В.В. Розанов
В.В. Розанов
‘Стиль’ в вещах
‘Стиль’ в вещах
(К вопросу о реформе духовных училищ)
(К вопросу о реформе духовных училищ)
* * *
‘Стиль’ в вещах, Розанов Василий Васильевич, Год: 1911
Время на прочтение: 5 минут(ы)
М.О. Меньшиков бьется-бьется над тем, чтобы объяснить духовным лицам, поставленным во главе реформы духовных учебных заведений, собственно одно понятие, которого они не имеют… Это — понятие стиля.
Пока слово не выговорено, остается в неясности, о чем именно говорится. Архиепископ Сергий финляндский, конечно, не менее нас всех желает ‘добра церкви’, не меньше кого-либо желает, чтобы священники у нас были ‘настоящие’. В цели — нет разницы. Но орудием достижения цели может быть только стиль. Дайте стильного священника, дайте русского священника в нашем историческом стиле. Но этих вещей, этих возгласов, этих лозунгов не понимают люди… лично, пожалуй, ‘стильные’ (как очень стилен архиепископ Сергий Страгородский), но в уме своем никогда не останавливавшиеся на понятии стиля и на законах стильности.
Закон этот, собственно, один: отрицание ‘мешанины’, отрицание эклектизма, чего-нибудь ‘сборного’, ‘составленного’, отрицание полу-веры и скопища вер. Всякий стиль, так сказать, глубоко монотеистичен… ‘Один Бог и одна вера’… ‘Господи, Ты создал нас для Себя, и мы не успокоимся, пока не успокоимся в Тебе‘.
Этот закон религиозной веры, переброшенный в культурную область, образует понятие стиля. Его требование следующее: что бы ты ни созидал, созидай так, как бы это созидаемое было одно на свете, и оканчивай его с мыслью, что оно будет стоять вечно. Тогда созидаемое будет приблизительно вечно и будет великолепно настолько, насколько это вообще достижимо на земле. ‘Стильные вещи’ вообще великолепны, и ими живет история.
Стильные вещи, стильные люди, стильные эпохи…
Вся история есть борьба и перемена стилей… Борьба вещей за их целость, борьба вещей за их исключительность. Стиль — это всегда фанатизм, стиль — это всегда вера, стиль есть упоение: им упояются люди, он упояет людей. Ради ‘стилей’ велись войны, по преимуществу духовные, но отчасти даже и физические. ‘Стиль католический’, ‘стиль протестантский!’. Все понятно само собою.
М.О. Меньшиков говорит, конечно, о ‘стиле православном’, который есть, но как-то не открыт, не формулирован, не проведен через сознание, а архиеп. Сергий финляндский хотя сам есть очень стильный православный архиерей (мы все его знаем по Религиозно-философским собраниям), но именно в силу ‘преизбыточествующей’ в нем православной ‘стильности’ он мягок, уступчив, застенчив, скромен (все русские черты) и когда начинает говорить или писать, когда начинает действовать как ‘председатель’, то прячет куда-то в угол ‘свое’, хоронит его, скрывает его: а наружу вытаскивает нисколько ему лично не нужное, не интересное, но что, по его мнению, всеми требуется и ожидается, — ‘общее образование’, которое в применении к духовным училищам есть просто ‘протестантская струя’, ‘лютеранская струя’. Не углубясь в ‘науку стилей’ (поистине, она есть), он не догадывается, что его ‘духовные прогимназии’ есть просто берлинская вещь, штутгартская вещь, в которой не только нет ничего христианского или православного, но ничего решительно нет и русского! А ведь он — русификатор финляндских школ!
Вот что значит бессознательность, безотчетность… Мы, русские, очень стильные люди: но в ‘наш стиль’ входит именно мягкость, застенчивость, конфузливость… И вот благодаря этой ‘предательской черте’ в своем стиле — мы решительно ему изменяем в каждом поступательном шаге истории и все более проникаемся чужими стилями. Ну, что архиеп. Сергию лютеранские веяния?.. Что ему ‘Гекуба’. А вот подите: в самый важный деловой миг своей биографии (реформа церковной школы!) он запел не как южнорусский соловей, а как берлинский дрозд…
Суть лютеранства в этом применении к школе и есть раздвижение ‘общего образования’, при сужении собственно церковного. И только! Лютер и лютеране, собственно, не имели силы создать своего церковного стиля, сила их простерлась лишь на то, чтобы разрушить стиль католический. Они это сделали: и по бессилию создать свой лютеранский стиль наполнили школу ‘ботаниками и черчениями’, а литургию заменили ‘публичной речью господина в белых воротничках’, который, Бог его знает почему, говорит с высокого места в кирке… Да, еще: ‘петух на кирке’ вместо ‘креста’… Стиль не так легко создать: и ни Лютер, ни Меланхтон решительно не были гениальными людьми. ‘Честные филистеры’…
У нас, в России, — стиль есть данное, выработанное в истории. Сохранить его надо паче зеницы ока. В словах Государя о ‘церковном направлении’ духовно-училищной реформы выражена именно та мысль, чтобы ‘школа, где готовятся священники, поддерживала исторический, налично сущий стиль православия, а не расшатывала его впредь’. — ‘Семинарии суть кабак‘, — предсмертно выругался Победоносцев: конечно, не потому, что там пьют водку, но вот по этой культурной бесстильности своей, по ‘мешанине’ программ своих, по эклектизму, безверию или смешению всех вер, они ‘кабак’ по разрушительному действию на единый, древний, прекрасный стиль церкви.
Церковь вся зиждется на единстве души, полной наивной веры, упоенной и восторженной в этой вере… Само собою разумеется, ‘алгебры’ будут только ее разрушать… Архиеп. Сергий пал на колени перед таким чудом, как ‘алгебра’, вероятно, потому, что сам ее плохо знает. Но кто ‘прошел алгебру’, тому совершенно ясно, что это — наука ‘как все’, чудес в себе не содержит, а мешает тому единственному и нужному миру ‘чуду’, целебному для мира ‘чуду’, которое заключается в молитве, в даре слез, в даре доверия (к Богу, к людям), в даре какого-то святого воззрения на мир, как сотворенный Богом, где все люди — суть дети-младенцы Отца Небесного, волю Которого они исполняют. Словом, ‘религия есть чепуха, ради которой не жаль жизнь отдать’ и еще ‘без которой мир не удержится’, а полетит в тартарары. Вот. Тут — все, ее ‘недоказуемость’, ее ‘жизненность’. Апостолы говорили не иное, указывая, что они проповедуют то, что ‘миру кажется безумием‘. Вопрос семинарий и училищной реформы заключается в поддержании этого ‘священного безумия’, которое светит миру как солнце и без которого — тьма, убийства, грабеж, разврат. Вот это — ‘чудо’ уж не чета алгебре. Как же это ‘чудо’ подпереть ботаниками и черчениями? ‘Ботаники’ и ‘черчение’ везде есть, часты — как булыжник на мостовой. Их вовсе не нужно. Семинария должна быть ‘solo’. Она должна поддержать ‘тайну мира’, иррациональную тайну, которую поэт так хорошо выразил, сказав:
И верится, и плачется,
И так легко, легко…
И еще тот же поэт:
Есть речи — значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно…
Вот… что такое ‘Свете тихий, святые славы’?.. ‘Видевше свет вечерний, поем Отца, Бога’?.. Что такое ‘Иже херувимы’… Хоть убей, ничего не понимаю в словах, но ‘хоть убей’ — предпочитаю их достоверной алгебре. Алгебра меня не утешит, а эти слова почему-то утешают. Почему?.. Кто знает! Я— не знаю. Но когда умер у меня родной человек — как помогут мне логарифмы? Изменил друг — в чем утешит языкознание? Потерял я богатство: и что мне ‘русский язык и буква c’?! Но ‘Свете Тихий’ — вдруг во всем необъяснимо утешает…
Утешает—здесь, укрепляет—там, светит душе в третьем случае. Везде укрепляет, поддерживает, помогает жить.
‘Алгебры’ — как булыжник, везде. Оставьте же одно место, единственное, где нас учили бы ‘Тихому Свету’, навевали томления ‘вечернего света’, откуда нам открывали бы эти непостижимые иррациональности, которые есть ‘чепуха’, с одной стороны, для одного глаза, и ‘сокровище жизни’, — с другой стороны, для другого глаза. Так хорошо и сказано в этом нелепом языке: ‘сокровище благих’… Боже! да как мы родимся? как умираем? Не все ли из ‘чепухи’?.. Родители ‘поиграли’, а потом ‘съела бацилла’. Что за ‘чепуха’! Да, — не так ясно, как игра в преферанс. Подумайте, все ‘науки’ и есть эта ‘игра в преферанс’, а ‘религия’ есть ‘чепуха’, но из которой ‘весь свет вышел’ и в которую ‘уходит весь свет’.
Solo-семинария: и в ней, или еще бы лучше до нее, или в стороне от нее — не больше года на ‘счет’ (вместо ‘математики’), правописание, с полным исключением ‘истории беллетристики’, ‘французского языка’ и проч. Solo-семинария — как вероисповедная школа.
Но совсем другое дело… духовная академия и вообще высшие науки, эта в своем роде ‘алгебра о молитве’… Она тоже вправе существовать, но как совершенно отделенная от вероисповедности… Это есть анализ вероисповедности, философия о вероисповедности. Вопрос этот совершенно другой, и он даже не поднимается, когда поднят вопрос о духовных училищах…
Впервые опубликовано: Новое время. 1911. 27 июня. No 12675.