Стихотворения, Якубович Петр Филиппович, Год: 1902

Время на прочтение: 12 минут(ы)

НА СТАРОМЪ ПЕПЕЛИЩ.

І.
Дулъ втеръ съ утра… Какъ свинцомъ налита,
Сердито вздувалась рка за кормою:
Еще разъ провдать хотлъ я мста,
Любимыя нкогда мною.
Вдоль стройныхъ, одтыхъ въ гранитъ, береговъ
Я плылъ съ затуманеннымъ сердцемъ и взоромъ,
И тускло свтилась фаланга дворцовъ
За воднымъ широкимъ просторомъ.
Застыли гиганты въ таинственномъ сн
Среди величавой, унылой пустыни…
Вонъ, срой змею въ другой сторон
Стна притаилась твердыни.
И долго туда я, и жадно глядлъ…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О, годы проклятые, мимо!
Лниво тянулся холодный гранитъ,—
И слезы въ груди закипали невольно:
Отъ старыхъ страданій и старыхъ обидъ
Такъ было и сладко, и больно!..
Чу, свистъ… Пароходъ меня дальше понесъ.
Угрюмые своды изъ камня и стали,
Съ рокочущимъ гуломъ копытъ и колесъ,
Не разъ надо мной пролетали,
И грозно въ пролетахъ шипла волна.
Исакія шлемъ замелькалъ золоченый…
Вотъ узкая красная лента видна
Средь липовой рощи зеленой.
Какъ дрогнуло сердце опять!— Я узналъ:
Здсь, въ этихъ стнахъ незабвенныхъ, когда-то
Я воздухъ познанья такъ жадно вдыхалъ,
Такъ въ Истину вровалъ свято.
Но съ гордыхъ, заоблачно-льдистыхъ высотъ
Она, какъ царица, на землю глядла,
До боли вседневныхъ скорбей и заботъ
Владычиц не было дла.
А мы… Мы любили отчизну, какъ мать,
Всмъ пыломъ сердецъ беззавтно-влюбленныхъ,
За братьевъ всю душу хотли отдать,
За братьевъ, судьбой обойденныхъ!
И душенъ намъ сталъ величавый чертогъ…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но вотъ ужъ и сфинксы… Пришельцы изъ ивъ
Загадочнымъ взоромъ глядятъ другъ на друга,
Все снится имъ желтаго Нила разливъ
Подъ солнцемъ сверкающимъ юга.
Въ чужбин холодной ужъ семьдесятъ зимъ
Вкругъ нихъ отшумло… Все длится изгнанье!
О, бдные сфинксы! Я боленъ другимъ,
Но ваше цню я страданье.
Мы старые съ вами знакомцы… Не разъ
Вврялъ я вамъ тайну святого обта,—
И долго бродилъ здсь, и спрашивалъ васъ
О час, минут разсвта.
——
Свинцовое небо грозило дождемъ,
Мн горькое въ душу сомннье закралось:
Здсь камни повсюду твердятъ о быломъ,
Но люди… Что въ людяхъ осталось?!
II.
Въ огромной столиц одинъ уголокъ
Я вспомнилъ,— душ дорогой и завтный.
Безшумно катился тамъ жзни потокъ
Тснился въ нужд безпросвтной
Рабочій народъ. Тамъ и мы, молодежь,
Ютились по скромнымъ мансардамъ и кельямъ,
Враждою встрчая лишь трусость и ложь,
А муки лишеній — весельемъ.
Въ средину бесды тамъ блдный разсвтъ
Врывался нердко холодной волною,
Тамъ зрли герои, дивившіе свтъ
Душевной своей красотою…
Все сразу узналъ я,— ту улицу, домъ,
Въ которомъ окошко до свта мелькало,
Какъ звздочкой ясной, маня огонькомъ
Въ укромный пріютъ идеала.
Но каменный выросъ гигантъ впереди,
Исчезло окно за стною огромной…
Съ безумно забившимся сердцемъ въ груди
Бгу я по лстниц темной!
Минута — и юность вернется назадъ:
Отворится дверь — ярко солнце засвтитъ —
Съ серебрянымъ смхомъ, съ косою до пятъ
Меня моя милая встртитъ!..
Я долго звонилъ… Въ нетерпньи рванулъ
Завтную дверь — и во тьм корридора
Одинъ очутился… Несдержанный гулъ
Услышалъ я жаркаго спора.
Звенла толпа молодыхъ голосовъ.
Обрывки рчей до меня долетали…
Спадала завса, изъ мрака годовъ
Знакомыя тни вставали!
Я кашлянулъ. Выглянулъ стройный брюнетъ:
Глаза удивленно и строго глядли…
Мелькнула головка кудрявая вслдъ
Съ глазами пугливой газели.
Еще и еще, точно въ пол цвты…
Въ смущеньи стоялъ я, слова подбирая,
А въ сердц побдныя пли мечты:
Да здравствуетъ жизнь молодая!
П. Я.

