Телеграмма
Телеграмма
* * *
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Телеграмма, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1938
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
Осень. Короче день. Снег выпадал и скоро стаивал.
Утро. Я только проснулся, посмотрел в окно. Вдали — крыши изб, мокрые, темные, дорога грязная, синяя. Облетели осины. Трава на лугу пожелтела, скучная. Слуга мой Ленька несет охотничьи сапоги и ставит около меня.
Леньке не нравится осенью в деревне. Хочется в Москву — и он сочиняет разные штучки.
— Ну что,— спрашиваю его,— как погода сегодня?
— Да моросит… — отвечает медленно Ленька. — Говорят, что оспу надо прививать, а то в Любилках черной оспой заболели трое, а к нам Василий заходит оттуда — мед носит.
Я молчу, на меня не действует.
Тогда Ленька идет к моему приятелю Василию Сергеевичу,— тот верит.
— Знаете,— говорит мне Василий Сергеевич,— надо уезжать. Здесь, говорят, эпидемия черной оспы, и ящур на язык садится.
— Что такое?— удивился я. — Какой ящур?
— От молока. Молока нельзя пить. Язык как ящерица делается. Во все стороны вертится, пухнет и душит вас. Не угодно ли? Хороша штучка!
— Это кто же тебе сказал, Вася?
— Да вот все говорят… и Ленька. Молока ни под каким видом! Уезжать надо, а как жалко. На реке щука берет, прямо жор. Я вчера двенадцать штук взял.
— Постой,— говорю,— дадим телеграмму доктору Ивану Ивановичу.
— Верно,— соглашается Вася.
Тетушка Афросинья вносит самовар, крынку молока к чаю и оладьи.
— Вот,— говорит Вася,— молока-то нельзя — ящур… на язык садится…
— Чего это вы только, Василий Сергеевич, выдумаете?— говорит тетушка Афросинья.— У людей ящур никады не быват. Это у коров, и то летом — от травы речной заводится.
Приятель Вася наливает в свой стакан и, прихлебывая чай, карандашом составляет доктору телеграмму: ‘Приезжай немедленно — черная оспа, ящур. Захвати лекарства’.
— Так хорошо?
— Чего ж еще? Хорошо.
Но Вася не удовлетворен. Он исправляет текст: ‘Приезжай ящур, черная оспа’.
— Так лучше, сильней?
— Пожалуй, сильней… Только он подумает, что ты его ругаешь.
— Ах, черт, пожалуй, верно,— засмеялся Вася. — Он, чертова кукла, сразу не разберет.
Вася отхлебнул чай и, медленно прожевывая оладьи, сказал:
— Надо вставить ‘не ты’.
Выходило: ‘Приезжай, не ты черная оспа’.
— Что-то не того… — с досадой сказал Вася. — Надо обдумать.
Он встал из-за стола, сел к окну, долго хмурился, писал и, наконец, сказал:
— Вот: ‘Приезжай скорей лечить ящур черную оспу’.
— Не годится,— говорю я,— не поймет. Он не ветеринар.
— Это оттого не выходит,— резонно сказал Вася,— что телеграмму надо всегда писать сокращенно. Сократишь, а оно черт знает что получается.
— Это верно,— сказал я,— экономия заедает.
Вася вновь погрузился в размышления и написал:
‘Приезжай немедленно, захвати лекарства против черной оспы, ящура на языке’.
— Вот теперь ясно,— с удовлетворением сказал он. — А то эта чертова кукла не поймет ничего. — Дай, Ленька, новый лист — начисто переписать. Я, знаете, тоже устал от напряжения мысли.
Взяв новую бумагу, Вася переписал телеграмму начисто и отдал Леньке. Тот повез депешу на станцию.
— Не забудь,— кричал вдогонку Василий Сергеевич,— пошли срочной.
Василий Сергеевич оделся, взял ружье, сажалку и пошел смотреть жерлицы, которые поставил на ночь на щук.
Возвратился Ленька.
— Ну что?— спросил я. — Отправил телеграмму?
— Да,— ответил Ленька,— отправил.
— Что же ты смеешься?
— Да ведь как же… уж очень телеграфисты смеялись, когда принимали.
— Почему? Что там смешного?
— На ‘чертову куклу’ смеялись все.
— Разве Василий Сергеевич написал ‘чертову куклу’?..
— А как же! Да и как написали… ‘Захвати лекарство чертова кукла против черной оспы, ящур на языке’. Ничего не поймешь… Смешно…
Телеграмму послали по адресу университетской клиники. Ивана Ивановича в клинике не оказалось. Ассистент по телефону сообщил ему о телеграмме. Иван Иванович попросил ассистента прочесть ему текст по телефону.
Ассистент прочел и засмеялся.
Иван Иванович ужасно обиделся. И к вечеру мы получили ответ на имя Василия Сергеевича.
Василий Сергеич, прочтя телеграмму, покраснел и сказал:
— Ну, это ему так не пройдет. Так телеграммы не пишут. Ну, голубчик, он меня теперь узнает. Это я так не оставлю.
— Что такое? Дай-ка телеграмму,— сказал я.
— Уходи отсюда,— раздраженно завопил Василий Сергеич на Леньку. Тот опрометью кинулся к дверям.
По уходе Леньки Василий Сергеевич дал мне телеграмму.
В ней было написано:
‘Хотя вы и архитектор, но дурак. Приват-доцент Красовский’.
— Ты что же сердишься?— сказал я. — Ты же сам ему написал ‘чертова кукла’.
— Позвольте, я написал второпях, нечаянно. И ‘чертова кукла’ не может быть обидна, это шутка. А писать ‘архитектор’, и на ‘вы’, и ‘дурак’ — это совсем другое дело. Я ему покажу. Он жену-то отбил у купца Испатова под гипнозом. Вы знаете это чем пахнет? Это Сибирью пахнет. Тот с женой лечиться из Костромы приехал, а он под гипнозом сначала ее взял, а потом, когда тот объясняться пришел,— и его усыпил. Тот спит, непробудно, а он с женой амуры разводит. За это знаете что полагается? Бессрочные каторжные работы. Да-с. Вы знаете? Вы ничего не знаете. Вот вы дом строили, хорошо, что в деревне, а в Москве бы строили, так в остроге бы сидели-с. Да-с. Строительного устава не знаете. Доски кладете куда попало. Вам ничего. А в Москве за дощечку — положите около или краешком на чужую землю — восемь месяцев тюрьмы.
Вася рассердился и заврался до невозможности.
Телеграмма привела его в такое бешенство, что он и про щук забыл. До позднего вечера сочинял ответ и все рвал.
— Замучился ты, Вася,— сказал я.
— Я без ответа не оставлю!— кричал Василий Сергеевич, запыхавшись. — Вот, посылаю на клинику в Университет:
‘Хотя вы и приват-доцент, но дурак’.
— Ну, Вася, это одно и то же,— заметил я. — Скучно. Напиши ему одно слово: ‘болван’. Это все-таки не так обидно и понятнее. Только опять не спутай.
— Это верно,— согласился Вася.
Написал телеграмму и опять послал Леньку на станцию.
— Вот ведь что со мной делают! Нигде нет покою. Куда деваться от разных этих? Ведь вот все удовольствие испортил. А вы говорите — в раю живем! Хорош рай. Жерлицы сутки стоят. Жор, наверно, щуки попали. Потом эта оспа. Надо в Москву ехать.
У крыльца послышался колокольчик. По коридору кто-то грузно шел. Открылась дверь, и, закутанный шарфом, в дождевом пальто, промокший, вошел доктор Иван Иваныч, сказав:
— Ну и орясина, ну и дурак! Что пишет, что телеграфирует, да еще на клинику, дурак. Ведь там профессора все прочли. Ящур! Что я — ветеринар, что ли, тебе? Болван!
Вася покраснел, часто мигал ресницами:
— Позвольте… Ящур на язык садится. Все говорят. Ленька говорит. А вы какое имеете право писать мне ‘архитектор дурак’?
— Я тебе в деревню телеграфирую, а ты мне на службу, в Университет, где профессора Захарьин, Ломоносов.
— Ну, братцы, довольно,— сказал я. — Жерлицы поставлены, там щуки сидят. Какие же вы рыболовы?
— А правда здесь эпидемия черной оспы?— спросил доктор. — Я прививку привез. Сейчас же надо привить, не теряя времени.
Он достал сыворотку и сказал:
— Ну, ты, дура, раздевайся.
Вася послушно разделся. Иван Иваныч, сбросив пальто, сделал ему прививку.
— Умней ты, впрочем, от этого не станешь…
Закусив пирогом с грибами, мы взяли фонарь и ночью пошли смотреть жерлицы — нет ли щук…
Телеграмма — Впервые: Возрождение. 1938.21 октября. Печатается по газетному тексту.