нельзя и не требуется совсем выпутываться, например: избегать итти по шоссе, читать книгу, которую тебе дали и т. п., хотя и шоссе, и изданная книга, и всё такое есть прямой плод насилия. — Затем опять по отношению к личному пользованию плодами насилия является во многих случаях тот же вечный для христианина (в смысле желания быть христианином) вопрос, как освободиться от этого пользования так, чтобы не нарушить любви к тем, с кем я связан. У меня в руках чужой хлеб, те, кому он по праву принадлежит, умирают с голоду на дворе. Ясно, что мне следует выйти из дома и отдать им этот хлеб. Но что, если за дверьми моей комнаты лежит человек в таком положении, что, отворяя дверь, я обязательно его убью, — и я это знаю? Конечно, я не могу и не должен этого сделать. Но между этой ясной нравственной преградой, и отсутствием всякой подобной преграды, в жизни на каждом шагу встречается масса положений, в которых и есть и нет преграды такой, в зависимости от того, как посмотреть и кто ближе моему сердцу, масса еще таких сложных положений, в которых не разберешься и не знаешь, как поступить. Очень желательно бросить сколько-нибудь света в эту область, к которой всякий, я думаю, человек на свете имеет какое-нибудь отношение. — Главное, я думаю, помнить, что весь смысл насилия лишь в том, чтобы производить и охранять плоды насилия. И что не будь охотников до этих плодов, не было бы и самого насилия, и что поэтому пользование плодами насилия не только не позволительнее прямого участия в самом насилии, но и в некотором смысле хуже последнего, настолько, насколько корень важнее того, что из него произрастает. — Я это ясно понимаю и живо чувствую, и предчувствую, что вы вероятно выясните это в вашем теперешнем писании, и очень рад этому, так как бее этого не было полно…’
(1) Заключение к книге ‘Царство божие внутри вас’, составляющее двенадцатую главу этой книги.
(2) Слово мог написано над строкой, слово достичь переделано на слово достигнуто.
(3) Толстой имеет в виду тексты из ‘Евангелия от Матфея’, гл. 5, ст. 38, 39.
(4) Абзац редактора.
(5) Николай Васильевич Давыдов (1848—1920) — в то время прокурор Тульского окружного суда, один из близких знакомых Толстого и его семьи, к которому Толстой постоянно обращался с просьбами по делам равных лиц, находившихся под судом и просивших Толстого о заступничестве. О нем см. т. 63, стр. 141.
(6) Михаил Васильевич Булыгин без разрешения администрации открыл школу в своей усадьбе для обучения крестьянских детей и был приговорен за это судом к 50 рублям штрафа, причем школу было постановлено закрыть, так как суд нашел, что он ‘внушал юным крестьянским детям превратные понятия’. Кассационная жалоба М. В. Булыгина была оставлена без последствий.
(7) Л. Н. Толстой и М. Л. Толстая выехали из Москвы в Ясную Поляну 30 января, а Е. И. Попов выехал туда же 31 января, Е. И. Попов имел поручение от Черткова получить от Толстого последние главы книги ‘Царство божие внутри вас’, которые Толстой предполагал закончить в это время, и должен был помогать Толстому в этой работе, в случае надобности, перепиской его рукописей. С этой целью Е. И. Попов приехал от Черткова в Москву еще в начале января, но выяснил, что работа еще далека от окончания, о чем он и написал Черткову в письме от 12 января: ‘Дело в таком положении, что нельзя предвидеть конца, так как он говорит, что думает не о том, чтобы кончить, а о том, чтобы получше написать. И хочет опять соединить, перетасовать и исправлять, таи что дела еще очень много и я не знаю, как я распоряжусь собой, пока буду жить здесь. К твоему письму он отнесся с большим вниманием и обещал просмотреть и исправить 10 главу’ (АЧ). Е. И. Попов прожил с Толстым в Ясной Поляне до февраля, когда вместе о ним уехал в Бегичевку, где прожил некоторое время, помогая Толстому в переписке и в работе по кормлению голодающих, но работа Толстого над рукописью книги ‘Царство божие’ не была закончена и в Бегичевке. Толстой кончил ее лишь в мае 1893 года, в Ясной Поляне. См. письмо 336.
(8) А. И. Аполлов жил в это время у Черткова, помогая ему в его работах по книгоиздательству ‘Посредник’ и в других литературных занятиях, но чувствовал себя плохо, так как у него быстро развилась тяжелая болезнь — туберкулез кишечника.
(9) В подлиннике исправленная Чертковым описка: 1892.

* 331.

1893 г. Марта 17. Москва.
Получил уже дней 5 ваше письмо, дорогой друг, и еще прежде по рассказам Поше (1) о том, что занимает вас теперь, над чем вы внутренно работаете, хотел писать вам и до сих пор не собрался, и теперь только пишу о том, что не успею написать теперь. — Я радуюсь на эту вашу внутреннюю (да и не внутреннюю, скорее внешнюю работу об отношениях к собственности), и мне кажется, как всегда кажется, что чужую беду руками разведу, что все это очень легко. Мне кажется, — и в моей жизни это вышло, — что все дело в том, чтобы не держать собственность, не защищать ее, не беречь ее, не давать ей прав над собою, и тогда ее не будетъ перманентно, а будетъ протекающая, как тот кусок хлеба, к[оторый] я кладу в рот, или каша, к[оторую] варю. Впрочем после напишу об этом.
О (2) том, что вы спрашиваете о возможности узнать друг друга там, скажу, что не знаю, но знаю, что будет лучше того, что я желаю, — что желания мои, как и то, чтобы узнать там друг друга, есть желание здешнее, и я не имею права переводить его туда, по нем строить тот мир. Бога я узнаю, это наверно, и больше, и лучше, чем здесь, а в нем узнаем всех, кого любили здесь. (3) А этого довольно.
Не пишу я, п[отому] ч[то] ужасно занят. — Все кончаю. Утро занят, потом похожу, думаю, что вечеромъ освобожусь, а тут кто нибудь придет, и нет времени.
Янжул (4) профес[сор] едет в Америку. Я с ним посылаю Гапгуд (6) мою рукопись всю. Он едет в субботу. И я кончил, могу допустить, что кончил. Сказать, что кончил, я никогда не дождусь. Но уже дошел до того, что стал портить. Я рад, что вы несогласны с Пошей. Я с вами согласен. (6) Список оставил здесь. Ев[гений] Ив[анович] спишет, и тогда пошлем в Европу. Удобно то, что Янжул поможет Гапгуд в трудных местах, и, в случае отказа Гапгуд, даст другому.
Радуюсь на ваши интеллиг[ентские] издания. (7) Надо строже выбор.
Целую вас и ваших. Аполлову привет и любовь, и любовь Матвею Ник[олаевичу] дорогому.

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись рукой Черткова: ‘М. 17 Мр. 93 N 326’. Дата Черткова подтверждается сопостаплением слов Толстого: ‘получил уже дней 5 ваше письмо’ и почтового штемпеля: ‘Москва 12 марта 93 г.’, имеющегося на конверте письма Черткова, на которое отвечает Толстой.
В письме от 6 марта Чертков писал Толстому: ‘Поша говорил мне здесь, что по его мнению книга ваша естественно заканчивается XII главой словами ‘Царство Б[ожие] внутри вас есть’, — что то, что вы теперь пишете, есть другое, новое писание, и что он хочет высказать вам это свое мнение. Это обстоятельство побуждает меня с своей стороны сообщить вам мое личное мнение. Я с ним не согласен. Судя по тому, что я от него и других слышал о том заключении, которое вы теперь пишете, я думаю и чувствую, что оно нужно именно, как заключение к этой книге. Во-первых, оно оживит и, как говорят англичане ‘will bring home’ [напомнит] читателю все предыдущее содержание книги. Обращение ваше к действительной жизни вашей и к читателю переведет опять всё содержание из области рассуждения в область дела и будет вполне гармонировать со вступлением к книге, в которой вы также начинаете с себя и отношения людей к вам. И чувствуется мне, что самая ‘трогательная‘ часть книги и, следовательно, самая ‘действительная‘ будет именно сконцентрирована в этом заключении. В виде же отдельной статьи это заключение далеко не достигнет всех читателей большой книги, и, главное, в сознание попадет не непосредственно вслед за впечатлением от нее. Промежуток, для многих большой, обыденной жизни разобьет впечатление, и много его силы улетучится. Вот мое мнение. Вы его возьмете ‘pour ce qu’il vaut’ [на сколько оно стоит того], а я успокоился, разрядив себя от него’…
(1) П. И. Бирюков пробыл у Черткова с 22 февраля до начала марта и, в разговорах с Толстым после своего возвращения, передал то, что рассказывал ему Чертков о своем душевном состоянии. Чертков в это время остро чувствовал необходимость освободиться от внешних ежедневных забот, связанных с ведением дел ‘Посредника’, желая иметь больше времени для того, чтобы разобраться в своей внутренней жизни и продумать накопившийся за предшествующие годы душевный опыт. Вместе с тем он с особенной остротой тяготился своим положением богатого человека и упорно думал о том, как изменить это положение, отказавшись от тех денежных средств, которые он получал из доходов от принадлежавшего его матери имения.
(2) Абзац редактора.
(3) Слова: а в нем узнаем всех, кого любили здесь вписаны над строкой.
(4) Иван Иванович Янжул (1846—1915) —с 1874 года доцент, а с 1876 г. ординарный профессор Московского университета по кафедре финансового права. В 1882—1887гг., совмещая научную работу в Московским университете с должностью фабричного инспектора, написал ряд статей по охране тру да рабочих. С 1895 г. член Академии наук. О нем см. письма 1893 г., т. 66.
(5) Изабелла Гапгуд (о ней см. письмо N 324), которой Толстой предполагал предоставить перевод ‘Царства Божия внутри вас’ для американского издания. Изабелла Гапгуд, ознакомившись с рукописью книги ‘Царство Божие внутри вас’, полученной ею от И. И. Янжула, написала Толстому, что совесть не позволяет ей переводить его книгу (см. письмо Толстого к Янжулу от 30 апреля 1893 г., т. 66). Рукопись была передана переводчице А. Делано и книга вышла в ее переводе под заглавием: ‘The Kingdom of God is withi you. Or Christianity not as a Mystical Doctrine, but as a New Life-Conception’. Authorised Translation from the original Russian M.S. by (Mrs.) A. Delano, Walter Scott, 1894.
В архиве Толстого сохранились письма И, И. Янжула от 26 апреля и 26 мая 1893 года, в которых он сообщает о своих переговорах с переводчиками в связи с переводом книги ‘Царство Божие внутри вас’.
(6) Толстой имеет в виду заключение к книге ‘Царство Божие внутри вас’, составившее XII главу. II. И. Бирюков полагал, что Толстой может оставить без дополнений первоначальный вариант XII главы этой книги, значительно более краткий, чем окончательная редакция.
(7) Серия изданий ‘Посредник’ для интеллигентных читателей.
В 1893 г. в этой серии вышло свыше двадцати выпусков. Толстой имел вероятно в виду выпуски, вышедшие в начале 1893г.: сборник ‘Против пьянства’ (Содержание: 1. Проф. А. Форель, ‘Обычай пьянства, его гигиеническое и общественное значение по отношению к университетской молодежи’. II. ‘Воззвание швейцарского цюрихского общества трезвости’. III. ‘Пора опомниться’). М. 1893, А. Н. Бекетов, ‘Питание человека в его настоящем и будущем’, М. 1893, д-р Кингсфорд, ‘Научные основания вегетарианства или безубойного питания’, М. 1893 и т. д.
На это письмо Чертков отвечал письмом от 26 марта, в котором писал: ‘Спасибо, дорогой друг, за то, что написали о том, что не успеваете мне написать. Спасибо за ответ о том, что будет там. Это было то, что мне нужно было. И знаешь, да хочется, чтобы другой сказал то же самое по своему: это укрепляет…. Не забывайте заключение к книге о блудной похоти. О строгости выбора для интеллигентных читателей понимаю вас и конечно согласен. Когда я начал принимать материал для этой серии, то не был еще достаточно знаком с писаниями теперешних писателей и хватался за такие вещи, лучше которых потом оказалось у тех же авторов. Теперь уже намечено около 160 номеров, более или менее современных нам произведений, свидетельствующих об оживлении деятельности человеческого сознания, так как в текущей литературе 10 лет тому назад не находилось и 1/10 части этого. Проблески зари для меня очевидны’.

* 332.

1893 г. Марта 30. Москва.
Телеграмму передал. Пишу.

Толстой.

Публикуется впервые. Телеграмма. На бланке адрес: ‘Ольгинская Вор[онежско]-Ростовск[ой ж. д.], Черткову’. Подана из Москвы 30 марта 1893 г. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘М. 30 мр. 93 N 326’. Число ‘326’ зачеркнуто и написано вновь: ‘327’.
Ответ на несохранившуюся в архивах Толстого и Черткова телеграмму Черткова с предложением И. И. Горбунову, находившемуся в это время в Москве, выехать в Ршевск, чтобы помогать там Черткову в его работе по книгоиздательству ‘Посредник’. См. п. N 333.

* 333.

1893 г. Марта 30. Москва.

30 Мар[та].

Получил вашу телеграмму и в тотъ же день ваше письмо на маленькой бумажке. (1) Нынче уже решительно пишу вам только о том, что не могу ответить.
Я снес сейчас же вашу телеграмму Горбунову, и мы с ним потолковали, как быть. Ему тяжело и опасно ехать к вам от могущих возникнуть воспоминаний. Но он поедет, если нужно. (2) Надеюсь, что пока вы получите это письмо, Аполлов поправится, или еще кто приедет помочь вам. (3) Я об этом сейчас пишу Леве, (4) к[оторый] в Ясной Поляне.
Ответ на предпоследнее письмо: в кратчайшей форме смысл учения Христа: — Жизнь моя — не моя, не можетъ иметь целью мое благо, а Того, Кто послал меня, и цель ее — исполнение Его дела. И только через исполнение Его дела я могу получить благо.
Вы это знаете. Но для меня это так важно, так радостно, что я рад всякому случаю повторять это.

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘М. 30 Мр. N 327’. Число ‘327’ зачеркнуто и написано: ‘328’.
Толстой отвечает на письмо от 14 марта, в котором Чертков писал о начатой им большой статье ‘О правильном мышлении’, к которой он не раз возвращался в последующие годы и которая не была им вполне закончена: ‘Дорогой Лев Николаевич, обращаюсь к вам с двумя просьбами, которым хотел бы придать высшую степень убедительности. Дело в том, что мне удается понемногу освобождать себя от поглощавших меня до сих пор занятий текущими делами ‘Посредника’. Как я вам кажется писал, я сознаю неотложную необходимость разобраться в своей жизни внутренней и внешней. Для этого необходим некоторый спокойный досуг на неопределенное время, который я себе и очищаю. И вот часть этого освобождающегося времени, как я вижу, почти помимо моей воли пойдет на одну письменную работу, которая давно уже выпрашивается из меня и отчасти даже начерно обставлена вехами в моей записной книге. Не стану налагать предмет этого исследования: я слишком полон им, чтобы не увлечься и не начать вам налагать только не с того конца. Скажу только, что касается он необходимых условий для правильного и производительного мышления, или говоря наиболее близкими нашей душе словами, — роста истинного разумения в человеческом сознании’…
‘Заговорил же я об этом для того, чтобы мотивировать свои две просьбы к вам: то, чти я прошу у вас, мне очень нужно, как помощь в этой работа. А именно вот что: 1) Женя — Евгений Иванович говорил мне, что вы при нем говорили, что можно всю сущность учения Христа выразить в очень немногих словах, кажется в 60-ти. Пожалуйста напишите мне эти 60 слов. Такой краткий экстракт учения мне очень облегчит многое и поможет не в одной какой-нибудь письменной работе, а во всех случаях, когда бывает желательно прикинуть к чему-либо мерку учения Христа. 2) Скажите мне, что по вашему личному опыту или по наблюдению больше всего и человеке тормозит развитие истинного разумения в тех, в кое оно зародилось? Коли вы на это ответите хоть в общих чертах двумя словами, то я буду вам очень благодарен’.
(1) Письмо Черткова от 26 марта (см. примечания к письму N 331), написанное на двух листках размером в четвертую часть листка почтовой бумаги.
(2) И. И. Горбунов в письме от 30 марта 1893 г. написал Черткову, что Толстой приносил телеграмму, приглашающую его приехать в Ржевск, но что он хотел бы временно воздержаться от этой поездки, в связи с некоторыми переживаниями личного порядка.
(3) А. И. Аполлов, вследствие болезни, не смог далее помогать Черткову в работе по издательству ‘Посредник’, и через некоторое время уехал из Ржевска к родственницам в Костромскую губернию.
(4) Получив это письмо Толстого, Лев Львович Толстой написал Черткову 2 апреля, сообщив, что временно отказывается от поездки к нему в Ржевск. Об этом см. примечания к письму N 334.

* 334.

1893 г. Апреля 3. Москва.

3 Апреля.

Получил сейчас ваше письмо, дорогой друг В[ладимир] Г[ригорьевич], с письмом Тернера, (1) листками дневника (2) и письмом к Поше, к[оторое] сейчас же и послал, (3) листки дневника и письмо Тернера высылаю с этим письмом.
Я совершенно согласен с вами о том, как ответить переводчикам, к[оторым] не пошлем. (Кто ответит Тернеру, вы или я?). (4) В Америку послано, и на днях с кем нибудь из отьезжающих за границу пошлемъ немецкому и французскому. (5) Об этомъ все. .
Был я сейчасъ у Ив[ана] Ив[ановича] и застал его совсем больным: у него раздулась щека и маленький жар. Его, как и меня, очень огорчила смерть метери Гали (6) за нее, за вас.
Если никто к вам не приедет (я писал Леве и надеюсь, что он поедет), то он придет.(7)—
Читал дневник ваш, и чтение это, как всегда, меня очень трогает и волнует. Я все также живо понимаю и сам переживаю. Никогда не отчаивайтесь в борьбе: не считайте борьбу предшествующим действием, чего-то, в ней-то и жизнь: тяжелая, мучительная, но истинная жизнь, где бы она ни происходила — на верху или на низу лестницы.
Еще меня трогает мысль о том, что прошедшего нет, как и нет будущего, для того, кто живет, работает в настоящем. (8) Искупление тем особенно дурно, что оно, вопросы о нем, могут занимать только тогда, когда человек духовно празден в настоящем, то, что я делал дурного, не зная, что оно дурное, не мучает меня, и искуплять нечего, тоже, что мучает меня, это то дурное, кот[орое] я делаю теперь, такое же, какъ и то, к[оторое] я делал прежде, и оно мучаетъ не тем, что я сделал дурно, а тем, что я чувствую, что теперь способен сделать его, — что я не справился с этим врагом, не уяснил себе истину, не принял в себя Бога так, чтобы не быть уже в силах делать дурное. И искуплять нечего и некогда, нужно бороться, идти впередъ. Если же бы я и победил, опять искуплять будетъ некогда, п[отому] ч[то] откроется новая неусвоенная истина и непобежденная под ней сторона плоти. —
Как бы я желал помочь вам в вашей духовной работе, не силою, к[оторой] у меня нет, а любовью, моей такой же слабости.
Прощайте пока. Напишите поскорее, чтобы я знал про вас. Целую вас.

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 190. На подлиннике и собственноручной дате Толстого ‘З апреля’ сделана приписка карандашом рукой Черткова: ’93. М. N 328′. Число 328 переправлено на 329.
Ответ на письмо от 28—31 марта, в котором Чертков писал: ‘Посылаю вам только что полученное мною письмо от Тернера. Поша мне говорил о доверии вашем и даже ваших ближайших ‘духовных придворных’ ко мне в отношении практического осуществления издания вашей книги. И доверие это совершенно основательно. То, что с практической стороны до сих пор делается, т. е. переписка списков и сношения с переводчицами, делается, как вызнаете, по моему практическому совету лично вам. И благодаря этому вы только и имели возможность эти два года непрерывно работать над этим земным осуществлением вашей духовной жизни. — Теперь хочу дать вам один второй практический совет, но не имея достаточно обособления здесь для того, чтобы мотивировать обстоятельно этот совет, буду рассчитывать на то, что в этой части практической области я уже заслужил достаточно авторитета в ваших глазах для того, чтобы вы внимательно вникли в суть того, что я сейчас наброшу конспектно. Еще одна оговорка раньше, чем начать: мне кажется, что мирская моя судьба тесно связана с судьбою внешнего осуществления этой книги во многих отношениях. Как например с того времени, как она ‘пойдет’ к переводчикам остальным и следовательно по России. В эти две стороны ее непременно следовало пустить одновременно и сознательно, иначе пойдут ‘чтения’ у переводчиков (конфиденциальные или собраниями), но будет аристократизм выбора слушателей и вообще первый период издания расквасится, как было с ‘Крейцеровой Сонатой’ благодаря тому, что вы позволили Татьяне Андреевне унести черновой список. Но разница будет та, что теперь предмет шире, обнимая всё наше отношение к жизни на земле, и кавардак, который в первый период произошел в понимании ‘Крейцеровой Сонаты’ со стороны общества, будет гораздо хуже, важнее и непоправимее, так как не только не позволят у нас в конце концов напечатать книгу, но будут, как я, конечно, только предполагаю, аресты официальные и неофициальные и проч., и проч., что устранит всякую возможность… Я уношусь в мотивировку, потому осаживаю себя.
… Хотел я конспектно сказать вот что. Все отношения с переводчиками какие-то фальшивые. Они хотят рассчитывать на то, что им было обещано, но обещать не надо, и потому скорее лучше не исполнять обещания, чем исполнять. Следовало бы так им всем и сообщить, что вместо статьи вышла книга и такого содержания, что в интересах ее содержания пришлось сначала напечатать в одной стране, а потом в печатном виде мы попросили, чтобы ее доставили каждому из остальных переводчиков одновременно. Это лучше всего, безопаснее от искажений для самой книги. Побочно же и вам и мне будет в хорошем смысле удобно и радостно: вам возможно будет за эти месяцы спокойно продолжать то, что нужно еще досказать вам людям вообще (и лучше всего в художественной форме, впрочем это глупо — разве можно знать, в какой форме вынырнет?). А мне удобно тем, что я успею докончить начало назревших отраслей ‘Посредника’ и оставить округленное дело в случае, если придется быть удаленным из общества людей. Переводчиков можно удовлетворить другою книгою вашею об искусстве, составление которой уже окончено. Она вышла прекрасная и с вступлением отмени о том, что это не ваше произведение, а моя компиляция ваших черновых и проч. Ничего, кроме хорошего, не может выйти. Она не то, что произведет эпоху, а вызовет — назревшую эпоху в искусстве и науке. Пришлю вам ее на одобрение. Сами увидите и, думаю, дадите свое согласие. Письмо Тернера верните мне и листки из Дневника’.
(1) Карл Иванович Тернер (о нем см. прим. к письму N 317). Письмо Тернера к Черткову от 5 апреля (нов. ст.?), с запросом о том, будет ли ему предоставлена рукопись книги Толстого ‘Царство Божие’, хранится в АЧ. Ответ Черткова Тернеру не сохранился.
(2) Чертков переслал Толстому при письме от 26-30 марта листки из своего дневника, хранившиеся в папке с надписью, содержавшей просьбу, чтобы никто кроме Толстого и А. К. Чертковой не читал этих заметок.
(3) Об этом письме Черткова Бирюкову имеются сведения в письме И. И. Горбунова-Посадова к Черткову от 3 апреля, где упоминается, что Толстой приносил к П. И. Бирюкову письмо, в котором Чертков писал о смерти матери А. К. Чертковой, Ольги Иосифовны Дитерихс. Возможно, что Чертков переслал это письмо П. И. Бирюкову через Толстого, так как не знал точно, в Москве ли П. И. Бирюков или в Бегичевке, где он продолжал вести работу по кормлению голодающих.
(4) Среди известных редакции писем Толстого нет письма к Тернеру, являющегося ответом на его письмо к Черткову, и можно думать, что Чертков отвечал ему сам.
(5) Толстой послал рукопись книги ‘Царство Божие внутри вас’ и Америку с профессором И. И. Янжулом, хотя и не считал эту рукопись совершенно законченной и продолжал над ней работать (см. письмо N 331). В Германию и Францию рукопись была послана несколько позднее, так как Толстой, продолжая обрабатывать заключительную главу этой книги, отложил посылку до полного окончания своей работы. Толстой послал рукопись ‘Царства Божия внутри вас’ в Германию Р. Левенфельду, который перевел ее для книгоиздательства Киршнера (см. письма Киршнера к Толстому от 16 и 2, июня 1893 г., хранящиеся в АТ1,), и во Францию 11. Д. Гальперин-Каминскому, который перевел ее для книго-издательства Perrin et C-ie.
(6) Ольга Иосифовна Дитерихс, мать А. К. Чертковой. Скоропостижно скончалась 28 марта от кровоизлияния в мозг. О ней см. т. 86, стр. 97.
(7) Чертков, подыскивая себе помощника в редакционно-издательской работе по ‘Посреднику’, обратился в конце марта 1893 г. с письмом и Л. Л. Толстому, приглашая его приехать в Ржевск и заняться делом ‘Посредника’. Л. Л. Толстой ответил ему письмом от 31 марта, в котором писал, что предложение это для него ‘очень соблазнительно’, но что ‘сейчас ехать… было бы неблагоразумно, не имея нужного здоровья и спокойствия’. В письме от 2 апреля Л. Л. Толстой написал Черткову: ‘получил письмо от отца, где он советует мне съездить к тебе, говоря, что ты жалуешься ему, что все тебя забыли, но опять повторяю, что при всем желании я не могу этого сделать, тем более, что к нездоровью моему присоединяются и другие причины’ (АЧ). Л. Л. Толстой, страдавший в это время нервным недомоганием, выражавшемся в резком упадке сил и подавленном душевном настроении, уехал в мае 1893 г. на кумыс и переговоры о его работе в книгоиздательстве ‘Посредник’ более не возобновлялись.
(8) Толстой имеет в виду вапись в дневнике Черткова от 13 февраля 1893 г., в которой Чертков налагает свои мысли о значении ‘жизни в настоящем’.

335.

1893 г. Апреля 27. Москва.
Я ужасно виноват перед вами, дорогой В[ладимир] Г[ригорьевич]. Хотел тогда же, получив ваше письмо, отвечать вамъ и не успел заметить, как прошло уже чуть не две недели. —
Все (1) моя работа. Кажется все не то и не так, что я пишу. Часто мне так кажется. Продолжаю однако настаивать на работе, п[отому] ч[то] знаю в глубине души, что пишу не для себя. Есть отрицательное дурное чувство: т.е. больно бы было, если бы вышло глупо, дурно, стыдно то, что я пишу, но нет положительного дурного чувства: т. е. не желаю славы людской и сейчас бы согласился ничего не писать, если бы только кто-нибудь за меня высказал то, что я хочу и считаю нужным.
Мы послали, как вы знаете, все 12 глав в Америку и дней 5 тому назад 11 глав в Германию, Штутгарт, (2) и Париж — Гальперину (3) с тем, чтобы выслать последнюю главу 3-го с г-жей Шанкс, (4) к[оторая] едет в Лондон. Хочу кончить к этому дню. Всякий день думаю, что завтра кончу.
Так думаю и нынче, 27-го.
Лева, особенно дорогой мне и очень хорошо нравственно ростущий, Лева болен: худеет, страдаетъ желудком и очень слабеет. Он нынче уехал в деревню, в Ясную, и, как мне ни хотелось, чтобы он ехал к вам, я не стал уговаривать его. Это было бы бесполезно. Он слишком слаб теперь.
Евг[ений] Ив[анович] вероятно поедет к вам, отправить рукопись. (5)
Как вы управляетесь? Какъ ваше здоровье?
Вы правы в своем сравнении с моей ошибкой, целый ряд ошибок, в к[оторый] вас вовлекает соблазн неясного положения. — Смысл ученья Хр[иста] в самых коротких словах вы знаете: не считать себя хозяином своей жизни, а посланником хозяина, Отца ее.
О ‘non agir’ (6) не вспомню, да и мож[ет] быть не точно, кажется, вот что: всякое добро имеет свое противоположное зло. Для того, чтобы делать добро, надо прежде всего перестать делать зло, подойти к точке, где не делаешь зла. В нашей исполненной зла жизни едва ли это не высший идеал, к[оторый] мы можем ставить себе, и потому ‘non agir’ есть для насъ великая добродетель. —
Мешает развитию разумения не столько больше всего, но одно, только одно — ложь, лицемерие не перед людьми (перед людьми невинное сравнительно), а перед собой: делание подобие добра в тех делах, в к[оторых] не только не прекращено, но не признано зло. Мешает же этому признанию зла страх за то, что признание зла приведет меня к необходимости или тяжелых поступков, или признания своей негодности, слабости, гадости. Этого, я думаю, не надо бояться, и всеми силами уяснять себе зло, признавать его, делать из него все вытекающие из него выводы, не заботясь о том, что выйдет. Выйдет хорошо, п[отому] ч[то] в этом одном наша обязанность и наша сила и наша свобода.
Простите. Привет дорогой Гале.

Ваш Л. Т.

Хотел бы яснее написать, да не сумел.
Публикуется впервые. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘М. 27 апр. 93. N 330’, Датируется на основании слов Толстого: ‘нынче 27-го’.
Толстой отвечает на письмо Черткова от 8 и 10 апреля. В первом из этих писем Чертков писал: ‘Дорогой друг Лев Николаевич, вы говорите, что хотели бы мне помочь. Вы и так мне много помогаете тем, что пишете мне, отвечаете хоть несколькими словами, не откладывая, на мои письма и вопросы… Пожалуйста сообщите мне, когда вы отошлете книгу немецким и французским переводчикам. Я, конечно, безусловно доверяю вашим поступкам в этом отношении тем более, что, не будучи около вас, и не призван принимать в этом участия. Но мне хотелось бы знать, когда книга отошлется во Францию, потому что мне представляется, что через несколько дней после этого она очень может быть через переводчика станет известна в наших правительственных сферах, а это последнее обстоятельство имеет для меня значение в, том смысле, что я хотел бы в таком случае своевременно принять некоторые чисто практические меры на случай могущих тотчас же после того состояться каких-нибудь внешних, насильственных изменений в моей обстановке и деятельности. — Нет ли возможности мне получить окончание книги, которое я до сих пор и не видал. Пожалуйста поговорите об этом с Женей, не может ли он это устроить? Помимо моей особенно напряженной потребности прочесть это окончание, оно было бы удобно и со стороны лишнего списка в другом месте, которое я, разумеется, устраиваю насколько возможно благонадежнее…. Дела ‘Посредника’, от которого хочу хоть временно освободиться, накопилось столько, что не знаю, как с ним справиться. Решил какбы взять отпуск примерно до 1 сентября, т. е. до этого срока прекратить всякую деловую переписку, но, во-первых, для этого надо сначала дня два посидеть за столом и сплавить всё накопившееся, а мне не дают посидеть два часа, а, во-вторых, от моего предстоящего летнего бездействия (по отношению к ‘Посреднику’), если решительно никто сколько-нибудь меня не заменит, дело непоправимо пострадает и потеряет многое, большим трудом добытое, и при том — как раз в самое горячее время, когда, если бы еще немножко дотянуть, то оно совсем округлилось бы и стало бы на самостоятельную, независимую от денежных субсидий почву. Главное же не оправдаются вызванные ожидания со стороны многих и многих сотрудников и сочувствующих, в глазах которых это прекрасное начинание окончится провалом, как почти всё хорошее в России, где почему то люди лучше умеют и предпочитают изнывать или метаться, чем делать дело, какое бы то ни было. Я же решил во что бы то ни стало оставить на время это дело, которому я принадлежал 8 лет, так как у меня ‘дошло‘, и я должен временно освободить себя от всякого порабощения и принадлежать самому себе. Если людей нет у нас для такого дела, как ‘Посредник’, то значит ‘Посредник’ у нас и не нужен, а нужны земские начальники. Вы видите, что я раздражен. Я и не хочу этого скрывать от вас. Я сам себе мерзок, пусть буду мерзок и вам’…
В конце письма от 10 апреля, являющегося непосредственным продолжением предыдущего письма, Чертков писал: ‘…Я более всего недоволен своим материальным-имущественным положением. И хотя совершенно понимаю то, что вы мне на этих днях написали о том, что собственности не надо давать над собою власти, и совсем с этим согласен, но это еще далеко не разрешает моего затруднения. Мне кажется, что вам не так очевидна, как мне, полная разница между вашим и моим положением. Ведь вы в семье живете как бы в гостях, не солидарны с домашней обстановкой вашей семьи, и потому в ней не ответственны. В этом отношении положение ваше, хоть и очень тягостное, но простое и правильное. Вы в стороне. А когда приходилось вам принимать личное участие в распределении того, что юридически считается вашей собственностью, то вы тотчас же попадали в самые сложные и затруднительные условия и иногда, под впечатлением минуты, поступали, как вы потом сами сознавали, неправильно, как например, при вашем юридическом участии в дележе между вашими детьми. Я знаю, что вы в этом случае ошиблись, действуя под самым хорошим побуждением, желая избегнуть вражды и т. п., но тем не менее я совершенно согласен с вами в том, что вы ошиблись и очень, ибо вам, как мне кажется, или нельзя было применять вами же отрицаемых ваших юридических прав собственности, или же, если смотреть на подпись юридических бумаг, как на простую формальность, то нужно было всё передать крестьянам. Упоминаю я об этой вашей ошибке совершенно для того, чтобы указать на то, что я постоянно и безостановочно нахожусь в том положении, в котором вы тогда оказались единовременно, и безостановочно делаю бесконечный ряд таких ошибок с утра до вечера, изо дня в день и из года в год, ибо, будучи в принципе единомыслен своею женою, я отвечаю за всю свою материальную обстановку, и живу не в гостях, а в тех условиях, которые сам создаю и поддерживаю сознательно и хладнокровно. Отрицая собственность, я ею пользуюсь для своей семьи. В этом то принципиальное противоречие, которое мне теперь не дает покоя. Кроме того вся моя обстановка, все отношения к окружающим людям меня коробят и мучают, ибо основаны на покупке чужого труда ограбленными деньгами. — Пока не вижу никакого выхода. Но он и не откроется мне, если я не буду искать его и разбираться в своем положении. Вот за это самое мне и хочется взяться, и для этого я всеми силами стараюсь освободить себя от поработивших меня текущих занятий по ‘Посреднику’.
Теперь о другом: вы бы оказали мне большую духовную услугу, дорогой Лев Николаевич, если бы в нескольких словах сообщили бы мне ваше понимание двух мыслей,о которых я слышал от лиц, слышавших их от вас, но не могших в точности мне пересказать ваши слова: 1) О точке non-agir [не делание] на линии между положительной и отрицательной деятельностью человека. 2) О том, почему рассудок сам по себе должен приводить к противоречию. 3) Если бы вдобавок вы сказали бы мне, что по вашему мнению больше всего мешает развитию разумения в человеке, то совсем удовлетворили бы меня и не могу высказать, как обрадовали бы’.
(1) Абзац редактора.
(2) Первые одиннадцать глав книги ‘Царство Божие внутри вас’ были высланы в город Штутгарт книгоиздателю Киршнеру, который первоначально хотел напечатать перевод этой книги в выдержках в издаваемом им журнале ‘Aus fremden Zungen’, но согласился с желанием Толстого сразу выпустить эту книгу в отдельном издании.
(3) Илья Данилович Гальперин-Каминский (р. 1858)—переводчик. Перевел ряд произведений Толстого на французский язык. О нем см. прим. к письмам 1894 г., т. 67.
(4) Мария Яковлевна Шанкс (M. Shanks, р. 1866 г.) — дочь владельца английской торговой фирмы I. Shanks в Москве. Училась в Школе живописи, ваяния и зодчества вместе с Т. Л. Толстой и высказывала сочувствие взглядам Толстого.
(5) Е. И. Попов помогал в это время Толстому, переписывая те исправления, которые Толстой вносил в рукопись книги ‘Царство Божие внутри вас’ при ее окончательной обработке. Толстой предполагал, что по окончании этой работы, когда рукопись будет отправлена за границу для перевода на иностранные языки, Е. И. Попов сможет выехать к Черткову.
(6) Non agir — неделание. Выражение это заимствовано Толстым из французского перевода книги китайского философа Лао-Тзе о пути добродетели, сделанного Ст. Жюльеном (‘Le livre de la Voie et de la Vertu, compose dans le VI siecle avant l’ere chretienne par le philosophe La-Tseu, traduit en francais et publie avec le texte chinois et un commentaire par Stanislas Julien, Paris, 1847). Смысл его объяснен Толстым в статье ‘Неделание’, законченной в августе 1893 г. и впервые напечатанной в журнале ‘Северный вестник’ 1893 г., N 9, стр. 281—304.

336.

1893 г. Мая 3. Москва.
Дорогой друг Владимир Григорьевич,
Письмо это привезет вам Иван Михайлович Трегубов. (1) Вы верно слышали про него. Его почти выгнали из Московской духов[ной] академии, и мне пришла мысль, после последней телеграмы вашей Горбунову, предложить ему ехать к вам и помочь вам. (2) Так случилось, что никому не удалось поехать: мы (3) с Евгением Ив[ановичем] заняты окончанием, кот[орое] теперь наступило. Я завтра буду в Ясную и оставляю рукопись на попечение Ев[гения] Ив[ановича]. Горбунову нельзя б[ыло]. Лева болен. Но вы не упрекайте нас, милый друг. Мы больше, чем любим дело Посредника, мы все очень любим вас. Ну вот я и вздумал просить Трегубова. Он отлично владеет языком, очень трудолюбив, склонен к кабинетной работе и очень сверх того, что хороший, искренний челов[ек], еще и приятный должен быть сожитель.
Что (5) Аполлов? Как его здоровье? Напишите подробно. (6)
Он всем нам близкий и дорогой человек.
Что (7) Галя?
Так вот. Дай Бог, чтобы вы отдохнули, с новой энергией взялись за опять ставшее мне более близкимъ дело Посредника и уяснили себе то, что хотите.
Прощайте, привет вашим, Аполлову и дорогому Матв[ею] Николаевичу.

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 102. На подлиннике надпись рукой Черткова черным карандашом: ‘М. 9 мая 93 N 330’. Число ‘330’ переделано на 331. Дата определяется словами: ‘завтра еду в Ясную’. — Толстой выехал в Ясную поляну 4 мая и, следовательно, письмо надлежит датировать 3 мая. Дата Черткова в данном случае является датой получения, так как И. М. Трегубов, с которым было отправлено это письмо, приехал к Черткову 9 мая.
(1) Иван Михайлович Трегубов (1858—1931), сын священника. Окончил Полтавскую духовную семинарию в 1882 году, в 1884—1890 гг. состоял воспитателем в полтавском духовном училище, с 1891 по 1893 г. состоял студентом Московской духовной академии, которую покинул вследствие своего разрыва о церковью. В 1891 г. лично познакомился с Толстым. В 1893 г. начал работать в ‘Посреднике’, поселившись у Черткова в Ржевске, затем стал помогать Черткову в собирании материалов о сектантах и их преследованиях со стороны правительства и церкви. Вместе с Чертковым и Бирюковым подписал в 1896 г. воззвание о помощи преследуемым духоборцам, озаглавленное ‘Помогите’, за что был выслан в 1897 г. в Курляндскую губернию, где оставался до 1901 года, когда получил разрешение выехать ва границу. Вернувшись в Россию в 1905 г., установил тесные связи с различными сектантами. Написал ряд статей о русском сектантстве. Умер в Казакстане 22 июля 1931 г. Об И. М. Трегубове см. письма 1891 г., т. 66.
(2) И. И. Горбунов-Посадов, затрудняясь поехать к Черткову, с своей стороны рекомендовал И. М. Трегубова, как своего заместителя, который будет очень полезен Черткову в качестве его помощника в редакционно-литературной работе по издательству ‘Посредник’. Письма И. И. Горбунова к В. Г. Черткову от 30 апреля и 8 мая 1893 г. хранятся в АЧ.
(3) Слово мы написано по слову я.
(4) В день отъезда в Ясную Поляну Толстой решил взять с собой рукопись ‘Царство Божие внутри вас’ и закончил работу над ней 13 мая.
(4) В этот день он отослал ее Е. И. Попову с просьбой переписать вновь написанное и послать рукопись за границу переводчикам. См. письмо Толстого к Е. И. Попову от 13 мая 1893 г., т. 66.
(5) Абзац редактора.
(6) Ответ Черткова о здоровии А. И. Аполлова см. в примечаниях к письму N 338.
(7) Абзац редактора.

337.

1893 г. Мая 20. Я. П.

20 Мая. Ясн. Пол.

У меня впечатление то, что письма мои к вам были последние, и потому жду от вас известий, но кроме того еще и то чувство, что хочется общения с вами, и потому пишу вам.
Я (1) давно не испытывал того чувства свободы мысли, к[оторое] испытываю теперь, отослав последнюю главу. (2) Я заболел, и эта болезнь была последним толчком, оторвавшим меня от писанья. А то я до сих пор бы не кончил. И все недоволен — и с полным основанием — заключением. Одно, что утешает меня, так это то, что то, что мне хотелось сказать и я не досказал, если Бог велит, я скажу другой раз и в другом месте.
Теперь (3) я совсем здоров, — болезнь была небольшая желудочная лихорадка — и пересматриваю начала и примериваюсь к тому или другому делу, и истинно не знаю, какое нужнее, угоднее Богу, хотелось бы только этим руководиться. Вашей статьи о пол[овых] отн[ошениях] у меня нет. Я писал Попову, чтобы, если она у него, он бы выслал ее. Тоже подумываю и о науке и искусстве. Обещал еще предисловие к Мопасану и Амиелю. И то и другое можетъ иметь свою пользу. Предисловие к Мопасану в связи с статьей о пол[овых] отпош[ениях]. Да 4 начала повестей, кот[орые] тоже манят к себе.
Вот тут, когда стоишь перед таким выбором, ясно чувствуешь, как независима от нашей воли наша лучшая, важнейшая, высшая деятельность (как вы это мне как то совершенно справедливо сказали или написали), как добрая возможная наша деятельность есть только одна, как один тесный путь, а свобода есть только в выборе недоброго. Можно выбирать между воровством, грабежом, тщеславием, но в доброй жизни нет выбора, есть только отречение от своей воли и следование воле Пославшего, состоящей в служении ему. Свобода только в том, чтобы выбрать путь несвободы, отрекаясь от свободы, или обратное.
Так я это чувствую теперь по отношению той работы, которую мне следует избрать. И так как мне хочется быть свободным, то я и жду ясного указания несвободного пути. Разумеется, как и во всем, дьявол караулит нас на всех перекрестках, и можно ошибиться. Но я хочу сказать, что я только этим могу объяснить теперешнее свое невольное бездействие при сильнейшем желании не потратить даром даваемые мне пока пославшим меня последние дни, при привычке необходимости работать, чтобы не чувствовать слишком мучительно ложь окружающей меня и моей жизни, и при той привлекательности для меня всех зовущих меня к себе тем работы.
Вы знаете вероятно, что Маша и Лева уехали в Самару. Мы же с Таней едем завтра, 21, в Бегичевку, где пробудем около недели. Там все разъехались, а помощь продолжается, и я боюсь, что там путаница. Надо быть там и постараться довести до конца это мучительное и соблазнительное дело. Слышу, что у вас, т. е Галя и маленький здоровы. Очень радуюсь. Но очень, очень жалею милого Аполлова, к[оторого] мне так досадно и больно, что не удалось увидать в Москве.
Передайте мой привет Ив[ану] Михайлов[ичу].

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 102—103 и Б, III. Гиз, стр. 207. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘N 331’. Число 331 исправлено на 332.
(1) Абзац редактора.
(2) Т. Л. Толстая в письме от 1 мая 1893 г. писала Черткову о настроении Толстого после окончания ‘Царства Божия’: ‘Папа кончил свою книгу и послал конец Евгению Ивановичу в Москву. Он точно осиротел без этой привычной работы и без Маши, которая с Левой поехала в Самару’ (АЧ).
(3) Абзац редактора.

* 338.

1893 г. Мая 21. Я. П.
Сейчас получил ваше письмо, а вчера отправил свое. Как мне грустно за Аполлова и Барыкову. (1) Очень грустно. Такие близкие дорогие люди. Аполлову я напишу, если успею, сейчас, а Барыковой, к[оторую] я знаю с двух сторон, и с вашей, и со стороны Юнге, (2) ее и моей троюродной сестры, скажите, пожалуйста, от меня, что она мне много дала доброго, поддерживающего, бодрящего. (3) Напишите от нее и о ней.

Л. Т.

Рукопись исповеди (4) должна быть у Попова. Если нет, то я сыщу ее и пришлю.
Не успею написать толком Аполлову и посылаю это, как есть. Даром написал.
Мы сейчасъ едем с Таней в Бегичевку. (5)
Успею я или не успею написать Аполлову, а зовите его и посылайте к нам на кумыс, туда, где теперь Маша и Лева. (6)
Непременно посылайте. Я даже мечтаю сам поехать туда.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913 г., стр. 103. На подлиннике черным карандашом рукой Чорткова надпись: ‘Я. П. 21 мая 93 N 333’. Число 333 переделано из 332. Датировка Черткова подтверждается словами Толстого в комментируемом письме: ‘мы сейчас едем с Таней в Бегичевку’ — Л. Н. и Т. Л. Толстые уехали в Бегичевку 21 мая.
Толстой отвечает на письмо от 16 мая, в котором Чертков писал: ‘Дорогой Лев Николаевич, спасибо вам за ваши два добрые письма, одно по почте, другое с Трегубовым. Не могу сейчас писать вам обстоятельно, потому что уже поздно, а завтра рано уезжаю в Новороссийск к Барыковой, которая, кажется, при смерти. Вероятно буду в отсутствии около недели. Сейчас пишу только для того, чтобы вы знали, что мы живы. Гале гораздо лучше. Аполлов уехал к себе на родину в Костромскую губ., как он думает, месяца на два. Но он очень плох. Доктор признал начало чахотки и расстройство кишечника. Ему было бы хорошо съездить на кумыс, но трудно его уговорить. Пожалуйста напишите мне, есть ли какая-нибудь возможность ему попить кумыс в Самарском имении, принадлежащем вашей семье? Он, я думаю, скорее согласился бы поехать туда, чем в кумысное наведение. Главное же то, что он душевно как-то очень ослаб. Верит в медицину, опустился духом с тех пор, как доктор сказал ему, что у него начало туберкулеза, следит за своей температурой (у него ежедневная лихорадка) и то воображает, что он не поправится, то утверждает, что совсем здоров, стал раздражителен и т. п. Вследствие отсутствия энергии и ровности духа ему, конечно, хуже. Я уверен, что душевно и духовно ободрительное письмо от вас ему очень помогло бы в этом отношении. Это для его здоровья важнее всяких лекарств и лечений. Если будете писать, то адресуйте на мое имя для передачи ему. — Вчера я вернулся от Русанова на Воронежа, где пробыл день, чтобы взять у него его работу над сводом ваших мыслей. Здоровье его всё также. Духом он бодр и полон вами. Они теперь поехали в деревню.
— Ну пока до следующего письма. — (Если будете писать Аполлову, то коснитесь известных вам его писаний: это его ободрит.) —Пожалуйста, пришлите мне его ‘Исповедь‘, которая не была мне возвращена: она мне нужна. Если же она осталась в Москве, то поручите Ивану Ивановичу взять ее у того, кому вы ее дали, и выслать мне’.
(1) Резкое ухудшение в состоянии здоровья больных туберкулезом А. И. Аполлова и А. П. Барыковой, о котором писал Толстому Чертков, закончилось смертью обоих больных: А. П. Барыкова умерла 31 мая, а А. И. Аполлов в начале августа 1893 года.
(2) Екатерина Федоровна Юнге (1843—1913)—троюродная сестра Толстого, дочь гр. Федора Петровича Толстого, вице-президента Академии художеств, жена врача Э. А. Юнге, художница. Автор книги ‘Воспоминания Е. Ф. Юнге’, изд. ‘Сфинкс’, М. 1914. О ней см. т. 63, стр. 324.
(3) А. П. Барыкова (о ней см. примечания к письму 190 (т. 86) и к п. 267) была дочерью сестры Е. Ф. Юнге Марии Федоровны Каменской и приходилась таким образом не троюродной сестрой, а племянницей Е. Ф. Юнге и находилась в отдаленном родстве с Толстым. О личном знакомстве А. П. Барыковой с Толстым сведений не имеется, и вероятно Толстой имеет в виду литературную работу А. П. Барыковой и, в частности, ее сотрудничество в издательстве ‘Посредник’.
(4) Рукопись, которую Аполлов подал в 1889 г. ставропольскому епархиальному архиерею. В этой рукописи Аполлон рассказал историю своего внутреннего развития, выясняя путь, которым он пришел к отрицанию вероучения и обрядов православной церкви. Рукопись осталась ненапечатанной. В письмах Толстого к Е. И. Попову в мае 1893 г. упоминаний о ней не имеется.
(5) Толстой и его дочь Татьяна Львовна выехали в Бегичевиу 21 мая и вернулись в Ясную Поляну 26 мая. Поездка в Бегиченчу была вызвана желанием Толстого на месте определить наиболее целесообразное употребление накопившихся у него в это время денег, передаваемых в его распоряжение жертвователями в пользу голодающих.
(6) М. Л. и Л. Л. Толстые находились в это время в Бузулукском уозда Самарской губернии, где Толстым принадлежал участок земли. Они уехали туда в связи с болезнью Л. Л. Толстого, лечившегося там кумысом, и поселились на хуторе соседа по самарскому имению Толстых А. А. Бибикова. Толстой в письме к М. Л. Твлстой от 21—22 мая 1893 г. писал о болезни А. И. Аполлова и А. П. Барыковой: ‘Аполлов очень болен. Его надо послать на кумыс. Можно ли? Тоже больна, при смерти, Барыкова. Очень жаль’. В письме к А. И. Аполлову, написанном в конце мая 1893 г., Толстой советовал ему поехать на кумыс в Самарскую губ., предупреждая, что ‘содержание на кумысе вам ничего не будет стоить’. См. т. 66.

* 339.

1893 г. Июня 4. Я. П.

4 июня.

Получил вчера ваше письмо, но не получал еще статьи об искусстве. (1) Она в Туле по объявлению, и еще не б[ыло] посылки.
Боюсь, что не буду в состоянии исполнить ваше желанье. Сколько помню, там много неверного и неясного. Употреблю все старанье, п[отому] ч[то] очень хочется сделать то, чего вы хотите.
Вчера только прочел ваше письмо о состоянии (2) Барыковой и тутъ же с этой почтой прочел в ‘Нов[ом] Вр[емени]’ о ее смерти. (3) Очень жаль. Какъ она умирала и умерла, напишите все подробности.
У нас теперь Мария Алекс[андровна] Шмит, (4) и она рассказывала про смерть своей подруги Ольги Алексеевны. (5) Очень радостно. Она была довольна жизнью, постоянно радовалась и умирала без тоски. Просила последние часы читать ей (6) евангелие и ‘отче наш’. —
Очень (7) радуюсь мысли увидать вас. Я так и думал, что вы теперь придете к нам. Вчера прихал Кузминский (8) и говорилъ, что он ехал с Лиз[аветой] Иван[овной], к[оторой] передайте мою искреннюю любовь, так что теперь вы свободны, если только Галя и Дима здоровы. Я до июля не поеду в Бегичевку. Собирался я в Самару за Машей, но едва ли, даже почти наверное, не поеду, и если бы поехал, то телеграммой извещу вас.
Сейчас еду в Тулу получить вашу статью.
О половом соблазне очень хотелось бы написать. Постараюсь. (9) Я свободен. Начал было писать послесловие, да пока не идет. (10) Примеривался к художественной работе — совестно.
Много думал и думаю об искусствте (и науке). — (Это трудно, но должно разделить), и потому особенно боюсь, что не удовлетворюсь тем, что вы присылаете.
У нас теперь Евг[ений] Ив[анович]. Он едет к вам через Ге, как он говорил. Хотя он и не говорит этаго, я знаю, что он огорчен тем, что вы не отвечали ему на его письма, на к[оторые] ему, направляясь к вам, нужно, желательно бы иметь ответ. (11) Напишите ему или мне о ваших внутренних отношениях к нему.
Передайте мою любовь Ив[ану] Михайловичу. Как ему живется у вас и вам с ним?
Ну пока проищите. Привет вашим. Как хорошо, что Гале лучше. Авось она совсем окрепнет с годами. Я жду этого.
Что Матвей Ник[олаевич]? (12) Ни вы, ни он ничего не пишете про него. Наши вам кланяются.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 103 и 104. На подлиннике карандашная надпись рукой Черткова: ‘N 334 Я. П.’
Ответ на письмо от 29 мая, в котором Чертков писал: ‘Сегодня же вечером или завтра хочу написать вам обстоятельно, а там недельки через две, если бог даст, приехать к вам: моя мать будет здесь, а Гале настолько лучше, что я могу ее оставить. Видеть же вас я чувствую самую настоятельную и, как мне кажется, законную потребность. И потому прошу вас уведомить меня, когда вы вернетесь в Ясную и в том случае, если опять соберетесь прочь оттуда. — Оба ваши письма от 20 и 21 я получил. — Барыкову я застал очень слабою и по виду совсем умирающею, что подтверждает ее доктор. Говорят, скоротечная чахотка, но главное истощение сил от отсутствия питания, — она ничего не может есть. Теперь вся надежда на кефир, который я ей послал, вернувшись сюда. Духом она бодра и ясна, хотя до моего приезда, как говорят, она падала и расстраивалась духом. Она полна интересом к вам и вашему божьему делу, но уж (или еще) не в состоянии слушать чтение. Поручение ваше сообщаю ей с этою почтою. — Я послал вам мою компиляцию об искусстве и науке в неоконченном виде для того, чтобы постараться заручиться вашею санкциею, о чем прошу вас насколько можно убедительнее. Мне кажется, что в настоящее время нет надобности вам ни одного слова прибавлять к этой книге. Пусть лучше переварят эту первую порцию, а там дальше видно будет по тому впечатлению и отголоску в литературе, которые она вызовет. Предисловие же мое, как мне кажется, вполне достаточно мотивирует появление этих мыслей в форме компиляции, а не обработанной статьи. Очень, очень прошу вас, Л. Н. вернуть мне поскорее эту рукопись с разрешением окончательно сгруппировать неприведенную еще в порядок часть и издать. Вы этим окажете великую радость лично мне, существенную поддержку делу ‘Посредника’, и главное большую услугу читателям, искренно старающимся и у нас, и за границей, как сообщает Батерсби, разобраться в этом столь важном для многих вопросе. Эту же книгу со включением того, что у нас нецензурно, я послал бы тем переводчикам, которые, как Тернер и Ганзен, не получили вашего последнего писания, и это удовлетворило бы их. Главное, чтобы вы не начали пока вновь писать об искусстве, а позволили бы сначала ознакомить читателей с этою книгою в ее теперешнем виде, которая, как я имел уже случай в том убедиться, производит самое благоприятное и сильное впечатление на людей с разнообразными миросозерцаниями. — Если бы я мог повлиять на вас в том отношении, какой письменной работой заняться, то я всеми силами постарался бы убедить вас посвятить несколько дней половому вопросу, от невыясненного отношения к которому ежедневно гибнут столько людей… Мне жаль, что составленная нами книга, которую я вам вернул, не у вас. Но, быть может, это к лучшему, если только и без нее вы возьметесь за это изложение, так как в таком случае вы напишете независимо от всяких рамок, во всю и начиная с корня. По этой же причине мне не нравится мысль подойти к этому вопросу с такой частной стороны, как предисловие к плохому переводу Мопассана. Пока прерву это письмо. Целую вас, дорогой друг Лев Николаевич, не знаю, как вас благодарить за последние ваши добрые и содержательные письма, которые принесли мне много радости и пользы’.
(1) Толстой имеет в виду рукопись Черткова, являвшуюся компиляцией по преимуществу из неизданных в то время рукописей Толстого об искусстве. В предисловии к этому сборнику, оставшемуся неизданным, Чертков писал: ‘Собранные в этой книге мысли всецело принадлежат Л. Н. Толстому и приведены дословно так, как были им написаны. Но не им составлена эта книга: она представляет компиляцию из его писаний… Та часть этого сборника, которая впервые появляется в печати, вовсе не предназначалась автором к изданию в том виде, в каком она здесь составлена. Мы в ней сгруппировали вместе в разное время написанные отрывки, состоящие из отдельных мыслей, черновых набросков, начатых статей и вообще всякого разровненного материала об искусстве и науке, который нам удалось собрать в сохранившихся бумагах автора. Многие из этих отрывков остались таковыми по той причине, что сам он, не будучи ими удовлетворен, отложил их в сторону. Таким образом, между прочим, получилось несколько вариантов начала предполагавшейся, но недоконченной статьи. Варианты эти, нами сгруппированные вместе, значительно удлинили собственно вступительную часть изложения, но мы предпочли некоторое пожертвование взаимной гармонией частей исключению чего-либо ив имеющихся в наших руках отрывков, которые на наш взгляд заслуживают внимания’.
(2) Слово: состоянии написано по слову: дорогой.
(3) Толстой имеет в виду некролог А. П. Барыковой, напечатанный в газете ‘Новое время’ от 2 июня 1893 г. ‘N 6198, подписанный инициалами П. Б.
(4) М. А. Шмидт, проживавшая с 1889 года на Кавказе, где она вместе с своим другом О. А. Баршевой обрабатывала небольшой участок земли, в феврале 1893 г., после смерти О. А. Баршевой, отказалась от дальнейшей аренды этой земли. Проживши некоторое время у своих друзей, она в начале июня 1893 г. приехала в Ясную Поляну и сперва поселилась в крестьянской избе в деревне Ясная Поляна, а затем на хуторе Овсянниково, находившемся в 5 верстах от Ясной Поляны и принадлежавшем Т. Л. Толстой. В Овсянникове М. А. Шмидт жила, обрабатывая огород и занимаясь перепиской сочинений Толстого, до конца своей жизни.
(5) Ольга Алексеевна Баршева (ум. 8 февраля 1893 г.)—близкий друг М. А. Шмидт, служившая вместе с нею воспитательницей в Николаевском сиротском институте, познакомившись с учением Толстого в 1884 г. и начав разделять его взгляды, вскоре вместе с М. А. Шмидт оставила службу в институте, так как воспитание детей в духе церкви оказалось не совместимым с ее новыми религиозными взглядами. Поселившись вместе с М. А. Шмидт на Кавказе в 1889 г., работала на земле. Об О. А. Баршевойсм. т. 85, стр. 195, 196. В письме от 4 февраля 1893г. к Толстому, А. Н. Дунаеву и М. Л. Толстой М. А. Шмидт писала, что О. А. Баршева умерла в спокойном настроении и перед смертью улыбнулась и сказала ‘как хорошо’. (Е. Е. Горбунова-Посадова, ‘Друг Толстого Мария Александровна Шмидт’, М. 1929, стр. 49.)
(6) Написано: ее
(7) Абзац редактора.
(8) Александр Михайлович Куаминский (1844—1917) — муж сестры С. А. Толстой Татьяны Андреевны, с 1881 г. председатель петербургского окружного суда, с 1889 г. прокурор петербургской судебной палаты, с 1894 г. старший председатель киевской судебной палаты, впоследствии сенатор. О нем см. письма Толстого за 1878г., т. 62.
(9) По поводу рукописи Черткова со статьями о половых отношениях Толстой писал Е. И. Попову в письме от 17 мая: ‘Если Черткова статья о половых отношениях у вас, пришлите ее мне. Я теперь свободен. Попытаюсь сделать то, что нужно’. Толстой просмотрел рукопись и сделал свои пометки, но статьи для составленной Чертковым книги не написал. Предисловие к сборнику: ‘Тайный порок. Трезвые мысли о половых отношениях’, М. 1894, составлено Чертковым и датировано ‘Ржевск, февраль 1893’
(10) Толстой имеет в виду, вероятно, послесловие к книге ‘Царство Божие внутри вас’, которое он предполагал написать, но оставил эту работу неоконченной. Об этой работе Черткову сообщил Е. И. Попов, как это видно из письма Черткова к Толстому от 11 июня, в котором Чертков писал: ‘Мне очень понравилась ваша мысль написать послесловие к Царству Божию, насколько она мне понятна со слов Жени. Но конечно с этим нет надобности торопиться. Но оно устранит недоразумения и сделает невозможным перетолкования, и вместе с тем очень поможет искреннему читателю. Черновые отрывки начала этого послесловия, привезенные мне Женей, очень хороши и ясны’.
(11) Толстой имеет в виду некоторое охлаждение отношений, которое происходило в это время между Е. И. Поповым и Чертковым. В ответ на письмо Черткова к Толстому от 8 апреля (см. прим. к письму Толстого N 335), в котором Чертков приглашал Е. И. Попова приехать к нему в Ржевск, Е. И. Попов ответил Черткову письмом от 13 апреля, в котором писал, что неоднократно осуждал Черткова за его отношение к своему богатству, властолюбие и другие свойства характера, которые он ему приписывал, и потому, получив приглашение приехать в Ржевск, находится в нерешительности: ‘потому что не знаю — пишет он — хорошо ли было бы, если бы я поехал к вам, потому что на что я старался закрывать глаза относительно тебя, я не смогу скрывать от тебя, а это будет раздражать тебя и обоюдно нехорошо или по крайней мере тяжело’. Не получая ответа на это письмо и на следующее письмо от 26 мая, Попов писал Черткову 31 мая: ‘я не могу дождаться от тебя ответа на мои несколько писем и не знал, чему это приписать, твоему ли вообще поведению сейчас или твоему отношению ко мне, чего бы мне очень не хотелось. Я совершенно окончил свою работу и завтра уезжаю из Москвы и на свой страх, не дожидаясь твоего ответа, поеду через Ясную к Ге с тем, чтобы списать у него письма Льва Николаевича. Я бы очень хотел, чтобы ты хоть что-нибудь хоть не сам написал мне к Ге (АЧ).
(12) М. Н. Чистяков ответил на эти слова Толстого письмом от 3 июля, в котором писал о своем настроении и о впечатлениях от совместной жизни в Ржевске с И. И. Горбуновым, И. М. Трегубовым и Е. И. Поповым.
(13) На это письмо Чертков отвечал бездатным письмом, в котором писал: ‘А. П. Барыкова скончалась, не успевши получить того, что вы просили ей передать. Мы сообща с нею как раз успели отобрать все одобряемые ею стихотворения для полного сборника. Теперь мне хочется предпослать ему маленькую ее душевную характеристику с биографическими сведениями и выдержками из писем. — И. М. Трегубов занимается успешно и так усидчиво, что мы боимся, как бы он не прирос к стулу. Его помощь дает мне возможность передохнуть от текущих дел ‘Посредника’, что мне, надеюсь, будет на пользу. Гале гораздо лучше. — Очень радуюсь приезду сюда Евгения Ивановича, которого я очень люблю, несмотря на то, что, или вернее вследствие чего, я написал ему то обличительное письмо, которое, надеюсь, он вам покажет. Прав ли я или нет, но во всяком случае я думаю, что в таких случаях лучше откровенно высказываться. — Сейчас не могу писать подробно, и пока отошлю это’.

* 340.

