Время на прочтение: 357 минут(ы)
ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
Издание осуществляется под наблюдением государственной редакционной комиссии
(Перепечатка разрешается безвозмездно)
(Издание: Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том 65, Государственное Издательство Художественной Литературы, Москва — 1953, OCR: Габриел Мумжиев)
1890 — 1891 (январь — июнь)
1. В. Г. Черткову от 4—8? января 1890 г.
1890 г. Января 15. Я. П.
А[лександр] Петрович. Получать такие письма, как ваше, составляет одну из наибольших радостей моей жизни. Спешу ответить на ваши вопросы, дельная постановка которых показывает мне серьезность вашего отношения к делу. 1) Посылаю вам при этом те книги, которые у меня есть, и список тех, которых нет, но можно приобрести. (1) Книги или скорее брошюры с доводами религиозными против употребления вина печатаются одна в Казани, (2) другая в Москве. (3) Прилагаю вам адрес г-на Соловьева, одного из самых деятельных членов наших в Казани. (4) Если вам будет что нужно, обратитесь к нему, он окажет вам всякое содействие. 2) Об истории пьянства вы найдете сведения и в тех книгах, которые посылаю, и еще более подробные в книге д-ра Алексеева, которого надеюсь видеть в нынешнем году в Москве. (5) 3) Общество наше составилось так. Д-р Алексеев, из Америки, где он видел поразительные результаты для блага народа, достигнутые обществами трезвости, (6) рассказал мне про это, и я предложил составить согласие на основаниях, изложенных на прилагаемом листке. (7) Члены стали набираться, и теперь их более 1200. Надо бы было испросить разрешение правительства для основания формального общества. Но я этого не делал, боясь всякой формальности, так как часто замечал, что очень часто внешность подавляет содержание. Теперь основываются в разных местах новые общества. Если бы вы или священник Б[есергеневский] обратились к министру Внутренних] Д[ел] с проектом основания общества трезвости, то это было бы очень хорошо. От души желаю вам успеха.
Печатается по машинописной копии из АЧ. Дата копии подтверждается записью в Дневнике Толстого 15 января: ‘Написал…. 2 письма по общ[еству] трезвости’ (см. т. 51, стр. 11).
Александр Петрович Куприянов из г. Новочеркасска обратился к Толстому с письмом от 1 января 1890 г. по поручению священника Бесергеневской станицы Области Войска Донского Василия Ивановича Попова (1855—1922), основавшего в 1889 г. общество трезвости. Основание этого общества ‘встретило препятствие’ со стороны пьющих и вызвало ряд сомнений в среде самих членов общества, за разрешением которых Куприянов и обратился к Толстому.
(1) Какие книги и какой список послал Толстой Куприянову, неизвестно.
(2) [А. Т. Соловьев], ‘Татьянин день. Ответ на возражения Льву Толстому’, Казань 1890.
(3) ‘Грех и безумие пьянства. Сборник поучений против пьянства. Из творений св. Тихона Задонского, св. Иоанна Златоуста, св. Василия Великого, св. Ефрема Сирина и иных’, изд. Сытина, М. 1890. В этом сборнике напечатана написанная Толстым в 1889 г. статья ‘Пора опомниться!’.
(4) Александр Титович Соловьев (1853—1919). О нем см. т. 64, стр. 150.
(5) О Петре Семеновиче Алексееве см. прим. к письму N 59. Книга его ‘О пьянстве’, оконченная летом 1889 г. и находившаяся в то время в рукописи у Толстого, была издана в 1891 г. редакцией журнала ‘Русская мысль’ с предисловием Л. Н. Толстого ‘Для чего люди одурманиваются?’. См. тт. 27 и 64. В 1890 г. П. С. Алексеев в Москву не приезжал.
(6) Вернувшись из Америки, П. С. Алексеев опубликовал статью ‘Успех в борьбе с пьянством’ (‘Московские ведомости’ 1887, N 336 от 6 декабря) и издал книгу ‘По Америке. Поездка в Канаду и Соединенные Штаты’, М. 1888.
(7) Общество трезвости, или ‘Согласие против пьянства’, было основано Толстым в Москве в декабре 1887 г. См. т. 64. ‘Прилагаемый листок’ — текст ‘Согласия’. Напечатан в ‘Известиях Общества Толстовского музея’, СПб. 1911, N 3-4-5, стр. 6. См. там же статью В. Д. Бонч-Бруевича ‘Итоги ‘Согласия против пьянства’.
3. В. Г. Черткову от 15 января 1890 г.
1890 г. Января 15. Я. П.
Александр Иванович!
Ничего вам не могу сказать про Наполеона. Да, я не изменил своего взгляда и даже скажу, что очень дорожу им. Светлых сторон не найдете, нельзя найти, пока не исчерпаются все темные, страшные, к[оторые] представляет это лицо. Самый драгоценный матерьял, это Memorial de St. Helene. (1) И записки доктора о нем. (2) Как ни раздувают они его величие, жалкая толстая фигура с брюхом, в шляпе, шляющаяся по острову и живущая только воспоминаниями своего бывшего quasi (3) — величия, поразительно жалка и гадка. Меня страшно волновало всегда это чтение, и я очень жалею, что не пришлось коснуться этого периода жизни. Эти последние годы его жизни — где он играет в величие и сам видит, что не выходит — и в кот[орые] он оказывается совершенным нравственным банкротом, и смерть его — это должно быть очень важной и большой частью его жизнеописания.
Насчет повести моей, вчера отдали ее Стороженко. (4) Он хочет попытаться пропустить ее с вырезками. Переписываем теперь для переводчиков. Как будет время, то закажу для вас. Помогай вам бог. Хороши у вас работы затеяны и Будда (5) и Наполеон, как я его вспомнил. Ох, какую книгу именно народную можно написать и именно вы. Ну, до свиданья. Все сем[ейные] (6) вам кланяются.
