ТЕМНАЯ НОЧЬ.
ТЕМНАЯ НОЧЬ.
РАЗСКАЗЪ.
Отнявъ у глазъ способность зорко видть,
Ночь мрачная усиливаетъ слухъ
И длаетъ чувствительне звуки
В. Шекспиръ.
* Драма: ‘Сонь въ Иванову ночь’.
П. КОРБУТОВСКІЙ.
‘Сынъ Отечества’, No 4, 1852
Темная ночь, Корбутовский П., Год: 1852
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Знакомые мои назвали меня ‘страннымъ’ за то, что прошлаго года все лто прожилъ я въ Петербургъ, а въ конц сентября перехалъ жить на дачу.
На возъ моихъ вещей съ недоумніемъ посматривали даже встрчные извощики, везшіе такіе же возы изъ деревни въ городъ. Мало того, на другой день, пріхавшій ко мн на дачу знакомый мой, человкъ впрочемъ очень молодой, назвалъ меня чудакомъ, когда увидлъ, что я поселился просто въ крестьянской изб, вмст съ семействомъ ея хозяина…. Съ недовольнымъ видомъ посматривалъ онъ на закоптлыя стны моей дачи, морщился отъ какого-то невыносимаго для него запаха,— и вскор простился со мной!
Ему-то вроятно я и обязанъ быль темъ, что боле ни одинъ изъ моихъ знакомыхъ не навщалъ меня въ моей деревн….
На другой день моего прізда солнышко такъ горячо грло съ самаго утра грязную деревенскую улицу, что къ вечеру на ней поднялась даже пыль. На длинной, скошенной нивъ словно золотыя нити блестли подъ лучами солнца валявшіяся соломенки, весь въ золотыхъ блесткахъ бжалъ мимо нивы ручей, рзкимъ, чистымъ воздухомъ обдавало мн лицо…. Я положилъ себ сейчасъ же посл заката солнца идти въ поле.
Но когда загорлась заря, передъ ней столпились облака такого кровянаго цвта, что мой хозяинъ, взглянувъ въ окошко, покачалъ головой.
— А что? спросилъ я у него.
— Быть втру, дождю! отвчалъ онъ.
И въ-самомъ-дл, не боле какъ черезъ четверть часа изъ-за верхушекъ дальняго лса глянули темныя передовыя облака заходившей тучи. Словно гора, въ минуту выросла она надъ длиннымъ желтымъ полемъ, и подошла къ зар…. А заря такъ бойко взглянула на нее, зарумянивъ ея нижнія облака, такъ сильно вспыхивала передъ ней она, рдла — и начала съуживаться…. Почти по самой земл пролетли дв ласточки…
Поднялся втеръ. Цлыя стаи желтыхъ, сухихъ листьевъ вынесъ онъ изъ ближней рощи, бросилъ ихъ въ поле, загонялъ отъ одного его конца къ другому и ворвался потомъ въ деревню…. Въ-за пуски побжали отъ него по улиц куры домой. На крышу сосдней избы вскарабкалась кошка, посмотрла на зарю, заря зарумянила ей рыльце, посмотрла потомъ кошка на тучу, и съ взъерошенной спиной шмыгнула опять внизъ…. Ужъ гд-то далеко спрятанные, кричали птухи…. На улиц осталась одна только собака, прижавшая уши….
Минуты черезъ дв изъ-за лса выглядывала черезъ-чуръ узенькая полоска зари, но свтъ ея все еще достигалъ до моего окна, входилъ въ избу и освщалъ полати, помщенныя у самаго потолка. Съ этихъ полатей глядлъ на окно глухой совершенно старикъ, отецъ моего хозяина. Какъ-то страшно, ненатурально румянилось зарею его желтое, морщинистое лицо…. Какъ-то совершенно безжизненно смотрли тусклые глаза его на улицу….
А подъ его полатями, куда уже едва достигалъ свтъ зари, сидли, потупившись, у стола, хозяинъ съ хозяйкой. Еще вчера случилось у нихъ горе, сильно поразившее все семейство: не пришла отъ чего-то изъ поля ихъ лучшая корова. Всю прошлую ночь, весь настоящій день искали они эту корову — и не нашли! Ждутъ они теперь изъ гостей своего мальчишку сына, который неразъ прежде отыскивалъ имъ эту блукущую корову. Ждутъ — и сидятъ, потупившись….
Вдругъ сдлалось совершенно темно: туча совсмъ закрыла зарю. Мракъ будто волнами хлынулъ тужъ минуту изъ всхъ угловъ избы, вышелъ на середину, и подошелъ къ окнамъ и окна потемнли…. Я ждалъ дождя, но дождя не было, только втеръ гулялъ по крыш, по окнамъ, по улиц…. Отдумалъ я идти гулять, и придвинувъ подушку, прилегъ у окна…. Въ темной и теплой изб сдлалось такъ дремотно, какъ только бываетъ иногда въ самую сильную жару въ дремучемъ лс….
И чрезъ минуту я уже очутился на какомъ-то длинномъ зеленомъ лугу, Глухой старикъ, тотъ самый, который лежалъ на полатяхъ, пасъ посереди этого луга корову, о которой грустили хозяева…. Привязалъ онъ ей колокольчикъ на шею и говоритъ мн:
— Вотъ баринъ, ужъ теперь никуда не уйдетъ отъ меня корова, я ее везд услышу!…
Не поврилъ я ему, расхохотался — и проснулся.
Въ изб уже горлъ огонь. Кружка съ квасомъ, стоявшая на стол передъ свчкой, пускала отъ себя такую длинную и широкую тнь, что она, захвативъ старика со всми его полатями, перегибалась потомъ на стну, и покрывала меня и всю лавку, на которой я лежалъ. Защищенный ею, я сейчасъ же могъ разсмотрть хозяина и хозяйку, уговаривавшихъ своего сына, уже возвратившагося изъ гостей, идти въ какой-то боярскій огородь искать все ту же корову. Мальчикъ же, несмотря ни на какія увщанія, не соглашался исполнить родительскую просьбу.
— Эна, подиткась, теметь какая, говорилъ онъ: ни зашто, мамушка, не пойду!
— Трусъ! говорилъ ему батька: а ужъ не маленькой, эва пятнадцатый годъ пошелъ!
— Пусть такъ! отвчалъ мальчишка.
Между-тмъ глухой ддъ вертлся на полатяхъ, и изо всей силы прислушивался о чемъ говорили въ изб. Протиралъ онъ себ зачмъ-то глаза, хмурился, улыбался, если до него долеталъ хоть единый звукъ и ничего ршительно не понимая,— все продолжалъ слушать….
— Иди въ огородъ-то, прислушайся, не брякнетъ ли гд, продолжалъ батька: ты вдь, Володька, у меня парень важный, хоть гд такъ выищешь!
Но и лесть не помогла, мальчишка, молча, глядлъ на темное окно.
— А хошь, я теб сапоги свои дамъ надть? вдругъ радостно и громче прежняго произнесъ батька.
— Сапоги?
— Да, мои собственные: сапоги, подиткась, новые, до самыхъ колнъ, не то-что твои лапти! Хошь, штоли, а не-то и не нада!…
Тутъ уже глухой ддъ не вытерплъ больше, засуетился на своихъ полатяхъ и полезъ внизъ…. У мальчика, между-тмъ, глаза сверкали отъ удовольствія, на которое онъ все еще не могъ ршиться. Спустилъ онъ рубаху съ праваго плеча и закрылся ея рукавомъ.
— На двор дождь? спросилъ я.
— Ни, сударь, совсмъ тихо и сухо, отвчалъ хозяинъ: тучка, знать, постращала только.
— Володька, бери сапоги и пойдемъ вмст искать твою корову, сказалъ я мальчику.
Мальчикъ сейчасъ же бросился въ сни, заходилъ тамъ, застучалъ дверями, и чрезъ минуту втащилъ въ избу батькины сапоги.
— Пойдемъ, баринъ, говорилъ онъ, весело надвая ихъ, и когда надлъ, бойко заходилъ по изб. Сапоги же были такихъ размровъ, что не ходили вмст съ нимъ, а таскались по полу. Нипочемъ это! Живо нахлобучилъ мальчикъ шапку, подтянулъ кушакъ, махнулъ головой и потащилъ меня на улицу. Ддъ со всхъ ногъ бросился свтить намъ, но его не пустили….
Когда вышелъ я на улицу и отвернулся отъ свтлаго окна избы, и мальчикъ пересталъ скрести своими сапогами,— мн показалось, что я и глухъ, и слпъ въ одно время. Такая страшная темень была на двор, такая удивительная тишина была! Даже неба нельзя было отличить отъ земли, даже слышалъ я дыханье мальчика, стоявшаго подл….
— Вотъ и иди! говорилъ мальчикъ: ужокась сыщешь ее!
И подумавъ немного, онъ потащилъ меня за руку куда-то вправо, потомъ мы еще разъ повернули и посл пошли уже все прямо. Звучно и однообразно скребли сапоги, то по голой земл, то по трав…. Я догадался, что мы идемъ по длинному полю и переходимъ черезъ нсколько дорогъ. Мальчикъ тащилъ меня все впередъ, мы оба молчали…. Вдругъ дунулъ втерокъ. Собралъ онъ гд-то кучу сухихъ листьевъ, закружилъ ихъ около насъ, засыпалъ мн глаза, повертлся еще немного — и затерялся…. Мы наткнулись на изгородку….
— Что это? спросилъ я у своего проводника.
— Подошли къ боярскому огороду.
И вслдъ за тмъ мы вошли въ лсъ. Здсь царствовала совершенная тишина. Только изрдка срывались и падали на землю сосновыя шишки. Мальчикъ то шелъ, то прислушивался, ужъ Богъ знаетъ, какъ онъ видлъ передъ собой дорогу! Вдругъ понесся по лсу чей-то глухой, протяжный окликъ…. Окликъ этотъ, словно нескончаемая псня, откликался спереди и сзади, переливался по всмъ концамъ лса — и наконецъ смолкъ, и опять скребли одни только сапоги….
— Стой, баринъ, не ходи дальше! вдругъ крикнулъ мн мальчишка, крпко схвативъ меня за руку и упираясь ногами: рка здсь!
Я испугался и мы оба сли на траву.
Прислушался я, — ни одного дйствительнаго звука не долетало больше до моихъ ушей. Въ чистомъ воздух, подобно призрачнымъ видніямъ, ряли только звуки воображаемые: скребли попрежнему сапоги, прежній окликъ несся по лсу, гд-то очень далеко, псня тянулась, хотя наврное можно было предположить, что ее некому пть въ такую пору,— звуки эти раждались въ самыхъ ушахъ…. А въ глаза бился и смотрлся одинъ только мракъ, безконечный какъ вчность!
Досталъ я папироску, и зажегъ спичку.
Почти передъ самымъ носомъ у меня, совершенно неподвижно на согнувшемся стебл, вислъ красный осенній цвтокъ, астра. На его махровыхъ листочкахъ сидли дв огненныя росинки. Одна изъ нихъ покатилась внизъ, заискриласъ разноцвтными огнями, затопила на дорог черненькую букашку, сидвшую на томъ же листк — и спряталась внуірь цвтка.
Спичка погасла, и на меня хлынула прежняя темень. Только изрдка, когда вспыхивала папироска, посматривала на меня астра, загоралась на нсколько мгновеній его единственная росинка — и снова все пряталось….
Мальчикъ притихъ…. Откуда-то снизу, изъ ямы, выносился только металлическій звукъ воды, да и то такъ тихо, что къ нему надобно было долго прислушиваться. Иногда же звукъ этотъ потеряется на минуту, глухо и однообразно пошумитъ лсъ, затихнетъ — и потомъ снова металлически звучитъ вода….
— Какая рка здсь? спросилъ я у мальчика.
— Охта, сударь, а кругомъ насъ огородъ…. да только онъ ужъ давнымъ-давно густымъ лсомъ поросъ!… Гд-гд увидишь разв цвтки въ немъ, и то совсмъ не такіе, какъ въ пол ростутъ!
И мальчикъ опять притихъ, я начиналъ снова различать звукъ воды….
— Длинную, сударь, сказку разсказывалъ мн ддъ объ этомъ!… сказалъ опять мальчикъ.
— Какую? спросилъ я, полный любопытства. Да твой ддъ разв говоритъ съ кмъ-нибудь?
— Въ изб у насъ тогда опричь его да меня никого не было. Вотъ видно и осилила его тоска на полатяхъ. Вдругъ завертлся онъ тамъ, поглядлъ на меня, прилегъ навзничь и давай разсказывать. Просто такъ-таки ни съ того, ни съ сего и началъ, сударь, словно кто попросилъ его….
— Вотъ теб, говоритъ, Володька, длинное поле, посередь того поля рка течетъ, надъ ркой гора стоитъ, на гор лсъ густой выросши, лсъ такой густой выросши, что какъ поднимется втеръ бывало, такъ снесетъ онъ съ горы такую кучу сосновыхъ шишекъ, что они словно градъ упадутъ на поле и поколотятъ хлбъ. Внизу-то горы, вишь ты, поле крестьянское было, по конецъ того поля озеро синлось, а за озеромъ горы стояли. Вотъ мужички и стали гадать да придумывать, какъ бы имъ извести этотъ лсъ, а лсъ-to словно желзный росъ: топоръ его не бралъ. Надо было за него не одному, а съобща взяться, а съобща-то взяться не собрались крестьяне.
Да нечто! Долго-ль, коротко-ль съ тмъ лсомъ и безъ нихъ бда приключилась. Разъ, сударь, солнышко въ тучу прячется и втерокъ поднимается, и бгутъ словно на ногахъ тни по полю мимо горы, а мужички въ это время съ снокоса шли. Глядь на озеро, что по конецъ поля синлось, по тому озеру лодка плыветъ, въ ней человкъ сидитъ, чорный что уголь, высокій, словно жердина какая. Лодка-то по волнамъ плыветъ, мелькъ-мелькъ, да и спрячется она, а за нею тучами вороны гонятся. Кувыркаются он надъ лодкой, садятся въ нее и орутъ во все горло! Что за чудо такое? думаютъ мужички…. Пустились они въ деревню, взлезли тамъ на крышу и смотрятъ оттель на озеро.
Ныряла-ныряла лодка, и причалила къ берегу. Пуще прежняго раскаркались вороны.
Крестясь, разошлись мужички по домамъ. По утру поглядли они изъ-за угла на гору, а ее ночью-то словно кипяткомъ кто облилъ: али огнемъ обжегъ: вся она красная стала, весь сосенникъ на ней посохъ. Къ-вечеру вс шишки и сучья съ деревьевъ обвалились на землю, одни только голые стволы остались! Карабкались на нихъ вороны — и падали…. На другое утро и стволы рухнулись на землю, вся трава на гор посохла, желтый песокъ показался… Повертлся-повертлся на горъ песокъ — и улегся. Блая, словно голова ддова, глядла гора цлое лто на зеленое поле…. Давно это сударь, было, ддъ моего дда не запомнить энтого времени….
Тутъ гд-то вблизи отъ насъ сорвалась съ дерева шишка, стукнулась о землю, и шелестя, покатилась потомъ мимо моихъ ногъ куда-то внизъ, вроятно въ рку. Мальчикъ пріостановился, и оба слушали мы до-тхъ-поръ, пока шишка звучно щелкнула въ воду…. Гд-то очень далеко крикнулъ деревенскій птухъ…. Я во вс глаза смотрлъ, но передъ глазами моими ряли только какія-то неопредленныя бурыя пятна, намигъ вырзывавшіяся изъ общаго мрака. Богъ знаетъ, думалъ я, что-то здсь на другой сторон рки? И въ-слдъ за тмъ мн отчего-то показалось, что тамъ непремнно должна быть деревня. Хотлъ я было спросить у мальчика, но онъ продолжалъ дале:
— Можетъ, и долго бъ на той гор одинъ только втеръ гулялъ, собиралъ песокъ, крутилъ да кидалъ его на пол, еслибъ не смиловался Богъ. Послалъ Онъ дождичекъ, дождичекъ измочилъ гору, изскъ ее словно горохомъ, и по гор, снизу отъ зеленаго луга, побжала зеленая травка. Цлое лто взбиралась трава все вверхъ да вверхъ, и добралась она къ-осени до самой маковки. Промежъ травки зелеными, пушистыми крестиками молодыя сосны выскочили. Затемнли сосны, гуще да выше, гуще да выше — и опять зашумлъ на горъ прежній сосенникъ….
Лсъ разросся пуще прежняго. Зайцы прибжали съ ближней нивы. Посл-того пришелъ изъ Питера какой-то Федотъ Хлдникъ, и построилъ на самой макушк втряную мельницу, да только когда полезъ онъ на нее крышу приколачивать,— вдругъ какъ глянетъ изъ-за озера туча, что ночь чорная, какъ вылетятъ вмст съ нею стаи воронъ…. Испужался Федотъ, и пустился въ деревню. Просто на перегонки съ тучей неслись вороны къ горъ. Туча шумла, а онъ каркали, и прилетли вмсткъ горъ… Поднялся, сударь, такой вихорь, что всю мельницу до тла разрылъ, весь лсъ на горъ сломалъ, и перебросилъ его черезъ рку на чистое поле….
Ничего на той горъ не ростетъ съ-тхъ-поръ. Желтая она такая! Поднимется втеръ, поиграетъ, поиграетъ пескомъ на верхушк — и утихнетъ….
И мальчикъ смолкъ.
— На этомъ, сударь, и кончалась ддова сказка, прибавилъ онъ потомъ. Да только недавно, дядя Пантелей, что рядомъ съ нашей избой живетъ, вправду аль нтъ, сказывалъ мн, что та самая гора и теперь стоитъ вотъ здсь за ркой, а тотъ лсъ, что съ нея втромъ сдуло, красуется въ энтомъ самомъ огородъ, гд мы сидимъ….
— Какъ-такъ! воскликнулъ я, полный удивленія, сейчасъ же вскакивая на ноги.
Но мальчикъ не усплъ отвтить мн на это ни одного слова, ту жъ минуту бросился онъ отъ меня со всхъ ногъ. Гд-то вблизи чрезвычайно звонко брякалъ колокольчикъ… По всему лсу несся этотъ дрожащій звукъ….
— Корова! крикнулъ мн потомъ мальчикъ откуда-то снизу, вроятно съ рки — и стихло все.
Стоялъ я и смотрлъ во вс стороны…. Мысль, что вся та мстность, о которой разсказывала сказка, находится сейчасъ же подл меня, сильно дйствовала на душу….
Вдругъ въ воздух сдлалось гораздо свтле…. Разомъ глянули на меня очерки высокихъ и темныхъ сосенъ, стоявшихъ подл. Я поднялъ голову — небо было до того свтло, что я различилъ на немъ бгающія во вс стороны облака и край уходившей чорной тучи, по милости которой до-сихъ-поръ была такая страшная темень…. Я началъ всматриваться. Впереди меня, на цлой трети неба лежало какое-то неопредленное пятно. Пятно это, что ни дале расходилось шире и шире, ярче обозначались его края, воздухъ свжлъ, начиналъ двигаться, пахнулъ втерокъ…. Пятно отдлилось отъ неба, приблизилось ко мн…. и вдругъ хлынуло изъ-за него необъятное море свта!… Густыми волнами бжалъ мракъ на вс четыре стороны, и чрезъ два-три мгновенія увидлъ я передъ собой ярко-освщенную картину….
