Тайна профессора Бранкеля, Хьюм Фергюс, Год: 1886

Время на прочтение: 41 минут(ы)

ТАЙНА ПРОФЕССОРА БРАНКЕЛЯ.

Разсказъ Фергюса Юма.

I.
Выдержки изъ дневника профессора Браннеля.

‘Право, сиръ въ этой устриц можетъ
оказаться драгоцннйшая жемчужина’.

Гейдельбергъ, 26 Августа 1876 г.— Вчера вечеромъ, подготовляя лекцію химіи для моихъ студентовъ, я отправился въ университетскую библіотеку навести кой-какія справки насчетъ химическихъ открытій четырнадцатаго вка. Мн не трудно было найти потребныя книги — все общеизвстныя сочиненія. Окончивъ работу и просматривая въ послдній разъ свою рукопись, я замтилъ, что забылъ проврить замтку о Жиральд фонъ-Брин.
Жиральдъ фонъ-Бринъ знаменитый средневковый алхимикъ, посвятившій всю жизнь отысканію философскаго камня. Такъ какъ пунктъ, который мн хотлось разъяснить, имлъ большое значеніе, то я сталъ отыскивать ‘Жиральда’. Долго я рылся, но не могъ найти книги. Въ отчаяніи я обратился, наконецъ, къ библіотекарю, который сообщилъ мн, что видлъ сочиненіе ‘Жиральда’ въ двухъ томахъ съ годъ тому назадъ, но съ тхъ поръ оно ему не попадалось. Онъ прибавилъ къ этому, что Жиральдъ вообще малоизвстный авторъ и до меня никто его не спрашивалъ, за исключеніемъ молодого англичанина, который ухалъ изъ Гейдельберга восемь или девять мсяцевъ тому назадъ. Длать было нечего, книги, очевидно, не было въ библіотек, и я ушелъ домой въ досад на свою неудачу.
Августа 27.— Сегодня я читалъ лекцію и между прочимъ сообщилъ о своей неудач съ ‘Жиральдомъ’. По окончаніи лекціи одинъ изъ моихъ слушателей, г. Бюхлеръ, подошелъ ко мн и сказалъ, что онъ, кажется, знаетъ, гд находится ‘Жиральдъ’. Я спросилъ его гд,— и онъ отвчалъ, что жилъ въ одномъ дом съ молодымъ англичаниномъ, Блэкомъ, который ухалъ изъ Гейдельберга восемь мсяцевъ тому назадъ. Я тотчасъ догадался, что это тотъ самый англичанинъ, о которомъ говорилъ библіотекарь. Г. Бюхлеръ прибавилъ, что молодой англичанинъ былъ великій почитатель Жиральда фонъ-Брина и постоянно изучалъ его сочиненія. Я подумалъ, что мистеръ Блэкъ взялъ Жиральда изъ библіотеки, и такъ какъ посл него осталась куча книгъ, то можно было надяться, что и Жиральдъ окажется между ними. И такъ я немедленно отправился съ г. Бюхлеромъ въ квартиру англичанина и нашелъ въ ней множество старинныхъ книгъ, преимущественно по химіи. Долгое время мы, т. е. я и г. Бюхлеръ, рылись въ нихъ безуспшно, но въ конц концовъ отыскали ‘Жиральда’ подъ грудой старыхъ манускриптовъ. Поблагодаривъ г. Бюхлера за безпокойство, я унесъ ‘Жиральда’ къ себ и провелъ надъ нимъ ночь, длая выписки для слдующей лекціи о химіи четырнадцатаго столтія. Книга была напечатана старинными готическими буквами и переплетена въ выцвтшую желтую вожу, украшенную гербомъ Жиральда. Я вскор убдился, что тутъ только первый томъ, очевидно англичанинъ увезъ второй, такъ какъ мы съ г. Бюхлеромъ пересмотрли книги очень тщательно и не могли-бы не замтить его, еслибъ онъ былъ.
Августа 28.— Сегодня вечеромъ я курилъ въ своемъ кабинет посл обда и случайно взглянулъ на ‘Жиральда’, лежавшаго на стол, гд я оставилъ его въ прошлую ночь. Я взялъ его и началъ перелистывать, какъ вдругъ изъ него выпалъ клочекъ бумаги. Я не обратилъ на него вниманія, думая, что это просто книжная закладка и продолжалъ читать и переворачивать страницы. Я такъ увлекся, что только окончивъ книгу замтилъ, что пробило уже три часа, и моя трубка давно погасла. Я всталъ, звая, и хотлъ было лечь спать, но ршилъ выкурить еще трубочку, и оглянулся, нтъ-ли по близости клочка бумаги, чтобы раскурить ее. Взглядъ мой упалъ на лоскутокъ, выпавшій изъ книги, онъ валялся подъ столомъ, я поднялъ его и скрутивъ въ трубочку хотлъ зажечь на ламп, какъ вдругъ замтилъ какія-то слова. Я развернулъ его и сталъ разсматривать. Оказалось, что это была не бумага, а кусочекъ пергамента, пожелтвшій отъ времени. Онъ такъ загрязнился, что я могъ разобрать на немъ только букву ‘V’ и слова ‘ereeipsa’ и ‘is’, смыслъ которыхъ былъ для меня непонятенъ. Я зналъ, что буква ‘V’ означаетъ по римски ‘пять’, что ‘is’ — англійское слово, но что значитъ ‘ereeipsa’. Всматриваясь внимательне, я замтилъ еще какія-то слова, но не могъ ихъ разобрать, подъ слоемъ грязи при тускломъ свт лампы. Въ виду этого я ршился отложить чтеніе до слдующаго дня.
Августа 29.— Окончивъ лекцію я поспшилъ домой, желая заняться таинственнымъ пергаментомъ. Я осторожно обмылъ его теплой водой и съ помощью сильной лупы принялся разбирать виднвшіяся на немъ слова. Он были написаны готическими буквами и я переписалъ ихъ слово въ слово современнымъ шрифтомъ. Вотъ точная копія этихъ словъ: ‘IVXII seremun sudlari G V silev arutuf is… amenev saecsim cuqsatib alli taedua eresipsa?.. is sumina mutnat utitser alos etsev simina ni te silev ereuxe ilos metsev VVRLXXLR’.— Очевидно, это была криптограмма, т. е. буквы были умышленно перестановлены, чтобы скрыть смыслъ словъ. Я ршился разобрать ее. Жиральдъ фонъ-Бринъ, хотя и малоизвстный химикъ, могъ случайно открыть какую-нибудь тайну, оставшуюся неизвстной для его боле знаменитыхъ современниковъ. И такъ мн предстояло найти ключъ къ шифру и разгадать смыслъ криптограммы. Прежде всего представился вопросъ, какъ-же приняться за дло. Пергаментъ не давалъ отвта, я отложилъ его и сталъ придумывать методъ ршенія вопроса. По странной случайности я незадолго передъ тмъ читалъ естественно-историческій романъ Жюля-Верна ‘Путешествіе къ центру земли’ и вспомнилъ, какъ тамъ остроумно разгадываютъ криптограмму. Я досталъ романъ monsieur Верна и перечелъ относящееся сюда мсто, затмъ снова взялся за пергаментъ. Заключительныя буквы VCRLXXLR были подчеркнуты, очевидно он имли важное значеніе. Он были нсколько отдлены отъ остального текста. Я замтилъ, что цифры пять и десять повторяются по два раза. Сложилъ ихъ, получилось тридцать, пересчиталъ слова криптограммы (включая и римскія цифры), оказалось тоже тридцать. Очевидно въ этихъ буквахъ находился ключь къ надписи. Я ломалъ надъ нимъ голову часа четыре-пять, стараясь разгадать его значеніе. Наконецъ, съ досадой отбросилъ пергаментъ и улегся спать. Всю ночь меня преслдовалъ кошмаръ: мн казалось, что я криптограмма, которую кто-то пытается разобрать.
Августа 30.— Цлый день я размышлялъ о криптограмм, пытаясь найти связь между заключительными буквами и надписью. Вернувшись домой, я заперся въ кабинет и принялся за пергаментъ. Заключительные значки VVRLXXLR снова бросились мн въ глаза, на этотъ разъ я обратилъ вниманіе на буквы. Чтобы могли значить RL и LR? Одн и тже буквы, но въ обратномъ порядк? Думая объ этомъ, я случайно взглянулъ на Талмудъ, лежавшій на письменномъ стол, и вспомнилъ о странной особенности еврейскаго языка читать съ конца и справа налво. Вспомнивъ объ этомъ, я взглянулъ на значки и тотчасъ ршился примнить къ нимъ этотъ методъ.
VVRL очевидно означаетъ читать V и V справа налво, тогда какъ XXLR — читать X и X слва направо. Всего въ криптограмм тридцать словъ, итогъ подчеркнутыхъ цифръ тоже тридцать. Безъ сомннія, криптограмма раздлена на дв группы по пяти, и на дв по десяти словъ, можетъ быть, я разберу ее, если отсчитаю пять словъ сначала и прочту ихъ справа налво. Но отсчитать-ли два раза по пяти, а потомъ два десятка? Не должно быть. Если тутъ дв пятерки и два десятка, то авторъ криптограммы вроятно размстилъ-бы ихъ такъ VV, RL, XX, LR, чтобы ввести въ заблужденіе читателя. И такъ лучше раздлить криптограмму на отдлы пять, десять, пять, десять и прочесть ихъ какъ выше означено.
Слдуя этой метод, я прочелъ первыя пять словъ справа налво, слдующія десять словъ направо, и поступилъ точно также съ остальными двумя группами. Вотъ что получилось.
sudlari Gseremun IIXIV.
silev erics arutuf is … euqsatib saecsim amenev alli taeduamutnat sumina и . . . . . . . . ? erecipsa atiretearp utitsev alos etsev simina ni te silev ereuxe ilos metsev.
Помстивъ ихъ въ одну линію, я получилъ:
sudlari Gseremun IIXIV silev cries aratufis . . . . . . . . . . euqsatib saecsim amenev alli taedua mutnat sumina is . . . . . . . . ? erecipso atiretearp utitsev alos edos etsev simina ni te silev ereuxe ilos metsev.
Такимъ образомъ документъ принялъ боле удобочитаемый видъ и я надялся разобрать его.
Однако онъ все же начался безсмыслицей. Въ сущности тутъ не было словъ, а только безпорядочно разставленныя буквы. Я положилъ его на столъ, закурилъ трубку и погрузился въ размышленіе, стараясь найти какой нибудь способъ чтенія. Потомъ я взялъ романъ Жюля Верна и раскрылъ его на двадцать восьмой страниц. Просматривая ее, я дошелъ до послдней фразы на страниц:— Ага! мудрый Сатенуссемумъ,— воскликнулъ онъ,— вы написали свое изреченіе навыворотъ.
Я отбросилъ книгу и трубку и схватился за пергаментъ, чтобы приложить тотъ же методъ къ моей криптограмм.
Vestem soli exuere velis et in animis veste sola vestitu praeterita aspicere? Si animus tantum audeat illa venema misceas bitasque. Si futura seire velis VIVXII numeres Giraldus.
Наконецъ-то я разгадалъ загадку. Это была латынь — и какая ужасная латынь! Но все же я безъ труда понялъ ее и перевелъ на нмецкій языкъ.
— ‘Хочешь-ли сбросить свое земное платье и, оставшись только въ духовномъ, узрть прошлое? Если ршиться, смшай эти снадобья и выпей, если-же хочешь узнать будущее, возьми V IV X II Жиральдъ’.
Когда я прочелъ эти удивительныя слова, голова моя закружилась и я пошатываясь добрался до стола, налилъ стаканъ водки и выпилъ. Подумать, что я снова открылъ чудесную тайну и притомъ совершенно случайно! Какую безконечную власть доставитъ мн обладаніе ею! Смшать снадобья!.. но какія-же снадобья? Въ криптограмм о нихъ не упоминалось. Я снова взялся за увеличительное стекло и тщательно осмотрлъ пергаментъ. Наконецъ мн удалось найти маленькія красныя буквы, повидимому, греческія. Мое стекло было недостаточно сильно и я послалъ къ одному изъ своихъ собратьевъ профессоровъ за его лупой. Получивъ ее, я сталъ разбирать красныя буквы и наконецъ разобралъ. Тутъ были указаны рдкія и цнныя снадобья, но я не доврю ихъ даже теб, мой дневникъ, такъ какъ и въ тебя можетъ проникнуть чей-нибудь пытливый глазъ. Я ни съ кмъ не раздлю моего могущества, но буду одинъ блуждать въ царств прошлаго.

