Судьба Копенгагена
Судьба Копенгагена
(Письмо очевидца.)
Из нем. журнала.
——
Судьба Копенгагена, Немецкая_литература, Год: 1808
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Как можно было думать, чтобы и Дания — миролюбивая Дания, которая своим положением была отделена от страшного театра государственных изменений, поколебавших Европу, которая осталась спокойна и тогда, когда соединенные власти грозили уничтожить Францию, растерзанную междоусобиями, и тогда, когда победоносная Франция успехами оружия приобрела необычайное могущество, которая в тишине процветала под скипетром благодетельного монарха — как можно было думать, чтобы и Дания не избежала ужасов разрушительной войны, ознаменовавшей достопамятное течение 1807 года! И в ком, о Праведный Боже! нашла она врага? — В том государе, с которым соединена была святым и древним союзом, в той нации, которая перед целым светом гордилась титлом защитницы прав уничиженного человечества, которая именовала себя ужасом похитителей и мстительницею за оскорбленное величие престолов. — И что же причиною возмутительного поступка Англии? — Нарушение нейтралитета? Нимало! Дания хранила его свято! — Подозрительные, тайные связи? Известен смелый ответ ее сильной державе: лучше погибнуть с честью, нежели отступить от строгих обязанностей нейтральной державы! — Быть может воинственные вооружения? Но войска ее находились в Голштинии, корабли военные у берегов, купеческие свободно плавали по отдаленным морям. И вдруг, подобно разбойнику ночному… Но пусть искуснейшее перо изображает в настоящем виде сие нападение грабителей! Мое дело говорить только о том, что происходило у меня перед глазами — описывать верно те происшествия, которых я сам, по несчастью, был свидетелем.
В последних числах июля получили мы в Копенгагене известие, что английские войска, назначенные в Шведскую Померанию, оставили уже берега Англии, первого августа оно подтвердилось, дня через два передовые корабли английского флота бросили якорь поблизости Кронбурга, и в то же время разнесся слух, что некоторые другие прошли через большой Бельт и еще многие следовали за ними близко. Корабли, равняясь с крепостями, в знак дружбы, стреляли из пушек, и с бастионов отвечали мы одинаковым числом выстрелов, флот, которого направление и цель были известны, без всякого препятствия остановился у Гельзиньора, для закупки свежего мяса и других необходимых потребностей, нарочно в великом изобилии на берег привезенных. До самого 12 числа августа — в которое наш деятельный кронпринц с быстротою молнии прилетел из Голштинии в Копенгаген, дабы привести его в состояние обороны при случае неожиданного нападения — никто не подозревал, чтобы английский флот, который беспрестанно усиливался перед Зундом, имел ввиду что-нибудь неприязненное и скоро не отплыл к берегам Померании, и в этот день унизительное требование, которое старались оправдать причинами еще более унизительными, требование отдать Кронбург и датский флот на произвол Англии до заключения общего мира, сделано почти в одно время с нападением. Не нужно сказывать, как скоро и какой последовал ответ. К несчастью на острове не было войска, на бастионах пушек, морские укрепления были не в готовности, но верно никогда и нигде с такою живостью, в такое короткое время, не было сделано таких чрезвычайных усилий для отражения внезапного удара неприятелей. Все взволновалось: никакое состояние, никакие лета не были исключены из общей деятельности. Каждый по силам и средствам спешил помочь угрожаемым местам города.
Первое отделение гражданской милиции, давно уже учрежденной, расположилось на крепостном вале, другое, составленное и вооруженное в одну минуту, последовало за первым. Вольный егерский корпус с малым количеством регулярного войска, в то время находившегося в Копенгагене, всего-навсего не более 3000 человек, готовы были по первому знаку занять передовые посты вне города. Студенты, предводимые камергером и обергофмаршалом Гаухом, сняли на себя, с позволения кронпринца, караул внутри и в некоторой части укреплений. Чиновники и знатные граждане обязались помогать служителям полиции в надзоре за порядком и взяли на свой отчет пожарные трубы. Составились общества для продовольствия города съестными припасами в случае осады, для доставления провианта военным и вооружившимся гражданам, для призору и целения раненых, публичные арсеналы открыты, пушки взвезены на бастионы, морские силы в скорейшем времени приведены в состояние действовать, приготовлено множество канонирных и бомбардирных шлюпок, недостающее число солдат набрано из охотников, которые сбегались толпами и записывались добровольно, из мелких военных судов составлена оборонительная линия, морская батарея и замок, твердая защита города, наполнены потребным числом войска, снабжены военным запасом и провиантом.
Августа 16-го началась атака — передовая часть английского флота ударила на северные укрепления города, но встречена и отбита нашими канонирными судами, каждый день нападения возобновлялись, и без успеха. Неприятель, отражаемый нашею линиею, преследуемый канонирными судами, с потерею войска и кораблей, возвращался на прежнее место, куда не досягали наши ядра. Опасаясь ужасных батарей, он не отваживался напасть на всю линию, но — зная, сколь мало имели мы сухопутного войска — высадил на берег многочисленный корпус и льстивою прокламациею, в которой оправдывал свои поступки, старался обмануть и преклонить на свою сторону обитателей Зеланда. Скоро заметили, что он хотел со всех сторон запереть город, и делал приготовления к приступу. С неописанною деятельностью старались уничтожить его предприятия: прекрасные копенгагенские предместья выжжены, древние аллеи, которые со всех сторон окружали город и могли препятствовать наблюдению за действиями неприятеля, срублены, сильными, почти ежедневными вылазками, старались выгонять его из окопов, препятствовать заложению новых батарей и приготовленные разбрасывать! Но что могли значить усилия нескольких сот неустрашимых, которых окружало тридцатитысячное войско, с излишеством снабженное всеми средствами осады? С крепости бастионов беспрестанно стреляли из пушек, но малое число убитых шанцевых работников было в то же мгновение заменяемо большим. При недостатке войска, самые отчаянные вылазки могли только затруднить, а не уничтожить работы неприятеля: он действовал неутомимо, несмотря на самые сильные препятствия, и наконец укрепился в своих положениях. Несколько раз возобновлялось безуспешное требование сдать город и выдать флот: наконец наступил ужасный день, пятое число сентября — новое требование с угрозою бомбардировать город в случае отказа, оно отринуто, и в семь часов вечера открылась с трех сторон ужасная канонада, брошено множество бомб, смерть и разрушение распространились в самой средине города. Разрываемые гранаты и бомбы страшным образом озаряли сумрачное небо, город во многих местах загорался, но заливные трубы действовали сильно и скоро тушили пожар. Перед утром вспыхнул огромный магазин с сеном, одна половина его сгорела, другая спасена, во весь тот день бросали гораздо менее бомб, зато происходила жестокая перестрелка между крепостными и неприятельскими батареями. Около вечера одна неприятельская колонна приблизилась к предместью города и хотела укрепиться близ самого мосту, но сильным пушечным громом принудили ее отступить, и на заре неприятельские мортиры начали действовать снова, хотя с меньшею против прежнего силою, зато беспрестанно, канонада продолжалась целый день, и около полудни загорелся, от множества каленых ядер, строевой лес, которой складен был в стопы, вне города, у самого южного въезда: это принудило одну из наших батарей податься назад, и, несмотря на деятельное усилие полиции, на ревностное пособие находившихся в том месте егерей, пожар усилился чрезвычайно, множество человек погибло в огне, большая часть заливных труб испорчены ядрами, наконец принуждены были оставить это место в добычу пламени и заботиться единственно о том, как бы сохранить внутреннюю часть города и близкий к тому месту запас дров от страшного, окрест разливающегося пожара!
Наступил третий вечер — новая канонада, несравненно сильнее первой! бомбы, каленые ядра, брандкугели, ракеты (ужасное изобретение Конгрева) сыпались с десяти сторон, воздух был влажен и густ, и небо казалось багровым от страшного пожарного пламени, блеска ракет и бомб, вдруг на северо-западе увидели огромный столб огня! с остатком уцелевших труб кинулись спасать город — напрасно! свирепствовал жестокий, порывистый ветер, а люди были утомлены, главные чиновники ранены или убиты. Между тем неприятель направлял свои гранаты и бомбы прямо на место пожара: бомба за бомбою иногда семь, восемь и десять разом падали в средину обширного пламени и разрывались, трубы все до одной были испорчены, лошади, люди изувечены или убиты, целые улицы пылали. В самую полночь загорелась прекрасная городская башня: через несколько часов она обрушилась и, к счастью, сама на себя! Неприятельские батареи не переставали греметь, в десяти других местах начинался пожар, но, благодаря мужественному присутствию духа граждан и с помощью нескольких запасных заливных труб свирепство его не распространилось.
Так наступило утро первого сентября. С обеих сторон умолкли громы орудий, но пламя, которое восходило столбом, ужасным образом сливалось с бледною, тихо занимающеюся зарею, и тысячи уже не встречали ее — невинные жертвы протекшей, гибельной ночи! Тут копенгагенские граждане, которым до того времени не позволено было отлучаться от крепостного вала и оставлять орудий, пошли на пепел своих домов, искать остатка детей и жен! Какое зрелище приготовлено было для многих! Для многих, которые накануне имели дом и семейство? Теперь нашли одну дымящуюся груду пепла и на ней сожженных, раздавленных, умирающих или мертвых супруг и чад!.. Ужасно! Хотя описываю одну истину. Около восьми часов утра пальба совершенно унялась, но северная часть города вся пылала, не было возможности тушить, надлежало думать о том, как бы воспрепятствовать распространению пожара: принуждены были сломать несколько домов. Следующий день прошел спокойно, изредка раздавались выстрелы, около вечера слухи о переговорах разнеслись в народе, в восемь часов четыре сильные выстрела один за другим встревожили граждан: думали, что снова начнут бросать бомбы и ракеты, но все опять утихло! Небо, как и накануне, казалось раскаленным, багровые, пламенные облака по нем бродили!
В два часа ночи ходил я на место пожара: грозная тишина, временно прерываемая падением домов, приводила меня в трепет. Многие улицы представляли одну дымящуюся кучу пепла, в иных местах не было взято никакой меры для потушения огня: все казалось пустым и мертвым, в других жестокое пламя побеждало самые деятельные усилия. Там и здесь попадались бочки с водою — пособие слишком ненадежное: люди были изнурены, а лошади едва передвигали ноги. Я возвратился домой с горестным сердцем, будучи крайне утомлен и имея нужду в покое. Весь следующий день пожар не унимался, но к вечеру, от сильного дождя и новых пособий со стороны граждан, утих. Начались переговоры о сдаче, и седьмого числа капитуляция подписана: положено отдать и флот, и верхи, и замок на расположение неприятеля, который с своей стороны обязался через шесть недель очистить занятые им места и удалиться от берегов Зеланда. Сам город, в силу договора, оставлен свободным, ни один англичанин не мог входить в него без особенного дозволения и оставаться в нем далее того времени, в которое обыкновенно запирают ворота. — Итак, правительство Англии достигло своего предмета? Сомневаюсь! Думать надобно, что неожиданное упорство Дании и бегство короля, который под покровительством смелого нашего кронпринца, в виду судов неприятельских, так счастливо переплыл из Зеланда в Голштинию, совершенно разрушили ее надежды, ее обширные, коварно устроенные планы. Благодарение Промыслу! врагам нашим не удалось захватить монарха Дании в его столице! не удалось насильственным образом предписать ему невольнического с ними союза, в залог которого надлежало бы уступить им флот, предать свою резиденцию и крепкий Зунд их войскам, и остров Зеланд обратить в их сборное место, с которого самовластно предписывали бы они законы Балтийскому морю тогда, как самая Дания обратилась бы в театр кровопролития и бедствий военных. Теперь сама Британия соединяет нас с своими врагами, быть может мгновенный ее успех обратится ей во вред, единственный, последний союзник ее пострадает, и пламя войны разольется по всему Северу!
Обширность потери нашей еще неизвестна, но разорения, приключенные пожаром, приводят в ужас: 305 домов, церковь Богоматери, многие публичные здания, университет с библиотекою, кабинетом и собраниями редкостей обращены в пепел. Почти ни один дом не остался неповрежденным, большая часть прекрасных предместий ничто иное, как страшная груда развалин, но все уступает невероятным опустошениям на верфях, вверенных честности неприятеля: чего не могли заграбить, то истреблено, сожжено, или испорчено, частные имущества, вопреки условиям, расхищены, все недостроенные корабли изломаны с помощью машин, распилены, изрублены в щепы. Королевский потешный фрегат, некогда присланный в подарок от английского короля, ограблен, бывшие на нем богатые ковры, зеркала, занавески, обои сорваны — всякий день приходили к нам новые известия о насильственных поступках великодушных британцев: долго, долго не изгладятся следы их на острове Зеланде!
Наконец они оставили берега его!.. Но как возвратятся в свою отчизну? Конечно не в виде завоевателей, с трофеями победы славной! С поникшими от стыда очами встретит сынов своих Британия, с унынием беспокойной совести сокроют они в своих гаванях чужое имущество, захваченное разбоем, не будут приветствовать их торжественные восклицания, грабеж их не освятится хвалебным, благодарственным гимном, и с трепетом будут ожидать возмездия — возмездия близкого и неизбежного!
Судьба Копенгагена: (Письмо очевидца): [О нападении англ. войск на Данию в 1807 г.]: (Из нем. журнала) // Вестн. Европы. — 1808. — Ч.37, N 1. — С.69-81.