‘Русское богатство’, No 8, 1902

СОНЪ.
Въ неб странно-высокомъ, зловще-нмомъ
Гасъ кровавый вечерній закатъ.
Умиралъ я отъ ранъ,— въ гаолян густомъ
Позабытый своими солдатъ.
Какъ ребенокъ, затеряяный въ чащ лсной,
Я кричалъ, я отчаянно звалъ —
И на помощь ни свой не пришелъ, ни чужой,
Гаолянъ только глухо шуршалъ!
Да орелъ цлый день надъ горою парилъ,—
Хищный клёкотъ носился кругомъ…
Все на сверъ, въ безвстную даль уходилъ
Затихающихъ выстрловъ громъ.
И скользилъ угасающій взоръ мой, въ тоск,
По мнявшимъ нарядъ облакамъ:
Что тамъ парусомъ блымъ стоитъ вдалек—
Не села ли родимаго храмъ?
Вонъ старуха съ клюкой… Не моя-ль это мать
‘По кусочки’ съ сумой побрела?
Горе-горькая! Сына теб не дождать —
Ты на муку его родила!
Злобно лязгаютъ цпи… Въ дыму и въ огн,
Будто стая всполошенныхъ птицъ,
Вьется лента вагоновъ,— и въ каждомъ окн
Сколько блдныхъ, измученныхъ лицъ!
Безконеченъ вашъ путь, и тяжелъ, и суровъ:
Мертвой степи пустынная гладь,
Выси грозныя горъ, темень дикихъ лсовъ…
Васъ въ чужбину везутъ умирать!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Умиралъ я отъ ранъ на чужой сторон…
Такъ хотлось мучительно жить, —
О проклятой, безумно-кровавой войн,
Какъ о грёз больной позабыть!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ночь сошла. Или смерть? Сть тумановъ сырыхъ
Поползла надъ ущельями горъ,
Въ черномъ неб невиданно-яркихъ, большихъ,
Странныхъ звздъ засвтился узоръ.
И въ зловщей тиши, мн казалось, не я —
Кто-то чуждый безсильно стоналъ…
И отъ жалости въ сердц больномъ у меня
Слезъ кипучихъ родникъ клокоталъ!
П. Я.