На конверте: Ст. Графская, Козловс[ко] Воронежской] железн. дор. Хутор на Грязнуше. Александру Ивановичу Эртелю.
Впервые опубликовано без обращения и подписи в журнале ‘Голос минувшего’ 1913, 1, стр. 173. Дата определяется почтовым штемпелем и записью в Дневнике Толстого 15 января (см. т. 51, стр. 11).
Александр Иванович Эртель (1855—1908), писатель. См. о нем т. 63, стр.285—286.
Письмо Эртеля, на которое отвечает Толстой, неизвестно. В. Г. Чертков в письме от 19 октября 1889 г. предложил Эртелю составить для ‘Посредника’ исторический очерк о Наполеоне I.
(1) Сomte de Las-cases, ‘Memorial de Sainte Helene’ (Граф Лас-Каз, ‘Дневник на острове св. Елены’). Первое издание вышло в Париже в 1822—1823 гг. По свидетельству С. А. Толстой, отмеченному в составленной В. Ф. Булгаковым списке книг яснополянской библиотеки, данное сочинение служило Толстому материалом для работы над ‘Войной и миром’ ‘более, чем что-либо другое’.
(2) O’Meara, ‘Napoleon in exile or a voice from St. Helen’, London 1822 (О’Меара, ‘Наполеон в изгнании, или голос со св. Елены’).
(3) [мнимого]
(4) Николай Ильич Стороженко (1836—1906), профессор истории литературы, исследователь Шекспира. См. тт. 64 и 67. Стороженко предполагал напечатать повесть Толстого ‘Крейцерова соната’ в сборнике ‘В память С. А. Юрьева’. Попытка эта окончилась неудачей. См. т. 27, стр. 592.
(5) В сентябре 1889 г. Эртель по предложению В. Г. Черткова приступил к переложению статьи о Будде, составленной В. Г. Чертковым. Часть работы Эртелем была выполнена, но до конца не была доведена.
(6) Последние два слова написаны неразборчиво.
1890 г. Января 17. Я. П.
Вчера получил ваше письмо. Понимаю, знаю, пережил ваше уныние. Претерпевый до конца спасен будет. Но тут даже и терпеть нечего, только бы не требовать того, чтобы тот матерьял, из к[оторого] мы призваны строить (участвовать в постройке) был мягкий, легкий, так, чтобы его легко было формовать по своему желанию, а вспомнить, как тешут Сютаевы камни. (1) Да и это дурное сравнение. Не сравнение даже, а определение скорее, к[оторое] всегда утешает меня в такие минуты, как те, к[оторые] вы переживаете, это то, что всё живое растет, рост же есть незаметное, но и не останавливающееся достижение того, чем должно быть. И царство божие и в наших душах и в мире растет. И когда оно растет в нашем сознании быстрее, чем в внешнем мире, нам кажется, что мир стоит. Ну, да это всё слова. Вы и без этих слов узнаете или уже знаете всё это.
(2) Статью я вашу получил. (3) Начало мне не понравилось и то потому только, что в нем недоброе, неспокойное отношение к людям, насмешка и враждебность. Это надо уничтожить. Весь замысел же статьи (4) хорош, и очень хорошо и верно сравнение с посевом под снегом. Матерьялу вам нужно. Я вам желал бы доставить, но боюсь, что обещаю и не сделаю, и потому не обещаю, но все-таки постараюсь сообщить вам, что знаю. (5) Собирайте сами и делайте, что можете, из того матерьяла, к[оторый] есть у вас. Я ведь сам всё мечтаю написать то же, и одно не только не мешает, но еще помогает другому. Что делать с вашей статьей? Удержать ее или отослать вам?
(6) Я теперь в очень низком, хотя и не дурном душевном состоянии. По случаю игры комедии, я всё поправлял ее и даже после исправлял ее. (7) Очень низкое и увлекающее занятие. Но и кроме ее у меня начаты еще другие художественные работы всё на тему половой любви (это секрет), (8) я и своим не говорю, и тоже низкое ремесленное занятие, к к[оторому] я вижу, как полезно относиться презрительно.
(9) Маша писала вам и показала ваше письмо. В ваших отношениях вы, надеюсь, понимаете мое положение. Я не только не хочу позволить себе вмешиваться в них, в ту или в другую сторону, но не позволяю себе даже желать чего-либо в ту или другую сторону. Роль моя здесь та, что, любя вас обоих, я боюсь за вас, как бы не ошиблись, нравственно не согрешили, и хотелось бы, если могу, избавить вас от греха, потому ч[то] знаю, что только одно это— грех — дурно и больно. (10)
Дата определяется записями в Дневнике Толстого 16 и 17 января 1890 г. (см. т. 51, стр. 12). На автографе помета Бирюкова: ’18 янв. 1890′.
Павел Иванович Бирюков (1860—1931). См. о нем в т. 63, стр. 227—232. В письме из Костромской губ. от 13 января 1890 г. Бирюков просил Толстого высказаться по поводу его статьи ‘Весна человечества’ (см. прим. 3).
(1) Василий Кириллович Сютаев (1819?—1892). См. т. 63, стр. 84.
(2) Абзац редактора.
(3) Рукопись статьи П. И. Бирюкова ‘Весна человечества’ (вступительная часть к неоконченному труду ‘Под спетом’). Напечатана в журнале ‘Духовный христианин’ 1908, 1, стр. 37—44, 7, стр. 23—28, 8, стр.16—22, 10, стр. 25—29.
(4) Зачеркнуто тремя чертами: очень
(5) См. письмо N 31.
(6) Абзац редактора.
(7) Комедия ‘Плоды просвещения’, написанная в 1889 г. и поставленная в Ясной Поляне 30 декабря (см. т. 27). Толстой продолжал ее переделывать во время репетиций и после спектакля, вплоть до 9 февраля 1890 г., как видно по записям в его Дневнике за 1889 и 1890 гг.
(8) Роман ‘Воскресение’, начатый Толстым в декабре 1889 г. (см. т. 33), и повесть ‘Дьявол’ (см. т. 27).
(9) Абзац редактора.
(10) Предполагался брак М. Л. Толстой с Бирюковым. См. т. 64.
1890 г. Января 17. Я. П.
То, что вы пишете во 2-м письме о жизни, многое давно, а одно, именно то, что благо личности для мирского человека не призрачно, а законно, это очень недавно думал, разумеется иначе,—как всякий человек, по-своему, — но это самое, именно то, что несправедлива строгость и осуждение к мирским людям, не только несправедливо, но даже жестоко, вроде того, как злиться и бить глухонемого за то, что он не делает того, что я велю. Я много грешен в этом и стал понимать это только последнее время. Ведь стоит только вспомнить, как сам относился к учению истины в прежнее время: не видел ее, не имел органа для понимания ее. Так и они.
Отрывок письма (полный текст неизвестен) печатается по машинописной копии. Впервые опубликовано в сборнике ‘Летописи’, 12, стр. 28. Дата копии подтверждается записью в Дневнике Толстого 17 января (см. т. 51, стр. 12).
Евгений Иванович Попов (1864—1938). См. о нем в т. 64, стр. 108.
Ответ на два несохранившихся письма Е. И. Попова.
1890 г. Января 17. Я. П.
Спасибо, что написали, Владимир Васильевич. Всегда с радостной улыбкой в душе думаю про вас.—
Страшно даже сказать, что жизнь в бесконечном совершенствовании. Кажется, как широко, а такое определение скорее суживает. Скажу вам то, что мне думалось последнее время, оно отвечает отчасти на это.
(1) Говорят, вера, надежда, любовь. Почему вера? и во что вера? Почему надежда? Надежда уж тут ровно ни к селу ни к городу — надежда есть одно из последствий веры. Говорят: всё дело в вере, верить надо в библию, в церковь, в Магомета, Будду и всякую чепуху. И наслушавшись всего этого, мы получаем отвращение к этому слову и понятию веры и отбрасываем его. А это неверно, вера есть необходимое условие религиозного мировоззрения или, проще, разумного взгляда на жизнь. Без веры нельзя разумно смотреть на мир. Без веры можно только безумно смотреть на мир, воображая, что он как-то начался по механическим законам и никогда не кончится. Такой взгляд нелеп, главное, тем, что говорится о том, как произошел мир и как развивался и т. п., а ничего не говорится о том едином, что нужно знать: что мне делать? И при нелепом взгляде веры не нужно. Но как только взгляд не безумен и составляет ответ на вопрос: что мне делать? так без веры нельзя. Ответ на вопрос: что мне делать? ясен для всякого искреннего человека — любить выше всего Истину, благо — бога и вследствие того ближнего, и дальнего, и курицу, и дерево (всё по порядку), и жить, руководясь, этой любовью. Но из-за этого ответа выступает другой вопрос, на кот[орый] нет, да и не может быть ответа: зачем богу или той силе, к[оторая] меня послала сюда, сделала, зачем ей нужно, чтобы через меня делалось добро? Что ей, этой силе, нужно, чтоб через меня делалось добро, это несомненно, но зачем это ей нужно? Что выйдет из того, что через меня делается, что выйдет из этого для меня? этого не дано мне знать. И тут место вере, но вере не в троицу, не в Магомета, не в Христа, не в бога даже, а вера богу, вера тому началу, к[оторое] меня послало сюда. Я верю ему, тому, что он разумен и благ, и потому худого мне от него не будет. Вот эта вера необходима, нужна, для нее прямо сделано место. И без нее беспокойно и жутко. И вера эта есть у вас и у меня, и тем сильнее, чем больше мы исполняем волю пославшего. Чем более исполняешь, тем больше веришь — не потому, что раз попал, так уж надо верить, а потому, что по мере исполнения как бы уясняется смысл, не словами, а всей жизнью — тем тверже веришь в него, в его разумность и доброту и даже в то, что то, чего я не знаю, мне не надо знать, что иначе и быть не могло.
Так что не бесконечное совершенствование жизнь (2) — тут могут быть упадки, и от того разочарования, сомнения. А — возьмите иго мое на себя и научитесь от меня, что я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим. — Не могу вам передать словами чувства, к[оторое] всегда возбуждали и возбуждают во мне эти слова, и как они отвечают для меня на всё. —
Не совершенствоваться мне, гордому мне, поганому мне, а взять то положение, то тело, то здоровье, тот нрав, то прошедшее, те грехи даже, и с кротостью и смирением сердца искать всегда, всякую минуту случая исполнить нужное ему дело. Не гожусь ли я заткнуть дыру какую-нибудь? Подтереть мной что-нибудь? Примерами мерзости порока и грехов не могу ли пригодиться? Просто телом моим понавозить.
И если удается чувствовать себя так, тогда (3) всё чудесно, легко и твердо.
Скажут: это уничтожает стимул совершенствования. Не бойтесь: потребность быть лучше та же, что потребность быть счастливее, ее поощрять не нужно. Надо, чтобы это делалось само собой, а (4) нехорошо, когда это становится целью.
Ум, знаете, как бинокль, — развертывать до известной степени, а дальше вертеть хуже. Так и в вопросах о жизни, о ‘зачем’ жизни. Помилуй бог. Ответы на эти вопросы в вере Ему (вера, подобная той, кот[орая] есть у клеточки тела, работающей для него), (5) а вера дается по мере смиренной готовности творить волю Его.
(6) Привет М[ихаилу] Александровичу (7) и всем вашим. Пишите. Я занимался глупостями. Исправл[ял] комедию. (8) И теперь пишу ту повесть, к[оторую] вы мне велели. (9)
Впервые опубликовано с ошибочной датой ‘осень 1899 г.’ в журнале ‘Минувшие годы’ 1908, 12, стр. 295—297. Дата установлена сопоставлением комментируемого письма с письмом Рахманова к Толстому от 4 января 1890 г. и с записью в Дневнике Толстого 17 января (см. т. 51, стр. 12).
Владимир Васильевич Рахманов (1865—1918) — с 1889 г. врач, автор ряда статей по популярной медицине и вопросам воспитания, участник нескольких земледельческих общин. В 1886—1889 гг. бывал неоднократно у Толстого в Ясной Поляне и в Москве и написал воспоминания (напечатанные под инициалами ‘В. Р.’): ‘Л. Н. Толстой и ‘толстовство’ в конце восьмидесятых и начале девяностых годов’ — ‘Минувшие годы’ 1908, 9, стр. 3—32. В 1908 г. в том же журнале (книга 12) Рахмановым опубликованы с комментариями письма Толстого к нему под заглавием: ‘Семь писем Льва Николаевича Толстого’, стр. 295—308.
Ответ на письмо Рахманова от 4 января 1890г., посвященное религиозно-нравственным вопросам.
(1) Абзац редактора.
(2) Слово: жизнь написано над зачеркнутым: цель
(3) Зачеркнуто: как радостно и всё ясно и вписано окончание фразы.
(4) Можно прочесть: и
(5) Заключенное редакцией в скобки написано внизу страницы со значком, указывающим место вставки.
(6) Абзац редактора.
(7) М. А. Новоселову. См. прим. к письму N 45.
(8) ‘Плоды просвещения’.
(9) ‘Воскресение’, в то время еще не имевшее этого заглавия и называвшееся ‘Коневской повестью’, по имени А. Ф. Кони, сообщившего Толстому ее сюжет. См. т. 33.
1890 г. Января 20. Я. П.
Молодой человек, (1) к[оторый] передаст вам это письмо, живет в Киеве, где он в университете. У него самые хорошие стремления, но есть слабость — забота о физическом себе, о своем здоровье, к[оторое], ему кажется, душевно расстроено. Он очень одинок в Киеве, поэтому я ему и советую заехать к вам. Надеюсь, что вы ему духовно поможете.
Давно ничего не знаю про вас обоих, (2) напишите. Я живу хорошо, много пишется и хочется писать. Воображаю, что и у вас кипит работа над ‘Что есть истина’. (3) Да и нет ли другого чего. Чует сердце, что скоро увидимся. (4)
Впервые опубликовано в ТГ, стр. 129—130. Дата установлена на основании записи в Дневнике Толстого 20 января 1890 г. (см. т. 51, стр. 13).
Николай Николаевич Ге (1831—1894)—художник. Друг Толстого. См. о нем в т. 63, стр. 160—161.
(1) Алексей Андреевич Евдокимов. См. тт. 51 и 64.
(2) Николай Николаевич Ге, сын художника. См. прим. к письму N 15.
(3) В письме от 6 ноября 1889 г. Н. Н. Ге (отец) писал: ‘Теперь, с зимою, я начал писать картину ‘Что есть истина’. Для этой картины я ездил в Киев, кое-что собирал. Теперь работаю, и на душе очень хорошо’. Купленная П. М.Третьяковым в июне 1890 г. картина находится в Москве в Государственной Третьяковской галерее.
(4) Н. Н. Ге заехал в Ясную Поляну в конце января по дороге в Петербург на выставку ‘Передвижников’, куда послал свою картину ‘Что есть истина?’. См. т. 51, стр. 178.
1890 г. Января 21. Я. П.
Вчера написал вам письмо с юношей Евдокимовым и всё время последнее думал о вас. Приезжайте же скорее. Если хорошая погода, то с Козловки прекрасно можно дойти, но вернее из Ясенков, где всегда можно найти санки. Еще же лучше бы было, если бы вы написали, когда вы будете — открытым письмом на Козловку. На Козловку ездят каждый день, и тогда я бы за вами выехал. Очень, очень хочется видеть вас и Количку. Через вас хоть увижу его. —Л. Толстой.
Впервые опубликовано в ТГ, стр. 130—131. Дата определяется предыдущим письмом.
Настоящее письмо написано после получения письма Ге от 17 января 1890 г. с его хутора близ ст. Плиски, Черниговской губ. Ге сообщал: ‘Картину ‘Что есть истина’, слава богу, окончил и вышел из того особого мира, в котором ее писал, и увидел, что делается вокруг…. Я теперь делаю рисунки последней картины ‘Что есть истина’, главным образом, чтобы Вам показать. Мне жалко будет, если Вы не будете знать моей картины’.
1890 г. Февраля 1. Я. П.
