Величественные, двственные лса покрываютъ весь юго-востокъ Томской губерніи, они тянутся по всему Кузнецкому и восточной части Бійскаго округовъ. Здсь начинается пустыня, предъ которой еще останавливается русская колонизація. Въ 1880 году, мы двинулись въ эту пустыню. Прозжая по лснымъ тропинкамъ этихъ дебрей, мы были пріятно изумлены разнообразіемъ растительности. Осина, береза, рябина, тополь, черемуха перемежались въ пестрой зелени. Когда изъ долины р. Наймы, цвтущей и покрытой сочными травами, мы совершили черезъ горы перевалъ къ Паспоулу. насъ окружили огромные кедры, травы папортника и репей, которые поднимались выше роста человка, сидящаго на лошади. Дикій хмель обвивалъ деревья, подобно ліанамъ. Среди кедровъ и сосенъ разростались рябина, акація, бузина, кусты черемухи, смородины, малины, свшивали грозды своихъ ягодъ. Мстами выступалъ чистый лиственный лсъ. Когда мы поднялись на перевалъ, насъ окружали прелестные парки изъ тополей, березъ, сосенъ, зелень была свжая и сочная, эта зелень живописно сбгала по склонамъ. На вершин перевала шелъ дождь и мы увидли радугу, опрокинувшуюся аркой, опершейся за сосднія горы, вдали сипли вершины хребтовъ и выдвигалась сопка одной изъ нихъ — величественнаго Чаптагана. По дорог къ Телецкому озеру среди черни, мы слдовали по узкой и грязной тропинк, которую заграждаютъ буреломъ, колоды, ручьи, иногда каменистыя болота, такъ что всадникъ долженъ преодолвать различныя препятствія.
Чудное волшебное озеро, котораго съ трудомъ достигаютъ путешественники, но достигнувъ которое они испытываютъ неимоврное наслажденіе неожиданныхъ впечатлній, однако еще не появлялось передъ нами, оно было скрыто отъ насъ декораціей горъ и темными лсами.
Мы находились въ небольшой деревушк на отдых, съ мыслями и мечтами о дальнйшемъ путешествіи. Мысли наши бродили около заколдованнаго озера. До сихъ поръ это озеро пустынно и надъ нимъ витаетъ только миъ и таинственная легенда.
‘Когда-то на это пустынное озеро зашелъ человкъ, раскапываютъ инородцы, онъ былъ голоденъ и искалъ пищи, искалъ людей, но людей не было, въ рукахъ этого человка былъ огромный кусокъ золота, по золото было безполезно въ этой пустын и онъ не могъ на него купить нсколькихъ зеренъ ячменю. Тогда этотъ голодный человкъ, понявъ все безсиліе металла, доведенный до отчаянія, въ бшеной злоб бросилъ драгоцнный кусокъ въ темныя волны глубокаго озера и проклялъ его’. Миъ этотъ, полный своего философскаго смысла, объясняетъ названіе Золотаго Озера или АлтынъКль. Мрачныя дикія скалы до сихъ поръ негостепріимны для человка. Надъ ними какъ будто стоитъ еще тнь несчастнаго скитальца, подобно брокенскому призраку блуждая въ туманахъ.
Въ 18 верстахъ отъ озера находится однако небольшое миссіонерское селеніе Кебезень съ жалкими избами и шалашами крещеныхъ инородцевъ, здсь же помщается церковь и домъ миссіонера, почтеннаго старика, который кром духовныхъ врачеваній лечитъ окружающее населеніе отъ зобовъ, давая пастой грецкой губки. Этотъ первый осдлый станъ переполненъ сброднымъ людомъ: торгашами, обруслыми татарами, разными спекулянтами и хищниками черни, здсь же живутъ нкоторые русскіе рыбопромышленники, ловящіе на Теленкомъ озер прекрасную рыбу, давно извстную по вкусу, но досел неопредленную наукою. Зовутъ рыбу ‘сельдью’, по на самомъ дл это не сельдь, а Богъ знаетъ что! Словомъ, рыба вкусная, а до остального намъ дла нтъ. Кебезень — это послднее селеніе по направленію къ Телецкой пустын, но и до него добраться надо совершить экспедицію, перебираться чрезъ лсныя тропинки верхомъ, изрдка останавливаясь въ жалкихъ деревушкахъ инородцевъ. Среди прекрасныхъ плодоносныхъ долинъ гнздятся только мстами паски (пчельники) и отважные пасчники борющіеся съ медвдями. Въ большинств же все пространство еще покрыто молчаливыми лсами, высокими мохнатыми сопками, бурными горными рками и производитъ подавляющее ощущеніе дикой природы.
Въ Кебезени мы чувствовали себя уже совершенно отчужденными отъ міра. Завтра мы будемъ въ совершенной пустын вдали отъ суеты, отъ житейскихъ волненій, отъ горькихъ житейскихъ драмъ, измучившихъ душу. Пора дать отдыхъ нервамъ! Въ это-то время, когда мы смотрли на эти синющія вершины горъ, постепенно уходившія въ туманной дымк и легко тронутыя фіолетовыми отблесками, когда мы любовались на тихое движеніе пурпурныхъ облаковъ, какъ ожерелья обнимавшихъ вершины и пики, прислушивались къ бурливому рокоту несущейся горной рки и отдавались новому живительному чувству, предчувствуя вяніе великой врачующей природы, въ это время, какъ-бы по слдамъ за нами, до нашего слуха еще разъ достигъ крикъ жизни.