Пятно обратилось въ высокую, песчаную гору, стоявшую сейчасъ же за рчкой, а вправо отъ этой горы, все залитое яркимъ свтомъ, изъ-за нея вылетающимъ, шло длинное и ровное поле. Разбросанныя въ безпорядк копны сна, подпертыя блыми березовыми палками, стояли на немъ и бросали отъ себя такія рзкія тни, что тни эти даже рябили въ глазахъ. А на конц поля темнло, синло озеро и сливалось съ небомъ. Гд-то очень далеко, какъ-будто въ глубин самаго неба, лежали за озеромъ какія-то срыя пятна, то были, вроятно, песчаныя горы….
Все понялъ я….
Вонъ, думалъ я, стоитъ тотъ самый одонокъ, и вотъ эта самая гора, на которой ничего не ростетъ…. Вся голая, стояла она, рзко обрисованная на свт, изъ-за нея вылетающемъ. На ея вершин торчалъ одинъ только засохшій сосновый сучокъ, вполовину занесенный пескомъ. Его мохнатыя втви и на этихъ втвяхъ острыя иглы словно инеемъ охвачены были яркимъ, серебрянымъ огнемъ…. А сзади меня, весь темный, стоялъ тотъ самый лсъ, который сдуло втромъ съ горы…. И съ какой стати, думалъ я потомъ, глухой ддъ выдумалъ такую сказку на всю эту мстность?…
И вдругъ я ослпъ!… Это на вершинъ горы ослпительно-яркимъ огнемъ блеснула первая искра показавшагося мсяца. Другая искра, третья…. и вышелъ онъ весь, стоялъ и искрился надъ желтой горой, надъ засохшимъ сучкомъ сосны….
Весь берегъ, на которомъ я стоялъ, и самая рка — освтились. Свжіе, зеленые слды бжали отъ меня по блой, росистой трав. У противоположнаго берега качалась на вод еще неуспокоившаяся лодка, на которой, должно-быть, перехалъ мой разскащикъ на другую сторону. Въ одно время съ лодкой качалась на вод шапка блой пны, Богъ знаетъ, откуда-то приплывшей. Подл нея плавалъ точно такой же мсяцъ, какой былъ на неб, и пускалъ отъ себя во вс стороны серебряныя струнки…. Когда на той сторон раздались шаги и брякнулъ снова колокольчикъ, такъ быстро звуки эти кинулись въ лсъ, стоявшій сзади меня, что, казалось, родились они въ немъ прежде, чмъ на той сторон,— такъ былъ чистъ, свжъ, звонокъ воздухъ!…
Чрезъ минуту на гор показались мальчикъ съ коровой, поднялись они на вершину и шли, облитые мсяцемъ, мимо сучка засохшей сосны, а по моему берегу, по стволамъ огромныхъ сосенъ шагали ихъ длинныя и изогнутыя тни….
— Матка! крикнулъ во все горло радовавшійся мальчикъ: матка, выходи, принимай гостью!
Но матки не было, шло только по лсу нескончаемо-длинное эхо, кричавшее громче самого мальчика.
— Баринъ, иди домой, корова нашлась! крикнулъ потомъ мальчикъ мн.
Новое эхо догнало старое, и овладло лсомъ…. Я все еще не двигался…. Мсяцъ отошелъ отъ горы вправо, и на дорог, бжавшей по полю, зажегъ онъ вс дождевыя лужи…. Закинувъ за спину кулекъ съ хлбомъ и сапоги кожаные, шелъ по той дорог мужичокъ какой-то, шла за нимъ и длинная тнь его, коробившаяся при малйшей неровности поля. Наступилъ мужикъ на лужу, брызнули на ней милліоны разноцвтныхъ искръ, и засверкали въ глазахъ…. На темномъ озер кое-гд выскакивали искры…. Астра, стоявшая подл моихъ ногъ, покачивала своей красной головкой и поглядывала на темное озеро, на длинное поле, на песчаную гору….
— Ба-а-ринъ! крикнулъ мальчикъ, уже переправившійся черезъ рку.
Но темный лсъ, сейчасъ же схватившій этотъ звукъ, сперва подержалъ его немного, а потомъ уже пустилъ на волю….
Я тронулся….