Судебные болячки
Судебные болячки
Судебные болячки, Розанов Василий Васильевич, Год: 1908
Время на прочтение: 4 минут(ы)
В. В. Розанов
Народ наш живет и жил обычным правом, общество жило и отчасти живет литературными, гостиными и клубными впечатлениями. Кто же живет у нас законами? Преступники и судьи, тюрьма и здания судебных учреждений.
Только на этой крошечной территории, на этом крошечном островке среди необозримого океана русской жизни, вопрос о законе и законности есть острый вопрос, на котором сосредоточено внимание всех. Только здесь слышно или неслышно постоянно присутствует тяжба двух сторон о том, что законно и что незаконно, как необходимо применить закон и как его нельзя применить. Все остальные русские живут так называемою обывательскою жизнью, которая сложена из традиции и давления общего мнения. Даже наша администрация, даже наше бесчисленное чиновничество — и оно живет ‘усмотрением начальства’, сообразуясь в действиях своих не ‘с присягою’, которая является только мундиром на чиновнике, надеваемым в именины начальства, а отнюдь не тою ежедневною тужуркою, в которой он служит. ‘У нас есть больше, чем конституция, — провозгласил когда-то фразеолог Катков, — у нас есть присяга на верность’. Никто не подсказал знаменитому публицисту, что, как и многие конституции, это наша ‘русская присяжная конституция’ существует только на бумаге и не идет дальше и глубже того ‘присяжного листа’, на котором собираются подписи присягнувших. На самом деле мелкий чиновник, который вздумал бы, следуя присяге, стать поперек тех хищений, которыми у нас прославились некоторые ведомства, был бы немедленно выброшен из службы ‘за неблагонадежность’, ‘строптивость’ или, вернее всего, под самым невинным предлогом ‘нерадивости по службе’, в чем компетентно, и безотчетно компетентно, одно его начальство. Таким образом, все у нас живут традициями, ‘установленными приемами жизни’, чем угодно, но не законом и законностью. И в стране существует правосознательное население как хранитель законов, как оберегатель их, возводящий все дела, мнения, все общественные течения к высшей санкции — законности.
Это состояние, которое нельзя не назвать печальным и диким, с которым может быть покончено только в очень медленном и трудном процессе жизни, имеет множество для себя причин, отчетливое сознание которых должно быть положено в фундамент того, что можно было бы назвать юридическим оздоровлением населения.
Несовершенство законов — это первое.
Грубость их отношения к жизни, путаница от множественности законов, которым подчинено одно и то же явление, невразумительность текста их, в котором иногда и юрист-то разбирается с трудом, а обывательскому разуму и совсем с ним не справиться, и, наконец, то, что можно было бы назвать, несмотря на странность, недобросовестью самого закона, который топит слабого и выводит сильного из одной и той же житейской трясины, — вот язвы самого законодательства, мешающие установиться в стране уважению к суду как охранителю законов, как мстителю за попранный закон. Только с открытия Г. Думы закон явится у нас как результат спора о нем, как результат тяжбы о его тексте и исправлении, — тяжбы открытой и смелой со всех сторон. Но что такое были прежние законы и что такое вообще русский закон? Это есть более или менее замаскированное повеление, повеление, проведенное через разные инстанции, но в зерне своем именно оно. Не сомневаемся в благой воле повелевающего или повелевавших, но совершенно невозможно оспорить, что эта воля никогда не была всевидящею, никогда не была усматривающею в будущем все последствия. Она никогда не могла предусмотреть злоупотреблений собою, извращений себя на практике, обходов себя в той же практике. В ‘Войне и мире’ рассказывается, как честный и мужественный офицер, не понимавший, что такое воровство, не допускавший, чтобы солдат был не накормлен, из-за этих высоких качеств гражданина и воина ‘юридически’ гибнет, обвиненный и засуженный ворами и плутами интендантства. И когда в последнем отчаянии он, как-то пробившись к государю, взывает к его милосердию и правосудию, то государь, будучи верховным охранителем законов отечества, отвечает ему громко, чтобы все окружающие услышали: ‘Не могу ничего сделать для вас, и не могу потому, что закон выше меня‘. Эту классическую фразу императора Александра I в сущности повторяли, но в коллективном применении, и представители судебного ведомства в 1-й Г. Думе: ‘Закон, пока не отменен, — действует, хотя бы он и был закон мучительный и даже несправедливый’. Конечно, иначе мыслить нельзя. Но невозможно и обвинять тех давальцев взяток в прежние времена, которые, можно сказать, ‘отдавали кошелек, чтобы сохранить жизнь’ в этом печальном законодательстве, нельзя даже очень винить и бравших взятки: ибо все-таки, хоть за деньги, они ‘отпускали душу на покаяние’, т.е. приподнимали шлагбаум перед ‘телегою жизни’, вместо того чтобы хлопать по голове этим шлагбаумом ни в чем не повинных мирных обывателей, которым надо же как-нибудь проехать ‘дальше’. Это все-таки лучше неукоснительного ‘тащи и не пущай’, каковым термином охарактеризовал русский писатель русский закон ‘в действии’.
Отсюда следующее бытовое, историческое явление: всеобщая нелюбимость у нас начальников-формалистов, т.е. которые неукоснительно и, увы, безжалостно ‘поступают по закону’, и любовь и долгая благочестивая память русских к таким редким начальникам, редким администраторам, которые, иногда шумя, крича, бранясь, тем не менее щадили людей, которые, будучи ‘самодурами’, т.е. не справлявшимися с законом людьми, в то же время были лично бескорыстны, деятельны, жалостливы и справедливы. Поправки личностью закона — это всем известная у нас, у русских, вещь: между тем ведь очевидно, что должно бы быть наоборот, должен бы закон исправлять личность!
Сколько разоренных, погибших людей, людей часто очень хороших, прекрасных граждан и прекрасных членов общества, погибнувших ‘на основании закона’! Еще гораздо больше таких, которые погублены злыми людьми ‘не вопреки закону’, т.е. которые в житейской борьбе с злыми людьми не могли опереться ни на какой закон. Жестокая поговорка ‘На то и щука в море, чтобы карась не дремал’ показывает, что вся наша гражданская жизнь представляет собою такую законодательную тину, в которой очень удобно живется сильным и бессовестным людям и в которой трудно жить, часто невозможно жить людям безобидным и бессильным, людям, что называется, ‘немудреным’, но которые имеют же право на существование в мирном и благородном обществе, ибо сами они решительно никого не обижают, не чинят никому никакого зла. Некоторые области законодательства, как, например, семейного, брачного, таковы, что в них шевельнуться нельзя без взятки: в своем чистом виде, строго применяемый, закон задушил бы всякую возможность, отнял бы возможность счастливой жизни у тысяч людей, оставил бы в несчастном положении другие десятки тысяч людей.
Это грубое, очевидно, несовершенство законов создало в населении то, что к блюстителю законов, суду, существует не столько уважение, сколько борьба с ним. Все более или менее, явно или скрыто, с судом борются. Знаменитое народное воззрение на ‘осужденных’ как на ‘несчастных’, и копеечки и булки, подаваемые этим ‘несчастненьким’, свидетельствуют об отсутствии в народе всякого нравственного уважения как к законам, так и к суду, их защищаемому и по ним поступающему.
До какой степени при таком положении, в такой обстановке тягостна роль судьи и суда, и говорить нечего. Они судят как бы под ножом, не стальным, а вот этим совестливым, который режет иногда больнее стального. Строгий судья у нас — страдальческое, трагическое лицо. Строгий судья плодит ‘несчастных’: и что ужасно и чему он решительно не может помочь, ибо закон зависит не от него, он только применяет закон, так это то, что он действительно часто плодит невинно-несчастных, он отпускает на свободу злодея, злодеяние которого видит, но оно неуловимо для отсутствующего или неправильного закона, и ‘присуждает к взысканию’ невинного, который по неопытности или неосторожности попал в паутину законодательства, которое местами представляется сотканным не мудрецом, а пауком.
Впервые опубликовано: ‘Новое Время’. 1908. 1 мая. N 11542.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_sudebnye_bolyachki.html.