Тайна науки.
Тайна науки.
І.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
VIII.
IX.
X.
XI.
XII.
XIII.
XIV.
XV.
XVI.
XVII.
——
А. Богдановъ.
‘Современникъ’, кн. VIII, 1913 г.
Тайна науки, Богданов Александр Александрович, Год: 1913
Время на прочтение: 25 минут(ы)
Одну за другою человчество вырываетъ у природы ея тайны, отъ побды къ побд идетъ наука — объединенный, организованный опытъ человчества. Но въ самыхъ ея побдахъ скрыта новая тайна, и можетъ быть наиболе грандіозная. Мы не замчаемъ ея: наше мышленіе слишкомъ привыкло къ ней, постоянно ею окруженное, какъ воздухомъ окружено наше тло. Требуется огромное усиліе, чтобы отршиться отъ этой привычки. Надо ‘наивными глазами’ взглянуть на чудеса науки,— какъ-будто мы еще не видали ихъ, и тогда мы замтили, что они гораздо больше, чмъ мы думали.
Вотъ астрономъ длаетъ вычисленія и находитъ, что въ такой-то день и часъ, въ такихъ-то мстностяхъ будетъ наблюдаться полное солнечное затменіе. Снаряжаются научныя экспедиціи… Предсказаніе исполняется.— Что въ этомъ особеннаго? Длались вещи гораздо боле замчательныя въ той же астрономіи, какъ и въ другихъ областяхъ науки. Но постараемся представить неб отчетливо смыслъ и объемъ факта.
Въ безконечномъ, безжизненномъ пространств эира движутся исполинскія тла. Ихъ размры, разстоянія, скорости превосходятъ всякое человческое воображеніе. Вся жизнь, которую мы знаемъ,— тончайшій слой плсени на поверхности одного изъ такихъ тлъ — планеты ‘Земля’,— изъ числа наименьшихъ между ними. Силы, несоизмримыя съ нашими силами, періоды развитія, несоизмримые съ временемъ нашего опыта… Это — одинъ рядъ событій.
Мысли проходятъ, ассоціативно сцпляясь, въ сознаніи астронома, недоступныя ничьему объективному наблюденію, никакому постороннему контролю, какъ если бы он были вн пространства и вн дйствія физическихъ силъ… Это — другой рядъ событій.
Движенія руки при посредств пишущаго орудія обусловливаютъ на лист бумаги, лежащей передъ астрономомъ, цпь комбинацій изъ черточекъ и точекъ. Третій рядъ.
Что общаго между тремя рядами явленій? Ихъ элементы на столько различны, насколько возможно различіе во вселенной, количественное и качественное: астрономическія тла, образы сознанія, черные значки. Ихъ связи разнородны также въ наибольшей возможной степени: тамъ — ньютоновское тяготніе, тутъ — психическая ассоціація, здсь — сосдство и послдовательность расположенія на поверхности бумаги. Какъ можетъ что-либо получиться изъ сочетанія этихъ трехъ рядовъ, несоизмримыхъ и несравнимыхъ? Мы засмялись бы надъ человкомъ, который соединилъ бы вмст булыжникъ, мечту и телеграфный сигналъ. Но передъ нами комбинація того же типа и характера, а въ ея результат — одно изъ обычнйшихъ чудесъ науки, точное предвидніе факта въ близкомъ или далекомъ будущемъ.
Тайна природы побждена, но на сцену выступаетъ тайна самой побды — тайна науки.
Это не тотъ вопросъ, который ставятъ и глубокомысленно разршаютъ гносеологіи спеціалисты: ‘какъ возможно познаніе?’ Дло идетъ вовсе не только о познаніи, тайна науки была еще раньше тайною всей человческой практики. Всякій ‘трудъ’, т. е. сознательно-цлесообразная дятельность, необходимо заключаетъ въ себ моментъ предвиднія, а всякое предвидніе, даже самое обыденное, элементарное, какъ и самое сложное, научное, основано на соотношеніи между рядами событій, наиболе разнородными, какія только доступны опыту.
Въ почв происходятъ безчисленные химическіе и органическіе процессы: растворенія, окисленія, разложенія, броженія, размноженія живыхъ клтокъ, и т. д.: рядъ стихійно-физическій.— Въ сознаніи крестьянина проходятъ ассоціаціи воспріятій, образовъ воспоминаній, эмоцій, стремленій: рядъ психическій.— Въ организм крестьянина протекаютъ послдовательныя цпи мускульныхъ сокращеній, образующихъ его ‘работу’: рядъ физіологическій… И вотъ, вс эти ‘несоизмримыя’ образуютъ вмст одно живое, разумное цлое, одну изъ величайшихъ побдъ человчества надъ природою: земледліе.
Философія подошла къ загадк, но ре охватила ея объема, поняла ее лишь частично, какъ задачу ‘теоріи познанія’. Этимъ была исключена возможность дйствительнаго, принципіальнаго разршенія вопроса: вс попытки обречены были остаться въ области спорнаго, ненадежнаго, той объективной убдительности, которая свойственна выводамъ наукъ, здсь нтъ, и быть не можетъ.
Около 70 лтъ тому назадъ Марксъ, въ критическихъ замчаніяхъ по поводу Фейербаха, написалъ:
‘Философы хотли такъ или иначе объяснять міръ, по суть дла въ томъ, чтобы измнять его’.
Эти слова заключаютъ въ себ не только критику всей до-марксовской философіи, и притомъ приложимую также почти ко всей философіи позднйшей, они, кром того, намчаютъ программу, указываютъ направленіе работы, которая должна сдлать то, что непосильно для философіи. Но ни критика, ни программа обычно не понимаются до сихъ поръ, пророческая идея не получила развитія и осуществленія.
Правда, въ своей сжатой форм она была выражена не вполн ясно. Нелпо было бы, разумется, понимать мысль Маркса такъ, что онъ приглашалъ не познавать, не изслдовать міръ, а прямо практически воздйствовать на него: вся дятельность великаго
мыслителя была бы опроверженіемъ этого. Другія примчанія о Фейербах нсколько поясняютъ мысль, напр., въ первомъ изъ нихъ Марксъ упрекалъ матеріализмъ за ‘созерцательную’ точку зрнія на дйствительность и противопоставлялъ ей точку зрнія ‘конкретно-практическую’. Слдовательно, онъ требовалъ, чтобы міропониманіе было активнымъ, чтобы въ своей основ оно было теоріей практики, а не ‘теоріей познанія’, и вообще не ‘міросозерцаніемъ’.
Самъ Марксъ выполнилъ эту задачу въ одной важнйшей области нашего опыта: въ его рукахъ соціальная наука стала, на самомъ дл, теоріей трудовой и соціально-боевой практики, и вмст съ тмъ она впервые сдлалась наукою, а не только ‘философіей’ общественной жизни. Такое же преобразованіе надо было выполнить по всей линіи опыта. Этого нтъ и до сихъ поръ.
Тайна науки можетъ быть раскрыта лишь на томъ же самомъ пути, ибо она существовала и до самой науки — какъ тайна человческой практики.
Намъ приходится поставить вопросъ о человческой практик въ общемъ и въ цломъ. Чтобы изслдовать ее въ такомъ масштаб, надо всю ее чему-нибудь противопоставить, всю ее съ чмъ-нибудь сравнивать. Чему же она реально противостоитъ? Мы знаемъ это: процессамъ природы. Одна сторона представляетъ активности сознательно-цлесообразныя, другая — стихійныя, такъ об он взаимно опредляются и ограничиваются.
Но недостаточно установить различія: изслдованіе достигаетъ своихъ цлей только въ обобщеніи, въ выясненіи сходствъ, а безъ этого и предлы различій и ихъ значеніе остаются неизвстными. Существуютъ ли сходства между человческой практикой и стихійными процессами? Несомннно, да.
Человкъ, въ своей сознательности, часто воспроизводитъ то, что длаетъ природа въ своей стихійности: пользуется методами, подобными ея методамъ, создаетъ комбинаціи, сходныя съ ея формами. Чаще всего такія совпаденія объясняются подражаніемъ человка природ, въ исторіяхъ культуры приводится масса примровъ этого подражанія.
Однако, если мы оставимъ въ сторон попытки искусства воспроизводить вншнія формы нкоторыхъ объектовъ и процессовъ природы, а будемъ имть въ виду самые пріемы и способы человческой дятельности, то вопросъ о ‘подражаніи’ оказывается неожиданно-сложнымъ. Разсмотримъ нсколько примровъ.
Методъ паруса уже нсколько тысячелтій примняется людьми для передвиженія. Еще гораздо раньше онъ служилъ для перемщенія и распространенія смянъ нкоторыхъ растеній, а также онъ игралъ роль въ устройств двигательнаго аппарата такихъ животныхъ, какъ напр., блка-летяга, и затмъ, въ боле развитой форм,— всхъ летающихъ животныхъ, птицъ, наскомыхъ и пр. Было ли тутъ со стороны человка ‘подражаніе’? Если и да, то совершенно иного рода, чмъ то прямое, боле или мене сознательное подражаніе, которое обычно подразумвается подъ этимъ терминомъ. Надо предположить огромную способность сравненія, обобщенія и отвлеченія у древнихъ дикарей, чтобы допустить, что они начали устраивать паруса на своихъ плотахъ и лодкахъ, руководствуясь образцами паруса въ природ: вншнее сходство здсь и тамъ слишкомъ мало. Но мы знаемъ, что первобытное мышленіе непосредственно, конкретно, чуждо отвлеченія, его подражательность стихійна и примитивна, она исходитъ лишь изъ очевиднаго, вншняго въ явленіяхъ.
Природа для защиты пластичныхъ живыхъ тканей, жидкихъ и полу-жидкихъ, пользуется методомъ ‘наружнаго скелета’: раковина улитокъ, хитинная оболочка наскомыхъ, кожа У позвоночныхъ, черепъ для ихъ нжнаго мозга, и т. под. Тотъ же, по существу, методъ примняютъ люди, когда длаютъ разные сосуды, посуду, ящики, и проч. Но опять-таки, принять здсь наивное, непосредственное подражаніе слишкомъ трудно.
Взятые примры еще могутъ оставлять сомнніе. Есть другіе случаи, гд для него уже нтъ мста. Таковъ, хотя бы, ‘принципъ рычага’. Въ нашей техник его примненіе колоссально: вся практическая механика, отъ самой элементарной до сложнйшей машинной, пользуется имъ буквально на каждомъ шагу. Однако, его примненіе въ природ еще боле широко, онъ лежитъ въ основ анатоміи органовъ движенія у человка и у другихъ животныхъ: скелетъ, внутренній или наружный, съ его отдльными частями и ихъ сочлененіями. Съ увренностью можно признать, что эта анатомія не была моделью для подражанія людей, когда они впервые начали пользоваться принципомъ рычага: въ т времена они вовсе не настолько ее знали и понимали.
Искусственный подборъ въ техник разведенія домашнихъ животныхъ и культурныхъ растеній является способомъ полученія новыхъ породъ и разновидностей. Подражаніе ли это естественному подбору, образующему виды въ природ? Конечно, нтъ: естественный подборъ дйствуетъ такъ медленно, что люди не могли наблюдать его роли въ развитіи жизни, онъ и былъ открытъ теоретически.
Итакъ, несомннно, что въ иныхъ случаяхъ — и разумется, ихъ гораздо больше, чмъ здсь приведено,— пріемы человческой практики совпадаютъ съ методами творчества природы помимо всякаго подражанія: люди ‘самостоятельно’ приходили къ этимъ пріемамъ. Сознательность, идя своими путями, повторяетъ стихійность.
Старая философія даетъ готовое объясненіе такимъ фактамъ: человкъ самъ — часть природы, и потому нтъ ничего удивительнаго, что онъ повторяетъ ее. Объясненіе вполн допустимое. Но въ немъ скрыто принимается та предпосылка, что самой природ свойственно повторять себя, даже на столь далекихъ одинъ отъ другого ея полюсахъ, какъ сознательное и стихійное. Это приводитъ насъ къ боле общему вопросу — о совпаденіяхъ въ природ.
Насъ нисколько не удивляетъ повтореніе формъ, когда он происходятъ одна отъ другой или отъ опредленнаго общаго начала. Сходство родителей и дтей, сходство человка и орангутанга, общій типъ строенія млекопитающихъ, и т. под., понятны намъ, потому что въ этихъ случаяхъ повтореніе сводится для насъ къ простому продолженію того, что уже имлось раньше. Но есть иного рода совпаденія, которыя далеко не такъ просты, а становятся тмъ боле загадочны, чмъ боле въ нихъ вдумываться,— совпаденія независимо возникшихъ формъ.
Сравнимъ общества людей и общества муравьевъ. Общіе предки тхъ и другихъ были, несомннно, животныя весьма низкаго типа, въ род какихъ-нибудь изъ ныншнихъ червей, существа не соціальныя, лишенныя всякой техники и всякой экономики. Между тмъ, въ техник у людей и у муравьевъ мы встртили скотоводство, притомъ въ чрезвычайно сходныхъ формахъ: муравьи содержатъ и эксплоатируюгъ опредленныя породы травяныхъ тлей, выдляющихъ сладкій сокъ, на подобіе того, какъ люди разводятъ молочный скотъ. Въ экономик у нкоторыхъ видовъ муравьевъ наблюдается рабство, аналогичное тому, какое развивалось у завоевательскихъ племенъ древности. Устройство муравейника въ цломъ централистическое, аналогичное многимъ соціальнымъ системамъ у людей.— Предполагать какое-либо ‘подражаніе’ между людьми и муравьями, разумется, невозможно.
Способы размноженія у растеній и у животныхъ развивались по однмъ и тмъ же линіямъ, отъ безполаго къ гермафродитному и раздльно-половому. Въ своихъ высшихъ формахъ они представляютъ здсь и тамъ огромныя аналогіи, простирающіяся даже на сложную архитектуру аппаратовъ для полового размноженія. Но у общихъ предковъ животнаго и растительнаго царства, простйшихъ одноклточныхъ далекой геологической эпохи, ничего подобнаго этимъ сложнымъ методамъ не могло быть. Тамъ могла существовать лишь примитивная ‘копуляція’, еще боле элементарная, чмъ та, которая теперь наблюдается у одноклточныхъ организмовъ: посл боле или мене длиннаго ряда размноженій простымъ дленіемъ, жизнеспособность клтокъ оказывается истощенной, и тогда она возстановляется путемъ сліянія пары недифференцированныхъ или минимально-дифференцированныхъ клтокъ.— Природа пользуется половымъ размноженіемъ, какъ способомъ выработки новыхъ сочетаній жизненныхъ свойствъ, и, развивая его независимо въ двухъ царствахъ жизни, она приходитъ къ повторенію однхъ и тхъ же схемъ.
Примръ сравнительно частный изъ той же области: строеніе зерна и яйца. Въ основ оно одинаково: зародышъ, окруженный питательными слоями, затмъ — защитительная оболочка. Сами питательные слои часто аналогичны по составу: одинъ съ преобладаніемъ азотистыхъ, другой — безъазотистыхъ веществъ, разумется, различныхъ въ томъ и другомъ случа, различно бываетъ и расположеніе этихъ слоевъ.
Крыло птицы и крыло наскомаго не имютъ ничего общаго по своему происхожденію, но совпадаютъ по своей механик. Подобныхъ совпаденій сравнительная анатомія знаетъ массу. Они объясняются тмъ, что ‘сходныя функціи создаютъ сходные органы’. Но для занимающаго насъ вопроса изъ этого слдуетъ только то, что природа повторяетъ себя и въ функціяхъ и въ органахъ.
Наиболе поразительное изъ такихъ повтореній — это устройство глаза у высшихъ моллюсковъ и высшихъ позвоночныхъ, напр., у спрута и у человка. Этотъ органъ состоитъ изъ массы частей, съ различнйшими функціями, неизмримой сложности и тонкости. Его устройство у человка и спрута сходно почти до малйшихъ деталей, но объ единств происхожденія не можетъ быть и рчи: общіе предки позвоночныхъ и моллюсковъ ничего подобнаго этому аппарату не имли,— самое большее у нихъ были мстныя скопленія пигмента въ наружныхъ слояхъ тла, для простого поглощенія лучистой энергіи, а глазъ, не говоря уже объ его физіологіи, даже съ чисто оптической стороны представляетъ сочетаніе камеры-обскуры, угломрныхъ и дальномрныхъ приборовъ огромной чувствительности.
Область жизни даетъ самые сложные и самые яркіе примры подобныхъ совпаденій, но они продолжаются и за ея предлами. Кристаллы среди раствора обнаруживаютъ процессы обмна веществъ, роста, возстановляютъ свои поврежденія, при извстныхъ условіяхъ ‘размножаются’,— какъ живыя клтки, ткани и организмы, хотя строеніе кристалловъ неизмримо проще.— Централистическій типъ устройства, обычный для различныхъ обществъ у людей и животныхъ, а также для высшихъ организмовъ, характеризуетъ, въ то же время, солнечную систему и, вообще, насколько можно судить, звздно-планетныя системы, а на другомъ полюс бытія ныншнія теоріи приписываютъ его атомамъ въ ихъ внутреннемъ строеніи.
Безконечно повторяется во вселенной, на всхъ ея ступеняхъ, типъ волнъ или періодическихъ колебаній. Волны электричества или свта въ эир, волны звука въ воздух и другихъ тлахъ, морскія волны, въ д., даже астрономическія движенія свтилъ представляютъ періодическія сложныя вибраціи около общихъ центровъ тяжести. Въ жизни организма не только пульсъ и дыханіе, но почти вс органическіе процессы подчинены колебательному ритму: сонъ и бодрствованіе, работа и отдыхъ, волны вниманія, и пр. Смна поколній можетъ разсматриваться, какъ рядъ накладывающихся одна на другую волнъ роста и упадка жизни. Хорошо извстна роль ритма въ коллективномъ труд, въ музык, поэзіи, во всхъ видахъ человческаго творчества…
Вс подобныя совпаденія, по-истин, безчисленныя, приводятъ къ одному общему вопросу. Отъ этого вопроса невозможно отдлаться фразою: ‘случайныя аналогіи!’ Никакая теорія вроятностей не была бы мыслима, если бы ‘случайность’ забавлялась такимъ систематическимъ повтореніемъ методовъ и формъ во вселенной. Здсь необходимо научное объясненіе.
Если самые различные виды человческой дятельности, съ одной стороны, стихійной работы силъ природы — съ другой, могутъ приводить къ схематически-совпадающимъ результатамъ, то, очевидно, во всхъ этихъ разнородныхъ активностяхъ должно найтись нчто общее, способное дать основу для всхъ такихъ совпаденій. Въ чемъ оно можетъ заключаться?
Чтобы итти послдовательно, попробуемъ найти самый общій характеръ, присущій человческой практик и въ то же время встрчающійся въ стихійныхъ процессахъ. Онъ состоитъ въ объективномъ смысл нашей практики. Активность человка что-либо организуетъ или дезорганируетъ, какъ мы это наблюдаемъ на каждомъ шагу, и т же опредленія мы часто относимъ къ активностямъ природы. Изслдуемъ эти характеристики: что он означаютъ, и насколько широко примнимы?
Употребленіе слова ‘организовать’ въ обычной рчи довольно прихотливо и неопредленно. Чаще всего оно относится къ людямъ и ихъ труду, ихъ усиліямъ: ‘организовать’ предпріятіе, армію, нападеніе, защиту, научную экспедицію, изученіе вопроса, и т. д. Затмъ ‘организаціонными’ называютъ стихійные процессы, посредствомъ которыхъ образуются живыя тла, ихъ группы и ихъ части: ‘это животное, это растеніе организовано такъ-то’,— ‘виды животныхъ и растеній организуются въ природ дйствіемъ естественнаго подбора и наслдственности’, — ‘организація данныхъ тканей, ихъ функцій такая-то’, и т. под. Для нашей цли необходимо установить точное и строгое, научно-пригодное значеніе слова.
Прежде всего, слдуетъ ли относить понятіе ‘организаціи:только къ живымъ объектамъ или активностямъ, какъ длается въ обыденной рчи? Беремъ самый типичный примръ: ‘организовать предпріятіе’. Въ чемъ сущность этого процесса? Организаторъ комбинируетъ рабочія силы, соединяетъ трудовые акты людей въ цлесообразную систему. Но это — не вс элементы, съ которыми иметъ дло его организующая функція. Съ силами людей онъ считаетъ энергіи вещей: съ рабочими руками — орудія, машины, вообще — средства производства. Мысль организатора оперируетъ и съ тми и съ другими элементами одинаково, такъ что даже т и другіе взаимно замщаются: недостаточность или порча орудій заставляетъ увеличивать количество труда, напротивъ, новая машина вытсняетъ часть рабочихъ рукъ, исполняя за нихъ нкоторыя операціи. Очевидно, что съ точки зрнія техники предпріятіе является организаціей людей и вещей одновременно: другое — производительныя силы, организуемыя въ цлесообразное единство.
Слдовательно, здсь понятіе организаціи прилагается и къ ‘мертвымъ вещамъ’. Въ самомъ дл, если понимать организованность, согласно обычнымъ представленіямъ, какъ ‘цлесообразное единство’ элементовъ, то странно было бы не признавать, папр., машину за организованную систему, и не только машину, а всякое орудіе, всякое техническое приспособленіе.
Дале. Стихійные процессы выработки жизненныхъ формъ считаются также ‘организующими’, однако, понятіе ‘цлесообразности’ тутъ можетъ примняться лишь какъ метафора: создавая клтку или организмъ, природа не ставитъ себ ‘цлей’, какъ ихъ ставитъ человкъ, устраивающій предпріятіе или строющій машину. Значитъ, обычное пониманіе организаціи не обладаетъ научной точностью.— А въ то же время сравненіе живой и мертвой природы приводитъ къ мысли, что нельзя ограничивать область ‘организованнаго’ только живыми тлами, исключая изъ нея все ‘мертвое’. Если кристаллы, подобно клткамъ или организмамъ, способны къ подвижному равновсію обмна вещества со своею средой, къ росту, къ размноженію, къ возстановленію нарушенной поврежденіемъ формы, то какъ считать ихъ совершенно неорганизованными? Ясно, что и по этой линіи границы обычнаго понятія неизбжно расплываются.
Чтобы выбраться изъ этихъ неопредленностей, анализируемъ организующую дятельность какъ въ человческой практик, такъ и въ природ.
Организующая дятельность всегда направлена къ образованію какихъ-нибудь системъ изъ какихъ-нибудь частей, или элементовъ.
Какіе же вообще эти элементы? Что именно организуетъ человкъ своими усиліями? Что организуетъ природа своими эволюціонными процессами? При всемъ разнообразіи случаевъ, одна характеристика остается повсюду примнимою: организуются т или иныя активности, т или иныя сопротивленія. Изслдуемъ, и мы убдимся, что это, во-1), на самомъ дл одна, а не дв характеристики, и во-2), что она универсальна, не иметъ исключеній.
Система труда представляетъ организацію человческихъ активностей и сопротивленій, направленныхъ противъ силъ вншней природы, т. е., опять-таки, ея сопротивленій и активностей. Всякій жизненный процессъ является организованнымъ именно какъ сочетаніе активностей и сопротивленій, противостоящихъ его сред.— Но что такое ‘сопротивленіе’?
Когда дв активности сталкиваются, то каждая изъ нихъ — сопротивленіе для другой. Если вы боретесь съ врагомъ, то его усилія для васъ — сопротивленія, которыя надо преодолть, но также и обратно: все зависитъ отъ выбора точки зрнія. Активность и сопротивленіе — не два разныхъ типа явленій, а два соотносительныхъ обозначенія для одного типа. Исключеній нтъ.
Прежде думали, что существуютъ сопротивленія, вполн лишенныя характера активностей, чисто-пассивныя, и называли ихъ ‘инерціей’. Инерцію приписывали веществу, именно атомамъ, полагали, что матерія, не будучи сама ‘силою’, оказываетъ дйствію силъ сопротивленіе, пропорціональное масс своихъ атомовъ. Но теперь представленіе о чистой инерціи разбито, атомъ оказался не пассивной субстанціей, а, напротивъ, системою наиболе быстрыхъ и концентрированныхъ движеній, какія только извстны во вселенной, матерія свелась къ ‘энергіи’, т. е. къ дйствію, къ активности.
Мы сказали: все, что организуется, есть не что иное, какъ активности-сопротивленія. Легко убдиться, что это такъ. Все, доступное нашему опыту, нашему усилію и познанію, представляетъ необходимо активности-сопротивленія. Если бы существовало нчто иное, не имющее этого характера, оно не производило бы дйствія на наши чувства, не проявляло бы противодйствія нашимъ движеніямъ: оно не могло бы войти въ нашъ опытъ и навсегда осталось бы для насъ неизвстнымъ, недоступнымъ. Значитъ, ‘оно’ насъ и не касалось бы, о немъ не приходится ни говорить, ни думать, если наши слова и мысли должны имть какой-нибудь смыслъ.
Итакъ, организація есть нкоторое сочетаніе активностей-сопротивленій. Изслдуемъ, какое.
Предположимъ, что человкъ въ своемъ сознательномъ или природа въ своемъ стихійнымъ творчеств соединяетъ нкоторыя однородныя активности. Соединеніе можетъ быть выполнено различнымъ способомъ, и, въ зависимости отъ этого, результаты получатся весьма неодинаковые.
Мы привыкли считать ‘дважды два — четыре’ образцомъ непреложной истины. Эта истина на каждомъ шагу опровергается реальными сочетаніями активностей.
Мы комбинируемъ для работы дв пары среднихъ человческихъ силъ. Будетъ ли коллективная рабочая сила равна учетверенной индивидуальной? Общее правило на практик таково, что не будетъ равна, а окажется больше или меньше. Если эти силы сгруппированы такъ, что он мшаютъ другъ другу, стсняютъ одна другую, то коллективная сила меньше ихъ суммы, какъ это очевидно само собою. Если он сорганизованы въ планомрное сотрудничество, то коллективная сила больше ихъ суммы, какъ учитъ, на основаніи опыта, политическая экономія.
Расположимъ эти четыре силы такъ, чтобы он были сопротивленіями одн для другихъ: съ двухъ концовъ веревки по два человка тянутъ въ противоположныя стороны. Коллективная сила равна нулю, ребенокъ можетъ толкнуть всю компанію въ ту или другую сторону. Это — система вполн дезорганизованная по отношенію къ данной, спеціальной активности. При мене полной дезорганизаціи коллективная сила — больше нуля, но меньше четырехъ.
Предположимъ, что работники должны поднять тяжесть въ 15 пудовъ. Одинъ рабочій ничего съ ней не подлаетъ: его активность по отношенію къ этому сопротивленію объективно равна нулю. Два работника вмст, можетъ быть, съ величайшими усиліями приподнимутъ тяжесть на сантиметръ. Четыре, координируя свои усилія, поднимутъ ее уже не на два сантиметра, а на метръ или больше. Это — организованная система силъ.
Но существуетъ и средній случай, гд цлое какъ разъ равно сумм своихъ частей? Да. Но если четыре работника сгруппированы такъ, что ихъ общая трудовая активность точно равна учетверенной индивидуальной, то это означаетъ, что организаціонное вліяніе сотрудничества уравновшено дезорганизующимъ вліяніемъ взаимныхъ помхъ. Иначе какая-нибудь разница въ ту или другую сторону имлась бы на-лицо, малая или большая, это принципіально не важно. Слдовательно, формула ‘дважды два — четыре’ выражаетъ лишь предльный случай, а именно полное равновсіе тенденцій организующихъ и дезорганизующихъ. Такую систему можно назвать ‘нейтральною’.
Естественно, что это — случай наиболе рдкій въ дйствительности. Если бы мы могли съ абсолютной точностью измрять результаты соединенія активностей, то системъ строго нейтральныхъ, истинно-врныхъ математической абстракціи, вовсе не нашлось бы.
Т же соотношенія наблюдаются на всхъ ступеняхъ лстницы бытія.
Такъ, живой организмъ уже давно опредляли, какъ ‘цлое, которое больше суммы своихъ частей’. Дйствительно, сумма активностей-сопротивленій, которыя организмъ проявляетъ по отношенію къ своей сред съ ея враждебными силами, гораздо больше, чмъ простой результатъ сложенія тхъ элементарныхъ активностей-сопротивленій, какими обладаютъ по отдльности, напр., клтки нашего тла, отдленныя отъ цлаго, он беззащитны передъ средою, и немедленно разрушаются. Но если бы даже он могли жить самостоятельно, какъ амёбы, то разв нсколько сотъ трилліоновъ амёбъ составили бы по отношенію къ природ такую силу, какую представляетъ человкъ?
Естественный магнитъ въ оправ изъ мягкаго желза обнаруживаетъ значительно больше свободнаго магнетизма, чмъ безъ оправы, хотя если взять ее въ отдльности, то ея свободный магнетизмъ очень малъ, почти не отличается отъ нуля. Но можно сложить дв магнитныя полосы такимъ образомъ, что ихъ общее магнитное дйствіе почти уничтожится.
Кристаллъ обладаетъ неизмримо большимъ сопротивленіемъ механическимъ деформирующимъ воздйствіямъ, чмъ такое же количество того же вещества въ вид мелкаго порошка. Въ жидкомъ состояніи тлъ частицы мене тсно связаны между собою, чмъ въ твердомъ, и сопротивленіе деформаціи сравнительно ничтожно, въ газообразномъ — оно становится отрицательнымъ, форма нарушается, если нтъ препятствій, сама собою,— это можно назвать механически дезорганизованнымъ состояніемъ.
Интерференція волнъ, напр., свтовыхъ, даетъ хорошую и весьма простую иллюстрацію всхъ трехъ типовъ сочетаній. Когда дв одинаковыя волны сливаются такъ, что ихъ подъемы вполн совпадаютъ между собою, и пониженія, конечно, тоже, то сила свта въ этомъ пункт не вдвое больше, чмъ отъ одной волны, а вчетверо: цлое превосходитъ сумму частей, сочетаніе ‘организованное’. Когда же подъемъ одной волны точно накладывается на пониженіе другой, и обратно, то соединеніе свта и свта даетъ темноту: комбинація наиболе ‘дезорганизованная’. Промежуточныя соотношенія волнъ образуютъ вс ступени между крайними предлами ‘организованности’ и ‘дезорганизаціи’. Средняя изъ этихъ ступеней, гд сложеніе волнъ даетъ лишь двойную силу свта, соотвтствуетъ ‘нейтральнымъ’ сочетаніямъ.
Мы нашли формально-строгое, пригодное для научнаго изслдованія опредленіе ‘организаціи’. Оно, какъ видимъ, одинаково прилагается и къ сложнйшимъ, и къ простйшимъ явленіямъ, и къ живой природ, и къ ‘неорганической’. Оно показываетъ, что организація — фактъ универсальный, что все существующее можно разсматривать съ организаціонной точки зрнія.
Но, повидимому, до сихъ поръ наши поиски ведутъ насъ только отъ загадки къ загадк. Вотъ и теперь, у насъ получился порядокъ: мы принуждены отрицать священную основу здраваго смысла, формулу ‘дважды два — четыре’, оказывается, что въ дйствительности если она и бываетъ врна, то скоре по исключенію, по правилу же цлое бываетъ или больше, или меньше суммы своихъ частей, и математическая аксіома ‘цлое равно сумм своихъ частей’ — лини, предльная абстракція. Какимъ образомъ возможно все это?
Всего проще было бы отвтить такъ: это — факты, а значитъ, и толковать нечего.— Но изъ уваженія къ мудрости вковъ, постараемся, если не оправдать, то объяснить наше посягательство на священную основу.
Та же самая математика знаетъ множество случаевъ, гд цлое не равно простой ариметической сумм своихъ частей, а и е въ ш е ея: таковъ, въ алгебр, результатъ сложенія положительныхъ и отрицательныхъ величинъ, тамъ два со знакомъ плюсъ и два со знакомъ минусъ даютъ не 4, а 0, такова, въ теоріи векторовъ и кватерніоновъ ‘векторіальная’ сумма, примромъ ея можетъ служить положеніе, что сумма двухъ сторонъ треугольника равна третьей его сторон. Въ механик, въ физик выясняется реальный смыслъ этихъ формулъ: противоположно направленныя перемщенія тлъ, силы, скорости, соединяясь, уменьшаютъ другъ друга, вообще же при различныхъ направленіяхъ подобныя величины складываются по закону векторіальной суммы,— такъ наз. ‘параллелограммъ’ перемщеній, силъ, скоростей, и т. под. Все это, въ сущности, вещи очень обычныя, всмъ знакомыя изъ опыта: если разныя активности соединяются такъ, что становятся другъ для друга сопротивленіями, вполн или отчасти, то ихъ практическая сумма соотвтственно уменьшается. Если направленія силъ противоположны, то он всецло координированы или ‘сорганизованы’ противъ общихъ имъ сопротивленій, въ промежуточныхъ комбинаціяхъ, напр. силы, дйствующія подъ угломъ, он отчасти же взаимно усиливаются. Тутъ и для здраваго смысла загадки нтъ.
Но другой случай — ‘цлое больше суммы частей’? Онъ легко объясняется черезъ предыдущій, если мы примемъ во вниманіе, что активности существуютъ и измряются не сами по себ, а и о отношенію къ какимъ-либо сопротивленіямъ, какъ и сопротивленія — лишь по отношенію къ активностямъ. Возьмемъ самую простую иллюстрацію.
Два работника убираютъ камни съ поля. Физическая сила каждаго изъ нихъ выражается предльной величиною, допустимъ, 8 пудовъ. Но тамъ есть камни и по 10, 12, 14 пудовъ. По отношенію къ нимъ, работникъ индивидуально безсиленъ, т. е.. измренная объективно, по ея реальному эффекту, его активность, примненная къ нимъ, опредляется величиной нуль.— Но вотъ оба работника соединяютъ свои силы. Соединеніе получится, конечно, несовершенное: они будутъ не только помогать, но отчасти и мшать другъ другу. Реальная сумма ихъ усилій въ предл окажется, напр., 15 пудовъ. Но измренная по эффекту ея приложенія къ самымъ большимъ камнямъ, она больше единицы, тогда какъ то и другое слагаемое равнялись нулю. Цлое больше суммы частей, создался новый факторъ дйствія, тотъ, который Марксъ называлъ ‘механической силой массъ’.
Активности работниковъ, хотя и несовершенно, сложились, а сопротивленія не складывались вовсе. Это, очевидно, самая благопріятная комбинація. Большей частью соотношеніе бываетъ мене благопріятнымъ: складываются и активность и сопротивленія. Такъ, если въ лодку сли два гребца, то не только больше прилагаемая сила, но больше и сопротивленіе: прибавляется всъ лишняго тла, лодка садится глубже, треніе съ водой значительне, и т. д. Достаточно, чтобы первая сумма была образована совершенне, чмъ вторая, съ меньшей потерею, и тогда при наблюденіи объективныхъ результатовъ окажется, что цлое больше суммы частей, т. е. сочетаніе силъ организованное.
Чрезвычайно наглядныя подтвержденія той же мысли даетъ опытъ военнаго дла. Войны французовъ съ арабами и другими туземцами Св. Африки показали, что при равномъ вооруженіи превосходство европейскаго солдата надъ противникомъ въ столкновеніяхъ одинъ-на-одинъ ничтожно и даже вообще сомнительно, но отрядъ въ двсти французскихъ солдатъ уже съ успхомъ могъ бороться противъ 300—400 арабовъ, а армія въ 10.000 французовъ.— противъ 30—40 тысячъ туземцевъ. Цифры, конечно, боле чмъ приблизительныя, но общій характеръ соотношенія, несомннно, таковъ, какъ он выражаютъ: чмъ больше численность отрядовъ обихъ сторонъ, тмъ больше относительная сила европейскаго войска. Почему? Потому что комбинировать боевыя активности становится тмъ трудне, чмъ значительне число боевыхъ элементовъ, и эту сложную задачу европейская тактика разршаетъ лучше: благодаря ей, ‘складываніе’ военныхъ силъ происходитъ совершенне, полне, съ меньшими ‘потерями суммированія’, чмъ для другой стороны.
Аналогично объясненіе, которое приходится дать нашему примру съ магнитомъ и его оправой. По теоріи магнетизма, вс частицы мягкаго желза магнитны, вс обладаютъ ‘круговыми электрическими токами’, обусловливающими магнитное дйствіе. Но при обычныхъ условіяхъ вс такіе элементарные магниты-частицы расположены безпорядочно, ихъ магнитныя дйствія скрещиваются по всмъ направленіямъ и взаимно уничтожаются. Въ магнит, природномъ или искусственномъ, имется частичная ‘поляризація’, т. е. элементарные магниты повернуты, въ боле значительной части, въ одну сторону одинаковыми полюсами, и магнитныя дйствія, соотвтственно этому, складываются. Въ мягкомъ желз магнитъ, въ свою очередь, вызываетъ такую же поляризацію, поворотъ магнитныхъ молекулъ или круговыхъ токовъ къ однородному направленію, часть активностей складывается, переставая быть другъ для друга сопротивленіями, получается организаціонный эффектъ — увеличеніе суммы дйствія.
Такъ объясняется организаціонный парадоксъ. Мы живемъ въ мір разностей: мы ощущаемъ только разности напряженій энергіи между вншней средою и нашими органами чувствъ, мы наблюдаемъ, мы измряемъ только разности между активностями и сопротивленіями. Если съ одной стороны рядъ активностей, а съ другой рядъ сопротивленій складываются не одинаково совершенно, то находимая въ опыт разность между обоими рядами окажется больше, чмъ результатъ сложенія прежнихъ отдльныхъ разностей: цлое больше суммы частей.
Точное опредленіе организованности таково, что это понятіе оказывается примнимымъ универсально, на всхъ ступеняхъ бытія, а не только въ области жизни: всюду, гд могутъ комбинироваться т или иныя активности, т или иныя сопротивленія. Изъ опредленія слдуетъ, что абсолютно-неорганизованное невозможно въ опыт, если бы оно и существовало, то мы ничего о немъ не могли бы знать Въ самомъ дл, представимъ себ, чмъ оно должно быть: это такое сочетаніе активностей, въ которомъ он направлены вполн безпорядочно, вплоть до малйшихъ, до безконечно-малыхъ своихъ элементовъ. Слдовательно, вс эти ихъ элементы между собою сталкиваются, являются другъ для друга сопротивленіями, и во всемъ своемъ безконечно-большомъ числ взаимно-парализуются, взаимно уничтожаются. Но тогда они не могутъ оказать никакого сопротивленія нашимъ усиліямъ: тутъ нечего ощущать и воспринимать, съ точки зрнія нашего опыта, это — чистйшее ‘ничто’.
Даже когда мы наблюдаемъ ‘дезорганизованныя’ сочетанія, то они всегда получаются изъ организованныхъ частей, иначе эти части не были бы доступны опыту. И весь міровой процессъ необходимо является для насъ процессомъ организаціоннымъ. Это — безконечно развертывающійся рядъ комплектовъ разныхъ формъ и степеней организованности, въ ихъ взаимодйствіи, въ ихъ борьб или объединеніи.
Мы хотли объяснить себ поражающія ‘схематическія совпаденія’ различныхъ методовъ и продуктовъ какъ человческой дятельности, такъ и природы. Для этого мы искали общаго характера всхъ этихъ процессовъ, сознательныхъ и стихійныхъ, и нашли его, а именно — характеръ организаціонный. Тмъ самымъ опредлилась и основа изслдуемыхъ совпаденій: пути и способы организаціи, которые, какъ видимъ, для самыхъ несходныхъ элементовъ могутъ оказываться сходными.
Это чрезвычайно важный для насъ выводъ. Если человкъ опираясь на свое сознаніе, а природа помимо всякаго сознанія вынуждены въ своей организаціонной работ итти одними и тми же путями, если централистическій способъ организаціи приложимъ для людей въ обществ, для муравьевъ въ ихъ родовой коммун, для свтилъ въ звздныхъ системахъ, для электроновъ въ атомахъ, если ритмъ и періодичность служатъ организующимъ моментомъ едва ли не для всхъ явленій міра, и т. д., и т. д.,— то въ нашемъ опыт возможно установить гораздо больше единства, чмъ до сихъ поръ допускалось обыденнымъ и даже научнымъ мышленіемъ. Вдумаемся въ этотъ выводъ:
Эти самые разнообразные, самые далекіе одни отъ другихъ, качественно и количественно, элементы вселенной могутъ быть подчинены однимъ и тмъ же организаціоннымъ методамъ, организаціоннымъ формамъ.
Въ чемъ состоитъ тайна науки? Въ томъ, что несоизмриморазличные ряды явленій наука связываетъ такъ, что результатомъ являются предвиднье и цлесообразность. Мы видли, что въ ея корн лежитъ тайна труда, практики. Въ поискахъ за ршеніемъ мы еще расширили вопросъ: человческую практику мы сопоставили со всей жизнью, со всмъ движеніемъ природы. Все это обобщилось для насъ одной — организаціонной — концепціей. И вотъ, оказалось, что обобщеніе наше не только формальное, не голая отвлеченность: оказалось, что за нимъ скрываются какія-то еще глубокія, универсальныя закономрности, примнимыя ко всмъ и всякимъ организаціоннымъ процессамъ, каковъ бы ни былъ ихъ дятель, каковы бы ни были элементы.
Не ясно ли, что мы уже нашли ключъ къ тайн? Еще не самое ршеніе, конечно, а принципъ ршенія, прямой путь къ нему. Въ самомъ дл, если самые различные способы организаціи связываются закономрной общностью, и если ей не препятствуетъ самое крайнее несходство элементовъ, то въ организаціонномъ объединеніи того, что казалось несоизмримымъ, нтъ принципіальной загадки.
Что касается конкретнаго и полнаго ршенія вопроса, то оно, очевидно, должно получиться въ результат выясненія законовъ организаціи, законовъ, которые охватили бы вс области опыта, вс сочетанія всякихъ элементовъ. Словомъ, это ршеніе — дло всеобщей организаціонной науки.
Всеобщей организаціонной науки до сихъ поръ не было. Между тмъ, она, очевидно, возможна, разъ возможны закономрности методовъ и формъ организаціи. Но она, кром того, и необходима, потому что ея требуетъ сама жизнь.
Наше время характеризуется безпримрнымъ ростомъ и усложненіемъ организаціонныхъ задачъ, которыя человчеству приходится разршать. Это относится ко всмъ областямъ его жизни. Колоссальное развитіе техники машиннаго производства привело къ созданію предпріятій, въ которыхъ тысячи и десятки тысячъ разнообразныхъ рабочихъ силъ соединяются съ массою спеціальныхъ орудій, матеріаловъ, машинъ, всякихъ приспособленій, простыхъ, сложныхъ, и сложнйшихъ. Въ наук накопленіе опыта дошло до того, что изъ ея сотенъ отраслей большинство страдаетъ отъ чрезмрнаго количества фактическихъ данныхъ, отъ нагроможденія сырого матеріала, подавляющаго самихъ спеціалистовъ. Экономическая жизнь, съ ея анархіей производства, съ ея столкновеніями и сплетеніемъ интересовъ, представляетъ такой хаосъ противорчій, въ которомъ человкъ большей частью не въ силахъ даже оріентироваться. Все это надо систематизировать, координировать, организовать, и при томъ не по частямъ, а въ цломъ, въ масштаб всего общественнаго процесса…
Въ настоящее время неизбжность перехода къ организованно-трудовому строю общества сознается не только рабочимъ классомъ: смутно и противъ воли, но все же начинаютъ ощущать ее и другіе классы, и уже ищутъ способовъ осуществить этотъ переходъ въ своихъ интересахъ. Какой бы классъ ни выполнилъ необходимое преобразованіе, какія бы формы оно ни приняло — единый міровой трестъ, или господство спеціалистовъ техники и науки, или рабочій коллективизмъ,— гигантскіе размры и сложность организаціонной задачи остаются т же. Требуется всю многомилліонную сумму дифференцированныхъ рабочихъ силъ общества планомрно связать со всей массою наличныхъ средствъ производства, при чемъ въ полномъ соотвтствіи съ этой системою должна находиться совокупность знаній и нормъ, воплощающихъ весь ея опытъ: тріединая, цлостная организація людей, вещей, идей.
Ясно, что она не можетъ быть построена иначе, какъ научнымъ путемъ. Чудеса ныншней техники основаны на комбинаціяхъ несравненно мене сложныхъ и трудныхъ, однако они возможны только благодаря методамъ и формуламъ математическихъ, естественныхъ, вообще спеціальныхъ наукъ, концентрировавшихъ, каждая въ своей области, опытъ человчества. Для разршенія всеобъемлющей организаціонной задачи эти спеціальныя науки, очевидно, недостаточны, въ силу своего частичнаго характера, своей раздробленности. Тутъ необходима наука столь же всеобъемлющая, которая охватила бы въ его цломъ организаціонный опытъ человчества. Безъ такого собиранія, безъ такой систематизаціи этого опыта преобразованіе общества, устраняющее коренную анархію въ его строеніи, было бы утопіей, столь же наивной, какъ мечта о воздушныхъ корабляхъ до развитія механики и физики.
До сихъ поръ исторія ставила передъ человчествомъ новыя задачи только тогда, когда он были уже разршимы для него. Но ‘разршимая’ еще не значитъ — легкая. Развитіе новой, универсальной науки встртитъ, особенно при первыхъ обоихъ шагахъ, огромныя препятствія. Ихъ главнымъ источникомъ будетъ спеціализація.
Спеціализація оказала и продолжаетъ оказывать человчеству величайшія услуги въ борьб съ силами и тайнами природы. Но она создала также нкоторыя привычки мышленія, консервативныя и прочныя, способныя въ данномъ случа сыграть роль вредныхъ предразсудковъ.
Спеціализація дробитъ поле труда и мысли, чтобы лучше имъ овладть. Но дробленіе означаетъ суженіе этого поля для работниковъ-спеціалистовъ,— а вмст съ тмъ и ограниченіе ихъ кругозора. Лучшіе представители науки давно поняли это и не разъ указывали на отрицательную сторону спеціализаціи. Въ занимающемъ насъ вопрос, къ несчастью, именно эта сторона неизбжно выступитъ на первый планъ.
Чмъ больше дробились и расходились между собою спеціальности, чмъ боле обособленно он жили и развивались, тмъ сильне укоренялась въ спеціалистахъ привычка разсматривать каждую отрасль опыта, какъ особый міръ съ особыми законами, а вмст съ тмъ стремленіе охранять границы этого міра, склонность заране считать всякую попытку перейти ихъ или нарушить — за ненаучную и вредную фантазію. Какъ извстно, именно со стороны спеціалистовъ наибольшее сопротивленіе, часто ожесточенную борьбу встрчали т открытія, которыя основывались на перенесеніи методовъ изъ одной спеціальной отрасли въ другую,— которыя вели къ ихъ сближенію или сліянію.
Спеціализація теперь господствующій типъ развитія: если въ наук она достигнетъ, можетъ быть, крайней степени, то вдь и въ обыденной практик — кто не ‘спеціализированъ’ въ томъ или иномъ смысл и степени? Оттого указанныя нами привычки-предразсудки распространены повсюду. Он и мшали до сихъ поръ часто даже замтить, и особенно — изслдовать многочисленныя, поразительныя совпаденія организаціонныхъ формъ и методовъ въ самыхъ отдаленныхъ одна отъ другой областяхъ жизни и опыта.
‘Истинный’, закоренлый спеціалистъ, если ему скажутъ, что возможно и слдуетъ установить общіе законы сочетаній, равно примнимые ко всякимъ безъ различія элементамъ, будемъ ли мы брать за такіе элементы звздные міры или электроны, людей или камни, представленія или вещи,— вроятно, не станетъ даже возражать на столь явную нелпость, а только пожметъ плечами. По онъ будетъ неправъ, этотъ почтенный ‘филистеръ спеціальности’ (такъ ихъ назвалъ Эрнстъ Махъ, знаменитый физикъ, физіологъ и философъ). Столь явная нелпость на дл возможна, и доказательства искать недалеко — въ той же, хотя и спеціализированной, наук.
Существуетъ наука — и, какъ разъ, самая точная,— которая даетъ законы и формулы сочетаній для какихъ угодно элементовъ вселенной. Это — математика. Въ ея схемахъ численные символы могутъ относиться ко всякимъ безразлично объектамъ — звзднымъ мірамъ или электронамъ, людямъ или вещамъ, поверхностямъ или точкамъ,— и законы счетныхъ комбинацій остаются одни и т же. Для математики вс объективы сравнимы, вс подчинены однмъ и тмъ же формуламъ, какъ величины, для новой всеобщей науки вс они сравнимы, вс подчинены однимъ формуламъ, какъ организаціонные элементы {Математика стоитъ въ особомъ отношеніи къ организаціонной наук: она, въ сущности, представляетъ одинъ ея, раньше другихъ развившійся, отдлъ. Къ сожалнію, я не могу здсь остановиться на этомъ интересномъ и важномъ вопрос. Подробне о немъ, какъ и о другихъ основныхъ вопросахъ ‘науки будущаго’, говорится въ моей большой печатающейся теперь работ: ‘Всеобщая организаціонная наука’, часть I.}.
Спеціализація порождаетъ еще одно, и очень крупное, затрудненіе на пути новой науки: это — особый техническій языкъ каждой отрасли. Когда одни и т же соотношенія выражаются разными символами, то мы неизбжно принимаемъ ихъ за разныя соотношенія и не можемъ ихъ обобщить. Но въ разныхъ отрасляхъ чрезвычайно часто одно и то же обозначается разными словами, и, наоборотъ, одни и т же слова получаютъ разный смыслъ. Примровъ можно указать сколько угодно.
Все содержаніе политической экономіи сводится, по существу, къ изслдованію того, какъ люди приспособляются къ объективнымъ условіямъ труда. Но ‘приспособленіе’ — терминъ біологіи, а въ экономическихъ произведеніяхъ его рдко даже встртишь, тамъ, вмсто: ‘человкъ экономически приспособляется’, говорятъ, ‘человкъ дйствуетъ сообразно хозяйственной выгод’.— Коренное единство феодальныхъ формъ у всхъ народовъ долго скрадывалось отъ историковъ благодаря тому, что феодалы въ однхъ странахъ назывались сеньорами, въ другихъ — удльными князьями, въ третьихъ — кшатріями, и т. д. Мелкіе боги католицизма называются святыми, и потому католицизмъ, вопреки своему объективному характеру, до сихъ поръ многими причисляется къ религіямъ единобожія: спеціалисты но католической теологіи слишкомъ рдко знали сколько-нибудь серьезно теологіи ‘языческія’.— Но особенно яркую иллюстрацію нашей мысли даетъ какъ разъ понятіе ‘организовать’. Оно чуть не въ каждой отрасли труда и познанія выражается иначе.
О людяхъ, о коллектив обыкновенно говорится: ‘организовать’, объ условіяхъ, о движеніяхъ чаще — ‘координировать’, о знаніяхъ, фактахъ — ‘систематизировать’. Когда трудъ организуетъ элементы, взятые изъ вншней природы, въ планомрное цлое, это называютъ въ однихъ случаяхъ: ‘произвести’ продуктъ, въ другихъ — просто: сдлать’ его, если же продуктомъ является зданіе, машина, то — ‘построить’. Организовать разные элементы жизни, мысли, чувства въ эстетическое цлое — обозначается: ‘создать’ художественное произведеніе, ‘сочинить’ романъ. Во многихъ спеціальностяхъ то же общее понятіе находитъ выраженіе въ терминахъ частичныхъ операцій: ‘написать’ книгу (подразумвается вся работа мысли и воли, а отнюдь не только движенія писца), ‘нарисовать’ картину, ‘сшить’ костюмъ (планъ, моделированіе костюма, кройка, примрка и пр.,— большая организаціонная работа, а отнюдь не одно сшиваніе ткани) и т. под.
Намъ показались бы, конечно, смшными сочетанія словъ: ‘организовать’ машину, зданіе, книгу, картину, костюмъ. Но это — дло привычки, а привычка не доказательство. Намъ не смшны выраженія: ‘построить теорію’, ‘построить партійную организацію’, ‘произвести реформу’, и т. под. Въ каждомъ изъ спеціальныхъ выраженій ‘координировать’, ‘построить’, ‘сочинить’, и т. д., безъ сомннія, есть особый оттнокъ, указывающій на ту или иную спеціальную технику организаціоннаго процесса. Но этотъ оттнокъ вполн опредляется въ указаніи на организуемый объектъ: понятно, что строить домъ, строить теорію и строить партію приходится технически разными пріемами, а также разными создавать поэму, картину, статую, костюмъ, незачмъ еще другой разъ указывать то же самое въ глагол: это плеоназмъ, и плеоназмъ вредный, мшающій обобщенію.
Множественность спеціальныхъ словесныхъ обозначеній — одно изъ важнйшихъ условій, препятствовавшихъ обобщенію организаціоннаго опыта, его объединенію въ форму универсальной науки.
Насколько, въ дйствительности, будетъ нова эта наука? Ея матеріаломъ будетъ весь организаціонный опытъ, и прежде всего, конечно, старый опытъ, накопленный человчествомъ, но только существующій въ разрозненномъ вид, не собранный, не разработанный. Ея методы будутъ т же методы старыхъ наукъ: индуктивное обобщеніе, основанное на сводк наблюденій и, гд возможно, на точныхъ экспериментахъ, отвлеченная символизація, дедукція. Новой окажется лишь точка зрнія, воплощающаяся въ самой постановк задачи, и планомрная работа надъ этой задачею.
Но такъ ли нова и точка зрнія? Къ счастью, она тоже иметъ свое прошлое, свои многочисленные зародыши и прообразы.
Первый изъ нихъ заключается въ самой человческой рчи, точне — въ томъ ея принцип, который Максъ Мюллеръ назвалъ ‘основной метафорой’. Рчь возникла изъ ‘трудовыхъ междометій’, непроизвольныхъ звуковъ, сопровождавшихъ разные акты труда, и первыя слова были обозначеніемъ только человческихъ трудовыхъ дйствій. Универсальнымъ выраженіемъ опыта рчь могла сдлаться лишь благодаря тому, что т же слова стали примняться для обозначенія аналогичныхъ стихійныхъ дйствій, происходившихъ въ природ. Напр., слово, выражающее актъ разбиванія, дробленія предметовъ въ производств, охот, войн, стало относиться и къ дйствію лавины, разбивающей, дробящей разные предметы въ своемъ паденіи, или слово, означающее актъ копанія, рытья,— къ дйствію потока, прорывающаго себ новое русло, и г. под. Черезъ величайшее различіе, какое имется въ опыт,— различіе человка и вншней природы, сознательности и стихійности, языкъ уловилъ и призналъ принципіальное единство соотношеній. Не ясно ли, что здсь, въ скрытомъ вид, уже есть начало новой, всеобъединяющей точки зрнія?
Дале, она же выступаетъ еще опредленне въ ‘народной мудрости’, съ ея пословицами, притчами, баснями и пр. Какая-нибудь пословица: ‘въ единеніи сила’, и ли соотвтствующая ей притча о вник и прутикахъ объединяетъ огромную массу организаціоннаго опыта, относящагося къ комбинированію активностей и сопротивленій во всхъ, самыхъ различныхъ областяхъ опыта: въ жизни человческихъ коллективовъ, въ сфер техническихъ сочетаній разныхъ матеріаловъ и энергій, въ группировк знаній и мыслей, и т. д. Почти такую же массу, и столь же разнообразнаго, опыта дезорганизаціоннаго охватываетъ, въ своей наивно-образной форм, пословица ‘гд тонко, тамъ и рвется’: всякая система начинаетъ дезорганизоваться съ пункта наименьшаго сопротивленія, будетъ ли это организація людей, или живое тло, или орудіе, или ткань, и т. д.— Нтъ надобности продолжать примры. Здсь передъ нами дйствительное, — но до-наунное и потому не-научное — выполненіе той задачи, которую ставитъ наша новая наука.
Въ большей мр прообразомъ, чмъ зародышемъ новой науки, является старая философія. Отыскивая единство міра, она не понимала, что оно можетъ быть установлено только какъ единство организаціонныхъ методовъ и формъ, она представляла единство фетишистически-отвлеченно. Но въ свои построенія она старалась вносить научную широту и методичность, поэтому она подготовила немало матеріала для новой пауки.
Одно изъ философскихъ построеній стоитъ особенно близко къ новой точк зрнія. Это — діалектика Гегеля. Гегель хотлъ установить универсальный методъ ‘развитія’ для вселенной въ ея цломъ и въ ея частяхъ. Подъ ‘развитіемъ’ онъ, въ сущности, понималъ методъ или путь организаціи всевозможныхъ системъ. Но гегелевская діалектика не была на дл универсальною, потому что взята изъ ограниченной сферы — отвлеченнаго мышленія. Не была универсальною и позднйшая варіація діалектики — матеріалистическая. Но глубина и широта замысла обусловила огромное историческое вліяніе діалектики на развитіе научной мысли.
Новая наука должна родиться изъ ныншней науки. Весь ея матеріалъ, вс ея методы должны быть изслдованы съ новой точки зрнія.
И самой ныншней наук эта точка зрнія не такъ чужда. Съ разной степенью опредленности она выступаетъ во многихъ теоріяхъ, связывающихъ наиболе отдаленныя одна отъ другой области бытія, наиболе разнообразныя формы явленій. Таковы особенно теоріи общей физики. И не только теоріи. Даже среди отдльныхъ экспериментовъ есть настолько проникнутые этой точкою зрнія, что ихъ скоре можно отнести ко всеобщей организаціонной наук, чмъ къ какой-либо изъ спеціальныхъ наукъ.
Вотъ примры. Канто-лапласовская теорія происхожденія міровъ находитъ опору въ формахъ планетныхъ туманностей, кольцахъ Сатурна, и также въ извстномъ опыт Плато. Жидкій масляный шаръ въ смси двухъ другихъ жидкостей, имющей одинаковый съ нимъ удльный всъ, будучи приведенъ во вращеніе, воспроизводить форму кольца Сатурна. По методу — опытъ физическій, по цли — космологическій. Куда его отнести? И по составу, и по условіямъ среды, что общаго между гигантской туманностью изъ разрженнйшаго газа въ пустомъ эир и маслянымъ шарикомъ въ жидкости? Но есть общая закономрность въ процессахъ строительныхъ, T. е.— организаціонныхъ.
Витали приготовлялъ ‘искусственныя клтки’ изъ пнистой или эмульсіонной смси, не имющей по химическому составу ничего общаго съ живой протоплазмой. Эти клтки воспроизводили переливающіяся движенія живыхъ амебъ, этимъ ршается вопросъ о физическомъ строеніи протоплазмы. Что это за опытъ? Отнести его къ молекулярной физик? Но вопросъ, о которомъ идетъ дло, біологическій. Къ біологіи? Но объектъ опыта — вовсе не живыя тла. Это, несомннно, экспериментъ изъ области законовъ организаціи вообще.
Чтобы выяснить возможное расположеніе электроновъ въ атом, современные физики строятъ модели съ электро-магнитомъ или наэлектризованнымъ кондукторомъ и плавающими маленькими магнитами или токами. Ясно, насколько несоизмримы такія модели, съ тмъ, что он изображаютъ. Значитъ ли это, что опыты нелпы? Нтъ, потому что смыслъ ихъ — въ принципахъ строенія, въ принципахъ міровой организаціи.
Ныншняя наука полна элементовъ науки будущаго.
Наука есть коллективизмъ опыта.
Исторія поставила передъ нашимъ поколніемъ необходимую задачу: обобщить и обобществить организаціонный опытъ человчества. Задача трудна, матеріалъ ея подавляюще-громаденъ, самыя прочныя традиціи прошлаго ей враждебны.
Что же! значитъ, эта задача не для робкихъ и слабыхъ и не для людей прошлаго…