II.
Продолженіе выдержекъ изъ дневника профессора Бранкеля.

Если это находится
Гд нибудь въ предлахъ земного шара,
Я узнаю его тайну до восхода солнца.

Октябрь 16.— Съ великимъ трудомъ досталъ я, наконецъ, дорогія и рдкія снадобья, смшалъ ихъ и получилъ безцвтную жидкость въ род воды, безъ всякого вкуса и съ слабымъ ароматомъ восточныхъ спецій. Сегодня вечеромъ я въ первый разъ испытаю силу ьтого напитка, и если онъ окажется такимъ, какъ общано, то кто поровняется со мной въ могуществ. О, какая чудная перспектива! Душа моя освободится отъ тяжелыхъ земныхъ оковъ и помчится, легкая какъ втеръ, сквозь безконечные періоды прошлаго. Столтія будутъ катиться передо мной, какъ волны ордана передъ освобожденными удеями. По моему повелнію Время, ненасытное Время, станетъ отдергивать передо мной пестрыя завсы прошлаго и поставитъ меня лицомъ къ лицу съ минувшими днями. Я полечу на эфирныхъ крыльяхъ сквозь безконечные эолы прошлаго ко вратамъ мірозданія.
Октябрь 17.— Я провелъ ночь подъ вліяніемъ элексира и результатъ боле чмъ превзошелъ мои желанія и ожиданія. О, какъ описать великолпіе сценъ, развертывавшихся передо мною! Языкъ человческій не въ силахъ передать, перо безсильно описать ихъ. Он какъ семь трубъ Апокалипсиса измняли свои голоса и теперь должны быть запечатаны — только духовное око человка можетъ ихъ видть, и безполезно пытаться дать хотя слабое представленіе о нихъ. Какъ несносенъ день и какъ жадно я жду холодной спокойной ночи, когда снова сброшу съ себя эту бренную плотскую оболочку и облачусь въ духовное платье. Какой монархъ поровняется со мной могуществомъ? Для міра я профессоръ химіи въ Гейдельберг — для себя самого я полубогъ, мн одному дано видть прошлое и сообщаться съ могущественной смертью.
Октябрь 18.— Еще разъ я побывалъ въ минувшихъ вкахъ. Моя нога попирала пыльные и безмолвные полы дворца Времени и, облаченный въ духовную одежду, я снова видлъ его пустынное великолпіе. Но остается еще будущее. Какъ мн отдернуть завсу передъ алтаремъ Времени и проникнуть въ Святая Святыхъ? Какъ мн увидть воочію жребій, уготовленный для человчества, торжественное осуществленіе цли мірозданія? Что значатъ таинственныя слова криптограммы: ‘если хочешь познать будущее, возьми VIVXII Жиральдъ’. Я тщетно перечитывалъ книгу, въ ней не оказалось и намека на ключъ къ этой тайн. Какое снадобье отдернетъ для меня завсу Времени и позволитъ увидть его глубочайшія тайны? Ключъ очевидно въ числахъ, но какъ до него добраться? Я думалъ надъ этимъ цлые часы, но ничего не добился.
Октября 19.— Eureka! Нашелъ! Наконецъ-то я понялъ смыслъ таинственной фразы. Посл безсонной ночи я наткнулся на ршеніе, которое кажется мн несомнннымъ. Я пришелъ къ заключенію, что цифры означаютъ пятое слово на четвертой строчк десятой страницы второго тома Жиральда. Но какъ достать второй томъ? Я еще разъ отправился въ квартиру молодого англичанина, перерылъ вс его книги, но не нашелъ и слдовъ исчезнувшаго тома. Я обратился въ г. Бюхлеру и онъ сообщилъ мн, что англичанинъ учился въ Гейдельбергскомъ университет въ теченіе двухъ лтъ (Тутъ я припомнилъ худого, трупообразнаго юношу, посщавшаго мои химическія лекціи). Онъ ухалъ изъ Гейдельберга, получивъ, по его словамъ, неожиданное извстіе о смерти отца. Можетъ быть, онъ захватилъ съ собою второй томъ Жиральда, такъ какъ постоянно читалъ его. Я спросилъ у г. Бюхлера, почему-же онъ такъ интересовался этимъ авторомъ? Онъ отвчалъ, что г. Блэкъ старался найти философскій камень, о которомъ Жиральдъ сообщаетъ во второмъ том. Посл этого у меня не осталось никакихъ сомнній насчетъ участи второго тома. Теперь мн остается одно — отправиться въ Англію на поиски. Неужели-же изъ-за случайной потери книги мн отказаться отъ общаннаго великолпія? Нтъ,— и тысячу разъ нтъ! ду въ Англію…
Октября 29.— Я разузналъ все, что было возможно, насчетъ англичанина, но это все оказалось очень недостаточнымъ. Г. Бюхлеръ сообщилъ мн, что спустя два мсяца по отъзд Блэка изъ Гейдельберга, онъ получилъ отъ него письмо изъ ‘Отеля Якорь’ въ Лондон. Вотъ и вс свднія, которыя мн удалось получить. Теперь мн нужно розыскать ‘Отель Якорь’, а дальнйшія мои дйствія будутъ зависть отъ того, что я тамъ узнаю. Моимъ друзьямъ извстно, что я предпринимаю небольшую экскурсію въ Англію, у меня есть письма въ профессору Гому въ Оксфорд и въ сэру Гильберту Гаркнессъ въ Аштонъ-Голл, въ Гэмпшир. Послдній, большой любитель рдкихъ и любопытныхъ книгъ, составилъ огромную библіотеку. Я разсчитывалъ, что онъ поможетъ мн найти ‘Жиральда’. Но онъ не узнаетъ, зачмъ мн нуженъ Жиральдъ,— ни одинъ смертный не узнаетъ моей тайны, я ни съ кмъ не раздлю своего могущества.
Ноября 10.— Пишу въ ‘Отел Якорь’, въ Лондон. Удалось достать кое-какія свднія о молодомъ англичанин. ‘Отель Якорь’ — дрянная гостинница на узкой, темной улиц, въ ней останавливаются только бдные люди. Я спросилъ у хозяина, не помнитъ-ли онъ нкоего г. Блэка, останавливавшагося у него полгода тому назадъ, причемъ описалъ наружность молодого англичанина. Хозяинъ,— толстый, жирный, глупый англосаксъ,— ничего не помнилъ, но его жена, бойкая, живая особа, вспомнила. По ея словамъ, Блэкъ прожилъ у нихъ съ мсяцъ и заплатилъ впередъ, хотя съ виду казался очень бднымъ. Онъ постоянно читалъ и разговаривалъ самъ съ собой. Однажды онъ забралъ вс свои вещи и сказавъ, что пойдетъ къ букинисту Блэку, ушелъ изъ гостинницы съ тхъ поръ его и не видали. Поблагодаривъ хозяйку, я отправился отыскивать лавочку Блэка. Можетъ быть этотъ Блэкъ его отецъ, во всякомъ случа они наврно родственники.
Ноября 11.— Цлый день я безуспшно розыскивалъ букиниста Блэка. Повидимому, онъ не пользуется извстностью, однако, уже подъ вечеръ, какой-то полисменъ сообщилъ мн, что такой букинистъ есть въ Ванъ-Стрит. Завтра схожу туда.
Ноября 12.— Я нашелъ лавочку Блэка, но не ‘Жиральда’. Она оказалась въ Ванъ-Стрит, какъ и говорилъ полисменъ. Она стиснута между двумя большими домами и иметъ очень жалкій видъ. Я вошелъ и спросилъ нсколько книгъ. Хозяинъ — маленькій сденькій старичокъ въ порыжвшей черной пар. Я завелъ съ нимъ разговоръ о томъ, о семъ, и наконецъ спросилъ, есть-ли у него сынъ. Онъ отвчалъ, что его сынъ умеръ мсяца три назадъ, по возвращеніи изъ Германіи, куда здилъ учиться. Я назвалъ себя и старикъ, повидимому, обрадовался. Онъ очень гордился своимъ сыномъ. Я спросилъ его, не привезъ-ли его сынъ изъ Германіи второй томъ сочиненій Жиральда фонъ-Брина. Старикъ подумалъ и отвчалъ утвердительно. Я спросилъ, гд теперь эта книга. Старикъ отвчалъ, что продалъ ее мсяцъ тому назадъ какому-то джентльмену. Фамиліи его онъ не зналъ, но зналъ, что у него лучшая библіотека старинныхъ книгъ въ Англіи и что онъ пишетъ исторію химіи. Это должно быть сэръ Гильбертъ Гаркнессъ. У него огромная библіотека и мн говорили въ Германіи, что онъ пишетъ исторію химіи. Вроятно ‘Жиральдъ’ понадобился ему для справокъ. Я поблагодарилъ старика и ушелъ изъ лавчонки. Теперь я не сомнваюсь, что книга находится въ библіотек сэра Гильберта Гаркнессъ. Поду къ нему завтра.

III.
Въ библіотек.

Сэръ Гильбертъ Гаркнессъ былъ книгодъ. Всю свою жизнь онъ возился съ книгами, такъ что, наконецъ, он сдлались какъ бы частью его самого. Забравшись въ цитадель его сердца, он (книги) пожрали и вытснили вс остальныя страсти, такъ что въ конц-концовъ въ его сердц не оставалось мста ни для чего, кром книгъ. Когда ему исполнилось пятьдесятъ лтъ, мозгъ его былъ утомленъ тяжеловсной грудой знаній, а глаза ослабли вслдствіе неустанной работы надъ пріобртеніемъ этой тяжеловсной груды. Оставшись сиротой въ возраст двадцати лтъ, владльцемъ огромнаго состоянія и полнымъ хозяиномъ своихъ дйствій, онъ тратилъ все свое время и значительную часть денегъ на наполненіе половъ своей библіотеки. Онъ не жаллъ никакихъ издержекъ на пріобртеніе рдкой и дорогой книги, и каждый разъ, бывая въ Лондон, рылся въ запыленныхъ сокровищахъ букинистовъ. Надо было видть, какъ онъ ухаживалъ за своими сокровищами. О, какъ нжно онъ отиралъ пыль съ переплета какой нибудь старинной книги, какъ жадно впивались его глаза въ ихъ пожелтвшія страницы, покрытыя готическими буквами! Онъ уважалъ Фауста и Кинстона больше всхъ на свт и относился къ нимъ съ такимъ же почтеніемъ, съ какимъ міръ относится къ великимъ героямъ. Онъ готовъ былъ по цлымъ часамъ разсуждать о необычайной прелести шрифта Джона Спиры и съ гордостью показывалъ старинный томъ Кинстона, который ему удалось подцпить въ какой-то грязной лавчонк. Но ненасытная страсть въ книгамъ пожрала вс остальныя его страсти и вн своей библіотеки онъ былъ простъ, какъ ребенокъ. Онъ выходилъ только на поиски за книгами, проводя все остальное время въ библіотек, составляя каталогъ своихъ сокровищъ и работая надъ Исторіей химіи въ Германіи. Желая дать полный и критическій обзоръ того предмета, онъ собралъ съ громадными издержками бездну книгъ нмецкихъ химиковъ. Онъ былъ высокій, худощавый человкъ, сутоловатый — безъ сомннія, вслдствіе сидячей жизни, и въ своемъ длинномъ бархатномъ халат, въ бархатной шапочк, изъ-подъ которой выбивались сдые волосы, выглядлъ какимъ-то средневковымъ магикомъ.
Онъ стоялъ у окна, разсматривая близорукими, усталыми отъ долгой работы глазами пожелтвшіе листы какой-то книги, которую только что получилъ изъ Лондона. Вокругъ него отъ пола до потолка возвышались ряды книгъ всевозможныхъ форматовъ и во всевозможныхъ переплетахъ. Он загромождали вс полки и мстами возвышались кучками на полу. Он лежали на стульяхъ, на письменномъ стол, на окнахъ, торчали изъ кармановъ его халата — словомъ, всюду, куда ни оглянись, виднлись книги, книги и книги!
Боже! сколько учености и труда было собрано въ этихъ четырехъ стнахъ! Востокъ, западъ, сверъ, югъ, древніе, средневковые и современные представители всхъ странъ и всхъ народовъ собрались здсь. О, тни Фауста, Гутенберга и Кинстона, если души усопшихъ могутъ посщать нашъ міръ, придите и усладите ваши духовныя очи лицезрніемъ вашего потомства. Въ этихъ безчисленныхъ, пестрыхъ фоліантахъ хранится духъ прошлыхъ вковъ. Здсь вы найдете вдохновеннйшаго пвца всхъ временъ и народовъ, Шекспира, стиснутаго между двумя досками, связаннаго крпче, чмъ геній подъ Соломоновой печатью въ арабскихъ сказкахъ. Разверните этотъ безобразный бурый фоліантъ — здсь Гомеръ и вся свита его героевъ. Улиссъ усталыми глазами всматривается въ даль, направляя корабль въ скалистымъ берегамъ Итаки, Елена въ блеск царственной красоты стоитъ на троянской башн, Ахиллъ свирпствуетъ подъ стнами Иліона надъ тломъ своего друга. Вс, вс они здсь, и явятся по первому твоему зову въ своей неувядаемой, вковчной крас. Никакой некромантъ среднихъ вковъ не могъ вызвать столько духовъ и фантастическихъ существъ, какъ ты, Гильбертъ Гаркнессъ.
Короткій ноябрьскій день близится къ концу и готическія буквы сливаются въ неясную сплошную линію въ глазахъ сэра Гильберта. Стукъ въ дверь библіотеки заставляетъ его встрепенуться, онъ кладетъ книгу на столъ и говоритъ:
— Войдите.
Входитъ слуга съ карточкой, которую сэръ Гильбертъ подноситъ къ окну и читаетъ при слабомъ сроватомъ свт:
— Отто Бранкель.
— Введите этого господина,— говоритъ онъ и снова смотритъ на карточку.— Бранкель? Бранкель? гд а слыхалъ эту фамилію. Въ Нюрнберг? Лейпциг?— бормочетъ онъ задумчивымъ тономъ.
— Нтъ! въ Гейдельберг,— прерываетъ его чей-то голосъ, и оглянувшись онъ видитъ передъ собою высокаго статнаго господина въ длинномъ мховомъ пальто, который глядитъ на него съ улыбкой.
— Гейдельбергъ,— повторилъ сэръ Гильбертъ.— Ахъ, да, вдь вы тамъ читаете химію?
— Имю эту честь,— отвчалъ гость, усаживаясь въ кресло, предложенное баронетомъ.— Я долженъ просить извиненія за несвоевременный визитъ, но у меня есть къ вамъ рекомендательное письмо отъ профессора Шландта и мн такъ не терплось, что я ршилъ не откладывать посщенія.
Баронетъ взялъ письмо и, пробжавъ его, съ чувствомъ пожалъ руку профессора.
— Душевно радъ познакомиться съ вами, профессоръ,— сказалъ онъ.— Я много наслышался о вашей эрудиціи и изслдованіяхъ.
— Сущіе пустяки,— отвчалъ профессоръ, махнувъ рукою.— Капли знанія, почерпнутыя въ безконечномъ океан науки. У васъ здсь замчательная коллекція книгъ. Я слышалъ о вашей библіотек въ Германіи.
При этомъ онъ оглянулъ пытливымъ взоромъ темные углы комнаты.
— Ахъ, вамъ еще не все видно,— сказалъ сэръ Гильбертъ съ благодарной улыбкой, когда слуга принесъ лампу и поставилъ ее на письменномъ стол.— При этомъ тускломъ свт библіотека выглядитъ не авантажно.
— Слава ея проникла и въ Гейдельбергъ,— замтилъ профессоръ, снова оглядывая комнату.
— Быть можетъ потому, что у меня много вашихъ, нмецкихъ химиковъ,— отвчалъ сэръ Гильбертъ.— Вы знаете, я пишу исторію химіи.
— Есть у васъ какіе-нибудь алхимики четырнадцатаго столтія, т. е. ихъ сочиненія?— спросилъ Бранкель притворно равнодушнымъ тономъ.
— О, да,— отвчалъ баронетъ, указывая въ темный уголъ комнаты, на который жадно устремились глаза профессора.— Вонъ тамъ у меня Ростгамъ фонъ-Гельмъ, Градіусъ, Жиральдъ.
Руки профессора, державшіяся за ручки кресла, слегка дрогнули при этомъ послднемъ имени. Однако онъ замтилъ вполн равнодушно.
— Жиральдъ. Вдь это, кажется, рдкая книга.
— Да,— отвчалъ баронетъ.— Я пріобрлъ ее случайно. Я…
— О, губернаторъ! Губернаторъ!— раздался свжій, звонкій голосъ.
И молодая двушка въ амазонк, забрызганной грязью, вскочила въ окно комнаты.
— Великолпная охота. Изъ дамъ была я одна. Мы пріхали домой въ половин перваго и почти загнали лошадей. Джэкъ изъ кожи лзъ цлый день, за это я пригласила его обдать. Войди, Джэкъ.
Молодой джентльменъ въ охотничьемъ костюм, тоже забрызганномъ грязью, вскочилъ такимъ же манеромъ въ окно въ отвтъ на это приглашеніе. Онъ съ улыбкой подошелъ къ сэру Гильберту, когда двушка замтила профессора, который всталъ при ея появленіи и стоялъ въ тни.
— У тебя гость, папа,— сказала она небрежно, перекладывая съ одной руки на другую шлейфъ амазонки.— Представь же меня.
— Моя дочь, Филиппа. Профессоръ Бранкель,— сказалъ сэръ Гильбертъ нсколько сконфуженнымъ тономъ.
— Я бы желалъ, Филиппа, чтобы ты входила черезъ дверь, какъ христіанка, а же въ окно, точно…
— Точно язычница, да, папа?— подхватила Филиппа смясь.
Она смотрла на профессора, глаза котораго, казалось, дйствовала на нее магнетически. Нмецъ выступилъ изъ тни и свтъ отъ лампы падалъ на его лицо, которое двушка разсматривала съ любопытствомъ. Это было замчательное лицо, блдное, какъ смерть, съ черными волосами, зачесанными назадъ надъ высокимъ лбомъ, густыми черными бровями, съ мефистофельскимъ изгибомъ надъ свтлыми, блестящими глазами, тонкимъ горбатымъ носомъ, нервнымъ ртомъ безъ усовъ и безъ бороды. Такова была наружность знаменитаго нмецкаго химика.
Филиппа казалось была околдована этимъ страннымъ лицомъ и огненными глазами, устремленными на нее. Между тмъ эта двушка вовсе не легко поддавалась чарамъ, скоре напротивъ: это была смлая дерзкая натура, не знавшая страха. Но въ пристальномъ, жгучемъ взгляд профессора было нчто, подчинившее ее сразу.
Она была высокая, стройная двушка, очень красивая, съ густыми черными волосами, выбивавшимися изъ-подъ легкой шапочки, надтой на бекрень. Въ глазахъ ея свтилось веселье и лукавство, а довольно большой ротъ улыбаясь обнаруживалъ два ряда ровныхъ блыхъ зубовъ. Она была восхитительна въ темноголубой амазонк, блыхъ перчаткахъ и полотняномъ воротничк, зашпиленномъ хорошенькой брошкой. Это было своевольное и самостоятельное созданіе. Мать ея умерла, когда она была еще младенцемъ, отецъ, погруженный въ свои книги, мало заботился о воспитаніи дочери, и она выросла на вол, почти безъ призора. Иногда она обнаруживала желаніе учиться и удивляла всхъ своими быстрыми успхами. Иногда же не хотла брать въ руки книгу и поочередно раздражала и забавляла своихъ близкихъ своими выходками.
Она превосходно здила верхомъ и большую часть дтства провела разъзжая по округу на шотландскомъ пони, съ Джэкомъ.
Джэкъ, иначе лордъ Дольчестеръ, былъ старшій сынъ графа Чишама, состояніе котораго почти равнялось состоянію сэра Гильберта. Джэкъ и Филиппа были всегда вмст и дикая молодая леди слдовала за Джэкомъ всюду, куда онъ ни забирался. Она перенимала его манеры и языкъ, почему ея рчь была переполнена сильными выраженіями. Но всему бываетъ конецъ и сэръ Гильбертъ догадался въ одинъ прекрасный день, что слдовало бы подумать о воспитаніи своего заброшеннаго отпрыска. Онъ написалъ въ Лондонъ въ своей замужней сестр, а та немедленно рекомендовала ему французскій пансіонъ. Посл этого миссъ Филиппа была схвачена и отправлена въ изгнаніе, а ея товарищъ по бродяжничеству, Джэкъ,— въ Итонъ. Вернувшись изъ галльскаго изгнанія она нашла Джэка такимъ же какъ прежде, а онъ ее такой же красавицей какъ всегда (такъ онъ ршилъ). Ихъ отношенія, однако, измнились: теперь ужь не Филиппа слдовала за Джэкомъ, а Джэкъ за Филиппой. Онъ восхищался ею, какъ единственной двушкой въ околотк, которая могла здить верхомъ и разсуждать о лошадяхъ не хуже барышника. При томъ же онъ зналъ ее такъ давно, что имлъ полную возможность замтить вс ея недостатки и не замтилъ ни одного. Придя въ заключенію, что она ‘прекраснйшая двушка, какую только случалось ему видть’, онъ явился въ ней въ одно прекрасное утро и ршительно просилъ ея руку, въ которой она столь же ршительно отказала, деликатно посовтовавъ ему не быть идіотомъ. Однако лордъ Дольчестеръ настаивалъ и въ конц концовъ миссъ Гаринессъ, которая въ сущности любила его — согласилась. Вс мстныя дамы признавали Филиппу ‘неблаговоспитанной двушкой’ и выражали сожалніе, что сэръ Гильбертъ не женился, вторично и не доставилъ какой-нибудь представительниц женскаго пола случая посвятить Филиппу въ таинства хорошаго тона. Они ужасались ея свободнымъ манерамъ и энергическимъ выраженіямъ, которыхъ не могло истребить даже французское воспитаніе. Одно время прошелъ слухъ, будто она выкурила цлую папиросу, и Филиппа со смхомъ заявила, что это правда,— дам, которая спрашивала ее объ этомъ. Когда же она подцпила въ лиц лорда Дольчестера самаго завиднаго жениха во всемъ округ, дамы, какъ вы можете себ представить, отнюдь не смнили гнвъ на милость. Они признавали ее, какъ непріятный фактъ, и надялись, что она исправится со временемъ. За то представители мужского пола любили Филиппу, потому что она была хороша собой и подшучивала надъ сосдями. Вообще-же было признано, что эта особа взбалмошная, и что ей нужна хорошая узда, которую врядъ-ли наднетъ на нее лордъ Дольчестеръ.
Это былъ ражій и рыжій дтина шести футовъ ростомъ, который здилъ верхомъ, стрлялъ и боксировалъ какъ никто въ околотк. Онъ былъ недуренъ собою, имлъ крупный титулъ, крошечный мозгъ и обожалъ Филиппу.
Миссъ Гаркнессъ съ натянутымъ смхомъ отвела взглядъ отъ страннаго лица, глядвшаго на нее, и представила лорда Дольчестера.
— Вы, конечно, останетесь у насъ обдать, профессоръ?— сказалъ сэръ Гильбертъ.
Профессоръ поклонился, а Филиппа ушла переодться къ обду.
Джэкъ послдовалъ за ней, чтобы привести себя въ боле приличный видъ, такъ какъ платье, въ которомъ человкъ охотился цлый день, разумется, не особенно представительно для обда.
Профессоръ остался наедин съ сэромъ Гильбертомъ и думалъ, глядя на него:
— Желалъ-бы я знать, гд у него ‘Жиральдъ’.

IV.

Врите-ли вы въ переселеніе душъ, сэръ?
Безъ сомннія, нтъ, но я могу васъ уврить,
Что онъ былъ змей, прежде чмъ сталъ человкомъ…

Самый восхитительный часъ дня безспорно часъ обда, въ особенности посл охоты. Такъ по крайней мр думалъ лордъ Дольчестеръ. Несмотря на свое забрызганное платье (которое онъ тщетно старался привести въ приличный видъ), онъ услся за столъ въ самомъ благодушномъ настроеніи.
Блая скатерть, цвты, сверкающее старинное серебро, тонкій фаянсъ представляли очень пріятную картину при мягкомъ свт лампъ съ розовыми колпаками, и лордъ Дольчестеръ чувствовалъ расположеніе ко всему міру.
Рядомъ съ нимъ сидла Филиппа, загорлая и прекрасная, въ нарядномъ обденномъ туалет, разговаривая о приключеніяхъ дня.
На первомъ мст сидлъ сэръ Гильбертъ, ведя оживленную бесду о книгахъ съ профессоромъ, который сидлъ рядомъ съ нимъ.
Дольчестеръ съ перваго-же взгляда не взлюбилъ нмца и Богъ знаетъ почему называлъ его въ душ шарлатаномъ.
Можетъ быть плавная рчь иностранца и магнетическая сила его удивительныхъ глазъ привели его къ этому заключенію.
Во всякомъ случа присутствіе профессора было для него единственнымъ диссонансомъ въ общей гармоніи этого вечера.
— Мн стыдно моего костюма, сэръ Гильбертъ,— сказалъ онъ.— Я хотлъ създить домой переодться, но Филь не пустила меня.
— Ну, конечно,— со смхомъ подхватила леди,— иначе ты вернулся бы сюда только въ полночь.
— Впрочемъ, къ чему ты оправдываешься?— продолжала она шутливо,— вдь это ужь не въ первый разъ. И всякій разъ ты повиняешься въ однхъ и тхъ же выраженіяхъ. Почему бы не исполнять свои слова на дл?
— Потому что ты не пускаешь меня,— съ улыбкой отвчалъ Джэкъ,— опрокидывая въ ротъ стаканъ вина.
— Хорошо поохотились сегодня?— спросилъ профессоръ, устремивъ на Джэка свои огненные глаза.
— Великолпно,— съ одушевленіемъ отвчалъ молодой человкъ, отнимая это рта полуопорожненный стаканъ.— Стоило посмотрть какъ водила насъ лисица. Мы подняли ее за мельницей Мастертона. Тутъ встртился намъ такой заборъ и канава, что половина охотниковъ остановилась, но миссъ Гаркнессъ перелетла черезъ нихъ какъ птица, а я за ней. Мы, кажется, въ одно время оказались на другомъ пол,— прибавилъ онъ,— обращаясь въ двушк, которая слушала его съ сверкающими глазами.
— Да,— отвчала она съ живостью,— а помнишь, Джэкъ, какъ шлепнулся старый сквайръ Дэмеръ.
— Прямо въ канаву!
— Онъ хотлъ во что бы то ни стало провожать меня, и я не могла удержаться отъ смха, когда онъ шлепнулся.
— Подломъ ему,— проворчалъ Джэкъ, который не признавалъ за кмъ либо, кром себя, права провожать миссъ Гаркнессъ.— Онъ слишкомъ старъ для этого.
— О, да! Ты тоже будешь шлепаться, когда будешь его лтъ, Джэкъ?— сказала Филиппа насмшливо.
— Во всякомъ случа, я не буду соваться не въ свое дло,— возразилъ Джэкъ и усердно принялся за ду, избгая отвта.
Филиппа засмялась и стала разсуждать о недавно купленной лошади и ея удивительныхъ качествахъ.
Джэкъ отвчалъ съ увлеченіемъ и вскор ихъ разговоръ принялъ такой ‘лошадническій’ характеръ, что могъ быть понятенъ только ньюмаркетскому назднику или герою Уайтъ-Мельвиля.
Тмъ временемъ двое ученыхъ вели столь же спеціальную бесду о высшихъ отрасляхъ знанія.
Наконецъ профессоръ искусно навелъ разговоръ на тему, которая давно занимала его.
— Вы начали разсказывать мн о томъ, какъ вамъ удалось пріобрсти ‘Жиральда’,— сказалъ онъ, небрежно играя съ стаканомъ.
— А, да,— отвчалъ сэръ Гильбертъ, откидываясь на спинку кресла.— Замчательная удача. Мн давно хотлось пріобрсти его сочиненія, но я и представить себ не могъ, гд ихъ искать. Прізжаю въ Лондонъ, съ тмъ, чтобы поручить моему агенту поискать ихъ въ континентальныхъ библіотекахъ, и какъ-то, случайно, захожу въ книжную лавчонку какого-то Блэка.
— Блэка?— переспросилъ профессоръ.
— Да, и нахожу у него Жиральда, то есть только второй томъ. По его словамъ, книга была привезена изъ Германіи его сыномъ, который недавно умеръ.
— Только второй томъ?
— Желалъ бы я знать, гд первый.
— Мн кажется, я могу удовлетворить вашему любопытству,— холодно отвчалъ нмецъ, наклоняясь къ нему,— первый томъ находится въ Гейдельбергской библіотек.
— Да?— съ удивленіемъ спросилъ сэръ Гильбертъ.
— Но почему хе они разрознены?
— Сынъ букиниста, о которомъ вы изволили упомянуть, два года учился въ Гейдельбергскомъ университет,— отвчалъ профессоръ, играя кольцомъ, украшавшимъ его палецъ.— Онъ былъ большой почитатель Жиральда и, ухавъ изъ Гейдельберга, увезъ съ собою книгу, т. е. второй томъ. Первый я случайно нашелъ въ его комнат.
— Какъ? вы искали его?— спросилъ сэръ Гильбертъ.
— Да,— отвчалъ Бранкель.— Мн онъ понадобился для справки.
— Я долженъ отослать книгу въ Гейдельбергъ,— сказалъ смущеннымъ тономъ сэръ Гильбертъ,— разъ она взята изъ тамошней библіотеки.
— Нтъ, къ чему-же?— спокойно отвчалъ профессоръ.— Жиральдъ малоизвстный алхимикъ, и если вы согласны заплатить за первый томъ, то, вроятно, и его получите. Кстати, сэръ Гильбертъ, я останусь въ Англіи съ полгода, и готовъ оказать вамъ всяческое содйствіе.
— О, благодарю васъ,— горячо сказалъ баронетъ.— Вы меня очень обяжете. Гд вы остановились?
— Пока въ гостинниц въ Лаунчестон,— отвчалъ нмецъ,— но я нанялъ домъ неподалеко отъ васъ и переселюсь туда черезъ недлю. Затмъ вы будете видть меня довольно часто въ вашей библіотек.
— Милости просимъ,— сказалъ сэръ Гильбертъ,— но гд же этотъ домъ.
— Его зовутъ Вольфденъ,— отвчалъ профессоръ.
— Вольфденъ!— воскликнула Филиппа.— Неужели вы будете тамъ жить, профессоръ?
— Да, а что?— спросилъ послдній, удивленный этимъ неожиданнымъ вмшательствомъ въ ихъ разговоръ.
— Это такое печальное мсто,— отвчала она съ легкимъ нервическимъ смхомъ, такъ какъ чувствовала на себ его зминый взглядъ,— и къ тому же необитаемое вотъ уже двадцать лтъ. Тамъ показывается только духъ прежняго владльца, который удавился.
— Духъ? Ба,— съ усмшкой отвчалъ профессоръ,— я не боюсь духовъ. Мы живемъ въ девятнадцатомъ вк.
— Есть ли тамъ духи или нтъ, я во всякомъ случа не хотла бы тамъ житъ,— отвчала Филиппа вставая,— это такое сырое и вредное для здоровья мстя.— При этомъ она съ легкимъ поклономъ проскользнула въ дверь, которую распахнулъ передъ ней профессоръ, за что и получилъ мрачный взглядъ со стороны лорда Дольчестера, считавшаго подобныя услуги Филипп своей привилегіей.
Ученые продолжали бесду о научныхъ предметахъ, попивая вино, и лордъ Долчестеръ, покашлявъ сердито надъ стаканомъ, всталъ и отправился въ гостиную за миссъ Гаркнессъ.
Молодая леди сидла у камина, устремивъ мечтательный взоръ на раскаленные уголья.
Онъ подошелъ къ ней и, облокотившись на каминную доску, съ улыбкой взглянулъ на двушку.
— Мечтаешь, Филь?
— Я думала о профессор, Джэкъ,— отвчала она, откинувшись на спинку кресла и скрестивъ руки.— Странный человкъ, не правда-ли?
— Мн онъ не нравится!— сердито замтилъ Джэкъ.
— Мн тоже,— отвчала она,— но у него замчательное лицо: точно Мефистофель. Я мало знакома съ поэзіей, но когда гляжу на него, то невольно думаю, что такіе глаза были у вдьмы въ Кристобели — глаза зми.
— Долго онъ здсь пробудетъ?— спросилъ Дольчестеръ, толкая уголья ногой и вызывая цлый фонтанъ искръ.
— Шесть мсяцевъ. Дай мн веръ, Джэкъ, ты такъ расжегъ уголья, что у меня лицо горитъ.
Джэкъ исполнилъ ея желаніе и, опустившись на колни подл нея, съ улыбкой заглянулъ ей въ лицо.
— Оставимъ въ поко профессора, милочка,— сказалъ онъ,— и поговоримъ о чемъ нибудь боле интересномъ.
Должно быть разговоръ оказался дйствительно интереснымъ, потому что, когда профессоръ и сэръ Гильбертъ спустя полчаса вошли въ гостиную, Джэкъ все еще стоялъ въ той же поз, и рука Филиппы гладила его рыжіе кудри.
Замтивъ вошедшихъ, Джэкъ вскочилъ на ноги и повидимому глубоко заинтересовался висвшей подл него картиной, тогда какъ миссъ Филиппа устремила все свое вниманіе на китайскую живопись, украшавшую ея веръ.
Профессоръ взглянулъ на нихъ съ усмшечкой, которая возбудила въ Джэк страстное желаніе ‘свернуть шею этому бездльнику’, и по просьб Филиппы услся за фортепьяно и началъ играть. Сэръ Гильбертъ задремалъ на кресл передъ каминомъ, Джэкъ услся противъ него и, опершись локтями на колни, положилъ подбородокъ на руки и уставился на Филиппу, которая играла веромъ и смотрла на огонь.
Профессоръ въ полутемной комнат игралъ morceaux изъ Мендельсона и Шуберта. Времяпровожденіе это ‘имло свою пріятность’, какъ выразился про себя Джэкъ, но опять таки присутствіе нмца досаждало ему. Притомъ же Джэкъ не былъ поклонникомъ музыки и предпочиталъ веселыя охотничьи псни Уайтъ-Мельвиля произведеніямъ величайшихъ музыкальныхъ свтилъ.
Но все-таки въ игр профессора было что-то пріятно усыпительное, подходившее къ данному положенію.
Внезапно онъ остановился и сказалъ:
— Теперь я сыграю вамъ вещь собственнаго сочиненія Она называется ‘Грезы’.
Онъ началъ низкимъ кресчендо минорныхъ арпеджіо въ басу, но постепенно звуки поднимались и становились громче, одушевленне, затмъ темпъ измнился переходя въ плавные, серебристые аккорды колыбельной псни, какъ будто волны сна смыкались надъ головой спящаго.
Дале, чистые, ясные аккорды интродукціи смнились бурными звуками марша, въ которыхъ слышался грохотъ барабана, топотъ массы ногъ, и серебряные звуки трубъ, переходившіе въ грустную патетическую мелодію, дышавшую предсмертной тоской и скорбью.
Потокъ серебристыхъ звуковъ, точно лтній дождь на мор, и дикій, фантастическій, капризный вальсъ, напоминавшій воздушныя композиціи Шопена.
Затмъ прекрасная плавная модуляція съ удивительными протяжными аккордами, перешедшая въ изящную баркароллу, точно лодка скользила по глади безбрежнаго моря, направляясь къ пылающему закату.
— Ей Богу, Джэкъ, сегодняшняя охота была лучшая въ этомъ году.
Филиппа долго сидла въ задумчивости прежде чмъ произнесла эту вульгарную фразу.
Профессоръ воображалъ, что она слушаетъ музыку въ то время, какъ ея мысли блуждали среди золотистыхъ полей, гд мчится, уходя отъ охотниковъ, стройная лисица.
Онъ съ трескомъ захлопнулъ фортепьяно и всталъ.
— Вы будете у насъ завтра?— спросилъ сэръ Гильбертъ, прощаясь.
— Непремнно,— съ улыбкой отвчалъ профессоръ.— До свиданія, лордъ Дольчестеръ, намъ съ вами не по дорог?
— Нтъ, я поду домой,— отвчалъ Дольчестеръ, которому вовсе не улыбалась бесда съ иностранцемъ.
— Я прикажу васъ отвести, профессоръ,— сказалъ сэръ Гильбертъ, направляясь въ колокольчику.
— Нтъ, нтъ, благодарю васъ,— отвчалъ нмецъ, вжливо останавливая его.— Я предпочитаю пройтись. До свиданія. До свиданія, миссъ Филиппа. Вы, какъ я вижу, не любите хорошей музыки.
Говоря это, профессоръ поклонился съ своей холодной и сардонической улыбкой и ушелъ, оставивъ Филиппу въ досад на самое себя за то, что она выдала свои мысли, а лорда Дольчестера — съ тайнымъ желаніемъ ‘свернуть шею иностранному бродяг’.