1893 г. Июня 22. Я. П.
Получил в свое время ваше письмо N 1 и теперь 2-й.
Я, кажется, писал вам, что ваш ответ жандарм[скому] полк[овнику] мне очень понравился. (1) Также он понравился Булыгину, кот[орый], в это самое время, будучи у меня, переписывал свой отзыв в окружн[ый] суд, приговоривший его к штрафу в 50 р[ублей], или месяц гауптвахты, за устройство школы без разрешения. Очень тоже хороший отзыв, не имеющий другой цели, кроме того, чтобы заявить свою свободу и непричастность и неподчиненность добровольную к делам насилия. (2) —
То, (3) что вы говорите о цензуре, разумеется, справедливо, но мне очень жалко бы было Посредник, особенно теперь с его расширившейся программой. (4) А впрочем все это дело ваше личное и внутреннее, о кот[ором] судить можете только вы сами.
Письмо ваше Поше переслал. (5)
Ив[ан] (6) Ив[анович], верно, у вас, и верно у вас получит мое письмо (7) с тем, что я послал в ‘Revue de famille’, журнал J. Simon (8), статью (9), о письмах Зола (10) и Дюма. (11)
Насчетъ вашего намерения закрыть Посредник я только одно определенно думаю, это то, что опасно и вредно всегда бывает что нибудь предпринимать. Le non agir надо соблюдать. А le non agir в этом случае — не закрывание, но прекращение издательской деятельности. А еще то, что опасно делать себе простор для литературной деятельности: это такая, —когда она настоящая, не от нас зависящая деятельность, что трудно предвидеть ее. —
Скажите Евг[ению] Ив[ановичу], что я читал Вас[илия] Вел[икого] (12) и (13) с большой пользой. Что говорятъ или писали об этой книжке? Она хуже Тихона, но все таки очень хороша и полезна.
Прощайте пока, целую вас и всем вашим—привет.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 19.13, стр. 104. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘N 335 Я. П. 22 июня 93’, на основании которой датируется письмо.
Ответ на письма Черткова от 11, 15 и 16 июня, из которых последнее Чертков сам пометил, как N 2, а первое он просил Толстого пометить, как ‘N 1’. В письме от 11 июня Чертков писал: ‘Вчера и сегодня я так хорошо беседовал с вами, дорогой Лев Николаевич: самое большое мое душевное наслаждение — переписывать ваши письма ко мне и к другим, и медленно переживать сознанием то, что вы продумали и прожили настолько оформленно, чтобы выразить словами… Вчера и сегодня я переписал содержательное и вдохновенное ваше письмо к Бодянскому, которое он, спасибо ему, мне прислал, и к Рыбакову, которое привез мне Женя. …Так как вы интересуетесь всеми мелочами моей жизни, то посылаю вам копию с моей переписки с жандармским полковником. — Обстоятельству этому я не придаю никакого особенного значения, но так как статья Уст. Угол. Суд. производства, на которую он ссылается, трактует о ‘государственных преступлениях’ и я назван ‘издателем ‘Посредника’, то дело это меня интересует в отношении последнего’. В письме от 15 июня Чертков писал, что у него были прокурор и начальник жандармского отделения, которые раньше вызывали его явиться в волостное правление для допроса, в качестве свидетеля, но в виду его отказа выполнить их предложение, приехали к нему сами. — ‘Оказалось, что им нужны были от меня сведения о студенте Харьковского университета Штейнберге, присылавшем мне деньги для голодающих. Я его вовсе не знаю. (Но если бы и знал, то сознательно не сказал бы того, что могло бы содействовать насилию над ним.) Они были со мной очень любезны. А я мягко, но ясно высказал им кое-что хорошего, они не спорили, а прокурору, как мне казалось, всё время, было совестно. Говоря, между прочим, о вас, он сказал, что ‘ваше направление не преследуется, оно терпится, скажу более, слово его влияет и на представителей власти. К нам, тоже ведь не как к стенке горох, к нам тоже хорошее пристает и влияет на нас’. Меня это порадовало, но я сказал ему, что как это ни приятно слышать от человека в его положении, но к сожалению сомневаюсь, чтобы он так говорил, если знал бы ваши последние писания. Дал я им свои издания. Они торопились к поезду и остались только1/2 часа. Мы беседовали только урывками, и я жалел, что они так скоро уехали. Я подписал протокол, в котором записал на вопрос о вере, что ‘я крещен в православной вере, но в настоящее время не согласен с учением православной церкви’, — на вопрос о политических убеждениях и стремлениях несчастного, если он революционер, Штейнберга, что ‘даже если бы я и считал себя в праве ответить на этот вопрос, то не могу этого сделать, не зная его’ и т. п. А после их отъезда я почувствовал, что лучше и не писать, и не подписывать никаких протоколов, так как этим как бы принимаешь участие в их злом деле. — Я не об этом впрочем хотел вам писать, но о совсем другом. Но сейчас случай на ближайшую станцию, и я пользуюсь этим, чтобы послать этот отрывочек. — Мне не хочется упускать случая общения с вами, которое мне особенно дорого и нужно теперь — в период своей жизни, который я сознаю критический в смысле необходимости всё внутри переворачивать к лучшему…’
В письме от 16 июня Чертков, прилагая письмо к П. И. Бирюкову о своем намерении отказаться от ведения дел книгоиздательства ‘Посредник’, писал Толстому: ‘Пожалуйста, Лев Николаевич, прочтите и перешлите Поше прилагаемое письмо. Мне стали казаться такие вещи как то, что не следует самому представлять в цензуру произведения, так как это значит принимать участие или, вернее, признавать и пользоваться таким злом, которое не должно бы быть: всё равно, как деятельность Красного Креста на войне, относительно чего я до сих пор не был с вами согласен. — Вопрос этот еще не настолько для меня несомненен, как то например, что не надо участвовать в убиении курицы, хотя бы для спасения самого близкого человека от смерти, или в избиении саранчи, производимом ради того, чтобы она не съела того, что нам хочется съесть. Но мне хочется удерживаться по возможности на высшей ступени своего развертывающегося передо мною разумения, и потому чувствую, что мне необходимо сдать издательское дело другому, кто по своей совести может, не тормозя себя, признавать и пользоваться насильническими учреждениями. Кроме того меня всё определеннее тянет освободиться от всякого внешне обязательного дела, каков есть ‘Посредник’, для возможно большего приближения к внешней свободе для моей уже совсем назревшей иной деятельности, между прочим — писательской. А то даже в области ‘литературы’ я всё давлю под спудом то, что есть во мне с этой стороны лучшего. Хочу так писать вам урывками. Буду посылать простыми письмами, но номеровать. Вы же сообщайте мне о получении таких-то номеров. Предшествующее письмо о посещении меня властями считайте N 1. В. Ч.
Всегда целую вас, т. е. люблю всё больше и больше, и хочется любить всё больше и больше без конца’.
(1) Получив от начальника Воронежского губернского жандармского отделения предложение явиться в волостное правление в слободу Россошь 12 июня для допроса в качестве свидетеля, с извещением, что начальник жандармского отделения приедет в этот день в Роосошь, Чертков отправил начальнику Воронежского губернского жандармского управления следующий ответ: ‘Милостивый государь. Религиозные мои убеждения не позволяют мне добровольно принимать какое-либо участие в судебных делах, и потому я не могу исполнить вашего приглашения явиться в Россошанское волостное правление к допросу в качестве свидетеля.
Что касается моего издательского дела (‘Посредника’), то оно ведется мною открыто, и, в случае вашего желания, я охотно сообщу вам сведения о нем.
Живу я не в Россоше, а в тридцати верстах от нее, в хуторе Ржевске, где и намереваюсь пробыть 12-е число сего месяца.
Позвольте мне, милостивый государь, воспользоваться этим случаем для того, чтобы искренно пожелать вам всего действительно хорошего. С совершенным почтением В. Чертков’.
(2) Письменный ответ Булыгина на решение окружного суда по делу об открытой без разрешения администрации школы для крестьянских детей, оставшийся без последствий. См. прим. к письму N 324.
(3) Абзац редактора.
(4) Толстой имеет в виду расширение издательской деятельности ‘Посредника’ отделом изданий для интеллигентных читателей.
(5) Письмо Черткова к П. И. Бирюкову от 15 июня, в котором Чертков писал: ‘Только благодаря участию Ивана Михайловича [Трегубова], дело еще держится. Всё больше и больше чувствую, что мне надобно сдать это дело в другие руководящие руки, но кроме тебя никого не знаю, которому мог бы сдать со спокойной совестью. Если не придется сдать, то для дела (собственно издательского) будет жаль, а между тем, вероятно, скоро закрою ‘Посредник’, если не будеткому сдать’. Письмо это Толстой переслал П. И. Бирюкову с своим сопроводительным письмом (см. т. 66).
(6) Абзац редактора.
(7) Письмо Толстого к И. И. Горбунову, находившемуся в это время у Чертковых, к которым он приехал 16 июня.
(8) ‘Revue de Famille’. Annales de la vie contemporaine. Directeur Jules Simon. Журнал издавался с 1888 г. французским политическим деятелем и писателем Жюль Симоном (J. Simon, 1814—1896).
(9) Статья Толстого ‘Le Non-Agir’ (‘Неделание’), писавшаяся Толстым для одновременного издания по-французски и по-русски, была отослана Толстым для печати 18 июня, но затем, получив ее французский текст перед отсылкой в Париж, Толстой продолжал работать над ее переводов и над русским текстом, закончив эту работу 9 августа 1893 г.
(10) Эмиль Золя (1840—1902)—французский беллетрист, представитель натурализма в художественной литературе, автор многочисленных романов, в которых дается широкая картина социальной жизни Франции. О речи Золя к французской молодежи, приведенной в статье Толстого ‘Неделание’, см. комментарий к этой статье, т. 31.
(11) Александр Дюма (1824—1895)—сын драматурга и романиста А. Дюма, беллетрист и автор многочисленных пьес. Об его письме к редактору газеты ‘Gaulois’. которое Толстой приводит в статье ‘Неделание’, см. комментарий к этой статье, т. 31.
(12) Изданная ‘Посредником’ книжка ‘Душеспасительное наставление св. Василия Великого’, М. 1893.
Книжка эта была составлена Е. И. Поповым и подобно другим изданиям ‘Посредника’ этого рода имела целью дать такие выдержки из так называемых творений отцов церкви, которые содержали бы религиозно-этические наставления и в то же время не касались бы догматов и обрядов православной церкви.
(13) Зачеркнуто: очень

* 341.

1893 г. Июля 1. Я. П.
Мни ужасно совестно и досадно, что я затерял две ваши рукописи. (1) Пожалуйста простите меня об исповеди Апол[лова] я совсем не помню. Мне помнится, что я давалъ ее читать, и что она мне возвращена, но кто ее взял, или кому я ее дал, я решительно не помню. Поискать я попрошу, но уже искалъ в Москве и ее не нашел. (2) Рукопись же о пол[овых] отн[ошениях] (3) мне помнится — нынче я вспоминал — что я отдал кому-то прочесть в Москве, помнится, какому то молодому писателю из кресгьян. Можетъ быть, возвратят и я напишу Дунаеву, чтобы он спросил через Брашнина, (4) знакомого этих молодых людей.
От (5) Аполлова я вчера получил письмо в ответ уже на другое мое, (6) в к[отором] я его звал очень на кумыс. Он пишет, что очень плох, и для него немыслима поездка. Очень жаль. Но в духовном отношении письма оба хорошие, твердые.
Оглавление к главам очень хорошо сделать. Я на днях послал маленькую прибавку к 12-й главе. Мои помощницы (7) вероятно вам послали. Я их просилъ. Они теперь в Москве, на сватьбе племянницы Оболенской (8) и на днях, дня через два, приедут.
Хорошо и перерыв сделать. Статью о письмах Д[юма] и 3[ола] я еще не получил для просмотра, но она переведена уже и послана в Париж. Хотя он, Villot, (9) из Петербурга и пишетъ мне, что я могу сделать изменения и послать в Париж, я боюсь, что не успею, и это будет досадно, п[отому] ч[то] есть резкости по отношению Зола, к[оторые] надо смягчить, и некоторые мысли, которые надо уяснить. Нынче думаю получить и перевод, и статью, послал на почту.
Писать (10) ни за что не взялся. В статье об искусстве, — пописал и запутался. И теперь в мыслях больше занятия художеств[енным], именно: ‘Кто прав’. (11) Дети богатых среди голодающих. Очень мне нравится. Но не пишу. Третий день кошу и с большим удовольствием. —
Все, что пишете о своем устройстве жизни, об оовобождении себя от полудуховных занятий для возможности работать побольше для себя, поменьше брать чужой работы и быть больше свободным духовно, со всем этим я согласен. У нас, богат[ых] людей, много этого греха и соблазна —жить чужим физическ[им] трудом, и его-то надо исправлять, как можно.
Привет всем друзьям. (12) Прощайте пока.
1 июля.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 104—105. На подлиннике надпись Черным карандашом рукой Черткова: ‘N 321. Ясная Поляна. 30 июня 93 г.’ Переделано рукой Черткова: ‘324’ на ‘326’, ’30 июня’ на ‘1 июля’.
Ответ на письмо от 26 июня, в котором Чертков писал: ‘Дочитали мы всю XII заключительную главу вашей книги, и на всех она произвела сильное и глубокое впечатление. Она превосходна. Вообще я уверен в том, что книга эта сделает свое большое дело, и я за нее благодарен Тому, Кто ее вам внушил и помог написать. — Я просил Женю составить подробное оглавление каждой главы, и он это делает. Мне кажется, что необходимо будет дослать это оглавление переводчикам, равно как и указать на такие отделы длинных глав, которые следует начинать, пропуская одну строчку: этот прием принят в иностранных изданиях и очень облегчает читателя. Когда мы это кончим, то пришлем вам. — Меня очень интересует то, как отнесется наше правительство к этой книге: думается, что одно из двух: или она повлияет, или же вызовет преследования. Бесследно пройти она не может. — Из вашего письма я вижу, что вы последнее время занимались статьей по поводу писем Зола и Дюма (ее Ваня еще не получил) . А как подвигается ваша работа об искусстве? Если произойдет с ней то, что вы называете ‘запутаться’, то пришлите ее мне: я распутаю и отошлю вам в порядке. Говорю так уверенно, основываясь на вашем намерении оставить эту работу в виде компиляции отдельных мыслей, не обрабатывая в последовательную и связную статью. Читали ли вы в последней ‘Книжке Недели’ статью Оболенского ‘В чем спасение?’ и Меньшикова ‘Литературная хворь’? Первые две страницы первой (154, 155) и вторая глава последней (187—190) заслуживают внимания, как хорошее выражение наиболее ходячего взгляда на преимущество художественного выражения мысли. И если вы с этими мыслями, разделяемыми большинством, несогласны, то стоило бы сказать, почему именно— в той книге об искусстве, которая теперь у вас под руками. С своей стороны мне было бы жаль, если бы вы совсем похоронили художественную форму, так как хотя я и не отдаю ей безусловного преимущества, и думаю, что бывают настроения и времена, когда надобно говорить прямо и просто, тем не менее чувствую, что в известных случаях и художественная форма в литературе бывает не только уместна, но положительно ничем не заменима. — Как ни стараюсь я утешить себя в том, что у вас затерялась наша рукопись о половом вопросе, меня это мучает и не дает покоя, так как мне кажется, что без нее вы вовсе не соберетесь написать того, что так нужно об этом, и что вам легко было бы высказать в виде заключения к нашей книге. Женя думает, что рукопись осталась в ящике вашего письменного стола в Москве. Нельзя ли попросить кого-нибудь, например, Дунаева, сходить посмотреть и выслать вам, если там найдется?
Очень, очень хотелось бы пустить эту книгу в обращение, потому что я хорошо знаю и ежедневно получаю подтверждение того, как она нужна…
Прошу вас также, Лев Николаевич, попросить кого-нибудь ив ваших детей сделать всё возможное для того, чтобы отыскать и вернуть мне исповедь Аполлова, которую я вам послал для прочтения. Мне хотелось бы ее сохранить у себя, о чем просил меня и Аполлов, которому было неприятно узнать, что она списана и ходит по рунам в Москве. Ваня видел одну копию у Страхова, который, быть может, знает, где находится оригинал… Что касается до ‘Посредника’, то вы, разумеется, правы, и мне самому было бы слишком жаль его закрыть. Я думаю поступить так: сдать всю корреспонденцию и деловые сношения Ване, который взял бы себе в помощники И. М. Трегубова, а я с Галей, которая следит за всей текущей литературой, сохранили бы только выбор материала для издания. Если бы при этом и пришлось мне кое-что редактировать, писать иногда вступления, уведомления и т. п., то всё ж таки это не так поглощало бы всё мое время, как теперешнее мое заведование всеми текущими делами и сношениями. — Я хорошо понимаю то, что вы говорите о нежелательности нарочно освобождать себе время для литературных работ. Но я главным образом вовсе не для этого хочу освободиться, а для ручного труда и более деятельного участия в непосредственно окружающей меня жизни, так как только при этом условии вижу я какую-нибудь возможность ясно сознать всё безобразие своего положения и постараться, на сколько от меня зависит и на сколько я в силах, его изменить. Работа же письменная, моя личная, назревающая и требующая от меня осуществления, шла. бы параллельно с этим и воодушевляла бы меня…’
(1) Рукописи ‘Исповеди’ Аполлова и статьи Черткова о половых отношениях вскоре нашлись, как это видно из бездатного письма Т. Л. Толстой к Черткову, написанного в начале июля. В том же письме Т. Л. Толстая писала о работе Толстого над статьей ‘Non agir’, упоминаемой в комментируемом письме: ‘Рукопись Аполлона и ваша о половых отношениях—у Маши, первую пришлем вам, вторую дадим папа. Он сегодня огорчен тем, что полученный им перевод статьи по поводу Дюма и Зола оказался невозможно плохим. Ему приходится с помощью нашего француза всё переводить вновь. Статью эту ‘Revue de Famille’ и ‘Северный вестник’ хотят выпустить к 1 августа. Теперь же вряд ли они успеют’ (АЧ).
(2) Об этой рукописи см. прим. к письму N 338.
(3) Об этой рукописи см. прим. к письму N 339.
(4) Иван Петрович Братнин (1826—1898)—московский купец, друг А. Н. Дунаева, с конца восьмидесятых годов, разделявший взгляды Толстого. О нем в связи с его смертью см. письмо Толстого к А. К. Чертковой от 30 марта 1898 г., т. 88.
(5) Абзац редактора.
(6) Толстой имеет в виду свое письмо А. И. Аполлову от 20 июля, в котором он вторично советовал ему поехать в Самарскую губернию лечиться кумысом. См. т. 60.
(7) Т. Л. и М. Л. Толстые.
(8) Мария Леонидовна Оболенская (р. 1874)—дочь кн. Леонида Дмитриевича Оболенского и Елизаветы Валериановны Толстой, внучка сестры Л. Н. Толстого М. И. Толстой, вышедшая замуж за Николая Алексеевича Маклакова (1871—1918), состоявшего министром внутренних дел в 1912—1915 гг.
(9) Villot (Г. Вилло), переводчик, писал Толстому в письме от 29 июня, что, получив статью Толстого для перевода, спешно перевел ее и отослал в ‘Revue de Famille’, копию же посылает ему для просмотра. ‘Смею надеяться’ — писал Villot — что перевод заслужит вашего одобрения, но если вы найдете нужным сделать исправление в самом подлиннике и в переводе, я бы просил вас известить меня об этом и прислать те страницы (подлинника и перевода), в которых вы желали бы произвести `ти изменения. Это позволит мне произвести нужные исправления в Париже… Думаю, что, перечитав ее на французском языке, вы не найдете нужным вносить особые поправки. Я бы хотел, чтобы перевод был опубликован в августовском (1 августа) номере журнала’ (АТБ).
(10) Абзац редактора.
(11) О рассказе Толстого ‘Кто прав?’ см. прим. к письму N 296.
(12) В Ржевске в это время находились Е. И. Попов, И. П. Горбунов, И. М. Трегубов и М. Н. Чистяков.

* 342.

1893 г. Июля 20. Я. П.
Письмо ваше получил в Бегичевке и, т[ак] к[ак] я здесь бываю более занят, то и не успел ответить. (1)
(2) Что Дрожжин? (3) Страшно читать. Точно, как черкесы мучали пленных. Поучительно в том отношении, как жестокость его мучителей есть только некоторая степень жестокости всякого станового, губернатора, военного, и как можно каждому дойти до этого. Дай Бог вам помочь ему.
Победоносцев (4) писал мне, (5) а не жене. Слова его были те, кот[орые] я упомянул в статье. Не могу догадаться, как вы хотите воспользоваться этими словами. Если не в письме ко мне, то может быть он сказал это Страхову, а Страховъ, через кот[орого] я посылал письмо к Государю, передавал мне в письме слова Победоносцева.
Рукописи (6) вы знаете, что нашлись, и вероятно вы их уже получили. (7)
На вопрос ваш не могу сейчас ответить. Основание моей мысли то, что то дело божие, к[оторое] делается через нас, мы, зная его цель, общий характер (царства божия), мы никогда не знаем вполне, как оно делается. И потому, когда нам кажется, что совершается нечто, мешающее совершению этаго дела, то это происходит от того, что мы считаем делом божиим то, что не есть дело божие, и не видим настоящего. Мальчик играет в стружки и думает, что столяр их делает, а столяр кончил работу и сжег стружки.
Теперь все переделываю статью о З[ола] и Дюма. (8)
На обороте: Воронежской губернии станция Россоша
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 202. Письмо на бланке закрытого письма (‘секретка’). На подлиннике помета Черткова черным карандашом: ‘N 337. Я. П. 21 июля 93’. Почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 21 июля 1893 г.’, ‘почт.-тел. Контора Россоша 24 июля 1893 г.’. Датируется днем, предшествующим почтовому штемпелю отправления.
Ответ на письмо от 6 июля, в котором Чертков писал: ‘На-днях я получил от Хилкова письмо о Дрожжине, содержащемся в Воронежском дисциплинарном батальоне. Я думал, что его увезли из Воронежа. Тотчас же мы снарядили в Воронеж Женю узнать про него и — кто начальство. Сегодня Женя вернулся. Держат Дрожжина так строго, что он почти из камеры не выходит. Доступ к нему невозможен. Он приговорен к 6 лет дисциплинарного батальона, но там больше 2-х не сохраняют здоровья, следовательно, это равносильно медленной казни. Я решился сделать всё, что могу, для облегчения его участи. Хочу написать о нем записку и попросить Воронцова показать ее государю. Для получения самых точных сведений завтра провожу до Воронежа Ваню, возвращающегося в Москву, и в Воронеже наведу справки. Врач дисциплинарного батальона, оказывается, мой старый знакомый. Когда окончу свою записку, то пришлю вам для просмотра. Хочу написать, как можно короче, яснее и убедительнее, главным образом ходатайствую об этом частном случае, но попутно касаясь жестокости таких преследований вообще. — Пожалуйста, Лев Николаевич, сообщите мне приблизительно подлинные слова Победоносцева о том, что его Христос не ваш Христос, —собственно, как он своими словами определяет своего победоносного и торжествующего Христа. Это, кажется, было в одном его письме к вашей жене. Мне очень хотелось бы воспользоваться его подлинными словами для одного сложившегося во мне места этой записки…. Как хорошо и ясно вы высказались в вашей книге о свободе воли. Меня до сих пор не удовлетворяли никакие суждения об этом важном предмете. Ваше же выяснение его меня теперь вполне удовлетворяет. И для меня большое облегчение, что с этой стороны для меня теперь ясно. Спасибо вам. — Присланная вами вставка очень хороша и удачно выражена… Таи как вы не отказались в двух словах ответить мне на последние мои подобные вопросы и очень мне этим помогли, то решаюсь сообщить вам тот, который в связи с моею внутреннею жизнью меня сейчас особенно занимает, и попросить нас опять таки хотя бы полунамеком ответить на него. В ‘О жизни’ вы обмолвились замечанием о том, что человек умирает не от внешних причин, а от того, что для него прекратилась возможность дальнейшего развития разумения, т. е. всегда своевременно. Также вы, да и другие духовно настроенные, не раз высказывали мысль, что ничто не может пропасть (например, при похищении людьми враждебными писания, представляющего результат продолжительной и напряженной духовной работы). Я с своей стороны чувствую, что это верно, но не могу обосновать этого чувства. На чем у вас основывается ваша уверенность в таном отсутствии случайности и несомненной своевременности таких явлений, как смерть, пропажа результата труда и т. п.? Пожалуйста скажите мне’.
Об этом письме Черткова Толстой писал С. А. Толстой в письме от 15 июня: ‘Поразительно письмо Черткова и Попова о Дрожжине. Ни будет таких людей, никогда узел не развяжется, а когда есть эти люди, становится страшно, особенно за мучителей’ (ПЖ, стр. 450.)
(1) Л. Н. Толстой вместе с Т. Л. Толстой поехал в Бегичевку 10 июля и пробыл там до 19 июля. Поездка эта была вызвана необходимостью закончить работу по организации помощи голодающим и ликвидировать столовые, которые можно было закрыть к тому времени, когда крестьяне могли приступить к сбору нового урожая.
(2) Абзац редактора.
(3) Евдоким Никитич Дрожжин (1866—1894) — сын бедного крестьянина Суджанского уезда Курской губ., сельский учитель. В 1889 г., познакомившись с Д. Л. Хилковым стал разделять многие взгляды Толстого. В сентябре 1890 г. арестован по обвинению в распространении нелегальной брошюры ‘Сказка о 4-х братьях’ и находился в заключении до апреля 1891 г. В августе 1891 г. отказался от военной службы. Несмотря на отказ от присяги, Е. И. Дрожжин был зачислен в солдаты, но вследствие отказа обучаться военным приемам, был предан военному суду и в сентябре 1892 г. приговорен к двухлетнему заключению в дисциплинарном батальоне. Будучи доставлен, вместе с другим, отказавшимся от военной службы, Н. Т. Изюмченко, в Воронежский дисциплинарный батальон, Дрожжин, продолжавший настаивать на своем отказе от военной службы, неоднократно подвергался заключениям в карцер, причем эти аресты сопровождались лишением пищи. В январе 1893 г. за отказ от выполнения распоряжений начальства был приговорен к продлению срока заключения в дисциплинарном батальоне на три года (до 1897 г.), заключен вновь в карцер в мае 1893 г. за повторный отказ от присяги, приговорен еще на 3 года заключения в батальоне (до 1900 г.) и, не вынеся тяжелых условий, заболел туберкулезом. Летом 1893 г. Чертков добился свидания с Дрожжиным и затем поддерживал отношения с ним до его смерти. В августе 1893 г. Е. Дрожжин был вновь судим военным судом и приговорен еще к трем годам заключения в дисциплинарном батальоне (до 1903 г.). Вследствие почти непрерывного заключения в карцере, в крайне тяжелых условиях, болезнь Е. Н. Дрожжипа значительно обострилась. В декабре Дрожжин был признан негодным к военной службе и в январе отправлен в больницу Воронежской губернской тюрьмы, где вскоре и умер. О Дрожжине см. письма Толстого к Дрожжину (т. 66) и Послесловие Толстого к книге Е. И. Попова ‘Жизнь и смерть Е. П. Дрожжина’ (т. 31).
(4) Абзац редактора.
(5) После убийства Александра II Толстой обратился к Александру III с письмом, в котором доказывал, что, как христианин, царь должен простить обвиняемых по делу о цареубийстве, и просил обер-прокурора синода К. II. Победоносцева передать это письмо.
К. П. Победоносцев, получив через Н. Н. Страхова письмо Толстого с просьбой передать царю, отказался выполнить эту просьбу и через три месяца, 15 июня, ответил Толстому письмом, в котором писал: ‘Прочитав письмо ваше, я увидал, что ваша вера одна, а моя и церковная другая, и что наш Христос — не ваш Христос. Своего я знаю мужем силы и истины, исцеляющим расслабленных, а в вашем мне показались черты расслабленного, который сам требует исцеления’. (См. т. 63, стр. 59.) Толстой в книге ‘Царство Божие внутри вас’ не приводит этих слов Победоносцева, но вероятно имел их в виду, когда писал. ‘Если бы все люди знали, что церковь проповедует Христа, казнящего и не прощающего и воюющего, то никто бы не верил в эту церковь и некому было бы доказывать то, что она доказывает’. См. ‘Царство Божие внутри вас’, изд. ‘Свободное слово’ A Tchertkoff, Christchurch 1902, стр. 13.
(6) Абзац редактора.
(7) Об этих рукописях см. прим. 1 к письму N 341.
(8) Статья ‘Неделание’.

* 343.

1803 г. Августа 23. Я. П.
Получил ваше второе письмо, милый друг, и очень огорчен известием о болезни вашего маленького. Меня пугают особенно поносы, потому] ч[то] тут начинаются обыкновенно лечения через желудок больного желудка, и доктора опаснее болезни.
Недавно я прочел в одной английской газете очень верное рассуждение об историческом ходе лечении. Первое — местное лечение больного места: массаж, мази, растирания, припарки, второе — приемы лекарств в желудок, чтобы оттуда они поступали в кровь, третье — вспрыскивание в самую кровь, и четвертое — воздействие на нервы духовными средствами. Я думаю,- что самые действительные средства первое и последнее. Первое такое, к которому тянет физический инстинкт, и которое, — как массаж и тепло, — доступно всякому, последнее такое, к кот[орому] влечет духовное стремление, — я разумею бодрое, веселое, преданное воле Бога расположение, и тоже всем доступное.
Я перечел после вас книгу Evans’а. (1) В ней много прекрасного. Только он хочет слишком многого и от того подрывает доверие. Я думаю, что надобно бы сказать, что едва ли в среднем не 50%, иногда больше, иногда меньше, в каждом страдании (2) зависит от духовных причин, и вот эти 50% все могут быть устранены духовным лечением, (3) не говоря уже о том, что оно исключает возможность вреда. Это по крайней мере несомненно.
Я бы растирал животик, держал в тепле — компрессы. Как можно меньше, но как можно жиже и питательнее давал бы есть — молоко, и старался бы поддерживать его в бодром и веселом состоянии, отвлекая сколько возможно его внимание от его болезни. Ничего нет хуже, даже для маленького, я помню это по себе, —давать лекарство горькое, уверяя, что оно горько, но поможет. Примешь и ждешь и прислушиваешься к боли, и если оно не помогает, то раздражаешься, считаешь себя обманутым. Ну, да Бог дастъ, вы мне напишете сейчас же, что ему уже лучше.
Тоже хрустко мне б[ыло] узнать, что вы были нездоровы. Я чувствую себя отчасти виною в этом нездоровьи.
Страхов (4) теперь у нас. Я его очень просил о ‘книге о книгах’, и он обещал дома, в П[е]т[ер]б[ур)ге, куда он едет нынче, заняться этим и нам сообщить. (5)
(6) Здесь Кузминский и его жена, читая 12-ю главу, нашли в ней неточности и предложили мне изменения, на кот[орые] я согласился, и рад этому, п[отому] ч[то] враги придрались бы к неточностям, чтобы считать себя в праве не принять ничего. (7) Мы написали список поправок и послали трем переводчикамъ. (8) Они уже получили. На днях пошлемъ вам.
Дай вам Бог вамъ обоим, Ан[не] Конст[антиновне] и вам, всего хорошего.
Лиз[авета] Ивановна с вами ли? Если да, то передайте ей мое уважение и любовь.

Л. Т.

Видите, как перо ваше хорошо пишет. (9)
Письмо Золотареза (10) Таня вышлет.
Публикуется впервые. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘Я. П. 23 авг. N 338’. Дата эта подтверждается записью в Дневнике Толстого от 23 августа: ‘написал… Черт[кову]’.
Ответ на письма Черткова от 7 и 16 августа. В первом из этих писем Чертков писал: ‘. ..С своей стороны я про вас думаю так, что вы еще долго проживете на земле, так как еще очень нужны, и много дела вам предстоит. Я думаю, что перед вами еще много впереди на земле, много нового и радостного, как в области мысли, так и внешней жизни. Таково мое чувство, и я думаю, что любовь, которую я имею к вам, дает мне право полагаться на это чувство. Я думаю, что вы еще побываете в равных местах и обстановках, и много нового и хорошего переживете. Во всяком же случае прошу вас, дорогой Лев Николаевич, не отдавайтесь этим предчувствиям скорой смерти, это нехорошо: нам вообще не дано ничего знать вперед, и в этом отношении мы знаем еще меньше, чем в других. Достаточно того, что вы готовы к смерти, но дальше этого не позволяйте себе итти в вашем сознании’.
Во втором письме Чертков писал: ‘Сейчас пишу вам опять только для того, чтобы сообщить вам, что мы приехали к матери в Ливиновку на один день, а тут мальчик наш заболел поносом, и мы задержались. Первые два дня у него был довольно сильный жар, который теперь спал. Но полное расстройство желудка продолжается…’ Комментируемое письмо явилось первым после пребывания Черткова в Ясной Поляне, куда он ездил в конце июля и где пробыл до 3 августа и, по-видимому, частично связано с разговорами, которые вели Толстой и Чертков при этом свидании.
(1) ‘The divine law of cure’ by Evans, Boston 1884 (Эванс, ‘Духовный закон лечения’). Толстой читал эту книгу в 1889 году (см. запись в Дневнике Толстого от 12 ноября 1889 г.), соглашался с мыслями автора о том, что в болезнях имеют большое значение духовные причины, и считал, что течение болезни в известной степени зависит от духовного состояния больного.
В августе и сентябре 1893 г. Толстой перечитывал книгу Эванса, по-видимому, в связи с предположением издать ее в ‘Посреднике’, и дал о ней обстоятельный отзыв, изложенный в письме сотрудницы ‘Посредника’ Е. И. Баратынской к Черткову от 2? сентября: ‘Лев Николаевич вообще не советует пока переводить ‘ The divine law of cure’. Он долго читал и много думал, многое ему очень нравится и он было совсем решил, что стоит переводить, потом, поразмыслив окончательно, говорит, что нет. Он находит, что Эванс слишком хочет доказать, что он думает, чем не достигает цели, так как дает этим повод противникам обличить его в несостоятельности, компрометирует самое учение, за которое стоит, и еще Льву Николаевичу не нравится, что он склонен свести всё к наложению рук’ (АЧ).
(2) Зачеркнуто: прибавляется
(3) Эта мысль высказана в Дневнике Толстого от 23 августа почти в тех же самых выражениях: ‘в каждой болезни есть доля духовного страдания. Эта доля может быть различна, от 80 до 10, но, скажем, она 50%. Вот эти-то 50®/о могут быть устранены духовным лечением’. О том же Толстой писал в письме к М. Ф. Кудрявцевой от 24 августа 1893 г. (См. т. 66.)
(4) Абзац редактора.
(5) По сообщению А. К. Чертковой, Толстой ‘насколько помнится, просил Н. Н. Страхова составить списки лучших книг для чтения по разным вопросам жизни, а так же и беллетристики, с кратким отзыве о каждой из них. Работа эта оставалась невыполненной’.
Возможно, что Толстой имеет в виду рекомендательный указатель ‘Книга о книгах’. Толковый указатель для выбора книг по важнейшим отраслям знаний, под редакцией И. И. Янжула, в двух частях, изд. Тихомирова, М. 1892.
Толстой мог советовать Н. Н. Страхову предпринять работу аналогичного типа, но с иным выбором книг, чем тот, который сделан И. И. Янжулом и его сотрудниками. В письмах Н. Н. Страхова к Толстому за 1893 г. сведений об этой работе не имеется.
(6) Абзац редактора.
(7) А. М. и Т. А. Кузминские, читая 12-ю главу книги ‘Царство Божие внутри вас’, обратили внимание Толстого на некоторое сгущение красок при изображении наказаний, применяемых при крестьянских волнениях, и на одно место в XIII главе, касающееся действий подавлявшего крестьянские беспорядки тульского губернатора Зиновьева. Толстой записал об этом в своем Дневнике от16 августа: ‘Вчера Соня и Кузминские читали и указали мне на неточности: 1) то, что вешают в деревне, 2) что всегда секут, 3) обиды Зиновьеву (Зиновьев прочел в Штокгольме и очень обижен, оскорблен, озлоблен)’.
(8) Переводчики книги ‘Царство Божие внутри вас’: Изабелла Гапгуд, которой было предложено перевести книгу на английский язык, но которая затем от этой работы отказалась. Р. Лёвенфельд, переводивший на немецкий язык для книгоиздательства Киршнера, и Гальперин-Каминский, переводивший на французский язык.
(9) Самопишущее (наливное) перо, полученное Чертковым из Англии и подаренное им Толстому.
(10) Василий Петрович Золотарев (р. 18661—сын черниговского купца старообрядца, в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов разделявший взгляды Толстого и неоднократно у него бывавший. О нем см. т. 86, стр. 251 и т. 64.

* 344.

1893 г. Сентября 4. Я. П.
Я очень рад былъ получить от вас письмо, дорогая Анна Константиновна. Как хорошо, что маленький Дима поправился, и что вы так освободились, настолько освободились от соблазна лечения.
Вы жалуетесь, что слабы и не можете работать. Да что же делать, коли не могу летать, какъ птица. Ведь мы не жалуемся на это, только п[отому], ч[то] не летали прежде. Но жаловаться на то, что я не могу больше делать того, что прежде делал, если не могу, также неразумно. Все, что можно делать, это таким, какимъ есть, отречься от своей воли и отдаться воле пославшего. Может быть, Ему нужно, чтобы я ничего не делал и был бы соблазном людям.
Я это пишу и вам, и о себе: за последнее время (кажется со времени отъезда Вл[адимира] Гр[игорьевича], я ничего не делаю. Начинал, а теперь даже не сажусь к столу. А ем, сплю, пилю дрова. Не могу ничего делать, а делать, т. е. писать нарочно, не от того, что не могу иначе отделаться от мыслей — не могу. (1)
Начал было я отвечать на письмо редактора и члена общества немецкого этической культуры (2) на присланные мне и очень хорошо поставленные вопросы: 1) что есть религия? и 2) возможна ли нравственность независимая отъ религии, как я понимаю ее? — И ответ мне казался ясен и важен, но не могу писать.
Кроме того я был с неделю тому назад болен моей обычной болью живота. Продолжалось резко два дня и теперь прошло, и на душе хорошо, как всегда бывает лучше после страданий. И я начинаю привыкать к этой праздности. Ведь может быть каждому из нас придется доживать десятки лет без силы служить людям так, какъ бы мы хотели, но силы на то, чтобы желать и говорить людямъ, хоть некоторым, хоть изредка, то, что говорил по преданию Иоанн, — любите друг друга, (3) — на это всегда достанет сил. А если и делать это, то что же можно сделать большого?
Мне (4) тоже жалко, что В[ладимир] Г[ригорьевич] отдалъ Посредник. (5) И не столько за Посредник, сколько за него. Они так родились вместе и слились, что им не следует разлучаться. Я писал о ‘не делании’, но ‘не делание’ нужно, главное, когда приписывается особенная важность деланию, а как и был Посредник — это было только наилучшее занятие в том неестественном и осуждаемом самим положении, в кот[оромъ] находился. Наилучшее употребление незаконного, уже существующего досуга. Если ему В[ладимир] Г[ригорьевич] приписывал большее значение (а он и я невольно мы приписывали ему большее), то это был грех, и лучше опомниться.
Прощайте пока. Любящий вас

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 105—106 и Б. III, стр. 211. На подлиннике надпись чернилами: ‘4 сент. 1893’, черным карандашом: ‘N 339’. Дата определяется записью в дневнике Толстого от 4 сентября: ‘написал… Чертковым’.
Ответ на письмо В. Г. Черткова от 26 августа и А. К. Чертковой от 27 августа. В письме от 26 августа Чертков писал: ‘Димочка совсем поправился, и хотя очень похудел, так как был довольно сильно болен, но быстро поправляется и крепнет. Поправился он, я в том уверен, главным образом, потому что мы его, слава богу, вовсе не лечили, несмотря на соседство в Лизиновке и врача, и аптеки. Если бы мы его лечили, то он был бы болен и до сих пор… Рассчитываю, что мне будет совсем хорошо, когда я заживу той физической трудовой жизнью, возможность которой открылась для меня со сдачею руководства ‘Посредником’. Эти дни я больше занимался сдачею дел Ив. Мих. Трегубову, который едет в Москву. — Я провожаю его до Воронежа и пишу вам из поезда. Иду я для того, чтобы постараться еще раз повидаться с Дрожжиным и во всяком случае выяснить, как к нему теперь относятся. А то, судя по последним письмам его, как будто стали к нему строже. Главное же, я в эту поездку хочу окончательно выяснить для себя, писать ли мне то письмо о нем, о котором мы с вами говорили. Хочу освежить впечатление, да и свезти ему книги для чтения и устроить еще кое-какие мелочи, относящиеся до его удобства. Письма его я списываю в тетрадь и доставляю вам для прочтения, но прошу не списывать, так как он этого не желает. Меня беспокоит поэтому судьба той копии с его письма, которую послал вам Женя, и которую вы должны были получить после моего отъезда, а также список с его первого письма, снятый М. А. Шмидт и ее друзьями. Пожалуйста верните мне и то, и другое, и если были еще копии, то удостоверьтесь в том, что их уничтожили’. А. К. Черткова в письме от 27 августа писала Толстому, в ответ на его предыдущее письмо N 343. ‘Как я вам благодарна и как я рада, что всё больше и ближе к вам чувствую себя в вопросах для меня самых тревожных. Ах, если бы вы знали, как я казнюсь и мучаюсь за прошлое…’
Далее, касаясь передачи Чертковым дела редактирования изданий ‘Посредника’ П. И. Бирюкову, А. К. Черткова писала: ‘Мне очень жаль, что Дима оставил редакторство ‘Посредника’, хотя сознаю, что временно это необходимо сделать, для того, чтобы ему остановиться и одуматься, собраться с мыслями, он слишком разбросался этот год. Но вообще жаль и грустно, точно кто-то умер в доме: всё вынесли, увезли, грустно право. Отчасти я обвиняю себя, если бы я могла работать и помогать так, как первые годы, то наверное Дима не устал бы так, но я совсем плохая работница последние 4 года: голова очень ослабела, память плохая стала, в особенности мешает умственной работе какая-то головная темнота от чтения, письма и даже сосредоточенной мысли, не говоря уже о сердцебиении и других болях, делающих меня никуда не годной физически’ (АТБ).
(1) Слова: не от того, что вписаны сверху синими чернилами над другими густо зачеркнутыми словами. Теми же чернилами вставлены слова: иначе отделаться от мыслей не могу…
(2) Георг фон Гижицкий (Georg von Gizicki, 1851—1895), немецкий философ, основатель общества этической культуры и редактор журнала ‘Ethische Kultur’. В письме от 6 августа 1893г. Гижицкий писал Толстому: ‘Немецкое общество этической культуры указывает в пункте первом своих положении, что его целью является развитие этической культуры, что оно и старается осуществлять, как среди своих членов, так и вне этого круга. Эта цель есть объединяющее начало, которое связывает людей, не взирая на различие жизненных условий, политических и религиозных воззрений’. Общество тем самым считает, что мораль есть независимое от религии начало. Очень интересно бы познакомиться со взглядами на этот вопрос наших выдающихся современников… Редакция еженедельника ‘Этическая культура’ позволяет себе обратиться к вам, граф, и покорнейше просить ответить на следующие два вопроса: 1. Что вы понимаете под религией? 2. Верите ли вы в возможность независимой от религии морали?’ Отвечая на эти вопросы, Толстой написал статью ‘Религия и нравственность’, впервые напечатанную на немецком языке в журнале ‘Ethische Kultur’ в декабре 1893 г. и затем по-русски, под заглавием ‘Противоречия эмпирической нравственности’, в журнале ‘Северный вестник’ 1895, 1. (См. т. 31.)
(3) Толстой имеет в виду церковное предание об апостоле Иоанне, по которому он в старости твердил лишь одно поучение: ‘дети, любите друг друга’.
(4) Абзац редактора.
(5) Чертков, тяготившийся в это время работой в книгоиздательстве ‘Посредник’, о чем он не раз писал в 1893 году Толстому (см. прим. к письмам Толстого NN 331 и 340), в июне окончательно решил передать редактирование изданий ‘Посредника’ П. И. Бирюкову. В августе 1893 г.,Чертков договорился с Бирюковым о том, что передает ему общее руководство издательством с тем, чтобы часть работы по издательству исполнял в Москве И. И. Горбунов-Посадов. Работу по изданию дешевых репродукций картин было предположено поручить Т. Л. Толстой, совместно с П. И. Бирюковым. Вместе с тем В. Г. и А. К. Чертковы предполагали принимать участие в выборе материала для издательства, рекомендуя отдельные книги как для беллетристического отдела, так и для серии изданий для интеллигентных читателей. Передавая П. И. Бирюкову книго-издательство, Чертков решил вместе с тем для облегчения работы на первое время безвозмездно дать на это дело три тысячи рублей. Ознакомившись с материальной стороной дела, II. И. Бирюков нашел, что денежные обязательства, лежавшие на издательстве, не велики и вполне возможно дальнейшее существование издательства.

* 345.

1893 г. Сентября 8. Я. П.
Пишу вам только несколько слов по делу. Я получил от А. Г. Макеева (Гордеича) (1) письмо с просьбой устроить ему место учителя, которое избавило бы его от отбывания воинской повинности. Он пишет, что место это зависит от Н. Д. Ростовцева. (2) Попросите пожалуйста его, если это возможно, дать ему такое место. Я удивляюсь, что он не просит вас. Какие бы ни были на это причины, я уверен, что он не помешает вам сделать, что вы можете для него. Я, становясь в его положение, могу представить себе, как это страшно, особенно теперь при рассказах о том, что терпит Дрожжин, и с другой стороны при более распространившемся мнении, что служить в солдатах дурно.
Что Дрожжин? Что ваше письмо? (3)
Жду от вас известий.
8 сентября
Л. Толстой.
Публикуется впервые. На подлиннике синим карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. 8 сент. 93 N 339’. Число ‘339’ переправлено на ‘340’.
(1) Александр Гордеевич Макеев (р. 1874г.)—сын крестьянина с. Россоши Воронежской губернии. В начале 1893 г. работал на голоде с Толстым. В ноябре 1893 г. поступил на должность сельского учителя в Тульской губернии, но впоследствии был уволен от этой должности за отказ принести присягу. О Макееве см. примечания к письму Толстого к нему от 2—15 марта 1895 г., т. 68. В письме от 1 сентября 1893 г., прося Толстого оказать ему содействие в получении места, Макеев писал: ‘Учительское место мне нужно, чтобы избавиться от солдатчины. Отказаться от службы, как Дрожжин, у меня не хватит сил, хотя я уверен, что служить — грех, нечестно человеку с христианскими убеждениями, но и служить я боюсь итти (боюсь сейчас), я не выдержу, выскажусь. Я между двух огней. Так страдать, как Дрожжин, страшно. Страшно и в солдатах’.
А. Г. Макеев обратился к Толстому с просьбой написать И. Д. Ростовцеву уже после того, как обращался к Черткову и получил от него ответ, что Ростовцев, вероятно, не сможет содействовать назначению его на должность учителя, во-первых, потому, что предъявляет большие требования к кандидатам на эту должность и, во-вторых, оттого, что училищный совет относится с недоверием к рекомендации Н. Д. Ростовцева, считая его ‘толстовцем’. Тем не менее Чертков выражал согласие написать Ростовцеву ‘для очищения совести’. Макеев получил место учителя в Тульской губернии при содействии Толстого через М. С. Сухотина.
(2) Николай Дмитриевич Ростовцев (1846—1922)—в то время председатель Острогожской уездной земской управы, сочувствовал взглядам Толстого, владелец небольшого имения в Острогожском уезде. Оставив должность председателя вемской управы в 1894 г., одно время заведовал хозяйственными делами Черткова. В 1905 г. привлекался к суду за распространение запрещенных цензурой произведений Толстого, но был оправдан.
(3) Толстой имеет в виду письмо к Александру III о деле Дрожжина, которое писал в это время Чертков. В письме этом Чертков, изложив сущность дела Дрожжина и сообщив о мучительных наказаниях, которым Дрожжин подвергался в Воронежском дисциплинарном батальоне, просил не только облегчить его положение, но и обратить внимание на те меры, которые в то время применялись по отношению к людям, отказывающимся от военной службы по религиозным убеждениям.
‘Не только несправедливо, но и в высшей степени жестоко помещать в военные исправительные учреждения и военные тюрьмы людей, не могущих по чистой совести исполнять военные обязанности’, — писал Чертков. — ‘Это жестоко потому, что в сущности такою мерою этим людям предлагается на выбор только один из двух исходов: или, пожертвовав своей совестью, стать обманщиками, или же, жертвуя своею жизнью, быть мучениками за то, что они не согласны стать обманщиками. Мера эта, сверх того, и не благоразумна с правительственной точки зрения. Как секретно ни содержали бы таких людей за стенами военных тюрем и карцеров, существование их всё же останется известным их страже и ее начальству, т. е. целому кругу людей, в которых человеческая душа никогда не бывает вполне заглушена. А между тем каждый, в ком еще хоть сколько-нибудь сохранилась простая человечность, не может не испытывать самого глубокого сострадания к человеку, хотя бы и заблуждающемуся, но заживо губимому единственно из-за его несогласия, изменить требованиям своей совести. Всякое мученичество, хотя бы и из ошибочных побуждений, в настоящее время внушает свидетелям его неотразимое уважение к мужеству и самоотречению мученика, и невольное внутреннее осуждение того начала, вследствие которого подобные мучения становятся необходимыми. Таким путем незаметно, но неизбежно изнутри, в самом корне подтачивается та самая преданность к государственному началу, ради поддержания которой и предпринимаются подобные меры.
Такое положение дела, разумеется, не может быть желательным для правительства и вероятно существует единственно вследствие невыясненности еще наиболее целесообразного со стороны правительства отношения к подобным до сих пор лишь изредка встречающимся случаям. А между тем удовлетворительное для всех разрешение этого вопроса, казалось бы, самое легкое и простое. С точки зрения справедливости человек не может считаться виновным в том, что он родился в таком, а не другом месте. И если, возмужав, он убеждается в том, что не может по совести исполнять государственные требования, господствующие там, где он родился, то, казалось бы, самая простая справедливость требует того, чтобы такому человеку была предоставлена возможность удалиться из пределов своей родины. Если правительству не желательно, чтобы примеру людей, не могущих по своим религиозным убеждениям поступать в военную службу, следовали такие, которые, единственно ради личной своей выгоды, хотели бы уклониться от этой службы, то совершенно достаточно для этой цели, лишив отказывающихся от воинской повинности решительно всех гражданских прав, предоставить им на выбор: или выехать из пределов государства, или же быть переселенными в такую местность России, в которой их влияние сочтется наименее опасным. Всякому человеку мучительно тяжело быть изгнанным из своей родины, и потому такая мера оказалась бы более, чем достаточной, для устранения малейшей привлекательности для кого бы то ни было отказа от военной службы. Если же было бы признано необходимым подвергать таких людей тюремному заключению, то по крайней мере следовало бы заключатт их в гражданские тюрьмы, в которых срок заключения не мог бы постепенно увеличиваться, но отнюдь не в военные учреждения, где, в силу неизбежных недоразумений, заключение даже на самый короткий срок легко может обратиться в пожизненное одиночное заключение’…
По сообщению В. Г. Черткова, это письмо, прочтенное Александру III начальником ‘Канцелярии по принятию прошений, на высочайшее имя приносимых’ ген. Рихтером, встретило благоприятное отношение и способствовало замену для отказывающихся по религиозным убеждениям от военной службы заключения в дисциплинарном батальоне ссылкой в Восточную Сибирь на срок нахождения на военной службе и в запасе армии.

* 346

1893 г. Сентября 21. Я. П.
Получил ваше письмо, дорогой друг, и так хотелось бы помочь вам. Я знаю всю силу этого врага и всю слабость нашу и то состояние близкое к отчаянию, в кот[орое] приводит безуспешность борьбы. Одно то, что вы и делаете, что и я не переставая делал, лежа под врагом, задавленный им, бессильный, все таки, хоть про себя шептать: а я все таки ненавижу тебя, и тот, за кого или для кого я борюсь с тобой, сильней тебя. —
(1) Вчера мы читали Лао-дзи. (2) Какие там есть места!
Смысл тот, что для того, чтобы достигнуть великого, человек должен делать малое, но верить, что в этом малом спасение не только его, но всего мира. Пусть человек только сам для себя перед Богом стремится к совершенству, веря, что это его совершенство нужно всему миру, и он совершит великое — спасет мир.
(3) Там лучше сказано. Но меня поразило то, что для того. чтобы спасти мир, нужно верить, что для этого нужно мое совершенствование, но что (что еще необходимее для того, чтобы совершенствоваться, спастись самому), нужно верить, что это спасение спасает весь мир. Нужно верить в огромность этого дела.
Мне обещал Сухотин (4) место Макееву, и я известил его. (5)
Страхов мне пишет, что бывший в Париже мол[одой] человек рассказывал ему, что Дюма совершенно изменил свои вргляды, недоволен своей преяжней деятельностью, и письмо есть искреннее выражение его убеждений. (6)
(7) Поша был у нас, вчера уехал. Мы много говорили, кажется не бесполезно, о Посреднике. (8)
Прощайте. Привет вашим. Пишите хоть немного о себе.

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 341 (21?) Сент. 93’. Дата письма подтверждается сопоставлением с письмом Толстого к С. А. Толстой от 21 сентября (см. ПЖ. стр. 455—457). Оба письма несомненно написаны в один и тот же день.
Ответ на письмо от 14 сентября, в котором Чертков писал, что страдает от приступов чувственных желаний, с которыми он считает нужным бороться: ‘Мне нужно одно из двух: или преодолеть свою плоть или погибнуть. По временам мне очень тяжело, иногда дохожу, повторяю, почти до отчаяния, но пока еще бог меня не совсем оставляет. Если бы я думал, что в нем меньше любви, чем в людях, то я попросил бы вас молиться за меня’.
(1) Абзац редактора.
(2) Толстой в это время читал сочинение китайского философа Лао-Тзе ‘Тао-те-кинг’ в немецком переводе Штрауса и совместно с Е. И. Поповым переводил это сочинение на русский язык. Перевод впервые печатается в настоящем издании (т. 31).
(3) Абзац редактора.
(4) Михаил Сергеевич Сухотин (1850—1914) —с 1899 года муж Т. Л. Толстой. Крупный помещик Орловской губернии, неоднократно избирался предводителем дворянства и, благодаря связям с местными земскими деятелями, мог содействовать назначению А. Г. Макеева на должность сельского учителя. О Сухотине см. примечания к письму Толстого к нему 1902 г. (т. 73).
(5) Письмо Толстого к А. Г. Макееву в распоряжении редакции не имеется.
(6) Н. Н. Страхов в письме от 12 сентября писал Толстому по поводу его статьи ‘Неделание’, в которой Толстой говорит о письме Дюма в газету ‘Gaulois’ (см. прим. к письму N 340), ‘А о Дюма услышал я на днях от одного юноши, бывшего в Париже, что он действительно совершенно изменился в образе мыслей, бранит свою ‘Dame aux camelias’ и т. п.’ ‘Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым’, изд. Общества Толстовского Музея, Спб. 1914, стр. 449).
(7) Абзац редактора.
(8) П. П. Бирюков писал Черткову в письме от 1 октября 1893 г. о разговорах его с Толстым относительно ‘Посредника’: ‘Лев Николаевич дал уже мне порядочное количество тем научно-популярных, исторических и философских, и я приступаю уже к разработке их’ (АЧ).

* 347.

1893 г. Сентября 24, Я. П.
Разумеется, если эти давно написанные мною слова молитвы (1) нужны кому нибудь, то пусть спишнут их.
(2) К нам пришел Леонтьев с Кавказа. Я его очень люблю. Он едет в Полтаву.
Пишите мне.
Я все по старому —пытаюсь писать, но не втянулся хорошенько.
Пишите про себя. У вас тоже много начатой работы. Надо кончать.
Привет вашим.

Л. Т.

На обороте: Воронежской губернии Станция Россоша, В. Г. Черткову.
Публикуется впервые. Письмо написано на бланке закрытого письма (секретка). Почтовый штемпель: ‘почтовый вагон 25 сентября’. На подлиннике надпись черным карандашом: ‘N 34 2 Ясн. Пол. 24 или 25 сент. 93 г.’ Датируется днем, предшествовавшим дате почтового штемпеля.
Ответ на письма Черткова от 18 и 20 сентября. В первом из этих писем Чертков писал: ‘И. М. Трегубов перед своим отъездом отсюда хотел сделать для себя прилагаемую выписку из моих тетрадей с вашими писаниями, но так как содержание этой выписки довольно ‘интимного’ характера, то я попросил его подождать, пока я не узнаю от вас, что вы против этого ничего не имеете’.
Во втором письме Чертков передавал просьбу Е. П. Дрожжина сообщить адрес Леонтьева.
(1) Хранившийся у Черткова вместе с различными черновыми бумагами, написанный Толстым листок, начинающийся словами: ‘Что я здесь, брошенный среди мира этого…’ Напечатан впервые в книжке: ‘Мысли о Боге. Л. Н. Толстого’, под редакцией В. Г. Черткова, изд. ‘Свободного слова’, Christchurch, England, 1900.
(2) Абзац редактора.
(3) Борис Николаевич Леонтьев (ум. 1909), бывший воспитанник пажеского корпуса, в конце восьмидесятых годов познакомившись с религиозно-философским учением Толстого, начал сочувствовать его взглядам. В декабре 1891 г. приехал к Толстому в Бегнчевку и некоторое время работал по устройству столовых для голодающих. Участвовал в земледельческих общинах и летом 1893 г. предполагал вместе со Скороходовым и Бодянским устроить земледельческую общину на Кавказе. Приехав с Кавказа в Ясную Поляну в сентябре, он прожил в Ясной Поляне и на хуторе Овсянникове, где жила М. А. Шмидт, до начала ноября 1893 г., когда уехал в Полтаву. Толстой писал об его пребывании в письме к С. А. Толстой от 20 октября 1893 г.: ‘Леонтьев оканчивает свою переписку, и мне жалко его. Он такой тихий, спокойный и серьезный, мне очень симпатичный человек’. (ПЖ, стр. 459.) В 1909 году покончил жизнь самоубийством.

* 348.

1893 г. Октября 5. Я. П.
Получил вчера ваше последнее письмо (5). Все предшествующие я тоже получил.
(1) Статью об искусстве пришлю (2) и отвечу на некот[орые] пункты после.
Мы теперь в деревне: я, ‘Лева, Маша, жена и Саша с Ваней. Последние три идут в Москву 10-го, а мы остаемся еще до половины ноября, если Бог велит.

Л. Толстой.

На обороте: Воронежской губ. Россоша Вл. Гр. Черткову.
Публикуется впервые. Открытое письмо. Почтовые штемпели: ‘Тула 6 окт. 1893 г.’, ‘Россоша 9 окт. 1893 г.’ На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 343. Я. П. 6 окт. 93’. Датируется днем, предшествовавшим почтовому штемпелю отправления.
Письмо написано по получении бездатного письма Черткова, обозначенного им N 5 (пятое письмо, начиная с письма 14 сентября, которое Чертков обозначил N 1). Письмо ато см. в примечаниях к письму Толстого N * 349.
(1) Абзац редактора.
(2) Ответ на просьбу, с которой Чертков обратился в письме от 14 сентября: ‘Если вы не думаете браться пока за окончание статьи об искусстве, то пожалуйста пришлите мне ваш беловой экземпляр, который я списал бы и тотчас бы вам вернул: мне легче это сделать по вашему беловому, чем по моему помаранному черновому’.

* 349.

1893 г. Октября 18. Я. П.
Сейчас сел, чтобы писать вам с Пошей и перечел ваше последнее письмо. Мне казалось, что там есть много вопросов, на которые надо ответить, но оказалось, что я на все уже ответил. А написать мне хочется о том, что меня радует ваша борьба и успех в ней.
(1) На днях я получил книгу Stokham ‘Koradine Letters’. (2) Это мысли о назначении женщины и о духовном лечении, и к книге есть suppliment, (3) кот[орое] мне очень понравилось ‘Creative power life’. Мысль этой брошюры, обращенной к женшинам, к девушкам, — но она также относится и к мужчинам, — та, что в известный период в человеке проявляется как бы сверх обыкновенная энерия. Она называет это ‘Creative power life’ —творческая сила, и человек стремится приложить ее. Половое приложение — низшее. Человек, почувствовав эту силу, должен знать, что ему нужно, и он может творить, и должен тотчас же прикладывать к делу эту творч[ескую] силу: строить дом, садить сад, лес, учить, писать, делать что нибудь новое, чего не было. Я думаю, что это правда, даже отчасти испытал это. Трудность тут для нас только в том, чтобы сбить эту творческую силу с того пути, к которому она привыкла, и наладить на новый.
Ваша мысль о том, чтобы размягчать оболочку, в которую заключен Дрожжин, мне очень поправилась. Это истинно христианская мысль. Я было начал писать Др[ожжину], но оставил, боюсь повредить ему.
(4) Поша вам расскажет, что я делаю, и как желал бы помочь Посреднику.
(5) Статью об искусстве, (6) если не послали вам, посылаю.
Привет всем вашим.

Любящий вас.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТЕ 1913, стр. 106—107. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 345, Я. П. 18 окт. 93.’ П. И. Бирюков, с которым Толстой послал это письмо Черткову, уехал из Ясной Поляны 18 октября и это обстоятельство подтверждает датировку, сделанную Чертковым.
Ответ на бездатное письмо Черткова, помеченное им N 5, в котором Чертков писал, что продолжает бороться с чувственными желаниями и ему удается добиваться успеха в этой борьбе. Далее Чертков писал о своем отказе от руководства издательством ‘Посредник’ и о начатом им в связи с делом Дрожжина письме к царю, которого Чертков иносказательно именует ‘старшим чиновником’: ‘Относительно моей отставки от управления ‘Посредником’ вы меня не совсем поняли: мне в тягость было по многим причинам не самое дело, а верховное управление им. Перестать же участвовать в нем я, кажется, действительно никогда не могу, буду — слишком сроднился с ним (но не родился с ним). Значение этого дела я никогда не преувеличивал, но допускал слишком большую власть этого дела над моим вниманием.
Письмо о Дрожжине и компании к знакомому старшему чиновнику считаю своим первым делом, после ответа на накопившиеся ко мне неотвеченные еще письма. Не могу спокойно и следовательно целесообразно ничего писать, пока не переложил всех уже полученных писем в разряд отвеченных или безответных. Но письмо это складывается в моем сознании всё больше и лучше и сильнее, и, как надеюсь, если только бог поможет, должно быть убедительным. Записываю кирпичики, когда засяду уже нетрудно будет сопоставить их и округлить….. Но, судя по письмам, он очень благополучен. К нему у меня теперь такое чувство: я, как более поверхностный, работаю снаружи на встречу к нему, более существенному, работающему ко мне изнутри. Сойдемся непременно на пол дороге в боге. — Хочу неуклонно копать по мере сил, не только ‘ходатайствуя’ за него, но размягчая по мере возможности ту кору дисциплинарного батальона, которая мне доступна. На этих днях хочу опять съездить к его ротному командиру и свезти для него книг. Последние, которые я ему свез — Эмерсона и Гулливера — ему по-видимому не передали. —
Скажите Татьяне Львовне, что весь успех художественного отдела в ее руках. Но что не вижу возможности письменно ей сдать текущие, т. е. начатые, но прерванные, за неимением такого сотрудника, как она, дела этого отдела. Ей необходимо было бы приехать сюда — взять из моих рук все дела. Иначе я не решаюсь сделать: вышла бы путаница’,
(1) Абзац редактора.
(2) Книга A. Stockham ‘Koradine Letters’ не сохранилась в библиотеке Толстого, где имеется лишь прибавление к этой книге, озаглавленное: Alice Stockham, ‘Creative Life’. A Special Letter to Young Girls’, Chicago 1893. Это прибавление было переведено на русский язык Е. И. Баратынской и напечатано под заглавием: ‘Творческая сила жизни. Переложение с английского’ в книге: ‘Тайный порок’, вып. второй, изд. ‘Посредник’, М. 1894. О книге ‘Koradine Letters’ А. Стокгэм писала Толстому в письме от 3 октября 1893 г.: ‘Книга эта только что нами опубликована. Я уверена, что ваша дочь заинтересуется этой книгой, и я надеюсь, что вы найдете время прочесть приложение к ней. Однако оно так связано с самой книгой, что лучше было бы вам прочесть главы о метафизических восприятиях’ (АТБ).
Д-р Алиса Стокгэм (А. Stockham), автор книги: ‘Tocology’. A book for every woman by Alice Stockham M .D., Chicago, 1888, изданной по-русски под заглавием: ‘Токология или наука о рождении детей, книга для женщин’ д-ра медицины А. Стокгэм. С предисловием гр. Л. Н. Толстого. М. 1892. Об этой книге и о взглядах А. Стокгэм на половую жизнь человека Толстой писал Черткову в письме от 17 ноября 1888 г. (см. Т. 86, стр. 190).
(3) [приложение]
(4) Абзац редактора.
(5) Абзац редактора.
(6) См. прим. 2 к письму N 343.

* 350.

1893 г. Октября 24. Я. П.
Вчера получил ваше письмо, в кот[ором] вы указываете мне на мой грех (1) и просите ответить скорее, а сейчас привезли из Тулы ваше письмо Государю. (2)
Я прочел его сейчас и кое где изменил некоторые незначительные слова и выражения, везде на полях против этих изменений поставив: N.
Вступление очень хорошо, все письмо хорошо, но заключение, самые последние слова, по моему, никуда не годятся и могут испортить все дело. Не совсем понравилось мне и перед концом обращение, два раза повторенное: Спасите! Не заменить ли это обращение такими словами: И потому я льщу себя надеждой, или уверен, что, зная положение этого человека, вы не дарите ему погибнуть за то только и т. д. Конец же мне не нравится — последняя линейка — потому что как бы говорите о том, что главное чувство есть воспоминание любовное к отцу. Это, т. е. упоминание об Ал[ександре] II, надо выразить как нибудь иначе или вовсе выпустить.
Сидел долго, думал, как бы это лучше выразить, и ничего не придумал. Нельзя ли так: побудило меня к этому поступку прежде всего сознание моей обязанности перед Богом постараться по мере сил моих уменьшить ставшие мне известными тяжелые страдания человека, надежду же на то, что поступок этот не вызовет вашего неудовольствия, а напротив увенчается успехом, поддерживает во мне мое искреннее уважение и доверие к вашей личности, с кот[орым] имею честь или счастье… и как обыкновенно подписывают все, соблюдая приличие.
Очень хорошо будет послать это письмо. Очень можетъ быть, что оно спасет Дрожжина. А всегда жутко о нем думать.
Что вы на себя клепете, что вы боитесь пострадать? Не может этого быть. А если и есть, то это ничего не значит, и мож[ет] быть гораздо лучше бояться, чем не бояться. И тот, кто, как я, думает, что не боится, мож[ет] б[ыть], хуже ошибется.
То, в чем вы меня упрекаете, очень справедливо, и не только не огорчаюсь на это, но благодарю, и прошу чаще указывать мои грехи. Я очень гадок тем увлечением, с которым я предаюсь осуждению, желанием уязвить. Иногда мне как бы нужно разозлиться, чтобы высказаться. Это очень скверно и буду стараться и стараюсь исправиться.
Маша обещала послать вамъ рукописи, к[оторые] вы желаете иметь. (3)
Мы живем хорошо. Лева едет за границу в тепло, и я должно быть поеду в Москву раньше, чтобы повидаться с ним — в половине ноября. (4)
Писать так много хочется (5) и так несоответственны силы.
(6) Привет всем вашим семейным.

Л. Т.

Ваше письмо Госуд[арю] посылаю заказным. А это простым, чтобы оно скорее дошло.
Публикуется впервые. На подлиннике надпись черными чернилами рукой Черткова: ‘N 346. Я. П. 24 окт. 93’. .
Ответ на письма Черткова — одно, датированное Чертковым 12 октября, но посланное им позднее, и другое, не найденное в архивах Толстого и Черткова и неизвестное редакции. В первом из этих писем Чертков писал: ‘Посылаю вам, дорогой Лев Николаевич, с этою же почтою заказным на Тулу черновое моего письма о Дрожжине. Раньше чем списать его набело и отослать, мне очень хотелось бы знать ваше мнение о нем, так как вы со стороны можете лучше судить о впечатлении, которое оно производит. Пожалуйста отметьте в нем неудовлетворительные места, если таковые окажутся, и вообще, если по вашему что не так, то скажите. Хотелось бы по возможности скорее отправить это письмо, так как если оно будет иметь какое-нибудь влияние, то желательно, чтобы это влияние сказалось раньше окончания нынешнего набора, в течение которого какой-нибудь неизвестный нам брат наш может оказаться в таком же положении, как Дрожжин. Пожалуйста, не показывайте никому моего письма о нем. Итак буду ожидать вашего ответа’.
В другом письме Чертков, судя по ответу Толстого, писал о тех гонениях, которые он ожидал в связи с выходом за границей книги Толстого ‘Царство Божие внутри вас’, и указывал Толстому на резкий тон этой книги, могущей вызвать раздражение и озлобление у тех, кого он обличает.
(1) Резкости, в книге ‘Царство Божие’, которые сам Толстой считал нежелательными, как вызывающие озлобление у затронутых ими людей.
(2) Письмо Черткова к Александру III в связи с делом Дрожжина (см. прим. к письму N 345). Первоначальный вариант этого письма, с пометками Толстого, который Толстой имеет в виду в комментируемом письме, в архиве Черткова не разыскан. В окончательной редакции первоначальное окончание письма, о котором пишет Толстой, отсутствует и заменено словами: ‘Не знаю, ваше императорское величество, как вы примете это мое безискусственное обращение к вам. Знаю только, что для того, чтобы так обратиться к вам, мне нужно было предварительно преодолеть в себе чувство самого сильного нежелания обращать на себя внимание. Побудило меня к этому поступку прежде всего сознание моей обязанности перед богом постараться по мере сил моих уменьшить ставшие мне известными тяжелые страдания этого человека. Надежда же на то, что поступок этот не вызовет вашего неудовольствия, а, напротив, будет вами принят благосклонно, — поддерживается во мне тем представлением, которое я имею о личности вашего императорского величества’. Копия письма хранится в А Ч.
(3) М. Л. Толстая выслала Черткову копии писем Дрожжина к нему, которые читал Толстой, и рукопись записок об условиях жизни в дисциплинарном батальоне, написанную заключенным Н. Т. Изюмченко, находившимся в Воронежском дисциплинарном батальоне вместе с Дрожжиным. Отправляя эту посылку, она писала Черткову в письме от 26 октября 1893 г.: ‘Писем отцовских я не переписываю только за редкими исключениями. Больше того, что прислала с Пошей, у меня нет. Посылаю Вам ценной посылкой и список тех лиц, кому отец писал. Отец усиленно занят ‘Религией’, думает, что кончает, но каждый день по начисто переписанному опять и опять поправляет. Тоже работает над ‘Тулоном’. Он давно так много не работал, как теперь, в нашей тихой жизни’.
(4) Л. Л. Толстой, продолжая чувствовать упадок сил и нервное недомогание, решил поехать на юг Франции на курорт Канны (Cannes). Из Москвы он выехал 13 ноября. Толстой, желая повидать его перед отъездом, ускорил свой приезд в Москву, выехав туда из Ясной Поляны 11 ноября.
(5) Толстой работал в это время над статьями: ‘Религия и нравственность’ и ‘Христианство и патриотизм’ (впервые напечатана в изд. М. К. Элнидина, M. Elpidine, Carouge-geneve 1895). Эту статью Толстой и близкие ему лица сокращенно именовали ‘Тулон’, так как она начата была Толстым и связи с торжественным приемом в городе Тулоне русской эскадры, связанным с заключением франкорусского союза.
(6) Абзац редактора.
Чертков отвечал на это письмо письмом от 5 ноября, в котором писал: ‘В начале будущей недели уезжает моя мать в Петербург и повезет с собою мое письмо. Подписать ‘верноподданный’ и ‘имею счастье’ я не в силах, так как это слишком диаметрально противоположно тому, что я чувствую. Но я подпишусь так: ‘вашего императорского величества покорный подданный’, что будет и правда и вполне почтительно в особенности после предшествующих слов об уважении и доверии к его личности’.

* 351.

1893 г. Октября 30 ? Я. П.
Посылаю вам обратно письма Дрожжина (1) и вашего шурина. (2)
Что это за записка заключенного о жизни в батальоне. Она очень интересна. (3) Ужасно!
Дрожжину напишу, если будет ясно, чти нужно, или что захочется написать, а теперь не знаю что.
Радуюсь за молодого Дитрихса.
Как таинственны, вечно таинственны, вне нашего наблюдения и соображения пути, по которым души человеческие приближаются к Богу. Мы знаем, я по крайней мере знаю, только то, что зарождение духовной истинной жизни в другом человеке возбуждает во мне священный ужас, страх чем-нибудь, не то, что уж словом, дыханием, взглядом, знанием того, что началось и совершается что-то — помешать рождению, как примета есть, что не надо, чтобы знали люди, когда женщина рожает.
Мы: Маша, Мар[ья] Ал[ександровна], Вера Куз[ьминская], Леонтьев (4) и я, живем очень хорошо, тихо, не праздно и не тревожно.
По словам Поши и у вас очень хорошо. Это прекрасно. Пользуйтесь свободой от Посредника.
(5) Я кончил, кажется, о религии и теперь хочу кончить о франко-русских празднествах и пошлю в ‘Daily Chrinicle’ и к Suttner (6) в ее журнал ‘Die Waffen nider’. (7) Хороший журнал. Я нынче получилъ один N с переводом из Figaro места о рекрутском наборе.
Привет всем вашим. :

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘Я. П. N 377 1 (7) нояб. 93’. Письмо написано, вероятно, не позднее 30 октября, так как Толстой упоминает, в числе живущих в Ясной Поляне В. А. Кузминскую, которая уехала в Москву 31 октября.
Ответ на письмо Черткова от 20 октября, в котором Чертков писал: ‘…Вы, вероятно уже получили мое черновое письмо о Дрожжине. Как раз в то время, как вы ему писали, а все думал о том, что хорошо было бы вам ему написать. Письма он получает через меня и солдата помимо начальства, так что ваше письмо повредить ему не может, а помочь очень может, судя по часто очень сравнительно бессодержательным письмам, которые он получает от своих друзей, проходящие через мои руки. Для того чтобы вы живее перенеслись в его положение, посылаю вам заказным на Тулу последние письма его к Изюмченко, хотя мне не успели еще их переписать. И потому прошу вас, не выпуская их из рук, тотчас по прочтении вернуть их мне заказным же. — Посылаю вам, потому что привык делиться с вами нашими радостями, также письмо от брата Галиного, Иосифа Константиновича, которого вы не знаете. Он гостил у нас летом, был у Хилкова и вообще радует нас ярким зарождением в нем истинной жизни’.
(1) Письма Е. Н. Дрожжина и Н. Т. Изюмчепно, о которых писал Чертков в письме от 20 октября.
(2) Иосиф Константинович Дитерихс (1868—1932)—брат А. К. Чертковой. О нем см. письма 1898 г., т. 71.
В архиве Черткова, среди писем 1893 г., хранится бездатное письмо И. К. Дитернхса, с подчеркнутыми синим и красным карандашом отдельными фразами, которое, по-видимому, Чертков посылал Толстому. В этом письме И. К. Дитерихс писал о том изменении в его взглядах, которое произошло за последние годы и, хотя не привело его еще полному внутреннему перевороту, однако, заставило по иному смотреть на жизнь: ‘Воспитание, среда и мои восторженные взгляды и убеждения казались мне единственно законными и мудрыми, с ними мне больно было расставаться, как с единственно прочным, своим… Для меня пока и так уж много — в одном сознании желания добра и жизни, вам подобной. Я не гожусь на подвиги большие, на борьбу и жизнь чистую. Зачем себя калечить в тщетных попытках? Довольно с меня и того пока, что я разуверился в былых идеалах жизни, что они мне кажутся смешными, жалкими, что буду вновь ощущать в груди сердце, ставшее мягким и способным на отзывчивость к добру’.
(3) Записка, составленная Н. Т. Изюмченко, другом Е. Н. Дрожжина, отбывавшим вместе с ним заключение в Воронежском дисциплинарном батальоне. Напечатана под заглавием: ‘В дисциплинарном батальоне’. Записки Д. Т. Изюмченко, изд. ‘Свободного слова’ под ред. В. Черткова, Christchurch, England, 1905.
(4) Толстой жил в Ясной Поляне в этом окружении лишь до конца октября. 31 октября из Ясной Поляны уехала В. А. Кузмииская, в первых числах ноября уехали М. А. Шмидт в Овсянникове, Б. Н. Леонтьсв, переписывавший в Ясной Поляне рукописи Толстого,—в Полтаву, и Толстой остался с Марьей Львовной, с которой и прожил в Ясной Поляне до 11 ноября.
(5) Абзац редактора.
(6) Баронесса Берта фон Зуттнер (1843—1914) — немецкая писательница, пацифистка, составившая себе известность романом ‘Die Waffen’ (‘Долой оружие’), 1889 г., сюжет которого взят из эпохи франко-прусской войны. Основательница и председательница австрийского общества друзей мира и почетная председательница бернского международного бюро мира.
(7) ‘Die Waffen nieder’ (‘Долой оружие’), ежемесячный журнал, издававшийся в Дрездене под редакцией Б. Зуттнер с 1892 по 1899 г. и посвященный пропаганде идеи пацифизма.

* 352

1896 г. Ноября 3. Я. П.
Как раз сделал то, что вы просите не делать: написал пропасть писем более или менее трудных и ваше оставил на последнее.
Писать мне вам нечего, п[отому] ч[то] по последним известиям у вас все хорошо и у меня также. Мы живем с Машей в Ясной, с нами еще Леонтьев. И жизнь наша идет очень хорошо.
(2) Я, кажется, кончил о религии. Но с Тулоном сделалось то, что он мне опротивел. (3) Какой то очень определенный голос говорит мне, что это не то, что осталось жить немного, и такими пустяками заниматься не надо. Я в первый раз так явно слышу этот внутренний голос и очень рад этому. Должно быть все таки есть маленькое двнжение вперед. Теперь я в раздумьи, за что взяться. Об искусстве и науке на втором месте, а хочется послесловие закончить. (4) Кажется, нужно.
Вчера получил от Страхова письмо: он пишет, что ‘[Царство] Б[ожие]’ встречено тихо, но враждебно, цензура признала эту книгу самой вредной из всех, к[оторые] когда либо просматривались ею. (5) Это вероятно иностранная цензура.
(6) Еще мне кажется, что хочется писать ту драму, о к[оторой] я вамъ говорил. (7)
Я, как вы видите на письме вам, думаю сам с собой.
Кто теперь с вами? Вы одни? Поша приехал от вас очень довольный вами обоими.
Ну, прощайте пока, оба с Димой.

Ваш

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись чернилами: ‘.N 348. Ясн. Пол. (5?) ноября 1893 г.’ Письмо это не могло быть написано 5 ноября, так как этим днем датируется другое письмо Толстого. Письмо датируется 3 ноября на том основании, что в этот день Толстой написал ряд писем разным лицам, о чем он упоминает в комментируемом письме, и потому, что письмо И. П. Страхова, о котором Толстой пишет, что получил его ‘вчера’, было написано в Петербурге 29 октября и трудно предположить, чтобы оно было получено в Ясной Поляне позже 2 ноября.
(1) Написано: вашего
(2) Абзац редактора.
(3) Такое отношение к работе над рукописью статьи ‘Христианство и патриотизм’ не было длительным у Толстого: в ближайшие дни после этого письма Толстой вернулся к этой работе (см. письмо N 353).
(4) По-видимому, Толстой имеет, в виду послесловие к книге ‘Царство Божие внутри вас’, которое он предполагал написать, но оставил эту работу в самом начале. Другое послесловие — заключение к отчетам о помощи голодающим, над которым Толстой работал в октябре 1893 г., он мог в это время считать законченным, что видно из даты окончания этой рукописи ’28 октября 1893 г.’ См. ‘Ненапечатанное заключение к последнему отчету о помощи голодающим’, изд. M. Elpidine, Carouge-Geneve 1895.
(5) Н. Н. Страхов писал Толстому в письме от 29 октября 1893 г.: ‘Ваша книга ‘Царство Божие’ встречена тихо, но очень враждебно, как и следовало ожидать. Цензура объявила, что это самая вредная книга из всех, которые ей когда-нибудь пришлось запрещать’ (‘Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым 1870—1894’, изд. Общества Толстовского музея, Спб. 1914, стр. 4531. Н. Н. Страхов имеет в виду цензуру для иностранных изданий, которая отказалась допустить в Россию изданный в это время за границей французский перевод ‘Царства Божия’.
(6) Абзац редактора.
(7) Вероятно, ‘И свет во тьме светит’. Произведение это Толстой задумал в конце восьмидесятых годов, но оставил его незаконченным, хотя неоднократно возвращался к нему в последующие годы. Было напечатано в ‘Посмертных художественных произведениях Л. П. Толстого’, т. 11, изд. А. Л. Толстой, М. 1911.

* 353.

1893 г. Ноября 5. Я. П.
Письмо мое разъехалось с вашим последним письмом. Пишу это только, чтобы ответить вам на занимающий вас вопрос. Не обвиняйте меня в желании eluder la question, (1) напротив, я хочу быть вполне искренним.
‘Справедливы ли мои осуждения высших властей в корыстности и лицемерии?’
Я не могу знать, справедливы ли. Думаю, во многих, в большинстве случаев несправедливы. Но для того, чтобы выделить в поступках и жизни этих людей то, что дурно (корыстно, лицемерно), от того, что хорошо (безкорыстно, искренно), нужно особую сложную (преимущественно художественную) работу, кот(орая] не входила в мои цели при писании книги. При разрешении же вопроса о том, что лучше, осудить не невинных, а не совсем виновных, или дать виновным случай и повод оправдывать себя (к чему мы все так склонны), я считал и считаю, что лучше первое.
Сейчас получил письмо от Хилкова. Его мать (2) приехала с полицейским приставом к нему из Тифлиса и отобрала от него и его жены их детей (по высочайшему повелению), увезла их. Разве вы не видите, как она и все те, к[оторые] причастны этому безумно жестокому делу, объясняют все это хорошими намерениями. Где тут разобрать, насколько они искренни и безкорыстны. Одно — стараться как бы самому не связаться чем нибудь с их делами и не стать участниками в них.
Я пересматривал Лаодзе (3) и теперь стал читать Legge, (4) том, где Mih Te, и мне хочется составить книгу о китайской мудрости и в особенности рассуждение о том, что природа человеческая добрая, и природа человеческая злая, и что люди должны быть эгоисты индивидуалисты, или должны быть любящими. Все это мне очень, очень интересно и важно, и хочется это сделать всем доступным и об этом написать.
Пожалуйста, пришлите мне, если вам ненужны, остальные книги Legge и Photier, (5) если они у вас.
Я вам написал, что статья о Тулоне оттолкнула меня, и я принял это за внутрений голос. Это было очень глупо с моей стороны. Я опять ею занят, хотя хорошего в ней очень мало. (6)
Передайте мой привет и любовь Анне Конст[антиновне] и Лизавете Ив[ановне]. Я не знал, что она с вами.
Хорошо бы вам проводить ее до нас.
Об отъезде своем телеграфирую.
5 ноября.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан:’Толстой и Чертков’, стр. 204. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 349. Я. П. 5 нояб. 93’.
Ответ на неразысканное письмо Черткова, в котором он, очевидно, вновь поднимал, неоднократно затрагивавшийся уже им в его письмах вопрос об излишней резкости тона в произведениях Толстого, в частности в ‘Царстве Божием’. Этой же темы Толстой касается в письмах NN 330, 350 и 358.
(1) [уклониться от ответа на вопрос]
(2) Княгиня Юлия Петровна Хилкова, мать Д. А. Хилкова, находившегося в ссылке в Тифлисской губернии, испросила разрешения Александра III на то, чтобы отобрать у Д. А. Хилкова его детей от гражданского брака с Ц. В. Винер, Бориса, 5 лет, и Ольгу, 3 лет, на том основании, что они, как рожденные в гражданском браке, не будут иметь титула и состояния и что получают не надлежащее воспитание. 21 октября 1893 г. кн. Ю. П. Хилкова, явившись в сопровождении полицейских властей, отобрала у жены Хилкова ее детей и увезла их в Петербург, взяв их на воспитание и не согласившись вернуть их, несмотря на настояния родителей.
Письмо Д. А. Хилкова к Толстому об этом насилии не разыскано и, вероятно, было отобрано при обыске у Черткова в 1897 г., когда у него было взято много материалов, первоначально собранных им для подготовлявшегося им письма к Александру III и впоследствии частично им использованных для его книги: ‘Похищение детей Хилковых’. Материалы, собранные В. Чертковым, изд. ‘Свободного слова’, Christchurch, England, 1901. Большая часть материалов по делу об отобрании детей у Хилковых, собранных Чертковым, осталась неопубликованной, так как была отобрана при обыске.
(3) Толстой имеет в виду редактирование перевода книги Лао-Тзе ‘Тао-те, кинг’ (см. письмо N 346). В связи с этой работой Толстой написал В. В. Стасову письмо от конца октября, запрашивая у него сведения о некоторых переводах сочинения Лао-Тзе на иностранные языки, книгах о религии Китая и прося его содействия для получения этих изданий.
(4) Толстой имеет и виду второй том английской книги: ‘The Chinese classics’, translated into English, with preliminary essays by James Legge, v. II, London, 1875, стр. 94—123.
(5) Книга Потье о Лао-Тзе, заключающая перевод его писаний: ‘Lao-Yseu, traduit par S. Pauthier’, Paris 1838.
(6) Толстой, возобновив работу над статьей ‘Христианство и патриотизм’, закончил ее в начале 1894 г. В письме от 3 декабря М. Л. Толстая писала Черткову: ‘Тулон всё это время усиленно работается. Сегодня отец подписался под ним и говорит, что кончил, но я не верю, так как он давно уже говорит это, и сейчас буду очищать ему его для работы завтра. За это время он очень вырос и стала порядочная статья, много больше ‘Религии’. Черновые не посылаю вам, потому что часто приходятся из них выбирать выпущенное’. В письме от 22 декабря М. Л. Толстая писала: ‘Отец всё еще не кончил Тулона’ (АЧ). В первом издании статьи дана дата ее окончания: ’17 марта 1894 г. Москва’.
(7) Е. И. Черткова должна была возвращаться из Воронежской губернии в Петербург и Толстой полагал, что В. Г. Чертков, поехав провожать мать, мог бы заехать в Ясную Поляну.
На это письмо Чертков отвечал письмом от 12 ноября 1893 г., в котором писал: ‘Я так хорошо понимаю всё, что вы думаете, когда знаю, что вы думаете. Так и теперь я понимал и то, почему внутренний голой отталкивал вас от статьи о Тулоне, и то, почему вы потом захотели кончить эту статью. И мне кажется, что то и другое было основательно. Я думаю, что в вашем положении следует всегда стараться высказать всё то, что выпрашивается у вас из души, потому что я знаю и вижу, как это всегда бывает нужно людям. Но на менее существенном следовало бы не слишком долго останавливаться, а излагать как бы мимоходом, почти не перечитывая, для того чтобы экономизировать время и труд для тщательной обработки наиболее важного. И это в вашем случае тем осуществимее, что ваше первоначальное, сырое изложение ваших мыслей отличается характерными и вам одним свойственными — индивидуальною непосредственностью, свежестью и силою, которые для многих читателей еще обворожительнее и своей заразительностью убедительнее иногда даже наиболее обработанных ваших писаний.
Я так рад, что вы хотите заняться всем доступною передачей китайской мудрости. Не помню, писал ли я вам об этом в свое время, но я горячо сочувствовал начатому вами рассуждению о мировых религиях. Всё, чем вы заняты и что пишете, мне всегда дорого и всегда представляется тем самым, чтб нужно. Но у меня есть мерка, которую, когда прикладываю к вашим писаниям, то они распадаются на две категории: одну, состоящую из таких ваших мыслей, до которых, как мне кажется, человечество может с течением времени, хотя бы и очень продолжительного, но само дойти, другую—из мыслей, вытекающих из вашей индивидуальной точки зрения на мир, хотя свойственной и всему человечеству, но, как мне представляется, сконцентрированной именно в вас, как бы в фокусе. И по отношению к этой стороне вашего понимания жизни мне думается, что, как в прошлом было смутно то, что вы теперь освещаете вашим сознанием, так и в будущем навсегда останется расплывчатою эта область, если вы теперь, при человеческой жизни вашей, не направите на нее вашу зрительную трубу, самой природой так приспособленную, что у нее фокус точно наведен именно для этой области. И в этой области, как мне кажется, лежат религии человечества, среди которых вы можете разобраться, как никто раньше или после вас, процеживая их, отделяя положительное от отрицательного, важное от неважного, общее от частного, и приводя всё к одному округленному целому с пропорциональным взаимным перспективным отношением частей. И потому, когда я увлекаюсь соблазном думать о том, что лучше всего делать другим, то по отношению к вам мне больше всего хотелось, чтобы вы занялись и китайскою мудростью и всеми другими немногими основными религиями человечества, чтобы вы сделали ваш собственный обзор их. Это нужно для теперешних и будущих людей всех религий, в том числе и христиан. Изложение, разумеется, должно было бы быть самым общедоступным, что впрочем вышло бы само собою, так как основы всех религий всегда складываются в форму всегда простую и общечеловеческую. (Не хотите ли, чтобы я вам выслал копию с ваших начатых отрывков о религиях, которые у меня сохранились?) — Очень вы меня утешили вашим объяснением тона ваших обличений в ‘Царство Божие’. Я вас вполне понял. И я с одной главной стороны вполне удовлетворен. И я не хочу вам больше об этом вопросе писать, потому что боюсь вам надоесть. (В отношении одной стороны дела у меня еще сохранилось сомнение, которым хотелось бы с вами поделиться, но я сделаю это только в том случае, если вы сами меня попросите об этом.)’.

* 354.

1893 г. Ноября 11. Я. П.
Уезжаем Москву одиннадцатаго.

Толстые. (1)

Публикуется впервые. Телеграмма. Подана 11 ноября в 7 ч. 1.6 к. пополуночи со станции Козловка-Засека. На телеграфном бланке адрес: ‘Ольгинская Воронежско Ростовской ж. д.. Черткову’. На подлиннике пометка черным карандашом: ‘350’.
(1) Толстые — Лев Николаевич и Марья Львовна.

* 355.

1893 г. Ноября 12. Москва.
Москва, Хамовники, 12 ноября.
Получил ваше письмо с письмом Цебриковой, (1) а писем ваших к Поше, к[оторые] он переслал мне, еще не получил, т[ак] к[ак] он со мной разъехались.
Но я знаю от Поши, в чем дело, и очень радуюсь за вас и желаю и надеюсь, что эта перемена вашей жизни пойдет, все усиливаясь, и облегчить вас. (2) Я вам писал о китайцах, прося прислать мне Legge’а и Pothier, и хотел делать эту работу, (3) теперь же мне ясно, что эту работу должны сделать вы, и что вы эту работу сделаете легко и прекрасно.
Работа состоит в том, чтобы перевести Legge’а две книги: Конфуция и Менце со всеми его исследованиями о жизни этих мудрецов и о современных и близких им философах. (4) (Я не помню книгу о Конфуции, но в Менции изложение этих философов, в числе к[оторых] Ми-ти, необычайно не только интересно, но важно.) Сам Менций тоже чрезвычайно интересен.
Если вам напишется предисловие к этой книге (надо составить одну книгу: китайские мудрецы), то это будетъ прекрасно, если же нет, то простой перевод Legge’а только с выключением некоторых слишком исключительно догматически христинских рассуждений, будет одной из лучших книг интеллигентного Посредника. Во-первых, для большинства публики все это совершенно ново, во-вторых, предметы, о кот[орых] говорится, самые важные в мире и говорится о них серьезно, в-третьих, высказывается превосходно много высоконравственных вещей. Так что как только вы мне напишете, что согласны, я вышлю вам то, что будет у меня. Будду же кончайте. (5) Он у вас прекрасно начат. И не слишком глубоко забирайте плугом. Le mieux est l’ennemi du bien. (6) По поручению Цебриковой постараюсь сделать, что могу.
Нынче пишу вам первому, но как видите это невыгодно для качества письма.
(7) Привет вашим. Я вчера приехал сюда в Москву, и мне очень грустно, но это от того верно, что нездоровится.

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ТК 1913, стр. 107—108. На подлиннике надпись чернилами: ‘N 351’.
Толстой отвечает на письма Черткова от 4 и 5 ноября. В письме от 5 ноября Чертков писал, что пересылает полученное им письмо писательницы М. К. Цебриковой, которая писала ему, что ее знакомый слесарь Алеев, работавший в железнодорожных мастерских, уволен, как политически неблагонадежный, и спрашивала Черткова, не может ли он доставить Алееву место слесаря, сторожа или надсмотрщика, причем указывала, что такие люди, как он, могут быть полезны в больших имениях. Далее Цебрикова писала: ‘Нельзя ли через Толстого что-нибудь найти? Надеюсь, что вы не откажете в моей просьбе. Надо выручить человека, которого полиция озлобляет так безрассудно’.
В письме от 4 ноября Чертков писал: ‘Поша вам перешлет мои письма, в которых я сообщаю ему, что решился или, вернее, был приведен обстоятельствами к тому, чтобы решиться постараться покрывать расходы по жизни своей семьи литературным заработком (конечно, несамостоятельными работами: продавать то, что я имел бы сказать от себя, я никогда не мог бы, а— переводными, компиляционными и т. п.). —Мне почему-то чувствуется, что вы не особенно одобрите это решение. Но, во-первых, вы не знаете обстоятельств дела, и излагать их письменно заняло бы слишком много времени. Скажу только, что мне было всё больше и больше в тягость жить на деньги, выбиваемые Шраммом от здешних крестьян, а один последний толчек заставил меня на этих днях решиться изменить мое отношение к этим деньгам, хотя, конечно, это вовсе не исправляет моего отношения к деньгам вообще. Из нового моего положения, кроме благотворного воспитательного влияния на меня лично, получится еще та выгода, что мы будем энергичнее сокращать свои личные расходы, когда каждый истрачиваемый рубль будет соответствовать известному количеству моего личного усидчивого труда. — Во-вторых, если я и ошибаюсь, за то во всяком случае чувствую, что должен был пройти через фазис хотя бы только интеллигентного заработка, быть может только для того, чтобы в свое время ясно увидеть тщету всего этого. — Теперь обращаюсь к вам с просьбою: Если вам придет в голову какая-нибудь работа, подходящая для меня, то, пожалуйста, сообщите мне. Быть может, найдется не простой перевод, а компиляция, реферат, сокращение, переложение, что-нибудь такое, в чем может пригодиться известное вам мое отношение к предмету. Это было бы для меня приятнее всего. Но за неимением этого я охотно взялся бы за простой перевод. — Работу эту хотелось бы, если удастся, сначала поместить в какой-нибудь журнал, а потом сдать ‘Посреднику’. Вы очень помогли бы мне указанием.
У меня есть в запасе прекрасная работа — окончание изложения о Будде. Но хотелось бы раньше исполнить какую-нибудь другую, более простую, для того, чтобы определить себе приблизительный естественный размер своего заработка в час. А то Будда займет много времени, которое не скажется во внешнем результате, и я буду в затруднении относительно размера заработка’.
(1) Мария Константиновна Цебрикова (1835—1917)—писательница, сотрудничавшая в ‘Отечественных записках’ и в других периодических изданиях, писавшая по вопросам женского профессионального движения, работавшая в области детской и общедоступной литературы. О ней см. т. 85, стр. 188.
(2) Толстой имеет в виду намерение Черткова отказаться от средств, получавшихся им от доходов с имения, принадлежавшего его матери и управлявшегося В. С. Шраммом, которого Чертков упрекал в эксплоатации местных крестьян. В записи, сделанной на отдельном листке, с пометкой 4 июня, и вложенной в записную книжку Черткова за 1843. г., Чертков писал: ‘Обстоятельства теперь так сложились, что я признал наконец необходимым по возможности воздерживаться от принятия от моей матери на расходы по моей жизни денег, получаемых ею от эксплуатации ее имения через посредство В. С. Шрамма. Для осуществления этого я решился заняться по мере сил так называемым ‘литературным заработком’. Брать плату я считаю для себя позволительным только за более или менее механическую работу, переводную, компиляционную и тому подобное, но никак не за ‘творческую’, т. е. не за такие писания, которые являлись бы результатом моей внутренней душевной жизни и потребности поделиться с людьми тем, что бог мне положил на душу сказать им. Таким образом я не мог бы брать гонорара ни за статьи ‘Злая забава‘ или ‘Не убий, ни за задуманные свои работы об обращении с маленькими детьми, о христианском мышлении и проч. Но за изложение жизни и учения Будды, за редактирование чужих работ, за переводы, компиляции и тому подобное, я считаю, что могу брать плату. В этом я не вижу никакого подобия справедливости по отношению к простому рабочему народу. Материальные жизненные средства идут от них, и они своим хлебным трудом содержат всю интеллигенцию. Так что ‘литературный заработок’ есть не что иное, как дележ между разбойниками результата чернорабочего труда, отобранного у народа. Но тем не менее для меня переход из барского положения в положение интеллигентного труженика есть шаг вперед. Он наверное воспитательно благотворно отразится на мне’.
О том же Чертков писал П. И. Бирюкову в письмах, упоминаемых Толстым в комментируемом письме, причем ставил перед П. И. Бирюковым вопрос о возможности регулярного литературного заработка путем работы для книгоиздательства ‘Посредник’. П. И. Бирюков ответил Черткову, что считает его намерение не осуществимым, и подробно высказал свои соображения в письмах от 4 и 8 ноября, представляющих интерес, поскольку они с одной стороны отчетливо выясняют обстоятельства, ни позволявшие Черткову отказаться от прежних источников средств для существования, с другой стороны дают представление о нормах оплаты литературного труда в книгоиздательстве ‘Посредник’. В первом из этих писем, посланном предварительно для прочтения Толстому, П. И. Бирюков писал: ‘Я жду помощи не только литературной, но и денежной именно от тебя, потому что продажа книг еще не совершила того оборота, который может давать доход. Как же я могу обещать тебе постоянный заработок?.. ‘Посредник’ при теперешнем его состоянии не может дать постоянного литературного заработка. Но если позволишь высказать мне свое мнение то я бы тебе советовал употребить все усилия воли и ума, чтобы устроить свою жизнь независимо от литературного заработка, помня то, что откуда бы ни шли деньги, они всегда одинаково скверны, и потому единственным решением вопроса при невозможности обходиться без них, будет тратить их возможно меньше, а откуда они идут это безразлично’. В письме от 8 ноября П. М. Бирюков писал Черткову, что от первоначальной сметы расходов ‘Посредника’ получается экономия в 25 рублей в месяц, ‘которые я хочу предложить тебе с тем, чтобы ты разделил с ней [сотрудницей Посредника’ Е. И. Баратынской] обработку иностранного литературного материала. 25 рублей есть цена четырехчасовой работы в день (принимая 8 часов за полный рабочий день, оплачиваемый в 50 р.)…’ Крайне незначительные размеры литературного заработка, который можно было иметь посредством переводов, были недостаточны для Черткова, и его намерение отказаться от средств, получаемых им от матери, осталось неосуществленным.
(3) См. письмо N 353.
(4) Толстой имеет в виду книгу J. Legge, ‘The Chinese classics’, London 1875—1876, в которой напечатаны в английском переводе классические произведения религиозных учителей Китая — Конфуция, Лао-Дзе и Менция. Мысль Толстого о переводе этой книги для серии изданий ‘Посредника’, предназначенных для интеллигентных читателей, не получила осуществления.
(5) Толстой имеет в виду начатое Чертковым общедоступное изложение жизни и учения Будды, оставшееся не законченным. Об этой работе см. т. 86, стр. 34 и 209.
(6) [Лучшее — враг хорошего.]
(7) Абзац редактора.

* 356.

1893 г. Ноября 24. Москва.
Получила ваше коротенькое письмецо и, хотя устал и не напишу нужного, хоть несколькими словами отвечу вам.
(1) Книги о китайской мудрости хочется еще просмотреть, чтобы яснее составить себе план, но до сих пор не успел этого сделать. Как сделаю на днях, так пришлю вам. Чудесная работа. (2)
(3) О Хилкове попрошу сейчас дочерей послать вам письмо его и его матери. (4) Все это очень коротко. Жаль, что это задержало отсылку вашего письма о Дрожжине.
Нынче получил трогательное письмо от Русанова (5) интересное письмо от француз[ского] аббата, преподавателя, который отчасти соглашается с мыслями ‘Le Salut’ и отчасти возражает им. (6)
Вчера через час после получения вашего письма о (7) том, чтобы не спорить с Гротами, как раз пришли Гроты, т. е. Грот с профессором истории, и я по слабости своей сделал то самое, что вы не советуете — и так справедливо — делать.
Еще получил прелестную книгу о Франциске Ассизском Paul Sabbatier. Только что вышедшая книга, большая, прекрасно написанная. (8) Это будет прелестная книга для Посредника, только бы цензура не помешала. Я три дня ее читал и ужаснулся на свою мерзость и слабость, и хоть этим стал лучше.
Прощайте пока. Любящий вас

Л. Т.

24 Поя[бря].
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913, стр. 108, Б, III, стр. 218. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 352. Москва 24 ноября 93’.
Ответ на письма от 18 и от 21 ноября. В первом из этих писем Чертков писал по поводу предложения Толстого заняться составлением книг ‘о религиях Китая’: ‘Я очень рад вашему ‘заказу’, Лев Николаевич. Пожалуйста, пришлите книги Лэггэ о Китае. Я понял ваши указания относительно требуемой работы и постараюсь исполнить ее, в точности согласуясь с ними. Пока мы еще живы и сношения между нами не прерваны, буду доставлять вам мою работу по частям. Я как раз, еще с осени, собирался заняться мудростью китайской, кое-что я слыхал о ней от Жени, и это меня очень притягивало. Последние дни я кое-что переводил о Берклее — книгу о нем Fraser’a. — Но эта работа меня не удовлетворила, хотя я думаю, что было бы очень полезно для нашей ‘философствующей’ интеллигенции поближе познакомиться с Берклеем, так как он отлично подставил ножку их ‘философским основаниям’. Я встретился с ним на одной мысли, которая у меня сложилась так: не знаю, в действительности ли я вижу внешнее, знаю только, что и вижу его действительно. Мир сознаю я, но в своем ли я сознании, даже этого не знаю, иногда знаю, что в чужом — в его сознании. Но раз я сознаю внешний мир, то представление ли он или действительность — я одинаково сознаю к нему некоторое отношение, и вот это-то мое сознаваемое отношение должно соответствовать моему представлению. Таким образом я устранил для себя всякую заботу о том, следует ли отдаваться жизни, если она сон. У Берклея я нашел подтверждение первой части этого, и кроме того напал у него на много хороших мыслей. Следовало бы его всего кому-нибудь из нас перечесть и сделать выборки, что перевести в виде дополнения к переводу книги Фрезера о нем. Посылаю вам то, что я успел перевести. Если не пригодится, то верните мне через ‘Посредник’. Посылаю и книгу Фрезера о нем, но ее непременно прошу вернуть мне, так как я ее ‘зачитал’ и хочу справиться у прежнего ее хозяина, могу ли сохранить.
Не хочу писать сейчас о своей жизни, потому что живу напряженно, как на вулкане, а по отношению к происходящему в России — как бы с бомбой в руках, и не знаю, когда ее пущу, завтра или через некоторое время, а может быть в ней и не будет надобности. И я не хочу отвлекаться сейчас словами о том, что делаю, хочу или могу делать’. В письме от 20 ноября Чертков писал: ‘С радостью согласен приняться за предлагаемую вами работу. Пожалуйста, пришлите книги. Указания я совершенно понял. Хочу писать вам, но пока не могу. В. Ч.
Всё благополучно. Никогда еще я не испытывал такого длящегося, непрерывного духовного напряжения, как эти последние дни, — со времени отъезда моей матери, и вместе с тем мне удается до некоторой степени сдерживать накопляющееся возбуждение для того, чтобы направлять его туда, куда производительнее и нужнее отцу…. —Письмо о Дрожжине уже было мною на-бело переписано, когда я узнал от вас о том, что сделали с Хилковыми. (Не можете ли вы прислать мне все его или других лиц письма об этом деле, которое, как вы знаете, и нас близко касается.). Хотя в сущности в этом факте нет ничего нового, но он так на меня подействовал, что я не мог искренно оставить в своем письме заключительные слова о доверии. Пришлось немного изменить и теперь нужно вновь переписывать.
Я так рад работе о китайских мудрецах, и как раз перед получением вашего письма начал наводить о них справки в имеющихся у меня историях философии…
Пожалуйста пишите мне: я в этом нуждаюсь. Поблагодарите Марью Львовну за черновые о религии, которые я получил. Я заглядывал и усмотрел сокровища, но не могу себе составить понятия о статье, так как от Марьи Александровны еще не получил списка всей статьи. Нельзя ли ее поторопить высылкою, а то боюсь она долго задержит для переписки с него другим. Бог вам в помощь. Представляя себе вас в Москве, так и хочется сказать вам: ‘Не спорьте с Гротами: не стоит того’, но вы лучше моего знаете, стоит ли или нет’.
(1) Абзац редактора.
(2) Кроме книг Legge ‘The Chinese classics’, о которых Толстой писал в предыдущем письме, он намеревался в это время познакомиться с книгой Legge ‘Texts of Taosisme’, Oxford 1891, о чем он писал В. В. Стасову в письме от 2 ноября, прося его выслать эту книжку и выражая желание выписать ее из-за границы, если В. В. Стасов не может ее прислать. См. письмо Толстого к Стасову от 2 ноября, т. 66.
(3) Абзац редактора.
(4) Письмо Д. А. Хилкова, упоминаемое Толстым, не разыскано в архивах. Мать Д. А. Хилкова, кн. Ю. П. Хилкова, писала Толстому в письме от 12 ноября: ‘Доказательством того, что я не ставлю Вам в упрек Ваше письмо, это то, что я Вам немедленно же отвечаю. Сын мой Вам неточно написал, дети взяты не у него, а у Цецилии Владимировны. Мне нечего распространяться о том, как я искренно и горячо люблю сына, всё, что его огорчает, мне чувствительнее, чем ему. Вы справедливо полагаете, что если я так поступила, то имела на то важные причины. Извините, пожалуйста, граф, но писать о тех обстоятельствах, которые вызвали этот решительный шаг, я нахожу лишним. Повторяю только, что мне сына несказанно жаль, но не относительно того, что дети у меня. Придет время, когда он этому сам будет рад и благодарен, что всё так устроилось’ (АТБ).
(5) Толстой имеет в виду длинное письмо Г. А. Русанова от 18 октября — 24 ноября 1893 г., в котором Русанов писал о своей болезни (сухотка спинного мозга), о получаемых им письмах и о том, какое большое место в его жизни занимает сам Толстой и его учение, помогающее переносить страдания. ‘Хоть и долго, целых полтора года, не писал я вам, дорогой Лев Николаевич, но люблю Вас попрежнему и беспрестанно (это почти буквально) думаю о Вас. Более двадцати лет прошло с тех пор, как Вы завладели мною. Из молодого человека превратился я в развалину, в калеку, доживающего пятый десяток, а Вы для меня всё тот же нестареющийся любимец мой, дающий мне лучшие мои радости, и за последнее десятилетие давший мне и силу жить. Не раз приходилось мне говорить Вам о моем отношении к Вам, но всё-таки не мог высказаться вполне, да и не высказать мне никогда того восхищения, в которое приводят меня Ваши художественные произведения, того чувства, с которым думаю о Вас, как о человеке, вспоминаю свои свидания с Вами. Если бы не существовало ‘Войны и мира’ и ‘Анны Карениной’ и пр., я может быть, не пришел бы в Вам, как и мыслителю, автору последних произведений, а если бы не было этих ‘последних произведений’, меня, может быть, теперь не было бы на свете’.
(6) Письмо французского аббата, написавшего Толстому по поводу французского перевода книги ‘Царство божие внутри вас’, в архивах не разыскано.
(7) Николай Яковлевич Грот (о нем см. прим. к письму N 303) и, может быть, его брат Константин Яковлевич Грот (1853—1936), профессор Варшавского университета, специалист по истории славянских народностей. О нем см. письма 1910 г., т. 82.
(8) Paul Sabbatier, ‘Vie de S. Francois d’Assise’, huitieme edition. Paris 1894. Говоря, что книга Саббатье ‘только что вышла’, Толстой, вероятно, имеет в виду восьмое издание, по-видимому, вышедшее в конце 1893 г. В русском переводе книга вышла в издании ‘Посредника’: П. Сабботье, ‘Жизнь Франциска Ассизского’, М. 1895.

* 357.

1893 г. Декабря 9. Москва.
Дорогой В[ладимир] Г[ригорьевич].
Письмо ваше о Хилкове сейчас получил. Но прежде надо еще ответить вам о дочери Барыковой. (1) Вся ее история, вся ее личность и последнее письмо очень трогают меня. Кто же может помочь ей, кроме Бога. Но Бог не только может, но и наверное поможет ей. Я люблю это выражение Павла: сила Божия в немощах совершается. Мне кажется, что, если она только не признает себя потонувшей, оно выплывет.
Одно, что ей хочется сказать, это то, чтобы она как можно осторожнее обходилась бы с своими мыслями: больше всего боялась бы быть неправдивой с самой собой, и тем больше перед другими. Другое то, что она напрасно думает, что она очень дурна и развратна перед Богом. Его этим не удивишь. И на Его мерку самый святой человек, борящийся с своими слабостями, и она, борящаяся с своими, ничем не отличаются друг от друга. И первый не ближе от Него, чем она. Ближе к Нему тот, кто страстнее стремится прочь (2) от зла и ближе к Нему. А в ней есть эта страстность. Ее подгоняет вероятно и людское неодобрение, но это-то и нужно при ее слабости. Не даром так много блудниц святых. Мне не понравилось в ней ее осуждение матери. Это жесткость, кот[орая] будет мешать ей во всем.
Посылаю назадъ ее письмо.
Трудное дело вы затеяли, но хорошее. (3) Жатва велика, делателей мало. Программа едва ли пригодится. Как то она принижает дело.
Пока прощайте. Целую вас. Привет А[нне] К[онстантиновне].
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 207. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 353, Москва 9 дек. 93’, на основании которой датируется письмо.
Ответ на два письма Черткова, одмо от 1 декабря, другое, написанное около 5 декабря. В первом из этих писем Чертков писал, что посылает Толстому полученное им письмо Т. Н. Клименко, предшествовавшие письма которой он уже посылал Толстому, и просил Толстого написать, что можно было бы сказать ей такого, что могло бы хоть сколько-нибудь помочь ей выбраться из своего состояния почти душевного отчаяния’. Во втором письме, не разысканном в архивах, Чертков, по-видимому, сообщал о задуманной им записке относительно дела об отобрании детей у Д. А. Хилкова, и писал Толстому о необходимости составить программу работы по-собиранию материалов о преследуемых за религиозные убеждения.
(1) Татьяна Николаевна Клименко (р. 1860), рожденная Карпинская, дочь писательницы Л. П. Барыковой от ее первого брака с Н. Н. Карлинским, переживала в это время тяжелый душенный кризис и к письмах к Черткову рассказала историю своей личной жизни. Она читали в это время некоторые произведения Толстого и, соглашаясь со многими его мыслями, жестоко упрекала себя за то, что не имеет сил их осуществить: ‘новые идеи, как масло на воде плавают, ничего в жизнь не входит. Жизнь идет, как шла, не изменяясь…. Идите к свету и других ведите, мало ли есть людей, не так испорченных, как я — а меня оставьте, я не могу’ (А Ч).
(2) Слово прочь написано по слову: к
(3) Толстой имеет в виду намерение Черткова занячься собиранием материалов о преследованиях за религиозные убеждения, как это видно из слов ответного письма Черткова от 14 декабря: ‘О моем проекте обнаружить хоть частичку истины, относящейся до гонимых наших друзей, и высказаться в пользу свободы совести, мне хотелось бы получить от вас более подробное мнение, так как дело это меня очень занимает и я чувствую, что охладею к нему только тогда, когда исполню его’.

* 358.

1893 г. Декабря 17. Москва.
Я получил оба ваши длинные письма на тонкой бумаге и посылку. (1) Второе последнее письмо в эту минуту не найду и потому пока отвечаю на первое и отсылаю ваши поправки, с к[оторыми], как вы увидите, со всеми согласен, кроме скобок.
(2) Вчера я получил первый номер газеты Ethische Kultur с началом перевода, к сожалению, не исправленным. (3) Я послал поправки, а он напечатал.
Я хотел о религии посылать Turner’у, но теперь не пошлю. (4)
Я получилъ на днях письмо от милого Батерзби, но еще не отвтетил.
На ваши два вопроса о Боге и молитве теперь не буду отвечать, но надеюсь ответить после. (5)
На ваш же вопрос о том, считаю ли я хорошими мои жестокие озлобленные ооуждения людей? Считаю ли себя виноватым перед своею совестью в том, что я отступил в этих осуждениях от той вечной открытой мни христианством истины, к[оторую] я знал? отвечу и, слава Богу, совершенно искренно и смиренно, что чувствую себя виноватым, и что мне больно, что я делал это.
(6) Случилось со мной то, что в тот день, как я получил это ваше письмо, заставившее меня опять проверить себя (за что благодарю и люблю вас еще больше), в этот же день или на другой я получил книжку ‘Le Salut est en vous’ (7) и стал читать ее, — и не мог оторваться, несмотря на местами перевранный перевод, и многое мне было очень приятно, но именно те места, где я отступал от христианского приема мягкой и любовной рассудительности, а таких много, почтит все, — мне были противны и совестны. Несмотря на то, что таков мой характер, и он везде проскакивает, я знаю, что он скверный, и желал бы и надеюсь изменить его.
Благодарю вас за вашу истинную любовь ко мне.

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в книге: ‘Толстой. Памятники творчества и жиаии’, 2, М. 1920, стр. 71—72. На подлиннике надпись рукой Черткова черным карандашом: ‘М. 17 Дек.’, чернилами: ‘N 454’, на основании которой датируется письмо.
Толстой отвечает на два письма Черткова — одно от 10 декабря и другое, дата которого не установлена, так как оно не разыскано в архивах.
В письме от 10 декабря Чертков писал, что узнал из газеты ‘Новое время’ об одном случае отказа от военной службы в Сербии новобранца, принадлежавшего к секте назарен, и спрашивал Толстого, не может ли он получить подробные сведения об этом случае, наведя справки у каких-нибудь сербов. В том же письме Чертков писал: ‘Прочитав присланный мне первоначально Марьей Львовной черновой список вашей статьи ‘Религия и нравственность’ и полагая, что он более или менее окончательный, я потом стал просматривать черновые листки, в которых нашел много прекрасного, не попавшего в черновой полный список. И эти места я отметил для включении в мой свод ваших мыслей, думая с сожалением, что вы вероятно их выпустили для сокращения статьи. Но получив третьего дня окончательный список статьи, я с радостью увидал, что отрывки эти вовсе не выпущены, и что вообще этот окончательный вариант еще полнее, сильнее и цельнее первоначального прочитанного мною. Какое громадное значение и хорошее влияние эта статья будет иметь на все ‘культурное’ человечество! От теперешнего поколения нельзя ожидать всеобщего признания выраженной вами истины о религии: оно слишком срослось с обратным заблуждением, но молодое поколение, которое будет непредубежденно читать это ваше писание, не может не согласиться с вами, потому что слова ваши подтверждаются собственным неповрежденным сознанием читателя. И для этого поколения статья ваша послужит отводом от того лабиринта философского онанизма, в котором запутались культурные люди нашего времени, и характерным проявлением которого служит у нас успех глупейшего, но сбивающего с толку своей спокойной самоуверенностью Гротовского журнала. В статье вашей я решился предложить вам вставку двух слов в начале и конце. Мотивы этого я приложу, когда верну Марье Львовне ее список, на котором и будут карандашом обозначены предлагаемые мною вставки.
Пожалуйста верните мне заказным письмом собственноручные письма, Дрожжина, имеющиеся у вас (последние вы мне еще не вернули, кажется). Судя по письмам, которые теперь отсылаю вам, он должен быть очень болен. На этих днях хочу опять постараться повидаться с ним в Воронеже’.
(1) Посылка с черновыми рукописями статьи ‘Религия и нравственность’ с поправками Черткова, о которых он писал в письме от 10 декабря.
(2) Абзац редактора.
(3) Статья Толстого ‘Религия и нравственность’ была начата печатанием в журнале ‘Ethische Kulture’ в декабре 1893 г. в переводе С. Бер. Этот перевод вышел отдельным изданием: Graf Leo Tolstoy, ‘Religion und Moral’. Antwort auf eine in der ‘Ethischen Kultur’ gestellte Frage. Berlin 1894. Толстой, отправив перевод этой статьи редактору журнала ‘Ethische Kulture’ Гижицкому, дополнительно послал поправки к рукописи, которые редактор не успел включить в текст, печатавшийся в журнале, но смог внести их в отдельное издание.
(4) Толстой отказался от намерения послать статью ‘Религия и нравственность’ английскому переводчику Тернеру, потому что Чертков выразил желание сам перевести эту статью. Из письма Черткова от 14 декабря видно, что он перевел эту статью и послал ее в Англию своему другу журналисту Батерсби с просьбой поправить перевод, сохраняя его точность и особенности слога Толстого.
(5) Вопросы Черткова о боге и о молитве так же, как и его вопрос о том, считает ли Толстой хорошими свои ‘жесткие озлобленные осуждения людей’, вероятно, содержались в письме Черткова, не сохранившемся в архивах.
(6) Абзац редактора.
(7) Французский перевод книги Толстого ‘Царство Божие внутри вас’.

* 359.

1893 г. Декабря 24. Москва.

24 Декабря.

Сейчас писал Хилкову о том, что вы хотите описать то, что сделано над ним. (1) Это прекрасно, и вы сделаете это прекрасно. Только надо делать это поскорее. А так широко, как вы захватили, это мож[ет] б[ыть] исполнено не скоро.
(2) Я не помню, что я отвечал и что не отвечал вам. Если что забыл, простите меня. Суета посетителей, пустых разговоров и ужасно увеличившаяся переписка задавили меня. (3)
Я радуюсь мысли скоро увидеть вас.
Все хотел выслать вам китайские книги для перевода, а теперь откладываю. Мне кажется, вы должны сделать это.
Жатва велика, делателей мало.

Л. Толстой.

На обороте: Воронежской губ.
Станция Россоша
Владидиру Григорьевичу
Черткову.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 204. Письмо закрытое — секретка. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 355 М. 24 Дек. 93’.
Ответ на письмо, в котором Чертков писал о своем плане написать статью об отобрании детей Д. А. Хилкова. Дата письма неизвестна, так как в архиве Черткова от него сохранился лишь конец. В этом письме Чертков, между прочим, писал: ‘Когда будете в Ясной Поляне, то пожалуйста попросите вашу дочь отобрать для меня и выслать мне все письма вам Хилкова: это мне теперь очень нужно…. Около 10 января я думаю съездить в Петербург и хотел бы повидать вас на пути туда. Поэтому прошу вас уведомлять меня о том, где вы будете. Только не пишите мне меньше в расчете скоро увидеться, так как очень возможно, что я не поеду’.
(1) В письме к Д. А. Хилкову от 24 декабря Толстой писал относительно отобрания детей: ‘В английские газеты тоже писать не буду, во-первых, потому что не сумею (я истинно не умею коротко, ясно и сильно написать), а во-вторых, потому что это хочет сделать Чертков. Вы, верно, уже получили его письмо. Он сделает это хорошо. Боюсь только, что медленно’ (см. т. 66).
(2) Абзац редактора.
(3) Толстой очень тяготился в это время своим пребыванием в Москве и писал об этом в своем Дневнике от 22 декабря 1893 г.
В ответ на это письмо Чертков писал Толстому 27 декабря 1893 г.: ‘Я был очень рад видеть в вашем коротеньком письме подтверждение того, что я и так решил сделать, а именно сначала написать об одном Хилкове…. Английские же книги о китайских религиях всё ж таки прощу вас выслать мне по возможности безотлагательно, одно не может заменить другое. Зарабатывать свои домашние расходы переводами я непременно хочу. С нового года начинается это мое новое денежное положение и я хотел бы заняться именно этими китайскими религиями, отрываясь от них лишь для того, чтобы переводить на английский ваши писания. Выехать отсюда я во всяком случае не могу раньше 10-го января, и этому может легко что-нибудь помешать, и потому очень прошу вас, если возможно, т.е. если они вам самим не нужны, выслать мне эти книжки сейчас же’.

1894

* 360.

1894 г. Января 17. Москва.
Письмо получил.

Толстой.

Публикуется впервые. Телеграмма. На бланке: ‘Подана 17-го/1 — 1 ч. 22 м. пополуночи. Из Москвы’. На подлиннике надпись черными чернилами рукой Черткова: ‘N 357. Москва 17 Янв. 1894’.
Ответ на письмо Черткова от 13 января. Чертков просил сообщить о получении его письма телеграммой (см. прим. к письму N 361).

* 361.

1894 г. Января 17. Москва.
Получил сейчас ваше письмо, милый друг В[ладимир] Г[ригорьевич], и послал телеграмму. Радуюсь увидать Галю и вас. Только не откладывайте, если можно, приезжайте поскорее. Мы — т. е. я с дочерьми, собираемся уехать к Илье в Чернской уезд (это 3 часа езды по железной] доро[ге] от Ясной), должно быть около 20, т. е. между 18 и 24. (1)
Илья уезжает нынче на 1 Ґ месяца за границу, а жена его беременная остается с детьми одна. (2) Наше пребывание у нее будет и ей притнои нам. Разумеется, постараемся сделать так, чтобы свидеться с вами. А уехать очень хочется. Очень я устал от суеты. Всё люди хорошие и приятно их видеть, но их слишком много. —
Жаловаться за границей мне также противно. Но я чувствовал себя вынужденным что нибудь сделать. Главное дурно в прошении — прошение. (3) Просить об этом нельзя. Как просить убийцу, чтоб он не жарил моего ребенка? Можно и должно не просить, а образумливать его. И это надо делать. И вы это то хотите делать, и прекрасно.
Я очень устал.
Целую вас. Мой радостный привнт Гали. Дай Бог ей здоровья.

Л. Толстой.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘N 356 Москва Январь 1894 г.’. Письмо датируется на основании содержащегося в нем указания, что оно написано в один день с отправленной Толстым Черткову телеграммой (см. N 356), т. е. 17 января 1894 г.
Ответ на письмо от 13 января, в котором Чертков писал: ‘Сейчас пользуюсь случаем, чтобы (несмотря на мнение Хилкова о том, что только обнародование за границей может помочь) попросить вас продолжать вашу мудрую политику не передавать этого дела в базар заграничной агитации против России до свидания со мной. Мы собираемся на этих днях ехать в Петербург, чтобы хлопотать о любовном, беззадорном обнаружении там правды, которая может раскрыть глава государю. И теперь всякая заграничная статья могла бы испортить непоправимо этот первый и самый надежный шаг. Если же он не удастся (а я думаю, что он удастся), то всегда можно обнаруживать правду за границей — это не уйдет. Единственная причина нашего теперешнего маленького замедления та, что Гале необходимо хоть чуточку оправиться от последнего третьегоднешнего самого сильного припадка сердцебиения, который ее совсем повалил. Мы хотим ехать вместе, потому что разлучиться не решаемся при ее теперешнем состоянии. К тому же она лучше кого-либо поможет бедной Цецилии Владимировне опомниться и отстраниться от того лживого прошения, которое дьявол внушил ее советчицам и которое может погубить всё дело. (Об этом мы уже телеграфировали и написали ей.)’ Далее Чертков пишет, что предполагает поехать в Петербург на 6 недель, и просит Толстого телеграфировать о получении этого письма.
(1) Толстой имеет в виду посадку в имение своего сына Ильи Львовича Гриневка, находившееся в Черненом уезде Тульской губ. (см. письмо N 362).
(2) Софья Николаевна Толстая, рожд. Филооофова (1867—1934). Дети И. Л. и С. Н. Толстых: Анна (р. 24 декабря 1888 г.) и Михаил (р. 10 октября 1893 г., ум. 28 марта 1919).
(3) Толстой имеет в виду прошение на имя Александра III. в котором жена Д. А. Хилкова, Ц. В. Винер, просила отдать ей обратно отнятых у нее и переданных матери ее мужа детей. Ц. В. Винер проездом в Петербург остановилась в Москве на 2 и 3 января 1894 г. с целью посоветоваться с Толстым о своем деле и показать ему прошение. Об этом прошении Т. Л. Толстая сообщала Черткову в письме от 6 января 1894 г.: ‘Папа ей дал письмо к вашей матери и к Кони, чтобы он помог написать ей прошение, а то кто-то — Джунковские, кажется —написал такое нехорошее прошение, что просто неприятно читать. В нем она обещается сделать из своих детей верных слуг отечеству и пишет, что если она, как лютеранка, не придавала значения церковным обрядам, тем не менее старалась воспитывать их в христианском духе. Я отнюдь не осуждаю ее за это, но это еще раз показало мне, какая сильная это страсть к детям и что она может заставить мать сделать. Я спрашивал ее — ее муж против ли ее хлопот. Он это и пишет к Анненковой и пишет, что он думает, что только разоблачение этого дела за границей мотет чем-нибудь помочь’ (АЧ). Об отношении Толстого к этому прошению см. письмо Толстого к Д. А. Хилкову от 30 января 1894 г. (т. 67).

* 362.

1894 г. Января 23. Козловка-Засека.
Поехал до первого Чернь до десятого Ясную.

Толстой.

Публикуется впервые. Телеграмма. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘.N 358, Козловка. 23 янв. 24’. На бланке: ‘Подана из Козловки 23 января 8.30 пополудни’.
Толстой выехал из Москвы вместе о дочерьми Марией Львовной и Татьяной Львовной, из которых первая прямо проехала в Ясную Поляну, а вторая проехала с отцом в имение И. Л. Толстого Гриневку в Черненом уезде Тульской губернии.

* 363.

1894 г. Февраля 8. Тула.
Давно уж поджидаю от вас известий, дорогой друг, и очень обрадовался, получив их через Емельяна. (1) Кроме того, вчера еще получил Поша, кот[орый] у нас, от вас письмо. Верно и мне есть письмо в Москву, да мнн не переслали. Емельяна я очень полюбил. Какой понятный мне и родственный по духу человек! Я никогда не ожидал его таким.
В особенности поразили меня в нем ясный и твердый ум, спокойствие и правдивость. И как хорошо то, что он освободился от уз учительства. Эта формальная ступень молоканства (2) составляла и составляет, я думаю, главное препятствие для распространения истины и установления царства божия. Лучшие люди, кот[орых] я знаю из народа, — таких я знаю трех — совершенно свободны от всякой формы. И они-то и подобные им, теперь — передовые борцы, делающие дело божие. Я в первый раз по Емельяну узнал силу этой мертвящей организации, и это мне было очень поучительно. Спасибо вам, что вы мне доставили эту радость и в таких хороших условиях. Дай Бог, чтобы он и других перетащил за ту грань, за к[оторую] он перешел. — Как много важных значительных для нас событий: насилие над детьми Хилкова, смерть Дрожжина. (3) Непременно надо написать его житие. Вы не можете делать всего и, кроме того, теперь, когда Галя больна. Вы не отрывайтесь от начатого вами дела описаний, обращений или скорее возвращений людей домой, а пусть Евг[ений] И[анович] пишет, т[ак] к[ак] он вызывается. (4) Мне говорили, что он перед самой смертью заплакал. Что значут эти слезы? Мне кажется, что они значут умиление перед собой. Что бы они ни значили, они очень трогают меня. Ем[ельян] говорил мне, что вы жалеете, что вы делали всё для его тела и все эти дела были тщетны, но не попытались сделать что-нибудь для его души. (5) Я думаю, что те, которые посетили больных и заключенных, сделали это для Христа, для истины, и потому сделали это для души каждого. Что Изюмченко? (6)
Не (7) пришлось вам похлопотать, повлиять на дело Хилковой,и мне очень жаль этого. (8) Прошение, которое написал ей Кони (9) и к(оторое] я читал, не так дурно, как первое, но мне, главное, не нравится, как будто признание права отнимать детей и просьба о том, чтобы их отнимали так, а не иначе.
Бедной Хилковой пришлось быть в передовой линии и пострадать для других. Я твердо уверен, что этот поступок с нею будет последний и что они опомнятся. Знаю, что все это тяжело отозвалось в душе Гали и всем сердцем сочувствую ей. Но не могу не сказать, что надо быть неуязвимым, что насколько мы уязвимы, настолько мы грешны, настолько нам тяжело. Не то, чтобы не страдать, когда отнимают детей, — я представляю себе, что бы я испытал, если бы отняли и начали развращать моих дочерей, — а страдать и испытывать, иметь такую радость, к[оторая] уравновешивала эти страдания, которая делала бы то, что эти жертвы были бы радостными жертвами. Талисман для этого, претворяющий печаль в радость, для меня есть главное — память о смертном часе. Правда, что мне легче, п[отому] ч[то] я стар и стою одной ногой в гробу, но это возможно и молодому, так же, как возможно молодому умереть. Ну, отнимутъ у меня моих детей.
Что же я могу сделать, когда я всякую минуту могу умереть? Все равно, когда я умру, мои дети могут остаться в том положении, в к[оторое] они поставлены теперь. Стало быть, мои заботы и горе об этом бесполезны. А вот, как бы мне не сделать чего нибудь такого, что обезсмыслило бы всю мою жизнь и можетъ быть в последнюю минуту своей жизни. Великое счастье — свобода, к[оторая] дает неуязвимость, и ее надо приобретать, тем более, что мы волей-неволей приближаемся к ней.
Очень хочется вас увидать, хочется чем-нибудь послужить вам, т. е. вам и Гале. Надеюсь, что ей лучше. Пишите, пожалуйста. Лева теперь в Париже, разочаровался в Cannes и хочетъ вернуться. (10) Здоровье его не лучше. И странное дело, это физическое нездоровье нисколько не беспокоит меня. То, что он прибавил или убавил веса, оставляет меня совершенно равнодушным, тогда как всякая малейшая часть золотника его нравственного веса чувствительна мне и трогает меня.
Я все продолжаю толочь воду в Тулонской ступе, (11) т. е. не могу кончить. Верно есть что-то недодуманное. Battersby прислал мнн критики разныхъ reverend’ ов (12) на отрывки из Царства Б[ожия], к[оторые] были напечатаны в New Review. (13) Все очень плохи, все лживое, старое, но одна очень понравилась мне и напомнила вас. Он говорит, что я отступаю от того, что я проповедую, т. е. любовь, жестоко и грубо нападая на духовенство, упрекая его в лжи и корысти. Если придется писать послесловие, я воспользуюсь этим, чтобы признать справедливость этого упрека.
Ну, теперь прощайте. Хорошо бы до свиданья. Ем[ельян] пошел покупать самовар, а я пишу это на постоялом дворе, (14) где сижу один. Дня черезъ три поедем в Москву.
Мне очень хорошо было у Илюши, где я жил с Таней и его женой и детьми, он за границей и теперь тут приятно. (15) Ждем Ге старшего.

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись рукой Черткова чернилами: ‘N 359. Тула 8 февр. 94’. Дата эта подтверждается тем обстоятельством, что Н. Н. Ге, которого, по-видимому, Толстой ждал в Туле в день написания этого письма, приехал 8 февраля.
Комментируемое письмо является откликом на вести о Чертковых, которые сообщил Толстому приехавший в Ясную поляну из Воронежской губернии Е. М. Ещенко.
(1) Емельян Максимович Ещенко (р около 1845 р.)—крестьянин Острогожского уезда Воронежской губ., перешедший из православия в секту ‘людей божьих’, называемых ‘хлыстами’, и являвшийся руководителем общины этих сектантов в деревне Гирлы, близ имения Чертковых. Познакомившись через Черткова с религнозно-этичеокими взглядами Толстого, решил отказаться от обрядности, свойственной секте ‘людей божьих’, и оставил руководство религиозной общиной своих прежних единоверцев.
Его автобиография ‘Житье Е. Ещенко’ хранится в сектантском архиве Черткова (ГТМ). О нем см. т. 86, стр. 7 и 8. В Дневнике Толстого от 9 февраля записано о посещении Ясной Поляны Е. М. Ещенко: ‘Этот очень понравился нам. А мне был особенно интересен тем, что уяснил мне смысл сектантства. Он старшой был и отказался. Все молокане, штундисты одинаково организованы и заимствуют свою организацию друг у друга. Та же внешняя обрядность и подчиненность власти, как и у православных, и потому то же подобие благочестия, т. е. лицемерие’.
(2) Молокане — секта, появившаяся во второй половине XVIII века в Тамбовской губернии и широко распространившаяся, особенно в Поволжье и на юго-востоке России. Молокане отрицают обряды и иерархию церкви, но признают книги ветхого и нового завета, символически толкуя содержащиеся в них описания чудес.
(3) Е. Н. Дрожжим скончался в Воронежской тюрьме 27 января 1894 г.
(4) Е. И. Попов писал Черткову в письме от 6 февраля 1894 г. из Москвы: ‘Дрожжин умер. Нам здесь всем кажется, что следует, как можно скорей, издать его дневники, письма, его биографию, из которой бы ясно было значение его жизни, подвига, смерти. Это именно теперь было бы своевременно, когда у всех так сильно впечатление от его мученичества и когда так интересует и распространяется ‘Царство Божие’. Книга эта была бы разъяснением значения его поступка, а его жизнь была бы прекрасной иллюстрацией к ней, указывающей то, что следует делать, или, по крайней мере, к чему должно готовиться всякому искреннему человеку. Конечно, ты бы во сто раз лучше это сделал, так как был близок к Дрожжину, но я знаю, что ты сейчас занят Хилковыми, и мне хочется заняться этим. Я писал об этом Льву Николаевичу и жду от него ответа или совета’ (АЧ).
Толстой сочувственно отнесся к намерению Е. И. Попова, посоветовав ему, однако, списаться с Чертковым. По дальнейшим письмам Е. И. Попова к Черткову, хранящимся в архиве Черткова, видно, что первоначально Чертков предполагал сам с помощью Е. И. Попова написать книгу о Дрожжине, но вскоре отказался от этого намерения, и биография Дрожжина была написана Е. И. Поповым.
(5) В ответном письме от 13 февраля 1894 г. Чертков пояснял, что эти слова Толстого основаны на некотором недоразумении: ‘Емельян не совсем верно понял то, что я ему говорил о Дрожжине. В духовной помощи Дрожжин вовсе не нуждался от меня. Он был спокоен и силен духом. Но я жалел и жалею, что не провел часочка в душевной беседе с ним — жалел ради себя и его друзей, для которых я мог таким образом послужить душевной связью с ним’.
(6) Николай Трофимович Изюмченко (1867—1927)—сын крестьянина села Обуховки, Курской губ. Учился в сельской школе, служил с 14 лет мальчиком на свеклосахарном заводе, потом жил в деревне, занимаясь крестьянским трудом. В 1885 г. познакомился с Е. Н. Дрожжиным и с его взглядами. В 1889 г., призванный на военную службу, подал при осмотре бумагу: ‘Генералы, я в солдаты идти отказываюсь: не вижу в том надобности. Царя, если он хороший, защищать излишне, веры у меня отнять никто не может, а отечества у меня нет’. Заявление не получило движения. В 1891 г. привлекался вместе с Дрожжиным к ответственности за распространение революционной рукописи. Отказался от военной службы. Был приговорен к заключению в дисциплинарном батальоне сроком на 2 года. Отбыв наказание, был сослан и Сибирь, где и остался жить, занимаясь впоследствии работой в кооперации и не раз подвергаясь административным преследованиям за распространение литературы, отражающей взгляды Толстого. Его записки о пребывании в дисциплинарном батальоне изданы под заглавием: ‘В дисциплинарном батальоне’. Записки Н. Т. Изюмченко, изд. ‘Свободного слова’ под редакцией В. Черткова, Christchurch 1805. Неопубликованные воспоминания Н. Т. Изюмченко хранятся в АЧ. ОН. Т. Изюмченко см. прим. к письму Толстого к нему от 19 февр. 1895 г., т. 68.
(7) Абзац редактора.
(8) Толстой имеет в виду решение Черткова отложить свою посадку в Петербург для непосредственного участия в хлопотах по делу об отнятии детей у Хилковых. Чертков отказался от мысли об этой поездке в конце января в связи с болезнью А. К. Чертковой.
(9) Анатолий Федорович Кони (1844—1927)—сенатор, в то время обер-прокурор уголовного департамента Сената. В январе 1894 г. Толстой просил А. Ф. Кони, чтобы он, как ‘человек, который, глубоко чувствуя всю возмутительность неправды, может и умеет в принятых формах уличать ее’, написал бы жене Д. А. Хилкова новое прошение о возвращении отнятых у нее детей (см. т. 67).
(10) Лев Львович Толстой, из Канн (см. прим. 4 к письму N 350) в конце января переехал в Париж, где продолжал лечение у врачей-специалистов по нервным болезням. О болезни Л. Л. Толстого см. письма N. 11. Толстого к Л. Л. Толстому от 28 января и 21 февраля 1894 г., т. 67.
(11) ‘Тулон’—условное название статьи Толстого ‘Христианство и патриотизм’, написанной Толстым по поводу торжеств, происходивших во Франции в связи с приемом русской эскадры под начальством вице-адмирала Авеллана, посетившей французский военный порт Тулон.
Визит русской эскадры состоялся в ответ на визит французской эскадры в Кронштадт и был тесно связан с русско-французским соглашением, ближайшим образом направленным против Германии.
О статье ‘Христианство и патриотизм’ см. прим. к письму Толстого N 350:
(12) Перевод с английского: ‘достопочтенных’. Обычный титул представителей английского духовенства.
(13) Толстой имеет в виду отзывы представителей английского духовенства В. Синклера, Д. Рш.сби и Г. Роджерса, напечатанные в февральском номере журнала New Review за 1894 год, относительно опубликонанных в этом журнале отрывков из книги Толстого ‘Царство Божие внутри вас’. Баттерсби в письме от 9 февраля нов. ст. писал Толстому, посылая ему статьи В. Синклера, Д. Риксби и Г. Роджерса: ‘Эти статьи, извлеченные мною из номера, я прилагаю к настоящему письму. Они доказывают явное непонимание ваших логических рассуждений и я надеюсь, что вы найдете время, чтобы отметить ошибочность их точки зрения. Ваша статья ‘Религия и нравственность’ будет опубликована в ‘Contemporary Review’ в марте месяце… Слышал от Димы [В. Г. Черткола], что от вас ожидается статья по поводу последних морских манифестаций. Конечно, эта статья будет встречена в Англии с большим интересом’ (АТБ).
(14) На постоялом дворе в Туле.
(15) Толстой прожил в имении И. Л. Толстого до 1 февраля и уехал оттуда в Ясную Поляну.
На это письмо Чертков отвечал письмом от 13 февраля, в котором писал: ‘Наконец, дорогой друг Лев Николаевич, я пишу вам. Давно собирался, да всё находился в каком-то душевном оскудении и решительно не мог писать ничего от себя. Третьего дня вернулся Емельян и привез от вас письмо, тем более меня обрадовавшее, что я очень долго не получал от вас писем, и мне как будто воздуха стило не хватать. Последнее время я очень плох духовно и слаб, и неё скверное во мне особенно сильно выпирает. В Воронеже я провел ужасную ночь перед самым моим возвращением сюда, несмотря на то, что до того, с самой осени, я жил лучше, чем за несколько лет, и что удалось хорошо устроить то, за чем я туда поехал. Правда, я получил телеграмму о том, что Гале нехорошо, и что она зовет меня домой, и я не знал, жива ли она, так как ей было очень плохо, когда я уехал. Вероятно отчасти в связи с этим на меня ночью нахлынула такая ужасная тоска, что я не знал, куда деваться. Вся жизнь и моя, и друзей моих, не говоря о человеческой вообще, представлялась мне в самом черном безотрадном свете, меня одолел безотчетный, за 10 лет не испытанный мною страх, боязнь всех возможных несчастий, страданий, смерти… Я старался опереться на бога, но к ужасу своему не находил его: на его месте была пустота. Тоска моя перешла в физическую тошноту и озноб, которые я успокоил рюмкой водки, оказавшейся в шкапу у Русановых. Никогда не забуду этого состояния, и сознание возможности его теперь неотлучно со мною. Не могу вам словами передать то, что я испытал. Это происшествие наглядно обнаружило для меня то, что у меня нет державы, — что отношение мое к богу еще не установилось такое какое должно быть и какое может дать прочное духовное равновесие’.

* 364.