Жители маленькой Кебезени гуторили и таинственно передавали необычайное событіе, которое услышали и мы. Оказалось, что около деревни взятъ былъ неизвстный, безпаспортный, который самъ явился и предъявилъ о своемъ существованіи. Онъ объявилъ сверхъ того, что у него украденъ паспортъ и деньги. Разсказъ его возбудилъ крайнее недовріе во всхъ жителяхъ и личность казалась подозрительной.
Слушая эти разсказы я думалъ, кто бы могъ забрести сюда. Авантюристъ, мелкій спекулянтъ, искавшій наживы среди простодушныхъ дикарей-инородцевъ, или извстный Сибири бродяга, проторяющій путь себ съ Нерчинска, въ далекую, по милую ему Россію? Но что его загнало сюда? бродяжескій трактъ въ средин людной, заселенной Сибири, бродяга смло идетъ по сибирскимъ деревнямъ и питается подаяньемъ хлбообильныхъ сибирскихъ селъ. Если это сбившійся съ пути путникъ, въ такомъ случа положеніе его здсь безотрадно!
Во всякомъ случа, въ виду общаго вниманія я желалъ его видть. Приготовляясь встртить бглеца и ожидая фантастическаго разсказа, на что весьма способны ссыльные, я готовъ былъ приняться за раскрытіе обмана и помочь жителямъ разъяснить загадочное происшествіе. Жители увряли, что на пустынной дорог, вблизи мирныхъ инородцевъ не могло быть совершено у него кражи. Я также зналъ, что инородцы честны и страшатся хуже всего подобныхъ обвиненій, зная тяжесть слдствія. Засдатель сюда даромъ не прідетъ. Симпатіи мои были во всякомъ случа не на сторон неизвстнаго.
Недоумніе мое увеличилось, когда я узналъ, что незнакомецъ явился не одинъ, не съ мальчикомъ и лошадью. Когда его привели ко мн, я былъ озадаченъ его видомъ и фигурой и скоро узналъ знакомый типъ, не оставлявшій никакого сомннія.
Нсколько нескладная и какъ-бы растерянная фигура, лицо простодушное, почти глуповатое, взглядъ открытый, по упрямый, признакъ настойчивости характера, нескладная, тугая, съ трудомъ выжимаемая рчь, русая голова, крестьянскія согнутыя рабочія руки, слды долгаго пути на ногахъ, въ лиц спокойствіе, покорность и въ то же время какое-то изумленное выраженіе и еще неостьпшіее недоумніе предъ случившимся. Подл стоялъ ребенокъ лтъ 12 съ покорнымъ тихимъ лицомъ.
— Ты новоселъ, переселенецъ россійскій? пояснилъ я.
— Мы-те, мы рассейскіе, точно…. да вотъ у насъ паспортъ….
— Погоди, какъ тебя занесло, милый человкъ, сюда въ эту трущобу?
— Да мы мстовъ подъ пчельникъ искали, будто тутъ мста хороши, да и покосить бы маненько…
— Гд, же вы жили, откуда ты попалъ сюда?
— Съ Вй, изъ Енисейской волости, изъ Пыльны, тамъ два года жили, да вотъ говорятъ тутъ пчельники… да и покосъ.
— Какъ же ты съ мальчишкой паску хотлъ устроивать? Много ли у тебя денегъ было?
— Пятнадцать Рублевъ, да пашпортъ въ узелк значить, мы съ мальченкой у рчки пить стали, мальченко-то говоритъ:— Тятька, подемъвыше пить, тутъ поганый татаринъ пилъ, ну, мы пошли, а узелокъ-то на кочку положили. Похали. Мальченка говоритъ: ‘Тятька, узелокъ взялъ?’ Я хватился, воротились къ рк, платка нтъ, въ платочк пашпортъ, пятнадцать рублей было… Спрашивали татарку на покос, говоритъ не видала, а мы тутъ значитъ на кочк и оставили….
Сколько я ни разспрашивалъ, все выходило одно, то же подтверждалъ и мальчикъ, отдльно спрошенный. Для меня совершенно непонятна была только эта небрежность, почти безпечность къ самому дорогому имуществу.
— Скажи пожалуйста, ну, зачмъ ты нсъ деньги и паспортъ въ платк, разв ты не знаешь вашего крестьянскаго обычая въ мшочекъ зашивать да на ворот подъ рубахой держать. Вотъ я баринъ да и то по вашему выучился длать, потому надежне, видишь у меня мшочекъ на ше. Правду-ли ты говоришь? Какъ же ты узелокъ этотъ въ рукахъ несъ?
— Такъ въ рукахъ и несъ. Мальчишка говоритъ клади, тятька, за кочку, пойдемъ нить выше, татаринъ пилъ,— мы и пошли…
Такъ я боле и не могъ ничего добиться. Близъ лежащій покосъ оказался вдобавокъ Зайсана. инородческаго родовича, начальника, человка богатаго, и его сноха работала на покос. Зайсанъ, узнавъ о подозрніи, даже плюнулъ въ мужика. Кебезень и ея жители также не довряли его разсказу и возмущались. А между тмъ несомннно, что новоселъ не обманывалъ. Это было олицетвореніе простодушія. Какая-то непостижимая случайность произошла съ нимъ, какое-то фатальное несчастіе преслдовало его.
Положеніе новосела было между тмъ критическое. Хотя онъ являлся истцомъ, но какъ безпаспортный, находился подъ арестомъ, ему предстояло быть возвращеннымъ за 100 в. въ деревню, а потомъ можетъ быть въ Россію на мстожительство.
Между тмъ новоселъ какъ будто не понималъ своего положенія.
Посл всхъ разспросовъ, препирательствъ и брани съ Зайсаномъ-инородцемъ, онъ вдругъ обратился ко мн съ какимъ-то наивнымъ, заискивающимъ взоромъ:
— Ваше благородіе, позволь мн поробить здсь пока, я бы имъ на покос помогъ, деньжонокъ заработалъ…да и мстовъ подыскалъ… Позволь!…
Наивность была поразительная.
— Любезный другъ, спроси у нихъ, пустятъ ли они тебя, вдь ты вооружилъ на себя все населеніе, съ Зайсаномъ поссорился, а земли имъ принадлежатъ. Да наконецъ ты даже безъ паспорта.
— Позвольте поробить!… слышался одинъ отвтъ.
Сколько я ни убждалъ переселенца, я видлъ одинъ упрямый взглядъ, подтверждавшій ршеніе во что бы ни стало ‘отыскать мсто’.
Стремленіе переселенца, его юридическое положеніе и отношеніе къ нему окружающихъ, все это составляло такой гордіевъ узелъ и такую кашу, какую я привыкъ встрчать въ нашихъ колонизаціонныхъ длахъ.
Я легъ спать, мечтая о вызд завтра въ пустыню, но судьба переселенца не выходила изъ головы. Вдь надо же было этому піонеру колонизаціи забраться въ эту трущобу, гд мы, русскіе, съ XVII стол. {Первый походъ боярскаго сына Сабанскаго былъ въ 1633 году.}, то-есть со времени похода Сабанскаго не могли поставить ни крпости, ни основать русскаго поселенія, кром жалкихъ татарскихъ хижинъ.
Сколько административныхъ усилій было напряжено. Команды посылались, начиная съ Ширингера и казачьи линіи проводились, отъ Сайдыба по Біи пробовали дорогу пролагать, на Телецкое озеро при генерал Капцевич казаковъ садили и магазинъ для рыбы строили. Ничего не привилось: магазинъ разрушился давно и озеро пустынно, дорогъ по прежнему нтъ.
И вотъ пришлъ теперь настоящій работникъ, виноградарь, истый завоеватель, земледлецъ съ упорнымъ трудомъ и мускулистыми руками. ‘Дайте поробить!’ Что же мы съ нимъ сдлаемъ? А что какъ мы его отправимъ назадъ? Какое фатальное недоразумніе! Какая ужасная судьба!
Съ какими средствами и силами наконецъ явился этотъ отважный завоеватель? Убогій, въ одной рубах и зипун, на худенькой лошаденк, съ ребенкомъ на рукахъ, одинъ въ глухихъ лсахъ, въ грозной пустын. Явиться при такихъ средствахъ разв это не героизмъ, равный безумію. Онъ явился не зная условій существованія, въ незнакомую среду, въ селеніе гд свили себ гнздо только ‘хищники черни’ и эксплуататоры инородца. Явился съ девизомъ ‘Позвольте поробить!’ Онъ пришелъ можетъ быть преждевременно, какъ везд, проторяя дорогу. И тмъ не мене это все-таки настоящій завоеватель, это сила, онъ оснуется когда-нибудь здсь и будетъ ему принадлежать будущее, будутъ принадлежать лса и дебри. Недаромъ онъ шелъ изъ Воронежской губерніи безъ средствъ, прося по дорог только ‘поробить’. Прошелъ всю Россію и Сибирь и основался здсь. Такой человкъ не умретъ съ голода нигд. Везд нужны руки, везд ‘надо поробить’ — это его вра.
Да, это не брокенскій призракъ Телецкаго озера — не несчастный съ кускомъ золота, незнающій что длать съ нимъ въ пустын. У этого нтъ золотаго слитка, но золотыя руки. Она. не погибнетъ, не проклянетъ эти берега, потому что съуметъ бросить вчное зерно въ почву и взростить колосъ. Это дороже золота!
Въ смутныхъ грезахъ мн видлся уже не убогій мужичонка. но титанъ русскій народъ, пробивающій упорно путь себ чрезъ лса и урманы на заколдованное Телецкое озеро.
Мать — пустыня! Когда же, когда, ты дашь пріютъ этому труженику!