Дмитрий Кедрин Сводня ---------------------------------------------------------------------------- М., Правда, 1990 ---------------------------------------------------------------------------- {* Глава из неоконченной поэмы о Пушкине.} Подобно старой развратнице, вы сторожили жену мою во всех углах, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного, или так называемого сынв, и, когда, больной венерической болезнью, он оставался дома, вы говорили, что он умирал от любви к ней, вы ей бормотали: 'Возвратите мне сына'. Из письма Пушкина к Геккерену. 'Не правда ли, мадам, как весел Летний сад, Как прихотлив узор сих кованых оград, Опертых на лощеные граниты? Феб, обойдя Петрополь знаменитый, Последние лучи дарит его садам И золотит Неву... Но вы грустны, мадам?' К жемчужному ушку под шалью лебединой Склоняются душистые седины. Красавица, косящая слегка, Плывет, облокотясь на руку старика, И держит веер страусовых перьев. 'Мадам, я вас молю иметь ко мне доверье! Я говорю не как придворный льстец, - Как нежный брат, как любящий отец. Поверьте мне причину тайной грусти: Вас нынче в Петергоф на праздник муж не пустит? А в Петергофе двор, фонтаны, маскарад! Клянусь, мне жалко вас. Клянусь, что Жорж бы рад Вас на руках носить, Сикстинская мадонна! Сие - не комплимент пустого селадона, Но истина, прелестное дитя. Жорж хочет видеть вас. Жорж любит не шутя. Ваш муж не стоит вас ни видом, ни манерой, Позвольте вас сравнить с Волканом и Венерой. Он желчен и ревнив. Простите мой пример, Но мужу вашему в плену его химер Не всё ль одно, что царский двор, что выгон? Он может в некий день зарезать вас, как цыган. В салонах говорят, что он уж обнажал Однажды свой кощунственный кинжал На вас, дитя! Мой бог, какая низость!.. А как бы оценил святую вашу близость Мой сын, мой бедный Жорж! Он болен от любви! Мадам, я трепещу. Я с холодом в крови, Сударыня, гляжу на будущее ваше. Зачем вам бог судил столь горестную чашу? Вы рано замуж шли. Любовь в шестнадцать лет Еще молчит. Не говорите 'нет'! Вам роскошь надобна, как паруса фрегату, Вам надобно блистать. А вы... вы небогаты... И мужа странный труд, вам скушный и печальный, И ваши слезы в одинокой спальной, И хладное молчание его. Сознайтесь: что еще меж вами? Ничего! К тому ж известно мне, меж нами говоря, Недоброе внимание царя К супругу вашему. Ему ль ходить по струнке? Фрондер и атеист, - какой он камер-юнкер? Он зрелый муж. Он скоро будет сед, А камер-юнкерство дают в осьмнадцать лет, Когда его дают всерьез, а не в насмешку. Царь памятлив, мадам. Царь не забыл орешка, Раскушенного им в восстанье декабря. Смиреньем показным не провести царя! Он помнит, чьи стихи в бумагах декабристов Фатально находил почти что каждый пристав. Грядущее неясно нам. Как знать: Тот пагубный нарыв не зреет ли опять? Ваш муж умен, и злоба в нем клубится, Не вдохновит ли он цареубийцу, Не спрячет ли он сам, кинжала под полу?| В тот день, мадам, на Кронверкском валу Он может быть шестым иль в рудники Сибири Пойдет греметь к ноге прикованною гирей. Не тронется семьей ваш пасмурный чудак! А вас тогда что ждет? Чердак, мадам, чердак! А между тем... когда б вы пожелали, - Вы были б счастливы, Вы б лавры пожинали Мой сын богат. В конце концов, мадам, Мой бедный Жорж не, неприятен вам. Когда б склонились вы его любить нежнее Вы разорвали б цепи Гименея, Соединившись с ним для страстных нег. Мне было бы легко устроить ваш побег. Вы б вырвались из мрачного капкана В край фресок Тьеполо, в край лоджий Ватикана, К утесам меловым, где важный Альбион Жемчужным облаком тумана окружен. Вы б мимолетный взор рассеянно бросали Кладбищам Генуи и цветникам Версаля, Блаженствуя в полуденной стране... Мадам, мадам, верните сына мне! Вы думаете - муж. Сударыня, поэты - Лишь дайте им перо да свежий лист газеты - В тот самый миг забудут о родне, Искусство их дарит забвением вполне. А будет он страдать, - обогатится лира: Она ржавеет в душном счастье мира, Ей нужны бури - и на лире той Звук самый горестный есть самый золотой! Но вот идет ваш муж. В лице его - досада...' 'Мой друг, я битый час ищу тебя по саду. Барон, вы в грот ее напрасно завели. Домой пора - поедем, Натали!' Красавица ушла, покинув дипломата. Он вынул кружевной платочек аккуратный, Поставил трость меж подагричных ног, В ладошку табаку насыпал сколько мог, Раскрыв табачницу с эмалькой Ганимеда, И сладко чхнул... 'Ну, кажется, победа!' 1937
Сводня, Кедрин Дмитрий Борисович, Год: 1937
Время на прочтение: 3 минут(ы)