Святки.
Святки.
(Изъ дорожныхъ очерковъ В. И. Немировича-Данченко).
‘Нива’, No 52, 1874
Святки, Немирович-Данченко Василий Иванович, Год: 1874
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Какъ то на святкахъ пришлось мн хать въ Костромскую глушь. Съ вечера поднялась метель — прямо въ лицо мн и ямщику. Взрываемый вихремъ снгъ билъ въ глаза пугливо-храпвшимъ конямъ. Я пробовалъ заснуть — не тутъ то было. То тоскливый свистъ вьюги, то обледнвшіе комья изъ-подъ копытъ лошадей будили меня. Къ тому же примшивалось крайне непріятное ощущеніе. Давно уже направо и налво пропали верстовые столбы и мой автомедонъ халъ цлиною, полагаясь на ‘авось, небось да какъ нибудь’. Сани то сплошь възжали въ сугробы рыхлаго снга, такъ что онъ покрывалъ и подушки, забирался подъ полость, растаявъ сбгалъ за воротникъ мн,— то лошади выносили насъ на верхушки холмовъ, съ которыхъ втромъ свяны были малйшія порошинки снга. За то тутъ было свое неудобство: насквозь пронизывающій сверо-восточный втеръ охватывалъ насъ такимъ морознымъ дыханіемъ полюса, что мы право не знали гд искать спасенія, въ какую щель уйти отъ этой вьюги… Иногда насъ окутывало совершенно тьмою. Я видлъ впереди только спину моего ямщика, широкій задъ пристяжныхъ — и вс он точно плавали въ однообразномъ мор сраго тумана.
Только разъ сквозь тучи ярко засіялъ намъ мсяцъ.
На одинъ мигъ словно на густомъ фон выступило и пропало громадное синевато блое пространство, по которому съ какою то захватывающею душу быстротою ходили во всхъ направленіяхъ завивающіеся столбы благо снга. Потомъ опять насъ охватила со всхъ сторонъ тьма, еще безотрадне прежней! Только гд-то въ тучахъ чуть мерещился блсоватый слдъ луны…
Не стану описывать, какъ мы плутали по этимъ равнинамъ, какъ мы попали въ какой-то лсъ, едва выбрались оттуда, какъ втви деревъ осыпали насъ снгомъ. Кто помнитъ описаніе мятели у графа Толстаго, тотъ хорошо пойметъ тогдашнія мои впечатлнія. Скажу только, что около полуночи уже мн удалось почти ощупью попасть въ какое то село, лежавшее далеко отъ сторон отъ большой дороги, по которой намъ слдовало хать.
Здсь еще не спали. Изо всхъ оконъ лились на улицу желтоватыя тусклыя полосы свту. Вмст съ визгомъ и воемъ метели слышались обрывки какихъ-то псенъ, относимыхъ втромъ въ сторону. Только что зацпишься за какой нибудь мотивъ, и вихрь ужъ унесъ его Богъ знаетъ куда — въ какую-то даль, гд вмст съ плачемъ вьюги встрчаетъ онъ дружный вой голоднаго волчьяго стада. Помню только, что при поворот сельской улочки прямо въ меня ударила какая то ругань, и затмъ я ясно разслышалъ:
— Тетка Арина, а тетка?
— Чиво?..
— Зажми хво—остъ отъ… Зажми хвоостъ!.. Ишь онъ у тебя закорючкой… Зажми…
— Ахъ ты! чтобъ тебя чер… Но тутъ опять вмшался втеръ и несомннно остроумный отвтъ тетки Арины полетлъ прямо въ сторону, въ какую-то смутно обрисовывавшуюся во тьм, голую зимнюю рощу.
Наконецъ мн удалось пристать въ избу.
Хозяева еще не спали. Дти толпились кучею у оконъ, точно въ этой тьм можно было что нибудь разглядть тамъ. Меньшой изъ нихъ такъ впился въ стекло, что когда онъ обернулся ко мн — на носу у него долго было замтно блое съ пятачекъ пятно. Молодица то вбгала въ избу, то выбгала на крылечко.
— Посиди, Мариша, что ты нон?
— Я матушка только на минутую… Тутъ Грунька у Потапыча рядится…
И опять слышится щелкъ дверей, а спустя минуту Мариша вбгала назадъ, внося съ собою въ душную атмосферу избы холодную, струю уличнаго воздуха.
Кто-то кряхтлъ на печк, да гд-то заливался неугомонный сверчокъ, точно онъ хотлъ перекричать эту метель.
Только-что я усплъ дождаться самовара, какъ въ избу ввалилась цлая партія ряженыхъ. Тутъ были и медвди, у которыхъ изъ-подъ вывернутыхъ шерстью вверхъ овчинъ торчали подбитые гвоздями сапоги, кричала и коза, у которой голосъ куда какъ походилъ (по заявленію Машутки, хозяйской дочери) на Грунькинъ.
Дти кучей бросились къ матери и заорали благимъ матомъ, пока Машутка не успокоила ихъ прикрывая полой отъ воображаемыхъ чудовищъ. Но и тогда они не ршались выйдти къ ползавшему по полу медвдю съ сапогами. Старшій съ пугливымъ любопытствомъ выглядывалъ изъ-за руки Машутки. Одинъ только — и то самый младшій ребенокъ, какой-то пухлый, блесоватый, казавшійся издали блднымъ пятномъ, невозмутимо сидлъ у печки, поджавъ подъ себя ноги и глядя на чудовище…
Мн понадобилось крикнуть ямщика — и я вышелъ.
Не смотря на тьму на крылечк, я наткнулся на оригинальную сцену.
Медвдь (изъ оставшихся на двор) обнималъ хозяйскую дочку, а та и не думала отбиваться отъ ласкъ страшнаго звря.
Машутка было сконфузилась замтя меня — и шмыгнула въ избу.
— Не говорите маменьк! прозвенлъ ея серебристый голосъ въ моихъ ушахъ.
Она еще и на другой день краснла и потупляла глаза, встрчая мой взглядъ.