1894 г. Февраля 26. Москва.
Сейчас, сев за стол, пересмотрел и разложил по порядку все подлежащие ответу письма и их оказалось 13-ть: и первое и последнее ваше. И потому начинаю с вас, дорогой друг В[ладимир] Г[ригорьевич]. Прежде скажу то, что мне хочется и нужно вам сказать. Поехать мне очень хочется к вам, и я бы поехал, я думаю, если бы Таня была дома, а то она уехала в Париж (1) к Леве, к[оторому] хуже, и болезнь, и душевное состояние кот[орого] очень подобно болезни и душевному состоянию Анны Константиновны, кот[орую] очень благодарю за присылку мне своих листков. (2) Они больше сблизили меня с ней, открыв ее душу, а сближение это очень радостно. Разница между Левой и ею та, что в ней больше смирения и потому больше силы духовной. Но общее то, что мы все знаем в малой степени, но что в большей степени испытывают больные, это сознание потери себя. Думаю, что если не спасение от этого, то облегчение большое в том, чтобы всю энергию жизни, кот[орая] остается (как бы мало ее ни было, и чем менее ее остается, тем это нужнее) употреблять на вызывание в себе терпения, смирения, кротости, любви, а не умственной, духовной, даже религиозной деятельности, в виде мыслей, выражения их, даже молитвы. Лучший всем знакомый нам драгоценный образец предания об Иоанне богослове с его: братцы, любите другъ друга. (3) Сил может не быть найти своих мыслей и подходящих выражений им, но на то, чтобы, чувствуя свое бессилиее, умиляться, плакать и любить, всегда хватитъ. И чем меньше сил, тем это легче, если не искать другого. А между тем, если это есть, то ничего больше не нужно.
Так вот я бы приехал к вам, если бы Т[аня] была тут, и кроме радости побыть с вами обоими теперь мне и нужно. Вы знаете, может быть, что я писал Государю письмо о Хилковой и ее детях. (4) Письмо нехорошее, из к[оторого] ничего не вышло. Я не говорил про него, п[отому] ч[то] в письме же говорил, что никто не будетъ знать про это письмо. Теперь же Гос[ударь] показал письмо Рихтеру, (5) Рихтер рассказал другимъ и про это стало известно. Я жалел, что вас не было посоветоваться с вами. В тайне б[ыл] только Поша, и он отдал письмо через Воронцова. (6) Теперь я чувствую потребность написать Бурову (7) и написал, но не послалъ еще, и Рихтеру. Мне хочется сказать им, как дурно то дело, которое они делают, как мне это видно. Надо написать добро, а в этом трудность — особенно Р[ихтеру], а написать, мне все кажется, что надо. (8) Что вы думаете об этом? Еще напишите мне яснее, что вы думаете нужно признать дурным в Ц[арстве] Б[ожием], там так много этого злого, ч[то] я не знаю, ч[то] — главное. Напишите, пожалуйста, и укажите подробно.
Отсылаю листки А[нны] Константиновны. Очень люблю и не столько жалею, сколько радуюсь на нее. Смешно повторять: главное — не унывать и опять и опять подниматься и биться с врагом.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в Б, III, стр. 228. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 360. 26 февр. 94’. Письмо это было получено Чертковым в Ржевске 1 марта, и это обстоятельство до некоторой степени подтверждает датировку Черткова.
Ответ на письма Черткова от 13 и 18 февраля 1894 г. В первом из этих писем Чертков писал: ‘Я получил от Дм. Ал. [Хилкова] прекрасное описание последних лет его жизни, которое также прилагаю при сем. Кроме того о нескольких сторон я получил описание отношений Хилковых к их детям. И всё это, вместе с выборками из писем Хилковых, представляет уже совершенно достаточный материал для такого разоблачения истины о них, которое должно, я думаю, тронуть всякое, не вполне окаменевшее сердце. С своей стороны думаю присовокупить небольшие вступление и заключение, которые складываются в моем сознании, — если только бог поможет мне удовлетворительно их изложить.
Очень прошу вас прислать и присылать мне все письма, полученные я получаемые вамй и нашими друзьями от Хилковых, мужа и жены, хотя бы в них по-видимому и не содержалось ничего подходящего для моей работы. Попросите Пошу и Анненскую прислать те письма, которые они недавно от него получили. Кроме того не может ли Аннен[кова] восстановить в своей памяти и прислать мне хоть в приблизительном изложении содержание ее письма к княгине Хилковой, мне это очень нужно. Пожалуйста не забудьте этих поручений, которые лучше всего передайте Татьяне Львовне.
Кто сообщил вам, что Дрожжин заплакал? Этого я не слыхал. Если Женя приедет сюда, то мы с ним вместе сходим в тюрьму и узнаем подлинные подробности от товарищей Дрожжина по заключению.
Не помню, писал ли я вам, что я отказался от намерения зарабатывать свои расходы переводами: это стесняет душевную работу, и необходимости в этом пока еще нет. Но временами, когда я бываю не в состоянии заниматься самостоятельными письменными работами, я хочу переводить, чтобы время не пропадало даром, и за эту работу буду брать плату….
Беспокоит меня то, что ‘Царство Божие’ в разных местах у нас в России гектографируется и должно скоро получить широкое распространение, а вы еще не прибавили к этой книге тех необходимых нескольких слов о том, что вы теперь не солидарны с духом жестокого осуждения, которое местами дает себя чувствовать в этой книге. Влияние ее будет большое, и эта необходимая оговорка предупредила бы много зла… И вместо ожесточения и разъединения, которые она сейчас во многих и многих вызывает (как мне сообщают с разных сторон, одновременно с сообщением о ее успехе среди других читателей), она, после прибавки к ней такого маленького послесловия и в нескольких строк, — во всех читателях, способных к этому, вызывала бы добрые чувства, ибо ничего не действует так заразительно, как искреннее признание своей ошибки…’
В письме от 18 февраля Чертков писал: ‘Емельян говорил мне о вашем предположении постараться навестить нас здесь. Нечего и говорить о том, как одна мысль о возможности этого нас с Галей обрадовала… Кроме того, если бы ваш приезд состоялся, то я был бы несказанно рад и за Русанова, который и не чаял вас больше видеть, и за нескольких наших здешних друзей из крестьян, уже связанных с вами духовным единением, и для которых личное общение с вами особенно дорого, радостно и желательно. ..’
(1) Т. Л. Толстая в середине февраля уехала в Париж к Л. Л. Толстому и пробыла там до середины марта 1894 г. О состоянии Льва Львовича Толстой писал в письме к нему от 21 февраля 1894 г.: ‘Мне совсем ясно твое душевное состояние одиночества и тоски в огромном, веселом, блестящем городе… Ты не конфузься за свою слабость, что не перенес одиночества и отчаянья’ (см. т. 67).
(2) Листки из дневника А. К. Чертковой, помеченные ‘фев. 94’ и присланные Чертковым (хранятся в АЧ). В них А. К. Черткова писала о своей болезни: ‘Особенно страшна путаница мыслей, которая на меня находит почти каждый день при малейшем утомлении… Бессонница измучила меня, и во сне кошмары и сны страшные. Но страшнее всего это чудовище сердце — что оно такое, что оно выкидывает со мной, я боюсь его, боюсь, ненавижу, хочу не думать о нем, не слышать его и забыть себя вместе с тем’… Говоря далее о своей слабости и неумении побороть страх перед страданием, А. К. Черткова пишет: ‘бог видит, как я искренно презираю себя, свою жизнь, и мне должно быть всё равно, как это понимают люди и как относятся ко мне, но остатки самолюбия и желанно снисхождения от людей еще очень сильно во мне и только временами потухает и делается безразличие’.
(3) Об этих словах см. примечания к письму N 344.
(4) В январе 1894 г. Толстой написал Александру III письмо, которое осталось без ответа и не изменило положение детей Хипповых. Письмо это впервые напечатано в книге: ‘Лев Толстой и русские цари. Семь писем Л. Н. Толстого к Александру II, Александру III и к Николаю II’, изд. книгоиздательств ‘Свобода’ и ‘Единение’, под ред. В. Г. Черткова, М. 1919, стр. 15—19. См. т. 67.
(5) Оттон Борисович Рихтер (1830—1908] — генерал-адъютант, с 1885 по 1897 г. заведующий делами комиссии по принятию прошений и жалоб, приносимых на высочайшее имя. В молодости служил в лейб-гвардии конном полку, где служил и отец В. Г. Черткова, Г. И. Чертков, и был хорошо знаком с родителями Черткова, который и пытался получить содействие Рихтера в деле Хилковых через свою мать, Е. И. Черткову.
(6) Гр. Илларион Иванович Воронцов-Дашков (1837—1936) — генерал-адьютант, с 1881 по 1897 г. министр императорского двора. В 1881 г. после убийства Александра II состоял начальником главной охраны Александра III С февраля .1905 г. до смерти занимал пост наместника Кавказа, где жестоко подавлял революционное движение 1905—1906 гг. Был хорошо знаком с родителями В. Г. Черткова.
(7) Алексей Васильевич Буров—полковник, начальник Воронежского дисциплинарного батальона. Пользуясь предоставленным начальнику дисциплинарного батальона правом назначать без суда заключенным 100 ударов розгами, систематически подвергал заключенных жестоким телесным наказаниям. Содержавшегося в батальоне Е. Н. Дрожжина Буров почти непрерывно держал в карцере, лишая его вместе с тем горячей пищи, несмотря на развивавшийся у него туберкулез. Считая Бурова главным виновником смерти Е. Н. Дрожжина, Толстой написал ему в феврале 1894 г. письмо, которое осталось непосланным (см. письма 1894 г., т. 67).
(8) В феврале 1894 г. Толстой пытался написать Рихтеру письмо, которое осталось неоконченным. Сохранившееся начало письма см. т. 67. О письме Рихтеру Толстой писал Д. А. Хилкову в письме от 5 марта 1894 г.: ‘Я хотел ему написать письмо, чтобы указать ему всю неблаговидность его роли и усовестить его, но как начну писать ему, так начинаю ругаться. Так до сих пор не мог достаточно успокоиться, чтоб написать ему’ (см. т. 67).
На это письмо Чертков отвечал письмами от 1 и 3 марта. В первом из этих писем он сообщал, что задумал книгу об отнятии детей Хилковых, рукопись которой предполагает прежде всего послать государю, и лишь в случие отказа в возвращении детей Хилковым, печатать ее за границей. Далее он писал: ‘Мне очень нравится мысль писем ваших к Р[ихтеру] и Бур[ову]. Но конечно всё зависит от их тона и потому, не видавши их, не могу быть уверенным, следует ли их посылать. В письме к Бурову имейте в виду то обстоятельство, что пока Изюмченко еще не выпущен, Бурову лучше не знать, что Дрожжин был со мной в письменных сношениях, так как производились они через Изюмченко, и ему может ужасно достаться’. В письме от 3 марта Чертков писал: ‘Пока скажу, что, если не считать несколько сухой общий тон всех обличений, который вполне уравновесился бы мягким, любовным тоном послесловия, то собственно положительно дурного по существу там очень мало, и что есть — так очевидно несправедливо и недобро, что легко будет ясно и категорично поправить это несколькими словами признания и раскаяния в послесловии. Пока посылаю вам выписку пропущенного вами места из черновых этой книги, представляющую, как мне кажется, самый верный и желательный тон для послесловия. Достаточно эту мысль немного определеннее и ярче развить, прибавив к этому оговорку, поправляющую или, вернее, пополняющую несколько определенных несправедливых утверждений, которые я вам отыщу в книге, и будет, как мне кажется, сделано всё, что нужно и очень, очень нужно’.

* 365.

1894 г. Марта 17. Москва.
Давно уже получилъ ваше письмо, дорогой друг Владимир Г[ригорьевич], и давно бы надо было ответить, да все некогда и все я слаб. Отвечу по порядку: мысли ваши о самовоспитании я тогда же прочел и ничто в них не остановило меня не в смысле несогласия с ними, ни в том, — чтобы что-либо особенно поразило меня. (1) —
(2) Мы с Машей думаем о том, кого бы пригласит к вам, и она мне говорила про одну девушку, фельдшерицу, кот[орую] и я видел, и которая мне нравится: молодая, бодрая и серьезная (кажется), но до сих пор Маша не нашла ее. (3) Я нынче подтвержу ей. Всей душой сочувствую вам, т. е. вам обоим, вам и Анне К[онстантиновне] — в том, что тело с своими недугами давит вас и лишает — по временам только я уверен — законной радости жизни. Очень хочется посмотреть на вашу жизнь и вместе с вами понести и тяжесть и радость ее. Я не отчаиваюсь приехать к вам. Наши — Таня с Левой, кот[орый] все мечется, едут назад из Парижа. Должно быть, будут здесь около 20-го и тогда, если ничто не помешает и буду жив, постараюсь съездить к вам.
Очень я нынче плох. Нет мыслей, нет желаний. Есть одна усталость и хочется заснуть, уйти от жизни, от себя. Так что не я вас буду бодрить своим письмом, а буду на вас нагонять унылость. Такъ много в себе испорченного, что хочется бросить неудавшееся и испорченное и все начать сначала, разумеется уж не в этой жизни, где все изгажено, а в другой. — Впрочем иногда унылость действует не заразительно, а обратно. Надеюсь и желаю такъ же подействовать на вас.
Будете ли переводить Тулон и присылать ли его вам?
Прощайте пока, крепко жму вам руку и А[нне] К[онстантиновне], и Емельяну, (4) и Кутелевой (5) и Иванову. (6)

Л. Толстой.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘М. 17 мар. 94 N 361’, на основании которой и датируется письмо.
Толстой отвечает на письма Черткова от 1 и 3 марта. В первом из этих писем Чертков писал, что хорошо было бы, если бы он мог повидаться с Толстым в связи с книгой о деле Хилкова, которую решил написать, и другими очередными делами, но не может уехать из-ва болезни А. К. Чертковой, и спрашивал: ‘Почему бы вам не приехать с Марьей Львовной?’ Во втором письме он писал: ‘Вы ничего не упомянули о моей заметке ‘О самовоспитании’. Оттого ли, что вы нашли, что она не стоит того? Во всяком случае, пожалуйста, скажите, потому что, как я вам писал, предмет этот неотступно и совершенно непроизвольно занимает мои мысли и разрабатывается ими. — Галя всё больна и слаба и истощается этим’.
(1) Чертков послал Толстому 13 февраля рукопись, в которой он писал в письме от того же числа: ‘Посылаю вам для прочтения и получения вашего отзыва маленькую статью под заглавием ‘Мысли о самовоспитании’, которую я написал уже больше года тому назад. На нескольких молодых людей она произвела благоприятное впечатление, но мне очень хотелось бы знать ваше мнение, как о ее содержании, так и о форме изложения. Это — одна из вступительных глав к одной работе о ‘христианском мышлении’, которая, помимо моей воли развертывается в моем сознании, и письменно излагать которую я от времени до времени чувствую непреодолимое влечение, удовлетворяемое мною лишь тогда, когда оно решительно мешает мне заниматься чем-либо другим’. Работа Черткова над книгой ‘О христианском мышлении’, впоследствии названной им ‘О правильном мышлении’, продолжалась с перерывами в течение многих лет, но не была им закончена, и рукопись остается ненапечатанной. (Хранится в АЧ). Рукопись ‘Мысли о самовоспитании’ является попыткой наметить путь, каким должен идти человек, желающий критически отнестись к внешним условиям, в которых он находится, и понятиям, привитым ему с детства.
(2) Абзац редактора.
(3) Фамилия девушки, упоминаемой Толстым, осталась неизвестной редакции. В письмах М. Л. Толстой v Чертковым так же, как и в дальнейших письмах Толстого, о ней нет упоминаний.
(4) Емельяну Максимовичу Ещенко,
(5) Елизавета Прохоровна Кутелева (1861—1913) —фельдшерица-акушерка, разделявшая взгляды Толстого и в продолжение многих лет жившая среди крестьян в различных местах, работая не только в качестве фельдшерицы, но и в качестве учительницы. В 1891 г. приехала в Рязанскую губернию, где в то время работал Толстой, организуя помощь голодающим, и помогала ему в устройстве столовых и леча больных. В марте 1894 г. Е. П. Кутелепа, живя вблизи хутора Чертковых Ржевск, занималась обучением деревенских детей, не имея на ото официального разрешения, и Чертков, в письме от 5 марта, писал Толстому, что земский начальник угрожает ей за это высылкой, но вероятно, оставит это дело без последствий, вследствие заступничества Черткова. О ней см. статью К. С. Шохор-Троцкого ‘Памяти отошедших друзей’—‘Ежемесячный журнал литературы, науки и искусства’, издаваемый В. С. Миролюбовым, 1915, 1.
(6) Николай Никитич Иванов. В марте 1894 г. жил в слободе Александровке недалеко от хутора Ржевск и Чертков предлагал ему время от времени работу по переписке рукописей.

* 366.

1894 г. Марта 18. Москва.
Нынче приехал Лева (1) очень больной. Приеду, но не сейчас. Храни вас Бог.

Толстой.

Публикуется впервые. Телеграмма. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘М. 17 Мр. N 362′. На бланке пометка: Подана 18 марта 7 час пополудни’.
Ответ на телеграмму Черткова от 18 марта: ‘Гале сегодня было совсем плохо. Думали, что умирает. Теперь немножко ожила, но очень плоха. Хотела видеть вас’.
(1) Л Л Толстой, приехавший из Парижа вместе с Т. Л. Толстой. Об его болезни см. прим. к письму Толстого к Черткову N 363.

* 367.

1894 г. Марта 18. Москва.
Не могу вам выразить, дорогой, милый друг, как я люблю вас и как желал бы быть теперь с вами. Теперь мне невозможно ехать. Лева только нынче приехал и очень слаб и жалок, говорит, что чувствует, что все кончено, что не выздоровеет и рад только тому, что умрет дома, среди своих. Думаю, что это в большой степени следствие четырех ночей в вагоне, но все таки не могу оставить его теперь, тем более, что все восстают против моей поездки. Но как бы они не восставали, через дня два, три, когда он, как я надеюсь, окрепнет немного, я поеду, если буду жив, и буду иметь радость с вами разделить ваше горе, надежды и радость.
Больно мне за вас больше всего то, что вы напрасно вините себя. Прошедшее не в нашей власти и мы в прошедшем имели такое же право быть тем, чем мы были, и поступать, как мы поступали, какое мы имеем быть тем, чем мы теперь. — Не для того, чтобы утешать вас, но истинно, я считаю, что христианин не может раскаиваться. Христианин может каяться, изменять свое понимание жизни, но не упрекать ни других, ни себя. Страшно то, когда чувствуешь, что не можешь удержаться от того, что считаешь злом, но о том, что было, нечего поминать. А особенно нехорошо и не должно доводить себя раскаянием ненужным, незаконным до такого греха уныния, в кот[ором] вы писали последнее письмо (спасибо, что послали его). Впрочем ничего не умею сказать, да и не хочу говорить и рассуждать, хотелось бы только выразить мою любовь вам обоим, хотелось бы вместе с вами нести то, что вы несете. Милый Поша воабуждает во мне зависть, но я верю, что и мне доведется быть с вами. (1) В последнем письме вашем Попову было слово, к[оторое] огорчило меня. (2) Вы как будто усомнились в томъ, что я не могу еще ехать к вам. Да и что ехать. Велит Бог — приеду, но будем, как только можем, любить друг друга, и ничего дурного не случится ни с кем из нас. Особенно мы — здоровые. Знаю по Леве, как болезнь, страдания, на время застилают любовь, я думаю даже и в Гале. Но будем пользоваться каждым проблеском и будем ближе сплочаться друг с другом духовно, и ничего, кроме блага, мы не испытаем.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 210, 211. На подлиннике надпись черным карандашом рукой Черткова: ‘М. 18 Мр. 94 N 363’. Дата подтверждается сопоставлением слов о приезде Л. Л. Толстого с телеграммой Толстого к Черткову от того же числа.
Ответ на телеграмму Черткова от 18 марта (см. прим. к письму N 366) и письмо Черткова Толстому о болезни А. К. Чертковой. Письмо это, написанное, судя по записи в записной книжке Черткова 14 марта, в архивах не разыскано.
(1) П. И. Бирюков в это время приехал к В. Г. Черткову и помогал ему в уходе за больной А. К. Чертковой.
(2) Письмо В. Г. Черткова к Е. И. Попову, по-видимому, не сохранившееся.

* 368.

1894 г. Марта 24. Москва.
Завтра курьерским выезжаем, есть ли проезд? Отвечайте.

Толстой.

Публикуется впервые. Телеграмма. На подлиннике чернильным карандашом рукой Черткова: ‘М. N 364’. На бланке. ‘Подана из Москвы. 1. 30 м. пополудни’.
Толстой вместе с М. Л. Толстой выехал из Москвы 25 марта к Чертковым, прожил у них в Ржевске до 1 апреля и вернулся в Москву 3 апреля . Об этой поездке Толстой писал С. А. Толстой от Чертковых: ‘Я очень рад, что приехал, и он, и, главное, она так искренно рады и так мы с ними душевно близки, столько у нас общих интересов, и так редко мы видимся, что обоим нам хорошо. Она очень жалка и мила и тверда духом. Я сейчас с ней поговорил с полчаса и вижу, что она уже устала. Приподняться на постели она даже не может сама’ (см. ГОК, стр. 469).
М. Л. Толстая в письме к Л. Ф. Анненковой от 12 апреля 1894 г. писала, что провела вместе с своим отцом у Чертковых ‘десять очень радостных дней’. Во время пребывания Толстого у Чертковых в здоровье А К. Чертковой наступило значительное улучшение и она начала поправляться.

* 369.

1894 г. Апреля 7. Москва.
Хотел писать по почте, дорогие друзья В[ладимир] Г[ригорьевич] и А[нна] Константиновна, а вот не успел до отъезда Ивана Ивановича. Во-первых, скажу, что только теперь, после моего радостняго пребывания у вас от всей души пишу: милые друзья, В[ладимир] Г[ригорьевич] и Галя, (простите, что неучтиво, но зато правдиво ставлю первым мужчину), п[отому], ч[то) только теперь ближе узнал Галю, и уничтожилось то недоверие, основанное ни на чем ином, как только на незнании ее, кот[орое] было к ней. И это мне очень радостно.
Очень, очень вам благодарен за ту неделю, кот[орую| прожил у вас. Это одно из дорогих воспоминаний останется.
Все было хорошо, и ласковая и добрая Лиз[авета] Ив[ановна], (1) которой передайте мой привет и благодарность, и неизбалованный натуральный, здоровый мальчик, (2) и добродушные веселые домочадцы, но лучше всего было для меня новое более задушевное знакомство с вами, Ан[на] Константиновна, и радость узнать то, как вы близки вашему мужу и мне. Нехороши у вас только три вещи: 1) что вы не довольны своей жизнью, 2) что вы, Анна Константиновна, больны и 3) что вы, В[ладимир] Г[ригорьевич], неспокойны. И все три вещи, мне кажется, что вы сами можете исправить: благодарить Бога всякую минуту за то, что жизнь ваша сложилась такою, какою она есть, и надеяться, что она с всяким часом будет улучшаться в этом направленшии вам, Анна Константиновна, как можно меньше помнить о своей болезни и быть уверенной, что она не может помешать вам жить, и вам, Владимир Г[ригорьевич], больше прощать людям, вникать в то, что приводит их к тем поступкам, к той жизни, кот[орую] вы осуждаете и кот[орая] раздражает вас. Когда мы ехали на станцию, вы осуждали Евдокима Пл(атоновича). (3) Я услыхал тут ноту раздражения личного, непрощения. Ну вот простите, что пишу такие глупости, что в голову приходит. Русанов не только он сам, но все его семейство, произвела на нас самое радостное впечатление. (4)
Теперь о делах. Тулон опять мне неприятен и кажется, что ненужно его печатать. Dans le doute abstiens toi. (5) Я очень верю мудрости этого правила. Сделаю так: вы все таки, исправив, пришлите мне, а я пошлю в Петерб[ург], но не прямо Тёрнеру, а Страхову, поручив ему решить: отдать или нет. (6) Статью объ искусстве с предисловием тоже пришлите. (7) Я обязуюсь не изменять ее. Но думаю, что будетъ не безполезно кое где выкинуть, почистить. Нынче только пишу в деревню о приискании дачи. (8) Ну пока прощайте.

Любящий вас Л. Толстой.

Милому Николаю Дмитриевичу передайте особенно мой сердечный привет. Как бы хорошо было для вас, для всех крестьян окольных, и главное для него, если бы он утвердился у вас.
Сейчас сошел к Маше. Она лежит больная сворй обычной болезнью. И ужасно, ужасно жалеетъ, что не успела написать и высказать всех тех нежностей вам, к[оторые] в ней скопились.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 212. На подлиннике надпись черными чернилами рукой Черткова: ‘.N 365 М. 7 Апр. 94’. Письмо послано с И. И. Горбуновым, поехавшим к Чертковым, и, вероятно, дата поставлена Чертковым в соответствии с днем отъезда И. И. Горбунова, который выехал из Москвы 7 апреля.
Письмо написано до получения письма Черткова от начала апреля, в котором Чертков с своей стороны писал о пребывании Толстого в Ржевске: ‘Прощаясь с вами, я и не попытался выразить вам мое чувство благодарности к вам за ваше посещение, дорогой друг Лев Николаевич, потому что сознавал, что не сумею сделать это словами. Но потом, когда поезд ваш отъехал, я побоялся, как бы эта сдержанность не показалась вам холодностью с моей стороны. Это последнее мое свидание с вами мне было особенно дорого тем, что хотя и раньше я не сомневался в вашей доброте к нам, оно меня заставило особенно осязательно почувствовать нашу любовь и как то более родственно, семейно сблизиться с вами. Вы меня застали в период апатии и спячки, но само это обстоятельство и еще то, что я был дома и никуда не спешил, внесли больше спокойствия в мое общение с вами, чем во время всех прежних наших свиданий. — О радости и духовной поддержке, которые вы доставили Гале, и говорить нечего, точно так же, как и о том, как рады были вас видеть все наши здешние друзья’.
(1) Елизавета Ивановна Черткова, приехавшая к Чертковым в то время, когда у них гостил Толстой.
(2) Сын В. Г. Черткова, Владимир Владимирович.
(3) Евдоким Платонович Соколов (о нем см. прим. к письму N 314), живший у Черткова и работавший у него, как переписчик. Чертков осуждал его стремление к городской жизни и находил его образ жизни недостаточно серьезным.
(4) Гавриил Андреевич Русанов ( о нем и его семье см. прим. к письму N 261). В письме от 21 марта Чертков сообщил Толстому, что получил письмо от Русанова, который, узнав о возможном приезде Толстого и Воронежскую губернию, писал: ‘Большего одолжения вы не можете сделать мне, как если попросите его заехать ко мне на возвратном пути в Москву. Скажите ему, что я буду счастлив, если увижу его. Это по всей вероятности теперь единственный случай для теня увидеться с ним’ (А Ч).
На копии письма Толстого к Русанову от 28 апреля, хранящегося в АЧ имеется пометка Русанова: ‘Лев Николаевич приехал ко мне в Воронеж от В. Г. Черткова из Острогожского у. вечером 1 апр. и уехал от меня в Москву вечером 2 апр. 1894 г.’.
(5) [‘В сомнении воздерживайся’.] Это правило Толстой неоднократно высказывал в различных случаях и отметил его еще в ‘Войне и мире’, как принцип поведения, которого старался придерживаться кн. Андрей Болконский. В том же произведении Толстой влагает эти слова в уста Кутузова, который говорит Андрею Болконскому: ‘Dans le doubte, mon cher, abstiens toi’.
(6) В сохранившейся переписке Толстого со Страховым нет писем, в которых бы говорилось о предложении Тёрнеру перевести ‘Христианство и патриотизм’. Статья эта напечатана на английском языке в нескольких переводах, но среди них нет перевода Тёрнера.
(7) Об этой рукописи см. прим. 2 к письму N 276. По поводу этой просьбы Толстого Чертков писал ему в письме от 11 апреля: ‘Очень рад, что вы сами хотите просмотреть эту статью об искусстве, так как я затруднился бы, что выпустить. Посылаю ее вам пока без моего предисловия для выигрыша времени’.
(8) Толстой имеет в виду дачу для Чертковых, которые решили провести лето 1894 года вблизи Ясной Поляны. В письме от 10 апреля Т. Л. Толстая писала Черткову: ‘Папа написал ясно-полянскому, а я овсянниковскому управляющему, прося их искать дачу’ (АЧ). См. письмо N372.
(9) Николай Дмитриевич Ростовцев (о нем см. письмо N 345). В 1894 году согласился заведовать хозяйством и другими делами Чертковых, в частности, мероприятиями по оказанию помощи местным крестьянам. Толстой наблюдал его деятельность, будучи в гостях у Чертковых, и писал из Ржевска Т. Л. Толстой: ‘Ростовцев вчера раздавал 70 купленных Чертковым для самых бедных крестьян лошадей’ (см. т. ь7).
На это письмо Чертков отвечал письмами от 11 и 12—13 апреля. В первом из них Чертков писал: ‘Ваше такое доброе письмо меня с Галей совсем растронуло, дорогой друг Лев Николаевич. Не знаем, как благодарить вас за вашу любовь к нам. Мы так рады, что вам было здесь хорошо. Здесь же для всех нас ваше пребывание навсегда останется светлым воспоминанием. Спасибо вам также и за обличение меня в строгости к людям. Разумеется, вы совершенно правы’. Во втором письме Чертков писал: ‘Сегодня я перечел внимательно вашу статью о патриотизме и сделал те поправки, которые вы просили. Они обозначены в том из двух посылаемых мною вам списков, на обертке которого обозначен красным N3. Пожалуйста просмотрите сами те страницы, которые обозначены на обертке: только на них и имеются поправки. Статья эта безусловно очень хороша и нужна людям, и чем скорее вы ее выпустите, тем лучше. Ничего в ней нет ни несправедливого, ни слишком резкого, ни нехристианского. Напротив того тон очень хорош. Вы начинаете с частного случая и совершенно основательно и мастерски обнаруживаете сначала глупость, а потом ложь и опасность таких манифестаций, как Тулонская. Потом заходите всё глубже и глубже, и соответственно с этим тон ваш становится всё проникновеннее, и к концу вы заводите читателя на такую высоту, с которой ему ясно видна вся нищета и фальшь и мелочность патриотического воодушевления и т. п. мишурных и искусственно раздутых настроений. Статья эта сделает свое святое дело, и право не следовало бы дольше ее задерживать, а прямо послать переводчикам английскому и французскому. Страхов наверное одобрил бы ее, а если нет, то он ошибся бы. Посылаю вам два списка. На своем, оставшемся у меня, я сделал те же поправки, как и на вашем, если вы какие не одобрите, то поручите вашей дочери сообщить мне (или если вы еще что-либо измените) — для того, чтобы и мой список был согласен с вашей последней редакцией. Это желательно не только для меня лично, но и потому что от него будут расходиться другие списки. Не забудьте поручить занести мои поправки, если вы их одобрите, на второй высылаемый мною вам список.
Сегодня (13 Апр.) постараюсь написать оговорку в вашей статье об искусстве. — Никакое ваше писание, кажется, не радовало и не возбуждало мою любознательность так, как начатое вами, по словам Вани Горбунова, общедоступное изложение эссенции христианства. Если хотите сделать мне большое удовольствие, то попросите вашу дочь выслать мне, не откладывая до окончания работы, а сейчас — те черновые, которые уже набрались. Я посмотрел бы хоть одним главком на ход работы, и это освежило бы и ободрило бы меня. — Эти последние дни после продолжительной спячки я, кажется, начинаю воскресать и принимаюсь за работу. Галя, хотя и медленно и с уклонениями, но продолжает поправлятся’.

* 370.

1891 г. Апреля 14? Москва.
Посылаю вам 10 фунтов спаржи вместо той дурной, которую выслали вам прежде. Я усовестил или скорее напугал купца, обманувшего меня, и он прислал мне эту, прося известить об ее доброте.

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 366 М. Апр. 94’. Записка, сопровождавшая посылку со спаржей. Датируется предположительно 14 апреля на основании открытого письма Т. Л. Толстой к Черткову от 15 апреля, в котором Т. Л. Толстая писала: ‘Папа послал вам еще спаржи, Владимир Григорьевич. Он в отчаянии, что первая была плоха, и по этому случаю нагрешил, разбранив продавщика. Я не могла исполнить вашего поручения ни тогда, ни теперь, потому что хвораю чем то в роде инфлуэнцы и не выхожу’ (АЧ).
Из писем Черткова от начала апреля к Толстому и к Татьяне Львовне от 12 апреля, а также из письма Т. Л. Толстой к Черткову от 40 апреля (хранится в АЧ) видно, что Чертков вскоре после отъезда Толстого из Ржевска обратился к Татьяне Львовне с просьбой выслать для больной А. К. Чертковой 10 фунтов спаржи, но за болезнью Татьяны Львовны это поручение лично выполнил сам Лев Николаевич Толстой, который затем, когда спаржа окааалась негодной, вторично был у продавца ее, и добился замены испорченной спаржи хорошей.

* 371.

1894 г. Апреля 28. Москва.
Потому что хочется писать вам, дорогой друг, много важного и серьезного, до сих пор не собрался писать. Я сейчас уезжаю в Ясную с Машей. Оттуда напишу.
Два дела: дача и спаржа.
Дача по моему в 6-ти верстах от нас, дорогая, в 370 р., но прелестная по удобству и саду, я бы советовал вам взять. Вопрос только в мебели. Не знаю, что есть при ней. Из Ясной тотчас же напишу вам.
О спарже же, не знаю, требование ваше вышло до получения вами последней посылки или после, если да и вам еще нужно, то пишите Тане. (1)
До свиданья, милые друзья. Желал бы чем-нибудь больше послужить Гале, только бы она продолжала так же поправлятся.

Лев Толстой.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись чернилами, рукой Черткова: ‘N 367, Москва, Апр. 94’. Написано рукой П. И. Бирюкова, подпись собственноручно сделана Толстым. К письму сделана приписка П. И. Бирюкова: ‘Я писал это письмо под диктовку Льва Николаевича, с которого писал в это время портрет Ярошенко’.
Дата определяется словами Толстого: ‘Я сейчас уезжаю в Ясную’ — Толстой уехал в Ясную поляну 28 апреля.
Ответ на письмо Черткова от 20 апреля 1894 г., в котором Чертков писал о высылке ему спаржи и сообщал, что хотел бы выехать в Тульскую губернию, как только удастся найти помещение вблизи Ясной Поляны.
(1) Т. Л. Толстая открытым письмом от 29 апреля сообщала Черткову, что высылает ему 18 фунтов спаржи, и писала, что собирается поехать в Ясную Поляну 2 мая и, с своей стороны, будет искать для него дачу.

* 372.

1894 г. Апреля 30. Я. П.
Третьего дня приехали с Машей в Ясную и я вчера ездил искать помещение. Нашел я вот что: в пяти верстах от нас в маленькой деревне Деменко выстроен вновь на место сгоревшего маленький домик следующего содержания: (1)
Домик стоит отдельно от деревни в саду. На дворе сарай, амбар, изба, где живет садовник, т. е. арендатор сада. Домик совсем новенький, только что доделывается.
Никто в нем не жил. Стены бревенчатые нового леса, крыт железом. Местоположение в смысли воздух должно быть прекрасное. (2) С одной стороны открытое поле, с другой сад плодовый и большие деревья, березы, дубы кажется одной аллеи. Положение красиво уютно. В 100 саженях засека, (3) т[о] е[сть] огромный прелестный казенный лес. Цена 125 р. Мебели: пиван, комод, два стола, несколько стульев. (Надо будет взять напрокат в Туле.) Никого кроме вас и садовника на дворе жить не будет. — Это все хорошие стороны. И очень хорошие. Невыдные стороны: боюсь, что вам мало (хотя каждому по комнате и на прислугу комната). Еще нехорошо, что перегородки тонки: доски вержковые. Больше не вижу невыгод. Я сказал хозяину, чтобы они мне дали срок неделю — время получить от вас ответ. Кстати в это время они и доделают то, что недоделано. Мне очень нравится.
Хотел я, чтобы Маша нынче съездила посмотреть и меня проверить, но она заболела и теперь лежит в сильном жару и с горловой болью. Утешаюсь тем, что это бывает с ней довольно часто и без дурных последствий, и все таки жутко. (4)
Нехорошо только то, что вам гостя пустить к себе будет трудно. Впрочем думаю на лето можно пригородить плетневую клетушку, как это мы делывали, которую можно устроить дешевле 10 р.
Если же не это, то есть другое чудесное помещение и с мебелью и вероятно дешево, но за 20 верст от нас. Я знаю помещение, но не знаю еще их условий. Узнаю и еще про другие и напишу. Впрочем, если вас не пугает теснота и тонкость перегородок, то от добра добра не ищут. Жду ответа.
Письма Клим[енко] (5) и Иосифа Константиновича (6) я передал Поше для пересылки.
Клим[енко] письмо трогательно, но женщины, как она бессознательно хитры. Если челов[ек] знает, что тонет, то он не станет говорить: бросьте меня, не спасайте. Это значит только, что он еще не нахлебался воды и не верит в то, что тонет. В письме ее есть фразы.
Письмо Иос[ифа] сложное. В нем нет и не было внутреннего переворота. Он только добрый молодой чел[овек] и любит вас обоих, и пожив некот[орое] время в вашем обществе, ему захотелось взять все то хорошее, что он видел в вас. Но ему хочется и того, что ему кажется хорошим в том мире, в к[отором] он теперь. Он видит теперь, что это несовместимо. Но дорожит вашей дружбой.
Сейчас после обеда был за 7 верст к Туле. Там отдается большой дом за 375 р. Дом прекрасный, и сад и мебель есть кое-какая. Но шагах в 200 есть другие дачи. Как вы думаете?
Прощайте пока. Хорошо кабы до свиданья. Любящий вас

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 213. На подлиннике чернилами рукой Черткова надпись ‘N 368 Ясная Поляна. 30 Апр. 94’ Дата подтверждается словами Толстого о том, что он и М. Л. Толстая приехали в Ясную Поляну ‘третьего дня’ — они приехали туда 28 апреля.
Ответ на письмо от 25 апреля, в котором Чертков, писал: ‘Вчера я получил прилагаемые два письма от Клименковой и шурина, хорошее письмо которого я вам посылал осенью. Для того чтобы проверить свое впечатление и несколько ориентироваться в том, как им ответить, очень прошу вас сообщить мне, хоть в двух словах, что вы думаете о душевном состоянии писавших эти письма. Шурину я уже ответил, что еще больше полюбил его, и не имею никакон потребности спорить или убеждать его, так как уверен, что его правдивость его вывезет, но хотелось бы знать, что вы думаете. Со дня на день ожидаю известия от вас о летнем помещении для нас…. Очень хотелось бы знать, как подвигается ваша работа над общедоступным изложением учения истины. Всё думаю об этой вашей работе. Придаю ей громадное значение, и несказанно обрадовался бы, если бы она втянула вас в дальнейшие писания для всех людей, т. е. по преимуществу же интеллигентных. Вам следовало бы также написать ряд притч, иллюстрирующих главные основы христианства’.
(1) Следует набросок чертежа дома, показывающий расположение комнат.
(2) Дача эта, принадлежавшая Щеглову, чиновнику, служившему при Тульском окружном суде, была нанята Чертковыми, которые жили в ней также летом 1895 и 1896 годов.
(3) Засека — остаток заповедных лесов, служивших московскому государству защитой от набегов крымских и ногайских татар, и тянувшихся длинной лентой в Тамбовской, Рязанской, Тульской и Калужской губерниях.
(4) М. Л. Толстая была больна ангиной.
(5) Татьяна Николаевна Клименко, рожд. Карпинская, дочь писательницы А. П. Барыковой. Чертков находился в переписке с Т. Н. Клименко и однажды уже посылал одно из ее писем Толстому (см. письмо Толстого N 253). И архиве Чеуткова сохранились письма Клименко от 4-го апреля и 15 апреля 1894 г., в которых она писала о переживаемом ею тяжелом настроении. В письме от 4 апреля она писала: ‘Вы совершенно правы, что спасение человека может быть только изнутри. Ни вы, ни даже Лев Николаевич не можете мне помочь. А так как я по слабости духа сама себе тоже не могу помочь, то так и буду стонать до могилы’. В письме от 15 апреля, Т Н. Клименко, анализируя свою жизнь, писала: ‘Вы, видимо, верите в мое перерождение. В то, что у меня будто бы проснулось сознание. Я тоже одно время замечтала в этом направлении, а теперь думаю, что я всё лгу сама себе, да и вам, добрейшему человеку, голову морочу. Вы помните, что сказал Лев Николаевич, что я тогда погибну, когда сама признаю себя погибшей. Вот я, спокойно обсудив всё и разглядев себя — и признаю, что погибла безвозвратно… Увлечение сочинениями Льва Николаевича, переписка с вами не повели ни к чему, и и целом и в мелочах я никак не изменила своей жизни’.
(6) Иосиф Константинович Дитерихс, брат А. К. Чертковой (о нем см. прим. к письму N 351), писал Черткову 15 апреля 1894 г.: ‘По-видимому, я переживаю новый фазис развития и долго ли я в нем буду и во что он обратится впоследствии, не знаю. Одно я знаю, что в настоящую минуту никакие доказательства и убеждения в истинности того или другого не действуют на меня. Быть может просто моральная усталость после слишком сильного, необычного духовного подъема…. — в сущности ничего не изменилось во мне в смысле понимания, но изменился взгляд на приложение понимания к делу, проведение его в жизнь’.

* 373.

1894 г. Мая 5. Я. П.
Дача за вами. Пристройку сделаю. Маше лучше. Радуюсь.

Толстой.

Публикуется впервые. Телеграмма. На подлиннике чернилами рукой Черткова: ‘.N 369. Я. П. 5 мая 94’. На бланке: ‘Подана 5 мая. 4.50 м. пополудни’.
Ответ на несохранившуюся телеграмму, в которой Чертков, по-видимому, просил оставить за ним дачу, сделав к ней пристройку, и спрашивал о здоровье М. Л. Толстом.

* 374.

1894 г. Мая 7. Козловка-засека.
Получил нынче ваше письмо о ‘Тулоне’.
Очень жаль, что я отослал ее уже с неделю тому назад Тёрнеру. Я сейчас написал Тёрнеру, (1) прося его, если он находитъ для себя рискованным этот перевод, чтобы он не отдавал его Mrs Barnett, (2) а вернул бы статью мне. (3)
Помещение ваше мне нравится, желал бы, чтобы оно так же понравилось и Гале. Я сейчас был там. Вместо плетеного сарайчика мы с хозяином хотим поставить избу новую.
Это вам будет стоить еще рублей 40.
Когда же вас ждать? Как здоровье Гали? Дом будет готов дня через 4. А избу поставим и при вас, если вы рано придете.
Пишу со станции. (4) Вокруг меня разговаривают, и потому бестолково.
Публикуется впервые. На подлиннике надпись синим карандашом рукой Черткова: ‘7 мая 94’, чернилами: ‘N350 Ясная Поляна 7 мая 94’. Дата до известной степени подтверждается ответным письмом Черткова, из которого следует, что это письмо было получено Чертковым 9 мая.
Ответ на письма Черткова от 30 апреля и 3 мая. В первом из этих писем Чертков спрашивал Толстого, одобряет ли он поправки, которые Чертков внес, читая рукопись статьи ‘Христианство и патриотизм’ (‘Тулон’) и ‘как разрешилась судьба этого хорошего и нужного людям вашего писания?…’
В письме от 3 мая Чертков писал: ‘Если вы еще не отдали ‘Тулона’ Тёрнеру, то пожалуйста дайте мне его. Сейчас получил письмо от Батерсби, из которого вижу, что своим отказом я поставил его в фальшивое положение перед одним редактором, которому, основываясь на уговоре со мною, он сговорился дать эту статью. К тому же я всё еще нахожусь в таком душевно-безжизненном состояния, что ни на какую умственную работу, кроме перевода, не способен. А перевод этот меня втянул бы в работу и хоть немного оправдал бы мое прозябание. Прошу об этом, разумеется, только в том случае, если вы решились печатать эту статью (я был бы очень огорчен, если вы на это не решились), и если не связались еще с Тёрнером. В таком случае очень прошу вас предоставить мне этот перевод: и чем скорее, тем лучше. Если телеграммою можно предупредить сдачу статьи Тёрнеру, то не откажите телеграфировать, кому следует’.
(1) Письмо Толстого к Тёрнеру неизвестно редакции, и сведений о том, сохранилось ли оно, не имеется.
(2) Толстой, невидимому, ошибочно называет Barnett переводчицу C. Garnett, которая перевела на английский язык ‘Царство божие’, вышедшее и ее переводе под заглавием: ‘The Kingdom of God is within you. Christianity not as a Mystic Religion, but as a New Theory of Life’. Translated from the Russian by Constance Garnet. In two vol. W. Heinemann, London 1894
(3) Статья была возвращена Толстому, и Чертков в мае и июне 1894 г. усиленно работал над ее переводом на английский язык.
(4) Станция Козловка-засека Московско-Курской ж. д., ныне ‘Ясная Поляна’, откуда обычно отправлялась корреспонденция из Ясной Поляны.

* 375.

1894 г. Мая 8… 11. Я. П.
Все у нас почти готово. Как здоровье Гали и когда ждать вас?

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись рукой Черткова синим карандашом: ‘Особое письмо’, чернилами: ‘N 371. Я. П. 94’.
Записка, посланная, по-видимому, как самостоятельное письмо, на что указывает пометка Черткова, написана была несомненно после письма N 370 от 7 мая и до получения письма Черткова от 9 мая, т. е. между 8 и 11 мая.

* 376.

1894 г. Мая 12. Я. П.
Боюсь, что письмо жены смутило вас, особенно п[отому], ч[то] мне не удалось скоро после него написать и объяснить его значение. Случилось так, что жена, приехав на два дня из Москвы, (1) ездила в Тулу по делам, вернулась домой измученная, а я в этот же день уехал к Булыгану и отчасти для покупки вам сруба (что мне доставляет только удовольствие) и вернулся поздно. Ее это огорчило и она написала нам письмо. Кроме того, Тат[ьяна] Андреевна не будет жить у нас, вас, как поддерживающего во мне то, что ей страшно во мне, она опасается. (2) Она боится тоже, что будет одинока. Я же имел неосторожность сказать, что у вашего Димы не так как у Ванечки, нет игрушек. И вот она написала вам письмо. Если вы спросите меня: желает ли она, чтобы приехали? Я скажу: нет, но если вы спросите: думаю ли я, что вам надо приехать? — думаю, что да. Как я ей говорил, так говорю и вам: если есть между вами что-нибудь недоброе, то надо употребить все силы, чтоб это не было и чтобы точно была любовь. И это можно, и я знаю, что вы можете это и она может и почти готова к этому. —
Так вот. А нынче я решил прибавить к жилью не избу, а помещение в амбаре. Корову достать можно. Об эпидемических болезнях не спрашивайте, они всегда есть. Но деревня довольно далека, саженъ 80. От Тернера получил нынче письмо, (3) он возвращает рукопись, прислать ли ее вам?
Торопят на почту. Простите, что не хорошо, и пишите, как можно любовнее, и будет верно.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в книге В. Жданова ‘Любовь в жизни Льва Толстого’, кн. 2, изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1928, стр. 129 и ‘Толстой и Чертков’, стр. 214. На подлиннике надпись рукой Черткова: ‘.N 372. Я. П. 12 мая 94’, на основании которой датируется письмо.
Комментируемое письмо написано в связи с письмом С. А. Толстой к Черткову от 7 мая 1894 г. В письме этом С. А. Толстая упрекала Черткова в том, что он дает Толстому утомительные поручения в связи с поисками дачи для Чертковых вблизи Ясной Поляны.
В Дневнике Толстого от 15 мая 1894 г. имеется запись: ‘Целую неделю и больше нездоров. Началось это, мне нажется, с того дня, как меня расстроила выходка Сони о Черткове. Всё это понятно, но было очень тяжело. Тем более, что я отвык от этого и так радовался восстановившемуся, даже вновь установившемуся доброжелательному, доброму, твердому любовному чувству к ней. Но нет, оно не прошло это чувство и то же чувство восстановилось’.
Письмо С. А. Толстой не разыскано, но содержание его ясно из ответного письма Черткова от 12 мая: ‘Многоуважаемая графиня Софья Андреевна, в ответ на Ваше письмо от 7 мая я очень рад, что могу сообщить Вам, что такие же точно опасения о возможности излишних хлопот для Льва Николаевича в связи с приготовлением нашей домашней обстановки в нанятой им для нас даче — были уже мною самим приняты в расчет, и что в силу таких именно опасений я обратился с просьбою закупить всё, что для нас нужно, и со всякими поручениями по устройству нашего хозяйства не к нему, а к одной живущей в Туле тетушке моей жены, в тех же случаях, когда это было невозможно, я с некоторыми поручениями обращался или непосредственно к Вашим дочерям, любезно предложившим нам свое содействие или, если и выражал некоторые просьбы в письмах к нему, то всегда прося его передать исполнение их Вашим же дочерям. Если, следовательно, Лев Николаевич и предпринимал какие-либо поездки в связи с приготовлением для нас помещения, то он делал это по своей собственной инициативе, без сомнения сам для себя находя в этом удовлетворение.
Пользуюсь этим случаем для того, чтобы высказать Вам, Софья Андреевна, как я радуюсь предстоящему нашему пребыванию вблизи дорогого нам Льва Николаевича. Более благоприятный для больной жены моей, чем здешний, климат Вашего края, бог даст, поможет ей окрепнуть телом, а общение с Львом Николаевичем принесет нам обоим много духовной помощи, в чем мы, к сожалению, очень нуждаемся. Рассчитываю на то, что мы сумеем устроить так, чтобы близкое наше соседство не было в тягость Вам, Софья Андреевна, и я рад, что могу чистосердечно оказать, что от всей души желал бы, чтобы ничто никогда не нарушало между нами тех доброжелательных и спокойных отношений, которые неизбежно должны вытекать из действительной любви и близости ко Льву Николаевичу. По этому самому жена моя и я мы особенно дорожим всяким малейшим проявлением Вашего благоволения к нам и от всей души благодарим вас за добрые пожелания, выраженные Вами нам в Вашем письмо.
Почтительно и искренно преданный Вам В. Чертков’.
Пересылая это письмо Толстому, Чертков просил его прочитать и переслать С. А. Толстой, если она находится в Москве с тем, чтобы это письмо было ей вручено до личного свидания с Чертковыми.
(1) С. А. Толстая приезжала из Москвы 5 мая, чтобы привезти в Ясную Поляну двух младших детей, и 8 мая уехала вновь в Москву и вернулась в Ясную Поляну 17 мая с сыном Михаилом.
(2) Татьяна Андреевна Кузминская, часто проводившая с своей семьей лето в Ясной Поляне, в 1894 году приезжала туда лишь на несколько дней в августе. В письме от 8 апреля 1894 г. С. А. Толстая писала Т. А. Кузминской: ‘От жизни в Ясной в нынешнем году…. кроме скупи ничего не будет. Без вас только одни посетители предвидятся, это — темные. А они мне до того опостылели, что иногда хочется на них какой-нибудь пистолет или мышьяк завести’ (В. Жданов, ‘Любовь в жизни Толстого’, кн. 2. изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1928, стр. 128).
(3) Толстой имеет в виду письмо Тёрнера от 9 мая, в котором он сообщал Толстому, что возвращает ему рукопись его статьи ‘Христианство и патриотизм’. Тёрнер пишет, что уже начал переводить эту статью, но получив письмо о ней от Толстого, согласился с его мнением, что она имеет политический оттенок, и решил отказаться ее переводить, так как считает необходимым держаться в стороне от политики. Письмо Тёрнера хранится в АТБ.

* 377.

1894 г. Июля 6. Я. П.
Я тоже не совсем здоров и потому, если что не помешает, буду у вас. (1) Я вчера переработал и надо отдохнуть. Озмидов (2) уехал и во всех возбудил то же чувство , как и в вас — жалости. Петр Николаевич (3) едва ли увидится с вами, п[отому] ч[то] нынче едет. Я был очень рад его видеть и узнать подробнее об его отце и брате, да и он сам добрый.
Все мы храбримся друг перед другом и забываем, что все мы, если мы только не любим — жалки прежалки. Но мы так храбримся и прикидываемся злыми и самоуверенными, что сами попадаем[ся] на это и принимаем больных цыплят за страшных львов и вместо компрессов и всяких средства облегчения готовим друг против друга кулаки и дубинки. Это я по случаю Озмидова. Тане скажу. (4) Так до свидания, вероятно.

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 373’, карандашом, обведенным чернилами: ‘б июля 94’. Карандашная пометка, вероятно, поставленная Чертковым немедленно послеполучения письма, должна точно передавать дату, поскольку Чертков жил в это время вблизи Ясной Поляны. Упоминания об отьезде Н. Л. Озмидова и П. Н. Ге подтверждают дату.
Письмо было послано Черткову в деревню Деменку, в пяти верстах от Ясной Поляны, куда Чертков приехал 18 мая. Живя вблизи Ясной Поляны, Чертков всё время находился в тесном общении с Толстым: записи в записной книжке Черткова, прерывающиеся на 12 июня, показывают, что, по крайней мере, в первые три недели после приезда Чертковых, Толстой и Чертков бывали друг у друга чаще чем через день.
(1) Чертков заболел малярией, принявшей острую форму. Толстой 5 июля, работая в жару на сенокосе, начал испытывать боли в печени, но 6 июля чувствовал себя выздоровевшим.
(2) Николай Лукич Озмидов (1843—1908), агроном по образованию. одно время разделял многие взгляды Толстого, в 1885—1886 гг. пытался организовать трудовую земледельческую колонию на Кавказе, потом занимался некоторое время перепиской сочинений Толстого. Впоследствии разошелся с единомышленниками Толстого, о которыми был одно время близок по своим взглядам. В Дневнике Толстого от 6 июля 1894. г. записано: ‘Вчера был Озмидов. Жалок своей изуродованной жизнью’. Чертков резко отрицательно относился к Озмидову, и Толстой говорил с ним об этом до приезда Озмидова (см. Дневник Толстого, запись от 26 июня 1894 г.). Об Озмидове см. т. 85, стр. 26—27.
(3) Петр Николаевич Ге, по образованию архитектор, старший сын художника Н. Н. Ге. О нем см. письма 1894 г., т. 67. П. Н. Ге приезжал в Ясную Поляну 6 июля 1894 г., вероятно, желая поговорить с Толстым о своем отце, скончавшемся 2 июня 1894 г., и о своем брате И. Н. Ге. с которым у него в это время были некоторые недоразумения в связи с распределением наследства, оставшегося после их отца.
(4) Что хотел сказать Толстой Татьяне Львовне — установить не удалось.

* 378.

1894 г. Июля 14. Я. П.
Подтяжек нет. (1) Пролетку заказал, но ответа не получил еще. (2) Завтра узнаю и сообщу. — Как упорна ваша лихорадка. Надо привести в порядок желудок. Я бы советовал пост: как можно меньше есть. Я тоже не совсем здоров. Все ноет и болит желудокъ. Но живется хорошо. Сегодня, благодаря вашей переписке, в первый раз и много писалъ об смысле жизни. (3) Надеюсь завтра увидаться. У нас ничего нового.

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 374 Я. П. 14 июля 94’, на основании которой датируется письмо
(1) По сообщению В. Г. Черткова, речь идет о подтяжках, которые он забыл за несколько дней перед тем, купаясь в Ясно-Полянском пруду. Чертков просил Толстого узнать, не найдены ли они кем-нибудь.
(2) По сообщению А. К. Чертковой, Толстой здесь имеет в виду пролетку, которую Чертков, ослабевший от малярии настолько, что не мог ходить пешком — просил Толстого заказать у кого-нибудь из яснополянских крестьян, чтобы ездить в Ясную Поляну.
(3) В Дневнике Толстого от 13 июля записано о Черткове: ‘Он передал мне выписки из моего дневника — очень хорошие’. Однако, судя по ответному письму Черткова от 15 июля (см. прим. к письму N 379), Толстой имеет в виду производившуюся у Чертковым переписку рукописи его работы ‘Христианское учение’.

* 379.

1894 г. Июля 16. Я. П.
Я себя сглазил нынче — ничего не писалось. С Ваней простились совсем, хотя надеюсь увидать его еще. (1) Это хорошо, ч[то] он едет. — Приеду, главное, чтоб узнать, будет ли у вас опять лихорадка. (2)

Л. Т.

О молитве как раз вчера много думал. Думал то, что единственный достойный Бога и всегда слышимый Им и всегда каждому из нас доступный способ молитвы есть молитва делами, совершаемыми для Него, в виду Его. В области, обнимаемой этой молитвой, есть и слова, но большей частью обращенный к другим, а не к себе. Слова — это орган общения между людьми. Дела же, под кот[орыми] я разумею и духовное состояние и даже преимущественно духовное состояние — это способ общения с Богом.
И это я думаю и говорю, совсем не отрицая молитву, а стараясь расширить ее область, сделать более реальною — говорю в духе слов Христа: молитесь ежечасно. —
Публикуется впервые. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 375 Я. П. 15 июля 94’, на основании которой датируется письмо.
Толстой отвечает на письмо, которое Чертков послал ему 15 июля из Деменки с И. И. Горбуновым. Вероятно, и ответ Толстого послан с И. И. Горбуновым, который вернулся в Деменку в тот же день. В письме от 15 июля Чертков писал: ‘Как я рад, что вы опять достаточно окрепли чтобы взяться за работу о смысле жизни. Галя таже особенно горячо радуется тому расширению вашего плана, которое вы надумали. Надеюсь, что сегодня мне удастся проверить остальное переписанное ив вашего матерьяла под названием ‘Христианское учение’. Далее Чертков писал Толстому про одного из их общих друзей, что ‘он прежде молился, но теперь не молится, и насколько точно то, что он говорит, перестал, не вследствие каких-либо сомнений, а просто вследствие апатии. Я ему несколько дней тому назад говорил, что нужно прежде всего отдаться всецело служению богу, тогда будешь меньше думать о себе и копаться в своей слабости, что хуже всего, и только тогда всё остальное разумное поможет’.
(1) И. И. Горбунов-Посадов, который, посетив Толстого, собирался на следующий день ехать в Воронежскую губернию, где он предполагал помогать Н. Д. Ростовцеву, заведовавшему в то время делами Чертковых.
(2) В записи Дневника Толстого, помеченной ‘кажется 17-го июля’, отмечено, что ‘вчера’ был вечером у Черткова. Он все болею’.

* 380.

1894 г. Августа 9. Я. П.
Маша отдала мне портфель, в к[отором] находится мой дневник, но отпереть я его не умею, — посылаю портфель. (1)
Жены нет дома. Она уехала в Тулу за доктором и будет с нимъ у вас. (2) О сельтерской воде вспомню. Вероятно, приеду.
В 2 часа еще не было. (3) Что-то будет?

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись черными чернилами рукой Черткова: ‘N 376. Я. П. 94’. Письмо датируется 9 августа на основании записи в ‘Ежедневнике’ С. А. Толстой о поездке в Тулу за доктором Рудневым: ‘я была в Туле, привозила Руднева к Черткову’.
Письмо написано в связи с тем, что М. Л. Толстая, уезжая 7 августа в Москву, перед отъездом отдала Толстому портфель, в котором хранились тетради дневников Толстого, переписывавшихся Чертковым, но не объяснила, как этот портфель отпирается. Ответ на записку Черткова, по-видимому, не сохранившуюся.
(1) Чертков, посещая Ясную Поляну, переписывал для себя Дневник Толстого за 1894 год. По мнению А. К. Чертковой, будучи болен, Чертков просил Толстого послать этот Дневник к нему на дом, чтобы он мог продолжать переписку.
(2) С. А. Толстая привезла к Черткову доктора Руднева, который пытался уговорить Черткова принимать хинин, но получил отказ. С целью избавиться от острых приступов лихорадки, Чертков решил переменить место жительства и уехать в Воронежскую губернию, где приступы лихорадки у него, действительно, прекратилась. В бездатном письме к К. И. Чертковой, написанном в это время. Толстой писал, в ответ на ее просьбу пригласить доктора к Черткову и убедить его принимать лекарства: ‘Я не хочу и не могу привести доктора, но надеюсь, что бог сделает для него, то, что нужно через доктора или без него’. В Дневнике Толстого от 9 августа записано: ‘Всё время часто вижусь с Чертковым. Он физически болен но духовно тверд’.
(3) В два часа дня у Черткова начинались обычно приступы лихорадки, сопровождавшиеся острым упадком сил.

* 381.

1894 г. Августа 18. Я П.
Дороие друзья. Очень мне, к стыду моему, грустно без васъ, сердечно грустно и страшно за Диму (1) не noble son, (2) а большого. Что он? Только бы быть такой, как всегда, и все будет хорошо. Я начал большое письмо, но не успею с этой почтой, а хочется сказать вамъ слово целую вас всех. Мы живем хорошо, и мне работается.

Л. Толстой.

На обороте: Воронежской губерши станщя Россоша.
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 216. Написано на бланке закрытого письма — ‘секретке’, почтовые штемпели: ‘почтовый вагон 19 августа’, ‘Россоша 22 августа 1894 г.’. На подлиннике чернилами рукой Черткова: ‘377. Я. П. 20 (?) авг. 94’ Датируется днем, предшествующим почтовому штемпелю отправления, хотя в Дневнике Толстого от 18 августа в перечне написанных в тот день писем это письмо не значится.
Письмо это, написанное после отъезда Чертковых, уехавших из Деменки в Ржевск, по-видимому, 13 августа, разошлось с письмом Черткова от 14 августа, в котором он сообщал, что доехал благополучно: ‘Сегодня проснулся свежее и бодрее. И теперь хочу одного — как вы говорите — служить ему [богу], чем могу, и как мне будет с минуты на минуту раскрываться’.
(1) Уменьшительное имя В. Г. Черткова. О состоянии здоровья Черткова Толстой писал Д. А. Хилкову 17 августа: ‘Чертков уехал отсюда очень больной телом, в лихорадке — но очень бодрый и сильный духом’.
(2) [Благородный сын,] Так, шутя. Толстой назвал сына Чертковых — Диму (Владимира Владимировича).

* 382.

1894 г. Августа 19—23. Я. П.
Мне очень грустно без вас, милые друзья, и грустно за вас, как вы доехали. Вероятно это письмо разойдется с вашим, в кот[ором] вы мне дадите известия о себе. И как приятно думать, что если бы здоровье и не было такъ хорошо, как мы желаем, душевное состоите будет хорошо.
Мы совсем поступили на осеннее положение. Я живу с Таней, Машей, Мишей, Сашей и Ваней. Письмо это было начато дня 4 тому назад. С тех пор получил ваше письмецо — очень долго оно шло и мое положенье изменилось. Житье наше осеннее нарушено: приехали гости Мамонова, (1) Рачинская, (2) Соня — жена Ильи с детьми и и некто Маковицкий, славянин, (4) один из тех студентов, которые переписывались с Евгением Ив[ановичем], когда он жил у вас в Ржевске. Кроме того, жена приехала вчера, а Маша на смену ей уехала к Леве. (5) За это время был еще Количка. (6) Его положение такое, что он сошелся, как он мне говорил, духовно с кузиной—женою Рубана и два человека: его жена и Рубан — ненавидят их и страдают. Я ему говорил, что надо во что бы то ни стало уничтожить эту ненависть. А он говорит, что он не может этого сделать. Как он выпутается из этаго, не знаю. Положение его очень трудное, но у него есть орудое для разрешения всяких трудностей: учение Христа, в которое он верит. Я рад был, что видел его, хотя свидание было тяжелое.
Работа моя, не могу сказать, что не подвигается, но не могу сказать и того, что подвигается. (7) Все изменяю прежнее, но как будто все приближаюсь к большей ясности. Маковицкий очень мне былъ интересен. Они, Славяне, угнетены, и всю духовную энергию употребляютъ на борьбу с этим угнетением, но борются они оружием угнетения: отстаивают свою национальность против чужой национальности, свое исповедание, свой язык, свои выгоды. И все это делают они через споры, журналистику, через интриги, кружки, общества, выборы в сейм и т. п. А тут же у них, рядом с ними, в их стране, в народе все более и более разрастается секта назаренов (их въ 1876 [г.] было 6 тысяч, теперь 30 тысяч), (8) которые не признают власти выше закона Христа, не судятся, не присягают, не берут оружия. Их засаживают в тюрьмы сотнями, некоторые сидят 10 лет. И интеллигенты [не видят], что освобождение от всех уз и всех угнетений в этой вере, и смотрит через них, отыскивая себе спасение в том, что губит их. Мы много говорили с ним про это. И он понимает. Ну, прощайте пока, пишите чаще. Передайте пожалуйста Аннушке (9) от нас 5 рублей в благодарность за ее труды на печение намъ хлебов, если это можно.
Л. Толстой.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в Б. III, стр. 238—239. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 378 Я. П. 24 Авг. 94’. Дата окончания письма определяется слонами о том, что ‘жена приехала вчера’ — С А. Толстая вернулась в Ясную Поляну 22 августа. Так как начато письмо было за 4 дня до окончания, то оно датируется 19—23 августа, хотя в Дневнике от 22 августа есть упоминание, что 21 августа написано письмо Черткову.
(1) Софья Эммануиловна Дмитриева-Мамонова (р. 1860г.)—подруга Т. Л. Толстой по Школе живописи, ваяния и зодчества, нередко посещавшая дом Толстых.
(2) Мария Константиновна Рачинская (1861—1900) — дочь директора Петровской сельско-хоаяйственной академии Константина Александровича Рачинского, племянница педагога Сергея Александровича Рачинского, с которым Толстой был знаком и находился в переписке. В 1895 г. вышла замуж за С. Л. Толстого.
(3) О ней и ее детях см. прим. к п. N 360.
(4) Душан Петрович Маковицкий (1866—1921)—врач, окончивший медицинский факультет Пражского университета. Еще будучи студентом, познакомившись с учением Толстого, стал его единомышленником. Д. П. Маковицкий и его товарищ по университету А. Шкарван обратились к Толстому с просьбой доставить им возможность познакомится с книгой ‘Соединение и перевод четырех евангелий’. Толстой передал их просьбу Черткову, который выразил желание приготовить для них копию этой книги, обращавшейся лишь в рукописях, поручив это дело Е. И. Попову, в то время ему помогавшему, и в связи с этим между Е. И. Поповым с одной стороны и Маковинким и Шкарваном с другой стороны завязалась в 1891 г. переписка. В 1894 г. Маковицкий впервые посетил Толстого, затем посещал его в 1897 и 1901 гг., а с конца 1904 г. поселился в Ясной Поляне в качестве домашнего врача Толстых и прожил там до смерти Толстого. Живя у Толстого, вел подробный дневник, начало которого опубликовано под заглавием: Д. Маковицкий, ‘Яснополянские записки’, вып. I, изд. ‘Задруга’, М. 1922, вып. II, М. 1923. О Маковицком см. письма 1895 г., т. 68.
(5) Лев Львович Толстой находился в Москве, продолжая испытывать острый упадок сил и лечась у московских врачей. При нем поочереди находились Татьяна Львовна, Марья Львовна и Софья Андреевна Толстые. М. Л. Толстая вернулась из Москвы 16 августа и в тот же день на смену ей поехала С. А. Толстая, прожившая в Москве до 22 августа, когда ее сменила вновь Марья Львовна.
(6) Н. Н. Ге сын приезжал в Ясную Поляну 18 августа.
(7) Толстой имеет в виду свою работу над изложением сущности христианского учения в форме катехизиса. В Дневнике Толстого от 22 августа записано: ‘Пришла мне в голову мысль, что надо начинать с изложения учения ветхого и нового завета, но голова болит и ничего не вышло’. В Дневнике Толстого от 27 августа записано: ‘Всё бьюсь с катехизисом’. ‘Катехизис’ в переработанном виде, под названием ‘Христианское учение’, был напечатан в 1898 г. в издании В. Черткова в Англии. Многочисленные подготовительные работы Толстого над ‘катехизисом’ впервые печатаются в томе 31 настоящего издания.
(8) Назарены — секта, возникшая в Венгрии в сороковых годах XIX века и распространенная преимущественно в Югославии, отрицающая церковные обряды и отвергающая военную службу, как противоречащую христианскому учению. О ней см. т. 86, стр. 82.
(9) Анна Григорьевна Морозова (р. 1869) — близкий человек к семье Чертковых, дочь ветеринарного фельдшера, служившего в экономии Чертковых и происходившего из их крепостных крестьян. С 1888 г. начала служить у В. Г. и А. К. Чертковых, работая на кухне, с течением времени стала поварихой и вместе с тем заведовала домашним хозяйством семьи Чертковых, живя с ними сперва в Ржевске, затем, после высылки их из России, — в Англии. Вернувшись с ними в Россию, продолжала служить у Чертковых.

* 383.

1894 г. Сентября 3. Я. П.
Получили 3-го дня ваши письма, милые друзья. Отличные известия. И прошла (страшно писать — вдруг опять) лихорадка и без лекарств. Как вы пишете, что это для вас только приятно, для меня это очень важно. Слабость ничего, как, физическая, так и умственная слабость ничего. От этих слабостей не бывает грехов, напротив, от крепости, буйности физич[еской] и умственной, в особенности умственной — самые страшные грехи. Только бы не было слабости нравственной, т. е. такого состояния, в котором говоришь себе, раасуждая о своемъ дурном совершаемом или готовящемся к совершению поступку, говоришь: ну что ж, ну и сделал, или еще хуже, оденешь его в изящный или комический костюм и только любуешься или хохочешь. Вот это страшно, это ужасно. И это большей частью сходится с физической и умственной энергией, избытком силы. Я об этом особенно часто думаю, п[отому] что, кажется мне, что замечаю в себе значительный упадок умствен[ной] энергии и не огорчаюсь этим, а стараюсь радоваться. — Так и с вами — временно. Жалко, разумеется, что дело Хилкова не двигается, но разумеется внутренняя работа жизни, происходящая во время болезни, неизмеримо важнее.
(2) У нас события следующие: Лева в Москве, с ним чередуются наши женщины. Теперь там Маша, на днях едет туда жена. (3) Я все в том же отношении к своей работе: так же привязан к ней, так же упорно изменяю и так же вижу, что хоть самыми крошечными шагами и части окружными путями, но двигаюсь. (4) Событие интересное для меня было приезд сюда из Венгрии славянина доктора Маковицкого. (5) Он пробыл у нас неделю и поехал к Поше, чему я очень рад. Он одинъ из тех, с к[оторыми] переписывался Евг[ений] Ив[анович]. Он, как я его понял, чистый, кроткий и религиозный человек. Было радостно узнать, что там въ Венгрии есть кружок вполне сочувственных нам людей, т. е. братьев по духу. Для нихъ особенно знаменательно исповедание жизненного христианства: оно сразу выводит их из той ужасной лжи и путаницы того маленького патриотизма подавленной народности среди к[оторой] они живут.
Радостно б[ыло] узнать еще то, что назаренов, к[оторых] было 5000 в 70-х годах, теперь 30 т[ысячъ]. Я очень советовал Маковицкому узнать про них, сблизиться с ними, и главное, посвещать и помогать тем из них, к[оторые] страдают в тюрьмах. А их сотни и они сидят весь срок службы — 12 лет. Изъ Англии тоже хорошие новости. Прислали мне год журнала ‘Labour prophet’ (6)— прекрасно. Я некоторые вещи отметил там перевести. Издатель John Trevor (7) его статьи хороши. Прекрасна там статья Thoreau. (8) Есть книга Thoreau On civil disobediance. (9) Надо выписать. Еще вот журнал американский. Очень хорошо. Посылаю. Целую вас. Л. Т. Спасибо за карточку Ге — прекрасна.
Тане скажу написать вам все о Количке и картинах его отца. (10)
Публикуется впервые. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 379. Я. П. 4 Сент. 94′. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого от 1 сентября о получении письма Черткова и упоминания и комментируемом письме, что это было (третьего дня’.
Толстой отвечает на дна письма Черткова, одно на которых помечено 19 августа, а другое датировано 2 сентября, по-видимому, ошибочно, так как Толстой получил его 1 сентября. При первом из этих писем Чертков послал Толстому фотографическую карточку художница Н. Н. Ге и писал: ‘Прилагаемая карточка ‘Дедушки’ была мне прислана Хирьяковым в двух экземплярах, один для вас. Этот портрет своим кротким и сердечным ‘домашним’ выражением нравится мне больше той большой фотографии, также очень похожей, но с слишком для меня торжествующим выражением’. Во втором письме Чертков писал: ‘Аннушке я сообщил о 5 руб. за хлеб. Она была очевидно рада. А мне жаль, что к этому хлебу, которым мы делились, приметалось денежное вознаграждение. Но это, конечно, иллюзия нашего барского положения, по которому мы склонны воображать, что то, что делается другими людьми, если они находятся в положении нашей прислуги, делается нами, и поэтому я имел какое-то совершенно ошибочное представление, будто в этом доставлении вам хлеба отчасти участвую и я, и потому ‘на чай’ мне был неприятен. И только теперь я сообразил, что только в том действительно участвуешь, в чем участвуешь своим трудом.
Как вам известно из Галиных писем, мы получили оба ваши письма: маленькое и большое. Если вам был сколько-нибудь чувствителен наш отъезд, то вы поэтому можете судить о том, каким лишением для меня было удаление от вас. Мне это настолько чувствительно, насколько я больше нуждаюсь в вас, нежели вы во мне. Мне всё не удается воскресить в себе доброго и деятельного отношения к жизни. Я очень вял душевно, и ничего меня не интересует. А что хуже всего это то, что то дело, которое у меня на очереди — ответить на несколько накопившихся писем для того, чтобы очистить место для замятия делом Хилкова, — эти обязательные письма мне прямо внушают отвращение. — Удивительна эта совместимость двух противоположных людей в одном человеке: сейчас, когда вспоминаю себя таким, каким бывал в периоды подъема духа, тот живой человек представляется мне совсем посторонним, и кажется немыслимым, чтобы я когда-либо был или что опять буду таким. А во время подъема жизни удивляешься тому, что тот другой безжизненный человек мог спать так долго. — Одно теперь, как и всегда, доставляет мне истинное душевное удовлетворение и радость, это выписки, которые я делаю из вашего дневника. Я вместе с вами переживаю то, что вы переживали, а мысли ваши, которые я выписываю, дают пищу для переваривания моему опустевшему душевному желудку’. — В конце письма Чертков писал о переписчике рукописей Толстого А. П. Иванове: ‘У нас опять появился Александр Петрович почти год спустя, после того, как он нас оставил. На вид он помолодел, и, как говорит, глазами он стал видеть лучше. Приписывает он это тому, что, как говорит, вот уже год, как совсем бродил пить. Мы ему очень рады, и ему, кажется, здесь хорошо. Он переписывает’.
(1) Толстой имеет в виду записку об отобрании детей Д. А. Хилкова, которую составлял в это время Чертков, имея в виду доставить ее царю, а в случае неуспеха — печатать эа границей.
(2) Абзац редактора.
(3) С. А. Толстая уехала в Москву на смену М. Л. Толстой 7 сентября.
(4) Толстой имеет в виду работу над ‘Катехизисом’, о которой он записал в Дневнике от 6 сентября: ‘Боюсь сказать, что подвигаюсь, потому что так незаметно, а между тем нет неудовлетворенности и каждый день новое и всё уясняется’.
(5) Д. П. Маковицкий приехал в Ясную Поляну 21 августа и уехал 27-го, направившись к П. И. Бирюкову, жившему в это время в Костромской губернии, в своем хуторе Ивановское. Вернувшись к себе на родину, Маковицкий писал об этой поездке в письме от 27 октябри нов. ст.: ‘Домой доехал дней 20 тому назад, усталый. Вернулся очень доволен и спокоен. Научился у вас и в Костроме многому доброму и утвердился в том, что уже знал’ (АТБ).
(6) ‘Labour Prophet. The organ of the Labour Church’, Edited by John Trevor, Manchester. Журнал имеется в Яснополянской библиотеке за 1892 и 1893 гг.
(7) Джон Тревор, издатель журнала ‘Labour Prophet’, был автором напечатанной в этом журнале статьи о Генри Торо, которая понравилась Толстому.
(8) Henry Thoreau (Генри Торо, 1817—1862)—американский писатель, писавший о необходимости упрощения жизни и ручного труда, сам занимавшийся возделыванием огорода и сада. В 1845 г., построивши себе хижину в лесу, прожил в ней 2 Ґ года, занимаясь физическим трудом и описал этот период своей жизни в книге ‘Walden, or Life in the Woods’, Boston, 1855. Книга эта издана по-русски под заглавием: Генри Торо, ‘Вальден’, с биографическим очерком Торо, написанным Р. А. Эмерсоном. Перевод с английского П. А. Буланже, изд. ‘Посредник’, М. ГЖ).
(9) Г. Торо, ‘Гражданское неповиновение’. Напечатано впервые в русском переводе в сборнике ‘Свободное слово’, под ред. П. И. Бирюкова,изд. В. Черткова, Purleigh, Essex, England, 1898, стр. 18—52.
(10) По сообщению А. К. Чертковой, после смерти художника Н. Н. Ге его сын Н. Н. Ге задумал собрать все картины и рисунки своего отца для помещения их в особый музей и для издания альбома репродукций этих картин.

* 384.

1894 г. Сентября 22. Я. П.
Получил 3-го дня ваше письмо с перерывом и с сетованиями на ослабление духовной жизни. Я испытывал тоже. Но теперь не испытываю, я думаю п[отому], ч[то] я более убедился, уверовал в то, что у меня нет и не может быть другой жизни, как та, кот[орая] совершается через меня Богом. Только бы знать, что я не противлюсь ей, что я ищу Бога, зову Его, что я ничем не заслоняю Его, и тогда мне спокойно и даже радостно. Он стремительно действует через меня хорошо, Он не употребляет меня, или употребляет на дело, которое мне кажется ничтожным — Его воля.
Понимаю я, что мучает вас то, что заслоняет вам Его. Что же делать! Это крест, кот[орый] послан нам. Надо его нести как крест, падать, подниматься и нести, зная, что все таки он донесется, т. е. что победа, хоть старостью, хоть смертью, но будет на моей стороне, т. е. на Божьей.
Я все в том же положении, в кот[ором] вы оставили меня. Все черепашьими шагами двигаюсь в своей работе и живу ею и рад, что делаю ее, беспрестанно повторяю на себе правдивость того, что пишу. (1)
Я опять с двумя дочерьми и двумя маленькими, жена в Москве, но на днях приезжает. (2)
Нынче Ваня Горбунов пишет, что он с ней очень сердечно говорил и в первый раз. Меня это очень порадовало, п[отому] ч[то] последнее время я замечаю в ней радостную перемену—доброту особенную, кот[орая] очень трогает меня. (3)
Чтб вы думаете о затеянном Ваней Г[орбуновым] журнале? (4)
Если бы они взялись за это с энергией и упорством, очень полезное бы было дело. —
Что ваша лихорадка? Совсем прошла?
У меня вчера и нынче сильнеший насморкъ с кашлем и жаром, и я так редко болею, что обрадовался этому подобно болезни, чтобы проверить Левино и ваше отношение к болезни. Только бы помнить, что болезнь есть только маленькая перемена условий жизни, в роде того, как работал на дворе, а теперь в комнатах, но работать не надо переставать от того, что перешел в комнаты.
(5) Прочел интересное письмо Иосифа и отослал. (6)
Как ваше физич[еское] и, главное, душевное состояние, милый друг, Анна Конст[антиновна]? На то, что выписали, (7) мне хотелось ответить, можеть быть не кстати, но я отвечаю на все ваше душевное состояние, как оно мне представляется: Если есть вера, живите по вере, проводите ее в жизнь: если в чем нет твердой уверенности, есть колебания, ищите веры — отвлеченно, думая, общаясь с верующими живыми и умершими. Молитесь, если это вам свойственно, и практически испытывайте жизнь по вере. Если вера правая, то жизнь по ней будетъ радостна.
Простите, что философствую и даю советы, как будто я все уже для себя знаю и могу учить других. Я говорю то, что сам переживаю, и кажется иногда, что вы этого высказыванья от меня хотите.
Скажите Емельяну, что я получил его письмо и благодарю за него. (8) В эту минуту не имею времени ответить.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в книге: 1) В. Жданов, ‘Любовь в жизни Льва Толстого’, кн. 2, изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1928, стр. 130. На подлиннике надпись рукой Черткова: ‘N 380 24 сент. 94. Я. П.’ Датируется на основании записи в Дневнике Толстого от 22 сентября о том, что в этот день написано письмо Черткову.
Толстой отвечает на письмо Черткова от 10—11сентября, отосланное, как это видно из записной книжки Черткова за 1894 год, 14 сентября.
В письме от 10 сентября Чертков писал: ‘Посылаю вам для прочтения письмо от Галиного брата, которого вы видели нынче летом. По прочтении, пожалуйста, отправьте его по почте в прилагаемом конверте. У нас жизнь идет очень однообразно. Я все еще вял. Но устроил себе под боком верстак, так как думаю, что в такие периоды умственной вялости следует побольше работать физически, что и вы мне не раз говорили.
Но помимо этой временной и в значительной степени физической послеболезненной вялости, меня гораздо серьезнее беспокоит то, что, присматриваясь к себе, ко всему тону моей жизни, я не могу не заметить какое-то охлаждение или равнодушие к тому самому, и чем одном вижу смысл жизни. Вспоминаю с завистью первый период восторженного пробуждения сознания: даже с радостью вспоминаю последующий период усиленной и воодушевленной деятельности на новом пути. И сравниваю с тем, что теперь. И вместо сравнительного подьема против прежнего, замечаю какое-то охлаждение и сердечную пустоту. Я сочувствую Христу и его учению, но как-то умом только. В сердце же не чувствую того, что должно было бы соответствовать этому. — В первое время моей болезни в Дёминке я испытывал как-будто какое-то воодушевление, но оно прошло еще скорей, чем лихорадка. -Мне тяжело говорить об этом, но я привык делиться с вами всем, что меня беспокоит, а это не только беспокоит, оно очень мучает’. — В приписке к этому письму от 11 сентября Чертков писал, что его тяготят чувственные желания, с которыми он считает нужным бороться: ‘Молю бога вернуть мне преобладание над моею ненавистною плотью. Тогда бы и вся духовная жизнь воскресла бы’. Этими переживаниями он объясняет и ‘ту апатию или сравнительное равнодушие, о котором писал вчера’.
(1) Записи о работе над рукописью ‘Христианское учение’ см. в Дневнике Толстого от 16,20, 22 сентября 1894 г., т. 52.
(2) Толстой в это время жил в Ясной Поляне с Татьяной Львовной и Марьей Львовной и младшими детьми Александрой и Иваном. С. Л. Толстая вернулась из Москвы 25 сентября.
(3) Толстой писал об улучшении отношений с С. А. Толстой в своем Дневнике от 22 сентября: ‘Помоги мне, господи, установить любовь с самым близким человеком. И кажется, что устанавливается’. См. также записи в Дневнике Толстого от 27 и 29 сентября и 4 октября (т. 52).
(4) И. И. Горбунов, приехав в Ясную Поляну 10 сентября, в разговоре с Толстым высказал мысль об издании рукописного журнала, о содержании которого Толстой писал Софье Андреевне в письме от 12 сентября 1894 г.: ‘С Иваном Ивановичем хорошо придумал, т. е. придумал он — собирать все те прекрасные статьи, книги и даже письма, которые я и мы получаем, переводить и составлять как бы журнал рукописный, исключая всё задорное, осудительное. Не знаю, удастся ли, но мне всегда жалко, что пропадают неизвестные многим, прекрасные, интересные и поучительные и для души полезные вещи, которые я получаю’.
Эта мысль была осуществлена в виде издания сборника, который выходил по мере накопления материала под названием ‘Архив Льва Николаевича Толстого’), в 1894—1896 гг. в Москве, причем размножался на ремингтоне и мимеографе в количестве 40—60 экз. Всего вышло 12 номеров: NN 1—4 под редакцией Ф. А. Страхова, NN 5—10 под ред. П. И. Бирюкова, .NN 11, 14 под ред. В. Г. Черткова. И. И. Горбунов, по выражению Толстого, ‘затеявший’ этот сборник, отказался от его редактирования еще до выпуска первого номера, написав Толстому, что перегружен другими делами, и посоветовав привлечь к этой работе Ф. А Страхова.
(5) Абзац редактора.
(6) Письмо И. К. Дитерихса, о котором пишет Толстой, не разыскано.
(7) Письмо А. К. Чертковой не найдено.
(8) Толстой имеет в виду письмо Емельяна Ещенко, которое было получено в Ясной Поляне 4 сентября. В этом письме Е. Ешенко писал о своей семейной жизни и просил Толстого дать некоторые советы в этой области, если у него явится ‘добрая мысль’, которой он сможет поделиться.

* 386.

1894 г. Октября 5. Я. П..
Мое письмо вероятно разминовалось с вашим. Пишу только затем, чтобы заявить о получении вашего последнего. И[вану] Михайловичу я писал об этом и согласен с вами. (1) Через кого получать книги, я теперь не могу сказать, но напишу и тогда сообщу. Я все также живу и тем же радостно занят.
Радуюсь, что ваша работа подвигается. (2) Привет всем.

Л. Т.

На обороте: Воронежской губерти Стангря Россоша. В. Г.Черткову.
Публикуется впервые. На подлиннике чернилами рукой Черткова: ‘N 381 Я. П. 8 окт. 94’. Открытое письмо. Почтовые штемпели: ‘Почтовый вагон 6 окт. 1894’, ‘Россоша 9 окт. 1894’. Датируется днем, предшествовавшим почтовому штемпелю отправления.
Толстой отвечает на письма Черткова от 23 и 28 сентябри. В первом из этих писем Чертков писал: ‘Дело Хилкова у меня понемногу подвигается. И если бы я оправился от своего недуга, то скоро довел бы его до конца. На станции в Туле я позабыл с вами поговорить о И. М. Трегубове, с которым видался как раз перед тем. Дело в том. что собирание и систематизация сведений о гонимых наших друзьях с его согласия поручено ему, и нет никого, более подходящего для этого, чем он. Дело это потребует довольно много времени и труда, и исключило бы для Трегубова возможность постороннего заработка. Но Ростовцев согласен для этого дела выдавать ему столько же, сколько он получает в ‘Посреднике’ (очень скромную сумму на насущные надобности). Мне нажегся, что очень важно собирать эти сведения о гонимых, так как разглашением их в целесообразной форме можно содействовать смягчению этих гонений, правду о которых не знают те самые высшие власти, от которых они исходят. Наша обязанность, — нас, еще свободных, — сделать всё, что в нашей власти, для смягчения участи этих преследуемых и заключенных, и если бы они были нашими родными братьями или детьми, то мы из кожи лезли бы вон, чтобы хоть сколько-нибудь облегчить их участь, или по крайней мере, чтобы то, что над ними творится, не оставалось бы в тайне и не предавалось бы забвению. Заступничество за них — одна из самых жизненных наших обязанностей. Мне кажется, что раз Иван Михайлович наиболее подходящий человек для собирания о них сведений, то ему и следовало бы этим серьезно заняться, не давая себя отвлекать другими менее важными занятиями. В ‘Посреднике’ всегда найдут человека. чтобы его заменить. Но при последнем моем свидании с ним в день моего выезда из Тулы, я заметил, что он колеблется, заняться ли ему серьезно этим, и что он на одну доску с этим ставит свои чисто механические чанятия в ‘Посреднике’. (Не говорю о языке ‘эсперанто’, который его интересует и которым он мог бы продолжать заниматься.) Вот я и хотел вас попросить, если вы согласны со мной, написать ему с целью вызвать в нем сознание большего значения и большей неотложности заботы о гонимых и деятельности в их интересах в сравнении с другими письменными делами, какие имеются. Я уверен, что ваше мнение, определенно ему высказанное, помогло бы ему выяснить для себя этот вопрос и более решительно взяться за это дело.
Пока до следующего письма. После нынешнего лета, кроме потребности душевного общения с вами, я часто чувствую желание просто повидаться с вами, как с близким и родным другом, так я привык к этому во время своего пребывания в Деменке, и в особенности во время болезни.
Что это так долго нет писем от вас?
Вы мне, кажется, говорили, что возможно найти другое дипломатическое лицо, которое согласилось бы на то, чтобы я через него получал книги из-за границы. Если можно это устроить, то пожалуйста устройте. Если же вам это нельзя или неудобно, то сообщите мне для того, чтобы я, не откладывая, принялся бы с своей стороны изыскивать средства — это очень важно для меня’.
Упоминаемый в письме Черткова Н. Д. Ростовцев заведовал в это время материальными делами Черткова и деньги, предназначавшиеся для оплаты труда И. М. Трегубова, долнжны были выдаваться из средств Черткова. В письме от 28 сентября Чертков писал: ‘Мы получили ваше доброе ободрительное письмо. То, что вы говорите в нем и мне и Гале, очень справедливо и как раз то, что нам путно было. Не бойтесь впадать с нами в поучительный тон, и говорите нам смело, что имеете сказать, без оговорок, так как мы хорошо знаем вашу нелюбовь к поучению и то, что высказываемое вами вы всегда относите столько же к себе, как и к другим. Как меня обрадовало за вас то, что сообщаете по поводу вашей новой радости. (В связи с разговором Вани Горбунова с Софьей Андреевной.) Дай то бог, чтобы с этой стороны вы получали постоянно больше и больше радости.
У меня на душе как-будто немного лучше. Так хотелось бы отдать богу всего себя, все свои помыслы, все минуты своей жизни’.
(1) Среди известных редакции писем Толстого к Трегубову нет письма. в котором Толстои писал бы Трегубову о предложении Черткова.
(2) Толстой имеет в виду работу Черткова над составлением записки об отобрании детей Хилковых.
Чертков ответил Толстому письмом от 4 октября, в котором писал: ‘Я теперь окончил всю компилятивную часть моей работы о Хилковых. Осталось написать от себя небольшое резюмирующее заключение, которое уже сложилось в моем сознании, но может вылиться только при некотором вдохновении, в ожиданин чего занимаюсь механической работой, — переводом на английский вашей статьи о Мопассане. Поэтому прошу вас доставить мне то дополнение к ней, о котором вы мне говорили, или укааать, где я могу его раздобыть’.

* 386.

1894 г. Октября 19. Я. П.
Дорогой друг Влад[имир] Григ[орьевич], сейчас попал мне в руки у Маши в комнате мой дневник 1884 года (она собирается завтра отсылать вам ящик с бумагами и для чего-то брала их). И чтение это возбудило во мне очень тяжелое чувство — стыда, раскаяния и страха за то горе, кот[орое] может произвести чтение этих дневников тем людям, о которых во многих местах так дурно, жестоко говорится. (1)
Неприятно уже — больше, чем неприятно больно то, что дневники эти читали кроме вас люди — хоть тот, кто переписывал, — больно п[отому], ч[то] все, что там писалось, писано под впечатлением минуты и часто ужасно жестоко и несправедливо, и кроме того говорится о таких интимных отношениях, о кот[орых] гадко и скверно было с моей стороны записывать и еще гаже—допустить, чтобы кто-нибудь, кроме меня, читал их. Вы, верно, поймете меня и согласитесь со мной и поможете мне уничтожить все то, что есть переписанного, и оставить только у меня подлинник, к[оторый], если не уничтожу, то по крайней мере он будет вместе с другими последними всеми моими дневниками, из кот[орых] будет видно, как я писал их и как я изменял свои взгляды на тех людей, о кот[орых] писал. А то меня ужас берет при мысли о том употреблении, кот[орое] могут сделать враги их из слов и выражений этого дневника против людей, про кот[орых] там упоминается. Не знаю, пошлеть ли завтра Маша вам ящик, я бы советовал не посылать, по крайней мере не посылать дневник. Я вижу, что из него уже все выписано, и потому он вам более не нужен. Если же она пошлет, то истребите его пожалуйста. Простите, если вам неприятно мое письмо. Но войдите в меня, с любовью перенеситесь в меня, и вы увидите, что так надо сделать.
Мы живем теперь втроем с двумя дочерьми. Я занят все тем же. На днях напишу вам то, что я пережил с этим писаньем. (2) Нынче ничего не успею, кроме того, что получил ваше последнее письмо и что безпрестанло думаю о вас и люблю. — Хорошо, что работа ваша подвигается, мож[ет] бы[ть] уже кончена.
Болезнь Государя (3) очень трогает меня. Очень жаль мне его. Боюсь, что тяжело ему умирать, и надеюсь, что Бог найдет его, а он найдет путь к Богу, несмотря на все те преграды, к[оторые] условия его жизни поставили между им и Богом.

Толстой.

Я вырвал дневник и оставил его у себя. Когда вы пришлете оригинал, к[оторый] верно у вас, уничтожу и тот список. Те дневники, к[оторые] у вас, пожалуйста не давайте переписывать, а, выписав мысли общего содержания, пришлите их мне. Сколько у вас тетрадей? — Опять передумал: посылаю вам дневник, но прошу истребить его.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в Б, III, стр. 240. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N382. Я.П. 20 (?) окт. 94’. На копии, хранящейся в АЧ, пометка: ‘Почтовый штемпель. Письмо написано, судя по записи в Дневнике Толстого, не ранее 18 октября, так как Толстой в этот день просматривал свои Дневники, о которых пишет в этом письме, и не позднее 21 октября, когда написано следующее письмо Толстого Черткову. Предположительно датируется днем, предшествовавшим дате почтового штемпеля, отмеченной на копии этого письма.
Письмо Толстого написано после получения письма Черткова от 14 октября, на которое Толстой ответил 21 октября (см. N 387).
(1) О чтении этих Дневников Толстой записал в своем Дневнике от 21 октября 1894 г.: ‘Дня три тому назад перечитывал свои дневники 84 года и противно было на себя за свою недоброту и жестокость отзывов о Соне и Сереже. Соню я всё больше и больше ценю и люблю. Сережу понимаю и не имею к нему никакого иного чувства кроме любви’.
Толстой передал Черткову свой Дневник за 1884 год, в первый год их знакомства, для сохранения. Сняв копию с этого Дневника, Чертков всегда хранил ее в особом ящике с некоторыми другими писаниями Толстого у одного из своих друзей.
Летом 1894 г. Чертков, серьезно заболевши, передал чемодан с хранившимися у него рукописями Толстого Марье Львовне Толстой, на случай своей смерти. Она впервые прочла указанный Дневник Толстого 1884 г. и обратила внимание на встречающиеся в нем резкие отзывы о своей матери и братьях. Вследствие этого Толстой перечел этот Дневник и просил Черткова его уничтожить. О причинах, побудивших снять копии с Дневника Толстого за 1884 г., см. ниже ответное письмо Черткова от 24 октября.
В записи Дневника Толстого, сделанной 21 октября после недельного перерыва, отмечено, что С. А. Толстая уехала в Москву, а Т. Л. Толстая вернулась в Ясную Поляну.
(2) См. письмо Толстого от 21 октября.
(3) Александр III был болен нефритом и умер 20 октября 1894 г. Толстой писал в конце октября Н. Я. Гроту в связи со смертью царя: ‘Мне его очень жаль как человека, страдающего и умирающего в таких тяжелых для души условиях, но эта жалость не заставляет меня переменить мое мнение о плачевных итогах его царствования’.
На это письмо Чертков отвечал письмом от 24 октября, в котором писал: ‘Дорогой Лев Николаевич, не могу вам выразить, как мне жаль, досадно на себя и стыдно за то, что был причиной вашего огорчения по поводу дневника. Я умолял бы вас простить мою оплошность, если бы не видел из вашего письма, что вы на меня не сердитесь, как рассердился бы всякий другой на вашем месте, и я первый. Свою ошибку я уже давно понял, и не говорил вам о ней потому, что не хотел вас огорчать этим сообщением а вероятно отчасти и потому, что мне было слишком стыдно за свою бестактность. Случилось это так, что, когда я отсылал в Петербург на хранение к одному другу один список всех имеющихся у меня ваших бумаг и оставлял при себе дубликат каждой ив них, то в числе других поручил списать и этот дневник, упустив в ту минуту из виду, что по его содержанию его не следовало решительно никому показывать. В этом я очень виноват перед вами. Хотя и с благонамеренным побуждением, но не позволительно злоупотребил я вашим доверием, и никогда себе этого не прощу. Благодарю вас, дорогой друг, что вы отнеслись ко мне так снисходительно и любовно. Это еще больше увеличивает сознание моей вины перед вами. Я вполне вхожу в ваше положение, и у меня сердце сжимается, когда представляю себе ваши ощущения при чтении этого дневника, списанного не вашей рукой. Повторяю, я уже давно понял свою ошибку и с тех пор в этом отношении педантически осторожен с вашими дневниками и бумагами.
Покаявшись в своей непростительной вине перед вами, спешу сообщить вам, что никаких дальнейших нежелательных последствий, которых вы опасаетесь, не может быть. Человек, переписывавший, безусловно предан вам и не сделает indiscretion [нескромность], к тому же он по существу из дневника ничего не узнал такого, чего и раньше не знал. Распространения списанное не получило никакого. Все бумаги, оставленные мною у Марьи Львовны, у меня постоянно хранятся под замком, и кроме меня решительно никто не имеет к ним доступа. Дневников этих даже Галя не читала, как и не читает тех, из которых я сейчас делаю выписки. (Переписывался дневник у меня на главах, и ни у кого, кроме меня, нет решительно ничего выписанного оттуда, кроме некоторых мыслей общего содержания, списанных не из самого дневника, а из тех моих выдержек, которые вы видели.) Так что с уничтожением списков этих дневников и возвращением вам оригиналов вы можете быть совсем уверены, что решительно нигде и ни у кого списка не останется.
Теперь относительно оригиналов. У меня имеется этот дневник 84 года и еще несколько страниц дневника в другой тетради. Обе тетради в настоящее время запечатаны в особую посылку и хранятся в Петербурге у одного моего надежного друга под замком в особом сундуке, и ни он сам, ни кто-либо другой не заглядывает в бумаги, хранящиеся в этом сундуке. Если хотите, я могу поручить ему вынуть и выслать мне для доставления вам эту запечатанную посылку с дневниками, так как мне известен номер, отмеченный на ней снаружи. Но всего удобнее было бы, если бы вы мне позволили самому лично это сделать нынче зимой, когда будем и Петербурге, куда собираемся для того, чтобы хлопотать, при новых более благоприятных условиях, о деле Хилковых (так как никакие письма издали не могут заменить личные свидания). Там, где дневники эти сейчас находятся, они в такой же безопасности и так же недоступны для чтения, как и у вас. Итак, относительно итого буду ожидать вашего окончательного решения.
Признаюсь вам, Лев Николаевич, что кроме угрызений совести за огорчение, мною вам причиненное, я сейчас еще мучим опасениями, не потеряете ли вы вообще вашего всегдашнего доверия ко мне по отношению к вашим бумагам? И не воспрепятствуете ли вы тому, чтобы Марья Львовна, согласно своему намерению, прислала мне последнюю из хранящихся у нее тетрадей дневников, отданных вами ей на сохранение? И потому считаю необходимым вас предупредить, что прошлая моя ошибка с перепискою вашего дневника 84 г., которую, повторяю, и сам тогда же понял, послужила к тому, что я с тех пор особенно осторожен в этом отношении. Тетрадь вашего дневника, из которого я делал выписки в Дневнике, и та, которая сейчас у меня (и которую по нашему уговору с Марьей Львовной я должен ей вернуть тотчас по получении третьей), не были ни у кого в руках кроме меня и находятся постоянно под замком. Из них я выписываю только места общего содержания, о характере которых вы можете судить по полному списку этих выписанных мною мест, который я на этих днях доставлю Марье Львовне. Так как я не могу не придавать этим выпискам большого значения, то прошу вас, Лев Николаевич, предостаиить Марье Львовне прислать мне свою последнюю тетрадь, с которой я буду так же педантически осторожен, как и с двумя предшоствовавшими.
Еще раз благодарю вас, дорогой Лев Николаевич, за ваше удивительно доброе, кроткое отношение ко мне в этом деле. То страдание, которое я испытываю при одной мысли о случившемся, будет постоянно для меня служить заслуженным наказанием за мою опрометчивость’.

* 387.

1894 г. Октября 21? Я. П.
Письма ваши N 6 и 7 получил.

Л. Т.

На обороте: Воронежской губ. Станция Росооша,
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Публикуется впервые. Письмо открытое. На подлиннике чернилами надпись рукой Черткова: ‘383 Ясная поляна 21 окт. 94’. Почтовые штемпели: ‘Почт. вагон 22 окт. 3894 г.’, ‘Россоша 24 окт. 1894 г.’ Датируется днем, предшествующим почтовому штемпелю отправления.
Ответ на просьбу Черткова в письме от 14 окт. 94 г., которое помечено N 7: пожалуйста, следите по номерам, все ли мои письма вы получаете’.

* 388.

1894 г. Октября 21? Я. П.
Написал вам два письма не письма — одно об дневнике, а другое — заявление о получении ваших писем, (1) теперь хочу поговорить по душе.
Со мной вот что случилось: стал я все отвлеченнее и отвлеченнее думать о вопросах жизни, о том, в чем она, к чему стремится, что такое любовь, и все больше и больше удалялся не только от понятия ветхозаветного Бога творца, но и от понятия Отца, того разумного, благаго начала всей жизни и меня и — дьявол уловил меня — мне стало приходить в голову, что можно—что особенно важно для единения с китайцами Конфуцианцами и Буддистами и нашими безбожниками, агностиками — совсем обойти это понятие. Думал я, что можно удовольствоваться одним понятием и признанием того Бога, к[оторый] есть во мне, не признавая Бога в самом себе, Того, к[оторый] вложил в меня частицу себя и — удивительное дело — мне вдруг стало становиться скучно, уныло, страшно. Я не знал, отечего это, но почувствовал, что вдруг страшно духовно упал, лишился всякой радости и энергии духовной. И тут только я догадался, что это произошло от того, что я ушел от Бога. И я стал думать — странно сказать — стал гадать, есть ли Бог или нет Его, и как будто вновь нашелъ Его, и такъ мне радостно стало, и такая твердая уверенность стала в Нем и в том, что мне можно и должно общаться с Ним, и что Он слышит меня, и такая радость сделалась, что все эти последние дни я испытываю то чувство, что мне что-то очень хорошо, и я спрашиваю себя: от чего это мне так весело, и вспоминаю: да, Бог, есть Бог, и мне ни тревожиться, ни бояться нечего, а можно только радоваться.
Боюсь, что пройдет это чувство, притупится, но теперь очень радостно. Точно, как был на волоск отъ того, чтобы потерять, даже думал, что потерял самое дорогое существо, и не потерял его, а только узнал Его бессценную цену. Надеюсь, что если это и пройдет, пройдет самое восторженное чувство, но останется много вновь приобретенного. Может быть, это то, что некоторые называют живым Богом, если это — это, то я очень виноват перед ними, когда не соглашался с ними и оспаривал их.
Главное в этом чувстве — сознание полной обеспеченности, сознание того, что Он есть, Он благ, Он меня знает, и я весь окружен Им, от Него пришел, к Нему иду, составляю часть Его, детище Его, все, что кажется дурным, кажется таким только п[отому], что я верю себе, а не Ему, и из жизни этой, в кот[орой] так легко делать Его волю, п[отому| ч[то] воля эта вместе и моя, я никуда не могу упасть, как только в Него, а в Нем полная радость и благо. —
Все, что я напишу, не выразить того, что я чувствовал.
Больно что-нибудь физически или нравственно, — умирает Лева, (2) погибает то, что я люблю, сам я ничего уже не могу сделать, страдания ждутъ меня, и вдруг вспомнишь: а Бог, и все отанет хорошо и весело и ясно.
Русанову напишу. (3)
Как все хорошо об Изюмченко.
Вы знаете, что Вера Толстая (4) теперь в Воронеже у Денисенко, к[оторый] очень болен. (5) Жаль, что вы не застали ее там.
Журнал Генри Джорджа сейчасъ поищу. (6)
Книжку ‘Penitent Soul’ посылаю. (7)
Пишу, разумеется, вам и Гале вместе.
Почтительный и дружеский привет передайте Лизавете Ивановне.
Александра Андр[еевна] Толстая (8) очень слаба после болезни в Ментоне.
Ал[ександру] Петровичу (9) и всем вашим сожителям от меня привет.

Л. Толстой.

У меня просят в сборник отрывок. Я перечел в ваших бумагах отрывок: ‘Историю улья’. (10) Я может быть кончил бы его, а если нет, то так отдайте мне. Перепишите и пришлите мне его пожалуйста.
Полностью публикуется впервые. Почти полностью напечатано в сборнике ‘Мысли о Боге Льва Толстого’, изд. ‘Свободное слово’ A. Tchertkoff, Purleigh 1900, стр. 13—15. На подлиннике рукой Черткова черными чернилами: ‘N 384 Ясная Поляна 22 окт. 94’.
Письмо написано 21 или 22 октября, как это видно из записи в Дневнике Толстого от 22 октября: ‘Вчера и нынче утром писал письма и всё очистил. Написал Чертк[ову] о своем душевном состоянии, о радости нахождения потерянного Бога и об особ[ой] силе сознания его. Боялся, что это описание моего чувства в письме и в дневнике ослабит его, но до сих пор нет. Всё продолжается это радостное сознание опоры’.
Толстой отвечает на письмо Черткова от 14 октября, в которой Чертков писал: ‘Я живу теперь несколько бодрее и деятельнее. Перевел и отослал в Англию вашу статью о Мопассане. Вчера же окончил перевод вашей статьи о сочинении Бондарева и надеюсь сегодня ее проверить и отослать. Затем хочу взяться ва вашу статью о Золя и Ал. Дюма и т. д. Компиляционную часть записки о Хилковых. как я вам писал, я уже докончил. Свое же заключение еще нет. Сейчас меня в этом задерживает болезнь, как сообщили моей матери, неизлечимая того, кого записка эта предназначена была убедить. При настоящем его состоянии ее ему не передадут, и по всей вероятности в скором времени разрешение вопроса о Хилковых будет зависеть от другого, причем мне можно и нужно будет в несколько ином тоне написать свое заключение. Поэтому пока жду. На этих днях я ездил в Воронеж к Изюмчеико, который отбыл свой срок в дисциплинарном батальоне, переведен в гражданскую тюрьму и вызывал меня. Он совершенно благополучен, здоров, бодр, радостен. Его должны на этих днях перевести в Москву, а оттуда, весною или теперь же, неизвестно, — в Тобольскую губ. на 3 года на поселение. У него не было никакой своей одежды. (Мы доставили ему, что нужно было.) Лицо его просто замечательно радостнейшею почти постоянною улыбкою, привлекающею всех. Глаза искрятся жизнью. Он не просит никакого облегчения и, когда я справлялся при нем, возможно ли его взять на поруки до отправки в Сибирь, он сказал мне, что предпочитает побыть в Московской тюрьме, чтобы испытать на себе, как там живется, несмотря на то, что при нем мне смотритель только что сказал, что заключенным там очень плохо. У него большая жажда чтения, и я рад, что мог ему дать хороших книг взамен случайных, попадавшихся к нему в руки.На вопрос мой, очень ли он грустит о смерти Дрожжина, он сказал, что ему почему-то трудно было думать о Дрожжине с грустью или жалостью, потому, вероятно, что он почти всегда и при всех обстоятельствах видел его радостным и довольным. — Видел в Воронеже Русанова. Он сильно оглох, так что приходится очень кричать, и глаз побаливает, вследствие чего он мало читает, и это тяжело для него. Жена его спрашивала, нельзя ли по крайней мере найти какое-нибудь занятие для его рук, но у него пальцы и параличе, и потому подходящее очень трудно найти. Он был при нас, гостях, по обыкновению бодр и весел, но я слышал, что ему бывает очень трудно именно от этого физического и душевного безделия. Если бы вы ему написали, то сделали бы хорошее дело — утешили бы и очень ободрили бы больного, а таких нам ведено не забывать… Если помните название американского журнала, проводящего идею H. George ‘а, то сообщите мне, или пришлите номер: мне нужен адрес редакции для отсылки туда перевода вашего письма к Бондареву о системе H. George ‘а, которое Батерсби не удается поместить в Англии. — Я так рад радостности для вас вашей теперешней работы и глубоко верю в ее высочайшее значение’.
(1) Письма от 19 ? октября и от 21 октября.
(2) Лев Львович Толстой продолжал страдать от упадка сил и подавленного душевного состояния и лечиться у врачей (профессоров А. Я. Кожевникова и Г. А. Захарьина), которые находили положение его серьезным, однако, непосредственная опасность его жизни не угрожала.
(3) В письме от 3 ноября Толстой писал Русанову о том своем отношении к болезни, которое он высказывает и в комментируемом письме. См. т. 67.
(4) Вера Сергеевна Толстая (1865—1923), племянница Л. Н. Толстого. О ней см. письма 1901 г., т. 73.
(5) Иван Васильевич Денисенко (1851—1916)—муж дочери М. Н. Толстой Елены Сергеевны, занимавший в 1894 году должность председателя Воронежского окружного суда, был в то время болен острой формой ревматизма. В связи с его болезнью Толстой написал ему письмо в октябре 1894 г. (см. т. 67).
(6) Генри Джордж (1839—1897)—американский социолог и публицист, взглядам которого о национализации земли Толстой сочувствовал. Издавал газету ‘Standard’, в которой проводил свои идеи.
(7) Сведений об этой книге найти не удалось.
(8) Александра Андреевна Толстая (1817—1904) —статс-дама, двоюродная тетка Толстого, с которой он в молодости был связан дружбой. О ней см. прим. к письму N 14, т. 85, и письма 185? г., т. 59.
(9) Александр Петрович Иванов (1836—1912)—отставной артиллерийский поручик, страдавший алкоголизмом. С Толстым был знаком с 1878 г. и неоднократно польвовался его поддержкой, получая от него рукописи для переписки.
(10) Статья Толстого ‘Две различные версии истории улья с лубочной крышкой’, впервые напечатанная в России в книге ‘Посмертные художественные произведения Л. Н. Толстого’, под ред. В. Г. Черткова, т. III, над. А. Л. Толстой, М. 1912, стр. 182—185. За границей без цензурных выпусков впервые напечатана в издании ‘Посмертные художественные произведения Л. Н. Толстого’, под ред. В. Г. Черткова, т. II, изд. ‘Свободное слово’, В. и А. Чертковых, Berlin 1912, I. Ladyschnikow Verlag, стр. 161—168.

* 389.

1894 г. Ноября 2. Я. П.
Получил ваше покаянное письмо, милый друг Владимир Григорьевич, и мне стало совестно, что я вас так встревожил, и был вместе с тем очень рад, что вы так это приняли. Дубликата, списанный, уничтожьте, а те, кот[орые] вам не нужны, пришлите ко мне. (1) Вы, мне думается, грешите слишком большой заботой о сохранности этих писаний. Это в роде заботы о сохранении своего и близких людей здоровья. Если это нужно Богу, то оно не пропадет, а если оно не нужно Ему, то туда и ему и дорога.
Сейчас хочу по вашему хорошему совету написать Русанову, (2) да не знаю, удастся ли. В последнее время плохо работается, нет охоты и мыслей писать, а заставлять себя (сколько раз я пробовалъ это) никак нельзя. Даже нет ничего хуже, какъ рассудком решить: дай я напишу. Недавно я решил так написать два письма: одно англичанину, в ответ на его, для напечатания в ‘Daily Chronicle’ (3) о том, что христианство не предлагает ни уничтожения государства, ни какое либо лучшее устройство на место его, а учитъ людей только тому, как им жить, не погубитъ свою душу, т. е. наилучшим образом перед Богом, и другое — одной Баронессе Розен, (4) кот[орая] собирает сборник в пользу прокаженных, и задала мне вопрос о том, нужно ли доводить до наивзоможнейшей сознательности свои верования и высказывать их словами или нет? — Я рассудил, что надо ответить на эти письма, и с большой развязаностью написал два длинных письма, потом поправил, еще поправил, еще и еще, и под конец бросил, убедившись, что это совсем не велено было мне писать.
О катехизисе, к[оторый] теперь мне уже хочется писать не в катехизической форме, не могу сказать того же. (5) Чувствую, что я должен трудиться над этим. И как ни слабы мои силы, продолжаю это дело, и многое смутное становится явным.
Мы еще в Ясной Поляне, т. е. я и две дочери. Они решают черезъ неделю ехать в Москву. А завтра мы собираемся ехать к брату в Пирогово.(6)
Прощайте пока. Спасибо вам, милая Ан[на] Конст[антиновна], за вашу приписку, за то, что вы мои интересы так близко приняли к сердцу. (7)
Надеюсь, что нездоровье ваше уже прошло, и радуюсь, что увижу вас, если будем живы, в Москве. Мой сердечный привет Лизавете Ивановне, если она еще с вами.

Л. Толстой.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 385 Я. П. 2 ноября 94’.
Толстой отвечает на письмо Черткова от 24 октября (см. прим. к письму Толстого N 386) относительно Дневника Толстого за 1884 год.
(1) Толстой имеет в виду копию своего Дневника за 1884 год.
(2) Письмо Толстого к Русанову от 3 ноября см. т. 67.
(3) Толстой имеет в виду письмо, написанное им по просьбе редактора газеты ‘Daily Chronicle’ Флетчера, который в связи с книгой Толстого ‘Царство Божие внутри вас’ и статьей ‘Христианство и патриотизм’ просил Толстого ответить на некоторые вопросы и возражения, которые вызывают его взгляды. Письмо датировано 15 декабри 1894 г. Впервые по-русски напечатано в книжке: Л. Н. Толстой ‘Об отношении государству. Три письма’, изд. В. Черткова, Лондон 1897. Об этом письме и об упоминаемом дальше письме к баронессе Розен Толстой писал в Дневнике от 26 октября: ‘Вчера…. утром писал письма к Розен и к Англичанину, а нынче так же’. В письме к С. А. Толстой от 25 октября Толстой писал об этих письмах: ‘Я эти дни писал одно письмо в английские газеты о том, что христианство не имеет целью разрушать существующего порядка и заменять его другими, а только личное спасение людей, — и письмо баронессе Розен о том, нужно ли приводить в ясное сознание и выражать словами свои религиозные убеждения или не нужно. Оба кончил’ (см. ПЖ, стр. 483).
(4) Баронесса Анна Германовна Розен, эстляндская помещица, собираясь издавать литературный сборник в пользу прокаженных в Эстляндии, который должен был выйти на немецком языке, просила Толстого дать ей статью для сборника и получила от него согласие. Однако, в виду того, что Толстой долго не присылал обещанную статью, она решила задать ему ряд вопросов о взаимоотношениях между разумом и религией, ответ на которые и должен был быть напечатан, как статья. Письмо к баронессе Ровен впервые напечатано по-русски в издании: ‘Письмо Л. Н. Толстого о разуме и религии’, изд. Элпидина, Geneve, 1895. См. это письмо, т. 68.
(5) По записи в Дневнике Толстого от 2 ноября видно, что он продолжал упорно работать над рукописью ‘Христианское учение’ и пришел к мысли, что надо изменить форму изложения: ‘По утрам эти дни мало, неуспешно работал. Всё верчусь в самом начале… Думал так же о том, что надо бросить катехизичную форму’.
(6) Толстой предполагал поехать к С. Н. Толстому в его имение Пирогово 3 ноября, но поездка эта не состоялась, так как в день, намеченный для отъезда, было получено письмо от С. А. Толстой, вызвавшее у Толстого тревогу за состояние здоровья Л. Л. Толстого.
(7) А. К. Черткова в приписке к письму Черткова от 24 декабря писала, что она, прочитав письмо Толстого о Дневнике 1884 года, ‘напала’ на В. Г. Черткова за то, что он снял копию с этого Дневника, ‘хотя он и сам, без меня, очень этим расстроился’.

* 390.

1894 г. Ноября 26. Москва.
В одинъ и тотъ же день получил оба письма ваши, милый другъ В[ладимир] Григорьевич. Первое мне жалко уничтожить, но исполняю ваше желание.
Очень благодарен за тот просмотр дневников, к[оторый] вы сделали. Непременно надо сделать, как вы говорите: замазать все эти скверные места. (1) И то же самое сделать в других. Сделайте это пожалуйста.
Crosby (2) прилагаю письмо. То, что вы пишете о двух письмах, о том, что можно знать только то, что сейчас должно, вышло справедливо. Я нынче же дал переписать эти письма и посылаю их.
Случилось обстоятельство: мой разговор с одной девушкой о драме Бьернсона, по французски: ‘Au dela des forces’, (3) где речь идет о чудесах, о том, что следует ли верить своему разуму в вопросах религиозных. Это самая тема одного из писем. И я счел нужным исправить его и послать.
Очень очень радуюсь мысли скоро увидать вас.
Теперь ответ на второе заказное письмо. Как это все хорошо о присяге. Это поверка. И хотя мне очень жалко тех, кот[орые] присягнули, это все таки хорошая проверка. Какая однако постыдная вещь эта присяга для тех, кот[орые] производят ее, и какая хорошая вещь для тех, кот[орые] должны подчиняться ей. Это очень грубое решение, в кот[ором] остается только самое большое, но тем лучше. По крайней мере сделана первая подсевка. Руки чешутся написать про присягу, но не позволяю себе отрываться от своего дела, кот[орое], хоть медленно, но упорно выдавливается. Ох, согрешил. Ничего не выйдет. И все гордость и самоуверенность. Одно могу оказать, что нет остановки — все работаю.
Жаль, что мало пишете про Галю и ее здоровье. Ходитъ она? Поет? Пишет? Очень рад буду увидать ее. —
Вчера было письмо от Файнер[мана] о том, что в Полтаве допрашивают жандармы за отказ от присяги. (4) —
Пусть Степа (5) и Емельян (6) и Бондаренко (7) не унывают. Это не доказывает, что они не верят в истину, а только то, что стоят на ступени относительно низшей. Тем нужнее идти вперед.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 223. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 386 Москва 26 нояб. 94’, на основании которой датируется письмо.
Ответ на письма Черткова от 18 и 20 ноября. Первое из этих писем, как видно из комментируемого письма, уничтожено Толстым, и о его содержании можно частично судить лишь по письму Толстого. Во втором письме Чертков писал о том, что служившие у него в доме Иван Бондаренко, Степан Переяславцев и Петр Апурин, частично разделявшие его взгляды, подчинились требованию администрации принести присягу на верность новому царю Николаю II: ‘У нас три дня под ряд были непрошенные гости. Сначала пристав, справиться на счет присяги, на следующий день поп приводить к присяге, а вчера прокурор со становым, чтобы спросить, почему я отказался. Становому и прокурору я в спокойной беседе высказал все. Становой тупой, но прокурор понятливый и очень любезный, и ему я дал для прочтения ‘ Царство божие’. Он говорит, что за отказ от присяги по религиозным, а не революционным причинам не может быть никакой кары. Мне очень грустно было, что все наши сожители: и Ваня Бондаренко, и Степан Переяолавцев, и Петр Апурин, и Петр кучер все присягали против совести, с бледными лицами произносили слова, с дрожащими руками подпписывали, но — исполнили. В особенности мне жалко Степы, который накануне после долгих колебаний ответил становому, что не согласен присягать, а с следующее утро отрусил перед священником и понятыми, и присягнул, а потом имел самый подавленный, несчастный вид. Тяжело также очень, что Н. Д. Ростовцев намерен присягать, хотя не считает это хорошим поступком. Он это из какой-то скромности и неуверенности в себе, говорит, что вся жизнь его слишком плоха и полна компромиссов, чтобы начать с этого, что если отказаться, то только для бога, а сознание бога в нем слишком слабо. — Все это меня очень было обескуражило, и мне хотелось больше не возвращаться сюда, так как с одной стороны общение со всеми ими, основанное на одних только возвышенных словах, мне претит, как чересчур фарисейское, а с другой хотелось, имея на то возможность, поселиться ближе к таким людям, которые сильнее и выше меня, так как сознаю себя очень слабым и боюсь слишком опуститься здесь. Мне надо двигаться вперед, а то я совсем распущусь. А здесь я еще оказываюсь каким-то ‘передовым’ в некоторых отношениях, а в других —самым барствующим барином из них всех. — Впрочем с вчерашнего дня настроение мое несколько изменилось, хотя все же склоняюсь к тому, что может быть лучше для всех, чтобы мы сюда не вернулись’.
(1) Толстой пересматривал все свои Дневники в октябре 1895 г. и вымарал оттуда некоторые места. Об этом см. предисловие к Дневникам Толстого за 1888—1889 гг., т. 59.
(2) Эрнест Кросби (Ernest Crosby, 1856—1906)—американский писатель и общественный деятель, юрист, оставивший под влиянием идей Толстого государственную службу и много писавший о Толстом. На русском языке напечатаны книжки Э. Кросби ‘Толстой и его жизнепонимание’. Перевод с английского с заметкой Л. И. Толстого — ‘Первое знакомство с Э. Кросби’ и кратким биографическим очерком И. Горбунова-Посадова—‘Эрнест Кросби, как поэт нового мира’, изд. ‘Посредник’, М. 1911, ‘Толстой. как школьный учитель’, изд. ‘Посредник’, М. 1906, ‘Христианское учение в действительной жизни’, изд. журнала ‘К новой земле’, М. 1912. О Кросби см. письма 1894 г., т. 67.
(3) Упоминаемая Толстым драма норвежского писателя Бьернстерне-Бьернсона неоднократно переводилась на русский язык, включена в собрание сочинений Бьернсона и напечатана отдельно под заглавием: Бьернстерие-Бьернсон ‘Свыше сил’, драма в 2 частях, иад. Ефимова, М. 1902.
(4) Письмо И. Б. Файнермана, упоминаемое Толстым, не сохранилось в его архиве.
(5) Степан Иванович Переяславцев (р. 1871)—крестьянин слободы Ливиновка, служивший в доме Черткова и одно время работавший в ‘Посреднике’. О нем см. прим. к письму N 4, т. 85.
(6) Емельян Максимович Ещенко.
(7) Иван Афанасьевич Бондаренко (1873—1930)—крестьянин слободы Архиповки Острогожского у., работал на хуторе В. Г.Черткова, впоследствии работал в сельской потребительной лавке, а в последние годы жизни занимался сельским хозяйством.

* 391.

1894 г. Декабря 18. Москва.
Едва ли письмецо это застанет вас, чего очень желаю (чтоб не застало), п[отому] ч[то] это будет признак, что Гале лучше и что скоро буду иметь большую радость видеть вас обоих. Пишу же затем, что беспрестанно думаю о вас и чувствую потребность сказать это вам и перервать хоть чем-нибудь то случайное молчание мое, к[оторое], как то против воли моей установилось последнее время.

Л. Т.

На обороте: Воронежской губ.
Станция Россоша
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Печатается впервые. Открытое письмо. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 387 Москва 22 Дек. 94’. Почтовый штемпель отправления: ‘Москва 19 дек. 1894’. Адрес, написанный рукой Толстого, перечеркнут и рукой неизвестного написано: ‘Дослать С. Петербург, Гавань, 79, Большой проспект’. Письмо датируется днем, предшествующим почтовому штемпелю отправления. Как видно по переправленному адресу, оно было получено после отъезда Чертковых. Чертковы 20 декабря уехали в Петербург для хлопот по делу Хилковых, имея в виду по дороге остановиться на несколько дней в Москве для свидания с Толстым.

1895

* 392

1895 г. Января 1. Москва.
Пишу вам хоть несколько слов, дорогие, милые друзья, чтобы сказать, что мы сейчас, т. е. сегодня 1-го в 4 часа, едем к Олсуфьевым, (1) куда вы нам и пишите: Подсолнечное по Никол[аевской] дороге.
Я все нахожусь под тяжелым впечатлением нелюбовных проявлений, (2) вызванных в моих семейных и ими в вас и наших здешних друзьях историей с фотографией. (3) Вчера мне Ив[ан] Мих[айлович] (4) так просто и хорошо сказал, как ему больно и обидно и как разрывает связ со мной то, что случилось, что я в первый раз вполне (5) почувствовал то, что должны были почувствовать вы и они все трое. (6) Я исключаю Пошу, (7) как и он сам себя исключает. И как вчера мне непосредственно просто захотелось попросить у Ив[ана] Михайловича прощения за оскорбление, к[оторое] сделано ему моими семейными, что я и сделал, так это мне хочется сказать и вам и Ив[ану] Ивановичу (8) и Евг[ению] Ив[ановичу], (9) и я это и делаю. Пожалуйста, постарайтесь совсем простить и меня, и моих семейных. Сознание того, что они сделали нехорошо, каждая соответственно своей чуткости — нехорошо, придет само собою, и одним очень скоро, у других, если и поздно, то все таки придет. И я разумеется буду стараться и стараюсь вызвать, это сознание.
Как вы доехали? Пишите мне поскорее
Я очень жалею и о том, что вы скоро уехали.
Прощайте пока.
Очень любящий вас

Л. Толстой

Мой привет передайте Лиз[авете] Ивановне.
1-го Января 1895 г.
Первое письмо этого года.
Печатается впервые. На подлиннике черными чернилами рукой Черткова: ‘N 388 Москва 1 янв. 95 г.’. Письмо было адресовано в Петербург, куда уехали В. Г. и А. К. Чертковы, останавливавшиеся в Москве на несколько дней в конце декабря 1894 г, проездом ив Воронежской губернии.
(1) Графы Олсуфьевы Адам Васильевич (1833—1901) и Анна Михайловна рожд. Обольянинова (1835—1899)—близкие знакомые Толстых, в имении которых Никольское-Обольяново Дмитровского уевда (близ ст. Подсолнечная б. Николаевской ж. д.) Толстой неоднократно гостил. Об Олсуфьевых см. т. 85, стр. 300—801, письма 1894 г., т. 67 и 1898 г., т. 71. Толстой поехал к Олсуфьевым вместе с дочерью Татьяной Львовной и пробыл там с 1 января по 18 января 1895 г.
(2) Слово: проявлений написано по слову: отношений.
(3) Во время пребывания Черткова в Москве в конце декабря 1894 г. Толстой снялся вместе с В. Г. Чертковым, П. И. Бирюковым, Е. И. Поповым, И. М. Трегубовым и И. И. Горбуновым-Посадовым. С. А. Толстая, узнав об этом, пришла в негодование, находя, что публика будет рассматривать этот снимок, как фотографию Толстого с единомышленниками. М. Л. Толстая и Т. Л. Толстая также сочли этот снимок крайне нежелательным. С. А. Толстая писала об этом в дневнике от 8 января 1895 г.: ‘Снимаются группами гимназии, пикники, учреждения и проч. Стало быть, толстовцы — это учреждение. Публика подхватила бы это и все старались бы купить Толстого с учениками. Многие бы насмеялись- Но я не допустила, чтоб Льва Николаевича стащили с пьедестала в грязь. На другое же утро я поехала в фотографию, взяла все негативы к себе, и ни одного снимка не было сделано’. (‘Дневники С. А. Толстой, 1891- -1897’, изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1929, стр. 97—98.) В дневнике С. А. Толстой от 10 января 1896 г. записано: ‘ночью била негативы фотографий группы темных и своей брильянтовой серьгой старалась из них прежде вырезать лицо Льва Николаевича, что плохо удавалось’ (там же, стр. 99).
В Дневнике Толстого от 31 декабря 1894 г. записано: ‘Был здесь Ч[ертков). Вышло очень неприятное столкновение из-за портрета. Как всегда, С[оня] поступила решительно, но необдуманно и нехорошо’. В Дневнике Толстого от 3 января 1895 г. записано: ‘История с фотографией очень грустная. Все они оскорблены. Я написал письмо Чертнову и поехал я нездоровый и слабый’.
(4) Иван Михайлович Трегубой.
(5) Зачеркнуто: ясно.
(6) Слово: трое написано по слову: четверо.
(7) П. И. Бирюков, по-видимому, меньше других был задет поступком С. А. Толстой, к которому, однако, он относился отрицательно. (См. ‘Дневники С. А. Толстой, 1891—1897’, изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1929, стр. 97.)
(8) Иван Иванович Горбунов-Посадов.
(9) Евгений Иванович Попов.
(10) Слово: чуткости написано по слову: сознательности.

393

1895 г. Января 6? Никольское.
Не отвечал еще на два письма ваши, дорогой друг. Я все еще у Олсуфьевых. Послезавтра еду.
(1) Жил здесь хорошо тем, что безвредно, но нехорошо тем, что слишком легко. Занимался к удивлению и не [с] неудовольствием, а досадой на себя, все тем же рассказом. (2) Поправлял и поправлял, и теперь отсылаю в Петерб[ург], в Сев[ерный] Вестн[ик]. (3) Брался несколько раз за катехизис, (4) но мало.
Ваше заявление Градонач[альнику] (5) я вполне понимаю, и считаю, что так, и надо было сделать.
Маша и Таня вам писали. Машино я не читал, а Танино читал. (7) Мне интересно знать, как вы отнесетесь к ним.
Я Тани сказал, что вас более всего огорчило то, что в этом их поступки, или словах выразилось их ложное отношение к моим близким, самым близким и потому самым дорогим мне по духу людям. Она отвечала мне, что этого не было, и я верю, что это так, а что они просто осудили самый поступок и ваш, и мой. Я тоже думаю, что она права. Если же вы хотите и вы правы: я думаю, что они не понимают вполне того значения, к[оторое] имеют для меня, да и для всех духовно живущих людей близкие им по духу люди. Этот случай разъяснил им это. Буду ждать, что вы скажете имъ.
(8) Что Галя? Вы писали, что вам хорошо. Продолжает ли так быть? Как дело? Кажется, все мертво там, откуда вы ждете жизни. (9)
Письмо это я пишу вам, простите за это, счетом 11-е. Следующий раз буду писать первое. —
Получаю хорошие письма от Кенворти (10) и от немцев. (11) Мое письмо Кенворти он напечатал. (12) Посылаю вам его и возвращаю письма А[лехина] и Х[илкова].
Равсказ свой я посылаю Страхову с тем, чтобы он корректировал его, да и сказал, годится ли, а если годится, не давал бы печатать в неисправленном виде. (13)
Прощайте, целую вас и Галю. Мой привет Лизавете Ив[ановне].

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 218. На подлиннике пометка черными чернилами рукой Черткова: ‘N 389. От Олсуфьевых около 18 января 95’. Письмо датируется 16 января на основании слов Толстого: ‘послезавтра еду’ — Толстой уехал от Олсуфьевых 18 января. Некоторое сомнение в датировке вызывает упоминание в письме: (рассказ свой посылаю Страхову’ — — письмо Толстого Страхову о посылаемом ему рассказе датировано 14 января.
Толстой отвечает на письма Черткова от 1 и от 4 января 1895 г. из Петербурга. В первом из этих писем Чертков писал: ‘Здесь больше воздуху и тишины, чем было в Москве, откуда мы тем не менее вынесли в общем самое радостное и теплое впечатление, благодаря замечательной любовности к нам наших с вами общих друзей, и, конечно, больше всего благодаря общению с вами. Мы друг другу комплиментов не говорим, и потому я могу без ненужной сдержанности просто сказать вам, что меня при последних свиданиях с вами больше всего поражает и радует постоянный рост в вас любви и доброжелательства к людям. Так что, уезжая, уносишь от вас не столько память об умных истинах (хотя их впитываешь в себя от вас в достаточном количестве), сколько прибыль любви, т. е. бога. Дай вам бог так продолжать до конца вашей земной жизни’. Далее он сообщал, что приступает к окончанию письменной части дела Хилковых’. В письме от 4 января Чертков, между прочим, писал: ‘Сегодня я ездил к градоначальнику по его приглашению по поводу представленного мною вместе с паспортом заявления, что я смотрю на паспорт лишь как на официальный документ, удостоверяющий мою личность, но не выражающий моих убеждении, и что я не считаю себя православным, несмотря на противное утверждение в паспорте. При других условиях я, вероятно, и не поехал бы к нему: но ради того, чтобы не повредить делу, из-за которого я сюда приехал, и так как исполнение его приглашения не было противно моей совести, то я счел лучшим отправиться к нему. Он был очень учтив, даже любезен, и сказал, что так как подобные заявления ‘смущают’ полицейских служащих и ничем не вызываются, что он просит меня этого больше не делать. Я ему объяснил, как я смотрю на это, т. е. что, не имея возможности официально оставить православие, я решился по крайней мере никогда не делать ничего такого, что имеет характер признания себя православным, и в случаях, когда от меня требуют заявления своего вероисповедания, всегда ясно заявлять, что я не православный, и что поэтому я не могу и в будущем отказаться от этого образа действий. Тогда он попросил меня, по крайней мере, не делать этого больше в Петербурге, на что я ему сказал, что так как теперь вопрос этот по отношению к нему выяснен с моей стороны, то и не будет надобности повторять по отношению к нему эту оговорку. Затем он вообще кое-что расспрашивал меня о моих убеждениях, и я ему откровенно, но спокойно отвечал. Он произвел на меня впечатление человека малозанятого и любящего поболтать. Он хорошо знаком с моей тетей Шуваловой, знаком и с моей матерью, вероятно, потому и был любезен’….
(1) Абзац редактора.
(2) Рассказ ‘Хозяин и работник’. Напечатан одновременно в журнале ‘Северный вестник’ 1895, 3, стр. 137—155, в ‘Сочинениях гр. Л. Н. Толстого’, изд. 9, приложение к т. ХШ, А1. 1895 г. и отдельно в изданнии ‘Посредник’.
(3) ‘Северный вестник’, ежемесячный журнал, издававшийся с 1885 по 1898 г.
(4) В Дневнике от 6 января 1895 г. Толстой пишет, что работал над ‘катехизисом’ ‘вчера и нынче, очень занимает и очень близко, но все не нахожу формы и недоволен’.
(5) Виктор Вильгельмович фон-Валь—генерал, в 1892—1895 гг. С.-Петербургский градоначальник. В 1901 г., занимая должность Виленского губернатора, подверг телесному наказанию рабочих, участвовавших в демонстрации 3 мая, и за это было совершено покушение на его живнь, окончившееся легкой раной. Покушавшийся на жизнь ген. фон-Валя, член с.-д. организации Бунд рабочий М. И. Лекерт был приговорен к смертной казни через повешение, и приговор был приведен в исполнение. В 1902— 1904 гг. был товарищем министра внутренних дел, в 1904 г. был назначен членом Государственного совета.
(6) Письмо М. Л. Толстой к В. Г. Черткову от 4 января 1895 г., в котором она писала: ‘Я до сих пор никак не могу разобраться во всей этой истории с фотографией. Мне очень жаль, что мы с Таней высказали, да еще так преувеличили наше чувство неприязни, и больно, что этим мы породили столько зла и обидели людей… Я ужасно одеревенела за всё это последнее время и духовно глубоко сплю и, может быть, поэтому во мне нет глубокого искреннего чувства раскаяния и сознания, что я сделала что-нибудь очень дурное, и я только искусственно стараюсь вызвать в себе что-то, чтобы подпасть под общее настроение и поняьть его, хотя оно мне кажется раздутым и подвинченным. Я не умею объяснить вам, что я чувствую во всем этом, но мне почему-то не совестно и я не могу вызвать в себе раскаянья’ (АЧ).
(7) Письмо Т. Л. Толстой из Никольского с датой 6—12 января 1895 г., в котором она просила у Черткова извинения в том, ‘что я таким самоуверенным и легкомысленным топом говорила, что не допущу этой фотографии. Я думаю, что лучше было бы, если уж я не могла удержаться от того, чтобы это было мне неприятно, и от того, чтобы выразить это, попросить вас не делать этого — то лучше всего было бы молчать, потому что та неприятность, которую я испытывала бы, была бы, конечно, меньше того зла, которое произошло оттого, что я это выразила. И очень раскаиваюсь в том, что наш протест мог оскорбить людей, которые могли принять его за то, что мы сочли их недостойными быть снятыми с отцом’ (АЧ).
(8) Абзац редактора.
(9) Толстой имеет в виду дело об отнятии детей Д. А. Хилкова и хлопоты перед царем, на которые возлагал некоторые надежды Чертков, опираясь на свои связи в придворных сферах.
(10) Толстой говорит о письме от Кенворти от 10 января 1895 г. В этом письме Кенворти писал о руководимой им религиозной общине, которую ее члены называли братской церковью, излагал свое понимание некоторых мест Евангелия и т. д. Письмо хранится в АТБ..
(11) Толстой находился в это время в переписке с Е. Шмитом и с Гижицким.
(12) Письмо Толстого к Кенворти о том, что желательно избегать прозелетизма, написанное в конце, лета 1894 г. (см. т. 67), первоначально напечатанное в газете ‘Daily Chronicle’. Кенворти писал Толстому в письме от 10 января, что напечатал его письмо.
(13) См. письмо Толстого к Н. Н. Страхову от 14 января 1895 г., т. 68.

* 394.

1895 г. Февраля 2. Москва.
Хотел писать вам нынче, дорогой друг, и именно делать то, чего вы хотите от меня: обличать вас в недобром, противоположном любви чувстве, кот[орое] вырвалось у вас опять в вашем, предшествовавшем письме. (1) Меня оно также больно поразило в вас, как и чувство ваше к Озм[идову], (2) о котором, помните, я говорил вам на дороге около ржи, и вы обрадовали меня своим согласием. Так и нынче я порадовался вашему письму.
Нелюбовь особенно заметна, дурная, ядовитая нелюбовь, по особенной проницательности, с кот[орой] мы видим недостатки других. Избави Бог от этого ясновидения. Такое же ясновидение обратных свойств даетъ любовь.
Ваши замечания о рассказе мне кажутся справедливыми о том, что Никита слишком рассуждает. Я это смягчил, кажется, и еще хотел бы смягчить. То же, что вы говорите о том, что он мог бы почерпнуть этот взгляд из Евангелия, — неверно, мне кажется. Мне главное хотелось показать то, что душа человеческая христианка, (3) и что христианство есть ничто иное, какъ закон души человеческой. И это мне бы хотелось лучше выразить.
(4) Как жаль бедную Галю. Радуюсь, что болезнь ее в прошедшем, и что вам хорошо там.
(5) Не нравится мне, что вы долго не кончаете свою записку и не подаете ее. Что-то будет? Страшно более всего за тех, кот[орые] откажут. (6)—
Я эти два последние дня писал предисловие к Дрожжину. (7)
Хотелось написать коротко, но стало разростаться. И это дурно.
Прощайте. Помогай нам Бог служить Ему.

Л. Т.

Печатается впервые. На подлиннике надпись черными чернилами рукой Черткова: ‘N 390 Москва , 2 февр, 95’, Датировка эта, по-видимому, правильна. Последнее из писем Черткова, на которые отвечает Толстой, датированное 31 января, вероятно, было получено Толстым 2 февраля, и Толстой ответил на него в тот же день, на что указывают слова: ‘нынче порадовался вашему письму’.
Толстой отвечает на письма Черткова от 25, 29 и 31 января 1895 г.
В первом из этих писем Чертков писал о том впечатлении, которое произвел на него рассказ ‘Хозяин и работник’: ‘Вчера утром прочел рассказ и до сих нор нахожусь под свежим, самым резким его впечатлением. Потом, как я знаю по опыту, со мной всегда бывает с вашими писаниями, я буду постепенно глубже проникать сознанием в смысл того, что вы сказали, и отдавать себе всё более и более определенный отчет в том, как оно соприкасается и в каком отношении находится с жизнью вообще, и в особенности — с моею. Вообще последние две-три недели в моей душе что-то как будто готовится, какая-то существенная перемена к лучшему, или мне этого так хочется, что я себя обманываю — не знаю. Ваш рассказ как раз задел самое чувствительное место в моем нарастающем недовольстве собой, и я не мог, сидя один у себя в комнате, не только не умилиться, —но как-то совсем не заволноваться и заплакать, когда дошел до возрождения умирающего купца. И это внутреннее радостное волнение, передававшееся от него ко мне, продолжалось долго, и, думаю, может быть, даст плоды’… Вместе о тем Чертков сообщал, что он ведет переговоры с петербургским американским пастором Франсом об издании на английском языке всех произведений Толстого последнего времени и о переводе на английский язык рассказа ‘Хозяин и работник’ при ближайшем участии Черткова. В следующем письме от 29 января Чертков писал: ‘Получивши вчера сообщение от Поши о том, что вы хотите исправить еще корректуру ‘Хозяина и работника’, я решаюсь сказать вам о маленьком смущении в моем впечатлении при чтении этого чудного рассказа, быть может, вы согласитесь со мной и устраните то. что мне показалось маленьким недочетом в изложении, а, может быть, я просто ошибаюсь вследствие своего недомыслия.
Все, что переживает в своем сознании купец перед смертью, представляется совершенно правдоподобным и естественно вытекающим из его прошлого. Даже внезапный переворот из крайнего эгоиста в человека, полагающего жизнь свою за друга своего, вполне объясняется только что пережитым им ужасом одинокой смерти без бога. Всё переживаемое умирающим Никитой бесконечно важно и убедительно, и составляет необходимый противовес, дополняющий со стороны разумения то, что открылось умирающему купцу в форме любви. Дальше того, что вы здесь высказали, нельзя идти ни в любви, ни (безнаказанно) в мудрости или философии. И вместе с тем, как любовь купца, так и Никитино понимание жизни в высшей степени просто и общедоступно, как и всё истинное.
Но тем не менее жизнепонимание Никиты, насколько мне известно, не общераспространенное жизнепонимание даже среди простых и чистых людей из простого народа. А между тем Никита сначала рассказа изображен именно как один из тех простых и чистых, незлобивых, жалостливых ко всему живому, людей из народа, с какими каждый из нас встречался. Про него собственно известна его замечательная, но не необычайная в его среде, терпимость к развратной жене, и его близкое, нежное отношение к животным, детям и т. п., в чем он также не представляет в своей среде единичного явления. Про сознательное же его отношение к жизни, про его мировоззрение, читатель по первой части рассказа ничего не знает, и потому представляет себе этого Никиту, похожим на обычный тип доброго русского мужика, в роде вашего Ивана-дурака, мудрость которого какая-то органическая или инстинктивная, но никак не вытекающая из какого-либо отвлеченно-сознательного жизнепонимания. И потому в том столь глубоком по мысли месте, где вы говорите о том, что Никита сравнивает безотчетную радость и свежесть своего детства с совершенно иным теперешним своим состоянием, и что он предвидит в засмертной жизни возобновление в другой форме того прежнего радостного детского состояния, — в этом месте мне сразу почувствовалось, что это не Никита так мыслит, а вы — за него. И то же показалось мне во всем последующем его олицетворении смысла жизни в отношении как бы работника к Хозяину, —смысла жизни, выраженного Христом и с особенною силою прочувствованного и иллюстрированного вами и раньше, и в этом рассказе. Этот смысл жизни для меня, как и для вас, разрешает всё, неразрешимое в нашей судьбе, и вы мне вообще много помогли в достижении этого понимания жизни. Но я думаю, что оно вытекает главным образом из знакомства с Христом и его учением, и во всяком случае, если и достижимо независимо от Христа, то только путем усиленной деятельности сознания, каковая читателю в Никите неизвестна. По крайней мере меня лично очень удивило (и нарушило естественно составившееся из предыдущего представление о Никите) вдруг увидать в душе Никиты то, что вы туда вложили. И мне кажется, что это несоответствие совершенно устранилось бы, еслибы я знал, что Никита не просто добродушный русский мужик, но, что ему довелось почитать Евангелие, и что притча Христа о хозяине и работнике или вообще общий смысл учения Христа отразился в его душе в форме того жизнепонимания, которое под конец рассказа в нем обнаруживается. А, может быть, было бы достаточно и того, если бы вы сначала какими-нибудь маленькими штрихами дали бы читателю чувствовать, что Никита не просто добряк, а сознательно относится к своей роли в жизни. Написал вам все эти умствования, и мне страшно стало того, что я наделал. Выходит, как будто, что я учу вас, и притом в области художественной. Но мне, разумеется, вовсе не этого хотелось, а только — на всякий случай поделиться с вами моим маленьким сомнением на тот случай, если и вы, быть может, сами с этим согласны. Но вероятнее всего, что я просто ошибаюсь, так как в художественной технике я никогда ничего не смыслю’…
Затем, возвращаясь к инциденту с фотографией, Чертков писал: ‘Я был неправ, это правда, в том, что не надо было тратить на это деньги, — это мой грех, и не единичный, а постоянный, от которого вполне избавиться мне возможно будет только тогда, когда у меня денег в моем распоряжении не будет. Но этот грех не мог или во всяком случае не должен был расстроить Татьяну Львовну, сознательно, непрерывно и хладнокровно пользующуюся для своих удобств и удовольствий вашим участием в разделе между вашими детьми той собственности, которую вы не признавали вашей. Это была действительной, а не воображаемой ошибкой с вашей стороны, которую вы основательно признали и признаете таковой, которая будет служить, когда она станет известной людям, действительным соблазном для многих и многих искренних людей, и тем не менее продолжать ежеминутно участвовать в которой Татьяна Львовна находит возможным, потому что это ей выгодно. А между тем в то же время она в ваших, как ей думается, интересах, возмущается против мнимого невыгодного впечатления, которое может произвести на каких-то англичан и французов группа, где вы сняты с несколькими друзьями, если эта группа попадет в какие-то журналы. Выходит, что сознательно пользоваться тем, что люди будут, и с их (не нашей) точки зрения справедливо будут считать подлостью с вашей стороны,—можно, но сниматься на одной группе с вами нельзя, потому что те же люди могут над этим посмеяться.
Повторяю, и искренно повторяю, что я Татьяну Львовну вовсе не хочу осуждать, а хочу только держаться за правду, потому что верю в правду, или вернее (так как носителем правды я себя не считаю), верю в то, что нужно безбоязненно отдаваться тому, что в настоящую минуту считаешь правдой’. В письме от 31 января Чертков писал: ‘Меня беспокоит впечатление, которое могло произвести на вас и ваших мое третье-годняшнее письмо. Мне совестно, что я написал вам свои глупые соображения о вашей повести, т. е. о таком предмете, в котором меньше, чем в чем-либо другом, — я могу вас учить. И мне страшно, как бы вам и вашим дочерям не показалось, что я злюсь на Татьяну Львовну, между тем, как в действительности злобы, я право, теперь не чувствую, хотя, правда, не испытываю и того нежного отношения к ней, при котором стараешься всё объяснить в лучшую сторону. Пишу сейчас просто для того, чтобы сказать вам, что вы меня очень успокоите, если напишете хоть несколько слов о том, как вы приняли то мое письмо, и чтобы попросить вас по-братски обличить меня, а не отмалчиваться из деликатности, если вы меня в чем осуждаете. Я иногда, как в прошлом письме, нарочно выкладываю вам всё, что у меня есть на душе, наперекор какому-то внутреннему дипломатическому голосу, который советует мне быть осторожнее. Я предпочитаю, чтобы вы видели меня во всей моей неприглядной непринужденности, чем высказываться вам только тогда, когда я не сомневаюсь в своем хорошем настроении. Последнее в сущности было бы рисовкой перед вами, а этого я себе никогда не простил бы.
Про дело, ради которого я здесь, ничего еще не могу сказать, так как я сейчас занят приведением в окончательный вид своей записки, и ни с кем еще лично не виделся по этому делу. Задержка произошла от того, что Галя была очень больна, и это меня на столько расстраивало, что я не мог вызвать в себе достаточное светлое и душевно бодрое настроение, для убедительного заключения моей записки’…
(1) Письмо от 29 января, предшествовавшее письму от 31 января.
(2) Николай Лукич Озмидов.
(3) ‘Душа человеческая — христианка’ — изречение Тертуллиана, из его ‘Апологии’, нередко встречающееся в письмах Толстого.
(4) Абзац редактора.
(5) Абзац редактора.
(6) Записка Черткова об отнятии детей Хилковых, предназначавшаяся для передачи царю.
(7) Предисловие к книге Е. И. Попова ‘Жизнь и смерть Е. Н. Дрожжина (1866—1894, изд. Готгеймера, Берлин 1895. См. т. 31.

* 395.

1896 г. Февраля 17. Москва.
Получил ваше холодное письмо, милый друг, но все таки был очень рад ему, п[отому] ч[то] давно не знал ничего про вас. —
(1) Хорошо, что вы кончили свое дело, и хорошо, что сделали его, но я не жду от него ничегою (2)
Чем больше я живу и думаю об отношениях правительст[ва] к христинству и христианства к правительству, тем очевиднее для меня становится то, что единения между этими двумя — быть не может. Одно другое исключает. И для того, чтобы правительство не гнало христианство, надо, чтобы оно перестало быть правительством, и чтобы христианство перестало отрицать правительство, надо, чтобы оно перестало быть христианством. —
(3) Хорошо ли вы живете? Духовная жизнь брезжится, или горит, или гаснет? Что милая Галя?
Мэри Урусову (4) мне очень — хотел сказать жаль, но не жаль, а рад, я умилен за нее. Я очень любил ее отца и ее люблю.
Я жил последнее время трудно и скорее дурно. — Занят был рассказом, а это легкомысленно и вводит в область пустяков. Написал три притчи и отдал их в сборник, (6) к[оторый] тут издается при Общ[естве] любителей Рус[ской] словесности. (6) Тоже мало истинного сердечного, божеского в этой работе. Но есть и хорошее, и я не унываю и все надеюсь быть лучше, чего и вам и Гале желаю. Целую вас обоих и люблю.

Л. Толстой.

Дюма письмо мы наверно получим, к[огда] Таня напишет. (7)
Т[аня] читала все ваши письма. И я радуюсь, что от этого ничего, кроме хорошего, не вышло.
Какой квакер подавал записку? Брукс? (8)
Статью из ‘Daily Chronicle’ тоже найду и пришлю.
Печатается впервые. На подлиннике черными чернилами рукой Черткова надпись, на основании которой датируется письмо: ‘N 391 Москва 17 февр. 95’.
Ответ па письмо Черткова от 14 февраля 1895 г., в котором Чертков писал: ‘Дорогой Лев Николаевич, спасибо вам за ваше последнее письмо со столь мягкия обличением. Во мне действительно много еще возможности нелюбви к людям, и самой злой.
К дочерям вашим у меня теперь чувство двоякое: то всё, что произошло, кажется улетучившимся и не оставившим никакого следа, то опять всплывет в душе горечь против них, когда думаю о том, что они не захотели просто признать себя кругом виноватыми. И так как во мне нет ни малейшего сомнения в том, что они были кругом виноваты, то боюсь, что совсем доброе чувство, без всякой примеси горечи, не установится во мне окончательно до тех пор, пока они не признают себя совсем виноватыми, что навряд ли когда-либо будет. Я знаю, что это нехорошо. — что это свидетельствует о большом несовершенстве во мне, и что было бы лучше, если бы во мне любовь все покрыла. Но к сожалению для того, чтобы дойти до этого, мне надо очень измениться. Может быть это когда-нибудь и будет. Дай-то бог, но пока я далек от этого. Ну вот, я, кажется, окончил свою исповедь по поводу этого, и не хочу больше возвращаться к этому. Уже и так слишком много было говорено. Об одном только прошу вас, — сообщите мне, прочла ли Татьяна Львовна то мое последнее письмо к вам, в котором я осуждал ее поведение. Мне это важно знать для дальнейших моих отношений к ней.
Гале последние дни лучше, и мне удалось совсем окончить свою записку, которая теперь и переписана на-бело и ждет только того, чтобы Воронцов мне назначил личное свидание, о котором я его попросил’…. ‘Сегодня по предложению Воронцова, государь принимал двух английских квакеров, приехавших, как депутация с адресом, в котором они просят государя не стеснять свободы совести. Я их видел. Адрес прекрасный, и они очень симпатичные и трогательные своей духовной прямолинейностью’. Далее Чертков писал о смерти княжны Мери Урусовой, которую знал Толстой: ‘… Вам, вероятно, приятно будет узнать, что она умерла в самом возвышенном духовном настроении, по-видимому сознавая, что умирает. Незадолго до смерти она сказала с грустным, разочарованным выражением: ‘Вот и музыка моя! Бетховен!…’
(1) Абзац редактора.
(2) Записка об отнятии детей Хилковых. Предположения Толстого о том, что подача этой записки царю будет практически бесполезной, оказались правильными: дети Д. А. Хилкова не были ему возвращены.
(3) Абзац редактора.
(4) Княжна Мария Леонидовна Урусова (р. 1867 г., ум. 3 февраля 1895 г.) —дочь кн. Леонида Дмитриевича Урусова, друга Л. Н. и С. А. Толстых. О нем см. т. 85, стр. 350—151. Пианистка. В дневнике С. А. Толстой от 5 февраля 1895 г. записано: ‘Сегодня в ‘Новом временив поразительно иввестие о смерти Мери Урусовой. Ей всего было 25 лет, было в ней что-то особенное, артистическое, музыкальное и нежное’. О ней см. комментарий к письму Толстого к ней, письма 1894 г.. г. 67.
(5) Л. Толстой, ‘Три притчи’ — ‘Почин. Сборник Общества любителей российской словесности на 1895 г.’, М. 1895, стр. 328—336.
(6) Общество любителей российской словесности при Московском университете, основанное в 1811 г., первоначально ставившее своей целью как изучение русской литературы, так и издание литературных произведений своих членов. Вело работу преимущественно в области истории русской литературы, объединяя как научные силы Московского университета, так и других лиц, занимающихся исследованием литературы или литературным творчеством.
(7) Сведений об этом письме Т. Л. Толстой в редакции не имеется.
(8) Один из двух квакеров, подававших записку Николаю II. Эдмонд Брукс (Brooks), посетил Толстого в конце февраля или начале марта 1895 г. По его словам. Николай II выслушал записку и не дал никакого ответа. См. письмо Толстого к Д. А. Хилкову от 12 марта 1895 г., т. 68.
(9) Толстой имеет в виду свое письмо к Кенворти, напечатанное в газете ‘Daily Chronicle’. См. об этом письме примечания к письму N 393.

* 396.

1896 г. Февраля 24. Москва.
У нас тяжелое испытание, милый друг. Ваничка заболел скарлатиной и через два дня вчера вечером, 23-го, умер. (1) —
Жена очень тяжело страдает, но, благодарю Бога, религиозно переносит свое ужасное горе. У ней вся жизнь была в нем, онъ был последний и был исключительный по своим духовным свойствам мальчик. До сих пор все хорошо, прошу Бога, чтобы Он помог мне поступать в эти торжественные минуты так, как он хочет. Удивительно приближает к Нему, — а Он любовь — смерть. Хочется и в васъ обоих вызвать и чувствовать то божеское, что есть в вас, т. е. любовь.
Письмо ваше получил’. (2) Не отвечаю, но помню, что все там хорошо.
На обороте: Петербург. Гавань, большой проспект, 79.
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Полностью печатается впервые. Напечатано (почти полностью) в Б, III, стр. 249. Написано на бланке закрытого письма. На подлиннике черным карандашом рукой Черткова: ‘N 392 М. 23 (?) фев. 95’. Почтовый штемпель ‘Москва 24 февраля 1895 г.’. Письмо датируется 24 февраля, так как Ваничка, о смерти которого пишет Толстой, что она произошла ‘вчера вечером’, умер в 11 часов вечера 23 февраля.
(1) Младший сын Толстого, Иван Львович Толстой, р. 31 марта 1888 г., ум. 23 февраля 1895 г. О нем, в связи с его матерью, см. записи в Дневнике С. А. Толстой от 22 и 23 февраля 1895 г. и приложение к ее дневникам ‘Смерть Ванички’— ‘Дневники С. А. Толстой, 1891—1897’ изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1929, стр. 110, 199—206, записи в Дневнике Толстого от 26 февраля, 12 марта ,1895 г. (т. 53) и письма Толстого к Н. Н. Ге-сыну от 4 марта, Г. А. Русанову от 5 марта, Н. Н. Страхову от 8 марта, Д. А. Хилкову от 12 марта и А. А. Толстой от 81 марта 1895 г. (т. 68).
(2) Письмо Черткова от 21 февраля 1895 г. Чертков пишет в этом письме, что духовная жизнь его за последнее время идет очень вяло в ‘спячке’ ‘физической’ и ‘душевной’, сообщает, что получил и переписал предисловие Толстого к биографии Дрожжина.

* 397.

1895 г. Марта 8? Москва.
Уже несколько дней собираюсь писать вам, милый друг, но не удосужусь. Получил ваше доброе сердечное письмо и заплакал, читая его, почуяв то, что соединяет нас и всех людей между собою и с Богом.
Мне бывает минутами жаль, что нет больше здесь с нами этого милаго существа, но я останавливаю это чувство и могу это сделать (знаю, что жена не может этого), но основное, главное чувство мое — благодарности за то, что было и есть, и благоговейного страха перед тем, что приблизилось и уяснилось этой смертью.
(1) Жена, как я писал вам, переносит тяжело, но очень хорошо. В особенности первые дни я был ослеплен красотою её души, открывшейся вследствии этого разрыва. Она первые дни не могла переносить никакого кого-нибудь к кому-нибудь выражешя нелюбви. Я как то сказал при ней про лицо, написавшее мне безтактное письмо соболезнования: какой он глупый. Я видел, что это больно резнуло ее по сердцу, так же и в других случаях. Но (2) иногда этот свет начинает (3) слегка заслоняться, и я ужасно боюсь этого. Но все таки жизнь этаго ребенка, ставшая явной при его смерти, произвела на нее и, надеюсь, и на меня самое благотворное влияние. Увидав возможности любви, не хочется уже жить без нее.
Порадовало меня очень ваше письмо девочкам. (4) Еще до получения его я хотел писать вам и описывая их горе, а они очень живо почувствовали его и вдвойне за мать и за меня, хотели написать вам, что они любящие вас сестры ваши, и вам нельзя не любить их. (5)
Что Галя? Вы пишете, что ей лучше. Какова она теперь?
Про отца Сергия я думаю, что это был пересказ содержания, сделанный кем-нибудь на словах, а не перевод’. (6)
(6) Копию с катехизиса не могу сделать, п[отому] что он весь в переделке. (7)
Хотел бы очень быть в состоянии помочь вам, но до сих пор не могу ничем, кроме желания вам силы духовной и веры в то, что она есть в вас.

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в Б, III., стр. 249. На подлиннике надпись черными чернилами рукой Черткова: ‘N 393 8(?) мр. 95’. Письмо это было получено Чертковым 10 марта, что подтверждает его датировку.
Ответ на письмо Черткова от 28 февраля 1895 г., написанное Чертковым в связи с известием о смерти сына Толстого Ванички. В этом письмо Чертков писал: ‘Дорогой Лев Николаевич, мы с Галей были совершенно поражены неожиданным известием о постигшем вас горе. Под первым впечатлением я послал вам многословную телеграмму, но потом пожалел об этом, потому что словами нельзя определить то, что думаешь и чувствуешь в подобных случаях, и главное, — что то, что происходит в душе наиболее близких к умершему, гораздо глубже и значительнее всего того что могут сказать люди далекие, хотя бы и самые преданные друзья. — По этой же самой причине я и теперь стесняюсь словами касаться вашего горя. — Бедная Софья Андреевна, мы не можем без содрогания думать о тех невыразимых страданиях, которые она переживает. Ей, конечно, не до писем соболезнования и рука просто не поднимается ей написать, но мне очань хотелось бы, чтобы при удобном случае вы ей сказали, что Галя и я, мы всем нашим существом сочувствуем ее горю и что большая неподдельная любовь притягивает нас к ней….
Я хорошо понимаю то, что вы и Поша пишете о прибыли любви между всеми членами вашей семьи. Это не могло быть иначе, и мы от души радуемся этому вместе с вами. Как странно дунать, что этого милого добренького мальчика нет больше между вами во плоти. Просто не верится. Но и сердце и сознание мое решительно отказываются допустить, чти произошло какое-либо действительное разобщение между им и теми, кто его любил. Я не умею выразить это словами, но, как было при плотской смерти нашей маленькой девочки, так и теперь, я несомненно сознаю, что то, что было оно—это отошедшее от наших плотских глаз, любимое существо—осталось тем, чем было, без всякого умаления, и что мы не только не отрезаны, от него, но и не удалены, и можем, приближаясь к богу и единяясь с богом, всё больше и больше соединяться с тем, кто во плоти нас оставил, и общение с которым видоизменилось, но никак не прерывалось. Впрочем опять таки словами всего не выскажешь. Мысли всё время с вами.
Галя опять заболела, на этот раз инфлуанцией, и один день ей было совсем плохо…. Но теперь ей получше. О деле Хилковых еще ничего не известно. Вероятно, выяснится через несколько дней. Поша пишет, что за границей, по-видимому, появился перевод вашего ‘Отца Сергия’, и спрашивает, не могла ли эта повесть дойти туда через меня. Спешу сообщить вам, что это решительно невозможно, так как все неоконченные ваши писания я не только никогда никому не давал в руки, но и не читал никому постороннему. Один список их находится постоянно при мне и всегда под замком, другой — в ящике, который я здесь отдал на сохранение одному другу и ключ от которого у меня же, за границу же на сохранение я ничего не посылал, кроме ‘Царства божия’, и потому я могу отвечать за то, что от меня никто не мог заимствовать этой вещи. Но мне помнится, что в свое время я дал вам копию с ‘Отца Сергия’. Сохранена ли она? Кроме того мы как-то прошлым летом слышали, кажется, что у Кузминских был список этой повести. Сообщите, пожалуйста, этот мой ответ Поше, и скажите ему, чтобы он не беспокоился относительно других ваших незвданных писаний, так как осторожнее их охранять от переписки, нежели я это делаю, положительно невозможно.
У меня есть к вам просьба, дорогой Лев Николаевич. Пожалуйста, разрешите мне списать для себя ту часть катехизиса вашего, которую вы окончили. Мне очень хотелось бы вчитаться и вдуматься в это ваше писание: это мне нужно для души моей, мне хочется встрепенуться, проснуться. Не откажите помочь мне предоставлением мне втого писания, которое я никому не дам. Если вы будете согласны на это, то, пожалуйста, вышлите мне список поскорее. Я очень в этом нуждаюсь именно теперь.
Целую вас, дорогой друг, и очень очень люблю’.
(1) Абзац редактора.
(2) Зачеркнуто: странное дело, со временем
(3) Зач.: уже
(4) М. Л. Толстая писала Черткову 10 марта 1895 г.: ‘Смерть нашего Ванички вызвала много добра и любви и Ваше письмо было так же радостным проявлением ее…. Спасибо Вам, что Вы написали нам и сумели убить то дурное чувство, которое мы возбудили в Вас своим неосторожным и недобрым поступком. Простите меня, пожалуйста, за это…’ В том же письме М. Л. Толстая писала о том, как подействовала смерть Ванички на Толстого: ‘Ваничка соединил и сплотил нас так любовно, как никогда еще не было. Папа очень болеет за мама, которая так тяжело страдает, и сам очень грустит по Ваничке. Он очень привязался к нему и любил его исключительно. Мне кажется, что он постарел и сгорбился за это время, да и сам он не совсем здоров. Мама ищет пути из той безвыходности горя, в котором она теперь, и я верю, что она найдет его. Она говорит, что Ваня делал ее лучше, что он очищал ее душу, заставлял ее любить всех, и это — правда, и смерть его, я жду, должна подвинуть и довершить это дело’ (АЧ).
(5) Толстой имеет в виду распространившийся в Москве слух о том, будто вернувшийся из-за границы гр. Голенищев-Кутузов рассказывал кому-то в Петербурге, что читал за границей перевод повести Толстого ‘Отец Сергий’. П. И. Бирюков в письме от 25 февраля сообщил этот слух Черткову, спрашивая его, не могла ли быть кем-нибудь использована имевшаяся у Черткова копия рукописи Толстого.
(6) Абзац редактора.
(7) Работа над этой рукописью отмечена в Дневнике Толстого от 12 марта (см. т. 53).

* 398

1895 г. Марта 23 ? Москва.
Получил ваше письмо, милый друг, и рад тому, что вы чувствуете в себе прилив духовной жизни. Могу сказать то же и про себя последнее время.
Как ни больно видеть страдания жены, не имющей религиозной точки опоры, и как ни безнадежно иногда кажется передать ей (1) эту точку опоры, (2) я не отчаиваюсь и говорю ей все одно и одно, что смерть Ваничкн есть только маленький, (3) крошечный (4) эпизод жизни, — что есть другая жизнь, вечная, Божеская, которой мы можем быть участниками, и такая, живя которой, нет зла, нет горя. Я рад, что она хоть слушает меня и не раздражается, и надеюсь, что от Бога в моих словах, то западет в ее душу. Пут к Богу один и проходит непременно через отречение от мирской жизни, от соблазнов ее. Только у меня одновременно совершались разочарование и отречение и открытие непоколебимой точки опоры, — а у ней сразу оборвано, отнято мирское счастье, а точки опоры еще нет. Я уверен, что она найдется. Помоги ей Бог.
Вчера я был у Хохлова, (5) видел его. Он в отделении буйных, и его при мне силой не пустили. И была борьба. Очень тяжело было смотреть. Но, как всегда, поучительно.
(6) Нынче хотел ехать с женою к Изюмченко. (7) Ей дали билет для посещения, а я поеду с ней. Только нынче она и я, мы мало спали и потому мож[етъ] быть отложим до послезавтра.
Подъем мой духа я чувствую в том, что не забываю — почти — того, кто я и кто люди, с к[оторыми] я живу, и в отношениях этих руковожусь этой памятью.
С вашим планом издания Дрожжина я согласен. В той же книги, в конце, поместим статью Жени под заглавием: общественное значение поступка Дрожжина. (8)
Прощайте пока, целую вас и Галю. —
Постараюсь повидать вас проездом. (9) Будете здоровы — хорошо. А не будете здоровы — тоже хорошо.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в книге В. Жданова ‘Любовь в жизни Льва Толстого’,кн. 2, М. 1928, стр. 140. На подлиннике надпись Черткова черными чернилами: ‘N 394 23 (?) Мр. 95’, на основании которой датируется письмо.
Ответ на письмо Черткова, датированное ’20 марта 95 г. (2 часа ночи)’, в котором Чертков писал: ‘Дорогой Лев Николаевич, у меня происходит подъем духа, как всегда доставляющий мне наивысшую радость, и к которому я на этот раз хочу, с божьей помощью, отнестись как можно бережнее, так как после каждого падения и усыпления духа, это последнее состояние становится для меня всё тягостнее и страшнее. Теперь хочется беречь в себе силу, притекающую от бога, не распускать ее попусту во все стороны, но вместе с тем, когда она имеет разумное приложение, тотчас же, в настоящем, давать ей волю, не задерживая ее из-за рассудочных расчетов. — Одним из результатов такой политики, вероятно, будет частая отсылка к вам маленьких записочек ‘sans queue ni tete’ [без начала и конца], содержащих такие мысли о различных предметах, которыми в данную минуту буду ощущать особенно сильную потребность поделиться с вами. Вас же я решаюсь попросить в тех случаях, когда у вас не будет времени или расположения отвечать мне на эти письма, — хоть в двух словах уведомлять меня о том, что вы их получили, прошу вас об этом, во-первых, потому, что в тех случаях, когда вы не можете отвечать настоящим письмом, мне бывает очень беспокойно неведение того, дошло ли до вас каждое мое письмо, во-вторых, потому, что такие ваши коротенькие извещения я буду принимать за доказательство того, что вы желаете, чтобы я продолжал так делиться с вами моими мыслями’… ‘На этот раз хотел высказать вам вот что: в свободное время я занимаюсь перепиской биографии Дрожжина и потому особенно живо переживаю его жизнь и перевариваю вашу статью по поводу ее, вследствие чего особенно живо отдаю себе отчет и во впечатлении, получаемом от нее читателем. И вот что я думаю по этому поводу: ваше предисловие к этой жизни не есть предисловие, а послесловие. Это, во-первых, фактически верно, так как оно в вас было вызвано жизнью Дрожжина и после нее. А во-вторых, в интересах убедительности для читателя оно гораздо уместнее именно, как послесловие, ибо для того, чтобы понять и перечувствовать то, что вы пишете под впечатлением Дрожжина, так же ясно и сильно, как вы это понимали и чувствовали, необходимо сначала самому быть под впечатлением Дрожжини, что для читателя достижимо только путем прочтения сначала его жизни, а потом вашего послесловия. (Для читателя же, приобретающего и читающего книгу ради того, что она содержит ваше писание, совершенно безразлично, включено ли оно в виде предисловия или послесловия.) Я бы распределил так: сначала вступление от составители, потом биографию, а потом ваше послесловие. И я уверен, что в таком случае убедительность ваших слов в тысячу раз выиграла бы, и имеете с тем выиграла бы и сама жизнь Дрожжина в глазах тех, к сожалению, многих и многих. для которых ваше предложение им познакомиться с Дрожжиным (каковым является предисловие), послужило бы только к предвзятому предубеждению против Дрожжина. Оно и со всех сторон уместнее: сначала дело, а потом уже слово, т. е. сначала дело Дрожжина, а потом ваше слово, как семя в вспаханное поле. А так как два послесловия обременительны и взаимно ослабляют друг друга, то статью Женину, очень и по моему мнению нужную для читателей, я считал бы отдельною статью по поводу Дрожжина и ему подобных. — такой, каких в свое время будет целая литература, и которую можно издавать и списывать вместе или отдельно от биографии, смотря по благоусмотрению издателя или переписчика.
Мне хотелось бы, чтобы вы показали это мое предложение Жене. А затем решение, конечно, подлежит вам с ним’.
(1) Написано: ее
(2) Написано: опору
(3) Написано: маленькой
(4) Написано: крошечной
(5) П. Г. Хохлов ( о нем см. примечания и письму N 294) находился в то время в Преображенской больнице для душевно-больных, где он и скончался .
(6) Абзац редактора.
(7) Николай Трофимович Изюмченко (о нем с.м. прим. к письму N 363) находился в Московской пересыльной тюрьме по пути в Сибирь, куда он был сослан на 3 года, после того, как отбыл в Воронежском дисциплинарном батальоне заключение за отказ от военной службы. В Дневнике от 27 марта 1895 г. после перерыва в записях с 18 марта Толстом отметил: ‘за это время был в тюрьме у Изюмченко и в больнице у Хохлова. Изюмченко очень прост и бодр. Хохлов жалок очень. Тоже надо бы написать о жестокости этого насилия’.
(8) Предложение Черткова напечатать статью Толстого не как предисловие, а как послесловие к книге Е. И. Попова ‘Жизнь и смерть Дрожжина’ в 1895 г. осуществить не удалось, так как издательство напечатало ее, как предисловие, а статью Е. II. Попова ‘Общественное значение поступка Дрожжина’ не поместило совсем (см. письмо Толстого издательству ‘Библиографическое бюро’ от 19 апреля 1895 г., т. 68). Статья Толстого впервые помещена, как послесловие, в издании Черткова (Purleigh 1898).
(9) В. Г. и А. К. Чертковы должны были проехать из Петербурга в Воронежскую губернию через Москву.

* 399.

1895 г. Апреля 26. Москва.
Нынче получилъ вместе оба ваши письма, дорогой друг. И нынче же утром опять хотел писать вам и опять не имел в себе на это силы. Я очень умственно — именно умственно — не могу сказать духовно — — слаб. Нет мыслей и потребности выражать их. Старость ли это — новая ступень ее, или усталость от переживаемого напряженного состояния, но чувствую изменение в себе и только стараюсь, чтобы это изменение не изменяло главной основы, и кажется, что не ослабеваю в этом. Так что исполнить ваш 2-й совет мне легко. Ваничка мне много, много помогаетъ в этом, и влияние его на меня, слава Богу, не изгладилось.
Положеше нашей семьи теперь такое: Соня 3-го дня уехала в Киев с сестрой Тат[ьяной] Андр[еевной], кот[орая], узнав про ее болезнь, поехала за ней и увезла ее и Машу, кот[орая] очень исхудала и ослабла от лихорадки. (1) Соф[ья] Андреевна слаба и еще не совсем здорова — я думаю, что она несет последствия лечения (мышьяк), у ней б[ыло] сильное расстройство желудка, когда она поехала, но лихорадка и невралгия почти прошли. Писем от них еще не получали. Намеревалась она пробыть въ Киеве неделю, но мы уговариваем ее пробыть дольше. Я живу с мальчиками, (2) Таней и Сашей без гувернантки, что очень облегчает жизнь.
(3) Я, как вам писал, ничего не делаю, читаю, кое что записываю и учусь ездить на велосипеде. Лечение идет. И то, и другое: велосипед и лечение, смущают мою совесть, но более лечение. Я хотел бросить его, но Соня просила, и я не знаю, для нее ли только я это делаю. Велосипед же не смущает меня, несмотря на укоризны, очень полезный, Евг[ения] Ивановича, во-1-х, п[отому] ч[то] я денег при этом не трачу, во-2-х, п[отому] ч[то], когда я вожу воду, мне всегда радостно, когда меня увидят, а когда увидят на велосипеде — стыдно.
Присылать печатное мне не нужно теперь, а нужно очень вашу критику и самую строгую. С критикой Меншикова я согласен в том, чтобы выпустить философское (я, впрочем, уже забыл многое), и вообще сократить и переработать. (4)
Помню, что впечатление производит статья сильное. Но я уж un converti (5) и пот[ому] не судья. А переработать и вследствие того сократить, всегда нужно. —
Напрасно вы жалуетесь на свою жизнь. Нехорошо в вашем месте только дурное действие его на Галю, а то жить где-нибудь надо. А у вас в Ржевске уже устроено.
Что мы будем делать, где жить? — не знаю. Знаю, что С[оне] мучительно ехать в Ясную, и то мы собирались в Кисловодск, то за границу. Теперь оставили вопрос нерееннымъ. Я к сожалению не имею мнения, мне все равно, хоть в Москве. Только, когда решили на Кавказ, я посоветовал Германию. И спокойнее там, и мальчикам — польза. Прощайте пока. Целую вас, Галю и Диму.

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в Б, III, стр. 255, и ‘Толстой и Чертков’, стр. 220. На подлиннике к собственноручной дате Толстого ’26 апреля’ приписано рукой Черткова: ‘N 395, Москва, 1895’.
Ответ на письма Черткова от 21 и 24 апреля 1895 г., неразысканные в АТБ и в АЧ.
(1) С. А. Толстая вместе с М. Л. Толстой уехала к Т. А. и А. М. Кучминским в Киев 24 апреля.
(2) Сыновья Толстого, Андрей и Михаил.
(3) Абзац редактора.
(4) Возможно, что Толстой имеет в виду статью М. О. Меньшикова ‘Работа совести’, напечатанную в ежемесячном журнале ‘Книжки Недели’ 1893, ноябрь, стр. 192—238. Эта статья Меньшикова погвящена статье Толстого ‘Неделание’ и вызвала одобрение Черткова.
(5) Обращенный.

*400.

1895 г. Мая 31. Никольское.
Здоров буду писать. Толстой.
Публикуется впервые. Телеграмма. На подлиннике чернилами неизвестной рукой написано: ‘N 396’. На бланке: ‘из Подсолнечной 31 — V — 1891 г. 5 ч. 20 пополудни’.
Ответ на телеграмму Черткова с запросом о здоровье. Телеграмма вызвана была письмом Т. Л. Толстой к Черткову от 23 мая 1895 г. (почтов. штемпель получения Россоша 28 мая) о болезни Толстого: ‘Папа дней пять тому назад поехал с Машей к Олсуфьевым и там заболел легкой инфлуэнцей. Вчера мама уехала туда и телеграфировала мне, что утром температура нормальная, ночью жар’.

* 401.

1895 г. Июня 8. Я. П.
Давно не имел от вас писем и не писал вам, дорогой друг Вл[адимир] Гри[горьевич]. Последнее известие было по телеграмме об отказе о Хилковских детях и о моем здоровье. (1) Что вы делаете? Что намерены делать по отношению Хилковского дела и по отношению лета? Ив[ан] Иванович мне говорил, (2) что вы на июль хотите приехать в Деменку. (3) Так ли это? — Страшно, что вам много труда, и как перенесет Галя переезд, а я то очень радуюсь. Вы говорите, что я на вас действую ободряюще, поднимающе, также и вы действуете на меня. Я все это последнее время, т. е. недели три, был болен. И инфлуэнца и желчные боли, кот[орых] давно не было, и болезнь, произведенная неосторожным употреблением 3% карболового масла там, где нужно было употребить 0,1%. (4) Теперь все прошло, и мы с 6-го числа в Ясной Поляне. Я рад, что мы никуда не поехали. Жене здесь очень тяжело, но мне ее очень жалко и тяжело тем, что я чувствую невозможность помочь ей. В жизни нашей произошел перелом —эра. Как всегда, к лучшему, хотя глядя вниз перед собой и кажется, что хуже. — Еще событие в нашей семье то, что Сережа (5) женится на Рачинской. (6) Он очень влюблен. Я со страхом и радостью смотрю на этот брак. Сватьба будет через месяц. С девочками живем по старому. Мне очень хочется работать и незаметное делаю. Но вот уже 4 месяца, как нет у меня той упорной пристальной работы, кот[орая] была эти последние года.
Что вы? Что милая Галя? Как до сих пор перенесли жару? У нас постараемся, чгобы вам было хорошо, если вы придете.
Комары мешают писать. Прощайте пока. Вероятно получу на днях от вас письмо, тогда отвечу.
8 июня.

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 223. На подлиннике надпись рукой Черткова: ‘N 397’. В конце письма приписка, обращенная к Е. И. Попову.
(1) Чертков не писал Толстому с 11 мая. За это время он послал ему лишь телеграмму к конце мая (см. примечания к предыдущему письму) с запросом о здоровье и с извещением об отказе в ходатайстве о возвращении Д. А. Хилкову отнятых у него детей.
(2) Иван Иванович Горбунов.
(3) Деменка, деревня вблизи Ясной Поляны, где Чертковы жили летом в 1894 г. В 1895 г. Чертковы приехали в Деменку 19 июня.
(4) О болезни Толстого см. записи в его Дневнике от 26 и 29 мая и от 4 июня 1895 г. Упоминаемый в письме ожог произошел во время лечения при введении раствора карболового масла в прямую кишку.
(5) Сергей Львович Толстой.
(6) Свадьба С. Л. Толстого с М. К. Рачинской состоялась 10. июля 1895 г. О М. К. Рачинской см. примечания к письму N 382.
На это письмо Чертков отвечал письмом от 12 июня, в котором писал, что в ближайшее время приедет в Деменку и тогда сам ответит на вопросы Толстого. В том же письме Чертков писал: ‘Очень я радуюсь предстоящей, если бог даст, близости к вам, тем более что последнее время и письменное наше общение оборвалось, а для меня это очень чувствительно. Галя и я мы беспокоились о вашем здоровье, узнав со стороны, что после вашей ответной телеграммы от Олсуфьевых вы в Москве опять заболели. Но телеграмма от Вани Горбунова о том, что вы поправились и в добром настроении выехали в Ясную, немного успокоила’. Далее Чертков сообщал: ‘Хилковы спокойно приняли известие об отказе. Дм. Ал. пишет: На пасху служащие в Елизаветполе солдаты из духоборов (10 человек) отнесли свои ружья начальству за ненадобностью. Начальство ожидает, что все солдаты из духоборов сделают то же самое. 10 человек в Елизаветполе посадили в тюрьму. Некоторых в ‘секретные камеры’.

* 402.

1895 г. Октября 21. Я. П.
Дорогой друг, получили от вас два письмеца (1) Тане и Маше и телеграмму Ив[ану] Михайловичу. (2) Он задержался один или два дня после телегр[аммы], п[отому] ч[то] мы были в самом разгаре приготовления кореспонденции Пошиной (3) к отправке. Я было написал Кенворти вопрос о том, возьмется ли он устроить помещение коресп[онденции] в Англйских газетах и сделать перевод ее, (4) и хотел ждать его ответа, а также и разрешения Поши послать статью в измененном и, главное, сильно сокращенном виде, но теперь решил послать, не дожидаясь ни того, ни другого ответа.
Очень мне недостает вас, чтобы посоветоваться. Статью Пошину я посылаю с маленьким письмом в виде предисловия, свою же статью предлагаю поместить после кореспонд[енции]. Тоже не дожидаюсь разрешения Поши на сокращения и изменения и на то, чтобы не помещать его имени. —
Обо всем соберитесь вместе Галя, вы, Евгений Ив[анович], Ив[ан] Мих[айлович] и решите и пришлите или одобрение или изменение. (5) Печатание можно остановить или задержать. — Очень жалею, что нет со мной Поши. Многое бы хотел спросить. Когда стал готовить статью к отправке, увидал, как надо быть осторожным, чтобы не сказать лишнего и не дать возможности отрицать все. Немцам, именно Шмиту, (6) думаю послать несколько позднее, так, чтобы статья прежде всех вышла по английски. Это п[отому], ч[то] только в Англии для нее, для моего послесловия, нет цензуры, в Австрии же и Пруссии могут побояться напечатать, а во Франщи Alliance. (7) Но я все таки через недельку, когда получу ответ от Кенвор[ти], пошлю и Шмиту и Саломону (8) или какому-нибудь французу.
Маша теперь в Москве, вчера сменила там Соф[ью] Андреевну.
У нас чудная погода. О земле ничего еще нового не знаю, но надеюсь и сделаю, что могу. (9) Прощайте.

Лев Толстой.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан: ‘Толстой и Чертков’, стр. 233. На подлиннике черными чернилами надпись рукой Черткова : ‘N 398’.
(1) Письма Черткова к М. Л. и Т. Л. Толстым не разысканы. Толстому Чертков в первый раз после отьезда из Ясной Поляны писал 19—24 сентября.
(2) Иван Михайлович Трегубов, помогавший Черткову в его переписке, жил в Ясной Поляне в августе и в сентябре 1895 г. и приводил в порядок письма, полученные Толстым, и занимался перепиской. В письме к М. Л. Толстой от 23 сентября Толстой писал: ‘Иван Михайлович, милый, уехал, работал, переписывая Пошину статью день и ночь’.
(3) Статья П. И. Бирюкова ‘Гонение на христиан в России в 1895 г.’, опубликованная в газете ‘Times’ от 23 октября 1895 г. под заглавием ‘The Persecution of Christians in Russia in 1895’, с письмом Толстого к редактору в виде предисловия.
(4) Письмо Толстого Кенворти от 18 сентября 1895 г., на которое Кенворти ответил письмами от 8 и 12 октября, выразив согласие принять участие в переводе статьи и содействовать ее опубликованию в Англии (см. т. 68).
(5) По-видимому, в ответ на это предложение И. М. Трегубов написал Толстому о некоторых неточностях, вкравшихся в статью П. И. Бирюкова, и часть этих поправок была принята Толстым. См. письма Толстого к Трегубову и к М. О. Меньшикову от 5 октября 1896 г.
(6) Эжен Генрих Шмит (Eugen Heinrich Schmitt, 1851—1916)—немецкий мыслитель, проповедывавший этические взгляды, во многом близкие Толстому. Система взглядов Шмитта являлась своего рода религиозным анархизмом. Издавал журналы ‘Die Religion des Geistes’ и ‘Ohne Staat’. Автор книги ‘Leo Tolstoi und deine Bedeutung fur unsere Kultur’, 1901, и ряда других книг. О нем см. письма 1894 г., т. 67.
В письме от 29 сентября 1895 г. Толстой писал Шмиту: ‘Теперь посылаю вам еще одну корреспонденцию, написанную одним из моих друзей, о преследовании духоборов, с маленькой моей статьей об этих событиях. Корреспонденция слишком длинна, чтобы быть помещенной в вашем журнале, но если она вам понравится, сделайте из нее извлечение и напечатайте с моей статьей в виде послесловия. Я очень желал бы, чтобы эта корреспонденция с моим коротким письмом или послесловием появилась в наиболее распространенных немецких, австрийских и русских газетах’.
(7) [Союз].
(8) Шарль Саломон (Charles Salomon, р. 1862)—переводчик на французский язык произведений Толстого, знакомый семьи Толстых, один из директоров-распорядителей акционерного общества Криворожских копей. О нем см. письма 1892 г., т. 66.
(9) Чертков предполагал в это время купить небольшой участок земли вблизи Ясной Поляны. См. комментарий к письму Толстого Черткову N 403.

* 403.

1895 г. Октября 7. Я. П.
Получил ваше письмо, дорогой Владимир Григорьевич, об отъезде за границу и огорчился немного тем, что это отдалит (как кажется) меня от вас, но с многих других сторон понял и одобрил это и увидал выгоды этого для дела Божия, как оно нам представляется. Я уверен, что ваша близость с Kenvorthy только бы была полезна ему и делу и, можетъ быть, осуществился бы международный Посредник, кот[орый] должен рано или поздно осуществиться. (1) Но все это прошло и тем лучше. Главное, не будем делать планов и представлять себе последствий наших муравьиных, букашечных трудов. Только бы не делать гадостей или поменьше их делать, и то хорошо. Говорю очень определенно только о себе.
Да, о плане вашей поездки за границу я еще одно забыл сказать, это то, что мне кажется, что опасности вамъ от правительства никакой нет, что повториться то, что было сделано с Хилковыми, не может, и что если вы уйдете, вас всегда опять пустят назад.
Правда, я все это говорю, не имея в виду то дело, котор[ым] вы хотели заняться. Про дело же это скажу, что признавая то, что хорошо и должно главные силы свои направлять на то, чтобы служить мыслью и словом не нашему брату паразитам, испорченным грехом поедания своего ближнего, а народу трудовому, — я сам это особенно живо чувствую последнее время, признавая это, я однако не сочувствовал вашему плану, во-1-х, п[отому] ч[то] все мои писания —говорю искренно — не стоят того — не так просто и ясно написаны, чтобы их распространять с риском больших страданий своих и близких людей, а — главное — во-2-х, что мне бы было ужасно мучительно думать, что я, мои писания, были причиной или хоть поводом страданий людей самыхъ мне дорогих и близких! Это главное. Подождите моей смерти и тогда делайте. Если бы я сидел в тюрьме или был бит, тогда бы хорошо, а то я ем кушанье на миндальном молоке, окружен теми, кого я люблю, а дорогие мне люди из-за меня будут страдать.
От Bellows (2) я получил письмо и чек на 99 р., с кот[орым] Таня распорядится, как мы решим. Письмо Bellows мне б[ыло] неприятно. Точно как будто мы, имея возможность распоряжаться деньгами, когда нужны нашим друзьям деньги, (3) не даешъ их и утруждаем других. Ну, что делать.
(4) Еще мне неприятно то, что с статьей Пошиной (5) и ее переводом у Кenworthy вышла путаница. Я послал ее Кenworthy, а между тем Поша послал ее Маршалу. (6) Как быть? Или вы ничего не знаете про это и это идет не через вас? Я хочу написать Маршалу, чтобы он остановился переводом и предоставить перевод одному Кenworthy, тем более, что он пишетъ вчера, что с помощью Рапопорта, (7) к[оторый] переводит ему буквально, он, исправив язык, напечатает ее.
(8) Спасибо за чудесную курточку, буду носить ее и поминать вас обоих.
О земле и Фильке ничего не знаю, кроме того, что Фильку обижает дядя. (9) Подождем, что будет.
(10) Это время был занят письмами. Отвечал на длинные письма Бодянского, (11) кот[орый] мечтает о переселении духоборов в английские владения и с ними хочет, чтобы выселились и наши друзья. И еще отвечал на письмо Меньшикова, (12) кот[орый] написал мне еще письмо, очень запутанное и еще более доказывающее его отдаленность от нас.
Ужасно мне противно последнее время наше мерзкое паразитное общество богатых людей и ученых. И писание мое надоело мне. Не то надо делать нахануне смерти. Я думал делать это так, между прочим, а залез туда с ушами, и это скверно.
Целую вас. Л. Толстой.
Елизавете Ивановной, мой душевный привет. Посылаю письмо Хилкова.
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в Б, III, стр. 259, и ‘Толстой и Чертков’, стр. 225, 227. На подлиннике черными чернилами рукой Черткова надпись: ‘Получено 10 окт. 1895 N 399 Я. П’. Письмо, по-видимому, написано 7 октября, так как письмо Черткова от 5 октября, полученное в Туле 8 сентября, не было еще получено Толстым, когда он писал комментируемое письмо.
Ответ на письмо Черткова, начатое 19 и оконченное 24 сентября 1895 г. В первой части письма, написанной 19 сентября, Чертков писал, что, решившись всецело посвятить себя делу ‘распространении вокруг себя того света (писаний)’, которым он пользуется, и думая о неизбежных, по его мнению, при этом аресте и ссылке, он усумнился в своем праве подвергать непосильным лишениям жену, и решил уехать аа границу, где он думает продолжать дело редактирования перевода писании Толстого на английский язык. Вместе с тем Чертков писал, что не хочет быть рабом своего решения’, и делился своими сомнениями: ‘Допускаю также, что побудительная причина, гонящая меня отсюда, может быть простым малодушием. Но вместе с тем чувствую, что, оставаясь здесь и занимаясь той издательской деятельностью, которая должна неминуемо привести меня в тюрьму, и от которой вместе с тем и чувствую, что долее воздерживаться не могу, я не чувствовал бы себя правым перед женою и сыном, и всё время тосковал бы в душе. — Можно возразить: ‘Почему же, —вместо того, чтобы всей семьей уезжать за границу, — не отказаться от этой издательской деятельности, без которой жил же я до сих пор? Почему не отложить ее осуществление до тех нор, пока не дорасту до возможности осуществления ее безбоязненно не только по отношению к своей личности, но и к своей семье. — Ответ на это возражение мне трудно определить словами, но я его сознаю всем своим существом. Дело в том, что, живя здесь, среди удерживаемого в темноте народа, я уже долее не был бы в состоянии молчать, бездействовать. Даже, если б я отложил отъезд на одну только зиму, то я теперь же, тотчас же, возобновил бы то издательское дело, которое, вероятно, через несколько недель или месяцев расторгнуло бы меня с семьей. С другой стороны, хотя это и не служит само по себе причиною моего решения, но я вижу, что там, за границею, мне возможнее было бы осуществить, — удовлетворительно привести в исполнение—начатое мною в связи с делом Хилковых и вообще гонений’… В приписке от 24 сентября Чертков писал: ‘За границу мы навряд ли поедем по своей воле. Это, кажется, была минута малодушия с моей стороны’. Вместе с тем Чертков писал, что посылает Толстому подарок: (Посылаю вам свою теплую курточку, которую мы ремонтировали домашними средствами. (Привезенная моей матерью по моей просьбе из за границы, совсем не такая, несмотря на то, что Вас. Алекс. Пашков очень хлопотал о ней, узнав, что она для вас.) К тому же эта моя старая будет вам больше по вкусу, именно как поношенная. Она вам теперь осенью пригодится для велосипеда и верховой езды, и мне приятнее, чтобы она была на вас, чем на мне’.
(1) Кенворти в то время занят был изданием религиозно-этических произведений Толстого на английском языке, издававшихся в созданном Кенворти издательстве ‘The Brotherhood publishing C’. Об организации международного издательства Толстой писал Кенворти 27 марта 1895 г. (см. т. 68).
(2) Джон Беллоуз (John Bellows, 1831—1902), член ‘Общества друзей’ (квакеров), англичанин. Был в России в 1892—93 гг. и в 1899 г. с целью знакомства с русскими сектантами в для ходатайства об облегчении их участи, причем оба раза посещал Толстого. Чертков, по-видимому, обращался через него к квакерам с просьбой об организации помощи Хилкову, в пользу которого в это время была устроена складчина и среди русских его единомышленников и друзей. Толстой ответил Беллоузу 5—6 октября 1895 г. (см. т. 68).
(3) Зачеркнуто: для чего то
(4) Абзац редактора.
(5) См. комментарий к письму N 403.
(6) Джон Маршал (John Marshall) — корреспондент английских газет в Петербурге, переводчик. О нем см. письмо Толстого к нему от 21 окт. 1895 г., т. 68.
(7) С. Рапопорт, переводчик, переводивший на английский язык произведения Толстого. В 1895 г. он совместно с Кенворти перевел ‘Хозяин и работник’ ‘Master and Man’. A story by Leo Tolstoy. Rendered from the Russian into English by S. Rapoport and John Kenworthy, Walter Scott, London 1895.
(8) Абзац редактора.
(9) Чертков предполагал купить небольшой участок земли в две десятины вблизи Ясной Поляны у крестьянина дер. Дворики Филиппа (фамилию его установить не удалось), но покупка эта не состоялась отчасти вследствие противодействия дяди Филиппа, отчасти же вследствие того, что Чертков, не оставляя мысли современем поселиться вблизи Ясной Поляны, усумнился в необходимости устраивать свою жизнь в непосредственной близости в Ясной Поляне и в письме от 11 октября писал Толстому, что на расстоянии чувствует себя еще ближе к Толстому, чем в непосредственной близости. Об этом см. письмо Толстого к М. Л. Толстой от 4 сентября 1895 г., т. 68.
(10) Абзац редактора.
(11) Александр Михайлович Бодянский (1842—1916), разделяя взгляды, близкие Толстому, отказался от принадлежавшей ему в Харьковской губернии земли частью в пользу крестьян, частью в пользу семьи. С 1892 по 1897, находился в ссылке на Кавказе, где сблизился с духоборцами, которым впоследствии помогал при переселении их в Канаду. Автоу книги ‘Духоборцы’, Харьков, 1907 и др. О нем см. письма 1893 г., т. 66.
В письмах от 15 и 16 сентября 1895 г. Бодянский писал, что в связи с преследованиями духоборцев следует принять меры для переселения их за границу, войдя в сношения с английским правительством, причем высказывал мысль, что и лица, близкие по взглядам Толстому, также могли бы переселиться из России (АТБ). Толстой отвечал Бодянскому письмом от 2 октября 1895 г. (см. т. 68).
(12) Толстой имеет в виду письмо от 24 сентября, в котором М. О. Меньшиков спрашивал Толстого, как он не понимает, а ‘чувствует’ разум, и с своей стороны пытался проверить различие между ‘умом’, ‘эстетическим сознанием’, ‘нравственным сознанием’ и ‘зачатками религиозного сознания’. Толстой отвечал ему письмом от 5 октября 1895 г. (см. т. 68).

* 404

1895 г. Октября 12. Я. П.
Получил ваше заказное письмо, и все, что вы там пишете, исполню. Письмо поляку (1) не могу еще послать. Нынче получил от него письмо, ч[то] он хочет его напечатать, как предисловие, а я, отвечая ему, спросил: не помешает ли его изданию перевод письма по Английски и если не помешает, то когда? Как скоро получу от него ответ, напишу вам. (2)
Нынче пишу вам главное затем, чтобы просить вас прислать мне поскорее те мои дневники, кот[орые] есть у вас. У меня только с 88, 23 ноября по 31 июля 89 и с 7 — I — 91 по 95.—
Пришлите пожалуйста. Целую вас, Галю, Евг[ения] Ивановича и Ив[ана] Михайловича.

Л. Толстой.

На обороте: Воронежской губ. станция Россоша.
Владимиру Григорьевичу Черткову.
Публикуется впервые. Письмо написано на бланке закрытого письма (секретка). На подлиннике черным карандашом рукой Черткова надпись: ‘N 400 Я. П. 14 Окт. 95’. Почтовые штемпели: ‘Почтовый вагон 13 окт. 1895 г.’, ‘Роосоша 16 окт. 1895 г.’ Письмо датируется днем, предшествовавшим почтовому штемпелю отправления.
Ответ на письмо Черткова от 5 октября, в котором Чертков писал: ‘В Ясной Поляне я воспользовался тем, что Иван Михайлович приводил в порядок полученные вами за последние годы письма, чтобы попросить его отобрать для меня мои письма к вам, что он и сделал. Я хочу их сохранить для моего сына, вместо дневника, на случай если он переживет меня раньше, чем будет в таком возрасте, чтобы непосредственно понять меня и мою жизнь. Я все собирался вести дневник с целью оставить ему объяснение того в моей жизни, что могло бы впоследствии, без объяснения, служить для него соблазном, или по крайней мере быть непонятым им. Но последовательно вести дневник я как-то не умею, а между тем, вам мне постоянно хочется писать всё, что у меня на душе. Вот я и соединяю то и другое вместе: сохраняйте мои письма, а при свиданиях я буду их отбирать и сохранять для Димочки. Когда же захочется мне делать записи, как в Дневнике, то и такие листки буду посылать вам для пущего общения с вами, которое мне дорого, а вы их сохраняйте вместе с моими письмами, в той же папке, которую вышлю вам по почте. На папке этой я надписал просьбу, чтобы никто, кроме вас, не читал ее содержимого. Это для того, чтобы я мог писать как письма к вам, так и дневник, свободно, без оглядки, как перед богом. Так вы уже всю папку никак не давайте никому читать, а если когда захотите дать кому-нибудь из наших общих друзей прочитать то или другое письмо или листок из дневника, то давайте их отдельно по вашему благоусмотрению, а папку с остальным содержанием храните у себя. Если же подобная ‘тайна’, которою я обставил эту папку, будет кому-нибудь неприятна, или казаться излишнею, то объясните, что, решившись посылать вам свой дневник, я не мог поступить иначе, так как для меня было бы слишком стеснительно писать его, если бы я знал, что до поры до времени кто-либо, кроме вас, может у вас его прочесть. — Ну вот, сделав это несколько пространное, но необходимое вступление, приступаю к новому приему письменного общения с вами…. Могу ли я послать Элпидину и Кenworthy ваше письмо к Поляку о патриотизме? Оно превосходно и очень нужно’.
(1) Мариан Эдмундович Здеховский, профессор краковского университета по кафедре славянских литератур, обратился кТолстому с просьбой написать предисловие к его брошюре ‘Религиозно-политические идеалы польского общества’. Толстой ответил ему письмом от 10 сентября 1895 г., в котором подробно развивал свои взгляды на несовместимость христианского учения с патриотизмом. Здзеховский обратился к Толстому за разрешением напечатать это письмо в виде предисловия к своей брошюре. Впервые напечатано М. Э. Здеховским в брошюре, изданной под его псевдонимом: М. Урсин, ‘Религиозно-политические идеалы польского общества’, Лейпциг 1896.
(2) М. Л. Толстая 3 ноября 1895 г. переслала Черткову, по поручению Толстого, письмо Здеховского (письмо М. Л. Толстой к Черткову от 3 ноября 1895 г. хранится в АЧ), Благодаря Толстого за разрешение напечатать его письмо, Здзеховский писал, что просит опубликовать английский перевод письма Толстого ‘не ранее, как через три месяца, т. е. после выхода моей брошюры — приблизительно в конце января’.
(3) О Дневниках Толстого, хранившихся в вто время у Черткова, см. письмо Черткова от 20 октября 1895 г. в комментарии к письму Толстого N 405.

* 405

1895 г. Октября 25. Я. П.
Письма ваши все получил до N 8, который получил сегодня в Туле. 7-го N нет, но я думаю, что оно придет после. Дневники тоже получил.
(1) Доводы ваши все очень убедительны, но так как я высказывал мое чувство, то чувство остается то же, т. е, что мне страшно за возможные страдания близких людей.
На днях я получил письмо от Шкарвана. (2) Прекрасное письмо. Маша хотела переписать его, чтобы послать вам. (3) Он описывает свое душевное состояние во время заключения и допросов и все так правдиво и хорошо. Ничто такъ не убеждает в том, что есть Бог, как это полное совершенное единение духа людей, никогда не видавших, не знавших друг друга и живущих за тысячи верст и в самых различных условиях.
(4) Доводы ваши о том, почему вам неудобно жить в Ржевске, я совершенно понимаю. Радуюсь тому, чти есть вероятие увидать вас скоро.
Я ничего не делаю. Кажется, уже писал вам, что ‘Восскр[енье]’ совсем скверно, и я его бросил пока. Если писать, то надо все сначала. (5) За новое ни за что еще не принялся, нет энергии писать, но мысли ходят в голове, мне кажется, тем более серьезные, чем меньше я заставляю себя писать. Записываю, что мне кажется, что стоитъ того. Тетрадь дневника еще не кончил. (6)
(7) Верно, вы уже знаете, что кореспонденция о духоборах вышла в Тimes. (8) Я знаю это наверное, но не получал еще прямых известий.
(9) Историю гонений, внеся поправки и приписав к концу несколько слов, я отослал уже дня 4 назад. Послал тоже— просил Таню это сделать, — во Францию эту кореспонденцию. Там вышла в Revue des Revues статья о русских сектантах и духоборах в том числе, самая французская, в которой все люди, живущие не так, как все, а по христиански, представляются мистиками, фанатиками, бесноватыми. (10)
Андр[юша] уехал в Москву, и я написал ему туда письмо, и к великой радости моей, чего я никак не ждал, письмо это хорошо подействовало на него. (11) Он потом б[ыл] здесь и обещал отстать от вина и говорилъ со мной откровенно, дружески. Это мне б[ыло] очень радостно.
Таня теперь в Петерб[урге] (12) и пишет оттуда, что Бар. Икскуль (13) хочет сделать, или сделала уже, сокращение Ц[арства] Б[ожья]. Это, я думаю, полезно.
Я недавно для практики итальянского языка перечел Ц[арство] Б|ожье] по итальянски и увидал, что там ужасно много длинот.
От Поши давно ничего не знаем.
Это хорошо, что Галя держится и поправляется даже. Пока прощайте.
Очень люблю вас и ее.

Л. Т.

Ивану Михайловичу передайте мою любовь.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в журнале ‘Единение’ 1916, 1, стр. 7. На подлиннике надпись Черткова черными чернилами: ‘N401 Я. П. 25 окт. 95’. Дата определяется упоминанием Толстого о том, что письмо Черткова он ‘получил сегодня в Туле’—в Тулу ездил Толстой 25 октября (см. ПЖ, стр. 493).
Толстой отвечает на письма Черткова от 13, 14 и 20 октября. Письма эти носили нумерацию (начатую Чертковым с 19 сентября) N 5, 6 и 8. Упоминаемое Толстым письмо N 7, являвшееся лишь сопроводительной запиской к пересланным Чертковым Толстому копиям письма И. М. Трегубова и своего письма к генералу С. А. Шереметеву, также было получено Толстым, и указание Толстого на то, что оно не получено, объясняется недоразумением (как это видно из письма М. Л. Толстой к Черткову от 28 октября 1895 г., хранящегося в АЧ).
В письме от 13 октября Чертков, отвечая на письмо Толстого от 7 октября, писал: ‘Я всецело сочувствую всему, что вы говорите в этом письме, за исключением вашего несочувствия мне в начатом здесь издании вашего рассказа о жизни и учении Иисуса [‘Краткое изложение евангелия’]. 1) Вы напрасно говорите, что все ваши писания не стоят распространения с риском среди трудового народа. Начать с того, что это писание стоит, а затем и все остальные, при сокращении относящегося исключительно к нашей среде, и при некотором упрощении изложения, — стоят того. Конечно, это зависит от сравнительной ценности, придаваемой своему личному благополучию и вашим писаниям. Говорю о своей точке зрения и о своем благополучии, но вполне понимаю, что с вашей точки зрения может казаться иначе, и это хорошо. 2) Мучительность для вас страданий из-за ваших писаний людей, как вы говорите, вам самых дорогих, мне также вполне понятна с вашей точки зрения. Но людей этих вы также называете и самыми близкими вам. Подумайте, были бы ли они действительно близкими вам, вашему духу, если б не настолько готовы, были страдать ради распространения ваших писаний, чтобы при руководстве в своих поступках, связанных с этими писаниями, не принимать в соображение вашего плотского страха за этих людей? И потому, никогда не отказывавшись от исполнения ни одной вашей просьбы, и теперь решительно и определенно отказываюсь от исполнения вашей просьбы ждать вашей смерти, которой и не желаю, и могу не дождаться…
Пожалуйста, когда будете писать мне то сообщите мне, какие номера моих писем вы получили, для того, чтобы я знал, доходят ли до вас все мои письма’. В письме от 20 октября Чертков писал: ‘Получив третьего дня ваше закрытое письмо, я вчера отправил вам по почте (ценною посылкою на 11 рублей) два ваших дневника: от 1 августа 89 по 3 января 90 и от 3 Января 90 по 6 июня 91. Я вложил их в особую папку в надежде, что вы вложите в ту же папку остальные дописанные вами дневники, и что таким образом они будут лежать вместе с меньшим риском разрозниться. Остались у меня: дневник ваш от 9 марта 79 по 30 апр. 79. Это всего несколько страничек, на которых записаны только встречи ваши с характерными типами из народа, и ничего решительно не говорится о личной или семейной жизни вашей. Таким образом записи эти ваши относятся больше к вашим литературным бумагам, которые хранятся у меня, а потому я и решил сохранить при них и этот дневник впредь до получения от вас другого распоряжения. Еще я оставил у себя копию с вашего дневника от 18 марта 1884 г. по 25 сентябри 1884 г. Это тот дневник, который вы первоначально совсем мне отдали, и о котором я вам нынче летом говорил, что у меня сохранилась только копия с него. Согласно вашему желанию, я его перечитываю, вычеркивая или вырезая нежелательные места. Уже больше половины я таким образом просмотрел, и оставил я его у себя для того, чтобы докончить эту работу, опять-таки, если только вы его не вытребуете к себе немедленно. Дневники эти для большей безопасности и сохранял не у себя, а у моей матери. Пожалуйста сообщите мне тотчас же о получении их вами, а то я буду беспокоится. — Позволю себе еще раз повторить вам свое глубокое убеждение в том, что, в виду громадного значения, какое имеют эти дневники, если не для вас, то для всех, кто вас любят и ценят и будут ценить нашу внутреннюю душевную жизнь, вам следовало бы не держать их при себе, а отдать их на сохранение вашим дочерям, так как в противном случае, в случае вашей внезапной смерти, с ними могли бы поступить совсем не в том духе, в каком следует. — Те два дневника, которые отослал вам вчера, я было оставил у себя с целью просмотреть их и исключить из них нежелательное. Но я не успел еще этого сделать, и надеюсь, что вы в свое время позволите мне взять их у вас по одному для этой цели на недолгое время. — Других дневников, кроме вышеназванных, у меня нет.
Последнее время я продолжал много думать и со всех сторон взвешивать то, как я должен в будущем поступать с собою. Пока выяснилось для меня одно, а именно, что оставаться жить здесь мне не следует: при том новом образе общения с людьми, которому я теперь отдался, т. е. при свободном высказывании всем и каждому того, что я думаю, когда бываю к тому вызываем, мое пребывание здесь двояко неудобно: 1) вследствие искусственного положения ‘паныча’, которым я здесь пользуюсь, да еще вдобавок и ‘благодетеля’, каждое мое слово получает искусственное значение, раздувается, передается из одного к другому, возмущает и выбывает доносы со стороны окружающего духовенства и полиции, и вместе с тем нежелательно отражается и на самом населении, обращающем гораздо больше внимания на то, кто это говорит, чем на то, что говорится. Таким обраэом материальная довольно крупная помощь, оказываемая здесь от моего лица, с одной стороны некоторых подкупает в пользу моих речей, а других ожесточает против них, вызывая основательные попреки в том, что я одной рукой пользуюсь собственностью, следовательно, государством для того, чтобы располагать людей в свою пользу, а другой распространяю отрицательное отношение к этому самому государству, которым пользуюсь. И то, и другое, т. е. искусственное расположенно ко мне и искусственное же ожесточение против меня, избежать которых я здесь не в состоянии, придают моим словам совсем нежелательный характер и, как я имею случай убеждаться, делают их влияние вовсе не желательным, а прямо нехорошим. Вместе с тем и делу материальной помощи, которым здесь занимается Н. Д. Ростовцев, требующему большой осторожности и много такта, свободный характер моих разговоров с крестьянами вредит тем, что привлекает внимание властей, которые из за этого должны рано или поздно положить конец всему тому, что здесь делается. Вообще при теперешнем моем образе держать себя, чем ближе я к простому частному человеку, отвечающему лишь за себя самого, т. е. чем дальше я отсюда, — тем лучше. И потому я решился уехать отсюда. Мы думаем поехать зимой к моей матери в Петербург, так как, если не здесь, то там нам всего естественнее жить. Что будет с нами дальше, я не предрешаю, но думаю, что, если к весне обстоятельства не изменятся, то весьма вероятно, что мы поедем в Англию для того, чтобы привести в исполнение то, над чем теперь работаем с Иваном Михайловичем. Но до того еще долго, и многое может изменяться. Радуемся перспективе повидаться, быть может, с вами в Москве, где хотели бы пожить немного проездом в Петербург’.
(1) Абзац редактора.
(2) Альберт Альбертович Шкарван (А. Skarwan, 1869—1926) —словак, врач, в годы студенчества познакомившийся с сочинениями Толстого и разделявший его жизнепонимание, был призван для отбывания военной службы в качестве врача и за несколько недель до окончания срока, в феврале 1895 г., отказался от военной службы по религиозным убеждениям. Был присужден к четырехмесячному усиленному тюремному заключению и лишению врачебного диплома. Состоял в переписке с Толстым до 1910 г. Во время войны 1914—1918 г. вторично отказался от военной службы и вновь был присужден к заключению. Его записки: А. Шкарван, ‘Мой отказ от военной службы. Записки военного врача’, изд. V. Tcherkoff, Christchurch, England 1898. О нем и его письме к Толстому см. комментарий к письму Толстого к нему от 14 ноября 1895 г., т. 68.
(3) М. Л. Толстая 25 октября переслала Черткову письмо Шкарвана к Толстому от 11 октября, вместе с копиями писем Толстого к разным лицам.
(4) Абзац редактора.
(5) Толстой писал Татьяне Львовне 25 октября: »Воскресение’ опротивело’. В Дневнике от 28 октября: ‘Все назрело, и хочется сказать. Так что некогда выделывать те художественные глупости, которые начал было делать в ‘Воскресенье».
(6) Новая тетрадь Дневника была начата Толстым 28 октября.
(7) Абзац редактора.
(8) ‘Times’ широко распространенная консервативная английская газета, издающаяся в Лондоне с 1788 г. Корреспонденция П. И. Бирюкова о духоборах напечатана в ‘Типев’ 23 октября 1895 г.
(9) Абзац редактора.
(10) Jean Finaut, ‘Parmi les saints et les possedes’ — ‘Revue des Revues’ 1895, vol. vol. XIV, pp. 483-491 и vol. XV, рр. 123- 133, 222—203 (Жан Фино, ‘Среди святых и одержимых’).
(11) Андрей Львович Толстой уехал в Москву между 12 и 16 октября для подготовки к экзаменам, которые должен был держать дли поступления на военную службу вольноопределяющимся. М. Л. Толстая писала Черткову 19 октября: ‘Папа в последнее время вял, совсем не пишет, но это происходит преимущественно от того, что он очень мучается дурным поведением Андрюши, не спит ночей, всё думаете о нем и подрастающем Мише и прямо видимо страдает’ (А Ч). Письмо Л. П. Толстого к А. Л. Толстому от 16 (?) октября 1895 г. см. ‘Лев Николаевич Толстой. Юбилейный сборник’, под ред. 1). Н. Гусева, Гиз, М. 1928.
(12) Т. Л. Толстая вместе с С. А. Толстой и М. Л. Толстым поехали в Петербург на первое представление оперы С. И. Танеева ‘Орестейя’ и на представление ‘Власти тьмы’, допущенной в 1895 г. к постановке и шедшей в Александрийском театре и в других театрах Петербурга, и пробыла там с 17 по 27 октября.
(13) Баронесса Варвара Ивановна Икскуль фон Гильдебрандт (р. 1852 г.)—вдова барона Карла Петровича Икскуль фон Гильдебрандт, бывшего русским послом в Италии. Работала в области высшего женского образования, состояла председательницей Кауфманскоя общины сестер милосердия. О ней см. письма 1896 г., т. 69.

* 406.

1895 г. Декабря 1. Москва.

1 Декабря.

Давно надо и хочется писать вам, дорогой друг, но все нет расположения настоящего и надеюсь скоро свидаться.
Нынче целое утро проспал за пасьянсом, думая, соображая, спрашивая: так ли, и очень устал. Я всеми силами пытаюсь изложить свою веру — то, что было катихизис — совсем сначала, и то вспыхнет и кажется ясно, то опять потухнет и, останавливаюсь. Думаю, что, хотя почти ничего, даже совсем ничего, п[отому] ч(то] то, что написать, не годится, — думаю, что все таки не грешу, напрягая свои силы на это, хотя бы и без успеха. Что-то движется.
Письма ваши получил 11 и 12. О письмах ваших к Шереметеву, (2) мне понравилось больше письмо Ив[ана] Михайловича. (3) Писать таким людям и внушать им очень хорошо, очень доброе дело. Кenworthy уже писал мне о вашем плане выписать его. (4) Мне это не очень нравится. Всегда боишься, что ничего не выйдет из стольких усмлий, кот[орые] нужны для личного свиданья. Статья Revue des Revues в Ясной Поляне и в библютеке, и там ее некому найти. Да я думаю, она и мало нужна. Можно живо представить себе, как Фр[анцузы] судят о сектантах. Это есть и у Leroi Beaulieu (5) и у Vogue (6).
Смысл их статей тот, что думать и определять смысл и цель человеческой жизни не надо, а отступать в поступках от определенного государственным законом есть фанатизм, односторонность, недостаток образования.
Вчера у меня был студент с бородой, 4-го курса, знакомый семьи Сулерж[ицкого], (7) кот[орый], очевидно, хотел устыдить меня, как устыжают старых людей, спаивающих, обыгрывающих или развращающих молодых. Понять же того, что такое религиозное чувство и как оно непоколебимо, он решительно был не в силах.
Меня очень одолевает суета городской жизни, но бывают и радостные общения. Только бы чувствовать, что не совсем тратишь данные для употребления года, месяцы или часы жизни.
Хотел написать вам, что думал нынче утром, но боюсь испортить, попав на дурное изложение. Коли Бог велит, на словах расскажу.
В семье у меня не дурно. Андрюша жалок, но не дурен.
Прощайте пока. Как я рад увидать вас обоих. Ив[ану] Мих[айловичу], дорогому, скажите, чтобы он меня простил, что не пишу ему. Всегда с любовью и уважением думаю о нем. Я получил письмо от эсперантиста Булгаковск[аго], проситъ новый рассказ напечатать на эсперанто. (8) Буду отвечать.

Л. Т.

Письмо Абр[амова] возвращаю. (9) За выписку из письма Файн[ермана] благодарю. Он прав. И мне, это было на пользу. (10)
Публикуется впервые. На подлиннике к собственноручной дате Толстого ‘1 декабря’ приписано рукой Черткова черными чернилами: ‘N 402 и год — ’95’.
Толстой отвечает на письма Черткова от 23 октября, 18 и 21 ноября 1895 г. В первом из этих писем Чертков писал: ‘Думая о предстоящем отъезде в Петербург, на который я решился, чувствую, что хорошо делаю, что уезжаю отсюда, вследствие тех причин, о которых писал вам в последнем письме. Но прикидывая предполагавшийся отъезд за границу весною, чувствую, что навряд ли хватит у меня сил уехать от вас, по моей собственной воле. Именно вы один, желание, потребность быть близко к вам меня удерживает, и нужна была бы действительно самая несомненная уверенность в воле божьей, требующей итого, для того, чтобы я решился уехать. Всех оставлять жалко: столько друзей, связей, жизнь там, ‘на чужбине’, представляется грустною и мрачною. Но все бы это ничего, если есть разумная причина ехать. Но вот вы, удаление от вас, это такое препятствие, преодолеть которое не смогут никакие ‘разумные причины’, а разве только одна несомненно сознанная необходимость. Мне хотелось вам это сказать, чтобы ны знали, что вы для меня’. В письме от 18 ноября Чертков писал: … Кenworthy мне написал о том, что чуть ли не с января они хотят начать новый ежемесячный журнал, в виду вашего обещанного сотрудничества, и спрашивал, можно ли рассчитывать на статью от вас для каждого месячного выпуска. Я ответил, что нет. Но вместе с тем убедился в том, что это издательское дело, которое они затеивают, настолько важно, что требует личного свидания с ним, Кenworthy, кого-нибудь из нас. И я решился предложить ему приехать к нам в Москву для того, чтобы он мог лично познакомиться с вами, и мы могли бы вместе обсудить желательную программу предстоящего журнала. Я предложил половину расходов по этому его путешествию взять на себя, а половину со временем покрыть из выручки журнала. И я думаю, что я хорошо сделал, потому что слишком жаль было бы, если б такое издание, которое будет считаться за границей нашим ‘органом’, завязалось без предварительных возможно более обсоятельных указаний и советов с вашей стороны. Я ему советовал приехать в начале декабря (ст. ст.), когда и я надеюсь быть в Москве.
Вы мне ничего не написали относительно наших с Иваном Михайловичем писем к Шереметеву о духоборцах? Хотелось бы знать, какое впечатление они на вас произвели, тем более, что навряд ли когда узнаем, какое они произвели на самого Шереметева.
Мне очень хочется написать уже не письмо, а маленькую статью, выражающую ту мысль, что не только несправедливо и жестоко, но и совершенно безрассудно даже с правительственной точки зрения делать мучеников из отказывающихся от военной службы. Нечто в роде обобщения той записки, которая была мною подана Александру III о Дрожжине. Мне жутко за тех духоборцев, которые посажены ‘дисциплинарные батальоны, да и вообще за всех, отказавшихся в этом году и долженствующих в ближайшем будущем отказаться от воинской повинности. И я не буду спокоен, пока не разрешусь от этой статьи, которая совсем сложилась в моем сознании и может, я думаю, внести свою хоть лепту помощи нашим мучимым братьям’. В письме от 21 ноября Чертков писал, что прилагает письмо, полученное им от Я. В. Абрамова, которого он приглашал участвовать в сборнике в защиту преследуемые сектантов, и просил переслать ему книжку ‘Revue des Revues’ со статьей о русских сектантах, имеющуюся у Толстого.
(1) Записи о работе над статьей, которую Толстой в то время называл ‘Катехизис’, имеются в его Дневнике от 5 ноября и 7 декабря 1895 г, (см. т. 53). В письме к Е. И. Попову от 30 ноября Толстой писал: ‘Я теперь уже две недели опять всеми силами души занят тем, чтобы выразить, как можно проще и бесспорнее, наше миро-самононимание’ (см. т. 68).
(2) Сергей Александрович Шереметев (1836—1896), генерал-адъютант, с 1890 г. состоял главномачальствующим гражданской частью на Кавказе и командующим войсками Кавказского военного округа.
(3) Иван Михайлович Трегубол обратился к ген. Шереметеву с письмом от 1 октября, и связи с слухами (впоследствии не подтвердившимися) о том, будто в Карее приговорены к смертной казни два духоборца — Василий Веригин и Василий Верещагин. В этом письме Трегубое писал: ‘Полагая, что только с вашего согласия будут убиты эти люди, в невинности которых я вполне убежден, я спешу обратиться к вам с этим письмом… Убивая атих людей, правительство нарушает не только исповедуемый им христианский закон любви, но и обыкновенный человеческий закон справедливости, так как эти люди не только не сделали никому зла, но напротив прошли высшую ступень любви. Полагая в основу своей жизни закон Христа о любви, они вместе со своими единомышленниками решили отказаться от всего того, что противно этой любви, т. е. гнева, вражды, убийства и военной службы. И вдруг за этот самый подъем в них христианского духа граничащий со святостью, их сочли преступницами, безбожниками, посадили в тюрьму и приговорили к смертной казни. Что может быть несправедливее этого?’ (АЧ).
Чертков в своем письме к Шереметеву просил его обратить внимание на письмо Трегубова и с своей стороны убеждал в недопустимости преследований духоборцев.
(4) Джон Кенворти (John Kenworthy)—английский писатель и издатель, одно время разделявший взгляды Толстого. О нем см. письма 1894 г., т. 67. Чертков пригласил Кенворти приехать в Россию для переговоров об издании в Англии произведений Толстого, причем стоимость проезда частично взял на себя. Кенворти приехал в Москву и пробыл там с 21 декабря 1895 г. по 7 января 1896 г., причем договорился с Толстым о предоставлении издательству ‘B’, которое было основано Кенворти, права первого издания переводов на английский язык произведений Толстого. Толстой имеет в виду письмо Кенворти к нему от 4 декабря нов. ст., в котором Кенворти писал ему о своем проекте приехать в Россию. В том же письме Кенворти, между прочим, сообщал, что получил от П. А. Кропоткина французский перевод предисловия Толстого к книге Е. И. Попова ‘Жизнь и смерть Дрожжина’, который ему очень понравился и переведен им на английский язык.
(5) Толстой имеет в виду книгу французского экономиста А. Леруа-Болье ‘L’empire des Tsars et les Russes’ par Natol Leroy-Beaulieu, member de l’institut, tome III. La religion, Librarire Hachette, Paris 1889.
(6) Какие именно отзывы М. де Вогюе (о нем см. прим. к письму N 248) о русском сектантстве имеет в виду Толстой, выяснить не удалось.
(7) Личность упоминаемого Толстым студента редакции неизвестна. О Л. А. Сулержицком см. прим. 1 к письму N 409.
(8) Толстой имеет в виду письмо эсперантиста Д. Булгаковского, который писал, что, с целью распространения языка ‘эсперанто’, он решил переводить на этот язык произведения Толстого и уже перевел ‘Хозяин и работник’. ‘Между тем у нас в Петербурге», — писал Д. Булгаковский, —‘разнесся слух, что Ваше сиятельство в ближайшем будущем готовит к печати новое произведение. Полагаю, что перевод последнего сочинения на ‘эсперанто’ произведет более сильное впечатление, если он появится в печати ранее перевода на другие языки, и еще лучше, если бы ранее появления этого произведения на русском языке отдельными брошюрами. Этим я надеюсь возбудить серьезный интерес к языку ‘эсперанто’ как в русском, так и в ‘иностранном обществе’.
(9) Яков Васильевич Абрамов (р. 1859 г. ?) —сотрудник ряда газет и журналов, интересовавшийся сектантством и писавший о нем. В декабре 1895 г. Я. В. Абрамов, живший в то время в Ставрополе на северном Кавказе, писал Черткову, что будет в Москве с 24 декабря по 3 января и что работает над статьями о русском сектантстве, которые, по-видимому, Чертков обещался издать в книгоиздательстве ‘Посредник’.
(10) Благодарность относится к Трегубову, который 21 ноября послал выписку из полученного им письма Файнермана по поводу предисловия Толстого к книге Е. И. Попова ‘Жизнь и смерть Е. Н. Дрожжина’: ‘Немного мешают излишние резкости Льва Николаевича, которые раздражают, но не наставляют. Конечно, мы с вами знаем, что это крик наболевшей души, к тому же ищущей страданий, а они принимают это за призыв к перевороту’. О том же Толстой писал Файнерману в письме от конца ноября 1895 г. (см. т. 68).

* 407.

1895 г. Декабря 24… 31. Москва.
Я совсем нездоров — насморк, жаръ маленький. Приходите с Кенв[орти] обедать.
Публикуется впервые. Па подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 403 Дек.’ По содержанию письма видно, что оно написано во время пребывания Чертковых в Москве проездом в Петербург. Чертковы пробыли в Москве, по-видимому, с 23 декабря по 7 января. Написано на обороте письма Черткова, который писал: ‘Кenworthy у меня, занимается со мною. Может быть, вы зайдете познакомиться с ним? Тогда мы могли бы с ним пойти обедать к вам’.

_______________

1896

* 408

1896 г. Января 18…22. Москва.
Очень виноват я перед вами, милые друзья В[ладимир] Г[ригорьевич] и Анна Константиновна, за то, что не написал еще вам. А каждый день, приходя наверх, с сожаленим думаю о том, что не увижу уже вас в моей комнате. (1) Письма ваши оба получил и рукопись английского перевода. (2) Я перечел его и остался в нерешительности. Дайте мне еще срока, я подумаю, да, если можно, пришлите мне русский оригинал. Мне кажется, что статья короткая, малосодержательная, местами неясная и полная повторений. — Страхова (3) мне очень жаль. Я ему писал недавно с Борей Русановым. (4)
Про Шереметева скажу, что хорошо и то другое. (5) Письма, как Ив[ана] Михайловича, показывают Шереметевым то впечатление, кот[орое] производят их дела. А что они смеются, это ничего. Хорошо тоже и кротко увещевать их.
Таня писала вам и скорее была тронута вашим письмом, и я радуюсь, видя, что они хорошо понимают вас и очень любят. (6)
Письмо Сrosby (7) я до сих пор не отдал Моду (8) (завтра отдам) не от того, что переделывал его, а от того, что некогда было. Дочери обе нездоровы—не серьезно, но не выходят. Я понемножку работаю и то доволен, то, чаще, не доволен своей работой. Какая работа, пока не скажу. (9) Как ваша работа?
Деятельна ли Галя? Выздоровел ли Димочка? Надеюсь, что Лиз[авета] Ив[ановна] поправилась. (10) Передайте ей, пожалуйста, мое уважение и сердечный привет.
Наша жизнь идет по прежнему: также много гостей и когда я в дурном горделивом состоянии духа, я тягочус этим, когда же опомнюсь, то не обижаюсь. Как хорошо, покойно, когда удается не соображать о том, что предстоит или хочется сделать, и не приписывать никакого значения тому, что я могу или хочу сделать, а только думать о том, как бы не ошибиться и не сделать того, чего не хочетъ Пославший меня, и не помешать не своему, а Его делу. Пожалуйста, не возражайте на это. Я так убежден в том, что для того, чтобы сделать хорошо какое бы то ни было человеческое дело, надо все силы свои напрячь на то, чтобы не мешать делу Божью, а то само выйдет. На велосипеде чтобы ехать (без руля), надо, главное, не смотреть на колесо, а вперед, и тогда колесо пойдет прямо.
Сравнение не совсем подходит, но вы понимаете меня. Ну, прощайте пока. Будем почаще писать друг другу.

Л. Толстой.

Полностью публикуется впервые.Отрывок напечатан в Б, 111, стр. 263. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: ‘N 404 Янв. 96’. Письмо написано не ранее 18 января, так как Толстой отвечает па письмо Черткова от 17 января, полученное в Москве 18 января, и не позднее 22 января, так как Чертков отвечал на это письмо 24 января.
В письме от 17 января Чертков писал: ‘Вчера я был у Н. Н.Страхова, поняв вас так, что он писал вам о подходящей книге для истории образования ‘Нового Завета’. Он мне сказал, что ничего про это не писал вам. Пожалуйста сообщите мне, кто же вам об этом писал, так как мне очень хочется довести это дело до конца?
Николай Николаевич расспрашивал про вас и выразил удивление, что он не получил от вас ответа на письмо и книгу, которые вам послал. Последнюю неделю он страдал от новой болезни — сердцебиения с удушием, которые мешали ему спать по ночам и очень мучительны.
Кроме того, у него новая опухоль на нижней челюсти, которую доктора собираются вырезать. Но сам Николай Николаевич не придает этому большого значения. Может быть, подумал я, доктора не все ему говорят.
Несмотря на всё это, он имеет бодрый и живой вид.
Вот пока всё.
Да, про Шереметева я узнал, что мое письмо к нему произвело на него очень хорошее впечатление своим, как он выразился, истинно христианским тоном, письмо же Ивана Михайловича только вызвало с его стороны глумление по поводу того, что, ‘какой-то господин просит, чтобы его убили вместе о духоборцами, которых никто не думает казнить’, и т. п. Упоминаю об этом не потому, чтобы придавал цену оценка Шереметевым моего письма, но как подтверждение того, что письма в том тоне, в каком написал Иван Михайлович, и в котором нас всех так часто подмывает писать, — не достигают своей цели и только производят самое нежелательное впечатление.
Пишите же, а то я совсем соскучился по вас после Москвы. Не получая ответа от Татьяны Львовны, начинаю опасаться, не было ли мое письмо ей неприятно. Это мне было бы очень жаль, так как и к ней, и к ее сестре я чувствую одну только любовь’,
(1) Чертковы уехали из Москвы в Петербург 7 января.
(2) Английский перевод статьи ‘Об искусстве’, которую Толстой считал незаконченной, продолжая работать над этой темой. Об этой статье см. прим. к письму N 276.
(3) Н. Н. Страхов, о болезни которого писал Чертков, скончался 24 января от рака языка. Письмо Толстого к Н. Н. Страхову, написанное в середине января (хранится в АТБ), было послано ему с Б. Г. Русановым, но не было ему передано, так как он находился в тяжелом состоянии и не мог принять Русанова.
(4) Борис Гаврилович Русанов, сын Г. А. Русанова, находившегося в дружеском общении с Толстым, в то время студент Института путей сообщения в Петербурге.
(5) Толстой имеет в виду благоприятное впечатление, которое произвело на ген. С. А. Шереметева письмо В. Г. Черткова и иронический отзыв Шереметева о письме И. М. Трегубова. Сведения об этих письмах см. к прим. к письму Толстого N 406.
(6) Т. Л. Толстая получила письмо от Черткова, который писал ей о том, что, как ему кажется, жизнь ее и М. Л. Толстой недостаточно содержательна и они меньше помогают своему отцу, чем хотелось, отчего он чувствует себя более одиноким. В письме от 14 января Т. Л. Толстая писала Черткову, что согласна с ним и знает, как много бы приобрела, если бы решительно изменила свою жизнь, но что у нее ‘вместе с тем нет того энергического желания сейчас, сию минуту, взять себя в руки и строго начать жить, ничего не дожидаясь’ (АЧ). М. Л. Толстая в письме от 19 января тоже писала Черткову, что считает его упреки справедливыми и что письмо его было ей полезно.
(7) Crosby (Эрнест Кросби, о нем см. прим. к письму N 390) написал Толстому письмо, в котором писал об отношении американцев к взглядам Толстого и приводил возражения, которые ему приходилось встречать со стороны лиц, утверждающих, что учение Толстого не осуществимо на практике. Толстой ответил Кросби обширным письмом о непротивлении злу насилием, которое написал 23 декабря 1895 г., но продолжал работать над этим письмом и в январе — феврале 1896 г. На русском языке впервые напечатано под заглавием: ‘Письмо Л. Н. Толстого к американцу о непротивлении’, изд. M. Elpidine, Geneve 1896. Датировано 12 января 1896 г. Записи о дополнениях к этому письму и работе над ним есть в Дневниках Толстого от 26 января и 13 февраля (см. т. 52). Письмо к Кросби см. в т. 69.
(8) Эйльмер (Алексей Федорович) Моод (Aylmer Maude, р. 1858), англичанин. Жил с 16 лет в России, хорошо изучил русский язык. Составив себе небольшое состояние работой в английских коммерческих предприятиях в России, уехал в конце девяностых годов в Англию. Переводчик Толстого и автор его биографии: ‘The Life of Tolstoy’ by Aylmer Maude, v. I, London 1908, v. II, London 1910.
(9) Толстой работал над драмой, впоследствии названной ‘И свет во тьме светит’. В Дневнике от 23 января Толстой отметил, что пишет драму ‘уже недели две’ и что ‘написал скверно три акта’. Сделав набросок драмы, Толстой в продолжение 1896 г. неоднократно принимался над ней работать, оставил эту работу, вернулся к ней в 1904 г., но она осталась всё же не вполне законченной. Напечатана впервые в ‘Посмертных художественных произведениях Л. Н. Толстого’, т. II, изд. А. Л. Толстой, М. 1911. См. т. 35.
(10) Елизавета Ивановна Черткова, больная в это время инфлуэнцой.
На это письмо Чертков отвечал письмом от 24 января, в котором писал: ‘Посылаю нам, дорогой Лев Николаевич, согласно вашему желанию, русский оригинал статьи об искусстве. Я уже высказал нам всё, что считал себя обязанным, о нужности этих мыслей для людей, и теперь не стану настаивать, — но единственно для того, чтобы не приставать к вам… Вы спрашиваете, как моя работа?… Мне предстоит освободиться от накопившихся неотвеченных писем, а затем взяться за окончание статьи об отношении правительства к отказывающимся от воинской повинности и за приготовление книги о деле Хилковых. Попутно надо редактировать английские переводы ваших писаний для Kenworthy и руководить составлением книги о гонимых вообще. Как видите, дела на руках много, но я уверен, что всё, что нужно, само собою спокойно сделается, если только я не буду, как вы выражаетесь и дневнике (от которого, когда выписываю из него, я с трудом отрываюсь), выпускать из рук ‘спасительного круга воли божьей’.

* 409.

1896 г. Января 23. Москва.
Получил ваше письмецо, милая Галя, и хочется успокоить вас. Сулер[жицкий] (1) выпущен и первую неделю просил, чтобы не ходили к нему и не говорили с ним, а потом обещал сам придти. И пришел в воскресенье. Я уходил и недолго поговорил с ним, но он без меня посидел с девочками в солдат[ском] мундире. То чувство, кот[орое] вы выражаете в письме, я испытывал к нему, но теперь — я противен себе и борюсь — я уже не испытываю к нему того же и должен принуждать себя. Он измучен, по лицу видно, и робок. Ив[ан] Ив[анович] (2) говорил, что он хорошо по душе поговорил с ним, не затрагивая больного места. Я тоже также сказал ему, что не надо огорчаться, что, видно, так должно быть, но желал бы больше в себе доброты. Ваше письмо еще яснее показало мне этот недостаток. Постараюсь—хочется повидать его.
У нас нынче смерть. Умеръ Нагорнов, муж моей племянницы. (3) Она его страстно любила. И они жили примерно хорошо. Его почему-то, по внешности его, все мало любили, но никто не знает про него ничего, кроме хорошего. Маша только что пришла оттуда. Он при ней умер. А я не был, я не выхожу второй день, у меня насморк и простужен.
Вл[адимир] Гр[игорьевич] пишет, что он предложил Неделе (4) письмо Кросби. Я не думаю, чтобы цензура пропустила (они беацензурны, но все таки спрашивают), а если бы пропустила, то скорее отдать мне хотелось бы ‘Северному Вестн[ику]’. Они очень просят, и им очень нужно, и по направлению они ближе, хотя заметка их в 1 N очень плоха. (5) Впрочем, если это не будет неловко для В[ладимира] Григорьевича. А то уже я придумаю что нибудь другое для ‘Северного Вестника’ — хотелось бы статью об исскусстве, да очень она сомнительна. Надо бы над ней поработать, а всякая работа над ней только затягивает и усложняет.
Ну, прощайте пока. Как вамъ живется?
У меня на душе от этой смерти торжественно и добро. Коли бы эта близость смерти сознавалась нами всегда. Как бы легче было жить, и терять, и умирать.

Л. Т.

23 Января 1896 г.
Публикуется впервые. На подлиннике черными чернилами рукой Черткова: ‘N 405’.
Ответ на письмо А. К. Чертковой из Петербурга, неразысканное в архивах.
(1) Леопольд Антонович Сулержицкий (1872—1916). Обучаясь в Школе живописи и ваяния вместе с Т. Л. Толстой и бывая в доме Толстых, начал разделять многие взгляды Толстого. Будучи исключен из школы, был призван на военную службу, но отказался от нее, и тем не менее был отправлен в воинскую часть, находившуюся в Средней Азии. Вскоре взял свой отказ от военной службы обратно, не будучи в состоянии переносить горе семьи. В конце девяностых годов сопровождал духоборцев в Америку, о чем написал книгу: ‘В Америку с духоборами’, изд. ‘Посредник’, М. 1905 г. Впоследствии работал в Московском Художественном театре в качестве режиссера. О нем см. письмо Толстого к нему от 15—18 февраля 1896 г., т. 69.
(2) Иван Иванович Горбунов.
(3) Николай Михайлович Нагорнов (1845—1896)—муж племянницы Толстого Варвары Валериановны (1850—1921), дочери Марии Николаевны Толстой, умер 23 января 1896 г. Записи о смерти Нагорнова в Дневнике Толстого от 28, 25 и 26 января, т. 63. О Н. М. Нагорнове см. письмо Толстого к нему от 3 февраля 1880 г., т. 63. стр 10.
(4) ‘Неделя’—еженедельная газета, издававшаяся с 1866 по 1901 г., прогрессивная по своему направлению. Редактор-издатель ‘Недели’ П. А. Гайдебуров и один из ближайших ее сотрудников М. О. Меньшиков, в то время придерживавшийся либеральных взглядов, находились в переписке с Толстым.
‘Неделя’ была свободна от предварительной цензуры, но, как и другие периодические издания, освобожденные от предварительной цензуры, подвергалась ответственности в случае напечатания статей, ‘вредных’ с точки зрения администрации, и потому ее редакторы иногда в сомнительных случаях предварительно спрашивали мнение цензоров. Письмо Толстого к Кросби было предложено Чертковым первоначально ‘Неделе’, затем, когда редакция не решилась его напечатать, опасаясь цензурных преследований, передано ред. журнала ‘Северный вестник’, где также не могло появиться вследствие цензурных препятствий.
(5) Ближайший сотрудник журнала ‘Северный вестник’ А. Л. Волынский (Флексер) обратился к Толстому с письмом от 11 января 1896 г., в котором, сообщая о затруднениях, переживаемых журналом, просил у Толстого ‘литературной помощи’, ‘в чем бы она ни выразилась’: статьей, рассказом, письмом или заметкой. Толстой не нашел среди своих рукописей ничего, что мог бы в это время поместить в ‘Северном вестнике’ (см. письмо к А. Л. Волынскому в январе 1896 г., т. 69).
К какой именно статье, помещенной в N 1 журнала ‘Северный вестник’, относятся слова Толстого: ‘заметка их очень плоха’, трудно установить вполне точно. Возможно, что Толстой имеет в виду статью А. Л. Волынского, озаглавленную ‘Литературные заметки’, с подзаголовком: ‘Власть тьмы’ на столичных и провинциальных сценах. — Стрепетова в роли Матрены. — Отношение печати к драме гр. Толстого. — Л. Толстой о декадентстве. — Декадентство и символизм. — ‘Тайны души’ М. Метерлинка (стр. 253—290). Не менее вероятно, однако, чти Толстой пишет о краткой передовой статье ‘Идеализм и буржуазность’, которая излагает платформу журнала.

* 410.

1896 г. Февраля 5. Москва.
5 Фев. 1896.
Получил ваше письмо и письмо Кenworthy. Отвечу вечером. (1) Теперь же посылаю вам письмо к Кenworthy об изданиях (2) и ответ на ваш вопрос о слепом. Я думаю, что надо по английски перевести blind (слепой), иначе нельзя. О том, чтобы выпустить беседу с Самар[янкой] не во 2-й, а в 11 главе, я просил написать Таню. (3) Я здоров, по-немногу работаю, о вас думаю. Лиз[авете] Ивановне мой поклон и желание поправиться. Я уже начал беспокоиться о вас всех, давно не получал писем.
Публикуется впервые.
Ответ на письмо Черткова от 1 февраля 1896 г., в котором Чертков писал о споре, происшедшем между английским журналистом Дж. Мансоном (J. Manson) и Кенворти, относительно права первого опубликования на английском языке статьи Толстого ‘Патриотизм или мир’ (см. т. 31), написанной Толстым в декабре 1895 г. в форме письма к Дж. Мансону, который обратился к Толстому с запросом, побудившим его изложить свои взгляды. Кенворти, с согласия Толстого и Черткова, предполагал поместить эту статью-письмо в газете ‘Daily Chronicle’, на что Дж. Мансон первоначально дал свое согласие, а затем взял его обратно, заявив, что право первого опубликования этого письма принадлежит ему, как адресату, и обвиняя Кенворти в корыстном использовании писаний Толстого, Чертков сообщает, что он послал Кенворти телеграмму с советом уступить Мансону, и, препровождая письма Кенворти в связи с этим инцидентом, пишет Толстому: ‘Мне кажется, что для того, чтобы и в этом случае реабилитировать Kenworthy в глазах тех, кто его заподозрил в корыстолюбии, и в особенности на будущее время предохранить его от подобных недоразумений и подозрений, которые были бы особенно несправедливы и тягостны для него при всех предстоящих ему сложных хлопотах его при дальнейшем издании в Англии переводов ваших писаний, — вам следовало бы вашей рукой переписать и подписать приготовленное мною прилагаемое маленькое заявление, выражающее не более, как действительную правду, и которое послужило бы ему в будущем как бы некоторой рекомендацией при вступлении в сношения со всякими издателями и т. п. в связи с вашими писаниями, и устранило бы возможность нового заподозрения его в том, что он корыстный аферист, что очень невыгодно отразилось бы на всем его деле. (Если согласны на это, то пришлите мне для отсылки Кеnwaorthy это заявление, так как я хотел бы прибавить ему от себя некоторые указания.)….
Далее Чертков писал о сомнении, которое у него явилось при переводе на английский язык ‘Краткого изложения Евангелия’: ‘При переводе ‘Краткого изложения Евангелия’ у меня встретилось еще затруднение: гл. VII (Иоан. 9, 1, Иоан. 6,7): ‘И Иисус открыл темному учение о том, что он сын бога духа, и, познав это учение, темный познал свет’. Из этих. слов получается впечатление, что человек этот просветился духовно. Да и употребляемое во всем этом рассказе слово ‘просветился’ имеет такое вначение, в отличие от ‘прозрел’. А между тем местами в этом рассказе представляется, что человек этот был слепой и прозрел. Напр. в начале: от рождения темный, никто не бывает от рождения просвещенный, поэтому кажется, что здесь говорится о слепоте, да и вы в моем списке сделали отметку, что ‘темный в народном языке значит слепой’. Пожалуйста, перечтите всё это место и сообщите мне, как его следует понимать? Желательно было бы с этим поспешить. (Если в этом месте вами допущена маленькая двусмысленность, основанная на значении русского слова: темный, то в англ. переводе это не может выйти, и надо знать, какое точное значение придать слову.)’…
По поводу инцидента с Мансоном Чертков послал Толстому телеграмму, не разысканную в архиве Толстого, в ответ на которую Т. Л. Толстая писала ему 29 января: ‘Папа вчера получил Вашу телеграмму и велел мне написать Вам, что он уже ответил Мансону согласием. Папа находит, что в таких случаях надо как можно скорее соглашаться для того, чтобы не вызвать неприятностей и дурных чувств’ (АЧ).
(1) Проект письма Толстого к Кенворти, присланный Толстому Чертковым для подписи. Отвечая на деловую часть письма Черткова немедленно, Толстой предполагал вечером ответить на часть письма Черткова, не связанную с очередными делами. См. письмо Толстого от 6 февраля N 411.
(2) Письмо Толстого к Кенворти от 4 февраля 1896 г., в котором Толстой писал: ‘Всем сердцем сочувствуя целям ‘Братского издательства’, я намерен предоставить в ваше распоряжение право первого перевода всех моих писаний, как до сих пор неопубликованных, так и будущих’.
(3) Толстой имеет в виду письмо от 29 января, в котором Чертков писал, что, поправляя английский перевод ‘Краткого изложения Евангелия’, ‘наткнулся на то место, где беседа с самарянкой повторяется второй раз почти в одинаковых выражениях. Мне на это уже указывали несколько читателей, и действительно это производит нехорошее впечатление. Я думаю, что вы сами признаете желательным выпустить одно из этих мест’. Т. Л. Толстая, по поручению Толстого, письмом от 5 февраля сообщила Черткову, что ‘пропустить надо то место, которое встречается во второй раз’ (АЧ).

* 411.

1896 г. Февраля 6. Москва.
Так и не успел вам написать вчера. Пишу нынче сейчас после обеда, перед поездкой в университет на показыванье лучей Рентгена. (1)
Как вы правы в том, что то, что случилос с Сулержицк[им] в сгущенном, в заметном виде, — происходит с нами всеми в разреженном и, что хуже всего, — незаметном виде. Я это больно чувствую на себе, иногда проснешься и поднимется негодование на себя и окружающую жизнь, но с этим негодованием связывается желание освободиться, а с желанием освобождения связываются страшные, дурнын мысли, и тушишь в себе негодование и миришься, а мирясь, не знаешь, что делаешь для других, а что для себя, и не успеешь оглянуться, как уже сам делаешь то, за что негодуешь, т. е. для себя, для своего удовольствия поглощаешь чужие труды. Одно спасенье в этом — это смирение, признание своей негодности, слабости и расширение своего горизонта жизни — видеть свою жизнь дальше смерти. А для этого самое действительное: память смерти, смерть близких, и готовность к своей смерти. И это Бог дает мне. Последнее время со всех сторон уходят туда люди более или менее близкие: Нагорнов, муж племянницы, Страхов, Стороженко (жена професора), (2) в Ясной Поляне старушка Агаф[ья] Михайл[овна] (3) и кучер Родивоныч. (4)
Одно время я живо представил, понял свою, нашу жизнь, как непрестанное скатыванье под гору, в середине которой завеса. И не в середине, а мы катимся вниз между двумя завесами: одна сзади, другая спереди внизу, и кто выкатывается из задней, кто скатывается внизу за завесу, и мы все перегоняясь, цепляясь, разъезжаясь, летим вниз. И неужели можно делать что нибудь в этом скатывании, кроме того, чтобы, любя, помогать, услуживать, веселить друг друга? Весь ужас смерти только от того, что мы воображаем, что стоим на ровном, а не катимся по покатому. От этого только мы пугаемся, п[отому] ч[то] нам кажется, что он оборвался и полетел в неизвестную пропасть. Я так живо это представил себе, что жизнь получила для меня новую прелесть. Желаю удержать это чувство. Я немного занят Воскресеньем. (5) Кажется, что что-нибудь выйдет.
Письмо Сrosby я переделал. Не послать ли его Кенворти?
Делаете ли вы движение? (6) Об искусстве хотел поправить, но надо изменить существенно, надо сказать, что есть два искусства: одно, служащее просвещению, другое — игра (хорошее, нужное, но не такой важности, как первое), и надо показать свойства того и другого. Целую Галю и Димочку. Елиз[авете] Ив[ановне] мой поклон. Как ее здоровье?
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны в Б, III, стр. 268—269. На подлиннике надпись рукой Черткова: ‘М. 6 февр. 96. N 407’. Дата устанавливается на основании упоминания Толстого, что предыдущее письмо, датированное 5 февраля, написано им вчера.
Толстой продолжает ответ на письмо Черткова от 1 февраля, имея в виду следующую часть этого письма: ‘В связи с Сулержицким не могу отделаться от впечатления, что с ним произошло как бы сгущенно и быстро только то самое, что в разжиженном и медленном, а потому менее заметном для нас самих виде, происходит со многими из нас, а именно —сознание того, что должно, и отсутствие силы осуществить это, вследствие чрезмерной личной привязанности или уступчивости к семейным. Не оставили мы еще и мать, и отца, и жену, и детей ради него. Впрочем отношу это только к себе, и то еще не вижу другого выхода. Хорошо знаю, как сложен и труден этот вопрос, и как трудно самому для себя в нем разобраться, не то, что судить о других. Но меня преследует основательность того чувства одиночества, доходящего до озлобления, которое испытывал Сулержицкий, когда он уступил. Такая разница между нашими посещениями его в больнице и тем подвигом, который требовался от него. А со стороны всех нас что он видел такого, что сколько-нибудь могло в его глазах соответствовать его отказу от военной службы? А между тем, я думаю, что, если б мы отзывчивее относились к окружающей жизни, то на каждом шагу представлялась бы нам необходимость совершать поступки, равные по самоотречению — отказу от военной службы’…
(1) Рентген (Wilhelm Conrad Rontgen, 1845—1923)—немецкий физик, профессор Варбургского университета, открывший в конце 1895 г. лучи, способные проникать через непрозрачные предметы и получившие значительное практическое применение, в особенности в области медицины.
В газете ‘Русские ведомости’ (1896 г. N 37 от 7 февраля) напечатано: ‘Вчера, 6 февраля, в 7 Ґ час. вечера, в аудитории физиологического института состоялось заседание фотографической комиссии императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, на котором были сделаны два сообщения: Н. С. Гутора ‘Опыт фотографирования цветных предметов по способу Литмана’ и И. В. Преображенского ‘Различные опыты с рентгеновскими невидимыми лучами’. Последнее сообщение сопровождалось демонстрацией гейслеровских и крупповских трубок, а также света в них и фотографий различных предметов, снятых при помощи рентгеновских лучей.’
(2) Ольга Ивановна Стороженко (ум. 1896)—жена профессора Николая Ильича Стороженко (1836—1906), занимавшего кафедру истории западно-европейской литературы в Московском университете, змакомая семьи Толстых.
(3) Агафья Михайловна (1812—1896)—бывшая крепостная горничная бабки Толстого, Пелагеи Николаевны Толстой, жившая до конца жизни в Ясной Поляне. В ‘Ежедневнике’ С. А. Толстой запись о смерти Агафьи Михайловны сделана 16 января. О ней см.: Т. Л. Сухотина-Толстая, ‘Друзья и гости Ясной Поляны’, М. 1923, стр. 111—121.
(4) Филипп Родионович Егоров, много лет служивший кучером у Толстых.
(5) В записи Дневника Толстого от 13 февраля, сделанной после пятнадцатидневного перерыва, отмечено: ‘Дописал кое как 5 акт драмы и взялся за ‘Воскресенье’. Прошел 11 глав и понемногу подвигаюсь’.
(6) Толстой имеет в виду советы работать физически или, по крайней мере, бывать много на свежем воздухе, которые он неоднократно давал Черткову.

* 412.

1896 г. Февраля 13. Москва.
Место о слепом я не могу изменить. Я не могу вдуматься в это, как я вдумывался прежде. Делайте, как знаете. Я на все согласен. Разумеется, надо, чтобы не было возможности объяснить чудом. А выпускать жалко. (1) Записку Кони прилагаю. (2) Письмо Crosby вам пришлю для отсылки Кenworthy. Надо написать так:
В такой то газете появились такие то письма по случаю статьи Сrosby. (3)
Впрочем я это обдумаю и сам напишу. Вчера получил от Кenworthy послание Духоборам, (4) кот[орое] немедленно перешлю. Трудитесь, боритесь. Жизнь — борьба. Без борьбы нет жизни. Любящий вас

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись черными чернилами: ‘N 108 13 февр. 96 г.’, на основании которой датируется письмо.
Ответ на письма Черткова из Петербурга от 9 и 10 февраля. В первом письме Чертков писал: ‘Письмо к Crosby непременно следовало бы послать Кenworthy. Не можете ли вы мне его выслать, не медля, я бы живо списал для себя и тотчас же отправил бы ему? Место об исцелении cлепого (скажите Татьяне Львовне, что я получил обратно Евангелие с ее запиской), в том виде, в котором вы предлагаете его изложить по-английски, т. е. так, что слепой действительно прозрел от свидания с Иисусом — меня очень смущает. Ведь это выходит чудо и противоречит всему тону вашего изложения жизни и учения Иисуса, в котором вы так тщательно обходите всё чудесное. Чувствую, что это послужило бы большим соблазном, ибо, если в одном месте оставить чудо, то это было бы оправданием для восстановления их везде, где захочется. В виде же излечения случая этого понять нельзя: слишком внезапно. Нельзя ли совсем выпустить это место, тем более, что оно не содержит ничего поучительного? Жаль было бы из-за одного такого эпизода нарушать всю цельность и выдержанность вашего наложения. Пожалуйста ответьте мне на это поскорее, так как нужно отослать рукопись в Англию’. Вместе с тем Чертков писал о том, что испытывает чувственные желания, с которыми непрерывно пытается бороться. В письме от 10 февраля Чертков писал, что ‘по делу составления книги о гонениях за веру в России’ ему нужно повидаться с Кони для того, чтобы получить некоторые оправки, очень нужные, но которые другим путем получить нельзя, и просил Толстого прислать ‘маленькое рекомендательное письмо к Кони’.
(1) ‘Краткое изложение Евангелия вышло по-английски в 1896 г. под заглавием ‘The Gospel in Brief’. Translated from the Russian Original embodying the author’s last alterations and revisions, Brotherhood Publishing C, Croydon, Walter Scott, London 1896. В издании ‘Свободного слова’ и в последующих изданиях под редакцией Черткова это место излагается так: ‘и Иисус открыл темному учение о том, что он сын Бога духа, и, познав это учение, темный познал ‘свет’. См. ‘Евангелие, перевод и изложение Л. Н. Толстого’, под ред. В. Г. и А. К. Чертковых, изд. ‘Свобода’ и ‘Единение’, М. 1918.
(2) Анатолий Федорович Кони. О нем см. письмо к Черткову N 363. В 1896 г. А.Ф. Кони состоял сенатором и обер-прокурором уголовно-кассационного департамента Сената. Записка Толстого к А. Ф. Кони, посланная Черткову, отсутствует среди писем Толстого к Кони и в архивах не разыскана.
(3) Толстой переменил намерение послать письмо к Кросби Черткову для отсылки Кенворти, и Т. Л. Толстая в письме от 16 февраля сообщила Черткову: ‘Папа велит вам сказать, что письмо свое он пошлет прямо Crosby и предоставит ему его напечатать…. Вчера еще папа его немного поправил, и я его сегодня с Маud’ом проверю’ (АЧ).
(4) В каталоге духоборческого архива, собранного Чертковым и хранящемся в ГТМ, значится ‘Приветствие кавказским духоборам, подученное из общины Кенворти, написанное в Крайдоне с феврале 1896 г.’ (Папка N 1, документ N 89).

* 413.

1896 г. Февраля 27. Никольское.
Дорогой друг. Я скучаю теперь от того, что давно не знаю ничего про вас.
Я у Олсуфьевых и мне очень хорошо: тишина, досуг и все добрые люди. (1)
Посылаю вам письмо Crosby, официальное и частное. (2) Распорядитесь послать копию Kenworthy. Я пишу об этом и Kenworthy. (3) Любящий вас

Л. Толстой.

Публикуется впервые. На подлиннике черными чернилами рукой Черткова: ’27 февр. (?) 96 N 409′.
В конце письма приписка М. Л. Толстой, которая сообщает Черткову адрес Кросби. Дата определяется записью в Дневнике Толстого от 27 февраля: ‘написал письма: Черткову, Шмитту, Кенворти’.
(1) Толстой пробыл у Олсуфьевых в их имении Никольское с 21 февраля по 9 марта. О семье Олсуфьевых см. прим. к письму N 392.
(2) Письмо Толстого к Кросби см. в т. 69.
(3) Письмо Толстого к Кенворти от 27 февраля 1896 г. см. в т. 69 Толстой послал Кенворти копию того письма к Кросби, которое называет ‘официальным’, так как оно предназначалось для опубликования. О ‘частном’ письме, по-видимому, сопровождавшем официальное, сведений в редакции не имеется.

* 414.

1896 г. Марта 7. Никольское.
Давно уже получил ваше письмо от 20 февраля N 20 и не отвечал от того, что не хотелось ни думать, ни писать, да и теперь не хочется. Я, разумеется, и согласен и несогласен с тем, что вы пишете. В том, что воля Бога в том, чтобы разрушать те соблазны, кот[орые] стали видны нам, и бороться с ними, в этом нет сомнения, но советовать страдать в известном данном случае в человеку в борьбе с соблазнами можно только тому человеку, кот[орый] сам поборол соблазны и пострадал или страдает в борьбе с ними. А то будешь, как начальник, кот[орый] сам сидит безопасно в траншее, а солдатам велит выходить из нее и идти на штурм. Вот это страшно и ужасно, и вот этому-то противится все существо человека. Мо[жет] быть я слова употребил неточные, но я знаю свое убеждение, веру, что жизнь только в том, чтобы бороться с соблазнами, и знаю свое чувство совестливости, что когда солдат, вышедший было из траншеи на штурм, вернулся назад в траншею, в кот[орой] я сижу, и робко вопросительно смотрит мне в глаза, знаю, что не могу не сказать ему слова утешенья. Может быть, я не сказал ему, что следовало, а именно то, что не думай, что ты особенно подлый человек, а ты не только такой же, как я, но даже менее подлый, чем я, человек, п[отому] ч[то] ты попытался выдти и был под пулями, а я все сидел, спрятавшись. Если бы я сидел в одиночном или бы меня секли и вели на казнь, тогда бы я мог выразить мое горе о том, что он не выдержал, а пока я пользуюсь всеми благами животной жизни, я должен был скрыть свое горе.
Очень давно ничего не знаю про вас, и мне недостает. Я третью неделю живу у Олсуф[ьевых]. Мне очень хорошо. Тишина и внешняя и внутренняя. Они такие простые, очень добрые люди, (1) что различие их взглядов с моими и не различие, а не признание того, чем я живу, не тревожит меня. Я знаю, что они не могут, а что они желают быть добрыми и в этом направлении дошли, докуда могли. Покаюсь вам, что грущу о том, что нет энергии для умственной работы. Начаты такие важные и, кажется мпне, хорошо задуманные и даже обдуманные работы, и нет сил выполнить их. Или очень медленно должен привыкнуть работать, пользуясь редкими просветами, или это временное ослабление — следствие инфлуэнцы, (Как здоровье Лиз[аветы] Ив[ановны]? Неужели не поправилось совсем?), или указание того, что надо кончить писать. Каюсь в том, что мне это грустно, хотя знаю, что только не отворачиваться от Бога, не делать противного его воле, то будешь служить Ему, хотя и не видя следов своего служения, хотя знаю это и то, что уходя из деятельности этой жизни, умирая к ней, вступаешь этим самым в другую будущую жизнь, кот[орой] еще не сознаешь, умираешь — рождаешься, хотя думаю это и верю в это, к стыду своему — грущу о прекращении привычной деятельности. А как глупо! Ведь она не может же вечно продолжаться. Целую вас, Галю и Димочку.
Послезавтра, 9-го, хотим, (1) если буд[ем] живы, ехать в Москву.
Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в ‘Дневнике Л. Н.Толстого’, под ред. В. Г. Черткова, т. I, 1895—1899, М. 1916, стр. 193. На подлиннике черными чернилами написано: ‘N 410. 19 ф. 96’. Дата эта очевидно не верна. Толстой отвечает на письмо Черткова от 20 февраля и пишет, что собирается ‘послезавтра 9-го’, ехать в Москву. Таким образом письмо следует датировать 7 марта.
В письме от 20 февраля из Петербурга Чертков писал Толстому: ‘Пишу вам, дорогой Лев Николаевич, под впечатлением того вашего письма к Сулержицкому, в котором вы его утешаете в том, что он уступил. Не стану говорить вам о том, как я ценю в вас ту сердечную доброту, с которой вы умеете становиться в положение каждого и в самую трудную минуту оказать человеку столь нужную ему душевную поддержку. Письмо это проникнуто этим чувством и потому наверное оказало свое благотворное влияние. Но вместе с тем мне кажется, что чувство личной жалости к страдающему заставило вас ‘хватить через край’, и при том в такой области, где очень опасно отклоняться от самой осторожной точности. И что хуже всего, вы тут же как бы возводите в принцип такое неправильное превознесение личного чувства.
Еще тогда, когда я только что узнал об уступке Сулержицкого, я предвидел вероятие того, что вы и ваши дочери, желая утешить и приласкать его, станете слишком оправдывать его поступок, и когда, действительно, я получил от вас письмо, в котором вы упоминали, что сказали Сулержицкому: ‘ну что же делать, видно такова воля божия’, мне хотелось вам возразить, что этого говорить не следует, т. к. поступление на военную службу ни при каких условиях не может быть согласно с волей божьей, хотя бы и под влиянием любовнейшего чувства к самому близкому родственнику. В письме к Сулержицкому вы уже ясно и решительно формулируете Это ваше мнение или чувство, с которым я не могу согласиться. Вы пишете: ‘… В этой борьбе вы избрали то, что должно было избрать. Не нарочно, а искренно говорю, что на вашем месте я наверное поступил бы так же, как вы. Потому что мне кажется, что так и должно было поступить. Ведь всё, что вы делали, отказываясь от военной службы, вы делали для того, чтобы не нарушать закона любви, а какое нарушение любви больше, — стать в ряды солдат, или остаться холодным к страданиям старика? — Бывают страшные дилеммы, и только совесть наша и бог знают: что для себя, своей личности, мы сделали и делаем то, что делаем, или для бога. Такие положения, если они набраны наверно для бога, бывают даже выгодны: мы падаем во мнении людей (не близких людей, христиан, а толпы), и от этого тверже опираемся на бога. …. Самое трудное то состояние, когда весы колеблются, и не знаешь, которая чаша перетянет, уже пережита вами…’ Со всем подчеркнутым я не могу согласиться, и бог велит мне это сказать. Можно извинять подобные поступки, но оправдывать их нельзя, так как они совершаются по слабости человеческой, но никак не потому, что ‘так должно поступать.’.. Спрашивая, ‘какое нарушение любви больше’? вы смешиваете две любви: любовь к богу и любовь к ближнему. Бога справедливо велено любить всем сердцем, всею душою, всем разумением, а ближнего только, как самого себя. И если ради первой любви, — любви к высшей истине, — следует пренебрегать собою, своими личными страданиями, то очевидно, что следует также пренебрегать и страданьями тех ближних, которые страдают из-за страданий нашей личности или вообще лично страдают из-за нашей любви к богу истины, так как ближнего следует любить не больше, чем самого себя, ибо всё равно, кто станет между богом и много, моя ли личность, или личность моего старика отца, — ‘в обоих случаях я жертвую высшей любовью ради низшей’…..’Я не мог удержаться от того, чтобы не высказать вам этого, дорогой друг и брат, Лев Николаевич: замолчав в себе это, я не был бы спокоен. И мне кажется, что вы не только согласитесь, но согласны со мной и что отступили вы от этого только по доброте вашего сердца под впечатлением ужасных страданий, пережитых нашим другом’….
(1) Во время пребывания Толстого в Никольском из семьи Олсуфьевых находились Адам Васильевич и Анна Михайловна Олсуфьевы, их дочь Елизавета Адамовна и — одно время — сын Михаил Адамович.

* 416.

1896 г. Марта 18. Москва.
Посылаю вам, как я поправил. Я старался удержать все мысли, кажется, нехорошо. Но все таки лучше, чем было. А впрочем, вы решите. Целую вас.
Публикуется впервые. На подлиннике надпись черными чернилами рукой Черткова: ‘М. 18 Мр. 96 N 411’, иа основании которой датируется письмо.
Около 10 марта 1896 г. Чертков приевжал в Москву повидаться с Толстым, а затем, вернувшись в Петербург, написал ему письмо относительно своей рукописи об отношении правительства к отказам от военной службы, которую он, по-видимому, показывал Толстому, будучи в Москве. В этом письме от 16 марта Чертков писал: ‘…. у меня явилась потребность придать оговорке о моем собственном отношении к этому делу побольше силы и яркости. Теперь я сделал вставку, которая меня удовлетворяет. Но так как вы всё читали и поправили, то мне не хотелось бы, чтобы эта последняя редакция заключения вас обошла, тем более, что, когда приходится в нескольких словах говорить о таком серьезном вопросе, то каждое слово важно. Поэтому посылаю вам при сем заключение с просьбой еще раз его прочесть и поправить, если найдете желательным. Ваши прежние поправки я все занес и отдаю переписывать статью. Пожалуйста верните мне прилагаемое как можно, скорее, чтобы не вышла задержка’.
Статья Черткова издана под заглавием: ‘Напрасная жестокость. О том, нужно ли и выгодно ли для правительства делать мучеников из людей, по своим религиозным убеждениям не могущих участвовать в военной службе’, изд. В. Черткова, Лондон 1896. До издания за границей была переписана на пишущей машинке и в таком виде распространялась в России. Рукопись Черткова с поправками Толстого хранится в АЧ.
В ответ на это письмо Чертков писал Толстому из Петербурга 20 марта: ‘Благодарю вас, дорогой друг, за вашу внимательную переделку. Вышло гораздо лучше, чем я сумел бы сказать, и я приложил к статье ваше изложение заключения в почти дословном виде’.

* 416.

1896 г. Мая 10. Я. П.
Получил ваше письмо и с усилием пишу хоть какой нибудь ответ. Чувствую себя очень вялым. Поработаю утром и потом на целый [день] чувствую себя ни на что не годным. Работаю все с тем же упрямством и надеждой. Таня вчера уехала в Швецию. (1) С[офья] А[ндреевна] с Мишей и Сашей уехали третьего дня на коронацию. (2) Нынче ночью хотели вернуться. Мне рассказывали из верных источников, что с неделю или дней 10 тому назад в Москве найдены приготовления к взрыву и арестовано 15 человек. (3) Как жалко обе стороны и как очевидно, что на этом пути, т. е. при существующем складе мысли, нехристианском, не может быть никакого улучшения, примирения, что всякое затишье только временное, внешнее, а что внутри кипит и разростается злоба. Опять казни, страданье, раскаянье, заглушение раскаяния и все остальное. Слыша про это, только сильнее убеждаешься в необходимости непрестанной бдительности над собой, чтобы не содействовать как нибудь своим раздражением этому злу, а чтобы противодействовать ему во всем и, главное, в себе. Вчера напакостила ночью собака Мишина, и я наступил, и должен был чистить, и потом с злостью гнал хлыстом и бил собаку. Я служил революции, взрывам, казням. И потом опомнился и постарался помириться с собакой. И служил делу единения, блага мира.
На письма свои не получал ответа. (4) — Прощайте пока: Галя, Димочка, к[оторого] видел во сне, Евг[ений] Ив[анович], Иван Михайлович.
10 Мая.

Л. Т.

Полностью публикуется впервые. Отрывок напечатан в Б, III, стр. 272. На подлиннике черными чернилами рукой Черткова надпись: ‘Я. П. 10 Мая 96 N 412’.
Ответ на письмо от 1 мая, в котором Чертков писал: ‘…я в каком-то рассеянном душевном состоянии и не могу сосредоточиться ни на какой определенной работе, хотя предстоящей и неотложной работы у меня полны руки. Двух условий мне очень хотелось бы: 1) возвращения того блаженного состояния близкого общения с богом, которое у меня иногда бывало в прошлом, но давно не было, и 2) увлечения ‘хлебным’ трудом. Сейчас выходил молиться, и, хотя, как всегда неизменно, получил некоторую помощь в смысле очищения побуждений и уяснения мыслей, но не удалось вступить с ним в то живое общение, которое составляет для меня высочайшую радость жизни. Видно не довольно этого желать и мысленно обращаться к нему, необходимы еще усилия, применяемые к делам жизни, результатом и как бы вознаграждением за которые быть может только и является это счастливое духовное состояние’.
(1) Т. Л. Толстая 9 мая уехала в Швецию на свадьбу своего брата Льва Львовича Толстого, женившегося на дочери лечившего его доктора Э. Т. Вестерлунд (1840—1924), Доре Федоровне Вестерлунд. Свадьба Л. Л. Толстого была назначена на 15 мая.
(2) С. А. Толстая с сыном Михаилом Львовичем и дочерью Александрой Львовной уехала на коронацию Николая II, которая состоялась в Москве 9 мая 1896 г., и вернулась в ночь с 10 на 11 мая.
(3) Дошедшие до Толстого слухи и том, что в это время подготовлялось покушение на жизнь Николая II, раскрытое Охранным отделением, оказались неверными.
(4) Письма к министру внутренних дел И. Л. Горемыкину и министру юстиции Н. В. Муравьеву, написанные около 20 апреля, Толстой писал о деле женщины врача М. М. Холевинской, которой была назначена в административном порядке высылка из Тулы в Астрахань за то, что она дала, по просьбе Т. Л. Толстой, рабочему И. П. Новикову книгу Толстого ‘В чем моя вера’, запрещенную в России. Сообщая об обстоятельствах дела, Толстой указывал на невинность Холевинской, и просил, если это необходимо, подвергнуть преследованиям его самого, как ‘главное лицо, с точки зрения правительства, заслуживающего их’. Письма эти остались без ответа. (См. т. 69.)

* 417.

1896 г. Мая 31. Я. П.
Все здоровы ждем вас.

Толстые.

Публикуется впервые. Телеграмма. На бланке пометка: ‘Из Козловой засеки. Подана 31 мая в 4 часа 3 мин. дня’, на основании которой датируется письмо.
Ответ на неразысканную в архивах Толстого и Черткова телеграмму Черткова от 30 мая. Из письма Черткова к Толстому от 30 мая 1896 г. видно, что Чертков узнал из письма Л. Ф. Анненковой о недомогании Толстого и послал ему телеграмму с запросом о здоровье.

* 418.

1896 г. Июль. Я. П.
Боюсь, что вы из за меня нагрешили, а у меня все было прекрасно, я не заметил недостающего и порядочно работал дальше. Постараюсь приехать вечером.

Л. Т.

Очень благодарен за переписку.
Публикуется впервые. На подлиннике надпись рукой Черткова черными чернилами: ‘N 413 1юль 96’, на основании которой датируется письмо.
Записка эта была послана Черткову, который жил с 6 июня в деревне Деменке близ Ясной Поляны, где у него часто бывал Толстой. Живя близ Толстого, Чертков, чтобы облегчить труд Толстого, брал к себе для переписки черновики рукописей, над которыми работал Толстой, и, по-видимому, по чьей-либо оплошности Толстому были отосланы, после очередной переписки, не все переписанные для него листы, что, по предположению Толстого, могло вызвать раздражение Черткова.
В июле 1896 г. Толстой был занят главным образом работой над статьей ‘Христианское учение’ и статьей ‘Как читать евангелие и в чем его сущность’, которая была окончена и подписана им 22 июля. Появилась в издании В. Черткова, Лондон, 1897.

* 419.

1896 г. Сентября 3. Я. П.
Дорогой Владимир Григорьевич,
Пишу только, чтобы просить не распространять письмо Калмыковой. (1) Я его перечелъ и оно мне очень не нравится. Неверно там и то, что будто нужно во всемъ бороться с правительством, и вообще оно необдуманно.
Оно годится, как письмо частное. И пускай оно поехало к Калмыковой, но, как статья, оно необдуманно и потому лучше не распространять.
Здоровье мое получше.

Ваш Л. Толстой.

Хорошо ли доехали?
Публикуется впервые. На подлиннике черными чернилами рукой Черткова: ‘Я. П. 3 сент. 96 N 414’. Письмо было получено Чертковым в Воронежской губ. 6 сентября и можно думать, что оно было отправлено 4 сентября утром, а написано накануне.
Письмо это было первым со времени отъезда Чертковых, уехавших из Деменки 31 августа, и пришло к Черткову, когда он писал также свое первое письмо к Толстому, в котором как раз просил указаний, как поступить с письмом Толстого к А. М. Калмыковой (‘Письмо к либералам’) . В этом письме Чертков писал: ‘Теперь относительно вашего ‘Письма к либералам’. Иван Михайлович сообщил мне, что вы как будто не совсем уверены, что желаете его распространения, так как имеете в виду написать другую, более обстоятельную статью на эту же тему. Очень прошу вас определенно решить вопрос о том, пустить ли или нет это письмо в обращение, и сообщить мне ваше решение: мне это необходимо знать, так как, если решите не пускать, то мне необходимо принять соответствующие меры, и наоборот. Шкарван взял это письмо с собою для перевода, я собирался просить Моода перевести его на английский язык, собирался также послать Элпидину. Всё это нужно остановить, если вы не хотите его распространения, да нужно еще попросить Калмыкову не давать списывать. С своей стороны я думаю, что останавливать распространение его не следовало бы, во-З-х, потому что содержание его очень важно и нужно для многих не только в России, но и в других странах, и, во-2-х, потому что всё равно, не смотря на все наши предосторожности, оно непременно будет списано и распространено, только, если без нашего участия, — то весьма возможно — в неточном или даже пристрастно искаженном виде. — Зато, высказываясь за распространение этого письма, я думаю, что распространять и издавать его следовало бы не одно, само по себе, а непременно вместе с весьма еще мало известным вашим письмом к редактору ‘Daily Chronicle’, тоже разбирающим вопрос об отношении к правительству, — но с более специально христианской точки зрения, и потому представляющим, по моему мнению, необходимое дополнение к письму к Калмыковой, трактующему предмет с доступной либералам, но ва то менее глубокой точки зрения человеческого достоинства, а потому само по себе не исчерпывающему основных мотивов для того поведения, которое вы рекомендуете. Я распространял и издавал бы оба письма вместе под заглавием ‘Об отношении к государственной власти’, два письма Л. Н. Толстого: I. Письмо к либералам и 2. Письмо к редактору ‘Daily Chronicle’, Я опять внимательно перечитал последнее и убедился в том, что оно как раз досказывает то, чего недостает в первом и вместе с тем умеряет несколько как бы воинственный тон первого, могущий произвести ошибочное впечатление на тех, кто еще не вполне знают вашего духа. Прошу вас ответить мне определенно, сочувствуете ли вы этим моим соображениям, и, в случае, если резрешите распространение письма к Калмыковой, то согласны ли вы сами, что лучше приложить и то второе письмо. Ваше мнение мне нужно для оправдания такого приложения, которое может не понравиться некоторым, наиболее воинственным нашим друзьям. (Назвав же эти две статьи ‘письмами’, каковыми они и суть на самом деле, мы как бы предупреждаем читателей, что содержание их вызвано частными случаями или недоразумениями и может не исчерпывать всех сторон вопроса.)’
Получив комментируемое письмо, Чертков сделал к своему письму приписку: ‘Сейчас получил ваше письмо о том, чтобы не давать распространения письму к Калмыковой, и в точности исполню ваше желание. С нашей стороны это будет не трудно, боюсь только, что со стороны Калмыковой, которой сообщу ваше желание, оно всё-таки проскочит и пойдет по рукам в списках’.
(1) Александра Михайловна Калмыкова (1849—1926),—общественная деятельница, много работавшая в области внешкольного образовании и издания общедоступных книг, в первый год существования ‘Посредника’ принимавшая близкое участие в его работе, с, 1889 по 1902 г. имевшая свой склад народной литературы, пользовавшийся большой известностью. В девяностых годах сблизилась с марксистами и оказывала поддержку их изданиям. Деятельно продолжала участвовать в общественной и педагогической работе и после октябрьской революции. О ней см. т. 85, стр. 178—179 и т. 63. стр. 215, 216.
Письмо Толстого к А. М. Калмыковой от 31 августа 1896 г. впервые напечатано Чертковым под заглавием ‘К либералам’ вместе с письмами Толстого к редактору ‘Daily Chronicle’ от 10 сентября 1895 г. по поводу преследования духоборцев русским правительством и к К. Шмиту от 12 октября об отношении к государству в книге: ‘Л. Н. Толстой. Об отношении к государству. Три письма: I. К редактору немецкого журнала, 2. К либералам. 3. К редактору английской газеты’, изд. Вл. Черткова, Лондон 1897 г. Это письмо см. в томе 31.

