Крупный германский промышленник Отто Вольф не выдвигает — поскольку мы знаем — своей кандидатуры в Прусскую академию наук, но, не довольствуясь миллионами, нажитыми во время войны и после нее, г. Отто Вольф пытается играть политическую роль в качестве человека круга генерала фон-Шлейхера. В его вилле собираются ‘благородные фашисты’ из папеновского круга вместе с дельцами из германских рефомистских профсоюзов и из заправил ‘левого’ крыла национал-социалистов, чтобы стряпать так называемый ‘третий фронт’, который должен явиться профсоюзным заслоном диктатуры немецкого финансового капитала, если правительство фон-Папена не удержится. И вот как бы в обоснование своей политической роли г. Отто Вольф выпустил недавно исторический труд, посвященный биографии Уврара.
Кто такой Уврар, знали только специалисты по экономической истории Французской революции, консульства наполеоновского режима и реставрации во Франции. Это — крупный спекулянт, начавший свою пиратскую карьеру с основания бумажных фабрик. Потом он пустился в большое плавание и был по очереди крупным спекулянтом по продовольствию, главным провиантмейстером франко-испанского флота, банкиром и поставщиком французского правительства времен Наполеона и реставрации. За это время, зарабатывая десятки миллионов, он то поднимался вверх на крыльях спекуляции, то опускался вниз, в тюремные подвалы, из которых выходил победоносным при помощи отложенных на сторону миллионов. Г-ч Отто Вольф пишет о нем с восхищением, с любовью, считая его гением, далеко превосходящим Наполеона. Вольфа настолько одушевил облик героя, что он написал поистине талантливую книгу, бросающую яркий свет на крупную буржуазию времен Французской революции.
Что увлекает г. Отто Вольфа, что позволяет ему, хорошему германскому патриоту, забыть пренебрежение, с которым относилась предвоенная германская буржуазия, воспитанная в страхе божьем и в страхе перед остельбскими юнкерами, к безбожной Франции, и выбрать своим героем дельца Французской революции?
Г-н Отто Вольф почувствовал классовым инстинктом настоящего предка германской буржуазии.
Рейхсканцлер фон-Папен в поисках идеологического прикрытия диктатуры финансового капитала выступает в средневековом панцыре, с рыцарским копьем в руках. Забывая, что является акционером завода фарфоровой и фаянсовой посуды, он говорит о восстановлении германского ‘санктум империум’, святой империи средневековых времен. Помещик и офицер ищет феодальных предков для королей германской промышленности, чтобы подчинить их старой полуфеодальной бюрократии. Г-н Отто Вольф не разыскивает предков в средних веках или даже в вильгельмовской эпохе. Он поднимает на щит спекулянта Французской революции, который умел наживать и при Конвенте, и при консульстве, и при Наполеоне, и при Людовике XVIII, который прошел огонь, воду и медные трубы. Указывая на оный высокий пример, г. Отто Вольф говорит своим братьям промышленникам по металлу и углю:
‘Вот пример гибкости, умелости, энергии, вот как можно выйти сухим из воды собственными силами. Что нам честные бюргеры времен фрейтаговских ‘Soil md haben’! Это — мелюзга. Что нам Круппы и Борзиги вильгельмовского времени, политически безвольные, полагающиеся на юнкеров? Будем же как мой герой, что умел у чорта изо рта вырвать золото’.
Самый факт выбора героем германской буржуазии французского спекулянта времен революции и реставрации свидетельствует о глубоком классовом инстинкте г. Отто Вольфа. Поэтому нельзя рассматривать книгу Вольфа как курьезный результат досугов крупного промышленника, как это делает германская пресса. В этой книге выражается новое самосознание капитанов германской промышленности, их убеждение, что они сумеют справиться с громадными задачами и затруднениями будущего.
Мы вспомнили книгу Вольфа об Увраре, когда нам в руки попал замечательнейший документ, а именно: статьи немецкого бюллетеня ‘Дейче фюрербрифе’, посвященные оценке внутренних политических задач германской буржуазии. Этот бюллетень издается доктором Францем Рейтером, долголетним сотрудником ‘Имперского союза немецкой промышленности’, руководящего объединения германского капитализма. Он предназначен для ограниченного круга главарей немецкой промышленности, которых ориентирует в политическом положении. Статьи этого бюллетеня, на которые мы хотим обратить внимание читателя, представляют собой образчик сознательных, почти марксистских, формулировок политического положения германской буржуазии, данных ее агентами. Возможность появления подобного документа, возможность подобной классовой сознательности у представителя германской буржуазии показывает, как далеко она ушла вперед политически по сравнению с германской предвоенной буржуазией, которая слепо доверяла свои судьбы имперской бюрократии. Расплатившись за это большим военным поражением, проделав большие политические маневры с народными массами при помощи разных рычагов, германская буржуазия накопила громадный политический опыт, которого раньше не имела. Правда, Эберт и Шейдеман не Робеспьер и не Марат, и они не бросали господ капиталистов в тюремные подвалы, как это делал Конвент или даже, в случае необходимости, Наполеон со спекулянтами своего времени. Но это отсутствие последнего испытания огнем компенсировалось тем фактом, что германским Уврарам противостояли 16 миллионов германских пролетариев — класс, являющийся непобедимым врагом, если бы он развернул все свои силы. Этот класс обмануть, разбить, запречь значительную его часть в колесницу победоносной буржуазии,— все это требовало громаднейшей ловкости даже при наличии германской социал-демократии, которая, отказавшись от революционных задач, пошла навстречу своей буржуазии. Без Шейдеманов и Эбертов германская буржуазия не могла победить пролетариат в 1918-1919 году, но без Тренеров, Шлейхеров господа Эберты и Шейдеманы не могли бы справиться со своей задачей так легко, как они справились. По обеим сторонам — и на стороне германской социал-демократии, и на стороне германской буржуазии — нужно было величайшее развитие тактических способностей, чтобы суметь сыграть ту игру, которая на 14 лет продлила жизнь германской буржуазии.
Статьи ‘Дейче фюрербрифе’ заслуживают внимания не только германского, но и международного рабочего класса, как образчик ясного понимания стратегических задач врагов. Великая армия изучает ‘военную докторину’ своих врагов, что помогает ей выработать собственную стратегию. И в классовой борьбе, чтобы правильно оценить врага, надо знать, к чему он способен: он способен не только к кровавым расправам с рабочим классом,— в чем никто никогда не сомневался,— но и кприменению искусства маневрирования, недооценка которого представляет опасность для пролетариата. Одновременно эти статьи бросают ярчайший свет на внутреннее положение в Германии перед выборами 6 ноября. Наконец, они подтверждают при помощи авторитетнейшего свидетельства крупно-капиталистического органа правильность той оценки, которую давали коммунисты и социал- и национал-фашистам.
Бюллетень видит проблему, за решение которой борется германская буржуазия, в консолидации ее режима.
‘Проблема укрепления буржуазного режима в послевоенной Германии определяется в общем тем фактом, что руководящие круги буржуазии, держащие в своих руках хозяйство, представляют собою чересчур узкую группу, чтобы они сами могли быть носителями власти.
Если они не хотят довериться, очень опасному оружию чисто военного господства, то их господство требует связи со слоями, которые, не принадлежа к буржуазии, могут помочь ей закрепить это господство в самих народных массах и таким образом стать последним столпом этого господства.
Этим последним или предельным столпом буржуазного господства являлась в первый период после военной консолидации социал-демократия’.
Этим последним или предельным столпом буржуазного господства являлась в первый период послевоенной консолидации социал-демократия’.
Определив таким образом, почти словами резолюции Коминтерна, социал-демократию как самую важную опору буржуазного господства, бюллетень определяет задачу, которую должна была исполнить социал-демократия:
‘Необходимым условием всякого социального укрепления буржуазного господства в послевоенной Германии является раскол рабочего класса. Всякое низовое растущее объединение рабочего движения по необходимости было бы революционным, и против него нельзя было бы сохранить власть даже средствами военного насилия’.
Социал-демократия обвиняет коммунизм в расколе рабочего движения. Орган капиталистов свидетельствует: социал-демократия раскалывала рабочий класс в интересах сохранения буржуазного господства, которое не могли сохранить никакие белые банды. При помощи каких же рычагов и средств раскалывала социал-демократия рабочий класс? И снова почти терминами коммунистических резолюций отвечает на этот вопрос бюллетень:
‘В первом периоде укрепления буржуазного послевоенного режима и в период с 1923—1924 гг. по 1929—1930 гг. раскол рабочего класса опирался на социально-политические завоевания в области зарплаты, в которые социал-демократия перечеканила революционный штурм рабочего класса.
Рабочий класс поднялся против господства буржуазии, а социал-демократия, пользуясь ‘уступками’ буржуазии в области социальных реформ,— мы знаем, как жалки они были,— расколола рабочий класс, разбила его наступление и сделала из профсоюзов, массовой организации пролетариата, опору буржуазии.
‘Благодаря своему социальному характеру рабочей партии, социал-демократия внесла в систему укрепления буржуазного господства не только свою чисто политическую силу, но и более важную и более постоянную силу: организации рабочего класса, которые она связала с буржуазным государством, парализуя их революционную энергию’…
Как же действовала буржуазия конкретно для раскола рабочего класса при помощи социал-демократии и профсоюзов? На этот вопрос орган монополистического капитализма дает замечательный ответ:
Завоевания в области социальной политики и заработной платы действовали как механизм шлюзов. Эти шлюзы давали организованной части рабочего класса, хотя и диференцированный, но постоянный уровень занятости и заработков, стоящий значительно выше уровня безработной текучей массы низших категорий. Эта часть занятых и крепко организованных рабочих была сравнительно охранена против воздействия безработицы и кризиса на ее жизненный уровень. Политическая граница между социал-демократией и коммунизмом проходит почти точно на социальной и экономической линии этих плотин и шлюзов, и усилия коммунизма, не увенчавшиеся до этого времени успехом, были направлены на то, чтобы ворваться в эту охраняемую область профсоюзов’.
После этого анализа раскола рабочего класса при помощи социал-демократии на рабочую аристократию и плебс орган капиталистов подводит итоги помощи, оказанной социал-демократией буржуазии:
‘Так как социал-демократическая подмена революции социальной политикой совпадает с перенесением борьбы с заводов и с улиц в парламенты, министерства, то-есть с заменой ‘борьбы снизу’ ‘обеспечением сверху’, то социал-демократическая и профсоюзная бюрократия, а с ними и та часть рабочего класса, которой они руководили, была выдана с руками и ногами буржуазному государству и прикреплена к буржуазной власти. Не это могло продолжаться только так долго как долго социал-демократия могла еще сохранить хотя бы часть завоеваний и как долго рабочие доверялись ее руководству’.
Социал-демократия не может уже сохранить тех крох со стола буржуазии, которыми она покупала рабочую аристократию и раскалывала рабочий класс. Она заговорила об оппозиции. Но прошлые годы не остались без последствий. Социал-демократия не может вернуться в первобытное состояние.
‘1. Политика меньшего зла это не тактика, а это политическая субстанция (сущность) социал-демократии. 2. Связь профсоюзной бюрократии с государственным рулем сверху стала более глубокой, чем ее связь с социал-демократией. Эта связь будет существовать по отношению ко всякому буржуазному государству, которое захочет ее поддержать. 3. Связь профсоюзной бюрократии с социал-демократией стоит и падает политически вместе с парламентаризмом. 4. Возможность либеральной политики монополистического капитализма зависит от наличия автоматического механизма для раскола рабочего класса. Буржуазный режим, который захочет сохранить либеральную конституцию, должен быть парламентским, должен опираться на социал-демократию и оставлять социал-демократии достаточно уступок. Буржуазный режим, который уничтожает эти завоевания, должен пожертвовать социал-демократией и парламентаризмом и должен найти замену социал-демократии и новую конституцию’.
А почему же отказывается буржуазия от либеральной конституции и ищет ‘замены’ социал-демократии? И на этот вопрос мы получаем точный ответ:
‘Мы теперь находимся в процессе, перехода, потому что экономический кризис уничтожает по необходимости уступки, сделанные социал-демократии. Это создает стадию опасности. Исчезновение уступок, делаемых социал-демократии, выключило действие механизма раскола рабочего класса, и рабочий класс начинает двигаться по направлению к коммунизму.
Буржуазное господство приближается к границе необходимости военной диктатуры. Установление ее создало бы громадную опасность для буржуазного господства. Спасение от этой возможности только в том, если удастся расколоть рабочий класс и связать его после того как нельзя восстановить механизма шлюзов другими непосредственными путями. Тут лежат положительные возможности и задачи. С брутальной, ясностью орган немецких капиталистов устанавливает, что буржуазия не хочет или не может больше подкупать верхушку рабочего класса теми жалкими уступками, которые она ей делала. Таким образом исчез рычаг, при помощи которого социал-демократия раскалывала рабочий класс. Поэтому господство буржуазии находится в опасности. Социал-демократии, может, больше не удастся раскалывать рабочий класс. Рабочий класс начинает в своем большинстве итти и двигаться по направлению к коммунизму. Военная диктатура не является достаточной дамбой против этой опасности. Против нее буржуазия пытается опереться на национал-социалистов.
‘Задача национал-социалистов в 1932 г. представляет собой параллель к роли социал-демократии в 1918-1919 гг. Параллель эта идет очень далеко. Тогдашняя социал-демократия и теперешний национал-социализм имеют равные функциональные задачи, и одна и другой должны были похоронить предыдущую систему и провести идущие за ними массы не к революции, которую обещали, q к новой организации власти буржуазии. Часто делаемое сравнение Гитлера с Эбертом имеет в этом смысле полную значимость’.
Даже если дело идет о настроении широких масс, идущих за национал-социалистами и социал-демократией, крупный капиталистический бюллетень не видит большой разницы между социал-демократией и национал-социалистами.
‘Обе эти партии обращались к антикапиталистическим чаяниям масс и обещали им осуществление нового общества… Национал-социалисты имеют задачей — сменить социал-демократию и создать массовую опору для господства буржуазии в Германии’.
Мы увидим дальше, что орган капиталистов не отказывается от дальнейшего использования социал-демократии, что его слова ‘замена социал-демократии социал-националистами’ означают только, что на данной стадии надо опираться больше на национал-социалистов.
Орган трестированного капитализма не противопоставляет социал-демократию национал-социалистам функционально: задачи одной и другой — те же, изменились только условия для их выполнения. Трестовый капитал, опираясь на национал-социалистов, боится довериться им полностью, отдать им полностью власть, точно так же, как он не отдавал ее полностью социал-демократии. Причины этого следующие:
‘Национал-социализм представляет пока-что все еще движение, штурм, марш, идеологию. Если пробраться вглубь этого движения, то видишь за ним пустоту, ибо, охватывая многие слои и группы, национал-социализм не тождественен ни одной из них. В этом обстоятельстве лежит фундаментальное отличие обоих массовых движений в смысле их значения для нового укрепления буржуазного господства’.
Буржуазия, опираясь на национал-социалистов, выражает опасение, что им не удастся достаточно крепко связаться с рабочим классом и что они смогут полностью заменить социал-демократию.
‘Так как национал-социализм не имеет специфической социальной основы, которая была бы и без Гитлера носителем национал-социализма, то он должен или захватить всю власть, дабы при помощи государственого аппарата создать себе то, что ему недостает социально, или сила его разобьется о социальную структуру, которая даст ему политический отпор’.
Мысль этих вычурных формулировок ясна. Национал-социалисты не могут надеяться завоевать рабочий класс, хотя за ними идет часть отсталых рабочих. Они должны завоевать всю власть, чтобы создать широкий слой нового чиновничества, социально от них зависимый, ибо они не могут, будучи у власти, закрепить своего влияния ни на рабочих, ни на мелкую буржуазию. Ведь им придется ликвидировать все уступки, сделанные буржуазией в области социальных реформ. Они могут опереться только на своих чиновников.
Где же выход из положения? Социал-демократия оказалась недостаточной опорой, ибо ликвидация социальных завоеваний рабочего класса шаг за шагом устраняет почву для раскола рабочего класса. Рабочие должны итти от социал-демократии к коммунизму. Национал-социалисты завоевать рабочий класс не могут. Чисто военная диктатура недостаточна для спасения буржуазии. ‘Дейче фюрер-брифе’ намечает компромисс между профбюрократами и национал-социалистами, как новую опору власти финансового капитализма. Уничтожение парламентаризма должно облегчить создание этого компромисса, ибо, раз будет уничтожен парламентаризм, то профсоюзам не нужно социал-демократическое представительство в парламенте и они будут находиться в непосредственной связи с государственной властью.
‘Отделившись от социал-демократии, профсоюзы отказываются от своего политического представительства, место которого в непарламентском или только частично парламентском государстве должно занять новое своеобразное политическое руководство. Если национал-социалистам удастся это руководство создать и ввести профсоюзы в фашистскую конституцию, как это раньше делала социал-демократия по отношению к либеральной конституции, то национал-социалисты стали бы носителями функции, необходимой для будущего буржуазного режима, и должны найти организованное место в новой государственной системе этого господства’.
Политический план ясен: парламент теряет значение, исчезает трибуна, с которой социал-демократия при помощи своих маневров обманывала рабочий класс. Профсоюзы должны и дальше существовать, как организация, связывающая рабочую массу. Государственная власть признает их, если они будут ее поддерживать, как фашизм в Италии признает существование фашистских профсоюзов. Пусть национал-социалисты свяжутся с бюрократической верхушкой профсоюзов и помогут ей войти как составной части в новую государственную систему. За это буржуазия готова фашистам уплатить, допуская их к власти.
СРАЩИВАНИЕ НАЦИОНАЛ- И СОЦИАЛ-ФАШИЗМА
Мы имеем здесь дело не просто с ‘генштабистскими’ тактическими упражнениями на бумаге, а с планом, для проведения которого известные элементы имеются уже налицо в действительности. Только на-днях Штрассер, ‘левый’ вождь национал-социалистов, похвально выразился о националистическом выступлении Лейперта, главы реформистских профсоюзов. Эта похвала — продолжение линии, начатой Штрассером в известной речи в парламенте, где он высказал свое согласие с большинством требований реформистских профсоюзов в вопросе подыскания работы для безработных. Происходили переговоры между национал-социалистами и Фуртвенглером, одним из теоретиков реформистских профсоюзов.
Эта попытка найти место в государственной системе немецкого фашизма характерна не только для вожаков реформистских профсоюзов, но и для руководителей созданного социал-демократией ‘Имперского знамени’, массовой полувоенной организации. Эта массовая организация, созданная якобы для борьбы с фашизмом, стремится включиться в предстоящую организацию германской милиции, опирающейся на добровольческие организации.
Вождь ‘Имперского знамени’ Гельтерман указывает, что такое участие ‘Имперского знамени’ в организации германской милиции помогло бы обеспечить ей демократический характер.
Чистка государственного аппарата от социал-демократов, проводимая правительством Папена, затронула только верхний слой социал-демократической бюрократии. Выброшенные с хорошо оплачиваемых мест, вьющие социал-демократические чиновники фрондируют и говорят о ‘борьбе’ с папеновским правительством. Но десятки тысяч низших чиновников, не выброшенных из аппарата, сидят, как клопы за обоями, и отчасти пытаются быть незаметными, а отчасти, наоборот, демонстрируют свою готовность проявить преданность и новому режиму.
Речь профбюрократа Тарнова, провозглашающая помощь для осуществления экономической программы правительства Папена, выражает эти настроения.
Таким образом, мы видим тенденцию к сращиванию профсоюзов с новым аппаратом рождающейся открытой диктатуры финансового капитала. Национал-социалисты еще не отказались от стремления к самостоятельному возглавлению власти. Поражение на выборах, если оно будет значительным, может ускорить этот отказ и ускорить процесс сращивания социал и национал-социалистов.
Современные господа Уврары — тертые калачи, нечего говорить, они хорошо маневрируют. Но одними маневрами жить нельзя. Для того, чтобы маневрировать армиями, а не шашками на шахматной доске, надо эти армии накормить и одеть и дать им перспективу победы. И тут начинается просчет господ Wolf d’Ouvrard.
Незачем недооценивать значения перехода профсоюзной бюрократии на сторону правительства диктатуры монополистического капитала, включения профсоюзов в этот аппарат. Но все-таки надо спросить: а что же, собственно, эта профсоюзная бюрократия дает рабочим массам? Она сохранит места и жалованье, но чем же она убедит рабочие массы, чем она удержит их от борьбы, если, как говорит цитированный бюллетень, надо ликвидировать социально-политические завоевания рабочей аристократии, т. е. ликвидировать социальные реформы.
Герой Отто Вольфа мосье Уврар поднимается на волне капиталистического развития. Превратности политических событий могли бросать его временами в тюрьму, но капитализм-то шел вперед, и с ним росли Уврары.
Их немецкие поклонники, как показывают цитированные статьи,— люди неглупые. Но сова их сознательности вылетела в сумерки капитализма. Капитализм перестал быть исторически разумным строем, строем, который выполняет прогрессивную роль. Он болен неизлечимой болезнью, и поэтому не поможет господам немецким Уврарам хитрость, не помогут маневры, и если бы они оказались в десять раз умнее, чем их новоявленный предок и герой. У них нет исторического выхода из положения. Они могут выиграть битвы, но не войну.