Николай Шебуев
Николай Шебуев
Святой грех
Святой грех
1.
1.
2.
2.
3.
3.
4.
4.
5.
5.
6.
6.
7.
7.
8.
8.
9.
9.
—————————————————-
Святой грех, Шебуев Николай Георгиевич, Год: 1911
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Великопостный звон, густой, тяжелый, сутуло полз по крышам монастырских зданий.
И смешивался с воркованием голубей и весенним чиликаньем воробьев.
И пронизывал толстые, холодные стены каменных громад.
И проникал в каждую келию.
Словно улей монастырь.
Словно большие каменные соты эти стены выросли из земли. Встали и стоят, строгие, бледные, молчаливые.
И весь этот сот из ячеек-келий составился.
И в каждой келии теплится лампада неугасимая перед Владычицей.
И пахнет воском свежим, да маслом лампадным, да росным ладаном.
И во все-то келии звон страстной проникает.
От него не уйдешь, — не убережешься, — не спрячешься.
Звон проникает, а воркование голубиное, да воробьев чиликанье, да свет весенний, да небо ясное — там за стеной остаются.
Там за стеной весна идет.
Со всех сторон сюда грехи стекаются.
Далеко-далеко разлилась слава о настоятеле лавры о. Флорентии-исповеднике.
Из господских хором идут грехи барские, — сытые, умытые, причесанные.
Идут и улыбаются, идут и хороводятся, друг дружке руку подают, друг дружке идти помогают.
Идут вольготно, бодро, словно на смотр солдатики.
Из мужицких изб идут грехи холопские, — голодные, холодные, лохматые.
Идут — с ноги на ногу переминаются, идут — прижимаются, сутулятся, друг дружки сторонятся.
Идут с оглядкой, с опаской, с заминкою, идут — кряхтят, словно несут подати.
Из города идут грехи каменные.
С земли идут грехи земляные.
С воды идут грехи рыбацкие.
С ученья идут грехи ученые.
С неученья идут грехи неученые.
С воли идут грехи вольные.
С неволи идут грехи невольные.
Молодые грехи да старые, мужские грехи да женские, — идут, спешат-торопятся к о. Флорентию на исповедь.
Полутьма в келье настоятеля, седовласого старца Флорентия.
Пред Владычицей неугасимая теплится.
Пахнет маслом лампадным, да воском, да ладаном.
Семьдесят недель страстных уж о. Флорентием прожито.
Семьдесят весен, лет, зим и осеней.
И бела его борода и голова серебряна, — словно верба — ягода пушистая.
Страда пришла — великий пост.
Страда пришла…
Ходит Лукавый по миру, ходит, мутит-крутит, души христианские в полон берет.
Ходит Лукавый и семена сеет, — направо, налево и в сторону.
И из тех семян грехи вырастают, ядовитые, колючие, жесткие.
И глушат в душе ростки добрые, — от семян других, Богом сеянных.
Страда пришла…
Потрудился Лукавый особенно, — уродилось грехов видимо-невидимо.
С четырех утра о. Флорентий в епитрахиль облачился.
Все идут к нему и грехи свои, тяжесть душевную сваливают.
И уходят просветленные.
И много, много тайн погребено здесь в этой мирной келии.
Бурных, пламенных, страстных, кровеносных, беспокойных, человеческих до зверства тайн.
Много тяжких грехов, много ужасных преступлений могли бы раскрыть эти немые, как могила, стены.
Всех встречал о. Флорентий одинаково любовно и радостно.
Много он пожил, претерпел, переболел сквернами людскими, — страстями кипучими.
И отошел он от них.
Так далеко отошел от страстей, что все они ему издали одинаково маленькими кажутся.
Оскоромился ли в пост великий человек.
Или пожелать жены искреннего своего.
Или имя Господне всуе помянул.
Или с женщиной прелюбы сотворил.
Или словом, делом, помышлением убил ближнего. Или слова данного не сдержал.
Или кумир себе сотворил на земли низу, на небеси горе, или в водах под землею.
Или слово в сердцах вымолвил непотребное, матерное.
Или украл что у ближнего своего.
Или на друга своего послушествовал ложно.
Или в церковь ходить ленился.
Все грехи издали для него маленькими кажутся.
А вблизи всякий человек для него человек.
Для всех его душа, как лампада неугасимая, одинаково тепло теплится.
Отошел о. Флорентий от мира.
А вот теперь к нему мир в келию сам вошел.
Вошел мир самый немирный, самый неприглядный, самый циничный.
Вошла вереница грехов, — снов соблазнительных, демонски прекрасных.
Сны грехов.
Трепеты раскаяний.
Сколько их, грехов-то, старанием о. Флорентия с четырех часов утра до четырех пополудни, спины не разгибая, отпущено!
И спина больше не разгибается, и молитву разрешительную шептать уста устали, — высохли.
— На сегодня, кажется, все! Больше никого нет.
И мысли в голове затуманились — высохли!
— Не знаю, о каком грехе и спрашивать. Все грехи позабыл.
А тут вот и вошел в его келию самый большой грех.
Двое вошли.
Рослые, плечистые, коренастые.
С именем Господним на устах:
— Во имя Отца и Сына, и Святого Духа.
С знаменем крестным:
— Благослови, отец!
Благословил старец.
— Исповедай нас.
Облачился о. Флорентий, — епитрахиль надел. Епитрахилью хотел грехи их прикрыть.
Не знал, какой грех вошел.
За евангелием повернулся.
И упал без чувств.
Грех вошел в келию.
Не отголосок греха.
Не тень греха, — не покаяние о грехе, не сокрушение о грехе.
Самый грех вошел.
Большой, кровавый, смертельный грех вошел.
Кислотою плеснули в очи старика.
За горло о. Флорентия схватили.
Рот заткнули.
Стиснули. Душить начали.
Сейчас запах крови человеческой к запаху ладана примешается.
Сейчас погаснет неугасимая лампада.
Лампада, которая так тепло семьдесят два года теплилась.
Лампада души о. Флорентия.
Большой, кровавый, смертельный грех наступил на грудь старца.
И вдруг случилось чудо.
В дверь келии постучались.
Постучались маленькие грехи.
Две монахини принесли свои грехи.
Что это за грехи?
Или в церкви о житейском вспомнила?
Ила четки перебирала неотчетливо?
Или в пост успенский молочком оскоромилась?
Или раннюю проспала, — прости Господи?
Или мать-игуменью осудила мысленно?
Или сон враг людской наслал соблазнительный?
Не зажгу я лампаду полночную,
Не прочту я вечерний канон,
Мою душу мечтою порочною
Взволновал неразгаданный сон.
Он мне снился во сне неразгаданном
Жарче воска пасхальной свечи,
От одежд его веяло ладаном,
От чела исходили лучи…
Какие еще грехи у монахини?
Маленькие, маленькие, безгрешные грехи пришли исповедоваться.
И вот маленькие грехи постучались в дверь келии как раз в ту минуту, когда большой грех готовился сотворить свой кровавый пир.
— Ведь, к нему много приносят, к этому старику, за исповедь.
Бедные — медь. Средние — серебро. Богатые — золото.
— Наше будет! Наше будет золото! Через кровь будет нашим золото!
Но — маленькие грехи постучались — чудо свершилось. Большой грех испугался.
Задрожали сильные, плечистые, коренастые люди. Отпустили старца.
И бежал большой грех от лица маленьких, святых грехов.
И исчез яко тает воск от лица огня.
И не удалось поймать нигде тех разбойников.
— Ну, да Господь с ними! — говорит о. Флорентий. Плеснутая в очи старцу кислота очей не выела.
Мимо угодила.
Здравым остался старец праведный.
Спасли ему жизнь и очи святые грехи инокинь.
Оправился от перепуга и помятости о. Флорентий.
Возблагодарил Господа за спасение чудесное молитвой благодарственной.
А на утро опять за свое — исповедовать.
И опять потекли грехи к о. Флорентию в келию, пуще прежнего потекли, — увидал народ, что не простой человек старец-исповедник, а Богом замеченный.
И тут вот опять постучались в двери около полудня.
Вздрогнул о. Флорентий.
Недоброе ему что-то стук напомнил.
— Войдите.
Двое вошли.
Рослые, плечистые, коренастые.
Сразу узнал их о. Флорентий.
— Во имя Отца и Сына, и Святого Духа.
С знаменем крестным вошли.
— Благослови, отец.
Благословил старец.
— Исповедай нас!
Облачился о. Флорентий, епитрахиль надел.
Сперва одного из них епитрахилью прикрыл.
Слышит что-то обожгло ему руку, как вчера кислотой брызнуло.
Не отдернул руки старец, — понял он, что не кислота жгучая, а слеза горячая из очей раскаявшегося брызнула.
— Большую тяжесть на душе имеем. И во всем мире только ты один ее снять можешь!.. Прости нас, отец, — вчера, силен враг человеческий, тебя задушить умыслили… Бог тебя спас… Вошел в виде монахини. Спаси и ты нас!.. Души наши спаси… Прости нас, окаянных…
— Бог простит…
И слова старца прикрыл властный удар монастырского благовеста.
Источник текста: Николай Шебуев. Собрание сочинений. Т. I. 1911.
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.