Евгений Венский
Евгений Венский
Святая простота
Святая простота
|
|
* * *
* * *
* * *
* * *
ПРИХОД
РАСХОД
* * *
Святая простота, Венский Евгений, Год: 1926
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Библиотека сатиры и юмора.
Евгений Венский. Реальный метод.
Издательство ‘ЗИФ’. 1926
В пользу германских рабочих.
Так было сказано на афише крупными буквами с указующим перстом. Пониже, еще крупнее, было обозначено, что дан будет приезжими гастролерами из Москвы и Питера гоголевский ‘Ревизор’, а пониже — заглавия отдельных актов:
А самым крупным шрифтом, тем самым, которым местная ‘Крымзинская Правда’ печатала свой заголовок, так и лезло с афиши:
Первый раз в г. Крымзе. Конструктивная постановка… По Вс. Мейерхольду… Био-механика… Акусматика… В макетах худ. Бряк-Бряковецкого… Дальше — шрифтом, обыкновенно употребляемым на лозунги — ‘Подписывайтесь на наш аэроплан’ или ‘Покупайте облигации сахарного займа’, — стояли прочие детали, артисты по алфавиту, цены местам, начало и конец спектакля и т. п.
Козел местного брандмейстера, обычно срывавший все афиши в городе тотчас же по их появлении, на этот раз отнесся к ним очень корректно: внимательно перечитал, подумал и что-то пробурчал.
Не зная в должной мере козлиного языка, мы не можем привести здесь его слов.
По этой козлиной причине весь город узнал о спектакле знаменитых гастролеров и повалил за билетами.
Отложили на завтра заседание Губоно, комиссия по изысканию каких-то средств в Губпродкоме вовсе не собралась, парикмахер против театра пригласил на этот вечер пять помощников из безработных для завивки, прически и маникюров крымзинских дам, а барышник Костька вдруг потерял свой альт и заказывал в кафе ‘Прима’ шоколад солидным баритоном, хотя шоколад заедал осетриной и морщился.
Ровно в 8 часов театр был залит светом, народом, гомоном и музыкой. Завподиск тов. Поздняков начал говорить несколько слов о предстоящем спектакле, о конструктивизме, акусматике и т. д., но к 9 часам, как раз на половине его речи, с галерки бешено зааплодировали, прерывая речь, а дьякон Вавила Духосошественский, сидевший там в штатском тулупе и светской мерлушке из зайца, добротной октавой выразил всеобщее пожелание на весь театр:
— Давай ‘Ревизора’! А с брехом катись колбаской до Средней Спасской!..
Тов. Поздняков помигал, развел руки и ушел. Поднялся занавес…
Слева на ‘просцениуме’ вверх ногами лежал кухонный стол. На одной его ножке висела серая шляпа режиссера, а на другой торчал глобус из школы. На другой стороне, справа, на ящике из-под папирос ‘Шутка’ стояла в наклонном положении лестница театрального маляра, а на ней развевалось несколько маленьких американских флажков и пальто суфлера. Посередине стоял боком топчан из казармы, досками в зал. На досках было что-то написано по-китайски, нарисованы геометрическая формула и рожица в кругу с палкой. А над всей сценой болталась трапеция, на которой сидел Городничий и читал ‘Крымзинскую Правду’. Тяпкин-Ляпкин сидел между ножками опрокинутого стола и чинил сапог, а остальные персонажи в продолжение всего акта упражнялись в марафонском беге, шведской гимнастике, коллективном кукурекании и мяукании.
Акт кончился в могильном молчании. Только дьякон снова вздохнул на весь театр и вслух октавой подумал:
— Огребли денежки!.. Одначе, — итти покурить…
В фойе начались дискуссии.
— Что же это такое, позвольте вас спросить? А говорили — ‘Ревизор’!
— Конструктивная постановка, Анна Павловна, в концепции перманентного достижения, как динамический этап в революционной поступи искусства…
— Ах! Инструкция инструкцией, а все-таки лучше бы лимонадцу…
— Вы, товарищ Чурсин, не так подходите. Доминирующий канон фактуры или, вернее, архитектоники макета в плоскости, разрешенный в данном аспекте…
— Вы, значит, не читали во втором No ‘Лефа’… Впрочем, в данном случае вы сами видите: материализация фантома гоголевской эпохи не выдерживает революционной критики: трапеция определенно выявляет соглашательский уклон с амплитудой от Городничего до Земляники, сапог у Тяпкина не созвучен идеологическому комплексу акусматики, кроме того, Анна Андреевна сморкается явно вопреки дисгармонии джаз-банда. Вы не наводите?.. В ней слышится что-то от Грига, от Рахманинова, даже от Масснэ.
— Ну-с, Трифон Матвеич, как-с?.. А? Загвожено!
— Био-механика-с!
— Товарищи-граждане, вы в театре, а столь выражаетесь…
— Извините, у нас билет-с, 17 ряда… Мы не даром…
— Айдате, Марь Платона, в биоскоп био-механику смотреть. Гораз весельше… Там такую акусматику разведут, сам митрополит трепака спляшет…
За сценой стучали молотки, готовилась новая био-акусматика…
В номерке гостиницы ‘Лондон’ поздно ночью сидели антрепренер труппы и его кассирша. Гастролеры составляли ‘калькуляцию’ для отчета:
Выручено за билеты 934 рубля
‘ ‘ програм. 72 ‘
‘ ‘ корешки 317 ‘
Итого 1.323 рубля.
Музыкантам 111 руб.
За угощение 43 ‘
Установка макета 300 ‘
Свет 100 ‘
Распорядителям 25 ‘
Конферансье 25 ‘
Кассирам 12 ‘
Билетерам 12 ‘
Дирижерам 4 ‘
Бутерброды артистам 27 ‘
Артистам гонорары 733 ‘
Итого 1.311 руб.
— Правильно, мамочка?
— Правильно! А не будет придирки?
— Голубенок, так ведь мы же даем им чистую прибыль! Кабы не хватило, тогда так-сяк, а то вынь да положь 12 рубликов!.. Хе-хе-хе…
— А расписки от всех заготовлены?
— От всех, мамочка, от всех… Поцелуй меня, мамочка… А за это вот тебе 15 червончиков… От частого сердца!..
— Тише! За стеной…
За стеной не было ничего слышно. Секретарь ‘Крымзинской Правды’ разорвал уже 16 листков, составляя статью о помощи германским рабочим.
Несмотря на то, что каблук Штреземана раздавил революцию, что шипящие гады Гитлера, Людендорфа, Кара и разных Пуанкаре еще не успокоились, — тем не менее рабочие Германии будут стоять на своем революционном посту…
Вчера театр нашего города был переполнен. Не было живого места в театре. Весь сбор поступил в пользу германских рабочих. Спасибо, товарищи!
Спасибо, граждане!..
Дальше секретарь писать не мог. Пробило четыре. Он уронил ручку и заснул…