П[етр] Васильевич, письмо ваше от 24-го ноября я получил, но не ответил по многим причинам, из которых одна — моя небрежность, за которую прошу меня простить. Другие же к причины, по которым я не отвечал и теперь не отвечаю на ваши вопросы, те, что в письме такие вопросы выяснить нельзя: о них надо или беседовать устно, или писать сочинения, что я и делаю по мере сил. Одно могу сказать по отношению к вашим вопросам — это то, что меня в законе Христа преимущественно интересует то, что вполне ясно и несомненно и все-таки не исполняется нами, а именно то, чтобы жить, никогда не нарушая любви к людям, не сердясь, не клянясь, не прелюбодействуя даже в сердце, не противясь злому, а подставляя щеку и любя не одних ближних, но и ненавидящих нас. Вот это, разъяснение этого, затверждение этого, облегчение исполнения этого, устранение всех соблазнов, мешающих исполнению этого, этих пяти заповедей (Мф., V, 21—47), это занимает всё мое внимание, и я думаю, что пока христианин не достигнет этого, ему некогда ни о чем другом думать. О том же, как, когда будет второе пришествие и воскресение, я предоставляю думать богословам, архиереям, полагая, что, если я исполню повеленное Хозяином, Хозяин меня не оставит, и со мной будет то самое, что должно быть и что я в свое время узнаю. Душевно рад общению с вами. Если я, пиша к вам, не делаю обращения: брат, дорогой и т. п., то это потому, что решил последнее время, что такие обращения выделяют одних людей от других и потому нехороши. Чувства же испытываю к вам, как и ко всем людям, братские. Помоги вам бог исполнить его волю.
Печатается по машинописной копии ‘К неизвестному (П. В.)’. Отрывок опубликован в журнале ‘Голос Толстого и Единение’ 1918, 5, стр. 3. Дата копии.
Петр Васильевич Попов (ум. 1895) — уроженец села Рассказово, Тамбовской губ., сектант-молоканин.
Ответ на письмо Попова от 27 ноября 1889 г. (в письме Толстого описка — ’24 ноября’, возможно также, что эта ошибка сделана в копии), посвященное ряду религиозных вопросов.
11. В. Г. Черткову от 1 февраля 1890 г.
1890 г. Февраля 2. Я. П.
Разъяснять то, что в газетном известии несправедливо, не считаю возможным в письме, да это и не нужно. Одно, что вам нужно, — это знать, продолжаю ли я так же смотреть на жизнь и стараюсь ли я так жить, как я высказывал в своих писаниях.
На этот вопрос отвечаю, что чем ближе я подхожу к плотской смерти, тем несомненнее для меня истинность высказанного мною взгляда на жизнь, тем несомненнее для меня требования моей совести и тем радостнее мне им следовать. Вот тут-то я боюсь, судя по первому ответу вашему на мое письмо (1) и по сегодняшнему письму, что у вас другим, чем у меня, определяется исполнение требований совести.
Каждый из нас, познав истину, застает себя в известном далеком от этой истины мирском положении, в связях, узлами завязанных и мертвыми петлями нашими грехами, затянутых связях с людьми мира. И человеку, познавшему истину, прежде всего представляется, что главное, что он должен делать, состоит в том, чтобы сейчас же, во что бы то ни стало выйти из тех условий, в которых он находится, и поставить себя в такие условия, находясь в которых бы ясно видно было людям, что я живу по закону Христа, и жить в этих условиях, показывая людям пример истинной христианской жизни. Но это не так: требования совести не состоят в том, чтобы быть в том или другом положении, а в том, чтобы жить, не нарушая любви к богу и ближнему. Христианин всегда будет стремиться к чистой от греха жизни, всегда изберет такую жизнь, если для достижения ее не будут требоваться от него дела, нарушающие любовь, но дело в том, что никогда человек не бывает так мало связан своими и чужими грехами с прошлым, чтобы быть в состоянии, не нарушив любви к богу и ближнему, сразу вступить в такое внешнее положение. Всякий христианин среди мирских людей находится в таких условиях, что для того, чтобы ему приблизиться к этому положению, ему надо прежде распутывать узлы своих прежних грехов, которыми он связан с людьми, и потому главная и первая задача его в том, чтобы по закону любви к богу и ближнему распутывать эти узлы, а не затягивать их, и, главное, не делать больно тем, с кем он связан. Дело христианина не в каком-нибудь известном положении: в положении земледельца и т. п., а в исполнении воли бога. Воля же бога в том, чтобы на все требования жизни отвечать так, как того требует любовь к богу и людям. И потому определять близость или отдаленность себя и других от идеала Христа никак нельзя по тому положению, в котором находится человек, а по тем поступкам, которые он совершает. Отвращение христианина к мирской жизни всегда будет одно и то же и не может измениться, и потому поступки христианина будут всегда клониться к тому, чтобы уйти от зла, суеты, роскоши, жестокости мирской жизни и прийти к самому низкому, презираемому в мирском смысле положению. Но то, в каком будет находиться христианин положении, будет зависеть от условий, в которых его застало сознание истины, и от степени чуткости его к страданиям других. Его поступки могут привести его на виселицу, в тюрьму, в ночлежный, но могут привести его и во дворец и на бал. Важно не положение, в котором находится человек, а те поступки, которые привели его в то положение, в котором он находится, судьей же в этих поступках может быть только он сам и бог.
Но вы скажете: поэтому человек, исповедуя христианское учение, может, под предлогом того, что он не хочет оскорбить близких людей, продолжать жить греховной жизнью, оправдывая себя мнимой любовью к богу и ближнему. Да, может, но точно так же может, как и человек, который, устроив себе безгрешное (или кажущееся ему таковым) положение земледельца, может жить в нем только для того, чтобы хвалиться этим положением перед людьми. В том и в другом случае суждение невозможно, и в том и в другом случае опасность одинакова. Для первого опасность в том, что, продолжая жить ради любви к людям, в мирских условиях жизни, соблазняешься этими мирскими условиями и пользуешься ими не потому, что не можешь иначе, а по своей слабости, это я испытываю часто, для второго опасность в том, что, поставив себя сразу в те условия жизни, которые считаешь праведными, живешь в этих условиях, не стараясь итти вперед к совершенству любви, а гордясь своим положением, презирая и не любя всех тех, которые не находятся в этом положении, и это я испытывал, только не так часто. Путь узкий в обоих случаях, и знает о том — стоит ли он на пути, только тот, кто идет, и бог. Судить же одному о другом нельзя и по различию положения, и более всего по различию степени чуткости душевной. Один человек, оставив жену, или мать, или отца, огорчив и озлобив их своим оставлением, не делает почти дурного поступка, потому что он не чувствует всей причиняемой боли, другой, сделав тот же поступок, сделал бы гадкий поступок, потому что он чувствует вполне боль, которую причиняет. Судить о богатстве, красоте, силе людей мы можем, но о степени праведности их не то что запрещено нам, но мы не можем судить. И это великое благо. Если бы могли судить, мы бы не могли любить некоторых людей, а не будучи в состоянии судить, у нас нет препятствий любить всех. Одно только мы знаем, что сказано Мф.,VI, что для человека положение, в котором люди хвалят, невыгоднее, чем то, в котором ругают. В первом случае к делу божью может примешиваться желание похвалы людской, во втором случае, если что делается для бога, то только для него.
Еще скажу вам вот что: положим, шел человек без дороги, мучаясь, целиком, и потом нашел дорогу и пошел к ней сам и указал ее другим людям. Неужели люди, увидав дорогу и вместе с тем заметив, что человек, указавший им ее, идет еще целиком, подумают, что человек усомнился в преимуществе дороги перед бездорожьем, и даже сами усомнятся в том, что по дороге лучше итти, чем без нее? Всё, что могут подумать люди, увидав, что выведший их на дорогу человек не идет еще по ней, это то, что есть какие-то невидные им причины, мешающие ему выйти на дорогу (овраг, ручей), сами же они никак не усомнятся. И потому, если вы осуждаете меня просто как человека, вы делаете неправильно, судя по моему положению (о даже не по положению, а по суждению другого человека, превратно описывающего это положение), то поступаете неправильно, как мы все поступаем, судя о других людях. Если же вы судите обо мне, как вы говорите, как о вашем руководителе к истинному благу, то еще более неправильно, предполагая, что человек, познавший благо, может бросить его и вернуться опять к злу, от которого он только что спасся. Мы всё забываем, что учение Христа не есть учение вроде Моисеева, Магометова и всех человеческих учений, учение о правилах, которые надо исполнять. Учение Христа есть Евангелие, т. е. учение о благе. Кто жаждет, иди и пей. И потому в этом учении нельзя никому ничего предписывать, никого ни в чем укорять, никого судить. Иди и пей, кто жаждет, т. е. бери то благо, которое нам открыл дут истины. Как же предписывать пить или быть блаженным? Нельзя и укорять человека за то, что он не пьет, или не блажен, нельзя и судить за это. Одно, что можно, что и делали и всегда будут делать христиане, это чувствовать себя блаженным и желать сообщить этот ключ к блаженству другим людям. Вопрос, который вы затронули, занимал меня давно, и я часто встречая недоразумение в этом смысле и потому рад был случаю высказаться.
Если вас огорчило то, что на ваш вопрос: заехать ли ко мне? я ответил: лучше нет, (2) то мне очень жаль. Ответил же я так, как я отвечаю всем без различия людям, которые спрашивают меня: можно ли приехать. Жизни мне осталось мало, а дела представляется много. Но когда приезжают прямо, не спрашивая, то я бываю рад всем людям, особенно близким по духу и которым кажется, что я могу быть полезен.
Печатается по машинописной копии из АЧ. Небольшой отрывок с искажениями под заглавием ‘Иди и пей’ напечатан в ‘Спелых колосьях’, 1, стр. 17—18. Почти полностью с многочисленными искажениями и с заглавием ‘Не судите’ опубликовано в ‘Спелых колосьях’, 2, стр. 97—100. Дата ‘б февраля 1890г.’, имеющаяся на копии, не подтверждается записями в Дневнике Толстого. Судя по Дневнику, письмо было написано 2 февраля (см. т. 51, стр. 16).
Ефим Николаевич Воробьев (1852—1914)—в 1890 г. был начальником станции Деконской, Донецкой ж. д. См. т. 64, стр. 316.
Ответ на письмо Воробьева от 29 января 1890 г., в которое была вложена газетная вырезка (она не сохранилась ) о бывшем в доме Толстых зимой 1889/90 г. костюмированном вечере, на котором присутствовал Толстой и в котором он, по словам Воробьева, ‘принимал участие…. может быть, во фраке и в галстуке’. Воробьев, считая, что такой поступок Толстого является ‘отступлением от его проповеди’, просил опровергнуть это сообщение, чтобы не дать повод к обвинению Толстого в фарисействе. См. письмо N 19.
Об упоминаемом вечере см. Н. В. Давыдов, ‘Из прошлого’, М. 1913, стр. 266—267.
(1) См. письмо Толстого к Е. Н. Воробьеву от начала октября 1889 г., т. 64, стр. 315—316. Ответ Воробьева неизвестен.
(2) О своем желании приехать к Толстому Воробьев сообщал в письме с почтовым штемпелем: ‘Донецкая, 16 ноября 1889’.
* 13. Р. Лёвенфельду (R. Lowenfeld). Неотправленное.
1890 г. Февраля 6. Я. П.
Милостивый Государь,
Отвечаю по пунктам на ваши вопросы. 1) Я не знаю никакой подробной биографии и полагаю, что таковой нет.
2) Дать какому-либо издателю исключительное право издания я считаю противным моим взглядам и не имеющим никакой цели.
3) Как ‘соната’, так и комедия еще не появлялись в печати, и списки, которые ходят по рукам в Москве и Петербурге, списки неверные. (1) Когда у меня будут оттиски, я доставлю вам, но вперед говорю, что это очень сомнительно, и вернее бы было, если бы вы поручили это кому-нибудь в Москве помимо меня.
Адреса, который вы потеряли, я тоже не могу вспомнить.
Желаю вам всего лучшего.
Дата ‘б февр.’ поставлена перед текстом письма рукой М. Л. Толстой. Письмо отправлено не было. Лёвенфельду ответила М. Л. Толстая, к письму которой Толстой сделал приписку. Текст этой приписки неизвестен.
Рафаил Лёвенфельд (Raphael Lowenfeld, ум. 1910) — профессор по кафедре славянских языков в Бреславльском университете, с 1900 г. директор Шиллеровского театра в Берлине, в 1888 г. редактор журнала Nord und Sud(1′( ‘Север и юг’), переводчик Толстого и других русских классиков на немецкий язык, автор биографии Толстого ‘Leo N. Tolstoj, sein Leben, seine Werke, seine Weltanschaunung’, R. Wilhelmi, Berlin 1892 (‘Лев Н. Толстой, его жизнь, произведения, миросозерцание’), книги ‘Gesprache uber und mit Tolstoj’, Berlin 1891 (‘Разговоры с Толстым и о Толстом’) и многих статей о Толстом. С Толстым познакомился в июле 1890 г. в Ясной Поляне.
В письме на немецком языке из Берлина от 7 февраля нов. ст. Лёвенфельд сообщал, что послал Толстому две свои статьи о нем и его произведениях и собирается писать книгу о Толстом, которая выйдет в издании Рихарда Вилельми в Берлине. В связи с работой над этой книгой Лёвенфельд задавал Толстому три вопроса: 1) Не появилась ли где-либо подробная биография Толстого на русском языке? 2) Имея намерение издать вместе с Р. Вильгельми собрание произведений Толстого в тщательном, точном немецком переводе, Лёвенфельд просил авторизации перевода.
3) Спрашивал, не может ли Толстой прислать ему литографированные экземпляры ‘Крейцеровой сонаты’ и ‘Плодов просвещения’.
(1) Ходившие по рукам ‘списки’, то есть копии, преимущественно литографированные, этих произведений были сделаны не с последней редакции. Так, литографированные копии ‘Крейцеровой сонаты’ были сняты со списка рукописи, помеченной 26 августа (надо — 28 августа) 1889 г., тогда как повесть эта была закончена около 8 декабря. Все заграничные издания ‘Крейцеровой сонаты’, вышедшие в 1890 г., переведены с версии 28-августа.
Ответ Лёвенфельда на письмо М. Л. Толстой неизвестен. Из его письма к С. А. Толстой от 8 марта видно, что, получив письмо М. Л. Толстой, он вновь написал Льву Николаевичу, прося о праве напечатать на своем издании собрания произведений Толстого: ‘С одобрения автора’, и это в ответ на свою просьбу он получил краткое письмо от Т. Л. Толстой, помеченное ’16 февраля 1890′, в котором это разрешение было дано.
1890 г. Февраля 10. Я. П.
Нет у меня теперь рукописи. Если вы прежде не достанете, то пришлю, как только будет. Мне нужно и дорого ваше впечатление. Содержание того, что я писал, мне б[ыло] так же ново, как и тем, к[оторые] читают. Мне в этом отношении открылся идеал, столь далекой от действительности моей, что сначала я ужаснулся и не поверил, но потом убедился, покаялся и порадовался тому, какое радостное движение предстоит другим и мне, пока еще жив, для этой ясно обозначившейся цели — так далеко стоящей впереди нашей гнусной действительности. Желаю и надеюсь, чтобы вам пришлось по душе. Надеюсь, п[отому] ч[то] оно обличает, заставляет каяться. А покаяние из страдания делает благо.
На обороте: Г. Самара. Управление Оренбургской жел. дорога. Владимиру Алексеевичу Осипову для передачи В. И. Алексееву.
Впервые опубликовано в сборнике ‘Летописи’, 12, стр. 315. Датируется на основании записи в Дневнике Толстого 10 февраля (см. т. 51, стр. 17).
Василий Иванович Алексеев (1848—1919). См. о нем в т. 63, стр. 81— 82. В 1890 г. Алексеев жил на хуторе своего приятеля А. А. Бибикова в Самарской губ.
Ответ на письмо Алексеева от 1 февраля [1890 г.] с просьбой прислать список ‘Крейцеровой сонаты’.
1890 г. Февраля 10. Я. П.
Начал длинное письмо, — не дописал, (1) но не хочется вас оставлять без ответа. Спасибо за письмо. (2) Вновь прибывшего Ивана (3) приветствую. Откуда он? Зачем он? Куда он? и кто он? Хорошо тем, для кого протоплазма составляет достаточный ответ на эти вопросы, кого же не удовлетворяет этот ответ, тем неизбежно надо верить в то, что есть глубокий смысл в появлении и жизни Ивана и что смысл этот мы поймем настолько, насколько мы сделаем всё, что должно, по отношению к нему, к Ивану.
Печатается по копии М. Л. Толстой. Почти полностью опубликовано в сборнике ‘О половом вопросе. Мысли Л. Н. Толстого, собранные Владимиром Чертковым’, изд. ‘Свободное слово’, Christchurch, Hants, England, 1901, стр. 65. На копии дата ’12 февраля 1890 г.’, проставленная по почтовому штемпелю. Дата определяется записью в Дневнике Толстого 10 февраля (см. т. 51, стр. 17).
Николай Николаевич Ге (1857—1939) — старший сын художника. Подробнее о нем см. в т. 63, стр. 208.