* 420.

1896 г. Сентября 13. Я. П.
Мне точно также, как вам меня, недостает вас и милой Гали.
Я живу все также, здоров, плохо работаю и, если есть что хорошего, то только то, что знаю, как плохо живу, и стараюсь.
С[офья] А[ндреевна] еще в Москве, она завтра возвращается. (1) У нас девочки, (2) Лева с женой (они оба очень милы. Она ребенок 17 лет) (3) — милы тем, что добры и любят друг друга), и Соня, Ильющ[ина] жена, (4) и Маня, (5) — Сережина.
Вчера я был у Зисермана, (6) и помните, я хвалилъ их. Но вчера я застал двух сыновей. Один — офицер. Я такого ужаса никогда не видал и никогда не забуду. Он говорил, что офицеры засекли человека за то, что тот сорвал погоны, — очень хорошо сделали, что жиды не люди. Если он окрестится, то —человек, и т. п. Это что-то ужасное. А ведь большая половина людей также. Мы живем в своей атмосфере и не видимт этого. Это страшно, но тем больше надо работать — жатва велика.
(7) Я немножко переделал письмо Калмыковой, и ваш план соединить его с теми письмами прекрасен. (8) Таня перепишет и пришлет вам, равно и заметку по случаю письма Вандерв[ера], (9) к[оторую] я написал.
(10) Большая работа подвигается и теперь даже находится в приблизительно чистом виде. (11)
(12) Благодарите Л[изавету] И[вановну] за память и передайте наш с женой привет. (13) Видела ли Л[изавета] И[вановна] Алекс[андру] Андр[еевну] (14) и что она?
Нынче у меня день писем. Я написалъ писем 10, и остается после вашего только два. Одно к Шмиту. (15) Да вот прилагаю письмо Шмита к Шкарвану. (16)
(17) Милого Альфреда (18) целую. Ив[ану] Мих[айловичу] возвращаю с благодарностью речь Бардиной. (19) Александру Петр[овичу] (20) поклон, если он у вас.
Ну, пока прощайте.
Да, лошадь вашу продалъ Рису, (21) директору большого завода. Я ему сказал — сколько я заплатил — 62. Он взял лошадь, но денег до сих пор не присылал.
Ну, простите за нескладное письмо.
Публикуется впервые. На подлиннике надпись черными чернилами рукой Черткова: ‘Я. П. 15 сент. 96 N 414’. Цыфра ‘414’ зачеркнута, и написано : ‘415’. Письмо датируется 13 сентября на основании упоминания о поездке ‘вчера’ к Зиссерману. Толстой был у А. Л. Зиссермана 12 сентября 1896 г., как это видно на подписи Зиссермана на экземпляре книги ’25 лет на Кавказе’, подаренном им Толстому и хранящемся в Яснополянской библиотеке.
Ответ на письмо Черткова от 6 сентября, в котором Чертков писал: ‘Какое неудовлетворимое чувство испытываешь, приступая к переписке с вами после продолжительного личного общения, дорогой Лев Николаевич. Кажется, что так, помимо бумаги, духовно, гораздо полнее и теснее общаешься, чем суживая это общение в пределы того, что можно наложить на бумаге. Так оно и есть на самом деле: те, которые соединились в боге, неразрывно в нем связаны, или, вернее, — всегда связаны между собою настолько, насколько они живут в боге. Тем не менее это исключительно духовное общение не вполне удовлетворяет, пора мы находимся еще в условиях пространства и времени, чувствуешь еще потребность общения с личностью любимого человека, сведений о нем, обмена мыслей с ним, а когда своя духовная жизнь понижается, и связь с богом ослабевает, то ищешь духовной поддержки у тех, с кем соединен через бога’.
(1) С. А. Толстая провела почти весь сентябрь 1896 г. с коротким перерывом в Москве, куда она ездила в связи с переводом М. Л. Толстого в лицей на гимназии Поливанова.
(2) Т. Л. и М. Л. Толстые.
(3) Жена Л. Л. Толстого—Дора Федоровна, рожд. Вестерлунд (1879—1933). О ней см. письма 1903 г., т. 74.
(4) Софья Николаевна Толстая, жена Ильи Львовича, о ней см. прим. к письму N 361.
(5) Мария Константиновна Толстая, жена Сергея Львовича, о ней см. прим. к письму N 382.
(6) Арнольд Львович Зиссерман (1824—1897)—владелец имения Лутовиново недалеко от Ясной Поляны, военный писатель и истории Кавказе, автор книги ‘Двадцать пять лет на Кавказе’, в трех частях, Сиб. 1879—1884. О нем см. письма 1897 г., т. 70.
(7) Абзац редактора.
(8) О плане Черткова соединить письмо Толстого Калмыковой с письмом в редакцию ‘Daily Chronicle’ см. примечания к письму Толстого к Черткову N 419.
(9) Толстой имеет в виду свою статью, впоследствии изданную под заглавием ‘Приближение конца’, изд. В. Черткова, Лондон 1896. Статья эта написана по поводу письма голландца Ван-дер-Вера (Van-der Veer), который, будучи призван на военную службу в 1896 г., отказался от нее, и мотивировал свой отказ в письме к Г. Слейдерсу, командиру национальной гвардии Мидельбургского округа, в котором писал: ‘лучше, чем большинство христиан, я, будучи, если угодно, не христианином, понимаю заповедь, стоящую во главе этого письма [‘не убий’], присущую человеческой природе и разуму. Будучи еще ребенком, я позволял обучать себя солдатскому ремеслу и искусству убивать — но теперь я отказываюсь’. О Ван-дер-Вере см. письма 1896 г., т. 69.
(10) Абзац редактора.
(11) Статья ‘Христианское учение’.
(12) Абзац редактора.
(13) Чертков в письме от 6 сентября писал, что его мать Е. И. Черткова просила передать ее ‘дружеский привет’ Л. Н. и С. А. Толстым.
(14) Александра Андреевна Толстая.
(15) Письмо Толстого к Шмиту от 13 сентября 1896 г., см. т. 69.
(16) Толстой имеет в виду, по-видимому, выдержки из письма Шмита к Шкарвану, которые Шкарван сообщил Толстому (см. письма Шкарвана к Толстому за 1896 г., АТБ). Шмит писал Шкарвану о том, что статью Толстого ‘Приближение конца’, направленную против государственной власти и военной службы, невозможно будет опубликовать ни в одном австрийском журнале, и, вероятно, трудно будет напечатать и в каком-либо журнале в Германии, но можно выпустить отдельным изданием.
(17) Абзац редактора.
(18) Толстой по ошибке называл Альфредом — Альберта Шкарвана. На конверте письма Толстого к Шкарвану от 2 мая 1896 г. Толстой написал адрес— Alfred Skarvan (см. т. 69). Шкарван приехал в Россию в июле 1896 г. и жил у Чертковых сперва в Дёменке близ Ясной поляны, затем в Ржевске, работая над составлением воспоминаний о своем отказе от военной службы и тюремном заключении.
(19) Софья Илларионовна Бардина (1853—1883)—с 1871 по 1873 г. студентка медицинского факультета Цюрихского университета. С 1874 г., приехав в Россию, вела пропаганду революционных идей, поступив на фабрику и ведя нелегальную работу среди рабочих. Будучи арестована, Бардина судилась по ‘процессу 50’ в 1877 г, и на суде произнесла большую речь, излагавшую причины и цели революционного движения. Речь эта получила широкую популярность, была широко распространена в рукописях и напечатана впервые в журнале ‘Вперед’ 1877 г. т. V и позднее неоднократно перепечатывалась. Бардина была присуждена к 9 годам каторги с заменой ссылкой на поселение, в 1880 г. бежала из Сибири, в 1883 г., будучи за границей, под влиянием болезни, покончила с собой.
(20) Александр Петрович Иванов, переписчик рукописей Толстого. О нем см. примечания к письму N 388.
(21) Рис, директор одного из тульских заводов.

* 421.

1896 г. Сентября 15. Я. П.
Это очень, очень хорошо — то, что вы делаете с моим изложением веры. (1) Я очень рад, но только боюсь, что мое то дело все не кончается. Я нынче, например, работал и страшно недоволен. Но что же делать. Все таки буду делать, что могу.
Статейку о Вандервере (2) я кончил, и это непременно надо распространять. Я пришлю вам, как будет переписана. Я нынче еще изменил.
То, что вы пишете о Государе, — правда вообще, но только именно относительно Государя простительнее всех грех резкости, нелюбовности. Он столько слышит лжи и лести, так все склонны видеть в нем хорошее, что простительно перегнуть в другую сторону, — более простительно, чем резко сказать правду моему Кирилову, унтер-офиц[еру| жандармск[ому], (3) или Злинченко. (4) Но надо стараться, и я буду. Слишком любовным нельзя быть. Но опасно, обманывать себя.
У нас теперь Ив[ан] Ин[анович]. Очень много интересного. Он видел много важного.(5) Еще у нас полон дом: все три сына (6) с женами, нынче едут. Еще Оболенск[ая] с дочерью, (7) Дунаев. Иногда тяжело. Тяжел этот праздник вечный — и не веселый, а всегда преступный по своей роскоши праздник.
Прощайте все, дорогие друзья.
‘Ioga Philosophy’ (8) вы не взяли?

Л. Толстой.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись черными чернилами: ‘Я. П. 15 сент. 96 415’. Число ‘415’ зачеркнуто и написано ‘416’. Датируется на основании пометки Черткова.
Ответ на письма Черткова от 9 и 10 сентября. В первом из этих писем Чертков писал: (Тому, что вы не хотите распространять вашего письма к Калмыновой, я и рад, и не рад. Не рад потому, что я думаю, что за неимением другой более обстоятельной статьи на эту тему, имеется большая нужда в этой, которая многим, в особенности из молодежи, помогла бы разобраться в истинном значении той ‘либеральной’ деятельности, которая для многих так заманчива. Рад же—потому, что мне жаль того впечатления, какое статья эта должна была бы произвести на государя, до которого она непременно дошла бы. В этом письме вскользь осуждается то, что его учили считать хорошим и святым, и обнаруживается несостоятельность, чего желательно было бы возможно убедительнее для него, — как можно добрее по отношению к нему. Вообще он мне очень жалок, вследствие того исключительного обмана и гипноза, которым он с самого детства систематически подвергается, и в неведении которых на него все мы или участвуем, или участвовали. От матери моей я узнал много трогательного о его добронамеренности, добросовестности, серьезности и одиночестве. Мне кажется, что если вам коснуться деятельности его и его отца, что было бы очень желательно в виду вашего положения. возраста и пр., то следовало бы это сделать, как можно сердечнее, обращаясь непосредственно к нему со всею силою любви и потому убедительности, которая вам доступна. Я уверен, что такое ваше письмо к нему не прошло бы бесследно’. В письме от 10 сентября Чертков писал о начатом им тогда общедоступном переложении статьи Толстого ‘Христианское учение’: ‘Посылаю вам при сем, дорогой Л[ев] Николаевич, как образец, кусочек моего упрощенного переложения начала вашего теперешнего писания. Вызвана была во мне эта попытка тем, что я постоянно чувствую потребность читать это писание моим друзьям из народа, а когда читаю его им, то живо сам чувствую, да и вижу по ним, что многое для них теряется от слишком несвойственного их пониманию наложения. между тем как самый смысл был бы им вполне доступен. В особенности затруднительны для их понимания отглагольные существительные, причастия, и деепричастия, и еще некоторые обороты, которые каждый из нас инстинктивно избегает, беседуя с слушателем из народа. Переделка эта мне кажется необходимою, но сделать ее следовало бы лицу, лучше, чем я, владеющему простою русскою речью. Но лица этого пока нет и не предвидится, а дело настолько серьезное и нужное, что не терпит отлагательства. Вот я и решился попытаться, тем более, что спокоен по крайней мере относительно того, что не пожертвую без крайней необходимости никакими оттенками вашей мысли. Если же, за неимением лучшей, вы найдете мою переделку возможной, и сами с своей стороны исправите в ней то, что сочтете нужным, то выйдет то самое, что так необходимо. Вы увидите, что, где можно было, я ни слова не изменял, и что измененное мною изменено насколько возможно было меньше. Лицам, понимавшим первоначальное ваше изложение и ценящим вою своеобразность ваших оборотов речи, не может понравиться моя переделка, искажающая индивидуальную физиономию вашего изложения, но вы сами, я это знаю, сумеете войти в положение тех читателей, которых я имею в виду, понять мою цель и помочь мне в ее достижении, если найдете это возможным’…
(1) Толстой имеет в виду работу Черткова над общедоступным изложением статьи ‘Христианское учение’.
(2) Над статьей о Ван-дер-Вере — ‘Приближением конца’ — Толстой работал и после 15 сентября, собственноручная дата окончания рукописи: 24 сентября 1896 г.
(3) Прокопий Трофимович Кириллов—жандармский унтер-офицер, служивший в Туле. И. М. Трегубов писал о нем Толстому в письме от 2 июля 1896 г.: ‘на-днях я узнал, как к вам ходил переодетый жандарм и как он потом плакался в своем грехе. Это—чудо, и я убедительно прошу вас записать или рассказать кому другому и попросить его записать всё, что произошло с первого появления этого жандарма до последнего его слова и вручить записку Владимиру Григорьевичу’ (АТБ). В конце июля Кириллов был в дисциплинарном порядке уволен со службы в жандармском отделении, о чем сообщил Толстому.
(4) Кирилл Павлович Злинченко (р. 1870) — мещанин гор. Киева, по профессии массажист, примыкавший к киевским революционным кружкам, в 1895 г. стал сочувствовать взглядам Толстого, у которого он был летом в 1895 г., когда познакомился с Чертковым. Распространял нелегальные произведения Толстого, за что был арестован в 1896 г. и выслан в 1897 г. в Астрахань. Впоследствии отошел от взглядов Толстого и в 1903 г. вступил в большевистскую организацию российской социал-демократической рабочей партии. Подробнее о нем см. т. 69.
(5) Толстой, вероятно, имеет в виду рассказы И. И. Горбунова об его поездке в июне 1896 г. в Венгрию, где он посетив Шкарвана, Маковицкого и Шмита. Об этом Толстой писал Маковицкому 19 октября 1896 г. (т. 69).
(6) Сергей Львович, Илья Львович и Лев Львович Толстые.
(7) Елизавета Валериановна Оболенская (1852—1935), дочь сестры Толстого Марии Николаевны Толстой. Дочь Е. В. Оболенской—Н. Оболенская (р. 1884 г.), с 1905 года жена X. И. Абрикосова.
(8) Joga’s Philosophy, by Swami Vivekananda, New-York 1896. Русский перевод: ‘Философия Йога. Лекции, читанные в Нью-Йорке зимою 1895—1896 гг. Свами Вивекананда’, Сосница 1911. В Дневнике от 14 сентября Толстой записал об этом произведении: ‘прекрасная книга индейской мудрости’.

* 422.

1896 г. Сентября 22—26. Я. П.

23 Сент.

Дорогие друзья, я нынче, да и все эти последние дни, очень радостен и доволен. Ошибаюсь я или нет, но мне думается, что я кончил мое изложение веры — кончил настолько, что будет понятно, что там сказано, хотя сказано отвратительно дурно, и нужно еще много труда, кот[орый] я и постараюсь приложить, на то, чтобы оно было не так гадко выражено, как теперь. Все таки я очень рад. Мне удивительно хорошо работалось эти последние недели две. Нездоровье не только не мешало, но содействовало.
Насчет письма Калмыковой я решил так, принимая во внимание и то, что вы писали мне в последнем письме — чтобы его сознательно не распространять, даже просить имеющих его — не распространять, (1) — главное, не посылать за границу. Посылка за границу от меня или вас значит, что я желаю его напечатания и того, чтобы оно дошло до Государя, а я истинно не желаю этого, соглашаясь с вами, что если говорить ему об его ошибках и заблуждениях, то надо говорить мягко. Скрывать же я ничего не считаю нужным скрывать. Написал письмо, написал п[отому], ч[то] высказывать свои мысли и устно и письменно свойственно каждому, и если против воли моей оно доходит до тех, о ком пишу, tant pis. (2) Вот о письме Калмык[овой]. Я сделал добавление в конце. Таня пришлет вам, ее теперь нет, она уехала к Стаховичам. (3)
А о Вандерв[ере] посылаю (4) и одновременно посылаю Кенворти и может быть Немцу (5) и Французу. (6)
(7) Что у вас делается? Хорошо ли вамъ всем? Что Ив[ан] Мих[айлович]?
(8) Я теперь хочу заняться чем-нибудь другим, а изл[ожение] веры отложить. Ну, пока прощайте. Мож[ет] б[ыть], припишу после. Мой привет Лиз[авете] Ив[ановне]. Покончила ли она дела? (9)’
25 Сент[ября]. У нас Поша, нынче прихал. Статьи все не готовы, т. е. не переписаны. (10) Таня нынче приезжает. Прощайте пока. Шкарвану привет. Он верно у вас.
Приписываю еще 26 вечером. Таня приехала и торопится исполнять все ваши поручения. Пошин проэкт я очень одобряю, я думаю, и вы одобрите. (11)
(12) Письмо ваше с письмом Хилкова нынче получил. Много правды в том, что вы пишете. Я продолжаю быть в том же радостном настроении и оставил на вр[емя] то писание. Нынче у меня два Японца, (13) кот[орые] привезли мне прилагаемое письмо знакомого Японца Кониси. (14) Письмо очень приятно. Я пошлю ему все, что он просит. Японцы очень интересны, разумны, образованы и свободны. Ну, пока прощайте.

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись черными чернилами: ‘417’.
В приписке от 26 сентября Толстой отвечает на письмо Черткова от 21 сентября, в котором Чертков писал, отвечая на письмо Толстого от 15 сентября: ‘Об отношении к государю я вас совершенно понимаю и совсем согласен с вами в том, что вы говорите.Действительно в тех двух отношениях, на которые вы указываете: как проявление своей личной прямоты и независимости, и как противовес господствующей лести и подлости, — пересол в сторону резкости в этом случае простительнее, чем во всяком другом’… Далее Чертков пишет о том, что при обличении необходимо помнить, что обличаемый с детства воспитывался в состоянии ‘непрерывного гипноза’и думает, будто выполняет свой долг даже тогда, когда на самом деле бродит по миру, как ‘бешеный маниак с динамитом, спичками, оружием’.
Вместе с своим письмом Чертков пересылал Толстому письмо от высланного в Лифляндскую губернию Д. А. Хилкова от 16 сентября, в котором Хилков писал Черткову, что получил от него высылаемые им ежемесячно 40 руб. и сообщал, что вся его корреспонденция подвергается просмотру ревельской администрацией.
(1) Зачеркнуто: но не скры[вать]
(2) [тем хуже.]
(3) Семья Александра Александровича Стаховича (1830—1913). штал-мейстера и его жены Ольги Павловны (1827—1902) находилась в дружеских отношениях с семьей Толстых. Дети А. А. Стаховича: Михаил Александрович (1861—1923), Мария Александровна (1866—1923), в замужестве Рыдзевская, и Софья Александровна (р. 1862) — были сверстниками детей Толстого.
(4) Рукопись статьи ‘Приближение конца’.
(5) Е. Шмит (о нем см. прим. к письму N 402). Толстой послал ему статью ‘Приближение конца’ для перевода на немецкий язык. Об этом см. письмо Толстого к Шмиту от 12 октября 1896 г. (т. 69).
(6) Шарль Саломон (о нем см. примечания к письму 402). Толстой предложил ему перевести и поместить в одном из французских журнале’ статью ‘Приближение конца’. Письмом от 26/14 октября 1896 г. Саломон сообщил Толстому, что статья ‘Приближение конца’ в его переводе принята редакцией ‘Journal des debats’.
(7) Абзац редактора.
(8) Абзац редактора.
(9) Е. И. Черткова в то время предполагала ликвидировать часть принадлежавшей ей земли в Воронежской губернии, продав ее крестьянам.
(10) Рукописи статей ‘Приближение конца’ и ‘Христианское учение’.
(11) Толстой, по-видимому, имеет в виду проект П. И. Бирюкова распространять письмо Толстого к Калмыковой, сделав в нем ряд сокращений. В письме к Толстому от 30 сентября Чертков упоминает, что Бирюков обещал прислать ему экземпляр письма к Калмыковой с намеченными сокращениями.
(12) Абзац редактора.
(13) Японцы — Тону-Томи, редактор газеты ‘Куукмин-Шибун’, и Фукаи, сотрудник той же газеты. О них Толстой писал С. А. Толстой в письме от 26 сентября: ‘С утра же приехали японцы. Очень интересны, образованы вполне, оригинальны, умны и свободомыслящи. Один — редактор журнала, очевидно очень богатый и аристократ тамошний, уже не молодой, другой, маленький, молодой—его помощник, тоже литератор’ (ПЖ, стр. 507).
(14) Масутаро (Даниил Павлович) Конисси, японец, православный по вероисповеданию, учившийся в Киевской духовной академии, посещавший Толстого и сочувствовавший его взглядам. О нем см. письмо Толстого к нему от 30 сентября 1896 г., т. 69.

* 423.

1896 г. Октября 12. Я. П.
Даыю не писал вам, дорогой друг, и нынче, собравшись писать письма, начинаю с вас. Это не значит, что я напишу вам что нибудь хорошее, а только то, что хочется писать вам, общаться с вами, думать о вас.
Предисловие ваше хорошо, (1) мне понравилось. Там одно слово ‘условия’ я хотел переменить, да не сумел как. Посылаю вам его назад. Пишите, пишите скорее. Я сам во всем медлю, а других все подгоняю.
На днях я получил анонимное письмо, (2) адресованное Николаю II, кот[орое] автор проситъ меня переслать за границу для напечатания, письмо очень сильное, писано очевидно не молодым человеком, либералом хорошого типа 60-х годов, — патриот, восхваляет Александра II и приписывает ему и вообще власти слишком много значения, но письмо хорошее. Я вспомнил о нем, п[отому], ч[то] в нем много и много упреков Александру III, но нет о детях Хилкова. Очевидно, он и не знает про это. —
Не знаю, что вам послала Таня (сейчас спрошу), (3) но я хотел бы послать Шмиту письмо к Калмыковой. Он в последднем письме просит меня написать несколько слов о несовместимости христианства с государственной службой. Мне кажется, что в письме к Калмык[овой] говорится об этом самом. Я бы прибавил к этому только следующее, прося Шкарвана перевести. (4)
Как вы думаете? Годится это послать Шмиту? Если вы одобряете, то пошлите.
Я теперь жалею, что статью о Вандерв[ере] я послал прямо Кенворти, а не через вас, чтобы вы перевели. Я сделал это, чтобы поскорее покончить с препирательств[ом] с Соф[ьей] Андр[еевной], к[оторую] напугал Стасов. (5) Теперь это все уладилось.
Моя работа все продолжает меня удовлетворять не в том смысле, что хорошо, но что работается. Я кончил в том виде, в кот[ором] она теперь, и начал тоже вновь в более простом и сокращенном виде и это пошло. (6) Нынче написал 8 глав, и Таня, вчера вернувшаяся, (7) переписала.
Мы теперь одни. С[офья] А[ндреевна] нынче с Сашей уехала.
А вы продолжайте свою работу переложение. Это было бы хорошо, но у вас и так слишком много начатой и неконченной работы.
Всех вас очень люблю. Прощайте пока. Пишите мне побольше и получше.
12 Окт.

Л. Толстой.

Публикуется вперпые. На подлиннике надпись рукой Черткова, черными чернилами: ‘418’.
Ответ на письмо от 30 сентября, в котором Чертков писал о своей работе над общедоступным переложением книги ‘Христианское учение’ и над составлением предисловия к книге о похищении детей Хилковых: ‘Что касается до упрощения формы того, что написано вами, то действительно это очень важно. И мне так хотелось бы (по крайней мере мне кажется, что это желательно), чтобы ту работу переложения, которую я начал с первыми главами, и вы одобрили, — исполнили бы сами вы, держа перед собою в вашем представлении понятливого, но простого читателя из народа, незнакомого с нашим ‘интеллигентным’ способом выражения. И вы, и я мы давно признали и часто друг другу высказывали, что истина проста и доступна каждому. Важно, чтобы таковой была и та, которую вы передаете человечеству в этом вашем писании. Если вы сами исполните это необходимое переложение, т. е. всё напишете заново своею рукой для этой цели, то работа ваша не пропадет даром, и вы сделаете то, что никто другой не может и никогда не сможет сделать, так как местами приходится не только изменять слог, но и некоторые оттенки мысли, не укладывающиеся в действительно общедоступное изложение и которые поэтому только выиграют в истинности и точности от такого изменения, но к которым никто, кроме вас самих, не может прикоснуться. И я уверен, что при таком пересмотре всего, написанного вами, вы вложили бы в писание новое и усилили то, что в нем уже есть… Последние дна дня я даже взялся за ту стоящую передо мной на очереди душевную работу, которую мне столько времени приходилось откладывать из-за душевного оскудения, а именно за книгу о похищении детей Хилковых. Для того чтобы втянуться в нее и настроить себя, я написал маленькое прилагаемое предисловие. Я так привык проверять себя при вашем посредстве, так мне полезно всякое ваше замечание, всякая поправка и всякая помарка не только для настоящего писания, но как указаний как урок для будущего, — что и на этот раз я решаюсь попросить вас прочесть прилагаемые листки с карандашом в руке (при каждой странице имеется загнутое поле на всякий случай), и затем вернуть их мне с вашим отзывом. Если нехорошо это предисловие, то я могу его уничтожить, но выражает оно то самое, что я испытывал, приступая к окончательной обработке этой книги’…
(1) Предисловие Черткова к его статье ‘Похищение детей Хилковых’, впервые напечатанной в сборнике ‘Свободное слово’, изд. В. Черткова, Purleigh 1898. В отдельном издании книжки ‘Похищение детей Хилковых’, изд. ‘Свободное слово’. Christchurch 1901 ‘предисловие’ напечатано на стр.6—10. Слово ‘условия’ встречается в предисловии Черткова в следующем контексте: ‘преступление это было так ловко подготовлено и обставлено такими исключительными условиями, что родители не имели ни малейшей возможности воспрепятствовать его совершению, ни выручить своих детей, вот уже пять лет похищенных’.
(2) Сведений об этом анонимном письме найти не удалось.
(3) Т. Л. Толстая послала Черткову черновик рукописи Толстого ‘Кто прав’, переписанные и сверенные письма Толстого к разным лицам, копию с полученного Толстым анонимного письма об отношении к правительству, евангелие на английском яаыке, экземпляры евангелия на русском языке с текстами, подчеркнутыми по указанию Толстого, предназначавшиеся для раздачи.
(4) Толстой имеет в виду свое письмо к Е. Шмиту от 12 октября, которое он вместе с комментируемым письмом переслал Черткову. Впервые было напечатано в сборнике: Л. Н. Толстой. ‘Об отношении к государству’, изд. В. Черткова. Лондон 1897, стр. 3—5. Это письмо см. в т. 69.
(5) Владимир Васильевич Стасов (1824—1906) —библиотекарь Публичной библиотеки в Петербурге, музыкальный и художественный критик. В начале сентября 1896 г. Стасов гостил в Ясной Поляне в отсутствии С. А. Толстой, но на обратном пути виделся с С. А.Толстой в Москве и в это время высказал ей свои опасения по поводу письма Толстого к Ван-дер-Веру. См. ‘Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878—1906’, изд. ‘Прибой’, Л. 1929, стр. 171.
(6) В Дневнике Толстого от 10 сентября записано, ‘Хочу всё изложение веры писать с начала’.
(7) Т. Л. Толстая пробыла в Москве с 1 по 11 октября.

* 424.

1896 г. Октября 30—ноября 2. Я. П.
Сейчас получил ваше письмо, дорогой друг, но посылки еще не получал. (1) Но, не получив ее, вперед говорю, что я согласен. Согласен на те вымарки или скорее восстановления, к[оторые] вы делаете в письме к Калмыковой. (Я не посмотрел хорошенько тех вымарок, к[оторые] сделал Поша.) Согласен я с вами, п[отому] ч[то] знаю, как вы серьезно и строго относитесь к моим писаньямъ и любите в них только то, что от Бога или не против Бога, того Бога, которому мы оба служим и для служения которому живем. Согласен и на брошюру из трех писем. Согласен или, скорее, желал бы, чтобы вы продолжали переделку изложения веры. Я немного переменил. Очень недоволен тем, как оно теперь, начал совсем все опять сначала, и опять запутался, но думаю, что, как ни плохо то, что есть, если мне не придется переделать и докончить, оно все таки можетъ пригодиться кому нибудь так, как есть. А я нынче, завтра могу уйти. Так что все таки лучше оставить и так, как есть. То, что это очень плохо, я говорю совсем не из скромности, а от того, что то, что я вижу, не только представляю в себе в воображении, то, что у меня есть уже в голове, и ясно, но чего я по слабости сил не могу все написать, без всякого сравнения лучше. Не то, что лучше, а то, что есть на бумаге, дурно, а то хорошо. И это не так, как бывало с другими сочинениями, что то, что в голове, смутно и немного лучше того, что написано, а так, что то, что написано, жалко, гадко, искусственно, а то просто, хорошо.
Да, статью, письмо К[алмыковой], с Пошиными вымарками мы никому не давали.
Письмо ваше с Ив[аном] Мих[айловичем] о помощи Духоборам (2) прочту и постараюсь понять и поступить об нем перед Богом.
Как странно, или напротив, странно, если бы этого не было, что мы сошлись в мысли о письмах к нач[альникам] дисц[иплинарного] батальона. Я тогда, послав вам письмо, забыл написать, чтобы вы послали нач[альникам] батальона] (3) вашу статью.
То, что вы пишете о замученном Духоборе, (4)—ужасно. Неужели это правда? Как это было? Что вы знаете про это? —
Среди каких ужасов мы живем. Чувствуешь себя призванным делать что-то, бороться и от обилия дела опадают руки. Вот, где молитва нужна, мне по крайней мере. Хочется умереть так или иначе, или играть в теннис или за правду умереть, уйти. А надо жить. И тут то без молитвы, без чувства хозяина, приставившего меня к делу, нельзя жить. Попробую написать письмо еще кавказскому начальнику батальона. (5)
Прощайте все, милые друзья, будем помогать друг другу служить.

Л. Т.

Очень устал, и голова болит.
Непереставая, работал надъ вашими присланными бумагами и своим письмом к Кавказскому Начальнику батальона. Пошлите его, пожалуйста. Я не знаю даже, где Батальон.
Ваше возвание я исправляю очень усердно. Не знаю, вышло ли хорошо. Было очень нескладно. Мож[ет] быть, и теперь тоже. Но все таки думаю, что лучше.
Мое участе в этом деле то, что я напишу вам следующее:
Очень, очень сочувствую вашему воззванию. Я знал уже и прежде об ужасном положении духоборов, но не знал тех страшных подробностей о смерти одного из заключенных и о болезненности всех Ахалкалакск[их] обществъ. (6) В особенности жалки дети. У меня есть тысяча рублей, назначен[ные] на благотворительность. (7) Едва ли можно найти им лучшее употребление. Напишите, куда их направить.

Л. Т

Перечитывая же письмо Калмыковой, я убедился что его надо посылать без вымарок совсем или вовсе не посылать.
Я подумаю и решу. Тогда напишу вам.
Вашу переделку еще не читал.
Прощайте пока, милые друзья. Ив[ан] Мих[айлович] прекрасный даетъ мне совет, постараюсь последовать ему.

Л. Т.

2 Ноября. Опять приписываю. Шмиту я послал одно письмо к нему. Письмо Калмыковой мало имеет интереса для Европ[ ейской] публики и не для нее написано. Кроме того выпускать из него самое доказательное — нехорошо. О том, чтобы распространять три письма, как вы предлагаете, еще погожу. Во всяком случае, если распространять, то без всяких помарок.
Полностью публикуется впервые. Отрывки напечатаны: ‘Русская мысль’ 1913, 6, стр. 73, Б, III, стр. 279 и ‘Толстой и Чертков’, стр. 234, 35. На подлиннике надпись черными чернилами рукой Черткова: ‘Я. П. 6 ноябр. 96 N 419’. В дневнике Толстого от 2 ноября записано: ‘Отослал письма Шмитту и Черткову’. Отвечая па письмо Черткова от 26 октября, Толстой пишет: ‘сейчас получил ваше письмо’. Полагая, что письмо Черткова было получено в Ясной Поляне не позднее 30 октября, можно думать, что Толстой написал письмо в этот день. Вторая приписка датирована самим Толстым — 2 ноября. Этим числом датировано Толстым и упоминаемое им в первой приписке его письмо к начальнику Екатериноградского дисциплинарного батальона.
Ответ на письмо Черткова от 26 октября, в котором он писал: ‘Посылаю вам список вашего письма к Калмыковой. По моему мнению Поша слишком много вычеркнул и тем местами исказил тон и даже существенные оттенки мысли. Мне кажется, что следовало бы выпустить только то, что мною зачеркнуто синим в прилагаемом списке, и я очень прошу вас позволить мне ограничиться лишь этими помарками в распространяемых списках. Если же вы кому-либо послали список со всеми Пошиными помарками, то следовало бы дослать в виде вставок те из них, которые я сохранил. Я внимательно вдумался в это и убежден, что в противном случае письмо потеряет в своей силе и непосредственности, а местами даже и в значении, не говоря о том, что эти излишние помарки будут необъяснимы — (тем, кто, как Калмыкова и ее друзья, читали первую редакцию) — иначе, как малодушными мотивами, что было бы слишком противно истине, чтобы можно было допустить такое недоразумение. — Думаю, что непременно следовало бы издавать это письмо вместе с вашим старым, но почти никому теперь неизвестным письмом к ред. ‘Daily Chronicle’. Вступительное ваше письмо к Шмидту — великолепно. Я думаю, что брошюра на этих трех писем, под обозначенным мною заглавием, обратила бы на себя большое внимание и очень нужна людям. — Сообщите мне поскорее, согласны ли вы на распространение такой брошюры? — Посылаю вам также несколько дальнейших страниц моего переложения вашего ‘Христианского учения’. Я прервал эту работу, потому что слышал, что вы переделываете начало, и еще потому что надеялся, что вы сами сделаете это переложение. Если же им не сделаете этого и продолжаете считать желательным исполнение мною этой работы, то я с радостью буду ее продолжать. Другие занятия не помешают этому, так как это я могу делать в досужные часы. Только для этого мне необходимо получить самое писание в его окончательной форме. Признаюсь, мне очень недостает этого вашего писания, которое я и не читал в более или менее окончательном виде, и мне тяжело думать, что оно уже имеется в таком виде и не доходит до меня. Та часть переложения, которую я вам посылаю теперь, вероятно, самая трудная для переделки из всей книги. Быть может, следовало свободнее переделывать, но я не решился на это и старался удержаться в круге тех выражений, которые вы сами употребили, хотя для большей общедоступности и пришлось некоторые из таких выражений внести в изложение несколько раньше, чем они вами самими употреблены. Мне очень хотелось бы, чтобы вы сами поправили эти первые страницы: это дало бы мне более ясное представление того, что вы считаете желательным.
Посылаю вам также наше с Иваном Михайловичем сообщение о теперешнем положении духоборов и обращение за помощью для них. Если можно, пожалуйста прочтите это с карандашом в руке и поправьте те места, которые по вашему в этом нуждаются. Не можете ли вы также снабдить меня маленьким письмом к Kenworthy (написанным по-русски, я его перевел бы), которое можно было бы напечатать вместе с нашей статьей, и в которой вы только удостоверили бы, что сообщаемые в статье сведения соответствуют действительности?… Теперь мне хочется написать увещевательные письма начальникам сибирского и кавказского дисц. батальонов (в первом должен находиться Ольховик, а во втором недавно засекли до-смерти одного духобора), и послать им мою статью ‘Напрасная жестокость’…. Относительно нашей статьи о духоборах пожалуйста ответьте поскорее, т. к. надо ее распространять для вызова пожертвований. Также ответьте поскорее, согласны ли на мою редакцию письма к Калмыковой? Раз вы его посылаете к Шмидту, то, не правда ли, это pначит, что его можно распространять, переводить и печатать, гlе угодно? С своей стороны продолжаю думать, что это очень нужно для людей, и что вместе с прибавлением письма в ред. ‘Daily Chronicle’ всё сказано, что нужно’.
Вместе с тем Чертков писал, что посылает составленное им и Трегубовым сообщение о положении духоборцев и обращение о помощи им, причем просил Толстого внести свои поправки в это обращение.
(1) Посылка с рукописями письма Калмыковой, с пометками Черткова, первых глав общедоступного изложения статьи Толстого ‘Христианское учение’, которое делал Чертков, рукописями по делу духоборцев и немецким переводом письма Толстого к Шмиту, который был сделан Шкарваном.
(2) Возможно, что Толстой имеет в виду письмо Трегубова от 26 октября о возвании по поводу преследований духоборцев. В письме этом Трегубов писал: ‘Как бы мы были рады, если бы вы присоединились к нашему возванию. Нужно, чтобы общество поверило тому, что мы пишем в своем возвании, а это, я думаю, будет вполне достигнуто, если вы подтвердите истинность сообщаемых в нем сведений’ (АТБ).
(3) Толстой имеет в виду командира Екатерининградского дисциплинарного батальона подполковника Моргунова и командира Иркутской дисциплинарной роты подполковника Козмина. См. письма Толстого подполковнику Моргунову от 31 октября 1896 г. и подполковнику Козмину от 22 октября 1896 г. в т. 69.
(4) Духоборец Михаил Щербинин, находившийся в заключении в Екатериноградском дисциплинарном батальоне, умер в октябре 1896 г. от воспаления мозговых оболочек, через три дня после порки. Находившиеся в Екатерининградском дисциплинарном батальоне отказавшиеся от военной службы духоборцы в количестве 41 человека подвергались систематическим избиениям, заключению в карцер и другим наказаниям, при помощи которых их пытались заставить обучаться военным приемам.
(5) Письмо к начальнику Екатерининградского дисциплинарного батальона подполковнику Моргунову от 31 октября 1896 г.
(6) Духоборцы Ахалкалакского уевда Тифлисской губернии были в наказание за отказ выбирать из своей среды старшин, старост и десятников и за торжественное сожжение принадлежавшего им оружия, выселены из своих деревень, расселены по аулам в Горийском уезде Тифлисской губернии, без предоставления им надела, и терпели большую нужду. Вместе с тем в их среде развились болезни — в частности, лихорадка и тиф, сопровождавшиеся значительной смертностью, которая была особенно велика среди детей.
(7) Гонорар от дирекции императорских театров, поступавший в форме поспектакльной платы за пьесы ‘Плоды просвещения’ и ‘Власть тьмы’, написанные уже после отказа Толстого от права собственности на свои произведения, принимался Толстым для затрат на благотворительные цели. О необходимости выделить на помощь духоборцам 1000 руб. из этих сумм Толстой писал С. А. Толстой 31 октября 1896 г. (см. ПЖ, стр. 304).

* 426.

1896г. Ноября 3…10. Я. П.
Тут все хорошо, кроме слова несообразие. Я думаю, что нельзя обойти слово: противоречие. Кроме того, эти главы, кажется, несколько изменены.
Публикуется впервые. На подлиннике надпись рукой Черткова черными чернилами: ‘420’. Письмо это, вероятно, является запиской, приложенной к рукописи общедоступного переложения статьи Толстого ‘Христианское учение’, о которой Толстой в предыдущем письме писал Черткову, что он ее еще не читал. Письмо это было написано не ранее 3 ноября и не позднее 10 ноября, так как 11 ноября Толстой написал письмо, помеченное Чертковым N 421.

* 426.

1896 г. Ноября 11. Я. П.
Письма наши с вами расходятся, и потому не знаю хорошенько, что писать, что вы знаете, чего не знаете. Получил письмо ваше и Ив[ана] Михайловича] (1) с новыми сведениями о духоборах. Письма Ольхов[ика] получил и очень благодарю. (2) Получил и от вас адрес, по кот[орому] послать деньги. (3) Переслал его Соф[ье] Андр[еевне] с просьбой переслать. Надеюсь, что она сделает это, хотя в бытность свою здесь она возражала, говоря, что неизвестно, насколько справедливы те сведения, к[оторые] мы имели. Ну, увидим. Она можетъ задержать, но все таки, я думаю, пошлет. (4) Теперь и мы через неделю, 18-го, надеемся быть в Москве.
Еще получил я странное письмо из Барцелоны, в к[отором] члены какого то клуба решили поднести мне какую то чернильницу дорогую. Я написал им через Таню, что лучше бы деньги эти употребить на доброе дело. Они пишут на это, что открыли подписку и собрали пока 22,500 фр[анков]. (5) Я пишу им, что самое лучшее употребление этих денег — послать их духоборам. Письмо посылаю с этой почтой. Что будет — не знаю. Хорошо бы было, если бы это б[ыл] не пуф. Что то очень странно.
Насчет вашего предложения пустить в обращение письмо Калмыковой — мне не хочется. Письмо это очень частное, — относящееся исключительно к России и русским условиям. Если бы писать о том же для Европы, то надо бы писать иначе. И потому оно не может произвести никакого впечатления. Впрочем, делайте, как хотите. Есть вещи, к[оторые] я считаю копченными и пускаю в ход, и такие, к[оторые] я не считаю такими и сам не могу желать распространять, хотя и не препятствую никому делать с ними все, что кто хочет. К таким вещам принадлежит это письмо.
(6) Таня мне говорит, что вы в конце ноября будете в Москве. Это очень хорошо. Много, кажется, что нужно переговорить. В особенности о духоборах и о том, что должно и можно нам делать. Как ничтожны наши письменные работы в сравнении с работой людей, под розгами исповедующих истину. Но если мы не достойны еще той работы, то тем серьезнее и строже мы должны относиться к той легкой работе, кот[орая] предназначена нам. Это я почувствовал особенно живо последнее время и устыдился на себя.
В последнее время написал я статью об искусстве. (7)
Кажется, что сумею кончить ее, что в ней есть кое что нужное. Теперь М[аша] переписывает ее, когда кончит, постараюсь тоже кончить, не откладывая.
Возвание ваше с друг[ими] бумагами вы верно уже получили и возвание послали. (8) Будем распространять. Прощайте пока. Привет всем друзьям.

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись черными чернилами: ‘(?) 18 нояб 96 N 421’. Письмо датируется 11 ноября на основании слов: ‘черев неделю, 18, надеемся быть в Москве’.
Ответ на письмо Черткова от 31 октября 1896 г. с копиями его писем к начальникам Екатеринградского дисциплинарного батальона и Иркутской дисциплинарной роты и к графу Татищеву, исполнявшему обязанности главноначальствующего гражданской частью на Кавказе. Вместе с тем Чертков писал: ‘Продолжаем получать сведения о крайне бедственном положении сосланных духоборов. Ждем возвращения от вас нашей статьи о них, распространением которой надо торопиться. — Я получил от квакеров предложение съездить на Кавказ для раздачи от них 6000 р., а если нужно, то и больше, спасающимся там из Турции армянам. Я им указал на подходящих для этого поручения моих хороших знакомых, живущих на Кавказе, и, сообщив им еще раз о бедственном положении духоборов, высказал, что, хотя, разумеется, и радуюсь от души за армян, которым они так щедро помогают, я не могу не сожалеть о том, что в то время, как всё общественное мнение Европы сочувственно занято номинально христианскою народностью, преследуемою нехристианскою, — так мало сочувствия вызывается к людям, преследуемым так называемыми христианами за то, что эти люди не хотят быть христианами только номинально’…
(1) И. М. Трегубов в письме от 3 ноября писал Толстому, что посылает ему копию с письма Петра Веригина к императрице с просьбой о заступничестве за духоборцев и сообщал следующую выписку из полученного им письма от кн. Елены Петровны Накашидзе о положении духоборцев, которым она сочувствовала: ‘В Елизаветпольской губ. тянули жребий. Наши братья тянуть не согласились. За них тянул правительственный старшина. Двоим досталось итти на службу. Они не согласились. Им сказали, что 8 ноября их выселят в Якутскую область. А об остальных неизвестно’ (АТБ).
(2) Петр Васильевич Ольховик (р. 1875), крестьянин, уроженец Харьковской губ. Несмотря на отказ от военной службы в октябре 1895 г., был отправлен на Дальний Восток, где зачислен в полк, по в виду отказа взять оружие, предан суду и 1 июля присужден к заключению в дисциплинарном батальоне.Отбывал наказание в Иркутской дисциплинарной роте, затем был сослан на 18 лет в Якутскую область, откуда в 1905 г. переехал в Америку.
Толстой письмом от 22 октября просил Трегубова выслать ему все письма Ольховика, которые у него имеются. Письма Ольховика были напечатаны под заглавием: ‘Письма Петра Васильевича Ольховика. крестьянина Харьковской губ., отказавшегося от воинской повинности в 1895 г., письмо Л. Н. Толстого и другие сведения, относящиеся к этому делу’, изд. В. Черткова, Лондон 1897.
(3) Адрес Елены Петровны Пакашидзе, жившей в Тифлисе, через которую передавались деньги духоборцам. Об этом см. письмо Толстого к С. А. Толстой от 12 ноября 1896 г., т. 64.
(4) С. А. Толстая приезжала в Ясную Поляну из Москвы между 3 и 6 ноября. Деньги духоборцам были ею посланы.
(5) Толстой имеет в виду письма Деметрио Занини из Барселоны, от 19/7 октября и от 12 ноября/31 октября 1896 г. Письмо Толстого Занини с просьбой переслать деньги духоборцам от 11 ноября см. в т. 69. Опасения Толстого оправдались — ни деньги, ни чернильница не пыли получены.
(6) Абзац редактора.
(7) Статья ‘Что такое искусство?’. Толстой продолжал работать над ней и закончил ее лишь в 1897 г. Впервые напечатана в журнале ‘Вопросы философии и психологии’ 1897 г., N 5, 1898 г., N 1. См. т. 30.
(8) Воззвание о помощи духоборцам, составленное Бирюковым, Трегубовым и Чертковым, отредактированное Толстым, было напечатано под заглавием: ‘Помогите! Обращение к обществу по поводу гонений на кавказских духоборов’. Составлено П. Бирюковым, И.Трегубовым и В. Чертковым, с послесловием Л. Н. Толстого, изд. В. Г. Черткова, Лондон 1897. До издания за границей воззвание это переписывалось в России на пишущей машинке и в таком виде ходило по рукам.

* 427.

1896 г. Ноября 25. Москва.

25 Н.

Получил все ваши письма, милые друзья В[ладимир] Г[ригорьевич]. Иван М[ихайлович] (1) и Шкарван, (2) и благодарю за них. Отмечать на них нечего, кроме нечто вопроса В[ладимира] Григорьевича о том, что такое муж Мартыновой в Тифлисе. Он заведует удельными имениями. Адрес Мартыновой (Софье Михайл[овне]) (3) в Тифлисе — достаточно.
Таня очень хочет ехать на Кавказ (4) и я очень желаю, но С[офья] А[ндреевна] очень противится. Не знаю, что выйдет. 1000 рублей посланы, а вчера получил из Барцелоны письмо, (я им писал и это вероятно разъехалось с моим) в кот[ором], не получая моего ответа, подтверждают то, что писали прежде, извещая, что подписка дошла до 31,500 фр[анков] и ждут моего указания, куда отправить деньги. Я сейчас еще напишу им. (5)
(6) Ваше возвание (7) я не переводил, да и жду вашего правда, чтобы поговорить о нем. Оно нехорошо. Я читал его у себя 3-го дня, был Шаховской, (8) Сафонов, директ[ор] консерватории, (9) Сергеенко (10) и еще кое кто, и я видел, что впечатление оно не произвело. Длинно, особенно для тех, кому уже известно, и холодно — не забирает. Поговорим и постараемся переделать. Ведь теперь уже очень скоро, если буд[ем] живы, увидимся. (11) Я в Москве уж дней 6 (12) и очень недоволен не Москвою, а собою: вялость, слабость, не могу работать. А не работая жить этой жизнью очень противно.
Очень радуюсь за вас и за Галю, что вы так хорошо живете с ними. (13) Прощайте пока.

Л. Толстой.

Передайте мой почтительный привет Лизавете Ивановне. Что письмо Веригина (14) Императрице, можно ли переслать Александре Андр[еевне] Толстой для передачи? Можно ли это и хорошо ли? Мне письмо нравится и может подействовать.
Хотел я послать в Барцелону франц[узский] перевод статьи о Духоборах, (15) да не знаю, был ли такой? Мне кажется, что был, но не могу вспомнить. Не помните ли вы?
Публикуется впервые. На подлиннике к собственноручной дате Толстого ’25 Н.’ сделана карандашная, обведенная потом чернилами, приписка рукой Черткова: ‘М. 96. N 422’.
Ответ на письма Черткова от 16 и 17 ноября. В письме от 16 ноября Чертков писал: ‘Мы списали и распространяем, наше возвание, переделанное вами. Иван Михайлович, впрочем, уже выслал вам список. Мы придерживались всех ваших поправок. Только конец, мы все нашли, был слишком слаб: последней фразой оказалось какое-то очень спокойное замечание, первоначально находившееся не в конце и сказанное только между прочим. А так как цель воззвания было вызвать пожертвования, то нам показалось, что в самых последних словах надо было ‘bring it home’ читателю более определенно, и потому, не умея сделать лучше, мы сохранили наш первоначальный вымаранный вами самый заключительный параграф. Надеюсь, что вычеркивая его, вы не имели ничего принципиально против него, а то мне было бы слишком жаль, что я решился восстановить то, что вы считали нехорошим. Мы очень просим Татьяну Львовну поручить сделать перевод с этого воззвания на французский язык… Применяясь к тому, что вы пишете о вашем отношении к письму к Калмыковой, я его не пошлю, как хотелось, к Элпидину, но пользуясь вашим позволением делать с ним, что кто хочет, буду распространять среди моих друзей и знакомых в России, которым оно очень нужно, тем более, что я совершенно уверен, что Калмыкова и ее братья в Петербурге давно это делают, пользуясь вашим разрешением, о котором она писала мне. Я очень рад, что вы написали статью об искусстве. Мне кажется, что это требовалось от вас, как представителя искусства и вместе с тем христианина. И все этого ждали. Ваше христианское освещение этой важной в жизни человеческой области так ново и так верно, что я уверен, что статья эта принесет много пользы’…
В письме от 17 ноября Чертков писал о том, что сестра А. К. Чертковой, Ольга Константиновна Дитерихс (впоследствии жена Андрея Львовича Толстого), находившаяся под сильным влиянием идей евангельского христианства и принимавшая участие в молитвенных собраниях, устраивавшихся Е. И. Чертковой, за последнее время ‘всё яснее и яснее видит всю узость, бессмысленность и холодную нетерпимость их теоретического вероучения’. В конце письма он просит сообщить адрес С. М. Мартыновой и спрашивает, какую должность занимает в Тифлисе ее муж.
(1) И. М. Трегубов в письме от 14 ноября 1896 г. писал Толстому, что посылает ему воззвание о помощи духоборцам, с некоторыми поправками и добавлениями.
(2) А. Шкарван, живший в то время у Чертковых, в недатированном письме сообщал, что получил письма от К. Шмита, который хочет издать отдельно письмо, которое он получил от Толстого (написанное Толстым 12 октября 1896 г.), и от Д. П. Маковицкого со сведениями о статье, которую Маковицкий написал о назаренах.
(3) Софья Михайловна Мартынова, рожд. Катенина (1858—1931) — знакомая Толстых и Черткова, с которым она переписывалась в начале восьмидесятых годов. Была замужем за Виктором Николаевичем Мартыновым, служившим в Удельном ведомстве. Чертков спрашивал адрес С. М. Мартыновой, так как Т. Л. Толстая в письме от 12 ноября писала ему, что С. М. Мартынова, живя в Тифлисе, знакома с местными властями и с великим князем Михаилом Николаевичем, и что, может быть, при ее помощи возможно что-либо сделать для духоборцев.
(4) Т. Л. Толстая выражала желание поехать на Кавказ, чтобы лично познакомиться с положением духоборцев, переносивших преследования за свои религиозные убеждения, и попытаться облегчить их учесть, путем хлопот у представителей местной власти в Тифлисе. Поездка Т. Л Толстой не состоялась.
(5) Письмо Толстого к Занини от 25 ноября не известно редакции. В письме от 6 декабря Толстой просил Занини перевести собранные им деньги в Тифлис для помощи духоборцам, но деньги не были пересланы.
(6) Абзац редактора.
(7) Возвание о помощи духоборцам ‘Помогите!’
(8) Дмитрий Иванович Шаховской (р. 1861), в начале восьмидесятых годов работал в петербургском комитете грамотности над созданием общедоступной литературы. Впоследствии — секретарь Первой государственной думы, работник кооперации, сотрудник ряда периодических изданий. О нем см. письмо Толстого к Черткову т. 85, стр. 282.
(9) Василий Ильич Сафонов (1852—1918) — дирижер, пианист, профессор и директор Московской консерватории.
(10) Петр Алексеевич Сергеенко (1854—1930) — беллетрист, сотрудник различных периодических изданий, много писавший о Толстом. Автор книги ‘Как живет и работает гр. Л. Н. Толстой’, составитель сборников ‘Письма Л. Н. Толстого 1898—1910 гг.’, т. I, М. 1910, т. II, М. 1911, составитель ‘Международного Толстовского Альманаха’ ‘О Толстом’, изд. ‘Книга’, М. 1909, и др.
(11) В. Г. и А. К. Чертковы предполагали поехать в декабре в Петербург, с целью усиленно хлопотать о преследуемых сектантах и продолжать там начатые работы и по пути остановиться в Москве.
(12) Толстой приехал в Москву 18 ноября.
(13) Толстой имеет в виду отца А. К. Чертковой К. А. Дитерихса (1825 — 1899) (о нем см. прим. к письму Черткова N 200, т. 86) и ее сестер Ольгу Константиновну Дитерихс (р. 1872), впоследствии Толстую, и Марию Константиновну (1877—1924), впоследствии де-Ферран.
Чертков в письме от 17 ноября писал, что они гостят у него, и что ‘с ними со всеми у нас самые любовные отношения’.
(14) Петр Васильевич Веригин (1859—1924), — руководитель так наз. ‘большой партии’ духоборцев. Находясь с 1887 по 1894 г. в ссылке в Шенкурске, познакомился там с учением Толстого и усвоил многие его взгляды, что отразилось и в посланиях его своим единоверцам. С 1895 по 1902 г. находился в ссылке в Обдорске, Тобольской губ., затем переехал в Канаду к переселившимся туда духоборцам.
Толстой имеет в виду ‘прошение Петра Веригина на имя императрицы Александры Федоровны’, впервые напечатанное под таким заглавием в периодическом сборнике ‘Свободное слово’ N 1, изд. В. Черткова, Purleigh 1898, стр. 214—216. Вошло в книгу: ‘Письма духоборческого руководителя Петра Васильевича Веригина’, под редакцией со вступительной статьей и примечаниями В. Бонч-Бруевича и с предисловием В. и А. Чертковых, изд. ‘Свободное слово’, Christchurch 1901, стр. 89—91.
(15) Французский перевод статьи П. И. Бирюкова ‘Гонение на христиан в России’ был напечатан в журнале ‘Revue Blanche’ 15 октября 1896 г. Письмом от 6 декабря 1896 г. Толстой просил редактора издателя журнала ‘Revue Blanche’ Ф. Фенсона выслать этот номер Д. Занини в Барселону.
Датируется на основании упоминания в письме Толстого, что письмо’ на которое он отвечает, получено ‘сейчас, 3 ч. 2 Дек.’.
Ответ на письмо Черткова от 28 ноября, в котором Чертков писал, что отход сестры А. К. Чертковой, Ольги Константиновны Дитерихс от евангельского христианства, которое исповедовала мать В. Г. Черткова, ‘ужасно расстроил последнюю’ и вызвал с ее стороны ряд упреков в острой форме. В виду этого Чертков одно время решил отказаться от мысли поехать в ближайшее время в Петербург, где он предполагал поселиться в доме, принадлежащем его матери, и решил нанять квартиру в Москве, чтобы оттуда съездить в Петербург, когда этого потребуют дела. Однако, перед своим отъездом его мать попросила его приехать в Петербург. ‘И я почувствовал — писал Чертков — что ветхозаветный бог ненависти и нетерпимости отвалился, и что на место его обнажился наш простой общий бог любви и единения. Я поторопился предупредить мою мать о всем том, что и в Петербурге может ей опять не понравиться в моей жизни и в моих друзьях и домашних сожителях, — в особенности наша близость к ее единоверцам, объяснил ей, почему я не могу изменить своей деятельности и вытекающей из нее домашней жизни в угоду моей матери, как ни дорого и радостно мне жить вблизи ее. Но оказалось, что всё, что перед тем казалось непреодолимыми препятствиями, разрушать которые мать моя не считала себя в праве перед своим богом, — всё это само распалось, когда воскресла в ней любовь, и она мне сказала, что вполне понимает, что я должен жить по своему, и что это ничему не помешает. Таким образом мы расстались в любви и радости, и я вернулся домой с сильною головною болью и болью в боку, но без той гнетущей боли, которую я носил в своей душе всю предшествующую неделю’.
В том же письме Чертков писал, что к нему должны приехать два духоборца, с которыми он хочет пожить перед отъездом, чтобы действовать в Петербурге с полным знанием дела.
(1) Далее повторено: из дома
(2) Абзац редактора.
(3) Духоборцы Павел Васильевич Планидин (о нем см. прим. к письму Толстого к Синэ от 2 июля 1900г., т. 72) и Иван Васильевич Ивин (о нем см. ‘Рассказ духоборки Дуни Ининой’, записанный А. К. Чертковой и напечатанный в Листках ‘Свободного слова’, под ред. В. Черткова, N 3, стр. 6—22), приезжавшие к Черткову, чтобы сообщить сведения о преследованиях, которым подвергались их единоверцы. Приехать к Толстому в Москву не решились, так как не имели паспортов. Оба они бывали неоднократно избираемы духоборцами в качестве ходоков по их делам.
(4) Толстой имеет в виду свои отношения к С. А. Толстой, вызванные ее увлечением С. И. Танеевым, о которых он записал в Дневнике от 2 декабря: ‘пять дней прошло и очень мучительных. Всё тоже. Вчера ходил ночью гулять, говорили. Я понял свою вину. Надеюсь, что и она меня поняла’… Тяжелое настроение и упадок работоспособности отмечены в записях Дневника от 27 ноября, 2 и 12 декабря, см. т. 53).

* 429.

1896 г. Декабря 5. Москва.
Не могу прихать. Очень жаль.

Толстой.

Публикуется впервые. Телеграмма. На подлиннике карандашная пометка Черткова: ‘N 423’. На бланке пометка: ‘Подана ив Москвы 5, ХП в 10 ч. пополудни’. Адрес: ‘Россошь Черткову’.
Ответ на письмо от 1 декабря, в котором Чертков, сообщая, что к нему приехали два духоборца и что они не могут приехать в Москву к Толстому, писал: ‘Поэтому мне и кажется, что вам следовало бы приехать для того, чтобы не отказать им в этой большой радости и братской духовной поддержке в теперешнее время их тяжелого испытании. Это очень нужно и для них, и для нас всех, — чтобы вы могли составить себе непосредственное представление. Я думаю, что такими случаями пренебрегать не следовало бы, и что, не имея возможности ехать к ним на Кавказ, вам не следовало бы отказать им в их горячем желании повидаться с вами здесь, что имело бы большое в смысле радости и ободрения значение не только для этих двух, но и для всех их друзей, которым они рассказали бы о свидании с вами. — Это, конечно, мое мнение. Но вам относительно себя виднее. Имейте также в виду, что, если ехать, то следовало бы безотлагательно, так как с каждым днем пребывания у нас наших гостей увеличивается риск, что их заберут и вернут по этапу’.

* 430.

1896 г. Декабря 29. Москва.
Очень жалею, что Таня вас огорчила. Что вы и ваше — наше — Божье дело? (1) Целую вас.

Л. Т.

Публикуется впервые. Приписка к письму Т. Л. Толстой к А. К. Чертковой от 29 декабря, Т. Л. Толстая писала А. К. Чертковой о том, как она жалеет, что огорчила ее и В. Г. Черткова, послав телеграмму о том, что пропала рукопись, которая, однако, после посылки этой телеграммы нашлась в помещении издательства ‘Посредник’. Название рукописи не указано, но возможно, что это послесловие к воззванию о помощи духоборцам, написанное Толстым во время пребывания Чертковых в Москве.
Чертковы приехали в Москву 12 декабря на неделю и выехали оттуда в Петербург, куда и было адресовано это письмо.
(1) Толстой имеет в виду деятельность Черткова в Петербурге, где Чертков, с одной стороны, пытался обратить внимание высшей администрации на положение духоборцев, с другой стороны — обрабатывал собранные им материалы о преследовании духоборцев и об отобрании детей Хилковых, которые он хотел опубликовать тем или иным путем.

_______________

СПИСОК ПИСЕМ, НАПИСАННЫХ ПО ПОРУЧЕНИЮ ТОЛСТОГО.

1. Письмо М. Л. Толстой от февраля 1890 г. (АЧ)
М. Л. Толстая по поручению отца сообщает, что составленный Желтовым листок ‘Перестанем пить вино и угощать им’ не пропущен цензурой, и советует попытаться провести его через другую цензуру, в частности в Казани.
Чертков в ответном письме от 4 марта 1890 года разъясняет, что сведения о запрещении этого издания не подтвердились.
2. Письмо М. Л. Толстой от 24 сентября 1890 г. (АЧ)
В ответ на просьбу Черткова, высказанную в письме от 21 сентября 1890 г., сообщить мнение о языке эсперанто, об отношении к которому Толстого Чертков получил запрос от одного из своих знакомых, Толстой поручил М. Л. Толстой ответить, что он сочувствует эсперанто, ‘но боится, что из этого не выйдет толк, а всё таки считает долгом относиться сочувственно, так как цель хорошая — соединение людей’
3. Письмо М. Л. Толстой от 27 сентября 1890 г. (АЧ)
В ответ на просьбу Черткова, высказанную в письме от 25 сентября, сообщить, ‘о Будде или о ком другом сохранилось предание о том, что, вытащив червей из раны собаки, он потом вырезал для червей кусок своей ляжки’, Толстой поручил М. Л Толстой написать, что предание это он знает, но оно не относится к Будде (Сакиа Муни), а что он читал его в книгах об индийских Буддах вообще.
4. Письмо М. Л. Толстой от 29 сентября 1890 г. (АЧ)
По поручению отца М. Л. Толстая просит Черткова прислать историю церкви Терновского [Ф. А. Терновский, ‘Опыт руководства по церковной истории. Три первые века христианства’, Киев 1878] и другие материалы, которые могут оказаться у Черткова для задуманной Толстым работы, впоследствии названной им ‘Царство Божие внутри вас’. Об этой работе М. Л. Толстая пишет: ‘ему хочется, как он говорит, кратко и кротко и ясно изобличить ложь церковного учения’.
5. Письмо М. Л. Толстой от 4 ноября 1890 г. (АЧ)
М. Л. Толстая по поручению отца просит Черткова прислать все ‘заглавия книг и брошюр Баллу’ и копии писем Толстого к Баллу и писем Баллу к Толстому.
6. Письмо М. Л. Толстой от 8 января 1891 г. (АЧ)
По поручению отца М. Л. Толстая сообщает его отзыв о рассказах С. Воронежского ‘Жаворонковы’ и М. Серао ‘Наедине’. Вместе с тем она передает совет Толстого напечатать в издании ‘Посредник’ рассказ Цуриковой ‘Бурениха’, напечатанный в журнале ‘Русское обозрение’ 1890 г., N 12.
7. Письмо М. Л. Толстой от 18 июля 1892 г. (АЧ)
Т. Л. Толстая сообщает, что по поручению отца, посылает имеющиеся у него письма Д. А. Хилкова и письмо немецкого издателя Kurchner’a, который, по соглашению с писателем и переводчиком Р. Левенфельдом, должен был издать в переводе Левенфельда ‘Царство Божие внутри вас’, над которым работал в то время Толстой.
8. Письмо М. Л. Толстой от 18 июля 1892 г. (АЧ)
М. Л. Толстая по просьбе отца просит Черткова послать Е. И. Попова или кого-нибудь другого за восьмой главой книги ‘Царство Божие внутри вас’. Вместе с тем она пишет про Толстого: ‘Он думает, что кончает. Я думаю, что еще не кончает. Но очень хорошо, если приедет кто-нибудь, если даже и придется здесь долго ждать, так как перепиской я не поспеваю и этим задерживаю его’.
9. Письмо Т. Л. Толстой от 19 декабря 1893 г. (АЧ)
Ответ на письмо Черткова от 14 декабря 1893 года, в котором Чертков просил Толстого высказать свое мнение о его намерении писать о преследованиях за религиозные убеждения, и на письмо Черткова от 15 декабря 1893 года, о том, что следует напечатать в Англии и Америке заключение Толстого к отчету о помощи голодающим. По поручению отца Т. Л. Толстая пишет Черткову: ‘Он велел сказать вам, что заключение к отчету послано Тернеру для перевода на английский язык. Потом он велел сказать, что очень, очень одобряет ваш план относительно того, чтобы написать о всех гонениях, которым подвергаются равные отпавшие от православия люди, но говорит, что это дело трудное, надо много для этого досуга и труда, и что он боится, что у вас слишком много других дел, чтобы это довести до конца’.
10. Письмо Т. Л. Толстой от 29 января 1896 г. (АЧ)
Т. Л. Толстая сообщает Черткову, по поручению отца, что он дал согласие журналисту Д. Мансону на опубликование статьи Толстого ‘Патриотизм или мир’, написанной первоначально, как ответ на письмо Д. Мансона. См. комментарий к письму N 410.
11. Письмо Т. Л. Толстой от 5 февраля 1896 г.(АЧ)
Ответ на письмо Черткова о том, что в ‘Кратком изложении Евангелия’ дважды встречается беседа с самарянкой, на что Чертков обратил внимание при переводе на английский язык этого произведения. Т. Л. Толстая по поручению отца сообщает, что надо выпустить это место там, где оно встречается во второй раз, а именно в V-й главе.
12. Письмо Т. Л. Толстой от 16 февраля 1896 г. (АЧ)
По поручению отца Т. Л. Толстая сообщает, что он пошлет свое письмо к Crosby непосредственно ему и предоставит право напечатать это письмо.

______________

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека