З. H. Гиппиус
Точка
КОММЕНТАРИИ
Точка, Гиппиус Зинаида Николаевна, Год: 1926
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Гиппиус З. H. Чего не было и что было. Неизвестная проза (1926—1930 гг.)
СПб.: ООО ‘Издательство ‘Росток’, 2002.
Я не совсем понимаю, что разумеет Е. Д. Кускова под индивидуальными ‘исканиями’, которым будто бы вся зарубежная печать должна предоставить полную свободу, но я не сомневаюсь, что ‘мнению’, даже индивидуальному, но вполне объективному, всегда найдется место на страницах ‘Последних Новостей’.
Такое мнение я и хочу высказать, или, пожалуй, общий взгляд на всю историю пешехоновского возвращенства и на то, что Е. Д. Кускова называет ‘неоконченным спором’.
Впрочем, это мнение ‘индивидуально’ лишь в том смысле, что не исходит от определенного коллектива и что я не могу сказать, какой именно процент эмиграции его разделяет. Но я, конечно, думаю, что какой-то процент, и даже не малый, разделяет наверно.
Прежде всего, мы (я и мои единомышленники) не видели тут предмета для споров. Нам казалось, что ‘спора’ и не было, — чему же кончаться или не кончаться?
Было же просто вот что: Пешехонов объявил, что хочет вернуться в большевистскую Россию. Я, мол, никого не уговариваю, но я, лично, постараюсь вернуться. Так я хочу.
Часть эмиграции, которая этого не хочет, отвечала: пожалуйста. Раз это ваше личное дело! Наше дело — оставаться. И мы тоже никого не уговариваем.
— Но я хочу вернуться с ‘гордо поднятой головой’, — сказал Пешехонов, а за ним, увлеченные этой ‘головой’, стали повторять то же какие-то молодые люди. Е. Д. Кускова начала внезапно и страстно обличать всех, не видящих в этом ‘идеи’, но какой, собственно, идеи — не поясняла.
Тут уж мы удивились. ‘Идею’ мы оставили в стороне, а на второе объявление Пешехонова и его сочувственников мы откликнулись: — Пожалуйста! Это очень хорошо ‘с гордо поднятой головой’. Мы сами так мечтаем в Россию вернуться. Но — мы реалисты. Мы знаем — и замечательно твердо знаем, — что в большевистскую Россию ‘с гордо поднятой головой’ вы не вернетесь. Просто физически не вернетесь. Если вернетесь — только с повинной. Однако мы и этого нашего знания насильно не навязываем. Думаете иначе — пытайтесь.
А какая, собственно, цель вашего обращения к нам? Мы не властны впустить или выпустить вас в Россию ни с той ни с другой головой. На нашу помощь в личных хлопотах вы тоже не можете надеяться. Или вы ждете, чтобы их начать, нашего ‘благословенья’? Но зачем оно вам, да и как возможно, если мы всем ощущением реальности знаем, что в сегодняшнюю Россию вы ‘гордо’ не поедете, хотя бы мы, сойдя с ума, принялись обеими руками вас благословлять.
В чем же спор? Где спор? Что должно быть ‘окончено’? Откуда ‘горесть’ молодого пешехонца, о котором пишет Кускова, куда, за какую ‘черту’ могла его ‘толкнуть’ статья П. Н.? Уж не за черту ли ‘повинной головы’?
Ряд загадок, прямо сонное мечтанье какое-то. И подумать: все из-за того, что один старый эмигрант и несколько молодых возымели желание, — личное, как они говорят, — вернуться к большевикам. И не ‘каясь’, а ‘по закону’. Ну что ж? У нас один взгляд на действительность, у них другой. Здесь, слава Богу, всякий волен иметь взгляды, какие хочет. Обсуждать их? Зачем? Все, что можно было сказать, — давно, тысячу раз сказано, да и ясно оно, как самое прозрачное стекло.
Мы искренно думаем, что в чужие личные дела не следует вмешиваться. И мы, конечно, не позволим себе, — когда все уляжется, когда, одни, с повинной головой, вернутся, а другие, с поникшей, останутся, — напомнить кому-нибудь о знаменитой эпитафии купеческой вдовы на памятнике супругу:
Говорила тебе я
Ты не ешь грибов, Илья…
А сегодняшние ‘споры’ — почему из них ничего не выходит? Почему даже самого спора не выходит между ‘П. Н.’ и Кусковой? Да потому, между прочим, что у этих ‘противников’ разнствуют даже первоположения. И большинство доводов, доказательств, примеров ‘спорящей’ Кусковой — идет впустую. Для некоторых оппонентов П. Н. Милюкова ничего не изменилось, просто ‘возвратился ветер на круги свои’. Был царский режим. Теперь есть большевистский режим. Сходство — несомненное. Значит, тождественно и остальное: эмиграция, прошения, их удовлетворения, возвращение…
Между тем в ‘П. Н.’ русским языком было сказано, что бывшая Россия, царская и нынешняя, большевистская даже отношением к собственным законам разнится, ‘как небо от земли’. А Е. Д. Кускова продолжает защищать возвращенство сопоставлениями Герцена с нынешними политиками-эмигрантами, Пешехонова с Кельсиевым и т. д. Но разве это имеет убедительность для видящего, что никакие режимы и никакие времена не совпадают до полного тождества?
Е. Д. Кускова могла бы еще спорить с г. Сухомлиным, утверждающим тождество режимов. Но, по-видимому, с ним ей спорить не о чем.
И последний вывод наш (мой и того процента эмиграции, которого учесть я не могу) таков: хорошо бы, пора бы, поставить в квазиспорах — точку. А на возвращенстве, как на вопросе, — крест. Ведь ‘вопроса’-то, пожалуй, и нету. Есть личные дела Пешехонова, есть тревожность Кусковой, а если есть ‘общество’ молодых возвращенцев — то мало ли какие общества учреждает неопытная ‘ветреная молодежь’? Их увлекла ‘гордая голова’, может быть, слово ‘идея’ (если не слово, какая же это, все-таки, ‘идея’?). Они, вот, и о большевиках еще не знают: ‘Мы не знаем, что найдем на родине’. Опыт им необходим. Пусть Е. Д. Кускова не тревожится за членов ‘общества’: жизнь сумеет каждого свести с облаков на землю. На какую мы не решаем, мы только ручаемся: если на большевистскую, — то не с ‘гордо поднятой’ головой, а с ‘повинной’. Большевицкий ‘меч сечет’ нередко и ‘повинную голову’. Эта его особенность известна Е. Д. Кусковой — но всем ли молодым возвращенцам она известна? Они как будто даже этого не знают. А жизнь учит таких, ничего не знающих, особенно сурово.
Впервые: Последние Новости. Париж, 1926. 7 марта. No 1810. С. 2.
‘возвратился ветер на круги свои’ — Екклезиаст I, 6.
Кельсиев Василий Иванович (1835—1872) — эмигрант с 1859 г., сотрудник Вольной русской типографии в Лондоне. В 1863 г. вернулся в Россию.
Сухомлин Василий Васильевич (1885—1963) — общественно-политический деятель. В эмиграции с 1918 г. В начале 20-х годов редактировал пражский журнал ‘Воля России’. В 1954 г. вернулся в СССР.