Учитель Иванов, преподаватель обеих N—ских гимназий, мужской и женской, стоял перед разгневанным попечителем учебного округа, как лист перед травой.
— Безобразие! — кричал попечитель. — Мерзость! Получать казенное содержание и проповедовать революцию. Гнусность, милостивый государь! Бог дал вам таланту дар слова. Как вы воспользовались этим даром? Вы превратили ваши уроки в политические памфлеты! Вы революционную контрабанду начали провозить под флагом науки… И куда? В умы незрелых мальчишек, в головы глупых девчонок… Под предлогом обучения юношества, вы занимаетесь развращением юношества…
— В-в-в-ва… — сказал Иванов.
— Молчать, когда я говорю! — оборвал педагога попечитель учебного округа. — Мне с трибуны Государственной Думы бросают упрек в том, что я пложу в моем округе революционеров! И кто этим занимается? Вы — наставники юношества, руководители юношества! Наука! Вы кричите на ваших съездах о науке, а на уроках подготовляете революцию!..
— В-ва-ва… — начал Иванов.
— Молчать! — прервал попечитель. — Замысловский знает, что он говорит. Замысловский не стал бы говорить о вас с трибуны Государственной Думы, если бы у него не было в руках фактов и доказательств. Вы проповедовали революцию на ваших уроках. Это вне сомнений…
— В-ва-ва… — сказал Иванов.
— Молчать! — воскликнул попечитель. — Не оправдывайтесь! Не прибегайте к уверткам! Я отлично знаю, что вы не держали с кафедры революционных речей: иначе я бы давно, без помощи Замысловского, знал бы, что вы за птица. Вы хуже поступали. Вы внушали революционные идеи самым методом вашего преподавания. Вы завертывали революцию в оболочку чистой науки, как аптекарь завертывает горький хинин в облатку. И эти отравленные пилюли вы давали глотать молодежи. Такие революционеры, как вы, опаснее в тысячу раз всех этих уличных и базарных крикунов. Те никого не обманывают. А вы обманывали! Вы говорили: идите ко мне, я вас обогащу знаниями, я разовью ваш ум, я образую ваш интеллект. И вместо этого отравляли души и умы ваших доверчивых учеников, которые тянулись к вам за знанием, как цветок протягивает свою головку к небу за золотым солнечным лучом. Вы лгали!..
— В-вв-вв-а… — сказал Иванов.
— Молчать!.. Конечно, лгали… о, вы может быть отлично знаете предмет, который вы преподаете… наверно, вы его отлично знаете… вы говорите наверно красноречиво, горячо, остроумно… ваши ученики и ученицы слушают вас, затаив дыхание… Но тем хуже, милостивый государь! Вы обманывали всех: и науку, которой вы служили, и учеников ваших, которых вы наукой соблазняли на революцию…
— В-вв-ва… — сказал Иванов.
— Молчать! Теперь у нас с вами будет короткий разговор, милостивый государь! После речи Замысловского в Думе, указавшего на вас, как на одного из типичнейших сеятелей революции, прикрывающих свои козни маскою чистой науки, после этого, милостивый государь, вам остается только подать немедленно в отставку. Идите в частное учебное заведение! Вы Цицерон, вы Демосфен! Вас примут там с распростертыми объятиями. А нам, милостивый государь, не нужны преподаватели, превращающие науку в орудие политической пропаганды, и свои лекции — в зажигательные речи… Что, именно, вы преподаете, г. Иванов?
— Ввв…аше пр…пр…прево…ссходительство… я ппиреподдаю… чи…стописаше, ваше превосходительство…