Клавдия Владимировна Лукашевич (Хмызникова).
Клавдия Владимировна Лукашевич (Хмызникова).
Сын стрелочника.
Сын стрелочника.
Рассказ.
1.
2.
3.
4.
***
Сын стрелочника, Лукашевич Клавдия Владимировна, Год: 1927
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Тот день ранней весны был пасмурный и холодный. Дул сильный северный ветер. Вечерело. В доме стрелочника были волнение и переполох. Женщина, с маленьким ребенком на руках, суетилась по горнице: чего-то искала, что-то хватала, поминутно взглядывала в окно и, останавливаясь, тревожно говорила детям, мальчику и девочке, стоявшим у стола с испуганными лицами:
— Ушел еще засветло… И не возвращается. Не знаю, который теперь час. Тревожусь!.. Никогда этого с ним не бывало. Скоро и поезд пойдет. Куда он девался?!
— И чего ты, мама, так перепугалась? Сама себя расстраиваешь понапрасну.
Черноглазый, смуглый мальчик, лет 12, в темной блузе, синих штанах и с красной косыночкой на шее, серьезно и даже строго посмотрел на мать и продолжая деловым тоном:
— Поезд пойдет еще через час. Отец к тому времени вернется… Он знает. И часы при нем есть. Не таковский наш отец, чтобы поезд пропустить.
— Не таковский наш отец. Поезд пропустить…— как эхо, пискливым голосом повторила девочка, взглядывая испуганно на брата.
— Ох, нет, сынок! Не говори так. Душа болит. Таково смутно мне. Никогда еще этого с ним не бывало. Беги ты, Яшенька, к Рыжовке! Беги, что есть мочи! Поищи, покличь отца. Наверно, с ним что-нибудь случилось…
— Ну, зачем я туда побегу?! Может-быть, отец к Волкову пошел. Не тревожься, мама. Он скоро вернется. Времени еще много до поезда.
— Он пошел к Рыжовке. Я сама видела. Смотри, уже темнеет, а там место опасное. Сам знаешь. Веги, что ни на есть скорее! И скорехонько возвращайся назад!
— Ну хорошо, я побегу… А ты-то как же? Гляди, как растревожилась, даже вся белая стала, и губы синие. Отец вернется. Поди, уже близко… Торопится.
— Отец вернется. Поди, уже близко, торопится… — снова раздалось в горнице пискливое эхо.
— Коли что, я побегу и встану с флагом. Машутка тут одна управится с ребенком. Сердце у меня шибко ноет… Точно беду чует.
— Ты, мама, не сомневайся. Знаешь, отец не любит, коли ты так тревожишься. Ничего еще не случилось, и горевать нечего. А сама ребенка кормишь, и он станет тревожиться — еще захворает, — нахмурив брови, серьезно, как взрослый, говорил черноглазый мальчик.
— А сама ребенка кормишь, и он станет тревожиться — еще захворает,— пропищал тоненький голосок.
— Ты замолчишь, аль нет?! Вот я тебе! Какая указчица явилась… Без тебя тошнехонько. Заладила, как попка, одно и то же… Вот нашлепаю тебя, не станешь мать учить! Попка и есть… Что брат, то и она пищит, — накинулась мать сердито на девочку, чтобы только на ком-нибудь сорвать горечь и тревогу.
— Беги, Яшенька! Беги прямо к Рыжовке! — снова обратилась она к сыну.— Да захвати, сынок, фонарь и спички. Ишь, как холодно! Что-то он их не взял. Оденься потеплее!
—Давай фонарь и спички… Одеваться не стану, мне тепло. И легче так бежать.— Мальчик накинул быстро шапку, схватил фонарь. — Ушел… Бегу!..— крикнул он бойко на пороге.
Мать вышла к полотну железной дороги с ребенком на руках и видела, как в полумраке быстро замелькали пятки, и концы красной косыночки на шее развевались в полумраке.
Сторожевой дом стрелочника No 105 стоял посреди двух станций: большой — ‘Волково’ и маленькой — ‘Рыжовка’, на одной из южных железных дорог. В этом доме уже много лет тихо и мирно проживала семья стрелочника Ивана Галкина. Иван был высокий мужчина, худой, сутуловатый, седой, с живыми черными глазами. Это был человек сумрачный на вид, но, как говорили в округе, странный и необыкновенно исполнительный и честный. На обеих станциях подсмеивались над нам: ‘ Иван Галка (таково было его прозвище) любит свою стрелку больше жены’. ‘Ивану Галке хоть дворец подари, он не променяет на него свой убогий домишко No 105. Небось, там у него клад зарыт’. Конечно, у него был клад, который был ему дороже всяких сокровищ: семья, согласная жизнь и сознание долга. Про Ивана Галку много рассказов ходило на станциях. Говорили, как он берег свою жену и будто сам выучил ее грамоте. Рассказывали, как он сам теперь по-новому учился у сына и часто спорил с ним… Как всем говорил: ‘ Долг прежде всего’. А что это был за долг, люди и не понимали. Про него рассказывали, будто он, когда его сынишке Яше не было и года в сознании этого долга пожертвовал жизнью горячо любимого сына, чтобы спасти поезд от крушения и сохранить множество чужих жизней. Только благодаря случайности ребенок остался жив: он упал между рельсами и благополучно пролежал, пока поезд мчался над ним… Отец его в это время судорожной рукой переводил стрелку, в уме прощаясь с сыном, и в одно мгновенно из черноволосого сделался совершенно седым.
За последние годы много гроз пронеслось над домом стрелочника. Сначала была война, и мимо неслись воинские поезда, назад везли раненых… После — революция перевернула всю жизнь на новый лад: шла борьба, были голод, нужда. Много страшных сцен видела семья и переживала много страхи н невзгод. Но, по счастливой случайности, все уцелели, и дом стрелочника No105 остался на том же месте. Иван Галка еще больше сжился со своим домишком. Дети его — Яков, 12-и лет, и Маша, 6-и лет — уже учились, за последний год появился новый член семьи — Владимир, который был баловнем всей семьи и оживлял криком, смехом и детской радостью весь домишко. Отец в нем души не чаял и называл его ‘большевик’.
Семья жила небогато, как и все рабочие, но без нужды. Иван, трудовой копейки не прогуливая, вина не пил, а жена его Маша была портниха и подрабатывала своим ремеслом, помогая мужу. Ей охотно давали работу на станциях.
Яша учился в школе на станции ‘Волково’, куда ездил каждый день на рабочем поезде. Маленькая Маша училась дома с отцом и братом. Иван с умилением слушал рассказы сына о новой школе и очень любил поспорить со своим ‘пионером’. У него была одна слабость: ‘прежде всего в жизни долг’. Так и сыну говорил:
— Прежде всего, Яша, надо честно исполнять свой долг: к службе ли, к родине, к ученью ли или к отцу с матерью… Али там вот, как ты теперь пионер… Тоже у тебя есть долг…
Мальчик дружелюбно подсмеивался над отцом:
— У тебя всегда, батя, долг да долг… А у нас, у пионеров, есть свои законы и обычаи. Значит, все по-новому… Мы должны твердо их выполнять.— Яша рассказывал отцу, как и чему их учат.
— Ну, это все равно, как бы долг,— стоял упрямый стрелочник.
Не любил только Иван вспоминать историю, как он пожертвовал сыном для спасения поезда, и никогда не рассказывал про это. Ему казалось, что Яша не поймет еще борьбы между долгом и отцовской любовью и осудит в своем детском, незрелом уме, что отец им пожертвовал ради спасения чужих жизней.
‘ Когда подрастет, тогда поймет, что долг — прежде всего… Тогда отца не осудит’,— рассуждал сам с собою Иван Галка, с любовью смотря на своего черноглазого сына, как две капли воды похожего на него.
Яша стремительно бежал по полотну дороги. Он даже шапку скинул: так, казалось ему, легче бежать против ветра. Совсем стемнело, по обе стороны полотна расстилались бесконечные поля, летом зараставшие кукурузой и подсолнечником.
Мальчик мчался, и тревожные мысли мелькали в его голове. Он и сам беспокоился об отце. Мать уговаривая потому, что она ребенка кормит, чтобы не так сильно убивалась. ‘И куда мог пропасть отец? Такой он заботливый к своей стрелке, к поездам’…
Яша, не помня себя, мчался но направлению к ‘Рыжовке’. Кругом было все так знакомо. Здесь он вырос и провел всю свою двенадцатилетнюю жизнь: он знал на память каждый куст, тропинку, казалось, каждый пригорок, даже камень. Уже три года ездит мальчик на поезде в школу. Вот скоро на 6-й версте будут лощина, овраг и через него мост. Дубовые деревья и кустарники покрывали густой зарослью всю лощину. Яша вспомнил, что отец говорил, будто это самое опасное место на их участке. Там могут спрятаться бандиты и напасть на поезд. Про этих бандитов много рассказов ходило на станциях и во всех станицах кругом. Говорили, что на других дорогах они устраивают крушения, разбирают рельсы, нападают на поезда, грабят почту, пассажиров и даже убивают людей. После войны много таких разбойничьих шаек скрывалось по лесам, особенно на юге.
Яша пробежал уже версты три или четыре. Вот уже очертания деревьев, точно черная туча, виднеются вдали. Там овраг и мост. Мальчик еще прибавил прыти… Живо добежал он до первых кустов леса… И вдруг насторожился… Что это такое?! Направо в лесу шорохи… говор… движение… Нет, это ветер. Вот опять… Он ясно слышит движение и будто говор в овраге. Вот между деревьев блеснул огонек и погас. Точно кто-то закурил папироску.
‘Бандиты! Бандиты! — с ужасом молнией пронеслось в голове Яши.— Конечно, бандиты’. Сердце его застучало шибко, шибко… Он приостановился, замер на месте… Ему стало жутко. Бандиты поймали отца и увели… что делать? Бежать на станцию?.. Нет, он вернется к матери. Ему страшно. Он весь дрожал… Вернуться, или бежать? Он вспомнил, как отец всегда говори л: ‘долг, долг прежде всего’. Там со станции пойдет поезд. Бандиты нападут на него. Он побежит навстречу, зажжет фонарь и будет кричать изо всех сил. Как страшно! Лучше вернуться к матери. Он вспомнил: ‘ пионер должен быть храбрый’. И, подавив в себе страх, он помчался по рельсу дальше, скользя, точно на коньке… И вдруг со всего размаха оборвался, упал на полотно и больно стукнулся обо что-то твердое, чего он не разобрал в темноте. Мальчик сразу сообразил, что рельсы разобраны, и ощупал рукой, что дерево повалено поперек полотна. Значит, действительно, в лощине бандиты. Это они приготовили крушение поезда. И ждут его. Не помня себя от страха, Яша свернул в сторону налево и стал пробираться знакомой тропинкой, с опаской взглядывая в ту сторону, где по временам слышались шорохи и вспыхивал огонек… Вдруг у спуска в овраг, около моста, он услышал стон — не то мычанье, не то заглушенное кряхтенье. Ужасное предчувствие пронеслось в голове мальчика, и он бросился туда… Там лежал около кустов человек и так странно но то стонал, не то мычал. По очертанию Яша разглядел и сразу узнал, бросился на колени и охватил руками длинное, худощавое тело.
— Батя!.. Батенька… Да как же ты? Связан… Что это?! — Он ощупывал отца руками, видел, как он бился и вздрагивал. Охватил голову и заметил, что рот его забит тряпкой… Отец едва дышит, вздрагивает.
— Сейчас, сейчас, батенька… Развяжу тебя…
Мальчик проворными руками вытащил тряпку изо рта… и рыдая, прильнул к дорогой голове. — Сейчас распутаю тебя…
Иван вздохнул глубоко… и едва слышно прошептал:
— Тише… услышат… Беги скорей на станцию! Может, успеешь… Там — поезд!
— Я распутаю тебя… Побегу к маме…
— Нет… На станцию, на станцию! Скорей!
— А как же ты? Тебя убьют. Я не уйду. Пусть вместе…
— Боги на станцию! Спасай поезд! — прерывисто и строго прошептал отец, — там люди… почта… Большие советские деньги… Беги скорей!..
— Как тебя оставить?.. Что скажет мама?— захлебываясь слезами, проговорил мальчик.
— Мать знает… Долг прежде всего… Ты — сын стрелочника… Тебя, тебя тогда не пожалел. И поезд спас. Оставь меня! Не трогай! Беги!
Яша в волнении встал… Больше не смел противоречить отцу. Но в волнении колебался.
— Поцелуй меня и мчись, как стрела… Ты — мой сын! — был строгий наказ.
Яша крепко поцеловал жесткие щёки отца, погладил его по голове и больше не колебался, не задумывался. Он должен сделать, как приказывает отец.
Он выбежал на полотно дороги, и в быстром беге не переставала работать его голова. Он бежал и думал: ‘Что делать? Как спасти отца? Бандиты увидят, что вынута тряпка изо рта, догадаются и убьют отца. Как страшно! Какое горе! А мать-то как там убивается’!.. ‘Пионер должен быть находчив’, — мелькало в уме мальчика, и он искал в себе этой находчивости. Он уже выбежал из полосы леса и вдали, по той стороне, где были бандиты, он заметил в темноте стог соломы…
‘ Подожгу его. Бандиты испугаются — прибегут… Отведу их от отца’.
Задумано — сделано. Перебежав полотно, Яша с заветренной стороны поджег голому. И она ярко запылала… Здесь же Яша сбросил башмаки, чтобы легче было бежать. И, напрягая все свои силы, помчался то по полотну, то по дорого, то по рельсу.
Яша прибежал на станцию в ту самую минуту, когда с противоположной стороны подходил поезд.
— Бандиты! Бандиты! — изо всех сил крикнул мальчик и, обессиленный, упал на платформу.
Крик был услышан. Со всех сторон бежал народ. Кто-то сердито сказал: ‘ Это мальчишка нарочно хулиганит… Какой-то беспризорный’.
Стала собираться толпа. Высыпали пассажиры из вагонов.
— Смотрите! Ведь это пионер, у него красный галстук на шее, — проговорила какая-то женщина.
— Глядите-ка, у мальчика на лбу кровь… И ноги в крови, — жалостливо сказала старушка, державшая за руку маленькую девочку.
Яша очнулся, пришел в себя, вскочил на ноги и, дико озираясь, отрывисто заговорил, выкрикивая несвязно слова: ‘ Там рельсы сорваны! Бандиты в лощине!.. Бревно лежит! Приготовили крушение!.. Отец мой лежит связан!.. Там бандиты!’— он махнул рукой вдаль.
— Что ты мелешь? Да ты врешь! Откуда ты явился? Коли врешь, тебе здорово влетит!— крикнул кто-то в толпе. Заговорили все наперерыв.
— И что это за мальчишка? Что-то пугает и врет… Смотрите, какой прыткий… Какую сказку развел… Видно, что врет с перепугу…
— Пионер никогда не врет, — гордо сказал мальчик. И вдруг закрыл лицо руками и всхлипнул. Он вспомнил про отца. — Надо скорее! Отец мой связан лежит. Он — стрелочник.
В это время подошли станционный сторож, милиция, служащие, носильщики.
‘Что здесь такое случилось?’
— Да никак, это Яшка — Ивана Галки сынишка, — выкрикнул старческий голое.
— Он и есть! Яшка, откуда ты прибежал? Что случилось? Горит у вас? Где отец? Напали?
— Смотрите, у него и лицо и ноги в крови. Босой. В перепуге… Говори скорее, что случилось?!
Подошел начальник станции узнать, в чем дело.
— Рассказывай толком… — приказал он мальчику.
— Бандиты! Там бандиты… Рельсы сломали! Дерево навалили!.. Отца веревками скрутили! Тряпку в рот запихали! — отчаянно выкрикнул мальчик, присел в изнеможении на землю и залился слезами.
— Перестань реветь! Говори скорее, где и что случилось… Встань! Успокойся!
Яша, задыхаясь, взволнованно рассказал все, как было. Начальник сразу понял, почувствовал правду в детских словах. Он приказал задержать поезд и быстро пошел сделать нужные распоряжения.
Через несколько минут паровоз с тендером и с одним товарным вагоном быстро отошел от станции. В товарном вагоне сидели сам начальник станции, служащие, милиция и охрана из красноармейцев, которые на юге часто сопровождают почтовые поезда.
На лавке, скорчившись в клубочек, сидел Яша. Он уже несколько раз все рассказал подробно. Теперь молчал, как убитый. Все его мысли были там, у моста… около связанного отца. Он вздрагивал и громко вздыхал.
— Не бойся, паренек! Не охай, товарищ! Отца отстоим! Мы живо… Вон уже деревья виднеются, — утешали его красноармейцы.
В это время паровоз замедлил ход. Красноармейцы встали, нацелили ружья в открытые двери и дали гало… Вдали, в лесу послышалось движение. Оттуда тоже раздались вы- стрелы слабые, недружные. И скоро все стихло. Точно вымерло.
Поезд остановился. Приехавшие выбежали из вагона. Замелькали фонари. Разобранный путь, груда набросанных деревьев ярко освещались огнями паровоза.
— Разбойники все удрали… Их там было немного. Догадались, что плохо им будет…— говорили красноармейцы.
— Смотрите, какую баррикаду настроили. Действительно, крушение поезду приготовили. Поживиться хотели… Да не удалось…
— Молодчина пионер! Яшка! Яша! Где ты? Иди сюда скорее! — звали со всех сторон мальчика.
Но его и след простыл… Не помня себя, он мчался туда, где лежал отец… И страшные мысли проносились в голове: ‘ Найдет ли в живых?.. Или бандиты убили? Тряпка изо рта вынута… Догадались… А может, убежали, когда заметили пожар… Что же он мог придумать’?..
— Батя! Батенька! Жив ли ты? — рванулся мальчик к лежавшему на старом месте отцу.
И в ответ услышал тихий, радостный стой:
— Поспел?! Спасибо… Хорошо! Долг прежде… Спасибо, Яша!
К тому же месту спешно подошли все приехавшие: начальник станции, служащие, красноармейцы, милиция.
— Ну, Иван, гордись сыном! Молодчина твой пионер! Хороший будет стрелочник… Весь в тебя, — говорили товарищи, быстро и осторожно развязывая и распутывая связанного.
— Поди-ка-сь, как бежал парнишка, душа в пятки уходила… Все ножонки в крови… И лоб разбит, — заметил старый машинист с паровоза.
— В отца уродился… Знаем, как отец поезд спас… Какой прыткий, сметливый… Ведь всего-то ему 12 годков… Ишь, как довелось послужить трудовому народу… Да еще в пионерском звании, — говорили в толпе и хвалили мальчугана.
А счастливый Яша жался к отцу, все время оглядывая его при свете мерцавших фонарей и тревожно спрашивая:
— Батя, тебе больно? Руки-то повреждены? Ноги болят? Батя, дойдешь ли?
— Ничего! Ничего… Дойду. Все прошло, сынок. Спасибо тебе! — отвечал Иван.
Начальник станции погладил по голове Яшу и сказал:
— Ну, пионер, ты храбро, честно послужил народу. Скольких ты спас от смерти! Будем тебе хлопотать награду за спасение поезда. А отцу спасибо за сына!
Мальчик вытянулся, поднял руку и браво ответил:
— Всегда готов!
Иван с сыном в темноте медленно брели по полотну железной дороги к своему дому.
— Смотри, сынок, много не говори матери… Она испугается. Ребенка кормит. Опасно. Еще молоко в голову бросится, — сказал отец.
— Зачем я стану говорить!.. Знаю… — серьезно ответил сын.— Ой, батя, как она тревожилась! Свету не видела. С лица вся изменилась, стала белая, как мел…
— Ну, то-то! Скажем, что поезд опаздывает.
— После все расскажем… Ой, как она там тревожится!
— Ты не проговорись… Испугается, бедная… Надо исподволь… Лоб твой, ноги надо обтереть, чтобы кровь не заметила.
A Маша в страхе бежала навстречу, издали заслышав шаги и голоса.
— Оба живы?!.. Оба живы? Идите скорее! — крикнула она.
— Живы и здоровы. Поезд опаздывает. Не тревожься… — ответили ей родные голоса.
— Живы!.. Живы!.. — твердила женщина, обнимая мужа и сына.
1927 г.
Источник текста:
Отд. изд. Лукашевич К. В. ‘Сын стрелочника’, М., ‘Изд. Г. Ф. Мириманова’, ‘Искра Революции’, 1927 г. Серия ‘На помощь деревне и школе’.
Печатается по этому изданию.