(1) См. письмо N 19.
(2) Письмо Н. Н. Ге неизвестно.
(3) 31 января у Н. Н. Ге родился сын Иван (ум. 1916).
1890 г. Февраля 10. Я. П.
Все думаю о вас и о вашей картине. Очень хочется знать, как к ней отнесутся (1) и кто как? Меня мучает то, что фигура Пилата мне как-то с этой рукой представляется неправильной. Я ведь не утверждаю, а спрашиваю, и если знатоки скажут про эту фигуру, что правильна, то я успокоюсь. Об остальном я знаю ж спрашивать ничьего мнения не желаю. Как вы живете, милый друг? Напишите словечко. От Колички получил письмо, но не успел ответить длинно. Только карточкой ответил. (2)
Приветствую вновь появившегося внука. —Привет всем, Чертковым, (3) Поше, (4) Ване. (5)
На обороте: Петербург, Лиговка, 31. Склад Посредник. Для передачи Н. Н. Ге.
Полностью опубликовано в ТГ, стр. 131—132. Дата определяется записью в Дневнике Толстого 10 февраля (см. т. 51).
(1) Картина Н. Н. Ге ‘Что есть истина?’ была выставлена на восемнадцатой выставке сПередвижников’, открытой 11 февраля 1890 г. в Петербурге. Через несколько дней по открытии выставки картину приказано было снять. См. приписку к письму N 40. Рецензий в газетах было мало. См. В. В. Стасов, ‘Николай Николаевич Ге’, изд. ‘Посредник’, М. 1904, стр. 322—328.
(2) См. письмо N 15. ‘Карточкой’ Толстой называл ‘открытку’.
(3) Владимир Григорьевич Чертков (1854—1936), его жена Анна Константиновна, рожд. Дитерихс (1859—1927), и сын Владимир Владимирович.
(4) П. И. Бирюков.
(5) Иван Иванович Горбунов-Посадов. См. прим. к письму N 48.
1890 г. Февраля 14. Я. П.
<,Это так я думаю. Молитва нужна.>, Начал так. Хотел согласиться с вами, но, спросив себя поглубже, увидал, что нет. Для меня не так: молитва не есть только заглаживанье своего разрыва с богом, молитва для меня есть с одной стороны сознание моего отношения к богу, с другой стороны есть увеличение моей духовной силы, есть как бы разведение паров, к[оторые] будут работать, размахиванье колеса, набирание силы. (Я говорю тут только то, что знаю из опыта). Молюсь я часто, т. е. раза два-три в день, и всегда ‘Отче наш’. Пробовал я слагать свои молитвы, последнее время сложил молитву, выражавшую сознание того, что я есмь орудие, орган бога и что я желаю одного — исполнять свое назначение без небрежности и без напряжения, постоянно сознавая, что через меня действует сила божия, и иногда и вспоминаю это, но, как молитва, ‘Отче наш’ остается для меня не то что незаменимым, но заменяющим и исполняющим все требования сердца. — ‘Отче наш’ теперь для меня выражается пятью положениями, кот[орые] так мне ясны, необходимы, связаны между собой и радостны, что они свободно возникают в душе и всякий раз говорят как будто что-то новое, из меня исходящее. Мф., 9, ст. 1) Свята сущность Твоя — любовь. Стало быть, всё должно быть меряно и руководимо только ею — любовью. И сейчас уж становится тверже и легче, и все затруднения распутываются. 2) 10 ст. Указание того, что делать надо, руководясь любовью в том, чтобы делать то, что содействует установлению царства Твоего, свободного, радостного на земле, как на небе. Это дает содержание любовной деятельности, — если не знаешь, что делать вообще, или что из двух. 3) 11 ст. И делать это дело любовного установления цар[ства] б[ожия] я хочу и буду теперь, сейчас, сию минуту, там, где и с кем я теперь. И это еще усиливает размах и дает страшную твердость, если только слился с этой мыслью. 4) Если есть препятствие к этому, то только в моем прошедшем, в грехах — хочу избавиться от них (грехи похоти, грех самолюбия, грех нелюбовности). Да я и просто говорю Кому-то и люблю это говорить: прости мне, как я говорил перед людьми, каясь. И говоря это, вспоминаю грехи других, самые мне противные, и прощаешь, не только прощаешь, не понимаешь, как можно сердиться, не прощать. И 5) боюсь искушений похоти, самолюбия, злости и бегу от них, но главное, главное зло в сердце — оно мешает. Его чтоб не было.
Вот так и молюсь гуляя, иногда даже в трудные минуты и будучи между людьми, и знаю так же, как знает машинист, прорезавш[ий] половину сугроба, но завязший все-таки, что если он проеха[л] половину большого сугроба, а маленький совсем переехал, то только п[отому], ч[то] разводил пары. Так знаю и я, что если бы я не молился, то был бы несравненно хуже. И знаю еще, что если бы я достиг того, возможность чего как будто вижу, когда молюсь, то жить бы незачем было. Знаю, что совершенным надо быть, как отец. — Ну вот. Пишу, что испытываю и как попало. Вы поймете. Ошибка главная в том, чтобы молитву делать обязательной. Мне она полезна. А могут быть люди, иначе устанавливающие свое отношение к богу. Вера для меня же только одна, и в одно я верю: в то, что отец, пославший меня сюда, добр — любовь. И наваливаюсь на него, а он делай, что хочет, и всё будет не то что хорошо, а божественно.
Сколько вас знаю, думаю, что вам нужна молитва — как выражаемое сознание своего отношения к богу. Одно советую: ищите своего выражения отношения к б[огу]. Я всегда искал и ищу своего. В ‘Отче наш’ я впадаю невольно.
