В городах, местечках, на больших дорогах, в столицах, около железнодорожных поездов, в кредитных учреждениях и мелочных лавочках идут стрельба, угрозы и грабежи. Отнимают даже по 25 руб., забирают ‘выручку’. Знакомая картина Кавказа, как о нем читала Россия за все последние годы, читала, удивлялась и презирала. Без сомнения, впечатление ‘неусмиренного и дикого Кавказа’ мы производим теперь на всю Западную Европу. Да и в самом деле, у нас наступает что-то подобное феодальному разложению, которое для Западной Европы пришло с падением Римской империи. Власть центральная ослабела. И всюду объявилась своя власть. Всюду какие-то подземные темные союзы, кружки, кружочки, то с прописанным паспортом, то без прописанного паспорта. Легалыцина и нелегальщина перепутались. Выдвигается все, что смелее, что дерзостнее, все скромное прячется, не находя законной защиты. Какая-то побитая градом нива, полная зерна, а кверху торчат пустые колосья с осыпавшимся зерном, — солома.
Вот-вот август, начало ученья. Кто будет учиться? Грустный ответ переходит в многоточие… Да и как учиться среди этой сумятицы? ‘Свет’ России начинается тьмою, пока ожидаем света, перестукаемся до крови головами в кромешной тьме.
Со всех сторон злоба, клевета, неумолимое заподазриванье, явная и бесстыдная ложь. Создалась и развилась ‘освободительная’ реторика, такая же напыщенная, ломаная и бездарная, как в тех ‘одах’, какие были высмеяны И.И. Дмитриевым в его ‘Чужом толке’ и после умерли разом. Но наше время бедно сатирою и смехом, и в бездарной печати этот ложный пафос расползается сальным пятном. В средние века было явление под именем ‘кухонной латыни’ — специальная литература на римско-готфском языке. У нас какая-то идет ‘кухонная свобода’, в которой ни зерна не осталось от благородных освободительных идей.
Уже все так перепуталось, что стало неотделимо, неразличимо. Несомненно, из городских отбросов и совершенно фантастических недоучек развилось нечто вроде итальянских bravo, убийство из искусства переходит в мелкое ремесло, в ежедневный заработок голодного, алкоголика или вообще человека с претензиями на удовольствие. Во всех газетах постоянно пишут: ‘Преступник скрылся’, ‘стрелявшего не удалось захватить’. Если ‘не удалось захватить’ и вообще ‘не удается захватить’, то и нет риска. Газеты все читают. Всех эта ‘неуловимость’ соблазняет. Стреляют не новички. Тут видна профессия, опыт, ‘наторенность’ привычной руки и привычных, очень умелых способов укрываться. Видно ремесло и опытный план убийц, bravo. Люди, ‘делающие свободу’ через браунинги, без сомнения, не рискуют драгоценною особою сами, а ‘решили использовать в целях движения’ этих занимательных субъектов. Из хорошего куша на ‘освобождение’ процент отсчитывается работнику — bravo: и, право, иначе как такою ‘сознательною организациею’ невозможно объяснить этот слишком ловко покатившийся ком повсюдных грабежей. Что-то похожее на систему, на план. Ведь та же полиция, те же сидельцы винных лавок, те же буфетчики на вокзалах были и раньше. Отчего же раньше не было этой системы, этой линии, как бы удобной всеграбящей машинки? ‘Хитрая механика’ — вспомнишь старую книжку. К инстинкту зверя прибавлена явно некая ‘интеллигенция’, как, в другой части, к дезертирству и буйству солдат прибавлен красный флаг.
Впервые опубликовано: ‘Новое время’. 1906. 26 июля. No 10907.