‘Русское Богатство’, No 1, 1905

* * *
Богъ благости щедрой, Богъ правды великой!
Мечъ силы въ десниц ль твоей?
Считалъ ли Ты слезы, кровавыя слезы
Смиренной отчизны моей?
Что-жъ медлишь сойти Ты съ грозою и гнвомъ
Изъ вчныхъ чертоговъ своихъ?
Даровъ ли свободной и радостной доли
Она недостойнй другихъ?
Иль мало она безотвтно страдала,
Томилась, какъ въ кель глухой?
О цпи все тло свое истерзала,
Ослпла отъ тьмы вковой!
Не хватитъ ужъ скоро отваги орлиной,
Могучія крылья въ крови…
Пощады!.. Пощады!.. Дай лучъ хоть единый,
Дай каплю живую любви!
* * *
Мн чудится кругомъ какой-то шорохъ странный,
Тревожно-радостный, какъ вянье весны:
Такъ узникъ сторожитъ свиданья часъ желанный,
Проснувшись до зари, средь чуткой тишины…
Я жду, кого-то жду со страхомъ и любовью,
Кого-то, чья рука чудесное свершить,
Кто образумитъ насъ, залитыхъ братской кровью,
Залчитъ раны вс и скорби облегчитъ.
‘Пора!—я слышу стонъ въ безмолвьи тяжкомъ ночи,—
Довольно злыхъ угрозъ! Раскройся, міръ — тюрьма!’
Во мракъ вперяю я расширенныя очи:
Вотъ дрогнетъ, наконецъ, испуганная тьма!
Мигъ — и разсвтъ блеснетъ, и защебечутъ птицы,
И развернется даль, заманчиво-пестра…
И крылья распахнетъ проснувшейся орлицы,
Быть можетъ, пснь моя…
— Скорй! Пора, пора!
П. Я.

‘Русское Богатство’, No 9, 1904

* * *
На чужбин далекой тоскуя вдвоемъ,
Мы, какъ дти, однажды тихонько болтали
Въ полумрак вечернемъ о горькомъ быломъ
(Нашей старой, но все еще свжей печали!).
‘Нтъ, тхъ дней я забытъ не могу никогда,
Никогда не прощу!— ты, блдня, шептала:
Ни одна впереди не мерцала звзда,
Умъ мшался, душа замирала.
‘Днемъ и ночью шумла рка подъ окномъ
Шевелясь, точно лапы чудовищъ враждебныхъ.
Ркъ такихъ мы въ краю не видали родномъ—
Разв въ грезахъ иль сказкахъ волшебныхъ.
‘Величавый, холодный, безлюдный просторъ…
Наша лодка, да влажныя, черныя бездны,
Да по берегу стны отвсныя горъ…
О возврат мечты безполезны!
‘За утесомъ-громадой вздымался утесъ,
Все безмолвнй, угрюмй, печальнй…
Все на сверъ потокъ насъ безжалостный несъ
Дальше, дальше отъ родины дальней!
‘Разъ, я помню, подъ гнетомъ безумной тоски,
Вся пропитана влагой холодной,
Я заснула, подъ мрные всплески рки,
И приснилось мн: вновь я свободна…
‘Я лечу, будто птица,— мелькаютъ вокругъ
Занесенныя снгомъ равнины…
Я лечу на желанный сверкающій югъ
Изъ холоднаго мрака чужбины.
‘Ближе, ближе родная схрана—
Небо блещетъ лазурью и свтомъ…
Сердце чуетъ: весна, золотая весна!
Пахнетъ блой акаціи цвтомъ.
‘Вотъ и Днпръ, утонувшій въ вишневыхъ садахъ,
Засверкалъ бирюзою… Я вся задрожала
И, на берегъ родимый упавши въ слезахъ,
Долго, жадно его цловала!..
‘Я очнулась на мрачной, холодной рк —
Волны съ грознымъ нахлынули плескомъ.
Сердце билось въ груди, точно птица въ силк,
Еще полное радостнымъ блескомъ.
‘И казалось въ тотъ мигъ: если бъ родину я
Не во сн — на яву увидала,
Я упала-бъ на землю и, слезъ не тая,
Цловала ее, цловала!..’
Милый голосъ во тьм, какъ струна зазвенлъ —
Ты внезапно замолкла угрюмо.
И утшить тебя я, мой другъ, не умлъ,
Полонъ той же мучительной думой!..
П. Я.
1899.

‘Русское Богатство’, No 11, 1899

НОВАЯ ВЕСНА.
Съ цвтущихъ береговъ, залйтыхъ солнцемъ отравъ,
Соскучась по земл родимой,
Несется вновь гостей веселыхъ караванъ
На сверъ грустный,но любимый.
Вблизи лсныхъ озеръ опять и звонъ, и гамъ!
И, прерывая сонъ глубокій,
Дивится мертвый лсъ: по старческимъ корнямъ
Текутъ живительные соки…
Обласканы тепломъ полуденныхъ лучей,
Глядятъ былинки изъ-подъ снга…
Все новой жизни ждетъ,— приволья ясныхъ дней,
Веселыхъ, шумныхъ бурь набга!
Тяжелъ и дологъ былъ природы мрачный совъ:
Казалось, сномъ онъ смерти будетъ.
Казалось, дряхлый міръ ни новой жертвы стонъ,
Ни громъ побды не разбудитъ.
Надъ степью голою лишь воронъ каркалъ злой,
Да мерзлый листъ шуршалъ уныло:
‘И я когда-то жилъ… давно-давно, весной…
Всесильна смерть! Крпка могила!’
И первый вольный звукъ стряхнулъ унынья гнетъ:
Мелькнулъ цвтокъ на таломъ снг…
Кричатъ ватаги птицъ, гремятъ потоки водъ.
Поютъ зеленые побги!
И мой усталый духъ поетъ весн привтъ,—
Забыты дни тоски мертвящей…
— Цвти, ‘младая жизнь’! И пусть не меркнетъ свтъ
Твоей звзды путеводящей!
П. Я.

‘Русское Богатство’, No 12, 1902

* * *
Средь мукъ и стенаній на свтъ
Живая душа прилетаетъ.
Въ гроз испытаній поэтъ,
Даръ псенъ въ себ открываетъ,—
Тхъ псенъ, что ледъ разбиваютъ сердецъ.
Страданье — искусный, умлый кузнецъ.
Подъ небомъ холоднымъ, чужимъ,
Во мрак бездомныхъ скитаній,
Въ разлук со всмъ дорогимъ,
Въ крушеніи всхъ упованій,—
Въ дни черные бдъ познается боецъ:
Изгнанье — искусный, умлый кузнецъ.
Но славы достоинъ лишь тотъ,
Кто, гордый своей правотою,
На врную гибель идетъ
Съ спокойной и ясной душою.
Прекрасенъ и проченъ героя внецъ:
Ты, смерть,— для безсмертья кующій кузнецъ!
П. Я.

‘Русское Богатство’, No 1, 1902

* * *
Дитя! ты вришь въ близкій рай?
Еще порывъ свирпой бури —
И въ блеск солнца и лазури,
Въ цвтахъ, сойдетъ къ намъ вчный май?
Конецъ угрозамъ темнымъ ада,
Забвенье мукамъ и слезамъ,—
И велика бойцовъ награда,
И сладокъ ранамъ ихъ бальзамъ!..
Дитя, дитя! Въ дали безбрежной
Эдема свтлаго маякъ.
Еще не разъ подъ вьюгой снжной
Пловцовъ зальетъ холодный мракъ!
Не разъ промчится грозный шквалъ
Вражды, насилья, скорби, страха,
Какихъ, быть можетъ, міръ не зналъ,—
И обагрятся мечъ и плаха!
Я вижу рядъ великихъ бдъ,
Позоръ и ужасъ пораженій…
Но вновь и вновь вернется Геній
Любви и правды: ‘Дти! Свтъ!..’
И, возвышаясь надъ костями
Борцовъ погибшихъ, каждый разъ
Бднй все будетъ міръ цпями
И къ раю счастья ближе насъ!
П. Я.
* * *
Друзья! въ тяжелый мигъ сомннья
Взгляните пристальнй назадъ,
Какія блдныя виднья
Оттуда съ ужасомъ глядятъ!
И молятъ, и, какъ-будто, плачутъ,
Грозятъ кистями рукъ худыхъ…
Что ихъ мольбы нмыя значатъ?
Кому, за что упреки ихъ?
То — наши братья… Жизнь, свободу,
Вс блага лучшія земли
Они родимому народу
Съ любовью въ жертву принесли.
Они погибли, вря страстно,
Что мы пойдемъ по ихъ стопамъ
И не дадимъ пропасть напрасно
Ихъ жертвамъ, ранамъ и скорбямъ!
Когда въ постыдный часъ паденья
Страдальца-брата тнь мелькнетъ,
Какая буря возмущенья
Внезапно сердце потрясетъ!
Святыя слезы покаянья
Подступятъ къ горлу… И опять
Горитъ душа огнемъ желанья —
Идти на крестныя страданья,
Всю душу родин отдать!
П. Я.