V.
Дйствіе элексира.

Грезы — ночное порожденіе сна,
Духи, возмущающіе нашъ покой,
Но всеже они длаютъ
Властелиномъ въ своихъ воздушныхъ царствахъ
Того, кто проснется на утро жалкимъ рабомъ
И увидитъ, что волшебные замки ночи
Были только химерой, порожденіемъ его мозга.

Лаунчестонъ, ноября 14.— Наконецъ-то я нашелъ второй томъ ‘Жиральда’. Странное сцпленіе случайностей шагъ за шагомъ привело меня въ успшному концу. Теперь мн остается только зайти въ библіотеку сэра Гильберта, взять ‘Жиральда’ и развернуть его на страниц, указанной въ криптограмм.
Затмъ я добуду недостающее снадобье и пополню чудесный эликсиръ. Я совершенно увренъ, что сэру Гильберту и въ голову не придетъ, почему я такъ безпокоюсь о ‘Жиральд’. Да, правду сказать, онъ и не замтитъ, что я безпокоюсь, такъ какъ я всячески стараюсь не обнаруживать никакого интереса, кром того, который понятенъ для любителя рдкихъ книгъ.
Онъ сообщилъ мн сегодня, что книга находится въ его библіотек, а я выслушалъ это сообщеніе съ совершенно равнодушнымъ видомъ, хотя каждая жилка во мн дрожала отъ возбужденія. Какъ бы то ни было приходится подавить свое нетерпніе и помаленьку добиваться цли. Сэръ Гильбертъ всецло преданъ своимъ книгамъ, вс его желанія сосредоточены на полкахъ библіотеки. Онъ оставилъ меня обдать и представилъ своей дочери и ея жениху. Женихъ представитель аристократіи, безмозглый молодой атлетъ, съ тломъ Милона, ‘умомъ ящерицы’, по выраженію Вальтера Саваджда Лэндора. Но миссъ Филиппа Гаркнессъ — очень странная особа. Не мало времени прошло съ тхъ поръ, какъ я изучалъ Лафатера и мои свднія въ физіономик вроятно, очень скудны, но я рдко встрчалъ такое загадочное лицо. У нея есть умъ, но она имъ не пользуется. Насколько я могъ замтить, ея образованіе ниже средняго. Она толкуетъ объ охот и о лошадяхъ и разговоръ ея переполненъ выраженіями, которыхъ, безъ сомннія, нтъ въ англійскомъ словар,— по крайней мр, насколько я знакомъ съ нимъ. Она могла-бы быть умне, еслибъ захотла, но не захочетъ потому, что природа не надлила ее одной изъ самыхъ могущественныхъ страстей. У нея нтъ честолюбія, она совершенно довольна своей повседневной жизнью и не стремится къ чему-нибудь высшему.
Странно, что благая природа такъ капризна. Одному она даетъ честолюбіе и никакихъ талантовъ, этой двушк дала таланты и ни капли честолюбія.
Вечеромъ я замтилъ, что миссъ Гаркнессъ что-то не взлюбила меня. Она довольно мила и вжлива, но избгаетъ моего взгляда и, повидимому, чувствуетъ себя неловко, когда я обращаюсь въ ней. Должно быть мои манеры такъ на нее дйствуютъ. Ученыя занятія — плохая школа свтскихъ манеръ и я всегда стсняюсь въ присутствіи женщинъ. Я замтилъ также, что у нея нтъ души — по крайней мр по отношенію въ музык. Когда я игралъ мою фантазію, она ее прервала какимъ-то замчаніемъ насчетъ охоты. Ба! сердиться тутъ нечего! а все таки мое самолюбіе было оскорблено. Я думалъ, что моя игра очаруетъ всхъ,— оказалось, что она не дйствуетъ на эту двушку. Если бы стоило ненавидть кого нибудь, то я возненавидлъ бы ее. Ея натура совершенно противуположна моей и мы чувствуемъ естественное отвращеніе другъ въ другу. Странно, что я никогда не испыталъ этого раньше. Надо подавить это нелпое чувство, такъ какъ мн придется видть ее почти ежедневно въ теченіе шести мсяцевъ. Вс мои мысли сосредоточены на ‘Жиральд’. Завтра, въ это время я буду знать составъ питья и… Пойду къ нимъ завтра и узнаю тайну…
Профессоръ Бранвель закрылъ свой дневникъ и раздлся, чтобы лечь въ постель. Прежде чмъ потушить лампу онъ подошелъ въ конторк и досталъ изъ нея флаконъ съ безцвтной жидкостью. Отливъ изъ него три капли онъ выпилъ ихъ. Затмъ снова спряталъ флаконъ, улегся въ постель, и вскор виталъ въ царств грезъ, вызванныхъ чудесной силой эликсира.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я стою подъ пологомъ безлунной и беззвздной ночи, освобожденный отъ земной оболочки — символа смерти. Моя безсмертная часть отдлилась отъ смертной, я безтлесный духъ, безъимянный и бездушный, потому что я самъ душа. Ничего земного не осталось во мн, я состою изъ эфирной субстанціи, которую Богъ вдохнулъ въ человка. У меня нтъ чувствъ, физическихъ или духовныхъ, я голая человческая душа, гражданинъ вселенной, участникъ вчности. Время распахнуло передо мною завсу прошлаго и я вхожу въ его чертоги, чтобы блуждать по многолюднымъ заламъ и созерцать пышный калейдоскопъ человчества и чудные переливы красокъ, которые пестрая суета жизни отбросила на блую поверхность вчности.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Я стою среди обширной арены Колизея и вижу надъ собой ряды кровожадныхъ римлянъ, глядящихъ волчьими глазами на окровавленный песокъ. Съ безоблачнаго, блдно голубого неба льются потоки свта, пробиваясь сквозь пологъ, растянутый надъ головами народа. Вотъ Горацій, только что вернувшійся съ своей Сабинской фермы, бесдуетъ съ Меценатомъ, Виргилій, съ улыбкою на спокойномъ лиц — слушаетъ остроумный и колкій разговоръ Катулла-Рочестера своего времени, который забавляетъ своенравную Лезбію замчаніями насчетъ зрителей. И онъ, властитель міра, увнчанный розами, смотритъ съ яснымъ лицомъ на длинный рядъ гладіаторовъ. Ave Caesar!.. Битва начинается… битва Титановъ… Я вижу, какъ сверкаютъ ихъ глаза… какъ сыплются искры съ ихъ щитовъ при каждомъ удар. Фортуна, своенравная какъ женщина, расточаетъ свои милости то одному, то другому… Вотъ одинъ упалъ… торжествующій противникъ стоитъ надъ нимъ и обводитъ глазами публику, ожидая приговора… Habet!.. И кровь побжденнаго льется на песокъ арены — ненасытный, какъ владыка міра…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Неужели это Аины, сердце Греціи… блистающія какъ брилліантъ среди зеленыхъ холмовъ… сборный пунктъ лучшихъ умовъ древности?.. Широкія блыя улицы, насмшливая толпа, оживленная чисто аристофановскимъ юморомъ… споры философовъ и ихъ учениковъ подъ портиками, богоподобныя фигуры юношей, идущихъ въ гимназію… Да, это духовная столица міра… Огромный театръ съ полукругомъ оживленныхъ лицъ, очарованныхъ торжественнымъ великолпіемъ ‘Агамемнона’… Какъ хорошо!.. бурная рчь Клитемнестры… могучее краснорчіе царя народовъ… дикій крикъ Кассандры, отступающей съ пророческимъ ужасомъ отъ окровавленнаго треножника… Хоръ…
(Дале почеркъ въ дневник становится совершенно неразборчивымъ).
Привтствую тебя царица съ блоснжною грудью и огненными глазами… Куда ты смотришь такъ жадно съ могучихъ стнъ Трои?.. Елена… прекраснйшая изъ женщинъ, твоя роковая красота покорила гордыя башни Иліона. Не думаешь ли ты, что огонекъ, свтящійся вдали точно кровавая звзда, мерцаетъ въ шатр твоего оскорбленнаго супруга…
…Посылаетъ погребальный костеръ Патрокла и мрачный Ахиллъ смотритъ гнвными глазами на виднющіяся вдали стны Трои… Близокъ конецъ, о, царица… Твоя роковая краса навлекла гибельна Иліонъ… и судьба уже изрекла неотвратимое fiat… Горе! горе!
…Хитроумный Улиссъ, скажи мн, куда ты стремишься?.. Въ Итаку!.. Отталкивай корабли отъ троянскихъ береговъ… Распускай паруса для десятилтнихъ скитаній, и поплывемъ по бурнымъ пучинамъ опаснаго моря въ твоему родному острову… Какъ бурлитъ и пнится безбрежное море. Что за пурпурная полоса виднется вдали… Лотофаги… (Здсь дневникъ невозможно разобрать). Вонъ нимфы играютъ въ кристальныхъ водахъ… сверкаютъ ихъ блыя тла, окутанныя прядями распущенныхъ волосъ… Итака… Причаливай въ желанному берегу, гд ожидаетъ тебя врная Пенелопа… Ахъ, Итака!..
…О, звуки музыки… легкіе шаги двушекъ-рабынь, разносящихъ цвты… варварскій блескъ пурпура и золота… воинственныя фигуры римскихъ солдатъ… и она — нильская змйка — идетъ къ своему любовнику-римлянину… А, Клеопатра… Египтянка… Онъ съ яснымъ лицомъ простираетъ въ теб руки, онъ покоритъ міръ для тебя, чернобровая цыганка… Слышишь, какъ гремитъ музыка… Онъ идетъ… Антоній.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Египетъ, таинственный и чудесный, окутанный сдымъ туманомъ древности… Длинные ряды дворцовъ… вереницы раскрашенныхъ фигуръ по стнамъ… загадочные іероглифы… Подними покрывало, скрывающее твое лицо, о, Изида… Вонъ сфинксы въ торжественномъ молчаніи смотрятъ широко открытыми глазами на таинственныя пирамиды… О, таинственный Египетъ… Привтъ вамъ… Озирисъ… Тотъ…
(Здсь дневникъ становится неразборчивымъ).

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Звучатъ бубны, Маріамъ, пророчица Господа, поетъ побдную пснь, а ея великій братъ возвышается надъ освобожденнымъ Израилемъ… Голгофа… Крестъ… Кто виситъ на немъ, неподвижный и безжизненный… Вечернее небо алетъ и крестъ нависъ надъ ерусалимомъ, какъ громовая туча… Такъ это правда… то, что я считалъ басней… Ты умеръ за человчество, Христосъ?.. О, не поднимай отягченныхъ скорбью глазъ, Назарянинъ… Какъ струится кровь изъ-подъ Твоего терноваго внца… Пророкъ… Христіанство… Я въ безконечномъ пространств… въ центр вселенной… среди зарождающихся міровъ… Неужели эта огненная масса — земля?.. Я у вратъ мірозданія… Открывайтесь… Богъ!.. Огонь!.. Хаосъ!..
Наступаетъ утро и спящій пробуждается къ дйствительной жизни.

VI.
Послдній ингредіентъ элексира.

Это лкарство
боле рдкое, чмъ вс ароматы востока.

Филиппа сидла у окна столовой въ охотничьемъ плать. Она собиралась на охоту съ лордомъ Долчестеромъ и ожидала его прихода съ нкоторымъ нетерпніемъ, такъ какъ ей хотлось поскорй взобраться на сдло. Она читала ‘Поле’, свою любимую газету, нердка поглядывая на часы или наклоняясь погладить собаку, лежавшую у ея ногъ. Наконецъ она встала, бросила газету на полъ и пошла на террасу въ сопровожденіи собаки.
Было холодное, ясное утро, дулъ свжій втерокъ, отъ котораго разгорались щеки Филиппы. На террас собралась стая голубей, но при вид Филиппы они улетли и закружились блыми пятнами въ холодномъ синемъ неб. Миссъ Гаркнессъ полюбовалась на это зрлище, а затмъ, ущипнувъ собаку за ухо, принялась разговаривать сама съ собой.
— Что за несносный человкъ этотъ Джэкъ, вчно опаздываетъ, вотъ уже полчаса противъ назначеннаго времени. Папа работаетъ, пойду, поздороваюсь съ нимъ.
Окно библіотеки было отворено: она вскочила въ него и подошла въ отцу. Онъ сидлъ за столомъ, углубившись въ какую-то книгу, и съ растеряннымъ выраженіемъ уставился на нее, когда она дотронулась до его плеча.
— Вчно за работой папа,— сказала она.— Почему бы теб не създить на охоту вмсто того, чтобы корпть цлый день надъ этими пыльными старыми книгами.
— Богъ мой, Филиппа, что ты говоришь,— отвчалъ онъ недовольнымъ тономъ.— Стану я терять время? Притомъ же профессоръ Бранведь общалъ зайти сегодня.
Филиппа молча повернулась и пошла на террасу, гд остановилась въ глубокой задумчивости, машинально ощипывая листики кипариса. Собака улеглась подл нея, уткнулась мордой въ лапы и, полузакрывъ одинъ глазъ, слдила другимъ за своей госпожей. Мысли миссъ Гаринессъ были не особенно пріятнаго свойства. Она совсмъ забыла про нмца, и замчаніе отца напомнило ей о существованіи этого непріятнаго господина. Было въ немъ что-то такое, что крайне не нравилось ей. Не отличаясь особенной силой воображенія, она, однако, чувствовала на себ магнетическую силу его глазъ и снова подумала о Бристобели.
— Хорошо, что я уду на цлый день,— пробормотала она,— вроятно, онъ уйдетъ до моего возвращенія, если, конечно, отецъ не пригласитъ…
— Филь! Филь!— крикнулъ чей-то голосъ почти подъ ея ногами и, взглянувъ внизъ, она увидла своего милаго верхомъ на великолпномъ кон, красиваго и свжаго, какимъ и подобаетъ быть молодому британцу, проскакавшему пять миль въ холодное утро, въ надежд увидть свою возлюбленную въ конц пятой мили.
— Какъ ты поздно, Джэкъ!— воскликнула она, сбгая внизъ.— Я дожидалась около часа.
— Не могъ вырваться,— отвчалъ лордъ Дольчестеръ, слзая съ коня и съ гордостью глядя на прекрасное оживленное лицо.— Управляющій хотлъ посовтоваться со мною и я насилу отдлался отъ него.
Это объясненіе было принято довольно снисходительно и Джэкъ, передавъ груму поводья своей лошади, приготовился помочь Филипп ссть на коня.
Она весело засмялась, поставила ножку на его руку и въ слдующее мгновеніе была уже въ сдл. Затмъ собрала поводья и ударила лошадь хлыстомъ, отчего та завертлась на мст.
— Готова ты, Филь?— спросилъ лордъ Дольчестеръ, только вскочившій на коня.
— Да, да, сэръ,— и они помчались по алле, возбуждая удивленіе въ грумахъ своимъ искусствомъ.
— Рдкая парочка,— сказалъ одинъ грумъ другому.
— Да, лучше не найдешь во всемъ округ,— и они со смхомъ ушли въ домъ.
Тотчасъ за воротами парка, миссъ Гаркнессъ и ея милый встртили профессора Бранкеля. Сердце Филиппы дрогнуло, когда она встртилась съ его огненными глазами.
— Добраго утра, миссъ Гаркнессъ,— сказалъ профессоръ,— вы уже принялись за свое любимое занятіе. Я къ сэру Гильберту.
— Вы найдете его въ библіотек,— сказала Филиппа, холодно кивнувъ головой, тогда какъ Дольчестеръ ограничился короткимъ ‘здравствуйте’.
Профессоръ съ усмшкой смотрлъ, какъ они хали смясь и распвая, и чувство зависти въ ихъ счастью, смутивши сатану при вид Адама и Евы, шевельнулось въ его сердц.

О, Адъ, какое горькое зрлище для моихъ глазъ!

Чувство это, впрочемъ, быстро разсялось и, пожавъ плечами, онъ пошелъ дальше.
Его немедленно впустили въ библіотеку, владлецъ которой нетерпливо дожидался его прихода.
— А, профессоръ!— сказалъ онъ, горячо пожавъ ему руку.— Добро пожаловать, я желалъ бы выяснить одинъ темный пунктъ, но сначала долженъ показать вамъ мое сокровище.
Профессоръ охотно согласился, такъ какъ и онъ почувствовалъ радость библіомана, опустившись среди этихъ книжныхъ богатствъ. Цлый день они разсматривали сокровища на полкахъ, позавтракали кое-какъ, на скорую руку, торопясь вернуться къ духовному пиршеству. Сэръ Гильбертъ почуялъ въ профессор своего брата и до вечера излагалъ ему свои любимыя теоріи. Все это время хитрый профессоръ думалъ о ‘Жиральд’, но не спрашивалъ о немъ, опасаясь, что излишняя поспшность съ его стороны возбудитъ подозрніе въ ревнивомъ сердц книжнаго червя. Онъ навелъ разговоръ на тему, которую баронетъ затронулъ въ моментъ его прихода.
— Вы хотли выяснить какой-то пунктъ,— сказалъ онъ, пристально взглянувъ на сэра Гильберта.
— Да, да,— подхватилъ баронетъ,— насчетъ открытія философскаго камня. Можете вы указать мн какое нибудь хорошее сочиненіе объ этомъ предмет.
— Да вотъ напримръ ‘Жиральдъ’,— сказалъ профессоръ, сердце котораго усиленно забилось.
— Но вдь онъ малоизвстный химикъ,— возразилъ сэръ Гильбертъ.
— Въ устрицахъ можно найти жемчугъ,— спокойно отвчалъ профессоръ,— этотъ малоизвстный химикъ даетъ лучшее описаніе философскаго камня, какое мн случалось читать.
— Я думалъ, что вы не читали ‘Жиральда’,— замтилъ сэръ Гильбертъ.
Профессоръ почувствовалъ себя на опасной почв.
— Да,— отвчалъ онъ холодно,— но я сужу по цитатамъ, которыя мн встрчались у другихъ авторовъ.
— Такъ я принесу книгу и вы мн укажете мста, относящіяся къ этому предмету,— отвчалъ сэръ Гильбертъ и отправился за книгой.
Профессоръ съ замирающимъ сердцемъ дожидался его возвращенія, сидя въ кресл у письменнаго стола. Наконецъ-то его желанія исполняются и черезъ нсколько минутъ онъ узнаетъ названіе завтнаго снадобья. Баронетъ вернулся и положилъ на столъ старую желтую книгу, первый томъ которой лежалъ въ Гейдельбергской библіотек профессора. Онъ взялъ книгу, сталъ небрежно перелистовывать ее, едва скрывая внутреннюю дрожь.
— Не мшало бы достать еще фонъ-Гельма,— сказалъ онъ, взглянулъ на баронета.— Я думаю, что онъ окажется для насъ полезнымъ.
Сэръ Гильбертъ поспшилъ исполнить его просьбу, и профессоръ оставшись одинъ, поднесъ ‘Жиральда’ къ окну, развернулъ на десятой страниц, отыскалъ четвертую строчку сверху и провелъ по ней пальцемъ до пятаго слова:
— Кровь двушки…
Когда сэръ Гильбертъ вернулся, Бранвель стоялъ у окна, перелистывая книгу. Протягивая ему фонъ-Гельма, баронетъ взглянулъ на него и отшатнулся:
— Боже мой! что съ вами?
Холодный блескъ заходящаго солнца озарялъ лицо нмца, тогда какъ остальное тло его находилось въ тни. Лицо это было блдно какъ смерть, покрыто каплями пота, и съ своими густыми бровями, всклоченными волосами, тонкими насмшливыми губами казалось воплощеніемъ врага человческаго рода — современнаго Мефистофеля. Услышавъ слова баронета, онъ повернулся къ нему съ холодной улыбкой и лицо его быстро приняло обычное выраженіе.
— Небольшая дурнота,— сказалъ онъ, возвращаясь къ столу,— теперь прошло.
Баронетъ недоврчиво взглянулъ на него и предложилъ выпить вина, подкрпиться.
— Благодарю васъ, не нужно,— отвчалъ профессоръ.— Со мной случаются иногда такіе припадки. Но теперь я совершенно оправился. Вотъ, я нашелъ мсто, относящееся въ философскому камню.— Вскор они углубились въ книгу.
Профессоръ отказался отъ обда, сказавъ, что онъ уже приглашенъ и ушелъ домой. Тутъ онъ вошелъ въ спальню и, доставъ дневникъ, принялся писать.
Ноября 15.— Наконецъ-то я разршилъ задачу, которая занимала меня столько дней. Я досталъ второй томъ ‘Жиральда’ и, отыскавъ указанную страницу, убдился, что недостающее снадобье — ‘кровь двушки’. Чтобы довершить силу эликсира, я долженъ примшать къ нему кровь сердца невинной двушки. Это ужасное снадобье и трудно мн будетъ достать его, но не отступлюсь отъ своей цли, потому что мой долгъ — довести элексиръ до полнаго совершенства. Но гд же мн достать кровь двушки?
Убійство вообще карается смертной казнью. Ба! Какое ма дло! Убійство ради науки не убійство. Если бы оказалась нужной моя кровь, я не медлилъ бы ни минуты, но съ радостью отдалъ бы ее, чтобъ довершить великое открытіе. Для того, чтобы вырвать тайну у великой матери, природы, нужно умилостивить ее жертвами. Сколько людей было убито ради гораздо мене важныхъ цлей. Дочь Агамемнона была принесена въ жертву роднымъ отцомъ для умилостивленія Артемиды, а я… неужели я поколеблюсь принести въ жертву женщину на алтар науки? Тысячу разъ нтъ! Дло науки должно подвигаться впередъ хотя бы даже цною человческихъ жертвъ, и я, которому судьба предназначила открыть міру эту тайну,— я не отступлю передъ своей задачей.
Все готово: алтарь, жрецъ и жертва, потому что миссъ Гаркнессъ суждена честь отдать кровь своего сердца для великаго открытія. Я ршилъ, что она умретъ, и какая честь можетъ быть выше! Бросаются же индусскія двушки подъ колесницу своего бога, такъ неужели англичанка побоится умереть ради науки? Я не могу открыть ей эту тайну: въ душ ея такъ мало честолюбія, что она не пойметъ величія своей роли и, безъ сомннія,откажется. Я долженъ заманить ее къ себ и убить.
Это ужасно, слова нтъ, но если гд примнимо іезуитское правило: ‘цль оправдываетъ средства’ — такъ именно въ данномъ случа. Если бы я врилъ въ Верховное Существо, я умолялъ бы его о помощи, но я не врю и потому преклоняю колни передъ тобой, о, наука, и прошу тебя помочь мн. Кровь одной этой двушки принесетъ человчеству больше пользы, чмъ кровь тысячъ убитыхъ при Марафон или Ватерлоо.

VII.
Вольфденъ.

Добрые господа!
Умоляю васъ, будьте осторожны, въ
этомъ дом водятся духи,
Каждый шагъ пробуждаетъ сотни враговъ,
Которые могутъ надлать намъ бды.

Это былъ странный, старый домъ, выстроенный изъ дикаго камня и почти сплошь заросшій темно-зеленымъ плющемъ. Мстами камни разслись и растрескались отъ времени, такъ что держались только благодаря обвивавшимъ ихъ вткамъ. Вообще это былъ красивый, живописный домъ, выстроенный въ Елизаветинскомъ стил, съ узкими стрльчатыми окнами, высокими трубами причудливой формы и башенками по угламъ. Подъ крышей, гд ласточки ежегодно вили гнзда, надъ большими дубовыми дверями, по краямъ оконъ — всюду виднлись уродливыя лица, вырзанныя изъ камня, казалось, домовые выглядываютъ изъ заброшеннаго дома. Трава зеленла въ щеляхъ между каменными плитами на балкон, широкій дворъ заросъ чертополохомъ, всюду виднлась сроватая плсень. Ставни, сорванныя втромъ, валялись въ трав подъ окнами, другія висли на петляхъ, качаясь и скрипя при каждомъ порыв втра. Когда-то этотъ домъ отличался роскошнымъ убранствомъ и низкіе потолки широкихъ комнатъ были украшены превосходной живописью. Но широкія дубовыя лстницы, по которымъ поднималось столько поколній, покрылись слоемъ пыли, и луна, заглядывая въ росписныя окна, видла только пустыя комнаты. Но не одна заброшенность этого дома длала изъ него предметъ ужаса для мстнаго населенія. Говорили, что надъ нимъ тяготетъ проклятіе, потому что владлецъ его удавился, устроивъ въ послдній разъ оргію на остатки своего состоянія. Въ обширной обденной зал до сихъ поръ вислъ обрывокъ веревки, на которой онъ окончилъ свою жизнь. Сюда пришелъ онъ посл той послдней ужасной оргіи — выпивъ до дна кубокъ жизни и почувствовавъ горечь ея осадка — пришелъ и самовольно переселился въ иной міръ. Говорили, что его духъ является по ночамъ на мсто прежнихъ безумствъ и оплакиваетъ прошлое, котораго уже не передлаешь. Но свтъ, являвшійся передъ его приходомъ, былъ по всей вроятности блескъ луны сквозь цвтныя окна, а втеръ, завывавшій въ опустлыхъ комнатахъ, принимали за голосъ духа. Однако, крестьяне возмущались такими объясненіями и твердо врили, что, вопреки всмъ увреніямъ современной науки, духи существуютъ и одинъ изъ нихъ посщаетъ Вольфденъ. По смерти послдняго сквайра имніе перешло къ нему и домъ былъ заброшенъ и запущенъ. Никто не соглашался нанять его, даже въ нашъ скептическій вкъ, такъ какъ мстность была болотистая и туманная. Когда нмецкій профессоръ поселился въ немъ, вс удивлялись его смлости, а деревенскія кумушки разсказывали шепотомъ, что онъ самъ знакомъ съ чернокнижіемъ и потому не боится обитателей Вольфдена. Суевріе находило много послдователей среди этихъ пустынныхъ холмовъ, и чужестранецъ, такъ рзко отличавшійся отъ мстныхъ жителей, возбуждалъ не мало страшныхъ подозрній. Профессоръ не занималъ всего дома, но только нсколько комнатъ въ правомъ крыл. Надъ его квартирой находилась восьмиугольная комната, которую онъ превратилъ въ лабораторію для какихъ-то химическихъ опытовъ. Свтъ виднлся въ этой комнат далеко за полночь, потому что профессоръ больше любилъ работать по ночамъ, чмъ днемъ. Цлый день онъ возился въ библіотек, помогая баронету составлять ‘Исторію химіи’. Сэръ Гильбертъ былъ единственный человкъ въ замк, съ которымъ профессоръ оставался въ дружескихъ отношеніяхъ. Филиппа явно избгала его, да и лордъ Дольчестеръ не скрывалъ своей антипатіи, на которую профессоръ отъ всего сердца отвчалъ тмъ же. Профессоръ постоянно слдилъ за Филиппой, выжидая случая заманить ее въ себ, такъ какъ твердо ршился исполнить свой планъ,— убить двушку и добыть необходимый ингредіентъ. Филиппа постоянно встрчала упорный взглядъ его магнетическихъ глазъ, блиставшихъ какъ дв зловщія звзды, отравлявшія ея жизнь своимъ дурнымъ вліяніемъ. Она начала худть и блднть подъ этимъ постояннымъ надзоромъ. Природа не могла выносить такого напряженія, и Филиппа убдилась наконецъ, что заболетъ, если не избавится отъ профессора. Тогда она приняла неожиданное ршеніе, о которомъ сообщила Джэку:
— Джэкъ,— сказала она однажды вечеромъ, когда они сидли одни въ гостиной, а профессоръ съ сэромъ Гильбертомъ толковали о научныхъ вопросахъ за бутылкой вина,— вришь ты въ дурной глазъ.
Лордъ Дольчестеръ, лниво смотрвшій на огонь, встрепенулся.
— Господи, Филиппа, что за странныя у тебя мысли?— сказалъ онъ недовольнымъ тономъ.
— Я думаю, что у профессора дурной главъ,— продолжала она торжественно.— Всякій разъ, когда я взгляну на него, я встрчаю его взглядъ.
— Предоставь мн раздлаться съ нимъ и я выбью ему глаза,— свирпо сказалъ Джэкъ.
— Не говори глупостей,— возразила Филиппа, ничуть не тронутая этимъ великодушнымъ предложеніемъ,— онъ другъ папа.
— Онъ, однако, не остановился у васъ,— сердито отвчалъ Дольчестеръ, пожавъ своими широкими плечами.
— Это все равно,— спокойно отвчала Филиппа,— онъ просиживаетъ у насъ по цлымъ днямъ. Но вотъ что я теб скажу, Джэкъ,— я больше не могу выносить этого, я заболю.
— Да, ты что-то похудла,— сказалъ Джэкъ, окидывая ее безпокойнымъ взглядомъ.
— Поэтому я ршилась ухать въ Лондонъ къ тетк Гертруд.
— О!
Лордъ Дольчестеръ вздрогнулъ. Онъ очень хорошо помнилъ эту почтенную матрону съ высокимъ лбомъ и римскимъ носомъ, такъ какъ она преслдовала его въ теченіе нсколькихъ лтъ, проча его въ мужья одной изъ своихъ дочерей, которыя также обладали высокими лбами и римскими носами.
— Не ворчи гримасъ, Джэкъ,— сказала Филиппа, знавшая отъ него о преслдованіяхъ, которымъ онъ подвергался со стороны ея кузинъ,— ты можешь остаться здсь.
— О, объ этомъ я не думаю,— возразилъ Дольчестеръ.— Я не боюсь, теперь я женихъ.
— Джэкъ,— торжественно сказала его возлюбленная, лукаво сверкнувъ глазами,— умоляю тебя, не доставляй моимъ кузинамъ случая отнять у меня твое сердце. Ты знаешь, что наше обрученіе не можетъ служить помхой, а до какого совершенства довели он искусство плнять мужчинъ,— о, лордъ Дольчестеръ!
— Пусть попробуютъ,— отвчалъ Джэкъ, весело смясь при этой иде — я готовъ рискнуть, Филь.
Такъ и ршили. Филиппа написала тетк, и получила отъ нея нжнйшій отвтъ, въ которомъ сообщалось, что тетка будетъ ей душевно рада, и что на зиму он дутъ въ Южную Францію, подетъ-ли съ ними милая Филиппа? Милая Филиппа готова была хать на сверный полюсъ, лишь-бы избавиться отъ ужасныхъ глазъ профессора. И такъ она принялась укладываться и назначила день отъзда.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вольфденъ, ноября 22.— Не везетъ мн съ элексиромъ! Я, также далекъ отъ исполненія моихъ желаній, какъ и прежде. Миссъ Гаркнессъ упорно избгаетъ меня и я не могу найти случая остаться съ ней наедин. Ея проклятый любовникъ всегда съ ней и, какъ я подозрваю, не поколеблется нанести мн личное оскорбленіе. Онъ ненавидитъ меня и нисколько не старается скрыть этого. Это грустно, потому что мшаетъ исполненію моего плана. Въ довершеніе моихъ затрудненій, она собирается ухать въ Южную Францію, гд, по ея словамъ, останется надолго. Я же не могу остаться въ Англіи боле полугода, и такъ, если она удетъ, я, по всей вроятности, потеряю ее изъ вида. Впрочемъ, еще недлю она пробудетъ здсь, надо придумать какой нибудь способъ добиться моей цли. Мн часто приходитъ въ голову, что если я убью ее, то буду имть дло съ законами Англіи. Законъ не симпатизируетъ священному длу науки и повситъ меня за убійство (какъ онъ назоветъ мой поступокъ) также спокойно и безпристрастно, какъ обыкновеннаго преступника. Приходится примириться съ этимъ, если я хочу пополнить великое открытіе, то долженъ сдлаться жертвой закона. Но мое открытіе будетъ жить, и меня будутъ помнить, какъ мученика науки. Я завщаю мой дневникъ, если меня приговорятъ къ повшенію за принесеніе этой двушки въ жертву наук, какому нибудь ученому моей родины, онъ издастъ его и вс увидятъ, какъ постепенно дошелъ я до увнчанія дла моей жизни. Меня будутъ чтить, какъ мученика, и такъ я не отступлю передъ поступкомъ, который предастъ меня въ руки закона. ‘Кровь мучениковъ — смя церкви’, такъ и моя смерть только средство сообщить міру тайну элексира, благодаря которому люди будутъ знать и прошедшее и настоящее и будущее. Они получатъ возможность предотвращать отъ міра бдствія, которыя обрушились бы на него, еслибъ будущее оставалось темнымъ. Что значатъ ничтожныя физическія страданія въ сравненіи съ великолпной будущностью, которая предстоитъ міру благодаря мн. Я ршился — я готовъ погибнуть мученикомъ науки, жертвой невжества, и на моей могил будетъ написано только одно слово: ‘Recurgam’!
Разъ! съ сосдней колокольни доносятся тяжелые гулкіе удары. Полночь. Въ этотъ часъ духи посщаютъ землю. Они встаютъ изъ земныхъ могилъ, скелеты убійцъ спускаются съ вислицъ, души богачей выходятъ изъ склеповъ. Воздухъ наполненъ ими, ихъ безтлесныя формы кружатся въ немъ какъ осенніе листья.
Вольфденъ угрюмый и мрачный покоится въ сіяніи луны, миріады звздъ смотрятъ на него, но не могутъ разсять окутывающей его тни. А его жилецъ,— присоединился ли онъ къ духамъ, рющимъ въ воздух или мечтаетъ объ исполненіи своего отвратительнаго замысла? Сумасшедшій онъ? Его могучій элексиръ — порожденіе разстроеннаго мозга? Или онъ въ самомъ дл геній и сдлалъ великое открытіе?
Какъ тиха ночь, слышится только ропотъ рки, катящей свои волны въ безбрежное море. Нсколько барокъ виднются на ней: черныя, неуклюжія массы, точно повисшія въ центр огромнаго моря между усяннымъ звздами небомъ вверху и его отраженіемъ внизу. Крикъ совы раздается съ колокольни, въ отвтъ ему слышится другой изъ Вольфдена, затмъ колоколъ: разъ! два! Поднялся втеръ, колоколъ пробудился и заунывные, дикіе звуки разнеслись среди пустынныхъ холмовъ. Какъ загудло въ обденной зал! Обрывокъ веревки закачался взадъ и впередъ. Духъ стараго сквайра что-то не является сегодня. Ставни затряслись, заскрипли на ржавыхъ петляхъ, вотъ одна оборвалась, рухнула внизъ и втеръ понесся дале, какъ будто радуясь своему длу. Виррр… какъ загудло въ труб… лабораторія… какая армія стклянокъ, какіе странные кабалистическіе аппараты. Въ печк еще тлютъ угли… Какъ они вспыхнули и заискрились, точно гнвный глазъ Циклопа. Пойдемте внизъ по старинной дубовой лстниц, на которую луна бросаетъ кровавый отблескъ сквозь цвтныя стекла. Вотъ и спальня профессора. Блдный лучъ мсяца освщаетъ его лицо. Какъ оно блдно, какимъ мертвеннымъ кажется въ рамк черныхъ волосъ, разбросанныхъ по подушк. Какъ судорожно стиснуты его руки! Тнь пробгаетъ по его лицу. Что это духъ возвращается въ тло? или тучка прошла передъ луной. Сумасшедшій онъ? Неужели за этимъ высокимъ лбомъ роятся только безумныя грезы разстроеннаго мозга? Кто знаетъ? Только время разршитъ эту загадку. Оставимъ его съ его грезами и фантазіями. Уйдемъ въ морю, гд огромные корабли разскаютъ сдыя волны. Дальше, дальше! Смотрите, какъ тучи несутся по небу! какъ вздымаются сдые валы Атлантики. Втеръ на простор разгуливаетъ среди черныхъ тучъ, нависшихъ надъ пучинами океана.

VIII.
Въ лабораторіи.

Лишь только человкъ
Добрался до вершины своихъ желаній!
— Стой!— кричитъ Смерть,— и вотъ
онъ падаетъ внизъ.

Передъ самыми воротами Вольфдена стоялъ огромный кустъ боярышника и его обнаженныя отъ листьевъ втви тряслись и качались во вс стороны подъ напоромъ ноябрьскаго втра. Дождь лилъ какъ изъ ведра, небо одлось тучами и нигд не было видно просвта, общавшаго хорошую погоду.
Подъ кустомъ, стараясь укрыться отъ дождя, стояли лордъ Дольчестеръ и его fiance. Они пошли гулять и гроза захватила ихъ у воротъ Вольфдена.
Джэкъ старался укрыть Филиппу подъ кустомъ, но они могли бы остаться и въ открытомъ пол, потому что защита была призрачная. До замка оставалось еще съ четверть мили, бури и конца не предвидлось, а укрыться можно было только въ Вольфден, куда Филиппа ни за что не хотла идти.
— Я не пойду туда, пока тамъ живетъ этотъ ужасный человкъ.
— Я тоже не люблю его,— сердито отвчалъ Дольчестеръ — но стоитъ-ли теб рисковать здоровьемъ изъ-за этого. У насъ даже нтъ зонтика. Вольфденъ ближайшее мсто, гд мы можемъ укрыться, буря скоро пройдетъ, почему-бы не переждать ее тамъ.
Филиппа бросила кругомъ себя отчаянный взглядъ. Дождь лилъ не переставая, всюду виднлись лужи. На ней была шубка, но ноги ея промокли совершенно, такъ что въ конц концовъ она согласилась воспользоваться гостепріимствомъ профессора.
— Нищимъ не приходится быть разборчивыми,— сказала она съ досадой.— Пойдемъ, Мандуффъ.
Мандуффъ (иначе лордъ Дольчестеръ) отворилъ ворота и, пропустивъ Филиппу, захлопнулъ ихъ. Домъ выглядлъ еще угрюме и пустынне подъ дождемъ, но имъ нкогда было разсматривать его. Они поспшили къ подъзду и вскор стояли передъ огромной дубовой дверью. Джэкъ изо всхъ силъ постучалъ молоткомъ и черезъ нсколько минутъ профессоръ самолично отворилъ имъ дверь. Онъ очень удивился при вид постителей, и тутъ же ршилъ про себя привести въ исполненіе свой планъ.
— Пройдемте на верхъ въ мою лабораторію,— сказалъ онъ, пожимая руку Дольчестеру, которому эта любезность, повидимому, вовсе не доставила удовольствія,— эта единственная комната въ дом, въ которой есть огонь.
— Благодарю, я останусь здсь,— холодно сказала Филиппа, глядя изъ двери на потоки дождя.
— Позвольте вамъ замтить, миссъ Филиппа,— отвчалъ профессоръ,— что я немножко докторъ и предсказываю вамъ простуду, если вы останетесь здсь въ мокромъ плать.
— Лучше пойдемъ, Филь,— вмшался Джэкъ, отряхиваясь какъ мокрая собака,— я тоже пойду.
Профессоръ остался очень доволенъ этимъ ршеніемъ и пошелъ впередъ, показывая путь въ лабораторію.
Это была восьмиугольная комната съ высокимъ стрльчатымъ окномъ съ разноцвтными стеклами, и огромной печью напротивъ него. Всюду виднлись аппараты и стклянки съ реактивами, на столик лежали письменныя принадлежности.
Напротивъ входной двери виднлась другая, маленькая, крпкая, обитая желзными полосами, она была полуоткрыта, но за ней ничего не было видно.
Профессоръ ввелъ своихъ нежданныхъ гостей въ эту мастерскую науки и извинившись за безпорядокъ усадилъ Филиппу въ кресло передъ печью. Затмъ, поправивъ огонь, онъ спросилъ, не желаютъ-ли гости вина. Оба отказались и профессоръ сталъ придумывать способъ отдлаться отъ Дольчестера.
Джэкъ заинтересовался странными аппаратами, и сообразительный нмецъ, замтивъ это, началъ разсказывать ему о различныхъ опытахъ. Филиппа задумчиво глядла на огонь, въ то время, какъ они расхаживали взадъ и впередъ по комнат. Случайно Дольчестеръ очутился передъ обитой желзомъ дверью.
— Что тамъ у васъ, профессоръ,— сказалъ онъ, отворяя ее настежъ.
У профессора засверкали глаза. Вотъ случай удалить Дольчестера.
— Посмотрите сами,— сказалъ онъ смясь.
Джэкъ, подстрекаемый любопытствомъ, вошелъ, а профессоръ затворилъ за нимъ дверь. Она была съ механическимъ затворомъ и захлопнулась съ рзкимъ звукомъ, который вывелъ Филиппу изъ задумчивости.
— Гд лордъ Дольчестеръ?— сказала она вставая и оглядываясь съ безпокойствомъ.
— Тамъ,— отвчалъ профессоръ, указывая на дверь съ торжествующимъ смхомъ.
— Эй, профессоръ, выпустите меня,— крикнулъ Джэкъ, стуча въ дверь.
Профессоръ не обратилъ вниманія на его крикъ и подошелъ къ Филипп.
— Отворите ему, профессоръ,— сказала она съ наружнымъ спокойствіемъ, котораго вовсе не чувствовала, такъ какъ пугалась блеска его глазъ.— Мы можемъ идти, буря стихла.
Профессоръ не отвчалъ, но открывъ ящикъ стола, досталъ изъ него длинный стальной ножъ и съ ужаснымъ смхомъ попробовалъ на пальц лезвіе. Сердце Филиппы замерло, она готова была лишиться чувствъ, но собрала все свое мужество, и оправилась.
— Молодая леди,— медленно произнесъ профессоръ, глядя на нее съ торжествующей улыбкой.— Нсколько мсяцевъ тому назадъ я сдлалъ великое открытіе, но чтобы довершить его, требуется одна вещь. Именно, кровь невинной, чистой двушки. Я выбралъ васъ для осуществленія этого великаго замысла. Ваша жизнь будетъ коротка, но слава вчна.
Филиппа содрогнулась при вид блестящаго лезвія и безумныхъ глазъ профессора.
— Великая честь,— продолжалъ онъ тмъ же безстрастнымъ тономъ,— оказать содйствіе длу науки. Что значитъ смерть? Мгновенное страданіе и все кончено. Готовы ли вы?
Бдная двушка шептала молитву и дико смотрла на сумасшедшаго.
— Вы были гостемъ въ дом моего отца,— сказала она рзкимъ голосомъ, который показался ей самой ненатуральнымъ.— Неужели вы ршитесь обагрить ваши руки кровью его дочери?
— Это великая честь,— повторилъ безумецъ съ той же улыбкой.— Готовьтесь.
Филиппа отступила къ окну при его приближеніи и оглянулась, ища какого нибудь оружія. На окн подл нея стояла большая бутыль съ какимъ-то реактивомъ. Въ обыкновенное время она не смогла бы поднять ее, но опасность удесятерила ея силы, и, схвативъ бутылку, она повернулась къ нмцу.
Теперь онъ стоялъ противъ печки и она видла огонь, пылавшій позади его.
— Еще шагъ и я брошу въ васъ этимъ,— крикнула она съ бшенствомъ, стискивая зубы.
— Это великая честь,— повторилъ онъ съ безумной улыбкой, и шагнулъ къ ней.
Она въ отчаяніи закрыла глаза и изо всхъ силъ швырнула въ него бутылкой. Задвъ за плечо сумасшедшаго бутылка заставила его пошатнуться, и пролетла въ печь. Раздался страшный взрывъ и Филиппа, падая въ обморокъ, успла только замтить столбъ пламени…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Между тмъ Джэкъ, чувствуя, что въ лабораторіи творится что-то неладное, колотилъ въ дверь какъ сумасшедшій, но убдившись, что она не поддается его усиліямъ, сталъ искать другого выхода.
Онъ находился въ узкой, длинной комнат, на противуположномъ конц которой было небольшое окно, сквозь которое проходилъ слабый свтъ. Джэкъ бросился къ окну и распахнулъ его. Подъ нимъ оказался карнизъ, тянувшійся вокругъ всего дома, и отстоявшій отъ земли футовъ на двадцать. Но плющъ, обвивавшій стны, представлялъ естественную лстницу. Джэкъ не колебался ни минуты и быстро спустился внизъ. Какъ онъ добрался до земли — онъ и самъ не понималъ, но почувствовавъ подъ ногами terra firma, обжалъ домъ, ворвался въ дверь, которую профессоръ оставилъ открытой и бросился вверхъ по лстниц.
Дверь лабораторіи была заперта. Но она не могла противустоять его атлетической сил, и выбивъ ее плечомъ, онъ ворвался въ комнату, полную дыма. Онъ споткнулся на что-то валявшееся на полу и, нагнувшись, увидлъ тло профессора, лежавшее въ луж крови.
Онъ съ крикомъ перескочилъ черезъ него и нашелъ Филиппу, въ обморок, подъ окномъ, поднялъ ее на руки и понесъ внизъ по лстниц, громко призывая слугъ.
Когда они явились, онъ послалъ ихъ наверхъ, посмотрть, что такое съ профессоромъ и, положивъ Филиппу на диванъ, брызнулъ ей въ лицо водой. Она съ глухимъ стономъ открыла глаза и, увидвъ наклонившееся надъ ней лицо Джэка, съ судорожнымъ рыданіемъ уцпилась за его руку.
— О, Джэкъ,— прошептала она,— что случилось?
— Желалъ бы я знать это,— съ безпокойствомъ отвчалъ Джэкъ.
— Профессоръ хотлъ убить меня,— сказала она, глядя на него помутившимися глазами,— а я пустила въ него бутылью. Она упала въ огонь, послдовалъ взрывъ и больше я ничего не знаю.
Джэкъ ничего не сказалъ, но, велвъ слугамъ сходить за полиціей, отвезъ Филиппу домой.
Разумется эта исторія надлала шума. Профессору оторвало при взрыв часть черепа и смерть безъ сомннія была мгновенная. Въ бутылк, очевидно, заключалось какое нибудь взрывчатое вещество. Его похоронили въ Англіи, извстивъ о кончин его родныхъ въ Германіи.
Сэръ Гильбертъ ужаснулся, узнавъ о случившемся и пришелъ къ заключенію, какъ и вс, впрочемъ, что нмецъ былъ сумасшедшій. Нервное потрясеніе не обошлось Филипп даромъ, и она долго была больна.
Теперь она леди Дольчестеръ, обожаемая своимъ супругомъ.
Дневникъ профессора попалъ въ руки сэра Гильберта и Филиппа узнала изъ него страшную цпь событій, чуть не приведшихъ ее къ гибели.
Джэкъ гордится храбростью своей жены, но она не можетъ вспомнить безъ содроганія ужасную минуту, когда профессоръ открылъ ей свою тайну.
Примчаніе д-ра Эндрюса.— Я постилъ сэра Гильберта Гаркнессъ и нашелъ въ его библіотек дневникъ покойнаго профессора Бранкеля. Я прочелъ его и глубоко заинтересовался работой этого больного мозга. У сэра Гильберта оказался флаконъ съ чудеснымъ элексиромъ профессора, я анализировалъ эту жидкость и убдился, что ея главная составная часть была опій. Безъ сомннія, онъ-то и порождалъ виднія и галлюцинаціи, описанныя въ дневник. Дйствительно ли онъ нашелъ и разобралъ криптограмму,— я не знаю, но думаю, что то количество опія и другихъ веществъ, которыя онъ принималъ, должно было довести его до помшательства.
Судя по первой части его дневника, я склоненъ думать что въ немъ уже раньше были зародыши помшательства, которые развились подъ вліяніемъ элексира.
Я получилъ отъ сэра Гильберта позволеніе напечатать ту часть дневника, которая относится къ этому происшествію, и дополнилъ ее со словъ лэди Дольчестеръ и ея супруга.
Видніе, описанное въ V глав, показалось мн особенно страннымъ. Повидимому это краткій отчетъ о его видніяхъ, набросанный, вроятно, тотчасъ по пробужденіи. Онъ написанъ наскоро и такимъ неразборчивымъ почеркомъ, что мстами я не могъ ничего понять.
Внутренняя работа человческой души всегда интересна, это обстоятельство въ связи съ странной цпью событій, связующихъ душу съ не здшнимъ міромъ, заставило меня обнародовать исторію, разсказанную выше. Безъ сомннія, нтъ пословицы справедливе той, которая гласитъ: ‘Дйствительность странне вымысла’.

КОНЕЦЪ.

‘Встникъ Иностранной Литературы’, No 11, 1893

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека