Странники, Горбунов Орест Федорович, Год: 1867

Очерк
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Скачать в PDF

СЦЕНЫ ИЗЪ НАРОДНАГО БЫТА.

СОЧИНЕНІЕ ОР. ГОРБУНОВА.

ЧЕТВЕРТОЕ ДОБАВЛЕННОЕ ИЗДАНІЕ.

МОСКВА.
Изданіе Н. Шамова, Больш. Грузинская ул., свой домъ, въ Москв.
1900.

СТРАННИКИ.

РАЗСКАЗЪ ИЗЪ НАРОДНАГО БЫТА.

(Ночлегъ на постояломъ двор).

Сцена представляетъ большую деревянную избу. По стнамъ лавки.Въ углу большая русская печь. Вдоль стны отъ печи идутъ полати, въ два ряда. Въ переднемъ углу передъ образами едва горитъ лампадка. На стол ночникъ съ горящей свтильней, въ постномъ масл. Въ изб душно, копоть страшная. Изъ проходящихъ и прозжающихъ все, большею частію, богомольцы. Тсно. Только что покончили ужинать. Мста, положительно, вс заняты, лежать везд лежатъ на печи, на полатяхъ, на лавкахъ, подъ лавками, лежать всюду, гд только можно лежать. Изъ постояльцевъ особенно выдаются: странница, странникъ, отставной солдатъ и фабричный изъ Москвы, начитанный въ Писаніи. Бесда идетъ довольно отрывистая, одни икаютъ, при чемъ говорятъ: ‘Боже милостивъ, буди мн гршному!’ Другіе зваютъ во всеуслышаніе и лниво крестятъ ротъ. У странницы звенитъ въ ух, она постоянно креститъ его и тихо говоритъ молитву: ‘помяни мя Господи во царствіи Твоемъ!’ Многіе начинаютъ засыпать, слышится и храпнье, и свистъ и другіе неопредленные звуки, за которыми слдуютъ тяжкіе вздохи и безсвязныя слова, значеніе которыхъ опредлить не возможно. Воздухъ какого-то желзнаго цвта.

Михичъ. Ты откедова, раба Божія? Странница. Изъ Кіева, родимый.
Михичъ. Далече переправляешься? Странница. Къ Нилу преподобному. Васька. Это къ Столбенскому?
Странница. Къ ему, батюшк — Столбенскому.
Васька. Такъ!
Никита. Запрошлымъ лтомъ изъ нашей деревни тоже богомолки ходили,— помогаетъ!
Митька. Помогаетъ!
Никита. Шибко! Одна изъ нихъ семь лтъ не рожала.
Михичъ. Бездтная, значитъ!
Никита. Да. Ну и ходила молиться, чтобы, что ни на есть, Богъ далъ.
Васька. Больно желательно было!
Никита. Извстно. Баба молодая, въ достаткахъ живетъ и зря,— ни одного ребенка… И какъ это она къ ему сходила, въ т поры въ скорости двойню принесла!
Васька. Это точно, братецъ, ты мой, и въ Писаніи есть.
Никита. На счетъ чего?
Васька. Да насчетъ безплодности сказано…
‘Поскаютъ и въ огнь вчный дьяволамъ’, подсказалъ странникъ.
Митька. Строго. А вотъ нашему брату супротивъ бабъ-то не въ примръ вольготнй!
Никита. Все едино! Мужчина тоже неплоденъ бываетъ.
Васька. Бываетъ, узналъ!
‘Все бываетъ, милый человкъ’, подтвердила странница.
Васька. А ты тетушка, тебя какъ почитать… ты, то есть, двственная?
Никита. Безпремнно! Человкъ пятнадцать…
Странница. Мірской человкъ, не суди, не судимъ будеши!
Странникъ. Зрть сучецъ у брата твоего, а въ своемъ глаз бревна не видть!
Никита. Я такъ, къ примру.
Странница. Было, батюшка, всего было…
Васька. Занятно! Ты, надо полагать, Марья Египетская!
Никита. Лтъ черезъ пять дойдетъ!
Странникъ. Съ упованіемъ до всего дойдешь и не прейдеши!
Васька. Это того, что ихъ братъ на счетъ соблазну силу иметъ. Теперича, ежели дьяволъ правило человка соблазнять потерялъ, ну и сейчасъ къ ему бабу, ужъ это первое дло, ну и не устоишь!
Никита. Пустое! Кто чмъ занимается.
Михичъ. Читалъ ты объ Іосиф Прекрасномъ?
Васька. Ну, хоша и читалъ!
Михичъ. Ну вотъ теб дьяволъ!
Васька. Что дьяволъ?
Михичъ. Много взялъ?
Васька. Это ты про что?
Михичъ. Все про-тоже!
Васька. Про дьявола?
Михичъ. И про дьявола и про бабу. Какъ онъ тутъ-то дйствовалъ, шишъ взялъ!
Митька. Вотъ, дядя Микита, коли бы ежели да теб за мсто Іосифа Прекраснаго, теб бы этотъ самый дьяволъ первый благопріятель былъ.
— А вотъ, братецъ ты мой, заговорилъ мужикъ, лежавшій на печи, и до сихъ поръ не принимавшій никакого участія въ разговор, отчего бы это такое теперешное время вс отшельники перевелись, и пещеры, которые рыли оченно мало стало. А вотъ время — вс христіяне рыли! и вериги это на ихъ были, все…
Михичъ. Все дьяволъ!
Васька. Дьяволъ.
Странникъ. ‘Дадеся намъ пакоетникъ плоти, ангелъ сатанинъ, да мы пакости детъ’…
— Пакостникъ истинно пакостникъ! подтвердила странница.
Митька. Ужъ одно слово — дьяволъ!
Васька. И сколько онъ этто братецъ ты мой, угодниковъ совратилъ!
Никита. И опять таки, будемъ говорить, все посредствомъ бабъ больше.
Васька. Чуть коли ежели уперся, сейчасъ къ ему бабу, ну и не стерпитъ
Митька. И сей-часъ тебя въ пекло, въ геену огненную!
— Горящую огнемъ и жупеломъ, подтвердилъ старецъ.
Михичъ. И пророки, братецъ ты мой, вс перевелись!
Васька. Потому — трудно!
Никита. Ну и притсняютъ — главная причина.
— Какъ такъ?
Никита. Да такъ, оченно просто! У насъ, братцы мои, нагдысь одного пророка въ острогъ посадили. Вотъ теб и спасенье! ты хочешь божественномъ, заняться, а тебя въ острогъ!
Митька. Это пророков больше.
Михичъ. Ну, а коли ежели я желаю столпникомъ сдлаться?
Митька. Ну, къ становому!
Михичъ. За что?
Митька. За то, на столбъ не лазай!
— Да пророка-то за что посадили?
Никита. Страшный судъ предсказывалъ.
Митька. Ну, за это слдоваетъ.
Васька. Нтъ, братцы мои, вотъ я вамъ про одно житіе разскажу.
Никита. Изъ Читминеи.
Васька. Нтъ не счикминеи, а я отъ стариковъ слыхалъ.
Митька. На счетъ чего-же?
Васька. А все на счетъ того-жет.е. на счетъ бабьяго соблазна.
Никита. Экъ черти! Что вамъ все бабы-то дались, вы-бы про мужика исторію разсказали.
Васька. Тутъ, братецъ ты мой, будетъ Исторія и про мужика, только изъ монашескаго чину.
Михичъ. Значитъ на счетъ монаха!
Васька. Да, на счетъ монаха.
Никита. А ну-ка, разсказывай намъ про монаха.
Васька. Это, изволишь-ли видть, братецъ ты мой, былъ одинъ мужъ, великій мужъ и было братецъ ты мой, ему въ нощи видніе: ‘Ступай, говоритъ, ты въ лсъ и спасайся!’ Вотъ, братецъ ты мой, онъ и пошелъ! И шелъ, и шелъ, и шелъ, и шелъ, пришелъ въ лсъ, дремучій лсъ! И вдругъ, братецъ ты мой, ему медвдь на встрчу, и говоритъ ему человчьимъ голосомъ: почто ты, говоритъ, рабъ Божій, въ такую трущобу явился? Въ эфтимъ, говоритъ, мст, окромя оборотней, ты не одного звря не встртишь. Старецъ ему и отвтствуетъ: да мн, говоритъ, не до оборотней, ни до зврей дла нтъ, а что говоритъ я спасаться желаю, это первое дло, а второе дло говоритъ, какъ тебя почитать прикажешь, взаправду ли ты оборотень? потому оченно мн сумнительно, что говоришь человчьимъ голосомъ. Медвдь ему и сказываетъ: оборотень, говоритъ, я, другъ сердечный, я, человкъ Божій, говоритъ, произошелъ изъ духовнаго званія, да за прелюбодйство меня одинъ женнинъ мужъ околдовалъ, а до нрежъ того я въ монашеств обртался, а теперича, говоритъ, за свои за дла за скверныя въ медвдя превращенъ. И говоритъ, ежели ты пожелаешь душу мою спасти, то никто теб препятствовать не можетъ, потому, говоритъ силу ты большую имешь, и всякое колдоство не можетъ супротивъ тебя дйствовать, старецъ его и спрашиваетъ:почему-жъ, говоритъ, ты это знаешь? А потому, говоритъ, я это знаю, что мн такъ знать приходится. Чтожъ, говоритъ, я для тебя сдлать долженъ? потому, говоритъ, оченно мн желательно душу твою спасти. Ничего тутъ такого труднаго нту, а что, говоритъ, ступай ты отседова обратно и ступай, говоритъ, прямо въ мой монастырь, и гд я до прежъ этаго находился. И упроси, говоритъ, братію, чтобы она всмъ соборомъ молебствовала, и тогда говоритъ все колдовство мое ршится, и я съизнова человкъ буду. Ну вотъ, братецъ ты мой, выслушалъ все это старецъ и пошелъ обратно. Идетъ, братецъ ты мой онъ обратно день, идетъ другой, идетъ третій, а все изъ лсу не выберется, что за причина думаетъ? надо полагать, что я оченно заблудился, сотворю, говоритъ, я молитву, только было этто онъ подумалъ молитвуто сотворить, да не усплъ значитъ, глядитъ въ сторону и видитъ, братецъ ты мой, идетъ съ имъ рядомъ молодыхъ лтъ двица, Что за причта, думаетъ, откедова-бы такое была эта самая двица? До самаго этаго времени не могъ я ее запримтить. А та этто ему не дала хорошенько одуматься, дай говоритъ, отче, говоритъ, спаси меня!’ Какъ, говоритъ, такъ я могу спасти тебя? Да, говоритъ, оченно просто, возьми меня съ собой, въ монастырь, куда идешь — желаю, говоритъ, я съ тобой быти. А старецъ ей — такъ, ты, говоритъ, милая, и одна дорогу знаешь, а что собственно идти я съ тобой вмст не желаю, потому, говоритъ, хотя я и старецъ, а ты все таки молодыхъ лтъ двица, и дьяволу это любимая пища. Ну нтъ, говоритъ, отче, ты на счетъ пищи дьяволу не сумлевайся, потому мы съ тобой по своей святости и убожеству — другъ друга не обидимъ, ну и значитъ грхъ между нами не выйдетъ.— Ну вотъ ладно. Опосля эфтихъ самыхъ двицыныхъ словъ, согласились идти вмст. Идутъ они, братецъ ты мой, день, идутъ другой, и гд узкая, тропинка, двица идетъ спереди, старецъ сзади, и гд пошир идутъ они рядомъ. Только, братецъ ты мой, шли они долго-ли, коротко-ли, вышла промежъ нихъ оказія такого роду: на узенькой на тропинк, и гд старецъ завсегда позади ходилъ, такъ на узенькой на тропинк двица эта самая вдругъ остановилась, а старецъ на нее и споткнулся. Споткнулся, братецъ мой, на ее старецъ и затрясся, ровно бы вотъ осиновый листъ затрясся. Двица-то его и вопрошаетъ: что говоритъ трясешься отче?— Ничего, говоритъ, не трясусь, а что собственно, говоритъ, бсъ меня распаляетъ, и что говоритъ любимая пища дьяволу приближается, объ этомъ, говоритъ, я теб и до прежъ сказывалъ. Что-жъ, говоритъ, намъ тепереча длать отче?— А то, говоритъ, намъ и длать, что вынь ты тепереча мою душу и длай съ ей, что теб желательно, и что я, говоритъ, надъ собой невластенъ, потому что бсъ меня обуялъ, и что я, говоритъ, теперь не столько о спасеніи души забочусь, сколько о пакости.— А какъ-же, говоритъ, отче на счетъ оборотня-то, вдь ты его замолить хотлъ,— Хотлъ, говоритъ, да теперь у меня другое хотнье пришло, потому я теб и говорю, что я пакостникъ.— Ну, говоритъ, отче, не замай смеркнется, можетъ ты и обойдешься маленько. А старецъ мой куда обойтись, пуще прежняго въ бснованіе пришелъ, не могу, говоритъ, я переносить эту муку дольше, или, говоритъ, ты удоблетвори меня, или, говоритъ, я на себя руки наложу, и тогда на теб сугубый грхъ взыщется.— И долго, братецъ ты мой, старецъ около ее раболпствовалъ, на послдокъ изъ себя вышелъ и заплакалъ, ровно малый ребенокъ! Господи, говоритъ, за что, говоритъ, такое попущеніе на меня, что сдлалъ азъ многогршный? И только что онъ это промолвилъ, сейчасъ, братецъ ты мой, эта самая двица превратилась въ діявола.— Ну, говоритъ, молить теб Богу, рано больно спохватился, а то, говоритъ, быть-бы теб оборотнемъ.— Тутъ только, братецъ ты мой, старецъ вспомнилъ, что онъ три дни Богу не молился. Тутъ только, братецъ ты мой, онъ пришелъ въ себя и началъ молиться.
Митька.— А оборотень-то?
Васька.— Какой?
Митька.— А медвдь-то?
Васька.— А медвдь такъ и остался.
Никита.— Такъ. Занятная, братецъ ты мой, исторія. Теб-бы попомъ быть, проповди сказывать.
Въ эту минуту кто-то изъ спящихъ на печи-сильно закашлялся, съ трудомъ переводя дыханіе.— Экъ начали черти — чтобъ вамъ треснуть! Послышался смхъ, потомъ возня, потомъ драка. Замтна было, что кто-то кого-то таскаетъ за волосы.
— А ты чёртова голова впередъ такія дла длать не отваживайся.
‘Какія дла?’ отвчалъ плаксивый голосъ.
— А такія дла! Я тебя братъ въ другой разъ уважу.
— Что вы, дьяволы, спать не даете!
‘Да какъ-же дядя, мн Митька просто дохнуть не даетъ!’
— А ты за волосы его чертенка.
‘Отодралъ за волосы-то, да онъ опять за свое, животомъ, говоритъ, мучаюсь, ослаблъ больно’.
— А вотъ я его, какъ поднимусь, я его, онъ у меня узнаетъ.
— Что значитъ опредленное-то! проговорилъ старецъ.
‘На счетъ чего, животомъ-то ослаблъ?’
— Нтъ я на счетъ житія-то.
‘Да, братъ, житіе богатющее, ты куда старецъ босикомъ то’?
— Лошадей взглянуть.
‘Ну ступай, я полагалъ зачмъ больше.
— Ну, робята, соснемъ малость.
Горбунов Орест Федорович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. На Никольской, Горбунов Орест Федорович, Год: 1867
  2. У мирового судьи, Горбунов Орест Федорович, Год: 1867
  3. Рассказ купца, Горбунов Орест Федорович, Год: 1867
  4. Рассказ купца, Горбунов Орест Федорович, Год: 1867
  5. Война, Горбунов Орест Федорович, Год: 1867
  6. Фабричный у доктора, Горбунов Орест Федорович, Год: 1867
  7. Странница у доктора, Горбунов Орест Федорович, Год: 1867
  8. После праздника, Горбунов Орест Федорович, Год: 1867
Электронная библиотека