‘Русское Богатство’, No 2, 1902

Памяти Г. И. Успенскаго.

Съ горькой думой въ очахъ,
Съ слдомъ мукъ на чел,
Онъ прошелъ тяжкій путь,
Крестный путь на земл.
Будто горечь и боль
Всхъ мученій людскихъ
Въ чуткомъ сердц собравъ,
Онъ твердилъ намъ о нихъ.
Отъ улыбки его,
Полной скорбной вины,
Исчезали, какъ дымъ,
Счастья мирные сны.
Звалъ онъ къ жертв, къ любви,
Весь любовью дыша…
Онъ горлъ, какъ маякъ…
И — сгорла душа!
Не забудешь его
Ты, родная страна!
Задрожавшая разъ,
Все рыдаетъ струна,—
О великой вин
Съ гнвомъ, скорбью поетъ
И на подвигъ святой,
Подвигъ правды зоветъ!..
П. Я.

‘Русское Богатство’, No 12, 1902

ДУМЫ И ОТКЛИКИ.

I.
Есть ужасныя мгновенья!—
Робкій умъ пугая,
Демонъ скорби и сомннья
Шепчетъ, не смолкая:
Правда, солнышко сквозь слезы
Глянетъ посл ночи,
Но, пока-то стихнутъ грозы,
Роса выстъ очи…
II.
Смолкъ честный голосъ убжденья,
Забылась муза мрачнымъ сномъ,
Позоръ и мерзость запустнья
На мст нкогда святомъ!
Все, все, что свтлаго кипло
На утр жизни въ ихъ крови,
Исканье правды, жажда дла,
Порывы чистые любви,
Живыя слезы о народ,
Стремленій лучшихъ гордый пылъ.
Мечты о братств, о свобод,—
Все ледъ ироніи покрылъ!
Пророкамъ чести — укоризны,
Хвалы предательству звучатъ,
Уноситъ смерть врага отчизны —
Цвты на гробъ ему дарятъ…
Разгулъ и пляска карнавала!..
Затерты славныя стези,
Потушенъ факелъ идеала,
И знамя свтлое въ грязи!
П. Я.

‘Міръ Божій’, No 3, 1898

ИЗЪ ПРИЗНАНІЙ.

I.

Нтъ, еще мало страдалъ я во имя свободы и свта,
Я недостоинъ, о братья, святаго названья поэта!
Истинно-божій пвецъ, одаренный любовью,
Скорбью рожденный людской и крещенный изгнаньемъ,
Каждую пснь покупаетъ страданьемъ,
Славу же — кровью!..

II.

Нтъ, мой другъ дорогой, не проси у меня
Больше псенъ! На нихъ, будто, клятва лежитъ:
Скучны будутъ ихъ звуки въ сіяніи дня,
А теперь, въ эту ночь, буря ихъ заглушитъ.
Ахъ! не яснаго утра румяной зарей
Вышелъ съ музой моей я на жизненный путь:
Громъ надъ нами гремлъ, и во тьм гробовой
Было жутко глядть, было трудно вздохнуть!
Рано душу зажегъ безпокойный недугъ,
Рано въ бурный потокъ насъ волна увлекла,
И лишь раненыхъ стонъ да оружія звукъ
Воспвать наша лира могла…
Но хотлось бы мн, чтобы стихъ мой упалъ
Въ души чуткія, струны живыя задвъ.
И когда бы гнетущій кошмаръ миновалъ,
И веселаго утра раздался напвъ,.
И невзгоды бы вс этой мрачной грозы
Захотли грядущимъ вкамъ разсказать,—
Чтобы въ книгу печалей и нашей слезы
Не забыли вписать!..
П. Я.

‘Міръ Божій’, No 2, 1898

ПОЗДКА ВОКРУГЪ БАЙКАЛА.

Зеленлъ Байкалъ сердитый,
Клокоталъ гремучій валъ,
По бокамъ вздымались грозно.
Цпи горъ и кручи скалъ.
Утопая въ вихряхъ снжныхъ.
Тройка мчалась день и ночь,
Вдаль отъ родины желанной
И отъ счастья съ милой прочь!
Пурга злилась, бушевала,
И рыдала, и кляла,—
Заметая слдъ дорожный,
Все назадъ меня звала.
Чмъ темнй и безотраднй
На душ росла печаль,
Тмъ ясне и привтнй
Прошлыхъ дней свтлла даль.
И свтлла, и смялась
И вернуть сулила вновь
Неудавшуюся юность
И убитую любовь…
Но, съ стихіей буйной споря,
Тройка мчалась день и ночь.
Вдаль отъ молодости свтлой
И отъ счастья съ милой прочь!
Грохоталъ Байкалъ сердитый,
Зеленлъ гремучій валъ…
Впереди громадой темной
Возвышались груды скалъ.
П. Я.

‘Міръ Божій’, No 3, 1897

СОНЪ КОЛОДНИКА.

(Съ итальянскаго).

Сегодня весь рудникъ вновь потонулъ въ цвтахъ!
Толпа колодниковъ, обритыхъ и въ цпяхъ,
Вперивъ еще разъ въ даль тоскующіе взоры,
Вздыхая и кряхтя, въ свои вползаетъ норы…
О, неразсвтный міръ неволи и труда!
Съ обледенлыхъ стнъ ручьемъ бжитъ вода,
Спускаясь въ полутьм, о мокрыя ступени
Скользитъ нога… Склонись по рабски на колни
И въ каменную грудь безсмысленно стучи!
И не боли душа, и сердца крикъ молчи!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На вольный божій свтъ онъ вышелъ изъ могилы,
Отъ холода дрожа, озлобленный, унылый,
И ненавистнымъ все нашелъ теперь вокругъ —
Всей этой красоты бездушной ликованье,
Природы наглый блескъ передъ лицомъ страданья,
И ароматный лсъ, и горъ зеленыхъ кругъ!..
Но вдругъ, тамъ, въ вышин, въ лазури чистой утра,
Невольно взоръ маня причудливой игрой,
Съ каймой изъ золота обломокъ перламутра,
Отъ юга облачко промчалось съ быстротой.
И въ душу брызнулъ свтъ поэзіи забытой,
И сердце мертвое мгновенно расцвло!..
— О, что тебя въ нашъ край печальный занесло,
Чудесный гость весны? Порывъ ли бурь сердитый,
Или бродячій нравъ? Изъ Ганга ль свтлыхъ водъ,
Изъ темныхъ ли пучинъ ты вышло океана?
Отчизну знойную, гд рай земной цвтете,
Окажи, успло ль ты забыть въ стран тумана?
Но вотъ нахмурился твой лучезарный ливъ,
Ты дрогнуло — и въ высь испуганно вспорхнуло!
Огонь цвтовъ померкъ… Еще блаженный мигъ —
И утра дивное виднье потонуло…
Не ужаснулось ли ты вида нашихъ мукъ,
Свирпости людской, безумья и позора?
Въ мысль не пришло ль теб, что отъ бездушныхъ рукъ
Не скроешься и ты, любимица простора?
Прости жъ, краса небесъ! Минутный гость, прости!
Спасибо и за то… Волшебный сонъ свободы
Ты оживилъ во мн… Лети жъ теперь, лети
Въ счастливую страну, гд ясенъ пиръ природы!
О, побывай и тамъ, въ краю весны моей,
Гд милая моя печально увядаетъ,
Цвтокъ прекрасный мой…
Шепни ей съ втеркомъ, который мчитъ тебя,
Что прошлое отнять у насъ безсильны годы,
Что все я вренъ ей, что все я жду, любя,—
Затворы упадутъ — и грянетъ всть свободы!..
П. Я.

‘Міръ Божій’, No 8, 1898

* * *

Въ чужбину мн пишутъ друзья: ‘Не мечтай,
Что родина нжно любимая — рай,
Что въ нашей лазури не бродитъ туманъ,
Что сердце у насъ не изныло отъ ранъ’.
Такъ дружба мою утшаетъ печаль,
Но сердце все рвется въ завтную даль,
Все вритъ: тамъ воздухъ струится иной,
Тамъ люди добре и лучше душой!
Тамъ юность, крылатая юность цвтетъ,
О правд мечтаетъ, на жертву идетъ…
И если не видть ей краснаго дня,
Пусть общая чаша отравитъ меня!..
П. Я.
1899 г.

ГАСИТЕ СВЧИ!

Оконченъ пышный, шумный балъ,
Умолкнулъ вальса отзвукъ дальный,
И на пустой, угрюмый залъ
Въ окно глядитъ разсвтъ печальный.
Хозяинъ дома утомленъ,
Халатъ накинутъ имъ на плечи,
И говоритъ лакеямъ онъ:
‘Гасите свчи!…’
Какъ-будто споря со свчой,
Въ окно разсвта лучъ ворвался…
Въ каморк душно, и больной
Въ постели бдной разметался.
Онъ здсь одинъ лежитъ въ бреду,
И слышно, какъ въ безсвязной рчи
Твердитъ: ‘Довольно… я иду…
Гасите свчи!…’
П. Я. Б.

ИЗЪ ВЕСЕННИХЪ МЕЛОДІЙ.

Тихо спустились вечернія тни,
Полныя чаръ и беззвучныхъ видній,
На засыпающій міръ.
Сладко вечерняя дремлетъ прохлада,
Дремлютъ аллеи заглохшаго сада,
Дремлетъ зефиръ…
Только порой изъ глуши отдаленной
Тихо доносится плескъ полусонный,
Ропотъ немолчной волны,
Да соловей свою пснь напваетъ…
Съ темнаго купола неба сіяетъ
Дискъ серебристой луны.
П. Я. Б.

МОРЯКЪ.

На равнин бурной моря
По гребнямъ вспненныхъ волнъ,
Съ ихъ громадой грозной споря,
Пусть плыветъ мой утлый челнъ!
Я-ль отвагою не полнъ?…
Буря близко… Воздухъ душенъ,
И окуталъ море мракъ…
Парусъ крпокъ, руль послушенъ,
А вдали блеститъ маякъ,—
Не боится бурь морякъ!
П. Я. Б.

Въ память женщины-врача Евгеніи Павловны Серебренниковой. С.-ПБ. 1900.

УЧИТЕЛЮ.

(С. С. А—и).

Вдали сиротя, подъ гнетомъ страданій
Ты рукъ не слагаешь, учитель родной,
Въ тяжелые годы измнъ, колебаній
Одинъ не поникнувъ могучей душой.
Какіе столпы вкругъ тебя упадали,
Какіе герои бросали свой щитъ!
Какія картины стыда и печали
Твое наболвшее сердце хранитъ!
Но бодро ты свточъ держалъ идеала,
И путь нашъ, окутанный въ холодъ и мракъ,
Твоя величавая мысль озаряла,
Ученій твоихъ путеводный маякъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И сколько отважныхъ бойцовъ безъ упрека
Въ слезахъ проводилъ ты, какъ нжная мать,
Въ тотъ путь, неизвстный, далеко, далеко,—
И многихъ ли принялъ въ объятья опять?
Какъ старое дерево, втви теряя,
Стоишь ты недвижно, титанъ-инвалидъ,
Послдній изъ славныхъ, о комъ помышляя,
Душа молодая восторгомъ дрожитъ.
Подъ небомъ отчизны, во мрак чужбины
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Намъ свтятъ твои дорогія сдины
Надежды и вры отраднымъ лучемъ!
П. Я.

ВЪ СТРАН СОПОКЪ.

(Изъ картинокъ Забайкальской природы).

1.

Семьею крестовъ дорогихъ заселенная,
Знакомая сопочка ярко блеститъ,
Волшебной луной озаренная, —
И къ ней моя дума летитъ.
Здсь черствые люди живутъ, безучастные!
Не знаетъ, не спроситъ никто —
Какія сердца тамъ зарыты прекрасныя,
Убитыя кмъ и за что…
— О, другъ мой, уйдемъ! Въ этомъ кра забвенія
И мертвымъ вдь холодно спать.
Богъ правды ужель намъ не дастъ утшенія
Въ родимой земл почивать?

2.

Горемыкой покинутымъ,
Далеко отъ друзей,
Въ мір, Богомъ отринутомъ,
Въ кра тьмы и цпей,
Подъ снгами холодными
Ты лежишь, какъ живой,
Лишь волками голодными
Навщаемъ порой.
Въ эту полночь студеную
Грезишь ты, бдный другъ,
Про отчизну зеленую,
Про горячій свой югъ!
П. Я.

‘Міръ Божій’, No 9, 1898

ПЛОВЦЫ.

‘Братья-писатели, въ нашей судьб
Что-то лежитъ роковое…’
Н. Некрасовъ.
‘Не пора ли отдохнуть, о братья?
Мракъ глубокъ, не видно маяка,
Шевелятся на душ проклятья,
Замерла усталая рука.
Нтъ ни силъ, ни бодрости, ни воли…
Бросимъ весла! Руль — игрушка волнъ!
Тщетны вопли, тщетны крики боли,
Гибни, гибни, беззащитный челнъ!’
Такъ въ борьб, подвигнутой любовью,
Сколько разъ стонали мы — и вновь
Въ пылкомъ сердц, истекавшемъ кровью,
Воскресали силы и любовь.
Сколько разъ мы опускали руки,
Сколько разъ бросали буйный споръ —
И опять съ отвагой шли на муки,
На борьбу, на жертву, на позоръ!
Поднимали снова правды знамя,
И на немъ горли т слова,
Отъ которихъ ярче въ сердц пламя,
Даль свтлй и выше голова!
П. Я.

‘Міръ Божій’, No 6, 1898

* * *

Есть эпохи печалей, вка есть и годы,
О которыхъ историкъ, скорбя, говоритъ.
Мракъ угрюмй, душнй въ эти ночи невзгоды,
Но терновый внецъ величавй горитъ!
Не о васъ я скорблю, зову чести послушныхъ,
Въ битв съ ложью ршившихся жизнь положить:
Я печалюсь о насъ, о друзьяхъ малодушныхъ,
На руинахъ святыхъ остающихся жить.
Ахъ! все помнить, все видть… такъ явственно видть
Все, что, гордые, вы не хотли снести,
Безконечно любить, горячо ненавидть
И не чувствовать силы за вами идти —
Есть ли пытка страшне?..
П. Я.

‘Міръ Божій’, No 9, 1897

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека